Так долго я шёл к этой цели. И вот, наконец-то, она сидит напротив, на мягком, девственно чистом как она сама, диване, с бокалом красного вина, перебирает изящными пальчиками по тонкому стеклу, покусывает нижнюю губу… Помада давно стерлась. Этот вечер был слишком долгим, но я терпеливо ждал. Она, как и я, знает, что сегодня это случится: сквозь тонкий материал сарафана видны её соски. Уже около часа я наслаждаюсь тем, как они топорщат трикотаж. Почти так же, как топорщатся мои штаны…
Эту игру мы ведем очень давно, уже год. И вот сегодня наконец-то она будет моей. Такая мягкая, пахнущая чем-то сладким, с белой как снег кожей. Платье словно нечаянно оголилo колени, когда она подняла ноги на диван. В паху заныло, пришлось сесть поудобней.
— Еще вина? — уже в который раз спросил я.
— Пожалуйста, — Мила протянула бокал. Её рука слегка дрожала. Не нужно было быть психологом, чтобы понять, что она волнуется. Я бы тоже волновался, будь я на её месте…
Первый раз мы встретились на самом первом занятии, первого сентября, год назад. Я тогда вернулся в родной город из столицы после тяжелого развода. В свои тридцать лет я успел жениться, расстаться с женой, оставить ей совместный бизнес. К счастью, детей нам судьба не дала, хотя бы их делить не пришлось. Вернувшись «домой», я заселился в квартиру, оставшуюся мне от родителей, и устроился преподавателем в университет. По знакомству. Да и задерживаться там я не собирался — полгода-год, так я думал, а потом снова в бизнес.
Но тут появилась она. И снесла все планы к чертям собачьим. Яркая, как бабочка на солнечном свете, она запорхнула в аудиторию с кучкой таких же новоиспеченных студентов: рыжие локоны на голых плечах, ярко напомаженные губы, зеленый сарафан чуть ниже колена и звонкий хохот. Когда она первый раз взглянула на меня, замолчала, а потом прыснула в кулачок, я понял, что если не затащу её в постель, то… В принципе, вариантов не было, я уже тогда знал, что это единственный возможный вариант — я хотел её с самого первого взгляда.
Мой курс был рассчитан на один год… План стал формироваться в первый день занятий. Для практических занятий поток делили на три группы. Я лично позаботился о том, чтобы Людмила попала в мою. Я просто не мог себе представить, как не смотреть на неё, не представлять, как она выглядит без сарафана, который прекрасно очерчивал её тонкую талию, большую упругую грудь, широкие бедра…
Уже через недeлю я понял, что у меня как минимум половина группы конкурентов: на неё смотрели с вожделением практически все мальчишки. Мальчишки… Зеленые, наивно дерзкие, угловатые. Настоящей конкуренцией это назвать было сложно.
Еще через неделю я устроил им тест, по результатам которого выяснилось, что в группе есть отстающие, и предложил «отстающим» дополнительные занятия. Стоит ли говорить, что тест Людмилы я оценил совсем не так, как стоило бы. Но я очень хотел видеть её рядом.
А потом начались встречи. Два-три раза в неделю. Лёгкие прикосновения — к руке, к плечу, к волосам. Меня ломало и электризовало от каждого такого прикосновения. А она делала вид, что не понимает. Ровно до тех пор, пока мы не остались одни… Все остальные «отстающие» постепенно догнали курс, и только у Людмилы всё никак не получалось. И тогда я решил, что пора действовать.
— Тебе бы, Фролова, другую профессию выбрать. Зачем тебе экономика? Ты же ничего не понимаешь?
Людмила сидела за столом, опустив глаза. Я дал ей задачу, которую сам не смог бы решить без соответствующей литературы, но ей об этом знать было не нужно.
— Я учителем стать хочу, — проборматала Людмила.
— Учителем? — я уселся на стол рядом с ней: так сверху открывался прекрасный вид на декольте. Людмила тяжело дышала, то ли от обиды, то ли от злости.
