Кто мудр, тот в счастье будет умен, а в несчастье бодр и тверд.
— Варрон
Это боль. Выжигающая. Невыносимая. Настоящая. Застрявшая где-то в грудной клетке кривым и ржавым гвоздём. Я никогда не плакал. Совсем. Возможно, в далеком-далеком детстве, о котором почти ничего не помню, потому что еще слишком мелким был. Мне трудно выражать эмоции, я в этом плане какой-то поломанный или просто бракованный. Я ощущаю их вибрацию в себе, но дать им возможность выйти наружу – не могу. Но сейчас… Сейчас я рыдаю так, что мне не хватает воздуха.
Забившись в угол ванной комнаты, я рыдал и никак не мог взять себя в руки. Мне грудь жгло, и сознание плавилось. Я чувствовал себя потерянным и ненужным. Никогда не думал, что это ощущение ко мне когда-нибудь снова вернётся. Я его уже пережил, справился и во второй раз должно уже быть легче. Мне давно не тринадцать лет. Я уже не маленький брошенный мальчик. Я самостоятелен, молод и перспективен. Но много ли от этого толку, когда душа в мучительной агонии уже вот-вот должна умереть?
- Олег? – в дверь ванной постучалась моя родная старшая сестра – Даша. – Олег, с тобой всё в порядке? – в ее голосе отчетливо было слышно беспокойство.
- Дай минуту, - не прошу, а уже умоляю.
Тихие шаги оповестили о том, что сестра прислушалась ко мне. Она всегда не слушала меня, а слышала. Пусть у нас разница в возрасте семь лет, но с Дашей я всегда был и остаюсь на одной волне. Мы прекрасно понимали друг друга и всегда были неразлучны. Даже сейчас, когда уже давно выросли, наша связь по-прежнему осталась крепкой и нерушимой.
Я понимал, что вечно прятаться за дверью ванной комнаты не смогу. Это, как минимум, глупо. Проблемы не исчезнут, а то, что уже случилось – не вернётся в исходную точку. Я просто не мог понять, почему она так поступила? Плевать на то, что она бросила меня и ушла к моему же другу. Сейчас мне больно, но ничто не длится вечно. Я перетерплю. Пережду, когда отпустит и найду в себе мужество научиться жить дальше. Но наша дочь… Как она могла бросить нашу дочь, которой еще даже нет года?! Где я не углядел?! Где ошибся?! Неужели мои глаза были настолько ослеплены любовью, что я даже не заметил, с кем мечтал построить семью и наше совместное будущее?
Мне больно не только от предательства, мне больно из-за того, что я допустил всё это в своей жизни. Я ведь мужчина и именно я должен заботиться о благополучии своей семьи. По итогу я уже в самом начале неотвратимо налажал. Мне двадцать три и порой Даша говорит, что я слишком много требую от себя в таком возрасте. Но я не могу, не умею иначе. Я не хочу стать таким же, как и наш отец. Меня от одной только мысли об этом уже начинает тошнить. Я слишком сильно похож на него внешне и опасаюсь, что его гены могли уйти еще глубже в меня.
Мотнув головой, будто отрицая такую печальную возможность, я встал с пола и подошел к раковине, чтобы хорошенько умыться. Меня немного потряхивало, а вид всех этих дурацких баночек с косметикой и средствами для ухода лица лишь усилил дрожь в моем теле. Так быстро убегала от меня, что даже забыла прихватить с собой всю эту дрянь?
Я хотел умыться, но вместо этого одним резким движением руки смёл с полочек все эти проклятые баночки. Что-то разбилось, что-то просто закатилось под ванну. Меня вдруг такое дикое чувство отвращения одолело. Я продолжал выкидывать эти банки и флаконы будто они были виноваты в том, что случилось. Я балансировал между ядовитой ненавистью и малодушным желанием немедленно позвонить ей и умолять, чтобы она вернулась ко мне.
- Олег?! – Даша уже не просто стучала в дверь, она барабанила по ней своими маленьким кулачками. – Олег, что ты там делаешь?! Открой дверь! Немедленно!
Вцепившись пальцами в бортики раковины, я опустил голову и шумно задышал. Секундный порыв ненависти и гнева уже прошел. Это была вспышка, необходимый выход для эмоций, что скопились во мне и неподъемным грузом давили на грудь. Стало легче. Совсем чуть-чуть и на несколько секунд. Но и этого достаточно, чтобы перезапустить свой мозг.
Плеснув в лицо холодную воду, я еще несколько минут стоял с закрытыми глазами. Я не мог появиться перед сестрой в таком виде. Она и так всегда переживает за меня, всегда готова помочь и подарить всю свою любовь. Я понимаю, почему Даша это делает. Не только из-за своей неуёмной и безусловной любви ко мне, о которой некоторые младшие братья или сёстры могут лишь мечтать. И она понимает, почему это делает. Порой, я чувствую себя виноватым из-за того, что она забирает время у своей семьи и щедро дарит его мне. Но Дашка никогда не жалуется, никогда ни в чем не упрекает. Она просто любит. Любит меня, любит своего мужа, любит свою племянницу. Меньшее, что я сейчас могу сделать – спокойно выйти, затолкав бестолковую боль и истерику поглубже в себя. Не хочу, чтобы Дашкино сердце еще сильней болело из-за меня. Она этого не заслужила.
Вдох-выдох. Щелчок. Шаг. Сестра стояла в дверном проеме кухни, заботливо покачивая на руках мою дочку. В карих глазах просто океан боли и тревоги. Пожалуй, то же самое Даша увидела и в моих глазах, потому что ее подбородок вдруг затрясся.
- Не надо, - одними губами прошептал я.
Я понимаю, что сестру ошеломила не только моя семейная драма. Дашка родилась в полной семье и ее детство было замечательным. Она росла в любви. Умная, красивая и любимая девочка Даша. Во всём первая и послушная. Я же появился на свет ровно в тот день, когда отец ушел от нас. Затем он, конечно, пару раз возвращался, пока мать уже сама его не выставила за дверь. В школе я был без преувеличения настоящим двоечником. Потом моя и Дашкина жизнь поделилась на «до» и «после», о чем я даже наедине с собой уже много лет не хочу вспоминать. Тогда мне и сестре здорово досталось от жизни, но ничего справились. Справились в большей степени именно благодаря моей сестре.
Счастлив тот, кто умело берет под свою защиту то, что любит.
— Публий Овидий Назон
Принять непростую мысль, связанную с тем, что теперь ты стал отцом-одиночкой, довольно сложно. Особенно сложно, когда в наших реалиях привыкли к матерям-одиночкам. Эта мысль не умещалась в моей голове, она жгла изнутри и даже ранила. Меня начал атаковать неконтролируемый страх насчет того, что я могу стать плохим отцом и в будущем между мной и Сонечкой не будет тех доверительных отношений, которые так необходимы в каждой любящей семье.
Я не планировал в двадцать три года становиться отцом, но, когда узнал, что Алёна беременна ни разу не подумал о возможности аборта. В душе в тот момент завибрировало что-то такое теплое и мягкое – это была радость. Настоящая радость, смешанная с убаюкивающими волнами счастья. Когда узнал, что у нас будет дочь, теплое и мягкое ощущение расширилось внутри меня, едва помещаясь в пределах грудной клетки.
- Олег? – Даша осторожно коснулась моей руки и несильно сжала ее.
- Да? – я вынырнул из своих размышлений и рассеяно посмотрел на сестру.
За окном уже давно наступила ночь. Дашка помогла мне приготовить детскую смесь и накормить Соню. Теперь дочка тихонько спала в манеже. Она вообще у меня очень спокойная. Не знал, что не все младенцы готовы сутками на пролёт кричать и комфортно себя чувствовать исключительно на руках у родителей. Да я вообще практически ничего не знал и сейчас не знаю о детях.
- Я уже пойду, а завтра утром обязательно приеду, хорошо? – сестра смотрела на меня так, будто ощущала за собой какую-то вину.
- Конечно. Поезжай. Передавай Руслану от меня привет, - и хотелось бы перекроить тон своего голоса, чтобы он не звучал так по-дурацки скорбно, но не получилось.
- Всё наладится, - твёрдо заявила Дашка. – С нами приключалось всякое, но мы всегда со всем справлялись.
- Это уж точно, - хотелось дать себе подзатыльник, чтобы не разговаривать с сестрой так безучастно.
Но Даша ни в чем меня не обвиняла, не смотрела с упрёком или недовольством. Она просто хочет мне помочь, в очередной раз разделить тот груз, что сейчас свалился каменной глыбой на мои плечи.
- Я оставила в кухонном шкафчике детские смеси. В спальне положила еще одну пачку подгузников. Они-то уж точно лишними не станут, - Дашка невесело улыбнулась и сжала мою руку сильней.
- Спасибо, - ненамеренно тихо проговорил я. – Большое спасибо. Ты, как всегда, меня выручаешь, - невеселая улыбка сестры отпечаталась и на моих губах.
- Не за что. Я пойду. Не провожай, - Дашка встала из-за стола, крепко обняла меня за плечи и как в детства поцеловала в щеку.
Когда входная дверь тихо закрылась, я устало потёр глаза и еще несколько минут неподвижно сидел на кухне за обеденным столом. В голове жужжали различные мысли, но я не хотел ни на одну из них обращать внимания. Всё равно толку в этом деле будет мало.
Допив уже давно остывший кофе, я вымыл чашку и стараясь как можно меньше шуметь, прошел в спальню. Здесь всё еще витал сладковатый аромат Алёнкиных духов. От их присутствия в этой комнате мне вдоль позвоночника будто импульсы тока кто-то пустил. Моя боль была еще слишком острой и свежей, поэтому такая реакция на простой аромат женских духов вполне оправдана. Завтра же избавлюсь от них.
