Борьба стихий. Противостояние

Пролог

Звездолет поднялся неслышно, но все члены семьи одновременно почувствовали, что космический корабль покинул планету, а на нем улетели, не простившись, дорогие их сердцу люди: двадцатилетние Мирослав и Феникс.

По отцу они были братом и сестрой. Несмотря на то, что матери у них были разными, выросли они, можно сказать вместе, с десяти до семнадцати лет проведя в тесных стенах того самого звездолета, который сейчас постепенно удалялся, превращаясь в небольшую алую звезду в темном небе, а после – в стенах одного дома, больше похожего на пещеру, вытесанную в камне.

Проводить беглецов выскочили пятеро взрослых и трое детей.

Две женщины были низкими и хрупкими, хотя на Земле, их родной планете, их рост – 168 сантиметров – для представительниц слабого пола считался средним. Одна из землянок – Елизавета – имела темно-русые волосы и карие глаза, другая – Аля – была светловолосой и голубоглазой.

Один из мужчин – кареглазый шатен - судя по его облику, тоже был землянином. На родной планете Ефим, имея рост 192 см, считался высоким, но большинству мужчин с огненной планеты едва доходил до плеч. Даже его жена, которую он называл Саламандрой, была на полголовы выше его.

Она и мужчина, которого мы еще не описали, относились к огненной расе, и планета, название которой на земном языке звучало как Огонь, была для них родной. Эти люди были рослыми и широкоплечими, имели темные глаза и иссиня-черные волосы, из-под которых выглядывали терракотового оттенка наросты, напоминающие рога. Шоколадного оттенка кожа аборигенов была покрыта красными узорами, точно венами, которые сплетались на груди в рисунки, похожие на медальоны.

«Медальоны» у Саламандры и ее дяди по прозванию Дракон были разными – они были брачными метками. Аналогичными знаками были отмечены Ефим и Елизавета – вторые половинки огненных людей.

Дети были почти ровесниками. Старшей, Елене, было девять лет, и, если бы не огненно-рыжие волосы, она была бы похожа на светловолосую землянку славянского типа. Другим детям девять еще не исполнилось, но они приближались к этому рубежу – к возрасту, когда лучше всего начинают раскрываться особые способности, и детям не терпелось узнать, чем и насколько хорошо они владеют, если не считать телепатии: этот дар у них открылся раньше, чем умение говорить.

Младшие дети, Дарина и Демьян, в отличие от Елены, были наделены небольшими рожками, имели смуглую кожу и черные с красноватым отливом волосы. Ростом они были чуть выше старшей девочки и были похожи друг на друга, как родные брат и сестра, хотя родители у них были разными. Девочка была рождена огненной женщиной от землянина, мальчик – землянкой от огненного мужчины. Возможно, сходство объяснялось тем, что их мать и отец с планеты Огонь приходились друг другу родственниками: Дракон был двоюродным дядей Саламандры.

Когда-то давно Саламандра даже была влюблена в Дракона, но они не рискнули быть вместе, опасаясь, что их дети родятся больными и уродливыми. Вместо этого они затеяли опасную авантюру: искать суженых за пределами родной планеты.

Сердца привели их на Землю.

Завоевать любовь избранников оказалось непросто. Дело осложнялось тем, что Елизавета и Ефим были влюблены друг в друга. И, кстати, один из беглецов – Мирослав – был их сыном.

Но огненные бесы достигли своей цели. Сначала Саламандра соблазнила Ефима, родив от него дочь Феникс, которая теперь вместе с братом удрала на Землю. Потом Дракон подписал с Елизаветой контракт, по которому та брала на себя обязательства выйти за него замуж в случае размолвки с Ефимом.

И огненные дождались своего звездного часа: им удалось-таки разжечь в сердцах избранных ими землян огонь взаимной любви. После этого они увезли суженых на свою огненную планету, где те, искупавшись в чудесном источнике, обрели вечную молодость и сказочное долголетие.

Однако Мирослав тосковал по Земле, где осталась зеленоглазая девочка, в которую он был влюблен. Да и Феникс мечтала лучше узнать планету, которая была родной для ее отца и брата. Они давно уговаривали взрослых отпустить их туда хотя бы на год, но, так и не получив согласия, угнали звездолет и покинули Огонь по-английски.

