(бывшая) Невеста брата

Глава 1

Поезд ещё стоит, проводница терпеливо ждёт, когда поднимется последний пассажир. Закат полыхает всеми оттенками багрового, три длинных тени лежат на перроне. Молчание затягивается, в нём слишком много сдвоенной вины и чужой боли, от которой я задыхаюсь. Смотрю на успевшие запылиться кроссовки Марка и машинально думаю, что надо будет отдать их в ремонт, когда вернётся. Тут же одёргиваю себя: это больше не моя забота. И Марк едва ли позволит её проявить. Он и сейчас не смотрит в мою сторону — только на Тимура. Вижу, как Тимур сжимает кулак, чтобы не поднять руку и не обнять Марка на прощанье. Вижу, как Марк стискивает руку на ручке чемодана, борясь с собой и понимая, что драка с братом уже ничего не изменит.

Они прощаются, скорее всего, навсегда. Либо на годы, за которые боль притупится, а обиды припорошит временем.

— Тим, — наконец холодно, без намёка на интонацию, произносит Марк. — Прощай. И… — он всё же скользит по мне взглядом, от которого прошибает холодом. Коротко кивает и вдруг сжимает плечо. Рука безвольно падает вниз. Несдержанно всхлипываю, прижав ладони к груди. Открываю рот, но Марк уже поднимается в вагон. Почти сразу поднимают ступеньку и закрывают дверь. В тамбуре, кроме проводницы, никого нет.

Тимур шумно вздыхает, низко опустив голову, и горько усмехается. Переплетает наши пальцы, крепко сжимает в своих и говорит, глядя на трогающийся с места поезд:

— Пойдём домой.

Несколько месяцев назад

Полина

Маринка выбрала не самое лучшее место для важного объявления — заявляю об этом, едва переступила порог забитого бара. Спина гудит — четыре пары подряд выслушивать мямлящих студентов и врагу не пожелаешь. Неужели нельзя было собраться дома?

— Ничего ты не понимаешь! Для торжественных случаев нужны торжественные места!

— Место, где впервые блевала, перебрав пива? — спрашиваю ехидно, делая заказ.

— Иди в задницу, Полька, нет в тебе ни капли романтики! — Маринка обиженно скрещивает руки на груди, но моментально сияет, не в силах держать новость в себе слишком долго. — Здесь мы с Митей впервые поцеловались, помнишь?

— Я понятия не имею, где вы впервые поцеловались. Зато отлично помню, где переспали: на моём дне рождения! — склоняюсь над столом и зловеще тяну: — Ты, кстати, мне до сих пор должна постельное бельё!

— Я оплатила химчистку.

— Но не штопку! Не знаю, что вы там делали, но порвать простыню и наволочку… Мне его, между прочим, мама подарила!

— Ладно, не ворчи, я куплю тебе новый комплект в следующем году. — Маринка глубоко вздыхает, набирает полную грудь воздуха и протягивает руку. — Митя сделал мне предложение!

Одновременно с этим передо мной опускается бокал вина. Посмотрев на кольцо, потом на бокал, увеличиваю заказ до бутылки и только тогда выдыхаю:

— Ого! Это что за камень?

— Топаз. — Маринка вертит ладонь в стороны, и голубой камень ловит свет гранями, рассыпая крохотные пятнышки на столешнице. — Он сам выбирал, представляешь?

— С трудом, — тяну с сомнением. И вдруг перегибаюсь через стол, порывисто обнимаю. — Поздравляю! Вы оба заслужили счастье!

После университета, предсказуемо, в жизни поменялось всё: чьи-то мечты сбылись, а чьи-то разбились под натиском реальности. Отлично помню чувство стыда за то, что Марк решил ответить на мои чувства и сказал, что хочет со мной. Было стыдно за многое: друзья осуждали за то, что простила его измену на первом курсе, Маринка вообще смотрела сквозь. Было стыдно за счастье, которое не должна испытывать. Я считала себя жалкой, но ничего не могла сделать со своей любовью. Марк был рядом, остальное, хоть и звучало эгоистично, было неважно.

С Маринкой не разговаривали год, пока она сама не объявилась на пороге дома и не сказала, что больше не злится. А следом огорошила новостью, что они с однокурсником Митей теперь вместе. С того дня прошло два года, жизнь наладилась, и вот теперь Маринка на два шага впереди, а я плетусь позади, счастливая, но по-прежнему не замужняя.

Отношения с Марком… Никто не говорил, что будет легко, но к трудностям я была готова едва ли не с раннего детства. Всё случилось внезапно: он пришёл одним дождливым вечером и остался до утра. Никаких лишних слов или признаний, но кому они нужны, когда в сердце так много счастья, что даже больно? Уверена — я единственный человек в мире, который знает, как может любить Марк Градов. Да, он оступился на первом курсе, но тогда мы официально не встречались. Да, знаю, как жалко звучат оправдания. Мы пытались встречаться, а потом я узнала, что он переспал с какой-то девушкой с третьего курса на студенческой вечеринке. Это было больно… Но, уже в прошлом.

То, что он до сих пор не спешит узаконить отношения угнетает. Даже ленивый Митя разродился быстрее, а они с Маринкой встречаются на год меньше! А Марк… Да, мы живём в доме, доставшемся ему от родителей, в престижном районе, сплошь застроенном особняками за высокими заборами. Даже странно, как у Марка никто не выкупил дом — он тут как бельмо на глазу: одноэтажный, из сруба, с большим заросшим садом…

Поначалу я тоже не стремилась быстрее завести семью. Кольцо на пальце Маринки всё изменило. Нет, семья необходима, иначе отношения со временем зайдут в тупик и никакая, даже самая сильная, любовь не сможет их оттуда вывести.

Думаю об этом, яростно шагая к дому прямо по лужам. Скоро он должен вернуться из очередной командировки, подробности которой, естественно, никогда не расскажет, и вот тогда поставлю вопрос ребром. Или хотя бы намекну на то, что хочу замуж…

Счастливо улыбающаяся Маринка вызывает кислую улыбку, всё острее напоминая о собственной неполноценности. Занимаю себя бесконечной работой, взяв кураторство над группой третьекурсников, но те уже были не рады своему — срываюсь на них за каждый проступок, а потом виню себя за несдержанность. Нервничаю, как будто решила сама сделать Марку предложение. Смешно даже.

В пятницу Маринка зовёт в гости, но это выше моих сил. Предпочту провести вечер в компании вина и сыра, и отходить от плана не собираюсь. Впереди два выходных, и никакое сияющее лицо лучшей подруги не испортит отличное настроение! Напевая под нос, стою над плитой, прижав ступню правой ноги к левому колену, когда по кухне проносится лёгкий ветерок с запахом сухих луговых трав. Странное сочетание после затянувшихся дождей. Резко обернувшись, роняю лопатку и прижимаю ладони к груди. Губы дрожат, расползаясь в улыбке.

Глава 2

— Тимура? — поражённо выдыхаю. Взвизгиваю: — Это же прекрасно! Где он? Ты нас познакомишь?

— Сейчас он в гостинице, отдыхает после дороги. — Марк привстаёт на локтях, слабо улыбается — давно не видела его таким счастливым. — Его контракт закончился и новый он не станет заключать. Кажется, он наконец вернулся навсегда.

— Я так за тебя рада! — сердце колотится, приходится прижать ладони к груди, чтобы не выскочило, в глазах щиплет. Марк и Тимур не виделись семь лет — с тех пор как он, после смерти родителей, записался наёмником и ушёл воевать за чужие интересы. Долгое время Марк не мог его простить — оставил в восемнадцать на попечении дальнего родственника наедине с горем. Но потом… Годы шли, от Тимура почти не приходило вестей, и Марк начал его искать. Понимал, что, скорее всего, не найдёт, но не терял надежды встретить последнего родного человека. Семью. Я понимала и не понимала его одновременно — выросла одна, без братьев и сестёр. Но сейчас смотрю, как светятся любимые глаза, и сознаю, как на самом деле было важно для Марка найти старшего брата.

Тимура я видела только на фотографиях: старых, сохранившихся на дисках. Он очень похож на Марка: чёрные глаза, чёрные волосы, волевой подбородок и красивые скулы. Только выглядит старше, что не удивительно — у них пять лет разницы, получается, Тимуру сейчас тридцать.

— Это не всё, — тихо говорит Марк, пристально глядя в глаза. — Он будет жить с нами.

— Что? — распахиваю глаза. — Ты шутишь, да?

— Нет. — Он смотрит спокойно. — Это его дом. Дом наших родителей. И Тимур будет жить здесь.

— С нами? — всё ещё не веря, уточняю.

— Да.

— И когда ты собирался мне об этом сказать? — тяну низко, начиная дрожать от злости. — Когда он появится на пороге? Мы будем жить втроём?

— Дом большой, Поля, — огрызается Марк, тоже садясь.

— Отлично, — бросаю едко, поднимаясь и принимаясь раздеваться и швырять одежду на пол. — Просто отлично, Марк! Ты приходишь спустя два месяца и говоришь, что теперь мы будем жить втроём! Даже не подумал, что скажут люди?

— Мне всё равно, что они скажут, — холодно чеканит он. — Тимур будет жить здесь.

— А я? Я, обо мне ты не подумал? — распаляюсь всё больше. Бросив трусы под ноги, вскидываю подбородок. Стискиваю зубы, чтобы тот не дрожал так явно. — Я совсем для тебя ничего не значу, да?

Вылетаю из спальни, хлопнув дверью в ванную и с силой дёргаю кран. Рычу, когда льётся ледяная вода, настраиваю температуру и шагаю под душ. И слова бы не сказала Марку, если бы была его невестой. Но так… Прежде всего это отразится на моей репутации! Неужели придётся переехать? Как представила — слёзы на глаза навернулись. Яростно начинаю тереть себя мочалкой — не дождётся, чтобы рыдала, пряча отчаянье в звуках льющейся воды. Давно прошла эту стадию.

Тянет холодом. Марк входит, отворачиваюсь, упрямо сжав губы. Когда его грудь прижимается к спине, а ладони ложатся на плечи, стискиваю зубы и качаю головой.

— Прости, — шепчет на ухо, прижимаясь к виску щекой. — Надо было предупредить.

Гладит по рёбрам, осторожно поднимается выше, обводя соски кончиками пальцев.

— Это важно для меня, Поль. — Поцеловав в шею, добавляет: — Пойми.

Я научилась быть сильной. Но избавиться от единственной слабости не смогла. Марк знает — когда говорит так, честно и открыто, прощу всё. Всегда. Выдохнув, откидываю голову на его плечо и бормочу:

— Ненавижу, когда ты так делаешь…

— Так? — Он плавно входит, выбивая тонкий стон. — Или так? — приподнимает ногу, входя глубже. — А может так? — не могу сдержать новый стон, когда он касается клитора и начинает плавно его поглаживать.

— Т-ты правда считаешь себя виноватым, — бормочу, начиная безостановочно стонать. Марк неторопливо двигается, скользя губами по плечу, непрерывно лаская. Забросив руки ему на шею, закрываю глаза, отдаваясь ощущениям, растворяясь в них. Кусаю губы, дрожа от наслаждения, готового перелиться через край в любой момент.

— Марк… — тяну, крепче стискивая его руками.

— Быстрее? — выдыхает он и, не дожидаясь ответа, начинает с силой натягивать на себя. Палец вокруг клитора тоже ускоряется, даря острое, на грани боли, наслаждение. Меня встряхивает, напрягается каждая мышца. Марк толкает, заставляя упереться в кран, и в несколько ритмичных рывков кончает.

