Большой город поет о любви

ГЛАВА 1. Градус "Ноль"

Большой город поет о любви

книга 2 из цикла "Любовь моя краеугольная"

продолжение к книге 1 "Я. Она. Велосипед"

ПРОЛОГ

…Или бывает?

Вот вопрос, что не дает мне отныне покоя. Я плохо сплю, нервен, дерган, я беспокоен, я сную туда-сюда по этому городу, словно потерял и ищу что-то - или кого-то.

Кого? А непонятно?..

А город этот, он еще смеется надо мной, паразит.

«Посмотри на меня» - говорит он мне с беззлобной усмешкой, взирая на меня окнами небоскребов, как многотысячьем глаз. «Ну - и в каком из них она? А?»

«Посмотри на меня-а-а-а.…» - ревет он мне ртами многомиллионной, многонациональной толпы, текущей с вокзала на работу, снующей в метро в бешеной скачке с поезда на поезд. «Как нас тут мно-о-о-ого!»

«Посмотри, посмотри, посмотри на меня! Нет, на меня! Нет – меня! Меня!» - то лезут ко мне тайские девочки-«массажистки» на Регентенштрассе или их восточноевропейские да африканские товарки, норовя затянуть внутрь, каждая – своего этаблиссмента.

«Посмотри тогда и на меня тоже» - просят меня зеленая травка на лужайках у реки, роты, полки, армии тюльпанов и нарциссов на клумбах, цветущие деревья в парке, в каждом парке, много же тут парков, едрена медь. «К нам все хотят, к нам, к нам, ведь ты и сам нас любишь. Все вы, горожане, к природе тянетесь. Кто знает, может, и та, которую ты ищешь, к нам ходит?»

«Если она вообще зде-е-е-есь», - трубит громогласным эхом подъемный кран на очередной «стройке века», с сомнением качая стально-каркасным «рукавом».

Я понял, кто я – слабак и недотепа. И еще кучу всего. Но что-то во мне такое появилось. Воля. Она пробилась сквозь сомнения, инертность лени и гребаные призмы времени, с годами превратившиеся в бетонные стены… Я увидел, а она, воля, смогла… Катализатор? Ее надоедливые напоминания о себе. Ее напоминания и мои воспоминания. А двигатель? Слово. Одно только слово.

Бывает.

Бывает.

Бывает...

ГЛАВА 1. Градус "Ноль"

Саундтрек теперь будет размещаться как в конце каждой главы в качестве ретроспективы, так и в начале - для тех, кому больше нравится читать под музыку.

Green Day – Give me novacaine

Hanson – Lonely again

Антонин Дворжак – Юмореска (фортепиано)

Не скажу все же, что сразу прозрел и ринулся искать ее, нет. Ну не тот я романтик. Ну не могу я сохнуть по статуе, гравюре или отражению в воде. По воспоминанию.

Нет, я, конечно, помнил ее лицо, ее голос, походняк. Помнил те ее места, от одной мысли о которых когда-то так щемило в ширинке. И в сердце еще немножко, ладно, признаю и это. Но как же все это, мать его, было теперь далеко. Нет, не в смысле расстояния. Далеко в моем психологическом восприятии его.

Легко сказать - вспомнил. Но чтобы не только мозг, но и сердце, и душа твои вспомнили – как бы так сделать? Чтобы сердце, вспомнив, защемило. Чтобы боль эта щемящая занозой в тебя впилась, гнала бы тебя в шею, толкала бы, а ну, мол, иди, ищи ее, где хочешь… Что сидишь?.. А у меня ведь без этого ничего не поедет. Ну да, бревно я бесчувственное, бетонный я болван.

Поэтому, сказав себе зачем-то: «Бывает», - я не вполне понял, что для меня это означает. Я не составил плана действий. Я не сказал себе: «С сегодняшнего дня я буду жить иначе, чтобы ее найти, пойду туда-то и сделаю то-то». Я не дебил какой-нибудь, но, вспомнив о ней и досконально все мои былые чувства перебрав, я не понял, что же теперь должно за этим последовать.

