Бывшая жена Серого Волка

Глава 1

— Ну что за бред, стоянка же пятнадцать минут!
Я сжала ладонями голову, не до конца веря в реальность происходящего. Ответом мне стал долгий гудок, и поезд «Новосибирск — Адлер» окончательно скрылся из виду. А на станции Дальней остались бетонная платформа, блестящие полоски рельсов, поросшие рыжеватой травой холмы, безоблачно-синее небо и я. В коротеньком топике, шортах и шлёпанцах на босу ногу. Без вещей и денег. Одна.

За десять минут до этого

Пш-ш-ш!
Вагон дёрнуло вперёд, назад, и медленно проплывавший за окном холмистый пейзаж замер окончательно.
— Станция Дальняя! — послышался из коридора голос проводницы. — Стоянка пятнадцать минут.
И одновременно с этим в открытую оконную створку влетела звонкая разноголосица:
— Пирожки, горячие пирожочки! Ржаные, с картошечкой, с капусткой! Свежие, румяные, только-только из печи!
— Кому киселя? Кому молочка? Молочко парное, киселик овсяный, медок липовый!
— Яблочки золотые, яблочки наливные, только с ветки сорванные! Сочные, хрусткие, а пахнут-то, пахнут!
«Яблоки?»
Я отложила смартфон — всё равно в этой глуши сеть ни черта не ловит — и выглянула в окно. Голая платформа из бетонных плит, между которыми пробивалась выгоревшая на солнце трава, торговки в светлых платках, сошедшие с поезда пассажиры — кто покурить, кто и впрямь купить местного фастфуда. Я равнодушно скользнула глазами по жидковатой толпе и остановила взгляд на высокой, стройной женщине с целой корзиной яблок. Крупных, бело-розовых и таких аппетитных, что рот мигом наполнился слюной. Даже почудилось, будто я чувствую одуряюще вкусный яблочный дух — так пахло у бабушки в саду, когда к ней в деревню наконец-то привозили внучку, «оттрубившую» обязательную смену в летнем лагере. Воспоминание было настолько сильным, что играючи отогнало брезгливость к вокзальной еде, и я, вытащив из кошелька последнюю сотню и сунув смартфон в задний карман джинсовых шорт, уверенно вышла из купе.
«Надеюсь, этого хватит, карточки-то здесь наверняка не принимают. Хотя могли бы и придумать что-нибудь — переводы, например. Двадцать первый век всё-таки, вон, даже в поезде можно запросто безналом расплатиться».

Однако прогресс, двигаясь по стране семимильными шагами, станцию Дальнюю явно перешагнул. По крайней мере, когда я, подойдя к торговке с яблоками, заикнулась: «Может, вам по номеру перевести?» — на меня посмотрели с хорошо читавшейся укоризной. Мол, что за бред, девушка? У вас нормальных денег нет?
— Бери, дочка, — женщина радушно махнула рукой на корзину, — бери за сколько есть, да кушай на здоровье.
И я, отдав торговке мятую бумажку, взяла взамен три верхних яблока. До такой степени благоуханных и завлекательно румяных, что невозможно было удержаться. Я впилась зубами в розовый бок, и яблоко сочно хрустнуло, отгоняя панические вопли рассудка: «Бактерии! Ротавирус! Диарея!» А от наполнившего рот медового удовольствия я даже глаза полуприкрыла.
— Вкусно? — добродушно спросила женщина.
— Очень! — невнятно подтвердила я. — Спасибо!
— Кушай, кушай, — повторила торговка, и тут буквально у меня над ухом раздался возглас:
— Ах ты ж! Петельку спустила!
Обернувшись, я увидела у самого края площадки дородную старуху, восседавшую на перевёрнутом ведре, как на царском троне. В руках у неё были блестящие спицы, у ног — корзинка, из которой тянулась серая нить, а на спицах — вязаное прямоугольное полотно. То ли будущий шарф, то ли юбка, кто его разберёт.
«Откуда она взялась? — нахмурилась я про себя. — Не помню, чтобы она тут сидела, когда я подходила».
— А всё ты! — старуха между тем сердито указала спицей на сидевшую рядом товарку, низенькую, худую и сморщенную, с торчавшими из-под не самого чистого платка серыми волосёнками. — Вечно под руку лезешь!
— Да что я-то, Матрёнушка! — в скрипучем голосе обвинённой слышалась неприкрытая опаска. — Я ничего, просто сижу тихонечко.
— Знаю я твоё тихонечко, — буркнула старуха. — То молоко от него скиснет, то кудель запутается. А мне, — она с театральной патетичностью воздела вязание к небу, — мне что теперича делать прикажете? Петелька-то сброшена!
«Тоже мне беда, — подумала я, снова откусывая от яблока. — Как будто перевязать нельзя».
И чуть не подавилась, встретившись с пронзительно-синим взглядом старухи.
— Перевязать-то можно, — со значением, словно намекая на что-то, согласилась та. — Да токмо выйдет уже по-другому.
А? Я с трудом проглотила вставший поперёк горла кусочек и чуть не подпрыгнула от раздавшегося за спиной пронзительного гудка. Испуганно обернулась — и яблоки выпали из рук на перрон, нещадно разбивая бока о бетонную крошку.
— Стойте! Подождите! Меня забыли!
Но тепловоз, выпуская густые клубы дыма, тащил состав всё быстрее, совершенно не обращая на меня внимания.
— Сто-ойте-е!

Я металась по платформе, отчаянно размахивая руками, а поезд неумолимо набирал ход. Пассажиры смотрели на меня из окон, как на пустое место, стоявшая в тамбуре проводница даже бровью не повела, хотя я метров десять бежала почти вровень с ней. Вот мимо проехал последний вагон, и я по инерции соскочила с перрона. Неудачно подвернула ногу, прохромала несколько шагов вслед составу и замерла, осознав: не догнать.
— Как же так?!
Я сжала ладонями голову, не до конца веря в реальность происходящего.
— Ну что за бред, стоянка же пятнадцать минут!
Ответом мне стал затихающий гудок, и состав окончательно исчез из виду. А на станции Дальней остались бетонная платформа, блестящие полоски рельсов, поросшие рыжеватой травой холмы, безоблачно-синее небо и я. В коротеньком топике, шортах и шлёпанцах на босу ногу. Без вещей и денег. Одна.

Глава 2

Яркая летняя картинка перед глазами потеряла чёткость, и я сердито сморгнула. Нечего рыдать и впадать в панику. У меня есть телефон — надо только поймать сеть. А в Сочи ждёт Лекс, который наверняка поднимет всех на уши, если невеста вдруг перестанет выходить на связь. И вообще, нужно обратиться к местным — может, помогут найти машину, чтобы догнать поезд. Я заплачу — пока смартфон не разряжен, проблем с деньгами нет.
Подбадривая себя этими мыслями, я вытащила телефон, почти без разочарования убедилась, что сеть по-прежнему отсутствует, и решительно зашагала обратно к перрону.

А там уже было пусто — деревенские торговки живописной группкой двигались по серой ленте вившегося меж лугов просёлка. Только Матрёна монументом стояла в самом начале дороги, будто чего-то ждала.
Или кого-то.
Невольно морщась от боли в лодыжке, я направилась к ней. И когда подошла, старуха сочувствующе поинтересовалась:
— Ушёл?
— Ушёл, — подтвердила я очевидное. И без промедления спросила: — А где у вас сеть хорошо ловит?
— А нигде, — спокойно ответила Матрёна. — Мы тута без ентого вашего облучения живём и весьма радуемся.
Я растерянно моргнула: в самом деле? Без связи? Однако немедленно сообразила следующий вопрос:
— Но позвонить у вас откуда-нибудь можно?
Собеседница равнодушно пожала плечами:
— Мож, у Егория аппарат работает. Нам-то оно без надобности, сами справляемся.
«Дичь какая-то. А если пожар? Если кому-то стало плохо?»
Мне всё больше и больше казалось, что я банально задремала под монотонный стук колёс и вижу откровенно идиотский сон. С ушедшим без меня поездом и деревней, из которой невозможно связаться с внешним миром. Хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить наверняка, но вместо откровенно детского поступка, я продолжила разматывать ниточку расспросов:
— А где этого Егория найти?
В синем взгляде Матрёны как будто вспыхнуло и погасло торжество. Однако тон её сохранил прежнюю рассудительность.
— В деревне, вестимо. Идём, так уж и быть, провожу тебя. Хоть это и Чернавка под руку сунулась, петелька-то, как ни глянь, у меня соскочила.
«И при чём здесь это?» — недоумённо поморщилась я про себя. Тем не менее вслух сказала:
— Спасибо вам большое, — и зашагала бок о бок с негаданной провожатой.

***

— Тебя как звать-то?
— Кира.
— А я Матрёна Ильинична, — с достоинством представилась спутница. — Ты, Кира, издалёка к нам попала?
— Из Екатеринбурга.
— Так и думала, что из-за Камня, — не без самодовольства кивнула старуха. — То-то смотрю: масть лисья, брови соболиные, сама, что твоя пава. Немудрено тамошние корни узнать.
И хотя я так и не поняла, каким образом рыжие волосы связаны с местом жительства, уточнять не стала.

Сначала мне шагалось вполне бодро. Но проклятая лодыжка от нагрузки ныла всё сильнее, а дорога казалась бесконечной. Даже возникло ощущение, будто мы с Матрёной ходим кругами, настолько однообразным был пейзаж. Пологие холмы, зелень которых разбавляли жёлтые и фиолетовые точки полевых цветов. Пыльная, потрескавшаяся дорога. Синее небо с почти белым, беспощадно палящим кругом солнца. В траве стрекотали кузнечики, где-то посвистывала неведомая птица. Шедшие впереди торговки давно исчезли из виду, держать задаваемый Матрёной темп становилось труднее и труднее.
«Да придём мы когда-нибудь или нет?!»
Уже откровенно хромая, я вслед за спутницей поднялась на невысокий гребень и наконец увидела цель. Далеко впереди по широкому плоскому холму рассыпался с десяток белёных домиков, окружённых зеленью садов и низкими резными палисадами.
— Вот и добрались, — удовлетворённо сообщила Матрёна. — Ну, давай, Кирушка. Ходу прибавь.
И мне ничего не оставалось делать, как сцепить зубы и заковылять вниз с холма в попытке угнаться за резвой старухой.

Как назло, упомянутый Егорий — наверняка тоже какой-нибудь дед — жил в самом дальнем доме, на вершине холма. Обливаясь потом и мысленно проклиная всё на свете, от поезда до неизвестного мужчины, вздумавшего поселиться на отшибе, я дотащила себя до деревянного, некрашеного забора высотой в человеческий рост. Калитка была нараспашку, а со двора доносился громкий непонятный стук.
«Что это там делается?»
Не то чтобы я боялась или нервничала, но всё же предпочла притормозить и пропустить Матрёну вперёд. А та хозяйской поступью вошла во двор и громко позвала:
— Егорий! Отвлекись-ка, дело есть.
— Вечно ты с делами, Ильинична, — недовольно откликнулся мужской голос, и у меня ёкнуло в груди. Что-то знакомое было в этих тембре, лёгкой хрипотце, ворчливой доброжелательности интонаций. Просто до боли знакомое.
«Да нет, это не он! — Я даже головой тряхнула. — Не бывает таких совпадений!»
А внутренний голос в унисон шепнул: «Может, сбежать, пока не поздно?» И хотя мысль была однозначно дурацкой, я едва ей не поддалась.
— Аппарат твой нужен, Егорий, — между тем продолжала Матрёна. — Телехвонный. Девочке, вот, позвонить.
Тут я, собрав волю в кулак и расправив плечи, шагнула из-за широкой Матрёниной спины. И чуть не юркнула обратно, напоровшись на острый светло-синий взгляд.
Мужчина стоял у дровяного сарая, опираясь топором на высокую берёзовую колоду. Небритый, взъерошенный, в линялых камуфляжных штанах и чёрной майке, подчёркивавшей сухой рельеф мышц, он одновременно походил и на деревенского бирюка, и на фотомодель.
«Совсем не изменился».
— Кира? — Растерянность на лице мужчины почти сразу сменилась настороженно-хмурым выражением. — Откуда ты взялась? Что здесь делаешь?
Я почувствовала себя круглой идиоткой, севшей на ровном месте в лужу. И разозлилась, отчего в моём ответе прозвучал неприкрытый вызов:
— Тоже не рада встрече, Егор. Я отстала от поезда, мне надо позвонить, а в вашей дыре сеть не ловит. У тебя есть телефон?

__________

Обязательно добавьте книгу в библиотеку, чтобы не потерять!

Глава 3

— Есть. — Настороженность в глазах собеседника никуда не делась. — Но позвонить не получится: кабель опять оборвался, а починить у меня руки не дошли.
Я недоверчиво сощурилась: серьёзно? Это у него-то — у человека, считавшего любую поломку личным оскорблением?
— Как ты от поезда-то отстала? — между тем продолжил Егор. Щекам стало жарко, и я морально приготовилась к новой порции позора. Однако здесь, к счастью, в разговор вступила Матрёна, как будто совсем не удивлённая моим знакомством с местным жителем.
— Петелька у меня соскочила, — пояснила она с тенью виноватости в голосе. — Как же тогда девочке помочь, а, Егорий? Мож, в город её свезёшь — вдруг успеет?
— Угу, три раза.
Однако несмотря на пессимистичный настрой, Егор почти без замаха вогнал топор в колоду. Накинул висевшую на поленнице рубашку, выгоревшую до грязно-серого цвета, устало сообщил мне:
— Опять ты в какую-то ерунду вляпалась, — и направился высокому деревянному сараю с гаражными воротами.
«Опять?! — мысленно вскипела я. — Да тот неадекват сам ко мне прицепился! И вообще, я тогда не просила за меня вступаться!»
Матрёна же, разгадав Егоровы намерения, довольно закивала:
— Вот и славно! Вот и дорожка вам скатертью!
Пропустив пожелание мимо ушей, Егор отодвинул массивный засов и открыл отчаянно заскрипевшие створки.
«Тоже времени не нашлось, чтобы смазать?» — съязвила я. И вздрогнула, когда позади раздался звонкий девчоночий голосок:
— Дядь-Егор, ты кататься? Возьми меня, а?
Обернувшись, я увидела выглядывавшую из-за забора девочку лет двенадцати-тринадцати. Черноволосую, курносую, с лукавым взглядом глаз-угольков и в ярко-красной панамке.
— Не возьму, — отрезал Егор. — И слезь с забора, покуда беды не вышло.
С этими словами он исчез в сарае, не обращая внимания на канючащее:
— Ну дя-адь-Егор, ну, пожа-алуйста!
А девчонка, поняв, что здесь ничего не добьётся, переключилась на нас с Матрёной:
— Ну, тё-ётя, ну, баб-Матрён, ну, уговорите дядь-Егора!
— Ты, Анчутка, («Анчутка? — удивилась я. — Может, Анютка?») и впрямь слезай, — шикнула на неё старуха. — Упадёшь ещё, исцарапаешься.
Девчонка состроила печальную мину и исчезла за забором. А из сарая послышался басовитый звук мотора, вспыхнули фары, и во двор вальяжно выехал зелёный «уазик-буханка» с открытым кузовом. Сидевший за рулём Егор опустил боковое стекло и крикнул мне:
— Забирайся!
И как бы я ни дулась на негаданно встреченного мужчину из прошлого, просить себя дважды не заставила. Но стоило мне потянуть за ручку, как из двери на ноги обрушился целый водопад.
— Совсем забыл, — поморщился Егор в ответ на моё ойканье. — Я же в последний раз по дождю ездил, а здесь такая конструкция дурацкая… Ладно, сейчас лето, быстро обсохнешь. Лезь назад.
Я почувствовала себя кипящим чайником, у которого вот-вот начнёт подбрасывать крышку, однако в высокий салон влезла молча.
— И дверью сильнее хлопай, не бойся, — посоветовал Егор.
«Ладно, сам разрешил», — мстительно усмехнулась я и как следует шарахнула дверью.
Впрочем, на Егора это впечатления не произвело — он был занят разговором с Матрёной.
— Возьми ребятёночка, — уговаривала старуха. — Сам понимаешь, скучно ей с нами. На людей посмотреть хоцца.
— Ей хочется, а мне её за хвост привязывать, чтоб не свинтила, куда не надо? — парировал Егор.
— Что ты! — Матрёна замахала на него руками. — Она тебя слушаться будет, как отца родного!
— А вот этого точно не нужно, — без промедления отказался Егор. Немного помолчал, хмуря брови, и всё-таки согласился: — Хорошо, Ильинична. Иди договаривайся, чтоб твой «ребятёночек» нормально себя вела.
— Ой, спасибо, Егорушка! — обрадовалась старуха и с моложавой прытью устремилась со двора.
А Егор обернулся ко мне:
— Ну что, готова?
— Давно, — раздражённо ответила я.
Однако Егору моё раздражение всегда было, что слону дробина. «Буханка» тронулась с места, неспешно выкатила за ворота и опять остановилась рядом с Матрёной и пританцовывавшей от нетерпения Анчуткой. В своей панамке, белом в крупный красный горох платьишке и красных же туфельках девочка выглядела настоящей Красной Шапочкой.
«И удобно ей летом в деревне в закрытой обуви?» — пронеслось у меня в голове. В свою очередь Егор неприветливо сообщил Анчутке:
— Можешь ехать, — и отправился запирать дом. А егоза без промедления забралась на переднее пассажирское сиденье и развернулась ко мне.
— Тёть, а вас как зовут?
— Кира.
— А я Анчутка. — И не давая вставить и слова, девчонка выпалила следующий вопрос: — Тёть-Кир, а вы дядь-Егору кто?
Мне моментально разонравилось, что ей разрешили с нами ехать.
— Бывшая жена.
Ответ прозвучал максимально сухо, намекая, что развивать тему не стоит. Однако девчонка не угомонилась.
— А почему бывшая?
— По кочану, — вместо меня ответил вернувшийся на водительское сиденье Егор. — Так, Анчутка, слушай внимательно. В городе от меня ни на шаг, поняла? Иначе плохо будет.
— Поняла, поняла, — девчонка состроила скучающую мину. — Не волнуйтесь, дядь-Егор.
— Я-то не волнуюсь, — Егор просветил её взглядом, как рентгеном. — Волноваться тебе надо. А теперь пристегнитесь обе, и едем. Времени мало.

