Остро пахло весной, едва распустившимися листьями, сырой землёй, помнящей недавние слои снега, проклюнувшимися первоцветами. Это помимо выхлопных газов, отходов жизнедеятельности собак, которые вылезли после затяжной зимы, и тревоги, повисшей в воздухе.
Паникой, которой была пронизана каждая пара глаз, наблюдающая за происходящим. Благо хоть журналистов близко не подпускали. Оперативная необходимость.
Олег терпеть не мог такие вызовы, ненавидел всей душой. Не только он, весь отряд. Хуже нет – работать на захвате заложников в общественном месте, когда вокруг полно гражданских, а здесь ещё и дети.
Просто грёбаное бинго!
Пара конченых ублюдков, вооружившись дробовиком, захватили частный детский сад «Солнечный лучик», находящийся на первом этаже густонаселённого жилого комплекса, куда ходил трёхлетний сын одного из них. Зашли спокойно под предлогом забрать малыша до тихого часа, устроили пальбу, благо не по людям, кто-то позвонил в полицию.
Итого в заложниках оказалось двадцать три ребёнка от полутора до семи лет, шесть человек педагогического состава, заведующая, два повара – все женщины. Единственный мужчина, дворник, был на улице.
Что этим уродам нужно, сформулировать они толком не могли. Пьяно блеяли что-то в духе паршивых боевиков, требуя то вертолёт, то пиццу из соседней пиццерии, то ДНК-тест сыну, потому что жена – тварь последняя, его нагуляла, теперь и вовсе собралась разводиться и алименты на честного человека повесить. А так – не пойдёт!
Толпу зевак удалось отогнать за оцепление, но с расстояния всё равно глазели, снимали, переговаривались. Информация просочилась в социальные сети, примчались взволнованные родители, которые справедливо требовали от силовиков «сделать что-нибудь».
Идти на штурм, когда в заложниках дети, а там два неадекватных, хорошо, если только пьяных урода? Отличная идея!
Привезли мать одного из захватчиков, того, чей сын посещал «Солнечный лучик». Под окнами сада она уговаривала нерадивое чадо одуматься, отпустить детей, пока никто не пострадал, женщин отпустить. Заламывала руки, голося на всю округу:
– Максим, Макси-и-и-имушка-а-а-а, остановись, остановить, христом богом прошу!
Дебелая тётка в стёганой цветастой куртке поминутно останавливалась, искала взглядом невестку и слала на её голову все проклятия, какие только могла придумать. Сгубила, довела хорошего парня, честного человека, всё по её вине, змея подколодная. А она говорила, предупреждала Максимушку.
Естественно, сука, любой мужик при размолвке с женой, первое что делает – хватает оружие и берёт в заложники детей, некоторые из которых ещё науку справлять нужду в горшок не освоили.
На очередном протяжном «Макси-и-и-имушка-а-а-а» раздался выстрел, прозвучавший набатом. Следом понеслись крики стоявших на улице родителей, кому-то стало плохо, засуетились работники скорой. Несколько карет стояли наготове рядом, в этом же дворе.
– Ранена женщина, они готовы впустить медика, – спустя короткое время сообщил переговорщик – Самойлов Денис Валерьевич, для своих просто Ден – бывалый мужик, с огромным опытом работы.
– Я пойду, форму организуешь, командир? – поднял тяжёлый, угрюмый взгляд Андреев.
– Только женщину, – перебил Денис. – Они пустят только женщину.
Женщин в отряде не наблюдалось. В принципе в СОБРе служили женщины, встречались индивидуумы, но их, слава богу, сия чаша миновала. Командир скорей ушёл бы охранником в «Пятёрочку», чем смирился с женщиной под своим началом.
В секретариате, экономическом отделе, снабжении – пожалуйста, сколько угодно.
– И что там по женщинам? – командир перевёл смурной взгляд к машинам скорой помощи.
Очешуительная в своём идиотизме идея, прибавить к заложникам ещё одну. Обоссаться, какая прекрасная! Просто фантасмагория какая-то.
Командир уткнулся в план помещения, в который раз прокручивая в голове возможность штурма. Ликвидировать бы этих ушлёпков, и дело с концом, но угашенная мразота держалась вне зоны поражения, усадив женщин и детей перед окнами актового зала.
Крохотные цветные стульчики, синтезатор на подставке, расписанные мультипликационными героями стены, перепуганные женщины, державшие вокруг себя детей, как квочки цыплят…
Через несколько минут от одной из карет двинулась женщина в форме скорой помощи в сторону невысокого крыльца, неся в одной руке укладку. До этого Олег наблюдал, как командир что-то долго, настойчиво объяснял женщине. По глазам, – остальное скрыто под балаклавой – было видно, что он буквально наступает себе на горло. Только делать нечего, если верить стрелявшим – ранена беременная, помощь, капец, необходима.
Женщина поравнялась с автобусом, в котором находился отряд. Замедлилась, перекинула укладку, которая едва ли не перевешивала её, из руки в руку, двинулась дальше.
Женщина… женщина, мать твою! Девушка, совсем девчонка, лет восемнадцать-двадцать, во сколько медицинский колледж заканчивают, не старше. Форма висела на худой невысокой фигурке, нелепо сидела на бёдрах, куртка болталась на узких плечиках. Русые волосы собраны в косу, скреплённую между лопаток дешёвенькой оранжевой резинкой. Стоптанные кроссовки, такие же дешёвые, как резинка эта…
На мгновение обернулась, словно взгляд почувствовала. Олег как-то сразу выцепил все детали. Длинная шея, изящный поворот головы, тонкая ключица, выглядывающая из-под вытянутой горловины синей футболки. Мягкий овал лица, пухлые губы, глаза с чуть поддёрнутым внешним уголком под длинными ресницами, разлёт бровей.
Красивая девчонка, замутить бы с такой, но прямо сейчас не до мыслей о прекрасном. Голова должна быть максимально чистой, свободной от любой информации, кроме выполнения задачи, от любых эмоций. Нельзя помнить, что с утра поругался с соседом из-за звука перфоратора, в идеале – имя собственной матери.
Через десять минут после того, как девушка скрылась за дверями детского сада, дверь распахнулась. В проёме мелькнуло бледное лицо врача, подзывая на помощь. К ней поспешил Денис, подавая знак, чтобы все оставались на своих местах. Напрягся всем телом командир, ребята сразу сосредоточились, чутьё подсказывало – настал момент истины.
