Моя книга - про Любовь. И про Магию. И, конечно, про меня. Потому что я - высшее существо в этом мире. Я - кот. Нет, даже не так. Я - КОТ! А про то, что сказки рассказывать лучше всех умеют именно коты, еще Пушкин писал.
Но для начала я представлюсь. Меня зовут Навь. Ну вообще-то это не полное мое имя, полное имя у меня - Навуходоносор. Но людям с их несовершенным мозгом сложно запомнить полностью такое прекрасное имя, поэтому когда меня подобрали котёнком, сразу стали придумывать, как бы мое имя получше сократить. Хозяин (если кто не знает, это такой слуга, который больше всех за тобой ухаживает, кормит, поит, лоток убирает), тот хотел сократить до Вухо. Его брат не согласился и предложил называть Донос. Другой брат вообще предложил вариант Ухогорлоноса, сократив его до ЛОРа. Но в итоге пришли к выводу, что имя Навь мне подходит больше всего.
Кстати, хозяин мой - маг по имени Лютик. У него тоже есть звучное полное имя - Люцифер Аугустус Громовержец. Но оно ему не очень подходит. Особенно вот это “Громовержец”. С этим у нас не заладилось. Помните песню: “Сделать хотел грозу, а получил козу”? Вот это про моего хозяина как раз. Так что все его зовут просто Лютиком.
Лютик у нас повернут на науке. С практикой у него, как вы уже поняли, не очень задалось, поэтому он занимается в-основном теорией. Хотя кое-какие ритуалы он все же проводить пытается. Вот сейчас он плотно работает над ритуалом по вызову большой и чистой любви.
С любовью у Лютика, как с магией. То есть, не очень. У него уже была любимая девушка, с которой, как он думал, у него отношения. Оказалось, что отношения - это то, что он себе придумал. А девушка просто приходила в гости в их дом, чтобы общаться со старшим братом Лютика. Кстати, теперь она за ним замужем. За братом, конечно, не за Лютиком.
В-общем, решил мой хозяин, что раз обрести любовь обычным способом у него не получается, стоит воспользоваться магией. И вот, подготовил все к ритуалу.
Нарисовав на полу мелом пентаграмму и расставив в ее углах горящие свечи, Лютик начал бормотать какое-то заклинание. Бормотал он его долго и с разными интонациями. Наконец, раздался хлопок и что-то с грохотом упало на пол в центр пентаграммы. Лютик отлетел в угол лаборатории, где он проводил ритуал, пребольно ударившись… плечом, да, конечно, плечом, а не тем, про что вы могли подумать.
Из пентаграммы донеслись какие-то вопли наподобие крика чайки. Мы с хозяином воззрились в центр рисунка.
На полу, в самой середине, окруженная горящими свечами, сидела девушка. Нет, пожалуй, ее и девушкой-то не назвать. Но это существо было явно женского рода. Огромная для женщины, она весила, наверное, килограммов сто пятьдесят. А то и все двести. Одета она была… А не была она одета. Просто вокруг ее тела, на манер тоги было обернуто большое махровое полотенце. Хотя нет, это была махровая простыня, полотенец такого размера не бывает.
В руке у девушки был какой-то странный веник. На голове также тюрбан из полотенца. Больше ничего на ней не было. Наверное.
– Т-т-ты кто? - спросил, заикаясь, Лютик.
– Люба я. Любовь, - заявила пришелица.
– Большая и чистая? - уточнил маг.
– Ага, чистая, - согласилась Любовь. - Только что в бане парилась с подругами. И тут бах - и вот!
Лютик застонал, осознавая, что он опять влип в неприятности.
Люба сидела на полу и внимательно осматривала лабораторию, в которую она попала.
– Слушай, Гарри Поттер, а как я тут очутилась-то?
– Меня зовут Люцифер Аугустус Громовержец, - исправил ее Лютик.
– Маг? - уточнила Любовь, глазами показывая на нашивку на мантии, которая была надета в данный момент на Лютика.
