
Аннотация:
— Фил, — Вера отводит глаза. — Ты прости, я не смогла сегодня приехать на встречу. Твой отец… Я даже не знаю, как теперь...
Мысль о том, что мой родитель добрался до моей девочки разрывается в голове ядерной бомбой.
— У вас было что-то? Говори правду. Вера, он взял тебя силой?
Вера сжимает пальцы в кулаки.
— Что-то было. Я даже не знаю, как это правильно назвать.
Вскакиваю, роняя табурет, и мечусь по её маленькой кухне как раненый зверь в тесной клетке.
— Вот урод! Я убью его. Задушу собственными руками.
— Фил, успокойся, — Вера бросается ко мне, и я хватаю её в объятия.
Тонкий девичий аромат забивается мне в нос, и хочется вдохнуть его ещё глубже, наполнить им лёгкие дополна.
— Ты ведь не хочешь быть с ним? Скажи, не хочешь? — встряхиваю Веру за плечи. — Если тебе нужны деньги, совершенно не обязательно…
Она топает ногой.
— Замолчи! Я не спала с ним.
________________________
Глава 1
Вера
Я переступаю порог кабинета Фила и тут же смущаюсь своего короткого, белого кружевного платья. Оно кажется мне неуместным и слишком романтичным в этом царстве стекла и стали. О чём я думала, когда надевала его сегодня? Старший брат Лили — моей школьной подруги, ныне руководитель компании, одетый в дорогой костюм, восседает в кожаном кресле и разглядывает меня так, словно впервые видит.
От его оценивающего взгляда тело охватывает дрожь, и сердце разом заполняет всю мою грудь. Стучит словно летящий на всех парах поезд. Нервно облизнув вмиг пересохшие губы, пытаюсь собрать в кучу крохи самообладания, но вместо этого вспоминаю, как в воскресенье Фил подошёл ко мне на свадьбе своей сестры. Вдобавок начинает кружиться голова.
Обычно аккуратно уложенные чёрные волосы Фила тогда немного растрепались, пронзительные карие глаза оставляли лёгкий ожог на коже. Широкая грудь Лилиного брата с каждым вздохом вздымалась под белой рубашкой, натягивая ткань так, словно он пробежал марафон. От одной мысли, что Фил, возможно, хочет пригласить меня танцевать, я затрепетала как бабочка на ветру. Но он, переведя дыхание, всего лишь сказал, что я могу к нему обращаться по любому вопросу и оставил мне свою визитку. Оглянувшись по сторонам, Фил поцеловал мне руку и исчез в толпе гостей.
Всю неделю я, гладила бархатистый картон именной карточки и придумывала вопрос, с которым могла бы обратиться к Филу. Он никогда раньше особо и не замечал меня. Ничего лучше, как попроситься работать в его компанию я не придумала. Поэтому и время для звонка я вчера выбрала рабочее. Мне показалось, что Фил был очень занят или взволнован. Он спросил на сколько дело срочное, и я, желая поскорее его увидеть, попросила принять меня на следующий день в одиннадцать часов утра.
И вот я стою в его кабинете с огромными панорамными окнами с видом на Неву и не могу выдавить из себя ни слова. Молчание затягивается. За окном летний солнечный день, а я холодею от ужаса. Фил рассматривает меня, как статую в летнем саду, и вертит в длинных пальцах серебристую ручку. Наконец он отбрасывает её, поглаживает подбородок, покрытый идеально ровной щетиной, и задумчивый взгляд карих глаз снова останавливается на моём лице.
— Что-то случилось, Вера? Ты сказала по телефону, что у тебя важное дело.
— Я… Мне… Мне нужна работа. Я хочу работать у тебя… у вас.
Фил приподнимает брови:
— Но ты же вместе с Лилей закончила факультет дизайна. К моему бизнесу это не имеет никакого отношения.
— Может, вам нужна помощница?
Фил вдруг начинает смеяться так, как когда-то, будучи старше нас всего на семь лет, хохотал над нашими с Лилей детскими проказами.
— Я не сказала ничего смешного, — сжимаю пальцы в кулаки. Уж лучше бы Фил продолжал пожирать меня взглядом.
Точно услышав моё пожелание, Фил пронизывает меня тем самым обжигающим взглядом, от которого я краснею и плыву.
— Прости. Я думал это какой-то очередной ваш с Лилей розыгрыш.
— Так вам нужна помощница?
— Смотря, что ты имеешь ввиду. Секретарь у меня есть, как ты, наверное, заметила, — Фил встаёт из-за стола и вплотную подходит ко мне. — А в офисе и дома ремонт уже сделан.
Голова предательски кружится, но я заставляю себя смотреть в любимые, ставшие серьёзными, глаза. К головокружениям мне не привыкать, они случались всякий раз, когда я встречала Фила, приходя к Лиле в гости. С подругой, до её свадьбы, мы не виделись год. Отец настоял на моём отъезде в Москву, где его брат работал на административной должности в процветающей дизайнерской компании. Я не хотела, даже плакала, но потом согласилась. Решила, уеду и выброшу из головы парня, который меня не желал замечать. Увы, чувства, подпитанные фантазией, лишь стали крепче. Вернулась я аккурат к свадьбе Лили и, приехав в дом её родителей во всеоружии, снова встретила Фила. Он и тогда будто увидел меня впервые, и даже обрадовался.
В загсе, а потом в ресторане я пребывала в непонятной эйфории и в предвкушении чуда. Но из чудесного оказалось только визитка в моих руках. У меня подкосились ноги, когда, вручив её мне, Фил тут же пригласил на танец блондинку, которая сидела с ним весь вечер за одним столом и уже один раз с ним кружила по паркету. Меня же пригласил на танец отец Фила.
Вера
Отец Фила, статный седовласый мужчина, возрастом за пятьдесят, вылитый хищник, опасный и беспринципный. Высокий, холеный, всегда в дорогом костюме, он смотрит на других, как на недоразвитых детей. С долей снисхождения, но без права на какие бы то ни было поблажки с его стороны.
Когда мы танцевали на свадьбе Лили, я ощущала себя птицей, попавшей в когтистые лапы тигра. Алексей Матвеевич, не стесняясь, прижимал меня к себе, его пальцы ощупывали мою спину, а взгляд карих, как у Фила, глаз прожигал насквозь.
— У тебя есть парень, Верочка? — от хриплого голоса Алексея Матвеевича мороз гулял по моему пленённому сильными объятиями телу.
— Нет, — я тут же отругала себя за правду. Потому что, Алексей Матвеевич склонился к моему уху и его горячее дыхание обожгло мне кожу. От такого контрастного душа мне совсем поплохело.
— А тебе нравятся мужчины постарше?
Мне не хотелось показаться невежливой, и я ответила уклончиво:
— Не знаю.
— Ты девочка ещё? — вопрос Алексея Матвеевича резанул мой слух. Я попыталась отстраниться, но это оказалось невозможным.
— Пустите меня.
Но Алексей Матвеевич пропустил мои слова мимо ушей.
— Девочка, значит. Поедем ко мне после ресторана, — он не спрашивал, а утверждал. — Познакомимся поближе. Поговорим за жизнь.
— У меня другие планы, — во рту у меня пересохло, и я невольно облизнулась.
Замерев, Алексей Матвеевич отпустил мою руку и пальцем прошёлся по моим губам.
— Аппетитные какие… Хочешь насмешить Бога, Верочка, расскажи ему о своих планах. Знаешь такую пословицу?
Убрав его руку от лица, я предпочла оставить этот вопрос без ответа. Насколько мне нравился Филипп, настолько был неприятен его отец. Я приходила к Лиле домой, в надежде увидеть её брата, но всякий раз впадала в панику при встрече с их отцом.
— Я никуда не поеду с вами, — мне с трудом удалось заставить себя взглянуть на Алексея Матвеевича.
— Люблю строптивых, — улыбнулся он. — Не дури. Сама не знаешь от чего отказываешься, дурочка. Я могу дать то, что тебе и не снилось.
Набравшись смелости, я выпалила:
— Да вы даже старше моего отца! Как вам не стыдно вообще предлагать такое подруге своей дочери?
— Не стыдно! Старый конь борозды не портит…
— Но и глубоко не вспашет! — от отчаяния я ляпнула обидные для любого мужчины слова.
— Прямо сегодня проверим? — Алексей Матвеевич прижался ко мне сильнее, и я ощутила, как нечто твёрдое упёрлось мне в живот.
На моё счастье, песня закончилась, и к нам подошёл Фил. Мазнув по мне взглядом, он обратился к отцу.
— Есть вопрос, надо обсудить срочно.
— Вера, подумай над моим предложением, — Алексей Матвеевич неохотно выпустил меня из объятий и кивнул сыну. — Идём.
Я быстро попрощалась с Лилей, сославшись на головную боль и сбежала домой. Мой отец не одобрял нашей дружбы, и я ему, конечно же, ничего не рассказала, чтобы не нагнетать ещё больше.
Мне казалось, что Алексей Матвеевич теперь будет преследовать меня, но он больше никак не проявлялся. К концу недели страхи улеглись, и я решилась на то, ради чего вернулась из Москвы. Попробовать приблизиться к Филу, которого так и не смогла выбросить из головы.
***
Сейчас, прячась в маленькой комнате, примыкающей к его рабочему кабинету, я слушаю разговор отца и сына. Голос Фила звучит для меня волшебной музыкой, но голос Алексея Матвеевича режет слух.
— Жучка твоя из приёмной сказала, что у тебя встреча.
— И тебя это, конечно же, не остановило. Здорово, отец!
— Здоровее видали! Так с кем встреча-то? Что-то я не вижу никого.
— Это была не встреча... Курьер привез мне дизайн-проект типовой больницы. Мы будем строить такие в новых кварталах. Светлана, видимо, не заметила, как девушка вышла.
— Покажешь проект?
— На столе лежит.
— Ладно, я не за этим приехал. Почему ты тянешь с подписанием брачного контракта?
— Да не хочу я жениться!
— Ты дал согласие месяц назад! А на свадьбе Лили вёл себя так, будто собрался сдать назад. Или мне померещилось? Успокой старика.
— Не померещилось. Я передумал. Ты напирал, я дал слабину, но кровью нигде не подписывался.
— Конечно, напирал! От отца этой курицы зависит будущее нашей компании. У нас сейчас из-за блокировки заграничных счетов очень шаткое положение.
— Так женись сам на Марте. Ты так же свободен, как и я.
— У меня другие планы, и вряд ли Кирилыч мечтает, чтобы на его дочь взобрался я. Сегодня четверг. В понедельник ты должен подписать контракт!
— Должен? Ты мне угрожаешь?
— Предупреждаю. Жить будешь весело, но бедно.
— Не надо бла-бла.
Вера
Мне даже не нужно оглядываться, чтобы понять кто стоит за моей спиной. Я узнаю его по сладковатому аромату парфюма. Мои ноги врастают в асфальт, а сердце колотится как у загнанного зайца.
Возле поребрика тут же притормаживает чёрный микроавтобус. С переднего пассажирского сиденья вылезает лысый мужик, по виду ненамного младше того, кто стоит за моей спиной. Только Алексей Матвеевич скорее всего при полном параде, а этот — в чёрной майке и такого же цвета джинсах.
