Быть или не быть, жить или не жить...

Часть первая. Забрали мужа...

Часть первая. Забрали мужа…

Мужа забрали. Не так забирали его, как от Иры по утрам к своей жене уходил любовник, предусмотрительной Ириной за целую ночь выласканный, покормленный завтраком с утра, наполненный кофием и вылюбленный настолько, насколько смогла расстараться девушка за ночь…

Приехали трое в громоздком «Соболе», все упакованные не камуфляжем, но формой. Спросили мужа о чем - то коротко. Мужчина собрался. Его увезли.

Великий и знаменитый драматург Ос – овский даже не приезжал в этом месяце.И не привез он ежемесячную выплату в пару тысяч рублей. Фамилия у Драматурга была известная, а отчество обычное - Николаевич.

И женщина эту фамилию наизусть раньше знала. С детства запомнила. Вместе с изучением в школе его самых известных пьес о «Темном Царстве», где лучом света была Катерина. И в роли олицетворенного женского раскаяния, она же выступала после раскатов грома при бурной грозе.

Но нынче женщина не стремилась фамилию Знаменитого Драматурга даже в мыслях своих произносить. Все эти вещи назывались просто - конспирация…

И лучше бы было не знать, чтобы невзначай не проговориться. Таковы были нынче правила игры, обычной бытовой конспирации...

Знаменитый Драматург недавно к мужу на работу приезжал. С ним долго о делах беседовал. Про женщину, как Сергея жену, Великий Драматург знал. Встречался, если нос к носу в коридоре, то и, бывало, здоровался…

Как только Драматург, созвонившись предварительно о встрече, подъезжал к месту работы подъезжал, муж сразу же говорил женщине:

- Поди, помой посуду. – Такими становились правила игры. Или обычной бытовой конспирации. И нужно было вставать. Брать пару чистых стаканов и кружку.

И прятаться с ними в туалете.

В туалете училища всегда журчала вода. Уборная на шесть кабинок для учеников и одна крепко запертая - учительская, всегда пахла хлоркой и, самую малость - запахом мочи. Потому что ученики баловались, не всегда бывали аккуратными. А уборщица получала мало, всегда предпочитала с работой не справляться, всегда старалась не успевать. И не хотела надрываваться на этой малоденежной работе.

Уборщицы, здесь, в училище, вообще менялись часто. Поэтому в туалете всегда стоял постоянный, чуть приметный, но настоянный запах мочи.

Вот взвизгнула машина. Немного погодя хлопнула дверь. Часа полтора будет происходить обсуждение тайных мужских дел между мужем и Драматургом по фамилии Ос - овский.

Ну что же, таковы бывали правила их игры, что назывались оперативной разработкой.

Женщина включала воду в кране. И выполаскивала еще раз чистые кружки

Она никогда не нарушала правил конспиративного поведения. И не стремилась получить доступ, запоминать чужие пароли, адреса, фамилии, явки, даты. Еще того не хватало, чтобы собственный муж, тот удивительно умный мужчина, в любых семейных с ней переговорах очень уважающий обращение с приставкой:

Ну, очень и очень гениальный, наш драгоценный Муж.

Но можно было обращаться и покороче. Совсем запросто: Муж, ты Гений!

Нельзя только было быть соратницей очень умной или слишком любопытной, чтобы муж вдруг не начал подозревать ее в утечке информации, тайной работе против него самого. И не начинал бы проверять, не доверяя ей больше, все ее бытовые контакты.

Мужчина был талантливым разработчиком, стихийным аналитиком. И мог охарактеризовать одним словом ситуацию, а одним предложением характер человека. Недаром носил он конспиративную кличку «Артист».

Ей оставалась другая роль: Меньше знаешь – спокойнее спишь…

Она и спала, старалась задремать на жестковатых, хотя и полумягких стульях, в просторном читальном зале библиотеки училища, где муж то сторожем, то художником служил, в зависимости от выделенной училищу ставки штатного расписания. А, иногда, муж подхватывал для заработка, на лету, еще и половину ставки дворника.

Тогда, совмещая обязанности и организовывая «семейный подряд», мужчина водил женщину вдоль училища. Но не выгуливал бесцельно, а показывал, где лежат особенно выдающиеся окурки. Их нужно было в мусорный пакет подбирать.

Мастер тонкой и точной, внезапной импровизации, мужчина не терпел монотонной и скучной работы. Она его немедленно угнетала.

И все было некоторое время хорошо. Они даже успели получить один раз зарплату за полставки дворника. Но потом пришли конфликты. Мужчина неудачно пошутил. Она резко ответила. В ответ получила еще одну колкость. Обиделась еще сильнее.

Швырнула на землю окурки и мусорный пакет и заявила :

- Тебе это было нужно! Вот сам окурки и подбирай! Как сам с директором об этой работе договаривался!

Мужчина никогда не умел и хронически не любил мириться. Его мужская твердая роль не допускала ухаживаний и нежности. Он делал вид, что ссоры не было и ничего не произошло. Молчал, хмурился, ждал.

Неприятные события в их жизнь приходили непрошенными и происходили стремительно. А женщина никогда не собиралась к мужу подходить или первой мириться. Но, растерявшись от неожиданных или неприятных событий, старалась их понять и шла посоветоваться.

И как же радостно мужчина бросался ей давать советы и даже помогать! Они начинали разговаривать, тогда и конфликт забывался…

Только не в этот раз! После ссоры и глупых шуток о дворниках с окурками женщина ушла домой. Она была обижена и больше не хотела выполнять эту подсобную дворницкую роль.

А муж немедленно наткнулся на директора. Директор училища начал за плохуюуборку выговаривать. Мужчина, в ответ, немедленно вспылил. Назвал директора козлом и сволочью. И так же немедленно был лишен этой дворницкой подработки.

Часть вторая. Расстрел на О - ском мосту. Начало.

Часть вторая. Расстрел на
О - ском мосту. Начало.

Корреспондента провинциальной газеты кормят ноги. А еще острый нюх на события, которые только еще должны состояться и удача.
В последнее время ее журнали́стения в редакции газеты ее удача женщину не оставила, но несколько раз очень сильно подвела.

Это так необыкновенно приятно увидеть свой рассказ, свою литературную мелочевку, нацарапанную наспех на том листке, который подвернулся под руку, в тот момент, когда случилась удача и начался нечаянный приступ вдохновения.

Старейший журналист местной редакции Валентина Петровна качала головой, смотрела на женщину, что мимоходом накрывала на редакционном столе перед обедом "поляну", пару банок маринованных овощей, домашнего, деревенского приготовления, и восхищалась:
- Талантливый человек - талантлив во всем. А редакционная молодежь, собравшись группой, с аппетитом поедала ее домашнюю закрутку: сборные овощи - ассорти, замаринованные под железной крышкой в банке.

Овощи были частично выращены на небольшом огороде, а частично уворованы в той осенней и стихийной вольнице, которая овладела всем селом, как только «знающие люди» в селе вдруг узнали, что обанкротился плодоовощной кооператив. И нет у него больше ни денег, ни горючего для того, чтобы убрать морковь, капусту, свеклу и зеленые помидоры на полях.

Селяне приезжали «убирать дармовой урожай» даже на самодельных тракторах.
Они собирались всеми семьями. Они с утра до ночи копали морковку. Они грузили ее в мешки и увозили по домам. Там засыпали чужую морковку в свои родные погреба.

Женщину тоже не обошла стороной овощезаготовительная кампания. Ее мать принесла новость и почти вытолкала вместе с мешком и велосипедом на поля в Кувшиновку.

Она привезла несколько мешков моркови матери. Немного для себя. И закрутила несколько банок овощных консервов, сделала маринад - ассорти.

Городские жители талантливые, бледные и редакционные сметали деревенские заготовки. А Валентина Петровна смотрела, умиляясь, на эту предобеденную вольницу и вновь проговаривала, рассказывала женщине о своих и ее, самых разных талантах.

Валентине Петровне, состарившейся на газетной работе, настоящей «журналистской косточке», хотелось верить. И прибавлялось уверенности. И сразу же находились новости, которые бывали вставлены в свежий номер еженедельной газеты. Поэтому дела шли хорошо.

