От автора: все выдуманные события происходят в стране N. Совпадения случайны.
***
Чувствуя себя истинной великомученицей, Лика прошла в сауну. Ноги её в этом навороченном косметическом салоне не было бы, но положение обязывает: завтра важная встреча с очень богатым и влиятельным клиентом – нужно быть в форме. Она не успела с утра проделать нужные процедуры: совещание с сотрудниками затянулось, – и вот теперь ей предстоял полный комплекс удовольствий послеобеденного посещения.
В этом салоне красоты, открытом не так давно в элитном пригородном посёлке, и очередь поменьше, и парикмахеры, косметологи, мастера-профессионалы всегда без предварительной записи примут. Одна проблема – здесь уже собрался весь цвет общества, скучающие жёны деловых людей, а потому призрачная надежда на всего лишь час отдыха во время процедур летела ко всем чертям.
Только представьте – три часа бесплатно выслушивать то, что за определённую плату она вынуждена слушать каждый день на работе. Темы всего две: предполагаемая или вполне доказанная супружеская неверность и, как следствие этого, жадность мужа, расточающего деньги на стороне.
И в бане, и на массажном столе, и под феном в наказание за опоздание ей придётся выслушать с десяток жалоб на скаредность богатых супругов, непонимание ими женских проблем, нежелание идти навстречу маленьким капризам, стоимость которых исчисляется порой сотнями тысяч денежных единиц.
Лика уже давно не была женой, да и за те три года, что была, в общем-то не успела войти в роль, вкусить прихотей безработной, скучающей светской дамы. Она сама стала деловой женщиной и прекрасно понимала мужчин, старающихся сэкономить на бесполезных безделушках и вложить деньги в бизнес.
Всего каких-нибудь пятнадцать лет назад в деревне, в которой родилась девочка, названная родителями в честь бабушки несовременным именем Гликерия, никто даже не подозревал, что у одного человека денег может быть больше, чем в колхозной кассе в день выдачи зарплаты.
Родители работали, и они совсем не бедствовали, жили как все, но столько денег, сколько она сегодня оставит в этом салоне красоты, никогда в руках не держали.
Папа-тракторист, передовик труда, победитель социалистического соревнования, с первой оттепели и до первого морозца, от зари до зари работал в поле. Его в отпуск только зимой отпускали. Мама, пока колхоз не развалили, трудилась бухгалтером по зарплате. Представить страшно – переписывать каждый месяц без компьютера ведомости на пятьсот колхозников, трудодни каждому рассчитать, по больничным листам перерасчёт сделать, отпускные добавить, за прогул снять, отчёт подготовить… И как назло бабушки далеко: одна на Кубань к маминой младшей сестре жить переехала, а другая в далёком Иркутске всю жизнь прожила. Вот Кере и пришлось с пяти лет хозяйством заниматься. Она и огород полола, и за двумя младшими сестричками присматривала, и обед варила, и кур кормила, а потом, переделав всю работу, мечтала о новом платье с рюшами, как у дочки агронома, той самой воображалы Наташки. Ещё она очень хотела иметь портфель с блестящими пряжками, велосипед со звоночком и уже позже – познать красивую, как в кино, любовь
Лучшими друзьями Гликериных родителей всегда были ближайшие соседи Фёдоровы. Так уж получилось, что мама и тётя Вера выросли в соседних домах, дружили с детства и мужей к дружбе приобщили. И в разделяющем участки заборе всегда были оторваны три доски, чтобы высокая, толстая бабушка Мария, мама тёти Веры, могла беспрепятственно пройти к соседям, посмотреть, что там «фулюганы» делают. «Фулюганами», то есть хулиганами, по мнению бабы Марии, были все живущие в деревне дети. Она ругала своих внуков, Керю и её младших сестричек Стасю и Марийку, а ещё забежавших поиграть соседских детей. Ругала и грозно говорила:
– Я вам сейчас дам!
Она хмурила брови и вынимала из огромного кармана, затерянного где-то в необъятных складках халата, пригоршню конфет «Золотой ключик», выдавая по одной на каждый хохочущий рот.
Повзрослев, Керя поняла, что этот, вошедший в привычку ритуал, имел двойной смысл – и детвору побаловать, и хотя бы одну минутку, пока крепкие зубки с тягучей, липучей карамелькой расправляются, тишину послушать.
Князевы и Фёдоровы вместе праздновали дни рождения, государственные и религиозные праздники, крестили детей. Женщины вместе варили варенье, шили платья себе и девчонкам, слушали одного на двоих любимого певца. Мужчины вместе ходили на рыбалку, пристраивали летние кухни и баньки, выпивали под настроение рюмочку-другую – искать собутыльников никогда на улицу не ходили.
