Луна заливала Беловежскую пущу холодным серебром. Свет дробился в мокрой листве, сползая по стволам вековых дубов, точно ртуть. Ночь близкого уже полнолуния пахла сырой землей, хвоей и чем-то резким, почти металлическим, что не принадлежало лесу.
Данила, в теле могучего зубра, двигался бесшумно, несмотря на тяжесть своего тела. Его копыта утопали в мягкой почве, оставляя глубокие следы, а горячее дыхание вырывалось облачками пара, растворяясь в холодном воздухе. Широкие рога, похожие на толстые ветви голого зимнего дерева, цепляли тени, а те метались в чаще, превращая игру света, в что-то живое.
Магическая суть оборотня, древняя, как сама Пуща, гудела в венах, заставляя шерсть на могучем загривке вставать дыбом от смутного предчувствия. Оборотень патрулировал западный край. Место, где лес уступал место людскому миру – асфальту, проводам и чужим глазам, что всегда следили издалека.
Данила фыркнул, мотнув массивной головой, будто отгоняя запах бензина, который иногда доносился с ветром.
“Люди, – думал он смутно, – вечно лезут туда, где их не ждут, с их камерами и бумажками”.
Его стадо – оборотни-зубры, чья магия связана с этой землей веками, доверяло ему. Мудрые старые и совсем еще молодые зубры, не умеющие справляться с зовом своего зверя – все они были под ответственностью Вожака. Другие перевертыши жили в Беловежской только с разрешения стада, ведь именно зубры несли в себе искру древней силы. И сейчас Пуща, их общий дом, дышала все тревожнее, словно чуя беду.
Возле зарослей папоротника Данила остановился. Ноздри уловили чужой запах – не травы, не зверя, а чего-то едкого, искусственного, словно кусок дешевого пластика. Он наклонил голову, задев рогами влажные листья близстоящей ольхи. В лунном свете блеснула тонкая, почти невидимая, нить. Камера, спрятанная под мхом, точно паук в траве, смотрела блестящим пустым взглядом, заставляя гадать – кто там, на той стороне?
“Вот тебе и гости, – хмыкнул он про себя, но сердце сжалось. – Думают, Пуща – их игрушка”.
Обойдя участок, мощный зверь нашел еще две такие же штуковины, замаскированные под коряги. Ставили их явно не охотники с ружьями. Но кто? И с какой целью?
Слишком много в последние дни появилось таких сюрпризов – темных, дурных. И справляться с ними тоже становилось все труднее. Глядишь, еще немного, и придется племени уходить вглубь, в леса. А то и вовсе отказаться от прогулок в иной своей ипостаси.
Быть может, попросить помощи у Михаила, в Минске? Помнится, в свое время, он здорово помог выбить Беловежской статус заповедника. Вот только в последнее время число браконьеров и исследователей будто бы утроилось и оборотням становилось все опаснее в родном доме. Заявления в официальные инстанции помогали мало, а финансирование год от года становилось все меньше. Хоть ты колдовать начинай, как предлагала Василиса уже не раз. Тут же вспомнились ее рассказы о Белом Олене, хранителе, что приходил в темные времена.
“Где ты, рогатый? – подумал Данила, фыркнув с горькой усмешкой. – Сбежал от дронов и проводов?”
Говорили, он появлялся, когда звал сам лес. Но сейчас голос природы был слаб, заглушен гулом машин близлежащей трассы, а сам хранитель исчез в веках. Никто им тут не поможет, придется справляться самостоятельно.
С каждой найденной камерой росла тревога, а холод осознания пробирал до костей. Их должны были рано или поздно обнаружить. А если так – придется уходить еще глубже, в лес, или и вовсе переехать. Это заставляло нервничать. Данила буквально чуял перемены, но они пахли не росой и мхом, а чем-то стерильным, как больничные коридоры.
