— Господи, как же тут тесно, — прошипела я себе под нос, пытаясь подвинуть локтем какую-то противную, липкую швабру. — И воняет. Идеальный клуб для крыс. Надеюсь, они сегодня на диете…
Сердце колотилось, как отбойный молоток, пытаясь вырваться из моей пышной груди в нелепом комбинезоне уборщицы, в который я себя втиснула. Рыжие кудры, вечно непослушные, лезли в глаза и прилипали ко лбу, где выступила испарина.
Я сидела в темноте старого шкафа для инвентаря где-то на задворках клуба «Теневого Ринга». Идея казалась гениальной: залезть сюда до начала подпольных боев, дождаться коррумпированного чинушу Воронина, который их организовывал, включить диктофон в кармане комбинезона и записать его хвастливые признания или хотя бы пару угроз в адрес судей. Журналистское расследование века! Ну, или как минимум материал, который вытащит меня из ямы бесконечных статеек про котиков.
Издалека доносились глухие удары, крики тренеров, скрежет металла. Бои еще не начались, шла подготовка. Отличное время для засады. Если бы не одно «но». Когда я залезала в шкаф, дверца скрипнула и… щелкнула. Заперлась. Снаружи. Мои попытки тихонько поднажать изнутри успехом не увенчались. Я была в ловушке. В своем собственном, дурацком капкане.
— Эх, Марина, — вздохнула я, прижавшись лбом к прохладной стенке шкафа. — Пышка-неудачница. Опять. Надо было слушать маму и идти в бухгалтеры. Там хоть шкафы не запираются.
Внезапно за дверью послышались шаги. Тяжелые, уверенные. Я замерла, затаив дыхание. Воронин? Сердце ушло в пятки, а потом рванулось обратно, к горлу. Шаги приблизились к шкафу. Я вжалась в угол, мысленно молясь, чтобы меня не заметили. Но дверь не открылась. Шаги прошли мимо. Выдох облегчения чуть не сорвался громким всхлипом. Я прикрыла глаза. И тут нос предательски защекотало. Пыль. Проклятая пыль!
— А-а-а… — я зажмурилась, сжала ноздри, но было поздно. — Апчхиии!
Чихание громыхнуло в тесном пространстве шкафа, как выстрел. Я ахнула, осознав грандиозность провала. И в этот момент случилось чудо. Или катастрофа. От громкого звука и моего напора, видимо, сработала древняя защелка. Дверца шкафа с жутким скрипом распахнулась наружу.
И я полетела. Вперед. Вниз головой. Прямо на что-то большое, теплое и… полуголое!
— Ой! — вскрикнула я, падая всем своим немаленьким весом на эту неожиданную преграду. Мой зад мягко и точно приземлился на чьи-то твердые, как камень, бедра. Я оказалась верхом на мужчине, который стоял, судя по всему, спиной к шкафу. Мы рухнули вместе на гимнастический мат, валявшийся на полу.
— Что за черт?! — прорычал подо мной низкий, хрипловатый голос, полный изумления и раздражения.
Я отчаянно попыталась откатиться, но моя нога предательски зацепилась за рукав его футболки. Мы снова грохнулись на мат, теперь уже бок о бок. Я лежала на спине, он – на боку, придавив меня своим могучим плечом. Его лицо было в сантиметрах от моего. Темные, почти черные глаза, коротко стриженные темные волосы, резкие скулы, квадратный подбородок с ямочкой. И тело… Господи, какое тело! Широкие плечи, рельефные бицепсы, кубики пресса, уходившие под низ черных спортивных трусов – единственную вещь на нем. Он пах… мужчиной, диким и невероятно притягательным. От этого запаха у меня внутри все сжалось, а потом странно распустилось теплом.
Он приподнялся на локте, его взгляд скользнул по моему лицу, спустился к моей груди, выпирающей из расстегнутого на пару пуговиц комбинезона, и вернулся к глазам.
— Если хотела массаж, — произнес он медленно, голосом, от которого по спине пробежали мурашки, — могла попросить по-человечески. Шкафы ломать не обязательно.
Его сарказм привел меня в чувство. Адреналин сменился знакомой защитной бравадой.
— Массаж? — фыркнула я, пытаясь вытащить руку, зажатую между нашими телами. — А вы что, массажист? Спасибо, не надо. Я просто… осматривала помещение. На предмет чистоты. Уборщица, — добавила я, кивнув на свой комбинезон.
Он усмехнулся. Коротко, беззвучно. Его взгляд стал пристальным, изучающим.