— Ты же понимаешь, что если с нами будет жить Тимур, такого секса больше не будет? — ворчу, с трудом выпрямляясь. Ноги дрожат и держат с трудом. Марк обхватывает, прижимает к себе.

— Почему?

— Я не буду заниматься сексом, пока в доме незнакомый мужчина. — Поворачиваюсь в его руках, обнимаю, заглядывая в глаза. — Я серьёзно.

— Конечно, — хмыкает он, глубоко целуя.

***
Тимур

Выхожу из военкомата к обеду — доложил о своём местонахождении, всё-таки военнообязанный, хотя пообещал Марку, что больше на войну не вернусь. Хватит, навоевался. Если бы не Марк, ни за что не вернулся бы: воспоминания о гибели родителей слишком свежи. Глупо, вроде взрослый мужик, а до сих пор на глазах слёзы, когда вижу перед внутренним взором разорванную надвое машину. Не тешу себя иллюзиями: будет сложно вернуться в мирную жизнь. Даже с учётом сеансов у психолога и таблеток, помогающих спать без кошмаров.

— Хотелось бы заполучить тебя к нам, — сказал начальник военкомата на прощание. — Для подготовки не хватает квалифицированных кадров.

— Я подумаю, Константин Игоревич. — Ждал подобного. Ничего даже не дрогнуло внутри. А какая ещё от меня может быть польза?

— Это не приказ, Тимур, — вздыхает тот, облокотившись о стол и переплетя пальцы. Он изменился, — думаю, рассматривая мужчину. Стал мягче. Когда я проходил у него курс молодого бойца, был жёстче и резче. Возраст и должность многое меняют. Когда-то почти считал его другом. Учителем — точно. Наставником.

— Если бы не брат, я бы не вернулся.

Слишком уважаю Константина, чтобы начинать всё со лжи.

Глава 3

Полина

Застываю, рассматриваю незнакомца и широкую ладонь, которую он мне протянул. В последний раз жала руку ректору нашего университета, когда получала диплом.

— Полина, — вежливо напоминает о себе Тимур. Опомнившись, отступаю, пропуская его в дом. Яркий солнечный свет остался за дверью, и в полумраке коридора Тимур кажется практически не отличим от Марка. Только волосы короче. Сходство поражает настолько, что совершенно забываю о приличиях.

— Тим! — Марк выходит из коридора, слабо улыбаясь. — Я думал, тебя отпустят позже.

— У полковника оказалось не так много вопросов.

Невольно ёжусь: так просто говорить о таком серьёзном человеке! Откуда они знакомы?.. Константин Игоревич — нечастый гость в нашем доме, но отлично знаю, как боится его мужская часть нашего района. А голос у Тимура низкий, глубокий, как чёрная река, текущая глубоко под землёй и обещающая гибель любому, кто попадёт в неё.

— Ты уже познакомился с Полиной? — Марк смотрит на меня, спешно киваю.

— Тимур, рада знакомству.

Избавиться бы от скованности, но как? Явно уже показала себя не с лучшей стороны. А тут ещё этикет, в котором всегда была слаба… Чувствую себя деревенщиной перед благородным аристократом. Меж тем Тимур уже разулся и шагнул к Марку, но вдруг оборачивается:

— Простите, если своим появлением разрушил ваши планы на выходные. Если я мешаю…

— Это твой дом, — отрезает Марк, даже не взглянув в мою сторону. — И ты займёшь свою комнату.

Не собираюсь ходить за ними на верёвочке, пока братья предаются общим воспоминаниям, какими бы те ни были. Мышкой просочившись на кухню, принимаюсь за готовку — мы встали совсем недавно и ещё не успели позавтракать. Отражение в чайнике заставляет приглушённо застонать: Боже, ещё и выгляжу как оборванка! Не удивительно, что Тимур такой вежливый — может, сперва вообще принял за прислугу? Хотя нет, имя-то назвал… Яростно выдохнув носом, решаю, что завтрак может немного подождать, и спешу в ванную — привести себя в порядок. Возвращаюсь причёсанная, в свежей белой майке и коротких красных шортах, волосы собрала в хвост на затылке. Что-то они долго. Голосов не слышно, но и дом немаленький.

Чужое присутствие не ощущается, отчего чувствую себя гораздо лучше. Если не думать о том, что Тимур теперь будет жить здесь, можно представить, что к нам заглянул гость. Быть может, он и сам не захочет оставаться. Настроение улучшилось. Напевая под нос, достаю яйца и сковороду, решив приготовить омлет, попутно вспоминая, что осталось после вчерашнего ужина. Поставила было ступню на колено, но, поморщившись, отказываюсь от затеи: этой ночью мы явно переборщили доказывать друг другу кто сильнее соскучился.

Стол давно накрыт, чай остывает, но ни Марка, ни Тимура не видно. Они что, решили уйти, не предупредив? Вполне в духе Марка. Кто знает, как сильно они с братом похожи характерами? Уже собираюсь идти и разыскивать, когда оба появляются на кухне. Рот сам собой открывается, но замечаю не сразу, потому что и Марк, и Тимур… слишком торжественны, словно только что провели важное собрание и до сих пор преисполнены значимости. Несмотря на то, что Марк в простой футболке, а на Тимуре куртка цвета хаки, легко представляю их в дорогущих деловых костюмах.

— Марк, — слабо выдавливаю, давясь восторгом и благоговейным ужасом. Это из-за брата он вдруг стал таким представительным, или всегда был, просто я привыкла и не замечала?

— Простите, надо было вас предупредить, что задержимся.

И снова голос подаёт Тимур. Постепенно это начинает раздражать — будто он здесь хозяин, а не Марк!

— Мы говорили о родителях, договорились съездить на кладбище, — поясняет Марк, подходя к столу и глядя на стул. Словно раздумывает: садиться или нет. Ну, конечно, кто бы мог подумать, что они будут такие все из себя торжественные! Накрыла бы в гостиной, там как раз стоит вечно пустующий стол. Тимур не говорит ни слова: снимает куртку, вешает на спинку и походит к раковине, помыть руки. Потом молча садится напротив Марка, берёт вилку и нож. Марк повторяет за ним каждый жест, заставляя почувствовать себя неуклюжей. Он и прежде был на голову выше всех друзей в плане манер, но рядом с Тимуром даже немного проигрывает.

«Осталось мне надеть кимоно и устроить чайную церемонию», — думаю раздражённо, специально и совершенно не грациозно плюхаясь на стул.

— Омлет выглядит превосходно, — говорит Тимур, глядя на развалившийся омлет. Киваю, про себя скрипнув зубами: назвать это «превосходным» язык не поворачивается. Зато за вкус можно не переживать — готовлю я отлично. Пусть и не всегда красиво, но кому какое дело до внешнего вида еды?!

— Чем займёшься? — спрашивает Марк, когда переходим к чаю.

— Пока ничем. Полковник предложил преподавать, вести курс молодого бойца. Но я пока не хочу, побуду дома. — Тимур подносит кружку к губам и осторожно втягивает аромат. Слабо улыбается. — Хотя в несколько мест всё же схожу.

Чувствую себя невидимкой. Беззвучно скрипнув зубами, начинаю убирать со стола, но ни Марк, ни Тимур не обращают на это внимания. Дождавшись, когда оба замолчат, мило улыбаюсь и говорю:

— Нас сегодня ждёт Никита. Ты не забыл?

Марк едва заметно морщится и нехотя кивает. Показалось, или посмотрел на Тимура, словно извиняется, что придётся идти?

— Я не хочу мешать вашим планам, — мягко говорит тот. — К тому же, у меня есть дела.

Он коротко кивает и выходит. Холодный, высокомерный и надменный. Видимо, всё это отражается на лице, потому что Марк сурово бросает:

— Он никуда не уйдёт. Привыкай.

«Ну, это мы ещё посмотрим!» — думаю, яростно намывая тарелки. У их семьи полно денег, он может купить себе другой дом. Или мы переедем. В конце концов, всегда можно снять квартиру.

— Поль, — укоризненно тянет Марк, становясь за спиной, — я хочу, чтобы вы нашли общий язык.

— Очень сложно не найти общий язык с Тимуром, — саркастично отвечаю, принимаясь за новую тарелку. — Теперь понимаю, почему он считался одним из лучших наёмников: его вежливость сражает наповал.

Глава 4

Тимур

Полина оказалась… забавной. Забыл, когда в последний раз применял это значение. Она так сильно пыталась скрыть своё недовольство, что то буквально сочилось ядовито-зелёным, заполняя пространство вокруг. Успел узнать, что она преподаёт в университете. Характер у неё явно вздорный и взрывной, спрятать не получается. Пытаюсь представить, как бы её приняли родители. Пока не выходит. Для них воспитание и соблюдение традиций всегда стояли на первом месте. И если бы они были живы, выбор Марка никогда не пал бы на Полину.

— Она… забавная, — тихо говорю, глядя в яркое небо и представляя их лица.

Утро только началось, яркие лучи солнца ложатся столбами на пол, пробиваясь сквозь ветви заросшей калины. Глубоко вздыхаю, наполняя лёгкие свежим утренним воздухом без ставшей привычной примеси металла, железа и отчаяния. Свободен: от ответственности, от необходимости скрываться, от непрерывной борьбы за свою жизнь… Давно надо было прервать замкнутый круг.

Шевеление на веранде привлекает внимание. Поворачиваюсь и киваю, заметив Полину. Кажется, что в её ярко-зелёных глазах мелькнуло возмущение. Или смущение: с такого расстояния не разобрать. Сухо кивнув в ответ, она заходит на кухню и закрывает за собой дверь.

Ей неловко рядом со мной. Возможно, от того, что живу здесь, как хозяин дома, но не как равный с равной. Полина убирает, готовит, ходит в магазины, и это правильно. Было бы правильно, будь она женой или хотя бы невестой Марка. Без официального статуса её помощь по дому больше походит на прислуживание. Возможно, именно в этом кроется причина неприязни. Очень хочу найти общий язык, в первую очередь ради Марка. Значит, стоит выработать стратегию по сближению, чтобы брат не переживал.

Когда Полина уходит на работу, первым делом иду в лучшую чайную лавку — благо, она до сих пор стоит на своём месте. Чай, который пили в доме, больше походил на солому, странно, как Марк до сих пор не обратил на это внимания. Впрочем, судя по всему он редко бывает дома, а Полина, кажется, просто не знает, что может быть другой чай. Уверен, она обязательно оценит вкус оолонга.

Прогуливаюсь по торговому центру — раньше его здесь не было. Обновляю гардероб, не в форме же ходить, хватит, находился. Дома занимаюсь уборкой — привычка: окружающее пространство должно быть чистым. Мама постоянно твердила об этом, хотя отец ворчал, что уборка — не мужское занятие. Дом не сияет чистотой, но и запущенным не выглядит. И всё же у Полины явно слишком мало времени, чтобы уделять его тряпке и венику.

К вечеру, довольный собой, достаю чайный набор матери. Беседка, которой явно не пользовались последние одиннадцать лет, нуждается в уходе, и я обязательно этим займусь, а пока просто сметаю сухие листья и паутину, мою полы и перила из тёмного венге, раскидываю новые тёмно-синие подушки и стелю пледы на лавочки и ставлю низкий чайный столик.

Шаг за шагом, надо начинать с малого. Сегодня хочу угостить будущую невестку настоящим чаем и заодно попытаться прощупать путь для дальнейшего сближения.