У старого вяза, где земля была истоптана, оборотень заметил клочок бумаги, зацепившийся за корень. Обернувшись человеком, Данила поежился – ночной холод тут же впился в кожу, а лунный свет подсветил дыхание, превратив его в белесый дым.
Не зверь, но человек, поднял записку, исписанную мелким почерком: “Биологические исследования... Выделить триместр на предварительные… Беловежская пуща… Образцы фауны... Срок – месяц”...
Кровь зашумела в ушах. Биологические исследования одобрили? Еще и сроку месяц. Это не просто угроза – это нож у горла. Он сжал бумагу в кулаке и посмотрел в небо. Теперь луна казалась не хранителем, а свидетелем надвигающейся беды.
-------------------
Здравствуй, дорогой читатель!
Надеюсь, тебе понравится ир и его герои.
Не забудь поставить звездочку и подписаться, если история попадет в твое сердечко.
Поехали?
Беловежская пуща встретила Веру запахами сырого мха и хвои. Такими густыми, что казалось, их можно намазать на хлеб словно экзотическое варенье, положив сверху полностью засахаренную медом шишку.
Автобус со старыми скрипучими сиденьями выплюнул девушку на пыльную стоянку у кордона заповедника. Она глянула вперед, увидев, как клонилось к закату солнце, заливая лес золотисто-алым светом, а тени от сосен ложились на землю, будто длинные когти неведомого зверя.
Не такого, конечно, ожидала она, когда ехала в Пущу по направлению – отрабатывать преддипломную практику. Хотелось снять домик, или хотя бы комнату в ближайшем райцентре, чтобы приезжать и выполнять нехитрые задания, набираясь опыта. А потом рассказать о своем исследовании, возможно слегка приукрасив, и защитить-таки диплом.
Однако завкафедрой решил иначе. Коварный старик никак не мог простить Вере, что она не бросила учебу и не выскочила замуж, как он предрекал каждой девушке, осмелившейся поступить на эколога. А тем более, Вере, дерзнувшей стать лучшей на своем курсе, обогнав всех мужчин на потоке. Вот и загнал ее сюда, в Беловежскую без права отказаться – или оставаться ей без диплома.
Вера поправила рюкзак, который оттягивал плечи, и вдохнула полной грудью. Городской воздух, пропитанный асфальтом и кофе, остался в сотнях километров позади. Так далеко, что она мгновенно почувствовала себя чужой.
Администрация заповедника – приземистое здание с облупившейся краской – кажется, пустовала. Позвав хоть кого-то пару раз, Вера вошла, глухо стуча кроссовками по деревянному полу, и сразу наткнулась на взгляд пожилого мужчины с бородой, похожей на пучок соломы.
– Анатолий Иванович, замдиректора, – представился тот, пожав ей руку так, будто проверял на прочность.
Действительно не слышал? Или специально проигнорировал?
Спросить шанса не представилось. Без лишних предисловий, будто стараясь сейчас же ее выставить, замдиректора вручил Вере папку с заданием: изучить поведение зубров, их перемещения и социальные связи.
– Подождите, как же так? – перебила она Анатолия Ивановича, – тут же ни слова про природоохранные работы? Я же ради них сюда и ехала!
– Зубры – душа пущи, – сказал он, глядя куда-то поверх ее плеча. – Без них лес не тот. А если не устраивает, ничем помочь не могу. У нас тут работы, может, и непочатый край, но приоритетность никто не отменял. Практика тебе будет такой, или не подпишу.
Вера кивнула, хотя в голове крутилось: “Серьезно? Душа? Это я теперь буду не научную работу по экологическому состоянию Беловежской Пущи писать, а фольклорное исследование?” Будто мало было, что ей, экологу со специализацией инженера природоохранного устройства, пришлось ехать к черту на Куличики, чтобы пройти отработку. И как можно было выдать ей такое задание без времени даже на минимальную подготовку? А уж тем более, дать работу по зубрам, о которых она не знала ровным счетом ничего. Направление, которое даже минимального отношения к ее специальности не имеет! Но делать было нечего – задание на кафедре ей выделили одной из последних и нового явно не дадут, потому приходилось брать даже такое. Набрать кучу электронных книг и попросить кого-нибудь из одногруппников прислать ксерокопий из Национальной библиотеки – тех учебников, что не было в сети – все, что Вера смогла привезти с собой теперь будет бесполезным.
