Брошенная семья. Путь к счастью

Глава 1. Эля

— Дорогой, поздравляю! Ты стал папой! — устало произношу. Я только что родила и еще слишком слаба, руки с трудом удерживают телефон.

— У меня родился сын? — спрашивает муж.

— Не совсем, — отвечаю, переводя дыхание. Мы до последнего не знали пол малыша. — Дочка!

В моей груди столько счастья, что кажется, я способна весь мир им озарить! Я стала мамочкой! У меня есть самая прекрасная на всем свете малышка!

— Девочка? — произносит брезгливо. — Ты должна была родить мне сына! Мне дочь не нужна!

— Но… — начинаю говорить, только мне не позволяют продолжить. Муж взрывается гневной тирадой, врачи мягко просят отключить телефон.

Завершаю вызов, глядя в обеспокоенные глаза неонатологов.

— Что-то случилось? — Тревога разрастается в груди.

Поворачиваю голову в сторону, нахожу взглядом свое сокровище. Выдыхаю. Моя малышка мирно лежит под лампой и спит.

— Вашей дочке нужна срочная операция. — Мир вокруг разбивается на части. Врач продолжает что-то говорить, объясняет, но я толком ничего не слышу. Словно мне в уши воткнули беруши, и происходящее воспринимается словно белый шум. — Мы подготовили документы на перевод, — протягивает мне планшет с прикрепленным листом и ручку. — Пожалуйста, подпишите.

Я не понимаю, что происходит. В голове каша.

Покорно беру ручку, ставлю подпись, мне делают укол, и я проваливаюсь в сон.

Прихожу в себя уже в палате.

— Как вы? Все в порядке? — Надо мной склоняется молоденькая медсестра.

— Где я? Где моя дочь? — испуганно озираюсь по сторонам в поисках моей малышки, но ее нигде нет.

— Сейчас подойдет доктор и все вам объяснит, — успокаивает меня девушка. — Вы в палате, не переживайте. Я скоро подойду, — направляется к выходу. — Позову врача.

Медсестра уходит, оставляя меня одну. В палате, помимо меня, никого нет.

Тоскливо…

Сердце не на месте, мне очень тревожно. Где моя дочка? Я не думала, что после родов нас разлучат.

Белые стены палаты не успокаивают, а начинают только раздражать. Я едва перебарываю в себе острое желание подняться и выйти в коридор.

Но меня предупредили, что нельзя вставать. Нужно лежать на животе до тех пор, пока не придет врач.

Закрываю глаза, жду медиков.

Как же медленно тянется время…

Глава 2. Эля

Меня осматривают, спрашивают о самочувствии, разрешают садиться. Мне даже можно немного попить и поесть.

Тело болит, слабость такая, что ноги до сих пор трясутся. Не понимаю, как после подобного женщины решаются на второго и на третьего? А ведь есть такие, у которых вообще семь детей!

Гинеколог уходит, после него приходят педиатр и неонатолог. Они с сочувствием смотрят на меня, присаживаются на стул, что стоит рядом с кроватью, и принимаются мне объяснять.

Только вот их термины для меня мало что значат. Я знаю одно – моя дочь не со мной.

Пока медики рядом, я держусь. Перед тем как они скроются за дверью, прошу подать мне телефон и набираю номер единственного, кто в состоянии понять мои переживания и мое горе. Мужа.

Он ведь сегодня стал отцом.

— Савва, — шепчу. Не хочу плакать, но слезы сами льются из глаз.

Нашу дочку увезли, я ее даже толком не видела…

Я очень многое хочу сказать мужу, но знаю его ранимую душу и поэтому держу себя в руках. Все, что касается здоровья, он принимает очень близко к сердцу.

Нашей малышке требуется срочная операция и обследование. Врачи подозревают у нее редкий, но опасный для жизни порок развития. Он успешно лечится и в последующем не беспокоит, но лечение нужно начинать немедленно.

Мне объяснили, что иногда так происходит и я не виновата в том, что это случилось. Медицина не стоит на месте, а после одной операции моя малышка будет жить нормальной, полноценной жизнью.

Наш порок поправим, и не будет никаких негативных последствий. Но нужно меры принимать прямо сейчас.

Наговорили мне очень много. Объяснили, успокоили.

Заверили, что моя дочка уже в самолете и ее вот-вот уже привезут к самым лучшим врачам. Попросили успокоиться и спокойно восстанавливаться после родов.

Обещали выписать меня как можно быстрее. Сразу после выписки я смогу полететь и увидеть дочь.

Нам с ней в некотором роде повезло. Один из сильнейших медицинских центров договорился с нашим роддомом в случае появления деток с подобным пороком немедленно отправлять их туда.

— Нашу дочку увезли в областной центр. — Мне приходится задержать дыхание. Рыдания рвутся наружу, их не остановить.

— Не нашу дочку, а твою! — взрывается муж. — Мне дочь не нужна! Ты мне сына обещала!

— Савелий! Ты вообще слышишь меня?! — тут уже взрываюсь я.

Разве можно быть таким истуканом?! Говорю ему, что проблемы с ребенком, а он на меня ругается, что я ему дочь родила!

— У нашей дочери... — начинаю. Но муж перебивает меня.

— Не у нашей! — отрезает жестко. — У твоей! Мне дочь не нужна!

— В смысле? — произношу на выдохе. Я в шоке.

— В прямом! — заявляет. — Либо ты отказываешься от ребенка, и тогда так уж и быть я приму тебя, рожавшую, обратно. Попробуем еще раз с тобой заделать мне пацана.

— Либо? — спрашиваю, не веря своим ушам. Мир в очередной раз решил ударить меня под дых, ком в горле не позволяет дышать.

— Либо ты убираешься из моей жизни и занимаешься сама своим ребенком! — отрезает. — Повторяю еще раз. Для особо тупых. Мне нужен сын! Дочь мне не нужна!

Глава 3. Эля

— Дочка, привет! — В телефонной трубке раздается голос матери. — Савелий звонил, сказал, что ты его подвела.

И она туда же…

— Это я его подвела? — От несправедливости опять слезы наворачиваются на глаза. Разве так можно? Обвинять невесть в чем.

Я и так чувствую себя просто ужасно, так еще моя семья, видимо, окончательно решила меня добить. С такими родственниками врагов не надо! Любого уничтожат, даже повода не обязательно давать.

— Мама, я родила! — произношу с надрывом.

— Больного ребенка! — перебивает и продолжает брезгливо: — Это все из-за того, что ты в городе всю беременность жила! Я ж тебе говорила, переезжай в деревню! Вон какой дом Савелий отгрохал! Жила б там себе да жила и в ус не дула! А теперь пиши отказную от ребенка и никому больше не смей говорить, что девочка жива!

— Мама! — ахаю. Сажусь на кровать.

Тут же вскрикиваю от боли и ложусь на бок. Мне еще две недели нельзя будет сидеть. Во время родов сильно «порвалась».

— Я тебе сказала, что сделать! — продолжает гнуть свою линию мать. — Отказывайся от ребенка, возвращайся к Савелию. Будешь покорной женой, получится родить пацана.

— Но у нас уже есть дочь, — шепчу. Жгучие соленые слезы безостановочным потоком льются из глаз.

— Доченька моя, — говорит таким тоном, словно все на свете уже повидала, — послушай меня, я прожила гораздо больше твоего. Не трать свое время на больного ребенка. Ты умная, красивая девушка. Здоровая! И твои дети такими же должны быть! От нормального мужчины. Ты меня поняла?

Слушаю маму и понимаю, что вокруг меня сплошные моральные уроды. Эгоисты до мозга костей.

Разве можно быть настолько жестокими? Думают только о себе?

Когда там малышка моя… Она ни в чем не виновата… Ей страшно и плохо без меня.

— Я тебя поняла, — отвечаю на автомате. — Предельно ясно.

— Вот и умница, — продолжает уже совершенно иным тоном. Более нежным и сочувствующим. Если она вообще способна на проявление подобных эмоций. — Восстанавливайся и возвращайся к мужу. Мириться. У него доброе сердце, глядишь, и примет тебя назад.

— В смысле «примет назад»? — хмурюсь. Я едва сдерживаюсь, чтобы не высказать все, что думаю по этому поводу. — Сава — мой муж! У нас с ним родился ребенок! Мама, что за бред ты несешь?!

— Это не бред! — отрезает жестко. — Савелий — прекрасный мужчина, не то что тот твой хирург, — выплевывает с презрением.

От упоминания Миши сердце пронзает острая боль. Майоров был моей первой и самой большой любовью, я ночами грезила о нем. Только вот он меня предал. И поэтому мы разошлись.

Тогда-то и попался на моем жизненном пути Савелий. Точнее, он сын маминой подруги, и они как бы случайно несколько раз нас сводили вместе.

Сава казался интересным и необычным мужчиной, начал проявлять ко мне знаки внимания, а я в попытках забыть Мишу им поддалась.

— Прекрати, — прошу мать. — И без тебя тошно.

— Тошно ей! — фыркает. — Нашлась мне тут принцесса! Раньше в поле рожали и шли дальше косить! А ты лежишь в отдельной палате под присмотром лучших врачей и еще смеешь говорить, что тебе тошно!

— Да плевать мне на палату и на врачей ваших! — взрываюсь. Выносить и выслушивать дальше подобную чушь не собираюсь.

Я хотела поехать рожать в обычный роддом. Он находится неподалеку от нашего дома, там меня всю беременность наблюдали, делали скрининги и брали анализы. Там мой врач.

Но мама и Сава настояли на другом месте. Отвезли меня в новый медицинский центр и убедили рожать там. Я согласилась.

И вот сейчас лежу одна в шикарной палате и не знаю, куда себя деть. Мне плохо.

Где-то там далеко лежит моя доченька. Моя кровинушка. Мое сердечко.

Она одна! Сердце разрывается при мысли об этом. Руки сводит от острого желания прикоснуться к своей малышке, убаюкать ее, покачать, прижать к груди и поцеловать.

Понюхать сладкую макушку, посчитать пальчики, поцеловать каждый ноготок!

А они…

Что Сава, что мама… Еще и меня обвиняют… Каждый в своем.

— Я уже всем сказала, что ты мертвого мальчика родила. Обвинила врачей в халатности и недосмотре. Набрали молодняк всякий, деньги с людей сдирают в три шкуры, а ничего делать не хотят. — Мама говорит без остановки. — Тебе остается только подтвердить правдивость моих слов и все!

Чем больше слушаю ее, тем противнее становится. Хочется завершить вызов и больше никогда его не принимать.

— Мама… — Догадка мелькает в голове. Если я окажусь права, то…

Меня накрывает ужас. Разве можно так поступить? Ведь это ужасно!

— Помнишь, ты беременная ходила, когда я во второй класс пошла? — От волнения меня начинает трясти. — Ты потом сказала, что мой брат умер во время родов. — Голос дрожит. — Скажи, там что-то во время родов случилось? Или, — делаю глубокий вдох, — ты родила больного ребенка и отказалась от него, а всем остальным сказала, что твой ребенок умер?

— Эля! Не неси чушь! — начинает говорить на повышенных тонах. — Тебе сейчас думать о себе нужно, а не о каком-то ребенке!

Глава 4. Эля

«Моя любимая доченька! Поздравляю тебя с рождением малышки! Здоровья и счастья вам!

Папа».

Читаю записку и даже не смахиваю слезы. Они капают из глаз, попадают на бумагу, написанные от руки буквы расплываются.

Папа…

В голове словно щелкает что-то. Сердце начинает стучать быстро, я хватаю записку и выскакиваю в коридор. Смотрю по сторонам, но медсестры на месте нет. На посту пусто.

Возвращаюсь в палату, достаю из-под подушки телефон и дрожащими от волнения пальцами принимаюсь снимать блокировку.

Промахиваюсь мимо точек, графический ключ даже с пятой попытки ввести не получается.

А-а-а! Блин! Ну что же делать?!

Словно почувствовав мое отчаяние и мысли, телефон оживает и начинает звонить.

— Папа! Привет! — тут же принимаю вызов. В ушах от волнения шумит.

— Здравствуй, доченька. — В динамике раздается голос отца. — Как ты?

— Не очень, — признаюсь. Скрывать правду не собираюсь. Мне плохо, у меня горе. И все вокруг только и делают, что наезжают.

— Тяжелые роды? — спрашивает с сочувствием.

— И это тоже, — тяжко вздыхаю. — У меня дочка не совсем здоровая родилась, — признаюсь.

Скрывать и прятать Анечку не собираюсь. Она мое сокровище, и мы будем жить с ней вместе!

— Насколько все плохо? — тут же оживляется папа. — Ты ей нужна! Ты только не вздумай ее бросать! — говорит в сердцах.

Слушаю его, а меня душат слезы. Я не могу ничего сказать.

— Элечка, не слушай свою мать, подруг и мужа, — продолжает папа. — Они не друзья тебе, раз заставляют бросить дочь! Ты нужна своей малышке. Очень сильно! Даже не вздумай соглашаться на требование матери! Я знаю, она уже по тебе прошлась.

— Пап, — шепчу. Громче говорить не выходит. — Ты далеко? Сможешь ко мне приехать?

У меня роды по контракту. Я лежу в отдельной палате. Мне разрешены посещения.

Почему бы не воспользоваться всем, за что заплатил мой муж?

— Буду у тебя через двадцать минут, — отзывается папа. — Жди!

— Угу, — киваю. Сама говорить не могу, кусаю губы.

Рыдания душат, и мне не справиться с ними. Они оказываются сильнее.