Никогда прежде я не бывала в больницах. Вернее была, и не один раз, на практике, с сестрёнкой, когда та пневмонией болела, к маме приезжала, но в качестве пациентки очутилась в первый раз.
Не так и плохо оказалось. Палата просторная, с двумя большими окнами с жалюзи, стены в жизнерадостный персиковый цвет выкрашены, четыре удобные медицинские кровати, пациентов, включая меня, всего двое. Врачи внимательные, вежливые, участливые, медсёстры ласковые, все улыбаются, жалеют, сочувствуют, еда в столовой – и то сносная. В супе попадалось мясо, в каше масло, компот и вовсе был вкуснейший. Не посещали бы меня сто раз на дню, посчитала бы санаторием.
Но меня посещали, постоянно, увеличивая усталость и нервное напряжение в геометрической прогрессии, вынуждая вздрагивать от каждого открытия двери.
Сначала пришёл дознаватель – молодой мужчина, въедливый как червь. Долго расспрашивал кто я, откуда, где родилась, с кем жила, на кого училась, почему, как очутилась там, где очутилась. Что видела, слышала, чем нюхала, что именно, с какой частотой дышала, с какой целью.
Не успела отдышаться, как явился ещё один, на этот раз женщина. Снова пришлось рассказывать, кто я, откуда, где родилась, зачем, и что по этому поводу думаю.
Чуть позже появился следователь, дотошно расспрашивал, что именно происходило в те злосчастные минуты, которые я находилась в раздевалке захваченного детского сада. Что помню о нападавших, детально, посекундно. Как проходил штурм, кто где стоял, куда бежал, как дышал, что в это время делала я…
Складывалось впечатление, что я не свидетельница, не потерпевшая, даже не соучастница преступления, а зачинщица. Вся моя жизнь была положена на то, чтобы оказать содействие мудаку, захватившему детей в заложники. Мало того – именно с этой целью я появилась на свет. Ай да я, ай да сукин сын, вернее дочь!
Я окончательно запуталась в именах, званиях, должностях приходивших. Начала подозревать, что да, я виновата. Во всём! Начиная с самого факта моего рождения, заканчивая тоном, которым разговаривала со следователем.
После обеда появилась психолог МЧС в сопровождении клинического психолога больницы – так они представились. Долго и нудно разговаривали со мной «за жизнь». О детстве, планах, личной жизни, будущей профессии, о том, почему я люблю мороженое, какие цветы нравятся. Мне же хотелось послать всех подальше с этими расспросами, завернуться в одеяло, уткнуться в стену, закрыть глаза, уснуть, а проснуться дома, и чтобы ничего этого не было. Вообще не случалось никогда в жизни.
В завершение ненормальная девица, представившаяся корреспондентом местного телеканала, суя мне в лицо камерой, начала расспрашивать про мой «подвиг». Что я чувствовала в этот момент, о чём думала…
А я ничего не чувствовала, ни о чём не думала, кроме всепоглощающего страха. Какого-то животного леденящего ужаса, такого, что вспоминать больно на физическом уровне.
Когда выяснилось, что кому-то нужно идти в захваченный детский садик, никому и в голову не пришло, что им окажется практикантка, не получившая диплом. Оставалась пара месяцев, после окончания колледжа меня обещали взять на работу, на подстанции был катастрофический кадровый голод, но пока я не была специалистом. Принимать никаких решений права не имела, оказывать полноценную помощь тем более.
Подавать шприцы с набранным лекарством, каким – решает врач, таблетки, опять же, по указанию врача, накладывать датчики кардиографа, иногда подержать ватку, придержать бинт, редко-редко наложить повязку, внимать, слушать – вот мои обязанности.
Рвались многие, почти все, но захватившим мудакам понадобилась женщина. Единственная женщина из трёх бригад категорически отказалась, сославшись на маленьких детей, ждущих дома. Имела право… её и осуждать никто не стал. Я точно не смела, неизвестно, как я бы себя повела, имея своих детей.
Помню, как вызвалась, под громкое цоканье Михалыча – нашего водителя. Старший пытался отговорить, говорил, что сейчас приедет та, которая пойдёт. Кинули клич, вызвалась фельдшер с опытом в боевых действиях. Уже едет, застряла в пробке.
Только в это время суток пробка могла на несколько часов затянуться, человеку же необходима помощь сейчас, немедленно, тем более беременной женщине!
Помню, как долго и обстоятельно говорил со мной мужчина в чёрной форме, здоровенный и пугающий отчего-то. Всё, что я видела – прозрачно-голубые глаза и светлые нахмуренные брови. Помнила последний его жест перед тем, как пойти – он провёл огромной ладонью по волосам, погладил, тяжело выдохнув, будто сам себя душил.
Меня запустили, толкнули в сторону раздевалки, обычной, как почти во всех детских садах. С рядами маленьких шкафчиков и скамейками по центру. У батареи вдоль окна сидела женщина, прикрывая одной рукой живот, вторая безвольно болталась, багровея от крови. Та, запёкшаяся, выписывала узоры на бледной кисти и линолеуме цвета дерева.
Живот… большой живот ходил ходуном, словно младенец собирался не просто выйти на свет прямо сейчас, а сделать это напрямик, разрывая чрево.
– Какой у вас срок? – спросила я, обрабатывая рану трясущимися руками. – Как вас зовут?
– Семь месяцев, – бледными губами ответила женщина. – Елизавета, Лиза…
Об огнестрельных ранениях я знала только то, что нам рассказывали и показывали на картинках, в реальности не приходилось встречать. До одури боялась сделать что-нибудь неправильно, перепутать, испортить. Я ведь даже не врач, меня не должно было здесь быть, а передо мной раненная беременная…
От чего сильней паниковала, понять было сложно. Одинаково пугало то, что в положении, то, что огнестрельное, и то, что не специалист.
«И кто бы сейчас помог этой несчастной?» – молча уговаривала я себя, стиснув зубы, старательно изображая уверенность в собственных знаниях и умениях.
Я не десантник, но прямо здесь и сейчас девиз «Кто, если не мы?» пришёлся бы как нельзя кстати. Кроме меня некому.