У них в институте девушкам вообще было сложно, а если уж ты решила писать диплом, а не выйти замуж, то большая часть замшелых преподавателей-мужчин помогать не станет. В Администрации, кажется, придерживались такого же принципа работы. Курица – не птица, а женщина – не человек, да, Анатолий Иванович?
Впрочем, после краткого экскурса, почему же задание именно такое, Вера передумала.
Зубры, как объяснил Анатолий Иванович, были почти истреблены в начале XX века. К 1919 году в дикой природе их не осталось, но благодаря усилиям ученых и появлению заповедников популяцию восстановили. Теперь в пуще обитало около шестисот гигантов – массивных, с горбатыми спинами и короткими рогами, способных одним ударом копыта расколоть бревно. Они ели траву, молодые побеги и кору, медленно переходя с места на место и предпочитая открытые поляны. Но могли и уйти в чащу, если чуяли угрозу.
– Их инстинкты как компас, – добавил замдиректора в конце. – Зубры знают лес лучше нас.
Вера с интересом прослушала мини-лекцию о главных действующих лицах своего будущего задания и старательно записала все в блокнот, признав, что зубры звучат гораздо круче, чем она ожидала.
***
После встречи настало самое время поставить палатку на поляне, которую Вере указал местный гид, худощавый парень по имени Миша, с глазами, как у лиса, и хитрой улыбкой. Он помог тащить рюкзак, попутно рассказывая байки про местных обитателей и нечисть, которая, по слухам, водилась в Беловежской.
– Тут старые хозяева пущи бродят, – сказал Мишка, кивнув в сторону леса. – Не люди, не звери, а что-то между. Говорят, они следят, чтоб лес не трогали.
Ну да. Конечно.
Вера закатила глаза.
– Сказки для туристов? – хмыкнула она, но Миша только пожал плечами, будто знал что-то недоступное ее пониманию.
***
Палатка оказалась ее личным кошмаром, честно. Вера, привыкшая к городским удобствам, минут десять боролась с дугами, которые гнулись во все стороны, как пьяные змеи. Да уж, не такой она себе представляла преддипломную практику…
Вера поежилась в утренней прохладе и нехотя вытянула руку из спальника, чтобы потереть ладонью замерзший нос. Вопреки вечерним переживаниям, спалось ей хорошо. Наверное, так подействовал опьяняющий городского жителя свежий воздух. В общем, благодаря ему, даже если бы ночью рядом расположилось стадо зубров, девушка ничего не заметила. Да и не могло ничего такого случиться. Всех окрестных животных наверняка распугал храп Миши из соседней палатки.
Поежившись, Вера выползла наружу и изумленно застыла. Беловежская встретила гостью сиянием, будто лес сварил себе чай из росы, хвои и сырой земли, а потом щедро плеснул им на все вокруг. Солнце, еще сонное, пробивалось сквозь кроны, рассыпая на тропе пятна света, похожие на лужицы пролитого меда. Миша приветственно помахал подопечной и кивнул в сторону дымящегося котелка, в котором кипел ароматный чай, пахнущий местными травами, которые Вера сама ни за что не смогла бы различить.
– Ну что, городская, – усмехнулся гид, – давай. Завтракаем и пошли за твоими зубрами.