Глава 4

Так меня не возили ещё ни разу в жизни. «Буханка» с рёвом пёрла по просёлку, как по шоссе, напрочь игнорируя ямы и колдобины. И если бы не ремни безопасности, нас с Анчуткой мотало бы по салону, как коктейль в шейкере. Однако я всё равно держала разряженный смартфон в руках — не хватало ещё раздавить его на особенно высоком ухабе. И когда дорога забежала в лес, эта предусмотрительность оказалась далеко не лишней.
Если мне и раньше было страшновато ехать, то сейчас по-настоящему захотелось зажмуриться и завизжать. Просёлок петлял, а Егор с самоубийственным упрямством не сбавлял скорость, и прямо перед лобовым стеклом то и дело «выпрыгивали» стволы деревьев. Уходя от столкновения, «буханка» бросалась вправо и влево, ветки лупили по стёклам и скрежетали по бортам.
«Ой, мамочка! Ой, Господи! Ой-ой-ой, врежемся!»
Новый рывок, и я, несмотря на ремень, приложилась виском о металл борта. Да так, что слёзы из глаз хлынули. Зло рявкнула:
— Да будь же аккуратнее! — но Егор предпочёл сделать вид, будто не услышал меня в царившем шуме.

А вот Анчутка откровенно наслаждалась экстремальной поездкой. Весело взвизгивала, когда её подбрасывало вверх или кидало в сторону, и лишь крепче держала руками панамку, чтобы та не свалилась с головы.
«Аттракцион, блин. — У меня в горле комом стояла обида — и на девчонку, и на бывшего мужа. — Неужели нельзя вести нормально?»
Но вот «буханка» выскочила на асфальт и, распугивая попутные машины, с рыком устремилась вперёд. Туда, где на горизонте уже вставала поросль многоэтажек.

***

Оказавшись в черте города, Егор всё-таки сбросил газ, но ненамного. Играя в «шашечки» и проскакивая светофоры «на розовый», он буквально чудом умудрялся избегать аварий. И когда машина наконец затормозила на площади перед вокзалом, я не сразу поверила, что всё закончилось.
— Круто, дядь-Егор! — восторженно блестевшая глазами Анчутка повернулась к водителю. — А обратно тоже так поедем?
— Разберёмся, — буркнул тот. — Выходите.
Девчонка не мешкая выбралась из «буханки», а следом за ней кое-как вылезла я. Постояла, покачиваясь и осоловело глядя вокруг, и согнулась в остром приступе рвоты.
— Тёть-Кир, да вы чего? — в голосе Анчутки звучало неподдельное удивление. — Это вас от езды так?
— От езды, от езды, — раздражённо ответил Егор. — Не путайся под ногами.
Меня бережно приобняли за плечи, убирая с лица волосы, чтобы не запачкались. Желудок скрутила последняя судорога, выталкивая обратно остатки завтрака, и организм вроде бы успокоился.
— На, прополощи рот.
Егор сунул мне в руки невесть откуда взявшуюся поллитровку с водой — как раз чтобы смыть мерзкую кислоту и напиться. Однако вместо того чтобы так и сделать, я, с силой стиснув бутылку, разогнулась и подняла на бывшего мужа яростный взгляд.
— Ты, горе-Шумахер! Ты реальность с Need for speed не попутал?
Егор пожал плечами и с возмутительным спокойствием парировал:
— Зато успели.
Ну да, это его всегдашнее «не важен способ, важен результат». Я скрипнула зубами, волевым усилием гася пламя гнева. Буквально впихнула Егору так и не открытую бутылку с водой, процедила:
— Спасибо, что подвёз, — и размашисто зашагала к зданию вокзала, стуча подошвами по тротуарной плитке.

Поезд «Новосибирск — Адлер» и впрямь стоял у первого пути первой платформы, а до отправления, судя по электронному табло, оставалось целых пять минут. Окрылённая, я сунулась в свой вагон, но путь мне грудью преградила необъятная проводница.
— Девушка, вы куда?
Только-только приподнявшееся настроение немедленно поползло вниз.
«Ну что опять такое?» — обречённо подумала я и как могла вежливо ответила:
— На своё место. Я выходила на прошлой остановке и не успела сесть в вагон. Пришлось догонять.
Проводница грозно свела брови.
— Девушка, вы что несёте? Я вас впервые вижу.
Я припомнила пустой взгляд, каким эта тётка скользнула по мне из окна поезда, отходившего со станции Дальней, и с трудом удержалась от хамства.
— Я еду в третьем купе шестого вагона от самого Екатеринбурга, — сквозь зубы сообщила я.
Проводницыны черты закаменели.
— Ваша фамилия? — Она демонстративно активировала гаджет, который держала в руках.
— Ласка. Кира Евгеньевна Ласка.
Проводница быстро пробила что-то по клавишам и с плохо скрытым торжеством продемонстрировала экран с надписью «Пассажир не найден».
— Вы издеваетесь?! — Я уже не могла сдерживаться. — Пустите меня в вагон, там мои вещи!
— Нет там ваших вещей, — отрезала тётка. — Идите отсюда, пока я охрану не позвала.
— Ну и зовите! Жульё! Сначала на Дальней бросили, теперь вещи украли! Я… я на вас в суд подам, ясно?!
Тепловоз издал насмешливый гудок, и такая же усмешка появилась на губах проводницы.
— Подавайте сколько угодно. Только учтите: на станции Дальней у нашего поезда нет остановки.
С этими словами тётка ловко вскочила на подножку вагона. Гневно сопя, я устремилась за ней, но проводница так рявкнула:
— Отойдите! — что пришлось инстинктивно шарахнуться назад.
— К начальнику пойду! — крикнула я, бессильно сжимая кулаки. Споро поднимавшая лестницу тётка лишь фыркнула в ответ и закрыла дверцу тамбура. Поезд снова засвистел, лязгнул металлическими сочленениями и неспешно тронулся.
— Да это бред какой-то!
Я схватилась за голову, не веря, что ситуация повторяется. Что снова стою на перроне, смотрю вслед уходящему составу и ровным счётом ничего…
— Нет уж! Я пойду ругаться! Пусть останавливают поезд, извиняются!..
Я крутанулась на пятках и едва не врезалась в грудь незаметно подошедшего Егора.
— Не надо, Кир. — Бывший муж смотрел на меня сверху вниз, и от сочувствия в его взгляде нехорошо засосало под ложечкой.
— Почему это не надо? — агрессивно спросила я.
Вместо ответа, Егор указал на большие электронные часы, висевшие над входом в вокзал.
— И что? — уточнила я раздражённо. — Четырнадцать двадцать, двадцать первое июня…
Осеклась и уставилась на Егора широко распахнутыми глазами. Как июня, когда сейчас июль? Двадцать первое ноль седьмое, а не ноль шестое!
— Петелька, — криво усмехнулся бывший муж. — Не зря же она у Матрёны соскочила.

Глава 5

— Не понимаю.
Мы сидели на каменной скамейке под стеной вокзала: я — скорчившись и вцепившись в волосы, Егор — расслабленно откинувшись на спинку, Анчутка — беззаботно лакомясь шоколадным эскимо.
— Есть многое на свете, друг Горацио, что человеку знать не положено, — процитировал Егор. И, бестрепетно встретив мой взгляд исподлобья, добавил: — Просто прими как данность: ты попала во временную петлю и, чтобы вернуться, всего лишь должна дожить до двадцать первого июля, прийти на перрон и сесть в поезд. И никакая проводница тебе слова лишнего не скажет.
— «Просто», «всего лишь», — передразнила я, выпрямляясь. — Да такого в принципе не может быть, слышишь! По законам физики! — Выдержала паузу, борясь с подкатывающей истерикой, и уже более или менее сдержанно продолжила: — Ну, Егор, ну, сознайся: это всё какой-то дурацкий розыгрыш. Долбаное реалити-шоу о бывших.
— Нет.
Невозмутимо, односложно и так, что даже идиоту ясно: более развёрнутого ответа не будет.
«Господи, как же я ненавижу в нём это!»
Я задышала глубже, чтобы не сорваться, и продолжила гнуть своё:
— Да как вообще какое-то вязание может влиять на время?
— Не на время, — хладнокровно поправил Егор. — На судьбу.
Тут уж я с собой не справилась и ядовито усмехнулась:
— А-а, так ваша Матрёна из этих, мойр, что ли?
Ответом мне было равнодушное молчание.
«Невозможно! С ним просто невозможно нормально общаться!»
Ладоням стало больно от впившихся в мякоть ногтей, и я заставила себя разжать кулаки. Петля? Принять как данность?
— Хорошо. — Я поднялась со скамейки. — Раз мне надо прожить до поезда месяц — не вопрос, проживу.
— Ты куда? — нахмурился Егор, разгадав, что я собираюсь уходить.
И получил в ответ высокомерный взгляд:
— Вызывать такси. Поеду в гостиницу, сниму номер, отдохну и как следует всё обдумаю.
Складка между Егоровых бровей сделалась глубже.
— В гостиницу?
— Разумеется! — фыркнула я. — Или ты думал, я совсем беспомощная? Нет уж. Вот только найду зарядное…
Я вытащила смартфон из кармана шорт, и вдруг он, как вёрткая рыбка, выскользнул из пальцев.
Шлёп! Дзень!
— Ой!
Я стремительно наклонилась за упавшим гаджетом, но было поздно. По экрану шла длинная, похожая на молнию, трещина, а корпус оказался расколот вдоль на две половинки.
— Углом ударился, — небрежно сообщила Анчутка, негигиенично слизывая с пальца потёкшее мороженое.
— Углом, — потерянно повторила я, держа в ладонях то, что осталось от какой-никакой, но моей уверенности в будущем.
— Анчутка. — В голосе Егора послышался грозовой рокот. — Тебя предупреждали?
— Да я причём, дядь-Егор? — девчонка захлопала ресницами. — Я ничего, мороженое вот ем.
— Ну да, рассказывай, — мрачно буркнул Егор и тоже встал на ноги. — Кир, дай взглянуть.
Первым моим порывом было прижать останки смартфона к груди. Однако я сдержалась и обречённо отдала разбитый гаджет. Бывший муж внимательно и аккуратно осмотрел телефон и постановил:
— Мусор. Впрочем, — он бросил на Анчутку косой взгляд, — в этом можно было не сомневаться.
Девчонка состроила обиженную рожицу, и я вступилась за неё:
— Егор, прекрати. Анчутка в мою сторону даже не смотрела.
— Ну-ну, — хмыкнул бывший муж. Вернул мне смартфон и скомандовал: — Ладно, хватит болтовни. В машину и едем.
— В смысле? — ощерилась я на приказной тон. — Куда едем?
Егор посмотрел на меня с укоризной:
— Обратно в деревню. Ты же не собираешься бомжевать здесь месяц?
— Почему бомжевать? Ты вполне можешь одолжить мне денег — даю слово, всё верну, как только получу доступ к счёту.
— Не могу. — Терпение во взгляде Егора было раздражающе всеобъемлющим. — Кира, пойми. Ты находишься там, где не должна находиться. Тебе не будет удачи, если ты останешься в городе — город просто вытолкнет тебя.
— В деревню? — с насмешливым недоверием уточнила я.
И получила полностью серьёзный ответ:
— В деревню. Пожалуйста, давай ты больше не будешь испытывать Матрёнину пряжу на прочность, а?
— И снова Матрёна, — у меня получилось сымитировать тон Глеба Пьяных. — Скандалы, интриги, расследования. Продолжение после рекламы, оставайтесь с нами.
В ответ Егор устало вздохнул и заметил:
— Глупая шутка, но уговаривать больше не буду. Догоняйте.
И он ровным шагом направился к входу в вокзал. Закончившая с мороженым Анчутка не глядя выбросила обёртку и палочку в стоявшую рядом урну и поскакала следом. Я же замешкалась, с одной стороны, не желая уступать бывшему мужу, а с другой, никак не находя иного выхода. Терзаясь сомнениями, провожала уходивших взглядом и потому отчётливо видела, как налетевший порыв ветра вдруг сорвал панамку с Анчуткиной головы. Девчонка стремглав бросилась за своим головным убором, подхватила и натянула обратно, оставив меня ошалело моргать. Неужели я в самом деле видела маленькие, как у козлёнка, чёрные рожки, выглядывавшие из копны густых волос?
— Тёть-Кира! Догоняйте!
«Чушь какая-то. — Я потёрла лицо ладонью. — Галлюцинация».
А потом затолкала смартфон обратно в карман и поковыляла вслед за Егором и девчонкой.

Глава 6

— Что у тебя с ногой?
Заметил всё-таки. А я так старалась подойти к «буханке» не хромая — после неудачи с поездом притихшая было нога снова стала немилосердно ныть.
— Подвернула.
Моя интонация внятно сообщала: не лезь. Но когда Егора останавливали чьи-либо интонации?
— Как давно?
«Да тебя волнует вообще?» — мысленно схамила я и сумрачно ответила:
— На станции Дальней. Когда поезд догоняла.
— Ясно. Голову береги.
И прежде чем я успела что-то сообразить, меня подхватили и, как маленькую, усадили на переднее пассажирское сиденье.
— Ты что себе позволяешь?!
— Успокойся.
Егор хладнокровно снял с моей ноги шлёпанец и принялся аккуратно ощупывать заметно припухшую лодыжку.
— Так больно?
— Не очень.
— А так?
— Да.
— А та…
— Ай, отпусти немедленно!
Как ни странно, но Егор послушался. Вернул шлёпанец на место и устало на меня посмотрел:
— Кир, я понимаю, высокий болевой порог и всё такое. Но можно же как-то поберечься, а не скакать козой?
— Я в порядке, — из принципа упёрлась я. — Утром всё пройдёт.
— Утром ты ходить не сможешь, — вздохнул Егор. — Ладно, перебирайся назад. Пора ехать.
Я поджала губы, однако послушалась. Уселась на место и холодно приказала:
— Веди нормально.
— Хорошо-хорошо, — отмахнулся озиравшийся Егор. И не успела я подумать: «Что это он?», как бывший муж громко и недовольно позвал:
— Анчутка! Я предупреждал?
— Я здесь, дядь-Егор!
Девчонка возникла перед ним, как из-под земли. Вид у неё был чрезвычайно довольный, и Егор посмурнел.
— Больше с собой не возьму.
— Почему, дядь-Егор? — Анчутке мастерски давался образ удивлённой невинности. — Я только на минутку в сторонку отошла.
— Знаю я твои минутки, — буркнул Егор. — В машину, живо.
И девчонка, не без театральности пожав плечами, забралась в салон.

***

Теперь «буханка» ехала с «пенсионерской» скоростью, какую от неё и ожидаешь. Конечно, на лесных ухабах меня трясло так, что зубы лязгали, но желания зажмуриться и закрыть голову руками больше не было. А когда мы выбрались на луговой простор, Егор открыл окна. Стало шумнее, однако ворвавшийся в душный салон ветер принёс вкусные, летние запахи нагретых земли и трав. Тряска сделалась меньше, и у меня появилась возможность думать не только о том, как не прикусить язык или не приложиться о борт машины, но и о чём-то постороннем.
«Надо было искать телефон. На вокзале работников попросить или, не знаю, в полицию обратиться. И звонить Лексу. Он бы обязательно что-нибудь придумал, примчался бы сюда и неважно, за сколько сотен километров. Ну почему я сразу не сообразила!»
Я прикусила губу, невидяще глядя в окно. Или нужно было настаивать, чтобы Егор помог найти сервисный центр, и отдать им смартфон. Может, его смогли бы починить. Или вообще купить новый и просто переставить симку. Егор одолжил бы мне…
«А если у него нет денег?»
Мысль была неожиданной, и я перевела взгляд с волнистого горизонта на бывшего мужа. С моего места был отлично виден его профиль, высеченный так чётко, что хоть сейчас на барельеф.
«Действительно, чем он занимается в своей деревне? Ладно пенсионеры, вроде Матрёны, которым государство платит. Но на что там живёт взрослый, дееспособный мужчина? Ездит в город на заработки?»
Я нахмурилась, вспоминая полгода нашей совместной жизни. Тогда Егор работал водителем у нас на фирме. Может, и сейчас так же? В городе, посменно. Только зачем ему при этом жить в деревне за энное количество километров от работы? Не лучше ли снимать квартиру, чем тратиться на бензин?
Тут я поняла, что чересчур много размышляю о бывшем муже. А у меня, между прочим, своих проблем выше головы.
«Пусть живёт как хочет. — Я отвернулась к окну, сердясь то ли на Егора, то ли на себя. — После нашего развода мне до него дела нет».
Хорошо, только как же тогда действовать? Целый месяц сидеть в деревне, ожидая поезда? Или всё-таки…
Я подалась вперёд.
— Егор!
Получилось с ненужным раздражением, и я понадеялась, что за шумом его не расслышали.
— Да.
Бывший муж бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида.
— Ты сможешь починить свой телефон? Тот, у которого провод порвался?
Показалось, или Егор молчал дольше необходимого?
— Смогу.
— А позвонить с него на мобильный можно?
Ещё одна пауза.
— Думаю, да.
Я откинулась на спинку сиденья: отлично. Как только телефон будет отремонтирован, позвоню Лексу. И вместе мы обязательно что-нибудь придумаем.

***

Выбираться из «буханки» было откровенно больно — похоже, нога решила сполна отыграться за моё пренебрежение.
— Давай помогу.
Я зыркнула на бывшего мужа, однако позволила спустить себя на землю. И даже не сразу высвободилась из полуобъятия — Егор решил до конца проявить ненужную галантность и поддержать страдалицу.
— Пока, дядь-Егор! — Одна Анчутка была совершенно всем довольна. — Пока, тёть-Кир!
И она весело поскакала вниз по улице к видневшимся домам. Я остро позавидовала девчоночьей свободе движений и тут же позабыла об этом, потому что Егор произнёс:
— Ладно, идём в дом. Соорудим тебе тугую повязку, потом поужинаем. У меня щи вчерашние есть. Будешь?
При слове «щи» мой желудок издал жалобную руладу, однако она была благополучно проигнорирована.
— Так, Егор, подожди, — сухо начала я. — Давай прежде проясним один вопрос. Где, по твоему мнению, я буду жить этот месяц?
— Как где? — бывший муж смотрел на меня с искренним недоумением. — У меня, конечно.
Тогда я расправила плечи, придала лицу самое независимое выражение из возможных и жёстко сообщила:
— Ничего подобного. Я с тобой в одном доме жить не собираюсь.

