Брат моей подруги

Пролог

Пролог

Ксюша

— До свидания, Ксения Игоревна. Хорошего вечера.

— Спасибо. До свидания, — улыбаюсь дрожащими губами очередному студенту, покидающему аудиторию, в которой проходила пара.

Стою за столом преподавателя, нервно и бездумно выравниваю лежащие на нём канцелярские принадлежности. Руки никак не перестанут дрожать, а пальцы совсем не гнутся, будто заледенели. Карандаш выскальзывает и падает на столешницу с громким стуком, который кажется мне просто оглушительным.

Я вздрагиваю. Судорожно выпускаю воздух из лёгких.

Прекрасно чувствую, как чужой взгляд настойчиво сверлит моё лицо. Скользит по лбу, носу и губам, как когда-то их исследовали его губы и пальцы.

Нет, так дальше не пойдёт! Раздражённо выдыхаю и, заправив волосы за уши, спускаюсь с кафедры и торопливо начинаю собирать с парт материалы, которые раздала студентам на паре.

Голову не поднимаю, пристально изучаю пол под ногами, надеюсь, что он уже ушёл вместе с другими. Мысленно молюсь.

Я всю пару избегала его взгляда, не смотрела в его сторону. Я знала, что, если посмотрю, то тут же потеряюсь на дне серых глаз с длинными стрелами чёрных ресниц. Потеряю способности связно говорить и думать. Я до боли кусаю нижнюю губу, смотрю себе под ноги и прислушиваюсь к удаляющимся шагам студентов первого курса.

Слова прощания говорю механически. Выдыхаю, когда хлопает дверь, а в аудитории устанавливается долгожданная тишина, которую нарушает лишь моё частое дыхание и шорох бумаги. Но окинуть взглядом аудиторию так и не решаюсь. Я слишком хорошо знаю его, но всё равно крупно вздрагиваю и роняю на пол весь собранный материал, когда на плечи опускаются огромные горячие ладони и дёргают меня назад, к твёрдому, точно гранит, телу. Впечатывают так, что просто шевельнуться невозможно.

Затылок и заднюю поверхность шеи опаляет горячее дыхание, затрагивает даже самые крохотные волоски. Пальцы тут же начинают мелко дрожать, а перед глазами всё плывёт.

Так глупо и безнадёжно. Как и мои чувства к нему.

Сердце колотится в горле, а ладошки потеют. Я вытираю ладони о ткань простого чёрного платья с отложным воротничком, прикрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание. Не стоит забывать, кто он. Не стоит снова поддаваться своим желаниям и терять голову.

Я говорю себе это вновь и вновь, но моё самовнушение не работает.

Я пальцами вцепляюсь в край парты, с силой сжимаю острый край и дёргаюсь вперёд, стремясь уйти от прикосновения. Безуспешно, слишком крепко меня держат руки на плечах. Слишком близко стоит молодой человек и прижимается ко мне так, что увеличить расстояние между нашими телами просто невозможно.

— Вы что-то хотели спросить? — спрашиваю с холодом в голосе, суетливо дёргая себя за край рукава платья. — Что-то не поняли из пройденного материала?

— Да, Ксения Игоревна, — до боли знакомый голос с хриплыми нотками опаляет хрящик уха, вызывает знакомую волну тепла внизу живота. Почему рядом с ним я превращаюсь в амёбу, не способную здраво мыслить и действовать? — Я бы хотел кое-что спросить, — руки на плечах, которые так и продолжают удерживать меня на месте, сжимаются, не причиняя мне боли, и теснее вжимают в каменную грудь.

Хотя, до этого казалось, что это просто невозможно, что между нами нет свободного расстояния.

— Как Вы себя чувствуете после вчерашней встречи? Понравилось с ним?

— Пусти! — я в то же мгновение теряю всю свою напускную холодность и уверенность. Она вся истлела под ледяным взглядом серых глаз молодого человека, который я чувствую затылком. — Отпусти меня немедленно! Что ты себе позволяешь? Никто не даёт тебе права так со мной разговаривать!

— Как быстро, Ксения Игоревна, мы перешли на «ты», — парень с лёгкостью пресекает все мои попытки вырваться из железной хватки. — Как в старые добрые времена, да? Когда ты даже не подозревала, кто я.

— Ничего не было, — шиплю, а сама ногой дёргаю, пытаюсь лягнуть молодого человека как можно больнее. — Никаких времён! Досадная ошибка, о которой я безумно жалею.

Промахиваюсь. Добиваюсь лишь того, что теснее к нему прижимаюсь, ягодицами чувствую напряжённые бёдра молодого человека. Вспыхиваю, как спичка. В то же мгновение тело охватывает знакомая сладостная истома. Оно помнит, как хорошо ему может быть с этим парнем. В его руках. Под тяжестью его тела. Когда его губы скользят по коже, а запах окружает со всех сторон.

— Как же не было, Ксения Игоревна? Всё было. Ты подо мной, а я в тебе, — говорит, будто вторя моим мыслям. — Напомнить, сколько раз ты просила не останавливаться, м? — голос становится тише, в нём я слышу знакомые хриплые нотки. — Я много чего могу тебе напомнить, фея. В подробностях!

Парень шепчет слова с хрипом. От хриплых ноток у меня мурашки начинают маршировать по коже, а по венам течёт жидкий огонь. Я судорожно втягиваю воздух в лёгкие. И в то же мгновение жалею об этом. Запах тела Давида проникает в лёгкие. Он, будто сладкая отрава, тут же делает колени мягкими, а тело непослушным, неподвластным желаниям хозяйки. Всё ещё свежи воспоминания того, как я носом утыкалась в его шею и втягивала умопомрачительный запах молодого человека. Как скользила губами по коже, собирая её вкус.

— Я всё уже сказала, Давид, — мой голос дрожит и срывается, но я нахожу в себе остатки гордости для того чтобы ответить на насмешку. — То, что между нами произошло, просто ошибка. Я не должна была этого допускать!

— Ты трижды совершила ошибку, да, Ксения Игоревна? — цедит сквозь зубы, а сам голову опускает и зубами прихватывает нежную кожу шеи.

Я тут же вздрагиваю и с силой кусаю нижнюю губу. На моей шее оставались следы от его несдержанных поцелуев и жадных укусов. Синяки, как напоминание о нём. Сладкое, порочное и грешное. Вот и сейчас он смыкает зубы на нежной коже. Оставляя свой след на моём теле.

Но я не желаю принимать поражение.

— На одни и те же грабли наступать можно несколько раз, — выдыхаю, а сама пальцы на краю парты сжимаю так, что раздаётся скрип.

1

Глава 1

Ксюша

В автобусе, несмотря на работающий кондиционер, дико жарко. Я вытягиваюсь по струнке, стараясь не соприкоснуться случайно с другими людьми. По спине стекают капли пота, поскорее хочется выйти из автобуса. Обмахиваюсь то рукой, то тетрадью, в которой записаны конспекты по английскому языку.

В какой-то момент мне начинает казаться, что я чувствую, что на меня кто-то пристально и неотрывно смотрит. Сверлит взглядом лицо. Выпрямляюсь и медленно поворачиваю голову.

В то же мгновение нахожу того, кто неприлично пристально и изучающе смотрит на меня.

