Босиком и в платьице

В 58 лет я продала однокомнатную квартиру, комнату, машину «Волга» и купила двухкомнатную, чтобы жить поближе к сыновьям. Отдала деньги под расписку 200 тысяч (стоимость двушки), перевезла мебель и вещи с тем, что через три дня они оформят квартиру на меня. Из прежнего жилья выписалась и стала бомжом. Цены на жильё поднимались каждую неделю. Хозяева тянули с оформлением. На мои деньги они купили другую квартиру, которую следом продали в три раза дороже. Но из жилья, что я купила у них, они не выписались и не стали оформлять, просто переставили замки, и мне осталось только поцеловать двери.

Прежнего имущества я лишилась, собственно, как и двухкомнатной со всеми пожитками. Я осталась на улице в том, в чём была с одним ветеранским билетом в сумочке. Состояние было ужасным, совершенно разбитая я приковыляла к неврологу. Кое-как рассказала ситуацию и, оценив моё состояние, меня отправили в клинику неврозов. Лечение состояло из простой процедуры. Меня заводили в комнату, накидывали тёплый плед и включали на экране какие-то картинки и музыку, я засыпала. По прошествии времени именно это осталось в памяти. Пять дней продолжалось лечение, психика защищалась как могла от груза, который на неё свалился.

Из психушки я вышла в никуда. Соседка – староверка предложила место, где спать. Я работала проводником, и к счастью, уходила в рейс, а не мыкалась в чужой квартире на старенькой тахте 24/7. Адвокаты и суды ничего не дали, всё было против меня. Мои 200 тысяч хозяева позже положили на депозит и отправили восвояси. Цены на квартиры росли как на дрожжах, сыновья и родственники отвернулись от меня.

Вскоре встретилась женщина с завода, где я по молодости работала в ОТК. Мой бывший сослуживец – начальник цеха, чей стол был справа от меня, какое-то время назад стал мэром города. Его карьера взлетела вверх, тогда как моя в силу обстоятельств закинула меня в проводники.

— Иди к нему, он нашим помогает, — сказала коллега.

Путь мой лежал к экстрасенсу. Я металась, не зная, что делать.

— Могу я обратиться к мэру? — спросила ведающую. — Будет ли от этого толк?

— Конечно. Иди обязательно.

Придя на проходную, я дозвонилась до Веры Павловны - жены мэра, представилась и стала ждать. В прошлом у нас были дружеские отношения, посиделки и совместные праздники. Вера Павловна вышла к проходной, я скомкано изложила свою историю.

— Маша, да как же так! Я обязательно поговорю с мужем. Держись!

Мы обменялись телефонами, я стала ждать.

Батюшка в церкви сказал: «Езжай к Матронушке. Проси о помощи». Где искать утешение женщине в таком горе?

В депо отнеслись с пониманием и назначили в московский поезд. Приехав в Москву, мы со сменщицей мыли вагон, и я, купив цветы ехала к святой Матрёне в монастырь, как она и завещала – «приходите ко мне с живыми цветами». На кладбище к ней ходила, песочек с могилы брала, молилась ей.

Я не просто просила, написала письмо и отнесла.

«Дорогая Матронушка. Помоги мне купить двухкомнатную квартиру не выше второго или третьего этажа, так как дело идёт к старости, в кирпичном старом доме с толстыми стенами. Пусть без ремонта и в плохом состоянии, но с раздельными комнатами, чтобы принимать в гости детей и внуков. Квартиру хочу тёплую, чтобы зимой ходить босиком по полу в лёгком платьице»

Через некоторое время мой бывший начальник назначил аудиенцию в мэрии за полчаса до начала работы.

— Что ж ты опоздала, Мария?

Я, действительно, заблудилась и ходила как зомби, спрашивая дорогу, по этажам. Указателей «к мэру» нигде не было.

— О чем просишь, Маша?

— Мне бы хоть какое-нибудь жильё, хоть на краю города.

Так я получила комнатку в общежитии на окраине, где селили пострадавших от пожара, наводнения и других катаклизмов.

Комната была маленькая: кровать с сеткой до пола, обгоревшая тумбочка, стол и табуретка. По углам стены я вбила два больших гвоздя, купила бельевую веревку и натянула между гвоздями. Получился самодельный шкаф. В секонд-хенде приобрела сапоги, куртку и кое-какую одежду и повесила на верёвку. Обустроилась как могла.

И тут начальник резерва стала выгонять меня с работы, потому что я уже была на пенсии. На моё место якобы стояла очередь длиной до Владивостока.

К начальнику депо я пришла не в состоянии говорить, только плакать. Написала на бумаге, что осталась бомжом, хотя работала с шестнадцати лет. Сейчас, так как выписана из города, не могу получать пенсию, а жить на что-то надо. Я вынуждена работать, пока мои дела хоть как-нибудь уладятся. Начальник депо заступился, и меня отправили на север. Сменщица – молодая женщина всю дорогу пила, а в новом вагоне, который нам дали, при 50 градусах мороза, ночью вытекла вода и он полностью промёрз.

Домой я возвратилась со скрюченными от холода пальцами, сменщицу уволили, а меня хотели пустить оборотом. Но я тогда отказалась, просто не могла работать.

В общежитии я прожила два года. Вещей у меня не было. Я купила юбку в пол и белую кофту и по наущению ясновидящей стала ездить в пригород к иконе Иверской Божьей Матери. Молилась ей, просила заступления. Приобрела икону Заступницы и Спасителя, жгла свечки и, когда была дома, молилась, выполняя правило. Считая меня нормальной женщиной, соседи сильно удивлялись моему поведению, время тогда было безбожное.

По возвращении из рейса я всегда ездила к Иверской Божьей Матери на поклон. Однажды на субботнике в храме я протирала её икону, меня даже сфотографировали в черном халате около неё и поместили фото в газету.

Вскоре я позвонила Вере Павловне, она очень сочувствовала мне. В этот раз Вера дала мне домашний телефон с наказом.

— Маша, тебе надо поговорить с Егорычем ещё раз. Звони. Он поздно приезжает. Но ты звони.

Надо было делать, как она сказала. Хоть и каждый раз у меня замирало сердце, но я набирала домашний телефон мэра. И каждый раз слышала голос Веры Павловны.

— Пока не приехал. Но ты звони, Маша, звони.