Я осторожно подошел к детской кроватке и посмотрел на спящую Сонечку. Такая крошечная, особенно, когда едва ощутимо касаешься ее ручки или пальчиков. Рядом с дочкой я с первых дней ощущал себя огромным неуклюжим медведем, который может не нарочно сделать что-то не так или причинить боль. Потом как-то это прошло, и я уже научился быть уверенным в себе, когда держал Сонечку на руках.
Времени для того, чтобы жалеть себя или утопать в бескрайних водах собственного отчаянья у меня уже не было. Я дал себе слабину там, в ванной комнате, несколько часов назад. Теперь нужно брать себя в руки. Уже завтра Соня проснётся и будет нуждаться во внимании, будет хотеть кушать и было бы неплохо выйти на часок-другой на прогулку. Несмотря на то, что случилось, время всё равно продолжает свой ход, ночь сменяет день, а день сменяет ночь. По большому счету вселенной наплевать на твои проблемы и переживания, она продолжает свое бесконечное движение и тут ты либо подстраиваешься, либо выбываешь из игры.
Склонившись над Сонечкой, я аккуратно поцеловал ее в лобик. Усталость резко навалилась на меня и я, не раздеваясь, лёг в кровать. За окном поднялся ветер, и где-то вдалеке послышался ревущий гул мимо проезжающего мотоцикла. За стенкой булькал холодильник, а на потолке плясали тени деревьев. Я долго всматривался в эти тени, постоянно прислушиваясь, не проснулась ли Сонечка. Постепенно я начал проваливаться в сон с твёрдым убеждением, что завтра станет легче. Станет. Я в этом даже не сомневаюсь.
Дружба удваивает радости и сокращает наполовину горести.
— Ф. Бэкон.
Будни помчались мимо меня так, будто кто-то их трансформировал в сверхзвуковой самолёт. Один день сменялся следующим и так по кругу, только и успевай делать новый вдох и снова с головой уходить в работу и воспитание дочери.
На следующий день после того, как Алёна уехала с Петей в неизвестном для меня направлении, я, как заведенный, начал избавляться от ее вещей. Мне было больно и тошно видеть их. Обычные тряпки, блестящие флаконы с косметикой, нижнее бельё, что я покупал на свои первые заработанные деньги, да бы порадовать Алёну – всё это было без зазрения совести выброшено. Я не хотел видеть в своем доме ни единой даже самой крошечной вещи, что могла мне напоминать о женщине, которую я любил и которая выдрала с корнями всё живое, что у меня было внутри.
Так уж сложилось, что всякие модные тряпки, какие-нибудь блестящие фоторамочки или даже недавно купленный пакет йогурта, умеют хорошенько бить по чувствам и нервам. Человек тебя бросил, ушел, но вещи продолжают хранить его запах, продолжают напоминать о том, что еще несколько дней назад всё было хорошо. Я не хотел цепляться за прошлое, не хотел хотя бы еще минуту думать обо всём этом. Поэтому в мусорный бак я бесцеремонно отправил всё, что могло напоминать мне о прошлом.
Дашка одобрила мою затею продолжать шагать вперед и не оглядываться назад. Она с Русланом очень помогли мне. Несмотря на то, что я всеми силами пытался переключиться на бытовые проблемы, внутри всё равно что-то неуправляемо жгло. Внешне я был всё тем же Олегом, но то, что скрыто под внешней оболочкой подчинялось другим законам. Я старался делать вид, что всё в порядке, но тот удар, что был получен от Алёны вряд ли так просто можно скрыть. Тем более Даша хорошо меня знала и ей достаточно раз заглянуть мне в глаза, чтобы всё понять.
Мы больше не говорили о том, что произошло. Думаю, сестра внутренне почувствовала мое острое нежелание возвращаться к этой теме, поэтому об Алёне вслух не вспоминала.
- Ничего, брат, - похлопал меня по плечу Руслан. – Справимся. Главное, что мы есть друг у друга.
Руслан был единственным, кому я спокойно сумел доверить свою сестру. Хороший мужик. Всегда готов помочь. Оптимист. А еще он очень любит Дашку. Это видно, это чувствуется. Всегда внимателен к ней. Всегда нежен.
Я прекрасно знал, что, когда наш отец ушел из семьи для Дашки это стало большим ударом. Она его очень любила. Мама даже в шутку часто говорила, что Даша любит папу больше, чем ее. Уверен, она знала, что Даша любит всех, просто больше нуждалась в отцовском внимании. Сестра так и не простила папу. Всё отболело, она выросла, научилась жить без мужского воспитания. В этом плане Дашка настоящий кремень. Поэтому я был искренне рад, что в ее жизни появился Руслан. Он старше ее на восемь лет и во многих вещах является истинным наставником. Мое сердце за сестру было спокойно.
- Это уж точно. Главное – у меня есть работа и финансовая сторона моей жизни на данный момент стабильна, - я дал Соне соску.
- Мы всегда готовы тебе помочь деньгами, ты же знаешь, - закатив глаза, заявила Даша.
- А что с графиком работы? – спросил Руслан.
Мы прогуливались по парку. Я нёс Соню на руках. Руслан катил коляску, а Даша проверяла хорошо ли закрыта бутылочка с водой.
- Нужно будет заскочить в офис, а потом на удалёнку перейду. Шеф дал добро. Буду получать билд и чек-листы по электронке.
- Чувствую себя древним стариком, - шутливо проговорил Руслан. – Ничего не понятно.
- Если захочешь ко мне в игровую сферу, я тебя всему обучу, - поддерживаю шутку и целую крохотные пальчики, которые Соня ко мне так охотно тянет.
- В общем, если будут трудности, - уже серьезным тоном начал Руслан, - то малую можешь к нам привозить. Или я, или Дашуля обязательно присмотрим.
- Спасибо. Мне бы только завтра за Соней приглядеть, пока я в офис поеду. А там уже сам справлюсь.
- Хорошо, Олеж, - кивнула Дашка.
На следующий день я мчался, как ошалелый, в офис. Соня сегодня как-то беспокойно спала, поэтому я всю ночь провел у ее кроватки и проснулся только оттого, что свалился с табуретки.
В офисе я совершенно не имел никакого желания распространяться на тему своей внутрисемейной драмы. Я не хочу видеть взгляды полные сожаления. Не хочу слышать подколы или бестолковые слова поддержки. В конечном итоге, всем плевать на чужие проблемы и это вполне логичное поведение.
Лёха – мой друг и коллега, помахал мне рукой, как только я ввалился в офис. Мы вместе в школе учились. Хороший парень, с ним бывает весело. Иногда вместе, как два малолетних пацана, мечтаем о том, как сами начнем разрабатывать игры, откроем свой офис, который через время значительно расширится. Думаю, если хватит сил и выдержки, то наши мечты могут стать реальностью. И мне, и Лёхе нравится то, чем мы занимаемся. Мы не принуждаем себя каждый день ходить на работу, а это уже огромный плюс, потому что не каждый таким может похвастаться.
- Салют! – Лёха радостно лыбится.
- Друг, извини, мне к шефу, - на ходу бросаю.
В кабинете у шефа я провел минут двадцать. Пришлось в общих чертах обрисовать ситуацию. На удалёнку меня отпустили, но, естественно, не на постоянной основе. На первое время хватит, а там уже по мере поступления буду решать вопросы.
- Эй, ты куда?! – донесся до меня возмущенный голос Лёхи, когда я вышел из кабинета шефа и направился в сторону лифтов.
- Домой, дружище! Ты тут пока сам порули, окей?!
- Уволили, что ли? – Лёха примчался ко мне.
- Нет. На удалёнку ухожу. Ненадолго. Не переживай.
- Я думал, мы сегодня в бар пойдем. Хорошенько отдохнем.
- Отдохнул уже. У меня теперь другие заботы, дружище, - я похлопал Лёху по плечу и пошагал к лифту.
Характер ребенка — это слепок с характера родителей, он развивается в ответ на их характер.
— Э. Фромм.
Я сам от себя такого не ожидал, но мне хватило пары недель, чтобы окончательно втянуться в наш новый распорядок дня. Возможно, такая гибкость с моей стороны связана с тем, что я с первого дня жизни Сони старался быть рядом с ней. Несмотря на то, что я много работал, дочь в моем сердце и мыслях сразу же отвоевала свою немаленькую территорию. Теперь же, когда мы остались вдвоем, то, по сути, немногое у нас изменилось.
Правда, пришлось несколько дней подстраиваться под новый график работы. Вообще работать дома – для меня новый опыт. Но я с ним отлично справлялся. Иногда, конечно, зашивался, но в целом, всё шло не так уж и плохо. Дашка хотела хотя бы раз в день к нам заезжать, но я ее уговорил этого не делать. В конце концов, у сестры есть и своя личная жизнь, которой тоже нужно ее внимание. Я не мог и не хотел быть эгоистом. Дашка была рядом со мной именно в тот момент, когда я больше всего в этом нуждался. Ее присутствие помогло мне не развалиться на части и взять себя в руки. С остальным я уже смогу справиться самостоятельно.
Всё было просто и понятно. Я мог уже закрытыми глазами приготовить детское питание и меньше, чем за минуту поменять подгузник. С купанием, конечно, было немного сложней, но и тут я кое-как приловчился. Мне даже нравилось купать Соню. Она очень любит воду. Когда дочка уже знает, что я буду ее купать, она никогда не капризничает. Большие голубые глаза внимательно рассматривают меня, пока я аккуратно мою Соню. Она разглядывает меня с таким искренним интересом, что мне даже как-то неловко становится.