Марк приходит раньше — он весь день провёл в офисе. Морщась от недовольства, рассказывает, как пришлось расписать в подробностях последнюю командировку, хотя каждый день связывался с начальством и докладывал, как идут разработки. Марк — геолог, причём, очень хороший. Работает в нефтедобывающей компании и постоянно пропадает в командировках.

— Эта возня с графиками и диаграммами бесит, — говорит он, подпирая столешницу на кухне. — Сколько я уже прошу нанять для этой возни отдельного человека?

— Пока ты будешь делать это сам, никто не станет тратиться на ещё одного сотрудника, — отвечаю, наблюдая за тем, как поднимаются пузырьки в стеклянном чайнике на электрической плите.

Марк фыркает, но ничего не говорит. Выпрямляется вдруг, опуская ладони на столешницу по бокам от себя и разом расслабляется. Прислушиваюсь — ключ поворачивается в замке, открывается дверь и стукают о пол туфли. Покосившись на Марка, гашу улыбку: на сдержанном лице ни единой эмоции. Для тех, кто не умеет читать Градовых по лицам. В моих глазах Марк буквально светится изнутри, внешне оставаясь невозмутимым. Внезапной болью отзывается понимание: он годами глушил в себе все эмоции, а теперь попросту не умеет их выражать. Что ж, в этом мы более чем схожи.

— Завтра же пойду к ректору и попрошу, нет, потребую разрешение на узаконенное убийство один раз в неделю! Если я ещё раз соглашусь взять команду идиотов, считающих себя студентами, в обу… Здравствуйте.

Полина явно не ждала, что я буду тут. Глотает отчётливо проступившую досаду и пытается улыбнуться. Усмехаюсь про себя: нелегко, наверное, жить так — когда всё, что должно быть скрыто, всегда снаружи.

— Здравствуйте, — киваю. Переглядываюсь с Марком. — Я взял на себя смелость угостить вас чаем. Вдвоём с Марком, конечно.

— Чаем? — слабым голосом спрашивает Полина. Желудок громко урчит. Покраснев, она накрывает его рукой.

— После ужина, конечно, — мягко улыбаюсь. Добавляю: — Я уже поел, поэтому не стану вам мешать.

Когда выхожу на веранду, в спину летит отчётливый вздох облегчения.

***

Полина

Четверо студентов в новеньких белоснежных халатах затаив дыхание смотрят, как я ловко извлекаю желчный пузырь из крупной рыбы, виртуозно работая скальпелем. Ещё одно мгновение, и пузырь лежит на ладони, затянутой в латексную перчатку.

— Может показаться, что это просто. Думаю, каждый из вас хоть раз да разделывал рыбу. — Обвожу студентов взглядом и коротко усмехаюсь. — А теперь скажите, сколько раз пузырь у вас в руке лопался?

Трое из четверых смущённо улыбаются, а я вмиг становлюсь серьёзной. И говорю жестко:

— Операция на человеке — это не разделка рыбы. И даже такая ошибка, как прокол желчного пузыря, может привести к огромным осложнениям или вовсе стоить жизни. Пока даже не думайте смотреть в сторону операционных. На сегодня задача простая — не лопнуть ни одного пузыря из тех рыб, что лежат перед вами. Как вы видите, они разного размера, советую начать от большей и двигаться к самой маленькой. У вас три часа, начинайте.

Глава 5

Полина

Рабочий день подходит к концу. Прежде бежала бы домой со всех ног, сейчас, представляя застывшее учтивое лицо Тимура перед глазами, собираюсь с силами. Нет, так дело не пойдёт. Марк наверняка уже пришёл, а пропускать время с ним из-за собственных капризов не собираюсь: неизвестно, когда он опять уедет.

Настроение совсем испортилось. Каждый раз, когда Марк возвращается, надеюсь, что навсегда. Что примет, наконец, предложение о повышении и перейдёт на офисную работу. Но обычно он не задерживается больше, чем на пару месяцев. Сейчас, когда нашёл брата, велика вероятность, что командировки закончатся. Но я уже боюсь об этом мечтать: привыкла жить от встречи к встрече, даже находя в этом особенное удовольствие. Разве может надоесть тот, по кому постоянно скучаешь? Он ещё здесь, а мне уже не хватает, и это добавляет отношениям особенной остроты.

Рассуждая так, не замечаю, как набрала большой пакет продуктов, пока шла через рынок. Ехидный внутренний голос довольно кивает: правильно, а то Тимур слишком много ест.

Он и правда много ест. Видимо, когда остаётся один, потому что продукты исчезают с полок с устрашающей скоростью. Конечно, покупает он тоже немало, но всякий раз, глядя на его подтянутую фигуру, пытаюсь понять: куда уходит столько калорий? Может, он знает особую диету, для которой надо есть, как не в себя?

Дом пропах яичницей. Кажется, стены, пол и потолок кто-то обработал специальным ароматизатором. В животе урчит. Разуваюсь, несу пакет на кухню и останавливаюсь, глядя на стол, заставленный тарелками с одним поджаренным яйцом. У плиты стоит Тимур и с маниакальным выражением в глазах наблюдает за приготовлением очередного. Десяток яиц, которые только вчера выхватила на распродаже под носом зазевавшейся клуши, испарился. Забыв о приличиях, роняю пакет на пол и воплю:

— Тимур! Что здесь происходит?!

— О, вы уже вернулись? — он оборачивается и обозначает улыбку на губах. — Решил сделать вам с Марком приятное и пожарить яичницу к ужину.

— Вы считаете, мы сможем так много съесть? — тяну, подходя ближе. Окидываю глазами стол — свободного места из-за тарелок на нём не осталось.

— Ну что вы, — серьёзно отвечает Тимур и вдруг резко снимает сковороду с плиты. Улыбается широко и довольно. — На самом деле съесть я предложу вам только эту. — Он показывает на яичницу в руке.

— Мне, — говорю с непередаваемым выражением. — Мне, значит. — Глубоко выдохнув, любезно интересуюсь: — А что будем делать с остальными?

— Сам съем. — Тимур жмёт плечами и тянется к чистой тарелке, но все они уже заняты.

— Сам, — повторяю тупо, чувствуя себя сошедшей с ума. Только что. Окончательно и бесповоротно. В груди клокочет, подбираясь наверх, к горлу. Издаю булькающий звук, кашляю и говорю: — Я правильно поняла: вы хотите съесть девять жареных яиц. Да?

— Да, — кивает он, всё оглядываясь в поисках тарелки.

— А зачем было столько жарить? — чувствуя, что говорю со слабоумным, решила перенять его тактику. Видимо, ПТСР у Тимура присутствует в необъятных размерах.

— Потому что они не идеальны. А я привык делать всё идеально.

Несколько мгновений перевариваю его слова, надеясь, что это шутка. Тонкая издевка, да что угодно. Не может же он говорить серьёзно? Или может?..

— Твою мать! — срываюсь. Стиснув кулаки, едва удерживаюсь от того, чтобы не разнести стол. — Я только вчера купила яйца! Ради чего? Ради идеальной яичницы?!

Лицо Тимура застывает. Склонив голову набок, он словно только что понял, как на самом деле я взбешена. Это выводит ещё сильнее.

— И что мне делать, если они мне срочно понадобятся?!

— У вас есть как минимум две пары яиц, — прохладно отвечает он, ставя сковородку на остывшую плиту.

Открыв было рот, я громко его захлопываю. Но не успеваю возмутиться похабному предложению воспользоваться яйцами не только Марка, но и его самого, как Тимур молча достаёт из холодильника четыре яйца. Бормочу вполголоса:

— Так вы эти яйца имели в виду…

— Что? — услышал. Вспыхиваю. Опускаю глаза в пол, но почти сразу вскидываю подбородок.

— Ничего, Тимур, спасибо за яичницу. С удовольствием её попробую.

С достоинством удаляюсь, хотя сердце колотится, а от стыда полыхают щёки. Боже, какой развратной он меня считает?! Прижав ледяные ладони к горящему лицу, перевожу дух в спальне. Как можно быть такой? Такой глупой?! В глаза бы ему больше не смотреть, вот точно!

Марк приходит через час, не меньше, и всё это время не решаюсь выйти из комнаты. Слышу, как гремит тарелками Тимур, представляю, как он ест, и знакомая уже ярость вихрится в груди. Сплошное транжирство: перевести столько яиц, чтобы приготовить идеальную яичницу! Если хочет так спускать еду… Да будь ты даже миллионером, как можно так беспечно тратить деньги и продукты?!

***

Тимур

Еду нельзя выбрасывать, если она не пропала — это мама вбила с детства. Каждое действие приносит либо пользу, либо вред, только вред — это смерть, иначе не умею. Слышу, как меряет шагами комнату Полина. Вспоминаю её слова, вновь прокручиваю в голове разговор и недоверчиво смотрю на коридор. Она на самом деле думала, что я имел в виду… Губы дрожат и растягиваются в улыбке. Надо же, эта девушка умеет удивлять. Всё больше понимаю Марка.

Но вообще подобрать ключ к Полине оказалось непросто. Ни приветливость, ни вежливость её не привлекают, а, наоборот, — отталкивают. Когда пили чай в беседке, она была раздражена и смущена, это отчётливо ощущалось. Когда начал покупать продукты — не притронулась ни к чему из купленного. Хорошо хоть яичницу согласилась съесть, ведь у меня уже заканчиваются методы по нахождению общего языка, что само по себе дико.

Тяжело вздыхаю, закончив домывать последнюю тарелку. Никогда бы не подумал, что это так сложно: не просто пробраться женщине в голову, а вызвать неподдельную симпатию. Или, хотя бы, убрать негатив, с которым она ко мне относится. Прежде таких задач не стояло: никаких отношений в моей жизни не существовало, те, что могли быть, самостоятельно погубил. А после были лишь редкие случайные связи, необходимость которых сводилась к одному — сбросить напряжение и удовлетворить потребности организма.

Глава 6

Марк

Злюсь. Хотя скорее, эта злость сродни глубокому раздражению, в котором пребываю последнюю неделю. Думал, что это очередная Полькина блажь — отказ от секса. Был уверен, что надолго её не хватит, ведь прежде никогда не говорила «нет». Но дни идут, а она упрямо отворачивается и никак не реагирует на попытки склонить к близости. Это бесит. Никогда бы не подумал, что буду так реагировать, ведь в командировках прекрасно обхожусь без секса, никогда не изменял Польке, даже мысли такой не было.

Она рядом, но вдруг оказалась далеко — жалкая попытка наказать за возвращение Тима домой. Но разве можно было поступить иначе?! Во всём, что касалось его, всегда был непоколебим: если ненавидеть, то всей душой, если любить, то всем сердцем. Понял, простил, раскаялся за годы ненависти и каждое проклятье, посланное брату. Естественно, предлагать Тиму переехать не собираюсь: это родительский дом, и оба Градова должны жить в нём. Когда брат женится, мы с Полькой просто переедем в другую комнату, ведь сейчас ему не нужна родительская спальня.

Почему Поля не может этого понять? Ведёт себя как ребёнок, а ведь давно уже взрослая женщина. У меня даже мысль промелькнула о том, чтобы расстаться, ведь Тим всегда будет на первом месте, но я её отметаю. С Полей хорошо. Удобно. А ещё она всегда ставит на первое место меня. Она красивая, в меру умная, страстная. Для меня этого достаточно. Когда понял, что хочу ответить на её любовь, по-настоящему хочу — удивился. Несколько дней пытался осмыслить это желание, пытался найти ему рациональное объяснение, но не смог. Столько раз искренне её отталкивал, и мысли в голову не приходило, что жалкая девочка, заглядывавшая в рот, станет чем-то настолько необходимым. Даже уехал со студотрядом на всё лето, надеясь, что странное желание пройдёт, но стало хуже. Постоянно думал о Поле, которая всё также смотрела с обожанием, но больше не просила любить. Начал бояться, что она откажет, холодно рассмеётся, как сам делал сотню раз. Вернулся и первым делом пошёл к ней.

