Бывшие. Двойняшки в наследство

Глава 1.

– Ты больше не его невеста.

Голос сестры набатом стучит в голове, забивая невидимые гвозди прямо в виски. Взгляд раз за разом цепляется за уродливые фото на полу, выпавшие из ослабевших рук. На тонкой глянцевой бумаге моя младшая сестра запечатлена с моим женихом. Одежды на этих кадрах нет.

– Зачем?

Голос предает меня, как это только что сделали двое самых близких и родных людей во всем свете. Единственных. У меня ведь больше никого, никого не осталось.

– У нас любовь, Рада, – Ира пожимает плечами в ответ. – Отойди с дороги, сестра. Ты же видишь, у нас с Арсом всё серьезно. Он мне в любви клялся. Теперь я его невеста.

Её голос ровный и спокойный. Моя сестра знала, что это меня буквально убьет, но ни перед чем не остановилась и теперь ей даже не стыдно. Моя маленькая сестрёнка. Пригретая на груди ядовитая гадюка.

Любовь всей моей жизни только что сгорела дотла, как и все мечты и планы о будущем, а она прячет победную улыбку.

Мир кажется смазанным от горючих слёз, а колени начинают предательски дрожать, и я пытаюсь дотянуться до опоры, чтобы не упасть.

Сволочи. Чертовы предатели. Двое самых родных людей сразу.

– Знать вас больше не хочу, – шепчу срывающимся голосом и начинаю свое бесконечное падение в темноту. Мучительное, долгое, душу вынимающее каждый раз, как снится мне. И заставляющее вскакивать на смятой постели в холодном поту.

Я знала, что эти кошмары - надолго. Еще и двух месяцев не прошло, чего я жду?

Обессиленно откидываюсь на кровать и медленно выдыхаю. Ничего. Однажды это закончится и я смогу начать жить полной жизнью, без кошмаров и ужасных воспоминаний.

Самое время вставать. Девять двадцать одна, девять минут до будильника. Сегодня можно выспаться после ночи над отчетами. Благо, встреча с клиентом в обед, так что в офис заезжать не нужно, поеду прямо из дома. Почему-то именно сегодня меня опять мутит. Как же это некстати! Видимо, организм решил взбунтоваться на нервной почве.

Я смотрю в зеркало и не узнаю себя. Кажется, ещё вчера я была счастливой. Я верила в любовь, в преданность, в то, что рядом со мной человек, который никогда не предаст. Арс был для меня всем — моей опорой, моим будущим, моей сказкой. А теперь? Теперь я — женщина, которой изменили. Нет, хуже. Мне изменили с моей же сестрой.

Ира... Моя родная кровь, моя маленькая сестрёнка, которой я доверяла безоговорочно. Я всегда заботилась о ней, защищала, поддерживала. Когда мама в детстве укладывала нас спать, я обнимала её и шептала: «Я всегда буду рядом». А теперь? Теперь я будто задохнулась от ножа в спину.

Как долго они меня обманывали? Как долго они встречались за моей спиной, пока я верила в их невинные улыбки? Я перебираю в памяти каждую мелочь, каждую деталь — и всё становится на свои места. Их взгляды, их лёгкие касания, их общие шутки. Они всегда были слишком близки, но я убеждала себя, что так и должно быть, ведь они просто хорошие друзья. Как же я ошибалась.

Мне хочется закричать. Или наоборот, замолчать навсегда. Мне хочется разбить что-нибудь, стереть его имя из памяти, вычеркнуть её из жизни. Но как? Она — моя сестра. Она всё ещё часть моей семьи. И когда-нибудь мне придётся видеть её снова.

Что мне теперь делать? Простить? Никогда. Отомстить? Но зачем? Что мне с того, если Арс будет страдать? Это не вернёт мне мою веру в людей, не залатает дыру внутри.

Я ненавижу его. Я ненавижу её. Но больше всего я ненавижу себя. За то, что не увидела этого раньше. За то, что позволила себе так привязаться. За то, что теперь не знаю, как снова доверять.

Тошнит. И никаких сил нет. Просто ноль.

Пойти бы к врачу, но и на это не нахожу сил. Мы на еду и работу бы их как-то найти, а тут…

Но вот что странно – задержка цикла. Конечно, тут не может быть ничего серьёзного, всё-таки я очень долго пила таблетки, а потом предохранялась иначе. Но почему я не подумала об этом раньше?