Конечно, бывают дни, когда я просто дико не высыпаюсь, потому что дочка может всю ночь капризничать или хотеть играть. Но большую часть времени Соня щадит меня, и я могу спокойно поработать или поесть. Правда, когда она уже научилась переворачиваться на живот и лежать с поднятой головой я понял, что скоро настанет конец моим спокойным денькам. Затем Соня научилась садиться. Первый раз это произошло, когда я оставил ее в манеже, чтобы приготовить детскую смесь. Возвращаюсь в спальню, а там на меня два большущих голубых глаза смотрят поверх деревянной перекладины. Светлые волосики дыбом стоят после сна, из-за чего Соня выглядит умилительно.
Очередным испытанием для меня стал поход в детскую поликлинику. Нужно было сделать прививку. Нет, меня не пугали больницы или доктора. Меня настораживали женщины. Я никогда не считал себя каким-то особенным или притягательным человеком. Обычный парень. Теперь уже отец. Шагая с Соней на руках в сторону регистратуры, я ощутил на себе десятки заинтересованных или удивленных взглядов женщин. Не знаю почему, но отец со своим ребенком на руках временами превращается в какое-то восьмое чудо света.
Сначала я решил, что мне это показалось. Но, когда мы сидели в очереди, несколько женщин перешептывались между собой и совсем «негромко» вели беседу, где главным объектом обсуждения был я. Вряд ли это могло меня как-то задеть или сделать неуверенным в себе, или наоборот – уверенным. Просто такая атмосфера для меня была совершенно новой.
Когда начались обсуждения по поводу кормления грудью, мне хотелось сквозь землю провалиться. Нет, я прекрасно понимаю, что это естественный процесс – вскармливать ребенка грудью. Просто я был чужаком в этой теме и вообще в очереди. В любом случае, в тот день мы всё-таки сделали прививку.
Спираль времени продолжала раскручиваться. Сонечка постепенно училась ходить. Неуклюже и медленно, но она вышагивала туда-сюда по квартире или в парке по аллее, крепко уцепившись ручкой за мой указательный палец. Дочка училась быстро, но, когда у нее что-то не получалось, она злилась, но не плакала и упорно продолжала идти к цели.
Теперь, когда я работал, то прежнего спокойствия уже не ощущал, потому что Цыплёнок могла уже сама передвигаться по квартире. Посадишь ее в манеж, а она капризничает – сидеть в нем не хочет. Я ей игрушек высыплю, чтобы скучно не было, но Сони они уже неинтересны. Еще бы! Ведь теперь есть куда более занимательное занятие. Иногда вынимаю дочку из манежа. Буквально на секунду отвернусь, а от нее уже и след простыл. Бросаю всё, бегу непоседу забирать из кухни или из ванной.
Это уже потом я научился закрывать все двери и прятать опасные предметы, только толку от этого немного. Любознательности Сони можно лишь позавидовать. Ей интересно абсолютно всё: начиная от кухонной утвари и заканчивая горшками с цветами, что стоят на подоконнике. Ей хочется всё потрогать и пощупать.
Пока я усердно пытался сосредоточиться на работе, Соня каким-то просто невероятным образом залезла на подоконник. Вероятно, сначала взобралась на стул, а затем наметила себе следующую цель, уже посложней предыдущей. Я вовремя то ли заметил, то ли почувствовал – не знаю. В общем, я вовремя подхватил Соню, не позволив ей упасть с подоконника. Мое сердце тогда так испуганно билось в груди. А Соньке хоть бы что, смеется заливисто в моих руках и горя не знает.
Позже отлавливание дочки по квартире я назвал игрой «Поймай Цыплёнка». Когда дочка начала подрастать, то эта игра стала ее любимой. Она убегала, а я ее ловил и крепко-крепко обнимал.
Но тот раз с подоконником почему-то особенно ярко отпечатался в моей памяти. Я не позволил Соне упасть и никогда не позволю, чтобы с ней это случилось.
Счастье подобно бабочке. Чем больше ловишь его, тем больше оно ускользает. Но если вы перенесете своё внимание на другие вещи, оно придет и тихонько сядет вам на плечо.
— В. Франкл.
Когда у Сони начали резаться первые зубы, я был готов часами напролет выть. Дочка стала значительно больше плакать и меньше спать по ночам. Я купил прорезыватель, чтобы хоть как-то облегчить Сони этот непростой период. Она мяла и кусала эту несчастную гипоаллергенную силиконовую игрушку так, будто маленький голодный волчонок, терзающий полученную добычу.
Этот новый этап мы смело вдвоем преодолели. Порой, сидя за ноутбуком, я смотрел на дочь, на то как она увлеченно играется с разноцветными кубиками или пытается разобрать игрушку, чтобы понять, как эта штуковина устроена в середине. Я смотрел и чувствовал, что где-то глубоко-глубоко внутри меня что-то нестерпимо ноет. Глядя на дочь, я понимал, что люблю ее так сильно, как, наверно, никого в жизни еще не любил. Эта любовь абсолютна и безусловна. А еще она очень опасна. Потому что, когда так любишь, еще сильней боишься потерять или узнать, что твоему ребенку кто-то может навредить.
Наблюдая за Соней, я понимал всю масштабность и чудовищность поступка Алёны. Я ненавидел эту женщину. Ненавидел, потому что она своим побегом в будущем обязательно причинит боль моей дочери. Я прекрасно знал, что, когда Соня подрастёт, она обязательно спросит меня о матери. Если честно, я боялся этого неизбежного разговора. Мне не хотелось ощущать в себе ненависть, но я не мог ее вытравить. Не мог простить Алёну и вряд ли вообще когда-либо прощу.
Я не жаловался на жизнь, пусть временами бывало крайне сложно, но я не считал себя жертвой или несчастным человеком. Просто одна мысль о том, что мы с Соней здесь и сейчас боремся с ее зубами и еще миллионами других забот, а она… Алёна сейчас где-то там наслаждается жизнью… Меня тошнило от такой несправедливой действительности.
Спираль времени продолжала раскручиваться. Еще одной запоминающейся точкой в моей памяти стал обычный ноябрьский день. Соня уже смелей вышагивала по аллее в парке и приходила просто в дикий восторг, когда видела синиц, что садились на спинку скамейки и тут же улетали высоко в небо.
Как для начала ноября погода стояла довольно тёплая. Каждый раз, когда мы с дочкой собирались на прогулку, я взял для себя правило, что в эти полчаса-час абсолютно забываю о работе, чтобы разгрузить мозги. В этот раз к нам присоединился Лёха, поэтому выполнять собственное правило мне было куда проще.
- Привет, кнопка, - Лёха помахал рукой Соне и упал рядом со мной на скамейку. – Как дела, молодой отец? – он вручил мне бумажный стаканчик с горячим кофе.
- Как видишь, нормально, - я немного отхлебнул.
- Твоя не объявлялась?
- Она не моя, - неожиданно резко ответил я. – И нет, не объявлялась.
- Дружище, не рычи. Я просто спросил. Дикая, конечно, у тебя история. У нас весь офис до сих пор еще в шоке.
- Всё у меня нормально. Я не жалуюсь.
- Ну я бы так не сумел. А ты прям молоток, дружище. Пример для подражания.
- Хватит, - оборвал я. – Хвалить за то, что я выполняю свой прямой родительский долг – идиотизм.
- Чувак, ты какой-то слишком напряженный.
В Лёхе была одна черта, которая существенно помогла нашей дружбе окрепнуть. Он многие вещи переводит или в шутку, или вообще их всерьез не воспринимает. Даже сейчас, когда я веду себя не совсем по-дружески Лёха ржет.
- Тебе нужна девушка, улавливаешь ход моих мыслей? – друг лукаво улыбается.
- Сейчас это для меня не в приоритете, - безапелляционным тоном ответил я.
- Ну вечерок скоротать в женской компании – это не такая уж и глупая идея. Никто не говорит новые отношения строить.
- Мне это не нужно, - я посмотрел на Лёху так, что если бы мой взгляд обладал сверхъестественной силой, то от друга не осталось бы и горстки пепла.
- Окей. Ты только не кипятись. Слушай, я ведь не просто так к тебе пришел.
Соня подошла к нам, уперлась крошечными ручками в мое колено и протянула Лёхе свою любимую игрушку – мягкую черепашку.
- Учись у ребенка, как нужно с друзьями общаться, - Лёха взял игрушку. – Спасибо, кнопа. Так вот, - друг посмотрел на меня, - я со своей матерью переговорил. Она обещала, что после Нового года пристроит твою малую в ясли. У мамы там много знакомых, в общем как-то так. Снова появится свободное время. Мы ведь всё-таки должны хотя бы к тридцати пяти уже обзавестись собственным бизнесом, правильно?
Пусть Лёха с первого взгляда может показаться несерьезным, но в нужный момент он всегда проявляет свою истинную сущность.
- Спасибо, - немного растеряно ответил я.
Лёха сам проявил инициативу, я его об этом не просил. Думал, конечно, насчет детского сада, но на перспективу.
- Не за что, - друг улыбается. – Мы своих не бросаем. Да и малая твоя матёрая. Уверен, она быстро найдет общий язык с другими детьми.
Я был очень благодарен Лёхе за его помощь, правда, благодарность эту, кроме сухого «спасибо» никак иначе не сумел выразить. Трудно мне это дается.
Мы замолчали. Ноябрьское солнце выглянула из-за облака. Ко мне прямо на рукав куртки вдруг села синица. Так близко эта птица к нам еще никогда не подлетала. Соня всё еще опираясь ладошкой о мое колено, удивленно посмотрела на синицу. В больших голубых глазах отразилось столько неподдельного восторга.
- Па-па! – воскликнула Соня и затопала ножками от переизбытка эмоций.
Синица, конечно же, улетела, но я так ярко запомнил ее, легко порхающую в воздухе. Запомнил радостный взгляд дочери и ее это первое, совсем смешное, но безумно тёплое и трогательное «па-па».