Проснувшись после обеда от яркого солнечного света в глаза, Олег лениво потянулся, дёрнул подушку, водрузил себе на лицо, невнятно выражая недовольство.
Подушку бесцеремонно стянули, следом одеяло, не обращая внимания на протесты и мат. Смертельно не хотелось вставать, но делать нечего, пришлось.
– Ну? Доволен? – уставился он на сидящего у кровати пса, демонстративно держащего в пасти угол одеяла. – Отдай. Отдай, я сказал.
Джеффри Таурус по документам, в миру банальный Финик, породы американский булли шоколадно-подпалого окраса, смотрел исподлобья, не моргая, всем своим видом показывая, что веры хозяину нет.
Мало того, что пришлось ночь провести в одиночестве – это ладно, Финик парень взрослый, целых полтора года от роду, что такое служба понимает, – утром гулять с соседом, кинологом Валерием, так ещё и стрелки часов перевалили за полдень, а хозяин продолжает спать.
Не-не, уговор есть уговор, по плану долгая прогулка!
Пришлось идти в душ, приходить в себя под холодными струями. Крепкий кофе, сигарета на балконе, наслаждение пустой со сна головой, без неясной тревоги, которая поселилась в груди и никак не покидала.
С какой стати он так волновался о той девчонке со скорой?.. Посторонний человек, наверняка у неё родители есть, дедушки, бабушки, молодой человек или муж. В общем, имеется кому позаботиться, мысли же лезли и лезли. Аномалия как-то. Достало!
– Вперёд! – кинул он у дверей, глядя на перетаптывающегося Финика.
Пёс выкатился, перебирая крепкими короткими лапами, довольно виляя хвостом, бросая на хозяина благодарно-восхищённый взгляд.
В парк добрались быстро. Всего одна остановка от недавно построенного жилого комплекса, в котором года два назад у Олега появилась просторная двухкомнатная квартира с балконом. Вообще, риэлтор доказывал, что это «евротрёшка», по факту же двушка с двумя отдельными комнатами и кухней, чуть большей площади, чем принято в бюджетном сегменте.
Олег неспешно бежал, выровняв дыхание, Финик семенил рядом, игнорируя боязливые взгляды прохожих.
В парке сделали символический круг вокруг малого пруда, наслаждаясь весенней погодой, ласковыми лучами солнышка, щебетанием птиц, запахом нераспустившихся почек на деревьях. Спешно обошли по большой дуге детскую площадку, дабы избежать волнения мамаш. Выбрались на аллею, в конце которой раскинулась оборудованная площадка для собак – цель сегодняшней прогулки.
По центру тропинки, засыпанной гранитной крошкой, с двух сторон которой простирался газон со свежей зеленью, маячил знакомый силуэт. Андрей Сергеевич Тихомиров, он же Андрюха, он же их командир, стоял на месте, одной рукой покачивая коляску с полугодовалым сынишкой, второй держал телефон, одновременно смотря на экран и на трёхлетнюю кроху, волочащую санки со скрежетом на всю округу. Резиновые сапожки, пышная юбка поверх комбинезона, кособоко напяленные крылья, светящиеся рожки прямо на шапке с помпоном – наглядная иллюстрация счастья отцовства.
– Здоров, – поздоровался Олег с командиром. – На снег надеялись? – глянул на кроху с крыльями не то бабочки, не то феечки.
– Кризис трёх лет, – усмехнулся Андрюха. – Хоть так выбрались, Вера на ходу уже засыпает.
– Финик! – закричала кроха, подпрыгнула на месте, бросила санки, понеслась в сторону пса, который флегматично и привычно принимал знаки внимания трёхлетнего создания. – Хороший мальчик, самый хороший, какие у тебя ушки, носик, глазки, ла-а-а-апочки.
Мимо проходящая тётка в ужасе отпрянула, бросила возмущённый взгляд на нерадивых папаш, допустивших общение ребёнка с собакой-убийцей, но предпочла ретироваться молча. Олег проигнорировал бубнящее недовольство, каждому не объяснишь, что амбулли, несмотря на грозный вид, доброжелательные плюхи, относящиеся к детям со спокойствием, достойным подражания.
Тем более Соня – та самая кроха с крыльями, – считай, росла вместе с Фиником, была частью стаи, ей позволялось всё. Недооценивать опасность любой собаки не стоит, чихуахуа, и тот может напасть, но в данном случае – абсолютно безопасный тандем ребёнка и пса.
– Чего там? – Олег заглянул в телефон, куда минутой назад с интересом смотрел Андрюха.
– Да беременная, та, которую выпустили в обмен на врача скорой, интервью раздаёт. Рассказывает, как врачиха бойко торговалась с террористам, как спасала её, уговаривала и уговорила в итоге. Требует, чтобы власти области наградили девушку. Глянь.
Олег посмотрел, в конце Наумова Елизавета – так звали пострадавшую, – от души говорила спасибо «ребяткам», которые принимали непосредственное участие в освобождении заложников, и всем остальным, так или иначе причастным. Благодаря слаженной работе спецслужб, особенно врача скорой помощи, и докторам стационара, куда её экстренно доставили, удалось остановить родовую деятельность. Появился шанс родить в срок.
Спасибо тебе, Наумова Лиза, от всего сердца. Жалко, начальство эйфорию пострадавших не разделяло. Командира едва не отстранили до выяснения обстоятельств, в итоге на месте оставили, однако, служебного расследования не избежать.
Мать погибшего требует крови, обивает пороги, доказывает невиновность единственного сына, что расстреляли его ни за что. Изуверы. Любой человек может оступиться. Зачем же сразу на поражение?.. Жена Максимушки тоже объявилась, грозила судом, требовала возмещение морального ущерба и материального вреда..
По-человечески людей понять можно. Жалко и мать, потерявшего единственного сына, и жену, только факт, что этот урод взял в заложники детей, стрелял в беременную, чудом не всадил пулю В пятилетнего ребёнка, попав во врача скорой, остаётся фактом.
– Слушай, командир, ты не знаешь, куда отвезли докторицу? Сильно она ранена?
Мысли о мальчишке, спрятанном между шкафом и стеной, о пуле, которая влетела в руку девушки… как там её… Тина вроде, снова окунули в неясную тревогу. Появилось отчаянное желание срочно что-то сделать. Необходимость жизненно важная, в край.