Он молча отодвигает в сторону дверь микроавтобуса, и в следующий миг мою талию сжимают сильные пальцы, а ноги отрываются от земли. Я мяукнуть не успеваю, как отец Фила вносит меня в микроавтобус. Дверь со скрежетом захлопывается. Водитель с лысым мужиком в чёрной майке скрыты от моих глаз тёмной стеной.
Тонированные стёкла почти не пропускают свет, но в салоне горят лампочки. По одной его стороне вытянулся кожаный узкий топчан с валиком для головы, по другой стороне расположились четыре пассажирских кресла, два из них друг напротив друга. Их разделяет небольшой стол. В одно из кресел меня и толкает Алексей Матвеевич, а сам садится напротив и жмёт на кнопку в стене. Машина тут же резко срывается с места и несётся вперёд.
— Что ты делала в офисе моего сына? — без предисловий спрашивает Алексей Матвеевич, впиваясь взглядом в моё лицо. Кадык дёргается на его крепкой шее.
— Какое вам дело? Немедленно отпустите меня, — вжимаюсь я в кресло, безуспешно силясь унять дрожь в теле. Мысли в голове проносятся со скоростью мощнейшей центрифуги. Если я встану на пути этого зверя, он сметёт меня не задумываясь. Его пьяный бред на свадьбе ничто по сравнению с тем разговором, что ждёт меня сейчас.
— Что ты делала офисе моего сына? — рыча, повторяет Алексей Матвеевич и грохает кулаком по столу. Передо мной сидит разъярённый хищник, и я, лепечу еле слышно, простодушно хлопая глазами.
— Филипп оставил мне номер телефона. Мне нужна работа. Я позвонила ему… Он предложил приехать.
— И на какую должность ты решила претендовать, приехав в таком развратном платье? — Алексей Матвеевич пялится на мою грудь, обтянутую белым кружевом. Кровь приливает к моим щекам. Вырез на спине исключает ношение лифчика под этим нарядом, и сейчас я ощущаю себя почти голой.
— Я хотела… — от страха во рту пустыня Сахара, а от оценивающего взгляда отца Фила все слова вылетают из головы. — Я думала… Что, может, ему нужен помощник… Помощница.
— И что тебе ответил Фил? — Алексей Матвеевич двигает гладко выбритым подбородком, выдавая высшую степень негодования.
— Что у него уже есть секретарь, — мысленно я уже покупаю обратный билет в Москву, понимая, что этот монстр от меня теперь не отстанет.
— Если тебе нужны деньги, то почему не обратилась ко мне? — сцепляет он на животе длинные пальцы. — Я ведь предлагал тебе полное обеспечение.
— Мне нужны не деньги, а работа.
— То есть ты готова работать у Фила даром? Интересно, — язвит Алексей Матвеевич, глядя на меня скептически.
Лукавить у меня получается так себе.
— Нет. Мне нужна работа за зарплату, а вы… Вы сделали мне неприличное предложение.
Лицо Алексея Матвеевича становится непроницаемым.
— Я выпил лишнего на свадьбе. Ты мне нравишься, не буду скрывать. Красивая выросла и уже пахнешь совсем как женщина. Но давай о работе. Мне сейчас как раз нужен помощник. Помощница. Сколько ты хочешь за свои услуги?
— Простите, я не готова работать на вас, — я с тоской вглядываюсь в тёмное окно. Куда меня вообще везут? Находиться долго под давлением этого властного мужчины просто невыносимо. Хозяином жизни себя возомнил.
— Почему? — Алексей Матвеевич подаётся вперёд, приглаживая волосы. Золотые часы на его запястье поблескивают в свете лампы. — Тебе нужна работа, я готов тебе её предоставить. Поверь, столько сколько я буду платить тебе, ни один работодатель не потянет.
— И что же я должна буду делать? — работать я на него не собираюсь, спрашиваю скорее для того, чтобы не вызвать подозрений. Не удержавшись, добавляю. — Продать вам душу?
Вера
Алексей Матвеевич ухмыляется:
— Душа — это забота дьявола.
— Тогда что?
— Ты будешь сопровождать меня везде. Варить для меня кофе, подавать ручку для подписания договоров, собирать мои вещи в командировку.
— Разве вещами не ваша горничная занимается? — Нервный смешок слетает с моих губ.
— Ей хватает работы по дому. Ну так что? По рукам? — Алексей Матвеевич протягивает мне раскрытую ладонь. — Полагаю, пятизвёздочные отели с белоснежными пляжами и широкой кроватью придутся тебе по душе.
— Нет… Мы…
— Ах, да. Мы же не обсудили зарплату. Сколько ты хочешь? Триста тысяч устроит? Всё что вне графика, я буду оплачивать дополнительно.
— Нет, спасибо. Филипп сказал…
Алексей Матвеевич дёргается так, словно я влепила ему пощёчину.
— Про Филиппа забудь. Он скоро женится на дочери моего партнёра, так что даже на пушечный выстрел не приближайся к моему сыну.
— При чём здесь работа и личные отношения? — лукавлю я.
— Думаешь, я не знаю, что ты течёшь при виде него?
От слов Алексея Матвеевича кровь вскипает в венах. Да, всем своим существом мне хочется принадлежать Филу. За мной в институте приударяли многие парни, но ни один из них не дотягивал до образа Лилиного брата, выпестованного в моём воображении. Я люблю Фила, но с чего вдруг его отец считает меня какой-то течной сукой!
— Я не понимаю, о чём вы говорите.
— Ах, не понимаешь! — Алексей Матвеевич срывает меня с места и прижимает грудью к холодной поверхности стола. — Девочкой невинной прикидываешься? Зайчика пасхального из себя строишь? — Удерживая меня рукой между лопаток, он задирает мне юбку и разрывает на мне тесёмки кружевного белья. — Может ты вообще от всех мужиков течёшь, и сейчас просто цену набиваешь?
— Пустите! Пустите меня! — ору я, коченея от страха. Будучи распластанной на столешнице лягушкой, шевельнуться не представляется возможности, мне остаётся лишь пытаться достать наглеца каблуком. Чужие пальцы касаются меня там, где я сама себя трогать стесняюсь. Тело моё пылает, и я вою от страха и унижения. — Нет! Не надо! Пожалуйста.
— Ха, не надо! Да ты ведь кончишь сейчас, — хрипит он над моим ухом.
Страх придаёт сил, и я, извернувшись, не глядя бью локтем назад. Алексей Матвеевич вскрикивает, а я вырываюсь из его цепких рук, бросаюсь к двери, пытаясь открыть её на ходу.
— Да чтоб тебя! — несётся мне вслед. — Ты реально, что ли, девочка? Сколько тебе? Двадцать четыре?
— Двадцать три, — хоть головой эту броню пробивай. — И это не ваше дело.
Замок не поддаётся. Машина в этот момент поворачивает, и я падаю на колени возле двери.
— Я напишу заявление в полицию.
— Валяй, пиши. И сама окажешься за решёткой. Веришь, что я это тебе вмиг устрою? И твоему отцу, если ты вдруг вздумаешь мне им угрожать, — Алексей Матвеевич прижимает мои разорванные трусы к своей покрасневшей скуле.
Лиля рассказывала, что в деловых кругах её отца кличут «Неуязвимый», и что со своими врагами он поступает жёстко. Войны с этим человеком мне разжигать не хочется.
— Я никому ничего не скажу, — чеканю каждое слово. — Просто, оставьте меня в покое, пожалуйста.
Он кидает мне лоскуты разорванного кружева.
— Оправься. Это была проверка боем.
Дотянувшись до сумки, прячу туда трусы и усаживаюсь в кресло. Не хочу больше разговаривать с этим человеком, но и сидеть перед ним на коленях не собираюсь.
Алексей Матвеевич усмехается и, наклонившись, заглядывает мне под подол.
— Дурёха сладкая, не знаешь ведь от чего отказываешься.
Закидываю ногу на ногу.
— Остановите машину.
— Я сегодня не за рулём.
— Остановите машину! — кричу я и кулаком бью по стенке, отделяющей водителя от нас.
— Да можешь хоть вся обораться. Давай лучше вернёмся к нашим делам. И, кстати, ты мне так и не рассказала, о чём вы договорились с моим сыном?
Филипп
Как устоять перед этой девочкой, если Вера в одно мгновение проломила мою защиту, служившую мне верой и правдой долгие годы. Просочилась под кожу, впиталась в каждую мою клетку, и вот уже неделю я не могу думать ни о ком другом.
Повёл себя как дурак. Вера вошла в кабинет, я залип взглядом на её точёной фигуре и неприлично долго молчал. Мысленно сорвав с неё платье, я рисовал в воображении себе её грудь, а по изгибу бёдер пытался представить как она выглядит со спины. Наконец, вспомнил, что я не художник и пришёл к окончательному выводу, что Вера создана для меня, вытесана из моего ребра. Я в этот же вечер встречусь с ней и больше не отпущу от себя.
Малышка Верочка... Как же она расцвела за тот год, что мы не виделись. Они дружили с Лилей ещё в школе, но потом наш отец построил дом за городом, и их пути казалось разошлись. Но девчонки всё равно встречались время от времени. Вера приезжала к нам домой. Забавная, с тёмными кудряшками на голове, девчонка исподтишка стреляла в меня голубыми глазами и, поймав мой взгляд, краснела и прятала их тут же под пушистыми длинными ресницами.
Помню, я вернулся домой с вечеринки никакой и рухнул прямо возле дивана в гостиной. Стыдно сейчас даже вспоминать. Не знаю почему, но девчонки решили, что меня непременно нужно помыть. Им лет по шестнадцать уже было тогда. С Лилиных слов, они дотащили меня до ванной, раздели до трусов, но засунуть в джакузи им меня не удалось. Тогда они, не знаю как, уговорили меня наклониться над ванной и зачем-то помыли мне голову, посушили и отправили спать. До дивана я добрался на четвереньках и вырубился до утра.
Лиля рассказывала, что Вера тогда долго сидела возле меня, поправляла плед, меняла холодный компресс на лбу и очень боялась, что я перестану дышать.
Девчонки поступили в один институт. Вера прошла на бюджет, а Лиля немного недобрала баллов и училась платно. Иногда они готовились вместе к экзаменам. Вера мне всегда очень нравилась, но, зная малышку с детства, я всегда воспринимал её скорее как сестру. Они с Лилей обе тёмненькие, худенькие. Я заглядывал к ним в комнату в основном для того, чтобы поздороваться. Они то сидели у компьютера как два галчонка, то корпели над макетом рабочего проекта, вырезая из картона миниатюрные детали.
Носили девчонки в основном джинсы и безразмерные футболки с рубашками. В отличие от своих сверстниц не красились и не тусили в клубах. Даже на вручение дипломов в институте девочки отказались от вычурных нарядов. Не знаю за что, Верин отец очень недолюбливал нашу семью. Но моя сестра не давала повода, чтобы он запретил девочкам общаться.
Мне было жаль, что Вера уехала в Москву. Я привык, что она всегда рядом с Лилей, хоть и виделись мы редко. Последние годы в плане работы были очень напряжёнными, и я пользовался услугами доступных, хотя и очень дорогих в плане денег, женщин. О семье пока мысли не приходили в голову.