Глава 7

— Кира.
Егор смотрел на меня так, словно хотел прикрыть лицо ладонью, однако мешало воспитание. Похоже, спустя год после нашего развода он напрочь забыл, как меня бесит это выражение.
Ну ничего, сейчас вспомнит.
— Что «Кира»? — с наездом поинтересовалась я. — Ты, вообще, какую реакцию ждал на своё предложение?
— Это не предложение, а констатация факта, — хладнокровно поправил бывший муж. — И я совершенно не понимаю, почему ты на неё так отреагировала.
Ах он не понимает!
— Егор. — Я шагнула к нему, и мы оказались нос к носу, отчего мне пришлось слегка запрокинуть голову. — У тебя с памятью плохо или с логикой? В один далеко не прекрасный день ты исчезаешь, оставив мне заявление на развод. На звонки не отвечаешь, никто не знает, где ты и что случилось. Потом объявляешься, снова ничего не объясняешь, а после подписания документов опять пропадаешь со всех радаров. И ты думаешь, после такого я соглашусь хотя бы ночь провести с тобой в одном доме?!
— Не драматизируй, — поморщился бывший муж. — Я объяснял, что ничего не могу рассказать ради твоей же безопасности. Оставил тебе всё имущество, переписал на твоё имя квартиру. А исчез — ну, исчез. Подумаешь.
Это стало последней каплей.
— Подумаешь?! — взвилась я. — Да после этого я три месяца мозг себе выедала на тему «что со мной не так, раз от меня ни с того ни с сего ушёл муж»! А потом ещё столько же ходила с этим к психологу!
— И что выяснили? — Егор вежливо приподнял бровь, отчего мне захотелось вцепиться ногтями ему в лицо.
— Что ты мудак, — выплюнула я. — А жить в одном доме с мудаком я больше не хочу.
Ни чуть не впечатлённый бывший муж тихонько вздохнул.
— Хорошо. А где тогда собираешься? На травке под яблоней?
Я по-бульдожьи выдвинула нижнюю челюсть.
— Нет. Пройдусь по деревне — кто-нибудь обязательно согласиться взять меня на постой.
Егор хмыкнул. Оценивающе глядя на меня, выдержал паузу и пожал плечами.
— Без проблем. Пройдись.
От дурного предчувствия неприятно кольнуло за рёбрами, однако я не поддалась. С гордым видом обогнула собеседника и, стараясь не подволакивать ногу, двинулась по дороге, по которой недавно умчалась Анчутка.

Разумеется, Егор пошёл со мной, но как-то комментировать это я уже не стала. Пусть сам убедится, что проблему можно решить по-моему.

Первый дом встретил меня неровно торчавшими досками забора и покосившейся калиткой. И хотя сама изба — а это был именно посеревший от времени сруб — выглядела более или менее прилично, я решила попытать счастья в следующем дворе.

Здесь дело было получше. Забор, пусть и давно крашенный в последний раз, стоял прямо, выглядывавший из-за него дом красовался белёными стенами. Воодушевлённая, я толкнула приоткрытую калитку, и она отворилась, не скрипнув ни единой петлёй. Но только я собралась шагнуть во двор, как меня крепко схватили за плечо.
— Стоять. — Тон Егора не предполагал возражений. — Кира, запомни, и запомни хорошенько: здесь без разрешения хозяев входить нельзя. Ни к кому.
Я сердито дёрнулась, стряхивая его руку. Ну да, ну да. А то, что Матрёна к нему во двор, как к себе, заходила, это не в счёт? Тем не менее осталась на месте и громко позвала:
— Эй, хозяева! Есть кто дома?
Тишина.
Я подождала и постучала по калитке.
— Эй! Дома есть кто?
Ноль реакции. Я сжала зубы, ожидая едкого комментария, однако бывший муж помалкивал. То ли не хотел раздражать меня ещё больше, то ли просто от равнодушия. Я же, немного потоптавшись перед калиткой, решила: нет так нет. Пойду дальше.
И пошла.

Мы обошли всю эту долбанную деревню, вымершую, словно от внезапной эпидемии. Всю, до последнего дома. И лишь в одном из них ко мне вышли, да и то это была Матрёна.
— Ты, Кирушка, не серчай, — ответила она на мою сбивчивую просьбу, — токмо негде мне тебя разместить.
У меня вытянулось лицо: негде разместить в таком большом доме? Настоящие ведь хоромы с мансардой и высоким резным крыльцом. Да с кем она здесь живёт, что лишнему человеку места не найдётся?
— Я могу спать на полу…
— Не серчай, — с нажимом повторила старуха. И, чекистски прищурив глаз, поинтересовалась: — А чегой-то у Егория пожить не хочешь?
У меня дёрнулась щека: молодец Матрёна. Отличный способ отделаться от гостьи.
— Просто так. До свидания, извините за беспокойство.
И невежливо повернувшись к вредной старухе спиной, я захромала дальше.

— Кир. Ну хватит уже упрямиться.
Солнце неуклонно ползло к закату. На заборе крайнего деревенского дома сидел крупный чёрный кот и неодобрительно щурил на меня жёлтые глаза.
— Хозяев позови! — зло сказала я ему, игнорируя очередную попытку Егора достучаться до моей рассудочной части.
Кот взмахнул хвостом и демонстративно отвернулся.
«И этот туда же! Зараза мохнатая».
Мне одновременно захотелось пнуть запертую калитку крайнего дома и расплакаться. Нога болела, выхода не было, соглашаться с бывшим мужем не хотелось до тошноты.
— Кир. Тебе надо перебинтовать щиколотку. Поесть. Отдохнуть.
Я шмыгнула носом и тут же отругала себя за слабость. Буркнула:
— Мне надо в Сочи. Или хотя бы на поезд. — И, смирившись с неизбежным, поплелась обратно.
К дому бывшего мужа.

Глава 8

— Не дуйся, Кир.
Усадив меня на трёхногий табурет в маленькой, отгороженной занавеской кухоньке, Егор принёс губку и тазик с тёплой водой. Потом без тени неловкости опустился передо мной на колено и начал осторожно обмывать мою многострадальную ногу. Только поэтому я промолчала, а не выдала в ответ что-нибудь резкое.
И зря.
— Просто не лезь никуда и проживи этот месяц, как внеплановый отпуск в санатории. Тихо и мирно.
— Ненавижу отдыхать в санаториях, — чётко произнесла я.
Бывший муж со вздохом поднял на меня глаза и без насмешки посоветовал:
— А теперь постарайся полюбить.
Я гневно засопела, но пока придумывала ответ без посыла советчика в известном направлении, Егор поднялся с колен и вышел из кухни. Впрочем, достаточно быстро вернулся, неся фанерный ящик, в котором раньше отправляли посылки. Поставил ношу на стол и достал сначала рулон широкого эластичного бинта, явно не раз использованного, затем начатую упаковку желтоватой ваты и, наконец, бутылку-«чекушку», наполовину полную какой-то тёмной жидкости.
— Что это? — настороженно уточнила я.
— Травяная настойка, — неопределённо ответил Егор. — Очень хорошо помогает при мышечных травмах.
Я хотела из вредности пристать с расспросами о точном составе и требованиями гарантий, что эта штука не сделает хуже, но отчего-то так и не пристала. А Егор размотал вату в большой пласт, щедро залил его терпко пахнувшей травами жидкостью и приложил к моей щиколотке. Потом накрыл вату целлофановым пакетом и ловко замотал компресс бинтом. Окинул работу довольным взглядом и заключил:
— Отлично. Теперь до завтра постарайся как можно меньше наступать на ногу. Хочешь, костыль тебе придумаю?
— Только чтобы тебе им настучать, — огрызнулась я.
— Тогда не буду, — бывший муж покладисто забрал своё предложение обратно. — Принести тебе ещё воды? Умыться там и всё такое?
И как бы я ни была раздражена, отказаться ещё и от этого было выше моих сил.
— Принеси, — буркнула я, и Егор пошёл менять в тазике воду.

Кое-как помывшись, я перебралась из кухоньки в общую комнату. Уселась за стол и, невесело подперев подбородок ладонью, стала наблюдать, как бывший муж занимается ужином. Помогать, даже если бы нога была в порядке, я из принципа не собиралась.
«Зубная щётка, — уныло думала я, пока Егор затапливал русскую печь, чтобы разогреть чугунок со щами. — Дезодорант. Смена нижнего белья. Блин, у них же здесь даже магазина нет!»
И газа. И водопровода, если колодец посреди деревни — не дань прошлому. И, похоже, электричества — по крайней мере, столбов ЛЭП я не видела.
«Нет, это уже перебор. И потом, телефон, до того, как у него оборвались провода, должен был куда-то включаться?»
Поддерживать голову стало невыносимо тяжело, и я обессиленно легла щекой на деревянную столешницу.
«Странное всё-таки место. Живут, как позапрошлом веке. И петля эта временная, и девчонка…»
По спине неприятно скользнула волна мурашек, и я оборвала размышления. Неважно это. Завтра заставлю Егора починить связь, позвоню Лексу, и ещё через пару дней благополучно отсюда уеду. А местные тайны пусть остаются местным.
— Устала? Может, приляжешь пока?
Егор положил на стол разделочную доску и принялся нарезать свежий, ноздреватый хлеб с аппетитно румяной корочкой. От вида и запаха еды мой рот наполнился слюной, а желудок жалобно застонал. И сердясь на глупый организм, я невежливо буркнула:
— Всё нормально.
Бывший муж смерил меня задумчивым взглядом. Потом взял толстую горбушку, посыпал крупной солью из стоявшей на столе маленькой плошки и протянул мне.
— Держи. Вместо аперитива.
— Вообще-то, аперитив — это алкоголь, — из вредности заметила я. Однако хлеб взяла и с удовольствием впилась зубами в солёный мякиш.

Вскоре от горбушки осталось лишь приятное воспоминание, но Егор быстренько поставил на стол две высокие миски, доверху полные густых, наваристых щей. Положил на доску рядом с хлебом стебли зелёного лука и разлил по глиняным кружкам светлый квас. От такого изобилия мой заморённый было червячок обернулся песчаным червём из «Дюны», и я с аппетитом занялась едой. А когда наконец отвалилась от стола, встретила добродушно-насмешливый взгляд Егора, однако в этот раз ничуть не обиделась. И вполне искренне сказала:
— Спасибо. Очень вкусно.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул бывший муж. — После дня потрясений и голодухи. А теперь давай помогу тебе забраться на печку и отдыхай. Если не уснёшь, попозже ещё чай на обрыве попьём.
На обрыве? Ладно, это я в любом случае выясню. Сейчас надо узнать кое-что другое, вот только вспомнить бы. Я напрягла память и чуть не хлопнула себя по лбу: точно!
— Егор, а у вас здесь магазин есть?
— В том смысле, какой тебе нужен, нет, — отозвался бывший муж. — Но хорошо, что ты напомнила. Сейчас принесу.
И он вышел в сени, оставив меня один на один с проснувшимся любопытством.

Глава 9

Долго терзаться мне не пришлось. Вернувшийся Егор небрежно отдал мне белый пакетик-майку без логотипа и начал убирать со стола. Я же без промедления заглянула в пакет и обнаружила там упакованную зубную щётку, коробочку с нижним бельём размера S и даже пачку прокладок. То есть всё, о чём я вздыхала, кроме…
— Дезодорант, — подумала я вслух, и Егор отозвался:
— Зачем? Ты и без него хорошо пахнешь.
Я фыркнула. Интересно, это был странный комплимент и попытка оправдаться? Однако, памятуя о народной мудрости про дарёных коней, привередничать не стала. И когда Егор вернулся из кухни, чтобы смахнуть со стола крошки, я с самым серьёзным видом сказала:
— Спасибо.
— Пожалуйста, — легко принял благодарность бывший муж. Отложил тряпку и протянул мне руку: — Давай помогу на полати забраться.
Сделав самое независимое из всех возможных выражение лица, я самостоятельно поднялась с табурета и с оханьем вцепилась в столешницу. На ногу было категорически не встать.
— Ничего, потерпи до завтра. — Егор заботливо поддержал меня за талию. — Это настойка действовать начала.
— Она же лечить должна, а не наоборот, — проворчала я, с чужой помощью ковыляя к печке.
— Так она и лечит, — непонятно пояснил бывший муж. — Ну-ка, сейчас я тебя подсажу. Раз, два, три!
И я сама не поняла, как оказалась наверху.
«Какой же он всё-таки сильный, — мелькнула мысль. — Хотя внешне ни разу не качок».
— Ложись на тюфяк, укрывайся и отдыхай, — между тем велел Егор. — Уснёшь — ничего страшного, спи до утра.
«Не собираюсь я спать», — недовольно подумала я, с осторожностью укладываясь на тощем, накрытом каким-то мехом тюфяке, и широко зевнула. Укрыла ноги стёганым лоскутным одеялом, пообещала себе, что только прикрою глаза, и камнем ушла в непроглядный омут сна без сновидений.

***

Ах, какой же всё-таки кайф просыпаться оттого, что выспался, а не по звонку будильника или из-за шума от соседей или с улицы! Я сладко потянулась, открыла глаза и в первый момент не поняла, где нахожусь. Почему вокруг такой полумрак, а у меня над головой — деревянный потолок, да ещё так близко? Я ведь должна ехать в поезде, нет?
И тут воспоминания о вчерашнем дне буквально прорвали плотину, захлестнув меня с головой.
Станция Дальняя. Петелька. Бывший муж.
— Ох!
Я резко села и отдёрнула закрывавшую полати цветастую занавеску. Окинула взглядом комнату — пусто, только на столе лежит какая-то бумажка. Прислушалась — тихо. Хм.
«Надо спускаться», — решила я. По приставной деревянной лесенке аккуратно слезла на пол и лишь тогда вспомнила: нога!
«Неужели прошла?»
Я присела на узкую скамеечку у печки и без долгих раздумий размотала бинт. Щиколотка и впрямь выглядела здоровой, только чуть-чуть ныла, если крутить ступнёй.
— Смотри-ка, помогло, — удивлённо пробормотала я. Положила остатки повязки на скамейку и бодро прошлёпала босыми ногами к столу.
Лежавшая там бумажка оказалась запиской: «Блины в печке, сметана в подполе, вода для питья в кадке. Умывальник во дворе. Со двора ни ногой. Скоро вернусь. Егор».
— Командир! — фыркнула я. Впрочем, пока мне никуда уходить и не надо было. Так что я взяла из оставленного вчера на лавке пакета зубную щётку и направилась разыскивать, где здесь можно умыться.

Простецкий алюминиевый рукомойник был закреплён прямо на стене дровяного сарая. Рядом на полочке лежали мыло и зубная паста, а на крючке из гвоздя висело свежее вафельное полотенце. Так что я проведала находившуюся рядом будку туалета, привела себя в порядок и, довольно улыбнувшись яркому солнцу и синему небу, отправилась завтракать.

Из подпола, кроме крынки со сметаной, я самовольно достала кувшин молока, а потом, отставив терзания о фигуре, откровенно натрескалась ещё тёплых толстых блинов.
«И когда Егор успел их напечь, чтобы меня не разбудить? — думала я, намазывая на сложенный вчетверо блин густую, желтоватую сметану. — Но вообще интересно. Мы почти год жили вместе, а я и не знала, что он умеет так вкусно готовить».

Но если подумать, что я в принципе знала о нём? Что он не в ладах с родственниками, из-за чего даже не стал знакомить меня с родителями? Я тогда почувствовала себя задетой, и это стало первым тёмным облачком на лучезарном небосклоне наших отношений. Или что он не местный, хотя паспорт выдан в Ебурге? Но из какого города, как попал в «столицу Урала» я тоже не имела понятия.
И главное, совершенно об этом не задумывалась. Наши отношения начались со спасения девушки от обдолбавшегося придурка и плавно перетекли в крышесносный роман, закончившийся камерной, но весёлой свадьбой и медовым месяцем в Тае. Потом мы въехали в Егорову квартиру и прожили почти безоблачные девять месяцев.

А потом я уехала в трёхдневную командировку и по возвращении обнаружила, что из вещей мужа в квартире осталось только заявление на развод. И следующие полгода ломала бессонными ночами голову: почему? Что я сделала? И знала ли вообще человека, за которого без оглядки вышла замуж?

Вздохнув, я откусила от блина и принялась меланхолично жевать. Вопросы, вопросы, ответы на которые мне не помог найти даже психолог. Зато он частично вытащил меня из эмоциональной ямы, а там я встретила Лекса и исцелилась окончательно.
По крайней мере, до вчерашнего дня я была в этом уверена.
— Всё, хватит.
Я из необходимости доела сделавшийся абсолютно безвкусным блин, запила его молоком и только собралась убирать со стола, как с улицы донёсся звонкий девчоночий голос:
— Тёть-Кир! Тёть-Кир, вы дома? Выйдите, пожалуйста!

Глава 10

— Привет, — сказала я, выйдя на крыльцо. — Не свалишься?
— Не-а, — откликнулась выглядывавшая из-за забора Анчутка. И нелогично спросила: — Впустите меня?
Я посмотрела на приоткрытую калитку, собралась было сказать: «Да, заходи», — но что-то меня остановило. Некстати вспомнились чёрные рожки в волосах — конечно, мне почудилось, и всё же…
— Что ты хотела? Егора нет дома.
Анчутка наморщила вздёрнутый носик.
— Я знаю. Тёть-Кир, можно я войду? И всё-всё вам расскажу.
Я открыла рот, ещё не зная, как буду отвечать, и вдруг позади меня раздался голос:
— Нельзя. Хочешь рассказывать, говори так.
Быстро обернувшись, я увидела бывшего мужа, выходившего из-за угла дальнего сарайчика. Интересно, когда он вернулся? И почему не зашёл в дом?
— Вредный вы, дядь-Егор, — насупилась девчонка. — А меня, между прочим, тёть-Жера к вам послала. Сказать, что пирожки готовы.
— Готовы, и ладно, — кивнул приблизившийся ко мне Егор. — Сейчас схожу. Ещё что-то?
— Не-а.
— Тогда занимайся своими делами.
Анчутка скорчила ему рожицу и исчезла за забором. А я, нахмурившись, высказала:
— Егор, ты почему так с ней разговариваешь? Что тебе ребёнок сделал?
— Мне — ничего, — без намёка на раскаяние ответил бывший муж. — И не сделает, как бы ни хотела. А вот тебе вполне может устроить подлянку, как со смартфоном.
Что за бред?
— У тебя паранойя! — фыркнула я. — Но раз уж ты заговорил о телефонах: когда я смогу позвонить?
Егор равнодушно пожал плечами.
— Сейчас схожу за пирожками и буду смотреть, что можно придумать. Хотя и не понимаю, с кем и зачем ты так рвёшься пообщаться.
Ну что, сказать ему?
— С женихом. — Я высокомерно приподняла подбородок. — Потому что если ты думаешь, будто я собираюсь целый месяц торчать в вашей дыре, то нет. Лекс за мной приедет и заберёт отсюда.
Взгляд Егора недобро блеснул звериной зеленью, а в усмешке мне так явственно увиделся оскал, что захотелось попятиться.
— Приедет и заберёт? Ну-ну.
С колотящимся, как у зайца, сердцем я ждала продолжения, однако его не последовало. Ничего больше не говоря, бывший муж обогнул меня и направился к калитке. Лишь на пороге остановился, властно распорядился:
— Со двора никуда, во двор никого не впускать, ясно? — и ушёл.
— Ты мной не командуй, понял? — крикнула я с запозданием. Поискала глазами, что бы такого пнуть, не нашла и вернулась в дом, сердито хлопнув дверью.

