Бывшая жена. Пять лет спустя

Пролог 1

Последнее время ноги горят. К вечеру словно кто-то подменяет тело: ломота, тяжесть, слабость. Наверное, авитаминоз. Или возраст, усталость, нехватка солнца.

Дома ждёт горячая ванна, стакан шоколада и муж.

Родной.

Привычный.

Любимый.

МОЙ.

Иду, думая о мелочах: нужно купить витамины, забрать платье из химчистки, позвонить знакомой на счёт брони на турбазу. Решила спонтанно, теперь следует спросить у Севы, что он думает на этот счёт. Но отдохнуть стоит, мы давно не были наедине, вдали ото всего мира.

Ничего не предвещает катастрофы, кроме лёгкой дрожи в коленях да странного предчувствия, которое щекочет где-то под рёбрами.

Когда открываю калитку, в окнах мягкий свет.
Наш дом. Наша крепость. Наша жизнь.

Улыбаюсь, уже чувствуя, как сниму сапоги, распущу волосы, и он обнимет, поцелует в висок, а мне станет легче, как всегда.

Дверь не заперта. Тихо. Только где-то наверху музыка. Глухая, будто издалека, с ритмом дыхания.

Стаскиваю ботинки, вешая пальто на крючок.

- Сев, - зову, поднимаясь по лестнице. Ответа нет. Только этот ритм: ровный, настойчивый.

Открываю дверь спальни. Секунда - и воздух исчезает. Сначала не понимаю, что вижу. Просто чужие движения на нашей кровати. Потом взгляд цепляется за платье на полу: короткое, бирюзовое, с тонким поясом. Я сама подарила его той, что скачет на моём муже.

«Племяшка». Он так её называл, говоря, что Лиза - дальняя родственница. Но теперь понятно, что всё ложь, и кто она ему на самом деле.

- Давай уже, - призывает её увеличить темп Сева, бросая взгляд на настенные часы. – Маша скоро вернётся. Чёрт, это так заводит.

Это единственное, что его заботит? Не измена, а моё возвращение?

Ноги снова ватные, и я задеваю напольную вазу, не успевая удержать. Стеклянное изваяние падает, разбиваясь на мельчайшие осколки, совсем, как моя душа сейчас. Любовники дёргаются, оглядываясь, и вместо обнажённой спины передо мной передняя часть Лизы и испуганный взгляд мужа.

На лице растерянность, будто застали не на измене, а на глупой ошибке, из которой можно выкрутиться.

- Подожди, - пытается остановить меня, - это не то, что ты думаешь!

- Ты такой же мудозвон, как остальные.

Больше года назад мы обсуждали фразу – «это не то, что ты думаешь», и тогда Сева сказал, что никогда бы не произнёс её в подобной ситуации, потому что она невероятно тупая. Выходит, мозг мужчины отключён в такие моменты, к нему доступ ограничен, и срабатывают заводские настройки.

Я смеюсь. Сначала тихо, потом громче. Смех рвётся, ломает горло, и я понимаю: это не смех. Это крик, вывернутый наизнанку.

- Это случайность, - от отталкивает от себя девчонку, которая даже не спешит закрыть свою наготу, будто всем своим видом хочет показать, что ей нечего скрывать.

- Случайность? – ахает Лиза, глядя на Севу, а потом на меня. – Зачем она тебе? Ну зачем? Старая, никчёмная, в растянутых вещах оверсайзных. С вечными: у меня нет желания и мне больно этим заниматься, Сева, - пытается подражать моему голосу Лиза. И меня окатывает жаром.

Он не просто изменял, он обсуждал с ней мои проблемы в постели. То, в чём я доверилась только ему и врачам.

Срываюсь с места, слыша вдогонку.

- Маша, стой!

Но я на автопилоте. Скатываюсь с лестницы, подворачивая ногу. Чуть не падаю, вовремя успевая ухватиться за перилла. Лечу, хромая, через прихожую, мимо зеркала, где отражается женщина с мёртвыми глазами, которую только что убили.

Хватаю пальто. Ощущаю холод, когда ступаю босыми ногами в снег. Он обжигает, но я бегу по тропинке, мимо забора до машины. Сапоги остаются у двери, только возвращаться не стану.

Вдалеке лай собаки, и только одно слово бьётся в висках: мразь.

То, что строилось годами, рухнуло в один вечер.

На ходу добываю сигналку, жму и прыгаю на сиденье. Босыми ногами касаться педалей странно и неудобно, но я вывожу машину из двора, замечая в зеркале заднего вида Севу в футболке и трусах.

Чуть не сношу забор, выворачивая направо, и еду бог знает куда, лишь бы поскорее убраться отсюда.

У меня нет матери и отца, потому что я выбрала своего мужа, а не их. Нет родственников, которые приняли сторону родителей. Нет друзей, потому что каждый из них почему-то не нравился Севе.

Он заменял мне их всех, но теперь во всём мире я осталась одна. Потому что ЗАмена стала ИЗменой. И этого уже не изменить.

Визуал Всеволода Обухова

Всеволод Обухов - 44 года. Маша верила в него, когда никто не верил, когда весь мир отвернулся. Потом он доказал свою непричастность, или просто заплатил, чтобы доказать её.

Любил, а может, всё ещё любит. Кто разберётся, что там у него в голове.