Но только до поры до времени. Газета повзрослела и заматерела. Все чаще вызывал ее главный редактор и приглашал написать зачетный материал о том, как перед выборами ведется незаконная агитация пенсионеров. Их голоса покупаются и продаются за банку тушенки. По цене - одна банка тушенки, один голос.

Главный редактор, он же совладелец газеты, смотрел непонятно и строго. И женщина терялась. Она получала задание и возвращалась к своему столу. Старалась писать. И не могла. У нее ничего не получалось. Слова приходили суконными и стертыми, а предложения получались скучными.

Она просто ничего не знала о предвыборной политике…
Это был не ее предмет.

- Ты в этом зоопарке работаешь? - Спросил муж. Они вдвоем находились в поисках средств к существованию, поэтому навещали и газету.

- Работала. - Уточняла женщина. - Я содрала с них все деньги мне недоплаченные, как зарплату и гонорары за статьи. И даже выдернула отчисления от недополученных мною отпускных денег.
Они со мной полностью рассчитались, и я у них больше не работаю.

Но, может быть, хорошие отношения и нужда в интересных материалах в газете еще сохранилась…

- Ты что - то принесла? - Окликнул ее, выходя из кабинета большой и толстый главный редактор. Женщина присмотрелась. Ее муж тоже был высоким мужчиной, но очень уж худым. Так, что на его фоне главный редактор вдруг показался ей тучным, одышливым и безобразно толстым.

Она сказала:
- Жавид Жумберович, я «Сказку о спелой клубничке» написала и вам принесла.
- Сказку о спелой клубничке? - Протянул Главный редактор заинтересованно. - Отнеси девочкам, пусть посмотрят.

В их бывшей комнате для всех журналистов теперь сидели «девочки», одетые в теплой комнате обычного номера городской гостиницы, что была арендована парой номеров на десятом этаже под редакцию новой и хорошо развивающейся частной городской газеты.

Девочки были одеты в шубы. Из той серии непрактичных женских шуб, про которые в их деревне всегда говорили:
- Ну, вон, цара - мара прошла. Не идет, а пишет. А почерк - то, фиговый, фиговый. Только и делов - то, что воротник до п -зды...

Женщина отдала свою «Клубничку» на вычитку. А выходя с этажа, потом из гостиницы, повернулась к мужу и сказала:
- Не думаю, что мой рассказ напечатают. Не верю, что я смогу получить за него гонорар.

Главный редактор подумал, что я написала о каких - нибудь порноклубах или стриптизно - увеселительных заведениях. А я рассказала историю ягодки, спелой клубники из хорошей семьи и старого благородного сорта Зенга - Зенгана…

- Пойдем домой, - поторопил ее мужчина. - Мне отоспаться нужно. Я только с работы ночной вышел. А завтра нужно с операцией идти.

Попробовать дать взятку на большегрузе за проед по О - скому мосту.
Женщина покивала головой. Завтра с утра муж соберется на рейд вместе с «пацанами».

Высокий, худой и стремительный, так что казался иногда женщине таким же приемистым, как новый гоночный автомобиль, потому что мгновенно набирал скорость и его движение в драке или стычке никогда нельзя было отследить, муж будет ехать в кабине большегрузного транспорта.

Потому что прошла информация, что за взятку гаишники пропускают на старый мост груженые и тяжелые автомобили, которым совсем не хочется терять время, бензин и деньги, наматывая круг в объезд почти на сотню километров. Муж будет «спонсор».

Такая у него всегда была в их с пацанами команде «правильная роль». Мужа встречали и радовались:
- О, спонсор, пришел. - Мужчина выходил «на дело» с барсеткой, в которой было прорезано окошечко для камеры. Съемка велась со специальной оперативной камеры. И качество фильма должно было удовлетворять прокурора, для того, чтобы он подписал согласие на возбуждение уголовного дела.

Часть третья. Расстрел на О - ском мосту. Продолжение.

Часть третья. Расстрел на О - ском мосту. Продолжение.

Мужчина пришел с работы и собирался снова, как на работу, сосредоточенно и последовательно.

Вот - вот должны были подъехать его «пацаны».

А женщина оставила все попытки мужчину завтраком накормить. Перед ответственным «выходом» еда никому как - то в глотку не лезла.

Потом муж уйдет «на задание», как на обычную для него, дополнительную и малооплачиваемую работу, а она останется внутри дома и будет метаться по окошкам, как тот галчонок из мультфильма «Трое из Простоквашино», что прыгал по подоконнику, обученный кричать два слова:

- Кто там?

И женщина так же будет, совсем испереживавшись, подпрыгивать под дверью, срываясь на каждый шорох, на каждый стук в дверь, подпрыгивая, с вопросом полным надежды:

- Кто там?

Ребята у мужа были дивно хороши. Законченные сыскари и по характеру своему и по манерам, закрепленными привычкой к оперативно - розыскной работе.

- Как странно складывается, иногда, судьба, решала женщина. - И я бы ни за что не разрешила себе увлечься этим мужчиной! Меня моя подружка или товарка по похождениям совместным внутри города, Нинка, нечаянно на это увлечение сооблазнила.

Когда рядом с твоими ушами постоянно вздыхают и томно охают:

- Ах! Ты только посмотри, какие у него руки красивые! И пальцы, пальцы! Ты смотри! Такие длинные и музыкальные!

И ты представь только, что он вдруг тебя обнимет! Этими руками и пальцами обнимет!

- Вдохновлялась бывшая балерина, а теперь безработная женщина в среднем возрасте - Нинка…

Смотрела на Нину, разглядывала ее, прозрачную и бледную от постоянного хронического недоедания.

И думала, что чувство любви - главнейшее из всех женских чувств. Сначала от нехватки средств, от любой женщины уходят дорогостоящие и женственные вещи:

пеньюары в бантиках и кружа́вчиках, хорошие духи́, дорогое и качественное белье. Потом не хватает средств на вкусную или хорошую, или только лишь, хотя бы, приличную еду…

Теперь, шмыгая по городу вдвоем с Нинкой. в поисках работ, подработки или пропитания, женщина понимала, что ежедневная большая тарелка горячего супа и вдоволь к супу кусочков хлеба, могла бы Ниночку сильно украсить, а, может быть, даже спасти.

Но творческая душа балерины - артистки грезила любовью, а не питанием.

Итак, будущий муж втянулся в орбиту ее будничных встреч и знакомств. С какого - то момента, после какого - то приближения, берешь на себя ответственность за другого человека, решаешься изменить собственную жизнь.

И глухо возмущался внутри женского организма всеми последними остатками здравый смысл:

- Зачем мне эти перемены? К чему непонятные отношения?

Мужчина пришел и вошел, а комната уменьшилась вдруг, оттого, что пространство оказалось разделено на ширину худых плеч и длину его ног…

И скучно вдруг стало внутри, оттого что было необходимо играть заезженную жизнью встречу не то сооблазнения, не то соединения…

Мужчина поискал место, куда бы присесть. И не нашел его, потому что мебели в комнате было меньше, чем у поклонников минимализма, островных и сумрачных японцев.

Мужчина вздохнул и грустно сказал: - И я, как мотылек, полечу на твой огонь. И так же сгорю…

И стало вдруг легче дышать, потому что в комнате остались рядом двое напуганных жизнью людей. И было им необходимо пережить холодную, злую, зиму.

« Ребята» мужа оказались дивно хороши. Они запустили оперативный розыск.

Мужчина немедленно заболел. От всех перенапряжений, организм держался, держался, держался. И не болел. Но стоило только ему попасть в тепло и получить немного еды и минимальный уход, как организм понял:

- Все! Уже можно! - Ответил кашлем и повышением температуры.

Мужчина лежал, беспомощнее котенка. Он болел. И грустно говорил:

- Теперь я уже, наверное, не выживу. Ты посмотри, какие худые у меня коленки? - Из под одеяла высовывалась худая волосатая нога.

- Вот ты накормила меня пирожками и я их съел. А только коленки все время продолжают худеть. Я так и умру. С такими худыми коленями, я не выживу.

В отчаянии женщина стала различные овощные и фруктовые домашние заготовки с антресолей снимать. Муж пробовал осторожно. Он одобрял закуску из баклажанов и виноградный компот. И все - таки продолжал быть уверенным, что ни за что не выживет.