И я рассматриваю молодого человека в ответ. Чуть раскосые серые глаза, в обрамлении чёрных длинных ресниц. Выразительные густые брови. Слишком пухлые и чувственные для парня губы. Широкие плечи, облепленные серой тканью футболки. Я не сразу осознаю, что смотрю на парня, не отрываясь. Что скольжу взглядом по напряжённому бицепсу, который подчёркивается всякий раз, когда автобус дёргается. Молодой человек держится за поручень, до которого я не дотянусь даже в прыжке. Высокий. Выше меня на голову.

Языком пробегаюсь по нижней губе, вновь попадаю в плен серых глаз, похожих на две льдинки.

Молодой человек едва улыбается уголком губ, а на меня накатывает дикое смущение. Затапливает щёки, грудь и кончики ушей. Эта полуулыбка выбивает пол из-под ног. Мне кажется, что улыбки красивее я не видела за всю свою жизнь.

Я торопливо отворачиваюсь и утыкаюсь носом в тетрадь, но перед глазами буквы расплываются, а я никак не могу вникнуть в то, что сама же написала. В голове гулкая пустота, в ушах слышу стук собственного сердца. Господи. Создаётся ощущение, что я пробежала несколько километров.

С силой прикусываю нижнюю губу, щекой чувствую взгляд молодого человека. От столь пристального внимания смущаюсь ещё сильнее и встаю спиной, боясь, что парень обратит внимание на мой торчащий живот или заметит горбинку на носу.

Автобус резко тормозит, раздаётся громкий скрежет, удар и звук разбитых стекол. Я вскрикиваю и лечу вперёд, выронив тетрадь и рюкзак. Бестолково взмахиваю руками, пытаюсь ухватиться хоть за что-то, но пальцами хватаю лишь пустоту. Я падаю на рядом стоящую женщину, заваливаю её на пол.

— Простите, — шепчу заполошно, пытаюсь подняться. — Вы в порядке? Вы не ушиблись?

— Всё хорошо, девушка. Вы не виноваты. Не стоит переживать. Что случилось?

У меня всё же получается встать на ноги. Протягиваю руку и помогаю женщине подняться.

Я озираюсь по сторонам, пытаюсь понять, что произошло. До меня не сразу доходит, что мы попали в аварию. Раздаются крики, причитания и детский плач.

— С тобой всё в порядке? — голос, который раздаётся над головой, ласкает слух.

На мои плечи опускаются горячие ладони и сжимают, прожигая сквозь ткань футболки. Я вскидываю голову и в изумлении ахаю. Рядом стоит тот красивый парень, который так пристально смотрел на меня.

— Да. С-с-с-пасибо, — активно киваю, чувствуя боль в шее. — У Вас… у тебя кровь на лице. Сейчас, подожди минуточку, — я суетливо тянусь к рюкзаку и достаю носовой платок. — Вот, держи.

— Спасибо, — парень улыбается, показывая очаровательные ямочки на щеках.

Снова своей улыбкой вышибает мысли из головы. Господи, да за эту улыбку можно душу отдать.

Молодой человек берёт из моих рук платок, будто намеренно пальцы мои задевает. Такой горячий. Прикосновение волнует. А в груди всё сладко ёкает. Я тону на дне серых глаз, в которых стремительно расширяются зрачки.

Вновь раздаётся чей-то крик, начинается суета. Меня кто-то больно бьёт локтем в спину, впечатывает в поджарое тело стоящего подле меня молодого человека.

— Выпустите нас отсюда. Выпустите!

— Что делать?

— Мы задохнёмся от нехватки воздуха.

— Там человеку плохо.

— Я сейчас задохнусь. У меня кровь.

Со всех сторон доносятся крики и причитания. Начинается настоящая давка, меня то и дело задевают и бьют. То в спину, то в затылок. Если бы не сильные руки молодого человека, который удерживает меня на месте, я бы непременно рухнула под ноги.

— Тихо! — вдруг громко рявкает он, оглушая меня на несколько мгновений.

И это действительно действует. Люди смолкают и перестают метаться по салону. Парень отстраняется от меня, подходит к окну, срывает молоточек для аварийного разбивания стекол. Сбивает торчащие острые осколки и полностью освобождает проход.

Люди не дожидаются команды, начинают выскакивать из автобуса. Молодой человек подходит к дверям, срывает пломбу, что-то нажимает, и они распахиваются.

Почти мигом автобус пустеет. Я замечаю беременную молодую женщину, которая лежит в конце. Я кидаюсь к ней, тут же нащупываю пульс. С испугом смотрю на её платье, боюсь увидеть кровь под ней.

— Что с ней? — слышу над головой голос парня. — Позволь мне.

Меня мягко отстраняют, удерживая за плечи и мимоходом проводя большими пальцами по ним. Молодой человек присаживается рядом с бесчувственной девушкой, чуть стучит пальцами по бледным щекам. Я вспоминаю, что у меня в рюкзаке есть вода. Достаю и протягиваю молодому человеку, чтобы он брызнул водой беременной девушке в лицо.

— Тихо. Всё хорошо, — говорит он торопливо, когда молодая женщина распахивает глаза и начинает судорожно дышать. — Что-то болит? Как самочувствие?

— Нет, — девушка мотает головой. — Просто душно стало. Я в обморок упала.

— Давайте. Вот так, — молодой человек присаживается на корточки и подхватывает беременную на руки. — Пойдём.

Он с лёгкостью поднимается и выходит из автобуса. Я суетливо кидаюсь за ним. А потом вдруг меня осеняет, что водитель автобуса так и не вышел из своей кабинки. Разве он не должен был помогать пассажирам во время эвакуации?

— Боже, — срывается с моих губ, когда я вижу мужчину, лежащего на руле без сознания.

Дёргаю дверь, но она заперта. Все мои попытки её открыть оказываются провальными. Водитель заперся изнутри.

2

Глава 2

Ксюша

В коридоре стоит затхлый и тошнотворный запах, от которого в тот же миг начинает мутить. Я морщусь, скидываю промокшую обувь с ног и прохожу на кухню, прекрасно зная, что отец сейчас находится там. Это его любимое место.

И я не ошибаюсь. Мужчина всем телом лежит на столе, в одной руке сжимает разбитую рамку с фотографией матери, другой прижимает к плечу полупустую бутылку со спиртным. На полу вижу лужу неприятного жёлтого цвета.

Меня тут же начинает тошнить. Зажимаю рот ладонями и кидаюсь к окну, чтобы распахнуть его и высунуться по пояс, жадно ловя воздух открытым ртом.

Глаза привычно начинает щипать от подступивших слёз. Безысходность и желание кричать давят на грудную клетку. А ещё желание повернуть время вспять. Вернуться на три года назад, когда всё было иначе. Когда у меня была счастливая семья, когда я чувствовала себя любимым ребёнком. Нужным ребёнком.

Кидаю взгляд через плечо на отца. Всхлипываю горько и лбом вжимаюсь в раму открытого окна. Вот что мне делать? Снова сбегать на учёбу? Намеренно задерживаться в библиотеке, чтобы домой не возвращаться?

Внешней стороной ладони стираю слёзы со щёк, решительно подхожу к столу и выдираю из руки отца бутылку. Выливаю отвратительно пахнущее содержимое в раковину. Пустую бутылку отправляю в мусорное ведро, следом отправляю и рамку с ненавистной фотографией. В ванной беру перчатки для уборки, надеваю на лицо медицинскую маску и с ведром воды и одноразовым тряпками возвращаюсь на кухню, где убираю учинённый отцом бедлам. Прекрасно знаю, что он через пару часов придёт в себя и прощения просить начнёт. Пообещает, что это было в последний раз. Что он исправится. Что пойдёт на повышение, вновь начнёт работать на совесть, увеличит раскрываемость преступлений. Закодируется. И далее по списку. Каждый раз обещания растут. Только с исполнением — беда. Каждый новый день приносит разочарование.