Встаю напротив окна, дышу медленно и глубоко, пытаюсь себя успокоить. Молоко вот-вот должно прийти, нельзя волноваться, иначе пропадет.

Моей девочке нужна сильная и уверенная в себе мама. Я стану такой! Ради нее! Вновь думаю о своей малышке, своей кровинушке. Как там она? Что с ней?

Врачи обещали дать номер телефона и сказать, когда можно позвонить в клинику, куда Анечку увезли.

Скорее бы…

Сил ждать практически не осталось.

— К вам посетитель. — В палату заглядывает медсестра и выдергивает меня из печальных мыслей. — Вы ждете кого-то?

— Да, — спохватываюсь. — Ко мне должен приехать отец.

— Сейчас провожу, — соглашается. — Сильно с ним не засиживайтесь, — предупреждает. — Скоро будет вечерний обход.

— Не беспокойтесь! — спешу успокоить медсестру. — Он уйдет, как только потребуется.

— Хорошо, — кивает. — Готовьтесь. Я его сейчас к вам приведу.

Не проходит и трех минут, как дверь в палату опять открывается, и я вижу на пороге человека, с которым мы не встречались уже несколько лет. Мама категорически против моего общения с отцом. Если она узнает, что мы нашли друг друга и общаемся, то с потрохами сожрет.

— Здравствуй, дочка. — Папа раскрывает свои широкие объятия. Не глядя ступаю вперед, прижимаюсь к крепкой мужской груди и закрываю глаза. Слезы бегут. — Ш-ш-ш. — Папа гладит меня по голове, успокаивая. — Все будет в порядке. Ты не одна! Мы со всем справимся.

Глава 5. Миша

— Саныч, проснись! — раздается в динамике голос дежурного реаниматолога. — Возвращайся в отделение!

— Ты издеваешься? — сажусь на кровать, с трудом продирая глаза. Смотрю на стоящий на прикроватной тумбочке будильник. — Десять утра! Я только с дежурства вернулся.

Сегодня была очень тяжелая ночь. Собственно, как всегда, когда я на дежурстве. Словно вселенная знает, что самые сложные случаи нужно везти именно ко мне.

Три экстренных операции, пять новорожденных в реанимации. За каждым нужно проследить, проверить показатели, назначить анализы.

Просто трындец!

Еле до дома дополз. Зашел в квартиру, покормил кота, и в чем был, так и завалился на кровать. Тут же отключился.

— К нам везут новорожденного, — продолжает Петрович. Он знает, что я все равно слушаю. — Атрезия ануса и прямой кишки без свища, атрезия пищевода, подозрение на пузырно-мочеточниковый рефлюкс, — сыплет диагнозами. — С момента рождения прошло тридцать часов.

— Сколько?! — не верю своим ушам. Глаза раскрываются сами, остатки сна моментально улетучиваются.

— Тридцать, — повторяет. Петрович так же, как и я, прекрасно понимает, что у малыша осталось на жизнь восемнадцать часов.

Твою мать! Неонатологии совсем охренели?! Как такое произошло?

— Его с северного полюса, что ли, везли? — спрашиваю едко. Раздражение и злость зарождаются в груди.

Куда смотрят врачи? Блин! Ну почему до сих пор подобные диагнозы не научились распознавать во время беременности?!

Хоть волосы на голове рви!

У этого малыша практически не осталось времени. Потом его будет уже не спасти. Интоксикация, перитонит, да все что угодно!

Откладывать ни на секунду нельзя!

— Практически, — хмыкает. — Из Заполярья.

— Охренеть, — единственное, что вырывается у меня.

Вот же «повезло» так «повезло» кому-то… Хотя… С учетом погодных условий малыша вообще могли не успеть к нам доставить.

— Ты приедешь или мне Рузанову вызывать? — Петрович не отступает, сразу бьет по больному. Знает, что я никому из отделения не позволю своего пациента забрать.

Это мой профиль. Мои дети! И только я буду их оперировать!

— Ага! Чтобы потом я опять за ней все исправлял? — ухмыляюсь со злостью. — Спасибо, не нужно. Я еду. Оперировать буду сам!

Рузанова своими неумелыми действиями уже покалечила несколько малышей. Не знаю, как до сих пор ее не уволили по статье, но своих пациентов ей на стол ни в коем случае не дам.

Ей не в детскую хирургию нужно, а на рынок мясом торговать! Там толку больше будет.

Ни желания учиться и развиваться, ни скрупулезности, ни повышенной внимательности. Ничего этого нет! Только гонор и психи. Что совершенно противопоказано хирургу.

— Скоро буду, — устало потираю переносицу. Голова трещит. Мне бы поспать.

Покой нам только снится! Усмехаюсь. Никакой личной жизни, как сказал бы мой брат.

В моем случае подобная работа — самое настоящее спасение. Личная жизнь мне не нужна.

Была уже… Чуть всего потом не лишился.

Спасибо, что сам остался цел!

— Ты с какой бригадой работать будешь? — Петрович выдергивает меня из невеселых мыслей. Трясу головой, выкидывая прошлое. — Дежурной или своей? — уточняет.

Он в курсе, что детки с атрезией не так просты, как могут показаться на первый взгляд. Прежде чем брать их на стол, нужно сделать массу обследований. Проверить прочие пороки развития, пройтись по списку. Дел невпроворот!

— Без обид, но ты знаешь мои принципы, — говорю своему другу. Петрович — отличный специалист, он довольно давно работает в центре и всякого на своем веку повидал. — Я работаю исключительно со своими.

— Ну тогда сам этот вопрос решай, — тут же отзывается. — Я к Альбертовне не пойду.

— Не переживай, все решим! — обещаю. А сам тем временем думаю, как бы по дороге в больницу не отключиться. — Через сколько ребенок будет в отделении? — уточняю. Мне нужно по минутам все рассчитать.

— Думаю, у тебя времени чуть меньше часа, — задумчиво произносит друг.

Смотрю на часы, засекаю время. Успеть бы все подготовить до приезда малыша.

— Петрович, сможешь забить для меня рентген, УЗИ, ЭКГ? — перечисляю необходимые обследования.

— Да, не переживай! — спешит меня успокоить. — Все сделаю в лучшем виде. Не впервой!

— О да, — ухмыляюсь.

Кто-кто, а Санек за свою жизнь успел пройти огонь, воду и медные трубы. Каких деток он только не видел, каких только не вытаскивал с того света… Спасал даже тех, на ком другие уже крест поставили.

Именно на этом мы с ним изначально сошлись. Ни Саня, ни я руки не опускаем. До последнего боремся за маленьких пациентов!

— Анестезиологом на операцию пойдешь? — спрашиваю. Мне комфортно, когда он со мной в одной бригаде.

Хоть в нашем конкретном случае риски для жизни ребенка минимальны, но лучше все заранее предусмотреть.

Глава 6. Миша

— Справились, — снимаю с себя халат и выхожу из операционной. Петрович остается на месте, он до самого окончания операции будет контролировать ее ход.

Мне уже можно спокойно спускаться в отделение и приступать к заполнению протокола. Писанины так много, что просто жуть!

Во время операции было непросто…

Благо, успели вовремя и спасли малыша!

— С мальчиком теперь все будет в порядке, — немного выдыхаю. На моем счету еще одна спасенная детская жизнь. — Сейчас дошьют, и можно перевозить в реанимацию, — говорю ожидающей медсестре. Она кивает, я дальше иду.

Времени нет. У меня еще амбулаторный прием в клинике, до него нужно закончить с документами и хоть немного передохнуть.

К сожалению, далеко не всегда детки с такими непростыми диагнозами изначально попадают в руки к грамотным специалистам. Зачастую ими занимаются хирурги, после вмешательства которых приходится реально деток спасать.

Амбулаторный прием позволяет мне принимать пациентов отовсюду. Им ни в коем случае нельзя пренебрегать.

— У вас золотые руки, Михаил Александрович! — говорит женщина в возрасте. Она работает в администрации клиники, я год назад спас ее внука.

— Да бросьте, — отмахиваюсь. — Просто это мое любимое дело, вот и все.

Не дожидаясь последующей похвалы, ускоряю шаг, захожу в лифтовой холл и ныряю в кабину. За моей спиной смыкаются металлические двери, и лифт приходит в движение.

Не люблю выслушивать пустые слова. Как правило, после подобных я потом долго болею.

Я просто неплохой врач. Не лучший и не худший. Просто тот, кто специализируется в одном профиле, и только.

Мне повезло пройти обучение у лучших из лучших врачей в области хирургии. Страшно представить, сколько денег пришлось заплатить моему брату, чтобы организовать подобную стажировку.

Но Макс это сделал. Он отправил меня заграницу, обеспечил проживание и обучение. Благодаря ему я достиг всего, что имею сейчас.

У учителей работа спасать от безграмотности, у повара — от голода, а у меня… просто спасать. Хвали, не хвали, а я всего лишь делаю свою работу.

Я этим горю.

— Миха, ты опять в своем репертуаре! В свой выходной опять на посту, — ухмыляется мой старый знакомый. Мы учились на одном курсе, а теперь работаем в одном центре.

Мир тесен! А мир хороших специалистов и грамотных врачей так вообще!

— Вот дома тебе не сидится! — продолжает, качая головой.

— Ну кто ж еще, коль не я, — ухмыляюсь в ответ. — Или тебе без моих пациентов работы мало?

— Ой, не, — выставляет руки вперед. — Уж лучше давай будут твои! — произносит с улыбкой. — С ними проблем практически никогда нет.

— Сплюнь! — качаю головой. — А то наговоришь!

— Могу. Умею. Практикую, — смеется. — Справимся! Не боись!

— Да мне-то что? — пожимаю плечами. — Я свое дело сделал, все что мог поправил. Малыш крепкий. Теперь все будет зависеть уже от него самого.

— Пищевода хватило? — переходит от пустых слов к делу. Он сегодня ответственный в реанимации, будет за маленьким путешественником наблюдать.

— Нет, — поджимаю губы. — Немного не дотянул.

Очень обидно, когда так выходит. Мальчишке не хватило совсем немного, можно было бы попробовать и обойтись без гастростомы, но рисковать и натягивать пищевод я не стал.

Малыш еще будет расти, пищевод тоже. Родителям придется приспособиться под некоторые особенности в плане ухода, но я сделал все в интересах самого малыша.

— Понял тебя, — кивает. — Значит, две стомы.

— Это временно, сам знаешь, — говорю, думая, как связаться с родными мальчика. — Маму обучим, придет время — стомы закроем. Попец сделаем, — озвучиваю свой благоприятный прогноз.

Все поправимо. Все лечится! Для это только требуется время и родительская любовь.

— Надеюсь, они останутся у нас, — озвучиваю вслух свои тревоги. Такому ребеночку вряд ли так грамотно помогут где-то еще.

— Мих, нужно быть полным дураком, чтобы сбегать от такого врача, как ты! — произносит со знанием дела.

— Сам знаешь, такие родители есть, — говорю в ответ. — Далеко не каждый решится так далеко летать, наблюдаться в тысячах километров от дома. Сам понимаешь, это не так просто, как может показаться на первый взгляд.

— Здесь я согласен, — задумывается над моими словами. — Но ты уж постарайся родителям мальчика все объяснить.

Самое сложное. Рассказать родителям и объяснить им, что ничего критичного не произошло, что все поправимо. Но нужно будет всем нам для этого немного потерпеть.

— Саныч! Ты опять в отделении? — раздается за спиной, как только я на своем этаже выхожу из лифта. — Не надоело? — Ко мне подходит дежурный хирург. Ему немного за тридцать, он невысокого роста. И очень дотошный человек.

— Как видишь, не надоело, — аккуратно отхожу от темы. — Жить без своего отделения не могу! — перевожу в шутку, иду чуть быстрее.

Глава 7. Эля

— Скажите, как мне связаться с лечащим врачом моего ребенка? — спрашиваю у педиатра. Я уже оббегала половину больницы, никто никаких сведений мне не дает.

— Вашего ребенка? — удивляется врач. Осматривает меня с головы до ног, хмурится. — У нас здесь нет новорожденных, — показывает за свою спину.

Я называю фамилию, объясняю ситуацию. По мере моего рассказа врач начинает все понимать.

— Мне сказали, что вы отказываетесь от ребенка, — говорит совершенно спокойно, а меня в холод бросает от этих слов. — Передумали? — слегка удивляется.

— Нет! — вспыхиваю. Затем понимаю, что я как бы ответила на последний вопрос, и спешу себя поправить. А то ведь подумают невесть что! — Я не отказывалась от ребенка! Это моя дочь! Дайте мне номер ее лечащего врача! Прошу вас!

— Но мне сказали… — упрямится педиатр.

— Мне плевать, кто, что и где сказал! — Еще немного и я начну кричать. Держать себя в руках становится труднее с каждой секундой. — Отказа от моей дочки нет и не будет! — Я горю.

Кто такое придумал вообще? Чтобы отказаться от собственного ребенка.

Я мать! Анечка — моя дочь! Вылечу, поставлю на ноги, и все будет прекрасно!

— Готовьте все документы, я выпишусь и поеду к ней в больницу! — Я полна решимости. Буду бороться за свое сокровище до конца. — Отказа от ребенка не будет! Так вам понятнее?!

— Видимо, я что-то не так поняла, — под моим напором идет на попятную. — Вы в палате подождите, я вам все принесу. Одну минутку, — хочет скрыться за дверями отделения.

