Ника
— Берёшь ли ты, Ника Голубева, Алексея Николаевича Скатова в мужья, чтобы жить вместе в горе и радости, любить его, чтить, утешать и поддерживать в болезни и здравии, пока вы оба будете живы?
— Я... я...
Если вы когда-нибудь оказывались на сцене с микрофоном, осознавая, что забыли весь текст, то вам знакомо это чувство. Холодный пот прошибает, ноги становятся ватными, а паника накатывает такой волной, будто потолок вот-вот рухнет. Только в моём случае потолок — это старинный купол московской церкви, который действительно поскрипывает, словно не выдерживая лицемерия происходящего.
Я собираюсь сказать «нет». Абсолютно уверена, что произнесу это слово. Или хотя бы попрошу минутку, чтобы глотнуть воды и переосмыслить всю свою жизнь. Но слова так и не срываются с губ.
Где-то рядом — дыхание отца. Не буквально, конечно. Он стоит позади в своём чёрном костюме, с лицом прокурора, готовящего смертный приговор. Но его власть ощущается каждой клеточкой тела. Она проникает под кожу, пульсирует в венах. Внутренний голос шепчет: «Не позорь семью. Ты знаешь, кому обязана поступлением в медицинский вуз, так что молчи».
Моё «да» вырывается хриплым кашлем.
— Д-да, — произношу, не узнавая собственный голос.
Избегаю смотреть в глаза и священнику, и отцу, и уж тем более Алексею Скатову, известному в определённых кругах как Скат. Потому что скользит сквозь законы, избавляется от любой слежки, проникает в закрытые системы, подбирается к людям незаметно, как лужа к ботинкам во время дождя. О нём говорят шёпотом, с ним не заключают сделки. Ему отдают все, что имеют: женщин, активы, даже врагов, чтобы остаться в живых.
И вот я — Ника, младшая дочь бывшего судьи, девушка, которая ещё месяц назад практиковалась в вскрытии селезёнки на анатомическом столе, — выхожу замуж за этого информационного призрака, которого боится даже моя мачеха. А она, между прочим, без страха готовит борщ в халате с леопардовым принтом.
Скат стоит рядом. Высокий, как столб сотовой связи. Плечи как у профессионального бойца, руки как у человека, способного одним движением справиться с быком, если тот косо посмотрит. Поднимаю глаза выше, чтобы посмотреть в глаза, но замираю. Его лицо словно собрано из шрамов, как пазл, который никто не потрудился закончить.
Удивительно, но я ожидала увидеть уродство, демоническую внешность, монстра из кошмаров. Но он оказался вполне красив. Не классической красотой, не как с обложки глянцевого журнала, а как таинственный незнакомец с готической картины. У него глаза цвета льда, но в них нет холода. В этот момент я понимаю, что он смотрит на меня нахмурив брови, и застукал во время откровенного осмотра его внешности. Начинаю дрожать сильнее, колени подгибаются, но мужской голос вырывает меня из мыслей.
— Берёшь ли ты, Алексей Николаевич Скатов, Нику Голубеву в жёны... — говорит мужчина, но я уже не слышу продолжения.
Потому что Алексей пристально смотрит прямо в мои глаза и произносит единственное слово:
— Да.
Его голос низкий, как утренняя радиопередача на хриплой частоте. В нём нет ни угрозы, ни притворства. Только стальная уверенность: «да», и точка. Это не клятва, а приговор судьбы.
А я... Господи, что со мной происходит?
Руки дрожат от какого-то гормонального взрыва. От человека, который теоретически может стереть тебя в порошок, но говорит так, будто готов защищать в любой буре. Это ужасно, недальновидно — влюбляться в человека, который, возможно, устраняет свидетелей без следа, и к тому же с первого взгляда и слова.
— Теперь вы можете поцеловаться, — произносит мужчина.
В зале мёртвая тишина, ни аплодисментов, ни вздохов облегчения, ни хихиканья. Только тяжёлое дыхание, кто-то закашлялся. Я услышала щелчок — возможно, один из охранников передернул затвор, или это просто хрустнули позвонки у какой-нибудь тёти от неловкости момента.
Алексей медленно наклоняется. Его лицо приближается, и во мне борются два желания: убежать или броситься навстречу. Не знаю, какое из них сильнее. Он аккуратно, почти благоговейно касается губами моей щеки, а потом шепчет на ушко, вызывая дрожь вдоль позвоночника:
— Никогда не бойся меня, жена.
Не знаю, что пугает меня больше — это обещание или то, как отчаянно хочу ему поверить. Он слегка целует меня в щеку и отстраняется. Его лицо снова становится неподвижным, как у статуи. Но мне уже безразлично, что скажут люди в зале, мой отец или вся страна, если это попадет в прессу.
В этот момент я осознала две вещи. Во-первых, моя жизнь навсегда разделилась на «до» и «после». А во-вторых — я вышла замуж не за чудовище.
Теперь я жена человека, которого боюсь меньше всех остальных. Именно это пугает меня больше всего на свете.
___
Дорогие читатели! Спасибо, что выбрали эту мини-книгу. Добавьте ее в свою библиотеку и нажмите «мне нравится». Подписывайтесь на страничку автора, чтобы не пропустить продолжение этой захватывающей истории! Ваша поддержка всегда очень важна для меня!
Алексей
Мне всегда казалось, что свадьбы — это дорогостоящие спектакли с фальшивыми слезами, белоснежными скатертями и пьяными тётушками, которые в определённый момент начинают горланить народные песни. И, что бы там ни говорили романтики, никто не верит, что из этого фарса может получиться что-то настоящее.
