Бывшие. Для тебя я восстану из пепла

Пролог

– Ты знала! – рычит он. Не спрашивает. – С самого начала знала, кто я такой! Зачем притворялась, будто ничего не помнишь? Снова затеяла играть в свои игры, Лада?!

Его строгий взгляд метает молнии, мягкие и нежные губы сейчас сжаты в тонкую, презрительную нить. Ненависть, озлобленность, исходящие от мужчины, вызывают у меня на душе шторм, целую бурю эмоций, подобную быстрым шумным водам Катуни у подножия скал.

– Я просто пыталась тебе помочь, Глеб, – шепчу с сожалением. – Я же вижу, как ты страдаешь, как тяжело тебе пережить то, что произошло…

– Не смей! – грубо перебивает мужчина. – Никогда не смей даже думать на эту тему! Ты ни черта не знаешь обо мне. Ты, твоя поганая семейка – это вы виноваты в том, что случилось! Мне никогда не пришлось бы тащить этот груз из вины и сожалений, если бы я не встретил тебя, маленькую испорченную эгоистку, которая решила погулять на стороне перед свадьбой!

Я задыхаюсь. Перед глазами всё плывёт. Сердце устремляется вниз. Кажется, перестаёт биться вовсе. Во рту пересыхает. Закладывает уши, словно я снова падаю в бездну.

– Да как ты смеешь?! – кричу нечеловеческим голосом, бросаясь на Глеба, мужчину, которого люблю с восемнадцати лет. Который бросил меня после первой и единственной ночи, хотя обещал, что всё только начинается. – Ты бросил меня! Уехал, даже не попрощавшись, ничего мне не объяснив… Ты женился, Глеб. Пока я хотела сдохнуть от боли твоего предательства, ты просто строил своё счастье с другой…

Хочу отвесить ему звонкую пощёчину, но он перехватывает мою руку, и, сжимая её почти до боли, резко притягивает к себе.

– Что же с нами случилось, Мармеладка? – с горечью выдыхает Глеб в мою макушку, и я захожусь в рыданиях, услышав милое прозвище из прошлого.

Того прошлого, где я была так счастлива, где верила, что он, этот мужчина, будет со мной навсегда.

Того прошлого, которому не оставили ни единого шанса стать настоящим, если бы судьба снова не толкнула меня в его, Глеба Давыдова, объятия.

Глава 1. Лада

Бесконечное звёздное небо. Угадываются тёмные вершины гор. Холодный воздух пахнет травами, тонкие цветочные нотки растворяются в густом тумане. Горячие губы жалят, дурманят, вызывают запретные, порочные желания. Крепкие ладони скользят под тонкий хлопковый сарафан, обхватывают ягодицы, несильно сжимают, отчего низ живота сводит судорогой…

– Что желаете: рис с курицей или пюре с котлетой?

Сон обрывается внезапно. Нехотя открываю глаза и натыкаюсь на взгляд своего мужа.

– Чего ты хочешь на обед?

“Развестись”, – вертится на языке, но я поворачиваюсь к стюардессе и переспрашиваю:

– Какие варианты?

– На выбор: рис с курицей или пюре с котлетой, салат “Оливье”, шоколадный маффин, чай или кофе.

– Давайте рис с курицей, – решаю я. – Спасибо.

Стоит ей выставить перед нами порции и отойти, как Лёша говорит:

– Приятного аппетита. – И, не сдержавшись, поддевает: – А могли бы сейчас обедать в любимом ресторане, но тебе же приспичило полететь в отпуск на Алтай!

Идея поехать хоть куда-нибудь – всё равно куда – пришла в голову моей матери. Как идеальное средство, чтобы вдохнуть новую жизнь в мои ухудшающиеся из года в год отношения с мужем. Наш брак трещал по швам, и я знала, что нет никакого средства, чтобы его склеить. Мы просто никогда не любили друг друга и вынужденно притворялись идеальной парой десять лет. Поэтому все вокруг, включая маму, считали, что мы живём душа в душу. Поэтому, когда я подняла тему развода, мама настояла, чтобы я предприняла ещё одну попытку наладить отношения с мужем. Поэтому мы летим в самолёте через полстраны.

Алтай же я выбрала неслучайно. Понадеялась, что возвращение в эти места всколыхнёт ускользающие от меня за давностью лет воспоминания, которые я свято хранила, ценила и берегла, несмотря на всю пережитую боль. Когда-то помнила так ясно, словно только вчера было, а теперь детали начали путаться, картинки – терять чёткость, я стала забывать целые фрагменты разговоров. И испугалась, что вскоре не останется ничего, что я так и не смогу понять, почему всё это тогда произошло.

Вяло поковыряв вилкой в еде, отставляю контейнеры, толком ничего не поев, и прикрываю глаза в надежде снова вернуться в то же место. Но остаток полёта проходит в темноте и пустоте.

Трансфер до базы отдыха. Всю дорогу я смотрю в темноту, пытаясь разглядеть очертания гор, но вижу лишь своё отражение. Покрасневшие глаза, тусклые и печальные, слишком бледная кожа лица. Уголки губ опущены вниз. Я уже и не помню, когда искренне улыбалась в последний раз…

– Там хотя бы есть удобства? – вклинивается в мои мысли Лёша. – Или придётся ходить в общий туалет с дыркой в полу?