***

Ну как так-то? Как так?
Покружив по комнате, я опустилась на лавку и сжала виски кончиками пальцев.
Я ведь не собиралась ругаться. И говорить про Лекса тоже. И вообще, думала поблагодарить — за лечение, за блины. Тайны тайнами, старые обиды старыми обидами, но если объективно, Егор меня реально выручил.
Почему же я, как только его вижу, завожусь с полуоборота? Причём ладно вчера — вчерашний день в принципе был одним сплошным стрессом. Но сегодня-то что мешало держать себя в руках? Ведь когда мы были женаты, ссорились не больше, чем другие пары.
Он тоже изменился, возразил внутренний голос. Эти его запреты, странное предубеждение к Анчутке, это выражение лица, от которого до сих пор мурашки по спине. Год назад Егор был совсем другим.
Что же случилось? Что толкнуло его на развод и переезд в такую откровенную глушь, да ещё и за тысячу километров от Екатеринбурга?
Я почувствовала боль и выпустила закушенную губу. Потрогала кончиком языка накусанное место, со вздохом поднялась на ноги. Нужно походить, охладить голову. Мне здесь надо прожить какую-то пару-тройку дней, и лучше это сделать без скандалов.
С этой взрослой мыслью я вышла в полутёмные сени. Чувство противоречия так и подзуживало плюнуть на запреты и пойти гулять по деревне, однако я ему не поддалась. Разминусь ещё с Егором и только время потеряю. А так он скоро вернётся — не три же часа за пирожками ходить? — починит телефон, и я наконец-то смогу позвонить. А пока осмотрюсь в Егоровых «владениях».

***

Выйдя на крыльцо, я скользнула глазами по уже знакомому двору — пусто. Подошла к калитке, выглянула на улицу: не видно ли Егора на горизонте? Но и здесь меня ничем не порадовали. Так что пришлось закрыть калитку и отправиться обходить участок по периметру.

За гаражом ничего интересного не обнаружилось — одни лопухи да какие-то ржавые железки. Но вот стоило мне завернуть за угол дома, как от открывшегося вида просто захватило дух.

Покатый с одной стороны, с другой холм круто обрывался, и внизу, по бархатно-зелёному холсту вилась серебристая лента реки. Плакучие ивы полоскали в её водах длинные косы, а вверх по широкому холму взбегали тонконогие берёзки. У макушки их встречали ели, одетые в строгие сарафаны, и дальше, насколько хватало глаз, тянулся тёмный лес, от которого даже на расстоянии веяло прохладой. А над всем этим привольно раскинулось небо с кипами белоснежных облаков самых причудливых форм.
Сделав несколько шагов, я машинально положила ладонь на ствол высокой старой рябины, росшей почти на краю обрыва. Вот бы раскинуть руки и, как в детстве, побежать с холма, воображая себя не то птицей, не то набирающим разгон самолётом.
— Вот ты где. А я уж думал…
Выдернутая из щемящих воспоминаний, я резко повернулась к Егору, и он так и не закончил фразу. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, пока я наконец не нарушила повисшую паузу.
— Я хотела тебя поблагодарить. Твоя настойка… в общем, нога и вправду как новенькая. И завтрак был вкусный. Спасибо.
Бывший муж кривовато улыбнулся в ответ.
— Да не за что. А я, — он почти незаметно запнулся, — хотел извиниться. Ты многого не знаешь, поэтому глупо требовать от тебя… чего бы то ни было.
— Как обтекаемо, — не удержалась я от хмыканья. И предложила: — Может, в таком случае проведёшь для меня ликбез?
Егор неопределённо повёл рукой.
— Да я уже провёл. К другим во дворы без разрешения не соваться, к себе заходить никому не разрешать. Лучше, если ты вообще не будешь гулять в одиночку. — Он бросил взгляд на лес и реку. — А, и ещё. Не ходи на тот берег. Это прям очень строго, хоть злись, хоть нет. Но там тебе делать нечего.
Мною вновь овладело желание возмутиться: что за дурацкие правила без малейшего рационального объяснения? Но к своей чести я совладала с порывом и сдержанно заметила:
— Я тебя услышала. А теперь давай ты всё-таки займёшься связью.
У Егора вырвался невесёлый вздох.
— Займусь, займусь. Хотя по большому счёту, это бесполезная затея.
— Почему? — нахмурилась я. — Ты же говорил, мне можно будет позвонить на сотовый.
— Можно, — подтвердил бывший муж. — Дело не в этом.
— А в чём? — Что у него за манера появилась: играть в загадки?
— Увидишь, — словно подслушав, уклончиво ответил Егор. И прежде чем я успела высказать что-нибудь, о чём бы снова пожалела, добавил:
— Ладно, идём смотреть, что там с телефоном. Раньше починю, раньше успокоишься.
И только из-за его решения наконец заняться делом, я двинулась следом молча.

Глава 11

«Телехвонным аппаратом» оказался обычный деревенский таксофон, подвешенный на столб в самом углу двора, за туалетной будкой и запертым на висячий замок сарайчиком. Его синий козырёк успел порядком выгореть, но сам телефон поблёскивал, как новый. Однако пользоваться им было невозможно, о чём явственно говорил болтавшийся на столбе оборванный провод. Другая его часть свисала из-под крыши сарайчика.
Егор с прищуром оценил фронта работ, устало покачал головой:
— Вот же заняться нечем, — и сказал мне: — Подожди, сейчас инструмент принесу.
«Опять ждать», — мысленно скривилась я. Однако послушно присела на чурбачок у стены сарая и в духе роденовского мыслителя подпёрла щёку кулаком. Итак, пока бывший муж чинит связь, надо обдумать, что я буду говорить Лексу. Про временную петлю он мне точно не поверит — слишком уж фантастически. Но как тогда объяснить, почему я внезапно оказалась за сотни километров от города без денег, документов и смартфона? М-да, задачка.
И пока вернувшийся со стремянкой и деревянным ящичком Егор аккуратно скручивал провода и заматывал их синей изолентой, я ломала голову над предстоящим разговором. Вот не придумывалось мне правдоподобное объяснение, хоть расшибись.
«Может, Лекс просто поверит, что я в беде? И, не задавая вопросов, примчится спасать?»
Ох, как бы я была этому рада! Но отчего-то в такой поступок жениха верилось с трудом. Егор — тут я бросила на бывшего мужа косой взгляд — ещё мог бы так поступить. А вот чтобы Лекс…
Тем временем Егор слез со стремянки и унёс её в сарайчик. Затем оттуда раздались звуки, словно кто-то заводил мотоцикл, сменившиеся ровным тарахтением.
— Генератор, — пояснил вышедший из сарайчика Егор в ответ на мой непонимающий взгляд. — Ради одного телефона к нам линию тянуть не стали.
«А почему бы её не протянуть ради всей деревни?» — задалась я логичным вопросом. Однако не озвучила, потому что Егор снял трубку, проверяя, есть ли гудок.
— Ну что? — Я не без волнения поднялась с чурбачка, машинально отряхивая шорты. — Заработало?
— Можно подумать, у него были варианты. — Бывшего мужа как будто уязвило моё сомнение. — На, общайся.
Я подошла, взяла трубку и уже занесла палец над кнопками, как вдруг засомневалась.
— А точно получится бесплатно позвонить?
— Точно, — успокоил Егор. — Мне раньше пару раз приходилось с городом связываться — никаких проблем.
— Хорошо. — Однако набирать номер я по-прежнему не спешила. — Слушай, а почему таксофон у тебя во дворе стоит? Разве его не должны были повесить где-то на улице, в центре, чтобы у всех был доступ?
— У меня он висит, потому что больше никто не согласился, — терпеливо объяснил Егор. — Да здесь, как видишь, — он указал на замотанный кабель, — ему не очень-то рады. А на улице от него вообще на следующее утро остались бы «рожки да ножки», как от того козлика.
— Да? — удивилась я. — Почему? И кто ему здесь не рад — ты, что ли?
А вот об этом бывший муж рассказывать уже не захотел.
— Не я, — грубовато ответил он. И перевёл разговор: — Ты звонить-то собираешься? А то сначала чуть ли не нож к горлу приставляла, а сейчас время тянешь.
— И ничего я не тяну, — огрызнулась я, внутренне сжимаясь. Всё-таки мало кто умел распознавать людей так же, как Егор. — Уже звоню.
И принялась громко выстукивать по кнопкам номер Лекса.

Телефон выдержал МХАТовскую паузу, однако всё же ответил долгим гудком. Одним, вторым, третьим.
«Неужели не возьмёт трубку?» — я нервно переминалась с ноги на ногу, кусая губы. Ну давай, Лекс, отвечай! Мне очень надо!
— Слушаю?
Я обрадованно выдохнула, наконец услышав в динамике родной голос. И зачастила:
— Привет, это Кира, узнал? У меня смарт разбился, поэтому номер незнакомый. Лекс, слушай, мне очень-очень нужна твоя помощь! Понимаешь, тут получилось, что я сейчас в… — Блин, надо было уточнить у Егора адрес! — деревне Дальней и…
Лекс со значением кашлянул, и я замолчала на полуслове.
— Браво нейросетям, — спокойно сообщил мне жених. — Голос, манера говорить просто один в один. Но есть нюанс. Кира сейчас рядом со мной, а значит, никак не может быть в какой-то «деревне Дальней».
— Нет, погоди… — забормотала я. И вдруг услышала на фоне собственный голос: «Лекс, кто там?»
— Спамеры, — хладнокровно отозвался собеседник.
Понимая, что он сейчас сделает, я закричала:
— Стой! Не клади…
Но увы. Ответом мне стали уже гудки.
— Нет, Лекс!
Я принялась набирать номер заново, но чем дальше, тем медленнее становились мои движения. А когда же осталось нажать только на кнопку вызова, я вообще уронила руку.
Как мне доказать, что это не мошенничество, а настоящая просьба о помощи? И я, кажется, вспомнила тот момент со звонком. Лекс решил устроить нам праздник и на весь уик-энд снял номер для молодожёнов в одном из самых дорогих отелей. Я как раз вышла из душа, когда ему звонили «спамеры» и потом ещё что-то шутила про любовницу. Даже не подозревая, как всё обстоит на самом деле.
Я медленно повесила трубку на рычаг. Оперлась о край козырька и прижалась лбом к сгибу руки. До отъезда в Сочи Лекс оставался в городе — это я знала совершенно точно. Выходит, мне не на что надеяться?
— Я же говорил, Кир. — Егор, о котором я успела позабыть, утешающе коснулся моего плеча. — Против Матрёниной пряжи не попрёшь: раз суждено тебе прожить здесь месяц, значит, никуда не денешься.
Я с усталой злостью тряхнула плечом: спасибо за поддержку, блин.
— Не сердись. — Бывший муж понятливо убрал ладонь. — Пойдём лучше пирожками перекусим — Жерана сегодня расстаралась как никогда.
Я оттолкнулась от кабинки и с тоской посмотрела на блестящие кнопки телефона.
— Ладно, идём.
Что ещё оставалось?

Глава 12

Пирожки были вкусными, со сливовым повидлом. Самое то, чтобы заедать неудачу.
— Может, самовар поставить? — предложил Егор. — Или брусничной водой обойдёмся?
— Давай воду, — махнула я рукой, жуя пирожок.
Бывший муж спустился в подпол и поднял оттуда глиняный кувшин. Разлил его содержимое по кружкам, и я на пробу отхлебнула напиток.
— Вкусно, вкусно, — подбодрил меня Егор, усаживаясь напротив. — Тебя, кстати, Матрёна просила сегодня в гости заглянуть.
— Зачем? — хмуро поинтересовалась я, всё ещё обиженная на весь мир в целом и на старуху за вчерашний отказ в частности.
Бывший муж пожал плечами.
— Сходишь — узнаешь.
Я отвернулась к окну и мрачно уставилась во двор. Не хотелось мне никуда идти и что-то узнавать тоже.
Без труда разгадав эти настроения, Егор вздохнул, но, к счастью, не стал как-то их обсуждать. Только сказал:
— Ты ешь, ешь, — и я уныло взяла с блюда новый пирожок.
Повертела его в руке и, чтобы отвлечься, через силу спросила:
— Что за имя такое странное: Жерана?
— Имя как имя, — отозвался Егор. — Просто старинное.
Я надкусила пирожок.
— И за что она тебя едой одаривает? Хлеб вчерашний ведь тоже от неё?
— Да, — без намёка на смущение подтвердил Егор. — Здесь так принято: если много, поделился, если попросили, помог. Я с утра Жеране дров наколол и воды принёс, она меня пирожками угостила.
— Работаешь за еду? — хмыкнула я, и бывший муж отмахнулся:
— Это не работа.
Разговор увял. Я дожевала третий пирожок, запила брусничной водой и задумалась. Точнее погрузилась в воспоминания о прошлом месяце: точно ли тогда с Лексом не происходило ничего странного? Может, я всё-таки смогла ещё раз до него дозвониться и убедить? А от меня-из-прошлого он это просто скрыл.
— Кир.
Я раздражённо посмотрела на бывшего мужа и получила непрошеный и ненужный совет:
— Смирись.
— Сама разберусь, — огрызнулась я. Вытерла руки лежавшим на столе вышитым полотенцем и поднялась со стула.
— Далеко? — Егор не без подозрения смотрел на меня снизу вверх.
— К Матрёне, — ответила я. — Сам ведь сказал, что меня ждут.
Бывший муж тоже встал из-за стола.
— Хорошо, я тебя провожу.
И хотя меня так и подмывало гордо отказаться, я смолчала. Ходить по деревне в одиночку отчего-то желания не было.

Матрёна встретила нас, как дорогих гостей. Сразу открыла калитку, будто знала, что мы идём. А когда крупный чёрный петух, возомнившего себя сторожем, угрожающе двинулся на нас, сердито топнула на него:
— Кыш, ирод!
Однако после вежливого обмена мнениями о погоде, Егора отправили прочь со словами:
— Ты, Егорий, ступай, за девочку не волнуйся. Мы тут о своём, о бабьем потолкуем, а после я её до дома провожу.
— Ладно, — Егор явно был вынужден согласиться. — Кир, я буду дома.
И я осталась наедине с Матрёной.

***

— Ты проходь, проходь, не стесняйся, — радушно пригласила меня в дом старуха. — Разувайся в сенцах, да идём, покажу тебе кой-что.
Я послушно оставила обувь у порога и вслед за хозяйкой вошла в общую комнату. И словно попала в музей: печь с изразцами, вышитые причудливыми узорами покрывала на широких лавках, расписная глиняная посуда. У окна — резная прялка, на столе — пузатый, сверкающий самовар, на полу — разноцветные домотканые половички.
— В светёлку подымайся, — не дала мне долго осматриваться Матрёна. И по крутой, поскрипывающей лестнице мы поднялись в мансарду.

Здесь и впрямь было светло из-за большого окна с застеклённым переплётом. А ещё пусто — только голый пол и большие плетёные корзины-коробки. «Разместить меня негде, ну-ну», — плеснула в душе обида. А не подозревавшая о ней Матрёна открыла один из коробов и поманила к себе.
— Ну-ка, глянь. Мож, понравится что.
Подойдя, я с проснувшимся любопытством заглянула внутрь короба и увидела аккуратно сложенную одежду — сплошь белую, но красиво расшитую цветными нитями.
— Э-э, спасибо, — я честно не знала, как реагировать. — Но мне не нужно, правда.
— Нужно, — безапелляционно ответила Матрёна. — А то ходишь, как ни пойми кто.
Она осуждающе посмотрела на мои шорты и топик и постановила:
— Вы там у себя в городе совсем разумение о красоте потеряли.
От резкого ответа меня удержало только уважение к возрасту собеседницы. А Матрёна достала из короба верхнюю вещь, развернула, и передо мной оказалась длинная рубашка, расшитая по подолу, воротнику и рукавам чёрными и красными геометрическими узорами.
— Присматривайся. — И Матрёна, небрежно бросив одежду на соседний короб, достала следующую рубаху.

Поначалу я не столько выбирала, сколько из вежливости делала вид, что выбираю. Но постепенно увлеклась — особенно когда хозяйка, что-то бормоча под нос, вытащила из другого короба большое зеркало. Теперь я могла видеть себя, пусть и не в полный рост. И хотя не особенно любила наряжаться, сейчас с интересом примеряла рубашку за рубашкой.
Пока наконец не надела её — из тонкой, приятной к телу ткани и с чисто-красной вышивкой. Я так и не поняла, что было в основе узора — цветы или сильно стилизованные фигурки женщин, — но выглядел он симпатично.
— Славно, — одобрила выбор Матрёна, между делом увязывая мои шорты и маечку в аккуратный узелок. Затем вручила мне широкий, густо расшитый алыми и чёрными нитями пояс, и когда я его повязала, указала на ближайший короб:
— Теперича присядь, с твоими волосами разберёмся. Не след девице простоволосой ходить — мало ли кто что подумает.
Я мысленно закатила глаза, однако вновь решила не спорить — всё-таки в гостях. Посмеиваясь: «Прямо как в детском садике», — уселась, куда было сказано, и Матрёна, извлёкши из запасов крупный костяной гребень, принялась расчёсывать мои волосы. Чесала долго — я едва не заснула в процессе, — а закончив, заплела мне косу и завязала её красной шёлковой лентой. «Ну вот, осталось только лапти обуть, и можно на съёмки какого-нибудь "Аленького цветочка", — усмехнулась я, разглядывая себя в зеркале. — Или в ансамбль русской народной песни».
Однако у Матрёны было другое мнение.
— Хороша! — постановила она. — Егорий залюбуется.
Всё-таки в светёлке было жарко — как-никак она находилась под самой крышей. Иначе почему бы к моим щекам и ушам так прилила кровь?
— Спасибо, — голос прозвучал неестественно громко. — Я правда не ожидала.
Но старуха лишь махнула на мои благодарности рукой и доброжелательно сказала:
— Ладно, давай-ка спускаться да чай пить. Самовар давно готов.