— Уборщица, — повторил он. — Которая прячется в шкафах и падает на полуголых мужиков. Оригинальные методы уборки.
— А вы что здесь делаете почти голый? — парировала я, чувствуя, как жар разливается по щекам. — Растягиваетесь? В таком виде? Это не по технике безопасности!
Он наклонился чуть ближе. Его дыхание коснулось моего лица. Теплое, немного учащенное.
— Моя тренировка закончилась, я пришел переодеться. Помещение пустое. Или должно было быть пустым, — он бросил взгляд на шкаф. — До появления… уборщицы-камикадзе. Имя?
— Марина, — выпалила я почти машинально, прежде чем мозг успел крикнуть «Молчи, дура!».
— Марина, — он произнес мое имя так, будто пробовал его на вкус. — А я Алексей. Но тут меня зовут Дикарь.
Дикарь. Прозвище подходило. В его взгляде, в этой хищной расслабленности была дикая сила. И это меня… возбуждало. Безумно. Моя попытка отодвинуться превратилась в неуклюжее ерзанье бедрами. И я почувствовала его. Твердый, горячий бугорок под тонкой тканью его трусов, упирающийся мне в бедро. Тепло хлынуло в низ живота, заставив меня резко вдохнуть.
Его глаза сузились, взгляд стал темным, тяжелым. Насмешка исчезла, сменившись чем-то первобытным, голодным. Он медленно, но неумолимо прижал меня спиной к прохладному мату. Огромные, сильные ладони схватили мои запястья и прижали их к полу над моей головой. Его мускулистая грудь всей тяжестью легла на мою, придавив, сплющив мягкую ткань комбинезона. Я почувствовала его тепло, биение его сердца, ритм дыхания. Мое собственное дыхание перехватило.
— Дикарь… — прошептала я.
— Марина, — его голос стал глубже, хриплее. — Ты устроила засаду не на того…
Он не стал ждать ответа. Его губы обрушились на мою шею. Горячие, влажные. Он целовал, кусал, впивался в кожу, спускаясь к ключице. Острые мурашки побежали по всему телу, заставив выгнуться. Я застонала, сама не ожидая этого низкого, хриплого звука. Его язык скользнул по впадинке у основания шеи, и я снова ерзнула бедрами, инстинктивно ища трения. Его эрекция стала еще тверже, еще ощутимее.
Дикарь оторвался от моей шеи, его темные глаза горели. Одним резким движением он стянул расстегнутый комбинезон вниз, до пояса, обнажив мою грудь. Прохладный воздух прошёлся по соскам, заставив их моментально окаменеть. Его взгляд скользнул по ним, полный немого восхищения, и это чувство – быть желанной этим дикарем – ударило в голову сильнее любого алкоголя.
— Красивые, — прохрипел он, и его большой палец грубо, но возбуждающе провел по одному соску.
Потом он наклонился. Его горячий рот захватил сосок. Я вскрикнула, выгибаясь еще сильнее, впиваясь пальцами в мат подо мной. Его язык! Господи, его язык! Он кружил по ареоле, нажимал, втягивал сосок внутрь, покусывал его кончик. Волны удовольствия били из груди прямо в низ живота, заставляя бедра непроизвольно двигаться. Мурашки покрыли все тело, дыхание стало прерывистым, стонущим.
— Алексей… — застонала я, уже не в силах сдерживаться. — Так хорошо…
Он переключился на другую грудь, повторяя пытку языком, а его свободная рука скользнула вниз, к поясу комбинезона и моих трусиков. Грубо, без церемоний, он стянул все вниз, обнажив меня полностью. Его пальцы скользнули между моих ног, нащупав влажную, пульсирующую плоть.
— Готова, — констатировал он с довольной усмешкой, проводя пальцем по моему вздувшемуся клитору.
Я взвизгнула от внезапного приступа острого удовольствия. Он убрал руку. Я услышала шорох ткани. Он скинул свои трусы. Я мельком увидела его член – большой, твердый, с набухшей головкой, готовый к бою. Дикарь и правда.
Он встал на колени между моих ног, сильными руками поднял мои бедра, закинул мои ноги себе на плечи. Поза была неудобной, открытой, унизительно откровенной, но от этого – еще более возбуждающей. Его глаза были прикованы к тому месту, где мы должны были соединиться.
— Держись, уборщица, — пробормотал он.
