Вся моя жизнь как весенний ветер. Сложно предугадать с какой стороны он подует и что принесёт? Разгуляется от луга запахнет травами. Налетит с реки, притащит сырость и грозовые тучи. Никто ветру не указ, волен делать всё что пожелает. Свои у него законы и порядки. А вот с причудами судьбы дела обстоят куда хуже. Крутит-вертит нами как ей заблагорассудится. Захочет, поднимет до небес, одарит тихой, спокойной жизнью и достатком. Но чаще, толкает в пропасть бросает на острые камни. И нужно сильно постараться что бы устоять на краю бездны, найти в себе силы и не упасть.
До самого позднего вечера светило солнце, утонуло оно в реке, спать легло, укрылось водной гладью. Пришла ночь, разбросала по небу звёзды. Горят в небесной выси огоньки, светятся точно жучки светляки в траве на дне оврага. Луна, похожа на фонарь. Разогнала вокруг себя небесную темень, расплескала по реке лунную дорожку. Света конечно не так много, но одинокий путник с пути не собьётся, разглядит едва приметную тропку под ногами.
Да вот беда, поднялся ветер и притащил грозовые тучи. Дождь начался в тёмную пору, да так и льёт. Прохудилось небо, опустилось чуть ли не до печных труб. Заливает дождик траву, промочил стёжки-дорожки, барабанит, стучит по крышам. Разлилась непогода лужами, звенит ручейками.
Время обеденное, а мы сидим по хатам, бездельничаем. Работы невпроворот, а у меня одно занятие – приглядываю за детишками, да хожу к колодцу по воду. Кхала, жена моя любимая, стирку затеяла. Постираться конечно нужно, но вот где сушить?
Бессмысленно спорить с женщиной, все доводы разбиваются о неприступную стену бабьего упрямства. Не может она ждать, когда небо прояснится. Нужно ей, и всё тут.
- Поднимайся лежебока. Помощь нужна, мужская. – Просит кареглазая. На кухне она, простыни да пододеяльники в корыте полощет. – Бродяга, родненький! Просыпайся! Ребятишек забери и ступай принеси водицы. Не могу я и за сорванцами присматривать и бельё полоскать. Выплесни пену из таза. Да гляди цветник не залей. – Ворчит родная, жалуется.
Хозяйка она у меня отменная и красавица каких свет не видывал. По дому хлопочет без устали, всё у неё на своих местах по полкам разложено. Врать не стану, глянулась она мне с первой минуты. Да вот только робкий я, не мог ей сказать об этом.
Губки у моей избранницы алые точно ягода малинница. А когда улыбается, солнце стыдливо прячется за тучи. Куда ему до моей Кхалы. Щёчки пухлые с ямочками. Зубки один к одному ровные, белые. Бровки узкие точно нарисованы. Трудно с такой красотой бороться, нельзя устоять.
- За какими детишками? Здесь они, при мне. – Вышел из комнаты с пацанятами на руках. Хорошенькие у нас мальчишки получились, все в мать. Кареглазые, щёчки и попки как подошедшее тесто, мягонькие и пухленькие. Да вот беда, уши у обоих мои, оттопыренные. Зашёл на кухню с мальчишками на руках, а они поочерёдно меня за нос, за уши и бороду треплют. Играют так. Ещё и года мальцам нет, а уже шалят по-взрослому. Зазеваешься оборвут и уши, и нос, бороду оскубут. А если к вещам на полках доберутся, вывалят всё до чего дотянутся.
- Вот паразит. – Ругается Кхала. – Стало быть Тихон в поленцах прячется. Я-то грешным делом подумала - задремал мой любимый под шум дождя. Вот и расползлись мальчишки, озорничают. А это, кот шалит. Любимый, принеси водицы. Сполоснуть бельё надобно. Пены много. – Улыбается кареглазая, вытерла о подол ладони потянулась к пацанятам. Взяла Уртая. Нет не Уртая, Маена подхватила на руки. Детишки наши оба на одно лицо, путаю я их. Кхала различает, а я не могу. Одинаковые они с какой стороны не гляди.
- Держи Уртая. – Передал сына и пошёл за вёдрами.
- Сперва, корыто. Слей воду. – Попросила ласково, нежно. Держит мальчишек, глядит на Уртая и шепчет ему на ушко. – Майен я. Что же ты папанька меня с братцем путаешь? Ай-яй-яй, не хорошо это, не правильно.
- Нуда, спутал. – Кивнул, прячу взгляд. Стыдно мне, родных детей распознавать не умею. – Ты бы одёжку на них разную одела.
- Одёжку? – Глядит на меня хлопает большущими ресницами. – Уртай в синей распашонке. Маен в беленькой. Ты же сам их переодевал.
- И то верно. Сам. – Согласился и тут же предложил. - А давай одного обреем? Им-то всё одно, а нам… – запнулся на полуслове, потому как поймал на себе строгий, недовольный взгляд.
- Ступай поводу. – Хмурит нити бровей, надула губки. – Только попробуй. Я тебя так обрею, век не забудешь.
- Обрей. – Трогаю бороду, чешется она. Поскрёб щеку и пожаловался. – Надоело бородатым ходить. Похож на старого деда. И Серёга своей бородой недоволен.
- О его бороде пусть Маита печётся. А ты. – Глянула сурово, бровки сдвинулись к переносице. - Сбреешь, в дом не пущу. Живи на дворе с Джахлой и её выводком. Походишь бородатым, ничего с тобой не станется.
- Да ладно тебе. Пошутил я. – Взял с лавки корыто и побрёл к двери. Раскачивается пена, хлюпает вода. Пока дотащил, сам вымок и на пол расплескал добрую половину.
Отворил ногой дверь, вышел на крыльцо. Джахла, зверюга моя лохматая лежит на веранде. Подняла голову, вывалила набок язык, дышит часто, глядит на меня огромными глазищами. Вот для кого дождь в радость. Нравится зверюге такая погода. Поставил корыто на перила и выплеснул воду. Глянул вниз и похолодело на сердце. Залил цветник, не избежать трёпки. Одна надежда, дождик омоет цветочки, растащит пену. Махнул рукой, приставил корыто к срубу и подошёл к Джахле. Вывернулась она, подставляет живот. Любит моя зверюга, когда ей пузо чешут.