- Ах-ах-оооо! Да, так хорошо! — раздаётся из-за неплотно прикрытой двери ближайшей палаты.
«Палата № 6» — мажу взглядом по табличке на двери, пробегая мимо.
Точно как у Чехова — дурдом какой-то.
- Ещё, ещё! — не унимается женщина за дверью.
Она стонет так вульгарно и бесстыдно, что у меня румянец выступает на щеках.
Я, конечно, сотню раз слышала грязные сплетни, что военный госпиталь, да и медслужба в целом это вертеп и рассадник порока. А женщины, что там работают — все поголовно бляди.
Но! Я сама медсестра в медпункте в одной из военных частей. И считаю такое определение оскорбительным.
Но доносящиеся до меня стоны и рваные хрипы мужчины вынуждают думать, что всё-таки доля правда в сплетнях есть.
Двумя руками придерживаю большой пакет с домашней едой в контейнерах и булочками — всю ночь пекла. Даже спать не ложилась. Представляла удивлённое и довольное лицо мужа, когда ворвусь к нему в палату с гостинцами и запахом первого снега.
Я специально вчера звонила в госпиталь, узнала про приёмные часы. У своего начмеда попросила отгул и пропуск в госпиталь, чтобы не торчать на проходной.
Пробегаю мимо палаты разврата и встаю у поста дежурной медсестры. Вот только здесь пусто.
Опускаю тяжёлый пакет на стул и прохаживаюсь по коридору.
Я точно знаю, что Паша лежит в терапии, у него сбился сердечный ритм.
Немудрено, он же только неделю назад вернулся из-за «ленточки». Ему дали небольшой отпуск. Всего две недели.
Но вместо весёлого и доброго парня домой он вернулся молчаливый и озлобленный. Отказался есть и разговаривать — отвернулся лицом в стенку. Так и пролежал три дня. А потом ему стало плохо, тахиаритмия.
Я сама подписывала ему направление у начмеда.
Так что отделение я знаю, а вот номер палаты думала узнать на посту. Но медсестры всё нет.
За спиной раздаются торопливые шаги.
Резко оборачиваюсь.
- Простите! — я практически хватаю за руку пробегающую мимо процедурную медсестру — невысокую женщину в медицинской пижаме и высокой накрахмаленной шапочек с заряженной стойкой для капельниц в руке.
- Да? — она недовольно хмурится.
- Простите, вы не подскажите, в какой палате лежит Павел Ваулин?
Женщина хмурится ещё сильнее, бросает недовольный взгляд на пустой пост и машет рукой в ту сторону, откуда я пришла.
- Последняя палата с правой стороны.
Подхватывает стойку для капельницы и скрывается в ближайшей палате.
Я даже не успеваю её поблагодарить, но зато я знаю, где лежит Паша.
Подхватываю тяжёлый пакет и иду в указанную сторону.
Но чем ближе я подхожу, чем громче и грязнее стоны из-за злополучной двери, тем тревожнее бьётся сердце у меня в груди.
Я пытаюсь отмахнуться от нехорошего предчувствия. Но не выходит.
Последняя палата с правой стороны. «Палата № 6». Пашина палата.
Нет! Нет! НЕТ!
Он не мог! Кто угодно, только не он!
Я вспоминаю круглое открытое лицо мужа, вечный деревенский румянец на щеках, словно он только вошёл с мороза, детские ямочки на щеках.
И у нашего сына они есть...
Я замираю перед дверью, до боли в ладошках сжимая пакет.
Всё ещё тёплая, замотанная в фольгу и полотенца еда обжигает мне руки.
Я так старалась... неслась к нему... почти сто километров в стареньком холодном ПАЗике.
Горло сжимает спазм. Но слёз нет. Удивительно.
Чисто механически дёргаю дверь на себя. Крохотный тёмный предбанник с выходом в туалет — палата люкс, по личной просьбе моего начмеда.
Ногой толкаю вторую дверь и замираю на входе.
На больничной койке кувыркаются двое: мой муж замер в напряжении, уперевшись пятками в старый матрац с пятнами, длинными жилистыми пальцами он сжимает скачущую на нём постовую медсестру.
Ту самую, что прямо сейчас нет на рабочем месте.
Её шапочка валяется на полу, длинные каштановые волосы рассыпались по спине. Она даже не потрудилась снять халат, просто стыдливо приподняла его и вскарабкалась на чужого мужика.
И вот сейчас я смотрю, как смуглые пальцы моего мужа сжимают белоснежную ткань на её талии, как он направляет её, как сам наращивает темп, как...
С каждой секундой ускоряющийся ритм сердца обрывается. Сердце болезненно сжимается в груди и...
В памяти всплывает совершенно другая картина.
Как две капли воды похожую на эту...
Больничная палата. Мой мужчина на койке, а сверху прыгает какая-то шмара, бесстыдно постанывая и закусив пухлую губку.
В голове проносится болезненная мысль, что, видимо, у меня такая доля, быть вечно обманутой женщиной!
Ну нет! Довольно!
Я с грохотом бросаю пакет. Пирожками, контейнеры с едой вываливаются на пол и рассыпаются по всей палате.
- Ай! — взвизгивает медсестра и пытается натянуть на них с Пашей сползшую простынь. - Вам сюда нельзя...