Но отец старается. Действительно старается исправиться.

В прошлый раз месяц продержался. Но один звонок матери ему вновь перевернул всё с ног на голову.

— Тварь, — шепчу себе под нос. — Раз свалила, так свалила. Зачем о себе напоминать? Ненавижу.

Кидаю взгляд на отца, вновь испытываю жалость. С остервенением начинаю драить пол.

Привожу кухню в порядок, влажной салфеткой вытираю лицо отца. Он даже не морщится, не чувствует прикосновений влажной ткани. Я подкладываю ему под голову подушку, хватаю мешок с мусором и иду в его комнату. Туда отправляются все её вещи. Раньше я избавлялась от них последовательно, чтобы отец не заметил, что я что-то выкинула. Сейчас же моё терпение лопнуло. Ведь всё здесь напоминает ему о матери. И всё приводит к тому, что он уходит в запой. А отец не пытается выкинуть вещи.

Завязываю узел на чёрном мешке, слышу, что отцу звонят. Снова с работы, слышу по рингтону.

— Да? — принимаю вызов и подношу телефон к уху.

— Ксения? — жмурюсь, когда слышу голос начальника отца.

— Да. Здравствуйте, Яков Алексеевич, — говорю виновато.

— Снова не в себе отец? — спрашивает мягко мужчина. — Сегодня он не пришёл не работу.

— Простите, пожалуйста, — испытываю жгучее чувство стыда. — Он пытается бороться, но не выходит.

— Ксюша, я всё делаю, чтобы помочь, но я не могу постоянно закрывать глаза и прикрывать его перед начальством. Сегодня были вопросы, я с трудом отвертелся.

— Я понимаю, Яков Алексеевич, — шепчу. — Простите, пожалуйста. Может, я снова напишу за него заявление на отпуск?

— Так, Ксюша. Я пришлю своих бойцов сейчас, они тебе помогут.

— С чем? — спрашиваю дрожащим голосом. — Мать домой вернуть? — говорю едко. — Простите, — тут же стыжусь своего всплеска раздражения.

— Помогут отца в чувства привести. В клинику отвезут. Мы коллективом выбрали хорошую, деньгами поможем. Пора уже ставить его на ноги.

— Спасибо, — шепчу растерянно.

— Ты только держись, девочка. Руки не опускай. Всё у вас обязательно наладится.

Я криво улыбаюсь и смотрю на спящего на столе отца. Наладится. Как же… Три года не налаживалось, а тут чудо произойдёт? Он от бутылки отлучится?

Откладываю телефон на комод, беру в руки пакеты с мусором, запрыгиваю в сухие кроссовки и спускаюсь вниз. Ещё на первом этаже слышу громкую музыку. Едва выхожу из подъезда, сразу же сталкиваюсь с кем-то. Из-за того, что я щурю глаза от яркого солнца, понять, на кого налетела, не получается.

— Извините, — бормочу тихо, но очень сомневаюсь, что мой голос можно расслышать из-за громко орущей музыки.

Присаживаюсь на корточки, суетливо начинаю собирать рассыпавшийся по земле мусор. Когда тянусь за пустой бутылкой, которая укатилась к лавочке, на неё наступают белой кроссовкой. Я одёргиваю руку и вскидываю голову вверх. Смотрю на парня, который стоит надо мной, скрестив руки на груди.

— Не рано тебе ещё пить, детка? — раздаётся его громкий голос, с бархатистыми нотками.

— Я не пью. Убери ногу, — цежу сквозь зубы, пытаюсь выдернуть бутылку.

Высокомерный вид парня раздражает меня.

— Торопишься куда-то? — молодой человек, не убирая ноги, присаживается на корточки напротив меня. Так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. — Пить в одиночестве?

Я смотрю в лицо парня. Он очень красив. Даже идеален. Модная стрижка, смазливые черты лица, широкие плечи и стильная одежда, подчёркивающая достоинства фигуры.

— Да. Я тороплюсь. Домой. А ты меня задерживаешь. — я сильнее дёргаю бутылку на себя.

И добиваюсь того, что она трескается, а потом и вовсе её горлышко остаётся в моей руке, больно впиваясь острым краем в ладонь и распарывает кожу. Я вскрикиваю от боли и отшвыриваю горлышко в сторону.

— Боже! Как больно! А-а-а! — я подрываюсь с земли и начинаю крутиться на месте, будто это поможет мне облегчить жгучую боль.

— Погоди, крошка. Погоди. Дай сюда, — парень хватает меня за запястье и тащит к лавочке.

3

Глава 3

Ксюша

Из невесёлых мыслей меня вырывает звонок телефона, который я засунула в карман, когда шла выбрасывать мусор. Немного вздрагиваю от неожиданности, достаю смартфон и смотрю на экран, с которого мне широко улыбаемся мы с лучшей подругой.

— Да, — всхлипываю в трубку, не успев успокоиться.

— Ксюша? Ты плачешь? — в голосе подруги слышу неприкрытое волнение и испуг.

Она прекрасно знает, насколько тяжело мне бороться практически каждый день с зависимостью отца все эти три года.

Лея не один раз предлагала помощь своего свёкра, но я привыкла всегда рассчитывать только на себя.

Таково моё воспитание. Отец всегда говорил — сделай сам, чтобы потом никто и никогда тебя не смел упрекнуть. И я делаю. Делаю всё сама, отказываясь от помощи друзей.

И это часто слишком сильно усложняет мне жизнь. Порой я хочу попросить помощи, но у меня просто не хватает сил и смелости переступить через свои принципы. Я боюсь нарваться на отказ. Но ещё больше я боюсь, что меня потом будут упрекать за оказанную помощь.

— С отцом поругалась, — признаюсь честно Ире, шмыгая носом и стирая новые дорожки слёз со щёк. — Очень сильно.

— Снова пил? — с осторожностью интересуется подруга, прекрасно зная, как болезненно я переношу эту тему.

Ира переживала со мной каждый момент после ухода матери. Она сама была в шоке, потому что подруга часто оставалась у меня с ночёвкой. Знала, каким семейным человеком была моя мама. Как сильно она любила семью.

— Да. Он... пощёчину мне влепил, — хнычу в трубку, пальцами прикасаюсь к саднящему месту.

Я уверена, что на лице останется синяк, который долго будет сходить. Несмотря на то, что отец потерял форму в последние годы, сил у него всё равно не мало.

— Моя хорошая, — шепчет Ира. — Ты можешь у нас переночевать.

— Ириш… Мне так неловко. Я не хочу вас напрягать и мешать вам.

— Не выдумывай! — говорит со всей строгостью девушка. — Что неловкого в том, чтобы я лучшую подругу пустила к себе переночевать? Глупости. Мы с тобой раньше постоянно друг у друга ночевали. Неделями жили.

— Тогда у тебя мужа не было, — я улыбаюсь тепло. — Я не хочу вас стеснять.

— Не станешь. Квартира напротив ещё пустует. Мы там не живём пока что. Ты можешь пожить там, сколько хочешь. Сколько времени тебе будет нужно.