Глава 13

От Матрёны я выходила с тихой радостью, что в новой одежде сложнее разглядеть мою округлившуюся от злоупотребления ватрушками и чаем фигуру. Впрочем, хлебосольная хозяйка наделила меня целой корзинкой печёного, но тут я надеялась на посильную помощь Егора.
«Нет, надо отсюда выбираться. Иначе через месяц я попросту не влезу в вагон».
— А вот тута Никифор с Чернавкой живут, — тем временем рассказывала шагавшая рядом со мной Матрёна. Как и было уговорено, она пошла меня провожать. — Ты от них подальше держись — любят они шутки над людьми шутить.
Я посмотрела на покосившийся домишко, куда ещё вчера стучалась, чтобы попроситься на постой. Всё-таки хорошо, что не сложилось — мне только чужих шуток сейчас не хватало.
— А там Жерана живёт, — ткнула Матрёна пальцем в дом на другой стороне улицы. — Она у нас хлеб печёт, да такой, что царям не зазорно откушать.
— Да, я пробовала, — откликнулась я, вспоминая сегодняшние пирожки.
Старуха кивнула и махнула в сторону следующей избы, прятавшейся под сенью раскидистых фруктовых деревьев.
— Вон то — Иванкин дом. Ты у неё яблоки покупала.
При воспоминании о сочной, хрусткой сладости у меня во рту стало полноводно, и неважно, что в желудке для новой еды места откровенно не было.
— Тебя ж Егорий остерегал, чтоб ты без спроса к чужим во двор не заходила? — между тем уточнила Матрёна.
Отчего-то мне сделалось неприятно от её вопроса.
— Угу.
— А чтоб через мост не ходила?
Это ещё что за новое ограничение?
— Нет. Только про лес.
— Одно и то же, — махнула рукой старуха. — Значит, обо всём остерёг. Молодец.
— Матрёна Ильинична, — неожиданно для себя решилась я. — А можно мне как-то пораньше отсюда уехать? Не ждать целый месяц?
Старуха остановилась, и я, по инерции сделав несколько шагов, тоже затормозила.
— Нельзя. — Синий взгляд Матрёны был тяжел, как обломок небесного свода. — Не ходи против судьбы, девочка. Её ни конём не объехать, ни на чужие плечи не переложить.
Я прикусила губу.
— Матрёна Ильинична, скажите, а вы кто?
Старуха почти незаметно усмехнулась, и на миг почудилось, будто сквозь её морщинистое лицо проглянул иной лик.
— Совсем вы в городах понятие потеряли, — почти дословно повторила она недавнюю фразу. — Но коли так, рассказывать смысла нет. Узнаешь сама, когда готова будешь.
Моё сердце станцевало нервную чечётку.
— Готова к чему?
Матрёнины глаза вдруг сделались ультрамариново синими.
— К правде.
И возвращая себе прежний старушечий облик, она легонько подтолкнула меня вперёд:
— Идём, идём. Егорий, небось, уже места себе не находит.
— Ну да, конечно, — пробормотала я. Однако послушалась, и мы продолжили взбираться по холму к дому Егора.

***

На мою смену имиджа бывший муж с интересом приподнял бровь, но комментировать не стал. Сдержанно поблагодарил Матрёну за гостинцы, и когда она отправилась восвояси, заметил мне:
— Полагаю, обедать ты не хочешь.
— Не хочу, — подтвердила я. И полюбопытствовала: — Слушай, у вас всегда гостей так угощают?
— Нет, только таких худышек, как ты, — без улыбки ответил Егор. — Сначала откармливают, а потом на лопату и в печь.
— Очень смешно, — фыркнула я. И вдруг зевнула — с расслабляющим эффектом горы ватрушек и самовара чая не смогла справиться даже прогулка с одного края деревни на другой.
Егор тихонько, будто сам себе, усмехнулся и сказал:
— Идём за дом. Я там кое-что для тебя приготовил.

«Кое-чем» оказался парусиновый гамак, одним концом зацепленный за стену, а другим — за старую, узловатую рябину. Солнце уже повернуло так, что здесь лежала приятная тень, а от вида с обрыва на реку и лес по-прежнему захватывало дух.
— А он точно не оборвётся? — с опаской спросила я, осторожно трогая тёмные от времени верёвки. Вместо уверений, Егор просто улёгся в гамак и, закинув руки за голову, многозначительно посмотрел на меня.
— Ладно, ладно, — пробурчала я. — Намёк понят.
Но когда бывший муж освободил место, забралась в гамак всё-таки не без опаски.
— Принести тебе плед? — предложил Егор. — Может, поспишь.
— Угу, чтобы потом ночью в потолок пялиться, — из вредности возразила я. Снова зевнула и нелогично закончила: — Принеси, пожалуйста.
Бывший муж ушёл, а я устроилась поудобнее и прикрыла глаза. Нет, спать, конечно, не стоило, но просто поваляться и подумать — почему нет? Вот только мысли сделались какими-то ленивыми и всё норовили уплыть куда-то далеко-далеко. Зевнув в третий раз, я повернулась набок, подтянула колени к груди, и тут на меня облаком опустился шерстяной, пахнущий солнцем плед.
— Спасибо, — сонно пробормотала я, и Егор отозвался: — Не за что.
Невесомое, словно приснившееся, прикосновение к волосам. Тихие, удаляющиеся шаги. Я улыбнулась сквозь сон, и гамак лёгкой лодчонкой соскользнул в золотистые воды дрёмы.

***

Я проснулась на закате — проголодавшейся, полной сил и осенённой новой идеей, как убедить Лекса, что говорю правду. И так как последнее, несомненно, было самым важным, я выбралась из гамака и заторопилась к таксофону.
«Расскажу, как мы познакомились. Как он предложил меня подвезти, потому что дождь, и я его послала. А потом неудачно прыгнула через лужу и села прямо в воду. Об этом никто, кроме нас, не знает — позорище ведь. Лекс должен будет поверить».
Вновь и вновь прокручивая в голове эту идею, я обогнула сарайчик с генератором и наконец увидела синий козырёк таксофона. Прибавила шаг почти до бега и внезапно замерла, как на стену налетела.
Ещё утром исправный аппарат сейчас зиял дырами на месте выдранных с корнем кнопок, а болтавшуюся на шнуре телефонную трубку с сосредоточенным видом раскручивало какое-то странное существо. Размером с небольшую собаку, покрытое тёмно-серой шерстью, но несомненно похожее на человека — как минимум ловкими длинными пальцами.
— Ой! — пискнула я, и существо, дёрнувшись, резко развернулось. Я встретилась взглядом с чёрными блестящими глазами-бусинками на бородатой, явно мужской физиономии, и в следующий миг разрушитель телефонов что есть духу припустил к дому.
— А ну, стой!
Забыв об осторожности, я бросилась следом, пылая желанием справедливой мести за разломанную надежду всё-таки выбраться отсюда.

Глава 14

Существо влетело в сени, причём не отстававшая от него я чуть не получила дверью по лбу. И едва успела разглядеть, как серый комок проскочил в комнату.
— Ах ты!..
Ворвавшись следом, я заметила вредителя возле печи и прыжком, достойным гепарда, бросилась туда. По пути цапнула ухват и, когда существо попыталось ускользнуть за стоявшие в кухоньке лари, с неожиданной для себя ловкостью прижала его чугунными «рожками» к стене. Торжествующе выпалила:
— Ага! Попался! — и тут за спиной в унисон раздалось:
— Что здесь происходит?
Егор! Как всегда…
Я не успела додумать «вовремя» или «не вовремя». Пойманное существо вдруг уменьшилось в размерах, выскользнуло из захвата и, проскочив мимо меня, буквально взлетело Егору на руки.
А затем неожиданно забасило на чистейшем русском языке:
— Ты каво в дом привёл, Егорий?! Я ей по твоей просьбе и блинцы, и сметанку, а она? С ухватом кидается!
«Ах, зараза! — Удивление от того, что существо владеет речью, было напрочь перебито справедливым возмущением. — Ещё и стрелки переводит!»
А тут ещё и бывший муж вопросительно приподнял брови:
— Кира? — отчего я вспылила окончательно.
— Что Кира? Эта… этот… таксофон разломал! Насмерть!
Егор перевёл взгляд на существо:
— Кузьма? Серьёзно?
— А чего такого? — вредитель и не думал оправдываться. — Развели тута бесовские штуки! Надо мной все суседи потешаются, что этакая срамота во дворе стоит!
Егор издал звук, будто пытался сдержать смешок.
— Про «бесовские штуки», это ты сильно выразился. Опять книжки про нечистую силу читал?
— Ну читал, — насупилось существо по имени Кузьма. — Интересно же, чего люди об нас пишут. — Потом сердито зыркнуло на меня и отчеканило: — А этой я больше вкусненькое готовить не буду, и не проси! Ишь! С ухватом!
— Так за дело же, — возразил Егор. — Я, кстати, с тобой давно хотел насчёт телефона поговорить.
— Неча тут разговаривать, — отрезал Кузьма. — Не нашеская енто вещь. И во дворе ей делать неча.
С этими словами он вывернулся из Егоровых рук и прямо в воздухе исчез с негромким хлопком. Я ошарашенно заморгала — всё чудесатее и чудесатее! — однако сразу же взяла себя в руки и насела на бывшего мужа.
— Егор, что… кто это? Это он провода у таксофона обрывал? И при чём здесь блины со сметаной?
— Ты разве не догадалась? — искренне удивился Егор. — Кузьма — домовой. Блины он пёк, чтобы показать тебе своё расположение. А телефон… — Бывший муж повёл плечами. — Ну, не любят здесь достижения цивилизации. Что поделать.
Из всего ответа я зацепилась лишь за одно слово. И сначала безапелляционно заявила:
— Домовых не бывает, — а затем спохватилась: минуточку, тогда кого же я буквально минуту назад ловила ухватом?
— Ишь, «не бывает»! — возмутился невидимый Кузьма.
Егор же, в свою очередь, вздохнул:
— Здесь всё бывает, — и мне вновь припомнились рожки Анчутки.
— Бред, — пробормотала я и с силой провела пальцами от переносицы к вискам.
— Ничего, — посочувствовал бывший муж. — Скоро освоишься.
За что получил от меня кинжально-недобрый взгляд: «Ага, освоюсь. Особенно если мне никто ничего не рассказывает».
— Таксофон совсем насмерть? — Угадал мои мысли Егор или нет, но разговор предпочёл перевести.
— Иди сам посмотри, — буркнула я.
Бывший муж покладисто кивнул и вышел из комнаты. Я же несколько секунд смотрела на тихо закрывшуюся дверь, а затем поставила ухват на место и двинулась следом, стараясь, чтобы это не было похоже на бегство.
Сейчас, когда адреналиновый запал начал сходить на нет, оставаться наедине с невидимкой домовым мне откровенно не хотелось.

— М-да.
В догоравшем свете дня таксофон выглядел ещё печальнее. И, судя по лицу изучавшего раскуроченный аппарат Егора, ремонту не подлежал.
И всё равно я с отчаянной надеждой спросила:
— Починишь?
Егор поднял с земли вырванную кнопку, повертел в пальцах и, обернувшись ко мне, с тенью виноватости сказал:
— Не получится, Кир. Кузьма хорошо постарался.
Я беспомощно обхватила себя руками. «Судьбу конём не объедешь», — всплыли в памяти Матрёнины слова.
Значит, всё-таки сдаться? Смириться?
На моё плечо утешающе легла тёплая ладонь.
— Идём ужинать, — предложил Егор, и я через силу фыркнула:
— Ты как моя бабушка была. Тоже всегда считала, что любую беду можно поправить едой.
— Поправить, может, и нельзя, — спокойно ответил бывший муж, — но сбавить уровень трагизма — однозначно.
Я с подозрением покосилась на него: уж не намёк ли, что на пустом месте строю из себя «драма квин»? И из чистого упрямства отказалась:
— Спасибо, но после Матрёниных ватрушек до сих пор есть не хочется.
— Как знаешь, — не стал спорить Егор. — Пойдём тогда, за компанию посидишь.
Я сердито дёрнула плечом, наконец сообразив, что до сих пор не стряхнула его руку.
— Лучше свежим воздухом ещё подышу.
— Кир, — в голосе Егора зазвучали проникновенные, бархатные обертоны. — Не бойся. Здесь, в деревне, никто тебя не обидит. Подшутить разве что могут, но тут уж надо просто быть начеку.
Повернувшись, я вперила в него хмурый взгляд.
— Как мне быть начеку, если ты ни о чём нормально не рассказываешь? Что у вас вообще за деревня такая, раз в ней живут домовые и черти?
Последним словом я рассчитывала застать бывшего мужа врасплох, но он и бровью не повёл.
— Анчутка здесь не живёт. Она так, погостить приехала. Кир, идём в дом. Темнеет, холодает.
«Такое ощущение, будто специально хочет увести меня с улицы», — толкнула изнутри интуиция. Я с подозрением сузила глаза, однако на лице Егора была написана исключительно забота обо мне.
И всё-таки, если бы под рубашку и впрямь не забиралась ночная прохлада, а обутые в шлёпанцы ноги не откровенно мёрзли, я бы никуда не ушла.
— Ладно. В дом, так в дом.

Глава 15

А в комнате уже горела большая, важно надутая керосинка и ждал накрытый стол. Парил чугунок, до верху полный варёной картошки, поблёскивали капельками воды перья лука и веточки укропа, таяли тонко, до прозрачности, нарезанные ломтики сала. И, конечно же, одуряюще вкусно пах пышный, ноздреватый хлеб.
— Извиняется, — вполголоса пояснил мне Егор. И уже обычным тоном спросил: — Точно не будешь ужинать?
Мой желудок, от такого аппетитного изобилия позабывший все пирожки и ватрушки вместе взятые, одобрительно заурчал. И я, вторя ему, вынужденно согласилась:
— Буду.

Вкусно было — языком подавиться. Так что весь ужин мы с Егором были сосредоточены на содержимом тарелок, и лишь разливая по кружкам квас, бывший муж заговорил на несвязанную с едой тему.
— Кир, ты не сердись на Кузьму. Даже если бы телефон остался цел, у тебя бы ничего не вышло.
— Потому что судьба? — скривилась я, и Егор серьёзно кивнул:
— Именно.
Я отвернулась и вперила хмурый взгляд в глухую стену. В точности такую, в какую фигурально упёрлась сама с попытками выбраться отсюда.
— Почему тут нет окна? Был бы отличный вид на обрыв.
Не то чтобы меня и впрямь это интересовало, просто хотелось поговорить о чём-то другом. Однако теперь уже Егор отказался продолжать застольную беседу.
— Так построили, — коротко ответил он и приложился к кружке с квасом.
Я тоже отхлебнула из своей и подняла на сотрапезника тяжёлый взгляд.
— Егор. Расскажи, какая ещё нечисть живёт у вас в деревне? — Ведь предупреждённый, как известно, вооружён.
— Кир, ну какая разница? — По обыкновению, бывший муж решил уйти от прямого ответа. — Поверь, тебе эта информация только нервы попортит. Причём на ровном месте.
Я раздула ноздри, но интонации всё же сохранила спокойные.
— Разница есть. Я хочу знать, к чему быть готовой.
— Хорошо, узнаешь. — Бывший муж скрестил руки на груди. — Дальше что?
— Я буду понимать, как себя вести.
— Ты уже в курсе. Во дворы без разрешения не заходить, к себе никого не впускать…
— Егор!
— Кир, серьёзно. Просто будь настороже да в принципе держись от местных подальше. И проживёшь этот месяц тихо-мирно.
Я упрямо выдвинула челюсть.
— Не пойму, от тебя убудет, если ответишь нормально?
Бывший муж промолчал, и, судя по его наглухо закрытому лицу, обсуждать это больше не собирался. Точно так же, как год назад отказался обсуждать своё внезапное решение о разводе.
— Ну и…
Я удержала готовый сорваться с языка некуртуазный посыл. Резко встала из-за стола, едва не перевернув кружку, выплюнула:
— Спасибо за ужин, — и, каждым своим движением показывая крайнее раздражение, залезла на печку. Задёрнула занавеску, улеглась и отвернулась к стене, с головой накрывшись одеялом.

Итак, я попала не только во временную петлю, но и в деревню, где живут фантастические существа вроде чертей и домовых. Совершенно невероятная история, в которую не поверит никто и никогда. И я бы себе не верила, если бы не электронное табло на вокзале, рожки Анчутки и Кузьма.
— Бред, бред, полный бред.
Но сколько ни бормочи в подушку, сколько ни отрицай реальность, её этим не изменишь.
«Как теперь одной дома оставаться? Вдруг Кузьма захочет отомстить за ухват? Домовой же вроде и задушить может».
Я беспокойно заворочалась: вот же подумалось, блин. Не усну ведь после такого. Хотя Егор и сказал, что меня в деревне не обидят, но всё равно…
Егор. В душе вновь поднялась притихшая было злость на бывшего мужа. Разводит тайны, а мне мучайся! Вот почему бы ему сразу не предупредить про деревню?
«А я бы поверила?»
Подушка под щекой сделалась на редкость неудобной, и я недовольно приподнялась на локте. Перевернула её, несколько раз сердито ткнула кулаком в бок и снова легла, уже на спину.
Ладно, пусть тогда бы не поверила. Но сейчас-то что мешает ему рассказать всё по-человечески?
Если, конечно, он человек.
Я замерла, пригвозжённая к месту внезапным соображением. В самом деле, если у них тут все… А точно все? Егор ведь ничего конкретного не ответил. Может, здесь и нормальные люди живут. Соблюдают эти самые правила и проблем не знают. И Егор такой же — мы прожили вместе почти год, и я никаких странностей за ним не замечала.
Ну, кроме отсутствия семьи и близких друзей.
Я повернулась на бок. Вопросы, вопросы. И упрямый, как осёл, бывший муж, не желающий хотя бы в общих чертах давать на них ответы.

— Кир.
Негромкий голос Егора выдернул меня из водоворота мыслей. Однако вместо ответа я из глупой мстительности промолчала.
— Ты спишь?
Хотелось съязвить, но я упорно держала язык за зубами.
— Кир, ну я же слышу. У тебя дыхание совсем не сонное.
Слышит он! Тем не менее вместо возмущённого сопения я постаралась замедлить вдохи и выдохи.
— Не злись. Это для твоего блага, чем хочешь поклянусь.
Вот сейчас как вскочу, как отдёрну занавеску, как выскажу ему всё, что думаю! Благодетель тут нашёлся!
— Ладно, не хочешь разговаривать — не будем. Спокойной ночи. И ничего не бойся, ты в абсолютной безопасности.
Звук шагов, шорох, и окружавший меня полумрак сделался полной темнотой. Егор погасил керосинку.
«Да ну тебя… на фиг», — мысленно сообщила я ему. Обняла подушку, подтянула колени к груди и решила, что, несмотря на все уверения, сколько смогу — спать не буду. Не после эпичного знакомства с Кузьмой.

Глава 16

Передумала я очень скоро. Лежать и пялиться в темноту, чутко прислушиваясь к странным шорохам, поскрипыванию, как будто тихому топотку, оказалось тем ещё испытанием для нервной системы. Однако о том, чтобы плюнуть на всё и уснуть, речи вообще быть не могло. Во-первых, я всё-таки выспалась днём в гамаке. А во-вторых, сейчас мне было откровенно страшно.
«Надо встать, — убеждала я себя, спрятавшись под одеялом. — Разбудить Егора, попросить зажечь керосинку. Да, стыдно. Да, гордость мешает. Но так ведь и поседеть к утру можно».
Я снова и снова повторяла эти мысли и, наконец, решилась сесть. С бешено колотящимся сердцем аккуратно сдвинула занавеску и обнаружила, что мрак за ней не такой уж и кромешный. Небольшое окошко цедило тусклый свет луны, отгоняя густую черноту в углы и под мебель.
— Егор! — шёпотом позвала я.
Тишина. Даже шумы и шорохи как будто затихли, прислушиваясь вместе со мной.
— Егор!
Чуть громче, но с тем же результатом. Неужели он так крепко спит? Когда мы жили вместе, у меня было ощущение, что муж, как солдат или собака, всегда дремлет вполглаза.
— Ну ладно.
Набравшись смелости, я окончательно отдёрнула занавеску и, стараясь не шуметь, спустилась на пол. На цыпочках приблизилась к лавкам, но тёмная груда, которую я считала спящим Егором, оказалась просто свёрнутым одеялом.
«Подождите, как так?»
Позабыв о необходимости бояться, я обошла комнату. Даже в кухоньку заглянула — никого.
«Может, он спит на улице? В гамаке?»
В принципе, правдоподобно. Вот только как я ни напрягала память, не могла вспомнить хлопанье двери.
Впрочем, что мне мешало проверить? Ну, кроме паникующего внутреннего голоса, подбивающего забраться обратно на печку, закутаться в одеяло и попытаться уснуть. А все дела с бывшим мужем отложить до утра, когда будет светло и нестрашно.
И я пошла на компромисс. Не стала сразу выходить в ночь, а прежде ощупью нашла на кухоньке спички и с третьей попытки зажгла керосинку. Золотистый свет принёс с собой чувство защищённости — словно в его волшебный круг не могло войти ничто дурное. И я, чувствуя прилив смелости, отправилась искать Егора во дворе.