Цена его любви - измена

Пролог 2

Утро пахнет холодом и железом. Ноги замёрзли, вытащенные из мокрых носков, что сушила на ветродуйке. В мае бы уже солнце проснулось, а сейчас ещё темно и невыносимо холодно под одним пальто.

Я почти спала. Просто сидела в машине, пока за окнами мигали фонари, и снег медленно превращался в грязную кашу. Рвала себе душу воспоминаниями.

Ехать за город было бы глупостью, там на пару градусов холоднее, потому остановилась в гаражном массиве, совершенно не зная, что делать дальше.

Пальцы сводит от холода, и я включаю обогрев. Топить на протяжение пяти часов не только накладно, но и опасно. Просто сидеть нет смысла. Эмоции, что колотили тело, сменились холодным расчётом.

Вернуться стоит, но не затем, чтобы слушать ложь и прощать. Я слишком многое потеряла, поверив мужу.

Мне нужны документы, без которых меня остановят на первом же углу и отправят в полицию до выяснения личности. И деньги на первое время, чтобы снять квартиру. Ну не в коллекторе же мне жить.

Включаю телефон, которые вырубила сразу, потому что Сева названивал и писал. Тут же приходит гора пропущенных и сообщений. Но я не стану перечитывать то, что там написано. Вместо этого набираю его номер, и плевать, что он уснул или занят своей мымрой.

- Маша, слава Богу, - выдыхает сонным голосом. Да я бы уснуть не смогла, зная, что мой муж, поссорившись со мной, сбежал босиком, не имея места, куда можно пойти. Но что говорить, мы разные. – Возвращайся, нам нужно поговорить.

- Ты дома?

- Да.

- Ты один?

- Ну, конечно.

Конечно. И это говорит тот, кто притащил в нашу постель третьего человека. Конечно, чтоб тебя.

- Я не хочу дома, - делаю вид, что невероятно обижена, но готова идти на контакт.

- Где ты? Давай, я за тобой приеду.

- На Белой.

- Ты поехала на реку? – спрашивает ошарашенно.

- Она меня лечит.

Ему ли не помнить, как я часто там оставалась, чтобы побыть одна. Чтобы вволю выплакать то, что у меня накопилось в душе. Здесь я впервые научилась плавать, и впервые сплавлялась с отцом, которого Обухов у меня отнял. Фигурально, конечно.

Убедить родителей в том, что Севка хороший, так и не смогла. Слишком громкое дело, о котором жужжал весь город.

- Это клеймо, понимаешь? – отец расхаживал по комнате, засунув руки в карманы. – Что скажут мои поставщики? Что у меня зять вор? Они просто разорвут контракты. Маняша, пожалуйста, откажись от этой дурацкой затеи.

- От счастья? – спрашивала горько, качая головой.

Нет, я не отказалась. Любовь была сильнее, а на запястье горело солнце, в то время как у Севки – луна. Он – ночь, я – день. Мы сделали их в один день, бесконечно любя друг друга. И казалось, это чувство будет в нас вечно.

У всего есть срок годности. Обухов просрочился.

- Так приедешь? – настаиваю, и муж нехотя соглашается. – Я на том же месте, - говорю, тут же сбрасывая, и жду какое-то время, а потом выбираюсь из массива.

План прост. Пока Обухов будет искать на Белой, я заберу документы и деньги, а потом исчезну навсегда.

Меня ничто не держит: ни работа, ни мужчина, ни семья. У меня попросту ничего нет.

У дома фары выхватывают свежие следы шин. Уехал.

Отпираю дверь ключом. Тишина в доме такая, что слышно, как капает кран. Быстро бегу наверх в комнату, ненароком бросая взгляд на место, где валялось платье. Пусто, конечно же, но это уже ничего не меняет.

Открываю комод, вытаскивая паспорт и деньги. Все, что собирались потратить на поездку. Каждое движение осторожное, неуверенное. Словно ворую собственное прошлое.

Беру сумку, заталкивая в неё первое, что попадается под руку из вещей, а потом спешу обратно, оставляя за собой цепочку мокрых следов. Уже на выходе, натягивая сапоги, обращаю внимание на палец, обрамлённый тонким золотым ободом, который ещё вчера казался вечностью. Кольцо стало частью меня: как ногти, волосы, родинка. Настолько, что перестала замечать. Оно было таким лёгким, а теперь невыносимо тяжело.

Стягиваю его с третьей попытки, вешая в ключницу на стене, и закрываю дверцу. Солнце выглядывает из-под рукава, только с ним так не выйдет. Провожу ногтями по коже, ощущая лёгкую боль. Впиваюсь сильнее, будто могу выцарапать татуировку немедленно. Красные полосы тут же проступают, а запястье горит.

Какого чёрта я вообще делаю?

Не прощаюсь с домом, не окидываю его взглядом, не сижу перед дорогой, а просто выбираюсь под начинающее светлеть небо. Теперь уже в сапогах.

Дверь закрывается за мной мягко, почти ласково. Синицы, которых подкармливаю вот уже две недели, разыскивают еду в кормушке. Всё, как обычно, кроме одного: я больше сюда никогда не вернусь. Я поклялась себе. И, надеюсь, быть тем человеком, кто не предаст.

С того дня я перестала быть Марией Ольховой. Моё имя теперь Алина Царёва. Я не живу прошлым, лишь настоящим. Только прошлое нашло меня само.