— Сразу давайте! — стою на своем. Уходить и ждать в палате я не намерена.

Уверена, стоит только отойти, как про меня тут же забудут.

Конечно, новому прогрессивному центру не нужны ни больные рожденные дети, ни их родители. Им нужно, чтобы все было гладко и красиво. Как на картинке, что в холле висит.

Но у меня так не получилось. Что ж с этим поделать? Не люди мы, что ли?

Анечка не виновата, что такой родилась. Она маленькая девочка, которая особенно остро нуждается в своей маме.

И эти твари хотят мою малышку у меня отобрать?!

Ни за что! Я не позволю!

— Торопиться мне некуда, я здесь подожду! — говорю, скрещивая на груди руки. Гордо вздергиваю подбородок, не моргая смотрю вперед.

Педиатр что-то недовольно бурчит под нос и уходит в отделение. К сожалению, мне туда нельзя. Иначе бы шла по пятам и капала на мозг до тех пор, пока бы она не дала номер, по которому могу связаться с врачами.

Потому что я не намерена отступать! Мой муж и мама могут сколь угодно долго мне угрожать и требовать отказа от ребенка, они его не получат.

Анечка — моя дочь!

Вдруг на весь коридор раздается мелодия. Спохватываюсь, скорее достаю из кармана халата телефон.

На экране незнакомый номер.

— Слушаю, — поднимаю трубку и тут же начинаю жалеть об этом. Мысли сейчас совсем о другом.

Нужно смотреть за врачом, чтобы она не ушла из отделения ненароком, а не по телефону непонятно с кем разговаривать.

Но уже поздно. Трубку я подняла.

— Элеонора Смирнова? — В динамике раздается приятный мужской голос. Он кажется мне смутно знакомым, но из-за шума на заднем фоне разобрать, кто это может быть, довольно тяжело.

Отхожу в сторону. Встаю так, чтобы не торчать посреди коридора. Но из поля видимости ни на секунду не упускаю заветную дверь.

— Она самая, — говорю тихо. Слышимость в коридоре просто колоссальная. Уверена, даже в самой дальней палате прекрасно слышно, что я сейчас говорю.

Обычно я подобные звонки не раздумывая сбрасываю, но здесь почему-то решила ответить.

— Вас беспокоит лечащий врач вашей дочери, — представляется мужчина.

При этих словах сердце подскакивает к горлу, перехватывая дыхание, и тут же стремглав падает вниз. Встает на место и начинает гулко биться в груди.

— Лечащий врач? — переспрашиваю. Ушам не верю… Слезы счастья наворачиваются на глаза.

У меня есть связь с моей малышкой! Есть тоненькая ниточка! Есть надежда!

Я теперь не одна!

— Как она? — забыв обо всем, возвращаюсь в палату. Иду так быстро, словно не рожала меньше суток назад. — Как моя дочка? Вы уже сделали операцию? Как она ее перенесла? — засыпаю хирурга вопросами. Голова кругом от переизбытка эмоций.

Тут же забываю про педиатра и ее глупые слова об отказе. Все мои мысли сейчас лишь об одном. У меня есть возможность узнать все о моей доченьке. И я должна воспользоваться предоставленным шансом на все сто!

— Мне сказали, что вы собираетесь отказаться от ребенка, — начинает врач.

— Нет! — ахаю. Я в шоке! Почему и он думает так? — Что вы?! Это моя девочка! Я ни за что от нее не откажусь!

— Вот и славно. — Из голоса врача исчезает напряжение. — Тогда выписывайтесь и приезжайте, — говорит заветные слова. — Она ждет вас.

Глава 8. Эля

Завершаю разговор, но так и остаюсь стоять у окна к прижатым к груди телефоном. Впервые за время после родов улыбаюсь.

После разговора с врачом Анечки мне становится действительно хорошо. Я понимаю, что моя доченька сейчас не одна, она под постоянным контролем врачей, и от этого значительно легче.

Сегодня ночью я, наверное, смогу спокойно поспать.

Раз за разом воспроизвожу в памяти то короткое мгновение, когда мы были вместе. До сих пор помню, как она закричала, когда родилась.

Думаю, мало кто потом вспомнит звук первого крика своего ребенка. Уверена, что я его не смогу забыть. Никогда!

Эти воспоминания придают сил и помогают не растерять решимость. Осталось совсем немного, и я смогу прижать к груди свою девочку. Обнять ее! Поцеловать. Вдохнуть сладкий запах макушки маленького родного человечка.

Нужно немного потерпеть. Все обязательно будет у нас хорошо!

Сотовый снова пиликает, с незнакомого номера приходит сообщение. Снимаю блокировку с экрана, и слезы радости появляются на глазах.

Одно за другим ко мне начинают сыпаться фото моей малышки. Смотрю и не могу наглядеться, как она спит.

Маленькая моя… Скоро мамочка будет рядом! Ты только немного подожди!

Снова перелистываю фото. И снова. Рассматриваю дочку, запоминаю каждую деталь. А затем закрываю глаза и пытаюсь представить, что нахожусь с ней рядом.

Мое сердце все это время ни на секунду не покидает Анечку. Я с малышкой всей душой. Она не одна!

День летит за днем, я отсчитываю минуты до каждого разговора с лечащим врачом моей девочки. Каждый раз, когда, попрощавшись, кладу трубку, вспоминаю, что так и не узнала имени мужчины, с кем говорю.

Маме больше не звоню, Савелию тоже. Они будут настаивать на том, чего я сделать не смогу ни при каких обстоятельствах, а ругаться и спорить сейчас я не в состоянии. Ну их всех в баню! Мне нужно к Анечке как можно быстрее попасть!

Процедуры, осмотры, расцеживание груди. Я должна сделать все, чтобы сохранить молоко.

Удивительно, но даже с учетом переживаний оно пришло! Я была уверена, что придется кормить дочку смесью.

О долгожданном дне выписки никому кроме папы не сообщала. Правда, мой отец уже по долгу службы находился далеко. Он как может поддерживает меня по телефону.

Выхожу из клиники не с парадного входа, а через тот, куда заходила. У меня нет сил смотреть на счастливые лица людей при выписке.

Я хочу к своей малышке. Скорее бы!

Но сначала нужно добраться до дома. Немного передохнуть и снова броситься в бой.

Ожидающее перед роддомом такси довозит меня до нужного адреса без пробок и даже маломальских заторов. Выхожу из машины, расплачиваюсь с водителем, забираю свои вещи.

Благо, сумок не много, всего лишь одна, с которой я уехала из дома на роды. Послеродовые сумки мне Савелий так и не привез.

Захожу в подъезд, нажимаю на кнопку лифта. Поднимаюсь на нужный этаж.

Вставляю ключ в дверной замок, но он не поворачивается. Странно… Прислушиваюсь. В квартире играет музыка, раздаются голоса.

Неужели Савелий узнал, что меня сегодня выписывают, и решил устроить сюрприз? Он осознал, какую чудовищную ошибку едва не совершил, заставляя меня отказаться от дочки?

Надежда робко бьется в сердце. Так хочется верить, что семья поддерживает меня.

Папа и бабушка Анечке тоже очень нужны. Она будет очень им рада, я в этом уверена!

Ставлю на пол сумку, с бешено колотящимся в груди сердцем нажимаю на дверной звонок.

Я уже предвкушаю, как откроется дверь и на пороге меня встретит муж с огромным букетом цветов, как извинится за свои слова, как скажет, что любит меня и малышку. Понимаю, что прощу его за все, что пережила.

Ведь мы семья. Впереди у нас будет очень трудный период. Ставить на ноги ребенка непросто, а если он еще не совсем здоров, так подавно.

Но раз мы вместе, то все сможем преодолеть! Справимся! Я в этом не сомневаюсь!

Дверь открывается, но вместо букета любимых белых и розовых пионов меня встречает рассерженный муж.

— Эля? — удивляется Савелий. — Какого хрена ты здесь делаешь? — не скупится на выражения. — Тебя должны выписать только через несколько дней!

— Представляешь, а выписали сегодня, — отвечаю с сарказмом. — Может быть, ты меня пустишь в квартиру? Я очень устала и хочу в душ.

А еще мне срочно нужно сцедиться, попить горячего чая и хоть чуточку отдохнуть. Но об этом решаю пока промолчать, не стоит своими проблемами грузить мужчину.

— Вот твои вещи. — Муж выставляет чемодан на лестничную клетку. — Убирайся! У меня теперь другая! Ты мне не нужна!

— Что? — Я не понимаю. Моргаю слишком часто, хмурюсь. У Савелия жар? Что за бред он несет? — Куда я пойду? Я же только что родила! — вспыхиваю. — У тебя есть дочь! Ты забыл? Или заотмечался так сильно? — все еще надеюсь, что это какая-то странная шутка.

— Ты родила бракованного ребенка. — Он заявляет категорично, не пряча нотки презрения в голосе. Они режут по сердцу больнее тупого ножа. — Такой мне не нужен! Убирайся вон! — выкидывает руку вперед, показывая прочь. Я едва успеваю увернуться от столкновения.

Глава 9. Эля

Вылетаю из подъезда, перед глазами пелена. Куда идти? Что делать? В голове каша.

Мой мир рухнул в одночасье. Уже который раз подряд за эти несколько дней я не чувствую почву под ногами.

Гадко. Страшно. Впереди полнейшая неизвестность, и… я шагну в нее.

Савелий, как ты мог так низко пасть? Ведь знаешь, что Вера чуть ли не с каждым встречным… Фу! Аж думать об этом противно.

Подруга детства, блин! Выросли в одном дворе, всю жизнь бок о бок, и такое…

Но, наверное, я рада, что правда вскрылась сейчас. Когда я особенно уязвима.

Моя семья, мама и муж, отошли на второй план. На первом находится дочка и ее здоровье.

Тащу за собой чемодан, волоку сумку, глотаю слезы. Вокруг сплошные предатели!

Падаю на скамейку, принимаю полулежачее положение. Мне сидеть еще долго нельзя, швы должны зажить. Я не собираюсь еще раз ложиться в больницу. Некогда будет! Здоровье дочки важнее всего на свете!

Напрягаться тоже нельзя, но тут уже ничего не поделать. Остаться совсем без вещей та еще перспектива… увы.

Пытаюсь взять себя в руки, но выходит не очень. От обреченности и безнадежности опускаются руки.

Позволяю себе лишь на минутку расслабиться и упасть в уныние. Затем собираю силу воли в кулак, сжимаю зубы и начинаю собирать себя по крупицам.

Доченька моя… я со всеми трудностями справлюсь! Ты меня жди, я скоро приеду к тебе!

На счету осталось не так много денег, их хватит на перелет и на первое время… А что делать дальше, понятия не имею.

Одно знаю точно: назад не вернусь!

В кармане куртки пиликает телефон. Игнорировать сообщение не в моих силах, вдруг новости от врача.

Достаю сотовый, смотрю на экран и теряю дар речи. Там другое. Совсем.

Смотрю на перевод довольно внушительной суммы на свой счет и обалдеваю. Следом телефон начинает звонить.

— Алла, привет, — здороваюсь со своей коллегой. Она заняла мою должность после того, как я вышла в декрет.

— Поздравляем с рождением дочки! — В динамике раздается громкий крик коллег. — Ура! Ура! Ура-а-а! — голосят что есть мочи.

Улыбаюсь сквозь слезы. Благодарность льется через край.

— Ребята, — произношу, с трудом сдерживая эмоции. Не хочу, чтобы они знали, как мне сейчас плохо. — Спасибо вам огромное! — говорю от чистого сердца.

— Мы долго думали и решили, что лучший подарок — это деньги. — Алла выключает громкую связь и подносит к уху телефон. — Ты сама лучше поймешь, что нужно ребенку. Как назвали?

— Анечка, — улыбаюсь.

— Прекрасное имя! — поддерживает меня. — Тоже хочу так свою дочку назвать.

Мы еще некоторое время говорим о мелочах, я постепенно возвращаюсь к жизни.

Как мало нужно, чтобы вытащить человека из обреченности и темноты. Оказывается, всего лишь сущий пустяк. Своевременная поддержка.

После разговора с Аллой и коллегами мне становится гораздо лучше.

Поднимаюсь со скамейки, беру ручку чемодана и только хочу пойти в сторону остановки, как из подъезда выходит моя соседка с третьего этажа.

— Элечка, здравствуй! Как ты? Все в порядке? — интересуется с милой улыбкой.

— Все хорошо, — отвечаю на автомате.

— Смотрю, родила, — кивает на мой почти плоский живот. Удивительно быстро мой организм приходит в норму.

— Родила, — киваю. Вдаваться в подробности не спешу.

— А ты чего с чемоданом? — удивляется. — Давай, помогу, — предлагает, придерживая дверь в подъезд.

— Спасибо, но не нужно, — мягко отказываюсь. — Я больше здесь не живу.

— Что-то случилось? — с искренним сочувствием спрашивает.

— Мы с Савелием решили развестись, — выдавливаю из себя. Кусаю щеку изнутри, чтобы не заплакать.

— Ой, — тут же меняется в лице. — Тебе есть куда пойти?

Не знаю, что именно повлияло на мое решение, но уже через десять минут мы вместе со Златой сидим у нее на кухне и пьем чай.

Точнее, она сидит на стуле и крутит в руках кружку, а я полулежу на небольшом кухонном диване.

— Куда, говоришь, малышку забрали? — спрашивает после моего короткого рассказа. Я называю центр, а Злата кивает со знанием дела. — Анечке очень повезло! Ты даже не представляешь насколько!