Успокаивало лишь одно: Мирослав и Феникс, семь лет прожившие на космическом корабле, хорошо знали, как им управлять, и как функционируют его основные блоки.

Родители буквально рычали от разрывающих их эмоций, но поделать уже ничего не могли.

Дети же провожали глазами все уменьшающуюся красную звезду с завистью.

Глава 1

Мария

– Маша, платье прибыло, – весело сообщает мне по громкофону мама. Она мне не родная, но воспитывает почти с рождения, так что какая разница? Тем более что родных детей у нее нет, и всю любовь она дарит мне. И сейчас вместе со мной радуется предстоящей свадьбе. Свадебное платье, о доставке которого она мне сообщила, мы тоже выбирали вместе. Решили взять модное, современное, сплетенное из тонких полос синтетической ткани, напоминающей блестящий пластик. Все оно опутано мерцающей паутинкой из наносветодиодов, мерцающих в темноте. Не терпится еще раз его рассмотреть и примерить, убедившись, что оно сочетается с украшениями и туфельками, что я купила чуть раньше.

– Мальвина, пусть Роб принесет мне новое платье, – обращаюсь к нейросети, управляющей всем в нашем доме, в том числе и домашним роботом, помогающим по хозяйству.

Вскоре в комнату вкатывается робот, похожий на старомодный пылесос. На вытянутых «руках» он везет пакет с маркой популярного универмага. Распаковываю сверток. Так и есть: мое свадебное платье. Встряхиваю его, любуясь на заметное даже при дневном свете сияние.

Платье обошлось недешево, зато никто не скажет, что мы сэкономили на свадьбе, хотя живем и не богато.

Снимаю с себя простенькое облегающее синее платье из дешевой синтетики, остаюсь в одном белье. Оно под это платье, конечно, не подходит: слишком закрытое, старомодное, из такой же синтетики, как и платье. Нет, мерить его нужно под тот комплект, который собираюсь надеть на свадьбу: из белого, почти прозрачного латекса, с россыпью сверкающих, точно попавшие внутрь снежинки, блесток.

Раздеваюсь, попутно рассматривая себя в зеркале. Хороша, конечно. Не удивительно, что жених для меня нашелся раньше, чем у всех моих подружек. Мне нет еще и девятнадцати, а я уже выхожу замуж. Ну, не чудо ли?

Трогаю себя – и замираю от неприятного ощущения, что за мной наблюдают. Скашиваю взгляд на Роба: нет, его камера выключена. Перевожу взгляд на окно. Да, оно не занавешено, но через него за мной наблюдать никто не может. Наша квартира находится на последних двух этажах самого высокого в нашем микрорайоне здания. Оно такое высокое, что у нас даже регулярно случаются перебои с водой: не справляются насосы. Все-таки система водоснабжения не рассчитана на пятьдесят этажей, максимум на сорок.

Напротив нас нет окон соседних домов, и вряд ли кто решился бы залезть на такую высоту. Да и зачем? Полюбоваться на мои груди и попу? Фыркаю от абсурдности такого предположения. Но ощущение того, что нахожусь под чьим-то пристальным наблюдением, меня не оставляет. Меня даже бросает в жар со стыда.

Спешу закончить начатую примерку: надеваю белье, платье, крупные длинные серьги, колье с фальшивыми бриллиантами, туфли.

Верчусь перед зеркалом. Круто, конечно, но не совсем мой стиль. Точнее, совсем не мой. Мне нравятся и, кажется, идут старомодные платья из хлопка, льна и вискозы, но они слишком уж дороги. Не говоря уже о натуральном шелке и шифоне, которые мне нравятся еще больше, но платья из которых мне не удавалось пока даже примерить. Но после того как выйду замуж за Петю, возможно, куплю себе пару платьев из элитных тканей. Пока же приходится пользоваться более или менее бюджетными вариантами.

Со вздохом стягиваю с себя свадебное платье и нацепляю на плечики. Этот аксессуар в платяном шкафу – пережиток прошлого: современные ткани не мнутся. Но мне нравится смотреть на одежду, висящую на плечиках. Такой вот странный каприз.