В отчаянии женщина мобилизовала на борьбу за спасение больного мужчины врачей. И участковая терапевт, удивленно посмотрев, на это неожиданное приобретение в виде очень замученного мужчины, организовала на неделю больничный лист, подключая к подписям Всей Поликлиники Заведующего Врача.

Мужчина лежал, ел пирожки, запивал их компотом. Рассказывал, что простудился он оттого, что очень долго ее на свидании около мусорного бачка ждал. А куртка кожаная у него не зимняя была, а демисезонная, только лишь осенняя, поэтому для зимних морозов неприспособленная и слишком легкая.

- Я там стоял и стоял около мусорных бачков, я мерз и мерз, - обиженно говорил мужчина, подъедая пирожки с картошкой. – А ты все не приходила. Совсем я замерз. - Мужчина поглядел на последний пирог, поднатужился и тоже его съел.

- Поэтому я и заболел, и свалился, оттого что ты не пришла к тем мксорным бакам на наше первое с тобою свидание.

- Какое свидание? Когда? - Не понимала женщина. - Кто мне его назначал? – Вопросы остались незаданными, потому что мужчина справился с последним пирожком и посмотрел вопросительно.

Из кухни донесся звонок. Там таймер звонил. И сообщал, что подоспел еще один противень с выпечкой. И нужно было срочно на кухню бежать. И вынимать из духовки пироги. Кормить и спасать мужчину!

В дверь позвонили. Затем повторили звонок настойчиво. И требовали открыть дверь так, что времени, чтобы переодеться и достойно встретить гостей не было.

Часть четвертая. Расстрел на О - ском мосту. Окончание.

Часть четвертая. Расстрел на О - ском мосту. Окончание.

Подарил ты мне медленную дрожь…

Из песни. Вместо эпиграфа…

Муж только еще собирался. А женщина уже начинала за него бояться.

Неприятное это место было, неспокойное, старый О - ский мост.

Время от времени в городе вдруг поднималась волна разговоров, что пора уже находить в бюджете области деньги на постройку нового моста, что надо остаток средств, как целевых инвестиций запросить у федерального бюджета всей страны.

Что нет больше сил терпеть. И каждую весну начинать новый ремонт старого моста, добросовестно разбитого за осень и зиму большими гружеными автомобилями. И населению очень неудобно все лето, на весь период ремонта моста, кататься с берега на берег, перебираться с одной части города в другую на катерах, лодочках и паромах.

Под эти разговоры о благе и удовольствии населения, обычно, у населения отнимали что - нибудь. Или втихомолку готовились отобрать.

- А в прошлый год, - вспоминала женщина, готовились ради благословенного начала стройки нового О - ского моста, закатать в асфальт трамвайные пути.

Обслуживание старых трамвайных путей, оказывается, стоило так дорого, что забирало почти весь бюджет у города.

И не оставалось денег у руководителей города и области ни отдыхать с комфортом в благословенных курортах люкс в разных престижных заграницах, ни учить детей в престижных местах. И постановили совсем трамвайные пути на половине города прикрыть.

Взамен обещали горожанам зарыть трамвайчики в землю. И сооблазняли их чудесным новым словом:

Метротрам!

И даже схемы подземного трамвая во всех вагонах шустро развесили.

В постройку метротрама верилось с трудом. Особенно зимой, когда месяцами не расчищались от снега улицы. Трамваи стояли долго. Они не могли разъехаться, даже с легковыми машинами, что загромождали трамвайные пути, потому что от снега очищалась только самая серединка улицы.

Вот горожане и не поверили обещаниям городских властей. Несколько раз выходили на пикеты. Писали петиции и обращались во все инстанции с жалобами.

Описывать своими заметками пикеты и демонстрации выходили особые проверенные корреспонденты из разных городских газет.

На еженедельной планерке «ее газеты» только для матерых кореспондентов обсуждались условия присутствия на митингах.

А женщина, шутила она тогда, что, присутствуя корреспондентом в газете, все - таки остается навсегда «уличной женщиной».

И должна была зарабатывать свои гонорары «социалкой», то есть искать тему на улице и находить. Или должна была изобретать тему самостоятельно, а материал для актуальной темы разыскивать ножками.

Не каждая тема, что на дорогах подобрана была, устраивала редактора газеты и совладельца. Не каждый описанный в сюжете заметки случай бывал напечатан.

Она приносила материал, что вместе с новой вспышкой новостей о немедленном начале застройки нового О - ского моста, тихо и быстро отобрали у многих детские пособия на ребенка. То есть, отобрали их у всех родителей, несчастные ежемесячные двести рублей, которые давно уже ничего не решали в бюджете семьи, потому что цены росли стремительно.

Но отобранные одновременно у городских родительниц, эти небольшие деньги составляли прибавку в бюджет. Поэтому обязанность подтвердить необходимость получения детских пособий для многих матерей больше так и не сработала.

И женщина бегала, и она подтверждала свой скудный бюджет. Собрала кипу справок. А через месяц узнала, что сильно обеспеченная. Все верно.

Завод,что банкротился уже не первый год, начислял минимальную зарплату на зарплатный счет. И никогда не выдавал ее деньгами наличными.

И деньги фиктивные копились. И была по всем параметрам уж - жасно обеспеченной женщиной она. С такими - то суммами на счету!

И так и рухнул, закрылся, полностью обанкротился завод. И не сумел или не стал он перед своей полной гибелью с людьми за всю невыплаченную своим работникам зарплату рассчитываться.

Но тщательно проработанный материал, о том, как мучаются люди последних детских пособий лишенные, был признан неактуальным, назад на доработку женщине возвращен. Теперь так и пылился в ящике стола, потому что выбросить черновики рука не поднималась…

Выходила из редакции, шла по дороге, находилась в свободном поиске тем. Вокруг гомонил и шумел пикет. Спасающие трамвайные пути горожане стремились собираться демонстрацией.

Не отвлекалась, шла мимо. Не ее это была разнарядка, не ее выбор темы.

А граждане были колоритными. И возмущались они увесисто!

Вдруг вспомнила, что кажется, в списке интересных тем, быть может, еще существует одна интересная нестыковка с самим старым мостом связанная.

Вместе с новой идеей для статьи влезала в автобус, идущий через мост. Показывала зеленоватые и увесистые корочки с золотым тиснением: Пресса.

Страна развела так много разных категорий и льгот…

И прокуроры ездили бесплатно, и соцработники…

И путались кондукторши в автобусах от объема добавленных льгот. И никогда не спорили, что не имеют права бесплатного проезда по городу корреспонденты местной газеты...

И ехала она в автобусе, прислонившись к заднему стеклу.

И вместе с дрожью возбуждения чувствовала себя новым Луи Пасте́ром, что проверял на себе только что им отфильтрованную вакцину или сыворотку из коровьей оспы…

Автобус неторопливо въезжал на мост. Чуть переваливаясь, неторопливо другим машинам в хвост, в длинную очередь, устанавливался. Перебирал теперь колесами медленно: Метр, два метра, еще метра полтора…

Тогда нажимала на кнопку, потому что в начале моста еще сохранилась остановка с названием для нее «по требованию».

Она выходила на мосту между зарешеченных толстым железом мостовых ферм. И только лишь

Часть пятая. Спецпропуск на старый мост.

Часть пятая. Спецпропуск на старый мост.

И стал мне ейной мордой в харю тыкать.

А. Чехов. Из «Письма Ваньки Жукова». Вместо эпиграфа…

Высокий и худой мужчина, ее муж, собирался в рейд сосредоточенно.

Необходимо было проверить информацию, что при въезде на мост вновь активизировались «щипуны» и за взятку пропускают груженые различными грузами тяжелые автомобили во внеурочное время, запускают «большегрузников» во временной коридор, отведенный только для проезда по мосту автобусов и легкового транспорта с одиннадцати до пятнадцати часов, ежедневно, по будним дням.

Слова «Временной коридор» звучали фантастически, а выглядели все события еще более фэнтезийно, чем обещали.

