Большая головная боль

Илейна

Дзынь

Несколько прелестных чашек вместе с блюдцами полетели на пол, чтобы с грустным тонким звоном расколоться на тысячи мельчайших кусочков. Таких крохотных, словно это белый песок. Илейна с ужасом уставилась на стол, отступая от места преступления. Она умудрилась смахнуть половину сервиза. Оставшиеся чашки тускло поблескивали в свете свечей. Из тончайшего фарфора. Такой только в королевских дворцах подают.

«Дура криворукая, одно такое блюдце стоит дороже твоей никчёмной жизни!» — мысленно ругала себя Илейна, не зная теперь, куда деться.

Не стоило ей пить с дварфами их маленькой гильдии. С дварфами вообще нельзя пить! Иначе приключений не оберешься на свою филейную часть. А если они принадлежат воровской гильдии, то и подавно. Сначала напоят, а потом «обуют» и «оденут» так, что на десять жизней вперёд хватит проблем, долгов и прочих «прелестей». Илейна не помнила, как после эля пошли более крепкие напитки. Не помнила, как они начали играть в азартные игры. Не помнила, как промотала все свои деньги на ближайший месяц. И как ставками стали желания. Зато хорошо запомнила свой проигрыш. А после него темнота. Проснулась она под столом, сжимая в кулаке кусок бумаги с желанием — заявиться в Дом Надежды и стащить со стола самого Рафаила что-нибудь. Хорошо, что в желании не уточнялось, с какого именно стола и что воровать. Поэтому серебряная чайная ложечка с обеденного стола быстро перекочевала в карман Илейны.

Но следом она услышала шаги. Неловко дёрнулась.

Половина сервиза полетела на пол.

И шаги внезапно стихли.

Стены роскошного обеденного зала, словно начали сжиматься, угрожая раздавить её дорогими картинами на стенах и королевскими предметами мебели. А затем за её спиной материализовалась весьма ощутимая тень. Илейна затылком чувствовала, кто именно стоит за её спиной, и не торопилась поворачиваться. Последние уцелевшие, после приступа паники, кусочки рассудка упорно готовились врать как не в себя. Врать как никогда в жизни. Врать так, словно кроме стремительно придумываемой лжи нет ничего вообще.

«Соберись, тряпка, в твоём роду был сам Ульфрик Лживый, по прозвищу Врунгель! Настало время доказать, что ты не просто так его правнучка! Давай…»

Илейна повернулась. Перед ней стоял мужчина средних лет, одетый по моде аристократии Балдура. Если верить картинкам, которые она видела в салонах одежды в Нижнем городе. И всё же убойный запах серы от него не оставлял сомнений — перед ней кто-то из дьяволов. Или сам хозяин дома, или кто-то из его приближённых.

— Оно уже было разбито, когда я пришла! — затравленно пискнула она настолько тоненьким голоском, что даже внутренний голос шлёпнул себя ладонью по лбу. Будто этого было недостаточно она добавила: — Честно-честно!

От такого откровенно плохонького вранья усмехнулся даже её собеседник. Илейна осторожно отступила ещё на пару шагов. Улыбка сделала его лицо куда более опасным. Видимое раздражение сменилось предвкушением чего-то очень-очень нехорошего. Илейна нервно сглотнула.

— О, ну разве ты не лучик солнца в тёмном царстве? — произнёс он с долей снисходительного умиления в голосе, как если бы перед ним нашкодил котёнок.

Но так казалось на первый взгляд. Прокатив его слова на языке, Илейна почувствовала почти неприкрытый сарказм. На лице мужчины играла слабая, дружелюбная улыбка, в глазах было что-то более темное.

«Этот чайный сервиз был древним и единственным в своем роде!» — прошелестело в её сознании.