Не самая большая, кстати, из моих странностей. Меня и в школе-то все считали чудаковатой. Потому и подруги у меня все недавние, с кем я познакомилась уже в университете.

Мою кожу снова прожигает чей-то взгляд, хотя видеть меня никто не может. Понимать это понимаю, но все равно как-то боязно и неуютно.

Поспешно переодеваюсь в повседневное белье и повседневное платье, которое, к слову, мне совершенно не идет. Но в моде уже лет десять как холодные оттенки, а с модой не поспоришь, за ней нужно слепо следовать, иначе все будут смотреть на тебя с жалостью или презрением, но в любом случае свысока.

Закончив с примеркой, спускаюсь на кухню, совмещенную с обеденным залом. Это единственная комната в квартире, не считая санитарной, где нет окон. Из-за этого мне столовая всегда казалась давящей и неуютной, но сегодня именно здесь я чувствую себя наиболее комфортно. Когда я здесь, за мной невозможно наблюдать, и из-за понимания этого ощущение подглядывания наконец-то пропадает.

Возобновляется оно уже вечером, когда я спешу на свидание с Петей, точнее, с Петром: мой жених терпеть не может, когда его имя сокращают. Но теперь мне кажется, что за мной наблюдают двое, причем с разных сторон. Представляется, почему-то, что у одного наблюдателя глаза сине-голубые, точно искусственный лед, а у другого – темно-коричневые, почти черные. И кажется, что у обоих мужчин (а я внутренне уверенна, что это мужчины) – зрачки горят, как у хищников, почуявших добычу. Меня бросает то в жар, то в холод, и я озираюсь по сторонам, точно воровка, надеюсь заметить тех, кто не сводит с меня глаз. Но среди людей не замечаю ничего подозрительного.

В кафе, где мне назначил встречу Петр, многолюдно, но не так страшно. Тревога меня отпускает, а после пары глотков игристого вина я смелею настолько, что признаюсь жениху в своих паранойяльных ощущениях.

– Представляешь, меня сегодня весь день преследует ощущение, что за мной следят. Не знаешь, кто это может быть? – спрашиваю Петю, деланно посмеиваясь.

Глава 2

Мария

Зачем-то щупаю лоб. Ах, да: так проверяют, нет ли жара. Но температура у меня в норме или почти в норме, и брежу я не от лихорадки. Может, я реально схожу с ума?

Незнакомец появился и исчез так внезапно, что невольно заподозришь себя в галлюцинациях. Может, никого и не было? И никто не спрашивал, помню ли я его, и не называл меня по имени?

Допустим, незнакомец все же существует и мне не померещился. Предпочитаю в это верить – не хочу признавать себя сдвинувшейся. Тогда нужно признать, что он не обознался, он посчитал своей знакомой именно меня.

Значит ли это, что мы на самом деле знакомы? Скорее всего. Но почему я тогда его не узнала? Может, из-за того, что он сильно изменился? Если так, то выходит, что мы знали с ним друг друга когда-то давно. Мне нет и девятнадцати, хоть и исполнится совсем скоро. В моем возрасте давно – это означает в детстве. С кем я могла тогда пересекаться? Родственников у меня, не считая приемных родителей, нет. Место жительства мы не меняли. Среди школьных преподавателей такого не припоминаю.

Хотя кого-то этот мужчина мне все-таки смутно напоминает. Как будто одного из родителей моих одноклассников. Кажется, Миши Лузгина, который учился со мной в начальной школе, а потом исчез неизвестно куда.

Но Мишин отец был старше странного незнакомца. А теперь ему еще больше лет. Сам же Миша – мой ровесник, то есть моложе того, кто окликнул меня сегодня. Может, у Миши был старший брат? Да, вроде, нет…

Странно все это!

Но обдумывать ситуацию на полпути до дома – не лучшая идея: ночные улицы в городе небезопасны.

Тороплюсь домой. В подъезд чуть ли не вбегаю. Поднимаюсь на лифте на свой этаж.

– Как прошла встреча? – задает мама дежурный вопрос.