Дождь тогда лил сплошной стеной, из-за его шума Поля не сразу расслышала стук в дверь. Открыла, и от первой же вспышки счастья в её глазах окатило облегчением. Даже ноги ослабли.

— Марк, — проговорила она, пропуская. — Что-то случилось?

— Да, — ответил хрипло. — Ты.

И шагнул навстречу, обнимая, сталкиваясь с губами. Моё тяжёлое мокрое пальто обвило обоих, с волос текло, капли бежали по плотно прижатым друг к другу лицам. И сердце билось так быстро, как, наверное, не билось никогда. Столько лет отказывался от неё, а оказалось — надо было взять то, что предлагают и, наконец, почувствовать себя дома. Она вздрогнула, когда мокрые ледяные руки проникли под растянутую майку. Обвила руками, притягивая к себе сильнее, целуя неловко, но горячо. У меня от этих поцелуев голова пошла кругом. Ладони скользнули вниз, обжигаясь о кожу, согреваясь, и я несдержанно выдохнул, поняв, что под майкой на ней ничего нет. Увидеть, почувствовать, коснуться… Неизведанные, сильные эмоции выжигали кислород в лёгких, заставляя задыхаться. Толкнул её к стене, прихватил нижнюю губу, начал задирать майку, когда она надавила на плечи. Нехотя оторвался от неё, посмотрел: в полумраке прихожей глаза горели, Поля смотрела, но будто меня не видела.

— Марк, что ты делаешь? — дрожащим голосом спросила она. И я ответил именно то, что чувствовал:

— Хочу быть с тобой.

Мы снова целовались, увернней, подстраиваясь друг под друга. Когда кончик языка коснулся её, Поля замычала, выгнулась, потираясь о грудь. Я уже полыхал вовсю, хотелось большего, прямо здесь и сейчас, но она снова остановила, шепнула смущённо:

— Пойдём в спальню.

Позволяла себя раздевать, неожиданно мило краснея. Раздевала сама, жадно разглядывая, гладя грудь и живот, целуя плечи, ключицы, шею — везде, куда могла дотянуться. Когда на пол упала последняя одежда, доверчиво легла на кровать, раздвинула ноги и протянула дрожащую руку. Я тоже дрожал, дышал дробно, забыв о необходимости анализировать каждое действие и поступок. Лёг на неё, прижав к кровати, погладил между ног, влажную, ждущую. И на последних остатках разума вошёл медленно. Её тихий вздох, тугое кольцо мышц, сжавших член, ногти, царапнувшие лопатки — слишком много и слишком мало одновременно. Надо было двигаться, иначе сердце взорвётся, лёгкие окончательно слипнутся. Поцеловал её, качнув бёдрами, под глазами полыхнуло, а дальше всё походило на гипноз, из которого хочется выбраться как можно скорее, но в то же время хочется остаться навсегда. За шумом собственного дыхания я различал её тихие стоны, за шелестом дождя — хлопки тел. Кажется, что-то шептал, но если бы кто-то спросил, не смог бы вспомнить ни слова. А потом лежал, перенеся вес на локти и колени, и долго целовал, лениво думая, что поцелуи, оказывается, очень приятная вещь.

Между нами не было долгих объяснений. Даже на тихое «я тебя люблю, Марк» ответил поцелуем, не словами. Но кому они нужны, когда и так всё ясно? Через два дня она переехала ко мне, и с этого момента я всегда возвращался домой, зная, что там меня ждут. Сейчас, видимо, уже не ждали. Или усиленно делали вид.

— Ты не спокоен, — замечает Тим, когда захожу на кухню и хмыкаю, увидев одинокую яичницу.

— Получилась, наконец? — спрашиваю, кивая на тарелку.

— Да. — Тим вздыхает. — Вообще-то я приготовил её для Полины, но она, кажется, не любит яйца и согласилась из вежливости.

— Поля любит яйца, — говорю прохладно. — Только не яичницу, а омлет.

— Я бы мог догадаться, — слабо улыбается Тим и склоняет голову набок: — И всё-таки, что случилось?

Раздумываю: говорить или нет. Кошусь на коридор, качаю головой, указывая на сад. Садимся в беседке, которую Тим уже полностью привёл в порядок и даже повесил белые шторы. Тим не торопит. Ждёт, откинувшись на руку.

— Она мне не даёт, — наконец говорю с досадой, рассматривая заросший куст калины.

— Что? — Тим приподнимает бровь.

Глава 7

Полина

Тихонько напевая под нос, передвигаюсь по кухне, колдуя над завтраком. Впервые за долгое время проснулась в отличном настроении, и даже тень Тимура, мелькнувшая в саду, не может его испортить. С Марком всё снова замечательно, а старший Градов… Бог с ним, он больше не мешает. И хотя Марк ушёл ранним утром, улыбка всё равно не сходит с лица, а в груди легко.

— Доброе утро. — Тимур входит в кухню. Как всегда, безукоризненно одетый, с идеально причёсанными волосами. Только слипшиеся ресницы говорят о том, что он только что умывался.

— Доброе утро, — отвечаю, отвернувшись к тарелке, в которой лежат небрежно порванные листья шпината.

— У вас хорошее настроение. Наконец выспались? — он прислоняется к кухонному столу и бросает быстрый взгляд на тарелку. Беззвучно вздыхает.

Щурюсь, раздумывая: знает, догадывается или просто проявляет обычную вежливость? Решив, что последнее, искренне говорю:

— Прекрасно выспалась, спасибо. Давно так крепко не спала.

***

Тимур

Склонив голову набок, изучаю её: длинные ноги в коротких шортах и майка, почти полностью их скрывающая. Несколько бледных синяков на лодыжках и бёдрах, пятнышко засоса на шее — Полина забрала волосы в высокий хвост. При желании я мог бы услышать всё, даже шепот на расстоянии нескольких метров, но естественно прислушиваться к тому, как брат занимается сексом, не собирался. Только спрашивать меня никто не стал — звуки долетали даже до отдалённой беседки в саду, а я так уютно устроился под одеялом, что совершенно не хотел менять место. Одеяло взял из своей спальни, спокойно пройдя к себе в комнату. Знал бы, ушёл в гостиницу, хотя посреди ночи едва ли нашлась бы свободная комната. А ночевать в мокрой траве и на холодной земле… Внутри всё взбунтовалось. То ли так начала действовать мирная жизнь, то ли просто устал и хотел удобства — стыдно за это не было.

И вот сейчас возмутительница сна пританцовывает, отчаянно фальшиво напевая знакомый мотив, а у меня ноет позвоночник от лежания на твёрдом полу. И гудит в висках от бессонной ночи и похмелья.

— Вы что, вчера пили? — наконец заметила. Или принюхалась. Поворачивается и впервые за утро смотрит с интересом. Молча киваю.

— Поэтому не пришли домой? — снова киваю, не желая выдыхать больше перегара, чем уже выдохнул.

— Ночевали у девушки? — спрашивает хитро. Неопределённо пожимаю плечами, глядя поверх её плеча на отвратительного вида нечто, что она, спустя мгновение, гордо называет салатом и протягивает попробовать. Я с огромным удовольствием отказался бы: руки так и чешутся убрать это с глаз долой и приготовить настоящий салат. Но Полина впервые пошла навстречу, и упускать такой шанс нельзя. Беру вилку, подцепляю шпинат и с опаской отправляю в рот. Глаза невольно прикрываются — идеальное сочетание ингредиентов.

— Ну как? — явно переживает, настороженно за ним наблюдая.

— Очень вкусно, — отвечаю честно, проглотив продолжение: вкусно настолько, насколько отвратительно на вид.

— Спасибо, — сияет Полина. — Вы хотите завтракать?

Чего на самом деле хочу, так это вытянуться на своей кровати и вздремнуть. Но приходится кивнуть. Мир дороже. Сажусь за стол и смотрю на еду. Очередной беззвучный вздох звучит исключительно в голове. Думаю, что мать поджала бы губы на подобную подачу и даже пробовать бы не стала, будь это хоть шедевр кулинарии. И мысленно с ней согласен. Но покорно пробую из каждой тарелки по кусочку, признавая — и впрямь шедевр. Жаль только, что некому придать блюдам идеальную форму. Смотрю на Полину сквозь ресницы: она тоже в какой-то мере шедевр и чистый порыв.

— Марк давно уехал? — спрашиваю, пережёвывая идеально обжаренную курицу, нарезанную разномастными кусками, от которых дёргается уголок глаза.

— Час назад. — Полина тщательно дозирует грусть в голосе, но та рвётся неприкрытой болью. Присматриваюсь: переживает и скучает по нему. Марку надо гордиться тем, что такая женщина его любит.

— Вы любите его, — говорю в ответ своим мыслям. Полина вздрагивает. Полыхает взглядом, пытаясь понять подоплёку слов. Но почти моментально потухает. Криво улыбается.

— Вы слишком долго были вдалеке от дома. Все друзья и знакомые отлично знают, как сильно я люблю Марка.

— Вас это задевает?

— Что именно? — хмурится. Тонкие светлые брови сходятся на переносице, она явно ждёт подвоха.

— Что все знают, — отвечаю ровно.

— Я сделала всё возможное, чтобы так и было. — Новая печальная улыбка искажает лицо. Грусть Полине совершенно не идёт. А вот счастье — очень даже.

— Простите. Я лезу не в своё дело. — Наливаю чай, кошусь на криво слепленные сырники, политые вишнёвым сиропом.

— Я люблю Марка, кажется, столько, сколько знаю, — вдруг заговаривает Полина. — У нас… было много сложностей, но сейчас мы вместе, и я… — Замолкает. Опускает глаза в чашку. Ложечка дробно стучит по её краю, выдавая волнение. Досадливо поджатые губы красноречиво говорят о том, что она жалеет о ненужной откровенности. Шумно выдохнув, смотрит прямо в глаза, буквально пригвоздив к месту: ни вдохнуть, ни шевельнуться. — Вы когда-нибудь любили?

Теряюсь. Вопрос застал врасплох.

— Да, — говорю после небольшой паузы. Смотрю на неё, оценивая, стоит ли откровенности. Решаю, что стоит. — Она изменила за несколько дней до нашей свадьбы, — признаюсь нехотя. Вижу — она поражена. Привычная реакция, ненужное сочувствие.

— Жаль это слышать, — говорит внезапно. И по её интонации, по малейшим оттенкам, понимаю — ей на самом деле жаль.

— Почему? — интересуюсь.

— Потому что ни один человек не заслуживает того, что вы пережили.

Ей снова удалось поразить. Сердце обрывается, падает в желудок и гулко бьётся там, внизу. Кончики пальцев немеют, на языке оседает горечь.

— Не стоит меня жалеть, — говорю сухо. — Спасибо за завтрак.

Ухожу, не обернувшись, но чувствую пронзительный взгляд, сверлящий спину аккурат промеж лопаток.