Тот глянул на место, которое так внимательно разглядывала девушка. На фоне зАмка и молнии крупными буквами было вышито: “МАГ”.
– А, это… Это расшифровывается, как “Магистр Академии Громовержца”.
– Ух ты! Так ты магистр? И у тебя своя академия?
– Ну не совсем… В смысле не совсем моя, - стушевался Лютик. - Эту академию основал мой прадед, но я в ней действительно магистр!
Он не стал рассказывать Любе о том, как мама вынесла весь мозг владельцу академии, который по совместительству являлся его дедом, чтобы тот взял нерадивого внука на работу хотя бы в свою академию. Больше все равно его никуд ане брали.
Взгляд Любы упал на меня. Он тут же как-то потеплел:
– Киса-киса, ути какая лапочка! - замурлыкала она. - Как его зовут?
– Это Навь, - ответил ей Лютик и девушка вдруг как-то осеклась и перестала тянуть ко мне свои загребущие лапы.
– Слушай, магистр, - сказала она, задумчиво помолчав. - А ты что преподаешь-то? Что-нибудь про “темные силы” или “нечистеведение”?
– Чего? А, нет, я преподаю теорию травоведения.
– А почему не практику? - расспрашивало это любопытное существо.
Лютик промолчал. И правильно, не станет же он рассказывать о том, что любая его практика обычно заканчивается катастрофически.
Люба снова посмотрела на меня:
– А красивая у тебя Навь. Пушистая такая!
– Я не она, а он! - возмутился я.
– Он разговаривает! - воскликнула Любовь.
– Она понимает! - воскликнул я.
– Совсем крышечкой повредилась. Ей уже чудится, что коты разговаривают, - вздохнул Лютик.
– Слушай, Люцифер как-тебя-там Громовержец, а у тебя успокоительного ничего не найдется? Что-то я перенервничала, кажется.
– Зови меня просто Лютик, - снова вздохнул мой хозяин и отправился к сейфу, где у него хранилась успокоительная настойка.
Настойку ту он хранил специально для мамочки, которая время от времени приходила в лабораторию, где она могла заведомо застать своего непутевого сына и устраивала ему истерики. Лютик достал бутылочку из темного стекла, откуда-то извлек почти чистый стакан, протер его рукавом, чтобы он стал еще почти чище и начал капать в него настойку:
– Пять, шесть, семь… - считал он капли.
– Да что ты мелочишься! - воскликнула Люба, отобрала у него настойку и в несколько глотков выхлебала все содержимое.
– Э… Она же концентрированная! - шокировано заявил наш МАГ.
– Нормально, хорошо зашла. А закуски у тебя никакой нет? - это уже Люба.
– Вроде есть. Пойду поищу.
Когда через десять минут он вернулся с бутербродами на тарелке, Люба снова сидела на полу, в центре пентаграммы и горланила песни.
– А хорошая у тебя… ик… настоечка. Расскажешь потом, из чего гнал, - заплетающимся языком пробормотала Люба и попыталась подтянуть меня к себе, чтобы подложить под голову в качестве подушки.
Мне удалось ретироваться, поэтому Любовь в качестве подушки использовала толстенный справочник самых опасных растений нашей планеты и громко захрапела.
– Мне на лекцию пора, - вздохнул Лютик и ушел в Академию.
А я пристроился под теплый бок девушки и тоже задремал.
Когда Люба проснулась, она долго пялилась по сторонам, пытаясь сообразить, где находится и почему лежит на полу, обнимая черного пушистого кота. Я не мешал ей, давая время прийти в себя.
– Я так надеялась, что мне все это приснилось, - с сожалением выдохнула она.
– А чем тебе у нас не нравится? - удивился я.
– Так я ничего еще толком и не видела.
Девушка потянулась и увидела оставленную ей на стуле мантию. Просто это единственное, что нашлось у Лютика из одежды, что налезло бы на нее. Тут же закутавшись в нее, девушка явно почувствовала себя лучше.