Ночь в деревне была пропитана запахами трав и влаги, окутана удивительно живой тишиной, усыпана бриллиантовой крошкой звёзд. Краюшка убывающей луны лила на землю холодный серебряный свет, и выпавшая роса поблёскивала в его лучах драгоценными камушками. Очарованная красотой, я поставила лампу у входа в дом, а сама спустилась с крыльца. Запрокинула голову и словно упала вверх, в перевёрнутый звёздный колодец.
На задержке дыхания. До головокружения. В самую глубину.

Кто знает, сколько я так простояла. Однако затёкшая шея всё настойчивее напоминала о себе, и наконец я опустила голову. Поёжилась и, позабыв о керосинке, немного заторможенной походкой двинулась за дом.
К обрыву, старой рябине и гамаку.

Однако стоило мне дойти до сарайчика с генератором, как одна из пересекавших дорожку теней вдруг уплотнилась, выросла, и под мой испуганный вскрик превратилась в Кузьму.
Вот только за таким Кузьмой я бы ни за что не погналась, хоть с ухватом, хоть с автоматом Калашникова. Ростом он сейчас был под два метра, шерсть его, серебрившаяся по краю, угрожающе топорщилась, а глаза сверкали предупреждающей, опасной зеленью.
— Чой-то гуляешь средь ночи? — осведомился домовой.
— Д-да так. — Сердце у меня бухало, как мяч по баскетбольной площадке, язык не слушался. — В туалет захотелось.
— Ну, и ступай туды. — Кузьма для наглядности ткнул пальцем в нужную сторону.
— Ага. — Спорить с домовым, да ещё и ночью, у меня не было ни малейшего желания. Но не уточнить кое-что я не могла: — Кузьма, а где Егор?
— Где надо, — невежливо отрубил собеседник. — Ступай давай, да спать ложись.
Я прикусила щеку: опять загадка? И всё-таки послушно развернулась и направилась к туалету, про себя надеясь, что в темноте никуда не вляпаюсь и не провалюсь в его выгребную яму.

Но в деревянной будке, к моему удивлению, горела керосинка — та самая, что я оставила на крыльце.
«Кузьма, что ли, постарался? — Я невольно почувствовала к домовому благодарность. — Вот уж не ожидала от него. Только почему он не пустил меня к обрыву? Жаль, не выяснить».

Однако пока я занималась своими делами, ко мне в голову пришло некое соображение. И, закончив, я взяла лампу, но вместо того, чтобы идти в дом, торопливым шагом направилась к бывшему таксофону. Беспрепятственно обогнула сарайчик с другой стороны и вышла на обрыв.

Ночной вид отсюда был не менее захватывающим, чем дневной. «Какое всё-таки красивое место», — подумала я, любуясь серебристыми в лунном свете лугами. От реки поднимался молочный туман, придавая пейзажу таинственности, под широкой полосой Млечного пути загадочно чернел лес. И вдруг — у меня даже рот приоткрылся — в небе над дальним холмом вспыхнула рыже-алая спираль. Будто кто-то шутиху запустил. Крутясь и рассыпая искры, она скользнула по широкой дуге и исчезла в темноте леса.
— Пожар же будет, — пробормотала я. — А телефон сломан.
И дёрнулась, услышав позади хмурое:
— Ты что не спишь?
Стремительно развернулась и сначала с облегчением выдохнула: Егор! А затем нахмурилась:
— А ты? Где ты был вообще?
— Здесь. — Как всегда при ответах на неудобные вопросы, бывший муж был лаконичен. — Иди в дом. — Он аккуратно забрал у меня из руки керосинку. — Ходишь по росе, а потом с соплями маяться будешь.
— Ничего я не буду! — отмахнулась я, машинально поджимая озябшие пальцы на ногах. В последний раз взглянула на лес: точно без пожара? И, независимо выпрямившись, зашагала к дому в сопровождении — или всё же под конвоем? — освещавшего путь Егора.

Глава 17

— Надо тебе что-то с обувью придумать, — заключил Егор, когда мы вошли в приятное тепло комнаты.
— Только не лапти, — вроде бы пошутила я, и бывший муж, поймав это «вроде бы», в тон ответил:
— Договорились.
А потом заботливо спросил:
— Может, чаю? Сильно замёрзла?
Я повела плечами
— Вообще не замёрзла. Не зима же, а я не три часа там ходила.
Сделала паузу, ожидая вопроса, зачем мне в принципе понадобилось выходить из дома — ясно ведь, что туалет был отмазкой. Однако Егор вместо расспросов сказал:
— Ладно, давай на печку — Кузьма как раз её подтопил. И спи, наконец. Сколько можно ерундой страдать.
Минуточку, он что, каким-то образом за мной следит? Или это Кузьма обо всём доложился?
— Ничем я не страдаю, — в моём голосе звякнул металл. — Просто не все такие толстокожие, как ты, чтобы спокойно дрыхнуть под одной крышей с…
Я вовремя сообразила, что не стоит продолжать — мало ли как Кузьма отреагирует. Однако Егор всё прекрасно понял. Поморщился:
— Кир, ну я же говорил, что ты в безопасности. — Но, увидев, что мои губы сжались в нитку, быстро добавил: — Хорошо, хорошо, я понял. Оставить свет?
И как бы мне ни хотелось «назло маме отморозить уши» и гордо отказаться, я молча кивнула.
— Значит, без проблем, — подытожил Егор. — Ложись. Я буду здесь.
«Так куда ты всё-таки ходил?»
Впрочем, я не стала спрашивать. Не было ни сил, ни желания на ещё один раунд с этой ветряной мельницей. Так что хмуро сказала:
— Спокойной ночи, — и забралась на печку. Задёрнув шторку, развязала пояс и задумалась: снимать ли рубашку? В итоге решила, что не особенно доверяю чистоте покрывавшей тюфяк шкуры и улеглась спать в одежде. И теперь почти сразу уснула — то ли устав от ночных впечатлений и приключений, то ли убаюканная теплом печи.

***

Следующие ночи Егор железно оставлял тлеть керосинку, и сам спал в доме. По крайней мере, когда мне долго не засыпалось и я тайком выглядывала из-за занавески, то видела его лежавшим на лавке.

Также в один прекрасный момент тюфяк стал покрывать отрез льняной ткани, а заглянувшая в гости Матрёна презентовала мне, во-первых, ажурный пуховый платок, во-вторых, ещё одну рубашку с похожей вышивкой, а в-третьих, чисто-белую, тонкую сорочку, которую старуха почему-то называла «сорочицей». Спать в этой сорочице было гораздо удобнее, чем в рубашке, и менее неловко, чем в одном нижнем белье. Честно, понятия не имею, почему стеснялась Егора — уж он-то прекрасно знал, как я выгляжу без одежды. И всё равно переодеваться предпочитала за печной занавеской, даже когда была в доме одна.

Что до обещанной обуви, то эта фраза бывшего мужа пока обернулась для меня лишь пришитыми к шлёпанцам ремешками.
— Чтобы с ноги не спадали, — объяснил Егор, как-то утром вручая мне подобие сандалий. И хотя я с крайним скептицизмом посмотрела и на самоделку, и на сапожника, вслух всё же сказала «спасибо».
— Ты примерь сначала, — отказался от благодарности Егор. Я без спора обулась, прошлась по комнате и уже гораздо искреннее повторила:
— Спасибо. Удобно получилось.
— Вот и отлично, — удовлетворённо отозвался бывший муж. — Теперь сможем нормально гулять, чтобы ты не так откровенно скучала.

На последнее возразить было нечего. Кроме визита Матрёны да похода в гости к Иванке, где я до оскомины наелась сочного белого налива, особенных развлечений у меня не было. Анчутка к нам больше не заглядывала, и целыми днями я или валялась в гамаке, или читала книжку, или пыталась вывести на разговор Егора. Так себе веселье, хоть какой из пунктов возьми.

Впрочем, с книжкой получилось интересно: её мне дал Кузьма. Точнее, не дал, а оставил на столе, накрытом для завтрака.
— Это для тебя, — сразу же сказал Егор, чем сильно меня удивил. В самом деле, с домовым я не встречалась с памятной ночной прогулки и ничего, чтобы заслужить его расположение, не делала. Но книга — авторства некоего Максимова и с говорящим названием «Нечистая, неведомая и крестная сила» — была как нельзя кстати.
— Это в ней он про «бесовщину» вычитал? — спросила я, листая растрёпанный томик в мягкой обложке. Некоторых страниц не хватало — то ли потерялись, то ли были специально вырваны.
— Думаю, да, — откликнулся Егор.
— Хм. — Я закрыла книгу. — А откуда она у него?
— Понятия не имею, — бывший муж и секунды не раздумывал над ответом. И, похоже, на этот раз говорил правду.
Я отложила «Нечистую силу» на край стола и задала давно интересовавший меня вопрос.
— Слушай, его действительно зовут Кузьмой? Как домовёнка из мультика?
Егор пожал плечами.
— Я не спрашивал. Мы просто договорились, что буду так к нему обращаться. Имя, знаешь ли, такая штука. Не всегда хорошо его называть.
Я слегка нахмурилась. Уж не намёк ли это, что самого Егора зовут по-другому? Или что я зря представляюсь местным настоящим именем?
— Кир, слезь с измены, — дружелюбно посоветовал бывший муж. — Это всего лишь информация к сведению.
— Ну-ну, — пробормотала я. Но вместо продолжения разговора занялась пышными, румяными оладьями, совершенно несправедливо остывавшими, пока мы с Егором тратили время на всякую ерунду.

***

Скажу честно, прогулок я ждала с предвкушением. Мне давно хотелось спуститься к реке, побродить по берегу и если не искупаться, то хотя бы помочить ноги в воде. Однако Егор водил меня гулять в противоположном направлении — в холмы. Конечно, утром, до жары, и вечером, когда утомившееся за день солнце закатывалось под лиловые с золотой каёмкой облака, шагать по степи было приятно. Иногда мы добирались до железной дороги, и я подолгу смотрела вслед блестящим полоскам рельс. Убегавшим в реальный, знакомый, деятельный мир.
— Я как будто попала в день сурка, — однажды пожаловалась я Егору, и он промолчал, не найдя ни с возражений, ни с утешения.

Иногда нам удавалось заметить поезд — почему-то они всегда ходили в сумерках. И никогда не останавливались, даже не сбавляли скорость перед голой бетонной платформой.
— Почему так? — как-то спросила я, с вершины холма наблюдая за бежавшими по рельсам жёлтыми прямоугольниками вагонных окон.
— Остановку внесли в расписание только с середины июля, — объяснил стоявший за моей спиной Егор. Настолько близко, что при желании можно было податься назад и опереться на него.
— Понятно. — В том числе отчего памятная проводница так отреагировала на мои слова о станции Дальней.
Между тем поезд скрылся среди холмов. Затих стука колёс, и сколько я ни вслушивалась, даже обманчивым эхом не доносился до меня далёкий гудок тепловоза.
— Идём домой? — тихо спросил Егор.
Я вздохнула, в последний раз скользнула глазами по железнодорожной насыпи и зашагала вниз с холма. Обратно в своё вневременье.

Глава 18

— В город? Зачем?
Всё это время я исподволь и безрезультатно пыталась выяснить, чем бывший муж зарабатывает на жизнь. И вот, кажется, завеса хотя бы этой тайны собиралась приоткрыться.
— Купалинская ярмарка, — пояснил Егор. — Повезу Иванку, Жерану и Усладу. Заодно продуктов куплю и всякого-разного. Тебе вот, красна девица, — он весело подмигнул, — какой подарочек привезти?
— Билет на поезд, — не подхватила я шутку. — Можно даже до Ебурга.
Бывший муж устало вздохнул.
— Ну а если серьёзно? Про обувь я помню. Книг? Сканвордов?
— Почувствуй себя пенсионеркой, — проворчала я. И обречённо согласилась: — Давай сканворды и книги, только что-нибудь из классики. И пачку молотого кофе, чтобы в чашке заваривать.
— И эклеров? — добродушно подхватил Егор, заставив меня удивиться: неужели помнит?
— Если не испортятся, пока довезёшь, — вслух разрешила я. Немного посомневалась — точно ли стоит задавать вопрос, зная, какой ответ услышу? — и всё же спросила: — А меня с собой взять не можешь?
— Нет, Кир. — Егор был искренен в своём сочувствии, только легче от этого не становилось. — Мне не жалко, просто тебя в городе ничего хорошего не ждёт.
— Угу, — хмуро отозвалась я и ушла в гамак, по третьему кругу перечитывать книжку про нечисть.

Уезжал Егор чуть ли не на рассвете и потому лекцию о правилах прочёл мне за вечерним чаем.
— Да, да, — скучающим голосом ответила я на повторение надоевших до зубной боли пунктов. — Всё помню. Не переживай.
Бывший муж посмотрел на меня с сомнением, однако разговор всё-таки перевёл на другую тему.

***

А утром я завтракала уже одна. И обедала тоже, и ужинала — как в зачарованном дворце «Аленького цветочка» стол накрывался и убирался без моего участия. Одна валялась в гамаке, бродила по двору, от скуки заглядывая то в пустой гараж, то в сараи. Одна смотрела с обрыва, как постепенно гаснет этот долгий, ужасно нудный день, как от реки начинает подниматься туман, как в бледном небе загораются звёзды. Мысли текли от воспоминания о странном фейерверке над лесом до тоскливых предчувствий, что завтра будет ещё более унылым.
«Может, к Матрёне сходить? — размышляла я, кутаясь в подаренный платок. — Раз уж Иванка с Жераной уехали. Всё какое-то дело».
Тем более к Иванке или Жеране, пусть я и считала их обычными людьми, идти без Егора было неловко. А вот Матрёна, по моему внутреннему ощущению, точно не подумала бы, что я навязываюсь.
«Решено. После завтрака пойду в гости — в лучших традициях Винни Пуха».

Этой ночью я спала беспокойно, несмотря на горящую керосинку и запертую на все засовы дверь. И потому, услышав странный шум, немедленно села на постели. Звуки были похожи на то, будто кто-то быстро-быстро бегал по крыше и время от времени подпрыгивал: «Топ-топ-топ! Бух! Топ-топ-топ!». Вроде бы ничего опасного, но волна адреналина мгновенно прогнала всякую сонливость.
«Надо как-то вооружиться».
Мысль была здравой, и, не позволяя себе, испугаться ещё сильнее, я отдёрнула занавеску. Слезла с печи и первым делом цапнула ухват — уже знакомое оружие. Почувствовала себя гораздо увереннее, однако на всякий случай отошла к столу и покрутила вентиль керосинки, чтобы лампа светила ярче. Вовремя — топот наверху прекратился, но в печной трубе вдруг что-то зашуршало. Напряжённая, как тетива, я выставила ухват вперёд, готовясь драться. Печная заслонка сама собой сдвинулась — я набрала в грудь побольше воздуха для воинственного клича, — и в комнату выбрался Кузьма. По-собачьи встряхнулся, поднял на меня фосфоресцирующие глазищи и мирно поинтересовался:
— Испужалась?
— Ага, — выдохнула я, медленно опустив ухват.
— Не боись, — успокоил меня домовой. — Енто завсегда так: кот из дома, мыши в пляс. Но ничё, я ентой пакости трёпку задал. Не явится боле.
Я сглотнула.
— А кто это был?
— Да есть тута один, — махнул рукой Кузьма. — Никак не усвоит, что не ему с Егорием тягаться. — И поняв, что сказал лишнего, быстро продолжил: — Но ты енто, ложися. Дальше ночь спокойная будет.
И исчез, самым надёжным способом увильнув от моих расспросов.
— Спокойная ночь, — недоверчиво пробормотала я. — Ну-ну.
Тем не менее поставила ухват к печи — на всякий случай рядом с лесенкой — и забралась наверх. Задёрнула занавеску, улеглась, чутко прислушиваясь, однако никаких посторонних звуков больше не было.
«И всё-таки, кто же это пытался проникнуть в дом? И главное, зачем?»
Я беспокойно перевернулась на другой бок.
Вернётся Егор — обязательно выясню. Не отмолчится.

Глава 19

После такой нервной встряски нормальный сон пришёл ко мне лишь под утро. Отчего проснулась я, во-первых, поздно, а во-вторых, совершенно разбитой. Кое-как затолкала в себя полтарелки сладкой пшённой каши, напилась молока и вышла на залитый солнцем двор. Постояла на крыльце, покачиваясь с носка на пятку: точно ли мне хочется куда-то идти? Жарко ведь, нормальное время для прогулок я благополучно продрыхла. Но всё же заставила себя стряхнуть вялость и лень и направилась к калитке.
Однако стоило мне взяться за ручку, как за спиной басовито поинтересовались:
— Далече собралась?
Дёрнувшись, я обернулась и увидела Кузьму. Роста он был обычного, с собаку, да и на улице стоял яркий день, однако по спине у меня всё равно пробежал неприятный холодок.
— К Матрёне в гости. — Мне хватило ума не хамить домовому.
— А-а, — успокоенно протянул Кузьма. — Ну, ступай. Поклон от меня передавай, со всем уважением.
— Передам, — пообещала я. И решилась спросить: — Кузьма, а можно вопрос?
— Ежели про Егория, ничаво отвечать не буду, — предупредил домовой. — Сами промеж собой выясняйте.
— Нет, это…
— И про ворога вчерашнего тож. Неча лишний раз енту пакость поминать.
Вот так обе темы, которые мне хотелось обсудить, оказались изящно перекрыты. Однако признавать поражение не хотелось, и я вывернулась:
— Нет, это про тебя. В той книжке, которую ты дал — кстати, спасибо за неё, — написано, что есть домовые, а есть дворовые. А где здешний дворовой?
Кузьма приосанился.
— Я и за одного, и за второго справляюсь, — с ноткой высокомерия сообщил он. — Так что дворовой нам без надобности.
— Ясно, — отозвалась я. И толкнув калитку, сказала: — Ладно, хорошего тебе дня. Обед не нужен — думаю, меня Матрёна накормит.
— Енто я и без того понял, — отмахнулся домовой. — Скатертью дорожка, да смотри — в чужие дворы не суйся, коли беды не хочешь.
«Ещё один», — мысленно закатила я глаза. Но сказать что-либо не успела: Кузьма исчез с тихим хлопком — только маленький пылевой смерч закрутился на том месте, где он стоял.
Я же пожала плечами и вышла на улицу, самой себе не признаваясь, что волнуюсь. Плотно прикрыла калитку и, сделав уверенный вид, зашагала вниз с холма.