Глава 8

Полина

Едва слышно фыркаю. Провожаю его взглядом и начинаю развешивать оставшееся бельё. Надеялась, что не увижу до вечера, когда вернётся Марк. Не думала, что он решит заглянуть на задний двор. Злобно кошусь на трусы, торчащие из кармана. Маринка подарила их на день рождения с хитрым смешком. Надеваю их лишь в дни, когда нужно носить прокладку и можно не переживать, что она съедет, потому что трусы вопьются в ненужные места. Почему Тимур увидел именно их и почему именно на них обратил внимание?! Лучше бы молчал!

Утренний разговор осел неприятным каменистым осадком. Чувствую, что сказала что-то не то, или задела нечто слишком личное для малознакомого человека, которым являюсь. Я растерялась. Тимур, казавшийся незыблемой гранитной глыбой с первой встречи, вдруг треснул, и разлом, прошедший через его лицо, оказался тем, к чему я не была готова. Страшно смотреть, как рушатся огромные скалы: видеть чужую слабость стыдно.

Ледяная волна, прошедшая по телу после его сухого ответа об измене любимой девушки, скукожилась в желудке и уходить не спешит. Слишком хорошо помню боль, когда изменил Марк. Тогда показалось — проще было умереть. Горечь, давно забытая, подпёрла горло. Никуда не делась, лишь припорошилась счастьем, которого, оказывается, слишком мало, чтобы полностью погрести тяжёлые воспоминания под собой.

Сколько горечи несёт в себе Тимур? И что должно произойти, чтобы его душа обрела покой? Сочувствие к нему обжигает. Хочу помочь, только не знаю ни как это сделать, ни следует ли пытаться…

Вечером, когда приходит Марк, забываю о присутствии Тимура. Просто обнимаю его крепко прямо в прихожей, не давая ступить дальше. Просто обнимаю, чтобы почувствовать, что нужна. Почувствовать его запах и тяжесть рук на своей талии. Марк удивляется настолько, что почти сразу обнимает в ответ.

— Что-то случилось? — спрашивает тихо на ухо.

— Люблю тебя, — шепчу, обнимая крепче. В глазах закипают слёзы. Он для меня всё, но почему до сих пор горечь не отпускает? Почему горечь запеклась коркой в груди, а сравнение с Тимуром не даёт покоя?.. И ведь Марк ни разу не поднял эту тему и не извинился. Отчего я никогда не пыталась об этом заговорить? Ответ был прост: щажу. Не его — себя. Боюсь услышать слишком холодный ответ, что в очередной раз разрушит мой мир.

— Поль, — зовёт тихо, возвращая в реальность. — Мы не одни.

— Я помню, — отвечаю со вздохом, размыкая объятия. Тимур вновь стал чужаком, мешающим личному счастью. Но относиться к нему с прежней неприязнью уже не могу.

Ужины втроём вошли в привычку настолько, что я с удивлением смотрю на пустующее место за столом. Тимур к ужину не вышел. Марк никак это не комментирует, молча накладывая еду на тарелку. Но я не могу отделаться от чувства, что обидела его.

— Через неделю я уезжаю, — спокойно говорит Марк. Но короткий взгляд, брошенный в мою сторону, вспыхивает яркой искрой. Подавляю вздох. Спрашиваю почти равнодушно:

— Надолго?

— Надеюсь управиться за девять дней. — Марк морщится, вспомнив что-то. Деталями командировок он делится редко. Я давно не спрашиваю.

— Хорошо, — только и говорю, начиная убирать со стола.

— Это всё, что ты скажешь? — в голосе Марка звенит насмешка. Удивлённо вскидываю бровь, обернувшись.

— А что ещё я должна сказать?

— Например, то, что придётся жить с Тимом вдвоём, пока меня не будет.

— Разве это не его дом? — с лёгким раздражением отвечаю, опуская тарелки в раковину и включая воду. — К тому же, я больше не вижу в этом проблемы.

— Рад это слышать. — Марк поднимается. Ставит стул на место. Спина напрягается. Хочу, чтобы он подошёл, обнял, положил голову на плечо, как порой делал. Чтобы поцеловал за ухом, согрел дыханием кожу и прошептал, что хочет пойти в спальню. Или прямо здесь задрал подол домашнего платья и… Марк ушёл. Сбросив морок тлеющего желания, скриплю зубами, продолжая намывать тарелки.

Порой хочется сравнить Марка с водой, которая то застывает, превращаясь в лёд, то сносит тайфуном, смывая все ограничения. А иногда она утекает сквозь пальцы, не давая возможности удержать. Сейчас он — неторопливая рекой, с ленивым плеском накатывающей на берег. Двигается неторопливо, плавно вращая бёдрами, дышит коротко, раздельно. Глаза прикрыты, губы повлажнели от поцелуев, а волосы растрепались и падают на лицо. Ладони скользят по его спине, лопаткам и плечам. Откинув голову на подушку, жмурюсь, сдерживая тихие протяжные стоны, но те всё равно слетают с губ, растворяясь в ночной тишине.

— Марк!.. — сдавленно вскрикиваю, когда он просовывает руки под колени, меняя угол, двигаясь в том же неторопливом ритме.

— Что? — шепчет, склоняясь к губам, но не целуя. Сжигая участившимся дыханием.

— Быстрее, — молюсь, всхлипывая. От его медлительных движений внутри полыхает пламя, но никак не может поглотить, лишь обжигает.

— Не боишься, что брат услышит? — хмыкает, кончиком языка дразня губы, но не ныряя в рот.

— Твою мать!.. — выдыхаю, тщетно пытаясь свести ноги за его спиной вместе. Вместо этого Марк лишь сильнее разводит их. Садится на пятки. Хочу сесть, тянусь к нему, но он коротко бросает на выдохе:

— Нет. Лежи так.

Тела смыкаются мучительно медленно, размыкались с долгими влажными звуками. Нетерпеливо ёрзаю, вскидываю бёдра навстречу, пытаясь хоть немного ускорить Марка. Лунный свет падает на него, превращая в прекрасную, почти статичную статую. Только глаза гореят угольями.

— Марк, — вновь умоляюще хныкаю. — Пожалуйста!

— Так? — Он крепко задвигает, вырывая из лёгких задушенный выдох. Задвигает снова, со звонким шлепком, и по телу проходит первый разряд тока. Выгибаю спину, жадно хватая воздух широко открытым ртом, встречая каждый толчок почти не дыша. Под глазами полыхает белым, по ногам разливается нарастающая слабость, в голове становится пусто. Вцепляюсь в простыню, пытаясь удержаться на месте –наконец он начал двигаться быстро, часто, и дышит также. Впиваюсь в ребро ладони, долгожданная дрожь прошивает насквозь, судорогой сжимает живот и не отпускает, пока Марк кончает, вплавившись, с силой надавив бёдрами. Внутри слишком горячо, влажно и, наконец, хорошо.

Глава 9

Полина

На следующее утро смотрю на Тимура, покорно жующего завтрак, гадая, как много он вчера услышал. Но Тимур невозмутим, зато Марк, черти его задери, хитро косится, порой приподнимая бровь.

— Тебе не пора на работу? — пропеваю, мило улыбаясь.

— Нет, до обеда я свободен. И, пожалуй, лучше ещё полежу.

— Плохо спал? — подаёт голос Тимур. Всё это время игнорировал наши гляделки, но сейчас, хоть спросил Марка, смотрит прямо на меня.

— Главное, чтобы вы хорошо спали, — отвечаю, продолжая так же мило улыбаться. Уже челюсть свело от улыбки, но зато она отвлекает от того, как покраснели щёки. И от темноты во взгляде Тимура, слишком глубокой и слишком многое в себе скрывающей.

— Вам не нужна сегодня стиральная машинка? — спрашивает он, перескакивая с темы, как звонкий горный ручей по острым камням.

— Нет. Можете постирать своё бельё. — хмыкаю.

— Так не терпится его увидеть? — Он лукаво улыбается, и сердце вдруг пропускает удар.

Марк удивлённо сморит, переводя взгляд с одного на другого. Наконец не выдерживает:

— Я что-то не знаю?

— Тимур вчера увидел мои трусы со свинками, — отвечаю, даже не пытаясь гадать, отчего обсуждать своё бельё с Тимуром по-прежнему весело. Даже в носу защекотало.

— А, — безразлично тянет Марк, подвигая к себе блюдо с булочками.

А Тимур вдруг смущается. До него явно только что дошло, о чём и при ком мы говорили.

— Прости, Марк. Я увидел, как Полина развешивает бельё после стирки. И случайно обратил внимание на…

— Этих вырвиглазных свиней сложно не заметить, — кивает тот, фыркнув. — Я уже предложил подарить Марине что-то подобное на день рождения. Митя явно скажет спасибо.

Марк уходит в офис, а я внезапно обнаруживаю, что на самом деле хочу узнать, какие трусы носит Тимур. Почему-то кажется, что это либо что-то консервативное и скучное, либо, наоборот, яркое. При мысли, что у него есть комплект трусов с супергероями, хихикаю. Дождавшись, когда он выйдет из ванной с корзиной для белья, отсчитываю ещё пару минут и направляюсь на задний двор.

— Хм, — тяну, глядя на ровные ряды серых, чёрных и тёмно-синих боксеров. Скучно. Могла бы догадаться. Но вот взгляд цепляется за одинаковую деталь. Брови взлетели вверх. — Это что, инициалы?

— Вас это удивляет? — он возвышается над верёвкой и всё это время наблюдает за реакцией.

— Вы наняли кого-то, кто их вышил?

— Нет. — вешает майку, разглаживает на ней складки. — Я вышил его сам.

Недоверчиво смотрю на него. Представила с иголкой и ниткой. Фыркаю. Фыркаю ещё раз. Смех душит и рвётся наружу. Сдавшись, хохочу. Зловещий Тимур Градов, опытный военный, элитное подразделение… Сидит и вышивает инициалы на трусах. Слёзы выступают на глазах, когда наконец прекращаю смеяться. Сделать это оказывается очень непросто.

— Простите, — выдавливаю. — Простите, но это…

— Понимаю, — говорит он. Улыбка в голосе заставляет посмотреть — и правда улыбается. Скупо, но искренне. — Вышивка помогает отвлечься и систематизирует мысли в голове.

— Вы хоть что-нибудь делаете просто так, без причины?

— Нет. — Он склоняет голову набок. — Быть мной непросто.

— Ещё как непросто, — тяну, вновь пробегаюсь взглядом по ровным рядам трусов и ухожу.

***

Тимур

Яблоки ровным рядом лежат на столе, одно к одному. Осматриваю каждое придирчивым взглядом, склоняясь ниже и ища малейший изъян. Неугодные отправляются в сторону, там уже лежит несколько штук. Раньше сделал бы джем, теперь не подошедшую придирчивому вкусу еду оставляю для Полины. Руки так и чешутся объяснить ей, что от внешнего вида еды зависят и её вкусовые качества, ведь сперва мы едим глазами, и лишь потом ртом. Прошедшие отбор яблоки вымыты, яйца, мука и сахар подготовлены. Сегодня планирую испечь шарлотку. Шарлотка Полины похожа на плоский рыхлистый блин. Сделанный очень маленькими, неумелыми ручками. Только собираюсь начать чистить яблоки готовить, когда понимаю — в доме нет корицы. Закончилась. До возвращения Полины и Марка ещё полтора часа, успею сходить на рынок, вернуться и всё приготовить.

Однако на рынке приходится задержаться: не думал, что поиск корицы займёт столько времени. А продавцы специй вскоре начинают коситься, вполголоса проклиная придирчивого покупателя. Не их вина, что я отлично знаю, как должна выглядеть настоящая корица. Уже выхожу из рынка, когда замечаю знакомый силуэт. Досадливо морщусь — неужели она вернулась раньше? Но следом хмурюсь: в каждой её руке по увесистому пакету с продуктами.