На свадьбе я обалдел, увидев свою сестру в облегающем, длинном, белом платье, на каблуках и при макияже. Фата струилась по её чёрным волосам и, действительно, служила символом чистоты невесты. Замуж Лиля пошла девственницей. Отец хотел, чтобы она вышла замуж за одного из его молодых партнёров. Но Лиля год уже как встречалась с одним головастым программистом. Отец пригласил его к себе на разговор, он длился три часа. После отец вышел из кабинета и благословил Лилю и её жениха.
Вера приехала к нам домой в день свадьбы задолго до регистрации. Я вернулся почти к самому отъезду во Дворец Бракосочетания. С трудом узнав сестру, спустившуюся встретить меня при полном параде в гостиную, я налил нам с ней по бокалу шампанского.
— Если не возражаете, я присоединюсь к вам, — раздался знакомый голос за моей спиной.
Совершенно неподготовленный, я повернулся чтобы поприветствовать Веру, и с этого момента для меня не стало больше в мире деления на мужчин и женщин. Они стали просто люди. Вера завладела всем моим существом. Электрический ток промчался от затылка по телу, оставляя на коже острые мурашки. Тёмные волосы красавицы, уложенные красивыми локонами, переливались в свете ламп. Голубые глаза смотрели на меня, пронзая насквозь. Высокие скулы, казалось, были вылеплены самим всевышним, губы, тронутые блеском, манили. Красное, длинное платье подчёркивало округлые как у русалки бёдра, а его тугой корсет выталкивал наружу упругую грудь.
Я видел много красивых женщин, но Вера, после долгой разлуки, поразила меня в самое сердце. И, возможно, дело было даже не в красоте. На непонятном молекулярном уровне меня потянуло к Вере, захотелось коснуться хотя бы её руки, хотя бы краешка её платья. Вера будто излучала свет и тепло, в ней я неожиданно разглядел, то что искал в других, но не находил.
На свадьбе сестры я пребывал в смятении и не решался подойти к Вере. Ко всему прочему на свадьбе Лили присутствовал Кирилыч с дочерью, на которой я обещал жениться. Ничего не имею против Марты, знаю её с детства, мы даже дружны, как все дети, чьи родители плотно общаются, но никогда между нами не пролетало даже подобие искры.
Мне требовалось разобраться в самом себе, прежде чем окунуться в серьёзные отношения. Иных с Верой и быть не могло. Я оставил ей свой номер телефона и наблюдал издалека. Возмущению моему не было предела, когда я увидел, что мой отец подкатывает к Вере. Он не был женат и менял партнёрш так быстро, чаще чем Леонардо ДиКаприо. Я даже не пытался запомнить их имена.
Теперь мне предстояло разрулить вопрос о свадьбе по расчёту с отцом и Кирилычем. Нас с Мартой вполне устраивали приятельские отношения, она, кстати, первая сообщила мне о том, что задумали наши папаши и спросила соглашусь ли я.
Вера
Я уже не знаю, как лучше ответить Алексею Матвеевичу. Сказать, что мы встречаемся в семь часов с Филлипом, значит, обнаружить наметившиеся между нами отношения. Скрыть это — лишить себя всяческой надежды, что вдруг, всё-таки совесть шевельнётся в душе Алексея Матвеевича. Ведь Лиля сумела отстоять свою любовь и не вышла замуж по указке отца. Что вообще за дичь, заставлять взрослого сына идти на брак по расчёту?
— Мы договорились встретиться с Филиппом в семь часов, чтобы…
— Встречи не будет. Ни этой, ни других. Поняла?
— Нет! Сейчас не то время, чтобы родители диктовали своим детям кого им любить.
Алексей Матвеевич заливается смехом, отсмеявшись смотрит на меня снисходительно.
— По тебе сцена плачет, девочка. Ты, дочь нищего чиновника, конечно же, можешь выйти замуж за кого угодно. Но мой сын принадлежит к высшей касте, поэтому подобное исключается. Он, конечно, может распечатать тебя и сделать своей любовницей. Не более того. Я же могу предложить тебе такое содержание, что ты до конца жизни ни в чём не будешь нуждаться.
Слова Алексея Матвеевича звучат оскорбительно и полыхают словно следы пощёчин на моих щеках.
— Я не буду вашей содержанкой и не собираюсь работать на вас.
— Я не пророк, но деньги в скором времени тебе очень понадобятся.
— К вам я за ними точно не обращусь! — Мне сложно выдерживать взгляд старого хищника, но я сижу с гордо поднятой головой и смотрю в его холодные глаза, подавляя страх. После того, как он чуть не изнасиловал меня, тело болит так, словно меня избили.
— Обратишься к Филиппу, пойдёшь на корм моим пираньям. Ты, кстати, не видела мой аквариум в спальне. Я тебе его покажу сегодня.
Я вздрагиваю. Кабинет и спальня Алексея Матвеевича всегда запирались на ключ, и, я действительно, зная дом Лили как свои пять пальцев, никогда не была в этих комнатах. Да как-то и желания особого не было туда заходить. Алексей Матвеевич никогда не поднимал руку на своих детей, но растил их в строгости. Они на его территорию не лезли.
Сейчас Лиля переехала в город, Филипп давно не живёт с отцом, и от перспективы оказаться в опустевшем доме один на один с Алексеем Матвеевичем вмиг доводит меня до трясучки.
— В гости по своей воле ходят, — я не узнаю свой голос.
— Смотря к кому.
Машину затрясло на ухабах, и я вцепляюсь в сиденье. Асфальт в посёлке, где живёт Алексей Матвеевич разобрали на той неделе. Значит, мы, действительно, едем к нему, и мучительная дорога подходит к концу. Но что дальше? Неужели этот человек вообще ничего не боится.
— Я пожалуюсь родителям.
— Напугала так, что сейчас обделаюсь, — усмехается Алексей Матвеевич. — Да хоть в лигу наций.
Машина останавливается, хлопают двери, со скрежетом в сторону отъезжает та, которую я безуспешно пыталась открыть. Вместо солнечного света в салон проникает голубой свет лампочек гаража. Я вцепляюсь двумя руками в сумку и вжимаюсь в кресло.
— Никуда я с вами не пойду.
— Вера, ну что за детский сад? — Алексей Матвеевич хитро щурится. — Покушаем вкусно, сделаем друг другу хорошо. За работу поговорим.
— Нет! Велите своим людям отвезти меня в город.
— Да что ты упёртая такая? — он хватает меня за руку, выдёргивает из машины и, тащит к лестнице, под масляными взглядами мужика в чёрной майке и того, кто по всей видимости, сидел за рулём. Оба крепкие бугаи, без тени интеллекта на ехидных рожах.
Упираться бессмысленно. Вхожу в дом и оглядываюсь. Впервые я здесь нахожусь без Лили. Более чем странно оказаться в знакомом доме в совсем ином качестве. Здесь всегда встречала меня подруга, здесь я пережила самые трепетные моменты своей первой любви. Сегодня меня привели сюда как овцу на заклание.
В гостиной богато накрытый стол, но нигде не видно Нины, прислуги семьи Переверзевых. Неужели Алексей Матвеевич отослал её? Он ведёт меня в ванную, прилегающую к гостиной.
— Помоем ручки, малышка, — подталкивает Алексей Матвеевич меня к раковине и, прижавшись к моей спине, открывает кран. Его лапищи по обе стороны от меня упираются в столешницу. В отражении зеркала на меня смотрят его потемневшие от похоти глаза.
Я капаю себе мыла на ладонь из диффузора и тщательно намыливаю руки, раздумывая, как сбежать от этого монстра.
— Всё время думаю о том, что ты сейчас без трусиков, — и без того хриплый голос Алексея Матвеевича, сейчас походит на сип. Он изучающе смотрит на меня в зеркало.
Алексей Матвеевич откидывает мои волосы на плечо и проводит пальцами по шее. Быстрым движением расстёгивает ворот моего платья и сдёргивает его, обнажая мою грудь. Длинные рукава спущены от плеч до локтя, и теперь я связана своим же платьем.
Вырваться не представляется никакой возможности, мы одни в огромном доме и кричать бессмысленно. Но, обезумев от ужаса, я ору что есть мочи.
— Помогите!
— В доме никого нет, Вера. Можешь не надрываться, — Алексей Матвеевич без труда удерживает меня, прижав к раковине.
— Да пустите вы!
Вера
Алексей Матвеевич хватает меня за горло, сжимает его так, что дышать невозможно, и я перестаю брыкаться. Из-за приспущенного платья мне даже не поднять рук, чтобы оторвать пальцы этого ненормального от своей шеи и нормально вдохнуть. Мужская плоть упирается мне в поясницу, своей твердью она просто кричит о том, что Алексей Матвеевич возбуждён до предела.
— Шея у тебя, Вера, хрупкая. И не только шея. Неужели придётся ломать такую красивую девочку? — второй рукой он касается моей груди, изучает её на ощупь. Я дёргаюсь, как от ударов током и безуспешно пытаюсь ударить противника хотя бы затылком. Но Алексей Матвеевич лишь улыбается. — Не дёргайся, малышка. Ну чего ты как не родная. Столько лет меня знаешь… Сама потом ещё просить будешь.
— Пустите меня!
Алексей Матвеевич хрипло шепчет.
— Я не обижу тебя, Вера. Я дам тебе много денег, — Этот дьявол словно обезумел.
— Не трогайте, прошу, — хриплю еле слышно. — У меня, правда, ещё никого не было.
— Ну всё-всё, Вера, успокойся, — Алексей Матвеевич резко отпускает меня, но тут же разворачивает к себе лицом. Его глаза горят животным пугающим блеском. — Мы не будем спешить. Обещаю тебе, со мной будет только приятно. Ты будешь послушной девочкой…
— Нет, — мотаю головой, натягивая подол пониже. Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за тумбу раковины, чтобы не упасть.
— У тебя нет других вариантов, — Алексей Матвеевич убирает с моего лица растрепавшиеся волосы, вытирает тыльной стороной ладони слёзы, большим пальцем ведёт по губам. — Ты ведь не хочешь, чтобы я сердился на тебя?
— Нет, — шепчу я.
— Тогда скрепим наше соглашение поцелуем, — Алексей Матвеевич, ухватив меня за волосы на затылке, набрасывается на мой рот, снова вжимая меня в своё крепкое тело. От неожиданности и нехватки воздуха кружится голова, к счастью, этот поцелуй длится недолго. Закрыв глаза, теперь я просто ощущаю его горячее дыхание на своём лице. — Пойдём обедать, красивая, — Алексей Матвеевич включает воду и как ни в чём не бывало умывает лицо.
В растерянности смотрю на ванну, в которой мы однажды с Лилей мыли еле живому Филиппу голову. Я так боялась в тот вечер, что он умрёт. Наши действия немного привели его в чувство, но всё равно я ещё долго сидела рядом с ним, когда он уснул, проверяя дышит ли он.
Не думала, что после отъезда Лили, я когда-нибудь снова окажусь в этом доме. Тем более в этой ванной, тем более с её отцом. Мама дорогая, как после всего этого я смогу даже просто поднять на Фила глаза. Да что там Фил, что я скажу Лиле? Как дальше жить? В голове полная неразбериха, сознание уплывает, мне больно и слёзы унижения текут по моим щекам.