Дом Матрёны я нашла без проблем. Громко постучала в калитку, ожидая, что мне быстро откроют, но прошла минута, две, три, а дверь оставалась закрытой. Я постучала ещё раз — громче. Немного подождала и в голос позвала:
— Матрёна Ильинична! Здравствуйте!
— Ко-о?
Вместо шагов Матрёны захлопали крылья, и на забор взлетел знакомый мне чёрный петух. Наклонив голову, окинул меня взглядом сверху вниз: чего, мол, припёрлась? И на всякий случай угрожающе приподнял гребешок.
«Кинется ещё», — опасливо подумала я. В последний раз стукнула по калитке и невесело побрела обратно.

***

Обычно эту развилку я проходила, не задумываясь. Всегда была цель: домой, на прогулку в холмы, к кому-то в гости. Однако сейчас, дойдя до перекрёстка двух дорог, я остановилась, как тот витязь с картины Васнецова.
С одной стороны, возвращаться к скуке ничегонеделания не хотелось до тошноты. С другой, тащиться по жаре до железной дороги, например, хотелось примерно так же.
«Вот бы погулять где-нибудь в тенёчке», — тоскливо подумала я и машинально посмотрела налево. Убегавшая в ту сторону дорожка выглядела менее нахоженной, а вела, по моему ощущению, за холм, под обрыв. К реке.
«В конце концов, что такого-то. Я просто пройдусь вдоль берега — на это запрета не было. Да и в целом маразматическое какое-то условие».
Я ещё немного потопталась на месте, переламывая внутреннее ощущение, что делаю неправильно. И, подсознательно ожидая окрика в спину, всё-таки зашагала по левой дорожке.

Однако никто меня не остановил. Я преспокойно добралась до конца деревни и притормозила лишь у последнего дома.
Потому что увидела кота.

Крупный чёрный кот, как это, похоже, было здесь принято, сидел на заборе и лениво обозревал пейзаж. Однако, заметив меня, встрепенулся и уставился жёлтыми глазищами. Я тоже остановилась. Конечно, играть с котами в гляделки — дело заведомо проигрышное, но мне отчего-то захотелось попробовать. Так мы смотрели друг на друга, и, хотя обычно я не была склонна наделять животных человеческими чертами, сейчас всё явственнее читала на кошачьей морде усталое: «Ну, и куда ты собралась, неумная двуногая?»
— Гулять, — наконец не выдержала я и первой отвела глаза. Что вообще за глупость, стоять и пялиться на кота? Я передёрнула плечами и двинулась дальше — не оборачиваясь, но всё равно чувствуя между лопатками чужой сверлящий взгляд.

Глава 20

Вскоре дорога сузилась до тропинки — похоже, здесь редко ходили. Змейкой вильнула по заливному лугу, где трава была, без преувеличения, мне в пояс, и выбежала к речке и перекинутому через неё узкому мосточку без перил. Росшие по обоим берегам деревья тенистой беседкой смыкали над ним ветви. И я, успевшая порядком утомиться от жары, без задней мысли прошла до середины моста, уселась и, скинув обувь, опустила ноги в прозрачные говорливые струи. Откинулась назад на вытянутые руки, запрокинула голову к зелёной листве, по которой весело прыгали солнечные зайчики — м-м-м, кайф! И почему Егор не хотел сюда ходить? Так классно, особенно днём, когда солнце печёт вовсю.
Плотно обхватывавший талию пояс неприятно давил, и я сначала ослабила узел, а затем и вовсе сняла вышитую ленту. Положила рядом с собой, но, устраиваясь поудобнее, нечаянно задела и не успела ни ухватить, ни даже ахнуть, как пояс соскользнул в воду. Махнул мне красными кистями, и течение понесло его прочь.
— Да блин!
Вскочив на ноги, я торопливо обулась и бросилась по берегу за Матрёниным подарком. Вдруг он зацепится за какую-нибудь ветку или корягу, и его можно будет достать? Но сколько я ни вглядывалась в бликующий поток, не могла разглядеть под водой узорчатую ленту. А потом дорогу и вовсе перегородил густой кустарник, и я остановилась, кусая губы.
Обходить? Махнуть рукой: ну, уплыл и уплыл?
— Вот же фигня.
Понурившись, я повернула обратно к мосту. Снова поднялась на него и уселась на доски, подтянув колени к груди. Было обидно и муторно: как теперь объяснять пропажу? Не хотелось, чтобы Егор узнал о нарушении правил, но врать тоже желания не было.

Погрузившись в невесёлые раздумья, я сидела на мосту долго. Смотрела, как течение расчёсывает длинные стебли водорослей, слушала лепет струй и птичью болтовню, вдыхала речной запах. Постепенно душа успокаивалась, словно быстрая вода уносила не только пояс, но и обуревавшие меня переживания.
«Какое же чудесное место! — подумала я, когда, окончательно вернув себе душевное равновесие, решила, что всё-таки пора уходить. — Может, ещё немного погулять по окрестностям?»
И вместо того, чтобы возвращаться домой, перешла на левый, более пологий берег. Однако не успела пройти и десяти метров, как буквально в шаге от меня из кустов выскочил заяц и бросился вверх по холму — к лесу.
— Ой, мама!
Прижимая ладонь к груди с бешено колотящимся сердцем, я проводила зверька взглядом. Пробормотала:
— Ничего себе, кто здесь водится, — ещё немного постояла, приходя в себя, и двинулась дальше, вверх по течению.

Шла я неторопливо, и взъерошенные происшествием нервы потихоньку успокаивались. Мне даже вздумалось собрать букет, и я принялась срывать разноцветные луговые цветы. Как-то так получилось, что при этом почти не смотрела вверх, а когда наконец подняла голову, увидела через реку знакомый обрывистый склон, над которым выглядывала крыша Егорова дома.
«Интересно, если подняться повыше, двор будет видно?»
Вопрос был совершенно праздным, однако захватил меня настолько, что я принялась резво взбираться на холм — к частоколу тёмно-зелёных елей. Добралась почти до самой опушки, развернулась, тяжело дыша, и удивилась: как, оказывается, далеко ушла. Дом, сарайчик, кусок забора, столб с синим козырьком таксофона отсюда казались игрушечными. А ещё, почему-то, заброшенными: серыми, ветхими, покосившимися.
«Странно, — я в задумчивости потёрла межбровье. — А вблизи они выглядят вполне нормально. Может, дело в расстоянии?»
Так или нет, какое это имело значение? В любом случае пора было возвращаться — солнце неуклонно ползло к западу, а желудок внятно напоминал: завтракала я давно. Но обратный путь мнился таким долгим, таким жарким, что не хотелось его даже начинать. Зато ельник манил обещанием прохлады, а от опушки в его тенистую глубину убегала неширокая, но заметная тропка.
«Но Егор…» — встрепенулся внутренний голос, и я недовольно поморщилась. Ну да, Егор и Матрёна. Только я уже была у реки, и ничего ужас-ужасного со мной не произошло — пояс не в счёт. Лес же выглядел совершенно обычным и нестрашным. Тем более в нём была тропинка, и я не собиралась с неё сходить.
«Пройдусь немного туда и обратно, а там солнце не будет так палить. За какой-то час ничего со мной не случится».
И я, второй раз отмахнувшись от предчувствия «это ошибка», вошла в лесной, пахший смолой и хвоей полумрак.

Глава 21

Здесь было удивительно. Пушистые еловые лапы соединялись над головой зелёным пологом. На плотный ковёр из мхов и присыпанную прошлогодней хвоей дорожку ложились мягкие светотени, а торжественную тишину нарушали лишь редкий птичий посвист да беличье цоканье. Саму белку я сумела разглядеть только раз: зверёк с не меньшим интересом рассматривал меня с высокой ветки. Потом махнул пушистым хвостом и, перелетая с дерева на дерево, скрылся из виду.

А я шла и шла по тропинке, никуда не сворачивая. Пока наконец не выбралась на небольшую круглую полянку, в центре которой стоял широкий и низкий пень. «Вот и отдохнуть можно», — подумала я. Уселась на пенёк, с улыбкой вспомнив сказку про Машу и медведя, и желудок недовольно проворчал, что пирожок был бы сейчас весьма кстати. Однако я, снова не вняв голодному урчанию, положила рядом с собой собранный у реки букет и вдруг нахмурилась. Край пенька был буквально истыкан чем-то острым — словно кто-то, забавляясь, играл здесь в ножички.
«Всё-таки ходят сюда деревенские, — хмыкнула я мысленно. — А мне потом про всякие правила затирают».
Неожиданно для себя широко зевнула, потёрла глаза: и когда только успела устать? Против воли смежила налившиеся тяжестью веки. Нет, я не собиралась спать, просто хотела немного посидеть, послушать лесную тишину, подышать вкусным хвойным воздухом. Буквально пять минуточек, и идти обрат…

Я распахнула глаза. Неужели задремала сидя? Никогда такого не было! Огляделась и, охнув, вскочила на ноги.
Тени удлинились, набрали вечернюю глубину, и хотя солнце ещё подсвечивало острые верхушки елей, внизу, под раскидистыми лапами, уже собиралась темнота. И может, это было иллюзией, но островок неба над головой стал меньше, а лес вокруг — гуще.
«Всё, домой, скорее домой».
Я быстрым шагом направилась к краю полянки и вдруг резко затормозила. Тропинки, которая привела меня сюда, больше не было.
— Что за ересь опять?
Сердце сжало пророческое предчувствие: я попала, и попала крепко.
«Как вообще можно было до такого додуматься: тащиться одной в незнакомый лес? — ругала я себя, огибая полянку по периметру в надежде, что что-то путаю и тропа отыщется. — "Ах, как хорошо, ах, как приятно"! Словно мозги отключили».
Так ничего и не найдя, вернулась к пеньку и обхватила себя руками за плечи. В горле пульсировала готовая прорваться паника, но пока мне удавалось держать её в узде.
«Спокойно. Я вышла оттуда — ясно помню, как села на пень лицом к тропинке. И цветы, — я бросила взгляд на букет, — лежат головками в ту сторону. Значит, можно попробовать добраться до опушки без тропы. Главное, всё время идти прямо».
А если заблужусь?
«Я недалеко ушла — по ощущениям, дорога заняла минут пятнадцать неторопливым шагом. Не успею заблудиться».
И, собрав храбрость в кулак, я решительно нырнула под тёмный полог леса.

Шла быстро, стараясь держать направление, и вскоре сумрак впереди как будто стал реже. Я обрадованно ускорилась — и с разгона выскочила на поляну. Ту самую, с пеньком.
«Как же так?»
Нет, я знала, что без чётких ориентиров человек начинает ходить петлями, но чтобы сбиваться с пути настолько быстро?
«Надо попробовать ещё раз».
Я вновь углубилась в ельник, теперь чётко намечая путь от дерева до дерева. И через недолгое время снова оказалась на злополучной поляне.
«Да чтоб тебя!»
На ум пришла глава из «Нечистой силы» о леших. И хотя я чувствовала себя суеверной дурой, быстро надела рубашку наизнанку и поменяла обувь с правой ноги на левую.
В конце концов, у них здесь домовые и черти водятся. Отчего бы не взяться лешему?
«Ну, вперёд».
И я в третий раз попыталась выбраться из леса.
И в третий раз вернулась: то ли дело было не в нечисти, то ли книжка в чём-то наврала.
«Блин, что делать-то?»
Потому как в наливавшейся ночной темнотой вышине уже блестели первые звёзды, а под деревьями царил откровенный мрак. И четвёртая попытка могла привести к тому, что я не выбралась бы даже на поляну.
Выходит, придётся ночевать здесь? До утра просидеть на пеньке, а когда рассветёт, снова пытаться найти дорогу?
Я поняла, что выстукиваю зубами мелкую чечётку, и прикусила губу. Чтобы хоть капельку отвлечься, переоделась и переобулась обратно, но от тоскливых мыслей это помогло плохо.
«Эх, был бы Егор дома! Он бы, конечно, жуть как ругался, когда меня нашёл, но нашёл бы обязательно».
Однако бывший муж возвращался только завтра, а значит, надо было как-то продержаться сутки. Минимум.
«Может, Кузьма панику поднимет? Сообщит Матрёне, а она уже что-нибудь придумает».
Смутная надежда, но и её развеяло новое соображение: откуда деревенские узнают, где меня искать? Если только кот окажется учёным и расскажет, что видел.
«Ага, ага. Мечтай больше».
Придавленная осознанием всей безысходности ситуации, я опустилась на пенёк и немедленно подпрыгнула в испуге.
Потому что невдалеке послышался тоскливый и жуткий волчий вой.

Глава 22

«Господи, куда бежать?»
Я в ужасе озиралась по сторонам, а леденящую кровь песню подхватывали всё новые и новые голоса, вгоняя мозг в ступор.
«Дерево!»
Озарённая, я без промедления бросилась к ближайшей ели и, ломая сухие веточки, полезла вверх. Древесный мусор засыпал глаза, сучья цеплялись за одежду и волосы, а дважды я вообще чуть не сорвалась. Однако животный страх придал мне неожиданные силу и ловкость, и наконец я, трясущаяся и исцарапанная, уселась на более ли менее толстой ветке метрах в десяти над землёй. Посмотрела вниз: ох, как высоко! Свалишься ночью — переломаешь что можно и что нельзя.
«Зато волки не достанут. — Я покрепче обхватила ствол руками. — Только бы вернуться в деревню! До самого поезда со двора не выйду, чем угодно клянусь!»
Не знаю, услышали высшие силы мою сбивчивую мольбу или нет, однако волчий вой стал постепенно стихать, и вскоре лес вновь наполнила тишина. Тем не менее я не расслаблялась и продолжала всё так же вслушиваться и вглядываться, боясь лишний раз шевельнуться.

***

Ночь неотвратимо вступала в свои права. Выбравшаяся в зенит полная луна лила холодный серебряный свет на тёмные громады елей. Было зябко, и я мрачно размышляла, что, если свалюсь с простудой после такой ночи, в этом не будет ничего удивительного. Радовало лишь то, что пока мне совершенно не хотелось спать. Впрочем, я не обольщалась. Самыми сложными станут предрассветные часы, а пояса, чтобы привязать себя к дереву, у меня больше не было.
«Ну что мне стоило пойти обратно ещё тогда? — грызла я себя. — Лежала бы сейчас на тёплой печке, под одеялом — сытая, умиротворённая. А завтра бы приехал Егор, привёз книг и кофе с эклерами…»
Я жалко шмыгнула носом, но тут же задержала дыхание. Показалось? Нет, точно — внизу по поляне скользнула гибкая тень. Замерла, принюхиваясь, и с недовольным ворчанием уселась на траву. Я почувствовала, как у меня приподнимаются волоски на загривке, а из леса возникали новые и новые тени. Волки, крупные, мощные звери, неспешно появлялись из лесной темноты, принюхивались, обменивались тихим рычанием, однако чинно рассаживались вокруг пенька. Словно место каждого было строго регламентировано, и ни один не осмеливался нарушить установленный порядок.
Я до хруста стиснула челюсти, чтобы не стучали. Волки не умеют лазить по деревьям, а значит, мне ничего не грозит.
Пока.
Но зачем они здесь? Почему не охотятся, чего ждут, замерев, подобно двенадцати статуям, и поблёскивая зеленью глаз?
Чего или… кого?

Тринадцатая и последняя шагнувшая на поляну тень была высокой и прямой тенью человека. Мужчины. И я подавилась вскриком, когда лунные лучи безжалостно осветили знакомое мне лицо.
«Уходи! Они же сейчас бросятся!»
Однако ни один из волков даже не шелохнулся. А Егор, который, по идее, должен был быть где-то в городе, хладнокровно подошёл к пеньку и остановился, рассматривая забытые мною цветы.
«Ох, нет!»
Страх, что меня сейчас обнаружат, буквально пригвоздил к дереву. Совершенно нелогично: каких-то пять минут назад я была бы безумно рада бывшему мужу. Но сейчас осознание, что мне довелось стать свидетельницей чего-то в высшей степени тайного, заставляло меня мысленно твердить: «Хоть бы не увидел, хоть бы не увидел, хоть бы не увидел!»

Егор поднял букет. Поднёс к носу, и предчувствие шепнуло мне: вовсе не для того, чтобы вдохнуть цветочный аромат. А бывший муж медленно убрал цветы от лица — я могла бы поклясться, что он нахмурился — и скользнул внимательным взглядом по поляне. Затем поднял голову, и я зажмурилась, как ребёнок, уверенный, что так его точно не заметят.
— Аргх.
Вздрогнув, я открыла глаза. Это Егор сказал? Кому? Неужели волкам?
Но, похоже, и вправду им. Потому что звери, выдержав паузу, стали по одному вставать и уходить с поляны. В точности, как до этого пришли.
«Шесть, пять, — вела я обратный отсчёт, и сердце бухало так, что удивительно, как эхо не разносилось на всю поляну. — Четыре, три… Что же будет?»

Наконец ушёл последний волк. Егор ещё какое-то время постоял, будто прислушиваясь, а затем уверенно подошёл к ели, на которой я сидела. Запрокинул голову и негромко позвал:
— Кира! Спускайся, всё хорошо.
Однако вместо того, чтобы послушаться, я ещё сильнее вцепилась в дерево. В голосе бывшего мужа не было ни намёка на угрозу или хотя бы банальное недовольство. Только усталость, как тогда, при встрече: «Опять ты в какую-то ерунду вляпалась». И всё равно мне было страшно — даже страшнее, чем с волчьей стаей на поляне.
— Кира? У тебя всё в порядке?
Тут я, понукаемая необходимостью, разлепила губы и каркнула:
— Да.
— Тогда спускайся осторожно. Не бойся, если что, я тебя поймаю.
Я шумно втянула носом воздух. Он очень сильный, хотя эту силу почти не показывает. У него отличные слух и зрение, и запахи он различает на зависть любым парфюмерам. И всё это я знала давно — другое дело, что не придавала значения.
— Кира?
— Да. Уже спускаюсь.
Мне было жутко до склизкого кома в животе. Человек (человек?), мужчина, с которым я прожила почти год, которого искренне любила, на самом деле оказался… Кем?
«Сейчас узнаю».