— Почему? — удивляюсь.

— Твоя дочь попала в руки гениального хирурга! Мастера своего дела, — заверяет.

— Откуда ты знаешь? — хмурюсь.

— Так мы ж сами лежали у него! — произносит с теплой улыбкой. А я едва успеваю поймать челюсть, которая так и норовит упасть на пол.

— В смысле «у него»? — подаюсь вперед. — У тебя же все дети здоровы!

— Если бы, — печально улыбается. — Мишенька у нас без попки родился.

Я в шоке. Миша? Это же самый жизнерадостный и улыбчивый малыш, которого я только знаю! Болтун-лопотун!

Глава 10. Эля

Встреча со Златой стала настоящим спасением. Она рассказала, что ждет меня и Анечку впереди, немного подготовила к трудностям, с которыми придется столкнуться, подсказала, как быстрее всего справиться с частью из них.

А еще предложила остаться у нее на несколько дней, то есть до отъезда. Убедила, что мне нужно восстановить силы и отоспаться, для этого не подойдут ни гостиница, ни съемное жилье.

Мне сначала было дико неудобно перед соседкой, но она смогла подобрать нужные слова и меня убедить.

Мы проговорили с ней до самого вечера. Она делилась со мной своими переживаниями, рассказывала, через какие трудности им с Мишенькой пришлось пройти, как за малыша переживала вся семья и родные.

— Ты, главное, не отчаивайся, — говорит с жаром. — Поняла?

— Угу, — киваю.

— Ночь темнее всего перед рассветом.

Слова Златы врезаются в память. Я знаю, что она права.

Нас с Анечкой ждет длинный путь. И я к нему готова!

— Мамочка, я хочу кушать. — На кухню заглядывает Маша, старшая дочка Златы. Ей семь лет.

— Потерпи немного, — просит соседка. — Скоро будем.

— Я тоже хочу, — рядом с сестрой вырастает четырехлетний Артемка.

— Можно банан? — Девочка косится на желтые фрукты.

— Мишенька, кушать хочешь? — Злата обращается к самому младшему члену семьи. Он кивает. — Ладно, — сдается. — Возьмите по банану.

Детвора берет с фруктовницы свой выпрошенный у матери перекус и убегает из кухни. У них в самом разгаре игра. Прятки.

— У тебя с дочкой все будет хорошо. — Теплой улыбкой и льющимся прямо из сердца светом Злата окончательно разбивает мои страхи на мелкие осколки. — Вот увидишь!

— Спасибо, — искренне благодарю.

Мы еще некоторое время болтаем. В основном обсуждаем рецепты, каждой хочется немного развеяться.

Ближе к восьми домой возвращается глава семейства, а я нахожу повод, чтобы уйти в выделенную мне комнату. Плотно закрываю дверь и ложусь на диван.

Спасибо соседям за помощь, но у каждого гостеприимства есть пределы. Им нужно

побыть всем вместе, а я в этой семье совершенно чужой человек.

Смотрю на лежащий на тумбочке телефон. Руки так и тянутся взять его, набрать Мише.

Мне нужно убедиться, что я права. Ведь подобного совпадения быть просто не может! Майоров Михаил Александрович — это не Иванов Иван Иванович. И уж тем более еще один хирург.

Поднимаюсь с дивана, прохожу по комнате, пытаюсь отвлечься. Даже включаю телевизор, но там идет какая-то муть.

С кухни доносятся веселые голоса домочадцев, беззаботные разговоры ни о чем, задорный смех. Одним словом, семья!

Я тоже хочу, чтобы у меня было так. Но пока все иначе…

Взгляд снова натыкается на телефон. Делаю пару шагов вперед, нерешительно останавливаюсь.

Нет. Позвонить ему не решусь.

Словно почувствовав, смартфон начинает вибрировать. Надежда заполняет сердце, оно ухает вниз и резко подскакивает к горлу, начинает так быстро стучать, что едва не вырывается из груди. В ушах шумит.

Со всех ног несусь вперед, хватаю телефон, поворачиваю экраном вверх и выдыхаю. Моему разочарованию нет предела. Это не Михаил.

— Да, мам, — говорю обреченно.

— Дочь! Ты что творишь?! — с ходу накидывается на меня. — Почему ты заявилась домой без предупреждения?! Хотела устроить скандал? Так, молодец! Ты его закатила! — Она едва не кричит.

— Мама, ты в своем уме? — ахаю. — Савелий мне изменяет!

У матери какая-то нездоровая любовь к моему мужу. Я уже начинаю подозревать, что и брак наш случился неспроста. Понятия не имею, чем именно он угодил, но порой кажется, что она его любит больше, чем меня.

— Подумаешь, переспал с твоей Веркой! — фыркает. — Ты скажи, с кем в городе она не спала, — ухмыляется.

Мурашки по коже от происходящего. Становится настолько мерзко, аж тошнить начинает.

Нервы…

А ведь я только немного пришла в себя.

— Савелий — нормальный, здоровый мужчина! Он нашел способ, как удовлетворить себя, пока его жена этого сделать не в состоянии, — говорит так, словно произошедшее в порядке вещей.

— Ты вообще себя слышишь? — пытаюсь достучаться до ее здравого смысла. — Муж изменил мне с лучшей подругой, отдал чемодан с вещами и выставил вон! И у тебя еще поворачивается язык его оправдывать? — Я не верю своим ушам. Как подобное в принципе стало возможным?!

Нет. Моя мама — женщина экстравагантная и очень эмоциональная. Она немного эгоистична и всю жизнь, что я помню, такой была.

Но сейчас… Ее слова и поступки переходят все рамки приличий. В случае развода, который обязательно будет, чувствую, мы с матерью окажемся по разные стороны баррикад.

— Так ты от выродка своего не отказалась! — фыркает с презрением.

Ах, вот оно как?!

Глава 11. Эля

Выхожу на перрон, с трудом вытаскиваю из вагона свои чемодан и сумку. Озираюсь по сторонам и печально вздыхаю. До вокзала идти далеко, на улице накрапывает мелкий противный дождик, а у меня нет ни капюшона, ни шапки, ни зонта.

Придется мокнуть.

Делать нечего. Беру вещи и иду в сторону невысокого желтого здания, на чьих стенах гордо красуется название города.

До метро дохожу промокшей насквозь, спускаюсь в подземку, и мне становится зябко. Местные сквозняки пробирают насквозь.

Бр-р-р…

Кутаюсь в тонкую куртку, но она напрочь промокла, и никакого толка в ней нет.

Меня толкает случайный прохожий, другой спотыкается о мою сумку и покрывает меня трехэтажным матом. Подхватываю вещи и отхожу еще ближе к стене. Трясет всю.

Вот это, блин, гостеприимство…

Мимо проносятся куда-то спешащие люди, я пытаюсь разобраться в хитросплетении разноцветных линий метро.

С трудом, но все же добираюсь до столь необходимого мне центра. Предоставлю все документы, анализы, и меня пропускают внутрь.

Дожидаюсь медсестру, она помогает погрузить вещи на тележку, и мы идем по длинному коридору вдоль светло-зеленых стен.

С бешено колотящимся сердцем поднимаюсь на лифте на нужный этаж, следую за провожающей меня женщиной вплоть до палаты.

— Вот ваша кровать, — показывает на стоящую напротив окна застеленную полутороспальную кровать. — Располагайтесь. Доктор, как освободится, подойдет.

— Спасибо, — благодарю. Она уходит, а я остаюсь в трехместной палате одна. Две другие койки не расстелены.

Не тратя ни секунды столь драгоценного времени, снимаю с себя уже практически высохшее белье, переодеваюсь в чистую, сухую одежду. Сверху накидываю флисовую кофточку, хоть в палате тепло, я все равно никак не могу согреться.

Сейчас бы забраться в горячий душ… потом выпить ароматного чая… Закутаться в плед, устроиться поудобнее и почитать.

Но это все мечты. В реальности меня ждет совершенно другое.

Раскладываю вещи, ем совершенно невкусные щи. Я бы с удовольствием поела что-то другое, но помимо них и тушеной капусты ничего не дают. Вот вам и больничная еда для кормящей мамы.

— Папа, я на месте, — отзваниваюсь единственному человеку, с кем хочу поговорить. Злате написала сообщение и еще раз поблагодарила за помощь.

— Умница, дочка! — подбадривает отец. — Как добралась? Все в порядке?

— Да, все хорошо, — отвечаю, облокотившись на подоконник и глядя в окно. Перед взором открывается красивый вид на город. — Палата трехместная, но я пока здесь одна. Анечку еще не привезли. Жду.

Минута кажется вечностью.

— Скоро, значит, привезут. — Он ни на секунду не теряет оптимистичного настроя. — Поспи, потом вряд ли будет до этого.

— Ох, папа, — вздыхаю. — Если бы я только могла.

Волнение зашкаливает, стоять на месте невыносимо.

Ну когда же привезут мою девочку? Когда?!

Ах, как же хочется скорее ее увидеть!

— Эля? — За моей спиной раздается знакомый голос, и сердце уходит в пятки. Миша.

Оборачиваюсь.

Мы не виделись с тех пор, как он мне изменил.

Майоров хотел поговорить, объясниться, но я даже слушать его не стала. У меня тогда не было ни сил, ни желания общаться с ним.

Удивительно, но мама мое решение поддержала.

На самом деле, это она обнаружила, что он мне изменяет. И незамедлительно рассказала, предоставив уж очень красноречивые фото.

Некоторые у меня до сих пор перед глазами стоят.

— Я перезвоню, — бросаю в трубку отцу и, не дожидаясь ответа, завершаю вызов.

— Здравствуй, — говорит Михаил. — Замужество, смотрю, тебе к лицу, — язвит.

— А тебе, как вижу, очень идет свобода, — пытаюсь уколоть его в ответ.

— Кто-то сказал, что я свободен? — вопросительно выгибает бровь, многозначительно глядя на меня.

И правда… С чего я это решила?

Теперь перед ним неудобно.

— Извини, если оказалась не права, — не моргая смотрю на Майорова. — Личной жизнью своих бывших не интересуюсь! — отрезаю.

— А надо бы, — говорит еле слышно. Чтобы разобрать его слова, приходится напрячь слух. — Много интересного открывается.

— Что? — переспрашиваю.

— Жизнь, говорю, интересная штука, — внимательно рассматривает меня.

— Не поспоришь, — вздыхаю. Весь мой запал испаряется, я ощущаю себя, как сдутый воздушный шар. — Миш, когда мне Анечку привезут? — спрашиваю, не пряча своей боли. Перед Майоровым нет никакого смысла ее скрывать.

— Не сегодня, — ошарашивает меня новостью. Смотрю на мужчину и ничего не вижу. В глазах застыли слезы.

Видимо, он без труда считывает мою реакцию, потому что тут же продолжает объяснять. Моя девочка пока еще находится в медикаментозном сне, на аппарате. Ей постепенно снижают дозировку лекарств и готовят к пробуждению.

Глава 12. Миша

Поднимаемся с Элей на пятый этаж, по своему пропуску провожу ее в реанимацию. Перед входом в отделение заставляю надеть халат, бахилы, маску и шапочку.

К маленьким пациентам иначе нельзя, здесь лежат детки после сложнейших операций, и любая, даже самая незначительная инфекция для них может нести колоссальные негативные последствия.

Стерильность вокруг.

В реанимации воздух не то что пахнет иначе. Он в принципе здесь другой.

— Миша, это с тобой? — уточняет реанимационная медсестра, кивая на мою спутницу. Она как раз прячет волосы под шапочкой в этот момент.

— Здравствуйте, — говорит Эля, бросает на меня полный волнения взгляд.

Знаю, ей очень хочется поскорее увидеться с дочерью. Делаю для этого все, что могу.

— Добрый вечер, — скептически осматривая гостью, произносит девушка в белом халате. — Волосы спрячьте, — говорит строго. — Они у вас из-под шапки торчат. Этого быть не должно.

— Извините, — поспешно убирает выбившуюся прядь. — Спасибо.

— Да, со мной, — подтверждаю. — Это мать Смирновой. — При имени новорожденной взгляд медсестры немного смягчается. Она прекрасно понимает, как важно матери увидеть свое маленькое дитя.

Такие детки, как дочка Эли, к сожалению, явление нередкое. Пара-тройка в месяц стабильно появляется у нас.

— Вам в пятый бокс, — показывает рукой направление.

— Я знаю, — на автомате отвечаю ей. Только пару часов назад проверял малышку. Все было в порядке. — Пойдем, — приглашаю Элю следовать за собой.

— Угу, — немного нервно кивает.

Ей дискомфортно находиться в больничных стенах, и я ее прекрасно понимаю. Эля всегда была далека от больниц.

Идем по коридору мимо стеклянных дверей, за каждой из которых находится маленький ребенок. Здесь лежат детки всех возрастов, кому несколько дней от роду, как дочке Эли, кому несколько месяцев или даже лет.

Как правило, малышей после операции держат сутки-двое, не больше. Мы стараемся всегда как можно быстрее отдавать детей матерям, ведь те своей любовью и заботой порой делают невозможное. Когда мама рядом, малыш восстанавливается в разы быстрее.

В некоторых случаях маленьким пациентам приходится здесь задержаться. Как например, после операции на пищеводе. Или после выведения стомы у малышей с атрезией ануса и прямой кишки, они несколько дней проводят на ИВЛ, и только потом мы постепенно их с аппарата снимаем. Как правило, матери успевают выписаться из роддома и сразу же едут к деткам.

