– Марфушка, а ну давай быстрее. Ты чего долго так? - закричала мачеха на весь дом, как только я переступила порог. - Сейчас люди серьезные придут. Пойди платье надень поприличнее.
– Экзамен задержали, - с недоумением ответила я. - А зачем мне переодеваться? Вы же всегда запрещаете мне выходить, когда гости приходят. Людмилка только на людях бывает.
– Поговори мне еще, – сварливо сказала она. – За тобой скоро придут свататься. Я уже договорилась с Мальцевыми.
– Как с Мальцевыми? - замираю от ужаса. - Вы же обещали, что если я школу хорошо закончу, то учиться меня отправите. Я же готовилась. Я же смогу на бюджет поступить в педагогический.
Внутри все замирает. Я верила мачехе! Я надеялась, что смогу выучиться и устроить свою жизнь. А теперь...
Не до конца понимаю, как реагировать на новость, поэтому принимаю ее с привычным смирением. Только внутри остается глухой протест. Я не хочу замуж за Мальцева!!!
– Да куда тебе с твоим умишком-то в учительницы, - рассмеялась жена отца и продолжила накрывать на стол. - А Григорий хоть и вдовец, а мужик видный. Механик, опять же. Да и жена у него, Светка эта, была чахлая, но так он ее на руках носил. Не то что отец твой, алкаш проклятый. А ты ничего так на мордашку, до Людмилки, конечно, далеко, да мать у тебя страшненькая была, зато коса хорошая. К труду приученная ты, Марфа. А коль помалкивать будешь, так и нормально. Правда, у Григория дочка эта полоумная, Катька, но ты ж учительницей стать хотела, вот и воспитывай. Всё, хватит разговоров, иди переоденься быстро.
– За что же Вы меня так ненавидите, Антонина Ивановна? - в сердцах бросила я мачехе.
– Да коль бы не сваты, я б тебе показала, - приговаривает злобная женщина, - а теперь марш в комнату, паршивка. Ей такого жениха устроила, а никакой благодарности!
Я бросилась в комнату, захлёбываясь слезами. Дрожащими пальцами распахнула дверцы шкафа и достала платье. Не годилось оно мне вовсе, потому что предназначалось изначально для другой — моей сводной сестре Людмилке. Но уж коли ей не подошёл этот наряд, мачеха распорядилась отдать его мне. Так судьба подарила мне единственное нарядное платье.
Нужно торопиться! Иначе мачеха Антонина силой выведет меня на публику. Заплела себе косы перед зеркалом. Какая красавица-невеста получилась... Нос распух от рыданий, глаза покраснели от слёз. И всё-таки виновата во всём эта мачеха-змея, ведь отлично знала, насколько страшит меня Григорий. Стоит лишь встретиться с ним глазами, увидеть его суровый взгляд — сердце мгновенно превращалось в трепещущий листок на ветру.
С женой его мы были дружны. Добрая, весёлая, полна жизни и радости была Светлана. После её преждевременной кончины дочка её, Катенька, закрылась от всех людей.
Тем временем шум шагов долетел до моих ушей — первые гости начали прибывать в наш дом. Мачеха старалась вовсю, чтобы показать свою хозяйственность и гостеприимство: накрыла богатый стол, сменила одежду отца. Только Людмилка пошла наперекор матери и надела чёрное платье. Она тайно была влюблена в Григория. Почему же мачеха не отдала её замуж за Григория? Столько лет сохнет Людмила по нему.
Шум голосов становился громче, вскоре послышались звон посуды и смех гостей — похоже, компания расселась за столом. Сердце сжалось ещё сильнее, осознавая неизбежность предстоящего испытания.
– Иди уже, там тебя ждут, - в комнату зашла Людмила. - И что он в тебе нашел? Ни кожи, ни рожи.
Я молча вышла из комнаты, не обращая внимание на дочку мачехи. Не до злобной Людмилки мне сейчас! Тут бы взять себя в руки, тут бы просто пережить...
Иду по коридору и даже не вижу ничего вокруг. Глаза застилают слезы, внутри комок обиды и еще каких-то чувств, которые даже понять сейчас не могу.
Моя жизнь рухнула! И я даже не понимаю, что мне дальше делать и как с этим жить! Собираюсь войти в комнату, но в двери врезаюсь в твердое мужское тело. Поднимаю глаза. Григорий.