— Полина. — Обгоняю её на шаг, вынуждая остановиться.

— Тимур, — устало вздыхает она. Кажется, ещё чуть-чуть, и закатит глаза.

— Давайте помогу, — тянусь к пакетам, перехватываю ручки.

— Помочь? — изумляется, хотя вроде бы не сказал ничего странного.

— Да, помочь, — терпеливо отвечаю и тяну на себя пакеты. Машинально она дёргает назад.

— Мне не нужна помощь. Как видите, я прекрасно справляюсь сама.

— Я не хотел вас оскорбить. Скорее, вы оскорбите меня, если будете идти с тяжелыми пакетами, в то время как я — с одним лёгким.

— Вы что-то купили? — интересуется она невольно.

— Корицу. Для шарлотки.

— Вам так не нравится, как я готовлю?

Мы продолжаем держаться за ручки, и постепенно тепло чужого тела начинает согревать кожу. Заметив, как близко мои пальцы находятся рядом с её, Полина смущается и отпускает пакеты. Торжествующе улыбаюсь. Упрямая и вредная, но в этот раз победа за мной. Пустячок, а отчего-то приятно.

— Мне очень нравится, как вы готовите, — начинаю, неторопливо шагая вверх по улице. — Простите, это привычка, от которой сложно избавиться.

Незаметно подходим к дому, обсуждая способы готовки любимых поваров. Разувшись, Полина несдержанно стонет. От этого звука загривок покрывается мурашками.

— Ноги гудят, — смущённо поясняет. Только сейчас вижу: буквально падает от усталости. Настойчиво отказываюсь от предложения разложить пакеты и отправляюсь на кухню. Жду, что зайдёт и начнёт возиться с покупками из вредности, но Полина удивляет — покорно идёт к себе. Вскоре слышу, как шумит вода в ванной. Задумчиво улыбаюсь. Обычно она напоминает нахохлившегося воробушка, но сейчас больше похожа на уставшего котёнка, которого хочется гладить, пока не уснёт на твоих руках.

Глава 10

Полина

Марк уехал утром. Девять дней по его словам, но отлично знаю, что командировка редко завершается вовремя, а растянуться может запросто. Смотрела вчера на него, давно уснувшего, беззвучно вздыхая. Просьбы остаться бесполезны, более того — унижают. Причём, обоих. В такие ночи — перед его уходом — приходили мысли, от которых я постоянно бежала. Сейчас тоже прогоняю, не дав развиться, но знаю — обязательно вернутся. Со временем вернутся, проберутся в душу крохотными личинками, что со временем проделают бреши в любви.

Я привыкла к одиноким вечерам в отсутствие Марка. Оно даже не тяготит, лишь изредка, в особенно тоскливые ночи после особенно долгих дней. Возвращаясь домой теперь, поначалу вздрагиваю, заметив свет в окнах. Тимур не докучает вниманием, практически не попадается на глаза, но чужое присутствие наполняет дом, и тот начинает дышать. Это сбивает с толку. В отсутствие Марка порой чувствовала себя неуютно, но с Тимуром стены словно принимают и не считают чужой.

Невозможно игнорировать тот факт, что Тимур, несмотря на долгое отсутствие, тут свой, а Марк порой кажется чужаком, готовым сбежать при первой возможности.

Размышляя над этим, задумчиво иду домой, изредка поглядывая на начинающее темнеть небо. Завтра выходной и с чистой совестью позволю себе как следует выспаться. Но прежде — загляну к Маринке. После того вечера в кафе так и не удалось толком пообщаться. Маринка занята подготовкой к свадьбе, которая назначена на конец сентября. Немного осталось.

Маринка давно переехала в Митину квартиру. В отличие от тихого квартала, где живу я, здесь многолюдно. Многоэтажные дома обступают, из открытых окон долетают обрывки разговоров и смех. О том, что надо было позвонить и предупредить, запоздало думаю, когда Маринка открывает. Взъерошенная, она молча пропускает и тяжело вздыхает.

— Прости. Надо было сказать, что зайду… — начинаю, но обрываю себя, прислушиваюсь. Звук такой, будто подметают битое стекло.

— Всё в порядке, — напряжённо отвечает Маринка и идёт на кухню. Ничего не остаётся, кроме как пойти за ней. Так и есть: пол усыпан фарфором. Впрочем, судя по тарелкам, ссора уже сходит на нет — основной пар Маринка уже выпустила.

— Я уже сто раз извинился, чего ещё тебе от меня надо? — с мукой тянет Митя. Невольно улыбаюсь — весь его вид буквально кричит, что он устал ругаться и хочет тишины и покоя. Решив, что можно его спасти и потом стребовать долг, выхожу из-за спины Маринки на свет и поднимаю вверх пакет с вином.

— Митя, привет! Не сильно помешала?

На его лице отражается целая гамма эмоций, каждая из которых схожа с облегчением. Он косится на невесту, здоровается, выбрасывает осколки в ведро и, пробормотав что-то вроде «не буду вам мешать», проскальзывает мимо меня. Несколько секунд, хлопает входная дверь.

— Опять сбежал! — Маринка встряхивает головой, отбрасывая чёлку, упавшую на глаза. Тяжело вздыхает. — Если бы кто-то сказал мне, какая морока жить с таким лентяем, я бы ни за что не согласилась выйти за него замуж!

Она убирает веник и совок, бормоча под нос ругательства. Сажусь на стул, водрузив на стол пакет. Маринка достаёт бокалы, ставит передо мной.

— Надеюсь, у тебя там что-то с градусом. Сил моих больше нет — терпеть этого придурка.

— Никогда не поздно отменить свадьбу, — пожимаю плечами, прекрасно зная, как именно она отреагирует на это предложение.

— Отменить свадьбу? Ты в своём уме? — Маринка привычным, немного нервным жестом прокручивает обручальное кольцо, кусает губу и в окно. — Пусть даже не надеется, что я так просто от него отстану!

— Может, расскажешь, что случилось? — разливаю сливовое вино по бокалам, скользя взглядом по дубовым панелям кухонной мебели. Присутствие Маринки видится во всём: на столешнице несколько цветов в горшках, у плиты яркие голубые полотенца, на холодильнике — длинный список, испещрённый галочками и крестиками.

— Он заказал нам номер для новобрачных, — нехотя начинает она. –Три дня в раю и всего в паре часов от города. Спа, бассейны под открытым небом…

— И что тебе не понравилось?

— В том и дело, что всё понравилось. Он сделал это сам, представляешь! Да я была в восторге! Только попросила, чтобы он поменял номер, чтобы из окна был другой вид. И знаешь, что он сказал?! Что не хочет заморачиваться. Заморачиваться, понимаешь?!

— Тебе не кажется, что ты перегибаешь? — спрашиваю тихо. Маринка осекается. Хмурится.

— Повтори, — тянет зловеще.

— Ты слишком волнуешься и хочешь, чтобы всё было идеально. Почему бы просто не порадоваться тому, что твой любимый мужчина устроил тебе потрясающий сюрприз и думает о том, как вы будете проводить первые дни после свадьбы?

Щёлкаю её по лбу.

— У вас всё будет хорошо. Перестань волноваться. До свадьбы ещё три месяца, а ты уже вынесла мозг и себе, и ему. Я тебя не узнаю.

— Ты права, — со вздохом говорит Маринка, отпивая вино. Прикрывает глаза, блаженно улыбается. — Марина Антонова. Звучит же, а?

— Звучит, — возвращаю вздох. Полина Градова тоже звучит прекрасно, но Марк, видимо, так не считает.

— Опять уехал? — скептично смотрит Марина, взглядом говоря всё то, что не может произнести вслух. — Надолго?

— Сказал, что на девять дней.

— Где девять дней, там две недели, — философски изрекает подруга, доливая вино и придвигая вазу с фруктами. — Ты из-за этого решила выпить в среду? Или… — она щурится, — дело в его старшем брате? Не хочешь возвращаться домой?

— Не хочу. — Опускаю глаза, отщипываю виноградину и невольно думаю что та не идеальной круглой формы. Фыркаю. — Не могу… Он… Странный.

— Ещё бы. Не боишься, что ночью прирежет? Мало ли, что там у этих отставных на уме.

Как раз об этом совершенно не думаю. Сама мысль о том, что Тимур придёт ночью в спальню с ножом наперевес, вызывает смех. Или нет?.. Отчего так просто забыла тот факт, что он убил не одного, и даже не десять человек?.. Бред.

Глава 11

Полина

Когда выхожу из спальни, солнце уже стоит над верхушками деревьев. Вчерашние возмутительные намёки Тимура вспоминаются, стоит переступить порог кухни. Конечно же, он уже здесь, конечно же, что-то готовит и, естественно, это что-то потрясающее. Раздражение поднимается со дна мутной взвесью.

— Доброе утро.

А его глубокий низкий голос действует, как ледяная вода, которую плеснули прямо в лицо. Вздрагиваю. Тимур поворачивается и аккуратно ставит на стол фарфоровую пиалу.

— Это бульон из куриной грудки. Для вас.

— Вы думаете, вчера я настолько напилась, что сегодня страдаю от похмелья? — задыхаюсь от злой обиды.

— Вариант с беспокойством о вашем самочувствии вы не рассматриваете? — уязвлённо, с лёгкой прохладцей спрашивает Тимур. Двумя пальцами придвигает пиалу, смотрит своим тёмным, непроницаемым взглядом, и я вдруг чувствую стыд. Набросилась с утра, а он встал пораньше, чтобы приготовить бульон.

— Вы слишком много беспокоитесь обо мне, — бормочу, садясь за стол. — И вчера…

— Вчера я был не прав, приношу свои искренние извинения, — голос Тимура теплеет. Осмеливаюсь поднять на него глаза — на губах играет тень лёгкой улыбки. Вообще, как успела заметить, он гораздо больше склонен улыбаться, нежели Марк. Хотя пережил гораздо больше.

— Я могу за себя постоять, не стоит бояться, что кто-то пристанет по дороге. — Придвигаю миску и невольно слишком шумно вдыхаю аромат бульона. — Очень приятно пахнет, — замечаю, смутившись.

— Рад это слышать. И… — Тимур делает небольшую паузу, — дело не в том, что я думаю, будто вы можете вести себя недостойно в отсутствие Марка или попасть в неприятности.

— Тогда в чём?

Тимур отвечает не сразу. Смотрит, смотрит, словно подбирает слова или, наоборот, решает, что стоит сказать, а о чём следует умолчать. От этого взгляда неуютно, мороз по коже, а в животе всё сжимается.

— Вы станете членом моей семьи, — наконец тихо и твёрдо говорит Тимур. — Я должен заботиться обо всех, кто ей принадлежит. Даже если это причиняет вам неудобство.

— И как старший вы запретите мне общаться с друзьями без Марка? — ахаю, не веря, что подобные вещи вообще возможны: времена, когда подобные правила активно использовались, давно прошли. Или нет?

— Конечно же, нет, — он мягко усмехается. — Я лишь хочу, чтобы вы научились принимать заботу, которую к вам проявляют, и не видеть в ней угрозу своей свободе.

— Я… я постараюсь, — бормочу и втыкаюсь в пиалу. Странный разговор.

Не хочу показывать, как на самом деле согрели его слова. Тот факт, что он безоговорочно считает меня членом семьи, наполняет лёгкостью и заставляет сердце трепетать от счастья. Значит ли это, что Марк обсуждал с ним наше будущее? Может, говорил о свадьбе? Голова кругом от этих мыслей. Вдруг он вернётся и сделает предложение? Представляю, как покажу Маринке обручальное кольцо и жмурюсь от удовольствия.