Наш страх — это источник храбрости для наших врагов.
— Т. Манн.
Это был сон. Кошмар. Кошмар, который когда-то случился со мной наяву. Всё та же квартира, в которой мы теперь живем с Сонькой. Правда, обои другие и мебель другая, и вообще обстановка не та, что теперь. Мне тринадцать. Я стою в дальнем углу залы и беспомощно смотрю на то, как по комнате суетятся медработники, которые приехали всего лишь несколько минут назад. У меня в глазах всё плывёт. Я вижу ее руку. Она какая-то другая, какая-то будто неживая, принадлежащая кукле или восковой фигуре. Мне больно. Так больно. А еще очень страшно. Хотелось к Дашке, но она на тот момент еще училась в другом городе.
Обхватив себя руками, я ушел в коридор и зажмурился до образования серебристых точек перед глазами, думал только о том, чтобы всё было хорошо. Но это хорошо так и не пришло. Когда в спальне повисла мимолетная тишина, я всё прекрасно понял. Пусть мне было всего лишь тринадцать лет, и я многих вещей еще до конца не понимал в силу своего возраста, но в тот момент всё стало ясно. Мама умерла. Не спасли. Зажав рот ладонью, я надрывно заплакал. Так же я плакал уже годами позже, когда остался один на руках с маленьким ребенком.
Реалистичность происходящего во сне больно ударила по нервам, и я резко проснулся. В спальне царил полумрак. Сквозь плотно завешанные шторы пробивался единственный бледный луч уличного фонаря. Мое сердце так быстро и больно стучало в груди, что я никак не мог начать нормально дышать.
Периферийным зрением я заметил странное шевеление. Соня выскользнула из своей кроватки и теперь пыталась взобраться на мою высокую кровать. Кряхтя, дочка сначала закинула свою черепашку, а затем залезла и сама. Целая спецоперация.
- Ты чего не спишь? – тихо спросил я, отмечая, что мое сердце начало постепенно успокаиваться.
Соня пока что, кроме «па-па» больше ничего еще не говорила. Поэтому она лишь что-то пробормотала на своем, как я это называю, детском языке и подползла ко мне. Разместив свою драгоценную черепашку у меня на груди, Соня легла рядом и прикрыла глазки. Так мы до утра втроем и спали.
Не знаю, может, дочка просто чего-то испугалась и решила перебраться ко мне, а, может, она почувствовала, что мне стало трудно. Да и какая вообще разница? Главное, что всё в порядке.
Спираль времени продолжала раскручиваться. Лёхина мама помогла с яслями. Соне очень понравилось проводить время с другими детьми. Она не боялась их и охотно шла на контакт с воспитателями.
Свободного времени у меня ощутимо стало больше. Я вернулся в привычный график работы, а по вечерам, когда забирал Соню из яслей, приглашал к нам Лёху и до глубокой ночи обсуждал и выстраивал с ним планы по поводу нашего совместного будущего проекта. По выходным к нам приезжала Дашка. Мы вместе выбирались на прогулку или куда-нибудь в кафе.
Теперь, когда Соня уже немного подросла, я мог тщательно и вдумчиво распланировать наши будни и выходные. Всё находилось под контролем. Я четко знал, когда у нас запланирован поход в детскую поликлинику, когда необходимо выбраться в магазин за продуктами и провести генеральную уборку в квартире. Возникло необходимое чувство стабильности.
Меня уже как-то не удивляли заинтересованные взгляды матерей, с которыми я сталкивался либо в поликлинике, либо в яслях. Росла Соня и параллельно с ней рос и я. Когда я находился на работе в небольшом кругу своих сверстников, то непроизвольно начал замечать разницу между нами. Столько романтичных и наивных ожиданий от жизни ощущалось в том же Лёхе и наших общих коллегах. Это было даже забавно. Я не стремился разбить чьи-либо надежды или мечты. Просто уже знал, что жизнь совсем непростая штука и порой бывает очень-очень трудно принимать все ее испытания и удары.
Насчет испытаний. Когда Соне вот-вот уже должно было исполниться два года к нам в дом пожаловала одна незваная гостья. К этому моменту дочка уже вот недавно перешла в первую младшую группу детского сада. Один из самых, по моему мнению, сложных периодов уже был позади. Соня не нуждалась в детском питании, и мы плавно перешли на супы. Я уже знал, что такое, когда у ребенка режутся зубы. Даже успел познакомиться с ветрянкой, которая нагрянула к нам прямо после первого дня рождения Сони. Конечно, впереди нас ожидали всё новые и новые «приключения», но я уже не мог назвать себя тем Олегом, каким был два года назад. Мне уже двадцать пять, и я точно знаю, чего хочу для себя и для Сони.
Поэтому внезапный визит моей несостоявшейся тёщи я расценил, как изощрённую насмешку. На первый день рождения своей внучки она не явилась, но решила прийти на второй. Когда я увидел Тамару Андреевну на пороге своей квартиры, мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы погасить в себе жгучий прилив раздражения.
- Что нужно? – я не собирался церемониться, во всяком случае, не с этой женщиной.
Мои отношения с Тамарой Андреевной изначально не заладились, потому что я недостаточно богат и хорош для ее дочери. Надеюсь, что Петя в этом плане преуспел куда лучше и мечты Тамары сбылись.
- Здравствуй.
- Что нужно? – повторил я свой вопрос.
- Хотела увидеть внучку. Вручить ей подарок.
- Внучку вы не увидите. Подарков не надо, - я захлопнул дверь прямо перед носом Тамары Андреевны.
Но она снова позвонила.
- Что-то еще?
- Олег, давай будет цивилизованными людьми.
- Серьезно? Цивилизованными? – я не удержался и засмеялся, но это был нехороший смех, наполненный гневом и ядом.
- А ты не смейся, - она поправила уродливый пышный бант на своей уродливо-красной кофточке. Жаба. – У нас были внутрисемейные проблемы.
- Мне плевать. Алёна бросила дочь и укатила непонятно куда. Вам всё равно и на дочь, и на внучку. Поэтому не нужно сейчас из себя строить заботливую бабушку, - я говорил таким железным тоном, что сам этому удивился.
Хороши или плохи события жизни, во многом зависит от того, как мы их воспринимаю.
— М. Монтень.
Когда моя дочь попросила меня купить ей велосипед и научить кататься на нем, я уже начал делать первые уверенные шаги в нашем с Лёхой личном бизнесе. Это был мой первый выходной день за последний месяц. Мы с Соней только-только побороли ангину, которая возникла так неожиданно и совершенно не вовремя. Хотя бля болезней никогда нет ни времени, ни желания. Наша победа была безоговорочной, потому что иначе у нас уже и не получалось. Только вперед, только к успешному здоровому будущему.
Именно после своего выздоровления Соня внезапно и захотела научиться кататься на велосипеде. Ее желание было хорошим знаком, значит, болезнь окончательно отступила, возвращая на былые позиции привычную детскую энергию.
Я уже достаточно хорошо знал Соню и понимал, что она не просит выполнить ее каприз. С первых дней жизни дочки я понял, что она вырастет целеустремленным человеком. Есть цель и Соня сделает всё, чтобы к ней прийти.
Наш семейный бюджет немного расширился, поэтому я мог себе позволить здесь и сейчас купить дочери велосипед. Она была так рада, что не удержалась и расплакалась прямо у меня на плече. Соня трогательная и очень нежная.
- Ты чего, Цыплёнок? – я погладил ее по спине. – Почему плачешь?
- Я очень люблю тебя, папочка, - сквозь всхлипы ответила дочка.
Мое сердце радовалось и болело одновременно.
- Я тоже очень-очень люблю тебя, Цыплёнок. Люблю больше жизни.
Натянув джинсовые бриджи и накинув на голову кепку, я помог Соне заправить футболку в юбку и обуть кроссовки. К обузданию велосипеда мы были официально готовы. Спустив «железного коня» на улицу, мы уверенно направились в парк, который уже давно стал нашим особенным местом.
Сам я на велосипеде научился кататься уже в классе пятом. Но даже тот факт, что я уже не был прям маленьким ребенком, никак не уберег меня от падений, хотя изначально велосипед был четырехколесным.
В роле учителя я представлял себя смутно, но зато Соня оказалась хорошей ученицей. Для того, чтобы дочка поняла принцип управления велосипедом и мало-мальски научилась применять его на практике, понадобилось ровно четыре моих выходных дня. На пятый я уже смело беру напрокат велосипед и для себя.
Соня активно крутит педали на своем розовом «коне» и ездит туда-сюда по аллее. Еще раз убедившись в том, что дочка всё-таки обуздала новую науку, я сажусь на свой велосипед. Мы катаемся вместе. Неторопливо и так, чтобы Соня всегда находилась в поле моего зрения.
В тот момент я был счастлив. Счастлив так, что у меня на глазах даже навернулись те самые слёзы, что были и у Сони, когда мы купили ей велосипед. Природа этих слёз был идентичной – абсолютная любовь и радость. Я не умел показывать своих эмоций, но, кажется, именно дочь помогла мне избавиться от этой проблемы.
После длительного отсутствия практики езды на велосипеде, за рулем я себя чувствовал не очень уверено. Но всё равно этот день запечатлелся в моей памяти, как один из тех, которые я буду бережно вспоминать и купаться в том уюте и тепле, которыми он наполнен. Буду вспоминать, даже несмотря на небольшой конфуз, что с нами приключился.
Мы продолжали кататься и остановились только раз, чтобы немного передохнуть и перекусить в местном кафе. Соня вся буквально искрилась радостью и желанием поскорей вернуться к своему велосипеду. Я, если честно, тоже ощущал в себе импульсы энергии и был готов хоть до вечера пробыть в парке.