– Как обычно, – улыбаюсь, – Петя был внимателен и угощал меня шампанским.

– Здорово! – улыбается мама. – А пока тебя не было, курьер доставил тебе от него подарок.

Рассказать о подозрительных ощущениях и странной встрече я ей забываю, переключившись на сюрприз.

– Подарок? Интересно! Он мне ничего не говорил, – удивляюсь.

– Каменная шкатулка, – протягивает мне мама перевязанный красной ленточкой, к которой прикреплена открытка с нашим адресом и моим именем, презент. Почерк знакомый, но не Петин.

– С чего ты взяла, что это от Пети? – недоумеваю. – Здесь же не подписано, от кого.

– Ну, а от кого же еще? – смеется мама. – Можно подумать, что у тебя много поклонников!

«Ну, например, от незнакомца, что повстречал меня сегодня», – думаю. Но вслух ничего не говорю, лишь пожимаю плечами. Почему-то теперь мне кажется, что рассказывать о странной встрече никому не стоит. Да и была ли это встреча на самом деле? Не померещилось ли мне все это?

– Да, точно, ведь Петр – это же «камень», – вспоминаю.

– Вот, вот! – улыбается мама. – Только шкатулка не открывается. Наверное, какой-то секрет. Спроси тогда у Пети.

– Спрошу, – киваю и, забрав шкатулку, поднимаюсь в свою спальню.

Но все же пытаюсь открыть шкатулку сама. И она мне легко поддается. Внутри я нахожу каменную брошь в форме розы и записку.

Написана она тем же почерком, что и адрес.

«Буду ждать тебя завтра в полдень у часов в центральном сквере. Помню, люблю, с нетерпением ожидаю встречи», – написано на белом листе карандашом.

Подписи нет. Вероятно, адресант полагал, что я узнаю его по подчерку. И я, кажется, узнаю. Почерк похож на почерк моего бывшего одноклассника, Мирослава. Он исчез в то же время, что и Миша Лузгин, и так же странно и внезапно, так что администрация школы недоумевала. К тому же вместе с ребятами исчезла и Елизавета Алексеевна – мама Мира и наш школьный психолог. Но никого из пропавших обнаружить не удалось: они исчезли бесследно.

А теперь вдруг так же внезапно объявились? Сразу все одновременно?

Нет, в это невозможно поверить, это игра моего воображения!

Тем не менее, записка лежит передо мной, а радом шкатулка, в ней брошь.

Беру ее в руку: тяжелая, прохладная. Но в то же время касаться ее приятно, и это дарит ощущение защищенности. Почти наверняка это натуральный камень. Баснословно дорогой подарок! До сих пор щедрость Петра не простиралась дальше угощения шампанским. Даже помолвочное кольцо у меня стандартное, из сплава под золото с небольшим добавлением этого драгоценного металла и большим фианитом.

Нет, шкатулку подарил мне не Петя – шкатулку подарил мне Мирослав. Может, он и был тем незнакомцем, что пересек мне путь при возвращении домой?

Тогда он сильно изменился. Я бы даже сказала, что до неузнаваемости.

Впрочем, чего гадать? Я же могу завтра пойти на назначенное мне свиданье и во всем разобраться. В конце концов, оно назначено мне в дневное время, и в центральном сквере достаточно многолюдно. Так что я могу утолить любопытство, ничем не рискуя.

Того, кто назначил мне свиданье, узнаю сразу. Одет по последней моде, строен и мускулист, точно греческий бог, смуглый, смотрящий чуть исподлобья угольными глазами – Мирослава невозможно не узнать. Хотя он, конечно, изменился: возмужал и повзрослел. Слишком сильно повзрослел: он не выглядит моим ровесником, он лет на пять, если не больше, меня старше.

Глава 3

Мария

– Ты пахнешь все так же – цветущим лугом, – шепчет Мирослав, зарываясь лицом в мои волосы. – Как же я скучал по этому запаху! Как скучал по тебе!