***

На то, чтобы прямехонько из дисс-отпуска полноценно вернуться к трудовой жизни, нужно… минуты три.

«Экки, поздравляю с защитой! Красава! Будешь о повышении рубиться – сходу не борзей, вот тебе совет доктора со стажем))) Обратно когда?»

«Эльти, здорово. Спасибо за поздравления и ценный совет, все учту))) И ты туда же - месяцок дай еще человеку, задолбался тут. Мне еще с издательством надо решить вопрос о публикации. Вольфинг достал уже звонками, совсем нюх потерял, кадрит на свою новую сделку. Начальник – и тот мне звонить не рискует, пока не вернусь.»

«Вольфинг тормозами не обременен, сам знаешь. Цени, он не ко всем так подкатывает. По ходу, запомнил он тебя еще с прошлого года. Ты же знаешь, если кто-то в этой стране чихнет о новой крупной сделке, Вольфинг узнает первым. Его новый проджект «Спринг» - это жесть, чувак. Охренительно работы. Я слышал от ребят, там и по вашей части финансирования нормальный кусман, я бы на твоем месте не лажал и клепал часы. Хорош уже на заднице сидеть, чеши давай в офис и всех тут порви.»

Проблема в том, что обратной дороги потом уже нет. Была бы шея – ярмо найдется.

«Экки, салют, по поводу проджект «Джуно» - сегодня обсуждение отдельных деталей сайнинга. Дайл-ин для ТельКо прислал тебе в отдельном имэйле. Подключишься?»

«Салют, Эльти, спасибо. Я не дома.»

«Понял. Тогда см. во вложении имэйл от Шляйфенбаума со всеми подробностями относительно вашей части; другая сторона уже макет кредитного договора прислала; сообщил ему, что ты возвращаешься, попросил включить тебя в адресной список. Посмотришь?»

ГЛАВА 2. Штормовое предупреждение

Саундтрек теперь будет размещаться как в конце каждой главы в качестве ретроспективы, так и в начале - для тех, кому больше нравится читать под музыку.

Ашиль-Клод Дебюсси – Arabesque (Арабеска, фортепиано)

Placebo – Every you, every me

Ашиль-Клод Дебюсси - La fille aux cheveux de lin (Девушка с волосами цвета льна, фортепиано)

По добытому мной Димкиному номеру - тоже глушь, никто не берет, и я начинаю тихо впадать в отчаяние. И вот почему так? Какого хрена, стоит мне дать себе очередного пинка, мой сногсшибательный проект под кодовым названием «Оксанка» вдруг резко тормозит и тонет в болоте? Да, болото и есть, скулю я сам себе, сидя в «Тотторо», японской кафешке-суши баре в пешеходной зоне неподалеку от Театральной. Задумчиво уплетаю рамен, подтверждая бронь на Зильте на послезавтра.

В конце концов, надо поехать. До выхода на работу осталось каких-то три недели. Хоть ненадолго сменить обстановку. А то хандец моей уравновешенности, это беспокойство, эти метания меня угробят в край. Заторопился я на Северное. Не удался мой визит к Оксанкиным, отчитываюсь перед кем-то. Съездил, но ничего не пробил. А спокойней мне от этого не стало.

Нет, здесь ее надо искать, - с тех пор, как эта мысль появилась неизвестно откуда, спасу от нее мне уже нет ни днем, ни ночью. Опять все по гребаному кругу. Спаси-и-ибо, здесь искал уже. Но спасу нет все равно, поэтому впору дергать. Дергать куда-нибудь, где уж заведомо ничего не может быть с ней связано. Так здесь тоже не было связано, почти вслух бубню сам себе с набитым ртом. По крайней мере, я так думал. Но надо дергать все равно. Вот я и дергаю. И - заколебала меня уже до смерти рабочая сотка. Я «крупно поговорил» с Эльти, соврав, что сваливаю не в Вестерланд, а куда-нибудь в такую дыру, чтоб уж точно без вай-фая и хорошо бы еще, чтоб без сети.

«На Зильте обломаешься, чувак», - читаю и прямо слышу, как он ржет перед компом, скотина. «Я сам ездил, знаю. Эт те не Северный Полюс. Инфраструктура наша на высшем уровне)))))))))))».