Едва слышный стук вилки и ножа возвращает в реальность — Тимур всё ещё здесь, сидит напротив и неторопливо завтракает. Тёмные пряди обрамляют лицо, заканчиваясь чуть ниже висков. Пошла бы Марку такая причёска? Определённо нет. А вот ресницы у них одинаково густые и длинные. И цвет глаз тоже… Ёжусь, прервав поток мыслей, и возвращаюсь к супу.

Следующие несколько дней проходят относительно мирно, точнее, по утрам Тимур практически не попадается на глаза, а я, приходя из университета, устало киваю и почти без сил валюсь в кровать.

Впереди наконец два дня выходных, а там уже скоро Марк вернётся. Иду домой в приподнятом настроении, которому способствуют ещё две причины: удалось уйти на два часа раньше, и в сумке лежит бутылка вишнёвого вина, подаренная благодарным студентом. Впереди вечер за бокалом и интересной книгой и возможность от души выспаться. А перед сном помечтать о том, каким будет возвращение Марка.

Тимур в доме не видно, хотя обувь на месте. Кладу вино в холодильник и думаю, что приготовить на закуску, когда слышу непрерывное щёлканье, доносящееся из сада. Двери на веранду открыты, в сад — тоже, косые лучи заходящего солнца освещают странную картину. Сперва думаю, что это чужой сад. Потом — что это гипноз, и я вижу то, чего нет. И только с очередным щелчком понимаю — деревья и кусты идеально пострижены. Ветки валяются вокруг них, но нет сомнений в том, что скоро Тимур их уберёт. Выхожу в сад и замечаю его: кружит рядом с голубыми гортензиями у беседки, безжалостно состригая лишнее.

У низкорослых туй, оказывается, причудливо изогнутые стволы, берёзы переплелись ветвями, а за зарослями клематисов всё это время пряталась настоящая кованая арка. В воздухе кружатся крохотные пылинки, подсвеченные солнцем. Зачарованно смотрю на сад, думая: ни разу не замечала, насколько он прекрасен. В этот момент Тимур останавливается, задирает майку и вытирает мокрое лицо, обнажая плоский живот и спину, покрытую шрамами.

— Вам понравилось? — спрашивает внезапно. Смущаюсь, словно застал за чем-то непотребным. Опустив майку, Тимур смотрит прямо в глаза. Солнце отражается в непроницаемой тьме его взгляда, наполняя неожиданным теплом. — Сад. Вам понравилось?

Отмерев, снова смотрю на постриженные деревья и искренне отвечаю:

— Да, очень красиво. Есть что-нибудь, чего вы не умеете делать?

— Есть. — Он кладёт садовые ножницы на ступеньку беседки, словно приглашая поговорить. Ступаю на траву, осторожно прохожу по усыпанной ветками дорожке, заметив, что Тимур тоже босой. — Я не умею лечить. Могу сделать перевязку, оказать экстренную помощь, и только. Хотя… — он хмуро улыбается, словно вспомнил несмешную шутку, — умею извлекать пули.

Сложив руки на груди, Тимур пристально смотрит, а за спиной пышные шапки гортензий слабо шевелятся на ветру. Как и пряди волос — на них обращаю внимание в первую очередь. Просто взгляд зацепился за чёрные нити, поглаживающие скулы и щёки.

— Правда? Я уже боялась, что тут вы тоже меня превзойдёте. Я, конечно, не гений, но тут умею больше вашего. Правда, предпочитаю теорию практике.

Глава 12

Тимур

Послушно отворачиваюсь, но перед распахнутыми глазами так и стоит она. С каплями воды, блестящими на матовой коже. Съёжившиеся соски, впалый живот, полоска волос на лобке. Тренированное тело, идеальное. Обманчивая хрупкость, скрывающая силу. Груди оказались маленькими, круглыми, наверняка уютно умещаются в ладонях. И влажные волосы, тёмными жгутами лежащие на плечах…

— Отвернитесь, — тихий голос звучит прямо за спиной. И снова отвожу глаза на стену прямо перед собой, но против воли каждый волосок на теле встаёт дыбом, когда она проходит мимо, обдавая теплом тела.

— Простите, — говорю непонятно зачем. Сглатываю — во рту пересохло.

Полина не отвечает — молча шлёпает мимо, оставляя следы на тёмном полу. Машинально смотрю на их цепочку, прикрываю начавшие печь глаза, когда хлопает дверь в спальню. Наверняка она в ярости, причём, злится заслуженно. Должен был догадаться и оставить хоть одно полотенце. Или предупредить. Или… не пялиться так явно на неё, а отвернуться сразу. Скрипнув зубами, мысленно мычу.

Извиниться. Снова извиниться. Но за что на этот раз? Не сразу понимаю, что до сих пор стою посреди коридора, когда слышу шаги в спальне. Прячусь в ближайшую комнату, беззвучно закрываю дверь и прислоняюсь лбом к гладкому дереву. Идиот. Что подумает Марк, когда узнает? Или она не расскажет? Да, ведь ничего страшного не случилось. Если подумать, это даже смешно. И правда, с чего так распереживался, даже сердце до сих пор не на месте. Видел так много голых женщин, что с того, что рассмотрел ещё одну? Рассмотрел. Да, захочешь — не забудешь, на память не жалуюсь. Та же память с радостью подбрасывает видение её белья, она же надевает его на Полину. Сердце стучит быстрее. Бред. Видимо, год без секса даёт о себе знать.

Полина делает вид, что ничего не произошло, хотя чувствую на себе тяжёлые взгляды. Но, стоит попытаться поймать, она отворачивается. Хрупкое взаимопонимание пошло трещинами и готовится со звоном разлететься. Полина стоит на веранде, смотрит на капли, стекающие с ветвей, и всем своим видом источает напряжение. Вздохнув, выхожу под навес и встаю рядом.

— Полина, — решаюсь поднять эту тему первым, — приношу извинения за то, что поставил в неловкое положение.

— Вы не виноваты! — она откликается моментально — явно лишь об этом и думала всё время. Поворачивается. — Просто так получилось.

— Так получилось, — повторяю эхом. Задумчиво киваю. — Что ж, в таком случае больше не будем об этом говорить.

— Думаю, мне стоит увидеть голым вас, тогда будем квиты, — нервно смеётся Полина. Показалось — ослышался. Смотрю на неё, ставшую ярко-красной. Стоп. Мысли, остановитесь, иначе заведёте не туда.

— Вы хотите увидеть меня голым? — спрашиваю недоверчиво, чувствуя, что сам начинаю краснеть.

— Нет, конечно! — с ноткой истерики восклицает Полина. — Просто… Ну, знаете, око за око, зуб за зуб…

— Понимаю, — усмехаюсь. Конечно, никаких мыслей помимо мелкой мести, которая вполне её удовлетворит, у Полины нет. — Что ж, если когда-нибудь из ванной вновь пропадут все полотенца, ваше желание исполнится.

— Звучит как предложение. — Она хмыкает, заметно расслабившись.

— Поверьте, я не позволю застать себя врасплох.

— О, в этом я даже не сомневаюсь.

Мы молчим, с улыбками глядя друг на друга. Взаимопонимание восстановлено, больше к этой теме никто не возвращается. Я даже думать себе запретил о произошедшем. А на следующий день приезжает Марк.

Запылённый, уставший, он разувается, входит в дом и первым делом находит меня глазами — выхожу из спальни, держа в руках стопку полотенец.

— Зачем тебе столько? — спрашивает вместо приветствия.

— Иногда полотенца имеют свойства внезапно заканчиваться. Решил, что чем больше, тем лучше.

Марк равнодушно пожимает плечами.

— Полина ещё на работе, — правильно разгадал его ищущий взгляд. — Когда вернётся, я уйду. Вам нужно побыть вдвоём.

— Нет необходимости уходить, — резко бросает Марк, сверкнув глазами. — Ты же не будешь убегать каждый раз, как я возвращаюсь домой.

— Ты уверен? — спрашиваю тихо.

— Конечно.

— А может, — вздыхаю, — тебе стоит реже уезжать?

Марк, успевший подойти к спальне, оборачивается и поднимает бровь.

— Это тебя Полька подговорила?

— Нет, Полина ничего мне не говорила. Но неужели ты не думал о том, чтобы окончательно остаться дома?

— А ты? — Марк поворачивается всем корпусом, скрещивает руки на груди. — Ты ведь тоже здесь не навсегда.

— Меня здесь держишь только ты. А у тебя есть Полина.

— Она понимает и принимает то, что между нами. Большего ей не надо.

— Уверен?

Марк вскидывает подбородок, холодно улыбается.

— Абсолютно.

— Хорошо, — больше сказать нечего: сейчас нет смысла углублять разговор. Пусть всё пока останется так, как есть.

Ночь душная. Снова приближается гроза, дышать тяжело, воздух повлажнел и оседает на коже липкой влагой. Кручусь по кровати, пытаясь поймать ускользающую безмятежность, но становилось только хуже, потому что слух, независимо от желаний, улавливает стоны Полины. Кто говорил, что я разучился фантазировать? Воображение разгоняется стремительно, не давая возможности опомниться и взять себя в руки. Точнее, взять себя в руки как раз хочется слишком сильно — тело ожило, член поднимается, и новый тонкий вздох заставляет зажмуриться. Завтра же надо сбросить накопившееся напряжение, именно в нём дело, не в Полине.

Набросив на плечи куртку, выхожу в сад, шагая по мокрой траве. Захожу в беседку, глубоко дышу — стало легче. Да, так и надо поступить. Вечером пойти в бар, снять девушку и вернуть себе душевное равновесие. Ничего страшного не случилось, просто игры разума, попавшего в ловушку воздержания. Не стоило так долго отказывать себе в удовольствии.

Глава 13

Тимур

В баре, на который пал выбор, шумно. Перекрикивая музыку и друг друга, люди смеются, пьют танцуют. Не чувствую себя своим, но и чужим ощущать перестал. Постепенно расслабляюсь, выбрав, по привычке, дальний столик. Неторопливо потягиваю виски — приучить себя к пиву так и не смог, а вино явно не подходит для этого заведения. Сердце стучит медленно, взгляд скользит по посетителям, пока мозг анализирует вне зависимости от моего желания. Блондинка у входа. Яркая, смешливая, но слишком громкая. И занята — кольцо на пальце. Девушка с серыми глазами. Слишком серьёзная. Выглядит так, будто не понимает, что вообще тут забыла. С такой на одну ночь не получится, а к серьёзному я пока не готов. Рыжая. Сидит за столом на противоположном конце бара, глаз с меня не сводит. Охотница за приключениями, с такой будет просто. Подзываю официанта, заказываю ей коктейль — заметил, у неё такой же стоит на столе — и жду.

Найти женщину на ночь никогда не было проблемой. Отлично знаю, как на них действует фирменный взгляд Градовых — глубокий, тянущий. Простая химия, искра, от которой кровь воспламеняется, а внизу живота начинают тлеть угли. Это предвкушение люблю порой даже больше самого секса. Поэтому, когда девушка встаёт из-за стола, прихватив новый коктейль, и идёт ко мне, внутри всё дрожит.

— Спасибо, — говорит, без спроса усаживаясь напротив. Глаза у неё глубокого зелёного цвета, как малахит, на который падает солнце. И рыжие волосы вблизи отливают медью. Глаза чуть раскосые, приподнятые к вискам вверх, губы пухлые, чувственные. Улыбаюсь, прохожусь взглядом по фигуре, задерживаюсь на низком вырезе. Аппетитные груди красивой формы.