Глава 23

Если бы я не сжимала челюсти, их стук слышала бы половина леса. Если бы ползла вниз хотя бы чуточку быстрее — сорвалась бы, поскольку за часы сидения на ёлке руки, особенно пальцы, откровенно одеревенели. Если бы под деревом меня ждал не бывший муж…
Хруст!
— А-а-а!
Несколько жутких секунд падения, и я приземлилась в объятия успевшего-таки меня поймать Егора.
— В порядке? Не ушиблась?
— В п-порядке. От-тпусти.
Меня трясло — слишком много, слишком нервно. И это ещё не конец.
— Не отпущу, — решительно отказал бывший муж. — Ты же на ногах не стоишь.
Я жалко всхлипнула. И правда, не стою, а Егор такой сильный, такой надёжный…
«Ну-ка, отставить. Он мне врал. Всё это время притворялся человеком, а на самом деле такая же нечисть, как остальные в их деревне».
Однако какими бы справедливыми ни были эти мысли, мне потребовалось недюжинное усилие над собой, чтобы отстраниться, упираясь ладонями в твёрдую мужскую грудь.
— Пусти. Я в норме.
Егор с огромным недоверием посмотрел на меня сверху вниз. И всё-таки разжал объятие, готовый в случае чего подхватить вновь.
Как было между нами всегда.
Сглотнув вздумавший встать в горле комок, я по инерции сделала несколько шагов назад и защитным жестом скрестила руки на груди.
— Ты должен быть в городе.
Бывший муж пожал плечами.
— А ты — дома в деревне.
Я непроизвольно набычилась, готовясь к обороне. Однако Егор по-прежнему не был расположен ругаться.
— Кир. — Ах, эти мягкие, увещевающие нотки! Как красная тряпка для быка. — Идём домой.
— Не п-пойду! — клацнула я зубами. — Пока не объяснишь… не расскажешь, что ты… кто ты такой!
Пауза. Дыша через раз, я не сводила глаз с посмурневшего Егора. Чудилось, или в нём правда появилось что-то дикое, опасное?
Волчье.
— Хорошо.
Слово упало елью-великаншей, подрубленной последним ловким ударом дровосека.
— Но не расскажу, — такими же тяжёлыми фразами продолжил Егор, — а покажу.
Бестрепетно повернувшись ко мне спиной, подошёл к пеньку, и я, словно под гипнозом, тоже сделала несколько шагов следом. Отрезвила же меня льдистая вспышка лунного света на лезвии ножа, из ниоткуда возникшего в руке Егора. Я отшатнулась, однако нож уже серебристой рыбкой вонзился в дерево.
«Так вот откуда эти следы!» — некстати осенило меня.
А затем я в первые секунды не поверила своим глазам. Сильно оттолкнувшись, Егор сделал через пень невозможное даже для акробата сальто — и на траву пружинисто приземлился уже не человек.

Светло-серый зверь стоял и молча смотрел на меня поблескивавшими зеленью глазами. Ростом он был где-то мне по грудь, а могучие лапы толщиной превосходили мою руку. Острые уши, мощный хвост, на широкой груди — тёмное пятно с неровными краями. «Там у Егора шрам, — пронеслось у меня в голове. — Как от ожога».
Волк — да нет, не волк, оборотень! — с тихим ворчанием шагнул ко мне, и я инстинктивно попятилась. Прочистила пересохшее горло и пискнула:
— Л-ладно, я всё поняла. Превращайся обратно.
«А если не послушается? — мелькнула испуганная мысль. — Насколько он вообще разумен в зверином обличье?»
Волк тяжело вздохнул — похоже, ему в любом облике не составляло труда читать мои панические мысли. Развернулся к пеньку, и тут произошло непредвиденное.

С противным, ввинчивающимся в уши свистом на поляну обрушился огненный метеор? Плюющаяся искрами спираль-шутиха? Странное, напоминающее крылатую змею существо? Вздыбивший шерсть волк с угрожающим рявканьем прыгнул, почти цапнул пришельца за хвост, однако тот ловко увернулся. Взмыл обратно в небо и исчез за верхушками елей, как ни бывало.
— А?
Всё произошло настолько быстро, что я даже испугалась задним числом. А волк, встав передними лапами на пень, задрал морду к небу и издал долгий, низкий не то вой, не то рык. «Найду — шею сверну», — послышалось мне, и я растерянно заморгала: разве что-то случилось? Позабыв о страхе перед зверем, подошла ближе:
— Егор? Что произошло?
Волк грустно посмотрел на меня и указал мордой на пенёк. Я нахмурилась: пень как пень, ничего не… Стоп! А где же нож?
— Эта… штука забрала нож?
Зверь по-человечески кивнул лобастой головой.
— Ну и фиг бы с ним, — я искренне не видела проблемы.
Волк устало вздохнул: ничего-то ты, Кира, не понимаешь, — и у меня в душе всколыхнулось раздражение.
— Тогда превращайся и объясняй нормально, — недовольно велела я, чем заслужила ещё один вздох.
И нервно дёрнулась, услышав за спиной скрипучее:
— Не могёт он. Без зачарованного ножичка-то как перекинешься?

Глава 24

Невесть откуда взявшийся на поляне старичок росточком был чуть повыше пня, на котором стоял. Одетый в белые штаны и рубаху, пояса он не носил и являлся обладателем кустистой, точащей во все стороны бороды. Волосы у него были зачёсаны налево, а глаза, как и у прочей встреченной мною нечисти, горели зелёными угольками. И хотя смотрел старичок вроде бы незло, мурашки у меня по спине всё равно замаршировали ровными рядами. Да и Егор текучим движением сместился так, чтобы встать между мной и пришельцем.
— Ты ток не серчай, Егорий! — Старичок мирным жестом выставил ладони вперёд, и на несколько мгновений показалось, будто вместо пальцев у него узловатые веточки. — Ежели б я знал, што енто твоя супружица, ни за што не стал бы водить!
— Так вы леший! — вырвалось у меня, и старичок вместе с Егором обратили на меня полные укоризны взгляды. После чего первый с достоинством ответил:
— Верно баешь, краса. Хозяин я здешний, и пустых гуляк не люблю.
Волк издал звук, похожий на покашливание, заставив лешего поправиться:
— Ладно, ладно, ну покуражиться чуть захотел. Бо краса поясок обережный где-то оборонила. Беды-то не вышло.
Егор снова кашлянул и, как ни странно, был понят.
— Да што я супротив ентого супостата поделать могу? — с надрывом вопросил старик. Приложил ладонь к горлу: — Он мне самому вот где. Давно б выгнал, ток живёт он на болоте да с болотником дружбу водит.
Тут волк навострил уши, а я во второй раз подала голос:
— А «он» — это кто?
— Налёт огнянный, — непонятно объяснил старичок. — Оне с Егорием давно враждуют.
Возможно, леший мог сказать что-то ещё, однако его прервало ворчание — явно предупреждающее.
Тем не менее я хотела разобраться до конца.
— И этот налёт украл нож?
Леший кивнул.
— А без ножа, — продолжила я, воскрешая в памяти читанную книгу, — оборотню, — слово протолкнулось с запинкой, — не стать человеком?
Опять кивок.
Я закусила щеку. Как бы это не было моей проблемой — мне бы в деревню выбраться и мирно досидеть до поезда со станции Дальней. И вообще, после такого приключения ввязываться в новое, толком не отдохнув — верх глупости.
Однако иголкой засевшее в сердце чувство мешало умыть руки, а на по-прежнему бурлившем в крови адреналине вполне можно было рискнуть. И, решившись, я посмотрела на Егора.
— Идём к болоту?
— Аргх!
Здесь даже расшифровка не требовалась. Егор был против. Категорически.
И леший его поддержал.
— Прав он, краса. Неча тобе налёту лишний раз попадаться. И на болоте делать неча. Давай-ка лучше я тобя из леса выведу, и пойдёшь ты по добру, поздорову на тот берег.
— А Егор?
Не знаю, почему я так упиралась. После больше чем половины суток без еды и воды, после сидения на дереве, после всей пережитой жути и откровения, что мой бывший муж вовсе не человек.
— Р-рарх.
Коротко и ёмко. И наверняка что-то вроде «сам разберусь».
— Ты не тревожься, краса, — в свою очередь, успокоил меня леший. — Чай, не впервой налёт озорует. Ток заигрался чичас.
Они были правы. Объективно. И всё-таки я ещё с полминуты подыскивала контраргументы, пока наконец не была вынуждена согласиться:
— Ну, хорошо.
Волк заметно расслабился, а довольный старичок провозгласил:
— Вот и славно!
И хлопнул в ладоши, да так громко у него это получилось, что по поляне прокатилось эхо.
— Тадысь пошли, — постановил леший и бодро засеменил к частоколу елей. Я бросила на Егора быстрый взгляд — большого доверия к лесному хозяину у меня всё-таки не было, — однако двинулась следом за провожатым. И, к моему скрытому облегчению, волк серой тенью заскользил бок о бок со мной.

Естественно, на этот раз идти было легко. Деревья сами расступались перед нами, корни, о которые я прежде столько спотыкалась, отползали в сторону, луна послушным фонарём освещала тропинку. И всё-таки очень скоро я в полной мере почувствовала, что правильно поступила, согласившись отправиться на отдых, а не к новым «подвигам». К ногам будто привязали две чугунные гири, поясница ныла, плечи так и норовили ссутулиться, придавленные грузом усталости. И как-то само получилось, что я оперлась на холку шагавшего рядом зверя. Запустила пальцы в густую, тёплую шерсть, и от этого не только стало легче идти, но и будто отступила ночная стылость, без стеснения забиравшаяся ко мне под рубашку. Я настолько вымоталась, что не чувствовала сил даже на разговор. Впрочем, при Егоре леший вряд ли ответил бы на самые интересные для меня вопросы. И потому я спросила лишь об одном:
— Скажите, а почему у меня не получилось выйти, когда я одежду наизнанку надела?
— Потому што надоть было прежде на колоду присесть, да опосля слова особые сказать, — не стал запираться старичок. — Тута важно все тонкости соблюсти, тады толк будет.
— Понятно, — пробормотала я и ещё сильнее навалилась на волка.

Наконец впереди показался просвет, и мы вышли на заросшую берёзками и молодыми ёлочками опушку. Правда, не в том месте, где я вошла в лес, а гораздо ближе к реке и мосту. Но сейчас это было только в плюс.
— Ну, ступай, краса, — произнёс остановившийся у крайнего деревца леший. — Дале мне ходу нет — не хочу с полевым ссориться.
И в унисон этим словам Егор с тихим ворчанием встряхнулся: иди, мол. Дальше сама.
Однако я не спешила убирать руку.
— Сколько тебя ждать? — Прежде чем поднимать деревню на Крестовый поход против налёта.
Волк издал три коротких рыка, и я уточнила:
— Три дня?
Егор подтверждающе наклонил голову.
— Долго.
Слово вырвалось само, о чём я незамедлительно пожалела. Впрочем, волк на него никак не отреагировал. Зато леший, смерив меня задумчивым взглядом, сорвал с ближайшей рябинки лист, умело соединил его концы длинной травинкой и протянул мне:
— На-ка, краса. Ежели ещё вздумаешь гулять в наших краях, чтоб не плутала.
Я покосилась на Егора, однако тот сохранял на морде каменное выражение. Значит, можно брать подарок? И я с несмелым «спасибо» взяла немудрёный дар из рук лешего.
Вот только в ладони у меня очутились не лист с травинкой, а несколько камушков на тонкой цепочке.
«Как так?» — округлила я глаза, и леший, усмехнувшись в бороду, сказал:
— Не боись, надень-ка.
И вновь Егор никак не воспротивился этому. Так что я послушно надела удивительный кулон, ещё раз поблагодарила лешего и повернулась к волку.
— Удачи. — Слова теснили грудь, но через сжавшееся горло удалось протиснуться только этому. — И до встречи.
Зверь молчаливо ткнулся носом мне в плечо — то ли прощаясь, то ли призывая торопиться. И я, с натугой сдвинув себя с места, зашагала вниз по холму.
Не оглядываясь.

Глава 25

Я почти дошла до моста, когда по ушам ударил свист рассекаемого воздуха. В испуге вскинула глаза и увидела, как с неба рушится знакомая огненная спираль. Прямо на меня.
Короткий ступор — и я сорвалась с места. Петляя испуганным зайцем, со всех ног побежала к мосту. Как будто там, по ту сторону, у проклятого налёта не было бы власти что-то со мной…
Колючие искры обожгли лицо, жёсткая петля охватила тело подмышками, и меня так резко дёрнули вверх, что вышибло воздух из лёгких. Рывок за подол, но увы. Подоспевшему на помощь Егору достался лишь клок от моей рубашки. А потом земля отдалилась, и задравший голову в тоскливо-яростном вое волк показался крохотной игрушкой. Мелькнули и пропали пятна кустов на светлом фоне луга, игриво блеснула изгибом река, и вот внизу осталась только темнота ельника.
— Пусти! Пусти, гад!
Я царапалась, била по упругим змеиным кольцам, дрыгалась, раскачивалась. Искры больно жгли открытую кожу, встречный ветер свистел в ушах и затыкал рот, но я не сдавалась. Вот только все мои потуги и гневные ругательства были впустую. Налёт лишь крепче сжимал кольцо и упорно тащил меня… Куда? На болото, где, по словам лешего, жил?
Похоже, что так и было. Густой лес подо мной становился реже, в «оконцах» поблёскивала вода. Налёт начал снижаться, а значит, мои шансы уцелеть при падении становились выше.
«Ну, давай», — скомандовала я себе и прекратила вырываться. Расслабилась, позволив телу безвольно повиснуть в змеиной петле. Трюк, вычитанный в какой-то книжке — о, как я надеялась, что в жизни он тоже сработает!

Но нет. Похититель даже не подумал хотя бы чуточку ослабить хватку. И когда я заметила внизу покрытую мхом крышу какого-то здания, то забилась с утроенной силой.
И с тем же результатом. Не обращая внимания на сопротивление, налёт вдруг, как в прорубь, нырнул к земле. Я завизжала: «Разобьёмся!» — и зажмурилась, чтобы не видеть стремительно приближавшуюся крышу с непроглядным пятном трубы. Потом были темнота и теснота, короткий приступ клаустрофобии, и вот сжимавшие меня обручи исчезли. Я больно ударилась обо что-то твёрдое, покатилась и, распахнув глаза, больше на инстинктах вскочила на четвереньки. Собираясь драться до последнего, вот только драться оказалось не с кем.

Я была совершенно одна в полутёмной комнатушке. Бревенчатые стены, деревянный пол, низкий потолок. Тусклый лунный свет попадал сюда сквозь высокое, маленькое, как в тюрьме, окошко, а под ним стоял грубо сколоченный стол. Половину стены напротив занимала русская печь. Её чугунная заслонка валялась в стороне, и меня посетила растерянная мысль: неужели я попала сюда через печную трубу? Но как такое возможно?
— Ох уж эти сказочки. — Держась рукой за единственную лавку, я с кряхтением поднялась на ноги. — Ох уж эти сказочники.
Ещё раз внимательно осмотрелась, напрягая зрение: пока есть возможность, надо выбираться отсюда и желательно через дверь, а не каким-нибудь экзотическим способом.

Однако двери не было. Я даже прошла вдоль стен, для верности ведя по ним рукой, но нет. Никаких тайных выходов не обнаружилось.
— Погодите, а как же сюда попадает… этот? — Я суеверно не решилась упомянуть налёта вслух. — Через окно? Через трубу?
Сведя брови, внимательно посмотрела на печь, но утомлённый безумными приключениями, голодом и усталостью мозг отказывался нормально соображать.
И раз выбраться у меня пока не получалось, следовало исправлять хотя бы это.

Прежде всего я по-хозяйски сунула нос в стоявшую в углу бочку. Судя по лежавшему на её крышке деревянному ковшику, там должна была быть вода. Так оно и оказалось, и я, машинально облизнув вмиг пересохшие губы, немного зачерпнула на пробу. Принюхалась, сделала крохотный глоточек — вроде бы пить можно. Опасливо отхлебнула ещё и ещё, потянулась за новой порцией, но вовремя одумалась. Жажду я в принципе утолила, а больше пить пока не стоит. Кто его знает, какие здесь микробы плавают.

Следующим пунктом стало разыскать что-нибудь съестное. Я пошуршала на полках возле печки и, к своей радости, обнаружила, во-первых, свечу, а во-вторых, укутанный стёганым одеялом чугунок. В нём, судя по виду и запаху, была гречневая каша, причём ещё тёплая. Под радостное урчание желудка я без промедления отнесла посудину на стол и вернулась к полкам. Порылась ещё и ощупью нашла деревянные миску и ложку. А вот ни спичек, ни их подобия мне не попалось, так что «поздний ужин при свечах» пришлось заменить «поздним ужином в лунном свете».

Впрочем, это не помешало мне умять целую миску каши. Сбив первый голод, я наконец подняла глаза от тарелки и чуть не вскрикнула, увидев на полу посреди комнаты мышь. Маленькую мышку, сидевшую на задних лапках и внимательно меня рассматривавшую глазами-бусинками.
Я не боялась мышей. И хотя их фанатом тоже не была, сейчас присутствие ещё одного живого — и нормального! — существа стало для моей души пусть капелькой, но бальзама.
— Привет. — Здороваться с грызуном было глупо, однако меня вдруг потянуло на разговор. — Есть хочешь?
Мышка, естественно, промолчала, однако и убегать не спешила. Какое-то время мы с ней играли в гляделки, а потом я медленно поднялась из-за стола. Зачерпнула из чугунка ложку каши, положила в миску и осторожно сделала шаг к зверьку. Мышь, не дрогнув, осталась на месте. Тогда я по-прежнему без резких движений опустилась на корточки и поставила миску на пол. Придвинула её к пристально наблюдавшей за моими манипуляциями мышке и так же аккуратно вернулась за стол. Сказала:
— Приятного аппетита, — и зверёк, словно дождавшись разрешения, подбежал к миске и занялся кашей.
Я же посмотрела на чугунок и решила: всё, хватит пока. И без того глаза слипаются, а спать в такой обстановке чревато.
— Надо придумать сигнализацию, — пробормотала я сама себе, и мышка подняла на меня усатую мордочку.
— Ешь, ешь, — махнула я рукой. По широкой дуге, чтобы не тревожить зверька, прошла к печке и вернула заслонку на место. Подпёрла её поленом, а внизу поставила пустое ведро. Довольно резюмировала:
— Пусть только сунется, шума будет — хо-хо, — и снова полезла на полки искать какое-нибудь подобие оружия.
Однако то ли не нащупала его в темноте, то ли здесь действительно не было даже банального ножа, но вооружиться в итоге мне пришлось ухватом.
— Ничего, дело привычное, — сообщила я умывавшейся после еды мышке и вернулась на лавку. Посомневалась: стоит ли ложиться? — однако прилегла, устроив ухват на полу, чтобы можно было его мгновенно схватить. Подумала: «Я только на минутку глаза прикрою», — и провалилась в чёрную яму сна.