Больше (не) твоя

Глава 1

Я люблю этот город.

Несмотря ни на что.

Несмотря на то что давно не была, избегала и даже проклинала..

Я осознаю, что город-то, по сути, ни в чем не виноват. Он красивый. Солнечный, тёплый. Курортный.

Мы с мамой переехали сюда, когда мне было двенадцать лет. И весна здесь была гораздо теплее той, северной, из которой мы вырвались.

О, как я была очарована тогда этим краем. Я влюбилась с первого взгляда. Я была уверена, что нет лучше места на земле. Что нам с мамой неслыханно повезло. И что я отсюда никогда не уеду. Да, я ошибалась.

Такси не беру у аэропорта. Прогуливаюсь неспешно со своим чемоданом и переноской в руке вдоль трассы, ловлю солнечные лучи и редкий ветерок. Не свожу взгляда с пальм, что виднеются впереди. Шум проезжающих мимо машин не пугает, хоть и оглушает. И я просто иду, ни о чем не думаю. Я в самолёте уже итак надумала себе всякого.

– Дэвушка, вас подвезти? – голос с акцентом заставляет меня остановиться и посмотреть на его обладателя.

Рядом со мной стоит машина, старенькая иномарка, синяя, а вот капот серый. Водитель вовсю улыбается, причём идеально ровными и белыми зубами. И смотрит на меня оценивающе.

– Мне далеко, – отвечаю, убирая волосы с лица.

– Договорымся.

Я называю адрес и мужчина восточной внешности кивает. Называет сумму. Что ж, это все равно дешевле чем такси у аэропорта.

– В отпуск? – весело спрашивает водитель, когда я уже сижу рядом, переноска на моих коленях, ее я держу бережно, а чемодан в багажнике.

– Не совсем.

– Родню навестыть?

– Ближе к истине.

Я не настроена на разговор.

Почему-то сев в эту машину, я поняла, что ужасно устала. Наверно потому что на отдыхе давно не была. А тут все к этому располагает.

Дальше едем молча. Ну, не считая голосов певиц и певцом, что доносятся сразу из нескольких колонок машины. Причём звук отличный, хозяин тачки явно не поскупился на музыкальную систему.

Но, невзирая на басы, чувство усталости заставляет меня прикрыть глаза. Я почти засыпаю...

А открыв глаза, понимаю – мы уже пересекли город и въезжаем в пригород. Совсем недолго осталось и вскоре я окажусь дома. Несмотря ни на что это место было и останется для меня навсегда им – домом.

Машина съезжает с трассы рядом с указателем нужного населённого пунка. Десять метров вглубь – и ровным рядом друг за другом идут дома, все почти одинаковые.

– Напомни какой дом? – спрашивает водитель.

– Двенадцатый, – отвечаю и уже вижу знакомый, кирпичный забор.

Водитель тормозит, я расплачиваюсь наличными, выхожу. Мужчина помогает мне достать чемодан и сразу садится в машину и, развернувшись, уезжает.

А я подхожу к воротам. Они высокие, наполовину цельные, из кирпича, наполовину из металлических прутьев.

Несколько минут я тупо стою и рассматриваю сад. А он изменился, деревья и кустарники заметно подросли...

– Добрый день, вы к кому?

Я не сразу замечаю женщину в синем платье с передником. Она, остановившись на каменной дорожке у кустов акаций, смотрит на меня настороженно. Ей на вид лет сорок, смуглая, темноволосая и темноглазая. Я её не помню, наверно наняли после моего отъезда...

Неужели Глаша уволилась?

– А я к себе, – с улыбкой отвечаю. – Я Лиза, – женщина хмурится, не понимает. – Я старшая дочь Анны и Вагнера... – Все равно не понимает и ещё больше хмурится. Но я же не ошиблась с домом. Мой.

– Нарине, кто там? – раздаётся ещё один женский голос. И его я сразу узнаю.

– Глафира Николаева, меня тут в родной дом не пускают! – возмущённо кричу я и вскоре вижу Глашу.

– Лизка, ты что ли? – охает она, не веря и подходит ближе. – Вернулась!

Глаша стала для меня второй мамой. Заботливой, ласковой, отзывчивой. Видеть её рада почти до слез.

– Пустишь? – прижимаясь лицом к забору и схватив один прутик рукой, прошу я интонацией нашкодившего ребёнка.

Глафира Николаевна интенсивно кивает, открывает калитку и тут же заключает меня в свои объятия.

– Не признала сразу, – говорит она, отстраняясь, – изменилась, рыба моя. Похорошела. Но худющая, жуть! Надо срочно тебя накормить!

О да, эта женщина может. И накормить и откормить. Причём – очень вкусно.

– Мне бы сначала в душ, – капризно произношу. – Долго и издалека до вас добиралась

Глаша ведёт меня к крыльцу дома. Нарине провожает нас все ещё удивленным взглядом. Что ж, ей, видимо, не рассказали про меня.

– Хозяин умер, ты уже в курсе? – осторожно спрашивает Глаша, открывая дверь дома.

– В курсе, – киваю.

– Мы тебя искали, – сообщает Глаша.

И я снова киваю.

Найти меня было трудно – это факт. До сих пор не понимаю как смогли.

Я переступаю порог дома, оказываюсь в просторной гостинной и меня сразу же окатывает волной воспоминаний, таких разных. И хороших, добрый и неприятных и даже болезненных. Всё перемешалось.

Мало что в гостиной изменилось. Мебель поменяли, но неизменно сохраняя её состав: угловой диван, два кресла, столик... а нет, столик остался тот же – стеклянный на резных, деревянных ножках. Ножки просто перекрасили под цвет новой мебели.

В доме стоит тишина. Такая непривычная. Здесь всегда, в любое время, было шумно.

– А где все? – интересуюсь я.

– Анна с Лианой на пляж уехали. А Гаяне на рынок.

– Гаяне? Жива ещё старушка? – удивляюсь я, одновременно пытаясь вспомнить, сколько тетушке Вагнера сейчас лет. Под девяносто уже. Ух, наверно ещё вреднее и угрюмей стала.

– Живее всех живых. Она ещё нас переживёт, – вздыхает Глафира Николаева. – И несколько раз построит. Активная, ужасно, бегает быстрей меня. Не нравятся ей, видите ли, овощи из магазина. На рынках якобы лучше...

– Сочувствую, – улыбаюсь я и снова обвожу взглядом пространство. Над камином висит семейный портрет. Меня на нем нет, зато есть кое-кто ещё. – Больше никто в доме не живёт? – нахмурившись, решаюсь спросить.

Глава 2

– А-а-а! – верещит из комнаты Глаша и я сразу же выбегаю из душа.

– Что случилось? 

– Там... там... оно... чудовище! – Глафира Николаевна указывает пальцем на открытую переноску.

– Это не чудовище. Это Люцифер, – хихикаю я, доставая из переноски ящерицу. Кладу на ладонь и иду к Глаше.

– Свят, Свят, Свят, – крестится она, одновременно отходя от меня спиной.

– Он не страшный. И не опасный. Ручной. У него даже зубов нет. Так что бояться нечего, – я глажу Люцифера по спинке, а Глаша, приглядываясь, сдвигает брови у переносицы.

– Нет зубов? – удивленно спрашивает она. – А что он ест?

– Живой корм: сверчки, кузнечики, тараканы и гусеницы.

– Это что ж, их ловить надо?

– Нет. Они в зоомагазинах продаются, – фыркаю. 

– Раньше собачек и кошек заводили, ну хомячков там всяких, а сейчас этих чудовищ, – возмущается Глаша, но при этом уже без страха наблюдает за тем, как Люцифер взбирается по руке на моё плечо.

– Каждому свое. Я хотела домашнее животное и просто влюбилась в эту улыбку. Ты посмотри.

 С опаской, но Глаша присматривается.

– А действительно, словно улыбается. Ладно, клади его обратно и пойдем я тебя накормлю, – я послушно убираю Люцика в переноску и закрываю крышку. После открываю свой демона и переодеваюсь в короткое, летнее платье. Глаша, наблюдавшая за мной, фыркает: – Тощая ты все-таки, поди голодала все это время?

– Поверь мне, я очень даже неплохо ела, да и вообще жила.

– Вот за едой мне и расскажешь.

– А как же – когда я ем, я глух и нем? – усмехаюсь я, но Глафира Николаевна лишь рукой в ответ машет и покидает мою комнату. А я иду за ней.

 Глаша предлагает накрыть в столовой, но я хочу как раньше – когда я не успевала на семейный обед Глафира Николаевна кормила меня на своей кухне. Здесь всегда вкусно пахло.

 Передо мной ставят тарелку с драниками. Рядом миску салата и нарезанную, домашнюю пастурму из курицы, а ещё долму. Да, в этом доме всегда готовили еду разной кухни.

 Смотрю на долму и понимаю, что её готовила Гаяне, поэтому сразу отказываюсь. Честно, у старушки она получалась не очень, у Глаши вкусней, но когда Гаяне здесь – Глаше долму готовить не разрешают. 

– Ну, рассказывай, – устраивается рядом Глаша. – Где жила, чем занималась?

– Жила в одном чудесном городе, работала на большого человека, но как только того посадили – пришлось ретироваться, – отвечаю правду.

 Глафира Николаевна хватается рукой за грудь:

– Господи. И кем ты у него работала?

– Управляющей ресторана. 

– Фух, – вздыхает она, убирая руки с большой груди. – А за что его посадили?

– За разное, Глаш, это не важно, – отмахиваюсь я.

 Съедаю пару драников и ломтик пастурмы. Все, я наелась, мне достаточно. Но под гневным взглядом Глаши повинуюсь и пихаю в себя пару ложек овощного салата.

– Спасибо, – встаю из-за стола и стараюсь на Глашу не смотреть.

– В детстве ты могла съесть в два раза больше и не наесться, – подмечает Глаша сердито.

– Так то был растущий организм. А теперь он выросший, – улыбаюсь я и быстренько ухожу из кухни.

– Ох, в чем только душа держится, – кричит мне вслед Глаша. А затем и вовсе идёт за мной. Догоняет у лестницы. – Мама с Лианой вернутся к вечеру, сказали к ужину. Я хочу праздничный приготовить, ты что-то хочешь, рыба моя?

– Все, что ты готовишь феерично вкусно. Делай, что считаешь нужным, – улыбаюсь я и слышу в этот момент как открывается входная дверь.

 Сердце вдруг замирает. Я словно ожидаю одной встречи. Хотя не знаю в городе ли он вообще. Но скорее всего да.

 Я понимаю что не встретиться не получиться. В любом случае на сорок дней он явится. 

 Поворачиваю голову и вижу как в дом медленно, чуть прихрамывая, заходит Гаяне.

 Постарела.

 Волосы совсем белые, их Гаяне неизменно собирает в высокий пучок. Другой причёски у неё я не видела, разве что на праздники старушка свой пучок украшала заколками-цветочками.

 Брови тоже побелели. Лицо в морщинах. Я не помню уже какие у неё были тогда, какие появились сейчас. 

 Самое яркое на её лице – это глаза. Они у неё чёрные, как оливки. 

 Спину Гаяне держит как и прежде прямо. Для своего возраста тётка довольно стройная. Или может так тёмная одежда делает. Это тоже неизменно – зимой и летом в тёмном цвете.

– Здравствуйте, тетушка, – первой здороваюсь я.

 Гаяне лишь на секунду щурится, смотря на меня, словно не узнает. А затем переводит взгляд на Глашу. И та сразу же спешит к Гаяне и забирает из её рук две тряпичные, цветастые сумки.

 Господи, и они целы ещё? Им сколько лет! 

 Глаша уходит, а Гаяне степенно идёт к креслу, на меня косится.

– Я так и знала, – вместо приветствия выдаёт она ворчливо.

– Что знали? – фыркаю я и подхожу к дивану, что стоит напротив кресла, в которое уже плавно опустилась тетушка.

– Что приедешь, – отвечает она. – Своего не упустишь.

– А это вы о чем, тетушка? – снова фыркаю.

– Это я о наследстве.

– Думаете племянник ваш мне что-то оставил? – я устраиваюсь на диване и чуть наклоняюсь, близко к Гаяне, чтоб лицо её видеть. И она на меня смотрит, чуть поджав губы. Они тоже морщинами усыпаны, отчего кажутся зашитыми тонкими нитками.

 Раньше я боялась в её глаза смотреть. Они нереально чёрные, бездонные. Все время одинаковые, смотрящие как-то зло и осуждающе. Ну, может только на меня. 

 А сейчас я не боюсь.

 Что они, да и сама старушка, мне сделают? 

– Конечно, оставил, Лиззи, тебя он любил, – отвечает она, а я удивленно хмурюсь. Подобное от тётки я слышу впервые. И это я про любовь отчима и про то, как она меня назвала. 

 Откидываюсь на спинку дивана и настороженно смотрю на пожилую женщину. Она тоже меня разглядывает.