– Я забронировала домик класса “Люкс”, – отвечаю, даже не поворачиваясь к мужу. – Там есть всё, что только можно пожелать, в том числе вай-фай, мини-бар и джакузи на террасе с видом на горы и Катунь. Это престижный горнолыжный курорт, а не село в Тьмутаракани, Лёш, в этих местах сейчас вся Москва отдыхает. Это новый тренд, потому что Сочи им уже порядком надоел.

– Ну раз вся Москва!.. – цинично цедит он, и начавшийся было разговор исчерпывает себя, едва начавшись.

“Нужно просто развестись, – приходит в голову. – Плевать на отцовскую фирму, если Лёша действительно сможет её отсудить. Матери хватит с лихвой денег на счетах до конца жизни, а я придумаю что-нибудь. Я больше так просто не могу!..”

Но вслух говорю:

– Мы уже почти приехали. На ужин пойдём в ресторан или закажем прямо в домик?

– В домик, – отвечает он, и я удивляюсь.

В последний год Алексей пропадал на работе 24/7, практически не появлялся дома, возникая в моей жизни только по случаю официальных мероприятий или воскресных обедов с моей матерью. Мама считала, что так он переживал стресс после моего последнего выкидыша. Я же думала, что причина кроется в другом. И оказалась права.

Две недели назад я застала их в кабинете. Секретарша отлучилась на обед – я видела её, проезжая мимо офиса. Решила заскочить к Лёше, раз всё равно выехала в город, беспрепятственно вошла в здание – все сотрудники знали, кому принадлежит фирма по бумагам, тихо открыла дверь в кабинет генерального директора и увидела, как муж трахает какую-то девку прямо на отцовском столе. Тихо прикрыла дверь и уехала.

Я не почувствовала ничего: ни ревности, ни злости, ни жалости к себе. Только удовлетворение, что догадка себя оправдала.

Ужинать мы сели по раздельности. Я – прямо на веранде, усыпанной золотым свечением гирлянды, игнорируя сырой влажный ветер, непроглядную темноту осеннего вечера, собственные стучащие друг об друга зубы.

Лёша раскупорил бутылку коньяка, устроился прямо перед телевизором в гостиной на первом этаже. Когда я отправилась спать, он ещё пил, даже не притронувшись к еде.

Идея совместной поездки всё настойчивее казалась мне провальной. С неясным предчувствием я легла спать. Проснулась с рассветом. В пустой постели было холодно, и я отправилась в душ, чтобы отогреться.

Стоя под горячими струями воды, более мягкой, чем в нашем доме в ближайшем Подмосковье, я принимаю окончательное решение. Сегодня я поговорю с мужем о разводе.

Лёша обнаруживается в гостиной, спящим на диване во вчерашней одежде. Несколько минут я смотрю на него, раздумывая, стоит ли укрыть его пледом или и так перебьётся, но просто проскальзываю мимо, в спальню, одеваюсь и выхожу на улицу.

Глава 2. Глеб

“Позывные дождя в полутёмной беседке.

Осень тянется в запертой клетке

Долго, долго до самой весны.

Ты узнаешь её из тысячи

Её образ на сердце высечен.”

(примечание автора: слова песни группы Корни

“Ты узнаешь её”, автор текста (слов): Жагун П.)

Когда в сырой взвеси, осевшей в ущелье, начинает явственно накрапывать дождь, я вздыхаю и зову своего пса:

– Бимка, домой! Где дом?

Он навостряет уши, но устремляется вперёд, всё дальше отдаляясь от меня, уходя всё дальше от дома.

Я осматриваю расположение низких туч и хмурюсь. Сейчас вольёт! Размоет все тропы, дороги. Как бы беды не случилось! Тяжёлые будут ближайшие пару дней.

Бимка, он же вельш-корги пемброк с заковыристым именем из родословной – Бартоломью Бимо Алтай Принц Кузбасский – изредка оборачивается на меня с фирменной улыбкой и словно подмигивает одним глазом, мол, давай, пап, догоняй. Его должны были поить воображаемым чаем из кукольных чашечек на светских приёмах и балах среди других игрушек; он должен был задорно бегать по детским площадкам, должен был догонять по дорожкам парка удаляющиеся велосипеды или катиться, высунув от удовольствия язык, в забавном шлеме в корзинке одного из них… Он должен был принимать участие в выставках, а не месить грязь где-то в горах Алтая. Но пёс принимает жизнь такой, какая она есть, какая доступна. Ему нравится просто бежать по лесу, вот и тянет меня всё дальше и дальше, невзирая на погоду. В отличие от меня, он не может представить, какой была бы его жизнь, если бы не стечение обстоятельств.

Ещё некоторое время я уступаю, следую за псом. Но когда дождь усиливается, я добавляю в голос стали и кричу:

– Бимо, а ну возвращайся назад!

Этот негодник со скулежом бросается в противоположную от меня сторону – дальше по едва различимой тропе, и я ускоряюсь, чтобы догнать пса и взять на поводок. Однако перед развилкой он плюхается на зад, наклоняет голову набок, пасть растягивается в улыбку, и Бимка высовывает язык.

– Ах, ты, негодник! – щёлкаю ему по носу пальцем. – Непослушный мальчик! Сказано: домой, значит, домой.