Куда же детям деваться? Им друзья-подружки были заранее, как женихи дочкам монарха, приготовлены.
С Керей дружила старшая дочь Фёдоровых, Лариска, с сестричками – маленький Денис, и только старший сын соседей Серёжка ни с кем не дружил. Вот вообще ни с кем в деревне. И потому, зайдя к Лариске, Керя с опаской поглядывала на строгого – на целых шесть лет старше – брата подружки. С самого раннего детства он казался ей загадочным, недосягаемым, как принц из сказки. Она не знала ни одного другого мальчика, который бы так любил учиться. Сергей был всё время очень занят: развивал память, изучал английский и немецкий языки, с помощью учителя по физкультуре постигал самбо. Укрепляя душу и тело, он плавал в уже покрытой первым ломким ледком речке, надолго сам уходил в пешие походы, обучался ориентироваться по компасу, по солнцу и по звёздам, вечно что-то читал и с явным пренебрежением поглядывал на резвящуюся мелюзгу.
Лариска иногда, когда других дел не было, потихоньку смеялась над Серёжей, не без тайного уважения называла его заумным зазнайкой, но Керя точно знала, что подружка гордится необычным, всё знающим старшим братом и очень любит его.
Это только взрослым кажется, что у детей нет забот. У девочек всегда дел по горло – где уж тут обращать внимание на соседского мальчишку, который в куклы не играет и сказки не читает. И всё-таки Гликерия была благодарна Серёжке за науку.
Жизнь школьницы. Уроки и контрольные – это раз. Посмеяться с Ильфом и Петровым или Джеромом К. Джеромом, потом поплакать с Анной Карениной – это два. Уговорить маму не покупать в единственном в деревне магазине такое же платье, как у Вальки Сидоровой, а пошить самой – это три. Влюбиться, как все девчонки, в актёра Харатьяна – это четыре… И ещё масса всяких интересных и полезных дел, которые можно сделать в период учебного года, а вот на каникулах…
Каникулы в деревне – это вам не городской выбор между беготнёй в душном дворе и поездкой в пионерский лагерь, где всё просчитано и проверено – от одинаково невкусной пищи для всех до игр и купания в определённое время. Каникулы в деревне – это лес, речка, фрукты, созревающие в своём и соседских садах. Ни времени, ни желания думать о курсанте, приехавшим на недельку-другую погостить к родителям, нет.
В июне Лариска и Керя окончили десятый класс. Последние свободные школьные каникулы, на следующий год гулять некогда будет: всё лето повторять придётся, чтобы не хуже других школу окончить и в университет поступить. Керя уже точно знала, что будет экспертом-криминалистом, как Зиночка Кибрит из телесериала «Следствие ведут знатоки». Она ещё не до конца понимала, что лишь в кино всё красиво и интересно, а в жизни – пальцы загрубевшие и в волдырях от реактивов, выезды на место происшествия за полночь, кровь и грязь на орудиях преступления и зарплата меньше, чем у заслуженной артистки. А с другой стороны, должен же кто-то и эту работу делать… Только это всё потом, после выпускного, а сейчас семнадцать лет – родители разрешили погулять, развеяться перед трудным учебным годом.
Сегодня подружки впервые, точно взрослые, идут на танцы. Они давно погладили платья, накрасили ногти, ресницы, чуть подвели малиновым карандашом губы и как раз накручивали друг другу локоны маминой плойкой, когда вдруг к Князевым зашёл поздороваться приехавший в отпуск Серёжка. Лариска завизжала, бросаясь на шею брату, а Керя только недовольно повела плечами: обычный, знакомый с детства сосед, да ещё и в спортивном костюме, не произвёл на неё никакого впечатления. Если отвлекаться по всяким пустякам, тот так и опоздать можно. Кино начнётся – и никаких танцев!
В зале было полно народа. Уже танцевали несколько пар «женатиков», брак которых был делом решённым, известным всей деревне, а также взрослые парни и девушки лет двадцати-двадцати пяти. «Зелёный молодняк» с независимым видом слонялся по периметру фойе, рассматривал фотографии артистов и другую наглядную агитацию, сидел на расставленных вдоль стен стульях, нетерпеливо притопывая ногой и всё же не решаясь выйти в круг.
Девочки устроились в уголке, и Лариска, не отрываясь, уставилась на молодого зоотехника, две недели назад приехавшего по распределению на работу в колхоз.
Керя попыталась вразумить подружку:
– Прекрати! Неудобно!
Но Лариска только прошептала:
– Такой красивый… – А потом улыбнулась смущённому парню, и зоотехник, окончивший в городе институт, улыбнулся в ответ, подошёл к зардевшейся от удовольствия старшекласснице.
– Разрешите вас пригласить?