– А как здоровье ваше?

– Не дождёшься – не пожалуюсь, – уголком губ улыбается Гаяне. – А сама как? Много нового привезла?

Глава 3

 Мы с Гаяне не взлюбили друг друга с первого взгляда.

 О, я очень хорошо помню тот день, когда я впервые её увидела.

 То было накануне свадьбы мамы и отчима.

 На смотрины.. тоесть на помолвку приехала огромная, армянская родня Вагнера. Столько людей в доме я никогда не видела. И все такие весёлые, улыбаются, "как дела" спрашивают с искренностью.

 А Гаяне – бац – и другая. Статная, добротная. Невозмутимая. Красивая, да, но как-то страшно.

 Мама моя, к слову, ей тоже не сразу понравилась. Мы другие. Обе блондинки. А Гаяне хотела племяннику вторую жену среди своих.

 Но Вагнер снова женится на русской. 

 Как Гаяне пытала маму! Гоняла страшно. И все ей было не то и не так. Вот все. Даже к платью свадебному, помню, придралась. Мол слишком открытое для церкви. Хотя там все нормально было, небольшой вырез на груди, но это позволительно.

 Своей семьи и детей у старушки не было, там какая-то трагедия у неё в юности случилась, но об этом мне не рассказывали. Гаяне вырастила троих племянников и теперь ездила к ним в гости. К нам намного чаще.

 Все поменялось внезапно. Когда родилась Лиана. И пусть она тоже у нас блондинка, но вот глаза у неё как у Вагнера. И как у Гаяне. Необычная и красивая у меня сестра. Все души в ней не чаяли. 

 А я так и осталась для тетушки чужой. Я подросла и теперь гонять стали меня. Стоит ли говорить, что я бунтовала? Отчего Гаяне меня иначе как "дерзкой девчонкой" не называла. Постоянно жаловалась на меня племяннику. Но он, слава богу, все видел так, как оно есть. 

 Поднявшись в комнату, я падаю на кровать. Беру медведя и, прижимая игрушку к себе, закрываю глаза.

 Усталость берет свое и я буквально отключаюсь по щелчку.

 Просыпаюсь и с удивлением обнаруживаю, что прошло довольно много времени. А ещё, что у меня на столе букет роз. Свежесрезанных. Явно из нашего сада. Хобби такое у Глаши – розы выращивать. А Вагнера и маме это нравилось.

 Поднимаюсь с кровати и иду к двери. Открываю и выглядываю, прислушиваясь. И тут вижу Глашу – она по лестнице поднимается, как всегда бесшумно.

– А, проснулась? – тихо спрашивает она, увидев меня. – А я будить тебя шла. Спускайся к ужину.

– Форма одежды парадная? – уточняю я с умешкой.

 Глафира Николаевна лишь рукой на меня машет и спешит обратно вниз.

 Я открываю свой чемодан и роюсь в вещах. Их я с собой взяла немного, самое необходимое. В случае чего и здесь могу себе что купить.

 Достаю платье. Короткое и синее. Грудь прикрыта, а вот спина наоборот – открыта. И моя вторая ящерица на позвоночнике видна во всей красе.

 Волосы собираю в высокий хвост. На ноги босоножки на небольшом каблуке. На лицо косметику, не вызывающе, но заметно. И покидаю спальню.

 Спускаясь по лестнице и слышу, что родня уже сидит за столом. Голоса исключительно женские, что меня радует. 

 Первой меня замечает мама. Смотрит так долго и проникновенно.

 Я не видела её и не общалась шесть лет. И не потому что не хотела, а была уверена – она не хочет.

 Но сейчас вижу в её глазах тоску. Она и меня задевает. Почти до слез. Их я научилась сдерживать. 

– Добрый вечер, – с улыбкой произношу, наступив на пол гостиной.

 Здесь на меня Лиана оборачивается.

 Боже, как выросла!

 Уже девушка. Тринадцать лет ей. Красивая и воздушная как мама. Только вот не только глаза, да и сам взгляд уж больно на тетушкин похож.

– Здравствуй, – сдержанно отвечает мама, а сестра с улыбкой говорит:

– Привет.

 За стол сажусь рядом с Лианой. Мимо мамы прохожу, не коснувшись. Хотя мелькнула мысль её обнять... но она не поднялась с места. Значит ей мои объятия не нужны.

– Ты красотка, – шепчу я Лиане. 

– Ты круче, – так же шепотом отвечает она.

 Глаша и Нарине подают нам ужин. 

 Божественная телятина и запечённые овощи. Я молчу про изобилие закусок на столе. И про долму не забыли.

 Гаяне просит Нарине налить ей с мамой немного вина, я же не прошу мне ничего налить. Я молча беру коньяк, что тоже стоит на столе, плескаю его в рюмку и ставлю бутылку поближе к себе.

 Стоит ли говорить каким глазами на меня старушка смотрит? Хорошо, что молчит.

 А мне надо. Для моральной стабильности и крепости нервов. Хотя коньяк я не очень. Но глотаю. Он обжигает горло и теплом падает вниз.

 Едим молча. Я сосредоточено смотрю в свою тарелку, но при этом чувствую на себе взгляды и мамы и Гаяне.

 Плескаю себе ещё коньяка. Эту рюмку, как и первую, залпом. И ни с кем не чокаясь.

– Про отца уже знаешь? – все-таки не сдерживается и первой подаёт голос мама.

– Да. Со мной связался адвокат, – отвечаю слишком уж равнодушно.

– Ясно, – произносит мама тихо и тяжко вздыхает.

– Мне жаль, что Вагнер ушёл так рано, – вырывается у меня. И получается эмоционально.

 Мама поднимает на меня глаза. И я на неё смотрю. Почти как в свое отражение. Дай бог, чтобы и я такой стала в её возрасте. Она все такая же красивая, хотя сейчас осунулась. Горе, понять это можно.

 Мамины глаза блестят. То ли от вина, то ли там слезы застыли... скорее первое. Мама почти не пьёт. Раньше во всяком случае.

– А как тебе город? – решает сменить тему Лиана. – Изменился?

– Не заметила, – поворачиваюсь я к сестре. – Дорога была долгой. Поезд, самолёт. Я в такси дремала.

– Не осмотрительно, – заявляет Гаяне. – Дремать в чужой машине.

– У меня красть нечего, – вру с улыбкой.

– У тебя может и нет. А вот саму тебя...

– Мы в цивилизованном городе живём, тетушка, – фыркаю я. – Но мне приятно, что вы обо мне беспокоитесь.

 Гаяне ничего не отвечает. Жестом подзывает к себе Нарине, чтобы та налила ей ещё вина. Ну а я вновь наливаю коньяк в свою рюмку.

 Выпиваем с тетушкой мы одновременно. Она аристократично закусывает сыром. А я куском мяса.

Глава 4

– Не части, Лиззи, – советует мне надменно Гаяне, когда я наливаю себе уже четвертую рюмку. – Коньяк – напиток крепкий.

 Я смотрю на тетушку, при этом чувствуя на себе буквально прожигающий взгляд Давида... Ну вот, мороз сменился жаром. Мне теперь душно, хочется на воздух.

 А ещё больше хочется оказаться как можно дальше отсюда. 

 Ну вот зачем он пришёл?

 Живёт же давно не здесь.

 Я знаю, что Вагнер купил сыну большой дом, на соседней улице. 

 Чего Давиду там не ужиналось? С женой и дочкой?

– Мои сосуды нужно как следует расширить, – с усмешкой отвечаю. – А по поводу крепости, это вы, тетушка, абсент не пробовали.

– А ты пробовала? – сурово интересуется Гаяне. 

– Я много чего пробовала, – отвечаю, выпив рюмку. – Кстати, это был совет Вагнера: в жизни надо все попробовать.

– Ты запомнила не самый лучший его совет, – качает головой Гаяне.

 А я не спорю. Да, были советы и получше.

 Но в юности мало кто слушает. И тем более следует советам взрослых.

 Сейчас я бы послушала. Вагнер был мудрым.

– Где ты жила все это время? – спрашивает у меня Лиана.

– В одном милом и небольшом городке.

– Замужем была? – продолжает сестра.

– Нет. Мало на свете, сестрёнка, настоящих мужчин.

– Папа был таким, – с грустью замечает Лиана.

– Был, – киваю и глажу сестру по плечу, – папа был лучшим.

Давид резко поднимается с места и забирает у меня бутылку. Думаю, ну все, началось, я же взрослый человек, имею права жить как хочу, есть и пить что хочу. Но в этом доме другие правила.

Однако Давид, налив коньяка себе, возвращает бутылку обратно.

Я наблюдаю за тем, как он пьет: звучно выдыхает и залпом выпивает. Чуть морщится, а потом глубоко вздыхает. Рюмку ставит на стол так громко, что мы все невольно дёргаемся.

– Глаша сказала, что ты приехала не одна? – спрашивает вдруг мама.

– Можно сказать и так. Я привезла с собой ящерицу.

– Та что у тебя на спине? – усмехается Давид. Гаяне с удивлением смотрит на внучатого племянника, затем на меня. А я широко улыбаюсь:

– Нет, ту, что у меня сейчас в комнате в переноске.

– У тебя настоящая, живая ящерица? – воодушевленно спрашивает Лиана. Я киваю. – Покажешь?

– Конечно, – говорю с улыбкой и Лиана делает попытку подняться, но её останавливает суровый голос Гаяне:

– Сначала доешь то, что у тебя в тарелке.

– Но, ба...

– Никаких но, – не даёт возразить тетушка. Лиана супится и берет в руку вилку.

– Надеюсь твой питомец не ядовитый, – обращается ко мне Гаяне.

– К сожалению нет, – хмыкаю я шутливо. – Люцифер совершенно безобидный.

– Люцифер? – хмурит седые брови тетушка, а затем три раза крестится. Очень она верующая.

Наконец этот ужин заканчивается. Мы с Лианой идём ко мне.

Я достаю Люцика из переноски, кладу на ладонь сестре. Она с умилением рассматривает ящерицу, которая послушно сидит на тёплой ладони.

– Сколько ему?

– Примерно четыре.

– А долго они живут?

– Долго. Двадцать пять лет могут жить. А то и дольше.

– А не тесно ему в той коробочке? – кивает сестра на переноску.

– Тесно. Раньше у него был большой террариум, но его перевозить – дешевле новый купить.

– Будешь покупать?

– Конечно. Завтра поеду.

– Я рада, что ты вернулась, – вдруг заявляет сестра и прижимается ко мне. – И папа по тебе очень скучал.

– Знаю, – киваю я.

Мы с отчимом общались. Раз в год я звонила ему, в день его рождения. Он рассказывал мне новости, я о себе в основном молчала, просто говорила, что все хорошо. И просила Вагнера никому не рассказывать о моих звонках.

– А Давид, – решаю я спросить, – он же в этом доме не живёт?

– Нет. У него свой, – отвечает Лиана, – но после того, как он разошёлся с Ниной брат стал чаще у нас бывать.

– Он развёлся? – удивляюсь я.

– В процессе. Вместе уже не живут.

– А дочка их с кем?

– А откуда ты знаешь, что у него есть дочка? – усмехается сестра.

– А я все знаю, Лийка, – шепчу я ей на ушко голосом шпиона. – У меня везде есть свои осведомители.

 Сестра смеётся. И её смех так похож на отцовский. Что у меня щемит в груди.

 Я вдруг в эту секунду осознаю – мне некому больше звонить. Не будет больше наших редких, коротких, но таких теплых бесед.

 Сдерживаю неожиданный порыв прослезиться. Мои слезы никому не нужны и ничего уже не исправят.

– Ты же на совсем вернулась? – интересуется Лиана.

– Я не знаю пока.

  Меня сейчас переполняет тепло, от того, что сестра действительно мне рада. Хоть что-то приятное за пару дней.

 Вскоре Лийка уходит к себе. А я подхожу к окну и выглядываю в сад.

 Отсюда видно бассейн. И сейчас он заполнен водой. У меня появляется нестерпимое желание пойти и окунуться. Чтобы охладиться. Жар от встречи с Давидом до сих пор не прошёл.

 Открываю свой чемодан, нахожу купальник. Раздельный, почти одни верёвочки. Из прежней жизни схватила первый попавшийся, не глядя. Ну, ничего, главное не встретить по пути Гаяне, а то её удар хватит.

 Переодеваюсь и, взяв полотенце, выхожу из комнаты. Никого, по пути до сада, не встречаю. Полотенце кидаю на пластиковый, белый лежак и сразу захожу в воду.

 Погружаюсь, стараясь не мочить волосы. Ни о чем не думаю. Пытаюсь расслабиться.

 Вода приятно обволакивает, немного успокаивает. Но совсем не охлаждает. За день вода в бассейне, видимо, нагрелась под летним солнцем. Тёплая, как парное молоко.