На что может пойти уставший до чертиков водитель, если его запереть в городе до

вечера, а потом всю ночь длинную очередь груженых машин будут пропускать по - одной, до утра.

Конечно же, водитель найдет денег на взятку, тем более, что «коридор пропуска тяжелого автотранспорта» не работал по выходным дням «субботам и воскресеньям, а также по праздникам». И эти обстоятельства только повышали цену взятки.

А муж, иногда, с ней, собственной женой, развлекался. Он уверял, что временные коридоры в пространстве - времени существуют. И если их правильно угадать, то можно попасть в другой мир, где будешь ты жить намного счастливее.

Прыгать вслед за мужем, хватая на руки ребенка, по другим галактикам, мирам или необитаемым планетам, женщина не могла и даже не собиралась, но понимала, что слово «харизма» от слова «харя» бывает абсолютно независимо.

И даже обозначают эти слова различные социальные понятия и явления...

Она пару раз уже ездила сама «на дело». И однажды стремилась, заряженная по всем правилам диктофоном, уговорить судебного исполнителя, что волокитил и волокитил процесс, немного ускориться и предлагала взятку.

Нельзя подойти и помахать перед носом деньгами. Окажешься сам в роли взяткодателя. А это уже уголовный процесс.

Нельзя говорить:

- Я тебе денег дам. Тогда прокурор выпишет постановление об аресте и пойдешь сама на зону, грязь месить и сапоги топтать.

Но можно скромно объясняться: - Мы Вам останемся благодарны…

- Мы Вас сумеем отблагодарить. - Требование о получении денег должно всегда исходить от взятковымогателя.

И женщина пробовала несколько раз, пока не поняла всё об отсутствии у себя харизмы и полной своей к оперативным разработкам неспособности.

Ее клиент за ней не шел. Зато он был так рад мужу! Кричал и умилялся:

О, спонсор! Спонсор пришел!

И все - таки, давать взятку за внеурочный проезд груженой автомашиной по старому мосту было опасной затеей, как считала женщина.

Уж очень место опасное. Стреляют на мосту без предупреждения. А вдруг муж что - нибудь своей харизмой не вытянет, своим обаянием охране моста не понравится. Они без предупреждения откроют прицельный огонь.

А муж собирался и не боялся. Он никогда и ничего не боялся. Он только должен был перед окончательным выходом из дома дверь несколько раз открывать и закрывать. Так он настраивал себя на удачную работу. И так же он переводил себя самого в нужный временной коридор.

Чтобы не случилось неудачного серого коридора с пустым выходом из дома или выездом, муж должен был выйти из входной двери сразу же в удачный и «белый» коридор. От этого зависел успех всего дела. Случалась большая беда, если открыва́ния двери оказывались нечетными.

Тогда нужно было повторить серию с начала и до конца, увеличивая ее на два произвольных повтора.

- Невроз навязчивого счета…

- Могла бы предположить женщина. Но для мужчины эти вещи работали. Он на волне своей вновь приобретенной удачи переходил в новый временной коридор и уходил "работать", сопровождаемый «пацанами» в камуфляже.

Она провожала всю компанию до машины.

А муж, постепенно входя в свою новую роль экспедитора, сопровождающего транзитные груза́, рассказывал анекдот:

- Вызывает генерал полковника и говорит:

- Петр Иваныч, надо Вам поехать в Англию. Вы там, по легенде, ведете разгульную жизнь. Вращаетесь среди сливок общества. Заводите знакомства. И вхожи бываете в королевский двор. Находите для нас нужную информацию. Согласны?

- Так точно! Согласен! - Рапортует полковник.

Генерал снимает телефонную трубку и говорит:

- Алло! Бухгалтерия! Здесь Петр Ивыныч собирается в Англию. Да, в Лондон.Нужны деньги. Командировочные, проездные, суточные.

Что? Денег нет?

Генерал кладет трубку телефона и говорит:

- В общем, Петр Иванович, легенда немного меняется. Теперь Вы бомж и живете в Англии под мостом. А в остальном задание не меняется.

Мужики над анекдотом поржали, покурили, стравили пару историй из реальных Событий Управления. Расселись по местам. Автомобиль дернулся, вырулил на шоссе.

- Поехали в управление, - понимала женщина, оставаясь ждать. Зябко передергивала плечами. - Сейчас «зарядят» мужа кинокамерой. И будет он сидеть рядом с шофером, выруливать на грузовом и груженом автомобиле к старому О - скому мосту.

И что случится потом предсказать невозможно.

Надеюсь, охрана не начнет стрелять. Они же не на прорыв моста идут, а только лишь на взяткодавание, чтобы их без времени и без очереди запустили для проезда через мост.

Да, и легенда у мужа хорошая. Давно в дороге, устали, торопятся к дому и к семье.

Мужчина ведь ничего не боится! С его таким сложным характером, так тяжело ей попервоначалу уживаться довелось!

Женщина вспоминала первые попытки ужиться рядом с ним:

…Он встал около окна. Большой, ссутуленный, широкоплечий. И женское сердце ёкнуло, забилось взволнованно и быстрей!

- Я ничего не знала о нем. Я даже встречи этой не предполагала. Но как могла я так точно угадать обстановку и место действия.

Часть шестая. Жить или не жить - это вопрос...

Часть шестая. Жить или не жить - это вопрос…

Быть иль не быть? Вот в чем вопрос

Достойно ль смиряться под ударами судьбы.

Начало монолога принца Гамлета в переводе Б. Пастернака.

Вместо эпиграфа…

И вот за мужем приехали. Они его, трое в формах, схватили, в неприметную «Газельку» засунули. И скоро, и срочно, не давши словом напоследок перемолвиться, за два дня перед Новым Годом, наверное, насовсем увезли…

Не приходя в себя и не пытаясь понять ничего из тех таинственных мужских игр, участницей которых она поневоле, нечаянно стала, женщина горестно размышляла: - Ну, как же так муж? Ты же такой талантливый, ты же «Артист»!

Что же ты не понял? Куда, в какие непонятные вещи опять ты влез? Что не сумел чисто отработать. На чем прокололся?

Совсем недавно «брали» Алиту. Работников из «Органов» заинтересовала не сама Алита, а содержание ее компьютера, контакты и весь массив информации, то есть люди, их контакты, имена, фамилии, явки, даты, которые могли бы раскрывать характер действий Алиты, как эмиссара, то есть посланника от заграничной и чужеродной для простого русского человека организации, которую, как высокопоставленное лицо, в иерархии организации Алита, могла бы представлять.

Муж был талантлив во всем. К нему тянулись люди. Они заходили все нужные и обладающие полезными контактами люди в училище по выходным дням.

Училище всеми субботами и воскресеньями стояло пустым, от этого, без учителей и студентов, становилось неожиданно просторным и гулким.

Начало операции наметили на воскресенье. На десять часов утра. Вся операция чуть было не сорвалась, оттого, что на субботу оказалась неожиданно намечена легкоатлетическая эстафета.

С утра перед училищем начал толпиться народ. Студенты прибывали и прибывали. Они начинали стучаться ногами и кулаками в железную дверь. Они требовали немедленного допуска внутрь училища.

Муж вышел на крыльцо. Просторное и каменное крыльцо с перилами и возвеличивало мужчину, и возвышало.

Опальным и неугодным князем, возвышаясь над непослушным, почти по - новгородскому образцу «вечем», муж заявлял густым специальным басом, припасенным и отработанным для его голоса образцом представительского и командного класса.

Если муж нервничал всерьез, он начинал возмущаться тонким и пронизывающим фальцетом. И женщина это знала.

Сейчас, обсмотрев непокорное и шебутное «вече», муж интересовался низким, солидным голосом:

- Вы по какому поводу собрались? - Отложив на время комья замерзшей грязи и куски кирпича, которыми они собирались пулять в дверь, студенты обступали крыльцо и требовали немедленного допуска внутрь помещения.

Муж знал про себя всегда, что сторож - «ночной директор», лицо материально -ответственное и отвечает по трудовому договору с училищем за хищение и порчу объекта охраны во время своего дежурства. Поэтому никого внутрь здания не допускал.