Этим же вечером я стою в длинной очереди в аптеке у дома. Тут и бабули с длинными рецептами, и дяденьки с блестящими лысинами, и пара хихикающих школьниц. Все стоят с какой-то целью, но только я при мысли об этом покрываюсь холодным потом и начинаю чесаться, будто в крапиву попала.

Я стою с одной большой и страшной миссией - купить тест на беременность, а лучше парочку. Ну, мало ли. Мне уже несколько раз не повезло в этой жизни, почему бы катастрофе не случиться еще разок. Ничего глобально в этом мире не изменится, эффект бабочки не случится, только жизнь одной девушки будет окончательно разрушена.

– Слушаю вас, – гнусавым голосом говорит дама в полукруглом окошке.

– Мне пожалуйста тест… на беременность, – тихо говорю я.

Не знаю, почему мне не хочется, чтобы кто-то услышал. Будто что-то от этого изменится. Тем временем, дама окидывает меня оценивающим взглядом и хмыкает.

– Два берите, девушка.

– Зачем мне два? – её фраза ставит меня в тупик, ведь я подошла к кассе и еле выдавила из себя заранее подготовленное предложение. Еще раз я его и себя выдавить не смогу. А тут еще и уточнение пожаловало – берите два.

– Если там будет одна полоска, вы захотите проверить. А если две – тоже захотите. Берите сразу два, чтоб потом не бежать опять.

– Ладно, – выдавливаю из себя я, мельком оглядываясь на разношерстную очередь. – Давайте два.

Дома я какое-то бесконечное количество времени стою в ванной и кручу в руках картонную коробочку, от которой сейчас зависит всё.

Ну, правда, слишком много совпадений: чувствительная грудь, тошнота, усталость и плохой сон. Всё, как завещали поисковики. Нужно узнать наверняка. Может быть, это просто нервы. Депрессия. Что угодно.

Первые две минуты, моё сердце выпрыгивает из груди, но ничего не происходит. Пять минут – вот срок, за который кровь приливает к лицу, а потом медленно быстро отливает. В этой маленькой бумажной палочке сосредоточено моё будущее и сейчас оно безжалостно отдаляется и рушится. На бумажной палочке проявляется сначала одна полоса, а потом и вторая.

Глава 2.

Конечно, я записываюсь в клинику. Небольшой шанс какой-нибудь критической ошибки или испорченной партии тестов еще пока существует.

Всё время, что остается до визита в клинику на следующий день, я провожу в тревоге, если не сказать в панике.

Я хорошо помню, что значит ответственность.

Мы с сестрой остались одни в этом мире десять лет назад и какое-то время жили у дальней родственницы, а потом в детском доме, когда та поняла, что не справляется.

Уже там я поняла, что не всем в жизни везет, и дорогу себе пробивать придется самой. Я тянула маленькую сестренку, как могла. Училась, работала, при этом умудрялась часто забирать Иру на выходные, как только сняла свой угол, а потом, когда устроилась на хорошую работу, смогла оформить временную опеку.

Я помню, как крутилась неповоротливым хомяком в колесе, которое раскручивалось всё быстрее, рискуя упасть, только бы обеспечить нас необходимым. Как каждый день отказывала себе в обеде, чтобы она могла пойти на курсы живописи. Как перешивала свои платья для неё и отказывала себе во всем, чем только могла, только бы накопить ей на самый дешевый смартфон. Я останавливалась, выдыхала, а потом бежала опять, к новой цели.

Вскоре хомяк превратился в белку, и я уже больше никогда не останавливалась.

На УЗИ я иду медленно и обреченно, как на плаху. Знаю, перед смертью не надышаться, но ноги просто не идут. Лёжа на удобной кушетке, я зажмуриваюсь от неприятных ощущений и тут же поворачиваю голову к экрану.

Пара минут проходит в тишине, доктор только что-то зорко высматривает, но потом она удовлетворенно улыбается.

– Вот, Радмила, смотрите сюда.

Она тычет в экран длинным ухоженным пальцем, показывая пару еле различимых темных пятнышек.

– Беременность, семь недель. Многоплодная.

Беременность. Многоплодная. Два слова и мир вокруг буквально взрывается.