Усевшись у костра, Вера взяла в руки жестяную чашку. В первую же секунду она обожгла пальцы и с коротким “тс!” отставила тару в сторону. Миша посмотрел так, будто и ожидал такого вот ляпа, но ничего говорить не стал. А Вера решила, что не будет жаловаться. Она сильная и сможет всех удивить. И диплом напишет лучше всех. И вообще…
Отказаться от этой мысли пришлось час спустя. Вера, едва поспевая, брела за Мишей. Она издавала столько же шума, как медведь в малиннике, хрустя ветками и жонглируя рюкзаком, который, кажется, решил устроить ей тест на выносливость. А ведь это еще и основная часть вещей в лагере осталась.
Эх...
Блокнот в одной руке, бинокль в другой, а в голове – раздражение на всех вокруг: и на завкафедрой, и на Анатолия Ивановича, и на самого Мишу: найти зубров и записать их повадки звучало романтично только в мечтах. На деле пуща вела себя, как капризная дива, а компас, похоже, просто издевался. Если бы не гид…
– Блин, просто тест на выживание, – пробормотала Вера, закатывая глаза. – Пора запускать реалити-шоу: “Все против Веры”.
Наконец, примерно через полтора часа этого марш-броска, они подошли к ручью, который Миша признал, как питьевой, и Вера присела наполнить флягу. Жидкость пахла мхом и чем-то терпким, отдаленно напоминая хвойный Байкал.
– Точно можно пить? – спросила девушка, сомневаясь.
В ответ Миша показательно зачерпнул воду обеими ладонями и отпил одним большим глотком. Вере осталось только пожать плечами и присесть к ключу. В отражении она увидела себя – волосы растрепаны, под глазами тени от вчерашней войны с палаткой или внезапного страха перед тем самым, неизведанным.
Мда… Красотка.
Как оказалось, свежий воздух лечит не все. Но и отчаиваться было рано. Вера привыкнет, сможет. У нее всегда же получалось, вот и теперь – получится.
– Зубры, держитесь, я иду вас покорять, – хохотнула она наигранно-бодро, но в памяти всплыли ночные звуки: низкое рычание, тяжелые шаги, светящиеся глаза в темноте.
Вера тотчас же списала воспоминание на усталость, странный чай и, возможно, на саму Пущу, которая явно любила устраивать такие сюрпризы не очень-то званым гостям. Все, что угодно, лишь бы не признавать страх и не покрываться липким потом прямо сейчас, давая Мише повод посмеяться над незадачливой исследовательницей.
Она подумает над этим позже.
Потом.
Может быть.
Однако расслабиться полностью не удалось. За спиной послышались шаги – тяжелые, но мягкие, как поступь большого зверя, который хочет быть замеченным. Звук заставил ее подпрыгнуть, чуть не утопив флягу. Вера обернулась и замерла.
Из-за старого дуба вышел мужчина – высокий, широкоплечий, с короткими темными волосами, спутанными в завитки. Его глаза были похожи на глубокие лесные озера, а взгляд скользнул по Вере с легкой насмешкой. Только плохого впечатления незнакомец не производил. Скорее наоборот. От него веяло каким-то теплом, будто солнечные лучи, пробивались сквозь тучи.
– Заблудились, городская? – спросил он, и его голос, низкий, с хрипотцой, словно пощекотал Веру в области солнечного сплетения.
Она выпрямилась, нервно смахивая с джинсов прилипшую траву и на ходу приглаживая волосы.
– Я не заблудилась, – буркнула девушка, чувствуя, как горят щеки, – просто… веду разведку.
Он хмыкнул, и его улыбка, лукавая, как у кота, поймавшего мышь, заставила Верино дыхание сбиться.
– Данила, егерь, – представился он, протягивая руку.
Большая мужская ладонь была теплой, шершавой, как кора, и Вера, пожимая ее, задержалась чуть дольше, чем собиралась. Будто проверяла, не растает ли он, как случайный мираж.
– О, Даня! – тут же развеял все волшебство непонятно почему молчавший до этого Миша. – А я тут городскую к зубрам веду. Поможешь?