Вот только вот недавно приезжали к ним из полиции, хотели проводить обыск в доме, оттого, что во время дежурства мучины пропал дорогой ноутбук из приемной у директора училища. Ноутбук пропал ночью, но сменный ночной охранник был стариком - пенсионером. И даже, если и обнаружил взломанную дверь в приемную перед кабинетом директора, то предпочел об этом, при передаче дежурства, промолчать.

Так что, крайним за пропажу ноутбука, опять оказывался виноватым муж.

Искать ноутбук внутри нашей квартиры было бесполезно. И все домашние вытаращивали глаза. Мы ноутбук не брали…

И полицейские, примерно, понимали и признавали это. Но строго соблюдали протокол и готовились к обыску…

Муж предложил другой вариант. Они, наряд полиции и муж, уехали вместе. Мужчина вернулся через час. Дело было раскрыто, а ноутбук - найден.

Его украл парень, отчисленный за полгода до этого события из училища за прогулы.

Он не смирился с обидой после отчисления. Он захотел отомстить. И, заодно, поиграться в красивую игрушку - дорогой и мощный компьютер. Пожарная лестница проходила мимо второго этажа и окна, где широкая форточка окна старинной застройки здания позапрошлого века открывалась прямо в приемную. А на столе и стоял новенький компьютер - ноутбук…

Паренек влез в окошко, забрал ноутбук, пиннул ногой дверь приемной, так что она отворилась и вышел, спускаясь со второго этажа мимо спящего в кабинете завхоза старого сторожа. Похититель открыл входную дверь училища. Она закрывалась изнутри на ночь только на железную задвижку - засов.

Муж знал, практически, всех учеников училища в лицо и по фамилиям. Он съездил с полицейскими в училище, выяснил адрес отчисленного ученика. Вместе с экипажем полиции приехал к нему домой. Мать ничего не знала о краже. Она открыла дверь.

Полицейские вместе с мужем прошли в комнату парня и обнаружили украденный ноутбук. Преступление было раскрыто, а вся наша семья спасена от унизительного обыска.

Сейчас муж тем более не собирался никого пускать, во время выходного дня, на территорию охраняемого им объекта, поэтому повторил:

- Зачем собрались? И по какому поводу?

Взмахнув широкими рукавами, отороченными меховою каймой, ему в ответ закричала требование немедленно допустить ее и учеников в училище, замдиректора по воспитательной работе.

Она всегда была приятной женщиной. Она всегда любила моего мужа.

Сейчас заместительница директора стояла, как на постаменте, на возвышении из забытого железобетонного блока, что брошен был на тротуаре, рядом со сквером и старым тополем после ремонта дороги и повторяла речитативом мелодии «Плача Ярославны».

Как Ярославна страдала и тосковала, требуя немедленного освобождения собственного князя Игоря, так и Любовь Игоревна, говорила свой плач, только не о любви, а о свободе доступа в училище.

- Если директор приедет и мне разрешит. - Подытожил все синкопы и требования плача Ярославны сторож - муж. И мой мужчина.

Часть седьмая. Пирожки с капустой и со свежей информацией...

Часть седьмая. Пирожки с капустой и со свежей информацией…

С утра встала рано. Торопилась. Сегодня был запланирован большой и необычный день.

Но дети спали. И завтрак должен был быть приготовлен.

Протерши глаза, слипающиеся ото сна, женщина вышла на кухню и сделала подбойку для дрожжей, чтобы поставить тесто.

Свежие дрожжи шуршали и шипели. Они работали скоро и стремились перевалиться вместе с жидким тестом через края чашки, растечься по столу.

И нужно было успевать.

Следить, подмешивать тесто мукой и сдобой, добавлять яйцо и масличко.

Потом пришел черед вымешивать расстоявшееся тесто.

Когда детишки проснулись, завтрак уже ожидал их на столе. С вчерашним молоком так хорошо идут свежеиспеченные пирожки: С картошкой, с капустой и яйцом, с яйцом и луком. И с яблоком, сладкие.

Теперь надо было собираться к мужу на работу. В большую чашку женщина паковала горячие пирожки. Укутывала чашку парой полотенец, чтобы сохранялось тепло. Бежала в училище.

Все раннее воскресное утро, внутри всего здания, училище старательно отдыхало от эстафеты и вчерашних "гостей". Валялись на полу субботние окурки.

Молодые и будущие мужчины всю субботу торопливо дымили сигаретками в кулак. И, опасаясь быть застигнутыми строгим воспитателем или сторожем, жабнув дымком сигареты два - три раза, торопились спрятать ее в кулак, затем тушили и выбрасывали.

Пока муж жевал пирожки, женщина прошлась по зданию привычным обходом. Звучала вода в напольных унитазах внутри туалетных кабинок.

- Жена у сторожа сама становится сторожихой, - решала женщина и храбро заглядывала в каждую из кабинок.

Она боялась, она еще помнила, как не очень давно ей рассказывал муж, что внутри дневного дежурства, отворивши во время уборки кабинку, уборщица обнаружила, как медленно выпадает прямо на нее мертвое тело ученика.

О, как же уборщица от страха визжала! Последующее расследование установило, что ученик скончался от наркотиков. Передоз…

Сегодня в туалете было благополучно и тихо.

Помахивая связкой ключей, женщина подходила к читальному залу училища, прокручивала капризный ключ в замке и попадала в царство подержанных книг и совсем неинтересных журналов. Хорошие, ценные и редкие книги библиотекарь хранила за железной дверкой, ключ от которой не доверяла никому.

Подрагивая всеми подоконниками и стенами, читальный зал отозвался дребезгом на проезжающий мимо училища по дороге большегрузный автомобиль. В читальном зале сохранялся порядок. В неравной битве вчера с директором и замдиректора, муж отстоял неприкосновенность читального зала.

Поэтому его не замусорила и не обкурила училищно - эстафетная молодежь.

Женщина подошла к окну. Все окна были целы. Прорезанные узкими, как щели бойницами, они выглядывали на улицу осторожно. Толстые стены и широкие подоконники надежно сохраняли тепло.

«Народные мстители» набегали по утрам непредсказуемо. Они, перед началом теракта, не объявляли о своих намерениях и никогда не декларировали ответственность, подразделяя ее на зоны.

Примерно, в половине четвертого, летним утром, с периодичностью раз в две - три недели, в окно прилетал кирпич.

Стекло крошилось с жалобным звоном. А муж просыпался немедленно и выскакивал на крыльцо.

Но вероятный террорист уже не проявлялся. Кому он мстил, за что воевал и против кого, тоже оставалось неизвестным.

Муж матерился сквозь зубы, разыскивал в просторном подвале, что проходил под всем зданием училища, подходящее по размеру стекло и быстренько вставлял его взамен разбитого.

На долю женщины приходилась уборка стеклянного крошева внутри читального зала и на улице.

Стеклотеррор обострялся весной и в начале лета. Он никогда не происходил осенью или во время зимних холодов.

И каждый, хоть немного головастый и рукастый сторож, стремился вставить стекло пострадавшему читальному залу до семи часов утра, до прихода училищного начальства. Никому не хотелось писать объяснительную о происшествии в его смену на имя директора.

Вот, приседая задрожал и запрыгал читальный зал. Вот жалобно задребезжали стекла. Женщина присмотрелась. Вот мимо окошек, согласно прошла, с натужным гудением, колонна грузовых машин, военной техники.

- Что бы еще проверить и рассмотреть, - решала женщина и шла на второй этаж.

Но по дороге была отловлена мужем, который уже успел утолить пирожками первый голод.

Мужчина давал ей деньги и посылал в магазин за водой. Еще наказывал купить симпатичных шоколадных печений или рулетов.

Универсам открывался с семи утра. Стояла на крыльце магазина и сумрачно думала, что хорошо еще, что понемногу вылезли в полезные завтраки в виде пирожков. Жизнь стала чуть лучше и уж намного более веселее.

А раньше приносила мужу на работу банку с гречневой кашей из гречневого продела - сечки, заправленную только лишь подсолнечным маслом…

Мужчина хмурился, но ел.

Около десяти часов утра приехал на красивой машине знаменитый драматург Ос- овский.