— С твоей внешностью в учителя-то зачем? напрасная трата, — я усмехнулся, не отрывая взгляд от манящей ложбинки между упругими, слегка раскрасневшимися от духоты в помещении грудями.
Людмила подняла на меня удивленный взгляд… Стараясь не терять самообладания, я улыбнулся и провёл пальцем по её щеке.
— Алексей Палыч? — Людмила слегка отстранилась, словно напугавшись.
— Ты слишком красивая, чтобы в учителя идти. Ты могла бы выбрать профессию попрестижней. В чем настоящая причина? — я наклонился, так что почти навис над ней.
— Я… я не знаю… не знала, куда мне еще идти, — призналась Людмила. — Родители настояли, чтобы я поступала сюда. Я не знала, что будет так тяжело…
— Не будет, — усмехнулся я. Пальцы едва коснулись её шеи и соскользнули вниз, до кромки сарафана, слегка поднырнули под него.
Людмила почти не дыша смотрела мне в глаза, то ли оторопев от моей наглости, то ли не зная, как себя вести. Воспользовавшись замешательством, я провел пальцами от одной груди, к другой, слегка задержавшись на вожделенной ложбинке. В паху приятно заныло…
— Я тебе помогу, — улыбнулся я своей мелкой победе: в синих глазах напротив замешательство сменилось интересом, а грудь под моими пальцами начала подыматься, соски стали заметны сквозь тонкий материал.
В тот раз Людмила ушла молча… Сначала я даже распереживался, что зря перешёл границу, но уже на следующий день Людмила осталась после занятий… Я заполнял журнал посещаемости, а она подошла и, как я днём раньше, села на мой стол. На её лице был лёгкий румянец и она не смотрела мне в глаза, ничего не говорила. Не сказала ничего и когда я положил руку ей на колено. Медленно, изучая на ощупь кожу, глядя на то, как румянец из нежно-розового превращается в почти алый, я гладил её колено, поднимаясь вверх по бедру, выше и выше. Когда пальцы коснулись кромки белья, Людмила вдруг вскочила и выбежала из кабинета…
Некоторое время я смотрел на раскрытую дверь, пытаясь привести мысли в порядок. Одно было понятно — она приняла мою игру. Но по своим правилам. Я готов был играть…
Неделю спустя она снова задержалась: направилась к выходу, но в последний момент словно передумала, закрыла дверь и уронила тяжелую сумку на пол. В тот день на ней были джинсы и строгая рубашка на пуговицах. Которые она и начала расстёгивать. Так же молча, опустив глаза в пол. Я наблюдал на расстоянии, как одна за другой расстёгивались пуговицы, пока рубашка не распахнулась, обнажив белую кожу на животе и такой же белый ажурный бюстгальтер. Молча подойдя к Людмиле в плотную, я провел ладонью от ключицы до края бюстгальтера, немного задержался, изучая мурашки на коже. Пальцы спустились ниже, коснувшись соска — Людмила резко выдохнула и отшагнула, схватила сумку и, запахнув рубашку, выскочила в коридор…
В ту ночь мы не спали. Былo бесконечно жаль тратить время на такое нелепое дело, как сон, когда рядом был апогей всех моих эротических фантазий, юная нимфа, чье тело сводило меня с ума… А она… Собственно, в тот момент мне было всё равно, почему она была со мной. Мне хотелось секса, простого животного секса, чтобы наконец-то избавится от этого наваждения и перестать днем и ночью думать о ней и мечтать…
До самого рассвета я изучал каждый миллиметр её тела — пальцами, ладонями, языком. На ощупь и на вкус. Казалось, я не пробовал ничего более сладкого. И чем больше я её узнавал, тем больше мне хотелось еще.
Когда солнце стало пробиваться сквозь шторы, Мила потянулась, соблазнительно распластавшись по смятым, испачканным простыням.
— Мне, кажется, пора домой, — сказала она нехотя.