Раскрываю карабин, но только собираюсь пристегнуть поводок к ошейнику, как Бим улепётывает в сторону кустов. И снова плюхается на зад.

– Думаешь, я играть с тобой буду? Нет, Бимо, скоро будет ливень. Нам нужно возвращаться. Дома покидаю тебе мяч. – обещаю ему. Пес пятится назад, просяще поскуливая. Я качаю головой и говорю: – Ну уж нет! И шагу больше не ступлю. И вообще, я разворачиваюсь и ухожу один. Хочешь, оставайся тут один.

Усмехаясь себе под нос, разворачиваюсь и правда делаю несколько шагов от Бима, но всё же оглядываюсь. А его уже и след простыл. Чертыхнувшись, снова бросаюсь за ним, на этот раз точно намереваясь без лишних церемоний схватить его за ошейник и пристегнуть чёртов поводок.

Догоняю нашкодившего пса, хватаю за ошейник, заставив замереть на месте, но он словно в одно место ужаленный начинает извиваться и лаять на меня. Я опускаюсь на корточки.

– Эй, дружище, ты чего? – спрашиваю, почёсывая между ушами. – Бимка, ну куда ты меня тянешь? – Пёс скулит, пытаясь вырваться, и я тяжело вздыхаю: – Ну ладно, будет по-твоему. В первый и последний раз!

Он нетерпеливо вертится, пока я пристёгиваю поводок.

– Давай, Бимо, беги, куда хотел! – разрешаю ему, и он срывается с места.

Ведёт меня к подножию скал, где проходят туристические тропы. Ну, если шашлык учуял, я ему устрою сладкую жизнь!

Ещё издали вижу что-то жёлтое, и это не очередное дерево. Я притормаживаю, подтягивая пса к себе, едва различаю в этом пятне куртку. Ветронепроницаемую, влагозащитную куртку ярко-жёлтого цвета, одетую на лежащем навзничь теле.

– Сидеть, Бимо! – велю я. Тон мгновенно говорит ему, что шутки шутить мы закончили.

Я привязываю поводок к стволу тоненького деревца и сразу же бросаюсь к месту происшествия. Месту падения, как оказывается при ближайшем рассмотрении.

Женщина. Летела спиной. Я прослеживаю вероятное место срыва, амплитуду падения, отмечаю переломанные ветви деревьев, изучаю неглубокий ручей, в котором она лежит. Подхожу ближе. Ноги утопают в мягкой кашице грязи примерно по щиколотку. Хороший расклад.

Склоняюсь над телом. Осторожно убираю с лица тёмные волосы, и сердце пропускает удар.

Лада.

Я узнаю её из тысячи… Из миллионов узнаю. Из всех восьми миллиардов на Земле узнаю! Даже ослепнув, даже перестав существовать…

Невозможно не узнать, если именно её образ первым пробуждается в сознании по утрам, если её имя шумит в голове, если в памяти возникает её голос. Если я помню её запах, цвет глаз, каждый изгиб тела; какая приятная на ощупь её кожа… Хотя не должен, это чудовищно неправильно, но против правды не попрёшь. И это последняя ситуация, в которой я мог бы лгать самому себе.

Я узнал бы её и через сотни лет, а она даже почти совсем не изменилась с тех пор. Передо мной Лада. Сомнений нет.

Глава 3. Глеб

– Здравствуйте, это вы вызывали такси? – спрашивает у меня мужчина лет тридцати пяти. Лицо открытое, круглое, добродушное. Надеюсь, что память его не подводит.

– Да, я. Здравствуйте, – говорю, садясь на переднее сиденье.

– Куда едем? – спрашивает водитель.

Я открываю на экране телефона фото Лады, одно из самых последних, которые нашёл в её соцсетях, и спрашиваю:

– Скажите, пожалуйста, вы на неделе не подвозили случайно эту женщину?

Таксист бегло смотрит в мой телефон и вздыхает:

– Ясно… Значит, никуда не едем?

– Зависит от того, есть у вас интересная информация или нет. Но я заплачу как за поездку в любом случае, – прямо говорю ему.

– А чего случилось-то? – чешет голову водитель, размышляя, стоит мне что-то говорить или нет.

– Да жена, – доверительно протягиваю я, понизив голос, – боюсь, что с любовником где-то здесь развлекалась. Сказала, что в командировку улетает, а пока её не было, с работы позвонили… В вещах нашёл твою визитку, посмотрел в интернете номер и приехал потолковать с глазу на глаз.

– Понимаю, мужик, – сочувственно говорит он. – Но порадовать не смогу. Подвозил твою бабу с другим мужиком. Тут недалеко отель для зажиточных, вот там они и сели ко мне в машину. Ехали совсем малость, до подвесного моста через Катунь, на тропу направлялись. В машине ни о чём не разговаривали. Мужик – ну чисто сноб, всё нос воротил, а она тихой мышкой позади меня сидела.

Я задумчиво листаю её страничку, пока не нахожу фото почти семилетней давности – единственное фото с мужчиной на каком-то мероприятии, размещённое на чужой страничке. Аккаунт удалённый, но отметка осталась. Только одна – Лада Крылова. Характер мероприятия торжественный, скорее всего чья-то свадьба, поэтому я смело предполагаю, что рядом с Ладой её муж.