А дальше я на автомате вытираю гель с тела, одеваюсь, кое-как просовывая ноги в удобные кроссовки, и прохожу в соседнюю комнату.

Рвано сажусь на кресло напротив приятной строгой женщины. Как марионетка.

В голове тишина и туман.

Стол врача передо мной плывет, раскачивается и идёт рябью. Приходится схватиться за край, чтобы удержаться на стуле.

– Я не вижу пока никаких патологий, вы молодая здоровая женщина и...

Она говорит, но я не могу ничего слышать, физически не могу. Меня будто взрывом оглушило. Это же явно контузия. Можно не врача?

Жизнь умеет иронизировать. Моя младшая сестра мечтала о вечном празднике и состоятельном мужчине, который бы оплачивал её хотелки. Я же мечтала о семье и детях. И вот как искаженно вдруг исполняется мое желание.

– Я понимаю, для вас это сюрприз, особенно двойня, но…

Она говорит что еще, а я бессмысленно смотрю на то, как беззвучно для меня шевелятся её губы, как сдвигаются брови в понимании, что пациент находится в состоянии шока. Она хмурится.

– Радмила, возьмите себя в руки. Я понимаю, новости серьёзные и внезапные…

И тут вдруг мысли сбивают меня, как штормовая волна. Их много, их буквально сотни, и все они роятся в моей голове.

Господи, у меня однушка в ипотеку, работа с утра до вечера, почти без выходных, которую я за этот сумасшедший график и выбрала, чтобы не оставалось времени думать о своей горькой судьбе. Паника наступает на меня из каждого угла.

– Если вы не рады и не планировали, конечно, есть и другие… варианты. Но мне нужно понимать, что вы все осознаете...

Спокойно, Рада, спокойно. Включаем мозг, выключаем истерику.

Я даже рыбок завести не решилась, это же ответственность, а это ребенок! Дети! Два маленьких человека! Да я даже не умею подгузники надевать. А сколько нужно денег, чтобы их вырастить? Сколько нервов? А сделать это в одиночку?

Мне всего двадцать три. Мужа у меня, стараниями сестры, нет. И, кажется, обзаведись я малышами, уже и не будет. Родственников нет. Помощи нет. У меня есть только моя работа и ипотечная квартира. Черт возьми, как мне с этим быть?

В моих руках каким-то чудом появляется стакан воды, который я тут же осушаю наполовину.

Я еще молода, у меня всё впереди. Работа. Путешествия. Может быть, даже любовь, хоть сейчас я в этом и сомневаюсь.

Я сжимаю было кулаки, ощущая некий душевный подъем, но резко останавливаюсь. Мои плечи опускаются, будто на них водрузили весь мир. Тяжелый и неприветливый мир, с кучей обязанностей и ошибок, которые жгут каждый миллиметр кожи.

– Выдыхайте, Радмила. Все через это проходят. Вы должны успокоиться и решить, что мы с вами будем делать.

Это моя кровь. Кровь моей матери и моего отца, безвременно почивших в аварии. Разве могу я предать её?

И решение, от которого трясутся колени, сердце выпрыгивает из груди, приходит само. Оно обреченное, грустное и тяжелое, но однозначно правильное. Да, на самом деле у меня не было никакого выбора.

Я делаю глубокий вдох.

– Будем рожать.

Глава 3.

Будем рожать. Судьбоносные два слова, которые определили моё ближайшее будущее.

Нервы давным-давно помахали рукой и вышли за дверь, но все эти месяцы после измены, а потом и после сенсационной новости о том, что вскоре у меня появится двойня, я заставляю себя что-то делать, шуршать и готовиться.

Детские кроватки сами себя не купят, а деньги на них не заработаются.

Я взлетаю и падаю опять, прямиком в пропасть отчаяния, но упорно выбираюсь из неё, чтобы поехать на очередную встречу, сделать очередной проект и мягко заставить очередного клиента выбрать именно мою компанию.

Работа занимает основную часть моего времени, я живу ей, дышу ей, и даже ем, кажется, её.

Хотя, нет, ем я за троих, причем довольно странную еду в невероятных, извращенских сочетаниях. Селедка с шоколадом, маринованный арбуз и множество бутербродов с паштетом и вареньем. Заставляю себя есть овощи и фрукты, пью витамины.