– Вкусно, – повторил который раз Олег, зачерпывая ложку наваристых щей.
Слушал неспешную, певучую речь матери, которая выкладывала новости одну за другой, пользуясь внезапным визитом сына.
Наконец-то доделали печь во дворе, обновили мангальную зону. Вчера испытала, щи томленые приготовила, как знала, что Олег приедет. На работе завал полный, ещё и Антон Семёнович – заведующий кафедры истории Церкви, которой отдала годы жизни профессор Калугина Елена Андреевна, – словно с цепи сорвался. Отцу необходимо в кардиологический центр на приём попасть, он отказывается, упирается. Всё молодится, хорохорится, будто таблетку бессмертия тайком выпил. Рассада в этом году хороша, любо-дорого глянуть, может и будет урожай по осени…
Мать могла нанять несколько домработниц, садовника, повара, но на свою территорию никого не пускала, впрочем, как и отец. В случае, если не хватало сил на сложную физическую работу, требовал – не просил! – помощь сыновей. Никому в голову не приходило отказываться, так у них было заведено.
– Я всё рассказала, теперь твоя очередь, – мать подпёрла ладонью щёку, посмотрела внимательно на непутёвое чадо, выпившее не один литр родительской кровушки.
– Чего рассказывать? – пожал плечами Олег. – Всё по-старому. Служба, дом, Финика на профилактический осмотр к ветеринару водил. Правда, Финик? – посмотрел на пса, вальяжно растянувшегося посреди просторной кухни, выходящей большими окнами на цветник, который вот-вот вспыхнет яркими всполохами.
– Борщ тебе зачем понадобился? – мать скосила взгляд на плиту, где доготавливалась кастрюля супа.
– Сказал же, соскучился по твоей еде. Ты же у меня лучше всех готовишь!
– Последнее предложение запомни и почаще повторяй жене, когда женишься, – кончиками губ улыбнулась, давая понять одним взглядом, что в версию о внезапно вспыхнувшей любви к материнской стряпне не верит нисколечко.
То месяцами не зазвать домой, хоть супами, хоть пирогами заманивай, а сегодня вдруг понадобился борщ. Чудеса, да и только!
– Ладно, – вздохнул Олег, решив сдаться на милость победителя, всё равно допытается, только времени больше уйдёт. – Девушка одна попросила принести ей борща. Домашнего, со сметаной, чтобы ложка стояла, с салом и чесноком, – повторил слова Тины, не замечая, как улыбается.
– Девушка? – мать приподняла брови, не утруждая себя скрытием довольной улыбки.
Господи… сейчас начнётся…
– Что за девушка?
Ох уж этот азартный блеск в глазах! Олег услышал, как в голове матери зазвучал марш Мендельсона, увидел, как воображение рисовало счастливо женатого, остепенившегося младшего сына. Самыми младшими были сёстры, в этом году оканчивали школу, им предстояло получать образование, рано было говорить о семейной жизни. Олег же оставался последним из сыновей, который никак не хотел осуществить матримониальные планы родителей. Отказывался связывать себя узами брака, ему свободным хорошо жилось, беспардонно отлично.
– Обычная девушка, – ответил Олег.
– И ты ради просьбы обычной девушки проехал триста километров в одну сторону? – хитро улыбнулась мать.
– Ну да, мне не сложно, – дёрнул плечом Олег.
– Чего тебе не сложно? – спросил отец, заходя в кухню.
Финик поднялся с места, прошлёпал к генерал-полковнику в отставке, приветственно боднул в ногу, принял машинальное почёсывание по покатому, большому лбу, вернулся на исходную позицию – развалился поперёк кухни.
– Жениться тебе давно пора, детей рожать, а не с образиной этой нянчиться, – вопреки собственному же жесту пробурчал отец, глядя на Финика.
– Не слушай его, Финюшенька, – проворковала мать, глядя с улыбкой на флегматично прикрывшего глаза пса, дескать, не задевают меня ваши нелестные высказывания, знаю, что говорите любя. Потому что, как такого расчудесного парня не любить. – Дедуля старенький, перепутал что-то. Может и женится Олежек, – лукаво протянула, глянув на сына, переводя тему. – Девушка попросила домашнего борща, он и примчался… – взглядом показала на плиту.
– Какая девушка? Сколько лет? Чем занимается? Давно у вас? Серьёзно? – начал допрос генерал.
– Сказал же, обычная девушка! – вспылил Олег. – Лет восемнадцать-двадцать, точнее не скажу, работает на скорой – всё, что знаю.
– Медик, значит… – довольно крякнул отец. – Мало ты знаешь о своей девушке.
– Потому что она не моя девушка! Просто девушка. Детский сад пара мудаков захватила. Прости, – глянул на сморщившуюся мать. – Может, видели, крутили в новостях. Мы заложников освобождали, она была среди них. Сама вызвалась, когда беременную ранили, оказала помощь, уговорила отпустить эту беременную и одного ребёнка, ещё одного спрятала, собой от пули закрыла. Ранение не сильное, в руку, но всё равно приятного мало. Чисто по-человечески посочувствовал девочке, навестил, спросил, чего хочет. Она попросила домашнего борща, сказала, плохо кормят в больнице. Мне не сложно смотаться, привезти, раз такое дело.
– Исус Христос! – машинально перекрестилась мать, что случалось с ней крайне редко.
Произнесла имя Иисуса так, как принято у старообрядцев, с одной буквой «И», на древний лад.
– И что же, больше некому покормить девочку? – нахмурился отец.
– Не похоже, чтобы был кто-то… – Олег почесал подбородок, вспоминая то, что видел в больничной палате.
– Правильно, значит, приехал. Собери мать ещё чего-нибудь, одним борщом сыт не будешь.
Мама отправилась в кладовую. Олег представил несколько сумок, которые нагрузят ему, и ведь не откажешься.
В это время отцу позвонили, тот взял трубку. После короткого разговора, как понял Олег – с охраной закрытого коттеджного посёлка, где располагался трёхэтажный, просторный дом Калугиных-старших, отправился открывать дверь нежданному гостю.
И уже через семь минут на кухню, пугливо озираясь по сторонам, зашла та, кого он меньше всего ожидал увидеть в этом месте.
Яна Кучеренкова – девица двадцати пяти лет, с которой у него был непродолжительный, вялотекущий роман, примерно с октября до конца января, начала февраля, пока окончательно не надоело.