Он вошел. Резко. Глубоко. Одним мощным толчком, заполнив меня до предела. Я вскрикнула от неожиданности и от боли-удовольствия, впиваясь ногтями ему в могучие бицепсы. Он был огромным, растягивающим, невероятно твердым внутри меня.
— Боже… — выдохнула я, запрокинув голову. — Ты… большой…
— Знаю, — усмехнулся он сверху и начал двигаться.
Ритмично. Глубоко. Мощно. Каждый толчок его бедер вгонял его член в меня до самой шейки матки, выбивая из меня стон, крик, прерывистый вздох. Его руки держали мои бедра, пальцы впивались в мою пышную плоть, направляя, контролируя. Я чувствовала каждую мышцу его живота, напрягавшуюся при движении, каждый бугорок его пресса. Его пот капал на мою кожу, смешиваясь с моим.
— Да… вот так… — стонал он, его лицо было искажено гримасой наслаждения. — Ты… тугая… чертовски…
Я не могла говорить. Я могла только чувствовать. Чувствовать, как внутри меня разгорается пожар. Как напряжение копится где-то в глубине, у самого основания позвоночника. Его пальцы нашли мой клитор, начали тереть его в такт его толчкам. Искры потемнели в глазах.
— Алексей! — закричала я, когда волна накрыла с головой. Мое тело выгнулось дугой, внутренние мышцы судорожно сжались вокруг его члена, выжимая из меня крик оргазма. — Да! Да! Кончаю!
Мой крик, мои конвульсии, мое сжатие спровоцировали его. Он издал низкий рык, похожий на звериный, и вогнал себя в меня еще несколько раз, с яростной силой. Потом замер, глубоко внутри, его тело напряглось, и я почувствовала горячий всплеск его семени, наполняющий меня пульсирующими толчками. Он рухнул на меня всем весом, прижав к мату, его лицо уткнулось в мою шею, дыхание было горячим и прерывистым.
Мы лежали так несколько минут, слипшиеся, усталые, дыша в унисон. Адреналин и эндорфины кружили голову сладким туманом. Он первым пришел в себя, приподнялся на локтях, глядя на меня. В его глазах уже не было дикой ярости, но было… любопытство.
— Ну что, уборщица Марина, — произнес он, и в голосе снова зазвучала знакомая усмешка, — довольна инспекцией?
Я фыркнула, пытаясь отдышаться и собрать мысли в кучу. Что только что произошло?! Я пришла за компроматом, а закончила… этим. Точнее кончила. С этим… Дикарем.
— Засада, — выдавила я, пытаясь сохранить остатки достоинства и сарказма, — получилась… продуктивной. Лучшая в моей карьере, пожалуй.
Он рассмеялся. Громко, искренне. Звук был приятным, неожиданно теплым.
— Рад, что угодил, — он медленно вытащил из меня свой член, заставив меня снова вздрогнуть от чувствительности. — Теперь, может, объяснишь, что ты тут на самом деле делала в шкафу?
Опасность! Воронин! Диктофон! Мысль пронзила мой послеоргазменный туман. Я резко села, отодвигаясь от него, судорожно пытаясь натянуть комбинезон на место.
— Я… я… — залепетала я, паникуя. — Я должна идти! Уборка! Срочно! Там… там разлили что-то!
Я вскочила на ноги, игнорируя протест мышц и липкую влажность между ног, и, не глядя на него, бросилась к двери. Забыв про стыд, про комбинезон, сползающий с плеч, про все на свете...
— Эй! — крикнул он мне вслед. — Марина!
Но я уже выскочила в коридор и помчалась куда глаза глядят, оставляя позади этого дикаря, запах секса и… свою главную улику против Воронина.
***
Алексей поднялся с мата, потянулся, чувствуя приятную усталость в мышцах и необычное удовлетворение. Эта рыжая пышка… Неожиданный сюрприз. Уборщица? Не верю ни секунды. Он наклонился, чтобы собрать свою одежду. И его взгляд упал на маленький черный предмет, валявшийся возле шкафа. Диктофон. С красным огоньком записи.
Он поднял его, повертел в руках. Уборщицы с диктофонами? Интересно. Нажал кнопку воспроизведения. Первые секунды – шорох, ее подавленное чихание: «Господи, как же тут тесно… И воняет. Идеальный клуб для крыс…» А потом – ее голос, четкий, взволнованный: «…коррумпированного чинушу Воронина… подпольные бои… компромат…»
Следом звук распахивающейся дверцы, ее крик, его голос: «Что за черт?!» Далее шел отчетливый звук их падения, его фраза про массаж, стоны…
Он выключил диктофон. Темные глаза загорелись холодным огнем. Воронин. Этот подонок, который подставил его, посадил, разрушил жизнь. А теперь какая-то рыжая журналистка пытается его поймать. Смелая. Или глупая.