Они обсуждали с мужем детали будущей операции, а женщина сидела, как обычно, в читальном зале и вспоминала, как рассказывал муж, что ехал он однажды с драматургом по городу. А его взял и подрезал на «внедорожнике» какой - то маловоспитанный и крутой бизнесмен, И сам же подбежал ругаться и выяснять отношения.

Великий Драматург немного послушал скандальные вопли и мат. Потом вышел из машины на ходу вытаскивая табельное оружие. Крутой побелел и встал смирно. А после разрешения уйти, свалил с места происшествия так, что шины у внедорожника дымились…

- И Митрич тоже, - рассказывал муж, - даром что майор, но если вдруг видит,что кто - то нарушает правила, берет в руки пистолет и, помахивая им, доброжелательно объясняет провинившемуся, что так поступать нельзя! И всегда находит у своего оппонента полнейшее понимание...

Часть восьмая. Поход по местам славы...

Часть восьмая. Поход по местам славы…

…Иль в смертной схватке с целым морем бед…

Монолог Принца Гамлета в переводе Б. Пастернака.

Вместо эпиграфа…

Мужчина боролся. Он боялся, поэтому отбивался отчаянно. А за порогом кружился сумрачный густой туман, холодный, наполненный крупными каплями.

Мужчина отбивался, но проигрывал. Теперь он сражался за пижамные штаны.

- Да, пусть его, - в сердцах закричали свидетели. – Раз он так хочет, так пусть в штанах и идет.

- А, неположено! – Им властный женский голос ответил. – Раз велено раздевать всех догола, то пусть и он тоже раздевается! Держите его!

Четырьмя крепкими мужскими руками схваченный несчастный потерял последние штаны. А получивши под задницу поджопник шайкой, взмахнул руками и скрылся в тумане, как в дыму.

- Освенцим! – Крутилось в голове одно только слово. – Тот самый Освенцим, когда на минутку заходят в газовую камеру, перед тем, как оказаться в крематории.

Женщина шла босыми ногами по скользкому цементному полу, она уворачивалась от кранов, что плевались струями то холодной, то горячей воды, и понимала, что перехватывает горло от той густой влажности, которая не согревала тело, а только осаживалась противной моросью на халат.

И понимала теперь полностью деревенское ругательство:

- Иди, ты! В баню! – В такую баню, как будто бы списанную с мучений из ада, никому бы не захотелось попадать. Даже общая баня, даже зимой, даже в психбольнице, должна быть нагретой и протопленной настолько, чтобы можно было раздеваться и согреваться потом в парном и влажном тепле. И отмывать разомлевшее тело горячей водой.

А не сражаться в холодном предбаннике, клацая зубами от холода, за последние штаны, как это делали некоторые безрассудные психи ( больные, надо говорить, больные, - поправляла сама себя женщина).

Но все уже закончилось, бунт был подавлен опытной санитарочкой Нюрой Ивановной. Психические больные мылись внутри помывочного отделения всем десятым мужским отделением. И оставалось только присматривать, чтобы никто не поскользнулся и не разбился на мокром цементном полу. Или не обварил самого себя или своего соседа крутым кипятком.

- Врут женские романы. – Решала женщина. – И Сэр Стивен Кинг, ВеликийМастер Ужасов тоже врет. Обычная жизнь не похожа на романы ужасов. Она еще страшнее, потому что ежедневно и ежеминутно давит на сознание, заставляя и подсознание трепыхаться и отплевываться от обыкновенных ужасов изнутри.

Старый халат промок. Стало совсем зябко. Надсмотрщицей из концлагерного блока доктора Менгеля женщина пока себя не ощущала, потому что не приносила никому из психбольных вреда. Но ведь и пользы она тоже не приносила?

- А мать говорила, когда загадывала мне загадку на сообразительность, - вспоминала женщина из собственного детства. – Что лучше мыться в горячей бане холодной водой или в холодной бане горячей водой?

Чуть - чуть успела, еле увернулась от струи кипятка, хлестнувшей вдруг далеко и на пол. Метнулась к крану, постаралась перекрыть его. Затем осмотрела сгрудившисхся около крана психов ( больных, надо говорить и думать, больных, - Одернула сама себя).

Увидела, что никто не обжегся и не очень пострадал. И вновь продолжала наблюдение за помывкой. Но все когда - нибудь заканчивается. Пришел финал и этому действию, списанному не то с картин Сальвадора Дали, не то с ужасов Иеронима Босха.

Помыть тридцать голов голых мужиков психических и больных в одном тесном и холодном хозблоке, да еще и не в свое дежурство, не в собственную очередь.

Нестерпимо чесалось все тело под бельем и халатом, разогретое, распаренное, потому что досталось ему пару раз брызгами кипятка. И банщик тоже очнулся в конце помывки и растопил - таки, банный котел, если не до горячести, то до тепла.

- Врут женские романы, - почесываясь незаметно, понимала женщина. – Их главные героини теряют голову и падают в объятия, в любовь и в безудержную страсть, как только увидят голый торс Главного Героя - мужика. А здесь тридцать голов голых мужиков, неспешно переругиваясь, влезают каждый а свою, поношенную и грязную больничную одежду, и после бани одеваются.

И чувствуешь к ним одно только сожаление, не совсем такое, как к спасенным жертвам Освенцима. Они до такой худобы еще не дотягивают. Они, больные худые, конечно, но не настолько же еще пока.

Женщина переодевалась и почесывалась, разглаживала волосы и снова почесывалась.

А врач – психиатр сказал:

- Вы что - то желаете мне рассказать? - Женщина подумала. И рассказала.

…Она сегодня добиралась в психбольницу на самых разных перекладных: попутных машинах и автобусах.

За несколько дней перед Новым Годом на улице стало морозно и холодно. Не те тридцать пять градусов ниже нуля и трескучие убийственные для всего живого морозы, которыми так любят пугать долгосрочные прогнозы погоды в начале зимы. Наверное для того, чтобы граждане сидели тихо и не возмущались суммами платежки за отопление, когда она вдруг увеличивается в два - три раза, как плата за перетоп, оттого что зима пришла удивительно суровая…

- Но нет, - решила женщина. Об этом я с врачом – психиатром пока разговаривать не буду.

Она вспомнила, как вышла из дома и точно так же, как в романах Макса Фрая, его герои вставали на след, она встала на тропу. И покатилась без остановки по направлению к воротам и калитке.

Пришли небольшие мороззы, градусов пять - семь ниже нуля, не больше.

Но в один из таких дней к морозцу добавился дождь. Ледяной дождь шел целые сутки. И сразу же замерзал на снегу, и постепенно наморозился гладкой наледью.

Обратно от ворот женщина добиралась обходом, придерживая свое непослушное тело и скользкие ноги, руками за ограждение забора перебирая и дотягиваясь до перил крыльца.

Но нужно было собираться на работу. Она выскользнула за ворота. Она встала на тропу и полетела по ней вниз, мимо автобусной остановки, затем выскользнула на большую дорогу.

Часть девятая. Бутылка, как оружие... Коктейль Молотова.

Часть девятая. Бутылка, как оружие… Коктейль Молотова.

…Так всех нас в трусов обращает мысль…

Монолог Принца Гамлета в переводе Б. Пастернака. Вместо

эпиграфа…

Женщина заплатила за проезд тремя самыми разными историями, добираясь в свою психбольницу. Оказывается, истории живут сами собой внутри организма. И где же они там прячутся, непонятно…

Но прорываются, время от времени, рассказами о тысяче разных мелочей.

И если женщина бывала долго отлучена от газетной работы и не выписывалась историями из "социальной жизни города" на бумагу, то истории бурлили, бурлили внутри нее пузырьками газированного шампанского. А потом выплескивались на волю неожиданной историей, и не спрашивали разрешения. И, как ни странно, находили своего слушателя…

Добродушные шоферы - дальнобойщики с удовольствием похохатывали и слушали женские истории о немудреной жизни на селе. Они рады были отвлечься забавным рассказом от монотонности белой дороги, белесых обочин и беловесой поземки, что бежала перед машиной и пела заунывно:

- Усни! Убаюкаю, Спи!

А женщина получала проезд чуть побыстрее, чем если бы она ожидала рейсового или попутного автобуса, которые в глубинах области ходили все чаще так, как им вздумается. А расписание движения автобусов оказывалось вещью настолько приблизительной, что верить расписанию было никак нельзя.