 Глаза закрываю. А перед ними картина: я, в этом бассейне. И Давид. Он прижимает меня к себе, невесомо, ласково касаясь. А затем целует. В такой сладкий, настоящий, первый раз...

– Как водичка? – слышу рядом и открываю глаза.

 У бортика бассейна стоит Давид. Смотрит на меня и хмурится.

– Тёплая, – отвечаю и подплываю к ступенькам. Поднимаюсь медленно и осторожно, чтобы не поскользнуться. Такое здесь со мной бывало.

Глава 5

 Как он хорош сейчас. Аж дух захватывает. И не смотря ни на что – я его не боюсь.

 Точнее боюсь, но не так как ему хочется.

 Он рассматривает меня, и я ему позволяю. Моё тело он знает как никто. 

 Ну и я рассматриваю сводного братца. Обтягивающая на груди футболка, под ней мышцы, их видно, готова поспорить что и пузо Давид не позволил себе отрастить. Он подтянутый, как и его отец, хотя оба всегда любили вкусно и сытно поесть.

 У Давида сильные и крепкие руки. Но я знаю – они умеют ослабевать когда и как нужно. Быть нежными, ласковыми...

 Невольно сжимаю бедра, потому что... Господи, да я возбуждаюсь от таких воспоминаний!

 Вот всегда так рядом с этим мужчиной. Действие близкое к токсичному, потому что вредно. И опасно.

 А ещё мне интересно – Давид сейчас испытывает хоть толику того, что испытываю я?

 Мужское достоинство Давида, то, что находится в штанах, приличных до неприличия размеров, и свое возбуждение этот мужчина никогда не умел скрывать, ведь он любитель носить обтягивающие брюки.

 И мне сейчас главное не опускать взгляд ниже его талии. 

– Вот не надо мне угрожать, – хмурюсь, возвращаясь взглядом на его лицо, – Скоро огласят завещание и возможно, когда я получу...

– Завещание огласят на сороковой день – так хотел отец, – нервно перебивает меня Давид. – Но вот вступить в наследство мы сможем только спустя полгода.

– Пять месяцев, – поправляю я. – Всего лишь. 

 Я криво улыбаюсь, изучая его реакцию. Недоволен, разумеется.

– Давай я дам тебе денег и ты снимешь квартиру в городе, – предлагает Давид. – Или ты можешь уехать обратно, пока завещание не вступит в силу. Зачем тебе все это время находиться здесь?

Он злится, я это вижу. Но меня чужая злость не пугает.

– Скажем так – мне некуда ехать обратно, – пожимаю я плечами.

 Давид качает головой и с усмешкой интересуется:

– Что, новый хахаль выгнал тебя вместе с твоими ящерицами?

– Нет, – фыркаю в ответ, – человека, на которого я работала, посадили на много лет. А я теперь персона нон-грата для всех работодателей того городка и области.

– Н-да, Лиза, – опять усмехается Давид, – даже не сомневался, что ты во что-то вляпалась.

– Ты не прав... – начинаю я, но потом понимаю, что всего знать ему не обязательно. – Впрочем, не важно. Две недели до оглашения я побуду здесь, а там посмотрим.

– Ладно, две недели я потерплю, – хмыкает он и разворачивается, чтобы уйти.

– А вообще, Дава, – говорю ему в спину и прикусываю язык, впервые за много лет я не просто называю его так, а вообще произношу эту версию имени вслух. Непривычно. Слишком интимно для нас. Слишком близко, – столько лет прошло...

– Я не знаю чего от тебя ожидать. Я беспокоюсь за свою семью.

 Как же Давид сейчас похож на отца, господи! И голосом и внешне. Такой же высокий, крепкий, мужественный. Темноволосый. Только вот глаза у Давида мамины, её голубой рециссив оказался доминантней карих, изначально доминатных, глаз Вагнера. Как и у Лианы.

– Вообще-то это и моя семья тоже, – заявляю, хмуря нос.

– Которую ты бросила, – напоминает он и уходит.

 А я смотрю ему вслед, сжимая в руке махровую ткань полотенца.

 Бросила...

 Да, бросила!

 Потому что тогда так было правильно.

 Как и не появляться тоже.

 И я бы не появилась...

 Я, конечно, не ожидала радушной встречи, но что Давид вот так будет категоричен...

 Резко встаю и, откинув полотенце, плюхаюсь в бассейн. Не знаю, могла ли вода остыть за время нашего разговора с Давидом, но сейчас она меня остужает. 

 Минут десять я плаваю, надеясь, что за это время Давид успел покинуть дом. Беру полотенце и босая шлепаю к дому. 

 В гостиной сталкиваюсь с Гаяне. Она хмуро на меня смотрит, не отводя взгляда. Хочу пройти мимо, не хочу разговаривать. На сегодня разговоров у меня перебор.

 Но старушка не может скрыть своего возмущения:

– Не стыдно тебе в таком виде ходить?

– Это купальник, – оттянув веревочку сбоку трусиков, отвечаю я.

– Он прикрывает меньше, чем нижнее белье.

– В доме живут только женщины, мне перед вами чего скрывать? – хмурюсь. – Что у меня есть такого, чего нет у вас?

– В доме бывает Давид.

– Готова поспорить он видел и более оголенных женщин, – усмехаюсь я.

 А то Гаяне у нас думает, что Давид – святой. Знала бы она что и как он умеет. А уж сколько женщин у него было.

– Будь добра, одевайся поскромнее, – даже чуть брезгливо просит Гаяне.

– Скромность и я – на двух разных орбитах, тетушка. Сама же так говорила. 

 Я не то чтобы злюсь, просто меня все это возмущает. 

 Женщина хмурится ещё больше. И губы поджимает так, что они тонкой полосочкой становятся.

– Я думала, ты повзрослела, – качает она головой. – А ты все та же избалованная маленькая девочка.

– Маленькой девочкой я была до того, как уехала из этого дома. И не вам меня учить и судить...

– Ах, да, я же тебе никто, – перебивает она.

– Да, очень жаль, что близкой вы мне так и не стали, – парирую я и наступаю на первую ступеньку лестницы.

 А Гаяне мне больше ничего не говорит. Видимо с ужасом ящерицу на моей спине рассматривает.

 Захожу в комнату и закрываюсь на замок. Коньяк во мне полностью испарился, голова ясная и светлая. А из эмоций – злость и досада. Давно я их не испытывала. Я научилась быть сдержанной, спокойной, моя работа помогла. Причём любимая работа, мне нравилось.

 Утром меня будит стук в дверь. Продираю глаза и смотрю на часы на экране телефона. Полдень уже. Н-да, поспала я больше, чем достаточно.

 Встаю и иду к двери. Открываю.

– Доброе утро, Лиза, ну ты и соня, – улыбается мне Глаша. 

– Доброе. На свежем, морском воздухе очень сладко спится, – зеваю, отвечаю. – Сколько лет я его не нюхала...

Глава 6

 Наконец Ншан заходит в дом. Парню лет двадцать пять на вид, чернявенький, немного лопоухий и губастенький. Но все это ему идёт, в целом выглядит мило.

 Глаша ему меня представляет и велит довести куда надо и обратно в целости и сохранности.

 Мы молча покидаем резиденцию Севоян. Во дворе садимся в импортную тачку, новую, я её раньше не видела.

 Прошу отвести меня в центр города в торговый центр. Я смотрела в интернете, там есть магазин в котором есть все необходимое для Люцика.

 Едем молча. Ншан периодически на меня косится. Не знаю, в курсе он был про меня или нет. Но смотрит с любопытством.

 До города добирается быстро. И вдруг, почти возле самого торгового центра, нас подрезает машина, и тут же, на светофоре, мы становимся с ней рядом.

– Смотри куда прешь, козёл! – рявкает мой водитель в окно, причём на армянском языке. Тот, кому это адресовано, тоже рявкает, и тоже на армянском, вперемешку с русским, чистым и отборным матом. Слава богу перепалка остаётся только словестной и после светофора наши пути расходятся.

– Согласна, козёл ещё тот, – лукаво произношу, – понакупают себе прав...

 Надо видеть лицо парня с которым он на меня поворачивается. Во взгляде удивление переходящее в восхищение. И все оттого что я произнесла пару фраз на его родном языке.

 Мне с детства легко давались языки. Английский в школе, со второго класса, французский с пятого. Я была лучшей в классе, запоминала все на лету.

 Потом я самостоятельно выучила испанский. Мне он дико нравился. Ну и армянский мне поддался. Но его я выучила больше из вредности. Меня раздражало, что отчим со своими многочисленными родственниками разговаривал дома на этом, его родном языке, а я не понимала. 

 Зато я никогда не забуду как на меня посмотрела Гаяне, когда я ответила ей на армянском. Мне удавалось довольно долго скрывать новые знания, но в тот раз я не сдержалась. Гаяне обозвала меня перед отцом неряшливой, невоспитанной и ещё чужой. Я всегда такой для неё была, как бы не старалась. А ответив тогда ей, я попросту стараться перестала. Потому что она меня просто не любила. Я, действительно, для неё была чужой. Так и зачем тогда стараться и делать то, что не нравится?

– Хорошо говоришь, – хвалит меня Ншан на русском, причём практически чистом, – даже акцент есть.

– Я росла в большой и армянский семье, – улыбаюсь я. – Не знаешь языка – не в курсе дел.

 Ншан насмешливо кивает и заезжает на парковку.

 В магазине реально нашлось все. Начиная от мелочей для террариума, всяких там коряг, заканчивая живым кормом.

 Мы с Ншаном уже идём обратно к машине, в моих руках два пакета, парень с осторожностью несёт террариум. А ещё мы разговариваем, на армянском. Вполне себе по-дружески.

– И долго тебя не было? – интересуется родственник отчима.

– Почти шесть лет. Как двадцать стукнуло, так я и укатила подальше от дома.

– И не приезжала?

– Один раз, – хмурюсь я.

 Вспоминать тот приезд не хочется. И я не буду.

– Дядя Вагнер был хорошим человеком, – заявляет вдруг Ншан. – Очень жаль, что он так рано ушёл.

 Не могу не согласиться. Отчиму было всего пятьдесят пять. Ещё молодой. Мог пожить. 

 Мне сказали что он скончался от сердечного приступа. Что ничего не предвещало беды. Говорят, такое часто случается с мужчинами в его возрасте. 

 Когда узнала – плакала. Весь вечер. Утро. День. Столько слез я даже в подростковом возрасте не пролила. Вагнера мне было искренне жаль. Безумно. Он сумел стать мне очень близким. Даже родным.

– На сорок дней много родственников приедут, – сообщает парень, аккуратно убирая в багажнике террариум. – Не все смогли на похороны. Гаяне Арменовна распорядилась целый этаж отеля "Лилиана" под родню выделить, ну и поминки тоже там будут, в ресторане при отеле.

– Гаяне теперь распоряжается отелями Вагнера? – удивляюсь я. Потому что тетушка явно от такого бизнеса далека. И я не помню, чтобы раньше она туда лезла.

 Вагнер, можно сказать, этакий монополист. Почти все отели и гостиницы города, так или иначе, частично или полностью, принадлежали ему. Собственно благодаря одной гостинице моя мама с ним и познакомилась когда-то.

– Нет, ну на сколько я знаю и слышал, – отвечает Ншан. – Она просто занимается этими поминками, сама предложила. 

Мы садимся в машину.

– А отелями тогда кто? — интересуюсь я.

– Пока Давид.

 Я даже не сомневалась, что управление перейдёт к нему. К кому, как к не единственному сыну? Он и раньше помогал отцу, изучал все изнутри ещё подростком, готовился стать преемником. И все об этом знали.

 Но мне почему-то кажется, что Давид ещё не готов. Ему явно будет не хватать опыта, который был у Вагнера.

 Но в этом случае ему в помощь образованные люди, работавшие на отчима.

 Мы уже подъезжаем к дому. Ншан помогает донести террариум в мою комнату, затем несколько минут стоит и наблюдает за тем, как я заполняю новый дом для Люцика всем необходимым, начиная от термоковрика, заканчивая корягой и искусственным листиками, ну а после я запускаю ящерицу.

 Люцифер вызывает улыбку у Ншана. Мой питомец изучает пространство и прячется в домике, сделанным из натурального кокоса.

– Прикольный зверь, – улыбается Ншан и собирается сказать что-то ещё, но его останавливает звук шагов. Мы оборачивается на открытую дверь и видим Гаяне – она идёт по коридору, но останавливается и, заглянув в мою спальню, громко и демонстративно фыркает. После идёт дальше, в сторону своей комнаты.

– Я, пожалуй, пойду, – тушуется Ншан и делает несколько шагов к выходу.

– Боишься тетушку? – догадываюсь я.

– Не то чтобы боюсь, просто... не нравлюсь я ей. Она на меня таким взглядом смотрит...

– Да не обращай внимания, она со всеми так, – усмехаюсь я. – Кстати, ты же в доме не живёшь, а где?