— Может, я тогда деньги буду платить? — спрашиваю робко.

— Вот этого не нужно! — рычит Ира. — Глупости ты выдумываешь. Приезжай, давай. Захар в университете, потом на работу поедет, Леся в школе. Поговорим.

— А ты чего вообще звонила? — стираю дорожки слёз и вздыхаю, пытаясь прогнать тяжесть на душе.

— Я хотела тебя попросить… Но сейчас как-то неуместно будет, — смущённо бормочет в трубку девушка.

— Всё уместно. Говори, Ириш, что хотела, — фыркаю я.

— Я хотела тебя попросить забрать у Вишняковой мою зачётную книжку. Она сегодня поставила мне зачёт за прошлый семестр. Но ты не в университете, как я поняла. Поэтому не нужно.

— Я съезжу, — говорю с готовностью. — А нет, не смогу. Я только телефон взяла, меня без пропуска не пустят, — вздыхаю тяжело. — Даже карты банковской нет. А домой возвращаться не хочу. Не могу его видеть. Меня от него просто воротит. Сегодня он перешёл все границы. За всю жизнь на меня руку ни разу не поднял, а тут из-за фотографий.

— Ой, Ксюнь, ничего страшного. Захара забрать попрошу. Я просто думала, что ты на паре будешь, а специально ехать не стоит. Лучше приезжай скорее ко мне. Я торт сегодня пеку. Твой любимый. Со сгущёнкой и сливками. Будем поднимать тебе настроение сладким, если это, конечно, сможет тебе помочь.

— Ты мне уже помогаешь, — искренняя улыбка трогает мои губы. — Хотя бы тем, что ты есть у меня. А ещё ты слушаешь постоянно мои сопли. Уже три года.

— Ой, всё, — Ира едва слышно всхлипывает. — Я сейчас расплачусь.

— Люблю тебя, Ириш. Скоро буду. Спасибо огромное за помощь, — говорю в трубку и сбрасываю вызов.

Поднимаюсь с лавочки и кидаю взгляд наверх, на окна своей квартиры. Интересно, снова за бутылку схватился? Горько усмехаюсь и потираю щёку, которая сейчас сильно болит и даже дёргается. Я уверена, что он сейчас снова пьёт. Как иначе он может справляться со своими эмоциями?

Я трясу головой, стараюсь выкинуть все мысли из головы. Иду на остановку, рассматриваю бинт на порезанной руке, который пропитался кровью. Стоит заново рану обработать, а бинт поменять. Слишком сильно кровоточит рана.

Я захожу в ближайшую аптеку, покупаю бинт и заживляющую мазь. Покупку оплачиваю при помощи телефона.

На остановке мне стоять не приходится, автобус подъезжает сразу же. Я занимаю место в конце салона, разматываю окровавленный бинт, пытаюсь обработать кровоточащую рану.

— Я думал, что ты не поранилась, — слышу над головой до мурашек знакомый голос, который вызывает щекотные мурашки и волну нескончаемого восторга в груди.

На губах появляется улыбка. Я вскидываю голову и в то же мгновение тону в сером омуте невероятно красивых глаз.

Боже. Я даже забываю, как правильно следует дышать. Будто с разбега в воду прыгнула со скалы. Тёплую. Обволакивающую.

Я скольжу взглядом по красивым чертам лица молодого человека. По короткому ёжику волос, по вздёрнутым вверх густым чёрным бровям, по ровному носу и пухлым привлекательным губам. Нельзя быть настолько привлекательным. Настолько красивым.

— Что у тебя с лицом? — хмурится парень, пальцами цепляя мой подбородок и поворачивая голову на свет.

— Ничего, — я дёргаю головой назад и пытаюсь уйти от прикосновения.

Но Давид держит крепко. Осторожно, но не позволяя мне отстраниться. Большим пальцем очень осторожно проводит по моей щеке. Ласка. Ласка, которой мне не хватало. Ласка, от которой на глазах закипают слёзы.

— Эй, ты чего? — он протискивается на соседнее сиденье, заполняя своей широкоплечей фигурой всё пространство. — Ты плачешь?

4

Глава 4

Ксюша

На следующий день после пар всё же приходится поехать домой, чтобы собрать свои вещи. Сегодня Ира дала мне свои вещи, но я и так слишком злоупотребляю её гостеприимством.

Я долго стою под дверью квартиры и прислушиваюсь к звукам за ней. Я не хочу встречаться с отцом. Боюсь, что он вновь меня ударит или натворит что-то более страшное. Разочарование и боль разъедают грудную клетку изнутри.

Я понимаю, что перегнула палку. Понимаю, что не должна была выбрасывать вещи матери.

Но я не понимаю, зачем он цепляется за них. Зачем заново и заново бередит рану. Мать уже не вернётся. Никогда. У неё совсем другая жизнь.

Трясу головой, пытаюсь выкинуть из головы ненужные мысли, которые так сильно меня изматывают, и кусаю нижнюю губу. Я злюсь на себя за то, что вновь и вновь думаю об одном и том же, жалею себя.

Я вставляю ключ в замочную скважину и медленно проворачиваю его, пытаясь не издать лишнего шума. Приоткрываю дверь. В квартире стоит тишина.

Захожу в коридор, смотрю на полку с обувью. Ботинок отца нет. На крючке нет ветровки, в которой он постоянно ходит. Значит, отец уже уехал на работу. Надеюсь, что на работу, а не пошёл за очередной бутылкой. Или в бар. Он любит туда наведываться. Не раз мне приходилось искать его по городу и тащить пьяным домой.

Я прохожу в свою комнату, нахожу дорожную сумку и начинаю скидывать в неё необходимые вещи. Всё сразу забрать я не смогу, в сумку я кладу только всё самое необходимое.

Казалось, что вчера я выплакала всё в плечо подруги и в подушку, но слёзы снова подкатывают к глазам. Всхлипываю и, опустив в бессилии кофту, сажусь на край кровати. Окидываю взглядом свою комнату, каждая вещь в которой до боли знакома. То пятно на обоях. Я оставила его в детстве, когда решила повсюду рисовать. Меня не ругали. Только обклеили всю комнату белыми листами, вручили краски и карандаши и позволили рисовать, сколько я захочу. Здесь прошло всё моё детство, которое было счастливым и беззаботным.

Как бы сильно я не обижалась, отрицать этого я не могу. Мои родители сделали всё для моего счастья.

Жмурю глаза до белых пятен под веками.

И будто наяву начинаю слышать уютные звуки, присущие этой квартире. За стенкой на кухне гремит крышка, шипит тесто, которое мама выливает на сковороду, пахнет блинами и жареной картошкой. Тихо играет телевизор, папа о чём-то тихо разговаривает с мамой на кухне. Мама вдруг весело и счастливо рассмеётся, а ей будет вторить смех отца. Они были так счастливы. Так любили друг друга.

Вот сейчас мама крикнет, что всё готово, и я, отложив книгу, побегу на кухню. Отец поцелует меня в щёку, подаст мне вилку, заботливо пододвинет банку со сгущёнкой. Поймает маму за руку, заставит её сесть с нами за стол, бросить все дела и поесть всей семьёй за одним столом. Счастливый смех, улыбки, разговоры о будущем, мечты.

Всё это осталось в прошлом. Теперь мечтаний о будущем нет. Потому что наше будущее не будет совместным.