Лариска красивая. Всегда мальчишкам нравилась. Валерка Силкин ей ещё в третьем классе записку написал, потом она с Мишей, Володей, Жорой дружила, а потом… пальцев на руках пересчитать не хватит. Высокая, полногрудая, длинноногая – не то что подружка. Керя и ростом не вышла, и фигуркой хлипкая, тощенькая. Наверное, родители ей в детстве витаминов недодали… Стася на три года младше, а уже старшую сестру догнала и перегнала.
Керя совсем не завидовала подруге: белобрысый стеснительный зоотехник Михаил отнюдь не казался ей таким уж красивым. Она оглядела зал и вдруг впервые увидела, с первого взгляда влюбилась в знакомого с детства соседского мальчишку, а нынче лейтенанта каких-то непонятных войск.
Сергей – самоуверенный, стройный, синеглазый, в новенькой, с иголочки форме – в одно мгновение стал мечтой всех девушек в колхозе, и перспективы соседки-десятиклассницы были равны нулю. Где уж ей до красавиц!
– Ты с ума сошла! Не по себе сук рубишь! – убеждала Лариска. – Он и раньше принца из себя строил, а как погоны нацепил – таким важным стал, на козе не объедешь!
Но Керя была влюблена, молча страдала, глядя, как ловко отплясывает и без всякого стеснения прижимает в уголке деревенских красавиц когда-то такой серьёзный сосед.
Однако месяц пролетел быстро, Сергей уехал и был сразу забыт деревенскими красавицами. На то они и красавицы, чтобы с глаз долой – из сердца вон. Только девчонка-школьница, которую он так ни разу и не пригласил на танец, долго плакала в подушку. Сначала она часто вспоминала свою первую несостоявшуюся любовь, потом страдания вроде бы притупились, утратили остроту, во всяком случае, она так себя убеждала, но даже иногда, ей продолжали сниться синие глаза.
Окончив школу с одной четвёркой по химии – проблема была не в том, что Керя не любила химию, а в том, что мама когда-то давно, ещё в молодости, отбила папу у учительницы Варвары Степановны, – Гликерия поступила в университет, на юридический факультет. Она получила место в общежитии и была быстро переименована новыми продвинутыми подружками из Кери в Лику.
Говорят, что от сессии до сессии живут студенты весело, но Лика не очень-то веселилась, думая о Серёже и перебирая в памяти каждый его жест, каждое слово. Правда, ей было интересно учиться, и она исправно посещала лекции, аккуратно вела конспекты, на «отлично» сдавала экзамены. На каникулы Лика приезжала домой в деревню, но с Серёжей так ни разу за пять лет и не встретилась.
– Он на задании! – гордо и загадочно говорил дядя Андрей, а тётя Вера тихо вздыхала, поглядывая на мужа.
Лариска же вместо привычного «задавака» сообщала:
– Серёжка в заграничной командировке. Он уже старший лейтенант. Его орденом наградили!
Керя-Лика вздыхала, так же, как тётя Вера, плакала по ночам, пару раз целовалась с однокурсниками, но забыть, выбросить из головы лейтенанта с синими глазами так и не смогла…
Анализируя утреннее совещание, Лика постаралась как можно незаметнее устроиться на буковой скамье в сауне, но разве можно ускользнуть от бдительного ока жены сахарозаводчика?
Матильда Архиповна и «первая дама королевства» в одном лице на правах соседки быстро отгородила Лику от прочих соискательниц на «свободные уши».
Сахарозаводчик Антипов в прежней жизни, то есть ещё в Советском Союзе, работал простым деканом в Технологическом институте пищевой промышленности. Как всякий уважающий себя профессор, он часто наведывался в колхоз, где каждый год весной и осенью, как рабы, за тарелку супа и матрас в школьном спортзале трудились на прополке овощей и сборе урожая фруктов студенты. Именно там Семён Семёнович подсмотрел разваливающийся заводик по производству сахара из произрастающей на полях колхоза свёклы.
По мнению Матильды Архиповны, муж её ничего особенного не сделал. Он взял ссуду в банке твёрдым деревянным рублём и выкупил пущенный с молотка за копейки завод. Основной пакет акций оставил себе, а остальные – под ваучеры выдал рабочим, чтобы трудились как бы на себя. Выгнал пьяниц, модернизировал производство, отдал долг банку мягкими, как туалетная бумага, ещё советскими рублями. И сейчас вместо спускавшихся сверху по разнарядкам злаков и кукурузы на необъятных полях этого и двух соседних колхозов произрастала сахарная свёкла. Её бурые корешки, пройдя процессы отбеливания и кристаллизации, опять превращались в деревянные рубли для налоговой инспекции и полновесные доллары для исполнения маленьких капризов Матильды Архиповны, пусть они и стоили несколько тысяч заграничных купюр.