Его глаза внимательно осмотрели Илейну. Словно оценивали диковинную бабочку, приколотую к стене. Он подошел ближе. Его тело окружило слепящее жаркое пламя, на мгновение ослепляя незваную гостью. Когда вспышка погасла, от прежнего облика мужчины остался только роскошный аристократический наряд и улыбка. Кожа покраснела, кости лица вытянулись вперёд, голову венчали два ряда рогов. На холёных пальцах сверкали длинные когти, по полу нервно постукивал кончик хвоста, а за спиной нетерпеливо подёргивались крылья. Перед Илейной стоял камбион. И, судя по его вальяжному виду, он был в местной пищевой цепочке одним из высоких звеньев.

— Ты ведь здесь не для того, чтобы что-то забрать… не так ли, дорогуша? — голос мужчины остался таким же мягким, почти мурлычащим. Но так мурлыкает кошка, когда в её когтистые лапки попадает мышонок.

— Нет! — картинно возмутилась Илейна, призывая весь свой артистизм, чтобы сейчас отыграть так, как в театре Балдура никогда не смогут. — Конечно, нет. Вы решили, что я тут ворую? Да с чего бы вдруг… Чтобы я что-то крала…

Врать этому дьяволу оказалось трудновато. Едва ли можно было убедить его в том, что она просто шла в храм Тира и перепутала двери. Особенно, когда кража действительно была истинной целью вторжения. Илейна приосанилась, старательно демонстрируя, что ничуть не испугалась своего собеседника. Она даже постаралась смотреть на него холодно и почти надменно.

И едва не хлопнулась в обморок от того, как недобро сузились его глаза. Кем бы ни был этот камбион, он почти что мог убивать одним взглядом. В воздухе ощутимо запахло угрозой.

— Ты начинаешь вызывать у меня подозрения, маленький человечек. Мои чувства меня не подводят… и интуиция тоже. Ты здесь с какой-то определённой целью, в этом я уверен. Так скажи мне, для чего ты на самом деле здесь?

— Плановая проверка бухгалтерии! — уверенно заявила она, призывая всю свою семейную убедительность, и даже протянула ему руку для рукопожатия. — Будем знакомы, Илейна Врунгель.

— Адски приятно познакомиться, — мягко пророкотал его голос, когда её маленькая ладошка попала в тиски его руки. К счастью, всего на мгновение. — Можешь обращаться ко мне — Рафаил.

Сердце замерло. Покрылось льдом. И бухнулось в пятки. Лишь прорезавшиеся в секунду опасности семейные черты не позволили ей выйти из роли. Рафаил. Она напоролась на самого хозяина Дома Надежды. Ей хана. Только чудо и нечеловеческая удача ей могут помочь.

Эриний

Рафаил смотрел воровке вслед, на его лице все еще играла мягкая улыбка. Его совершенно не беспокоил тот факт, что эта лгунья собиралась безнаказанно прыгнуть в портал, чтобы затеряться среди множества человечишек большого города. За его спиной проявился древний эриний, для которого Рафаил уже заготовил особенное задание. Девчонка вторглась в его дом, совершила кражу и разбила его любимый сервиз. Половины этих проступков хватило бы, чтобы протащить её связанную через Аверно, пока её хорошенькая мордашка не слезет с черепа.

Но был нюанс.

Девчонка его обманула. И не просто обманула, а Обманула с большой буквы. Никто и никогда не проделывал подобное с ним. Рафаил видел насквозь всякого человечишку. Их потуги в обман были смехотворны. Но эта… Что-то в ней было такое, что заставило его на секунду усомниться. Конечно, он с самого первого мгновения знал, что она простая смертная воровка. Но её шоу против воли вынуждало кивать ей и верить. Искренне желать верить. А такого с ним никто ещё не проделывал. За нахалкой следовало проследить, а потом…

На самом деле Рафаил понятия не имел, что с ней делать. Но она была слишком занятной игрушкой, чтобы не обращать внимание.

И недостаточно, чтобы смотреть за ней самому.

Ему есть чем заняться.

А вот эриний.