– Слушай, как там тебя… Навь, а попить у вас тут есть чего? Сушняк такой, что сил нет. Какой это гадостью вы меня напоили?
– Успокоительной настойкой. Вон, на столе графин с водой стоит.
– То-то я спокойная, как удав.
Люба встала, налила себе воды из графина в стакан, из которого предполагалось пить настойку и выхлебала всё одним махом. Налила себе еще стакан. Но пока пить не стала, а рухнула в потрепанное кресло. Не то чтобы оно было слишком старым, просто… Ну должен же я обо что-то когти точить! А за обои меня ругают. Хотя на мой взгляд, это убожество давно пора сменить. На что я и пытался намекать.
– И где твой хозяин? О, бутербродики!
Это Люба нашла принесенные Лютиком бутерброды, которые успели уже слегка подсохнуть.
– Подожди ты с бутербродами! - остановил ее я. - Лучше напой мне песню… Что ты там пела про мышь?
– Какую мышь? - удивилась она.
– Ну как там было… - я напел. - Шумелка мышь…
– А-а-а! - поняла девушка и затянула. - Шумелка мышь, деревья гнулись, а ночка темная-а-а была-а-а. Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра-а-а.
Я вдохновенно подпевал ей.
– Хорошая песня, - сказал я. - Про мышь, про ночь, про кошечек.
– И про мужиков, какие они козлы, - добавила Люба.
Я не совсем понял, где там в песне было про козлов, но уточнять не стал. Просто спросил:
– А другие песни про котов у вас в мире есть?
– Конечно, есть. У нас в мире очень много песен про котиков.
– Хороший мир, раз там признают нашу божественную сущность, - сказал я.
А потом мы пели. Про черного кота, который дорогу перейдёт, про лунного кота и много еще чего.
Когда мы хором орали “Вместо микрофона хвост берет мурлыка”, нас прервали. От двери донеслось холодное:
– Что тут происходит? Кто вы такая? И что вы делаете с нашим несчастным котом, что он орет, как резаный?
В дверях стояла Амалия, мамаша Лютика. Презрительно поджав губы, она разглядывала Любовь.
– И где мой сын?
Она внимательно разглядывала Любу и вдруг ее глаза расширились и она, с ужасом глядя на обширный животик девушки, произнесла:
– Вы его… Съели?
Люба, которая в это время как раз дожевала бутерброд и поднесла ко рту стакан, чтобы смочить горло после того, как мы добрых полчаса вопили песни, подавилась глотком воды.
– Ч-ч-что?
У Амалии началась истерика, она вопила что-то про то, что ее ненаглядный, пусть и непутевый сын, погиб во цвете лет и прочее-прочее…
Люба смотрела на эту вакханалию, не зная, что предпринять. И успокоительное у нас, как назло, закончилось.
– Какой сын погиб? - донеслось от дверей.
– Люцифер! Мой бестолковый младший сыно-о-очек! - выла Амалия.
– И что же с ним случилось? - продолжал голос.
– Его съела эта ужасная женщина!
– Мам, она, конечно, не маленькая, но ты уверена, что я бы в нее вместился?
Мы повернулись к двери. У дверей стоял съеденный Лютик собственной персоной, держа в руках стопку с одеждой для Любы.
– Сыночек! - выдохнула с облегчением Амалия. - А я как раз тебя искала.
– Зачем? - удивился Лютик.
– Я нашла тебе невесту! Мирина, она готова выйти за тебя замуж.
– Мирина? Да она же терпеть меня не может!
– Ах, это не важно! - махнула рукой Амалия. - Отец надавил на нее и ей было некуда деваться. Все же наше положение, связи…
– Мама, я не собираюсь жениться на девушке, которой некуда деваться! Я женюсь только на той, которая сама захочет выйти за меня замуж!
– Тогда ты навсегда останешься один! Ты пойми, дорогой, статус обязывает…
– Да какой статус, мама? Ничего, кроме принадлежности к семье Громовержца у меня нет. И это ни к чему меня не обязывает.