Горький всхлип снова вырывается из груди. Я вытираю слёзы, которые идут из самого сердца.

Так больше не будет никогда. Эту солнечную картину замазали уродливыми чёрными пятнами. Маму скрыли полностью, а папин лик изменили до неузнаваемости. Да и я больше не тот жизнерадостный ребёнок. Потому что поводов для радости нет. Все деньги отец спускает на выпивку. И если бы он смог добраться до моего заработка, то и тех денег не стало бы. Я уверена в этом.

Закидываю свитер в дорожную сумку и поднимаюсь с кровати. Слезами я себе помочь не смогу. Я уже приняла решение. Я уйду из дома, прекращу с отцом общение. Буду жить исключительно для себя.

— Уезжаешь? — я вскрикиваю и подпрыгиваю от испуга, выронив из рук сумку.

Я хватаюсь за грудную клетку, в которой громко колотится сердце. Смотрю на отца, который застыл в проёме с виноватым видом. Глаза красные, лицо осунулось. Кажется, что всего за одну ночь он стал худее и старее на несколько лет.

— Да, я уезжаю, отец, — отвечаю сухо, отворачиваясь, чтобы вновь не начать его жалеть.

Я только этим и занимаюсь последние три года. Жалею его. Ведь он так сильно любит мать, продолжает верить в то, что она вернётся. Готов её принять. Но только меня почему-то никто не хочет жалеть. А мне не легче.

— Доча… я был не прав. Ты прости меня, дурака безмозглого. Прости меня, я умоляю тебя.

— За что именно тебя простить, отец? — поворачиваюсь к родителю и с силой сжимаю лямку сумки, которую подняла с пола. — За то, что ты три года пьёшь? За то, что каждый раз обещаешь прекратить? За то, что клянёшься, что именно этот раз был последним? За то, что ты все деньги спускаешь на выпивку? За то, что все твои сослуживцы знают меня в лицо и каждый раз извиняются передо мной за то, что ты снова не сдержался? Или за то, что твой начальник звонит мне и предлагает помощь?

— Ксюша… — виноватый взгляд побитого щенка на меня не действует. — Прости!

Раньше я верила. Но сейчас я слишком зла, чтобы реагировать. Сейчас мне хочется причинить ему боль, которую я испытываю регулярно, на протяжении последних трёх лет.

— От тебя ушла жена. Горе? Ещё какое! Да, только ты можешь найти себе женщину! Ты можешь жениться, стать счастливым. Создать новую семью. Можно пострадать месяц, два, но не три года. А от меня ушла мать! Бросила меня разгребать всё это грёбаное дерьмо за ней! У меня семьи не осталось! — кричу во весь голос, который дрожит и срывается. — Мать забыла, а отец забил. Каждый день одно и то же. Я драю квартиру, готовлю, кормлю тебя и пытаюсь привести в чувства. Оттираю всю эту блевотину с пола и мебели. Вместо того чтобы встречаться, влюбляться, строить отношения и проживать свою молодость, я бегаю за тобой, как за малым ребёнком. И я чертовски сильно устала от этого. Устала быть хорошей дочерью. Устала быть твоей жилеткой. Устала пытаться добиваться твоего внимания. Твоей любви.

5

Глава 5

Ксюша

В субботу на улице льёт дождь. Утром я с трудом отрываю голову от подушки и встаю. Плетусь на кухню, где отец готовит завтрак. Всю эту неделю он ведёт себя примерно. Старается сделать всё, чтобы показать, что он исправляется.

Но после стольких провальных попыток, верить у меня в это не получается. Я с настороженностью жду подвоха. С испугом жду, что открою дверь, а он вновь сидит на кухне за столом с бутылкой.

— Привет, — отец сразу же расплывается в улыбке, стоит мне зайти на кухню.

— Привет, — потираю кулаками глаза и широко зеваю.

Отец целует меня в щёку, рукой треплет по макушке, как делал это в детстве.

— Садись есть, Ксюша. Я сделал твою любимый омлет с колбасой и сыром.

— Я не голодная, пап, — качаю головой. — Может, не поедем сегодня никуда? На улице такой сильный дождь. Ветер. Да и холодно. Какой шашлык?

— Там закрытая веранда. Давай, ешь, доча. Ехать туда больше трёх часов. Ещё не хватало, чтобы тебя укачало от голода, — говорит строго отец. — Я ещё твои любимые горячие бутерброды сделал.

— Спасибо, — видя печальные глаза отца, не могу отказаться от завтрака.

Сажусь за стол, медленно начинаю жевать горячие бутерброды и омлет. Аппетита совсем нет. Вся еда застревает в горле.

— Как у тебя дела на работе? — вскидываю глаза на родителя и впиваюсь цепким взглядом в его лицо.

Успеваю уловить рябь эмоций. Растерянность, злость и обиду.

— Сойдёт, — неопределённо ведёт плечом.

— По твоему лицу так не скажешь, — я складываю руки на столе, подаюсь всем телом вперёд. — Что-то случилось?

— Я не хочу это сейчас обсуждать, Ксюша, — отец подрывается со своего места и отворачивается от меня. — Настроение в такой день портить не стоит.

— Обычный день, папа. Дождливый и унылый. В который совсем не хочется никуда ехать. Я бы лучше дома осталась, фильм посмотрела.

Отец ничего не отвечает, молча выходит из кухни. Я отодвигаю от себя тарелку с недоеденным бутербродом. Аппетит совсем пропал.

За окном гремит гром, ветер гнёт деревья к самой земле. Будто сама природа не хочет, чтобы мы ехали. Предупреждает.

Но воодушевлённый отец тащит меня к машине, держа над нами зонт, спицы которого опасно трещат. Его совсем не смущает, что его гнёт от ветра и вот-вот вырвет из рук. Почему-то папа до безумия сильно хочет поехать туда.

И я говорю себе о том, что всё же стоит с ним съездить, потому что ему это крайне важно. Может, перемены помогут ему отказаться от выпивки.

Через три часа бесконечно долгой поездки мы въезжаем в ворота нереально огромного дома, который больше похож на дворец. Четыре этажа, клумбы, сад, огромная веранда. И это только то, что я вижу. К этому времени небо светлеет, тучи исчезают, будто дождя и не было.

— Кто здесь живёт? — вскидываю брови и поворачиваюсь к отцу.

— Ты его не знаешь, — беспечно машет рукой отец.

Я с удивлением замечаю, насколько сильно дрожат его пальцы.

— Это твой начальник, папа? Прокурор, может? — я смотрю на профиль родителя, поэтому замечаю, как он едва заметно морщится.

Значит, угадала. Мы приехали на дачу к прокурору. Хорошо нынче прокуроры живут. Богато.

— Ксюша, ты только не удивляйся ничему, — заглушая машину и смотря в лобовое стекло, тихо говорит отец. — Знай, что я тебя люблю. И веди себя прилично.

— Чего? — я тихо кашляю. — Что ты имеешь в виду? Я когда-то вела себя как-то не так?

— Ксюша, эти люди… Просто будь вежлива. Улыбайся и кивай, хорошо?

— Папа, ты воду мутишь! — восклицаю. — Что с этой поездкой не так? Ты так упорно звал меня, так уговаривал. А теперь разговариваешь со мной так, будто я сама навязалась.

— От этого зависит моё будущее. Твоё тоже, Ксюша, — разворачивается резко, блестит глазами.