С атрезией пищевода все немного сложнее. Чтобы начинать кормить ребенка, нужно, чтобы зажил пищевод. И поэтому таких малышей мы держим в медикаментозном сне дольше.

Дочка Эли пролежала в реанимации порядка двух недель. К сожалению, это не предел для таких деток. Эле с дочерью повезло.

На самом деле, малышка у нее огромная молодец! Такая же красивая и упрямая, как ее мама.

— Проходи, — открываю перед Элей стеклянную дверь и пропускаю в бокс.

На негнущихся ногах она проходит внутрь. Мне даже не нужно присматриваться, чтобы понять, как сильно девушка переживает.

В груди вспыхивают давно позабытые чувства, но я их тут же глушу. Если позволю им хоть ненадолго выбраться из-под колпака, то очень сильно потом об этом пожалею.

Я любил Элю. Очень сильно любил.

А она меня предала. Ушла к другому.

— Маленькая моя, — произносит на выдохе, припадая к кювезу. Бросает на меня полный боли и отчаяния взгляд. И тут же оседает на пол.

— Тише, тише, — успеваю подхватить ее до того, как она, потеряв равновесие, рухнет на кафельный пол.

Держу в руках хрупкую, нежную девушку и только сейчас понимаю, как же сильно по ней скучал.

Мне не хватает ее ласк, ее улыбок. Звонкого смеха по утрам и ароматного кофе в постель после бессонных суток, которые я провел на дежурстве.

Воспоминания яркими вспышками мелькают в голове, напоминая о прекрасном времени, что мы провели вместе.

— Держу, — говорю и смотрю ей в глаза. Тут же понимаю, что зря это сделал. Сердце начинает сбоить.

Несмотря на все то, через что мне пришлось пройти по ее вине, глупое сердце продолжает хранить и лелеять любовь к Эле.

— Спасибо, — шепчет, отстраняясь.

Отпускать не хочу, но вынужден.

Майоров! Она не твоя! Не трогай чужую женщину!

Раз за разом напоминаю себе прописные истины. Рядом с ней постоянно про них забываю.

— Все нормально? — продолжаю поддерживать девушку.

— Да, — кивает. Смущается. Тут же отворачивается от меня и смотрит на дочь. — Почему она вся утыкана трубками? — спрашивает с тревогой. Ухмыляюсь.

— Эль, это нормально, — успокаиваю ее.

— Точно? — продолжает волноваться.

— Да, — киваю, подтверждая свои слова. — Она в медикаментозном сне, дышит за нее аппарат, и это нормально, — спешу заверить. — Завтра постепенно мы все это планируем убирать.

Глава 13. Миша

— Макс, по поводу той девушки, что ты просил посмотреть, — обращаюсь к брату по телефону.

Встретиться с ним в ближайшее время не выйдет, а у сестры его друга с ребенком, судя по описанию, времени практически нет.

— Ермолаева, кажется, — припоминаю фамилию. У меня профессиональная память на лица, а вот с именами и фамилиями туговато.

— Ермолаева, — подтверждает брат. — Инга. Что у нее? — спрашивает переживая.

Я немного наслышан о прошлом этой девушки и вообще поражен, что после случившегося с ней решилась рожать. Любая другая тут же избавилась бы от ребенка.

Но только не Инга.

Жаль, познакомиться у нас не выйдет. Я бы с удовольствием взялся за ее малыша, но не потяну. Помимо моего профиля у ребенка под вопросом еще несколько пороков сердца. Случай совсем не простой.

— Честно? Я бы не взялся, — признаюсь. — Ей не к нам нужно, а в кардиоцентр, к лучшим кардиохирургам, которые только есть. — Там у ребенка по сердцу большие проблемы. Узист, который ее осматривал, нашел довольно серьезные пороки.

— Ошибка исключена? — уточняет брат. Он сомневается.

Я его сомнение прекрасно понимаю. Современная аппаратура хоть и показывает очень много, но важно еще найти человека, кто сумеет все разглядеть.

— Это УЗИ плода, — ухмыляюсь. Как же далек от медицины мой брат! — Здесь может быть все что угодно! — говорю совершенно искренне. — Но лучше не рисковать.

Даже лучшие из лучших ошибаются. Многие пороки не видят, хотя должны. Или, напротив, приписывают то, чего нет.

Сколько ошибочно поставленных диагнозов! А сколько не выявленных вовремя…

— Мой ей совет, — продолжаю, идя по коридору в сторону ординаторской. Сегодня у меня был бесконечно долгий день. — Пусть собирает свои вещи и гонит на прием к кардиохирургам в специализированный центр. Адрес я тебе скину и имя врача тоже.

— Еще скажи, что ты и его знаешь, — произносит шутливо.

— Все грамотные узкопрофильные хирурги так или иначе знакомы друг с другом, — отвечаю. Работающих в моем профиле грамотных врачей не так много, и поэтому мы все в курсе друг про друга. Как и про тех, за кого приходится исправлять ошибки. — К сожалению, VACTERL-ассоциацию никто не отменял. Специалистов, кто с такими детьми работает, не так много, как хотелось бы.

— Опять ты изъясняешься только одному тебе понятными терминами, — журит меня Макс. — Выражайся яснее.

— Забей, — отмахиваюсь. — Все равно не поймешь.

Это наше, врачебное дело, не понятное здоровым и счастливым людям. С какой-то стороны я даже им немного завидую. Они даже не думают, что подобные вещи могут быть.

Ну разве обычному человеку придет в голову, что может родиться ребенок без анального отверстия? С пустотой вместо «дырочки», которая есть у всех?

Или с «дыркой» между пищеводом и трахеей? Так называемым трахеопищеводным свищом.

Или с такими пороками сердца, что кардиохирургам потом приходится это самое сердце по кускам собирать?

Или с гипоспадией? Когда мальчик писает не оттуда, откуда надо.

Случаев много… Так много, что от их количества у обычного и здорового человека волосы встанут дыбом.

Радует, что практически все поправимо. Мой профиль этим и отличается. После прохождения всех этапов и реабилитации в большинстве случаев детки живут самой обычной малышковой жизнью.

Некоторые даже никогда не узнают, через что пришлось пройти их родителям, когда малыши только появились на свет.

— Как там твоя Эля? — Макс переводит тему разговора в другое русло.

— Приехала, — коротко отвечаю. Вдаваться в подробности не спешу.

Наша встреча с Элей прошла совсем не так, как я планировал. Все вышло из-под контроля, как только она появилась в отделении.

Мои чувства, мои эмоции, мои мысли — все теперь крутится вокруг нее. И как вернуть себя прежнего, не представляю.

А прийти в себя надо! Слишком много жизней стоит на кону.

Только вот Эля… Сердце мое не на месте. Оно рядом с ней.

Я не хотел отводить ее к дочери и уж тем более не собирался становиться невольным свидетелем их первой встречи. Но стал.

Я не хотел поддаваться своим тайным желаниям и снова впускать Элю в сердце. Но сделал и это. Не успел опомниться, как она там обосновалась и всецело завладела пространством.

Эту схватку я проиграл.

Мои чувства оказались сильнее.

— Мих, если будут проблемы, то обязательно мне набирай! — Максим напоминает о своем присутствии.

— Не будет, — отмахиваюсь. Эля и ее дочка теперь в моих надежных руках, и у них все будет в порядке.

— Я бы не был настолько категоричен на твоем месте. Однажды мы тебя уже еле вытащили из проблем, что она устроила, — заявляет.

Мой брат весьма категоричен во всем, что касается Эли. После случившегося он ее на дух не переносит.

— Знаешь, я до сих пор сомневаюсь, что те проблемы устроила она, — признаюсь, заходя в ординаторскую. Я убежден, что подставил меня кто-то другой.

Глава 14. Эля

— Мама! Не нужно приезжать в больницу! — едва себя сдерживаю, чтобы не повысить голос.

Меня прямо трясет от возмущения и негодования!

Я ее добавила в черный список, заблокировала все контакты, которые только могла! Но нет. Мать нашла способ, как на меня выйти.

Номер, что ли, поменять…

— Элечка, ты не ведаешь, что творишь, — продолжает свою тираду мама. — Савелий очень переживает.

— Я заметила, — говорю, не скрывая сарказма.

— Он не хотел, чтобы ты стала свидетелем некрасивой сцены, — продолжает.

— И поэтому выставил мне чемодан с вещами, как только я вернулась домой? — произношу с горькой усмешкой. Мама, это ты не понимаешь, о чем говоришь!

Сава ни капли не расстроился, что я ушла. Уверена в этом! Он только рад!

Жена ушла, никто больше не капает на мозги, не заставляет правильно питаться, не высказывает недовольство из-за злоупотребления алкоголем, не отстаивает свою точку зрения и не требует чистоты в квартире.

Его сейчас обхаживает Вера. Ублажает по высшему разряду и делает все, лишь бы он не одумался и не захотел со мной помириться.

«Подруга» будет из кожи вон лезть, лишь бы Сава был доволен. Любые изощрения и, судя по всему, извращения. Любые пожелания… Все!

Ей нужно удержать его. Только не выйдет. Савелий довольно разборчив в женщинах и никогда не заведет серьезные отношения с той, которая побывала в постели большинства его друзей.

Верка никогда не скрывала, что ищет себе обеспеченного и нормального мужика. Думает, он с ней останется. Глупая!

Да и плевать! За свои поступки хоть раз получит сполна, Савелий не так прост, как ей могло показаться.

Флаг им в руки! Они оба друг друга стоят!

Два предателя.

— Савелий вспылил. — Мама принимается его оправдывать. У меня от ее слов волосы дыбом встают.

Слушаю ее и не понимаю. Что такого Савелий наобещал моей матери, что она готова совершенно все ему простить?

Моя мать не тот человек, который умеет прощать и признавать свои ошибки. Именно поэтому они и разошлись с отцом.

Моя мама была не права. И отказалась принимать это.

Поэтому папа вскоре после ее вторых родов собрал свои вещи и ушел.

— Мам, если ты звонишь, чтобы уговорить меня отказаться от дочери и вернуться к предателю, то только зря тратишь время, — стараюсь медленно дышать, чтобы не начать волноваться.

Мне нужно думать об Анечке и сохранять покой. Беспокойство и тревоги пусть остаются за стенами больницы.

— Вернись к мужу, дочь! — Последнюю фразу она произносит с нажимом.

— А то что? — шиплю. Начинаю злиться.

Я намеренно вывожу ее на эмоции. Пусть сорвется, наговорит мне гадостей, и я с чистой совестью пошлю их с Савелием на все четыре стороны.

— Ты хочешь всю жизнь провести с голой жопой? Одумайся! Савелий обеспечивает тебя всем! У тебя дом полная чаша! — снова принимается доказывать свое.

— Мам. — Сил моих терпеть уже нет. Они кончились. — Если тебе он так нужен, так сама за него замуж и выходи! — заявляю категорично. — А теперь мне нужно идти. Меня дочь ждет!

Отнимаю трубку от уха, завершаю вызов и блокирую экран телефона.

Я бы вытащила сим-карту и вообще его выключила, но понимаю, что нового номера у меня нет. А без связи мне сейчас ну совсем никак нельзя.

Настроение катится вниз с катастрофической скоростью, находиться в четырех стенах становится просто невыносимо.

Мне нужно наверх! На пятый этаж! К моей дочери…

Хожу по палате из угла в угол, душу все сильнее с каждой минутой затопляет отчаяние.

Я не знаю, что мне делать. Состояние такое, что хочется выть.

Сажусь на кровать, смотрю в одну точку. Меня больше нет.

— Мамочка, ужинать будете? — В палату заглядывает буфетчица.

— Ужинать? — оживаю. Смотрю на часы. — Сейчас же пять вечера, — удивляюсь.

— Все правильно, — ошарашивает меня женщина. — У меня рабочий день до шести, — говорит, словно я обязана была знать время ее работы. — Ужинать будете? — переспрашивает с недовольным лицом.

— Буду, — поднимаюсь с кровати, беру кружку и иду в сторону коридора.

Есть не хочу, но понимаю, что надо. Мне завтра понадобятся все силы, что есть.

— Тушеная капуста с овощами, — протягивает мне тарелку с непонятного вида и консистенцией едой. — Мясо вам не положено. Вот завтра поставят вас на довольствие, и тогда уже полноценно накормлю.

— Спасибо, — благодарю, хотя сама благодарности не испытываю. Возвращаюсь в палату, ставлю тарелку на стол.

Вот и диета для кормящей мамы… Слов нет. Тушеную капусту, тем более с зеленым горошком и в таком большом количестве мне есть еще рано.

Вдруг завтра дочку разрешат покормить своим молоком?

Глава 15. Эля

— Мне уже ничего не поможет, — еле слышно шепчу.

Ничего…

В голове не укладывается, как можно было поступить так низко. Не ожидала подобной подлости от родных.

Мама, видимо, решила пойти на все, лишь бы я вернулась к Саве. Но не учла одного: даже если заберет все мои деньги, я к этому предателю не вернусь!

— Эля! Не пугай меня так! — Миша садится напротив, берет мои руки в свои ладони. Они у него такие теплые… И глаза светятся добротой. Прямо как солнышко.

Когда-то давно я купалась в его лучах и была самой счастливой на свете.

А потом он меня предал, и я ушла.

Никому нельзя верить! Ни-ко-му!

— Что случилось? — спрашивает с тревогой.

Смотрю на мужчину. Он не прячет своих эмоций, и это так непривычно для меня.