- Мне! МОЖНО! — чеканю я и не отворачиваясь смотрю в злые, наглые глаза своего мужа.
- Лера, выйди отсюда! — рычит он.
- Паш, а кто это? — стыдливо прикусив губу, блеет эта бл*
- Жена, — рявкаю я. - Видимо, бывшая!
- Лера, — рычит Паша, прожигая меня злым осоловелым взглядом, — я сказал выйти! Я закончу, и мы поговорим.
- Закончишь? — мой голос срывается на крик. - Ты в своём уме? Ты ЗАКОНЧИТЬ решил?
Я сама не верю в то, что сейчас происходит.
Это всё похоже на дурацкую шутку, розыгрыш, но никак не правду.
Не может мой честный, добрый, надёжный муж быть таким...
Да я Пашу выбрала за то, что он всегда был готов подставить плечо и ничего не просил взамен.
Был рядом, направлял и терпеливо ждал, когда я обращу на него внимание. Он был, что называется, хороший, надёжный парень. В один из сложных моментов моей жизни он здорово выручил меня, и я поняла, что это тот мужчина, кого я хочу видеть рядом. Всегда.
Деревенский, рукастый, спокойный и большой, словно медведь. С ним я чувствовала себя спокойно. А наша семейная жизнь была похожа на тихую гавань. Никаких скандалов. Никаких бурных выяснений отношений. Никаких тайн.
Только взаимное уважение и любовь. Так я думала.
Что же могло случить ТАМ с Пашей такого, что он превратился в озлобленного изменника с пустым взглядом?
Его же всегда ценило начальство, уважали сослуживцы, боготворили родители и сёстры.
Он был положительным со всех сторон.
Ключевой момент «был».
Совершенно не стесняясь меня, Паша удерживает за бёдра завозившуюся на нём медсестру.
На её наглом холеном лице проступают стыдливые красные пятна.
Значит, у этой с*чки, всё-таки есть стыд! — проносится в голове.
- Паш, ты же сказал... — мнётся она, чувствуя себя неуютно.
Конечно, рассиживая передо мной на члене моего мужа.
Сердце внутри сжимается так сильно, что трещит от напряжения, а следом по груди расползается чёрная вязкая безнадёга.
Моментально рассеиваются словно дым все мои планы и надежды, все стремления и видения счастливого будущего.
Не будет больше никакого домика в деревне, который решил строить Паша. Он даже свою карточку зарплатную отцу отдал, чтобы тот от его имени заключил договор с подрядной организацией по строительству небольшого коттеджа под ключ.
Так надо! — говорил тогда Паша. - Ты же не можешь всё бросить и заниматься стройкой! Я тем более. К тому же я не хочу отказываться от причитающейся мне по праву квартиры от государства. Пусть дом будет записан на родителей. Отец за всем приглядит. А если со мной, не дай бог, что случится, вы с Дениской будете обеспечены...
Тогда мне казалось это отличной идеей. А сейчас...
А сейчас передо мной всё ещё лежит влажный от вонючего пота муж, а на нём сидит другая баба. Грязно и совершенно бесстыдно!
Твари!
Просто твари!
Пинаю ближайший контейнер с картофельным пюре и гуляшом с подливкой.
Медсестра вжимает голову в плечи, когда подлетевший с пола контейнер ударяется ей в спину, раскрывается и вываливает своё содержимое на её задницу и Пашины причиндалы.
- Ты что творишь? — взгляд мужа становится тяжёлым и непроницаемым.
- Желаю вам счастья, твари! — рычу сквозь зубы и разворачиваюсь на месте. - Домой можешь не возвращаться, Ваулин! Потому что дома у тебя больше нет!
- Стоять! — по-военному чётко командует он. Но мне плевать. Я не его подчинённая. Никогда не была и не буду.
Я его жена. Почти бывшая.
Толкаю дверь в тамбур, но она застряла и не поддаётся.
Я снова и снова яростно дёргаю её, пока за спиной раздаются удивлённый вздохи медсёстры и злое напряжённое дыхание Паши.
Решили продолжить, не дожидаясь, пока я уйду?
Отлично, твари!
Продолжайте!
С утроенной силой и яростью я дёргаю несчастную заевшую дверь. С жалобным скрипом она поддаётся.
В груди разливается горькое ликование оттого, что прямо сейчас я покину эту палату.
Но не тут-то было!
Паша подлетает сзади, огромной медвежьей лапой бьёт по двери, и она захлопывается обратно. При этом влетает в дверную коробку на добрых десять сантиметров. Перекосившись по всем сторонам.
Мне на руки сыпятся опилки, срезанные от силы его удара.
- Ты что творишь? — взвизгиваю я.
- Я не разрешал тебе уходить, — рычит он за моей спиной. Обдавая горячим дыханием тонкие волоски на затылке.
Я утром так торопилась отвести сына в сад и сесть на первый автобус до города. Что даже не подумала об укладке, просто стянула свои светлые шелковистые волосы в хвост на затылке и поехала.
- Да мне плевать, что ты там про себя разрешаешь или не разрешаешь! Понял? — я снова дёргаю дверную ручку. Но дверь плотно засела в дверной коробке.
- Я НЕ РАЗРЕШАЛ ТЕБЕ УХОДИТЬ, ЛЕРА!