И утром, за два дня до праздника Нового и Наступающего года, после того, как женщина отработала ночную смену, вдруг потеплело, как всегда бывало перед новогодними праздниками. И выпал легкий пушистый снежок, который накрыл ледяную гладкую скользкость. И можно было начинать уже передвигаться, а не только скользить.

Женщина выходила из здания своего корпуса в психбольнице, прижимая бережно полулитровую баночку с кефиром, что была надежно упрятана внутри матерчатого мешка, который, в свою очередь, был надежно упакован внутри хозяйственной и объемной сумки.

Женщина работала санитарочкой в психушке недолго, но уже успела усвоить науку успешного «несунства» с предприятия. И знала ее азбуку. По азбуке этой все были повязаны круговой порукой. И все, которые только смогли, приживались и кормились около громадного административного механизма областной психиатрической больницы.

И каждый из работников или административно -хозяйственных прилипал, что навсегда прилипли к организму психбольницы, получал в свою меру, в свою пригоршню, тот объем благ и удовольствий, которые только мог получить, освоить или самостоятельно приобрести.

- Не будут ее на выходе из корпуса больницы обыскивать, - понимала женщина и отбирать банку с кефиром. Здесь кормится около большого государственного механизма помощи людям с ограниченными психическими возможностями столько разных приобретателей благ: людей и других существ, что невозможно даже представить объемы расхищаемого добра и еды. Непредставимо расхищение таких громадных средств и сумм.

Женщина садилась в автобус. Она продвигалась быстро вглубь автобуса, она прикрывалась спинами и плечами других пассажиров. Она облегченно плюхалась на сидение в автобусе с видом:

- Меня сидело здесь всегда! - И эта таинственная мистика, отработанная ею довольно давно для проезда без билета в очередной раз сработала.

Кондукторша прошагала мимо,. И обошла стороною женщину, насчет билета ничего у нее не спросивши.

- А раньше я жила по - другому, - вспоминала свою жизнь женщина. - Мне бы и в голову не приходила бы мысль сэкономить пару десятков рублей, не оплачивая свой проезд, изобретать разные способы проехать без оплаты билета, использовать мистику в реальной жизни, чтобы просочиться мимо кондукторши автобуса так, как будто бы использовался женщиной магический «отвод глаз».

И посмотрела пассажирка автобуса рассеянно, как пробегали заснеженные и засугробленные поля.

И так захотелось в тепло! Она так давно нигде не отдыхала!

Что мысли сразу перебежали в далекое детство, цепляясь за такое же автобусное, покрытое дермантином сиденье.

Но то сидение было горячим от солнечных лучей до щекотности.

А это сиденье, - нынешнее, морозило стылым холодом задницу, ноги, спину. А ветер, дувший из расхлюстанной и неплотно прикрытой форточки, обещал проморозить плечо.

Женщина, если бы могла встать, лучше бы, постояла. Но тогда обязательно исчезнет тот магический «отвод глаз», который успешно перевел ее в новый временной коридор безбилетного, но и бесплатного проезда на одну поездку в автобусе.

Кондукторши так любят отслеживать обстановку, почти что мониторить. А после изменения, после любого изменения, кондукторша сможет еще раз подойти и потребовать предъявить билетик. А у нее - то, у женщины, билета нету!

А значит нужно терпеть холод и ждать.

И в голову лезли различные, но очень теплые мысли.

…Мать и отец собирались долго. И жили они тогда в глухой деревне. Автобус один раз в село утром приходил, часов около десяти. Он набирал пассажиров из всех деревенских жителей. И вез их в город. И после обеда, часов около четырех вечера, автобус возвращал сельских жителей домой в деревню.

И те, кто не успевал на вечерний автобус, должны были в городе ночевать или с десяток километров от станции - разъезда железнодорожного, пешком до деревни идти.

Автобус приходил по утрам на сельскую площадь, вставал недалеко от маленького магазина. Шофер закрывал окна и двери автобуса, затем куда - то уходил. А люди собирались плотной толпой перед небольшим автобусом. А люди волновались тогда не о стоимости проезда, они очень редко в город выезжали, а о возможности поскорее попасть внутрь автобуса и там место на сиденьях занять.

Родители уставали уже с утра. Ведь нужно было встать еще раньше, чем обычно и обиходить всю скотину. И проводить корову в стадо. И после утренней домашней работы матери нельзя было немного отдохнуть и полежать. Она доставала нарядную одежду и «городскую» выходную обувь.

Часть десятая. Некоторые женщины...

Часть десятая. Некоторые женщины…

С рождением каждого своего дитя женщина проходит Долиной Смертной Тени…
Не очень точная цитата из Пола Андерсона. Вместо эпиграфа.

С некоторых пор муж полюбил говорить фразу, что некоторые женщины…
В этом месте делал длинную паузу. И не оканчивал свою мысль.

Дразнил женщину, доводил ее насмешками или развлекал ее?...
Женщина терпела, но злилась.

И в тот спокойный и летний день, почти уже вечер, женщина, что слишком недавно стала женой, терпела и злилась, потому что совсем недавно была выпущена из больницы.
Они шли вдвоем мимо здания Управления. Стояло теплое, спокойное лето.

А женщина хворала. Она недавно выписалась из больницы. Больницы нынче лечат экономно. Уколов пациенту, как по конвейеру, с запасом, понавтыкают. И полубольного пациента уже выписывают «в удовлетворительном состоянии», потому что свободная больничная койка бывает другому пациенту нужна.

Остаточные лекарства плохо переваривались внутри женского организма.
Хотелось одновременно и без причины: Зарычать, обругать собственного мужа и сразу же от него убежать…

Но только в джунглях было хорошо жить, дружить с волками и драться с тигром Маленькому Мальчику Маугли из «Книги Джунглей» Редьярда Киплинга.
В жизни приходилось соответствовать всем нелепым правилам, что были прописаны для приличных людей. Тащиться вслед за мужем по парку и скверу.

Женщине так сильно был нужен сейчас туалет. Пописать и поменять прокладку.

Несчастье с выкидышем, как самопризвольным абортом, случилось пять дней назад.
До этого просто на тошноту и редкую тянущую боль внутри живота не обращала никакого внимвния. А то, что нет аппетита, так еду еще всегда только предстояло найти.

И лучший кусок автоматически отдавался ребенку, потому что ему нужно было развиваться и расти. Второй лучший кусок выкладывался на тарелку для мужа. Мужчина – большой! Он должен питаться. Он много бегает ради работы. Ему нужно много есть. Кто, как не муж нынче хозяин и кормилец семьи!

Он же не виноват, что на его основной работе мужу платят наравне с уборщицей!
Кусты вокруг сквера уже были пыльными и немного обоссанными.
На этой неделе стояла теплая погода, и не было дождей.
Поэтому домашние собачки и одинокие мужики, оглядевшись по сторонам, ныряли в кустики так, что доносилось только их довольное покряхтывание или повизгивание.
А в воздухе раскрывался пленительный аромат свежевылитой мочи.

Но как ни тренировалась женщина, не получалось у нее сказать голосом капризной, вредной и самовольной Маньки Облигации:
- Ты подержи, пожалуйста, сумочку. Я в кустики ненадолго пописать отойду!

Мешали остатки деревенского скромного воспитания, которое запрещало разговаривать с другими людьми о своих личных, интимных делах.
Поэтому женщина молчала, таилась и тащилась вслед за мужем.

Сегодня, рядом со сквером в центре города у мужа была назначена важная встреча с сотрудником из Управления.
И женщина не могла бы сказать, что мужчина ей попался неверный, неправильный, плохой или невнимательный.

Он добросовестно объяснил ей:
- Я - однолюб! Н - ну, может быть, многоразовый…
Но если встречаю женщину и ее люблю, то обязательно на ней женюсь!

- И много у тебя было в жизни таких эпизодов с любовью и женитьбой, Папочка? – Спросила женщина.
В ответ мужчина замолчал. Женщина подождала, потом спросила:

- Ты отвечать не будешь? Ты обиделся?
- Нет, я считаю, - отвечал мужчина. Еще помолчал немного. Потом ответил:
- Думаю, что ты у меня будешь седьмая. - Очень пожалела женщина в тот момент, что они не проходили мимо магазина с посудой. Очень хотелось взяться за сковородку. Очень хотелось сделать это почти всей женщине.