– В гостевом домике, тот, что за бассейном, – отвечает Ншан. – Мне там нравится, удобно и все есть. Я очень благодарен дяде, что он позвонил мне пожить здесь.

Глава 7

По лицу Ншана вижу, что парень удивлен тому, что его пригласили с нами отужинать. Он уходит, сказав Глаше, что непременно будет.

– А почему адвокат приходит сегодня? – решаю я спросить. – Оглашение только через две недели. Он был частым гостем в этом доме?

– Да, он бывал часто. Но приходил по делам к Вагнеру Самвеловичу. Редко оставался на ужин.

– Странно, – задумчиво произношу. – Давид, как я понимаю, тоже будет?

Глаша кивает.

– Будь готова к семи часам, рыба моя, – улыбается она и спешит обратно на кухню.

А я выхожу вслед за Ншаном и устраиваюсь на лежаке под зонтом, рядом с бассейном.

Смотрю на спокойную гладь воды и думаю.

Когда-то у отчима был другой адвокат.

Звали его Андреем Петровичем. С ним Вагнер начинал, они были не разлей вода много лет. Дружили семьями, я очень хорошо помню сына адвоката, Рому.

Но буквально перед моим отъездом мужчины сильно поругались. Там была какая-то мутная история. После которой отчим поменял адвоката. И семьями мы дружить перестали.

Нового адвоката, Максима Иммануиловича, я ни разу не видела. Но уже успела пообщаться по телефону, когда он мне звонил сообщить печальную новость.

Кстати, очень интересно как он меня нашёл?

Ну вот сегодня вечером у меня есть возможность спросить у него об этом.

На воду в бассейне падает тень и вскоре я слышу:

– Будь добра, не води в свою спальню чужих мужчин.

Медленно оборачиваюсь на тетушку. Надеюсь она увидит весь спектр моих эмоций в этот момент.

– Во-первых Ншан не чужой, он родственник вашего племянника, – отвечаю я. – А во-вторых – это не ваше дело кого я вожу в свою спальню.

– Ты живёшь не одна, – свысока напоминает Гаяне. Причём и в прямом и в переносном смысле.

– Смею напомнить, что вы тоже, – говорю и поднимаюсь с лежака. Теперь я возвышаюсь над пожилой женщиной. И произношу, глядя в чёрные глаза Гаяне: – А ещё хочу вам заявить, что вы, тетушка, очень сильно заблуждаетесь, думая таким образом обо мне и моих моральных принципах.

– Я тебя задела? – как ни в чем не бывало интересуется тётка.

– Нет. Вы, скорее, меня разочаровали.

Я старательно ехидно улыбаюсь и ухожу.

А внутри все кипит и бурлит от возмущения.

Нравственная какая у нас Гаяне!

Только, неужели она не понимает что такая просьба ещё неприличней, чем то, что Ншан зашёл в мою комнату! Причём он всего навсего помог мне.

А она что обо мне подумала?

Дв и вообще, как могла?!

Пока я иду по дому, думаю – а нафига мне все это надо? К черту! И этот дом и его обитателей. Да и наследство – зачем оно мне? Не стоит оно моих нервов.

Вот прямо сейчас соберусь и уеду подальше!

Но в комнате меня отпускает, потому что приходит другая мысль: а что, если Гаяне этого и добивается? Чтобы я уехала. Выжить меня хочет.

Нет, не дождётся!

Это скорее она отсюда уедет. В конце концов хозяйка этого дома не Гаяне. Здесь тетушка, в отличии от меня, всего лишь гость.

И кто кого выживит мы еще посмотрим!

Видит бог – не я первая начала.

К ужину я готовлюсь основательно.

И причёску делаю, и макияж, и платье надеваю самое откровенное. Ну, с точки зрения Гаяне оно таким будет, так-то наряд очень даже приличный. Просто блестящий. Несмотря на то, что чёрный. А ещё дорогой. Мой бывший начальник много нарядов своей любовнице Бэлле покупал, но не все они ей подходили. А вот мне весьма.

Смотрю на себя в зеркало, очень довольная собой. В таком платье на сцену выходить надо, блистать – во всех смыслах этого слова.

Вот сегодня я и буду звездой вечера.

Ко мне заходит Глаша, говорит что все уже собрались, а потом разглядывает меня с открытым ртом.

– Рыба моя, какая же ты красивая, – шепчет она.

Благодарно улыбаюсь и иду за Глашей.

Когда спускаюсь по лестнице, ловлю на себе взгляды всех, сидящих за столом. И если Давид свой взгляд тут же старательно отводит, то все остальные смотрят на меня неотрывно. Гаяне с раздражением, хмурится, Лиана с восторгом, а мама... вот её взгляд я понять не могу.

– Елизавета, как я понимаю? – спрашивает с улыбкой у меня мужчина, его я вижу впервые, скорее всего он – тот самый адвокат. Я киваю. – А я Максим Иммануилович. Рад познакомиться с вами лично. Отлично выглядите.

– Спасибо, – снова киваю, – и я рада. Хотя повод для знакомства далеко не такой.

– Согласен, увы, – отвечает он, опустив голову. – Но несмотря на это Вагнер Самвелович был бы тоже рад, что все его самые близкие люди наконец собрались.

После этих слов тетушка с удивлением смотрит на Ншана. Мол, какой он близкий и вообще что здесь делает? Впрочем и сам Ншан своему нахождению за этим столом удивлен не меньше. Вижу, как неуютно он себя чувствует. Я поэтому и сажусь к нему поближе. Хотя за столом есть ещё одно свободное место, рядом с Лианой.

Мы ещё кого-то ждём?

Но по всей видимости нет. Потому что мама просит Глашу подать ужин. И его начало проходит в тишине. В задумчивой тишине, потому что, готова поспорить, каждый из присутствующих гадает, по какой причине мы собрались в гостиной таким составом.

– Максим Иммануилович, – первым нарушает тишину Давид, – а можно наконец узнать по какому поводу вы нас собрали?

– Пока еще нет, – отвечает он. – Нам надо дождаться вашу супругу с дочерью. Они, как я понимаю, опаздывают.

– Да, рейс задержали, – произносит Давид и смотрит на часы. – Час назад Нина звонила из аэропорта. Сказала, что скоро будут.

– Вот дождёмся и начнём.

И только адвокат это произносит, как в дом звонят. Нарине спешит на улицу, открыть калитку. И вскоре в дом заходит женщина с ребёнком.

Я никогда до этого не видела жену Давида. И дочь тоже.

Нина невысокая, яркая брюнетка. Талия тонкая, живот там явно плоский, грудь меньше, чем моя, но есть. Нижняя часть ее тела немного грузная – такая особенность, фигура по типу "груша". Не замечала раньше, чтобы Давиду такие нравились. Хотя, вкусы же меняются, может он стал падок до аппетитных поп?

Глава 8

Все в ожидании смотрят на адвоката. Как будто замерли и не дышат. Лишь маленькая Амалия, дочь Давида, радостно сидит у отца на коленях. Ребёнку нет никакого дела до происходящего, она просто рада видеть своего папу.

Кстати, дочка, практически вылитая мама. Только вот глаза у неё Давида. По ним одним можно понять – никакого анализа ДНК не надо.

– Вагнер Самвелович указал в своём завещании много людей, но самые важные и близкие вы, и наконец собрались, – улыбается адвокат и смотрит на меня, а потом резко переводит взгляд на жену Давида, – за исключением вас, Нина Викторовна, но вы здесь как представитель вашей дочери, ведь после развода дочь остаётся с вами, как мне сказал Давид Вагнерович, правильно?

Давид тут же кивает, а вот его супруга лишь хмурит брови.

– Не будет никакого развода! – слишком уж громко заявляет тетушка. – Решение до конца они ещё не приняли...

– Гаяне! – рявкает на неё внучатый племянник. – Просил же – не лезь! Мы сами разберёмся!

Старушка тут же тушуется. А я удивленно смотрю то на Давида, то на Гаяне.

Не припомню чтобы так с тетушкой даже Вагнер разговаривал. Во всяком случае на людях. И ведь она сейчас смиренно отступает, опустив голову, слушается. Что ж, теперь старший в этой семье Давид.

И, каюсь, я даже ликую немного. Мелочь, а приятно.

– Я продолжу, – говорит адвокат, – Вагнер Самвелович очень хотел, чтобы вся семья была в сборе, чтобы те, кто когда-то поругались – смогли бы найти путь к примирению. Чтобы вы все снова жили одной большой и счастливой семьёй – на этих словах Давид фыркает. – Он хотел дать вам шанс на это. Так что, сообщаю: чтобы вы все смогли получить оставленное Вагнером Самвеловичем наследство, вы не должны никуда уезжать из этого города, и минимум раз в неделю собираться на большой семейный ужин в этом доме. И так до официального вступления в наследство. Тоесть полгода, а точнее уже меньше, начиная с сегодняшнего дня.

– Что за бред? – цедит Давид сквозь зубы. И он озвучивает сейчас мысли всех других, вот таких необычных наследников. А я усмехаюсь, не специально, но получается громко. И на меня все оборачивается.

Знаю я о чем они все думают: что такое условие Вагнер придумал из-за меня. Это я ушла из семьи. Это я была причиной ссор. Только вот моей вины в этом нет.

А на счёт примирения... ох, сомневаюсь. Это не от меня зависит. Но препятствовать я не буду. Я умею идти на встречу.

– Это не бред, это воля вашего отца. Последняя, – настойчиво повторяет Максим Иммануилович. – Если кто-то нарушит волю усопшего – наследство не получит никто из вас. И говорю я вам об этом сейчас, так как Вагнер Самвелович не хотел оглашать данное условие при других наследниках.

В помещении стоит тишина. Аппетит у всех моментально пропадает. Все переваривают не только пищу, которую уже успели съесть, но и информацию.

Я смотрю по очереди на каждого, какие, однако, одинаковые у всех выражения лиц. Негодование, раздражение, даже злость. Особенно ярко последнее у Давида.

Первой тишину нарушает Гаяне, она кивает на Ншана и спрашивает:

– А причём здесь этот молодой человек?

Адвокат вздыхает:

– Хачатрян Ншан Алишерович является племянником Вагнера Самвеловича. И он так же указан в его завещании в числе одних из первых.

Тетушка пренебрежительно отворачивается. Недовольна она этим пожалуй даже больше, чем всему остальному. Интересно почему?

Чем ей так не нравится Ншан?

Приятный и милый парень. Родня Вагнера. Может все дело, что он со стороны матери отчима? Насколько я знаю Гаяне не жаловала мать Вагнера.

– А Нина тоже должна присутствовать на ужинах? – интересуется вдруг Давид.

Адвокат отвечает:

– Не обязательно. Если только в качестве сопровождения вашей дочери. Кстати, я тоже должен присутствовать, чтобы следить за тем, как выполняется воля моего клиента.

– Не понимаю, зачем это нужно было отцу? – играя желваками, цедит Давид. И полагаю такой вопрос сейчас в головах у всех.

Максим Иммануилович лишь пожимает плечами.

Глаша предлагает принести вина, у Вагнера оказывается в подвале теперь свой винный погреб, за последние несколько лет у отчима появилось новое развлечение – виноделье, он выкупил небольшое предприятие недалеко от города. Об этом сейчас его адвокат с воодушевлением рассказывает.

– Скорее всего кому-то из вас оно и достанется, – заявляет в конце Максим Иммануилович.

Мы с бокалами красного полусухого перемещаемся из-за стола на диван, Нарине разводит камин – он добавляет уюта, ламповости этого вечера, так похожего на семейный.

Гаяне возится с Амалией, мама общается о чем-то тихо с адвокатом, Давид и Нина разговаривают у лестницы. Ншан сидит в кресле, задумчивый и какой-то отстраненный. А я сижу напротив Гаяне, рядом Лиана.

Да уж, папочка, конечно, учудил. Зачем ему это надо было? Собрать нас вместе. Заставить встречаться минимум раз в неделю.

Почему?

Жаль мы об этом уже него не спросим. И никогда не узнаем.

– А знаешь, я даже рада такому папиному условию, – говорит мне сестра. – Я люблю такие вечера. Мне их не хватает. Раньше мы каждую неделю собирались. А когда Давид решил резвестись – вечера прекратились.

– А почему он решил развестись? – спрашиваю я.

– Мне не говорят. Мол, я ещё маленькая, – морщит носик Лиана, а затем наклонился к моему уху: – Но мне кажется, что так правильно. Давид не любит Нину и никогда не любил.

– Зачем же женился? – хмурюсь я.

– Из-за ребёнка, конечно, – шепотом отвечает Лиана. – Как любой порядочный мужчина.

Усмехаюсь. Не потому что сомневаюсь в порядочности Давида, а из-за всей ситуации в целом. Я-то думала, что он счастлив в браке, а его, оказывается заставили в него вступить.