— Приведи себя в порядок. И давай перейдём на ты, — Алексей Матвеевич поддевает пальцами мою грудь, и я только сейчас понимаю, что до сих пор стою неодетая. Мерзавец оставляет меня в ванной одну.
Умываю лицо холодной водой, полощу рот с зубной пастой. Полотенце, перепачканное подтёками туши, летит на пол. Смотрю в зеркало на себя и не узнаю. На меня глядит незнакомая девушка с пылающим ненавистью взглядом. Не знаю, что находит на меня, но я крушу всё вокруг. На пол летят флаконы, с грохотом падает полка с полотенцами. Выпустив злость, оглядываюсь на учинённый беспорядок. Застёгиваю пуговичку платья и, возвращаюсь в гостиную.
Алексей Матвеевич успел снять пиджак и, засучив рукава голубой рубашки, сидит перед пустой тарелкой.
— Садись, красавица, покушай. Устала небось.
Злость распирает мою грудь. Прохожусь вдоль стола, приподнимая крышки начищенных до блеска баранчиков[1], останавливаю свой выбор на сёмге. Кладу на тарелку щедрую порцию и ложкой черпаю чёрную и красную икру, укладывая её на рыбные стейки.
Алексей Матвеевич усмехается и поднимает свою тарелку.
— Поухаживаешь за мной?
— Сами справитесь! — Увы! Всё чем я могу отомстить пока, моё полное неуважение к нему отныне. Ухожу в дальний конец стола, рассчитанный в неразложенном виде на шесть персон. Поначалу в рот не лезут даже такие деликатесы, но я от волнения даже не позавтракала, поэтому организм берёт своё, и я начинаю орудовать вилкой поживее.
— Аппетит приходит во время еды, не правда ли? — Алексей Матвеевич подходит, чтобы наполнить мой пустующий бокал. — Отличное белое вино. Попробуй. Уверен, понравится.
— Лучше воду.
— Прекрати, Вер, выпей. Ничего я туда не подсыпал, если ты этого боишься. Не трону я тебя сейчас. Если сама, конечно, не попросишь, — Алексей Матвеевич ставит декантер[2] на стол и накладывает себе в тарелку салат и сёмгу.
«Вы никогда больше не прикоснётесь ко мне!» — хочется бросить в лицо этому сластолюбцу. Но, увы, это прозвучит глупо — я сейчас полностью в его власти. Лучше задену его мужское эго.
— Не попрошу. Вы мне не нравитесь. Как мужчина, — отправляю в рот кусок рыбы. Только бы не подавиться от полоснувшего по мне взгляда.
— Как мужчину ты меня ещё совсем не знаешь, девочка.
Сжимаю в руках вилку сильнее.
— И не хочу знать. Так что найдите себе для подобных дел кого-нибудь другого.
— Я выбрал тебя, — Алексей Матвеевич расплывается в улыбке, обнажая безупречно белые, ровные зубы.
Вера
Алексей Матвеевич накручивает на палец прядь моих волос и тянет к себе.
— Ты принимаешь мои условия и завтра приступаешь к работе.
— Нет. Уверена, это наша последняя встреча.
— Вера, ты не поняла. Это утверждение, а не вопрос. Завтра к девяти утра за тобой приедет водитель и привезёт тебя в мой офис, — Алексей Матвеевич лезет в карман и достаёт скрученные в трубочку и перетянутые резинкой деньги, бросает их мне на колени. — Это тебе небольшая компенсация за… Внерабочие часы сегодня. Сегодня поедем в магазин, приоденем тебя. Костюмы, платья, бельё, туфельки. Твои наряды с маркетплейса полный отстой.
Сбрасываю деньги с колен, словно ядовитую змею. Он ещё и унизить меня решил.
— Это вы не поняли! Я не желаю с вами иметь никаких дел.
— Ну что ты, красивая, мы ведь даже уже поцелуем скрепили наше соглашение.
— Я не смогу работать на человека, которого не уважаю.
— А вот уважать меня тебе придётся. Или я тебя выпорю, — Алексей Матвеевич подходит к столу и разливает вино. Захватив со стола два бокала, возвращается на диван. — Выпей, а то ты напряжена слишком.
— Не буду.
— Это приказ. Не заставляй меня снова применять силу, иначе распалишь меня, и я тебе пломбу уже сегодня снесу.
— Какую пломбу? — лепечу я, инстинктивно сжимая колени.
— Ту самую. Ты правильно поняла. Так что пей.
Беру бокал и отпиваю пару глотков. Перспектива оказаться снова в лапах этого монстра пугает.
— Хорошо. Если я соглашусь завтра прибыть в ваш в офис, то могу сейчас ехать домой?
Алексей Матвеевич смотрит на часы.
— Нет.
Ещё далеко до семи, неужели, он считает, что я после такого непотребства поеду встречаться с его сыном. Домой за вещами, куплю билет на раннее утро и в Москву.
— Я домой хочу. Мне всё надо обдумать.
— Думать, моя задача. Твоя — дарить мне своё тепло, любовь.
— Речь шла про работу помощницей за триста тысяч в месяц, — перехожу на язык Алексея Матвеевича, осознав, что мой лепет лишь заводит его. — При чём здесь тепло и любовь?
— О, взрослеешь на глазах. Деньги подними. Пятьдесят тысяч я тебе уже заплатил. И это помимо обозначенной суммы. Так сказать, за ласку.
— Мне лишнего не надо. И я вас не ласкала, — самой не верится, что это я сейчас говорю с отцом Лили и Фила, с человеком, которого я знаю почти всю свою жизнь.
— Деньги не бывают лишними, Вера. Тем более, я уверен, что у тебя на карте от силы пару тысяч.
— Ошибаетесь, Алексей Матвеевич, — заносчиво смотрю на него, хотя на карте у меня и правда не так много денег.
— Я никогда не ошибаюсь. И зови меня просто Алекс. Когда мы одни, разумеется, — он сам поднимает деньги и бросает их в мою раскрытую сумку. — Я многому научу тебя, Вера. И не только в постели.
— Прошу исключить этот пункт из рабочего договора.
— Нет, милая, но ты права. Договор нужно составить. Пойдём в мой кабинет. Раз поцелуй для тебя ничего не значит, составим соглашение на бумаге, — он опрокидывает в глотку остатки своего пойла и кивает на мой бокал. — Допивай.
— Я когда пьяная, я буйная, — вру напропалую. Никогда не выпивала больше бокала вина и вообще с осуждением отношусь к тем, кто злоупотребляет.
— Никогда бы не подумал. Но это даже интересно. Пей.
После икры, действительно, хочется пить, а ещё очень не хочется идти в кабинет. Знакомый с юных лет дом неожиданно превратился для меня в пещеру минотавра. Не спеша, цежу содержимое своего бокала.
— Алексей Матвеевич…
— Алекс.
— Хорошо, Алекс, — выдавливаю из себя его сокращённое имя. Более чем странно так называть отца подруги. Хотя, то что между нами произошло, само по себе не укладывается ни в какие рамки. — Давайте завтра подпишем договор? Я… Я очень устала.
— Тогда пойдём отдохнём.
— Если только в разных комнатах, — ставлю бокал на журнальный столик и сжимаю ручки сумки так, что ногти впиваются в ладони.
— Ну что ты, Верочка, так напряглась? Не сидеть же нам здесь до Судного дня.
— Вы предлагаете его встретить в вашей спальне?
— Идеальный вариант.
— Тогда уж лучше в кабинете. До скольки вы сегодня собираетесь меня здесь держать?
— Ты вообще можешь здесь остаться. Мой дом превратился в холостяцкую берлогу. Аж в ушах звенит от пустоты.
— Нет, спасибо. Меня дома родители ждут. Верните телефон, я хотя бы предупрежу их.
— Время ещё детское, — Алексей Матвеевич рывком поднимается с места. — Идём.
— Вы меня специально удерживаете. Не хотите, чтобы я успела на встречу с Филом!
— И что?
— Ничего! — поднимаюсь, и Алексей Матвеевич прижимает меня к себе. От неожиданности роняю сумку.
Вера
— Вы знали мою мать? — отшатнуться от Алексея Матвеевича мне не позволяет его рука, властно прижимающая меня к поджарому телу. Новость ударяет в голову почище дорогого парфюма, которым из-под расстёгнутого ворота рубашки благоухает грудь этого монстра. Колени подламываются, и Алексей Матвеевич, почувствовав мою слабину, подхватывает меня на руки и уносит в темноту кабинета. Укладывает на диван, щелчок, и по бокам от него загораются две бра, в виде бронзовых подсвечников.
Алексей Матвеевич, бесцеремонно приподняв мои ноги, усаживается, закидывая их на свои.
— Да, — Алексей Матвеевич трётся затылком о высокую кожаную спинку дивана и сжимает ладонями мои колени. — Всё равно ты однажды узнаешь об этом.
— Почему до этого не знала?
— Мы почти не разговаривали с тобой, а твои родители не считали нужным тебе это сообщать, но, когда ты станешь моей женщиной, они наверняка скажут тебе об этом.
Уверенность Алексея Матвеевича в том, что я стану его женщиной, цепляют меня сильнее новости, что он знал мою мать. Вернее, поражает наглость и безаппеляционность, с которой он заявляет об этом.
— Я стану вашей женщиной? Серьёзно?
— А ты этого ещё не поняла?
— Речь пока шла только о работе, — Пытаюсь сесть, но мои ноги в крепком плену. — А вашей женщиной я быть не собираюсь. Кого помоложе себе найду, — не сдержавшись, поддеваю его.
— На двух коней седалища не хватит, Верочка, — Алексей Матвеевич, как и раньше, смотрит на меня снисходительно. Только теперь я не ребёнок. Буду кусаться. Он же разглагольствует дальше. — Я раздавлю как букашку того, кто помимо меня попытается присунуть тебе. Так что, если не хочешь крови, спать будешь только со мной. Замуж мне тебя брать пока не с руки, так что будешь для начала моей любовницей по договору.
— То есть уже не помощницей, а любовницей?
— А что не так?
— Типа секс по абонементу?
— Типа да. Ты же не хочешь переезжать ко мне.
— Что? С моей матерью такой фокус не прошёл, решили отыграться на дочери? Её вы тоже хотели купить?
— Скорее не смог устоять перед искушением. Ты вылитая Ольга в молодости. Очень сладко она отдавалась, но когда нам пришлось расстаться на некоторый срок, она тут же нашла себе другого. А ведь у нас типа любовь была.
— Значит, моя мама не любила вас. Почему я нисколечко не удивлена? Уверена, вы и её насильно удерживали рядом с собой.
— Пока я сорил деньгами, ездил на крутой тачке, Ольга была не в претензии. Стоило мне сменить пиджак на ватник, а город на лесосеку в местах не столь отдалённых, она сразу же забыла всё хорошее, что было между нами. А я любил Ольгу, крепко любил… Да, — вздыхает Алексей Матвеевич, и его рука ползёт по бедру ко мне под платье. — Все вы бабы одним миром мазаны, думаете только сладким местом. Ничего, тебя я заточу под себя как надо.
— И вам не стыдно так поступать со мной? Ведь, как я понимаю, вы могли тоже стать моим отцом?