– Глянь, не этот товарищ, случайно? – снова спрашиваю у водителя. Он разглядывает фото и осекается:

– Начальник ейный?

– Ага, – не вдаваясь в подробности, киваю в ответ.

– Кажись, он. Сейчас чуть старше и выглядит немного по-другому… Но, вроде, он.

– Ясно, – вздыхаю я. – Больше ты их не видел?

– Нет, обратно со мной не возвращались. Я их больше не встречал, хотя часто стою на точке прямёхонько возле территории гостишки.

– Понятно. Ну давай ты меня отвезёшь сначала до той гостишки, а потом уже к мосту. Оплачу по двойному тарифу.

Он согласно кивает и трогает с места, а я глубоко задумываюсь.

Лада пошла на тропу с мужем. Что между ними произошло? Мог ли он столкнуть её вниз? А если не он, то кто? Мог ли кто-то на них напасть? Вдруг где-то поблизости к месту обнаружения Лады лежит ещё и труп её мужа? Столько вопросов, и пока нет ни одного ответа! Но я надеюсь, что мне удастся что-то разузнать в отеле.

– Это здесь, – показывает мне Саня.

– Спасибо! – говорю ему, протягивая пару купюр. – Дождись меня, пожалуйста, и я удвою сумму.

Быстрым шагом пересекаю ухоженную территорию и нахожу административный корпус. Зайдя внутрь светлого помещения, сразу направляюсь к стойке ресепшн.

– Здравствуйте, – говорю вежливо молодой симпатичной девушке. – Я бы хотел узнать, в каком домике остановились мои друзья. Мы договорились о встрече, я приехал издалека, а теперь не могу дозвониться до них…

Она смотрит на меня с вежливым выражением.

– Здравствуйте, давайте проверим, на какую фамилию они арендовали шале?

– Уверен, что на имя Лады Крыловой, – говорю ей.

Она проверяет по базе и выдаёт:

– К сожалению, гости съехали задолго до конца оплаченного периода проживания.

– Ого! – присвистываю я. – Как же так? Вот и друзья, называется!

– У него жена отравилась сильно, – неожиданно говорит девушка. – Так он сказал, когда пришёл ключи сдавать и о возврате спрашивать. Сказал, жене стало плохо, её отправили в больницу, и он спешно выезжает в город. Спросил, каким образом оформляется возврат. Я как раз работала в то утро, это было… Как раз три дня назад. Я ещё удивилась.

– Удивились? – переспрашиваю у неё.

– Я заступила на смену в восемь утра, а девочки из другой смены ничего не рассказали про ночной вызов скорой. Я потом ещё разгоняй им устроила, а они объяснили, что скорая не приезжала и скорее всего он жену на такси в город повёз, там её госпитализировали, а он за вещами вернулся.

– Нескладно получилось, – вздыхаю я. – Спасибо за помощь. Буду искать их дальше.

– Да не за что, – сочувственно улыбается она.

Я возвращаюсь в такси.

– До моста? – с готовностью спрашивает Санёк.

– До моста, – киваю я.

Сам не знаю, чего рассчитываю там найти, учитывая, что прошло несколько дождливых дней и всё ясно как божий день. Ладу столкнул с одной из площадок её муж, а потом спокойно провёл ночь в отеле и бросился заметать следы. И пока Лада пребывает в беспамятстве, она находится в потенциальной опасности. Я оказался прав, когда решил замолчать наше знакомство и её имя.

Глава 4. Глеб

Передав вещи уже знакомой смешливой медсестре Анне, я занимаю низкую кушетку. Весь я напряжён: мозг не перестаёт думать ни на мгновение, тело скованно до лёгких судорог литых мышц. Сижу, широко расставив ноги и сцепив руки в замок. Каждая минута ожидания сжирает очередную нервную клетку и без того истощённого организма.

В машине дожидается Бимо. Его я взял с собой для верности. Как будто пёс сможет остановить меня от глупостей, реши я их в самом деле сотворить!..

– Здравствуйте, – долетает до меня словно в вакууме, так тихо шелестит голос Лады. – Это же вы?.. Вы меня спасли?

Резко вскидываю взгляд на неё, замершую нерешительно в паре метрах от меня. Всё ещё бледная, но уже более здорового цвета кожа лица, мягкая улыбка едва касается иссохшихся губ, невозможно огромные печальные глаза, всматривающиеся в мои пытливо. Тёмные волосы небрежно собраны в пучок, одежда с чужого плеча слегка великовата, но Лада всё равно выглядит ослепительной красавицей. Ни до, ни после знакомства с ней я таких не встречал.

– Да, это я, – торопливо вскакиваю с кушетки, и Лада вздрагивает. Боится незнакомца? – Здравствуйте. Врачи рассказали вам о нашем предложении?

– Да, спасибо, – тихо вздыхает она. – Если честно, я пока не очень понимаю, что происходит, но, вероятно, другого выхода у меня всё равно нет…

– Всё образуется, вот увидите! – заверяю её. – Врачи дают неплохие прогнозы относительно вашей амнезии.