После перекуса мы возобновили наше занятие. Соня продолжала кататься, мне же позвонил Лёха. Я остановился, чтобы переговорить с ним. Быстро обсудив несколько рабочих моментов, я поехал к дочери. Внезапно на аллею выскочила какая-то дворняга. Она залаяла и бросилось вслед за Соней. Дочка испугалась и не справившись с рулем, врезалась прямо в бордюр и упала. Я в этот момент уже мчался к ней на всех порах. Мир резко сузился для меня лишь до размеров узкой аллеи.
Собака начала лаять и в мою сторону. Я вскочил с велосипеда, отогнал дворнягу в сторону и подбежал к Соне. Она сидела на асфальте, но не плакала. Мне хотелось крепко так треснуть себя по голове за то, что не уследил. Обе Сонины коленки были разбиты, но дочка вместо того, чтобы расплакаться или просто огорчиться, вдруг рассмеялась.
- Вот это полёт! – сквозь смех, заявляет дочка.
- Тебе совсем не больно? – шокировано спросил я.
Я часто видел, как дети случайно спотыкались, падали и тут же начинали так надрывно плакать, словно столкнулись с трагедией всей свои жизни. Порой даже родители не могли их успокоить. Соня у меня в принципе росла спокойной девочкой, но такое падение с велосипеда кого-угодно может выбить из колеи. Но и здесь Соня меня положительно удивила.
- Прости, - прошептал я и поставил дочку на ноги, чтобы хорошенько осмотреть коленки.
- Это было весело! – кажется, Соня ни капли не расстроилась.
Я осторожно промокнул ее коленки влажными салфетками и помог вытереть испачканные руки. Дворняга куда-то бесследно исчезла, наверное, решила еще кого-нибудь напугать.
Выбросив использованные салфетки в урну, я посмотрел на Соню, всё еще сидя на корточках. В ее русых волосах, с которыми я теперь каждое утро борюсь, чтобы заплести их в две одинаковые косички, запутались мягкие лучи вечернего солнца. В голубых глазах искрились радость и озорство. Мне потребовалось несколько минут, чтобы убедить себя в том, что всё, действительно, в порядке.
- Ты у меня самый хороший, - внезапно заявляет Соня и крепко-крепко обнимает меня своими всё еще маленькими ручонками.
Она часто и без всякого повода напоминает мне о том, что она меня любит и я самый хороший папочка на свете. Вообще, как только Соня начала хорошо говорить, она постоянно одаривает меня тёплыми словами. А я беру эти слова, беру и бережно откладываю в самый дальний уголок своей памяти. Храню их там и выталкиваю их наружу в моменты непреодолимой грусти.
Правда — точно горькое питье, неприятное на вкус, но зато восстанавливающее здоровье.
— О.Бальзак.
- Паап, - тянет мое имя Соня, лёжа на диване в ожидании начало новой серии любимого мультсериала.
- М? – я сосредоточено всматриваюсь в экран своего ноутбука.
Пусть мы с Лёхой уже активно занимались развитием своего бизнеса, но с основной работы еще не уволились. Для такого кардинального шага, пока что рано. На первых порах необходимы серьезные вложения и остаться сейчас без стабильного заработка нам никак нельзя.
- А где моя мама? – Соня перекатилась на живот, подтянула к себе мягкую черепашку, продолжая смотреть яркую разноцветную рекламу по телевизору.
Этот вопрос – прямое попадание. Он бьет точно в цель. Холодной пулей влетает куда-то в грудину, крошит ребра, проскальзывает в миллиметре от сердца и проходит на вылет. Я знал, что этот вопрос рано или поздно будет озвучен. Но втайне я изо всех сил надеялся, что это произойдет как можно позже. Учитывая тот факт, что Соня довольно быстро развивается и в целом она у меня смышлёная девочка, совсем не удивительно, что она задала этот вопрос еще до похода в первый класс.
Но самое мучительное то, что этот вопрос вряд ли будет озвучен единожды. Соня станет подрастать и требовать новых подробностей, ведь ее мозг уже сможет анализировать более сложные жизненные ситуации. Нынешний ответ вряд ли мне дастся легче будущего. Мне казалось, что я и сам уже достаточно вырос, чтобы иметь смелость и мудрость отвечать на подобные вопросы. Но, кажется, я слишком высокого мнения о себе.
- Почему спрашиваешь? – я пытался хоть что-то прочесть на экране своего ноута, но буквы и цифры безжалостно слились в одно мутное пятно.
- Ну у меня Вика в садике спросила, - Соня отвечает так, будто мы обсуждаем выбор мороженого в нашем любимом кафе в парке.
Детская открытость, простота и наивность сейчас лишь усиливали всю чудовищность ситуации. Дочка интересовалась такими трудными вопросами, параллельно покачивая ногами в такт веселой песенке, что играет на заставке в мультсериале. Конечно, пока что Соня не понимала всю масштабность и болезненность заданного вопроса, но ее понимал я. А также понимал, что вся эта боль непременно позже коснётся и Сони. У меня все внутренности разом начало выкручивать от одной лишь мысли, что моему ребенку может быть больно. Уж лучше я возьму весь этот груз на себя, чем хотя бы крошечную его часть отдам дочке.
- Цыплёнок, просто есть такие семьи, где нет или мамы, или папы, - пытаюсь, как можно, понятней, а главное – безопасней, объяснить дочке.
- А! Понятно! У Димки только мама есть, - Соня села и заинтересованно посмотрела на меня. – А почему так? Вот у Вики и мама, и папа есть.
Наверно, куда проще построить бизнес с нуля, чем объяснить пятилетнему ребенку, почему бывают неполные семьи.
- Малыш, - я закрыл ноутбук и сел рядом с Соней. – Это очень сложно объяснить. Так складываются обстоятельства. Но это не значит, что ты или Дима не такие, как все. Просто взрослым иногда трудно быть вместе. Из-за этого возникают серьезные проблемы.
- Я проблема для нашей мамы? – большие голубые глаза внимательно посмотрели на меня.
- Нет! Конечно, нет! – вдоль позвоночника у меня скользнул липкий и такой уже давно забытый страх, смешанный с паникой.
Я растерялся, на секунду сбился с пути. Голубые глаза продолжали внимательно и так искренне рассматривать меня, в ожидании внятного ответа. Конечно, можно попытаться переключиться на другую тему, обезопасить себя, оттянуть этот сложный разговор еще на несколько лет. Но я не хочу. Не хочу впускать в себя, в нашу семью чувство слабости.
- Тогда почему у нас нет мамы? – атакует своим следующим вопросом Соня.
Сейчас она серьезна как никогда прежде. На миг мне даже показалось, что в ее детском взгляде мелькнуло что-то очень взрослое и осмысленное. Но это продлилось меньше секунды.
- Она есть, но живет в другом городе, - тихо отвечаю я.
Несколько раз мне попадался профиль Алёны в социальных сетях. Она, действительно, жила в другом городе. Это всё, что я о ней знал. Глубже копаться в ее новой жизни у меня не было ни малейшего желания. Эта женщина перестала для меня существовать ровно в тот день, когда я рыдал в ванной комнате. Она убила мою любовь к ней. Задушила голыми руками. Я по себе уже давно заметил, что очерствел и, наверное, утратил возможность снова полюбить женщину. Вся моя нежность и забота были направлена лишь на Соню.
- Она вернётся? – дочка перелезла ко мне на руки.
- Я… Я не знаю.
Единственное, что меня сейчас утешало – отсутствие лжи с моей стороны. Я не мог лгать дочери и не хотел этого делать. Вряд ли мои ответы способны дать понятную для пятилетнего ребенка картину происходящего. Но я хотя бы был честен.
- Взрослые очень странные, - вздохнула Соня и обвила мою шею своими худыми тёплыми ручками.
- Я бы сказал, очень-очень странные, - я обнял дочку и глубоко вздохнул.
- Нам вдвоем тоже хорошо. Без мамы. - Соня улыбнулась мне и слезла обратно на диван.
Какое-то время я еще сидел неподвижно, упорно борясь с воспоминаниями и той болью, что уже долгое время лежит где-то на дне души и не подает признаки жизни. Правда, вот теперь она неожиданно затрепетала. Нет. Сейчас ей здесь уж точно не место.
Я снова вернулся к работе. Соня, тиская свою черепашку, увлеченно продолжила смотреть мультсериал. Первый трудный разговор состоялся. Он прошел не так страшно, как я себе представлял. Но всё ли будет так же гладко, когда Соня подрастёт? Я не знал ответа, но искренне надеялся, что и в будущем мы сможем вот так спокойно обсудить тему, что касается ее матери.
Наша жизнь состоит из любви, и не любить — значит не жить.
— Жорж Санд.
Утро первого сентября было наполнено суетой. С минуты на минуту должны уже подъехать Даша с Русланом. Я попросил их купить букет первой Сониной учительнице. Сам же боролся с бантами и ленточками. Благо человечество создало Ютуб, и я уже минут двадцать пытался повторить видеоурок, как правильно заплетать колоски.
Соня волновалась, это было очень заметно, но ее всё равно веселили мои попытки сделать прическу. Я всё еще не мог поверить в то, что моя дочь уже идет в первый класс. Она ведь еще вчера была такой маленькой и неуверенно вышагивала по парковой аллее, крепко держась за мой указательный палец. Порой время бывает таким беспощадным в своей быстроте.
Эпопея с праздничной причёской всё-таки завершается моей безоговорочной победой. Осмотрев свое творение с разных сторон, я остался им полностью доволен. Соня соскочила с табурета и побежала в прихожую к зеркалу.
- Ну как? – поинтересовался я, поправляя узел галстука.
- Красиво! Очень красиво! – Соня улыбнулась и покрутилась вокруг зеркала. – Ты у меня настоящая фея, папочка!