Кошусь на Давида с Ниной, и вижу, что их разговор определенно малоприятен обоим. Да, любовью между ними не пахнет. Со стороны Давида точно, а вот Нина бросает на пока еще своего мужа томные взгляды, и по её позам, жестам – по всем сигналами видно – женщина пытается соблазнить Давида. Меня это как-то странно забавит. Особенно то, что Давид на соблазнение явно не ведётся.

Глава 9

– Вы не против, если я закурю? – интересуется Максим Иммануилович, когда мы оказываемся на улице. Останавливаемся под навесом вьюнка, недалеко от бассейна.

– Не против, – отвечаю.

Мужчина кивает, достает из кармана металлический портсигар, из него сигарету с коричневым фильтром. Щелчок зажигалки – и я ощущаю сладкий, шоколадный запах. Даже самой хочется закурить. Я раньше баловалась, так, за компанию.

– О чем вы хотели поговорить, Елизавета Вагнеровна? – спрашивает адвокат.

Я морщу нос и прошу:

– Можно просто Лиза.

– Хорошо, Лиза, – соглашается мужчина и выпускает облака ароматного дыма. Я не отстраняюсь, стою близко и начинаю:

– Как я понимаю, такое условие Вагнер поставил из-за меня...

– Он подозревал, что вернувшись, вы снова захотите уехать, – кивает Максим Иммануилович. – А Вагнер Самвелович хотел, чтобы вы помирились с родными.

– А вы в курсе почему мы поругались? – фыркаю я.

– В общих чертах. И лишь с одной стороны. А их, в каждой ситуации, минимум две.

Снова фыркаю. Действительно, сторон всегда две, как у медали. Но мало кому интересно и важно знать другую. Особенно если ты уверен, что твоя сторона – правильная.

Мне совсем не интересно что знает адвокат. Но по его глазам вижу, что ему интересно узнать обо всем из моих уст. Послушать мою версию.

И здесь я дергаюсь настороженно, потому что слышу как открывается стеклянная дверь. Кто-то решил нас проверить? Или подслушать?

Не оборачиваюсь, но прислушиваюсь и тихо спрашиваю:

– А если бы я не вернулась – подобного условия бы не было?

– Не могу знать, – качает головой адвокат и сосредоточенно курит, распространяя вокруг нас сладкий дым.

Кожей чувствую как кто-то стоит сзади. Любопытство не порок, конечно, но это уже наглость.

Что ж, кому-то хочется услышать наш разговор? Пусть слушает.

– А как вы вообще меня нашли? – решаю я спросить то, чего меня больше всего интересует.

– Это было сложно, – едва заметно усмехается Максим Иммануилович, – в последний раз ваш паспорт засветился шесть лет назад, когда вы покидали город. И все. Дальше пустота. Словно вы исчезли. Так же и с номером телефона, который был на вас зарегистрирован. Вы очень хорошо спрятались, Лиза, – он снова усмехается и я невольно тоже. – Но потом я вспомнил, как Вагнер Самвелович мне рассказывал, что вы звонили ему раз в год. На его день рождения. Я пробил всех ежегодно звонивших, постепенно отбрасывая зарегистрированные номера родственников и партнёров моего клиента, и лишь два номера показались подходящими. Я позвонил на оба. Первый абонент оказался заблокирован, а по второму мне ответили вы, – мужчина делает глубокую затяжку, сигарета тлеет на глазах почти до самого фильтра. – Все это, к сожалению заняло время. Планировалось найти вас раньше. Но, лучше поздно, чем никогда.

– Очень жаль, что я не узнала раньше, – вздохнула я, – и не проводила отца в последний путь.

– Не думаю, что он на вас в обиде.

Я отвожу взгляд, задумчиво смотрю на гладь воды в бассейне.

Несмотря на то, что я звонила отцу инкогнито, скрывая свой левый номер, Максим Иммануилович смог его вычислить. А значит мог и отец. И мог звонить мне сам.

Но он принял мой выбор.

И от этого сейчас так щемит в груди.

– Спасибо, – искренне говорю адвокату. Он кивает, стряхивая пепел, после чего сильно сжимает фильтр, оставшийся от сигареты.

Я разворачиваюсь и делаю шаг к дому. Слышу как адвокат идёт за мной.

Стеклянная дверь открыта, и скорее всего некто, особо любопытный, опередил нас буквально на несколько секунд. Торопился, и дверь не закрыл.

Вхожу в дом и оглядываясь, пытаясь понять, кто из присутствующих мог быть свидетелем нашего разговора с адвокатом.

Все здесь, в гостиной. И все выглядят спокойно и невозмутимо. На меня никто не смотрит. Никто, кроме Ншана, да и он делает это бегло.

А я подхожу к столику, звучно наливаю вино в два бокала и устраиваюсь на диване, рядом с одинокосидящим Ншаном. Он даже удивляется, что я решаю сесть к нему так близко.

– Как дела? – совершенно спокойно спрашиваю я и протягиваю парню один из бокалов. Ншан не пил за столом и когда все переместились на диван тоже пить не стал. И мне казалось, что парень просто стесняется. Неуютно ему быть здесь. Потому что все, нарочно или случайно, его словно игнорируют.

А это нечестно. Ншан такой же наследник Вагнера как и все, кто находится здесь.

– Нормально, – кивает Ншан и, хоть и с сомнением, но берет из моих рук предложенное.

Я громко ударяюсь своим бокалом об бокал Ншана и делаю большой глоток. Вино сухое, но не кислое. Очень даже вкусное. Ншан следует моему примеру, но отпивает совсем чуть-чуть.

Киваю на столик и начинаю обычным тоном расспрашивать у парня где он так научился реставрировать мебель.

Отвечают мне тоже так же, спокойным и в меру громким голосом.

И выясняется, что Ншан учился на столяра. А реставрация мебели была хобби практически с детства. Дед ему показал, научил и у внучка стало отлично получаться.

– Очень красиво. У тебя талант, – подмечаю я.

– Спасибо, – не без радости отзывается Ншан.

А я пододвигаюсь к парню ещё ближе и, дотянувшись до мужского уха, шепотом спрашиваю:

– Кто вышел на улицу вслед за нами? – Ншан хмурится и молчит, смотрит на кого-то. – Гаяне? – Ншан едва заметно качает головой. – Давид? – здесь парень кивает. – Спасибо.

Но даже получив ответ, от Ншана я не отодвигаюсь и продолжаю уже обычным голосом вести диалог на предыдущую тему.

– Такое хобби может приносить прибыль и доход, – заявляю я.

– Да я не против был бы, – улыбается Ншан, – только как сделать это работой, без фактического опыта и рекомендаций?

– Увы и ах. Но пытаться все равно нужно, – говорю я и медленно перевожу взгляд на Давида.

Ну что, услышал он чего хотел?

И чего вообще хотел услышать?

Н-да, братец... Время идёт, но некоторых людей совсем не меняет.

Глава 10

Вечер заканчивается.

Первым, договоровившись о следующем семейном ужине, дом покидает адвокат. Давид тоже начинает собираться, но Гаяне просит его остаться. Об этом она просит и Нину. И если бывшая жена Давида сразу же соглашается, то братца тетушке приходится поуговаривать. Но и он сдаётся.

На втором этаже, оказывается, есть комната и для Амалии. С мебелью, игрушками и даже одеждой. Нина ведет ребёнка в ванную, Давид, подлив себе ещё вина, устравается в кресле, мама и Лиана отправляются к себе.

В гостиной нас остаётся четверо: я, Ншан, Давид и Гаяне. Последняя уже вовсю зевает, но на боковую идти пока не спешит. Бдит, видимо, нас.

Вскоре появляется Глаша, она убирает пустые бокалы, а я, косясь на Гаяне, произношу:

– Глаша, надо выделить Ншану комнату в доме, – после этих моих слов Ншан напрягается, а тетушка хмурит свои густые брови, – займись, пожалуйста.

– Хорошо, – кивает Глаша и удаляется на кухню.

– Лизавета, – подаёт голос Гаяне, сложив руки на коленях, – такое решение ты одна принимать не можешь...

– Очень даже могу, – резко перебиваю я, – Ншан родственник Вагнера и он указал его в своём завещании. А значит парень должен жить в этом доме на равных правах с другими не прописанными здесь родственниками.

Не то что я хочу задеть тетушку, просто это несправедливо, что Ншан живёт в гостевом домике и вообще считается здесь чуть ли не прислугой.

– Лиза, – наклоняется ко мне Ншан, – я могу остаться там, где и живу, мне удобно...

– В доме много комнат. Они есть даже для тех, кто в этом доме не живёт постоянно. Лучше будет, когда вся семья вместе, – не без улыбки отвечаю я парню.

– Лиззи, – опять обращается ко мне Гаяне, – я все же считаю, что надо посоветоваться с твоей мамой.

– Я уверена, она не против, – широко улыбаюсь я.

– Давид! – Гаяне с возмущенным видом оборачивается на внучатого племянника.

– Что Давид? – фыркает он. – Я с Лизой согласен, – Давид допивает вино и резко поднимается с кресла. Подходит к нам и хлопает Ншана по плечу: – Будь как дома и не обращай внимания на тетушку.

И я и Гаяне удивляемся вместе. Только я приятно, а тетушка совсем не очень.

Но она молчит. Хотя слов и не надо – все написано на её несмотря ни на что красивом лице.

В гостиную снова выходит Глаша, в её руках стопка выглаженного белого белья.

– Пойдем, Ншан, – кивает она ему на лестницу. Парень слегка потеряно смотрит на меня, видимо думал, что его переселение случится не сегодня. Но нет. Глаша молодец.

Я поднимаюсь с дивана вместе с Ншаном и, подтолкнув парня, иду за ним к лестнице.

Мы поднимаемся, Глаша показывает несколько свободных комнат, одна из них рядом с моей, другая напротив, а третья соседняя с тетушкиной.

– Бери эту, – указываю я на ту, что рядом с моей. – Это не солнечная сторона, тут не так жарко по утрам.

Ншан неуверено кивает. Мы, втроём, заходим в комнату. Глаша тут же снимает с кровати покрывало и начинает стелить постель.

– Может не надо? – обращается Ншан ко мне. – Может я останусь в гостевом? Гаяне явно недовольна.

– Кто тебе Гаяне? – фыркаю я, а Ншан хмурит брови. – Никто. И в доме этом она не хозяйка. Вы оба в совершенно одинаковом статусе, Ншан. Так что правильно тебе сказал Давид: не обращай на неё внимания. Давай, прими ванну, распахни окно и устраивайся с удобством. Вещи завтра свои перенесешь. Я даже готова тебе помочь, – делаю шаг к Ншану и добавляю: – И вообще, меня тетушка тоже не долюбливает, так что давай держатся рядом.

Здесь у двери слышится шаги, я на цыпочках к ней подхожу и резко открываю. За дверью Гаяне, делает вид что просто медленно идёт к своей комнате.

– Спокойной ночи, Ншан, – кричу я, продолжая смотреть на тетушку, после чего выхожу и закрываю за собой дверь. – И вам спокойной ночи, тетушка.

– Угу, и тебе, – равнодушно бросает Гаяне.

Я подхожу к своей комнате, но не захожу, жду когда Гаяне скроется за дверью своей спальни и иду к лестнице.

Вино из моего организма уже выстроились. И мне захотелось, для крепости сна, тоже принять кое-что крепкое. Коньяк, например.

В гостиной темно. Лишь свет от окна пролег полосой, и этого света достаточно, чтобы ориентироваться. Да и вообще, этот дом я знаю, как пять своих пальцев и здесь мало, что изменилось. Так что я практически бесшумно настигаю шкаф, в который встроен бар. Открываю, достаю пузатый бокал и бутылку. Пробку открываю, принюхиваясь – он, коньяк. Наливаю совсем немного и, взяв бокал в руки, тихо произношу:

– За тебя, Вагнер.

И здесь я сперва кожей, а потом и слухом понимаю, что в гостиной я не одна. Кто-то сидит сзади.

– Меня всегда раздражало, что ты называла его Вагнером, – произносит мужской голос. Я оборачиваюсь и приглядываюсь, глаза привыкают и я вижу в темноте очертания человека, сидящего на диване. Аккуратно подхожу и сажусь рядом, только вот невольно задеваю коленкой чужую ногу. Резко убираю и чуть отодвигаюсь.

– А я думала, что тебя бесило, когда я называла его отцом, – заявляю я.

– И это тоже, но... но по документам он был твоим отцом. Этого не изменить, – фыркает Давид. – Ну, давай за отца. Не чокаясь, – добавляет он и выпивает. Скорее всего тоже коньяк и вроде из точно такого же бокала, как у меня в руках. Значит мы оба в гостиную пришли за одним и тем же.

Тоже выпиваю, делая после глотка глубокий вдох и выдох.

– Ты, как я понимаю, остаёшься в доме? – спокойным тоном спрашивает Давид.

– Придётся. Если я уеду, то никто из присутствующих в доме наследство не получит. Ведь так?