Я отвыкла от искренности и открытости при разговоре. Привыкла взвешивать каждое слово и предугадывать реакцию собеседника. Брак с Савелием очень многое во мне поменял.

Раньше я безоговорочно верила людям, была беззаботной и парила на крыльях. После неоднократных предательств со стороны близких стала другой.

— Какая разница, — горько усмехаюсь. — Ты все равно не сможешь помочь.

— Уверена? — Под пристальным мужским взглядом теряюсь. Миша смотрит в самый центр моего израненного сердца и видит там все, что есть. Без прикрас.

Я не могу спрятаться от его взгляда. Он прожигает меня насквозь.

— Эля, что случилось? — повторяет с нажимом. Искренность и сопереживание в его голосе пробивают брешь.

Кусаю губы до крови, но поток рыданий сдержать не получается. Прячу лицо в ладонях и продолжаю реветь.

Кажется, что мир вокруг рушится, и я не в силах остановить разрушение. Скоро вокруг меня останутся лишь руины, и на них мне предстоит жить.

Я теряю почву под ногами, уверенность в завтрашнем дне сходит на ноль. Себя теряю!

Как с этим справиться? Как в таком состоянии вытащить дочь? Как бороться? Как жить?..

Горько… Как же мне горько…

Все против меня. Нет поддержки.

— Ш-ш-ш, — вдруг чувствую на своих плечах сильные мужские руки. Исходящее от них тепло проникает в самую душу и согревает ее. — Иди ко мне. — Миша несильно притягивает меня в свои объятия. Не сопротивляюсь. Даже на малейший протест у меня сейчас сил просто нет.

Утыкаюсь лбом в горячую крепкую грудь, вдыхаю до боли знакомый родной запах, убираю ладони от лица и обнимаю Мишу. Сдаюсь.

Он ничего не говорит. Прижимает меня к себе чуть крепче, чем позволяют правила приличия. Гладит по спине, шепчет ободряющие слова, успокаивая.

— С Анечкой все хорошо, — говорит с жаром. — Ее жизни ничего не угрожает. Пройдете реабилитацию, и все будет в порядке. Поверь!

— Не в этом дело, — признаюсь немного успокоившись. — Тебе я верю, — смотрю в его глаза и тону в них. — А вот другим…

Снова накидывается обреченность. Мне приходится сделать глубокий вдох и задержать дыхание, чтобы снова не разреветься.

— Ничего непоправимого не произошло. — Миша смотрит мне в глаза, говорит самые обычные вещи, а я в них чувствую двойное дно. — Снова твоя мама? Я так понимаю?

— Угу, — киваю. Опускаю глаза. Мне стыдно.

Все то время, пока мы были с Мишей вместе, моя мать была категорически против наших отношений. То и дело пыталась нас рассорить и вставляла палки в колеса, как только узнавала о предстоящей встрече.

Мишка ее дико бесил.

Я так и не разобралась в причинах ее предвзятого отношения к нему, хоть очень хотела.

А потом мама принесла фотографии, на которой запечатлена измена моего любимого человека, в моей жизни появился Савелий, и мы тему с Мишей закрыли раз и навсегда.

Я старалась забыть Майорова, но и здесь потерпела крах. Даже спустя годы по-прежнему любила этого мужчину.

— Что на этот раз? — спрашивает с легкой укоризной. Он много раз говорил мне, чтобы не слушала мать и не доверяла ей.

Ох… Миша, как всегда, оказался прав.

— Она нашла мой старый телефон и смогла перевести с моего счета все деньги, — озвучиваю самую последнюю и ужасную для меня сейчас вещь.

— И все? — вопросительно выгибает бровь. В его голосе чувствуется облегчение. — Ты так расстроилась из-за денег? Это же ерунда!

— Для кого как, — пожимаю плечами. Беру с тумбочки бутылку с водой, делаю несколько глотков и возвращаю ее на место. Воду тоже нужно экономить, новую купить вряд ли смогу.

— Позвони мужу, пусть пришлет еще, — говорит, как ни в чем не бывало. — Или он у тебя жмот? — подтрунивает.

— Я с ним развожусь, — отрезаю. — И ни копейки больше у него не возьму!

— Подожди. — Миша смотрит на меня не веря. — Твоя мать в курсе?

— Конечно! — фыркаю. — Как думаешь, почему она все деньги перевела?

Взгляд мужчины становится тяжелым, лицо омрачается. Он разозлен.

Глава 16. Миша

— Значит, так, — смотрю на часы. Надеюсь, ничего срочного сегодня больше не будет. — Собирайся. Через пятнадцать минут подходи к ординаторской. Поедешь со мной.

— Куда? — удивляется Эля.

— Домой, — ухмыляюсь. — Или хочешь в одиночестве просидеть здесь до утра?

— Не хочу, — неуверенно шепчет. — Я лучше с тобой поеду.

— Вот и славно, — поднимаюсь на ноги и направляюсь к двери. У меня осталось мало времени, перед отъездом нужно многое успеть.

Первым делом иду в пятую палату, выясняю, что случилось. Вздыхаю. Остаться бы, но уже обещал Эле уехать. Придется коллегам меня подменить. Даю распоряжение вызвать замену.

Прохожу по остальным больным, отвечаю на бесконечные вопросы родителей, даю рекомендации медсестрам и прихожу в ординаторскую. Там помимо меня из врачей уже никого нет.

— Михаил Александрович. — Следом за мной в кабинет заходит Милана. Одна из постовых медсестер.

Я сразу же напрягаюсь. Нет ни единого повода, чтобы она пошла за мной, кроме одного. Ей снова что-то нужно от меня.

Девушка активно флиртует, подстраивает «случайные» встречи, даже берет смены в те ночи, когда меня ставят дежурным врачом. Она жаждет моего внимания слишком сильно, а в последнее время ее настырность лишь увеличивается.

Меня подобное поведение лишь отталкивает, и сколько раз я девушке это ни объяснял, она так и продолжала лезть на рожон. Дождется, что прилюдно опущу ее ниже плинтуса, пусть обтекает. Ибо по-хорошему с ней вопрос решить не смогли.

— У тебя что-то срочное? — сухо спрашиваю. Мыслями я уже далеко, рядом с Элей.

Нужно отвезти девушку в полицию, пусть пишет заявление на свою мать. Тварь перешла уже все границы! Заставить отказаться от собственного ребенка, забрать деньги. Это же какой гадиной нужно быть вообще?!

— Очень срочное! — с жаром шепчет Милана. Принимается расстегивать верхние пуговицы халата. — Пожар, Михаил Александрович. — В разрезе показывается пышная грудь в кружевном бюстгальтере. — Внутри все горит!

Скептически смотрю на нее. Не удивила. Чего-то подобного я и ожидал. Правда, думал, что она пристанет ко мне на дежурстве. Однако девушка решила пойти ва-банк.

— Я не пожарный, а хирург. — Хоть внешне остаюсь совершенно спокоен, но назойливое поведение Миланы меня злит.

Меня дико раздражают девицы, которые готовы лечь под кого угодно, лишь бы жилось сытно и спокойно. Неужели можно так себя не ценить?

— Не по адресу обращаешься, — бросаю пренебрежительно. Иного способа, как ее отшить, пока в мыслях не появляется.

— Миш. — В ординаторскую заходит Эля. Смотрит на девицу с неподобающе глубоким декольте, переводит взгляд на меня. — Извините, что помешала. — В ее глазах плещется разочарование.

— Эля, стой! — выкрикиваю за секунду до того, как захлопывается дверь. Успеваю подхватить до грохота. Выхожу следом за Элей в коридор.

— Все в порядке, Миш, — оборачиваясь, произносит сквозь слезы. — Прости, что отвлекла.

Она хочет уйти, но я не позволяю ей этого сделать. Ловлю за руку и тащу за собой.

Краем глаза успеваю заметить, что на посту никого нет. В коридоре пусто. Но даже если здесь было бы полно народу, мне на это совершенно плевать.

Я прекрасно знаю Элю и ее дурацкую мнительность. Вкупе с неуверенностью в себе оно играет хреновую роль в ее жизни.

— Отпусти! — шипит, выдергивая руку. Не позволяю.

— В ординаторскую! — рычу, едва контролируя свой гнев. — Живо!

Она смотрит на меня, во взгляде боль, слезы и что-то еще. Что-то такое, чего мне никак не понять.

— Миша, я лучше пойду в палату, — продолжает упорствовать. Благо делает это уже не так рьяно, как несколько минут назад.

— Нет! — отрезаю. — Ты, как я вижу, готова?

Осматриваю девушку с головы до ног, она одета для улицы. Только на ногах тапочки вместо обуви. Та, судя по всему, в пакете.

— Это уже не важно, — отмахивается. — У тебя есть личная жизнь, и я не хочу быть помехой.

Дуреха! Вот напридумывала же себе! Сейчас еще додумает, и тогда мне будет полный трындец.

Да я сам, блин, не лучше. Сморозил, что занят. Дурак!

— Важно, — открываю дверь в ординаторскую и подталкиваю упрямицу вперед. — Ты еще здесь? — удивленно смотрю на Милану. Она расположилась на моем рабочем столе.

От представшей перед глазами картины становится смешно и вместе с тем непомерно грустно. Понятия не имею, почему девушка решила перейти в наступление, но меня подобный расклад не устраивает от слова совсем.

— Выйдите! — нахально заявляет Эле. Та неуверенно делает шаг назад.

— Стоять! — рявкаю на нее. Замирает. — А ты, — обращаюсь к полуголой медсестре, — проваливай из ординаторской! Немедленно! О твоем неподобающем поведении расскажу старшей медсестре!

Глаза полуобнаженной девушки становятся огромными от страха. С нее тут же спадает спесь.

— Не надо, — испуганно шепчет.

Глава 17. Миша

— Миш, хватит придуриваться и строить из себя невесть кого! — Эля начинает нести какую-то чушь.

Слушаю ее и не верю своим ушам. Почему она выставляет меня предателем? Не понимаю…

Говорит так уверенно, что я охреневаю. Она верит в свои слова!

Приличных слов просто нет.

— Я тебя простила, забыла и смогла отпустить, — продолжает. — Все в прошлом. Проехали!

Смотрю на Элю, словно впервые вижу. Так и хочется дотронуться до лба и проверить жар.

Но нет… Дело не в этом. У нее нормальная температура. И головой вроде как не ударялась.

А несет полнейшую чушь!

— В прошлом? — усмехаюсь. Нервы ни к черту. Вымотал их в хлам за последние дни.

— Да! — Взгляд пылает. Внутри Эли от негодования и обиды аж все кипит.

Вижу я, насколько в прошлом. Ха!

— Нифига! — отрезаю жестко. — Сначала ты мне объяснишь суть своих предъяв!

Встаю так, чтобы ей было не убежать. Она может! Вынырнет и голову в кусты.

На этот раз не выйдет!

— Ну так в чем ты меня обвиняешь? — не моргая смотрю на нее.

Внутри все буквально кипит от негодования.

Эля обвиняет меня в измене! Совсем обалдела?

Сначала она со мной расстается, так ничего и не объяснив, а теперь обвиняет в том, чего я не делал и не собирался делать? Никогда!

В какой, нахрен, измене, если я никогда ей не изменял?!

— Ты все слышал! — выкрикивает со злостью. Шикаю на нее. Как ни крути, мы в отделении не одни.

— Повтори! — требую. — Только без громких фраз. Конкретно и по пунктам, что, где и когда я сделал, — не свожу с девушки глаз.

Она стоит прямо, подбородок упрямо задран вверх. Крылья носа то и дело расширяются, часто дышит.

Эмоции у обоих шалят.

После нашего расставания у меня было столько проблем, что я едва выкарабкался из них! Мне пришлось бросать здесь все, уезжать в другую страну, пережидать там время и возвращаться лишь после того, как мой брат все уладил.

Да, благодаря этому я прошел обучение у мастера своего дела. У лучшего из лучших во всем мире! Но блин! Я столько всего потерял!

Эля рассталась со мной без объяснения причины. Добавила в черные списки, устроила кучу проблем. Когда я вернулся, она была уже замужем за другим.

А оказывается, это еще и я виноват в нашем расставании.

Охренеть!

— Я же сказала. — Взгляд Эли пылает. — Проехали!

— Это решать уже не тебе, — безотрывно смотрю на нее. Подминаю под себя взглядом. — Когда и с кем я тебе изменил?!

— Откуда я знаю с кем! — выкрикивает. — Лица я не видела!

— Однако, — продолжаю на нее строго смотреть. — А что же ты видела? — пытаюсь добраться до правды.

— Фотографии, — сдается. Сдувается, словно воздушный шар. — Очень много фотографий.

Я вижу, с каким трудом ей дается каждое слово, но продолжаю сверлить взглядом. Мне нужно знать все, что произошло на самом деле. До сих пор не дает покоя та ситуация, хотя прошло уже много лет.

— Ты рассталась со мной из-за каких-то сраных фото? — наседаю на девушку. Пусть правду говорит!

— Д-да, — кивает неуверенно. — Там был ты и блондинка какая-то. — На глазах Эли слезы. Мне так хочется их стереть, но я не позволяю себе этой вольности. Она обязана мне обо всем рассказать!

— Блондинка? — ухмыляюсь. От вырисовывающейся картины становится просто смешно!

И до невыносимости грустно…

Эля поверила дерьмовым дешевым фоткам, а не мне.