— Почему бы не сделать приятное красивой женщине?

— Хм. — Она стучит указательным пальцем по губам. — И насколько сильно’ ваше желание сделать мне приятное?

— Разве сейчас мне это не удалось? — улыбаюсь мягче, сердце стучит быстрее, разбиваясь о рёбра. Возбуждение нарастает, неспешной волной затапливает тело.

— Пока лишь немного. — Она улыбается. — Вы неместный?

— Почему вы так решили?

— Я не видела тут вас раньше.

— Недавно вернулся домой.

— Мария. — Она приятно улыбается, и грудь призывно покачивается.

— Мария, — повторяю, словно пробуя имя на вкус. Изучил эту игру от и до и всё равно до сих пор наслаждаюсь ею. — Тимур. Выпьем, Мария?

— Почему нет? Ты надолго вернулся?

— Думаю, да. — Придвигаю коктейль двумя пальцами, ненароком касаюсь её запястья, когда убираю руку. Замечаю мурашки, покрывшие кожу, довольно улыбаюсь про себя. В таких встречах нет никакой привязанности и чувств, зато чувственности более чем достаточно. — Но я не планирую связывать себя узами в ближайшее время.

Свою позицию тоже следует обозначить сразу. Чтобы не было иллюзий: никогда не обманывал девушек и не обещал несбыточного. Сейчас тоже не собираюсь.

— Я тоже, — легко смеётся Мария, подхватывая бокал. — Может, продолжим разговор у меня дома? Здесь слишком шумно.

Смысла спорить нет, ведь всё развивается так, как необходимо. Вызываю такси, расплачиваюсь по счёту, забираю свою бутылку и выхожу за Марией. В салоне такси она прижимается ко мне, гладит колено. Не двигаюсь. Откидываю голову на спинку сиденья, выдыхаю, когда она сжимает член сквозь джинсы. Хорошо, что ехать недолго: когда заходим в лифт, чувствую себя на пределе.

Как только за нами закрывается дверь, впиваюсь в губы, сминая жадным поцелуем. Мария отвечает также жадно — едва успеваю вслепую поставить бутылку на комод. Язык проходится по языку, влажно размыкаются губы. Всасываю нижнюю, стискиваю бёдра, натягивая на себя, позволяю толкнуть к стене.

— Первый раз может быть очень быстрым, — предупреждаю, когда она запускает руку в штаны и стискивает член.

— Главное, чтобы потом было долго, — выдыхает Мария, опускаясь на колени и освобождая его. Обхватывает губами, влажно всасывает, и я прислоняюсь затылком к стене. Да-а. Вот чего так не хватало всё это время! Пальцы зарываются в её волосы, притягивая ближе. А перед глазами — Полина. Невольно, непонятно почему, но представляю, как она сосёт, и двигаю бёдрами навстречу. Мария давится, но шире раскрывает рот, принимая до конца. Не думаю — трахаю её, натягивая на себя, придерживая за виски, не давая отпрянуть.

— Сейчас! — выталкиваю хрипло, когда яйца начинают поджиматься. Но Мария не убирает голову — наоборот, хватает за бёдра, удерживая, и принимает всё до последней капли. Потом мягко целует в подрагивающий живот и поднимается.

— Я в душ. Спальня там. — Она кивает на открытую дверь. Расслаблено улыбаюсь — ночь только началась.

Пока Мария моется, прохожусь по спальне: ничего интересного — фотографии с родителями, друзьями…

— Твоя очередь, — шепчет она, обнимая со спины. — Любое полотенце в твоём распоряжении.

— Я быстро, — отвечаю, выворачиваясь из её объятий и уходя в ванную комнату. Тут тоже всё стандартно: белая плитка, свежий гель для душа, хрусткое полотенце. Правда, короткое — приходится придержать рукой, чтобы не упало. Выхожу из ванной, смотрю на обнажённую Марию, стоящую у кровати, и улыбаюсь.

— Я думаю, мы оба понимаем, зачем встретились.

Она протягивает ленту с презервативами. Смотрю на неё, но презервативы не беру. Обнимаю за талию одной рукой, притягиваю к себе, вторую запускаю в волосы. Полотенце падает на пол. Взгляд блуждает по лицу, останавливается на губах и вновь возвращается к глазам.

— Не боишься приводить к себе незнакомых мужчин? — шепчу, почти коснувшись губ, выпивая её участившееся дыхание.

Мария гладит грудь, обвивает шею и трётся всем телом. Острые соски впиваются в кожу.

— Нет, — она тянется к губам, но я в последний момент уворачиваюсь с ленивой улыбкой. Пальцы проходят по рёбрам, спускаются ниже, сжимают ягодицу. — Я уверена, что ты меня не разочаруешь.

— Вот как? — скольжу дыханием от уголка рта к виску, вызвав разочарованный выдох. — Откуда такая уверенность?

Глава 14

Тимур

Возвращаюсь домой под трели просыпающихся птиц. Город ещё спит, только редкие прохожие идут на работу, да ездят такси. Волосы не просохли после душа, но ждать не стал. Ломота в мышцах, которые обычно редко задействованы, приятная. Так же, как усталость и тяжесть, желание лечь и проспать до обеда, не меньше. Мария оказалась очень горячей и отзывчивой. А ещё — ненасытной. Будь у меня секс на постоянной основе, едва ли выдержал бы её напор. Но от того, что сам хотел больше, позволил выжать себя досуха, до звона в пустой мошонке.

Когда такси останавливается переде домой, солнце уже поднимается над крышами. Летнее утро, прозрачное и лучистое, вызывает желание дышать полной грудью, что я и делаю, остановившись на пороге. Настроение превосходное, даже не вспомнить, когда в последний раз чувствовал такую лёгкость. Воздух дрожит, словно искрится, лёгкая дрожь прошивает тело, заставляя напрячься. Машинально срабатывают инстинкты, о существовании которых даже не подозревал. Внизу живота становится тепло и до странного трепетно. Двери открываются, на порог дома выходит Полина. Несколько мгновений безмолвно смотрим друг на друга, пока она не спускается, поправляя сумку на плече.

— Доброе утро, — говорит удивлённо. — Вы только вернулись?

Взгляд, которым одарила, горячим касанием проходит по телу. Молча киваю, пытаясь справиться с внезапным волнением. Откуда оно взялось? В чём причина? Множество вопросов моментально родилось в голове, вспыхивают бесчисленным количеством тревожных лампочек.

— Не ночевали дома?

Снова просто киваю: язык буквально прирос к нёбу. Чувствую себя нашкодившим мальчишкой, хотя почему вообще должен ощущать вину перед ней? Полина тянет носом воздух и вдруг хмыкает:

— У вас странный выбор туалетной воды. Прежде подобного не замечала. Слишком сладкая.

— Это не моя, — наконец обретаю возможность говорить. Взрослый мужчина, почему должен краснеть от того, что провёл ночь с женщиной?

— Я так и подумала. Вас можно поздравить с отношениями?

— Не думаю. — Смотрю куда угодно, только не на неё. — Это… была наша единственная встреча.

— Вот как. — Она снова хмыкает. — Никогда бы не подумала, что вы такой.

— Какой? — Всё-таки встречаюсь с ней взглядом. Яркая зелень искрится весельем, губы дрожат, растягиваясь в улыбке.

— Не знаю. Ветреный? Легкомысленный?

— Ответственный и честный, — мягко поправляю, чувствуя непреодолимое желание улыбнуться в ответ.

— Что ж, радует то, что городу не станет разгуливать выводок ваших детей. Хотя, может, в этом состоит ваш план по продолжению рода?

— Продолжать род надо с законной женой. — Прикусываю язык, заметив, как по её лицу пробегает печальная тень. Пауза затягивается.

— Вы правы, — отвечает медленно. — Что ж, в любом случае я рада, что вы с пользой проводите не только дни, но и ночи.

— То же самое могу сказать и о вас, — говорю, не подумав. Мысленно закатываю глаза — что вообще несу?! Но Полина вдруг улыбается так обольстительно, что сердце замирает, а после падает в желудок.

— Порадуемся друг за друга. Правда, вас сейчас ждёт отдых, а меня — работа. Поэтому до вечера.

Смотрю, как она идёт по пустынной улице, чувствуя, что окончательно запутался. И что ночь, проведённая с Мариной, лишь всё усложнила, ведь теперь точно знаю: непривычное томление, ненужные мысли и пугающие чувства имели одну причину — Полина начинает мне нравиться. По-настоящему нравиться.

Оглушённый и растерянный, вхожу в дом, задумчиво иду по коридору и невольно останавливаюсь у приоткрытой в родительскую спальню двери. Марк спит, зарывшись лицом в подушку. Постель разворошена, край одеяла свисает на пол. Не успеваю задержать дыхание: запах недавнего секса ещё витает в воздухе, и вычленить из него запах Полины до ужаса просто. Отпрянув, спешу в свою комнату, но позже, стоя под душем, никак не могу прийти в себя. Сердце бьётся гулко и тяжело, в голове шумит. Сна ни в одном глазу, адреналин гуляет по венам, руки подрагивают. Готовя завтрак, роняю скорлупу в яичницу, но даже замечаю не сразу. Ем, не чувствуя вкуса, задыхаясь от осознания надвигающейся катастрофы. Надо уходить, сегодня же. Уезжать из города. Симпатия к Полине только-только начала зарождаться, но надо быть наивным глупцом, чтобы не понять — дальше будет хуже. Словно впервые увидел её сегодня, и делать вид, что всё в порядке со временем станет тяжело.

— Давно вернулся? — Марк выходит в одних штанах, рассеянно почёсывая затылок. На щеке отпечатался след от подушки, на плече темнеет след от укуса. Слюна становится вязкой. Сглатываю, представляя, как Полина кусает его в порыве страсти.

— Недавно, — отвечаю ровно. — Прости, не думал, что ты встанешь так рано, приготовил бы что-нибудь для тебя.

— Я пока не хочу. — Марк вытаскивает из холодильника бутылку молока. Замечает небрежно: — Выглядишь уставшим.

— Разве? — чего-чего, а усталости совершенно не чувствую. Глубоко вздыхаю, прежде чем сказать: — Я решил уехать. Из города. Не знаю, надолго или нет.

— Почему? — моментально подбирается Марк. — Что-то случилось?

— Нет, просто… Не хочу вам мешать. Вижу, что у вас всё в порядке, и думаю, мне можно двигаться дальше.

— Ты обещал, что вернёшься. И хочешь уйти через три месяца? Тим, ты шутишь?

Смотрю на Марка и тяжело вздыхаю: он выглядит потрясённым и обиженным. Пальцы крепко стиснули бутылку — ещё немного, и она лопнет.

— Ты нам не мешаешь, — цедит, упрямо вскинув подбородок. — Если причина только в этом, я не желаю слышать об уходе.

Меряемся взглядами несколько долгих мгновений. Сказать Марку правду? Почему нет, ведь ничего страшного не случилось, а мои чувства — это моя вина, не Полины. Но неужели не смогу с ними справиться? Ведь правда обещал брату быть рядом. Хотя бы ещё несколько месяцев. Главное — убедить его в необходимости сделать Полине предложение, и тогда симпатия перерастёт в любовь к невестке. Да, когда Полина станет Градовой, стыдиться чувств не придётся, они легко объяснятся. Прежде всего, я смогу объяснить их самому себе.