– А, то есть тобой движет забота о ближнем, а не свои корыстные интересы? – лениво фыркает Давид.

– Одно другому не мешает. Как говорится: дают – бери.

Давид громко фыркает и произносит:

– Отец хотел не этого. Отец хотел, чтобы мы все наладили наше общение. Только зачем, если он этого уже не увидит?

Я пожимаю плечами и делаю ещё один глоток коньяка. Давид тоже выпивает.

Глава 11

– Спокойной ночи, – говорю я Давиду, допив коньяк. Ставлю бокал на столик и поднимаюсь.

Но Давид вдруг меня останавливает фразой:

– Ты уже в курсе, что с Ниной мы разводмся. Вместе мы не живём, дом я оставил им с Амалией, а в моей квартире сейчас ремонт. Я задолбался жить в гостинице, так что... я принял решение пожить здесь. Ещё до того, как ты приехала.

– Ты имеешь на это право, – киваю я.

– Я постараюсь дома появляться редко. Скорее всего буду просто приходить переночевать. Так что пересекаться мы будем редко.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – хмурю я брови.

– Чтобы ты знала, что все это не из-за тебя.

– И в мыслях такого не было, – напыщенно удивленно заявляю я. – Только... – Не сдержавшись, я усмехаюсь и продолжаю: – Зачем ты подслушивал сегодня наш разговор с адвокатом у бассейна?

Давид молчит, стучит указательным пальцем по своему бокалу.

– Будем считать, что бес попутал, – выдаёт он. – Я тебе не доверяю, Лиза. Но больше такого не повториться.

– Хорошо, – киваю я. – Надеюсь ты там услышал, что хотел.

И я ухожу из гостиной, не дождавшись ответной фразы.

Оказавшись в своей комнате, я иду в ванную. Быстро принимаю душ и, надеясь быстро уснуть, ложусь в кровать.

Только вот сон все не идёт. Я прокручиваю в голове события сегодняшнего дня. Заявление адвоката, Нину и Амалию, Гаяне и её неприязнь к Ншану, разговор с Давидом...

И в это мгновение до меня словно с запозданием доходит, от чего кожа покрывается колючими мурашки – а ведь я, правда, остаюсь здесь. На эти самые пять месяцев.

А ещё мне придётся найти себе занятие. Иначе я с ума сойду. Не могу без дела.

Утро бьёт в окно духотой. Клянусь, я просыпаюсь вся мокрая, с ног до головы. Ещё же алкоголь вчерашний. Почему-то именно здесь, в этом доме, в теплом крае, хочется его употреблять. Работая на Прибалта я редко позволяла себе выпить. Там надо было все время быть на страже, держать голову холодной и трезвой. А сейчас я расслабилась. Хотя... имею же право, столько лет без должного отпуска проработала.

Вдруг у меня появляется желание позвонить Бэлле. У меня есть её новый номер телефона, на последнем заседании суда мы с ней обменялись. И попращались тогда друзьями. Я на неё зла не держала, бедной девочке столько всего пришлось пережить... и я понимаю, что скучаю. В том городе, в том ресторанном комплексе у меня была другая жизнь. Цикличная, со своим режимом и порядком. А сейчас хаос. Ненавижу хаос.

Встаю и, распахнув настежь окно, иду в ванную. Лью на себя прохладную воду, даже голову такой мою. А выйдя из душа смотрю на время – почти полдень. Н-да, хорошо я поспала. И меня, на удивление, никто не беспокоил. А ведь в доме ночевал маленький ребёнок, как я её не услышала?

Из комнаты выхожу тихо. И в доме тоже тихо. Лишь спускаясь по лестнице, я слышу голоса и раздаются они с кухни.

Заглядываю, там Глаша и Гаяне, вторая стоит у плиты, а тетушка сидит за столом, перебирая пучки зелени.

– Доброе утро, – здороваюсь я громко.

– Уже день, – сообщает Гаяне, даже не посмотрев в мою сторону.

– Доброе, – отзывается Глаша и тяжко вздыхает. Видимо уже достала её тетушка с утра пораньше.

– Что на завтрак, Глафира Николаевна? – весело спрашиваю, присаживаясь за стол, напротив тётушки.

– Блины с творогом, – отвечает Глаша, – Хочешь, могу омлет приготовить.

– Нет, спасибо, блины пойдут, – киваю я. – А кофе свой фирменный мне сделаешь?

– Конечно, – улыбается Глаша и перемещается от плиты к кофемашине.

Две минуты – и передо мной на столе стоит тарелка с блинчиками и чашка с ароматным кофе.

– Спасибо, – благодарю Глашу и начинаю есть.

Судя по запаху, Гаяне перебирает кинзу, и аромат, что эта прямая трава излучает, мне никогда не нравился. Отодвигаюсь от тётушки подальше и наблюдаю за тем, как быстро она орудует пальцами. А на плите закипает красная фасоль.

– У нас будет лобио? – предполагаю я.

– Вагнер Самвелович очень его любил, – отвечает мне Глаша.

– Только он один и любил. Больше никто в доме лобио и не ел, – произношу.

– Давид ест, – выдаёт тетушка, а я громко фыркаю. Потому что есть не всегда значит любить. Впрочем, мне все равно, меня уже никто ничего пихать в себя без желания не заставит.

Ничего не отвечаю и завтрак заканчиваю в тишине. Встаю с посудой и подхожу к раковине, мою за собой. А затем, посмотрев на магнит в виде иконы на холодильнике, решаю спросить:

– Вагнера отпевали?

Отвечает мне Гаяне:

– Разумеется.

– Тогда надо сходить в церковь, – озвучиваю я свои мысли.

Тетушка удивленно фыркает:

– Лизавета, ты стала верующей?

– Нет. Но верующим был Вагнер. А мне не составит труда поставить свечку за его упокой.

– И ты знаешь куда такую свечку ставить?

– Знаю, тетушка, вы же сами, приезжая к нам сюда в гости, водили нас с Лианой по праздникам в церковь.

– Только зря, – вздыхает Гаяне, – любовь к Богу я к вам обеим не привила. Потому что ваша мать невоцерковная, хотя и крещеная.

– Нас всех крестили в несознательном возрасте, – напоминаю я. – Я в последнее время часто бывала в костеле, звучание органа – вещь, пробирает до костей, и кажется, что души касается.

Тетушка хмуро на меня смотрит, а затем молча отводит глаза.

А я, громко попрощавшись, ухожу с кухни.

Здесь, недалеко, раньше была церквушка. Небольшая, деревянная. Вряд ли она исчезла, место то святое. И красивое.

Решаю сходить туда, и свечку поставить, ну и заодно немного прогуляться по родным сердцу местам. И для такого похода надеваю лёгкое платье, длиной до колен. Вот платка у меня нет. Не ношу я такие головные уборы.

Возвращаюсь на кухню, где Гаяне, к счастью, уже нет.

– Есть в доме платок, лёгкий какой-нибудь? – спрашиваю я Глаши.

Она удивленно переводит на меня взгляд:

– Так ты что, правда в церковь собралась?

Глава 12

Дом покидаю через главный вход, никого из обитателей дома не встретив.

Иду несколько минут по улице, а затем у старого дома сворачиваю на узкую тропинку. Пробираюсь через заросли вглубь и вскоре выхожу на тропинку чуть пошире. Уже отсюда пахнет морем и слышны тихие крики чаек. Вдыхаю полной грудью и дальше двигаюсь по привычном мне когда-то маршруту. Удивительно, тропинка сохранилась и по ней, по всей видимости, до сих пор ходят.

Вскоре я вижу деревянный пик церквушки. Она стоит на пригорке, среди густых зарослей многовековых деревьев, практически на берегу моря. Ускоряюсь и вскоре уже стою перед резным, деревянным крыльцом.

Достаю из сумки платок, надеваю его на голову, чуть небрежно, и поднимаюсь по трём скрипучим ступенькам.

Дверь нараспашку и в нос сразу же ударяет такой ненависитный мне когда-то запах. Ладан. Я его почему-то ужасно не любила. Сейчас этот запах мне уже не кажется таким противным. Даже, вроде, наоборот.

Церковная лавка находится внутри, совсем крошечная, всего лишь один прилавок. Покупаю свечку, одну, и только потом вспоминаю о просьбе Глаши. Смотрю на девушку за прилавком – рыжая, длинная коса выглядывает изпод чёрного платка.

– Вы Мария? – спрашиваю я, девушка кивает. – Глафира Николаевна просила вам передать, – я отдаю девушке пакет с мукой.

– Спасибо, – кивает она.

А я отхожу от лавки и иду в сторону закутка, к канону. Рядом с ним, на стене, висит табличка с текстом. Читаю его про себя несколько раз, чувствуя при этом влажность на глазах. Думаю о Вагнере. Жалею о потере и желаю мира его душе. А затем зажигаю фитиль от стоящей на каноне поблизости свечи, и ставлю рядом свою. Но сразу не отхожу. Стою несколько минут, опустив голову и уставившись на свечи.

В какой-то момент пламя свечей колышится и я слышу женский голос:

– Вы Лиза?

Оборачиваюсь, за моей спиной стоит Мария, теребя кончик толстой косы.

– Да.

– Глафира Николаевна часто приходит, – сообщает она тихо. – И всегда молится за вас.

Не зная, что на это ответить, я киваю и снова смотрю на свечи.

Только вот Мария от меня не отходит. Стоит. И я чувствую как меня прожигает взгляд женских глаз.

– А вы именно такая, какой я вас себе представляла, – заявляет вдруг она.

– Простите? – непонимающе смотрю на неё. А потом разглядывать более пристально.

Невысокая. Худая, я бы даже сказала – тощая. Щеки на лице впалые, под глазами синяки. Трудно определить возраст, ей может быть и сорок и двадцать... но мне кажется Марии около тридцати, моя ровесница.

– Глафира Николаевна часто приходит, – повторяет она и улыбается. Странно улыбается. – Мы часто разговариваем. И о вас она мне говорила.

– И что говорила? – хмурюсь, а Мария опять улыбается:

– Хорошее.

Вот смотрю на неё и понимаю – с девушкой что-то не так. Чудная она какая-то. Не от мира сего. Взгляд немного пугающий.

– А плохое она о ком-то говорила?

Здесь Мария задумчиво хмурит брови.

– Нет. Никогда. Глафира Николаевна тоже хорошая, у неё нет чёрных мыслей, – отвечает она.

– У всех есть чёрные мысли, – вздыхаю я. – До свидания.

Я делаю шаг к выходу. Как меня останавливает фраза Марии:

– Приходите почаще. И ваши мысли станут светлей.

Едва оказавшись на улице, я снимаю с головы платок и зачем-то поднимаю голову. Смотрю на небо, сейчас такое ясное, чистое.

Не знаю чего я ожидала от похода в церковь. Ну уж точно не встречи с такой как Мария. А Глаша могла и предупредить.

Убираю платок в сумку и, поозирашись по сторонам, решаю почти прогуляться к морю. Хочется просто пройтись вдоль берега. Надышаться морским воздухом.

Снимаю босоножки и, взяв их в руки, иду, дышу полной грудью, от избытка кислорода голову дурманит, но приятно, привычно.

Отдыхающих хватает, люди купаются, загорают, я даже безошибочно могу отличить приезжих от местных. Причём себя я скорее принимаю к первым. Я же тоже когда-то сюда приехала, и уже не такая маленькая, все здесь для меня было в диковинку, и я, как и прежде, любуюсь всем вокруг.

Вдруг вижу впереди крышу, на ней лежит солома, скорее декоративная, чем настоящая. Любопытство берет свое, подхожу к ближе.

Частично на берегу, частично на сваях над морем стоит ресторан. Ну, судя по вывеске. "Исабель".

В сердце колит, потому что я тут же вспоминаю нежный и ласковый голос Вагнера, которым он иногда называла меня именно так – Исабель, на испанский манер.

Внутренний голос шепчет: зайди, это же знак!

Подхожу ко входу и тяну прозрачную дверь на себя и цепляюсь взглядом за листок бумаги, который висит на стекле: требуется администратор.

Поднимаю голову к небу и как дурочка улыбаюсь. Определенно, какая-то небесная сила привела меня именно сюда.

В ресторане меня никто не встречает. Да и назвать рестораном это заведение можно с натяжкой. Это уже не забегаловка, конечно, но скорее большое кафе.

На стене странная инсталяция из искусственных цветов, на столах, что стоять вдоль стен, отсутствуют скатерти, поверхности просто пустые, стулья вообще разные да и сама мебель явно старая. На противоположной стороне большое окно, во всю стену, есть дверь, через неё можно выйти на веранду, откуда открывается просто фантастический вид на море. Но стекло ужасно грязное, а на открытой веранде, довольно просторной, стоит один единственный стол, без стульев.

Н-да, запустили они заведение. А ему не больше пяти лет, когда я жила здесь, ресторана "Исабель" на этом месте не было.