Я влетела в свою квартиру, захлопнула дверь на все замки и прислонилась к ней спиной, скользя вниз, пока не села на холодный пол паркета. Дыхание срывалось, волосы лезли в глаза, а этот дурацкий комбинезон уборщицы врезался в пышные бока, напоминая о моем эпик фейле. Не компромат на Воронина, а… а этот Дикарь. Алексей. Его имя вспыхнуло в голове, и по телу снова пробежали мурашки. Его руки, его грудь, его… член внутри меня. Ого-го. Даже сейчас, в панике, низ живота предательски сжался от воспоминания.
— Идиотка! — выругалась я себе под нос, тряся руками. — Полная идиотка! Должно было быть классное расследование, но случился провал.
Диктофон. Кстати, где он? Мысль ударила, как обухом. Я судорожно полезла в правый карман комбинезона. Пусто. В другой – тоже. Я скинула проклятую тряпку, обыскала штаны, футболку… Ничего. Он остался там. На полу. Рядом с… с тем самым матом. В руках у этого Дикаря.
— Нет-нет-нет-нет! — застонала я, схватившись за голову. — Все пропало! Он же услышит записи! Он же поймет! Он… он этот боец Воронина! Он меня убьет! Или сдаст ему! Или… или…
Или вспомнит, как я стонала под ним. Эта мысль была почему-то еще страшнее. Стыд и паника смешались в один клубок где-то под ложечкой. Я доползла до дивана и плюхнулась лицом в подушку, желая провалиться сквозь землю… Все равно, мне конец!..
Прошло два дня. Два дня паранойи. Каждый стук в дверь заставлял меня подпрыгивать. Каждый звонок телефона – лихорадочно хвататься за него. Я не спала, объедалась шоколадом и пиццей (стресс – не время для диет), и лихорадочно придумывала план Б. Расследование ведь не отменяется! Воронин должен ответить! Возможно, этот дикарь и не нашел мой диктофон и есть шанс, что я смогу его найти. Значит… надо идти в логово зверя. На бои. Но как? Ясно как день – под прикрытием. Фанатка подпольных боев. Да, я сморозила что-то про уборщицу, но… фанатка звучит убедительнее. Надо купить что-то дерзкое, черное, с блестками. Может, кожаные штаны? Хотя с моими формами… Ладно, решим завтра. Сегодня – день пижамы, пиццы и жалости к себе.
Я сидела, скрючившись на диване, в своей самой старой, самой уютной и самой смешной пижаме – розовой, с плюшевыми медвежатами Тедди. В одной руке – огромный кусок пепперони, в другой – пульт от телика, на экране – что-то бессмысленно веселое. Волосы собраны в нелепый пучок на макушке, лицо бледное от нервов. Идеальный образ разбитой журналистки. И тут…
Тук-тук-тук.
Сердце ушло в пятки. Не громкий стук. Настойчивый. Уверенный. Не курьер. Не соседка. Я замерла, кусок пиццы застыл на полпути ко рту.
Тук-тук-тук.
Громче. Тверже. Я медленно, как в замедленной съемке, поставила коробку с пиццей на журнальный столик, вытерла руки о медвежонка на коленке и неслышно подкралась к двери. Заглянула в глазок.
Мир перевернулся…
За дверью стоял ОН. Алексей. Дикарь. В темной водолазке, подчеркивающей его мощные плечи и бицепсы, в обычных джинсах. Лицо – каменное, только в глазах мелькало что-то нечитаемое. В одной руке… мой диктофон! Он поднес его к глазку, нажал кнопку. Из динамика донесся мой собственный, слегка истеричный голос: «…коррумпированного чинушу Воронина… подпольные бои… компромат…»
— Открой, Марина, — его голос прозвучал сквозь дверь тихо, но так, что мурашки побежали по спине. — Поговорим. Верну твою… игрушку.
Вот же, напасть! Так без паники. Может этот Дикарь действительно хочет вернуть мой диктофон? Я осторожно приоткрыла дверь и протянула руку ладонью вверх.
— Спасибо, что вернул. Я его искала.
— Спасибо? И что, даже чайку не нальешь? Давай поговорим для начала. Открывай дверь!