Вот гад, и когда таким трудоголиком заделался? Я тоже таким буду, когда принсипалом стану? Ты сначала стань.

Шутливо-гневно швыряю сотку на длинный деревянный столик без скатерти. За одним таким столиком в Тотторо, прижав локти, вместе с тобой хавают, как правило, еще пять абсолютно незнакомых тебе человек, и напротив – столько же. Теснота, как в консервной банке. Но тут это никого не смущает, кафе набито битком.

Несмотря на беззлобный скубон с Эльти настроение мое не наихудшее. От предстоящей смены обстановки во мне появляется некое оживление, и я, толкаясь, ставлю поднос с посудой на тележку, а затем бегу на воздух.

Ну и ветрюганище здесь. В парке Европы, который начинается от Театральной, деревья так и мутузит из стороны в сторону. Наверняка Эльти сейчас напишет, мол, на фига тебе Северное, смотри, какой ветер тут у нас, для начинаний в виндсерфинге хватит… Не написал еще?.. Блин, да сотка же служебная осталась в суши-баре на столе!!!

Гоню туда и вижу, как какой-то чувак сует ее администратору, с улыбкой жестикулирую, даю понять, что, мол, это я оставил.

Моей спине вдруг необъяснимо тепло. Не вру - тепло, нет слов. Что это греет меня так, словно кто-то после ныряния в ледяную воду оборачивает в мягкое подогретое полотенце? И отчего это тепло приятно мне здесь, в этой душиловке, где все попахло мисо и приправами? Это - не просто тепло, а… больше… И дело не только в температуре тела… это… какое-то странное состояние, идущее изнутри… это… радость… РАДОСТЬ…

Мысли не поспевают за чувствами… Мысли не поспевают за ощущениями… Но я учусь на ходу… они спешат… да-да, их за шкиряк тянет… что-то голубое…

Верчу головой во все стороны, как придурок. Где? Где, а? Где? Слева длинный стол у окна – за ним куча народу, куча… Нет, не там… Впереди у стены столпотворение – все стоят в очереди, там принимают заказы, смотри, смотри, кто там стоит… да нет, вроде нет… Справа у кассы самообслуживания… но и там тоже нет… Вот давка… Сзади… обернись, урод, посмотри сзади… гребаный аквариум! Нет, нет, нет! Там, у аквариума, никого нет.

Мечусь из угла в угол, в дальний угол, самый дальний от выхода, сканирую всё, всех, где, где проглядел?… Толкотня здесь, толкотня… Еще немного и меня выставят на хрен из хренова кафе… а и похрену… Секунды, еще… Скольжу взглядом…

Ч-ч-ч-т-то это там, у кассы… между спинами… Между спинами зажата девушка, видна только ее спина, часть спины, она расплачивается торопливо, не отрывая глаз от сотки, роняет что-то, нагнувшись, поднимает, на секунду отделившись от спин других… Строгий бежевый юбочный костюмчик, розовый воротничок блузки, туфельки… Наушники в ушах… Потом распрямляется, выскальзывает вон, на улицу…

Не надо, мне не надо видеть ее лица, ее волос … Уже до того, как я их увидел, глаза мне режет ярко-голубой лазер.

Бежит на улицу, скоренько так, а я – за ней, отчаянно толкаясь. Да пропустите же меня… На воздух мне надо… Да как же медленно, как вязко… Ну вот я и на улице… Так, и куда побежала, а? Через парк?.. Нет, через банковский квартал по бетонно-стеклянному коридору со стенами до неба… Улица «Большой Рукав»…

Вон… Вон идет… Бежит… Черт, как далеко убежала… Бежит, торопится, по сторонам и не глядит, смотрит в сотку, даже переходя через дорогу… Я рву за ней, как черт, рву изо всех сил… Как она далеко, на углу почти…

ГЛАВА 3. Теряя равновесие

Hanson – Dreamgirl

Ашиль-Клод Дебюсси – La fille aux cheveux de lin (Девушка с волосами цвета льна, фортепиано)

Яркий, солнечный день, когда я встречаюсь с ней на обед. «Николетта» ближе к нашим краям, я об этом не подумал. Да еще на двенадцать «рандеву» назначил, рань-то какая, вот дебил. А она пока еще доплетется сюда.