– Хорошо бы, – снова вздыхает она. – Очень странное чувство: знать названия знакомых предметов, иметь неплохой словарный запас, уметь делать все обычные вещи, которые ежедневно делает человек, но не помнить абсолютно ничего. То есть, я знаю, как пользоваться вилкой и ножом, но откуда, кто меня этому научил – понятия не имею. Есть ли у меня родные? Живы ли родители? Имеются ли братья, сёстры? А вдруг я замужем, вдруг у меня есть дети? А что, если я вообще мать-одиночка? Кто я такая? Откуда взялась? Столько всего в голове вертится, но нет ни одного ответа. Словно кто-то стёр все до единого личные воспоминания… Всё, что я помню до того, как пришла в себя, это свет и ваше лицо. Словно ничего до этого момента не существовало вовсе. Словно я появилась, родилась, начала существовать лишь в это мгновение, когда вы спасли меня. Это, должно быть, очень странно звучит, словно я сумасшедшая… Простите меня.

– Вам не за что извиняться, – говорю с каким-то особым чувством. Словно начинаю тлеть изнутри. – С вами случилась неприятность, но всё обошлось. Главное, вы живы, относительно целы, а память со временем, скорее всего, восстановится.

– И ещё хорошо, что мне не приходится просто выходить на улицу незнакомого города в совершеннейшем одиночестве и не имея ни малейшего представления, что делать дальше, без документов, денег и каких-либо знакомых, – сдержанно улыбается она. – Спасибо, что спасли и продолжаете спасать меня.

От её улыбки сводит внутренности, которые начинают гореть. Сердце заходится в частых ударах. Кажется, того и гляди, проломит грудную клетку и шмякнется прямёхонько ей под ноги.

– Спасать людей – наша работа, – произношу механически, каким-то чужим, незнакомым голосом. – Готовы ехать? Нам нужно будет ещё заехать в пару мест…

– Да, конечно, – быстро кивает она. – Как скажете, так и будет. Теперь я полностью завишу от вас.

Её слова вызывают трепет и горечь, но я торопливо засовываю эти эмоции как можно глубже в недра сознания. Моя собственная зависимость, полностью зависящая от меня, – слишком яркая, слишком великолепная картина, для того чтобы быть правдой.

Открываю дверь, пропуская Ладу вперёд. Она щурит глаза от солнца, с любопытством осматривается по сторонам. Осторожно делает шаг за шагом, следуя за мной.

Я неторопливо довожу её до парковки, распахиваю перед девушкой переднюю пассажирскую дверцу, и любопытствующая морда Бимо мгновенно возникает перед нами.

– Ой! – удивлённо вскрикивает Лада. – У вас есть собачка!

На её лице появляются настолько счастливое выражение и радостная улыбка, что это буквально душит меня, мгновенно отправляет меня к похороненным в глубинах памяти сценам из счастливого прошлого.

Очерчиваю пальцами припухшие от поцелуев губы и прошу:

– Расскажи мне что-нибудь о своём детстве.

– Например?

Лада быстро разворачивается в моих руках, приподнимается на локтях. Её шелковистые локоны струятся по телу, скрывая от моего ненасытного взгляда красивую девичью грудь.

Я подхватываю прядки, намеренно цепляя пальцами сморщенные бусины сосков, откидываю волосы на спину, открывая чарующий вид на обнаженное женское тело, и говорю:

– Хочу знать о тебе всё, Мармеладка! Но у нас впереди ещё вся жизнь, можно не торопиться и начать с малого. – Я улыбаюсь от пришедшей на ум идеи. – Была ли у тебя в детстве мечта, которая до сих пор не сбылась, но ты не перестала об этом мечтать?

Лада обиженно надувает губки и отвечает:

– Это просто, Глеб. С самого детства я мечтала о собаке, но родители были против, не позволяли мне оставить уличных дворняжек, не соглашались покупать породистую собаку.

– Ты хочешь собаку? – с усмешкой целую кончик её носа. Что ж, такую простую мечту я смогу осуществить в два счёта! – Всё равно какую или определённой породы?

Глава 5. Лада

Я немного удивлённо озираюсь по сторонам, пока следую за широкой мужской спиной в недра торгового зала большого магазина. От яркого света и обилия ламп в висках начинает зарождаться боль, лоб покрывается испариной. Я чувствую, что уже на грани. Слишком устала. Да и действие обезболивания рано или поздно закончится, и всё моё тело снова будет болеть. И я заранее содрогаюсь от этой мысли.

Глеб часто оборачивается, чтобы убедиться, что я иду за ним. Этот мужчина вызывает в моей душе волнение, трепет. Мне приятно, что он бросил все дела и возится со мной. Мне приятна его компания. А его вертлявый пёс внушает мне какое-то безоговорочное доверие к своему хозяину. Я уверена, он не желает мне вреда.

– Выбирайте всё необходимое, – врезается в мои мысли голос Глеба. – Ну, и всё, что пожелаете…

Он поспешно отворачивается, не оставляя мне возможности посмотреть в своё лицо. Я пытаюсь сдержать улыбку – чуть недоверчивую, смущённую, но губы упрямо растягиваются в разные стороны.

Мы посреди отдела с женской одеждой. Здесь имеется всё: от нижнего белья до обуви и шуб. Чтобы не занимать его время, которого он и так уже потратил немало, решаю не задавать глупых вопросов, а просто хожу между рядами, снимая вешалки. Несколько практичных комплектов нижнего белья, аккуратных, но симпатичных; хлопковые футболки спокойных оттенков в количестве пяти штук, джинсы, свитер, спортивный костюм, несколько пар носков.