— Уже? — усмехнулся я. — Я еще совсем не насытился.
— Какой вы… ненасытный, Алексей Палыч, — рассмеялась Мила звонко. — И я бы с удовольствием осталась еще. Особенно, если учесть, что удовольствие вы доставили мне необыкновенное. Но учёба не ждёт, у меня зачет.
— Пойдём хотя бы кофе выпьем, время раннее, еще и семи нет, — согласился я, с видом довольного кота, которого только что погладили по головке.
На кухне было душно. Мила была одета лишь в мою футболку, которая едва прикрывала её сочную задницу. На мне же напротив были только домашние штаны.
— Вам сделать кофе? — спросила Мила, умело справляясь с моей замысловатой кофеваркой, в прошлом году привезенной из Италии.
— Конечно, — согласился я, усаживаясь на стул. — Скажи, ты не думаешь, что после сегодняшней ночи ты вполне можешь обращаться ко мне по имени и на «ты»?
— А как же субординация? — хихикнула Мила.
— Субординация… — усмехнулся я, наблюдая, как Мила потянулась за кружкой, майка поднялась, оголив её задницу. — Ты вспоминала о субординации час назад, когда отчаяно прыгала на моем члене?
— Алексей Палыч! — почти сердито буркнула Мила. — Это другое…
— Другое? — поднявшись на ноги, я подошёл к ней сзади и положил руки на бедра. — Насколько другое?
— Я — студентка, вы — мой преподаватель, — Мила замерла, почувствовав, как я прижался поднявшимся членом. — Я… я же у вас учусь.
— Мне кажется, сегодня ночью я научил тебя парочке вещей, которые выходят за рамки учебного плана.
— Однозначно, — хихикнула Мила, слегка наклонившись вперед, отчего майка снова задралась. — А мне кажется, вы прирождённый учитель и снова готовы преподать мне урок.
— Всегда, — согласился я, стягивая с себя штаны: член вырвался наружу и благодарно прижался к мягким ягодицам.
Мила на секунду замерла, словно раздумывая, что делает, потом потянула майку наверх, оголив груди, и опустилась, уткнувшись лбом в стол.
— Ты выглядишь больше чем соблазнительно, Милочка, — сообщил я.
— Почему бы вам не воспользоваться моментом? — хихикнула Мила, приподняв зад, отчего член оказался плотно зажат между ягодицами и моим животом, заметно напрягся и на головке появилась большая капля смазки.
Дважды меня просить не нужно было. Не помню, сколько раз за ту ночь я кончал, но мой организм был готов снова, стоило мне только подумать о возможности трахнуть эту нимфу еще раз. Член легко скользнул между влажных губ и полностью погрузился в горячее, узкое лоно. Мила простонала и крепко прижалась ко мне, похотливо покрутив задницей. Я тоже не смог сдержать стона. Она, еще пару часов назад не имевшая опыта интимной близости с мужчиной, сейчас вела себя как похотливая сучка, сама насаживаясь на мой члeн и постанывая в такт движениям.
Мои пальцы впились в белоснежную кожу на бедрах, а я не без должного удовольствия наблюдал, как мой член скользит внутри молодого тела, выходит, смазанный белой, слегка розоватой смазкой, и снова до самого основания исчезая внутри. Мила размахивала бедрами так интенсивно, что пару раз член выскакивал наружу и приходилось на мгновение останавливаться, снова наощупь находить раскрасневшуюся от интенсивных ласк дырочку и начинать всё сначала.
Когда я был уже на грани и яйца сводило от готовности выплеснуть очередную порцию спермы, Мила тяжело застонала, начала интенсивно крутить задницей.
— Давай, помоги себе, девочка моя, — прохрипел я и, взяв её руку, направил её туда, где ей требовалась разрядка.