Отвертеться от почетной миссии новый знакомый не смог, чему Вера неожиданно обрадовались. Данила повел пришлых вглубь Беловежской, к стаду, шагая так, будто тропы расстилались перед ним сами собой. Девушка плелась следом, спотыкаясь о корни, которые, кажется, нарочно лезли под ноги.
“Лес точно против меня,“ – снова убедилась Вера, когда очередной корень дерева чуть не отправил ее в полет. Впрочем, не слишком возмущаясь, ведь Данила, словно ведомый каким-то внутренним чутьем, поймал гостью пущи и поставил на ноги, словно бы она и ее рюкзак не весили ровным счетом ничего.
Утренний туман стелился по земле, будто кто-то разлил молоко между соснами. Вера сидела на складном стуле у края поляны, сжимая в руках блокнот, который уже пропах лесом – в телефоне слишком быстро садилась батарея. Ее бинокль болтался на шее, а рюкзак, набитый нужными вещами, валялся рядом, напоминая о вчерашней насмешке Миши про супермаркет.
И о Даниле.
При мысли о беловежском егере внутри запорхали бабочки – взгляд его темных глаз, теплых, как лесной мед, все еще заставлял ее щеки алеть. И голос, конечно. Такой бархатистый, с хрипотцой, который в ее голове теперь намертво был связан с Пущей и зубрами.
– Сосредоточься, Вера, – пробормотала она, – ты тут за практикой приехала, а не за лесниками.
Но сердце, предатель, все равно екнуло, вспоминая, как Данила смотрел на нее вчера, будто видел что-то, чего Вера сама не замечала. Или она все же надумала?
Сейчас его, конечно, рядом не было, иначе Вера просто не смогла бы сосредоточиться. Данила с Мишей ушли куда-то с самого утра, а гид даже предупредил, что не вернется больше, вверяя ее, Веру, в заботливые руки егеря. Когда тот придет назад, конечно. Вера тогда только пожала плечами. Она еще не решила, плохо это или хорошо.
Теперь же девушка наблюдала за стадом зубров, мирно пасущихся в сотне метров, и гадала, когда же вернется привлекательный лесник. Массивные силуэты мохнатых гигантов, с горбатыми спинами и короткими рогами, двигались в утреннем свете, словно древние статуи, ожившие под солнцем.
Зубры, как Вера вычитала, жили в сложных социальных группах: самки и телята держались вместе, а взрослые самцы либо бродили в одиночку, либо формировали небольшие “мужские клубы”. Они общались через фырканье, мычание и даже позы: наклон головы или удар копытом мог означать все, от “я тут главный” до “уйди, не до тебя”. Теперь можно было сравнить книжные записи с живыми наблюдениями.
Глядя на стадо, Вера записала: “Самец (возможно, лидер) использует низкий звук (похоже на фырканье) для координации членов группы”.
Но что-то в их поведении сбивало ее с толку. Зубры не шарахались от нее, как должны были. Не видели в ней чужака. Напротив, их темные глаза, глубокие, как лесные озера, то и дело ловили ее движения, будто Вера была частью их мира.
Ни в одной из книг о таком не говорилось.
– Быть может, они просто привыкли к людям? – тихо хмыкнула она, но в груди шевельнулась тревога. Дикие животные не видели в ней угрозы и это было ненормально.
В наблюдениях и легком напряжении прошло полчаса.
Пуща вокруг жила своей жизнью: ветер шуршал в листве, где-то трещала сорока, а в траве шмыгали мелкие твари. Вера пыталась сосредоточиться на записях, но ее мысли то и дело возвращались к Даниле. Его уверенные шаги и связь с лесом, будто он был не просто егерем, а частью этой пущи…
Она поймала себя на том, что представляет, как лесник появляется из-за деревьев, с той же лукавой улыбкой, и сердито зачеркнула последнюю строчку в блокноте.
– Соберись, ты же эколог, а не героиня романа, – пробубнила Вера себе под нос, но в груди все равно разлилось тепло.