Не ожидавшая столь эмоционального приветствия, с удивлением смотрю на друга детства, задрав голову. Но он, видимо, неправильно истолковывает этот жест. Потому что нагибается ко мне и, придерживая мой затылок, целует меня в губы. Происходит это так быстро и неожиданно, что не успеваю отвернуться или как-то еще выразить свой протест. А теперь уже протестовать не хочется.

Мирослав целует меня жадно, втягивая, посасывая мои губы, проникая языком в мой рот, играя с моим языком – и не давая мне вздохнуть. Он целует меня так, точно годы томился от жажды, и вот теперь нашел долгожданный источник, прильнул к нему и не может оторваться. Его губы горячи, жаром пышет все его тело, в которое он вжимает меня с неимоверной силой. И обжигающе горяч его мощный бугор, до боли вдавившийся в мой живот.

Этот поцелуй даже отдаленно не напоминает дружеский. Он вообще не похож ни на один поцелуй в моей жизни. Петр никогда не целовал меня так, даже похоже не целовал. Петр как будто выполнял ритуал поцелуя, в его действиях не было жгучей страсти. Мирослав же целует так, будто в моих губах – источник жизни для него.

Я задыхаюсь, но не могу найти в себе сил и желания сопротивляться. Мирослав как будто заражает меня своей страстью, и в моей груди тоже разгорается пожар, отчего кровь в моих жилах вскипает, и по артериям моим по всему организму разносится уже не кровь, а лава, заставляя меня трепетать и болезненно пульсировать, требуя чего-то.

Я бы, наверное, потеряла сознание, не прерви Мирослав свой поцелуй.

Очнувшись, выскальзываю из его объятий.

– Пусти! – прошу. – Это неправильно, так нельзя – у меня есть жених?

– Знаю, но я не отдам тебя ему! – пылко заверяет меня Мирослав, прожигая меня взглядом.

– Что?! – возмущаюсь. – Какое ты имеешь право решать за меня? Где ты был все эти годы?! Ты упустил свой шанс! Зачем ты пришел теперь?! Зачем? Ты опоздал! Вы оба опоздали! Я вас ненавижу! Обоих!

Во мне вскипают горечь от невозвратно утерянного и детская обида на пацанов, которые в детстве опекали меня и дрались за меня, а потом исчезли, даже не попрощавшись. Оставили меня одну против всех. Отвратили от меня всех одноклассниц и одноклассников – и бросили, даже не думая о том, как ко мне все относятся. А от меня шарахались, как от прокаженной. Дружба с Миром и Мишей, странными и дикими, не любимыми никем, все равно что оставила на мне невидимый отпечаток, черную метку, и со мной никто не хотел связываться.

Лишь после окончания школы и поступления в вуз я вздохнула. У меня появились подруги, одна из которых познакомила меня с Петей. И Петя стал первым в моей жизни мужчиной, не шарахавшимся от меня, как от прокаженной, не считавшей меня чокнутой и не побоявшийся за мной ухаживать. Он даже предложение мне сделал, доказав, что считает меня не хуже других, достойной себя. Да я всю жизнь ему должна быть ему благодарна за то, что вытащил меня из болота, в котором я оказалась по вине Мира и Миши!

– Михаил тоже здесь? – удивленно спрашивает Мирослав, тут же догадавшись, о ком я вспомнила, обвиняя вместе с ним в своих бедах.

– Кажется, да, – говорю, чуть успокоившись. – Кажется, я его видела, но не узнала сразу. И он, наверное, обиделся. Но теперь я понимаю, что это был он. Просто он выглядит не на двадцать лет, а на все тридцать, и весь седой. Впрочем, и ты выглядишь старше своих лет, – замечаю.

– Ошибаешься, я-то выгляжу как раз на свой возраст, может, даже моложе. Просто мне не двадцать, а чуть больше, но это долго объяснять, да ты, наверное, и не поверишь, – грустно улыбается Мирослав.

– Значит, вы оба были старше, чем мы все, но скрывали свой возраст! Вот почему вы так странно себя вели! Точно! Вы и тогда выглядели и вели себя, как будто вам не по девять лет, а все двенадцать! – вспоминаю.

– Не совсем так, но версия неплоха – придерживайся пока ее, – вздыхает Мир.

– Пока что? – не понимаю.