- Я старался. Беги, надевай пиджачок и новые туфельки.
Пока Соня продолжала сборы, я встретил Дашу и Руслана.
- Хризантемы подойдут? – спросила сестра.
- Я не очень разбираюсь в цветах, но букет отличный, так что подойдут, - я застегнул наручные часы.
- Олег, ты выглядишь, как настоящий бизнесмен! – Руслан приветственно пожал мне руку.
- Так он и есть у нас бизнесмен! – Дашка поправила несчастный узел моего галстука. – Где наша ученица? – сестра прошла в комнату к Соне.
- Ну как? Волнуешься? – поинтересовался Руслан, когда я провел его на кухню.
- Вообще-то есть немного. Такое ощущение, будто это я иду в первый класс.
- Знаешь, я тебе даже немного завидую, - Руслан попытался улыбнуться, но его грустный взгляд меня насторожил.
- Вам сейчас нелегко, но вы всё преодолеете.
Я никогда не был силён по части ободряющих речей. Несколько месяцев назад у Даши произошел выкидыш. Я знал, что Руслан уже давно хотел ребенка и Дашка тоже, но у них долго не получалось, а когда всё-таки тест оказался положительным, сестра через некоторое время потеряла ребенка. В тот период я стал той необходимой поддержкой для Дашкиной семьи. Мне трудно и страшно представить, что было бы со мной, потеряй Алёна нашу дочь. И пусть выкидыш случился на раннем сроке, это мало что меняло. Конечно, Даша отлично держалась, ведь иначе она и не умеет. Но я всё равно видел в ее глазах бесконечную грусть и усталость.
Руслана я начал еще больше уважать, потому что в такой нелёгкий час он не бросил мою сестру, не ушел на сторону, зализывать раны в объятиях другой. А такое тоже вполне возможно. У меня на работе есть пару примеров, когда мужики оставляли своих женщин наедине с проблемами, а сами пропадали непонятно где и непонятно с кем.
- Преодолеете, - повторил я, - потому что вы друг друга любите. А если есть любовь, то никакие проблемы вам не будут страшны.
- Спасибо, брат, - Руслан еще раз пожал мне руку. – Сам-то ты как? Не подумай, я не в упрёк или в шутку, просто шесть лет вы с Соней только вдвоем.
- Это самый популярный вопрос, который я постоянно слышу от всех, кто находится в моем окружении, - если честно, то у меня уже в печенках сидит тема моей личной жизни, которая так всем интересна.
Но я сдерживаюсь, потому что знаю – Руслан интересуется не из любопытства. Он уже давно стал частью нашей семьи. Я был мальчишкой, когда он появился в жизни Дашки. Для меня Руслан давно стал старшим братом и во многом примером. Поэтому я никогда не отвечаю ему резко или неуважительно.
- Прости, просто и Даша тоже переживает. К одиночеству можно очень быстро привыкнуть, а оно не всегда бывает полезным. Ты еще молод и… Все мы иногда влюбляемся не в тех и совершаем ошибки, но ведь эти ошибки помогают нам в будущем.
- Я понимаю, но у меня физически нет времени на личную жизнь. Работы очень много, теперь вот Сонька в школу пойдет. Уроки, утренники, родительские собрания. Сам ведь знаешь, что Дашу даже пришлось просить о помощи с устройством в школу, потому что я весь в работе.
- Кто тут в работе? – на кухню вошла сестра.
- Это я о себе.
- Да, Олежка, ты вечно в работе, но я тобой всё равно горжусь. Ты у нас целеустремленный, - она поцеловала меня в щеку и тут же стёрла след от губной помады.
- Я забыл, как зовут учительницу?
- Анна Владимировна, - напомнила Даша.
- Анна Владимировна, - повторил я, пытаясь впечатать себе в память это имя. – Ну что? – я глянул на свои наручные часы. – Пора ехать?
- Пора! – к нам подбежала Соня.
Крепко держа букет в одной руке, я вёл дочку к ее классу. Вокруг стоял шум и гам. Детей постепенно уже начали рассаживать по местам. Я волнуюсь и, пожалуй, волнуюсь больше Сони. Но это приятное волнение. Я чувствую, что мы с дочкой прямо сейчас вступаем в новый отрезок нашей жизни. Это волнительно, но в то же время присутствует и доля спокойствия. Я уверен в себе как никогда прежде. Я уверен, что сумею справиться с начальной школой. Если я справился с ветрянкой и ангиной, то уж точно сумею найти общий язык с букварём и палочками для счёта.
- Вот моя учительница! – Соня показывает мне рукой в сторону молодой хрупкой девушки.
Учительница?! Она явно только недавно окончила университет. Сколько ей? Двадцать три? Двадцать четыре? Во мне совершенно неожиданным образом что-то закололо, затрепетало. Взгляд коснулся золотистых волос, что мягкой волной спадали на хрупкие плечи, скрытые под белоснежной обтягивающей блузкой. От этой девушки блестящими волнами исходили тепло и радость. Она так бережно относится к каждому ребенку, осторожно усаживает каждого на свое место, улыбается, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.
Можно закрыть глаза на то, что видишь. Но нельзя закрыть сердце на то, что ты чувствуешь.
— Ф. Ницше.
- Здравствуйте, - Анна Владимировна первая подала мне ладонь для приветственного рукопожатия.
Учительница всё еще улыбалась, но в ее взгляде я отчётливо заметил собранность и серьезность. Очевидно, что она достаточно ответственная, во всяком случае, у меня создалось именно такое впечатление.
- Здравствуйте, - я бестолково улыбнулся и ответил на рукопожатие.
Краткий тактильный контакт вынудил мое сердце убыстрить свой ритм. Это странное ощущение. Очень странное. Я не могу назвать себя пугливым или слабым человеком, но сейчас я робел и жутко волновался. Блестящие изумрудные глаза с задумчивостью смотрели на меня, будто Анна Владимировна пыталась что-то вспомнить.
- Мы с вами еще не знакомы, - поспешил объясниться. – Я – отец Сони.
- Да-да, кажется, припоминаю. Ваша сестра говорила, что вы очень заняты работой, - девушка продолжала меня рассматривать и я быстро уловил, что ей интерес явно профессиональный.
- Это вам! – торжественно объявила Сонечка и вручила пышный букет белых хризантем.
- Спасибо, моя хорошая, - Анна Владимировна улыбнулась и с благодарностью приняла цветы. – Мои любимые, - она нежно обхватила своими тонкими изящными пальцами букет. – Вы Олег Викторович, верно?
- Да, - немного рассеяно ответил я, случайно заметив на безымянном пальце девушки красивое золотое кольцо. Замужем…
Впрочем, это даже неудивительно. Меня этот факт просто немного огорчил. Но я быстро спрятал это огорчение глубоко в себе, потому что его возникновение показалось мне неуместным.
- После торжественной линейки мы все соберемся в классе. Обсудим расписание занятий и познакомимся. Солнышко, - Анна Владимировна посмотрела на мою дочь, - ты ведь помнишь, где находится наш класс?
- Да.
- Тогда проведешь папу?
- Хорошо.
Торжественная линейка прошла быстро. Я наблюдал за выступлениями, которые старательно подготовили школьники, прослушал праздничную речь директора. Соня сидела в первом ряду с самыми красивыми пышными бантами. Кажется, она уже успела познакомиться с девочкой, которая сидела с ней по соседству. Дочка с восторгом рассматривала всю вокруг, сложив ручки на коленках. Происходящее явно ее очень интересовало. Хорошо, что первое впечатление о школе у Сони было положительным.
Мой взгляд не нарочно, но систематически на несколько секунд останавливался на хрупкой стройной фигуре Анны Владимировны. Я не мог ничего с собой поделать, мне хотелось ее рассматривать и каждый раз находить в ее облике что-то новое для себя. Она часто поправляет волосы, причем это так легко и ненавязчиво у нее происходит. Мне вдруг так остро захотелось тоже прикоснуться к ее волосам. Хотя бы на секунду, чтобы убедиться в том, насколько они мягкие и густые. Никогда прежде у меня не возникало такого странного желания.
С Алёной у меня всё было как-то иначе. Я в то время не обладал должным опытом и был одержимо влюблен. Впервые и так сильно, что дышать без Алёны не мог. Сейчас по прошествии стольких лет я отчётливо понял, что она меня никогда не любила. Максимум, что Алёна делала – позволяла мне ее любить. И с этим сложно смириться. Навязчиво начинаешь чувствовать свою неполноценность и неуместность. Очевидно, что нежелание снова ощущать себя таковым определило мою жизненную установку, в которой кроме дочери, родных и работы нет места для женщины.
После праздничной линейки мы собрались в светлом кабинете, украшенном живыми цветами. Соня сидела за первой партой с той самой девочкой, с которой она познакомилась на празднике. Дашка сфотографировала племянницу, затем попросила Руслана сфотографировать нас втроем.
Анна Владимировна пригласила всех родителей в кабинет, чтобы рассказать о расписании занятий и провести первый символический урок. Я внимательно слушал каждое слово, произнесенное этой девушкой. Она волновалась, об этом свидетельствовал ее легкий румянец на щеках, но Анна Владимировна всё равно справилась блестяще. Дети послушно и увлеченно выполняли ее задания.
Я вдруг подумал о том, есть ли у нее свои дети? Мне почему-то хотелось верить в то, что нет. Это были слишком эгоистичные размышления с моей стороны, я даже почувствовал из-за них укол стыда.
Когда всё закончилось, Руслан предложил где-нибудь посидеть и отметить День знаний. Даша и Соня охотно согласились. Когда мы уже шагали на парковку, я краем глаза заметил Анну Владимировну. За ней, вероятно, приехал муж. Мужчина лет сорока на черном внедорожнике. Я отвернулся, не имея никакого желания наблюдать за чужими отношениями.