Расположенный в черте города посёлок, в котором когда-то построил дом и куда привёз молодую жену профессор Петровский, давно облюбовали руководящие работники высшего образования. Добротные двухэтажные дома летом утопали в зелени, выращенных хозяевами фруктовых садов, а зимой радовали нарядными, не запачканными промышленными отходами сугробами. Это же так здорово и удобно – и дом, и дача одновременно.
Не то, чтобы здесь принудительно ходили в гости, но скучающие профессорские жёны, подражая богатым купчихам, с удовольствием устраивали чаепития с самоваром, баранками и вареньем собственного приготовления прямо на примыкавшем к дому садовом участке и, сидя в удобном кресле за накрытым столом, зазывали проходящих мимо соседей. Не привыкшая к забавам высшего общества Лика сначала старалась избежать учёных посиделок, где разговоры крутились от совершенно непонятных научных тем до интимных бесед о новой возлюбленной какого-нибудь академика. А ещё она сторонилась подробной информации о процедурах для одряхлевшей собачки Матильды Архиповны.
Женщина не обижалась, снова и снова приглашая молодую неразговорчивую соседку. Правда, она также могла без приглашения, на минутку зайти в гости, чтобы сообщить поселковые новости.
Позже Лика поняла, что если не дать вовлечь себя в оживлённую дискуссию о вошедшем в моду фасоне шляпки, а поискать среди дам юриста, филолога или искусствоведа, действительно работающих и не пересказывающих на свой лад мнение мужа, можно узнать много нового, получить удовольствие от похода в гости и от интересной беседы. Именно такие чаепития в саду подсказали ей направление деятельности и именно там, разворачивая свой бизнес, она нашла первых клиентов.
Что может быть проще? Просто постарайтесь – и вы доставите богатой скучающей даме удовольствие за её же деньги. Если выяснится, что трудолюбивый муж двадцать четыре часа в сутки горит на работе, то какая жена будет не рада такой вести? А если муж, как старый козёл, ныряет в молодую капусту?.. Тогда даме достаётся приличная часть имущества и утешительный приз в виде подтверждённых догадок, звучащих как «Вы были правы: всё именно так, как вы предполагали, – вот доказательства».
Заказчицу, конечно, не волнует, на какие ухищрения идут частные сыщики, чтобы представить ей десяток фотографий, которые будут фигурировать в суде. Её задача – дать исходные данные и внести на счёт сыскного агентства нужную сумму.
Таковы были дела агентства «Пеликан», название которого складывалось из Петровской Лики и «кан» – только для красоты. А если уж быть до конца честной, «кан» предполагало криминалистику и аналитическое направление. Как оказалось, никаким «каном» в частном сыске не пахнет. Со времени Шерлока Холмса остался один «кан», «благоухающий» обгаженными подворотнями возле офиса предполагаемого нарушителя супружеского долга, смердящий мусорными баками, в которые были выброшены клочки записок со всякими гадостями – сором, выметенным из избы. И в конце концов, «кан» – это нечто связанное лишь с обыкновенным слежением за объектом и его «примерным» поведением.
Только недавно в агентство впервые обратился серьёзный клиент с поручением выяснить финансовые возможности предполагаемого партнёра, и именно для встречи с ним Лика решила привести себя в порядок – пришла в салон красоты.
Матильда Архиповна начала издалека, похвасталась, новым колечком, купленным по случаю у пра-пра-правнучки княгини Волконской. А потом без малейшего перехода к новой теме тотчас поведала, что сын Алёша встретил на улице бывшего сослуживца, настоящего профессионала-разведчика.
– Ну, вы понимаете, голубушка! – соседка многозначительно закатила глаза и сообщила, что муж нанял этого специалиста для неё в качестве водителя-охранника. – А как машину водит! Мастер! Шагу ступить одной не даёт! Охраняет! – вовсю набивала цену Антипова, когда её усердно мяли в четыре руки в массажном салоне.
Она восхищалась смелостью Лики, которая в такое неспокойное время везде ездит одна. Сидя рядом под специальным феном, Матильда Архиповна заметила, что нынче не только опасно, но и неприлично без «секюрити». Лика улыбнулась – уж очень смешно, как бы в нос, произносила соседка это иностранное слово.
Под конец, мельтеша перед собой руками, чтобы быстрее просушить наманикюренные ногти, сахарозаводчица призналась, что новый телохранитель её ужасно раздражает:
Всю ночь Лику мучила бессонница. Однако она, как можно было подумать, не витала в облаках, не строила планов, да и вообще, не готовилась к разговору. Сразу после первой брачной ночи она уверила себя, что предала свою любовь, и теперь не имеет права даже думать о Серёже.