Адреналин ударил в виски. Паника. Чистая, неразбавленная паника. Он наверняка пришёл чтобы меня кокнуть, по приказу Воронина! Мозг выдал единственную команду: ЗАКРЫТЬСЯ! Я рванула цепочку, щелкнула нижний замок и со всей силы толкнула дверь, пытаясь ее захлопнуть.
— Нет! Уходи! Я ничего не знаю! — закричала я, упираясь плечом в дверь.
Но он был быстрее и сильнее. Его нога в тяжелом ботинке молниеносно просунулась в щель, не давая двери закрыться.
— Марина, не дури, — прозвучало уже жестче. — Открой. Самому не охота ломать.
— Убирай ногу! Сию секунду! — я изо всех сил давила на дверь, чувствуя, как она дрожит под его напором. — Я вызову полицию!
— Вызовешь? — в его голосе прозвучала ледяная усмешка. — И что им скажешь? Что журналистка пряталась в шкафу на нелегальных боях, а потом потеряла диктофон с компроматом на чиновника? Думаешь, они тебе помогут? Или Воронину позвонишь?
Его слова били точно в цель. Я ослабила нажим на долю секунды. Этого хватило. Он рванул дверь на себя с такой силой, что я, потеряв опору, полетела вперед, прямо на него. Мы упали в тесном коридоре моей квартиры в кучу малу. Я – сверху, снова, но на этот раз лицом в его твердую грудь, а он – на спине, одной рукой инстинктивно обхватив мою талию, чтобы я не грохнулась на пол. Новенькая коробка с пиццей с грохотом упала рядом, разбрызгивая соус и сыр.
— Вот черт! — вырвалось у меня, когда я попыталась оттолкнуться и почувствовала под пальцами жесткую ткань его водолазки и рельеф мышц под ней. Его запах – кожи, чего-то мужского, опасного – снова ударил в нос. — Пусти! Убирайся! Из-за тебя целая коробка пиццы пострадала!
Он не пустил. Наоборот, его рука на моей талии сжалась, прижимая меня еще ближе. Его другая рука легко отшвырнула диктофон в сторону, на коврик. Он перевернул нас так, что я оказалась под ним, прижатой спиной к полу в коридоре. Его вес, его сила парализовали. Темные глаза смотрели на меня сверху вниз, изучая мою идиотскую пижаму с мишками, мое перепачканное пиццей лицо.
— Привет, уборщица, — сказал он, и уголок его губ дрогнул. — Пижамка классная. Медведи… милые.
— Заткнись! — зашипела я, пытаясь вывернуться, но его бедра крепко зажали мои. — Что тебе надо?! Отдай диктофон и вали!
— Диктофон? — он кивнул в сторону черного предмета. — Пожалуйста. Бери. Но сначала поговорим.
Его прикосновение, его слова – они не испугали. Они… подожгли. Вспышка внизу живота была мгновенной и яркой. Воспоминание о том, как он был внутри меня, нахлынуло с такой силой, что я застонала. Его глаза загорелись в ответ. Он почувствовал мою реакцию. Моё горячее тело.
— Ну что, Марина? — его голос стал низким, хриплым, как в тот раз. — Согласна на сделку с дьяволом?
Я не ответила словами. Я не могла. Вместо этого я резко потянулась к нему, схватив его за шею, и прижала свои губы к его. Жестко. Голодно. Это был поцелуй отчаяния, гнева, безумного влечения и согласия – все в одном. Он ответил мгновенно. Его губы раздвинулись, его язык ворвался в мой рот, влажный, горячий, требовательный. Он впивался, исследовал, забирал воздух. Мои руки вцепились в его коротко стриженные волосы, его руки рванули вниз.
— Ага… — прорычал он против моих губ. — Так понятнее.
Он разорвал поцелуй, резко вскочил на ноги и в один рывок поднял меня с пола. Моя спина снова ударилась о стену в коридоре. Он прижал меня всем своим телом, его руки схватили мои запястья, подняли их над моей головой и прижали к обоям одной своей огромной ладонью. Его другая рука рванула вниз штаны моей пижамы. Тонкая ткань порвалась по шву с неприличным звуком. Холодный воздух ударил по моим обнаженным бедрам, ягодицам, горячей влажности между ног. Я вскрикнула, но не от протеста. От предвкушения.
— Дикарь… — прошептала я, глядя на его лицо, искаженное желанием.
— Твоя сволочь, — поправил он, его свободная рука залезла в его джинсы, расстегнула ширинку. Я увидела его член – уже твердый, огромный, готовый. — И сейчас я это докажу.