— Но ведь не стал. Когда твой никчёмный папаша заделал тебя, я мотал срок.
— Не смейте так говорить о моём отце! — сев, замахиваюсь, чтобы ударить наглеца хотя бы по плечу, но он перехватывает мою руку.
Непонятным образом я вмиг оказываюсь лежащей животом у Алексей Матвеевича на коленях. Жгучий шлепок опаляет мою ягодицу, следом ещё один, ещё... Вздрагиваю от ударов, но терплю, закусив губу. Не доставлю ему больше удовольствия ни своими криками, ни страхом. Наконец, Алексей Матвеевич одёргивает мой подол и резюмирует.
— Ещё раз вздумаешь хамить или поднять на меня руку, выпорю по-настоящему. Поняла?
— Более чем, — скатываюсь с его колен на паркет и отползаю на безопасное расстояние. — Что-то не так я себе представляла подписание трудового договора. Отпустите меня домой. Я очень устала.
— Ты красиво смотришься на четвереньках. Повернись ещё раз попкой ко мне.
— Да чтоб вас… — прикусываю язык, поднимаясь с колен.
— Что ты сказала? — хмурится Алексей Матвеевич.
— Ничего, — пячусь назад и упираюсь пятой точкой в стол.
— Не вздумай там ничего свернуть. Самая маленькая безделушка на моём столе стоит дороже гардероба в твоём шкафу. Ладно, сегодня по магазинам прокатимся, а договор завтра составим.
— Отличная идея, — свалить из дома Алексея Матвеевича сейчас моя единственная цель.
— А потом вернёмся ко мне…
— Непременно! — киваю как китайский болванчик.
Алексей Матвеевич с подозрением смотрит на меня.
— Что-то ты больно сговорчивая стала. Надеешься от меня свалить в магазине?
— Ну что вы! Мечтаю опустить вас на такую сумму в магазине, чтобы ваши волосы окончательно поседели.
— Вряд ли у тебя это получится. Ценами меня не напугать.
— А я попробую.
— Меня тоже больше не боишься, смотрю?
— Начинаю привыкать. Вы умеете быть милым.
— Не умею. Тебе показалось.
Вера
Неужели мне удалось смутить этого дикобраза? Даже не думала, что мне так легко удастся выбраться из кабинета Алексея Матвеевича. Когда мы проходим мимо гостиной, там уже всё прибрано. В гараже мы снова садимся в микроавтобус, только теперь я забираюсь туда по своей воле. С одной стороны, я больше не боюсь этого человека, его поступки и мотивы теперь мне относительно ясны. С другой — меня очень страшит завтрашний день. Скорее всего Алексей Матвеевич снова и снова будет домогаться меня? Сейчас он меня просто пытается купить. Поэтому мне остаётся только одно — бежать из города и забыть о своих чувствах к Филиппу.
Я думала, что мы едем в торговый центр, но Алексей Матвеевич решил прокатить меня по отдельно стоящим бутикам. В витрине первого манекены демонстрируют бельё.
— Театр начинается с вешалки, а женщина с красивого белья, — Алексей Матвеевич первым входит в магазин, я иду за ним под конвоем двух его телохранителей. Так я обозначила крепких мужчин, сопровождавших нас ещё днём. Взяв меня за руку, Алексей Матвеевич подводит меня к трём продавщицам. — У нас не очень много времени, барышни, но много денег. Нужно три таких комплекта белья для этой леди, чтобы член, при взгляде на неё, вставал даже у мёртвого. Ещё два комплекта спортивного белья и что-то… В деловом стиле.
Продавщицы, краснея, улыбаются.
— Мне придётся сидеть на переговорах в белье? — я пытаюсь представить себе эту картину.
— Девочки поняли о чём я, не правда ли? — Алексей Матвеевич, похоже, произвёл на продавщиц неизгладимое впечатление. Судя по их взглядам, две из них хоть сейчас готовы облачиться в сексуальное бельё и отправиться в морг поднимать члены покойных, лишь бы оказаться на моём месте.
— Пройдёмте к примерочным, пожалуйста, там можно будет присесть, — улыбается продавщица, показавшаяся мне вполне приличной. Она постарше своих коллег.
Алексей Матвеевич располагается напротив примерочной, отсылая телохранителей ко входу.
— Не закрывай шторку, Верочка. Кроме нас тут никого.
— Я стесняюсь.
— Я тебя уже видел со всех сторон. И вообще, нужно быть более раскрепощённой в наше время. Девочка, помоги снять Вере платье.
Пока две продавщицы ушли подбирать для меня бельё, третья осталась на подхвате и теперь с растерянностью смотрит то на меня, то на развалившегося в кресле оборзевшего в конец властного господина.
— Он шутит? — тихо спрашивает она.
— Нет, — вздыхаю я, откидывая волосы на одно плечо, тем самым оголяя шею. — Помогите, пожалуйста, пуговицу расстегнуть, устала, сил нет, — глядя Алексею Матвеевичу прямо в глаза я задёргиваю штору.
Но она тут же отлетает в сторону, грудь Алексея Матвеевича вздымается от негодования на уровне моих глаз.
— Вышла отсюда! — увы, это он говорит не мне. Жёсткой хваткой он вздёргивает моё лицо за подбородок так, что я даже пошевелить им не могу. Смотрю умоляюще в почерневшие глаза. Взгляд отца Фила умеет меняться в доли секунды. Сейчас Алексей Матвеевич пылает бешенством. — Слышь, мелкая, ты совсем рамсы попутала? Я тебе что, бык театральный?
— Нет-нет, что вы, обычный бык, степной… Или какие они там бывают?
Рука смещается мне на шею, и я, пискнув, спиной влетаю в хрупкую стену примерочной.
— Похоже, ты не понимаешь по-хорошему.
— Пустите! — пытаюсь оторвать его пальцы от своей шеи. — Ну стесняюсь я. Это преступление?
Хватка ослабевает, и я по инерции делаю жадный вдох. Алексей Матвеевич разворачивает меня лицом к зеркалу, как уже делал сегодня днём. Ярость уходит из его глаз, сменяясь порочными желаниями. Закрываю глаза, ощущая лишь прикосновения его пальцев. Они больше не причиняют мне боль.
Расстёгивают пуговичку на шее, ласкают ключицы, плечи, освобождая моё тело от платья. Умом понимаю, что Алексей Матвеевич не позволит себе лишнего в магазине, но всё равно дрожу. Мужские руки ложатся мне на грудь. Я поворачиваюсь лицом к Алексею Матвеевичу, чтобы вытолкать его из примерочной, но он привлекает меня к себе и впивается поцелуем в мои губы. Голова кружится, потолок плывёт, и я зажмуриваюсь. Монстр покрывает поцелуями мои плечи, шепчет нечто порочное. Неужели этот ужас никогда не кончится?
Алексей Матвеевич по очереди целует мои груди.
— Поедешь сегодня же ко мне домой и никаких завтра, — поднимает он на меня полный похоти взгляд.
— Да, да! Я согласна! Пусть только всё произойдёт в спальне.
— Договорились, — Алексей Матвеевич выпрямляется, хлопает меня по щеке. — Отвечаешь за свои слова?
— Отвечаю.
— Вздумаешь меня обмануть, пожалеешь.
— Я не обману, — выдавливаю из себя улыбку.
Алексей Матвеевич окликает продавщиц.
— Девочки, нашли что-нибудь стоящее?
Примерка и оплата товаров на кассе проходят как в тумане. Сбежать от Алексея Матвеевича пока не представляется никакой возможности. Чувство безнадёжности охватывает меня от мизинцев до макушки.
В следующем магазине для меня приобретается синий и красный брючные костюмы, несколько блузок и юбка-карандаш. В соседнем бутике находятся туфли нужного размера. Цены кажутся мне фантастическими, непонятно за что такие деньги? Да, одежда сидит красиво, но она же сшита из обычной ткани, а не из кожи инопланетян.
Филипп
Увидев знакомый силуэт, выхожу из машины. Дождь тут же пробирается холодными каплями за шиворот. Вера всё в том же белом платье, что и днём. Вот только почему она босая и вид у неё совсем потерянный.
— Вера, подожди.
Она оборачивается, но во двор въезжает знакомый чёрный микроавтобус и тормозит, загораживая нас друг от друга. Неужели отец шпионит за мной? Слышу топот каблуков и как хлопает дверь парадной.
С пассажирского места микроавтобуса вылезает телохранитель отца.
— Тьфу, зараза. Не успел!.. О, Фил, здорово! — заметив меня, Гаррик подходит и протягивает мне руку.
— Куда ты не успел? — отвечаю рукопожатием.
— Да сегодня весь вечер с Матвеевичем по магазинам эту куклу возили. Она из ресторана уехала, а подарки забыла.
Трясу головой, прогоняя наваждение.
— Мы про одного человека сейчас говорим?
— Ну да, про твоего отца.
— Я имею в виду девушку. Отец Вере сегодня вещи покупал?
— Да. Она у него работать будет, — Гаррик отодвигает дверь микроавтобуса и достаёт семь разномастных картонных пакетов из дорогих магазинов, причём два из них с логотипом бренда, выпускающего исключительно женское бельё.
— Ничего не понимаю. Вера сегодня приходила, и просила меня взять её на работу. Я предложил ей вечером встретиться и всё обсудить. Как она у моего отца оказалась? — с подозрением смотрю на Гаррика.
— А он её как раз возле твоего офиса встретил. Пригласил в машину поговорить. Потом дал нам знак домой их везти. Ты же Алексея Матвеевича знаешь. Перед ним ни одна девчонка не устоит.
— Ты хочешь сказать, что они уже и переспать успели? — пальцы сжимаются в кулаки, разум отказывается верить в подобное.
— Фил, я такие вопросы не имею права обсуждать ни с кем, даже с тобой.
У нас, действительно, сложились приятельские отношения с Гарриком, хоть это и против правил, установленных отцом. Персонал и члены семьи должны держать расстояние.
— Это очень важно для меня, понимаешь? — кладу руку ему на плечо.
— Понимаю. Мне нечем тебя обрадовать. Свечку я не держал, но босс вышел из дома очень довольным, а девочка помятой. Это факт. Прости, мне нужно отнести эти чёртовы пакеты…
— А где отец?
— В ресторане. Матвеич злой как чёрт. Эта девка, вроде как, забазарила дать ему ещё раз сегодня, а сама свалила. Он нас послал, сам не поехал. Боится прибить её на месте, не иначе. Слушай, я пойду, а то нам ещё от Матвеича прилетит. А кто знал, что эта овца через служебный вход свалит.
— Она не овца, — отступаю к машине и смотрю на Верины окна. Я уже вычислил их по номеру квартиры. Там по-прежнему горит только одно окно. На кухне.
Гаррику дверь Вера не открывает, и я вижу, как он звонит по мобильнику, то и дело поглядывая в мою сторону. Что-то не так во всей этой истории. Сегодняшнее явление Верочки в мой офис было подобно признанию в любви. Может, я всё не так понял, и ей всё-таки действительно нужны были деньги? Неужели, она решила, что я полный мудак, и пошла, раздвинула ноги перед моим отцом? Нет, это какой-то бред. Не про Веру такое.