– Тин, выйдешь? – протянул, стукнув в дверь, сосед Стас.
– Сейчас, – отозвалась я, тяжело вздохнув.
Скинула ноги с дивана, встала, поправила футболку, поплелась куда звали. Ведь только улеглась, раньше не мог, что ли.
Меня выписали утром. Приехала домой на автобусе, разобрала вещи, кое-что бросила в стирку, провела инспекцию съестных запасов – не густо. После обеда нужно было зайти в колледж, пока же хотелось немного полежать, отдохнуть. Всего-то ничего сделала, а усталость наваливалась на плечи, откровенно испугав. Если так будет продолжаться, как сдавать госэкзамены, работать?..
Стас ждал меня в кухне, устроившись на табурете. Высокий, широкоплечий, при этом худой, какой-то плоский, нескладный. Сказывалась нехватка веса, но учитывая наш возраст – двадцать лет, – дело поправимое.
– Как себя чувствуешь? – начал издалека Стас, потупив взгляд. – Помощь, может, нужна?
– Не нужна, – ответила я. – Говори, что хотел.
– Такое дело… – прогнусавил Стас. – Ты ведь планируешь остаться в этой квартире? Устроиться на подстанцию после госов? Здесь же пять минут ходьбы всего…
– Планирую, а что?
– Я просто подумал… – Стас нервно почесал макушку. – Раз мы с этого месяца вдвоём живём, то платить пополам будем?.. Нет, если тебе в этом месяце тяжело, я всё понимаю, – показал взглядом на мою руку, где из-под рукава футболки виднелся послеоперационный пластырь. – Просто я тоже как-то не рассчитывал…
– Конечно, Стас, нет проблем, – кивнула я, соглашаясь.
– Точно? А то я могу…
– Всё отлично, – я улыбнулась, махнула рукой в доказательство своих слов, развернулась, давая понять, что разговор окончен, отправилась обратно в комнату.
Нет проблем… Нет проблем, да уж, нет.
Первые два года колледжа я жила в общежитии. Нельзя сказать, что там было плохо, неуютно, грязно, водилась какая-нибудь отвратительная живость, типа тараканов. Чистые, просторные комнаты на четыре человека, две кухни на этаж, уборные, душевые кабины, стояли стиральные машины и холодильники.
Однако постоянное нахождение среди людей досаждало. Отсутствие личного пространства давило на нервы. Шумные компании старшекурсников, которые постоянно что-то отмечали, не давали высыпаться, полноценно справляться с программой, а вылететь с учёбы я не могла себе позволить.
Второго шанса получить образование мне никто бы не дал.
На третьем курсе моя подруга Зоя со своим парнем Стасом решили жить вместе, снимать жильё. Вот только в однокомнатные квартиры их либо не пускали – восемнадцатилетняя пара студентов не внушала доверия, – либо дорого стоили. Нашлась убитая двушка, типовая «брежневка», хозяйке которой было нечего терять. С допотопной мебелью, потёртым ремонтом, скрипучими полами, зато в десяти минутах ходьбы от колледжа.
Во вторую комнату позвали меня, с уговором, что платим за жильё поровну: две трети они, одну треть – я. Так казалось справедливым всем участникам сделки.
Учёба подходила к концу, Зоя засобиралась домой, там ей приготовили неплохое место. Естественно, она ждала, что Стас последует за ней. У него никаких определённых планов не наблюдалось. Возвращаться в родное село он не планировал, работать на подстанцию брали, туда же, куда и меня, но сильного желания не было. Не интересна оказалась медицина.
Родители Зои могли пристроить не только дочь, но и Стаса, но для этого нужен был закономерный шаг – идти в ЗАГС.
Жениться он не собирался. После нескольких громких скандалов с криками, взаимными упрёками и слезами, Зоя перебралась к другой нашей подруге до окончания учёбы, порвав со Стасом. Я осталась в соседней комнате.
– Зачем жили вместе, если жениться не хотел? – спросила я однажды Стаса, когда было особенно обидно за Зою.
Она хорошая девчонка, беззлобная, доброжелательная, плохо переносящая ссоры, к тому же симпатичная. Не королева красоты, да, но ведь и Стас не секс-символ.
В ответ он проблеял невнятное, из чего я сделала вывод, что просто-напросто было удобно. Скидывались они с Зоей на продукты и хозяйственные нужды поровну. Подарков, цветов она не требовала, понимала, что парень стеснён в финансах, водить в рестораны или путешествовать тем более, квартира обходилась недорого, а бонусом шёл доступный секс.
Хорошо устроился, одним словом.
Справедливости ради, Стас не был единственным в своём роде, все мои знакомые встречались по схеме «расходы пятьдесят на пятьдесят», говоря, что это новая реальность.
Своего опыта у меня не наблюдалось, не до романов мне было. Моя цель – получить диплом и найти работу.
Добавить свою часть квартплаты не большая проблема, но прямо в тот момент перспектива расстаться с последними деньгами откровенно расстроила. За колледж платил отец, он же присылал деньги на житьё. Немного, но если сильно-сильно экономить – хватало.
Начиная со второго курса, я подрабатывала официанткой. Самый простой способ заработка, особенно в праздники или летом, когда открывались летние террасы многочисленных кафе.
Уже год я работала у Зураба в шашлычной с незамысловатым названием «Шашлык-машлык». Поначалу опасалась, контингент посетителей специфический, а я одинокая девушка в чужом городе, постепенно привыкла. Зураб, годящийся мне даже не в отцы, а в дедушки, зорко следил, чтобы его официанток не обижали, не домогались, быстро ставил разбушевавшихся гостей на место. Те в свою очередь не скупились на чаевые, показывая шира-а-ату кавка-а-аз-с-с-ской души. Поэтому кое-какие деньги у меня водились.
Только накануне ранения, когда у меня был запас средств, поддавшись настроению, я решилась обновить гардероб, что не часто себе позволяла. Купила несколько платьев на весну и лето, на распродаже, но общая сумма вышла по моим меркам внушительная, и обязательные ежегодные джинсы. Неизвестно зачем, просто за компанию с Зоей, купила два комплекта нижнего кружевного белья – ничего особенного, в массмаркете, тоже на распродаже. Кроссовки же окончательно подкосили мой бюджет.