Все-таки, наверное, она придет с Европы, а значит, иду ей навстречу на Театральную. Не знаю, почему, но у меня изо всех сил лупит сердце, как у девочки-школьницы перед первым в ее жизни «кафе-мороженым». Если можно так сказать, это же наша первая встреча. Нет, реально, у меня все пылает, и я останавливаюсь у фонтана, ловлю брызги и бросаю себе в лицо. Лучше.

Я и сегодня особо не выпендривался перед зеркалом. Просто вместо футболки надел рубашку с коротким рукавом – все. Волосами как раньше не занимался, так и сейчас не стал. Короче, пока я там плескаюсь в воде, у меня успевает сформироваться комплекс неполноценности, и я сначала пялюсь в зеленоватую воду в фонтане, а потом, не доверяя отражению, в фотоаппарат на сотке. Да все вроде как обычно. А как это? - свербит у меня внутри. А я ей как вообще?

Так, роста среднего (для мужика), ноги, по-моему, кривоваты, телосложения спортивного – хотя бывало и поспортивней, что-то я расслабился за этот год, то дисс, то переломы эти гребаные. Нет, надо срочно за себя браться.

Волосы темные, стрижка из серии «попрактичнее», то есть, покороче. Спереди какое-то подобие челки, ну, глаза там – глаза, как глаза, голубые или серые? В паспорте написано, что голубые. Нос – тьфу ты, черт, ну как его опишешь? Нормальный нос. Не курносый, не орлиный – прямой, что ли? Конопушки, черт бы их побрал. Не только на лице – на всем теле есть, на спине - особенно. Помнится, парился когда-то из-за них, но недолго. Так, рот. Ну, такой… прямой, не бабский – и порядок. Подбородок резкий, кажется? Мужественный? Джеймс-хренов-Бонд. Сам с себя ржу и вижу, как на щеках появляются ямочки. А, да, точно. Забыл про них. Кажется, бабье от них прется?

- Ну и что там пишут? – слышу над ухом негромкий насмешливый голос, самый мелодичный, самый приятный в мире, самый что ни на есть услаждающий мой слух. Поднимаю голову и сквозь струи фонтана вижу Оксанку – она, как и вчера, на велике, как раз с него слезает. Взгляд у нее какой-то странный. Кажется, она тоже только что смотрела в мою сотку? И что там нашла?

Сегодня на ней черная юбочка-клеш, коротенькая, блин, гораздо выше коленок. И ножки теперь кажутся вообще до шейки, а на ножках-то… черные туфельки во-о-от на таких каблучарах. И как она только в них приехала? Сумасшедшая. Я видел такое и раньше, чтобы на шпильке на велике – у нас тут как только не выеживаются, но чтобы так, вблизи. Вот хохмы. Это она что – передо мной так выпендривается? Мне это кажется и забавным, и трогательным одновременно. Но вообще, один уже вид ее, как она катит рядом со мной велосипед в этой юбчонке и этих туфлях конкретно заводит. Коза, выходит, не ошиблась. Вот только попку в юбке такого фасона не видно совсем, и я тайком скулю по ней.

В «Николетте» мы болтаем обо всем и ни о чем. О личной жизни она не говорит, а я пока не спрашиваю. И все-таки мне хочется узнать, чем и как она связана с этим городом, ведь привел же он ее ко мне. В ответ на мое: «Рассказывай…», - на которое и сам ненавижу отвечать, но ей говорю нарочно, она пожимает плечами.

- Живу. Работаю. До того, как перебралась сюда, дипломную написала. Стажировалась в Штатах. Все.

- Да про Штаты-то я помню – мы же переписывались с тобой тогда. Фотки твои до дыр засмотрел.

- Правда? – смеется.

Вогнал ее в краску, надо же. Розовые щечки идут ей, а меня заводят. Как и все в ней.