— Блин, Миш! — психует. — Я в деталях не смогу рассказать. Мне тогда было так плохо, что я толком не рассматривала эти дурацкие фото! Или ты думаешь, что я взяла лупу и в мельчайших деталях их изучила?

— Дура ты, Эля! — констатирую факт. Мне впервые в жизни до боли тошно от происходящего вокруг.

Все эти годы я ломал голову над причиной нашего расставания. Ночами не спал, все крутил и крутил в голове. Думал.

Все оказалось до невозможности просто. Меня подставили! Тупо и глупо. Самым низким и отвратительным способом.

А она поверила…

— Сам дурак! — обиженно надувается.

Ага, как же! Еще заплачь!

Злой я. Очень! Прямо хочется схватить и встряхнуть Элю. С такой силой, чтобы ДУМАЛА! А не верила словам и всяким бредням.

— Фотографии мать показала? — пытаюсь окончательно все для себя прояснить.

— Да, — кивает. Снова кусает губы.

Сдерживаю себя, чтобы тоже их не укусить.

— Муж твой кто? — продолжаю допрос. Мнется. — Отвечай! — рявкаю так грозно, что сам от себя подобного не ожидал. Эля аж подпрыгивает от страха.

— Савелий, — шепчет. — Сын маминой подруги, — признается.

Глава 18. Эля

За окном ночь, я дико устала, а уснуть не могу. В голове огромная куча мыслей. Сон не идет.

Миша крепко спит в своей спальне, я же, проведя полтора часа в соседней комнате, окончательно сдаюсь. Поднимаюсь с расстеленного двуспального дивана и выхожу в коридор.

Кот Василий, услышав движение, приходит ко мне, мяукает и зовет пойти за ним. Приводит меня к своей пустой миске.

— Ты кушать хочешь? — спрашиваю у наглого рыжего кота.

— Мяу! — утвердительно отвечает мне. Принимается мурлыкать и тереться об руку.

Ищу глазами его корм, но не нахожу. Рядом нет ни одного пакета.

— Я не знаю, где твоя еда, — признаюсь Василию. Он снова мяукает и, виляя хвостом, отправляется в Мишину комнату.

Ну вот… И этот тоже ушел. Ладно, посижу спокойно в одиночестве и подумаю.

Сажусь на кухонный диван и принимаюсь смотреть, как за окном ветер колышет ветви деревьев. Они прогибаются под воздействием стихии, а после возвращаются назад. Танцуют.

В свете фонаря все выглядит особенно красиво.

Голова забита неприятными мыслями, но игнорировать их больше нельзя. Настало время со всем разобраться.

Мама едва не испортила мне всю жизнь. Запрещала общаться с отцом, разлучила с любимым, заставляла отказаться от дочери. Что она еще сделала? Даже страшно представить, если честно.

В голове не укладывается. Как она только могла так поступить со мной? Как? Это ведь мама! Самый близкий и самый важный человек на всю твою жизнь.

Снова ком в горле, снова подкатывают слезы. Какой же я дурой была, что ей верила. Больше — ни-ни!

— Не спится? — На кухню заходит Миша.

Смотрю на него сквозь полумрак и не вижу выражения лица. Зато ясно понимаю, что мужчина пришел в одних трусах.

Отвожу глаза в сторону.

— Угу, — киваю.

— О матери думаешь? — без труда понимает ход моих мыслей.

— Не только. — Еще о муже. Но об этом решаю промолчать. Не хочу Мишу грузить еще и этим.

Он и так возится со мной как с писанной торбой! Отвез в полицейский участок, помог написать заявление о краже, затем поехал в детский магазин и набрал кучу всего для Анечки.

Благодарна ему до слез.

— А ты что не спишь? — решаю перевести разговор в более безопасное русло.

— Тоже не спится, — признается с легкой улыбкой. Я ее ощущаю в голосе.

Миша наливает себе стакан воды, выпивает. Ополаскивает стакан и, немного подумав, ставит греться чайник.

Выходит из кухни, я с тоской смотрю ему вслед. Сердце тянется за ним следом.

Вот же я глупая… Столько всего натворила…

Хорошо, что не поддалась уговорам и не отказалась от дочери! Ведь мама явно не ожидала, что пойду против. Она воспитывала меня послушной дочерью, а тут…

Уверена, матушка еще скажет свое весомое слово. Она так просто не отступит. Испортит мне жизнь.

— Чай будешь? — возвращаясь на кухню, спрашивает Миша. Открывает холодильник и ставит на стол сыр, колбасу и паштет.

— Давай, — соглашаюсь, стараясь унять трепет в груди. Сердце начинает биться чаще.

Щелкает чайник. Я едва не подпрыгиваю от неожиданности. Еле слышно смеюсь.

— Помочь? — поднимаюсь с дивана.

— Я сам. Не нужно, — отвечает не глядя. Возвращаюсь на диван.

Какое же счастье снова сидеть! Не нужно больше полулежать или стоять, а можно просто сидеть. И вновь чувствовать себя совершенно обычной.

Одним ловким движением руки Миша включает светильники, что расположены над кухонным столом. Кухня озаряется рассеянным светом.

— Тебе какой? Черный или зеленый? — поворачивается ко мне.

— Мятный. Если есть, — произношу немного неуверенно. На этот чай он сам меня подсадил. Когда-то.

Ловлю едва заметную улыбку на губах, но Миша быстро отворачивается. Прячет эмоции.

В груди все сжимается от осознания чудовищности своей ошибки. Как я могла так ужасно поступить с ним тогда?

Блин… Даже не поговорила.

— Держи, — ставит передо мной кружку с ароматным травяным чаем.

— Спасибо, — мягко его благодарю.

Миша садится напротив, нарезает колбасу и сыр, делает бутерброды. Бросает на меня лукавый взгляд, поднимается и ставит тарелку в микроволновку.

Спустя минуту на столе у нас красуются горячие бутерброды с расплавленным сыром сверху. На тарелке он еще немного шкворчит.

М-м-м… Вкуснота!

Вдыхаю запах, желудок урчит. Только хочу взять бутерброд, как понимаю, что я кормящая мама. Мне таких излишеств сейчас нельзя.

— Бери, — словно прочитав мои мысли, кивает на еду Миша.

— Завтра Анечку привезут. Я буду ее кормить, — озвучиваю вслух причину отказа. — Мне нельзя.

Глава 19. Эля

— Эля, проснись. — Миша тормошит меня за плечо. С трудом открываю глаза и, хмурясь, смотрю на мужчину.

Он совсем недавно вышел из душа. Мокрые капли на кончиках волос еще блестят в лучах утреннего солнца. Обмотанное вокруг бедер полотенце не позволяет ему присесть рядом.

— Нам пора, — говорит, взъерошивая волосы. Капли слетают с волос и приземляются на широкие загорелые плечи.

— Уже? — произношу с сожалением. Так хочется поваляться в постели, хоть немного передохнуть от пережитого.

Почему-то здесь, в квартире Миши, я чувствую себя комфортно. Мне хорошо.

Я даже в нашей с Савелием квартире так себя не ощущала. Здесь все родное какое-то, а там… Там все было чужое.

Смотрю на мужчину, и взгляд застывает на небольшом аккуратном шраме, расположенном с правой стороны внизу живота. Он тянет меня, как магнит.

Не думая ни о чем, подчиняюсь своим желаниям. Протягиваю руку вперед, едва касаясь, провожу по нему пальцами.

— Уже зажило, — говорю задумчиво. Воспоминания уносят назад.

Я прекрасно помню историю появления этой отметины. Ведь сама Мишу с приступом аппендицита везла до ближайшей хорошей больницы. Которая, к слову, была довольно-таки далеко.

— Как видишь, — отвечает низким голосом. Мой организм очень странно действует на него.

Я, не видя, продолжаю играть пальцами. Прохожу по шрамику то вверх, то вниз. Миша стоит напротив. Не двигается.

Происходящее между нами так интимно…

— А мы ведь тогда едва успели. — Воспоминания не отпускают. Я до сих пор помню испытанный тогда страх.

— Ты успела, — говорит Миша и накрывает мою руку своей ладонью. — Эль, не надо, — останавливает меня. — Я ведь здоровый мужик.

Отрываю внимание от столь памятного шрама, возвращаюсь из прошлого в настоящее и тут же смущаюсь. Прямо перед моим лицом красуется то самое, что имел ввиду Майоров, говоря про здорового мужика. Благо оно спрятано под полотенцем, а то совсем бы провалилась сквозь землю от стыда.

Тут же отдергиваю руку. Смущаюсь. Сижу напротив него красная, словно рак.

— Прости, — шепчу. — Увлеклась и не подумала.

Стыдно-то как… Просто пипец!

— Нам выходить через двадцать минут, — как ни в чем не бывало говорит Миша, удаляясь в свою спальню. — Если хочешь все успеть, придется поторопиться.

— Хорошо, — обреченно отвечаю.

Сокрушенно откидываюсь назад, на подушку, прячу в ладонях лицо. Стыдоба!

Вот почему рядом с Мишей я все чувствую и ощущаю иначе? Он словно… родной.

Закрываю и открываю глаза в попытке еще раз проснуться. Пусть мне все это приснится!

Но нет…

Гадство!

Мне так неудобно за собственное поведение, что не хочется выходить из комнаты. Неохота показываться Мише на глаза.

А потом понимаю, что вот-вот увижусь с дочкой, и меня затапливает радостное волнение. Стыд мигом уносится прочь, оставляя вместо себя предвкушение скорой встречи. В груди все трепещет.

Поднимаюсь с дивана, спешно собираю постельное белье. Достаю зубную щетку и свежий комплект белья из рюкзака, выхожу в коридор.

Мой путь лежит строго в ванную комнату. Поесть не так важно, это можно будет сделать потом, а вот нормально сходить в душ и умыться…

— Кофе? — Из кухни раздается мужской голос. Замираю с занесенной для шага ногой.

Не в силах себя остановить, подхожу к дверному проему, что ведет на кухню, и заглядываю в помещение.

Миша, уже полностью одет, стоит рядом с кофеваркой и что-то делает. Что именно, мне не разглядеть, мешает его широкая спина.

Память тут же подкидывает кадры из нашего прошлого. Гоню их прочь, пока не наделала очередных глупостей.

Прошлое не лучший советчик. Когда оно врывается в память, я теряюсь. Перестаю контролировать свои чувства и эмоции и начинаю творить ерунду.

— Только если есть молоко, — отзываюсь, обнаруживая себя. Миша поворачивается и удивленно смотрит на меня.

Хихикаю, резко разворачиваюсь и со всех ног спешу в ванную. Нужно умыться и хоть немного привести себя в порядок. В идеале так вообще подставить лицо под ледяную воду. Пусть остужает! Оно у меня все горит.

— Сливки, — громко говорит Миша.

Фыркаю. Ну конечно! Молока ж у него никогда нет. Как я могла забыть об этом?

— Хорошо, — отвечаю ему и закрываю дверь в ванную. Сбегаю, пока он еще что-то у меня не спросил.

Совсем скоро я увижусь со своей малышкой! Не это ли счастье?

А все остальное не важно. Оно будет потом.

Мне требуется немного больше времени, чтобы умыться. Сделав все процедуры, смотрю на себя в зеркало, щеки горят, глаза блестят. М-да… Давно я себя такой не видела.

— Эля, поторопись. — Хозяин квартиры стучит в дверь.

— Минуту, — быстро собираю все свои вещи. Тушь выпадает из косметички и летит на пол, закатывается под ванну.

Глава 20. Эля

— Миш, мы точно успеем? — Я начинаю волноваться. Времени уже много, а мы в пробке стоим.

— Должны, — напряженно смотрит на часы Майоров. — У меня с утра важное совещание. Его нельзя пропускать.

Мужчина задумчив и хмур. С тем, как мы утром шутили и смеялись, разница колоссальная. Только вышли из квартиры, Миша стал другим.

Серьезный. Собранный. Недосягаемый. Аж страшно что-то спросить.

Но я ведь помню, каким он был совсем недавно. И поэтому все равно продолжаю его отвлекать.

— Может быть, поедем на метро? — предлагаю. Я буду чувствовать себя виноватой, если он опоздает. — Тогда мы успеем к началу твоего совещания?

Миша бросает на меня быстрый взгляд, молча открывает карту, изучает картинку и становится еще более хмурым.

На экране все дороги в сторону центра красно-бордового цвета. С редкими вкраплениями желтого. Серьезные пробки.

Нам не успеть.

— Ты права, — говорит обреченно. — Придется добираться на метро.

Он сворачивает вправо, заезжает на небольшую стоянку напротив двухэтажного торгового центра. В столь раннее время все магазины закрыты и свободных мест вокруг пруд пруди.

Миша паркует авто, только собирается выйти, как на лобовое прилетает крупная капля дождя.

Синхронно поднимаем головы и смотрим на хмурое серое небо.

— Скоро будет дождь, — произносит Миша, глядя на темные тучи, что движутся прямо на нас.

Громкий раскат грома заставляет внутри все сжаться. Я едва не вскрикиваю, в последний момент успеваю сдержаться.

— Ты знаешь, где ближайшее метро? Мы успеем? — обращаюсь к Мише, начинаю волноваться.

Хоть я люблю дождь, но сейчас прогулка под его струями не совсем то, что нужно. Нам в медицинский центр бы успеть до восьми.

— Выходи, — открывает мне дверь. — Я знаю короткий путь до метро.

— А машина? — взволнованно спрашиваю. Он что, оставит ее здесь?