— Всё чудесатее и чудесатее, — вскидываю брови и качаю головой. — Мы загадки разгадываем? Или я что-то упустила?

— Ксюша! Закрой просто рот! — вдруг рявкает отец и бьёт ладонями по рулю. — Выходи из машины и улыбайся! Это очень важно!

Отец выскакивает из автомобиля, оставляя меня в салоне. Ошарашенную и раздавленную. Но не разочарованную. Потому что я подсознательно этого ждала. Он не изменился. Мимикрировал. Хорошо прикидывался.

Я криво ухмыляюсь. Складываю руки на груди и смотрю на отца, который нервно улыбается подошедшему мужику в спортивном костюме. Вот отец машет рукой в сторону машины, взгляды обоих прилипают ко мне. Я смотрю на родителя исподлобья. Он что-то говорит своему собеседнику и кидается к машине. Распахивает дверь с моей стороны, хватает меня за руку чуть выше локтя, сжимает до звёзд перед глазами.

— Я сказал, улыбаться. Только попробуй всё мне испортить.

— Пошёл ты к чёрту, — шиплю сквозь зубы.

Из машины он меня вытаскивает. Я бы могла начать сопротивляться и орать, да только я не знаю мужчину, который стоит перед машиной. Поможет ли он?

— Здравствуй, Ксения, — он склоняет голову к плечу.

— Здравствуйте, — натягиваю на губы улыбку, когда отец пихает меня под рёбра.

— Сын не соврал мне, ты действительно очаровательна.

Моё сердце на мгновение останавливается, а потом начинает колотиться с утроенной силой. Сын? Я прикусываю губу, пытаюсь сдержать улыбку.

— Спасибо, — опускаю глаза на носки кроссовок.

— Ещё и стеснительная. Твоя дочь — красавица, — хлопает мужчина моего отца по плечу.

— Знаю. Вся в мать, — родитель улыбается.

— Пойдём, Ксения, познакомлю тебя со своей семьёй, — мужчина подходит ко мне и подхватывает под локоток. — Ты ведь учишься, Ксюша?

— Да… Простите, как к Вам обращаться? — прикусываю губу.

— Константин Олегович.

— На третьем курсе учусь, Константин Олегович.

— А я думал, что ты школьница, — восклицает, а мне мерещится в его голосе фальшь.

— Нет. Давно уже нет.

Школа закончилась. А вместе с ней и детство.

6

Глава 6

Ксюша

В клубе громко играет музыка. Больно бьёт по глазам свет. Я щурюсь, потягиваю через трубочку апельсиновый сок. Рассматриваю площадку, на которой извиваются в танце люди. Я ищу парня, который бы мне приглянулся. Но никто из них не способен сравниться с Давидом.

Я вздыхаю. Опускаю глаза на дно стакана. Приходиться признаться самой себе, что я влюбилась.

Если бы только я тогда не сбежала домой, если бы я осталась рядом с Давидом, то не столкнулась бы с мажором во дворе. Не привлекла бы его внимание. И не пришлось бы сейчас сидеть здесь и взглядом искать кандидата на роль моего первого мужчины.

Я решительно поднимаюсь из-за столика. Больше нет никакого смысла оттягивать неизбежно. Я решила уже.

— Ты куда? — Катя хмурит брови, смотрит наивными голубыми глазами в моё лицо.

— Пойду, потанцую, — улыбаюсь чуть криво.

Катя губы поджимает, но ничего не говорит. Знает, что я решительно настроена. Подруга не одобряет моего стремления лишиться невинности. Но она слишком хорошо меня знает. Знает, что спорить со мной бессмысленно. Я всё равно буду стоять на своём.

— Я очень хотела тебя с братом своим познакомить, — вздыхает девушка. — Он немного задерживается.

— Я вернусь скоро, — но я не уверена, что говорю правду.

Я выхожу из кабинки, в которой мы расположились с друзьями. Прикрываю глаза, медленно выдыхаю. С каждым новым мгновением моя идея кажется мне всё более глупой.

— Феечка, — слышу знакомый голос и решаю, что он мне мерещится.

Улыбаюсь. Глаз не открываю. Боюсь, что, если распахну их, то никого перед собой не увижу. Но прикосновение горячих пальцев к щеке заставляет меня широко распахнуть глаза и уставиться на молодого человека, застывшего возле меня.

Я приоткрываю от восторга рот. Не удивлюсь, если по подбородку начнёт течь слюна. Парень передо мной невероятно прекрасен. Греховно красив. Чёрная рубашка подчёркивает его идеальное тело. Часы на запястье привлекают внимание к жилистым рукам.

Я окидываю парня полным восхищения взглядом с ног до головы. А в голове лишь одна мысль. Он просто невероятно красив. И он мне не мерещится.

Я решительно шагаю вперёд, кладу ладошки на широкую грудь, пальчиками провожу по пуговкам на рубашке. Вскидываю к нему голову и шепчу:

— Поцелуй меня.

Мне кажется, что из-за громкой музыки он не услышит меня, что мой шёпот просто рассеется среди других звуков. Но Давид улавливает мою просьбу. Он склоняет голову вниз, кладёт большую ладонь мне на затылок, захватывает в плен мои губы. В его надёжных руках я забываю обо всём. Я подаюсь вперёд, прижимаюсь к нему всем телом. Так, чтобы между его торсом и моей грудью не осталось ни единого миллиметра. Я обхватываю Давида руками. Неумело и робко отвечаю на поцелуй.

Как же я хочу раствориться в этом потрясающем парне. И как же я счастлива, что снова встретила его. Просто до безумия счастлива.

— Забери меня отсюда, пожалуйста, — шепчу в его влажные губы, когда Давид отрывается от меня всего на пару мгновений. — Я хочу уехать.

— Ты уверена, малышка? — спрашивает с волнением. А его серые глаза блестят.

— Да. Прошу тебя, — я поднимаю руку и пальцами провожу по его щеке.

— Ты одна здесь? — Давид руками упирается в стену над моими плечами, склоняется ещё ниже, чтобы начать скользить губами по скуле.

От этого прикосновения меня потряхивает. Как же хорошо. Просто волшебно. Так чувственно и щекотно. Внизу живота томление разливается. Волнами опускается к развилке между бёдрами. Я так сильно желаю этого парня. Я так сильно хочу ему принадлежать сейчас.

Я дышу тяжело и прерывисто. Откидываю голову назад, чтобы Давиду было удобно целовать мою открытую шею. Чувствую, что пальчики на ногах поджимаются. В груди растёт огромный огненный шар чувств к этому парню. Сейчас всё теряет значение.

Остаётся только он. Его тёмные глаза, которые с жадностью ловят каждую эмоцию на моём лице, отслеживают каждый вдох и выдох. Давид обхватывает моё лицо ладонями и заглядывает в глаза.

— Одна? — повторяет свой вопрос, про который я забыла сразу же, едва губы молодого человека коснулись скулы.

— С друзьями, — с огромным трудом у меня получается собраться с мыслями.

— Скажи, что ты уезжаешь, — говорит серьёзно, оставляя поцелуй на кончике моего носа.

— Я напишу, — я глупо улыбаюсь и жмурюсь от удовольствия, когда Давид снова целует мой нос.

— Хорошо, — его голос хрипит. — Пойдём.