- Еще как. Только потом почему-то некоторые перестали писать мне. Случилось что-нибудь тогда? – она потупляет глаза, молчит.

Не хочет говорить. Значит, не Анушка-хакер тогда все мне подорвала. Вот уж не знаю, как вообще возможно, но чувствую, что она в этот момент тоже подумала об Анушке.

- Расскажи лучше о себе, - просит она, смиренно поднимая на меня глаза.

Внезапно до меня доходит, что она впервые, включая нашу вчерашнюю встречу, задает мне вопрос обо мне. И так же внезапно я понимаю, что она боится услышать от меня что бы там ни было. Но, видимо, решила, что рано или поздно спросить надо, вот и спрашивает. Это же так очевидно. Она вжалась в стул, глаза распахнуты, дыхание затаила.

А меня вместо радости от такого интереса к моей персоне прошибает какое-то невиданное доселе озорство. То ли мне хочется подшутить над ней, потому что шутить и наблюдать за тем, как она дрыгается - это зверски приятно и будоражит. То ли я решаю устроить ей проверку. Как она ко мне относится и будет ли отстаивать меня, если понадобится? А то я тут, видите ли, ночи не сплю и все такое.

И вот в ответ на ее просьбу рассказать о себе говорю:

- Да нормально все. Мы неплохо устроились здесь. Живем теперь, тоже работаем.

Каково, а? Само по себе уже четко. Но тут вдобавок еще и звонит рабочий, мне неловко, и я спешу вырубить его. И тыкаю в него. И Оксанка видит на обоях фотографию Анушки. Трубец.

Вот. Так мне, уроду, и надо. Признаться, с Анушкой – это действительно лажа. Но сказать, чтобы я особо расстроился, тоже нельзя. Ведь как трогательно она меняется в лице, взгляд ее тухнет, опускаются плечи. Она печальна, расстроена. Да, она еще раньше успела заметить эту злополучную фотку. Она так и знала.

Глава 4. Жара по курсу. Часть 1

Nicholas Jaar - And I Say
Aerosmith – Cryin‘

Жарко. Жарко как мне. Жарко во мне. Это не тепло уже, а самый что ни на есть настоящий жар. Хочется выплеснуть кипяточек, обдать им кого-нибудь – кого бы это?

Жарко на улице, жарко во всем дымящем, испаряющем, изнывающем, пламенеющем городе. Кругом запах раскаленного асфальта, такое ощущение, что плавятся пронзенные солнечным беспределом окна. Прошло несколько дней, а жара все не спадает.

В моей машине сломался кондер. При нынешних температурах это плачевно, меня же только подтверждает в мысли осуществления моего плана: теперь у меня есть лишняя причина для того, чтобы поехать на поезде. Да, ведь дорога вдоль Рейна столь живописна. Вот я и еду. Еду и сам втихомолку посмеиваюсь. Да что там – меня прямо распирает, до того интересно, какова окажется ее реакция. Гоняюсь за ней, что ли? Похоже на то. Никогда еще ни за кем не гонялся, все, кому нужно было, находили меня сами либо же просто приходили «так». Либо вообще не приходили. А это… Как-то оно… будоражит кровь? В приятном смысле.

Пересаживаюсь возле одного из рейнских притоков. Отсюда недалеко до Бад Карлсхайма, до моих, но я не к ним еду. Нет, я сажусь на электричку и через каких-то минут двадцать меня встречают Красные Ворота - средневековый архитектурный ансамбль, пограничная застава со стеной, воротами из красноватого металла и башней. Все это когда-то было построено на исторической границе между двух епископств. Здесь-то и стригли подорожную капусту с проезжающих. Неоднократно реставрируемый, ансамбль отлично сохранился и в наши дни. Это в честь этих самых Красных Ворот и назван городок Ротентор, где живут ее родители и где сейчас, в этот самый момент обретается она.