— Вечером заберу, — отмахивается. — Отгонять ее к дому времени нет. Протягивает мне руку. — Ты со мной? — спрашивает, а сам пристально смотрит.

Вроде вопрос такой простой, а сколько в нем смысла. Ведь прекрасно вижу по Мише, что он спрашивает не только про дорогу до метро.

— Да, — отвечаю и вкладываю свою ладонь в его. Я ему доверяю от и до.

Миша чуть крепче сжимает мою руку, притягивает к себе, и мы быстрым шагом идем вперед.

Мы практически доходим до спуска в метро, когда с неба начинают лететь крупные капли. Нам осталось метров триста, но их нужно преодолеть.

Поднимаю глаза к небу. Низкие черные тучи практически нас настигли.

— Плохо дело, — произношу озабоченно.

Миша смотрит наверх, затем на стремительно темнеющий асфальт.

— Не то слово, — выносит вердикт. — Бежим!

Мы тут же срываемся с места и со всех ног мчим вперед. Капля за каплей приземляются на одежду, та тут же становится мокрой. Кожа покрывается мурашками. Холодно.

Только успеваем заскочить в подземный переход, как за нашими спинами на город обрушивается стихия. Сильнейший порыв ветра вырывает у прохожих зонты, выворачивает их наизнанку.

— Пойдем. — Миша тащит за собой. — Нам нужно поторопиться.

Бегом спускаемся по лестнице, проходим турникеты, по левой стороне идем по эскалатору, не замедляясь ни на миг.

Миша пропускает меня вперед, чтобы не опередить слишком сильно. Знает, если так сделает, я буду торопиться за ним и могу случайно оступиться.

Бегу вниз, как могу быстро. Сердце, словно бешеное, колотится в груди.

Только мои ноги касаются твердого каменного пола станции метрополитена, как Миша тут же снова берет меня за руку и тащит за собой вперед.

В метро столько народу, что просто ух! Люди бегут и спешат по своим делам. Ритм настолько бешеный, что перед глазами все разбегается! Держусь за Майорова крепче, без него я тут же потеряюсь и пропаду.

Духота сменяется резкими порывами холодного ветра, меня кто-то толкает в бок, я теряю равновесие и едва ли не падаю на пол. Миша резко хватает меня за талию и прижимает к себе. В ту же секунду из тоннеля выезжает поезд и принимается громко сигналить.

Внутри все дрожит.

— Ты как? В порядке? — всматривается в мое перепуганное лицо.

— Угу, — киваю и крепче прижимаюсь к Мише. Рядом с ним хорошо и безопасно. Я ничего не боюсь.

Поезд останавливается, прямо напротив нас оказываются двери. Мы одни из первых, кто заходит в забитый вагон на этой станции.

— Держись за меня крепче, — говорит, как только мы заходим в переполненный вагон. Точнее, нас буквально заносят. Каждый, кто стоял за нами на платформе, тоже хочет успеть.

Двери закрываются, поезд начинает набирать скорость. Меня вжимает в Майорова настолько, что я еле дышу.

— Сколько нам ехать? — спрашиваю у мужчины.

Глава 21. Эля

— Что ты здесь делаешь? — в шоке смотрю на мужа.

Он стоит рядом со своей машиной, в руках держит огромный букет алых роз. Блин, ненавижу эти цветы! Столько раз говорила ему об этом.

— Приехал за своей женой, — произносит вальяжно. — Забирай свои вещи, ты возвращаешься домой.

Савелий обращается ко мне как ни в чем не бывало. Говорит так, словно я сумочку в ночном клубе забыла и мне нужно за ней заскочить.

— Это твой муж? — Миша изучающе смотрит на Саву. Тот начинает нервничать под взглядом Майорова. А затем злится.

Ой, чувствую, не успеть нам вовремя в отделение. Сейчас будет стычка.

Сава оценивающе смотрит сначала на меня, затем на Мишу. Его лицо резко краснеет, он начинает чаще дышать.

Ну все… Начинается. Сейчас разразится буря.

— Да! Ее муж! — говорит с вызовом. — Мне совершенно плевать, кто ты. — Презрение в голосе не скрыть. — Но она немедленно забирает свои вещи, и мы уезжаем!

Хочу ответить Савелию, что он уезжает один. Я никуда не собираюсь отсюда. Здесь моя дочь, и я от нее никогда не откажусь.

После выставленного чемодана, связи с моей уже бывшей подругой я уж точно ни за что и никогда к нему не вернусь! Пусть даже не мечтает об этом.

Я еще слишком хорошо помню его слова про «бракованную» дочь и что ему вместо дочери нужен был сын.

Пусть едет к своей Вере и делает вместе с ней желанного сына! Уверена, она родит так родит! Здорове-е-енного ребенка!

А после всего произошедшего пусть радуется, что я полицию не позвала. Уверена, он замешан в краже наших с Анечкой денег.

— Я ни…— начинаю, но Миша не позволяет мне продолжить. Он делает шаг вперед, закрывает меня собой.

— Элеонора остается здесь. В отделении, — отрезает жестко. — Она будет заботиться о новорожденной тяжело больной дочери и никуда не уедет. Все понятно? — От тона, которым Майоров разговаривает с Савелием, даже у меня мурашки по коже бегут.

— Она уезжает со мной! — В голосе Савы звучат истеричные нотки. Мне становится до жути противно. — На ребенка пофиг! Можете делать с ним, что угодно. Элька восстановится и сына мне родит!

Слова супруга бьют больнее тысячи выстрелов в спину. Слушаю его речь, но словно впервые слышу ее.

Ужас. Просто полный кошмар. И как я вообще могла с ним связаться?

Майоров взбешен. Он на грани. Я чувствую исходящую от него энергетику и понимаю, что если не вмешаюсь, то будет взрыв.

— Миша, не надо, — выхожу из-за его спины, кладу руку на грудь. Ладошкой чувствую биение его доброго сердца. — Я должна сама все ему сказать.

Смотрим друг другу в глаза, мир вокруг нас замолкает. Внутри Миши ведется самая настоящая война. Эмоции против разума.

— Хорошо, — говорит спокойно и даже немного отрешенно. Бросает взгляд на наручные часы. — У тебя есть три минуты.

— Спасибо, — благодарю его.

Набираю побольше воздуха в грудь, разворачиваюсь и сталкиваюсь с пылающим от гнева взглядом Савелия. Аж воздух выбивает из легких.

— Держи букет, — впихивает мне в руки гору роз. — Прими мои извинения, — шипит со злостью. — Все? Помирились? — хватает за локоть, вырываю руку. Миша стоит за моей спиной и грозно смотрит на Саву. Тот в его присутствии больше не решается на столь опрометчивый шаг.

— Живо в машину! — приказывает. Жестом показывает в сторону своего авто. — Плевать! Я новые шмотки тебе куплю.

— Савелий, я никуда с тобой не поеду, — четко обозначаю свою позицию.

— Поедешь! — рычит.

— Мне совершенно плевать на твои пожелания и хотелки, — стараюсь говорить спокойно и твердо, но голос подводит. Дрожит. — Я остаюсь здесь. Со своей, — намеренно подчеркиваю это слово, — дочкой. И никакая сила в этом мире не сможет этого изменить!

Хромов стоит напротив, сверлит меня гневным взглядом. Он разъярен.

— Эля, время, — напоминает Миша. Бросаю на мужчину измученный взгляд.

— Савелий, уезжай, — прошу своего мужа. — Я к тебе не вернусь.

Не дожидаясь его ответа, разворачиваюсь, и мы с Мишей идем в сторону медицинского центра. Когда подходим к ступенькам, только тогда в наши спины начинают лететь проклятия.

— Ответишь? — замедляясь, спрашивает Миша.

— Зачем? — не останавливаясь, уточняю у него. — Каждый из нас сделал свой выбор. После того что сделал Савелий, я точно к нему не вернусь.

— Уверена? — произносит с легкой ухмылкой. В голосе отчетливо слышится боль.

— Я предателей не прощаю, — говорю, глядя ему прямо в глаза. — Ты ведь знаешь.

— Время не терпит, — тут же переводит болезненную для каждого из нас тему. Сейчас нет смысла ее продолжать. Впереди у каждого очень много работы, будет ни до чего и ни до кого. — Пойдем.

Заходим в здание, Миша по своему пропуску запускает меня через турникеты в фойе. Дохожу до лифтового холла и жду его там.

Вокруг меня собирается толпа медицинских работников. Они общаются, обмениваются короткими фразами. Кажется, что все знакомы друг с другом. И лишь у меня на лбу написано, что я пациент.

Глава 22. Миша

Совещание затянулось. Из-за своего опоздания я не успел предупредить реаниматологов, чтобы они готовили Анечку для снятия с аппарата, и теперь девочкам придется подождать встречи. Малышку переведут в палату гораздо позже, чем я планировал.

После совещания заскакиваю в ординаторскую, успеваю перехватить бутерброд и лечу на операцию. А там…

Все идет не по плану.

— Александр Петрович, — обращаюсь к дежурному анестезиологу. Он отрывается от наблюдения за показателями датчиков и вопросительно смотрит на меня. — Боюсь, тебе придется увеличить наркоз, — заведомо предупреждаю. Возвращаю взгляд на маленького пациента, лежащего на операционном столе. Он крепко спит и нас не слышит. — Как хорошо, маленький, что ты попал к нам.

— На сколько увеличивать? — переставая хохмить, спрашивает Хмельницкий. Он тут же меняет свое поведение, как только понимает всю серьезность ситуации.

— Еще часа три. Как минимум, — очерчиваю временные рамки.

И то, если нам повезет в эти самые три часа уложиться.

Мысленно меняю план операции. Прикидываю возможные осложнения, пути их разрешения. Еще раз пробегаю взглядом по кишечнику и мышцам, которые нам необходимо будет собрать в кольцо. Сопоставляю данные монитора с тем, что вижу своими глазами.

М-да…

Будет совсем нелегко.

Уретра находится слишком близко к кишечнику. Настолько близко, что там однозначно есть свищ. Его нужно найти!

Если ректоуретральный свищ оставить нетронутым, то у малыша начнутся большие проблемы с почками. Его все равно придется оперировать, но уже экстренно, с плохими показателями по крови и инфекцией в мочевыводящих путях.

Я не в коем случае не допущу подобного. Малыш и так уже огромный молодец, столько выдержал. Незачем ему давать еще больше нагрузки.

— Машенька, — зову операционную медсестру. — Вызывай Алю. Скажи, что срочно.

Без согласия заведующей я не могу заняться кишечником так, как мне сейчас нужно. Меня не устраивает его состояние, нужно обследовать более детально.

— Сейчас. — Бросая все, девушка направляется к телефону. Понимает, что каждая секунда сейчас на счету.

В операционной тут же повисает напряженная тишина.

— Михаил Александрович, смотрите сюда, — показывает на серое пятно Высоцкий, мой ассистент и ученик.

— Вижу, Леш, — задумчиво хмурюсь. — Не нравится это мне.

— Понимаю, — кивает. Так же, как и я, продолжает изучать и сопоставлять.

— Все хреново? — уточняет Хмельницкий.

Саня — опытный реаниматолог, мы с ним часто работаем вместе. Он прекрасно понимает, что я не стану просто так дергать Изольду Альбертовну.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — отвечаю, не глядя на друга.

Все мое внимание приковано к маленькому мальчику, что лежит на операционном столе.

Свищ… Где-то должен быть свищ… Блин, но в уретре его не вижу. Неужели в шейке мочевого?

М-да… Капец.

— Мальчики, доброе утро. — В операционную заходит заведующая отделением. Воздух вокруг тут же меняется, его наполняет власть. — Миша, что у тебя произошло? — пристально смотрит на меня.

— Пока ничего, — отвечаю, глядя прямо в глаза строгой женщины. — Но может. Поэтому вы нам нужны как никогда.

Аля — очень опытный хирург. Она училась у одного из лучших профессоров. И уж если кто сможет нам дать шанс помочь малышу на хорошую и полноценную жизнь, так это она.

— Поняла, — бегло осматривает всех присутствующих. Кидает взгляд на стол. — Моюсь, — разворачивается и отходит в сторону. К мойке.

— Все готовы? — возвращается спустя пару минут.

— Да, — киваю.

— Что случилось? Какой план? — спрашивает. Каждый член операционной бригады внимательно смотрит на меня.

— Значит, так, — набираю в грудь побольше воздуха. И начинаю рассказывать.

Озвучиваю свои наблюдения, описываю что именно меня насторожило, и очерчиваю куда нам еще нужно будет «зайти».

Чем больше я говорю, тем сосредоточеннее начинают выглядеть люди вокруг. Нам предстоит операция нестандартная и сложная.

— Как так вышло, что вы только сейчас увидели это все? — недовольно и даже сердито интересуется Аля. — Не дообследовали? Или обследований вам было мало?!

— Изольда Альбертовна, — мягко, но тем не менее жестко, произношу, — ни одно из проведенных обследований не показало того, что мы видим сейчас, — давлю на больное. — Я не утверждаю, что свищ есть. Мы его не видим, но я уверен, что буду прав. Смотрите, — показываю на монитор.

Уретра и кишечник идут близко, но не соприкасаются друг с другом. На картинке все выглядит именно так. Но моя чуйка…

Нет. Я не готов так рисковать!

— А еще смотрите сюда, — показываю на часть кишечника, что нам видна. — Это не нормально, — продолжаю продавливать.

— Согласна, — задумчиво отвечает суровая женщина. — Правильно, что позвал меня, — смотрит мне в глаза. — Говори, что будем делать.