Молодой человек берёт меня за руку и ведёт в сторону выхода. Держит крепко, будто боится, что я снова вырвусь и убегу. Я переплетаю наши пальцы, прижимаюсь к его руке. Смотрю на профиль молодого человека снизу вверх. Никак не могу насмотреться. Никак не выходит поверить, что он настоящий.

Слишком идеален. Слишком красив.

Я даже не успеваю отследить, как мы выходим из клуба и оказываемся на парковке. Я даже не подозревала, что можно так потерять себя. Забыть всё на свете. Залипнуть на одном единственном человеке.

Я ловлю себя на мысли, что мне плевать, куда Давид меня ведёт. Главное, что я иду с ним.

Парень открывает заднюю дверь стоящего на парковке такси. Помогает мне сесть, заботливо положив ладонь мне на макушку, чтобы я не ударилась. Когда он опускается рядом, меня в то же мгновение окутывает его запахом и жаром тела.

Мускулистое бедро прижимается к моей подрагивающей ноге. Сквозь тонкую ткань капроновых колгот я чувствую, насколько он горячий. И от места соприкосновения по всему телу расходится жар.

Я тяну руку и кладу её на ногу Давида, закусываю губу, когда молодой человек вздрагивает. Его реакция на моё простое прикосновение нравится мне до безумия. Мне нравится осознавать, что этот парень так реагирует на меня.

Давид закидывает руку на спинку сиденья сзади меня. Кончиками пальцев начинает водить по моему открытому плечу. Я поворачиваю голову, наклоняюсь вперёд и прижимаюсь губами к подбородку Давида. Замираю. Дышу запахом его кожи. Наслаждаюсь её гладкостью. Голова кружится от чувств, в груди вместо пустоты растёт маленький солнечный комок. Он согревает оледеневшую душу, заставляет треснуть лёд, который сковал моё сердце.

7

Глава 7

Ксюша

Давид медленно меня целует, скользит приоткрытым ртом по подбородку, шее и плечам. Медленно опускается к груди, прихватывает зубами поочерёдно вершинки, обводит языком. Заставляет меня прогибаться в спине от наслаждения. Подставлять грудь для жадных поцелуев.

Я скольжу ладонями по его плечам, ноготками царапаю спину. Давид закидывает мою ногу себе на бедро. Я чувствую его напряжение на внутренней стороне бедра, оставляющую влажный след. Парень локтями упирается в постель по обе стороны от моей головы. Как я и желала, его кожа соприкасается с моей. Мне кажется, что молодой человек полностью окутывает меня собой. Жаром своего тела.

Я хнычу, когда чувствую давление в развилке между бёдрами. Тихо вскрикиваю, когда боль опаляет изнутри.

Я вижу на лице молодого человека растерянность. Он смотрит на меня так, будто не верит, что я была невинна.

— Малыш, — шепчет молодой человек и ловит моё дыхание. — Прости, что причинил тебе боль. Прости, маленькая.

Молодой человек замирает. Даёт мне привыкнуть к новым ощущениям. Он покрывает поцелуями лицо, собирает слёзы, которые катятся по вискам. Не даёт им потеряться в волосах. Когда боль утихает, я сама веду бёдрами. Сама подаюсь навстречу парню. И в то же мгновение стону от неописуемого наслаждения. Каждый пальчик сводит от наслаждения, каждую клеточку моего тела.

— Чёрт, маленькая, — хрипит он. — С ума меня сводишь!

А потом начинается настоящее безумие. Давид срывается. Теряет всю нежность и осторожность. Двигается так быстро и сильно, что мне приходится руками ухватиться за изголовье кровати, чтобы просто с неё не слететь.

В этот раз я достигаю пика слишком быстро. И не один раз. Одна волна наслаждения накрывает за другой. Я хнычу, что-то шепчу, руками хватаюсь то за плечи Давида, то за изголовье. Мне хорошо. Мне невероятно хорошо. Будто я парю.

Я обессиленно лежу на кровати. Давид падает рядом, вытягивается во весь богатырский рост, подтягивает меня к себе, располагает ладонь на моих ягодицах. Сжимает. Его губы не отрываются от моего виска. Парень собирает капли пота, целует непрерывно. Я с трудом отрываю голову от подушки, заглядываю в красивое лицо Давида.

— Спасибо, — шепчу смущённо, целую его в надёжное плечо.

— За что, маленькая? — вскидывает брови, поднимает руку и обводит пальцами дуги моих бровей.

— За такой потрясающий первый раз, — мои щёки покрывает румянец смущения.

— А твой первый поцелуй кому принадлежал? — спрашивает Давид с нотками ревности в голосе.

Я улыбаюсь. Делаю задумчивый вид, подушечкой указательного пальца постукиваю по губам.

— Наверное, парню, который спасал всех из автобуса после аварии.

— Ксюша… — в голосе Давида я слышу восторг и неверие.

Улыбаюсь. Льну к нему всем телом. Целую его в подбородок, а потом тихо шепчу:

— Как хорошо, что я встретила тебя сегодня. Как хорошо, что это был ты. Я бы совершила глупость. Назло отцу и… — осекаюсь.

Я даже имя этого урода вспоминать не хочу. Сразу же становится тошно.

— Кто тебя обижает, Ксюша? — Давид пальцами цепляет мой подбородок и смотрит в глаза, требуя от меня ответа на свой вопрос.

— Сейчас меня никто не обижает, — увиливаю от ответа я. — Потому что один невероятный парень сделал меня счастливой. Даже не верится, что я тебя почти не знаю. И мне почему-то даже не стыдно, что я провела с тобой ночь.

Я прячу лицо в изгибе его плеча. Шепчу признания тихо, но так, чтобы он услышал.

— Создаётся ощущение, что я знаю тебя целую вечность. А на деле… Я даже не знаю, какой у тебя любимый цвет.

— У меня нет любимого цвета, — слышу улыбку в голосе Давида.

— Вообще никакого? — я вскидываю голову и смотрю в потрясающие серые глаза.

Они такие тёплые. Туман в них ласково клубится. Обволакивает собой. Увлекает на глубину.

— Никакого, — Давид прижимается губами к моему лбу. — А у тебя?

— Серый, — отвечаю незамедлительно. — Теперь серый цвет.

Я поднимаю руку и подушечкой пальца провожу по густым бровям Давида. Касаюсь внешних уголков глаз. Любуюсь игрой света в его глазах. Тем, как они вспыхивают и будто светлее становятся.

Давид перехватывает мою руку, подносит к губам, поочерёдно целует каждый пальчик, а потом прижимается к центру ладошки. Поднимается с кровати, под моим непонимающим взглядом склоняется и подхватывает меня на руки.

— Ой, — я пальцами хватаюсь за плечи молодого человека, — куда ты?

— В ванную.

Парень включает свет в небольшом помещении, затыкает слив и включает воду. Я с интересом осматриваю ванную. Мраморный кафель, белая раковина и ванна, большое зеркало и всего один навесной шкаф. Всё стильно, аккуратно и красиво. Нет разбросанных вещей, на полке над ванной стоят несколько флаконов. Я кидаю взгляд на подставку для щёток. Там стоит одна. Электрическая. Полотенце тоже одно. Я выдыхаю. Я окончательно убедилась, что парень живёт один.

Давид капает в воду гель для душа. По помещению тут же разливается невероятно вкусный запах. Его запах. Правда, на его коже он чувствуется лучше. Ярче. Восхитительнее.

— А ты часто к себе малознакомых девушек приводишь? — спрашиваю сердито, испытав острый укол ревности.