Сажусь в машину и уезжаю прочь со двора. Мне кажется отец затеял игру, но нанял не самого лучшего актёра. Не стал бы Гаррик мне рассказывать куда и зачем мой родитель ездил. Такого за телохранителем отца никогда не водилось, а тут прямо разоткровенничался. Да и сбежала Вера в итоге.
Припарковавшись в соседнем дворе, звоню Вере, несмотря на довольно позднее время. Увы, абонент вне доступа. Звоню отцу, тот сразу берёт трубку.
— Вечер добрый, Фил.
— Да как сказать.
— Что-то случилось?
— Я договаривался сегодня встретиться с Верой. Она просила помочь ей с работой. Но…
— Не переживай, — перебивает меня отец. — Я уже договорился с Верочкой. Завтра с девяти она приступает к работе в центральном филиале, в качестве моей помощницы.
— В смысле? Она же дизайнер по образованию. На кой ляд тебе такая помощница?
— Она будет меня обслуживать в других вопросах.
Кровь ударяет мне в голову.
— Это интересно в каких?
— А чего ты так переполошился? Ты же скоро женишься. Вот посадишь дерево, построишь дом, воспитаешь пару детей и тоже заведёшь себе девочку для утех.
— Пап, Вера подруга Лили…
— Обожаю молоденьких. Они пахнут совершенно особенно. Вера к тому же девочкой ко мне пришла. Киска у неё тугая такая. Ик, — похоже, отец, крепко принял на грудь.
Сбрасываю звонок, не в силах это больше слушать. Втопив по газам, выезжаю со двора. Какой же я мудак! Девчонке нужны были деньги, а я себе выдумал невесть что! Вылетаю на проспект и, собирая камеры, несусь не разбирая дороги. Я впервые запал на женщину, так, словно гром меня поразил, а она просто взяла и переспала с моим отцом. Спустя два часа, непонятным образом я вновь оказываюсь возле дома Веры. Слишком много вопросов у меня к ней.
Вера
Филипп ждал меня возле дома! Сиюминутная радость сменилась паническим ужасом, стоило увидеть дерьмомобиль Алексея Матвеевича. Я никогда не бегала с такой скоростью по лестнице. Не попав в замок ключом, я вдавливаю кнопку звонка и молочу кулаками по двери. Мама открывает, и я, влетев в квартиру, ракетой мчусь в ванную.
Сердце молотит в груди как у загнанного зайца. Включаю воду, хватаю мыло, и тут же мыльница выпрыгивает из-под руки и с грохотом разбивается об пол. Стук в дверь доводит меня до исступления, я прямо в одежде заскакиваю в ванну и задёргиваю занавеску.
— Вера, что случилось? — шелестит из-за двери мамин усталый голос. Вроде никто в квартиру не ломится и как-то вообще подозрительно тихо. Кстати, где отец? Вечерами он всегда сидит дома.
Одёрнув платье, я вылезаю из ванны и открываю дверь. Мама, взглянув в моё лицо, отшатывается назад.
— Верочка, тебя что… Кто-то обидел? Ты как от чёрта сбежала.
— Мам, я… Меня… — Как сказать матери, что я сегодня провела весь день с отцом лучшей подруги, и при этом чудом осталась девочкой. — Да нет. Всё нормально. Просто какой-то пьяный напугал на первом этаже, — я вглядываюсь в лицо матери.
Всегда подтянутая, с тёмными волосами, зачёсанными в высокий хвост, она похожа на гибкую и сильную пантеру из сказки про Маугли[1]. Отец же напоминает мне медведя Балу. Добрый, справедливый, но такой порой неуклюжий из-за своей полноты. Но сегодня отца нет дома, а мамины глаза покраснели от слёз и куда-то исчезла её королевская осанка.
— Мам, а где папа? — севшим голосом спрашиваю я и только сейчас замечаю, что из шкафов в коридоре вывалены вещи прямо на пол.
— Его арестовали… Вера! — мать закрывает лицо ладонями, и я, не находя слов, просто обнимаю её.
Глажу маму по спине, не в состоянии принять такой правды. Мой отец, честнейший на земле человек, он всю жизнь проработал в налоговой службе. Часто допоздна задерживался на работе.
— Как же так? Этого не может быть.
Мама выбирается из моих объятий и вытирает кулаком слёзы.
— Его подставили. Я уверена! Подставили!
— Кто? — Первая моя мысль о Лилином отце. Он сегодня мне самой грозил тюрьмой и предупреждал, чтобы я не смела жаловаться папе, иначе не поздоровится и ему. Но не так же быстро за мой побег ответ прилетел.
— Я не знаю, — качает головой мама. — Ты же понимаешь, у него было много недоброжелателей.
— Мам, а что у тебя было с Алексеем Матвеевичем?
Мама вздрагивает, как от пощёчины и отворачивается. Уходит на кухню, зажигает газ, выключает его, хватается за электрический чайник, но тут же ставит на место.
— Почему ты спрашиваешь? — Лицо мамы искажается словно от боли и сейчас больше напоминает маску.
— Он сказал, что знал тебя.
— Ты что… Виделась с ним? — мама упирается кулаками в кухонный стол. Взглядом через отражение окна она изучает меня. — Отвечай!
— Он отец моей подруги, если ты помнишь...
— Но ведь Лиля уехала с мужем. У них медовый месяц. Что у тебя с Переверзевым?
Кровь подступает к моим щекам. Нужно теперь либо рассказать всё, либо ничего.
— Я ходила сегодня к Филиппу, хотела попросить его взять к себе на работу.
— Зачем? Ты же дизайнер.
— Не перебивай, мам, я сама собьюсь, — мне хочется выговориться, но что-то останавливает. — Он предложил вечером пересечься, и всё обсудить. Я согласилась. Но возле его бизнес-центра я встретила Алексея Матвеевича. Он усадил меня в свою машину…
— Что значит усадил? — мать резко поворачивается ко мне, и я прикусываю язык. Как-то странно она ведёт себя. Даже если в далёком прошлом они были любовниками, уже всё давно перегореть должно. И любовь, и ненависть.
— Я хотела сказать пригласил. Алексей Матвеевич сказал, что знает тебя и предложил мне работу, — сократила я рассказ о нашей встрече до минимума. — Почему ты никогда не говорила мне, что вы были знакомы.
Мать помолчала.
— Вы с Лилей учились в одной школе. Мы с её отцом пересекались на родительских собраниях.
— Понятно.
Ясно одно — ни я, ни мать не в состоянии сказать друг другу правды. И почему-то разговор об этом человеке заставил нас сейчас забыть об аресте отца. Тряхнув головой, прогоняю наваждение.
— У папы есть хороший адвокат?
— Нет. И понадобятся очень большие деньги, чтобы хотя бы скостить срок.
— Ты думаешь мне стоит принять предложение Алексея Матвеевича? — сама не знаю зачем спрашиваю. Работать у него вообще не входит в мои планы, но очень хочется знать мнение мамы на этот счёт.
— Это какой-то страшный сон! — мать сжимает виски ладонями и сбегает из кухни.
[1] «Книга Джунглей» — сборник рассказов английского писателя Редъярда Киплинга, 1893г.
Филипп
Плевать на деликатность! Тем более в окне кухни так и горит свет. Для начала звоню Вере на мобильник — абонент не доступен. Звоню в домофон — нет ответа. Может её родители звук выключают на ночь? Ну не ломать же дверь парадной в конце концов! Рассчитывать на случайных прохожих в час ночи тоже особо не приходится.
Возвращаюсь в машину и звоню в службу спасения. Прохожу несколько кругов ада, беседуя с роботом, и вызываю пожарных, сославшись на задымление мусоропровода. Через двадцать минут во двор, протискиваясь среди припаркованных автомобилей, возле Вериного подъезда паркуется пожарная машина. Трое крепких ребят спрыгивают на асфальт.
— Что-то никакого дыма не вижу! — ворчит один.
— Опять, что ли, ложняк? — потягивается второй. — Задолбали, если честно.
— Может адрес напутали? — оглядывается третий. — Где тот нехороший человек, что нас дёрнул среди ночи?
Подхожу к пожарным и достаю кошелёк.
— Ребят, очень помощь ваша нужна. Я отблагодарю!
— Да твою ж дивизию! — ударяет один из парней кулаком по цистерне с водой. — Как же меня достала вся эта романтика! Ну почему вы в полицию или в скорую не звоните?
— У них нет такой чудо-лестницы, — достаю из кошелька три пятитысячные купюры. — Каждому по красненькой дам.
— С ума сошёл, во дворах теперь везде камеры… И вообще… Вдруг ты квартиру решил грабануть!
— Парни, выручайте! Я девчонку одну люблю, так, что прям край! Мне с ней до утра объясниться нужно! — открываю кошелёк и удваиваю премию. — У неё телефон выключен, и домофон не отзывается. Но я точно знаю, что дома она.
— Ладно, что мы не люди? — соглашаются парни. — Какой этаж?
— Четвёртый! — засовываю деньги одному из них в карман и указываю на окна. — Только я не знаю, в какой комнате живёт моя красавица. — Достаю из машины шары и цветы. Никогда не лазал к девчонкам в окна, но всё когда-то бывает в первый раз.
— Давай с кухни начнём. Там светло, — подбоченясь, говорит один из пожарных. — Все по местам.
Один из парней забирается в кабину, и вскоре лестница торжественно начинает свой путь наверх, упирается верхним основанием в нужный мне этаж. Двое других пожарных помогают мне вскарабкаться к её первой ступеньке. Одной рукой держа цветы и шары, второй цепляясь за лестницу, с каждым шагом приближаюсь к своей цели.
Заглядываю в окно кухни, маленькая такая, но уютная, с голубыми шкафчиками с и фиалками на подоконнике. Но, увы, тут никого нет. Я был так уверен, что Вера дома и никуда не уехала, пока я два часа нарезал круги по ближайшим районам. А вдруг дома только родители Веры? Но отступать я не намерен.
Стучу в окно, сначала негромко, а потом от души. В глубине коридора открывается дверь, и вскоре в дверном проёме возникает моя малышка в голубом плюшевом халате и в такой же повязке с заячьими ушками на голове. Заплаканное личико озаряется улыбкой.
— Филипп! — Вера распахивает окно. Дуновение ветра отбрасывает назад её локоны с плеч.
— Вера. Нам надо поговорить.
— О чём, Фил? Ты женишься! — Вера поплотнее запахивает халат на груди.
— Я хочу быть с тобой.
— С чего вдруг? Ты никогда не замечал меня.
— Я ждал пока ты вырастешь, — признаюсь я.
— Фил, восемнадцать мне исполнилось далеко не вчера.
— Были обстоятельства. И твой отъезд стал для меня неожиданностью.
— Для меня самой он стал неожиданностью. Отец организовал.
— Отец у тебя, конечно, да... Такое ощущение, что только нас и проверяет. Письма так и летят от налоговой.
— Его арестовали сегодня, — Вера смахивает слезу с ресниц.
— Ты серьёзно? Я войду?
— Только тихо. Мама спит! — прикладывает Вера палец к пунцовым губам. — Она снотворное выпила.
— Возьми цветы, шары. С семи часов пытаюсь тебя найти, чтобы вручить.