Глеб невозмутимо смотрит на кипу одежды в моих руках и перехватывает её, когда я в очередной раз появляюсь в поле зрения.

– Обувь и куртка, – говорит мне, кивая головой в сторону стеллажей с кроссовками. Я бросаю взгляд на свои ноги, обутые в единственный уцелевший предмет гардероба из своей прежней жизни – удобные высокие спортивные ботинки, и Глеб, перехватив мой взгляд, добавляет: – Скоро похолодает, советую посмотреть какие-то дутики или валенки.

– Спасибо, так и поступлю. – Направляюсь прямиком к сапогам, но не выдерживаю и спрашиваю у мужчины, следующего за мной: – Надеюсь, все эти покупки… Это не слишком обременительно для вас?

Взгляд Глеба темнеет, но он улыбается мне одними губами:

– Вам не о чем беспокоиться, я не бедствую.

– Я не имела в виду, что вы кажетесь мне не достаточно обеспеченным. – смущаюсь я, чувствуя, как щёки становятся горячими. Неловкий момент, ведь я вовсе не хочу его зацепить или невольно обидеть!.. – Я помню, что вы работаете спасателем, наверняка, у вас приличный заработок. Но, вероятно, у вас есть свои планы, в которые не вписывается покупка гардероба для чужого человека.

– У меня весьма скудные траты и весьма приличные накопления ввиду этого, я могу себе позволить помочь человеку, попавшему в беду. – непонятно с чего злится он.

– Окей, – примирительно поднимаю руки и говорю ему. – Простите, что поинтересовалась. Я просто переживаю, что создаю вам слишком много проблем.

– Послушайте, Влада, – морщится он. – Вы не можете ходить голая, а в посёлке не так много женщин, которые могут помочь вам вещами. Очевидно, что своей одежды у вас нет, как и пока нет собственных средств на её приобретение, поэтому всем будет проще, если мы сразу купим вам всё необходимое, пока не уехали из города. Это не напрягает, не обременяет меня. И это ничего не будет стоить для вас – если вдруг вы решили, что от вас что-то потребуют взамен, это не так. Иногда нужно просто принять руку помощи, безо всяких “но”, хорошо?

Нерешительно киваю мужчине:

– Хорошо.

– Вот и чудно. – констатирует он. – Выбирайте всё необходимое; всё, что посчитаете нужным. Часто ездить в город не получится, поэтому лучше заблаговременно похлопотать о том, чтобы у вас был приличный запас вещей на все случаи жизни. И, пожалуйста, не думайте, что создаёте этим проблемы. Мне будет приятно позаботиться о вас, Влада.

Глеб улыбается. Колючий взгляд смягчается, словно… словно… словно его слова значат что-то большее банальной вежливости. Сердце ёкает в груди. Хочется расплакаться, но я держу себя в руках.

Мой мир разрушен и больше никогда не станет прежним. Как знать, возможно, на его руинах мне удастся взрастить нечто новое?

Выбрав две пары сапог – утеплённые резиновые на случай сырости и зимние дутики на морозы, я беру первые попавшиеся тапочки и верчу их в руках. Понятия не имею, где буду жить и понадобятся ли мне эти пушистые тапки, но Глеб уверенно выхватывает их из моих рук, водружая сверху разрастающейся горы предстоящих покупок.

Я замечаю среди вешалок вещи, которые не выбирала, но ничего не говорю. Не уверена, что смогу переспорить мужчину, поэтому решаю сказать после примерки, что что-то из одежды не подошло по размеру.

Но, когда я захожу в кабинку, Глеб садится на пуфик в соседней и бросает:

– Показывайте наряды, как наденете, я посмотрю со стороны, чтобы всё было идеально. – Я нервно хватаю первую попавшуюся под руку вешалку, невидящим взглядом изучаю чёрное кружевное бельё и смущённо стреляю взглядом на Глеба: успел ли заметить? О, да! Он успел!.. Лицо мужчины покрывается красными пятнами, и он поспешно добавляет: – Кроме этого.

С моих губ слетает смешок, и я спрашиваю:

– Не по вкусу чёрное? – Резко задёргиваю шторку и крепко зажмуриваюсь.

Мозги, что ли, отшибло?! Веду себя как идиотка!

Глава 6. Лада

Посёлок небольшой: примерно двадцать жилых домов, штаб, столовая, магазин, общественная баня. Чтобы пройти его весь неторопливым шагом, получаса хватит за глаза! И мы довольно быстро проходим по центральной улице, сворачиваем в тупик и останавливаемся у двух последних домов. Дальше – только лес, постепенно поднимающийся в горы.

Глеб указывает на домик с резными наличниками.

– Здесь жить будете. Мой дом, как видите, совсем рядом, между участками есть калитка. Идёмте, я покажу вам дровницу.

Я молчаливо следую за ним. Его территория выглядит необитаемой. Несколько деревьев, никаких грядок или теплиц. Словно он просто сравнял тут всё под газон и периодически стрижёт траву, чтобы участок не зарос. Мы доходим по вытоптанной дорожке до крепкого сооружения без дверей, где вдоль стен от пола и до самого потолка выложены ровные рядки нарубленных дров.

Глеб берёт в углу тележку, накладывает с горкой дрова и идёт через весь участок к забору.