Он наклонился, его губы снова захватили мои в жадном поцелуе, а его рука подхватила меня под ягодицы, приподняв. Я инстинктивно обвила его талию ногами, чувствуя, как его сильные мышцы напрягаются под моими икрами. Он держал меня на весу, прижатой к стене, одной рукой фиксируя мои запястья над головой, другой – поддерживая под попой. Его пальцы впились в мою пышную плоть, оставляя следы.
— Держись, медведица, — прохрипел он, и я почувствовала, как горячая, твердая, как камень, головка его члена упирается в мою влажную щель.
Он вошел. Не резко, как тогда, а медленно, с нажимом, растягивая меня, заполняя до самого предела. Я застонала ему в рот, впиваясь зубами в его нижнюю губу. Он ответил рычащим стоном. Начал двигаться. Медленно. Глубоко. Поднимая меня на своей руке и вгоняя в меня себя снизу вверх. Каждый толчок заставлял меня подпрыгивать на его руке, биться затылком о стену, стонать все громче и громче. Его мощные мышцы под моими ногами напрягались, как стальные тросы. Его грудь терлась о мою грудь через тонкую пижамку и мой лифчик. Его запах, его пот, его сила – все кружило голову.
— Да… вот так… — стонал он, его лицо было близко, его глаза горели. — Тугая… чертовски тугая…
— Алексей! Лешенька! — закричала я, когда он вогнал себя особенно глубоко, задев что-то внутри, от чего искры брызнули из глаз. — Сильнее!
Он ускорился. Его движения стали резче, требовательнее. Его рука под моей попой сжимала ягодицу так сильно, что было больно и невероятно приятно одновременно. Я чувствовала каждую его жилку, каждый бугорок его члена внутри себя. Напряжение росло, как лавина. Я не могла терпеть. Я наклонилась и впилась зубами в его плечо, сквозь ткань водолазки. Он взревел – не от боли, а от ярости и наслаждения. Его толчки стали бешеными, почти срывающими меня со стены.
— Кончаю! — выдохнул он хрипло. — Вместе!
Его слова стали спусковым крючком. Волна накрыла меня с головой. Тело затряслось в судорогах, внутренние мышцы судорожно сжались вокруг его члена, выжимая из меня дикий крик. Он зарычал, вогнал себя в меня в последний раз, на всю глубину, и замер. Я почувствовала горячие толчки его семени внутри, его лоб прижался к моему, дыхание было общим, прерывистым, горячим. Его тело дрожало в унисон с моим.
Мы стояли так, прижатые друг к другу, к стене, пока волны удовольствия не отступили. Он медленно опустил меня на ноги. Мои колени подкосились, и я чуть не упала, но он подхватил меня. Его рука все еще держала мои запястья над головой. Он смотрел на меня. Его взгляд был… другим. Не хищным. Усталым. Удовлетворенным. Почти человеческим.
— Договорились? — спросил он тихо.
Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Моя пижама была порвана, волосы растрепаны, между ног липко и приятно ноет. Рядом валялась разбитая коробка от пиццы, куски пепперони и сыра украшали пол коридора.
Он отпустил мои руки, наклонился и поднял диктофон. Не глядя, сунул его в карман джинсов. Потом посмотрел на пиццу, потом на меня, потом на пиццу снова. И вдруг… рассмеялся. Громко, искренне, от души. Звук был таким неожиданным и заразным, что я тоже фыркнула, а потом засмеялась. Сначала тихо, потом все громче, пока мы не хохотали оба, стоя в разгромленном коридоре, полуголые, пахнущие сексом и пепперони.
— Голодная? — спросил он, вытирая слезу смеха.
— Умираю с голоду, — призналась я, чувствуя, как напряжение последних дней начинает потихоньку отпускать.
Он нагнулся, подобрал два куска пиццы, которые чудом не выпали из коробки и протянул один мне.
— На, медведица. Подкрепись. Потом обсудим, как свалить этого ублюдка Воронина. И… — он бросил на меня оценивающий взгляд, — где купить тебе новую фирменную пижаму. Эта, кажется, не подлежит ремонту.
Я взяла кусок пиццы, откусила. Холодная, но все равно вкусная. Он был сволочью. Шантажистом. Но он был здесь. И он был моим единственным шансом. И, черт возьми, он умел целоваться. И… другие вещи тоже.
— Ладно, Дикарь, — сказала я с набитым ртом. — Говори свой план. Но учти, я не надену никакое дерьмо с блестками. И точка.