— Спасибо, Фил, — Вера забирает у меня розы, а шары вырываются из наших рук и летят в небо. — Ой!
— Загадывай желание, пока на луну не улетели! — поворачиваюсь к пожарным. — Парни! Благодарю от души. Я остаюсь, — подтянувшись на руках, встаю коленями на подоконник, а Вера, положив цветы в раковину, немного отодвигает стол, чтобы я смог спуститься.
— Фил, — отступает Вера к стене, опустив глаза. — Ты прости, я не смогла сегодня приехать к семи. Твой отец… Я даже не знаю, как тебе это рассказать.
— Вера, он взял тебя силой? У вас было что-то? — Опускаюсь на табурет и беру Веру за худенькие запястья. — Только не обманывай меня.
Вера сжимает пальцы в кулаки.
— Что-то было. Я даже не знаю, как это правильно назвать.
Вскакиваю, роняя табурет, и мечусь по кухне как раненый зверь в тесной клетке.
— Вот урод! Ну я ему устрою и свадьбу, и похороны!
— Фил, успокойся, — Вера бросается ко мне, и я обнимаю её.
Тонкий девичий аромат забивается мне в нос, и хочется вдохнуть его ещё глубже, наполнить им лёгкие дополна, как бак спорткара. Сорваться потом в полёт, да так чтобы без остановок на трассе.
Вера
По телу острыми колючками разбегаются мурашки. Сейчас, когда Филипп не в костюме, а в светлом кашемировом джемпере, он кажется таким родным. От близости Фила так сладко и волнительно сжимается сердце. Но сейчас мне не до любовных признаний — мой отец в тюрьме, мать на грани отчаяния, а папаша Фила меня сегодня чуть не изнасиловал, и, похоже, именно он подставил моего родителя.
Затаив дыхание, жду ответа. Пульс стучит в висках свинцовыми молоточками. Глупо, конечно, рассчитывать на то, что Переверзев-младший тут же сдаст своего отца, но неужели можно начинать отношения со лжи?
Фил смотрит мне в глаза, касается моей щеки, ведёт по ней подушечками пальцев. Я вообще забываю как дышать, кожа пылает от его прикосновений. Мои губы невольно приоткрываются. Крылья безупречного носа Фила вздрагивают, в его взгляде бездна, которая утаскивает меня на самое дно.
— Вера, я не могу ответить на твой вопрос, потому что не знаю ответа.
— Понятно, — выдыхаю я и убираю руку Фила от своего лица. Отхожу к раковине и достаю оттуда розы. Красивые, сочного бордового цвета, головка к головке. Рассматриваю их так, словно впервые красоту такую вижу. Начинаю считать, чтобы немного успокоиться, но быстро сбиваюсь. В букете не меньше пятидесяти бутонов… Вздрагиваю, уколов палец, и замираю, ощутив дыхание Фила на своей шее. Роняю букет на стол.
— Больно? — он разворачивает меня к себе и находит на моей руке палец с капелькой крови. Дует на него и снова утягивает меня в омут потемневших глаз. — У тебя есть перекись?
— Пустяки, так пройдёт, — голос мой дрожит. Схватив салфетку, наматываю её на палец. — Филипп, может, я накручиваю себя, но между нами горы! Наши родители ненавидят друг друга, ты согласился на брак с другой женщиной. Фиктивный, не фиктивный, значения это для меня не имеет.
— Вера! — Филипп хватает меня за плечи и легонько встряхивает. — Мне тридцать лет, и я уже не в том возрасте, чтобы лазать к девушкам в окно ради бравады. Поверь, я сверну любые горы. Да, сейчас есть сложности. Я раньше относился к тебе как к сестре. Ты уехала и словно не стало чего-то важного в жизни. Я даже хотел навестить тебя в Москве, но мой день последние годы расписан по часам. Да, я пообещал отцу жениться на дочери его компаньона, но когда увидел тебя на свадьбе Лили, понял… Что люблю. Хочу быть с тобой и ни с кем другим. Вопрос в том, хочешь ли ты того же?
От таких откровений в лёгких сгорает кислород. Вот же то, о чём я смела только мечтать. Другого ответа и быть не может.
— Да, но…
— Никаких больше «но», — Фил рывком привлекает меня к себе. Его губы накрывают мои, и этот поцелуй не похож ни на какой другой. Он стирает другие из памяти. В моих венах вскипает кровь, в голове все разумные доводы превращаются в прах, ноги подкашиваются, пол уходит из-под ног.
— Что здесь происходит? — голос мамы обрывает наш полёт.
Отпрыгиваю от Фила, а он, загораживая меня собой, поворачивается к моей маме.
— Доброй ночи…
— Что вы здесь делаете, молодой человек?
— Простите за столь позднее вторжение, — Фил чуть склоняет голову. — Филипп Переверзев. Простите, не помню вашего имени.
— Ольга Николаевна… Неважно! Немедленно покиньте мой дом.
— Мама! — выкрикиваю я, встав на цыпочки за спиной Филиппа.
— Вера! Я терпела твою дружбу с дочерью Переверзева, теперь ты решила замутить любовь с его сыном?
— Ольга Николаевна, — Фил находит мою руку, и я вкладываю пальцы в его ладонь. Его грудной бархатный голос волнует мою кровь даже сейчас. — Я не знаю причину вашей неприязни к моему отцу, но, как говорится, дети не в ответе за грехи своих родителей.
— Мам, время Монтекки и Капулетти давно прошло, и мы с Филиппом взрослые люди… — поддакиваю я.
— Заткнулись! Оба! Мой муж, честный человек, угодил ни с того ни с сего в сизо! И я уверена, что это дело рук Алекса… Алексея… Матвеевича. Батюшки вашего, — мать тычет пальцем в грудь Фила.
— Так может пора нашим семьям помириться? — обворожительно улыбается Филипп. — Я не знал, что вашего мужа арестовали. Если в моих силах чем-то помочь вам, я помогу. Говорить за отца не могу. Он очень непростой человек.
— Если мой муж в ближайшее время вернётся домой, я подумаю по поводу вашей дружбы с Верой, — мать вздёргивает подбородок и смотрит на Фила снизу вверх. — Ваш отец нажил капитал на чужой боли, и деньги его запачканы кровью. Он бандит.
— Бандиты в тюрьме сидят, Ольга Николаевна, — говорит Фил тихо, но твёрдо.
— Так он уже своё отсидел. Ещё легко отделался, — усмехается мать, складывая руки на груди. — Извините, Филипп, время позднее. Поэтому чай не предлагаю. Если вашему отцу есть что мне сказать, он может мне завтра позвонить. Уверена, мой телефон у него есть. А сейчас позвольте пожелать вам спокойной ночи, — мать отступает в сторону, освобождая проход в коридор. — Всего доброго.
— Мама, Филипп только пришёл, — кладу руки на его плечи, едва сдерживая гнев. Как она смеет так вести себя с Филом? Ему не шестнадцать лет, и я уже не маленькая девочка. От избытка эмоций хочется просто разреветься. — Можно мы посидим на кухне и поговорим?
— Нет, — категорично отрезает мать.
Вера
Мама выглядывает с кухни, и я, пряча взгляд, бубню себе под нос:
— Спокойной ночи.
— Филипп вылитый Алекс в молодости. Если сын такая же тварь, как отец, то беги от него подальше, Вера.
Кивнув, скрываюсь в своей комнате, запирая дверь на замок. Утыкаюсь лбом в неё, и дыхание Фила обдаёт горячей волной шею. Его ладони нетерпеливо скользят по моим плечам, он привлекает меня к себе, и я утыкаюсь спиной в его широкую крепкую грудь. Моё тело охватывает дрожь, но это больше похоже на панику.
О чём я думала, когда звала Фила в свою спальню? Прикрываю веки, хватая рвано воздух так, что больно под рёбрами. Сегодня был слишком тяжёлый день, и, похоже, закончится он моей истерикой.
— Что с тобой, Вера? — От Фила идёт такое тепло, но я слишком напряжена, чтобы расслабиться и послать к чертям собачьим все приличия.
— Фил, прости. Но ты, наверное, неправильно всё понял. Я звала в комнату тебя не для этого, — делаю акцент на последнем слове.
— Прости, — Фил отступает, убирая руки с моих плеч, и ощущение образовавшейся пустоты пугает меня ещё больше. Поворачиваюсь к нему, а он проходится пятернёй по чуть растрепавшимся волосам цвета вороного крыла. — Меня от тебя люто кроет, когда ты рядом. Совсем голову теряю.
У меня самой она кружится так, что вот-вот потеряю равновесие.
— Мне, — хватаюсь за край комода, чтобы не упасть. — Мне хочется просто побыть с тобой, — в ожидании ответа замираю, глядя на его губы. Мне не забыть, как жарко они меня сегодня целовали.
Фил тихо шепчет.
— Тогда забирайся в постель, а я просто посижу рядом с тобой.
Наши взгляды встречаются, и в сердце будто разряд в двести двадцать вольт лупит.
— Ты серьёзно? — мой голос срывается на хрип.
— Вполне, — улыбается Фил. — Просто поболтаем.
В коридоре слышаться мамины шаги. Они замирают возле моей комнаты, и мы превращаемся в два изваяния.
— Вера, ты уже легла?
— Да, — выдыхаю я. — Тебе к восьми завтра?
— Угу.
— Может, больничный возьмёшь?
— Нет, работа меня немного отвлечёт.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Мама уходит, а Фил отворачивается к окну.
— Забирайся под одеяло.
Скинув халат и оставшись в одной сорочке, следую совету Фила. Он садится рядом и снова берёт мою руку в свои горячие ладони.
— Расскажи мне что-нибудь, — целует он мои пальцы.
— Например?
— Например, как и почему ты пришла ко мне сегодня днём на работу?
— А ты разве не понял?
— Понял, но мне будет приятно это услышать, — улыбается Фил, прижимая мою ладонь к своей щеке.
— Тогда лучше ты расскажи мне, почему полез в моё окно по пожарной лестнице, — тихо смеюсь я.
— Я уже сказал тебе почему.
— А я разве нет?
— Нет.
— Ну тогда рассказ будет долгим. Всё началось, когда я увидела тебя в первый раз. Мне было семь лет…
За воспоминаниями, я даже не заметила, как Фил вытянулся рядом со мной. Мы болтали обо всём, и никогда ни с кем мне не было так легко. Когда глаза мои стали совсем слипаться, я перебралась к Филу на плечо. Он ещё что-то говорил, а я дышала им и не могла надышаться, пока сон окончательно не сморил меня.
Филипп
Слова Ольги Николаевны об отце меня ничуть не задели, потому что с тех пор, как я стал владельцем части семейного бизнеса, глаза мои открылись на многое. То, чем занимаюсь я — белая сторона нашей корпорации. В остальные сферы отец меня не вмешивает, но в своё время счёл должным ввести в курс дела.
Про бандитское прошлое родителя, я тоже в курсе, но мне как-то и в голову не приходило из-за этого хуже относиться к нему. Отец вырастил нас без матери, она разбилась на машине, когда Лиля была ещё маленькой, а мне на тот момент исполнилось девять лет. Когда я стал старше, то узнал, что у него после нашей мамы было много других женщин, но, к нашему с сестрой счастью, папа никого из них не пытался сделать нашей мачехой. Развлекался с ними на стороне, а нас воспитывал в строгости и целомудрии, нанимая в няни женщин интеллигентных и без гормональных завихрений.
