Босс Мороз. Подарочек для сиротки

Глава 1

— Николай Иванович! Я тебе тут новогодний подарок принес, веришь нет? — мой адвокат и лучший друг ещё с детдома Ванька Сусаев плюхнул на стол папку с документами.

— Неужто подписала? Дожал-таки, Сусанин!

Мы оба рассмеялась. Год бодались с Натахой. Все хотела побольше оттяпать от бизнеса, к которому не то что руку — носа не приложила.

— Это надо обмыть! — я поднялся с кресла, достал из сейфа бутылку коллекционного и разлил на два рокса. — Что там? — я кивнул на документы. — Может мне валокордин лучше, а не это вот?

— Обижаешь, — Сусанин опрокинул в себя вискарь и поморщился, фыркнув, как дворовый бобик. — По высшему разряду.

— И как тебе удалось? — Ванька разом посерел лицом, а у меня аж под лопаткой закололо от дурного предчувствия.

— Так я это…— Сусанин замялся, глаза забегали.

Я отодвинул стакан и навис над столом:

— Не юли, Иван! Говори как есть.

— Так ведь я… фотографии те…

Развод с Натахой вышел из-за с измены.

Эта дура прям в нашей же гостиной, пока я в командировке был. Да ещё и с собственным водителем! Мы с Ванькой тогда вместе приехали, прямо с самолёта. Я его на ужин позвал по старой памяти, вдвоем, как в детдоме одну горбушку по голодухе в чулане делили. Захожу значит, а тут кино!

Как нутро прострелили, ей Богу.

А Ванька не будь дурак, достал смарт и давай фоткать!

Я ему тогда настрого велел удалить, а он вот! Адвокатишка чертов.

— Сусанин! — обойдя стол, схватил друга за грудки. — Я тебе что велел? Удалить на хрен! Я твоими стараниями ниже плинтуса упал в своих же, твою мать, глазах!

— Да спокойно ты, Морозов. Я ж пригрозил только. Ну показал паре нужных людей. В прессу не пойдет, Богом клянусь.

Я отпустил лацканы дорогого Ванькиного пиджака, махнул рукой.

— Дурак ты, Ваня. А вроде умный образованный человек…

Он снова фыркнул. Никогда не был обидчивым. Щуплый, но лобастый, с добрым взглядом. Я его вечно защищал, вписывался за него, как за брата, которого не имел. И даже посмеивался, что из такого добряка стервятника адвоката не выйдет. А он вон что! Ума палата. Бошковитый, хоть и соплей перешибить.

— Коль, да я тебе точно…

Договорить Сусанин не успел, в двери без стука (ошалела вконец) влетела Маринка, моя секретарша. Глаза по пять копеек, лицо белее белого, как в рекламе Тайда.

— Николай Иванович, у нас Дед Мороз помер! Что делать-то?

— В каком смысле помер?! — я резко переключился на Маринку, продолжая держать в поле зрения Сусанина.

Старая привычка всегда быть начеку и мгновенно реагировать на раздражители или опасности. В нашем “детдоме номер 4” только так и можно было выжить. Иначе забили б до смерти.

Помню, когда только попал туда пятилеткой, ох как меня отмутузили ребята постарше, когда отказался свою порцию каши отдать. Две недели в больнице курортничал после их гостеприимства. Зато быстро смекнул, какие тут порядки. А то ж я домашний был, обласканный. Пока мать с отцом в аварию не попали и не разбились аккурат вот под Новый год. Дядька мой сразу отцовский дом отжал, а опекунство ему было не по чести. Своих трое. Вот меня и сплавили, считай, без суда и следствия.

— Ну так это… говорят, перепил. Он уже приехал к нам весь косой, как заяц. Начал, значит, в переговорке готовиться. Костюм, все дела, — Маринка тараторила как на суде. Как будто я ее в убийстве того Мороза обвинял. — Ну и вот. Слышу грохот! Я туда бегом. А он того, лежит. Я сразу его водой. А он не дышит как будто. Ну я скорую. Приехали, говорят, приступ. Сердце отказало у мужика.

— Это все от большой любви к детям и Рождеству! — гыкнул Сусанин. Как у многих детдомовских юмор у него был чернушный, а эмпатия где-то в жопе. Я зыркнул на него и строго буркнул:

— От большой любви к стакану это! А дети ещё никого до инфаркта не довели.