– Но, Люцифер… - попыталась продолжить свою шарманку мать Лютика, но в это время у двери послышался какой-то шум.
– Братик, мы пришли намылить тебе ше… - прогремел один мужской голос.
– Разъяснить тебе правильную точку зрения, - перебил его второй.
– Да! - согласился с более политкорректной формулировкой первый.
В комнату вломились два мужика лет тридцати. Вы не поверите, но они были близнецами. Очень разными близнецами.
– Ой, ты кто? - воззрился один из них на Любу.
– Вообще-то невежливо так обращаться к женщине, даже не представившись! - заявила она.
– Люба, знакомься, это мои братья, - взял в свои руки ситуацию Лютик. - Это - Лениниэль, но мы зовем его просто Ленин.
Девушка посмотрела на невысокого, уже лысеющего с жидкой бородкой Ленина и вдруг спросила:
– А где кепка?
– Кепка? - удивленно переспросил тот.
– Ну да, я видела памятник, Ленин должен быть в кепке. И вторая еще в руке. Там так было!
Ленин ошарашенно хватал воздух ртом, не зная, что ответить, а Лютик, желая сгладить назревающий конфликт, указал ей на другого брата - здоровяка под два метра ростом, с густой окладистой бородой.
– А это Пенсиваль. Но мы его зовем просто Пенси.
– Ага, значит, Пенси… главное - не перепутать и последние буквы местами не поменять.
Пенси хотел что-то сказать, но Люба вдруг продолжила:
– Кстати, а пенсионную реформу не вы придумали? А то может, напакостили и в другой мир свалили? Пока бабульки не собрались и не отдубасили. Они такие, они могут. Вы не смотрите, что на вид хилые да слабые. По утрам в час пик в автобусе с сумками-тележками и поубивать могут за сидячее место.
Лютик понял, что пора спасать ситуацию, которая становилась все напряженнее и выдал:
– Знакомьтесь, это Любовь. Большая и чистая! - патетично заявил он.
– Ну уже не такая уж чистая, - посокрушалась Люба, разглядывая натянутую на нее мантию Лютика, которая явно пострадала от лежания в центре пентаграммы.
– Любовь - моя невеста! - тем не менее продолжал Лютик.
Я прикрыл лапой глаза. Ой что будет! Оно конечно, клин клином вышибают, но такого его семейство не переживет. Люба явно тоже хотела что-то возразить, но потом до нее что-то дошло и она вдруг поддержала его:
– Да, именно!
– И откуда же вы взялись? Как вы познакомились? - подозрительно спросила Амалия.
– Я ее вызвал… - начал было Лютик, но Люба его перебила.
– На сайте знакомств. Да, на Мамбе. Скажи же! - подтолкнула его Люба.
– Да, она из другой страны. С Мамбы, да. - продолжал развивать мысль Лютик.
– Ты б еще сказал, что с Мумба-Юмбы! - шепотом прошипела ему Люба.
– А что, красивая! Большая! - восхищенно выдал Ленин, глядя на девушку снизу вверх.
А Амалия упала в обморок.
Падать в обмороки Амалия умела профессионально. Делала это изящно, красиво и всегда к месту. И ко времени. Лютик кинулся было к сейфу за успокоительной настойкой, но тут же вспомнил, что она как бы… внезапно закончилась.
Немного подумав, он достал из сейфа еще один пузырек. Открыл его, но поить из него Амалию не стал. Просто поднес открытый пузырек к носу матери, та закашлялась и резко подскочила. Совсем забыла, что так из обморока выходить неправильно и не по статусу ей, самой Амалии Громовержец.
Но знаете, я вам скажу, этой гадостью можно и мертвого поднять! Я уж не помню, от чего Лютик пытался приготовить это зелье, кажется - для Ленина от облысения. Но результат оказался таким сногсшибательным, что брат отказался его не то что пить, даже просто на голову мазать. Даже под страхом вечной лысины.