— Вы призывали меня, милорд? — этот эриний был настолько древним и пресыщенным всеобщими интригами, что давно не плёл своих собственных. Предпочитал меланхоличное существование, посвящённое познанию непознанного и ленивому выполнению своих обязанностей. На службе у Мефистофеля он почти полностью уподобился образу владыки Кании. Но, даже лишившись прежнего облика, с задачами всегда справлялся идеально.

— Да, эммм, напомни, как тебя звали на службе у Мефистофеля? — рассеянно поинтересовался камбион, не в силах выкинуть нахалку из головы.

Все эти её монологи. Что-то в них такое было. Что-то неуловимое.

— Милорд, напоминаю, вы призвали меня на службу со словами «хотя бы не придётся запоминать новое имя».

— Ах да! Точно! Ты по совпадению тоже Рафаил. У меня для тебя задание. Долгое. И необычное!

Воистину, девчонке удалось обмануть Рафаила своим витиеватым шоу со множеством оправданий. Камбион действительно отпустил её, не желая преследовать. Любая гадалка скажет это перепуганной воровке. А второй Рафаил… Это совсем иная история.

И всё же.

Сегодня Илейне повезло.

Наблюдатель

Долг был выплачен. Ложка пропахшая серой и жаром самого Аверно досталась Рыжику. Тот, гыгыкая, посоветовал больше никогда столько не пить и радостно унёсся по своим делам. Илейна лишь тяжело выдохнула, не зная, что делать.

После того как Рафаил был успешно обманут и опасность миновала, прошло два дня. Можно было гордиться собой. Ей сошло с рук великое ограбление с обманом, так что теперь может пойти не так? Илейну, казалось, ничто не беспокоило. Кроме арендодателя, который вышвырнул её на улицу. Увы, платить за постой ей было нечем. Пришлось тайком оставаться на базе гильдии и там спать на мешках, пока не подвернётся что-то стоящее.

Илейна не роптала. Она всё ещё была жива и здорова, ей никто не угрожал, и уже это было праздником. Даже Рыжик предлагал ей скромно поднять не больше одной пинты эля за успех. Однако, прежде чем она успела отпраздновать свою сообразительность, её охватило зловещее чувство. На вторую ночь возникло ощущение, что за ней наблюдают, что она находится под чьим-то внимательным, бдительным оком.

Илейна изо всех сил пыталась игнорировать это странное чувство, но оно отказывалось уходить, словно настойчивый зуд, с которым невозможно справиться. Она не могла уснуть. Кожа словно нагревалась он чужого взгляда. Но попытки чем-то занять себя завершались полным провалом. Даже уединяясь по нужде, она ощущала пристальный взор. До утра Илейна едва сомкнула глаза. Всякий раз, когда дрёма её одолевала, она начинала кожей ловить чьё-то присутствие очень-очень близко. С рассветом она подорвалась и побежала прочь из воровского убежища.

Надо было что-то решать с жильём. Илейна, пользуясь расцветшим семейным талантом, сначала наскоро оббежала прачечные Балдура, выкрав для себя достаточно презентабельное деловое платье. Уснувший студент-волшебник «одолжил» ей свои окуляры и до заката Илейна носилась с «аудиторскими проверками» по всем достаточно богатым местам Нижнего города. Она не зарывалась и держалась подальше от кузниц, стоящих на учёте у Огненных Кулаков и Счётной Палаты. Зато таверны, магазинчики, бордель «Ласка Шаресс» и прочие места подверглись самой тщательной и жесточайшей проверке.

Илейне даже не пришлось ловкими ручками перекидывать в свой карман всё, что плохо лежит — перепуганные проверками владельцы заведений весьма охотно и даже заискивающе давали ей взятку, чтобы она не закрывала их тёплое местечко за нарушения. А нарушения были. Хоть какие-нибудь. Достаточно было знать правила пожарной безопасности и парочку регламентов. И, разумеется, с надменной уверенностью повторять длинные красивые термины, чтобы её жертвы ничего не понимали. Она «милостиво» позволяла им вручить себе мешочек золота и строго предупреждала, что скоро нагрянет с новой проверкой, и к сроку хозяева заведений должны исправить все недочёты.