Но неприятные сюрпризы в этот праздничный день еще не закончились. Соня уже села в машину Руслана, когда Даша взволновано мне проговорила:
- Смотри, кто идет.
К нам направлялась Тамара Андреевна. Бледно-желтое платье с крупным белым бантом на плече, который, как всегда, выглядел уродливо. И где она только накупила себе бесчисленную коллекцию этих жутких бантов? В руке букет и блестящий бумажный пакет, в который, обычно, кладут подарок.
Временами Тамара Андреевна напоминала о своем существовании, которое я предпочитал игнорировать. Намерено я Соню не настраивал, ни против бывшей тёщи, ни против Алёны, которая сейчас кутит где-то заграницей, судя по сплетням. Я был обижен на этих женщин, как бы смешно и нелепо это не звучало. В конце концов, я же мужчина и глупо держать обиду на женщин, но… Но и лгать самому себе я тоже не мог. В любом случае, Соня уже имела возможность познакомиться со своей бабушкой лично. Дочке Тамара Андреевна не понравилась, она почему-то пугала Соню, в особенности пугал этот дурацкий бант. Дочка назвала Тамару Андреевну жабой, хотя я никогда при ней так не называл тёщу.
- Хочу поздравить свою внученьку с Днем знаний, - торжественно объявила женщина.
Жизнь полна проблем и способов их решения. Проблемы, с которыми мы сталкиваемся либо уничтожают нас, либо делают нас сильнее.
— Р. Уоррен.
Я с уверенностью могу заявить, что первый класс – это настоящая изощрённая пытка. Причем пытка, в первую очередь, для родителей! Детям в этом плане повезло намного больше. Их мозг сосредоточен на том, чтобы поглощать всё больше и больше новой информации, обучаться чему-то новому, расширять рамки сознания. Нет, конечно, все мы сколько живем, столько и учимся. Но вот я предпочел бы больше никогда не держать в руках какой-нибудь школьный учебник с уродливой яркой обложкой. Вы когда-нибудь рассматривали эти обложки? В детстве некоторые из них меня откровенно пугали.
Школа – важный этап в жизни каждого ребенка. Это я прекрасно знаю и принимаю. Но лично мне этот этап дался в свое время довольно сложно и болезненно. Я был неудачником в школе, да еще и двоечником. Всё, что меня интересовало из школьных предметов – информатика и физкультура. Впрочем, как и Лёху. Я уделял внимание лишь тому, что считал для себя важным. До появления Сони я ни одну книжку толком не прочел нормально. Это уже потом, когда мы создали традицию гулять в парке, я скачал кучу книг на телефон и временами с запоем читал.
Первый класс. Уроков просто немерено. С одной стороны, это хорошо, чтобы ребенок не привыкал бездельничать. Но с другой… Я привык удерживать нашу с Соней жизнь под контролем, поэтому разбор домашнего задания тоже должен курироваться мной. Дочь у меня смышлёная и не по годам умная. Памятуя свой школьный опыт, я не хотел, чтобы Соня его повторила. Мне не нужна была идеальная дочь-отличница. Я хотел, чтобы у Сони были настоящие знания. Поэтому я с таким усердием и занимался с ней уроками.
Когда Соня пошла в первый класс, она уже немного умела читать и считать. Естественно, я научил ее базовым знаниям компьютера. Было бы странно, если бы я этого не сделал. С английским у меня тоже долгое время была беда, но, когда мы с Лёхой начали серьезно заниматься своими проектами, я принялся самостоятельно учить язык. Базовый уровень у меня уже был, но я всё равно чувствовал себя так, будто вместе с Соней пошел в первый класс.
Уроками мы занимались везде: у меня в офисе, дома, дома у Дашки с Русланом. Этих уроков ну просто тьма. И почитай, и попиши, и нарисуй, и слепи. Разве что ракету в космос не нужно запускать. Голова шла кругом, но мы отлично справлялись. Соня новую информацию буквально ловила на лету. Это даже Анна Владимировна отметила.
Анна… Я не мог даже в своих мыслях назвать ее Аней, потому что это слишком теплое и домашнее обращение, которое для меня недоступно. Она замужем. Замужем за бизнесменом. Ума приложить не могу, что их может связывать. Я видел их несколько раз вместе, когда забирал Соню из школы. Две абсолютные противоположности. Те противоположности, которые не стремятся притянуться друг к другу. Вернее, он стремится, а она… Она принимает, но будто из страха. Он грубый и очень взрослый. Она – нежная и мягкая.
Пытаясь не думать обо всём этом, я однажды согласился на уговоры Лёхи провести вечер в компании двух красивых женщин. Соня осталась тогда ночевать у Дашки. Всё было. И было это пресно. Просто физиологический процесс и не более. Я не умею отключать голову, не умею быть эгоистом или просто потребителем. Мне нужны чувства. Я эту аномальную по своей важности потребность унаследовал от матери. Пытался перекроить себя, но ведь от собственной природы не убежишь. Она всё равно будет требовать своё.
Спираль времени продолжала раскручиваться. Первый класс к зиме уже органично вплелся в нашу с Соней жизнь. Я научился балансировать между работой и домом. Научился не удивляться огромному тяжелому школьному ранцу, который каждый день несу в руке.
Но вот одним зимним днем мне позвонила Анна Владимировна. Я уже сидел у себя в офисе. В собственном офисе! В офисе, который мы уже больше года арендовали вместе с Лёхой. Дела шли у нас очень неплохо, но я всё равно немного боялся радоваться, чтобы не сглазить.
С Анной мы обменялись номерами телефонов в рамках поддержания коммуникации между учителем и родителем. Это был первый ее звонок. Я, естественно, насторожился и одновременно с этим ощутил какое-то странное тепло, что разлилось по центру груди приятной убаюкивающей волной.
- Да?
- Олег Викторович? – нежный голос наполнен тревогой.
- Да, это я.
- Вы бы не могли сейчас подъехать в школу?
- А что случилось? – я задал этот вопрос, уже выключая ноут и хватая бумажник с ключами от своей первой машины, которую недавно взял в кредит.
- Если честно, то я и сама не совсем до конца разобралась в произошедшем. Соня подралась с Настей Стрельцовой.
- Как так подралась? Вы ничего не путаете?
- Вот так. Нет, не путаю. У Сони колготки порвались, а у Насти линейка сломана.
- А в чем причина конфликта?
- Не знаю, они не признаются. Ясно только одно – Соня первая затеяла драку.
Вот так новость! Моя дочь драчунья. Эта ситуация меня очень удивила, но я не спешил злиться. Я достаточно хорошо знал своего ребенка, поэтому беспричинно вряд ли он устроит такой вот беспредел. Это, конечно, никак не оправдывало Соню, но и ругать я ее с порога не собирался.
- Хорошо. Я скоро буду, - схватив пиджак, висевший на спинке стула, я быстро направился к выходу.
Запомни, в мире есть миллионы женщин, которые гораздо красивее, умнее, интереснее, чем ты, но все это не имеет никакого значения, если ты дотронулась до его сердца.
— Д. Фаулз.
В школе меня ожидал приличный поток обвинений со стороны отца Насти Стрельцовой. Мужчина буквально сатанел от злости и был на грани того, чтобы вот-вот схватить меня за грудки и хорошенько припечатать к стене.
- Какое право твоя невоспитанная дочка имеет, чтобы трогать мою Настю? – буквально прошипел папаша-защитник.
Когда я был юношей, то мог вспыхнуть за секунду. Да, наверное, я был трудным подростком. Весь в отца. Именно поэтому мы не могли ужиться вместе после смерти матери. Слишком похожи по темпераменту. Но когда я сам стал отцом, во мне что-то переломилось и дало возможность раскрыться с новой стороны. Быть родителем означает иметь крепкое терпение и выдержку. Я настолько привык к этому принципу, что сейчас абсолютно не видел никакого смысла превращать небольшую проблему в настоящие петушиные бои.
- Моя дочь воспитана не хуже других детей, - совершенно спокойным голосом ответил я.
Мы стояли в безлюдном школьном коридоре, поэтому не было смысла повышать тон.
- Она у тебя дикая, раз машет кулаками. Тоже мне девочка. Скажи спасибо, что я жену уговорил дома остаться, иначе бы она тебе за дочку лицо разодрала.
Я ничего не ответил, только улыбнулся той глупости, что сейчас услышал. Вердикт прост – этому человеку вряд ли что-то можно доказать. У него существует лишь его правда.
К нам вышла Анна Владимировна и стук моего сердца мгновенно ускорился. Это случилось так неожиданно, что комок воздуха застрял в горле и мне пришлось откашляться. Даже сейчас, когда ситуация никак не располагает к бестолковому взращиванию романтических мыслей, я иду на поводу у собственных ощущений. Это невозможно контролировать. Подобный факт трудно принять, особенно мне, человеку, который всё привык удерживать под контролем. Но от правды испуганно убегать я тоже не собирался.
Шелковая блузка глубокого зеленого цвета завораживающе подходила ее глазам. Строгая черная юбка и высокие сапожки на невысоком каблуке. Волосы собраны в пучок. В ушах блестят маленькие аккуратные золотые серёжки. Красивая. Нежная. Утонченная. Особенно мне нравятся руки Анны, ее ладони, запястья… Этим мыслям здесь и сейчас явно не место.
Я с трудом перевел взгляд на отца Насти. Он всё еще злился и наверняка мысленно требовал возмездия.
- Занятия уже закончились, и вы можете забрать Настеньку, - Анна Владимировна обращалась исключительно к моему оппоненту.
- И это всё? Его дочь нужно к директору немедленно отправить. Пусть в спецшколу переводят. Нечего таким детям в приличном учебном заведении делать.
Он ходил по краю, выплёвывая свои гнилым языком все эти слова. Но я сдерживал себя.