Так и остался пузырек стоять в сейфе, дверца которого закрывалась на кодовый замок. Сложный код, состоящий из четырех цифр - числа и месяца дня рождения Лютика - знали все. Но, несмотря на это, лезть в его сейф никто даже не пытался.
Очнувшись, Амалия двинулась на выход со словами, что ей нужно переварить это известие. По дороге она вдруг встала, как вкопанная, потом обернулась и сказала загадочное:
– А что, может, оно и к лучшему. Хоть какая-то.
И, пошатываясь, побрела домой. Братья отправились за ней следом. Ленин, уже выходя за дверь, вдруг тоже обернулся и отправил Любе воздушный поцелуй.
Мы остались втроем: я, Лютик и Любовь. Лютик тут же решил объясниться:
– Ты прости, что я вдруг объявил тебя своей невестой, просто… - он задумался, как объяснить ей свой поступок.
– Просто тебя достали и ты схватился на соломинку, - понятливо кивнула Люба. - Я понимаю.
– Ага. Если тебя не затруднит, то пока я ищу способ отправить тебя домой, в твой мир, ты можешь поизображать мою невесту? Это существенно облегчило бы мне жизнь.
– Хорошо. Но если будешь распускать руки…
– Не буду! - воскликнул Лютик, размахивая этими самыми руками.
– А жаль, - вздохнула девушка. - Так вот, если все же будешь распускать руки, то можно уже где-нибудь на кровати? Очень уж неудобно на полу спать.
– Ой, прости, совсем забыл! Пойдем, я покажу тебе гостевую спальню. И вообще мою башню, где что находится.
И он повел Любу показывать ей башню. Первым делом они зашли на кухню. Любовь придирчиво осмотрела пустые шкафчики, покрытую пылью плиту, открыла холодильный шкаф и задумчиво изрекла:
– М-да… тут мышь повесилась!
– Где?! - кинулся я тут же проверять неучтенную мышь.
– Да это так говорят, когда в доме еды шаром покати, - пояснила она мне успокаивающе.
Потом сказала хозяину, что с кухней она еще разберется, а пока пусть показывает ей спальню.
– Только давай сперва в ту твою комнату вернемся, я там бутерброды оставила бесхозные.
И они вернулись. Поделили честно пополам последний подсохший бутерброд, а Люба из своей половины извлекла кусочек колбасы и угостила меня им. Пожалуй, хорошая девушка, пусть живет у нас, я не против.
Когда Лютик все же проводил Любу до гостевой спальни, та посмотрела на пыльные поверхности мебели и спросила:
– А постельное белье у тебя чистое есть?
– Есть! - как-то радостно воскликнул Лютик. - Мама со служанкой присылала запасной комплект. Вроде в шкафу лежал.
Они достали из шкафа чистое постельное белье, а в шкаф Люба сложила ту стопку одежды, которую принес недавно Лютик, и сказала, зевнув:
– Что-то я устала очень. Можно, я уже посплю?
– Конечно, - понял парень, - на тебя ж еще успокоительная настойка действует! Ты ложись спать, а я к себе пойду и тоже, пожалуй, прилягу. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, - ответила ему Люба и, когда тот покинул спальню, быстро застелила чистую постель и, едва успев донести голову до подушки, отключилась. Я прилег рядом, свернувшись клубочком и тоже задремал.
Утром Люба разбудила меня вопросом в лоб: где в этом доме берется еда? Я задумался…
– Из холодильного шкафа!
– А она там как появляется?
– Хозяин кладет.
– А он ее откуда берет?
– Из холодильного шкафа!
Люба плюнула на меня и отправилась допрашивать Лютика. Люцифер Аугустус Громовержец спал сладким сном и не подозревал, что на него надвигается. А надвигалась на него сама Любовь. Большая и голодная. Стукнув разок в дверь для проформы, девушка вломилась в спальню Лютика и вытряхнула его из-под одеяла, а потом, взяв за грудки, рявкнула:
– Где еда?!