Мила благодарно выгнулась. Её пальцы коснулись клитора: сначала скованно, почти смущенно, потом интенсивней, и уже пару секунд спустя, она теребила свой клитор пальчиками в такт моим толчкам и стонала в голос. Второй рукой она оперлась в стол, чтобы чувствовать мои движения более глубоко и резко. Выглядела она при этом так развратно, так похотливо, что я едва сдерживался, чтобы не кончить раньше ее.
Вдруг она выгнулась, оперлась о столешницу двумя руками, и хрипло, прирывисто проскулила:
— Я сейчас кончу, Лёшенька.
Меня накрыло в тот же момент. Я кончил так бурно, что в глазах побелело, сердце грозило выскочить наружу, а член выбрасывал сперму с такой благодарностью, что она оказалась даже на столешнице…
Полминуты спустя, мы оба отдышались. Мила поправила майку, словно ничего не случилось, поставила чашку на подставку кофеварки. Я обнял её, положив ладонь на грудь — сосок всё еще торчал как каменный.
— Значит «Лёшенька»? — усмехнулся я, целуя мочку её уха.
— П-простите, я не знаю, что на меня нашло, — заикаясь произнесла Мила.
Я беззвучно засмеялся: — Мне кажется, это называется оргазм. Но я, конечно, не могу быть уверен.
— Простите, — повторила Мила.
— Ни в коем случае, — на полном серьезе ответил я. — В университете можешь хоть Профессором Преображенским меня называть, а здесь, в этих стенах…
— Здесь? — Мила резко развернулась. — То есть… это не будет единственной ночью?
Я нахмурился, глядя в её голубые как небо этим утром глаза. И пытался понять, как расценить её вопрос. Было ли это похоже на страх? Или удивление? Надеялась ли она, что больше ничего из того, что случилось, не повторится.
От университета по дома ехать было недалеко, время было хорошо за полдень, и я решил, что не будет ничего страшного, если мы уедем вместе, но она категорически отказалась.
— У вас будут проблемы, если нас кто-то увидит вместе. Давайте, вы заберете меня у центральной площади, там где фонтаны, минут через десять — я как раз успею дойти и нас никто не увидит, — настойчиво предложила Мила.
— Для человека, который только что делал минет своему преподавателю в главном корпусе университета среди бела дня ты катастрофически осторожна, — усмехнулся я.
— Алексей Палыч, — Мила нахмурилась и её щеки снова налились краской.
— Какая же ты прелесть, Фролова, — рассмеялся я, бегло поцеловал её в лоб и направился к выходу. — Через десять минут, на площади. Не задерживайся, у меня на тебя серьезные планы.
Пришлось объехать вокруг всего университетского городка дважды, чтобы подъехать к площади в назначенное время. Мила уже была на месте. Издалека они выглядела как обычная школьница-старшеклассница: короткая маечка, оголяющая тонкую полоску кожи на животе, расклешенная юбка по колено, убранные в обычный хвост волосы и пресловутая красная помада. Она стояла у фонтана, теребила ремешок от сумки. Ничего сверхъестественного. Никто вокруг и не догадался бы, что еще совсем недавно она, эта милая девочка, стояла передо мной на коленях с размазаной помадой и её горячий язычок вытворял такое, от чего при воспоминании в паху заныло.
— Девушка, вас подвезти? — я остановил машину у обочины, не дожидаясь ответа наклонился к пассажирской двери и открыл её.
Милa спешно подошла к машине и с элегантностью лесной феи села на переднее сидение.
— Долго ждала? — поинтересовался я, выезжая на проезжую часть?
— Минут пять, как-то очень быстро получилось дойти сюда, — призналась Мила.
— Складывается ощущение, что ты торопилась, — я улыбнулся собственным выводам.
— Торопилась, — без капли сомнений сказала Мила. — Во-первых, не хорошо заставлять ждать старших…
— Какой огромный камень в мой огород, — рассмеялся я.
Мила, кажется, смутилась и уже не так уверено продолжила: — И к тому же мне очень хотелось поскорее попасть к вам домой.
— Даже так? — я слегка прокашлялся, в горле внезапно пересохло.