Сарафанное радио ей лишь помогало. Если с самого утра ей приходилось несколько раз повторять, кто она и чего хочет, то после обеда каждая нужная собака знала, что «сверху» прислали аудитора и эта змеюка желает обойти всех за один день. И закрыть!

Ближе к закату, загнанная как лошадь после забега, Илейна стала обладательницей такого завидного куша, какой и за полгода ей не перепадал. За вычетом десятины, причитающейся гильдии, она чувствовала себя почти богачкой. Бывший арендодатель был послан ко всем чертям Авернуса, а сама устроилась на постой в дом Голбрейта, заплатив дружелюбному старику-хозяину сразу за полгода. Тот выделил ей целую пристройку к дому и, несмотря на хорошее расположение дома, назначил достаточно низкую цену. Старичок Голбрейт Страдивас был так мил, что Илейна вызвалась приготовить на них двоих ужин под его рассказы о его прекрасном сыне-охотнике.

До самого отбоя всё было прекрасно. Но затем то же самое чувство накатило на неё снова, на второй раз еще более сильное. За ней наблюдали. Не смыкая глаз. Едва она легла на старенькие, но чистые простыни, как кожей ощутила присутствие пары жадно подсматривающих глаз. Владелец этих глаз осязаемо скрывался во тьме. Ощущение этого вездесущего наблюдателя вызывало дрожь по спине — Илейна словно стала бабочкой под внимательным оком коллекционера. Изучаемая издалека букашка, которую в любой момент могут раздавить.

Вдоль хребта шёл невыносимый холод. Илейна уткнулась лбом в подушку, надеясь, что ощущение пройдёт. Но оно не проходило. Это чувство обитало далеко за рамками простой паранойи; что-то определенно наблюдало за ней, смотрело на неё, как будто знало, что она сделала. Знало о ней всё.

До утра Илейна спала урывками. Порой усталость брала своё, и она проваливалась в беспокойный сон, из которого её вырывали вездесущие неприятные глаза. Их присутствие можно было лишь ощутить, но никак не увидеть.

Утром она проснулась разбитой. Несмотря на дневное время, взгляд ощущался и теперь. Кто-то продолжал незримо следить за ней, и только сильная занятость отвлекала её от этих пугающих глаз. День вновь прошёл в бесконечном беге. Идея аудиторства хорошо всколыхнула весь Нижний город. Илейна, нацепив на себя деловое платье, добавила несколько аксессуаров, чтобы по брошке, галстучку и шляпке её можно было принять за важную персону мелкого ранга. И затем обошла всех тех, кого пропустила прошлым днём. Взятки приятно утяжеляли её новенький деловой портфель. Но каждый шаг сопровождался липким осознанием присутствия, словно кто-то неотрывно шёл за ней след-в-след. Предвосхищал каждое её движение.

На волне успеха она купила три бутылки балдурской лозы. Надеялась, что алкоголь решит её проблему со сном. Ужинали снова вместе с Голбрейтом. С ним поделилась половиной бутылки. Две другие спрятала в комнате. Одну осушила сразу, как осталась в спальне одна. Голова приятно закружилась, а тело стало ватным. Илейна плюхнулась на кровать, ощущая, как мир слегка раскачивается.

Алкоголь не помог. Скорее наоборот — ощущения стали еще более интенсивными, а кожа начала покрываться мурашками от всепоглощающего ощущения чьего-то взгляда, проникающего в глубины души. Она наощупь цапнула оставшуюся бутылку вина и выпила ещё, чтобы прогнать противное чувство. Но оно не торопилось уходить. Напротив — чем больше она пыталась запить переживания, тем хуже становилось. Взгляд, глаза и вся сущность, что наблюдала за ней, стали ещё более осязаемыми. Выпуклыми. Почти видимыми, особенно если смотреть не прямо, а в расфокусе из самого уголка глаз. Ощущение, что кто-то жаждет ёе заполучить, схватило за горло.