— Это у тебя своих нету, Коля. А то б ты другую песню сейчас пел! — Сусанин поцокал языком как опытный. У него-то аж двое своих. Погодки. Мальчик и мальчик. Избалованные, как бесята. Но я их любил, как родных. Какой-никакой, а отец. Крестный.

— Молчал бы! — я махнул рукой и снова повернулся корпусом в сторону вежливо ожидавшей конца нашего разговора Маринке.

— Ну так его забрали эти… из скорой?

— Забрали, в морг везут.

— О! И в морге тоже Новый год с подарками! — снова гыкнул Сусанин. Я погрозил ему кулаком, а Маринка, не принимавшая нечего бессердечия и до усрачки любившая Новый год, поджала в недовольстве свои намазанные розовым губы.

— А у нас теперь проблемы! — сокрушенно всплеснув руками, она одарила Ваньку осуждающим взглядом.

— Да нет у нас никаких проблем, Мариночка! Это я тебе как адвокат говорю. Лучший в городе, чтоб ты знала.

Мороз сам помер? Сам. Врачи подтвердили не насильственную? Подтвердили. Мы чисты, как Святой Дух.

— Да перестань ты уже богохульник! — не выдержал я. В бога я не верил, но и оскорблять чужую веру себе не позволял. Людям без веры разве что в петлю. Так что пусть кто во что горазд. Не нам судить, как говорится.

— Проблем у нас с точки зрения закона вашего, может и нет, — отозвалась Маринка. В вырезе ее блузки блеснул золотом некрупный крестик. — Но и Мороза у нас теперь тоже нет!

— Ещё какой, Марин. Ты чего? Прогноз, выходя не смотришь? Минус тридцать пять у нас мороз! Давно такой холодрыги не было.

— Живого мороза у нас нет!

Я протянул руку и успокаивающе похлопал Маринку по плечу, как-то нутром ощущая, что Ванька ее сейчас доведёт и помощницы у меня тоже не будет. Поедет к Морозу в компанию.

— Мариночка, ты это… дуй домой. Тебя ж семья ждёт, небось. А я разберусь тут сам. Завтра выходной. Чтоб я тебя не видел. Билеты на ёлку детям не забыла?

Маринка тепло улыбнулась и благодарно кивнула:

— Не забыла, Николай Иванович. И подарки ваши тоже. Но это как-то слишком… ну куда им планшеты то? Дорого…

— Молчать! — строго отчитал я. — Это, может, мои извинения. Я у них мать вон отнимаю. Торчишь тут со мной, как раб на галерах. День и ночь. Не мешай мне извиняться перед людьми. Считай моральной компенсацией. А то три выходных тебе выпишу.

Глава 2

Анечка

— Горииит! — завопила я, высунувшись в окно. — Твою кочерыжку! Как можно в такой мороз и с кучей снега кругом! Сунув ноги в тёплые "дутики", я поверх пижамы натянула пуховик и нахлобучила на голову шапку. Схватив два ведра воды, охая, похлеще бабы Мотроны, поковыляла к ёлочке, которую сама же часа два назад и нарядила.

В доме у меня стояли ветки для запаха и искусственная красавица для красоты. Шикарная, как и вся столичная жизнь, она была презентована спонсором нашего детдома. Всем выпускникам по красавице досталось.

Я высунулась на порог и тут же поскользнувшись, разлила половину ведра. Минут через десять, с таким морозом, каток будет!

— Запомни, Аня, и обойди! — напутствовала себя, ковыляя к пламенеющей, не хуже купальского костра, ели. — Это все гирлянда виновата! Не уличная же. А я повесила.

Крякнув, я опрокинула первое ведро, куда-то себе под ноги.

Второе, половинчатое, лишь слегка притушило огонь.

Я отметила расстояние от ёлки до дома. Достать не должно, если не будет... как по команде в лицо мне прилетело холодных снежинок. Да. Если не будет ветра!

А ведь обещали метель. До соседней хаты топать и топать... не успею на помощь позвать. Здесь бы мужика здорового, он в пару ходок и затушил бы...

— Дедушка Мороз, — угрюмо бубня себе под нос, я поспешила в дом за следующей партией воды. Благо, поставила набираться. — Пошли мне мужика покрепче, пожарника с брандспойтом, желательно...