- Мне жаль, что произошёл этот неприятный инцидент, - я смотрел прямо в глаза мужчине. – Я обязательно поговорю со своей дочерью и объясню, что никакие дела не могут решаться кулаками или угрозами. Так же надеюсь, что и вы поговорите со своим ребёнком.
- А мне-то зачем с Настей говорить? – на лице отца-защитника возникло искреннее удивление.
- Вряд ли ссора была беспричинной.
- Это правда, - вмешалась в разговор Анна. – Причина была.
- И какая же?
- Я всё-таки сумела разговорить девочек. Настя дразнила Соню. Утверждала, что Соня никому ненужная девочка, раз собственная мать ее бросила, - на последнем слове голос Анны стал тихим. Ей было неловко всё это говорить.
Нужно быть дураком, чтобы не сложить два и два. Настин отец это прекрасно понял, ровно, как и я понял, что он сплетничал с кем-то, возможно, со своей женой о моей личной жизни. Ведь ребенок где-то должен был услышать все эти слова, чтобы потом сделать их своим оружием.
- Мы уходим, - раздраженно бросил мужчина и войдя в класс, забрал свою дочь.
Я тоже уже хотел зайти в кабинет, но Анна Владимировна аккуратно прикоснулась к моей руке. Это взрыв. Это импульс. Это что-то мягкое и теплое. Это что-то уютное. Это что-то золотистое и сладко-медовое. Это… Это невозможно описать словами. Я пугаюсь собственных ощущений. Пугаюсь тому, что реагирую на женщину не так, как обычно должен реагировать мужчина. Лёха в этом плане прост и понятен, если ему нравится женщина, то он тут же предпримет попытку затащить ее в постель. Если всё получается, то на следующий день он теряет всякий интерес к своей ночной подруге и начинает поиски следующей.
Со мной же всё иначе. Я не хочу заманить Анну в свою постель. Нет… Конечно, я хотел бы проснуться вместе с ней. Хотел бы увидеть ее сонную и без всего этого внешнего официоза. Хотел бы уткнуться носом в ее волосы и втянуть тонкий сладковатый аромат шампуня. Хотел бы поцеловать ту маленькую родинку, что красуется на ее шее. Я бы много чего хотел, но есть одно огромное и железное «но» - Анна замужем.
Одно прикосновение, а сколько всего за секунду пронеслось в моей голове! Дашка как-то говорила, что порой прикосновения и взгляды действуют гораздо чувственней, чем поцелуи и откровенные ласки. Я соглашался с сестрой, но лишь из уважения к ней, потому что не видел никакой разницы между всеми этими действиями. Я был прозаичен в понимании и демонстрации чувств. С демонстрацией мне во многом помогла Соня, а вот в понимании… Здесь я раскрывался благодаря Анне.
- Я вас задержу на секундочку, - объяснила Анна.
Мы прошли к окну.
- Мне очень жаль, что произошел подобный инцидент. Я должна была предусмотреть и сделать всё, чтобы избежать конфликта. Этой мой первый класс.
- Всё в порядке. Я вас не виню. Да и дети не виноваты в том, что болтают их родители.
- Вы очень хороший отец, Олег Викторович. Соня прекрасно подготовлена к первому классу. Она большая умница и уже есть все шансы, что станет отличницей. Ей нравится учиться. Она дисциплинирована. Поэтому произошедшее и меня удивило. Настя позволила себе плохо сказать не только о Соне, но и о вас. Простите, но она сказала, что вы неудачник, раз у вас нет жены.
Человек — единственное животное, которое причиняет другим боль, не имея при этом никакой другой цели.
— А. Шопенгауэр.
Домой мы с Соней возвращались в полной тишине. Дочка сидела сзади и скучающе рассматривала что-то в окне. Рядом лежал ее школьный ранец и тканевая сумка со сменной обувью. Я иногда поглядывал на Соню в зеркало заднего обзора. Напряжение в машине было ощутимым.
Нужно было поговорить насчет того, что случилось. Меньше всего мне хотелось, чтобы дочка привыкла к физическому разрешению конфликтов. Это неправильный подход не только для девочки, но и для мальчика. И всё было куда проще, если бы не причина драки. Мы снова подобрались к опасной черте, что именовалась ярко-красными буквами «МАМА».
Стоя на светофоре, я усердно пытался выстроить правильную модель своего поведения и разговора, который должен состояться. Возможно, куда проще было бы так сильно не зацикливаться на случившемся. Но я прекрасно понимал, что это не простая ситуация. Здесь всё намного глубже и Соня у меня уж очень смышлёная девочка и неплохо понимает некоторые взрослые вещи.
Я искренне боялся, что дочка может закрыться, отгородиться от меня и со временем лишь уплотнить свою «защиту». Тогда мы точно отдалимся друг от друга и никогда уже не будет того милого и задорного Цыплёнка. Многие родители почему-то уверены, что лишь какая-то сверхсерьезная ситуация может кардинально что-то изменить в хорошую или в плохую сторону. Я же убежден, что каждая мелочь, каждая отдельная ситуация по-своему влияет на взаимоотношения родителя и ребенка. Нет определенной черты, доверие строится годами, но в то же время его так легко разрушить.
Когда мы зашли домой, мы первым делом вымыли руки и переоделись. Сегодня Лёхе придется самому рулить работой, потому что оставить сейчас дочь я никак не мог. Подогрев обед, я налил себе кофе и прислонился поясницей к подоконнику.
Соня вошла на кухню в своей привычной домашней одежде. Банты уже были сняты, но хвостики дочка не спешила распускать. Пододвинув стул, она уселась и взяла ложку. Еда осталась нетронутой.
- Ты меня накажешь? – тихим серьезным голосом спросила Соня и медленно подняла грустный взгляд на меня.
- Разве я тебя когда-нибудь наказывал? – я сделал глоток кофе, и он вдруг показался мне запредельно горьким.
- Нет, - Соня опустила взгляд в тарелку. – Если она еще раз так скажет, я еще раз сломаю ее линейку и дёрну за косички, - столько непоколебимой решительности и серьёзности в голосе собственной дочери меня напугали.
- Пусть Настя говорит всё, что захочет. Эти слова будут на совести ее родителей. Кулаки ничего не изменят. Драка может только усугубить ситуацию.
- Папочка, но Настя! Она ведь…
- Помолчи, пожалуйста, - спокойно произнес я. – Ты знаешь правду. Я знаю правду. Разве этого недостаточно? Меня совершенно не интересует то, что обо мне думают другие.
- Но я не хочу, чтобы тебя обижали!
- Разве я выгляжу обиженным?
- Нет, - тихо отвечает Соня.
- Цыплёнок, я прекрасно понимаю, что ты это сделала из любви, из чувства справедливости. Понимаю, что ты хотела меня защитить. Понимаю, что тебе это было неприятно слышать. И… Знаешь, - я отставил кружку и подошел к дочери. – Мне это очень приятно. Правда. Но прошу тебя, не нужно повторять всё это снова, ладно? Ты ведь у меня такая умница.
Соня молча встала со стула и крепко обняла меня. Ее маленькие плечики вдруг затряслись. Нет! Только не это! Я не мог видеть то, как моя дочь плачет. Это, пожалуй, то единственное, что обезоруживает меня и делает уязвимым.
- Цыплёнок, - почти беззвучно проговорил я и обнял дочку.
Этот момент обжигающим оттиском запечатлелся в моей памяти. Я ощущал боль своего ребенка и эта боль, пожалуй, самая невыносимая для родителя.
- Если наша мама вернётся, - сквозь всхлипы проговорила Соня, - то я ее видеть не хочу. Вот так! Не хочу. Она нас бросила. Мы ей не нужны. А она не нужна нам, - дочка говорила это с таким надрывом и с горячими слезами на глазах, что внутри меня всё болезненно сжалось.
Я присел на корточки и крепче обнял Соню. Мне не хотелось, чтобы она испытывала чувство ненависти. Это слишком отравляющая эмоция, слишком меняющая сознание.
Кажется, в тот миг на кухне я превратился в одну сплошную рану. Большую и бесконечно кровоточащую. Я могу многое вытерпеть и на многое просто закрыть глаза. Когда не стало матери, я закрыл все свои эмоции и приоткрывал их лишь для Дашки. Я не хотел ощущать боль, не хотел ранить себя. Наверное, именно поэтому, когда повзрослел с ужасом обнаружил, что не умею нормально демонстрировать свои эмоции. Никакие. Ни положительные, ни отрицательные. Это уже потом Соня будто вдохнула в меня новую жизнь, сняла тот старый ржавый замок с моей души. Но я всё равно в определенных ситуациях внешне умел оставаться непоколебимым. Но не сейчас. Не тогда, когда моя дочь плачет и лихорадочно шепчет, что никогда в жизни не согласится встретиться с собственной матерью.
Одинокая горячая слезинка скользнула по моей щеке и застыла на верхней губе. Я проглотил эту слезинку, а она оказалась неожиданно горькой.
В тот день мы рано легли спать и проснулись лишь под вечер, потому что невыносимо хотелось есть. Соня успокоилась, да и я тоже вроде бы пришел в себя. Но рана всё равно осталась. Она покрылась коркой, но никуда не исчезла.
Субботним утром меня неожиданно разбудил звонок Лёхи. Беспощадный человек. Я в этот день хотел выспаться, особенно хотелось отдохнуть после вчерашнего непростого и крайне эмоционального дня. Соня еще спала.
- Ты чего в такую рань звонишь? – сонно спросил я, когда вышел на кухню.
- Дружище, новость одна есть, - возбужденно ответил Лёха. – Подумал, что будет лучше, если я тебе как можно раньше скажу об этом.
- Ну и что это за новость такая, раз ты не мог ждать?