Внезапными командировками Олега было не удивить, в этот раз тоже вырвали неожиданно. Сорвался мгновенно, в течение часа прибыл на базу, неделю проторчал в соседней области.
Работы много, времени на рефлексию мало, но того, что оставалось, хватило, чтобы привести мысли в относительный порядок. Решить, как жить дальше.
Возможность того, что Яна беременна от него, исключать не получалось. Большой внешне живот, маленький, похожа на женщину в положении, не похожа – пустая лирика, гонять которую в голове бессмысленно. Тест всё покажет.
Не от него ребёнок – отлично. Самый лучший вариант для Олега, в честь такого исхода он даже готов немного помочь Янке. Денег подкинуть, купить коляску, кроватку, ходунки, качели, что там детям нужно.
Вопросы начнутся, если ребёнок его. И непростые вопросы.
Вариант аборта не рассматривал, хотя, что греха таить, в сети посмотрел, что возможно сделать на сроке больше двенадцати недель. Глянул и сразу же вычеркнул из мыслей. Садизм какой-то…
Жениться на Кучеренковой Олег не собирался, независимо от того, от него беременна или нет. Он в принципе не горел желанием связывать себя узами брака, ближайшие лет пять-шесть-восемь точно. А уж с Яной… от одной краткой мысли провести с ней остаток жизни, а это, если повезёт, не один десяток лет, брезгливо передёргивало, будто в жидкие фекалии наступил.
Просыпаться каждое утро, видеть помятое со сна лицо, приходить со службы в дом, где пахнет её духами, дыханием… нет, никак не укладывалось в голове.
Олег и не пытался, знал, что этого не может быть, потому что быть не может. Начинайте считать подлецом, согласен.
С ребёнком всё намного сложнее. От своего малыша отказываться не собирался, неважно, хотел или нет, планировал или никогда не думал в этом направлении. За своего необходимо нести ответственность, минимум материальную, максимум – активно участвовать в воспитании.
Каким образом это делать, при условии, что о его матери Олег слышать не хотел, представить не получалось.
Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, так говорят, потому Олег планировал справиться. Хотя по поводу интеллекта возникали серьёзные сомнения. Судя по ситуации, в которую вляпался, оным он похвастаться не мог, но был твёрдо намерен как-то выкрутиться..
Вернулся в город к обеду.
Первым делом выгулял счастливого от возвращения хозяина Финика. Когда Олег уезжал, за псом присматривал сосед, капитан кинологической службы в отставке, на гражданке решивший заняться дрессурой в частном порядке. Троицу участников более чем устраивало подобное сотрудничество.
Олег, с его графиком и командировками, иначе бы не справился с Фиником.
Финик получал возможность реализовывать свои потребности с профессиональным кинологом.
Капитан – подработку рядом с домом.
Позвонил Яне, вытащив контакты из чёрного списка, сказал, что заедет, нужно поговорить.
Кучеренкова распахнула дверь в золотистом шёлковом халатике, под которым если и было что-то надето, то лишь номинальное. Повисла на шее Олега, не позволив отпрянуть, не отталкивать же. Осторожно выбрался из захвата, легонько отодвинул льнущее тело, посмотрел вопросительно, буркнул, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение:
– Будешь в дверях держать, или пригласишь?
– Да, да, проходи, Олежек. У меня, правда, не убрано, извини, плохо чувствую себя, так плохо, ужас какой-то, – тараторила Яна.
Шагала, вихляя бёдрами впереди Олега, который пытался вспомнить, бывал ли в этом месте.
Пару раз заезжал, прихожую видел, дальше не проходил, всегда спешил, находились другие дела. Не интересно было на чём спит проходная девица, за каким столом ест…
Оказалась обычная панельная однушка. Ремонт и мебель – ровесники хозяйки квартиры. В комнате давно не актуальная, но исправно выполняющая своё предназначение стенка лофт, разобранный диван со скомканным постельным бельём, разбросанные по стульям вещи.
Общая атмосфера какой-то гнетущей неустроенности, словно попал в нежилое помещение, даже в его холостяцкой берлоге больше уюта, чем здесь.
– Прости, – ещё раз пролепетала Яна, судорожно собирая вещи, закидывая комком в шкаф. – Надо было предупредить, я бы заказала чего-нибудь вкусного… и вообще, я волновалась, пропал на целую неделю.
– В командировке был, – буркнул Олег.
– Я так и подумала, – кивнула Яна. – Чай, кофе могу предложить. Есть вино, осталось с добеременных времён, вот ещё, – поставила на низкий журнальный стол тарелку с фруктами.
Не забыв изогнуться, отклячив аппетитную задницу, выставив на обозрения грудь в том, что формально называется бюстгальтером. Минимум ткани, золотистое, максимально прозрачное кружево, призывно торчащие соски.
В штанах предательски шевельнулось, налилось ощутимой тяжестью,мгновенно накатило отторжение. Секса не было давненько, в последние недели не удавалось вырваться, снять какую-нибудь красотулю для горячего перепихона, но это не причина вестись на Янкины прелести.
Повёлся уже… спасибо!
Яна цепко перехватила мужской взгляд. Замерла, давая лучший обзор, томно облизала губы, намекая на своё очевидное, пожалуй, единственное достоинство. Сиськами третьего размера не удивить, вот умение делать королевский минет – редкость. Кучеренкова это знала.
– Я поговорить пришёл, – Олег стряхнул наплывающий морок, с грохотом пододвинул стул, сел, небрежно прикрыв рукой пах.
Несколько минут и всё придёт в норму. Распаляться он не собирался, идиотом и мазохистом себя не считал.
– Сядь, – почти рявкнул, указывая Яне на диван, другого места не нашлось.
– Что? – уставилась на него Яна, не дожидаясь ответа, начала тараторить: – Я по поводу свадьбы думала. Нет смысла закатывать большой банкет с ведущими, фейерверком, всё равно плохо себя чувствую, и деньги не лишние… Окупится банкет или нет – вопрос открытый, зачем тратиться зря. Лучше съездим отдохнуть, на ГОА или Тай… ой, тебе же нельзя! – обхватила лицо руками, спохватившись. – Ничего, в стране полно интересных мест для медового месяца. Мы в в конце февраля в Дагестан с подружками ездили, красиво… Летом ещё красивее будет!