– Пока я не смогу открыть тебе всю правду, – отвечает Мир.

– Терпеть не могу, когда со мной говорят загадками! – бросаю раздраженно.

– Хорошо, я скажу тебе правду. Но ты же все равно не поверишь, – вздыхает друг детства.

– Ты, главное, дай мне информацию, а уж я сама решу, чему верить из сказанного, а чему нет, – усмехаюсь, не веря в то, что скрытный Мирослав сейчас выложит мне всю правду о себе.

– Ладно, пойдем только найдем уединенное место, – предлагает, хватая меня за руку, Мир. – Можем, например, пойти ко мне. Ты же никогда не была у меня? Да что я спрашиваю! Никто не смог бы прийти к нам без приглашения!

– Н-нет, к тебе я не пойду – это неприлично, – отговариваюсь, хотя больше меня беспокоят не приличия, а безопасность. А то вдруг Мир накинется на меня и изнасилует? Раньше бы он, конечно, меня точно не обидел. Но прошло столько времени! За это время многое изменилось, и мой друг детства тоже мог сильно измениться.

– Мне жаль, что ты меня боишься, Мария, – отвечает на мои мысли, будто прочитал их, Мирослав. – Ты права: многое изменилось, и я изменился. Но мое отношение к тебе осталось прежним. Я не смог бы обидеть тебя. И я не насильник. Но настаивать на том, чтобы ты пошла ко мне в гости, не стану. Можем найти другое уединенное место, например, скамейку в глубине сквера. Только не у воды.

Глава 4

Мария

Находим пустую скамейку на краю сквера. Расположена она неудачно: во-первых далеко, во-вторых – на самом солнцепеке. Но зато нам никто не помешает спокойно поговорить. А я уже сгораю от любопытства.

– Ну, давай рассказывай! Мне очень интересно, – тороплю друга детства.

– Даже не знаю, с чего начать, – задумывается Мирослав.

– По порядку, – предлагаю, – или, хочешь, я буду задавать вопросы, и ты, отвечая на них, все мне и расскажешь?

– Боюсь, у тебя слишком мало информации для того, чтобы правильно сформулировать вопросы, – качает головой Мирослав. Лучше будет, если вопросы ты задашь после, если что-то останется непонятным. А начать, наверное, стоит с того, что много веков или даже несколько тысяч лет назад Землю посетили инопланетяне.

– Слышала такую гипотезу, – киваю.

– Это не гипотеза, это факт. Пока поверь мне на слово, а со временем, возможно, я смогу привести доказательства, – уверенно произносит Мирослав, и я начинаю сомневаться в его психическом здоровье.

Тем не менее, не перебиваю его, и он продолжает:

– Впрочем, они, возможно, Землю еще не посетили, а только посетят, лишь выселившись в далеком прошлом.

Теория Мирослава о взаимодействии наших предков с пришельцами оказывается более запутанной, чем я ожидала, но я стараюсь ее понять. Учусь я на психолога-психотерапевта, так что надеюсь, что хоть чем-то смогу помочь парню.

– Так или иначе, но инопланетяне вступили в контакт с землянами и оставили здесь свое потомство, – продолжает Мирослав. – Причем побывали на планете и оставили потомство представители нескольких инопланетных рас, но было ли это в одно время или в разные эпохи, я не знаю.

«Странно, – думаю, – обычно психи продумывают свои версии мироустройства до мелочей».

– Потомство от землян оставили представители как минимум трех инопланетных рас: огненной, воздушной и водной, которую также называют ледяной. Огненная, ледяная и воздушная кровь от поколения к поколению все сильнее разбавлялась земной, так что в итоге потомки инопланетян стали неотличимы от коренных жителей планеты. Способности далеких предков наиболее отчетливо проявляются в каждом девятом поколении, и особенно в девятижды девятом, то есть в восемьдесят первом, еще отчетливее – в девяти девятижды девятом и так далее. Так случилось, похоже, что я потомок огненных со стороны обоих родителей в кратном девяти поколении, ну, или что-то около того, и у меня способности огненной расы выражены довольно хорошо. Сказалось, конечно, и ментальное влияние чистокровного огненного человека, влюбленного в мою мать, и мое многолетнее пребывание в обществе огненных, и проживание в течение нескольких лет на самой огненной планете, - рассказывает Мирослав, а мне становится его все более жаль.