От вокзала топать минут пятнадцать, но я никуда не тороплюсь и, естественно, никому не звоню с просьбой забрать меня. Иду, рассматриваю и рейнскую набережную, засаженную липами, платанами и тополями, столь широкую и шикарную, что впору оказалась бы для города раза в три больше этого. И огромный современный мост через Рейн. Да и сам Рейн, когда ни посмотришь на него, неизменно того стоит. Не избалованы мы тут у нас широкими реками, что ни говори. А как раз на уровне города посреди Рейна расположился островок, временными обитателями которого являются рыбаки, их мне с этого берега отлично видно. Рыбалка - это круто. Сто лет не ходил. Но мне не туда сейчас.

Удалившись от вокзала, бреду чуть вверх, мимо домиков под крышами, выложенными шиферными чешуйками, в садиках, засаженных розами и мальвами, мимо детской площадки и местного отделения пожарки.

А вот и их дом. Вроде был здесь совсем недавно, а какая бешеная разница. Дом словно ожил, проснулся, встряхнулся ухоженным палисадником, взмахнул новенькими цветочными горшками и кашпо на балконе. Они на улице, то есть, в саду. И у них что – собака? Прикольно.

Ко мне навстречу из глубины идет дядя Витя, ее отец. Я пришел откуда-то пешком со своим рюкзаком на одном плече, но целенаправленно остановился у их дверей. Значит, именно к ним хочу попасть. При виде меня псину загоняют в дом, она меня не знает, грызанет еще. А кто меня знает, может я потом сразу в полицию понесусь.

- Здравствуй! – узнает он меня, говорит по-русски, подавая руку. – Андрей?

- Здрассте. Да, - киваю коротко. Мне почему-то чертовски приятно от того, что он меня помнит, помнит мое имя. Ведь сколько лет прошло с нашей первой и последней встречи.

Прежде чем я что-либо еще могу ему сказать, мой взгляд сам собой скользит вглубь сада, проникает между розовых витков под аркой. Я нахожу взглядом ее. Она сидит ко мне спиной на низенькой скамеечке и копошится в кустах черной смородины, вернее, темных ягод, слишком крупных для смородины. Вернее, она их собирает. Колется, чертыхается, сует в рот палец.

Внезапно она словно чувствует спиной мой взгляд и оборачивается ко мне. При виде ее недоуменного, ошарашенного взгляда из меня рвется наружу дикий ржач, но я жестко держу себя в руках. Она встает со скамеечки и, слегка прихрамывая, идет ко мне в своих коротеньких джинсовых шортиках с бахромой и розовой маечке, вся такая в лучах солнца, золотящих ее фигурку. Я слегка улыбаюсь, держусь просто и раскованно. Но внутри меня испепеляет своим сиянием ее образ, ее длинные смуглые ножки, ее круглые, покачивающиеся бедра и ее ошеломленный, оробевший взгляд. Она не ждала моего приезда. Не ожидала увидеть меня. Я застал ее врасплох. Все даже лучше, чем я думал, больше, чем надеялся.

Вместо приветствия она подходит ко мне и спрашивает недоуменно:

- Ты к кому?

- К тебе, - отвечаю ей со смехом. – К кому же еще?

И тут я сразу перехожу к следующему действию. Я делаю то, ради чего, собственно, приехал. Делаю по-простецки, словно уже давным-давно так повелось между нами. Я слегка нагибаюсь к ней и на глазах у ее папы и подошедшей мамы, с которой даже еще не успел поздороваться, легонечко целую ее в губы, иссиня-красные от смо... как там называются эти ягоды. При этом успеваю провести указательным пальцем по ее лицу. Мимолетный приветственный поцелуй, легкий, как дуновение ветерка.

Конечно, во мне моментально все начинает бурлить. Конечно, мне этого мало, мало этой капельки живительной влаги, как было бы мало умирающему от жажды. Нет, мне совсем не того хотелось бы. Да, за последние дни я уже пару раз чмокал ее в щечку, но, да разрази ж меня гром на этом самом месте, это же наш первый поцелуй за последние годы, и – вот без базара - я заслуживаю большего…

Как бы я хотел присосаться к ней, словно пиявка. Как бы я хотел начхать на ее родителей и ввалиться в ее рот по самые гланды. Да-да... Задушить ее своим языком, да так, чтобы у нее перекрылся кислород, отнялись ноги, и она сама в полном изнеможении опустилась бы в мои объятия.