Мысли прервал треск веток. Сердце зашлось тревожным стуком, стадо зубров рвануло в сторону, а на поляну вывалился парень – худощавый, с растрепанной шевелюрой и улыбкой Чеширского кота.
– Тимофей Орехов, местный младший егерь и помощник Данилы я, здравствуйте, – объявил он, будто ведущий шоу, и плюхнулся на траву рядом. И тут же выдал со скоростью пулеметной очереди. – Я от Дани. Слышал, ты зубров изучаешь? Ну, удачи, они те еще засранцы.
Вера закатила глаза.
Ну, Данила, ну, удружил.
– Спасибо за поддержку, – съязвила она, – но я справлюсь без стендаперов.
Тимофей хмыкнул, вытаскивая из кармана яблоко и вгрызаясь в него с таким энтузиазмом, будто это был последний фрукт на земле.
– Городская, да? – подмигнул он. – Видел твой рюкзак. Ты тут что, кофейню открывать собралась?
Вера фыркнула, но не смогла сдержать улыбку. Дался им всем этот рюкзак.
– А ты что, местный фруктовый магнат? – парировала она, кивнув на его яблоко.
Тимофей театрально приложил руку к груди.
– Обижаешь! Я – душа Пущи, хранитель запасов!
Его глаза искрились, и Вера рассмеялась, несмотря на нелепость утверждения. С парнем оказалось на удивление легко, хотя он вроде бы не прилагал к этому никаких усилий. Да и не требовалось. Уже через минуту Тимофей болтал без умолку, рассказывая, как однажды застрял в болоте, пытаясь спасти наглого бобра.
– Представляешь, он еще и укусил меня, прыщ неблагодарный! – возмущался молодой лесник, размахивая руками.
Вера хихикала, но взгляд девушки то и дело возвращался к зубрам. Сейчас они вели себя нормально: когда она вставала, чтобы сменить точку наблюдения, несколько самок повернули головы, будто следили за ней.
Один теленок, пушистый, как плюшевая игрушка, даже подбежал совсем близко. Казалось, протяни Вера руку – сможет дотронуться до темного кудлатого бока, утопив пальцы в по-детски мягкой шерсти. Остальные не отреагировали, будто знали, что девушка совершенно безопасна и это было странно – судя по учебникам и прочитанному, обычно зубры убегали, едва завидев человека.
Луна висела над Беловежской пущей, заливая лес золотым светом. Данила стоял у края поляны, где сосны шептались с ветром, а запах сырой земли смешивался с резким привкусом озона. Его кожа зудела, сердце билось неровно, а зверь грузно ворочался внутри, грозя вот-вот вырваться наружу. Полнолуние, что всегда будило магическую суть, сегодня было особенно беспощадным.
Неделя прошла с тех пор, как он нашел записку о биологических исследованиях, и пуща, казалось, нервно сжималась под невидимым взглядом. Данила чувствовал, как его стадо – зубры-оборотни, давние хранители леса – ждет его решения, но Вера…
Появление Веры осложняло все.
С той самой короткой встречи она была повсюду: ее запах – кофе, новая хрустящая бумага и что-то цветочное – витал в воздухе, ее голос – мягкий, с легким городским говором – звучал в его ушах. Данила избегал ее почти неделю, поручив дела Тимофею и пропадая в чаще. Но каждый раз, когда Вера оказывалась рядом, зверь ворочался все сильнее, а сердце тянулось к ней, как к свету.
Данила хотел рассказать девушке правду – о пуще, о зубрах, о себе, но тайна связывала его по рукам и ногам, давя тяжелой цепью ответственности перед всеми сородичами. Да и, честно сказать, само желание было иррациональным и пугало.
“Она исследователь, – думал он, сжимая кулаки, – что будет, если узнает? Да и откуда уверенность, что Вера – не часть группы, еще недавно установившей камеры?”