Олег, традиционно уже, встретился в парке с Андрюхой, тот, так же традиционно, покачивал коляску, наблюдая за Соней. В этот раз без крыльев, зато в кигуруми в виде разноцветного единорога или ещё какого-то сказочного существа.
Андрюха жадно глотал кофе, стоически борясь со сном. Олег остановился, с сожалением посмотрел на свой закончившийся стаканчик с бодрящей дозой кофеина. Финик с терпением, достойным всяческого поощрения, принимал знаки внимания трёхлетнего создания, ему отлично жилось и без эспрессо.
Дежурство выдалось не из лёгких. Накрыли трёх криминальных авторитетов, решивших, что перекантоваться в их провинциальном городке – отличная идея. Начали раньше обычного, группу сорвали посредине тренировки, освободились лишь ранним утром, после разбор полётов. Итого вторые сутки без сна.
Сейчас бы растянуться на кровати, оглашая пространство богатырским храпом, но нет. Андрюха выполнял отцовский долг. Олег – долг перед Фиником, тоже, можно сказать, отцовский.
Перекинулись парой слов. Работу не обсуждали, незачем. Обговорили планы на ближайший отдых на базе недалеко от города. Есть у них традиция раз в сезон собираться всем отрядом, с семьями.
Деревянные А-фрейм домики, раскиданные на берегу живописного лесного озера, окутанного густым лесом, благоустроенная мангальная зона с беседками, развлечения по сезону, от рыбалки, катания на сапбордах до лыж и коньков. Банька, включая фурако*, с видом на изумрудную гладь.
Тимбилдинг на добровольных началах, по инициативе коллектива, который в сплочении не нуждался, и без того теснее некуда общение и взаимопонимание. Иначе в их сфере никак.
На выходе из парка остановился у новой торговой палатки, уставленной рассадой, ветками плодовых деревьев, увешанную кашпо с шапками цветов. Глаза сами выцепили самый пышный горшок с синими мелкими цветочками.
– Девушка, а эти цветы в землю надо сажать? – спросил Олег, показывая на синюю поросль.
– Они и так в земле, – громыхнула «девушка» с пятой точкой размером с палатку, лет пятидесяти от роду, в фартуке в горошек.
– Я имею в виду – на грядку их пересаживать надо, клумбу там, или на балконе можно в горшке оставить?
– Можно в горшке, – уверенно кивнула продавщица. – Это лобелия, – пояснила так, словно этим всё объясняется.
– Дайте мне эту… лобелию, – сказал Олег, надеясь, что правильно запомнил название. – Карточки принимаете?
– Хоть карточкой, хоть переводом, хоть наличными, как вам удобней, – пробурчала в ответ, снимая нужное кашпо.
Дома Олег быстро принял душ, сварил кофе, заглотил, на ходу запихнул в себя бутерброд с колбасой. С более серьёзным завтраком заморачиваться не стал, побоялся, что не успеет к Тине.
Финик остался дома, проводив недовольным взглядом хозяина. Дескать, куда снова чёрт понёс?
Нравилась Олегу Тина, сильно нравилась. При малейшем воспоминании распирало, как счастливый воздушный шарик, готовый взмыть в небо, гонимый ветром надежды на большее. В груди становилось тепло, сладко и щекотно. Губы расплывались в счастливой улыбке, а лицо, наверняка, приобретало выражение дебильности слабой степени.
До сих пор не мог поверить в удачу, что встретил свою пропажу в садовом центре. Боже, храни Калугину Елену Андреевну и её новую страсть к огородничеству в целом, и рододендрону из Калужского питомника в частности. Если бы не совокупность этих факторов, никакая лихая не занесла бы его в садовый центр.
Они мило пообщались. Тина быстро помогла найти нужный цветок – оказалось, Олег смотрел не на те «фикусы», – заподозрив в его лице единомышленника, похвасталась своим выбором. Он, естественно, похвалил, на самом деле искренне, от всей души. Красивые ведь цветочки… разноцветные, нарядные.
Воспользовался случаем, продемонстрировал манеры джентльмена. Донёс рассаду до своей машины, окольными путями, чтобы потянуть время, доставил домой хозяйку цветочного царства. Хотел было по пути заехать в ресторан или кафе, закрепить хорошее впечатление.
Тина, сославшись на плохое самочувствие, отказалась.
Доставил в лучшем виде, поднял сокровища на четвёртый этаж, в гости напрашиваться не стал, даже на прощальном поцелуе не настаивал, несмотря на зарумянившиеся щёчки Маськи. Лишь обменялись телефонами, дабы снова не потеряться.
Олег готов был биться о заклад – Тина поплыла. Осталась парочка грамотных ходов, и «девочка наша». Опрокинется, никаких сомнений. Поджилки тряслись от одной мысли, что вот-вот, движение-другое, и Маська будет с ним, вернее под ним.
Давно он не чувствовала подобного интереса к девушке, желания, азарта. С него словно ленивое оцепенение слетело, когда женщина воспринимается не иначе, как доступный объект для слива сексуального напряжения, не более. Не одна, значит, другая, главное – результат. Кончить.
В случае с Маськой его интересовал секс только с Маськой, другую он не рассматривал и в теории, в качестве запасного варианта.
Или она, или… никаких «или».
Он собирался получить эту девочку, даже если все тектонические структуры Кавказского хребта разом сдвинутся.
Лобелия ему в помощь.
Так, с кашпо наперевес, отправился с ранним визитом. Если не путает, Тина должна быть дома. Она говорила про консультации перед госами, в том числе индивидуальные, которые начинались в одиннадцать-двенадцать дня, не раньше.
От дома до дома идти всего-то десять минут, на машине, в объезд, дольше выходило. Они ещё и соседи. И техникум, который заканчивала Тина, через дорогу от его жилого комплекса.
Одним словом – судьба.
Судьба Олегу заполучить в недолгое, но точно единоличное пользование сладкую Маську. Не единоличное его не устраивало.
Чёртов эгоист и та ещё сволочь, согласен.
Обычная пятиэтажка без лифта, участь которой – попасть под реновацию. Во дворе детский сад, площадка для малышни и подростков, тренажёры, лавочки с вездесущими пенсионерками, автомобили, припаркованные рядком.
План родился сам собой, мгновенно. Производить впечатление, значит, производить. Сразу и наотмашь.