При всем при этом, растет только живот, оставляя меня тонкой и звонкой. Хоть в этом мне, не очень удачливой в последнее время, повезло.

Хотя, без мелких неудобств не обходится.

– Девушка, с вами можно познакомиться? – слышу глухой голос из-за спины.

Меня нагоняет высокий мужчина лет тридцати на вид, но, судя по рубашке, заправленной в синие джинсы, и того старше.

– Нет, молодой человек.

Я не улыбаюсь и не останавливаюсь, сейчас точка моего притяжения – совмещенный санузел уютной однушки за углом, да и пакеты с каждым метром становятся тяжелее.

Вот так зайдешь в магазин, а организм, под допингом беременных гормонов, взрывается тысячей желаний. И всё это ты должна купить прямо сейчас, доставки дождаться – не вариант, это долго, а каждая секунда и так кажется вечностью.

Шестой месяц это вам не шуточки.

– Вы мне очень понравились. Может, я вас кофе угощу? – не сдается мужчина.

– Отцом стать хотите? – останавливаюсь я, смотря на него с интересом. – Через три месяца. Сразу двойня.

Я поворачиваюсь к нему всем телом и провожу рукой по платью, очерчивая свой выдающийся живот. Ну а что, если хочет – пусть сразу обозначит свои позиции.

Мужчина тут же теряется и бледнеет, его энтузиазм исчезает, сменяясь прострацией.

– Давайте хоть пакеты донесу? – неуверенно предлагает он.

– Спасибо, не нужно. Они не тяжелые.

Я опять срываюсь с места, оставляя неудавшегося собеседника позади. Не могу больше смотреть на мужчин. Не хочу. Может, когда-нибудь потом.

Ванная комната встречает меня прохладной глянцевой плиткой и освежающей холодной водой. Залезть бы сейчас в ванную и поотмокать, но времени сейчас совсем нет. Отчет на завтра займет несколько часов, и надо бы быть бодрой и собранной. В который раз замечаю, что к восьми вечера я становлюсь вялой и сонной, зато в три часа ночи просыпаюсь отвратительно бодрой.

Значит, успеть до восьми.

– Слушаю.

Сколько раз обещала себе не брать трубку, если звонит незнакомый номер. И тем более, если он не определяется. Но продолжаю делать это из раза в раз.

– Рада, не вешай трубку, пожалуйста, – голос бывшего раздается в трубке и буквально с размаху врезается в виски. Я узнаю его из тысячи, даже тихий и искаженный мобильной связью…

Я рефлекторно несколько раз жму на красную трубку и в ужасе отбрасываю от себя телефон, как что-то ядовитое. Он падает на диван и мягко отпрыгивает от вельветовой обивки.

В животе будто центрифуга включается, и я грустно поглаживаю его дрожащей рукой.

Тише, тише, малышки, я не планирую отдавать вас на бокс, как бы вы ни были в нем хороши.

Не вовремя ваш папа нашел меня.

Глава 4. 

Ну… Нашел и нашел.

Предсказуемо. Когда у тебя есть деньги, за них вполне можно купить информацию. Да и я не совсем оборвала контакты.

Сдала свою квартиру, а на эти деньги арендовала однушку на другом конце города, сменила номер телефона и работаю теперь в основном на удаленке.

Кто угодно мог меня случайно сдать.

Но попытка бывшего позвонить кажется чем-то иррациональным.

Вот гад какой! Не вешай трубку, Рада. Я тебе вообще ничего не должна, предатель!

Надо заблокировать номер, нечего давать ему шанс. Я тянусь за телефоном и нерешительно беру его в руки. И именно в этот момент девайс вибрирует, знаменуя получение нового сообщения, и я опять подбрасываю его в руках. Черт, что за совпадения!

Сама бы подпрыгнула, как испуганная кошка, если бы живот позволял, но становлюсь всё неповоротливее. Это просто сообщение, вдох-выдох.

“Рада, пожалуйста, давай поговорим. Я не виноват.”

Нет, не просто. Сердце подпрыгивает куда-то вверх, будто отбивается в горле и, почему-то, в висках. В глазах начинают плясать черные точки.

Поразительно. Какую наглость надо иметь, чтобы еще и сообщение написать после сброшенного звонка.

Истерично хмыкаю и, не дочитывая сообщение, удаляю его.