А камер, кстати, меньше не становилось. Данила всю неделю находил устройства по всему периметру – пришлось даже придумать новые правила безопасности для всех перевертышей Беловежской. Это здорово ограничило им всем возможность передвижения и злило большинство жителей Пущи, но выяснить, кто получил разрешение на их установку, так и не удалось. В это время и появилась Вера, потому подозревать ее было естественно.
Думать об этом было горько, почти кощунственно, но необходимо. Успокаивало только одно – Данила с первого раза ощутил и намертво запомнил Верин запах. Потому точно узнал бы его там, на камерах, в лесу.
Он знал, если бы она была частью этой… этого…
Нет.
Только не Вера.
Выражение ее лица, такое по-детски наивное, и смех, когда она спотыкалась о корни, не давали ему покоя. Данила фыркнул, мотнув головой, будто отгоняя назойливую муху, но легче не стало.
От этих ощущений было не уйти, не спрятаться. Уж слишком сильно его тянуло к гостье Пущи.
***
Вера, тем временем, сидела у покосившейся палатки. Она упрямо отказывалась переехать хотя бы в близлежащее село, боясь, что пропустит что-то важное. Блокнот, наполовину исписанный за эту неделю, лежал на коленях. Он был полон заметок о зубрах, которые вели себя слишком разумно для простых животных.
Вера пыталась сосредоточиться, но мысли то и дело возвращались к Даниле. Его темные глаза, глубокий голос и его улыбка, от которой сердце делало кульбит. Егерь пропадал и появлялся внезапно целую неделю, относясь к ней то тепло, то холодно. Вера даже заподозрила Данилу в отработке на ней каких-то приемов из курса по пикапу.
– Соберись, Вера, – вслух пнула она себя, – он обычный лесник, не выдумывай. Ты просто ему не интересна.
Высказанные слова задевали сильнее, чем Вера ожидала.
Ну и ладно.
Вера приехала на практику? Значит практикой и будет заниматься. И раз Данила прячется и помогать не настроен, она сама найдет ответы. Например, сегодня из общего списка Вера выбрала исследование, которое предполагало проверку ночного лежбища всего стада – хотелось зафиксировать, как именно расположатся зубры для сна, что будут делать, расставят ли наблюдателей.
Однако договориться с Данилой или Тимофеем, чтобы сопровождали, не вышло, а Миша так и вовсе исчез, и больше не появлялся. Впрочем, Вера все продумала – она отметила на карте, где, по ее мнению, оставались зубры на ночевку, зарядила телефон, сварила себе побольше кофе. Так что не беда, что ей не хотят помогать. Она сможет все сама. Тем более, полнолуние и видео выйдет почти как днем, если не уходить в тень. Хотя, признаться честно, план звучал как слегка безумный.
Или совсем не слегка.
“Если пуща такая загадочная, как они все говорят, я это увижу”, – подумала девушка, хватая фонарик и застегивая рюкзак, из которого торчала пачка батончиков.
– И ничего у меня тут не супермаркет, – добавила она, вспомнив Мишу. – Просто необходимый запас.
***
Данила услышал шаги еще до того, как она вышла на тропу, и сразу напрягся. Верин запах – тот самый, с ноткой кофе – донесся до носа, и Даня выругался про себя. Почему ей не сидится в палатке?
Он, как назло, встал у старого вяза, и луна высвечивала мужской силуэт слишком четко, чтобы его можно было принять за случайную игру теней. Вера увидела ночного гостя и, споткнувшись о корень, чуть не выронила фонарик.
– А ты что тут дела..? – выпалила она, но голос дрогнул и осекся, оборвав конец фразы.
Его глаза, темные и глубокие, поймали ее взгляд. Воздух между ними сгустился, будто перед грозой.
– Я мог бы спросить то же самое, – ответил Данила, подходя ближе.
Он подтянул Веру к себе, чтобы не говорить громче, чем следует, и его голос, низкий, с хрипотцой, проникал в самое сердце.