– На рынке, наверное, - практически не просыпаясь ответил висящий в ее руках Лютик.
Девушка оглядела его пижамку в веселых медвежатах и понимающе спросила:
– Мама купила?
– Ага, - с тоской ответил хозяин, - новую купить никак руки не доходят.
– Ну с пижамой ты можешь и подождать, хоть голый спи, но еду надо покупать срочно! Одевайся, мы идем!
– Куда? - спросил недопроснувшийся хозяин.
– На рынок, конечно! Навь, ты с нами?
– А рыбку купишь? - решил поторговаться я.
– Куплю, конечно. За деньги твоего Лютика я тебе все, что угодно купить готова. Кстати, а чем он тут тебя кормит?
Я вздохнул:
– Да чем придется. Обычно из трактира чего-нибудь приносит. Но там все невкусное - вареное, да со специями.
– И тебя этим кормят? Безобразие! - возмутилась девушка.
Я опять вздохнул и сделал самые несчастные и голодные глаза в мире. А то, что я вроде как толстый, это у меня кость пушистая. И от голода я пухну.
Хотя, конечно, Амалия подкармливает меня постоянно, а на всякий голодный случай у меня в подвале мышиное гнездо организовано. Кстати, со вчерашнего дня им инвентаризацию не проводил, непорядок!
Итак, Люба оделась в юбку и блузку, которые ей принес Лютик, тот тоже натянул на себя что-то мятое. Кажется, не просыпаясь и не глядя, извлек из шкафа. Интересно, он хоть глаза при этом открывал? Ну а я пошел, как всегда, в повседневном - черной пушистой шкурке. Я ехал на плечах Любы, изображая из себя горжетку, а Лютика она вела под руку. Тот шел, как на заклание, не сопротивляясь, но и не выражая восторга. Делать покупки Лютик не любил. Сегодня же он должен был исполнять роль проводника, а также кошелька. К тому же Люба была незнакома с нашими деньгами, а также с ценами на продукты.
Так она объяснила Лютику необходимость идти с ней на рынок. А также заявила, что, возможно, от меня, то есть Нави, пользы в этом деле может оказаться больше, чем от бестолкового МАГа. Это почти дословно то, что она сказала.
На рынке было шумно и людно, у прилавков и лотков толпились люди, вокруг кричали торговцы и зазывалы. Люба переходила от прилавка к прилавку, раздвигая своим мощным телом толпу, таща на буксире Лютика и попутно разглядывая товар. Подходя к тому или иному прилавку, она спрашивала цену на продукт, выслушав торговца, цокала языком и назвала свою цену. Потом они громко спорили, пытаясь прийти к соглашению.
– Да что это за мясо! Ты посмотри, что за мясо! - возмущалась она, тыкая мне под нос очередной аппетитный кусок свежайшей говядины. - Да его даже мой кот есть не будет. Правда, Навь?
И я согласно кивал, что да, конечно, не буду. А вы пробовали спорить с голодной женщиной? И правильно, вот и я не стал.
В-общем, уходили мы с рынка с полной корзиной продуктов, которую тащил, конечно, Лютик. Корзина была чуть ли не больше него самого. Хозяин шел озадаченный.
– Слушай, - спросил он у Любы, - тебе как это удается? Я за все эти продукты заплатил бы как минимум в два раза больше. А ты ведь говорила, что не разбираешься в наших деньгах и ценах. Как ты умудрилась так выгодно закупиться?
– Тоже мне проблема! - Фыркнула Любовь. - Просто я на ту цену, что называли продавцы, сразу предлагала в три раза меньше. Если цена завышена, то в процессе торгов торговец обычно снижает ее до приемлемой, а то и ниже.
Надо сказать, каждый раз, когда, отвоевав тот или иной продукт по очень низкой цене, Люба отходила от прилавка, торговец потирал лапки так, будто продал товар втридорога и удовлетворенно вздыхал:
– Хорошо поторговались! Какая женщина! - А потом кричал ей вслед, - Приходите еще, с вами приятно иметь дело!