– Вот тут калитка, она неприметная, но при свете дня обнаружить нетрудно. Если закончатся дрова, можете брать без спросу. Удобств в доме никаких, – он усмехается себе под нос, но никак не комментирует. Зато, стоит нам попасть на соседний участок, указывает на небольшое сооружение у дальней стороны забора. – Нужник вон там. Имеет смысл ставить на ночь ведро, чтобы не приходилось бежать до туалета. Уж простите, такова деревенская жизнь.

– Возможно, моя прошлая жизнь мало отличалась от этой, – немного резковато говорю ему. – Подобная перспектива не вызывает у меня отторжения.

Он пожимает плечами и продолжает вводить в курс дела:

– В основном, все моются в общественной бане. Четверг и воскресенье женские дни. Из доступных альтернатив: нагреть воду в кастрюле и помыться в тазу прямо в доме. Вроде у Марьи Андреевны даже небольшое корытце имелось, что-то вроде детской ванночки. Либо можете обращаться ко мне, у меня своя баня, топлю почти каждый день. Париться и перегреваться вам после операций, пожалуй, пока не стоит, а вот ополоснуться без проблем пущу, если ничего не смущает. Всё ближе, чем в общую баню бегать.

– Спасибо за щедрое предложение, – тихо благодарю его. Жар снова приливает к щекам, а в голове ярко рисуются картинки тесного закутка бани с приглушенным светом, где мы случайно очутились вдвоём…

Пока я витаю в облаках, мы успеваем достигнуть невысокого порога, и Глеб отыскивает в одном из вазонов ключ. Быстро справившись с замком, мужчина проходит в дом первым, попутно включая везде свет.

– Небольшая кухня, зал и спальня. Есть две кладовки. Отопление от печи. – Глеб заводит меня в чистую кухоньку, настолько маленькую, словно в кукольном доме. – Дрова тёть Маша хранила здесь же, возле печи. Можно и на террасе сгрузить…

– Пусть будут здесь, – отзываюсь я. В голове всё вверх дном. Как я справлюсь с бытом в деревенском доме самостоятельно?

– Хорошо, – покладисто соглашается мужчина и быстро перетаскивает с улицы охапки дров.

У него всё получается слаженно. Он разжигает печь, проверяет, чтобы пошло тепло. Показывает, в каком положении нужно держать заслонку печи, как включить воду и как – газ. Я пытаюсь всё запомнить, но паника накатывает с жуткой головной болью и тошнотой.

Глеб уходит в свой дом, чтобы принести мои вещи, а я, борясь с подкатывающими рыданиями, наливаю и ставлю чайник и плюхаюсь на табурет, не решаясь пойти изучать новый дом.

– Влада, – тихо зовёт меня мужчина. – Куда ставить пакеты?

– Бросьте у входа, потом разберусь, – глухо отзываюсь я.

Он выбирает из всех сумок одну и приносит в кухню.

– Некоторые продукты для вас, завтра занесу ещё.

– Спасибо, – шепчу я, начиная плакать. Ничего не могу поделать, слёзы просто льются из глаз.

Как, должно быть, жалко я выгляжу! Но мне всё равно. В больнице я была окружена людьми. Даже если лежала в палате за закрытыми дверьми, знала, что стоит выйти в коридор, встречу множество людей. А теперь я остаюсь совершенно одна, и это осознание впервые пугает меня.

Глеб вздыхает. Подходит ближе, опускаясь на корточки, и заглядывает в моё лицо.

– Что случилось? Устали, болит что-то, что-то беспокоит?

– Всё беспокоит! Вдруг у меня не получится топить печь? Вдруг я не справлюсь? Мне так страшно, Глеб! Я совершенно не готова оставаться одна…

Он поджимает губы.

“Не отталкивай меня!” – требую мысленно. И он, словно читая мои мысли, берёт меня за руки и говорит:

– Я помогу вам адаптироваться, научу топить печь, справляться с любыми бытовыми проблемами, хорошо? Я понимаю, как сложно очнуться в новой реальности, и вы всегда можете отправиться в социальный центр, если сочтёте, что всё это для вас слишком. – Он улыбается. – Но что-то мне подсказывает, что в душе вы настоящая бунтарка и с лёгкостью справитесь со всеми сложностями. А я буду рядом, в соседнем доме, и помогу вам.

Я смеюсь и плачу. Тепло его ладоней, бережно сжимающих мои руки, согревает душу. И несмотря на глубокую осень и кажущуюся непроходимой безнадежную ситуацию, в ней расцветает весна.

Пока я, хлюпая носом, пытаюсь взять себя в руки, Глеб хозяйничает на кухне. Разбирает пакет с провизией, сооружает бутерброды, заваривает и разливает по чашкам ароматный чай.

Глава 7. Глеб

Вырвавшись на холодный воздух, сжимаю лицо рукой. Запах и вкус Лады заполнили все рецепторы, играют фантастическими нотками послевкусия поцелуя на языке. Вызывают тахикардию и каменный стояк.

Мне нельзя её касаться, нельзя целовать. Мне нельзя находиться настолько близко, чтобы снова был возможен срыв. Срыв моей решительности и взрыв гормонального фона.