И только литератор - журналист, маленькой частью внутри нее урчал довольно, старался запомнить и облизывался невольно от удовольствия на ответ мужа:
- Артист, как есть, «Артист»!

И в этот момент мужчина сказал:
- И, думаю, что ты будешь у
меня последняя… - Женщина промолчала тогда, отставляя на время исполнение желания о сковоролке в своих руках, как о последнем «Оружии Возмездия».

Сейчас готова была взяться за любое табельное оружие снова!
Слишком большая после выкидыша и медицинской зачистки, женская матка внутри живота, подпиралась мочевым пузырем и стонала от боли и перенапряжения.
А муж, не подозревал, насколько он был близок сейчас, как тот самый Штирлиц, к скандалу, как к провалу.

Всегда был недурным рассказчиком, рассказывал, как жил в Управлении неделю «заказной» бизнесмен, то есть, заказанный на убийство. Его убийство кто - то из близких заказал. И бизнесмен прибежал в Управление, спасая собственную жизнь.

Он всю неделю расследования даже жил в кабинете, спасаясь от глаз Высокого Управленческого Начальства под столом. Он спал по ночам на столе, завернувшись в женский кожаный и утепленный плащ.

А через неделю бизнесмена оперативники спасли. Они преступление распутали, а заказчиков преступления арестовали, потому что их определили и вычислили.

- На радостях бизнесмен подарил мне пальто, - продолжал рассказывать муж. - Пальто было очень хорошее, длинное, из натуральной кожи и утепленное, только женское.
Я на блошином рынке его за пятьсот рублей сразу же за наличку, рыночным торговкам подержанной одеждой загнал, - рассказывал муж.

- Они его сразу у меня взяли. И куртку мою согласились поменять, она у меня тоже женская была. Я от жены своей бывшей тоже в чем сумел, в том и уходил, когда меня выгоняли.

За небольшую доплату в сто рублей согласились продать мне мужскую кожаную куртку.
Знаменитую кожаную куртку своего мужа женщина знала хорошо. Куртка столько раз «выходила на дело»! Куртка в таких преступлениях участвовала и замешена в них была, что если бы сама умела рассказывать, то ее истории потянули бы на толстый сборник рассказов из оперативной работы Управления.

Часть одиннадцатая. Требуются романтики...

Часть десятая. Требуются романтики.

- И это был Фритьоф Нансен, что открывал Северный Ледовитый Океан и закрывал Северный Полюс.

- И почему же он его закрывал?

- Маска плотная была, наверное. Очки запотели. Поэтому Северного полюса он и не увидел.

Из разговора. Подслушано в автобусе. Вместо эпиграфа…

Морозило, но совсем немного. И падал легкий пушистый снежок, как и всегда бывает в их городе перед самыми праздниками Нового Года. А женщина, чуть отдохнувши от произвола патруля, что чуть было ее за ореховую скорлупку не арестовал, а за банку с кефиром, чуть совсем было свободы не лишил. И это еще не узнал патруль, что ворованный в сумке лежал кефир. Всей полулитровой банкой кефир был выдан в конце смены буфетчицей.

И такая же банка была выдана каждой санитарочке ночной смены. И все эти банки были отобраны у дневного рациона психов.

А женщина в гневе научилась быть выдержанной и сама на себя донос для постовых из органов внутренних дел никогда не приносила. Итак, задержание закончилось. И ничего плохого с женщиной не случилось.

- Ее младший брат, - вспоминала женщина сидел по разным делам три или четыре раза. Женщина выплатила за брата кредит, и выплачивала даже тогда, когда братишка разошелся с той гражданской женой, ради которой он купил в подарок дорогой телефон. И подписался на кредит в двадцать тысяч рублей.

Женщина старательно выплачивала за брата по сто рублей ежемесячные алименты, чтобы братишку не посадили и переводила деньги на почтовый адрес для бывшей жены брата, с которой он теперь был в разводе.

Но это не спасло братишку от судебно - уголовного преследования. Жена брата написала заявление и посадила братишку в пятый раз на два года колонии.

Но перед самой посадкой, присутствуя в суде, женщина вдруг узнала, что брат ее, оказывается, не судим. И никогда судим государством не был…

Потому что после выхода из тюрьмы, должно пройти два года без новой посадки в тюрьму. Судимость тогда обнуляется.

- А, значит, понимала женщина, ее инцидент с задержанием в автобусе, был тем более обнулён. Раз разошлась она с патрулем без взаимного выламывания рук и, самое главное, без написания протокола об административном правонарушении. Ну, в самом деле, нет пока такого закона, чтобы каждого безбилетникарасстреливать, оттого, что у него денег нет!

Ее внезапно окликнули с чуть заметным, но для русского уха все - таки заметным акцентом.

Женщина обернулась и увидела - это была Алита.

Иностранный резидент, зарубежный представитель, скорее секты, чем церкви, Алита была необыкновенно хороша.

Скорее, не природной привлекательностью, но некоторой другой формой одежды, манерой носить ее и даже умением держаться, Алита была привлекательна.

Еще с лета наполнили город, где проходила теперь ассамблея за ассамблеей, а консилиум за консилиумом, посторонноие молодые люди, мужчины и женщины.

И если про мужчин ничего нельзя было сказать, настолько они были обыкновенны и спрятаны в костюмы, ну, может быть, чуть другого фасона, чем одевались остальные мужчины их провинциального города, то женщины!

Стоять, почти уперевшись локтями в зад симпатичной и стройной иностранке было осень неудобно. Но пересечь черту, приблизиться еще немного, означало нарушить личное пространство молодой и незнакомой иностранки в России.

Поэтому женщина изо всех сил упиралась. Она не давала давлению остальных пассажиров измять свежий вид иностранки, поэтому страдала только сама.

Но, изнывая под гнетом давления чужих животов, бедер, боков и грудей, женщина изучала покрой трусиков, что были гладкими. И почти не выделялись на теле иностранки. Трусы не морщились, не собирались складками.

Иностранные трусы под иностранными брюками вели себя так, как будто бы их и вообще на теле не было. И это зачаровывало и восхищало.

Выдернутая мужем, практически, из трамвайной давки за шиворот, женщина некоторое время сипела и хрипела.

- Я звал тебя, звал, - объяснял мужчина. - А ты не отзываешься. Я думал тебя совсем задавили.

- Да, так. – Неопределенно отзывалась женщина, понимая, что о таких трусах, как она сейчас рассматривала, мужу совсем ничего не стоит говорить.

Такие волшебные трусики в их провинцию никогда не привезут. А если привезут, то женщина никогда их себе купить не посмеет.

А если даже и купит, то после покупки единственных трусов такого качества, всей семье не то что на макароны, на вермишель - то денег совсем не останется.

Алита была из той же когорты ухоженных молодых дам, чья новая перчатка стоила, как весь провинциальный женский гардероб.

А женщина давно выставила своим семейным условие:

- Я, конечно, могу быть красивой или могу, хотя бы, попытаться стать красивой женщиной. Но женская красота нынче стоит очень дорого.

И чем женщина становится старше, тем ее красота оплачивается все дороже. Так что выбирайте, красивая ли вам рядом женщина нужна или все - таки регулярная вермишель на ужин.

Потому что получится или нет у меня сильно красивой стать, я вам сказать не могу. А вот то, что затраты пойдут. И вам остаточных средств даже на вермишель не хватит, я точно знаю.

Домашние подумали и выбрали регулярное питание. И, кстати, насчет денег…

Так почему же, почему же теперь, когда случилось такое несчастье с мужем, когда мужчину без объяснения причин увезли. И женщина больше не можетрассчитывать ни на помощь своего мужа, ни на его случайный заработок, поэтому она теперь так нуждается в тех благах, которые психбольница могла бы ей предложить.

Нужна и психбольничная мизерная, но регулярная зарплата. И, что уж греха таить, добавкой к бюджету становились и уворованный от психбольных банками кефир, из которого дома мог получиться такой пышный и такой сытный скорый пирог - манник.