Его колючий взгляд пригвоздил к месту, сердце от страха заколотилось в груди испуганной птичкой. Резко опускаю голову и смотрю в пол, чтобы хоть так спрятаться, а когда поднимаю, все замечают, что я в слезах. Господи, стыдно-то как! Хоть сквозь землю хочется провалиться, лишь бы быть где-то в другом месте! Мачеха больно цепляется мне в руку, пригвождая к месту.
- Ну что же ты, Марфа, - ее приторный голос, который не сулил мне ничего хорошего.
– Все правильно, Антонина, невеста должна плакать. Это обычай такой, - встревает сваха. - Пойдешь, Марфа, за нашего Григория? Он вон какой красавец. Косая сажень в плечах. Специалист на вес золота.
Жених стоял недвижим. Наши взгляды на минуту встречаются. И меня словно молнией прошибло. Я не выдержала первой.
– Да, - отвечаю еле слышно. А что мне остается делать? Если буду и дальше стоять истуканом - мачеха потом изведет. И если откажусь за Григория замуж выйти - тоже изведет. Выбираю машинально, хотя знаю, что, скорее всего, пожалею потом об этом решении.
Тут же неожиданно вспыхивают яркие улыбки родных моего будущего супруга. Они окружили нас плотным кольцом тепла и радости, смеясь и щебеча подобно птицам весною.
А я замерла меж двух миров, растеряна и беспомощна, жаждая спасения и поддержки отца. Отец мой, увы, остался где-то там, вдали, прислонившись к двери и глубоко погрузился взглядом в деревянный настил пола, будто искал там потерянное решение моей судьбы.
Рядом тихонько всхлипывала Людмила, аккуратно промокая влажные щеки краешком нежного платка.
– Ну вот и славно! Вот и сговорились! - радостно произносит Антонина. - Давайте выпьем за это! Такая радость в дом пришла. Дочь за такого хорошего человека выдаем!
Нас усадили с Григорием рядом. Гости общались, выпивали, закусывали. Только мы с женихом все застолье сидели молча. Есть я не могла, кусок в горло не лез. А вот Григорий стакан за стаканом напивался, не чокаясь с другими, словно не на сватовстве, а на поминках сидел.
– Ах ты негодница, ну подожди у меня! – услышал я возле калитки крик из дома.
Опять мать на Катерину ругается. Она так и не смирилась с моим выбором в жизни, вот и вымещает всю злость на внучке, пока меня дома нет. Катю приходилось оставлять с матерью, потому что садика у нас в Вышняках еще нет, а возить в соседний поселок мне не с руки. Раньше, когда жива была Света, она дочерью и занималась, но вот уже больше года прошло после ее смерти, и для нас с дочкой наступили тяжелые времена.
– Что тут опять происходит? – строго спрашиваю у домочадцев.
– П-п-папочка, – кидается ко мне Катя. Личико в слезах, дочурку трясет от пережитого страха.
Обнимаю малышку, глажу по голове.
– Не-не оставляй меня б-больше с б-бабой Клавой. Не надо, – просит ребенок.
– Успокойся, моя хорошая, – говорю, потому что не знаю, что еще сказать. – Так, ты иди, Катюша, пока к себе, а я с бабушкой поговорю.
Иду к матери. Говорить с ней бесполезно, но все равно решаю еще раз как-то исправить ситуацию.
– Мама, чем тебе на этот раз Катерина не угодила? – спрашиваю строго.
– Гришенька, да чем эта неумеха полоумная угодить может? – причитает мать. – Она же как не от мира сего. Вся в мать. Достала сервиз из буфета, который тебе сам председатель подарил на новоселье, да супницу не удержала и разбила. Убираться она хотела. Помочь. Ну я ей и всыпала, чтобы знала прежде.
– Что ты сделала, мама? – гнев в груди выливается в рычание. – Ладно ты Свету не любила, но Катерина твоя ж внучка. Как же так, мама?
– Приворожила тебя Светка! – рыдает мать. – Ей-богу, приворожила, ты ж ничего вокруг не замечаешь, сынок! А Катьку воспитывать в строгости надо, а то ничего путного не получится. Хотя и так не выйдет, кому заика нужна в дому будет.
– Не смей ее даже пальцем тронуть… – кричу и очень надеюсь, что моя угроза все-таки подействует.
Ладно, когда мать просто ругалась на Катюшу. Это пережить можно. Но бить своего ребенка никому не позволю!