Она не ответила. Мне показалось, что она пожалела, что сболтнула лишнего. Но я ошибался. Пару минут спустя, Мила положила руку себе на колено и как будто бы невзначай приподняла юбку. Потом еще немного, и еще. Когда мы остановились на очередном светофоре, я, кажется, впервые был рад, что продавец уговорил меня купить машину с автоматикой: рулить хватало и одной руки, в то время как второй я мог гладить нежную кожу, предвкушая, что будет, когда мы наконец-то доберемся до дома.
До следующего светофора мы ехали молча. Я пытался концентрироваться на дороге, но мысли то и дело возвращались к тому, как Мила сжимала ноги, когда мои пальцы беспордонно пытались подняться слишком высоко. Когда же машина чересчур резко затормозила на перекрестке, Мила сама взяла мою руку и сопроводила её туда, куда я пытался попасть. Белья на ней не было…
Я резко выдохнул и посмотрел на Милу. Она смотрела на меня молча, прикусив губу и густо покраснев.
— Что же ты творишь, плутовка?! — не без труда улыбнулся я.
— Вам не нравится? — спешно спросила Мила, тут же сжав ноги.
— Иди сюда, — настойчиво потребовал я, наклонившись к ней. И она послушно наклоноилась ко мне, позволяя поцеловать её — настойчиво. Так же настойчиво, как в этот момент мой член рвался наружу из своего матерчатого плена.
Опомнился я только когда сзади начали сигналить…
До дома оставались какие-то пару минут, которые казались мне целой вечностью. Позже я даже не помнил, как припарковал машину, как искал ключи, как набирал код на замке. И лишь оказавшись в лифте я, как мне казалось, снова начал дышать. Прижав Милу к стене, я совсем не нежно впился в её губы, а руки словно сами по себе залезли под юбку и крепко сжали ягодицы. Мила простонала громко и протяжно, а когда я приподнял её, тут же обвила меня ногами и откинулась назад, позволяя мне целовать шею.
До квартиры мы добрались с трудом, еще сложнее было открыть дверь. Но как только мы оказались внутри, я сразу стянул с неё майку — бюстгальтера на ней тоже не было, — а она сама растегнула пуговицу на юбке и тут же оказалась совершенно обнаженной. Если не считать босоножек… Я взял её прям там, у входной двери, не удосужившись даже разуться. Меня хватило только на то, чтобы стянуть штаны… Прижимая Милу к холодной двери, я трахал её так, словно у меня не было секса минимум лет сто: размашисто, с упоением, впиваясь пальцами в её шикарную задницу и кусая губы одновременно. Мила уже даже не пыталась убирать растрепавшиеся волосы, они прилипли ко лбу и щекам, раскрасневшимся от возбуждения. Её стоны пробивались сквозь поцелуй, становясь всё громче. Прошло всего пару минут или целая вечность — я потерял счёт времени, — Мила прижалась ко мне всем телом, впилась ногтями так, что по спине пробежали волны мурашек, внутри её все сжалось, тесно сдавливая мой член, на что он тут же отреагировал. В последний момент я все-таки сообразил, что сексом мы занимаемся без презерватива, и как бы я не хотел кончить внутри этого блаженства, пришлось «осчастливить» входную дверь.
Пару минут мы приходили в себя, пытаясь отдышаться. Потом я поставил Милу на ноги и смахнул прилипшие пряди с её безупречно-красивого личика.
— Добро пожаловать, — хрипло произнес я, улыбаясь.
Мила улыбнулась в ответ: — Неплохое приветствие, скажу я вам, Алексей Палыч. Вы всех своих гостей так приветствуете?
Я наклонился к ней, отчего Мила отпрянула, прижавшись к двери.
— Нет, Милочка, только тургеневских барышень, которые садятся ко мне в машину без трусов.
— И часто с вами такое случается? — улыбнулась Мила, поднявшись на цыпочки, легонько поцеловала в губы.