Отец всегда был матёрым хищником, он обращается с людьми, как с марионетками, и я сам сыт по горло его манипуляциями. Он лихо втравил меня в этот договор с фиктивным браком. Влип я здорово, потому что вроде как на словах уже согласился, а, как говорит мой драгоценный родитель, за базар надо отвечать.
Отец при всём этом ещё делает вид, что печётся о нашем с Лилей благополучии. Прям расстрелял родного сына из автомата очередью добродетели. Да от такой родительской удушающей заботы хочется разгромить всё вокруг.
Арестованные счета всё равно не разблокируют, а Кирилыч тоже тот ещё волчара, с ним на честное партнерство, даже будучи родственниками не стоит рассчитывать.
Если до встречи с Верой на Лилиной свадьбе я ещё был в раздумьях, то после сомнений уже не осталось. Всю эту неделю я размышлял, как без больших потерь соскочить с этого договора. Теперь же мне предстоит войти с отцом в серьёзную конфронтацию. Между нами впервые встала женщина, и она очевидно выбрала меня.
Думал поехать к нему прямо среди ночи, но Вера окликнула меня возле дверей, и я понял, что не могу, да и не должен оставлять её одну. Сегодняшняя встреча с моим отцом обострила Верины чувства. На кухне она дала понять, что любит меня. Я не позволю тому хрупкому доверию, что наметилось в наших отношениях, рухнуть. То желание, что бурлит в наших венах, уже не сможет сойти на нет.
В спальне, когда Вера входит, я уже еле сдерживаюсь. Мысль о том, что она совершенно голая под халатом, ударяет в голову ядерной бомбой и сносит все стопперы. Я подхожу к малышке так близко, что нос вновь забивается её донельзя нежным девичьим ароматом. Я кладу Вере руки на плечи и уже хочу стянуть с них этот чёртов халат, прижать к стене и ворваться в девчонку сметающим всё на своём пути смерчем, но внезапно ощущаю на подсознательном уровне, что желание, которое Вера ещё недавно источала, сменилось страхом.
— Что с тобой, Вера? — Я не узнаю собственный голос.
— Фил, прости. Но ты, наверное, неправильно всё понял. Я звала в комнату тебя не для этого, — она поворачивается ко мне, и я, тяжело дыша, скольжу взглядом по её красивому лицу, считывая раздирающие девчонку эмоции и реакции. Внезапное открытие немного отрезвляет. Вера хотела меня, и сейчас хочет до трясучки, но не как опытная женщина, а как девушка, впервые оставшаяся наедине с любимым. Разум отказывается верить, что Вера в свои двадцать три ещё ни с кем не была, но там в груди, где вот уже неделю печёт при одной мысли о Вере, поселяется уверенность в чистоте этой девушки.
— Прости, — я с трудом отлепляю свои ладони от худеньких плеч и отступаю, не сводя завороженного взгляда от её манящих приоткрытых губ. Меня разрывает от физической боли, ощущение, что вся кровь сконцентрировалась у меня там, где сейчас совсем не надо. Удивительно, как её ещё хватает на взбесившийся мотор в груди, испытывающий здесь и сейчас ко всему прочему на прочность мои рёбра.
Всё, что я сейчас хочу, это повалить Веру и заниматься с ней любовью до утра. Но, увы, она не готова к этому, и я готов втащить самому себе за то, что сейчас больше думаю о её нежных грудках, а не о её чувствах. Нужно что-то срочно придумать.
— Меня от тебя люто кроет, когда ты рядом. Совсем голову теряю, — признаюсь я, ломая привычные схемы в мозгу. Стискиваю челюсти, ощущаю, как желваки проступают на скулах, слушаю Верин лепет, и наконец прихожу хоть к какому-то разумному решению. — Забирайся в постель, а я просто посижу рядом с тобой, — меня отпускает, самую малость, но шатает как после тяжёлой болезни. Отворачиваюсь к окну, потому что всё ещё не уверен в собственных реакциях. Я слышу, как Вера снимает халат, и как кровать проминается под её весом, сжимаю кулаки и зажмуриваюсь. Повторяю про себя словно мантру: «Она всё ещё маленькая девочка. Небеса, пошлите мне терпения».
Сажусь рядом с Верой и беру её руку, целую пальцы. Спрашивается, зачем? Грубый шов штанов тут же врезается в пах, под ширинкой становится слишком тесно.
— Расскажи мне что-нибудь, — хриплю как старый туберкулёзник и мысленно снова напоминаю небесам про ниспослание мне терпения. Вполуха слушаю про то, как Вера влюбилась в меня, когда ей было семь лет, и про то, как они с Лилей подглядывали за тем, как я однажды привёл домой одноклассницу и целовался с ней, а они потом вывалили ей в кроссовки содержимое лотка нашего кота. Смеюсь, потому что план маленьких негодниц сработал, и эта девочка ко мне больше носа не казала.
Вытягиваюсь рядом с Верой, когда понимаю, что уже не наброшусь на неё, как оголодавшая зверюга. Трезвею, вытесняя из головы порочные мысли, и лютое желание вскоре уступает место первородной нежности. Новая химическая реакция мне по душе. Вера тоже словно чувствует её и напряжение между нами тает. Девчонка, вывалив на меня ворох забавных историй, засыпает на моём плече, а я лежу и боюсь пошевелиться, хотя Вера всё равно вздрагивает во сне.
Вера
От страха забыв, что на мне кроме сорочки ничего нет, испуганно смотрю на Фила.
— Вера, успокойся. Ты под моей защитой… Моя, только моя девочка, — он обнимает меня так, словно боится сломать, при этом шумно вдыхает воздух и с силой стискивает челюсти. Его грудь так раздувается, того и гляди ткань с треском разойдётся в стороны.
— Что с тобой? — Покрываюсь мурашками с головы до ног. — Тебе плохо?
Фил чуть отпускает меня и, не сводя с меня взгляда, медленно выдыхает.
— Нет, со мной всё в порядке. Просто ты такая с утра… Обворожительная.
Теперь у меня перебои с дыханием. Нет во мне ни смелости, ни раскрепощённости, а потому хочется от стыда тут же смыться в комнату и запереть дверь на защёлку. От волнения кровь приливает к щекам.
— Я? Я совершенно обычная, — упираюсь кулаками Филу в грудь. — Мне… Мне надо в ванную. Если ты тоже хочешь в душ…
— С тобой? — Брови Фила ползут вверх, а уголки губ начинают подрагивать.
— Мамочки, что я несу, — прижимаю ладони к щекам. — Я хотела сказать, что дам тебе это… Как его…
— Полотенце, — подсказывает Фил, явно с трудом сдерживая смех.
— Да, его. И ты можешь идти первым. Тебе ведь, наверное, надо на работу. А я… Я сварю тебе кофе и… Яйца…
— Сваришь яйца? Всё, Вер! — поднимает руки Фил, словно сдаётся. — Я в душ. Срочно! — он ретируется в сторону ванной, я, трясясь как припадочная, в гостиную к комоду за полотенцем.
— Какие-то маленькие все! — ворчу я, вырывая содержимое ящика на кресло, стоящее по соседству. На теле горят отпечатки ладоней Фила, на лице следы ожогов от его воспылавшего взгляда. Найдя самое большое полотенце, бегу с добычей в ванную. Врываюсь в неё без стука и превращаюсь в соляной столп. Воздух вокруг меня становится раскаляется.
Фил, ещё даже не включив воду, абсолютно раздетый стоит в душевой кабине спиной ко мне. Он медленно поднимает руки и сцепляет пальцы на затылке. Рельефный торс Фила, его упругая задница и крепкие мускулистые ноги могли бы служить идеальной натурой для художников. С моих губ срывается странный звук, похожий на мычание. С трудом вспоминаю буквы, но не могу их сложить, поэтому просто вешаю полотенце на крючок и, стащив из стаканчика зубную щётку, захлопываю дверь.
Раздобыв в хозяйственном шкафу новую пасту, с остервенением чищу зубы на кухне. Ну что за дурища? Стучаться меня, что ли, не учили? Поставив вариться яйца и забрав со стола вазу с розами, возвращаюсь в комнату. Водрузив букет на тумбочку, влезаю в леггинсы и в безразмерную футболку. Вместо того, чтобы застелить кровать, падаю на неё, утыкаясь носом в подушку, на которой спал Фил. Она до сих пор сохранила его аромат, и я не могу им надышаться.
За спиной открывается дверь, и теперь мне хочется оказаться под кроватью.
— Вер, ты плачешь? — Быстрые шаги, и матрас проминается под тяжестью Фила. Он снова лежит рядом со мной, и что-то мне подсказывает, что на нём не так много одежды, как это было ночью. А ещё нас больше не разделяет одеяло. — Посмотри на меня, Вера. Что случилось?
Он ещё спрашивает. Ещё немного, и инфаркт миокарда со мной случится. Как в замедленной съёмке поворачиваюсь с закрытыми глазами на спину. Фил касается моей щеки кончиками пальцев, из них словно пробиваются щекочущие разряды тока. Рука Фила дрожит, когда он касается меня.
— Ты самое совершенное создание, — шепчет Фил, пробуждая теперь ещё и голосом странное томление в низу моего живота.
Открываю глаза и смотрю на чувственные приоткрытые губы Фила. Капельки воды застыли в его волосах, тянусь, чтобы смахнуть их, стараясь не смотреть ниже.
Фил придвигается ко мне, и его рука пробирается под мою футболку. По коже тут же проносится одуряющий жар, в венах уже давно бурлит кипяток.
— Я люблю тебя, лапа моя, — Фил поглаживает мой живот, не посягая на самые чувствительные места. — И больше не могу и не хочу сдерживаться.
— Мне… Мне тоже надо в душ.
— Не надо. Скажи, ты хочешь, чтобы я стал твоим мужчиной?
— У меня яйца… — лепечу я. — На огне яйца, — сбегаю из кровати и пулей лечу на кухню. Прислушиваюсь к звукам. В квартире тихо, слышно лишь как тикают часы на стене. Выключаю газ и ухожу в ванную.
Я хочу Фила, я люблю Фила, я… Я больше так не могу! Сняв одежду и собрав волосы в пучок, залезаю в душевую кабину.
Впервые я моюсь не перед сном и не для того, чтобы собраться на учёбу или на работу. Впервые за последние два дня волнение не перерастает в панику. Гоню прочь жуткие воспоминания о вчерашнем дне.
Я готовлюсь к тому, чтобы стать женщиной. Женщиной моего на века любимого Фила. Ступив на коврик, веду ладонью по запотевшему зеркалу. Мои глаза загадочно блестят, на влажных щеках играет румянец. Заворачиваюсь в полотенце и, медленно ступая босыми ступнями по прохладному полу, возвращаюсь к своей комнате.
Немного помедлив, я вхожу и не могу сдержать улыбки. Теперь Фил лежит на животе, только он уткнулся носом не в подушку, а в мою сорочку. Его крепкие бёдра обтянуты полотенцем.
— Что с тобой, Фил? — повторяю его слова. — Ты плачешь?