Кинотеатры, рестораны, букеты – до скрежета зубов банально, но другого в их городке и со стандартным набором Казановы, не найти. Тина же заслуживала индивидуального подхода.
– Послушай, – сказал Олег, когда Тина появилась на пороге собственной комнаты. – Неудобно вышло, развалился, уснул. Готов искупить вину.
– Ничего, я понимаю, – повела плечом в ответ, неопределённо улыбаясь.
Не понятно, действительно «ничего», или всё-таки серьёзный прокол. Искупать придётся хорошим впечатлением или кровью?
В принципе, на второе он согласен, ради такой-то Маськи – запросто.
– Какие у тебя сегодня планы? – поинтересовался Олег, решив брать быка за рога не сходя с места.
– Да никакие… к экзаменам готовиться надо, – нахмурилась Тина, – много пропустила.
– Несколько часов свободных найдётся? Голове надо давать отдыхать, есть идея, как это сделать, – привёл он аргумент. – Я сейчас домой, мигом вернусь. За пятнадцать минут успею. Жди, – дал он указание и, не дожидаясь ответа, двинулся в сторону двери. – Жди! – помахал телефоном, говоря, что позвонит.
Пришлось извиняться перед Фиником. Хозяин неправ, но и за Фиником тоже косяк имеется. Кто в прошлый раз загнал несчастного кота Василия на дерево, откуда его с МЧС вызволять пришлось? А-а-а? Василий, между прочим, службу по истреблению мышей исправно нёс и вероломного нападения от пришлого амбулли не ожидал.
– Гулять с Валерой пойдёшь, – потрепал он пса по холке. – Понимать должен, дело у меня серьёзное… примерно, как у тебя к пуделихе из соседнего подъезда, ничего такая дамочка, – подмигнул, гладя по покатому лбу и за ушами, заглядывая в умные глаза. – Не злись, скоро на базу поедем, два дня на воле жить будем, как стая диких волков. Имей в виду, вожак – я.
– Вернусь поздно, не один. Смотри мне, веди себя хорошо, – сказал на прощание, поймав обиженный взгляд Финика.
Понимать хозяин должен, что Василий сам виноват, котом уродился, ещё и хвостом перед мордой маячил.
Туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда… Кто выдержит?!
Олег притормозил у подъезда Тины, набрал, сказал, чтобы спускалась, ждёт. Та появилась через несколько минут, заставив жадно сглотнуть – какая девочка, какая куколка. Маська, и всё тут. Поправочка, его Маська.
Одета просто, тысячи таких же девчонок ходит по улицам. Чёрные леггинсы, светлый свитер оверсайз до середины бедра, кроссовки, сумочка на ярком тканом ремешке через плечо, волосы убраны в низкий хвост, нарочито небрежный, косметики минимум.
Зацепиться не за что, а глаз не отвести.
Парадокс.
Вышел, открыл дверь, встретился с ошарашенным взглядом Тины.
– Прошу, – с клоунским поклоном пригласил в салон. – Эй, ты чего? – посмотрел он на вставшую столбом Маську.
– Ничего… – замялась та. – Не ожидала, что ты будешь на машине.
– Туда, куда мы едем, без машины сложновато добраться.
– А куда мы едем? – нахмурилась Маська сильнее.
– Сюрприз, – с фирменной улыбкой ответил Олег.
Широкой, наглой, от которой гарантированно таяли сердца прекрасной половины человечества от восемнадцати до восьмидесяти лет. В бухгалтерии и то срабатывало, что говорить про случаи, когда Олег шкурно заинтересован.
Подошёл к Тине, взял под локоток, повёл в сторону стоявшего кроссовера. Подсадил, успокаивающе мурлыкая, что сюрприз точно понравится, если нет – сразу уедут, слово офицера.
Несколько прикосновений к плечам, между делом к запястью, словно нечаянно к тёплой коже шеи, и Тина забралась в гостеприимно распахнутый салон Рендж Ровера, не нового, но гарантировано производящего впечатления на женский пол.
Так-то лучше, так-то лучше…
– Долго ехать? – нервно спросила Тина, когда Олег выруливал со двора на проезжую часть.
– Около часа, если сильных пробок не будет, – ответил он, – Слушай, – сообразил вдруг, – ты же после колледжа, наверняка голодная, а я тебе сюрприз, сюрприз… Сейчас заедем в одно местечко, перекусим по-быстрому, а на обратно пути основательно подкрепимся. Не возражаешь?
– Я перекусила в столовой… – растерянно буркнула Тина.
– А я, признаться, сейчас бы целого быка слопал, – фыркнул Олег, отмечая краем глаза, как порозовели Маськины щёчки.
Заехали в небольшую кофейню на выезде из города. Помимо кофе и разнообразной выпечки в ассортименте были супы, выбор салатов и горячих блюд, небогатый, но что закинуть в голодный рот найдётся. На парковке стояло несколько транзитных большегрузов, дальнобойщики знали и любили это место.
Сомнительная романтика, только или здесь поедят на скорую руку, или опоздают, а это плохо, очень плохо.
К вечеру Олег собирался зарезервировать столик в ресторанчике в своём же доме. Камерное местечко с располагающей к интиму лаундж зоной – беспроигрышный вариант, всегда работающий.
До квартиры рукой подать, Маська очнуться не успеет, как окажется там, где нужно Олегу – на его члене.
Расположились у окна, выходящего на уличную террасу, несчастные, скукоженные цветы в уличных ящиках на перилах и безостановочный поток машин, несущихся мимо.
Олег быстро пробежался по небогатому меню, посмотрел на Тину, которая изучала витрины с выставленной выпечкой, останавливаясь взглядом на эклерах, буше и шу, действительно, достойных внимания. Время от времени Олег специально приезжал сюда за кондитерской вкуснотой.
– Выбрала? – поинтересовался Олег, глядя на Тину, когда к ним подошла официантка.
– Ты бери, я там что-нибудь посмотрю, – кивнула подбородком в сторону витрины, где сверху красовалась корзинка с выпечкой, с говорящей надписью: «Я вчерашний, но хороший. Возьми меня со скидкой 50%».
– Да ладно? – не поверил своим ушам Олег. – «Спаси банан от одиночества»? – вспомнил он жалобную надпись в магазинах, призывающую покупать одинокие бананы, спасти бедолаг от утилизации.