Не успела зайти в дом, как меня окатило холодным светом фар громадной махины.

Тарахтя дизельным движком она пусть и неспоро, но вполне уверенно,

ползла по единственной, и конечно же, нечищенной дороге.

— Быстро ты, — мрачно заключила я. — Вот бы все желания так выполнял. Особенно про богатство и любовь всей жизни!

Пока неожиданные визитеры подъезжали, я подсунула таз к выходу поставила набираться ведра и взяла ружьё, предварительно проверив, заряжено ли. В Дедушку Мороза верить, но и самой не плошать. Как известно свои в такую погоду дома сидят, а Степанов, нанятый подаркодаритель от фирмы-мецената, ко мне последней заежал. Я ему в бане стелила и он закидывался зубровкой до самого утра.

Выйдя на порог я так и застыла в свете фар: в шапке ушанке, раскрытом пуховике, демонстрирующем визитерам розовую пижаму в поников и ружьём.

— Добро пожаловать, если с добром, — выкрикнула я, как только водительская дверь открылась. — Вы кто?

Из машины сначала показался красный колпак, потом такой же красный тулуп, за ним нога в черных ботинках и штанах.

Я попятилась продолжая держать перед собой ружье и целиться.

— Дед Мороз я, в детдом еду детишек с праздником поздравлять, только ни черта не ясно, куда ехать. Ни указателя, ни фонаря! Прямо сразу ясно, какие тут все гостеприимные. Приходите завтра, а лучше никогда, да? — буркнул визитер, переводя взгляд с меня на дуло и куда-то за спину. — У тебя там ёлка горит, ты знаешь? Где родители-то или ты без взрослых?

— Я нашего Деда Мороза знаю! — прищурилась, пытаясь рассмотреть лицо. Но фары уж больно сильно били в глаза. — Ты точно не он. И машина у него жигули. А раз ёлку видишь, то тушить помоги, пожалуйста. Кто там ещё в машине есть? Снегурка твоя где, дедуля?

— Нету у меня снегурочки. Можешь за нее быть, если что, — он кивнул в сторону машины. — Костюм в машине лежит.

Фальшивый дед Мороз, не обращая внимания на ружье, за два шага добрался до валявшегося у горящей ёлки ведра и подцепил его на ходу с ловкостью, которой от дряхлого старика не ждёшь, обернулся. — Вода-то где?

— На порожках таз стоит и два ведра в кухне.

Дед Мороз кивнул, нырнул в узкий проем дверей выделенного мне государством домика, а через секунду вернулся уже и с ведром, и с тазом. Как только умудрялся одной рукой такой тяжеленный тащить и не расплескать?!

Подойдя к ёлке, опустил ведро на снег, а сам размахнулся и окатил стрекочущее пламя из таза. Огонь присмирел, как шкодливый кот тетки Матроны, запрятался внутри веток, выжидая, а Мороз его из ведра хрясь! И добил на корню.

Я аж залюбовалась, как быстро, не раздумывая и точно, этот незнакомый мужик решал проблемы. Кто б мои так решал.

— Так что, Снегурочка? Родители твои где? Это ж надо, чуть дом не спалила пока предки за порог…

— Нет у меня их и не было. А ты не Дед Мороз наш, раз не знаешь. Спасибо, кстати. — Я кивнула на шипящую ёлку. — Новенький что-ли? Так вот, Джек Фрост, — я повесила ружье на стену предварительно вытащив патроны. — На будущее тебе, сперва в детдом, никуда не сворачивая, по главной. Потом к Севке Пирогову, выпускнику прошлого года, затем к Олечке Лещенко, а уж потом ко мне. Я в таких ебе... пусть будет в глухомани живу, что Степанов всегда мне подарок от мецената последней привозил. Да в предбаннике, — кивнула на небольшую баньку, которую мне местные выстроили летом, — уже до утра и оставался. А ты все перепутал.

Я уперла руки в бока и уставилась на незнакомца:

— Тебя не оставлю. Жив, здоров и не безобидный алкаш. Так что, дари и ещё успеешь к Павловне, до метели, видишь, как надувает. Она тебе и чай, и пироги и шампанское. Если задержаться, не факт, что и утром уедешь. Я ж говорю, ебе... глухомань.