Более менее прилично выглядит барная стойка, что расположилась ровно посередине. Высокие круглые стулья, сама поверность стойки глянцевая, отражает свет с потолка, изобилие бутылок с алкогольными напитками тоже приятно удивляют. За стойкой бармен, девушка, только вот на меня она никакого внимания не обращает, уткнувшись в телефон, хотя из посетителей лишь компания из трех молодых людей, пьющих пива за самым дальним столиком.

Глава 13

Барменша смотрит на меня и синими ресницами хлопает.

– Че, дерзкая? – спрашивает она.

Я с улыбкой качаю головой:

– Книга жалоб у вас есть?

– Понятия не имею, – фыркает она нагло и переводит взгляд с меня обратно на свой телефон. Демонстрирует, что я нежеланный гость.

– Администратора позови, – прошу я пока ещё спокойно.

– Нет его.

– Управляющего.

– Тоже нет. А выход – там, – она, продолжая смотреть в телефон, кивает мне на дверь.

А во мне азарт просыпается. Ужасно, просто ужасно сильно хочется устроиться сюда на работу и навести порядок.

– Старший у вас тут кто? – чуть повышаю голос, а затем приказным голосом велю: – Зови!

Барменша дёргается плечами, видимо не ожидала от меня такого. Все не ожидают, но опыт работы в ресторанном комплексе, да ещё бок о бок с бандюгами, привил мне стойкий иммунитет к хамам, а голосу добавил деспотичного тона.

– Сима! – орёт во все горло барменша.

Из двери, за которой совсем недавно раздавались спорящие голоса, выходит женщина. На вид лет сорок. Подтянутая, стройная, в лёгком платье, но строгого стиля. Спина у неё прямая, подбородок поднят, а вот глаза добрые.

– Добрый день, – здоровается она и даже улыбается. Вполне приветливо. – Что-то случилось?

– Я по поводу работы, – отвечаю я, чем вызываю неподдельное удивление на лице барменшы. – Еще актуально?

– Конечно, – кивает мне та, которую позвали Симой. – Можем провести собеседование прямо сейчас, вы не против?

– Не против.

– Пройдемьте? – она указывает рукой на ближайший стол, а затем говорит барменше: – Галя, сделай нам кофе, пожалуйста.

– Угу, – отзывается Галя.

Мы присаживаемся за столик.

– Я Симона Алексеевна, – представляется женщина.

– Елизавета Владимировна, – киваю я и с запозданием понимаю, что представилась, по привычке, не настоящим отчеством. У меня два паспорта, и последние пять лет я была именно Владимировной.

– Вы по поводу вакансии администратор? – интересуется Симона.

Я с улыбкой говорю:

– Как я поняла, у вас и управляющего нет.

– Да, вы правы, – женщина поджимает губы. – Я старший официант и выполняю пока функции и обязанности управляющего. У вас есть опыт работы?

– Да, пять лет я работала управляющим в развлекательном комплексе. Уволилась не так давно, потому что комплекс закрыли. Мне двадцать шесть лет, я местная, но несколько лет прожила и работала в другом городе, теперь вернулась, – начала я рассказывать, – образование высшие, так же я заканчивала курс "менеджер ресторана" и проходила другие курсы, для повышения квалификации. В мои обязанности на прошлом месте работы входило: руководство функционированием ресторана и подразделений заведения, обеспечение своевременных поставок продуктов и контроль за их качеством и количеством, наблюдение за наличием необходимых сертификатов и других документов, контроль за наличием предлагаемых клиентам алкогольных напитков, наём официантов, поваров и других работников, обеспечение высокого качества обслуживания посетителей, в том числе путем проверки их просьб и жалоб, – я вздыхаю и подмечаю: – У вас есть книга жалоб? Бармен мне сказала, что нет.

– Есть у нас книга жалоб, – хмурится Симона Алексеевна, – как и положено, на стенде, – кивает женщина в сторону двери, рядом с которой, действительно, есть нужный стенд. При этом Симона довольно улыбается.

Галя приносит нам кофе, ехидная мина на ее лице говорит мне о том, что кофе мне лучше не пить. Такая могла и в чашку плюнуть. Так что к кофе я не прикасаюсь, Симона, кстати, тоже.

– Простите за прямоту, но я скажу, – произношу я, когда Галя отходит от нашего столика, – бармен у вас сотрудник неквалифицированный.

– К сожалению, – кивает с грустью Симона.

– Почему не уволить и не нанять другого?

Симона Алексеевна сперва смотрит по сторонам, а потом тихо отвечает:

– Галина сестра нашего шеф-повара, и он пригрозил, что если её уволят, то и он уйдёт.

Я с недоумением хмурюсь и вижу как в этот момент мимо нас проходят две девушки, судя по всему официантки, причём они обе напрочь игнорируют единственных клиентов заведения, которые в этот момент их зовут. Вместо официанток к парням подходит бармен.

Девушки выходят на улицу и закуривают прямо у стеклянной двери.

– А это что такое? – спрашиваю я у Симоны указывая на официанток.

– Девушки вышли покурить, – пожимает плечами Симона.

– Я понимаю, но они не должны это делать у входа в ресторан, если ваши сотрудники курят, то для этого должно быть специально отведённое место, например у чёрного входа, есть же у вас такое?

– Конечно есть, но там стоит помойка и девочки говорят, что им пахнет.

– Помойку редко вывозят?

– Нет, вовремя.

– Тогда помойку можно немного отодвинуть. Или вообще запретить работникам курить. Внести штрафы, как минимум за курение возле главного входа. Это нарушение.

– Я понимаю, я им говорила, но это бесполезно.

– Штрафовать значит, если слов не понимают, то только так, – уверено заявляю. – А по поводу повара, я вам так скажу, незаменимых людей не бывает.

– Вадик хороший повар, – вздыхает Симона. – Мало кто с подобной квалификацией согласится здесь работать. А он тут с самого открытия ресторана.

Я в буквальном смысле негодую от услышанного.

– Есть ещё у вас среди работников семейный подряд?

– Официантка Жанна, – кивает она на дверь, – дочка Галины. А повар из холодного цеха Коля – её муж.

Я закатываю глаза.

– Я надеюсь они не родственники владельца ресторана?

– Нет, – качает головой Симона. – Наш владелец очень редко появляется. Ему до нашего заведения дела особо нет. Но и закрывать нас он не собирается, пустил все на самотёк. Меня на эту должность поставил, потому что я тоже старожил, так сказать. Всё и всех здесь знаю. Да и болею за ресторан, он мне как второй дом. Но у меня недостаточно знаний и опыта и мне очень тяжело, я не справляюсь.

Глава 14

– Подождите минуточку, – просит Симона и оставляет меня одну.

А я ещё раз оглядываюсь, уже подмечая что и как здесь можно исправить. Ну, если владелец позволит. А я уж убеждать умею.

Симона возвращается, с ещё более довольной улыбкой на лице.

– Позвонила владельцу, – сообщает она, – сказала, что нашла идеального управляющего. Он сказал, чтобы вы подходили завтра, к десяти утра, со всеми необходимыми документами. Если его все устроит, то он тут же возьмёт вас на работу. А то что устроит я и не сомневаюсь.

– Хорошо, – киваю я. – До завтра, Симона.

Я протягиваю женщине руку и она тут же её охотно пожимает.

Поднимаюсь с места и с улыбкой смотрю на барменшу. Причём с такой улыбкой, от которой женщина хмурится.

В дверях сталкиваюсь с официантками, и они не выпускают меня из заведения, как положено по правилам этикета, а в наглую прут первыми.

Эх, наведу я им тут шороху. От всей души.

На улицу выхожу, полной грудью вдыхаю морской воздух и смотрю на небо. Чувствую прилив энергии, подъем. Мне будет чем здесь заняться. И с Давидом мы скорее всего пересекаться не будем. Ну, только раз в неделю, как завещал Вагнер.

От ресторана до дома добираюсь пешком за десять минут. Вообще шикарно, удобно, пусть и обходными путями, ночью вряд ли тут свет гореть будет. Ну ничего, куплю газовый балончик.

В саду встречаю Ншана. Он моет машину, на которой мы недавно ездили в торговый центр.

– Привет, как дела? – кричу я ему почему-то на армянском языке. Вырвалось. И ведь давно не практиковать в языке, лишь раз, на работе, остановила с его помощью драку. Просто два надушманенных армянина на столько сильно удивились, услышав из моих уст родную речь, что напрочь забыли зачем они друг на друга замахнулись.

– Все хорошо, – отвечает Ншан, только вот голос скорее грустный.

– Что-то случилось? – хмурюсь я, подходя ближе.

– Нет...

– Так, – я выхватываю из его рук губку, которой Ншан мыл машину, – Давай, рассказывай.

Ншан сомневается. Но рассказать хочет, и желание это оказывается сильней.

– Гаяне, – вздыхает он.

– Выгоняет? – предполагаю я.

– Не прямым текстом. Намекает.

Парню не приятно это говорить, не привык он жаловаться, я понимаю. Но Гаяне ведёт себя некрасиво.

– С этим разберемся. В конце концов я поговорю с мамой, ей окончательное решение принимать, – заявляю я и вдруг ловлю себя на том, что я начинаю мыть капот машины, как-то само по себе получилось. – Скажи, а чего это тётушка тебя не любит?

– Да она мне и не тетушка, – фыркает Ншан. – Но все равно, женщина пожилая, гораздо старше...

– Я знаю, что ты родня Вагнера со стороны его матери, – киваю я.

– Ну вот и ответ. Все дело в моей родне, – вздыхает Ншан. – Там чуть ли не кровная вражда была, мама мне рассказывала, как мама дяди Вагнера с Гаяне как-то дрались, волосы только так летали в разные стороны.

– Очень интересно, – усмехаюсь я. – А из-за чего вражда-то?

Ншан пожимает плечами, а я с досадой продолжаю тереть капот. Пока меня не останавливает Ншан и забирает губку.

– Ты вещи-то в комнату перенёс? – интересуюсь я. Ншан качает головой. – Давай, заканчивай и пойдём перенесём, как и обещала – помогу.

– Но...

– Без "но", – категорично заявляю, – а чтобы ты спокоен был, я пойду пока с матерью поговорю. Она, кстати, дома? Не видел?

– Видел, приехали недавно.

Я киваю Ншану и направляюсь в дом.

Маму застаю в гостиной. Она перебирает какие-то документы на столе. На её носу небольшие очки в тонкой оправе, странно, раньше на зрение мама не жаловалась.

– Привет, – произношу я.

Мама от неожиданности дёргается и смотрит в мою сторону поверх очков.

– Привет, – отзывается равнодушно.

– Я бы хотела с тобой поговорить.

И снова она смотрит на меня поверх очков.

– О чем поговорить? – спрашивает она и опускает глаза, читает очередную бумагу.

И я вдруг думаю, что, пожалуй, я в первый раз с момента своего приезда обращаюсь к ней. У нас и раньше как-то не особо было с разговорами, но все же она проявляла больший интерес ко мне. До определённого момента. Я думала, что время помогло, иногда оно лечит, но...

– О Ншане, – говорю я. – Я вчера предложила ему перебраться в дом, все-таки он родственник Вагнера, да ещё вписан в это папино условие... – мама неожиданно усмехается и мне это не нравится, – что не так? – непонимающе спрашиваю.

– Ты сказала "папино", – говорит она, откладывая прочитанный документ и берет следующий. И меня это уже раздражать начинает.

– И? – настойчиво говорю и подхожу к дивану, на котором сидит мама. Наклоняюсь и резким жестом беру со стола все эти бумажки. – Повторяю вопрос – что не так?

Мама поднимает на меня удивлённый взгляд, а рука так и зависает в воздухе. А затем она откидывается на спинку дивана, продолжая на меня смотреть. Причём сперва её взгляд кажется мне злым, а потом свои глаза мама отводит.

– Если ты хотела спросить не против ли я того, чтобы Ншан жил в доме, то я не против. Он племянник моего мужа и хороший мальчик, – отвечает она опять равнодушным тоном.

– Хорошо. А можно ли как-то сделать так, чтобы старушка наша его больше не третировала. Ншан воспитанный парень и не может ей достойно ответить.

– Зато ей достойно ответить можешь ты, – фыркает мама.

– Не хочу стать причиной её сердечного приступа, – фыркаю я в ответ.

Мама опять поднимает на меня глаза. Злости я не вижу. Вообще ничего не вижу в её светлых глазах.

– Я попрошу её, – бросает она. – Но, знаешь же, она мало кого слушается. Разве, что Давида.

– Ну с Давидом у меня отношения ещё хуже, чем у нас с тобой. Его я просить не буду.

Мама качает головой, снимает очки и нервно трёт переносицу.

– А ты не заметила, – начинает она сухо, – что у тебя почти со всеми в этом доме плохие отношения?