Очевидно, что разум его не здоров. Но как мне помочь ему? Посоветовать обратиться к врачу? Сомневаюсь, что он воспользуется моим советом, а вот обидится и не захочет продолжать свой рассказ – это наверняка.

– Да, советовать мне полечиться бесполезно – я не больной, – говорит Мирослав, как будто отвечая на мои размышления. – Но обижаться на тебя за предположение о моем сумасшествии я не собираюсь – сам бы на твоем месте посчитал меня психом. И мой рассказ только начался. Слушай дальше.

И Мирослав начинает рассказывать мне о том, как в поисках пары огненные люди посетили нашу планету двадцать лет тому назад, как благодаря этому его мать побывала в далеком будущем, где познакомилась с его отцом, как отец стал жертвой представителей ледяной расы, которые в том времени, в нашем будущем, проводили эксперименты над землянами, как огненные люди освободили нашу планету от враждебных пришельцев.

– Победить ледяных мы не смогли бы, если б нам не помог один из них – Даниэль Айсман, отец мальчика, которого ты знала как Михаила Лузгина. Это его настоящие имя и фамилия – по матери, которая была землянкой. То есть он наполовину ледяной, наполовину земной, так что, как и я, обладает сверхспособностями. Правда, какими именно, мне точно неизвестно. Знаю лишь, что он телепат, и догадываюсь, что способен заморозить воду, легко выносит низкие температуры. Если он улетал к себе, а потом вернулся, то должен выглядеть, наверное, не моложе меня. Я выгляжу старше тебя, потому что я на самом деле старше: межпланетные путешествия отнимают годы. И это я еще купался в огненном источнике, способным даровать людям если не бессмертие, то очень долгую жизнь. Я, можно сказать, законсервировался в моем лучшем возрасте, и теперь стареть буду медленно, раз в десять или двадцать медленнее других людей. Если ты улетишь со мной и искупаешься в этом источнике, то и ты надолго останешься молодой.

– Звучит заманчиво, – отвечаю с грустной улыбкой, – но, извини, неправдоподобно.

– А если я докажу тебе, что обладаю сверхспособностями? – спрашивает Мирослав.

– Какими именно? – уточняю. Интересно, что он считает сверхспособностями: умение ходить на руках или действительно что-то необычное.

– Пирокинез, телекинез, телепатия, – перечисляет Мирослав и, подмигнув, добавляет: – А еще я умею ходить на руках.

Мне становится жутковато. Так-то Мирослав уже не в первый раз отвечает мне так, как будто читает мои мысли. А что, если на самом деле читает?

– На самом деле читаю, – подогревает мой страх Мирослав.

Глава 5

Мария

– Что за черт? – восклицает Мирослав, взирая на замерзший сучок с не меньшим удивлением, чем я.

– Не помешал? – из-за широкого дерева выходит седовласый мужчина, которого я уже видела: это он вчера преградил мне путь.

Но теперь я его узнаю – это Михаил Лузгин, являющийся, если все-таки поверить рассказу Мирослава, сыном чистокровного ледяного человека, то есть инопланетянина.

– Мишель?! – удивленно и как будто даже радостно восклицает Мирослав, отбрасывая сучок и вставая навстречу бывшему однокласснику. Друзьями я их никак не могу назвать: в детстве они, помнится, враждовали, соперничали во всем и часто дрались, причем нередко из-за меня. Они вообще были антиподами, не совпадали ни в чем, кроме, кажется, симпатии ко мне.

Но тут внезапно и Михаил устремляется к Мирославу с распахнутыми руками.

– Я, Мирослав! Какая встреча! – восклицает Лузгин, и они с Миром обнимаются не просто по-приятельски, а крепко, по-мужски, как боевые товарищи.

Тут невольно начнешь задумываться, а не правду ли рассказал мне Мирослав, хоть его история и звучит неправдоподобно и не укладывается в общепринятую картину мирозданья. Ведь, если верить Миру, они с Михаилом реально антиподы, но их объединила борьба с инопланетянами за нас, землян. А что, если это на самом деле так?