По прошествии времени, уже умудрённая опытом, составила целую теорию, разъяснив себе, что он никогда не замечал, не любил её, и для уважающей себя женщины просто стыдно страдать по человеку, которому она не нужна. Лика часто напоминала себе, что уже забыла Сергея, что не должна, не хочет думать о нём, и даже почти уговорила себя отказаться от мечты обменяться с ним брачными кольцами в ЗАГСе. Только она не осознавала главного – выстраивая стену из обид и запретов, подсознательно создавала себе кумира, как девочка, грезящая об артисте, но при этом понимающая несбыточность надежды, и от того ещё более страстно желающая с ним встречи. И сейчас, когда он так неожиданно появился на её пути, Лика не могла решить, что делать со свалившейся на неё проблемой. Пройти мимо? Но ведь он односельчанин, сосед, брат подружки, да к тому же находился в затруднительном положении, остался без работы.
Принять его своим сотрудником? Но тогда как могут сложиться их отношения? Он не узнал её! И хорошо, что не узнал: она тоже уже ничего не помнит, совсем забыла о том, что было, а впрочем, ничего ведь и не было…
В голове крутились какие-то обрывки воспоминаний, разорванные клочки мыслей. Какой же он красивый! Лариска говорила, что он женат… У него, наверное, уже дети… Хотя Лике-то какое дело… она ведь его на работу берёт… А может, лучше отказать? Зачем ей водитель, если сама пять лет машину водит? И охранник не нужен: кто её тронет?..
И снова, снова, как тогда, в юности, Лика восторженно восхищалась красотой этого мужчины. Она так и не решила, принимает или нет Сергея на работу, а если всё-таки принимает, то не могла объяснить причину своего согласия. Если же отказывает, то тоже терялась в догадках, почему не может сделать шаг.
На следующий день с утра всё валилось из рук, даже плакать захотелось, а потом пришёл Сергей, и её, видимо, на нервной почве таки прорвало. Она говорила, грозилась, предупреждала, требовала дисциплины и аккуратности, выдвигала странные, непомерные требования, а он сидел, уставившись в пол, и иногда неопределённо покачивал головой. Кажется, всё-таки надеясь, что он откажется, Лика сообщила:
– Я живу за городом. Задерживаюсь на работе нечасто, но бывает, что возвращаюсь, когда последний рейсовый автобус в центр уже ушёл…
Он посмотрел на неё долгим взглядом и безразлично ответил:
– Мне всё равно, где комнату снимать. Могу в ваш посёлок переехать, если цены на жильё приемлемые.
Сердце под рёбрами прыгнуло и отскочило, как пружинистый теннисный мячик. Значит, он развёлся! Но она тотчас отдёрнула себя: «Какое мне дело! Всё давно в прошлом! Постыдись! Он же тебя в упор не видит!». И, похоже, так увлеклась самобичеванием, что неожиданно для себя, просто на автопилоте, бесцветным голосом предложила:
– У меня дом двухэтажный. Поэтому поступим так: вы меня и после работы охраняете, а я с вас за проживание плату не беру.
На том и разошлись, а через час прибежал офис-менеджер.
– Где ты его взяла? – как всегда в экстремальных ситуациях, брызжа слюной, вопрошал Павел Терентьевич. – Ты знаешь, что он в тюрьме сидел, два года назад вышел? Правда, характеристики с мест работы прекрасные. Последняя так вообще – филькина грамота: полтора месяца проработал, а дифирамбов накатали на целый лист. Но предыдущая вроде серьёзная, почти два года без ДТП и эксцессов – хозяина рынка возил... Только водителем работал, без обязанностей охранника. Помнишь, в газете писали о перестрелке в конторе рынка? Так вот… хозяин погиб. Характеристику его жена подписала, а ниже… – менеджер насмешливо улыбнулся, – горячая южная душа приписала: «С детьми домой уезжаю. Никуда бы не отпустила. Хороший водитель». Может мне пошуршать по своим каналам? Подозрительно тут как-то всё…
Ныне офис-менеджер, вдохновитель и первый сотрудник агентства «Пеликан», а в своей прежней жизни – работник уголовного розыска, случайно оказался в нужное время и в нужном месте. Молодая, растерявшаяся вдова не могла одиноко сидеть в пустом опостылевшем доме. Лика придумывала для себя какие-то дела и, посетив намеченный магазин или кинотеатр, долго, бесцельно слонялась по улицам, заходила выпить безвкусный кофе в случайно попавшемся кафе, сидела на скамейках в весёлых летних, а потом, спустя время, уже в холодных и мокрых осенних парках. Всё равно где, только бы мимо проходили люди, только бы где-то звучал детский смех, только бы вместо тоскливого существования перед глазами была жизнь…
Однажды рядышком на скамью в парке уселся пожилой человек, и как-то само собой получилось, что она сначала выслушала грустную историю отправленного на пенсию несговорчивого офицера милиции, а потом, как на исповеди, рассказала всё о себе – всё-всё, даже о полученных дивидендах. Правда, о старой, иногда ноющей боли-любви не поведала.