Этот вопрос из её уст вызывает у меня секундой ступор. А потом появляется гнев, он быстро разгоняет кровь, но я старательно спокойно произношу:

Глава 15

На улице Ншан уже поливает машину из шланга, смывая пену. Я подхожу к парню, сообщаю, что хозяйка дома не против его проживания в нем. И, когда Ншан заканчивает мыть машину, мы идём с ним вместе в гостевой домик.

Я помогаю Ншану собрать вещи, помогаю относить их в дом, в уже его комнату, помогаю разложить. А потом прошу отвезти меня в город, в тот же торговый центр.

– Возможно я нашла работу, – решаю я поделиться.

– О, где? – интересуется Ншан.

– Пока не хочу говорить. Завтра встреча с владельцем, после неё все и определиться, и мне надо к ней подготовится.

Ншан соглашается и уже через десять минут мы выезжаем с территории дома.

В торговый центр Ншана я тащу с собой. Мне нужен мужской взгляд со стороны, хочу выбрать себе женственный наряд, в меру дерзкий, но при этом максимально закрытый, строгий. Чтобы владелец ресторана, увидев меня в нем, все сразу понял. Все же встречают по одёжке. А я и профессионал и девушка. И одно другому мешать не должно.

В магазине женской одежды Ншан чувствует себя неуютно. Однако выбирать мне наряд помогает вполне заинтересованно. Мы определяемся на двух платьях, одно серое, другое бежевое, я долго выбираю, а потом решаю взять оба.

– У тебя же сейчас по учёбе каникулы? – спрашиваю я у Ншана, когда мы уже едем обратно. Парень кивает. – А что с работой?

– Да пока не очень. Так, подработка. Мне Глафира Николаевна помогает, подкидывает клиентов, среди знакомых и соседей. Но на жизнь хватает.

– На скучную жизнь, – выдыхаю я.

И здесь ко мне приходит идея. Только я пока её не озвучиваю. Дождусь, когда меня официально устроят на работу.

Дома мы с Ншаном расходимся по комнатам. Вскоре Глаша зовёт на ужин, но мне не хочется садится со всеми за стол, поэтому я отказываюсь. И решаю вместо себя, покормить Люцика, пару живых кузнечиков, а потом и размороженные сверчки идут в ход. Хорошо, что у моего зверя нет такого стресса, как у меня, и аппетит у него отличный.

Однако спустя пару часов мой желудок даёт о себе знать. Он требует еды. Я выглядываю из комнаты, прислушиваясь. Вроде тихо. Выхожу и тихо передвигаюсь по дому, в сторону кухни. На ней тоже никого нет и я, мысленно ликуя, открываю холодильник и достаю остатки от ужина. Курица в сливочно чесночном соусе, булгур с овощами. Кладу все это в одну тарелку и ставлю в микроволновку. Пока все это разогревается, нахожу бутылку вина в шкафу, откупориваю с помощью штопора, а потом сажусь за стол.

Ем с наслаждением, руками, запивая еду вином из стакана.

И вот я вовсю чавкаю и облизываю пальцы, забыв напрочь о правилах этикета, имею право, я ж одна... но тут я слышу шаги и они становятся все ближе.

– Привет, – первая здороваюсь я, увидев Давида.

Он, не сдерживая забавной усмешки, заходит на кухню. Смотрит на меня внимательно и продолжает усмехаться.

– Привет. Приятного аппетита, – отвечает он и оглядывается.

– Угу, – бубню я, облизывая очередной палец.

И мне не стыдно. В конце концов это и мой дом тоже. И я сижу тут, никому не мешаю.

– Что-то осталось? – спрашивает Давид и открывает холодильник.

– Что-то, – киваю я.

Давид достаёт тоже, что и я, тоже кладёт все в одну тарелку и ставит её в микроволновку. А потом, не спрашивая, берет бутылку вина, которое я честно добыла, и наливает себе.

Сводный брат садится напротив.

– Только пришёл? – зачем-то спрашиваю я.

– Да.

Ну, ясно. Видимо работы много. И Давид думал поесть в одиночестве. А тут я. И я не знаю что делать: уйти вместе с едой к себе? Быстро доесть? Или так и продолжать есть здесь с наслаждением?

Просто помнится Давид обещал, что пересекаться дома мы практически не будем. И вот я не спустилась к ужину, отчасти и из-за него, но мы все равно встретились здесь...

В общем, мысленно махнув рукой, а в реальности махнув вина, я решаю остаться. В конце концов если что-то не устраивает Давида – пусть сам уходит. Я сюда раньше пришла.

Пищу мы принимаем в тишине. И друг на друга не смотрим, хотя это даётся с трудом, слишком близко мы сидим. И пару раз чуть не касаемся друг друга, потянувшись за вином.

Все таки остатки еды я доеду без наслаждения, быстро. Мою за собой тарелку, наливаю в стакан ещё вина и иду к выходу.

– Спокойной ночи, – слышу в спину и отвечаю:

– Спокойной.

И я не знаю как относится к такому поведению Давида. В день моего приезда, он просил уехать, иначе я пожалею. А сейчас вполне нормально со мной общается. Теперь что, он, наоборот, боится, что я уеду и лишу всех наследства отца?

Меркантильным братец никогда не был. Но жить привык в достатке. И в роскоши. Что ж, как ко мне, так и я буду действовать в ответ. Режим тишины же.

Утром просыпаюсь раньше будильника. И чувствую себя бодрой, даже чересчур. Даже пока без кофе.

Достаю купленное вчера серое платье, вешаю его на ручку шкафа, и, прихватив полотенце, иду в ванную.

Дверь не заперта, но открыв её, понимаю, что кто-то встал раньше и моется сейчас в душе. В нос ударяет терпкий запах геля для душа, вряд ли таким стала бы пользоваться Гаяне или мама, и уж тем более Лиана.

Не знаю зачем, но я заглядываю в ванную, и через полупрозрачную штору вижу мужскую фигуру. Естественно, обнаженную. Мужчина стоит спиной к двери, упершись руками в стену и опустив голову под струей душа.

Я сразу понимаю, что это Давид, а не Ншан. Он крупнее, шире в плечах...

И я стою и смотрю на мужскую тыльную сторону, ловя себя на том, что мне хочется побольше рассмотреть. А шторка, как назло, прячет все самое интересное.

Давид вдруг резко поворачивает голову на бок, демонстрируя мне свой профиль, а я тут же ретируюсь. И чувство такое, что меня на месте преступления застукали.

Щеки ещё почему-то горят. Как от стыда...

Господи!

Что я там не видела?

Да, давно это было. Да и как-то скромно. Я стеснялась, не любила заниматься этим при свете. Но однажды, пока Давид мирно спал рядом, я рассмотрела его как следует...

Глава 16

В ванной комнате на всякий случай запираюсь. Встаю под лейку, включаю воду, интенсивно намыливаю себя гелем, но не тем, которым только что пользовался Давид, а каким-то молочным. Однако запах мужского геля упрямо висит в воздухе. И этот аромат очень идёт Давиду. Вдыхаю его, не чувствуя никаких других запахов. Кажется, что этот, хоть я им и не пользовалась, под кожу въелся, и в сознание проник.

Слышу этот запах даже когда возвращаюсь в комнату. Промакиваю тело полотенцем, голову тоже. А запах – вот он, преследует меня. И устойчиво ассоциируется с Давидом.

Вспоминаю вдруг запах его одекалона, даже как флакон выглядит помню. Много лет им Давид пользовался, и аромат даже похож на запах этого чертового геля для душа. Все, он кружит мне голову. Он уносит моё сознание на несколько лет назад. Было такое, мы с Давидом в этом доме иногда оставались совсем одни. И пользовались этим в свое удовольствие.

Боже, какая же я была скромная. И Давид мне казался таким опытным. Теперь мне есть с чем сравнить, и я понимаю, что были у меня мужчины поопытней, но... но Давид все равно остался для меня самым лучшим. Потому что к нему у меня были чувства. Сильные. Очень сильные. Потому что первые настоящие...

По телу бежит импульс. За ним лёгкая волна возбуждения... надо же. А я думала, что все это прошло. А тут стоило вспомнить. Стоило на обнаженного, пусть и не полностью, Давида посмотреть.

Не хочу я вспоминать о тех чувствах. Не хочу чувствовать их вновь. Потому что воспоминания одновременно и приятные и болезненные.

Делаю тяжкий вздох, беру фен и начинаю сушить волосы. Невольно кошусь на часы. До встречи в ресторане "Исабель" у меня ещё целых полтора часа.

Из волос делаю нехитрую причёску на голове – высокий хвост, который я, при помощи резинки, превращаю в объёмный, чуть небрежный пучок. Так лицо выглядит открытым. Беру косметичку и крашусь по минимуму. Моя кожа ещё позволяет мне не накладывать на неё толстые слои кремов, чтобы скрыть недостатки. А недостаток у меня только один – небольшой шрам на правой скуле, если не знать, что он там есть, то и не видно. Полупразрычные тени, тушь, карандаш для бровей и помада на тон светлей, чем цвет моих губ. Не броско, но лицо стало более выразительным.

Под платье надеваю дорогущее кружевное белье, причём красное. Этот цвет мне удачу приносит. Раздеваться я, естественно, не собираюсь, но мне нравится знать, что скрывает одежда – подобное белье уверенности добавляет.

Туфли на устойчивом каблуке, сумочка им в цвет. Перед выходом достаю Люцифера из террарума, любуюсь улыбкой своего зверя и, погладив ящерицу по толстому хвосту, убираю его обратно. Люблю подобные ритуалы.

Завтракаю на кухне и в одиночестве, даже когда шла до кухни никого не встретила. Но видела маму и Гаяне возле бассейна.

– Ого, ты куда такая красивая, рыба моя? – на кухне появляется Глаша, держа в руках плошку с малиной. У нас в саду растёт, тетушка любит эту ягоду, особенно с творогом.

– Плохая примета спрашивать куда, – хмурюсь я, а затем прикусываю язык. Ведь я только что произнесла фразу Гаяне, которой она нас с Лианой всегда мучила.

Глафира Николаевна с усмешкой на меня косится, а потом исправляется:

– И далеко вы собрались, Лизавета?

– Нет, не далеко. Десять минут пешком. Вернусь и все тебе расскажу, – говорю я, подмигивая Глаше.

– Ловлю тебя на слове, – кивает она.

Я быстро допиваю кофе, смотрю на часы. У меня ещё полчаса. Ну, ничего, помедленнее прогуляюсь.

Дом покидаю через главные ворота. Иду неспешно, по сторонам смотрю. Пару раз ловлю на себе заинтересованные взгляды соседей мужского пола. А приятно чувствовать себя красивой. А ещё знать, что на мне шикарное красное белье.

В ресторан захожу раньше назначенного времени, однако вижу у барной стойки Симону. Она сперва смотрит в мою сторону без особого интереса, а потом, видимо, узнает и движется на встречу.

– Добрый день, Елизавета Владимировна.

– Добрый, – киваю я.

– Рада вас видеть. Признаться честно, я немного сомневалась, что вы придёте, – с облегчением вздыхает она. – Спасибо, что пришли. Только... владелец немного задерживается. Он попросил вас пока заполнить резюме.

– Формальность, понимаю, – киваю я в ответ и Симона Алексеевна даёт мне бумагу.

Сажусь за ближайший стол, достаю из своей сумки свою же ручку. На ней логотип и название комплекса, в котором я раньше работала. Ностальгирую немного, все же жаль, что так сложилось, своей работой там я была довольна. И несмотря ни на что, Прибалту благодарна.

Начинаю заполнять поля. И опять пишу свои инициалы, скажем так, неправильно. Не по тому паспорту, который я получила здесь, а по тому, который мне как раз и помог сделать бывший начальник.

Но поздно. Пусть будет так. В конце концов этот паспорт, по сути, тоже настоящий. А старый в прошлом году я не меняла.

Резюме заполняю быстро. И возвращаюсь с бумагой к Симоне.

– А где у вас тут дамская комната? – спрашиваю я. Женщина показывает мне и я следую по указанному маршруту.

Захожу в туалет и вдруг чувствую, что нервничаю. Вот прямо сильно. Не знаю почему, предчувствие какое-то... не такое. Может потому что в последний раз собеседование я проходила шесть лет назад? Да и тогда я устраивалась лишь официанткой. И тогда я нервничала, хотя у меня был уже опыт – официанткой я подрабатывала ещё здесь, в одной из гостиниц Вагнера, при которой был ресторан.

Опыт есть у меня и сейчас, и довольно большой. Я люблю и знаю свою работу. Управляла и местом и людьми побольше.

Несколько минут стою у раковины, смотрю на себя в зеркало. А потом подмечаю, что уборная в ресторане довольно чистая, приличная. За этим следят – хоть это хорошо.

Глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю. Промакиваю лоб салфеткой и, пожелав себе ни пуха ни пера, ну и сама же себя послав к черту, покидаю туалет.

Симона встречает меня почти у самой двери.