В пользу правдивости Мира говорит и фокус, что он мне показал недавно. Да и то, как Михаил погасил пламя на расстоянии, вписывается в эту теорию.

– Я рассказал Марии про то, кто мы такие, вкратце, – сообщает Михаилу Мирослав.

– Я так и понял, увидев, как ты играешься с огнем, – усмехается Михаил.

Мужчины, не сговариваясь, присаживаются на скамью по обе стороны от меня. Справа от себя я тут же ощущаю прохладу, слева же – тепло.

«Или я сошла с ума, и все это мне мерещится, – решаю, – или Мир с Мишей на самом деле инопланетяне: один – с ледяной планеты, другой – с огненной. Надо же, в какой я попала переплет!»

– Ты не сошла с ума, и мы оба земляне: я наполовину, Мирослав же, наверное, даже больше чем наполовину. Оба мы родились здесь, а на ледяную и огненную планету слетали, как на экскурсию. Я на своей задержался менее чем на год, – отвечает на мои мысли Миша, демонстрируя, как и Мир, свою способность к телепатии.

– Я на своей провел почти четыре года, – сообщает Мирослав. – И так, вообще-то, попал в другое время, но вернулся назад с помощью временного портала, чтобы успеть предотвратить свадьбу.

– Надо же, и я поступил аналогичным образом, – информирует нас Миша. – И, заметьте, с той же целью.

– Потому что видел то же самое? – высказывает предположение Мир.

– Да, но не будем об этом. Думаю, что Марии не нужна эта информация о будущем, которое наверняка уже будет другим, – замечает Миша.

– Ты прав, бро, – соглашается Мир. – Мы должны предотвратить это.

– И предотвратим, – твердо произносит Миша. – С вероятностью девяносто девять процентов.

– Вот и ПАПа считает так же, – соглашается Мир.

– Предотвратите что? Что со мной произойдет в будущем? Чего мне бояться? – пугаюсь.

– Ничего не нужно бояться, – кладет мне руку на колено Мирослав и поглаживает его, вроде бы как успокаивая, но при этом еще вызывая во мне какое-то смутное томление: как будто чего-то сильно хочется, но не понятно, чего именно.

– А что произойдет в будущем, не знает никто, – объясняет Миша. – Мы знаем лишь то, что могло бы произойти, не прилети мы за тобой.

Его рука оказывается на моем втором колене и поглаживает его синхронно с рукой Мира.

– Но раз мы прилетели, все наверняка будет иначе, и тебе не стоит забивать голову переживаниями о том, чего точно не будет, – подытоживает Мирослав.

И его наглая рука скользит по моему бедру.

«Ой! Да они меня соблазняют! Оба!» – соображаю внезапно и, вспыхнув, вскакиваю.

– Что вы творите?! – шиплю на друзей детства. – У меня есть жених!

– Вот это-то и плохо, – вздыхает Миша. – Твой жених кажется мне подозрительным. Скорее всего, это от него исходит основная опасность.

– Мы с Феникс тоже пришли к аналогичному выводу, – подхватывает Мир. – Поэтому я и стремлюсь расстроить вашу свадьбу.

– Только поэтому? – усмехаюсь, не веря.

– Не только, – признается Мир. – Еще и потому, что я сам планировал на тебе жениться – за этим и прилетел.

– И ты? – поворачиваюсь к Мише. – Ты тоже планировал на мне жениться?

– Разумеется. Зачем же еще мне было преодолевать огромное расстояние? – пожимает плечами Миша. – Но первым делом нам нужно избавить тебя от опасности.

– И ради этого нам придется объединиться, – подхватывает Мир. – А потом уже решим, кому ты достанешься.

– Это я решу! – вспыхивают от негодования.

– Ты решишь, – хором соглашаются мужчины.

– Да, блин! Вы мне зубы заговариваете! – сержусь. – На самом деле вы оба имеете на меня планы, вот и катите бочку на моего жениха, – догадываюсь. – Но Петя хороший, и я выйду за него, понятно?