У неё были деньги, у него – знания и опыт розыскной работы. Павел Терентьевич увлёк новую знакомую идеей частного сыскного бюро, и она вспомнила о богатых дамах, жаждущих узнать подробности интимной жизни своих мужей.
Они вместе оформляли документы, искали помещение, оборудовали офис, и, пока работали только вдвоём, опытный опер многому научил знающую теоретически, но ничего не умеющую женщину. Он показал, как проводить опрос, вести слежку и ещё просветил всяким премудростям, необходимым профессиональному сыщику.
Клиентки быстро оценили работу сыскного бюро, хвастаясь или жалуясь на свою т судьбу, разрекламировали агентство «Пеликан» своим подругам и знакомым. Дел оказалось неожиданно много, и Павел Терентьевич постепенно, по одному привёл восемь своих коллег, которые когда-то не сумели притереться к новым условиям, когда не потерпевшего, а преступника защищает закон, именуемый в народе как «волосатая рука высокого начальства».
День выдался особенным, просто «чудесным». Утром, уезжая заправлять машину, Сергей предупредил Павла Терентьевича, а старик забыл, не сказал об этом Лике. Простояв десять минут на улице, она только-то и спросила:
– Сколько можно вас ждать?
Не отвечая, он почти оттолкнул её, проскочил в дверь и Лика, почувствовав неладное, побежала за ним, но не успела. Она не услышала, что он сказал, – она увидела, как страшно, болезненно хватает ртом воздух Павел Терентьевич. Боковым зрением приметила, что всегда спокойный и уравновешенный Рома схватил Сергея за ворот куртки. Затаила дыхание, когда, сжимая кулаки, поднялись из-за столов мужчины. Моментально сложив все действия в голове, она закричала:
– Прекратите! – И достала из аптечки «Нитроглицерин».
Сергей легко отшвырнул замешкавшегося Рому и выскочил из комнаты, а Лика, забыв, что через сорок минут встреча с одним из двух хозяев биржи – Прохановым – двадцать минут приводила в порядок офис-менеджера. Приказав не оставлять Павла Терентьевича одного в конторе и в случае чего сразу вызывать «скорую помощь», она уселась в машину и всю дорогу до биржи раздражённо разъясняла, что обижать, оскорблять людей, с которыми вместе работаешь, недопустимо, что это переходит всякие границы. Сообщила, что хозяин биржи – это не скучающая подозрительная супруга, это совсем другой уровень, что она шла к этому уровню пять лет, а сейчас у неё руки трясутся, и ей будет сложно сосредоточиться на разговоре.
С таким же успехом она могла бы увещевать коробку передач. Пират бы, наверное, и то как-нибудь среагировал, а Сергей – нет. Он сидел за рулём, сосредоточенно глядя на дорогу, равномерно выжимая из «Ниссан» дозволенную скорость. Ни один мускул на его красивом лице не дрогнул в ответ на гневный монолог.
Разговор с Прохановым был очень тяжёлым. Капризный, как избалованный ребёнок, бизнесмен ругал брокеров, порядки на бирже, американцев, работающих на понижение, ворующих из газопровода, весь мир. И, естественно, во всём была виновата она – Лика.
Когда же он, наконец, перешёл к делу и предложил выяснить, насколько лоялен его партнёр по бизнесу, Лика уже устала от его плача Ярославны и не сумела настроиться на разговор. Выходя из кабинета, она подумала, что пропустила несколько важных вопросов, ругая себя за то, что задним умом крепка, а потому поспешила за уходящим клиентом, но своего телохранителя как всегда не заметила. Фотореле раздвинули створки двери, Лика шагнула на улицу, собираясь, всё-таки спросить Проханова о привычках его партнёра, однако, неожиданно пролетев несколько метров, она оказалась за квадратной колонной. Сергей навалился всем телом, прижал её к холодному камню, обвил, обнял крепкими руками, прикрывая собой, а её собеседник, с которым она ещё не успела попрощаться, медленно, как в кино, стал оседать на лестницу. И когда он упал, Лика увидела, что лоб хозяина биржи украсила маленькая красная дырочка размером с копеечную монетку.
Прижавшись к колонне, чтобы спрятаться, отгородиться от суетящихся телохранителей убитого бизнесмена, а также сбежавшихся на происшествие зевак и неизвестно откуда появившегося фотографа-репортёра, она плакала и кричала:
– Поехали!