Давид, который рукой водил по воде и настраивал температуру, резко оборачивается ко мне. Смотрит с улыбкой, после чего серьёзно отвечает:

— Ты первая.

— И ты так каждой, наверное, говоришь? — я поджимаю губы.

Почему-то обида жжёт грудь.

— Нет. Только тебе. Ты первая девушка, которую я сюда привёл.

— Ясно, — вздыхаю.

Почему-то ответ Давида меня не удовлетворил. Я сама не знаю, что именно я хочу от него услышать. По отношению к нему во мне просыпаются собственнические чувства. Желания присвоить. Сделать так, чтобы он принадлежал только мне. Чтобы смотрел только на меня.

Эти чувства пугают. И в то же время пьянят.

8

Глава 8

Ксюша

Просыпаюсь я от того, что становится невыносимо жарко. Медленно открываю глаза. Не сразу осознаю, почему я нахожусь не в своей кровати. Смотрю в окно, по стеклу которого скатываются капли. На улице снова дождь. Я опускаю взгляд на крепкую руку, которая обвивает мою талию и прижимает к телу сзади. Картинки вчерашней ночи мелькают перед глазами. Яркие. Порочные. Наполненные нежностью и страстью.

Я краснею. Чувствую, что молодой человек размеренно дышит мне в затылок, шевелит волосы. Я прислушиваюсь к себе. На душе — умиротворение и спокойствие. Не хочется шевелиться. Хочется так лежать и никуда не торопиться. В объятиях молодого человека надёжно и безумно хорошо. Очень медленно, чтобы не разбудить Давида, я поворачиваюсь к нему лицом. Поднимаю руку, прикасаюсь к его щеке. С нежностью и трепетом провожу по щеке. Он спит так сладко. Чуть приоткрыв рот и посапывая. Во сне он выглядит совсем мальчишкой. Трогательный и красивый.

С его губ не сходит улыбка. А пальцы сами скользят по лицу молодого человека. Поглаживаю нос, брови, скулы, губы. Я замечаю родинки на правой, лбу, небольшой шрам под носом; тёмные волоски, только начавшие пробиваться на подбородке и щеках.

Когда мои пальцы замирают на губах Давида, он вдруг приоткрывает рот и ловит их. Чуть прикусывает, тут же обводит подушечки языком.

— Какая сладкая добыча мне попалась, — шепчет хриплым ото сна голосом.

— Доброе утро, — шепчу в ответ, улыбаясь широко и счастливо.

— Очень доброе. Боялся, что ты всё же сбежишь, — Давид кладёт ладонь мне на заднюю поверхность шеи, тянет к себе, чтобы поцеловать в приоткрытые для вдоха губы.

Если до этого в моей голове были хоть какие-то мысли, то сейчас они со свистом вылетели. Осталась одна пустота. Я хватаюсь за широкие плечи Давида, подбираюсь ближе к нему. Так, чтобы полулежать на груди молодого человека. Грудью я чувствую его частое сердцебиение. Улыбаюсь в поцелуй.

Как же отрадно знать, что Давид так реагирует на меня. Что это я причина его зашкаливающего пульса.

Я соскальзываю ладошкой на грудную клетку Давида. Веду медленно вниз, наслаждаюсь сокращением мышц под пальцами. Спускаюсь ниже, на пресс. Обвожу кубики, косые мышцы живота. Замираю на пару мгновений у резинки его трусов.

— Малыш, что ты творишь? — шепчет Давид мне в губы, когда я решаюсь на эксперимент.

Я могла бы стесняться, прятать голову под подушку и жмурить глаза. Но от этого парня голова кругом идёт, а во мне просыпается незнакомая ранее жадность, потребность в этом молодом человека. Я хочу, чтобы его вкус разливался на языке, чтобы на моей коже остались следы его поцелуев и пальцев. Чтобы я чувствовала его запах. На мне. На коже. На губах. Повсюду.

Меня должно это пугать, но я подумаю об этом позже. Сейчас я хочу увидеть, как Давид теряет голову от моих прикосновений. Простых, незамысловатых. Как он будет сцеплять зубы и стонать низко. Вчера я была слишком поглощена собственными чувствами.

Я отодвигаю резинку боксёров, с жадностью смотрю в лицо Давида, который с тихим рычанием прикрывает глаза и откидывает голову назад. Смотрю на чёткую линию его челюсти, часто дёргающийся кадык, стрелы чёрных ресниц, которые отбрасывают тени на его щёки. Божественно красив. И я хочу разглядеть его полностью. Я сбрасываю одеяло на пол. Туда же отправляю боксёры молодого человека.

— Ксюша, — хрипит Давид, стоит мне прикоснуться к нему.

Его глаза сейчас тёмно-серые. Глубокие. Как море в шторм. И я бесстрашно ныряю на их глубину. Я готова утонуть. Я с жадностью отслеживаю смену эмоций на лице Давида. Как он кусает губу, пытается сдержать стоны. Как начинает дышать чаще, как комкает в руках простынь под собой. Как его грудная клетка вздымается и опадает всё чаще.

Я опускаю голову к его шее. Прижимаюсь к ней губами. Втягиваю кожу в рот. Вкусный. Он просто потрясающе вкусный. И я прикусываю кожу, будто кусочек Давида откусить хочу. С удовлетворением смотрю на яркий красный след на смуглой коже. Так гораздо лучше. Очень красиво. Мой след на его коже.

— Чёрт, маленькая, — хрипит Давид.

Парень кладёт руку поверх моей ладошки, сжимает, вскидывает бёдра вверх. Я приоткрытым ртом ловлю его низкое рычание. С упоением пью частое дыхание.

— Чёрт, фея. С ума меня сводишь, — молодой человек опрокидывает меня на спину, поцелуями покрывает лицо.

— Ещё не свела? — спрашиваю лукаво.

— Чёрт! — сипит Давид, когда я языком касаюсь подушечки своего пальца.

А дальше приходит моя очередь срывать голос от криков. Давид, кажется, целует каждую клеточку моего тела. Находит чувствительные места. Вновь и вновь возносит меня на вершины наслаждения. Я не подозревала, что бывает так. Ярко и остро.

*****

Давид

Я прижимаю к себе Ксюшу, которая всё ещё подрагивает в моих руках. Дышит часто, а я не могу оторвать рук от неё. Вожу пальцами по влажной коже, ловлю мурашки, носом зарываюсь в растрёпанные волосы. Простыни под нами сбились, подушки улетели на пол. Но сейчас это ни капли не волнует. Чёрт возьми. От этой девчонки крышу снесло. Я даже про защиту забыл. С ней вообще про всё к чёрту забываю.

Я знаю лишь одно — отпускать её я не хочу. Не после того, как по всему городу мотался, пытаясь найти девчонку, которую дважды за день встретил. И которая дважды сумела от меня улизнуть.

Когда я возвращался из университета и вновь увидел девчонку в автобусе, решил, что мне просто померещилось. Она не замечала ничего вокруг. А я шёл к ней, не видя ничего вокруг.

И сейчас я ничего не замечаю. Обо всём к чёрту забыл. Я целую скулу Ксюши, на которой синяк приводит меня в звериное бешенство. Лжёт ведь, что ударилась. Почему? Не хочет посвящать меня в свои проблемы?

Снова надеется сбежать?

Я сжимаю руки так, что Ксюша тихо пищит.

— Давид, больно!