А потом ты вдруг оказываешься у алтаря, где видеокамеры гудят, вспышки фотоаппаратов ослепляют, а оркестр берёт такой мощный аккорд, что закладывает уши — и ты осознаёшь, что сам стал частью этого спектакля, причём в главной роли. Монстром, который взял в жёны чужую принцессу, заложницу обстоятельств и амбиций. Что самое смешное, так это место проведения этого фарса и одежда человека, который регистрирует брак.
Для тех, кто шепчется обо мне в тёмных коридорах власти, я — тот, кто знает всё: кого, когда и за что нужно наказать. Не подаю руки просто так, не улыбаюсь без причины и никогда не беру то, что не смогу удержать в своих железных руках.
И вот теперь стою в костюме, который стоил больше, чем однокомнатная квартира в центре Челябинска, и жду, пока ко мне подойдёт невеста — Ника Голубева, дочь бывшего судьи, некогда гордость судебной системы. Хрупкая девушка с длинными волосами и глазами цвета осеннего мёда, в которых читается невысказанная боль.
Она идёт ко мне словно под дулом пистолета — голова опущена, руки сжаты в кулаки, платье сидит идеально, но она в нём словно закованная в броню. Узнаю этот взгляд, сам видел его в зеркале после одного подвала на юге Москвы, где ломались судьбы. Не могу сказать, что удивлён её поведением.
— Она хотя бы доживёт до поцелуя? — шепчет кто-то за спиной.
Если бы я повернулся, этот голос навсегда исчез бы из жизни. Но сегодня я не Скат, а жених, муж, заложник договора, если угодно.
— Берёшь ли ты, Алексей Николаевич, эту женщину… — бубнит священник, словно заказал свадьбу с доставкой на дом.
Смотрю на неё и вижу не куклу, не жертву сделки, а упрямство и почти осязаемый гнев. Она одновременно боится меня и не хочет быть здесь, но продолжает стоять, и это уже говорит о многом.
— Да, — произношу ровно, без угроз и фальши, единственное честное слово на этом празднике лицемерия.
Ника вздрагивает, но не поднимает взгляд. Хочу сказать ей: «Ты не в тюрьме», но понимаю, что пока это ничего не изменит. Она должна сама увидеть, убедиться в моих словах.
Вдруг замечаю взгляд со стороны, сквозь толпу гостей. Узнаю её сразу — Лена, девушка, с которой я когда-то работал. Точнее, которая брала у меня информацию и делала вид, что не знает, кто я на самом деле. Лена здесь, значит, за мной следят. А ещё где-то среди гостей сидит Виктор Корнеев, когда-то мой друг, почти брат, пока он не начал резать людей за долги, а я не стал продавать информацию тем, кто хотел посадить его отца и брата.
Он кивает мне, будто всё в порядке, но я знаю, что он пришёл посмотреть, упаду ли я, если да, то наступить мне на шею. Вокруг меня кружат акулы в смокингах, но я думаю только о ней.
— Можешь не целовать меня, если не хочешь, — вдруг шепчет она.
— Я и не собирался делать ничего, что ты не позволишь.
— Говорят, ты страшный, — она поднимает на меня взгляд, в её глазах не вижу страха.
— А ты как думаешь?
— Думаю, ты сам боишься себя.
— Может быть, — едва улыбаясь говорю я.
Свадьба плавно перетекает в просторный зал, и мы танцуем этот чёртов первый танец под вальс, от которого мне хочется сбежать и выкурить целую пачку сигарет. Но она удивительно лёгкая в моих руках, поначалу неуклюжая, но словно танцующая в собственном ритме. Чувствую, как она дрожит в моих объятиях.
— Боишься меня? — спрашиваю, пытаясь уловить её взгляд.
Она молчит, устремив глаза куда-то вдаль, словно светильник — единственная безопасная точка во всём этом хаосе.
— Я не буду тебя трогать, если ты не захочешь, — говорю тихо. — Я не тюремщик, а твой муж.
— Муж, который купил меня, — бросает она с горечью, и я чувствую, как внутри скребут кошки.
Хочу сказать ей правду — что не я купил её, а сам продался за старый долг, за возможность вытащить один-единственный файл из архива судьи Голубева, в котором хранится правда о тех, кто должен был давно исчезнуть.
— Можешь называть меня как хочешь. Но никто не посмеет тебя тронуть, пока ты носишь мою фамилию.
— Даже ты? — спрашивает она робко.
— Даже я.
Ника смотрит на меня внимательно, словно пытаясь найти признаки лжи.
— А если я скажу, что хочу уехать?
— Я отвезу тебя хоть на Луну. Только не сейчас, на нас смотрят слишком много людей, будет сложно замести следы, — киваю в сторону Виктора и камер. — Но потом — куда скажешь.
— Почему ты это делаешь? — спрашивает она, и в её голосе слышится искреннее недоумение.
— Потому что ты не такая, как все остальные.
— Все так говорят, это банальность и клише.
— А я не все, — отвечаю твёрдо.
Мы продолжаем танец. Музыка гремит, вокруг кипят разговоры, кто-то смеётся неестественно громко, кто-то уже захмелел. А я впервые за долгое время молчу, потому что внутри всё грохочет от противоречивых чувств. Потому что передо мной та, кого я должен был использовать, а теперь... теперь я просто не хочу её потерять.
___
Дорогие друзья! Благодарю за внимание и интерес к истории. Если вы хотите следить за развитием событий, добавляйте книгу в свою библиотеку. Ваша поддержка в виде "мне нравится" и пяти звездочек вдохновляет меня на новые творческие подвиги!