Но Сергей ехидно прошипел:
– Пинкертон в юбке!
Заставил её вернуться в помещение, дождаться полиции и дать показания. Потом, уже в машине, он просто влил ей в горло коньяк из фляги, со вздохом обнял, и она долго рыдала на его груди, всхлипывая, словно ребёнок, и как старуха причитая.
Лика хотела поехать домой, но он презрительно бросил:
– Женские фокусы! – И повёз её в офис.
Она уже не раз слышала от него незаслуженно обидное: «женские штучки», «женские капризы», «женские фокусы», осуждающее бурчание, короткие фразы, первым в которых было слово «женские».
Сергей всегда произносил это слово в лучшем случае иронически, чаще – с долей ехидства или сарказма. Он ни к кому не обращался, говорил безлично ни о ком, просто бормотал себе под нос. Ей, в общем-то, не к чему было прицепиться, да и подслушивать некрасиво, хотя очень хотелось накричать, отругать. Вот и сейчас от этих двух, чуть слышно сказанных, слов захотелось обидеть, ударить, но она сдержалась и почувствовала себя лучше.
Рассказывая и пересказывая сотрудникам события страшного дня, Лика постепенно успокаивалась, избавляясь от сжимающего сердце ужаса, и, выпив три чашки кофе, настолько приободрилась, что под вечер нашла в себе силы выслушать традиционные доклады детективов.
По дороге домой, она вдруг совсем не кстати вспомнила, как хорошо, тепло и надёжно чувствовала себя одно короткое мгновение там, возле колонны, пока ещё не поняла, что случилось. Краснея, из-под ресниц посмотрела на Сергея, но он был бесстрастно спокоен, впрочем, как всегда, и ей стало так стыдно, будто её уличили в чём-то нехорошем, неправильном…
Робкая попытка поблагодарить превратилась в короткий монолог без ответа, и Лика в который раз обиделась, прекратила бесполезную игру в одни ворота.
Страх уже почти прошёл, но это неформулируемое, непонятное ощущение пустоты, возникшее, когда едва знакомый человек, с которым ты только что проговорила целых полчаса, лежит на асфальте – и вдруг маленькая красная дырочка у него на лбу, как наклеечка у индийской красавицы…
Стараясь не думать об этом, Лика уставилась на дорогу, рассматривая давно знакомые пригородные пейзажи.
Перед поворотом к дому она встрепенулась и приказала:
– Остановитесь!
Выскочив из машины, побежала за высоким мужчиной в кожаном пиджаке.
Отец Алексей появился в небольшой, всегда пустовавшей церквушке, построенной в предшествовавшей посёлку деревне всего два года назад и успел уже стать одной из самых заметных и уважаемых фигур.
Несмотря на деревенское воспитание, Лика не была религиозной, как, впрочем, и её родители, соседи и односельчане. Это было что-то другое. Куличи, пасхи, крашеные яйца, вечеря крёстным – обычные традиции, как флаги и разноцветные шарики на Первое мая, а вот религия… Религия пионерке, комсомолке Кере была ни к чему.
Ирина и Алексей людьми оказались приятными, интеллигентными, слушали заинтересованно, но вопросов не задавали. Что хочешь – расскажи, а что не хочешь – твоя воля. И дети у них хорошие, воспитанные, и в доме уютно. Лика их вниманием не злоупотребляет: они ведь тоже заняты, да и своих дел хватает… Но иногда, когда жизнь достанет, заходит на часок, чтобы вроде ни о чём поговорить, в чужом семейном тепле погреться, а потом уходит, только уже успокоенная.
Вот и сегодня на сердце мятежно, а этот сидит за рулём, прям как истукан, слова не скажет…
Лика догнала отца Алексея возле перекрёстка, в который раз за уходящий день рассказала о происшествии, и он вроде ничего особенно важного не сказал, но приободрил, успокоил.
Усевшись в машину, она, сама не зная зачем, сообщила даже не повернувшему голову Сергею:
– Поселковый священник. Очень хороший человек!
Он неожиданно ответил, ехидно констатировав:
– Священник ваш, что с хвостом, больше на стилягу-программиста похож, чем на адепта религиозного культа. И за локоток даму-благотворительницу совсем по-светски придерживает, нежно денежки вытрясти хочет…
«Ниссан» уже остановился во дворе перед воротами гаража, и Лика развернулась всем корпусом, зло уставившись в иронически прищуренные синие глаза.
– Откуда в вас столько злобы? Вы мужчин презираете, женщин ненавидите, даже священник, которого вы первый раз видите, вам уже чем-то не угодил!