– Ой, грозен ты, Григорий, – входит в комнату сестра матери Вера. – А мать, меж тем, права, Катерине нужно воспитание и рука женская. Только Клавдия у нас человек старых устоев, тяжело ей с девчушкой, – Вера многозначительно посмотрела на сестру. – Надо, Гриша, тебе жениться на молодой да домовитой, чтобы хороший пример Катерине показывала. Ласковая к ней была.
– И где я вам такую найду? – огрызаюсь от родственницы. – Да и не хочу я жениться.
– А не надо долго искать, – Вера лелейно улыбается. – Вон у соседей. У Ершовых. Две дочки на выданье. Правда, лучше Марфушка, она покладистая, кроткая. Не то что Людмилка.
– В себе ли ты, тетка? – удивляюсь. – Какая Марфа? Она только школу заканчивает. Да и Йоська, сын директора клуба, за ней хвостиком ходит.
– Она школу заканчивает, твоя правда, но осенью как раз восемнадцать годков исполнилось, – отмахнулась Вера. – А и что школа? Остались лишь экзамены. А насчет Йоськи ты не переживай, не нужен он ей. Да и поедет он в консерваторию поступать. Абрам Моисеевич хвастался на днях.
– Сынок, Тонька жаловалась как раз, что Марфа вбила себе в голову пойти учиться на учительницу, – сказала мать. – А значит, деток любит.
– Марфа ж в отцовском дому ничего хорошего не видала, а ты ей хоть малость той ласки и заботы дай, какой Свету окружал, – советует тетка. – Да она в тебе души чаять не будет. А детей она и правда любит, а значит, и с Катериной сладит.
– Да не нужна мне жена! – шиплю. Нутро мое не принимает саму мысль, что кто-то займет в моей жизни место Светы.
– Сыночек, это пока не нужна, но ты ж молодой, здоровый. Зачем себя заживо хоронить? – мать заглядывает в глаза.
– Гриш, тебе жена не нужна, а Катерине мать очень требуется, – убеждает тетка.
– У нее есть мать! – спорю до последнего. – Самая лучшая мать.
Мне противна сама мысль, что кто-то будет претендовать на место Светы в нашей с Катей жизни. Света есть. Мы любим ее. Просто ее нет рядом физически.
– Это понятно, сыночек, только от покойницы в воспитании дитя мало толку, – мать недовольно поджимает губы, – а Марфа живая и здоровая.
– Да и насколько я знаю, дружбу она с Светланой твоей водила и Катю нянчила, – поддержала тетка Вера. – Давай у Катерины и спросим, хочет она, чтобы Марфа с вами жила.
– Катерина, а ну ходь сюды, – кричит мать.
– З-з-дравствуйте, – тихо зжлолвается Катя и ныряет ко мне под бок.
Обнимаю дочку. Глажу по волосикам. Нежность и чувство вины. Эти две эмоции я испытываю к Катюше. Вину за то, что не могу дать счастливого детства. Ласки, которая ей нужна.
Я погряз в тоске по жене. И как начать нормально жить уже не знаю.
– Здравствуй, Катюша, – улыбается тетка. – Не бойся. Скажи нам, милая, ты Марфу Ершову знаешь?
– З-знаю, – немного успокоилась Катя и перестала заикаться. – Она с мамой дружила.
– А скажи, она хорошо к тебе относилась? – продолжает расспрашивать Вера Катю.
– Хорошо. Она добрая, мама говорила, что Марфа учительницей будет.
– А ты не против будешь, если Марфа с вами жить будет?
– Это как? – Катя испуганно смотрит на меня.
– Как-как? Жениться папка твой на Марфе, – со злостью бросает мать.
– Н-на Мар-фе жениться? – переспрашивает Катя неуверенно.
– Да, милая, – примирительно говорит тетка и с осуждением посмотрела на сестру.
– Если на Марфе ж-женится, то не против, – серьезно отвечает Катерина. Я слышала, что мама говорила ей как-то: «Папе такая жена нужна, как Марфа».
– Когда ты это слышала, Котенок? – опускаюсь на колени и переспрашиваю у дочери, не веря своим ушам.
– Мама болела уже, а Марфа ее проведывать пришла, – отвечает Катюш серьезно.
– Ладно, иди, тетка, договаривайся с Ершовыми, – соглашаюсь от безысходности. – Будет, мама, тебе ладная невестка.
– Сыночек, радость-то какая, – мать улыбается. В кои-то веке в моей жизни происходит то, что она одобряет.
– Тогда пойдем к тебе, Клавдия, чай попьем, – тетка берет мать под локоток. – Дай Грише все обдумать.