Нервы на пределе. Хочется расколотить что-то. Хочется вернуться, до одури, лишая воли, разума, рассудка. Войти в дом. Войти в вожделенное тело. Неважно как, в каких позах, как долго это будет продолжаться. Чертовски привлекателен любой вариант, включающий меня и её.

Но вместо этого я торопливо убираюсь домой.

Заслышав, что я вернулся, Бимо семенит за мной на кухню. Я вываливаю в его миску корм, достаю из загашника бутылку, за неимением в доме рюмок выставляю на стол граненый стакан.

Наливаю водки примерно на треть. Хлебаю жадно, словно огненная вода может помочь справиться с проблемами. Но мне прекрасно известно, что она не поможет.

С досадой поморщившись, убираю бутылку куда подальше и сам убираюсь, подальше от искушения напиться и забыться, хотя бы на один вечер. Падаю в кресло в зале. Бимка садится передо мной и смотрит понимающе.

– Не знаю я, ясно? – со злостью говорю ему. – Не знаю я, как решить этот вопрос!

Отвожу взгляд, лишь бы не видеть чересчур внимательных пуговок глаз. Докатился, твою мать!.. Глаза натыкаются на сервант, откуда с немым укором взирает с траурного снимка Аня.

Чёрт возьми! Ну почему всё обязательно должно быть так сложно? Мне невыносимо смотреть в глаза жены, пусть даже они теперь всего лишь отпечатаны на фотографии.

Резко поднявшись, сдвигаю стекло в сторону и достаю рамку. Открываю первый попавшийся ящик и запихиваю фото туда, подальше с глаз. И почти не испытываю угрызений совести по этому поводу. Их вполне хватает по всем остальным.

Например, полная, абсолютная невозможность устоять перед Ладой. Если бы сегодняшняя ситуация повторилась сотню или даже тысячу раз, я бы не смог сдержаться каждый из них. Невзирая на собственные убеждения и данное самому себе слово, что я не заслуживаю ни намёка на счастье и личную жизнь.

Пять лет назад я был раздавлен, разбит, ненавидел Ладу. Тогда я и представить не мог, что когда-либо снова встречу её. А уж ситуация, как это произошло, и вовсе не пришла бы в голову ни одному здравомыслящему человеку.

Тогда, зная, что никогда не встречу Ладу, что у меня никогда не появится искушения её целовать, желать большего, что у меня никогда не будет возможности реализовать это желание, конечно, я с лёгкостью мог пообещать себе больше никогда не заводить каких-либо отношений с противоположным полом. Как бы я не ненавидел свою любовь к этой девушке, так же я знал: любовь никуда не денется. Ни случайный секс, ни алкоголь, ни поспешная женитьба, ни рождение детей, ни ответственность за семью со всеми вытекающими последствиями не смогли вытравить из памяти хрупкий образ моего единственного счастья, моей единственной любви.

Однажды мама сказала: “Когда ты встретишь женщину, с которой захочешь провести всю свою жизнь, ты сразу это поймёшь.”. Она оказалась права. Несмотря на здоровый скептицизм, какой только бывает у молодого мужчины на пороге тридцатилетия, я сразу понял, что встретил её. Стоило мне бросить один-единственный взгляд на Ладу, как земля ушла из-под ног, из груди словно выкачали весь воздух, из моей вселенной пропали все остальные женщины, потому что всей моей вселенной стала она одна.

Я никогда не любил прежде, даже не влюблялся. Испытывал симпатию, какие-то личные предпочтения, но никогда не испытывал такого. Никогда даже не думал, что так бывает. Никогда не верил в любовь с первого взгляда, считая это не иначе, чем романтическими бреднями. Но это произошло со мной в самом неожиданном месте, где я и оказался лишь по случайности, в последний момент подменив коллегу, так не вовремя сломавшего руку. Поездка испортила мне планы на отпуск, но подарила мне счастье, любовь, новый смысл жизни. Возможно, такое случается с одним на миллион или даже на миллиард, возможно, так не бывает вовсе. Но я встретил Ладу и сразу почувствовал: это она. Та, с кем я проведу всю свою жизнь. Та, о которой говорила мне мать.

Слишком молодая, совсем девчонка; с которой я не знал, что делать, слишком боялся спугнуть, заговорить боялся, но знал, что однажды она станет моей женой, иначе жизнь пройдёт впустую.

Выныриваю из прошлого, когда Бимо утыкается головой в мою ногу. Он жалобно скулит, не понимая моего подавленного состояния. Я опускаюсь на колени, обнимаю пса и долго перебираю пальцами шерсть.

– Ну что ты, малыш? Испугался? – спрашиваю у него. – Прости меня, дружок, ладно? Придумаем что-нибудь. Найдём правильное решение.

Но ни на следующий день, ни даже к концу недели я не могу нащупать верных ответов на многочисленные вопросы, главным из которых остаётся всего один: что мне делать с Ладой, которая перекочевала из нескончаемого потока мыслей прямиком в домик напротив.

Я знаю, как правильно. Нужно рассказать ей всю правду о нашем знакомстве, о её браке, который окончился у подножья скалы. Однажды она уже выбрала не меня, один случайный поцелуй не даёт мне права лишать её выбора и возможности принять собственное решение. Но страх – реальный, осязаемый страх, что этот выбор может привести к настоящей беде, – заставляет меня держать все признания глубоко внутри.