Сергей отвернулся, изучая гуляющую по лобовому стеклу муху, а потом в своей ядовитой манере выдал:
– Я презираю мужчин, не умеющих сосредоточиться и выполнить простое поручение, а особенно ментов, которым на всё, кроме себя, наплевать! Не уважаю бездельников… А ваш поп один раз в неделю бабушкам-старушкам расскажет, что грешить нельзя, и всю неделю баклуши бьёт, не думает о том, что бабки не грешат не потому, что он запретил, а потому, что у них зубы все от старости выпали, им грешить нечем. Ну, и женщины… За что вас любить? В гремучей змее доброты и порядочности больше. Змея, пока ей на хвост не наступишь, не тронет, а вы ради развлечения покусать готовы!
Это бывает очень редко, но сейчас Лика разозлилась по-настоящему: «Самовлюблённый наглец, воображала, зазнайка!» – подстегнула она себя, а вслух очень спокойно сказала:
– Павел Терентьевич специалист высочайшего класса, добрый и умный, но возраст берёт своё. Может быть, вы тоже что-то забывать станете, если доживёте… Если своим ядом раньше не подавитесь! Отец Алексей в свободное от основной работы время церковь сам ремонтирует, а выделенные епархией деньги на ремонт для глухих сирот в детский дом отправляет, с трудными подростками лучше отдела по делам несовершеннолетних работает. Так что баклуши ему бить некогда, разве что вы его на соревнование вызовете! А женщины, – она сделала паузу, и Сергей вдруг повернулся. Ей показалось, будто они целую вечность сверлили друг друга глазами. – Женщины бывают разные: преданные и верные, надёжные и заботливые, умные и умеющие любить. Просто вы, наверное, пару по себе выбираете. Вот вам змеи и попадаются…
Сергей, кажется, растерялся, получив отпор от слабого пола, и Лика быстро покинула поле боя, пока противник не пришёл в себя, не перешёл в наступление. Она выскочила из машины, громко хлопнув дверкой. А позже, сидя с Марийкой на кухне, услышала размеренные шаги, спокойно попирающие ступеньки лестницы на второй этаж. Дальше хлопнула дверь – и воцарилась тишина. Медведь ушёл в свою берлогу… до утра.
***
Сестра уехала с друзьями в горы. Смешно! Никита-альпинист и Марийка-трусиха. Она всегда высоты боялась, а тут вдруг за два месяца скалолазкой стала.
По телевизору однообразные сериалы перемежаются повторяющимися новостями. Пират бездельником стал: раньше дом охранял, а сейчас совсем обленился. Интересно, как он узнал, что другой охранник есть? Ещё солнце не село, а пёс уже ушёл спать в свою будку.
Лика покопалась в саду, замёрзла, вошла в дом. Она увидела, что утренней почтой Сергей получил письмо, весь день был особенно задумчив, хмур, а потом и вовсе, поставив машину в гараж, куда-то ушёл.
Просмотрев новости, она улеглась в постель и уже засыпала, когда в соседней комнате что-то с грохотом упало, покатилось. После этого громко ударили в стену – зазвенело битое стекло. Шум продолжался и продолжался. За стеной рушилось, гремело, билось, и Лика, натянув на ночную рубаху халат, всё же направилась к вдруг ставшему буйному квартиранту. Она постучала и услышала невнятное бормотание. Приняв его за разрешение войти, отворила дверь и остановилась, открыв от удивления рот.
Сергей без рубахи и в одних шортах стоял возле полок, прихлёбывая водку прямо из зажатой в левой руке бутылки. Правой он брал с полки стенного шкафа книги, сувениры, посуду, что под руку попадётся и, размахнувшись, со всей силы, швырял в висящий на противоположной стене портрет красавицы в свадебном наряде. И ведь, несмотря на то, что был сильно пьян, ни разу не промахнулся, знаменуя каждое попадание целым потоком отборнейших непристойностей.
Шокированная происходящим безобразием, Лика закричала:
– Прекратите!
Он, пошатываясь, двинулся к двери и яростно прорычал:
– Пошла вон, сука! – дыхнул ей в лицо ещё не превратившимся в перегар алкоголем, и она, не выдержав оскорбления, наотмашь ударила его по щеке.
Сергей схватил её за плечо, как тогда, у колонны. Вдавливая в стену, другой рукой безжалостно вцепился в волосы, не давая отстраниться. Она успела отвести свободную руку, пытаясь ещё раз ударить, и неожиданно почувствовала, что задыхается, потому что в лёгкие проник уже не кислород, а вкус его губ, запах его тела. Лика хотела закричать, но его язык пробил оборону, раздирая непокорно сведённые губы, овладел её ртом. Она попыталась оттолкнуть, освободиться, но её руки, инстинктивно, бездумно согреваясь о горячую плоть, вцепились в мощные шары предплечий, впились ногтями, пытаясь удержать мужчину.