Конечно, ты не виноват, Арсений. Конечно, нет. Не было ведь никаких обнаженных фото, моя сестра не стояла передо мной с выражением превосходства на лице, и сам ты потом никуда не уезжал, скрываясь.

Ничего, Рада. Возьми себя в руки. У Арса было достаточно времени, которым он не воспользовался. У него были целые сутки, прежде чем я сменила номер и неделя, прежде чем я переехала на другую квартиру. Поздно.

Без сожаления добавляю номер в черный список. Вот так. А теперь поработать.

Но ни через полчаса, ни через час работа почему-то не работается и живот как-то неприятно тянет.

Я все время возвращаюсь на полгода назад, опять и опять переживаю эту сцену с предательством.

“Ты больше не его невеста”

Я заново прокручиваю каждое слово, каждую деталь. Вот Ира подходит ко мне, и лицо у неё такое…высокомерное. Вот она дает мне фотографии.

Кадры вспыхивают в голове, будто их подсвечивают вспышки света. Она растрепана, губы пухлые, смотрит прямо в камеру. Арс спит, забросив руку ей на талию.

Помню, как спрашиваю её, зачем она так поступила, и как она отвечает, что у них любовь, а мне надо просто уступить. Освободить дорогу.

Не помню, чтобы она когда-то кого-то любила.

Что я сделала не так? Любила его недостаточно? Сестру растила неправильно и слишком баловала? Что ж. Скоро у меня будет целых два ребенка, чтобы воспитать их правильно. Но… может быть, они захотели бы знать о своей единственной родственнице?

Что движет мной – неясно, может быть, взбунтовались гормоны или магнитные бури ударили по моему и без того странному беременному мозгу, но я вдруг решаю позвонить сестре.

Плевать, что сменила номер, что клялась никогда её больше не видеть и не слышать. Если бы он не захотел, ничего не было, верно? Значит, это и его вина. Она молодая, ведь, глупая, еще и девятнадцати нет.

– Алло, – слышу знакомый голос в трубке и вжимаюсь щекой в горячий телефон.

– Ира, это я, – только и хватает меня произнести.

Между нами повисает тишина, какая-то пустая и надорванная, будто на одной шипящей ноте. И я уже почти собираюсь с силами, чтобы сказать, что беременна, ведь именно эту новость я хотела передать сестре. Чтобы она знала, что в этом мире нас уже не двое, а почти четверо. Но сестра успевает первой.

– Рада. Я думала, ты хорошо усвоила, что больше нам не нужна, – говорит она чужим визгливым голосом, будто гвоздем стекло царапает, и сердце моё сжимается.

На такое ответ я не готовила. Да ни на какое не готовила, собственно, но мне почему-то казалось, что она обдумает всё и пожалеет о том, что сделала. Обрадуется, что я даю ей шанс. Но я, похоже, жестоко ошиблась.

– Слушай, я беременна, так что всё решено. И не звони мне. Как не стыдно, – бросает она скованно и прерывает звонок.

Стыдно? Стыдно?!

Я сижу на полу тесной кухни, судорожно прижимая к уху давно уже выключенный телефон и чувствую, как по щекам катятся слезы.

Неужели именно это Арс хотел мне сказать?

Глава 5.

Какая же дрянь, какая маленькая стерва! И это моя родная сестра, которую я, к тому же растила, помогала, покупала всё, что её душенька желала, лишая себя всего. Единственная кровинушка, единственная родственница. Ну, тетку, которая забрала всё, что осталось нам от родителей, а потом сдала нас в детдом, я не считаю. И человеком её не считаю тоже. Но сестра, которая пережила со мной всё это… Немыслимо.

Вот как она мне отплатила.

Сначала увела жениха, теперь забеременела и слышать обо мне не хочет.

Не надо было звонить. Пытаюсь взять в руки чашку с остывшим чаем и понимаю, что скатерть под ней намокает. Это руки мои трясутся.

Сама не справлюсь.

– Маш, – всхлипываю в трубку я. – Можешь приехать?

Мария Громова – моя добрая подруга. Я знала её еще в детстве, потом наши дороги разошлись на время, чтобы сойтись в столице. Она и на работу меня к себе устроила, теперь трудимся совсем рядом.

– Рада, ты что…плачешь?

Я с трудом выдавливаю из себя что-то вроде “угу” и честно пытаюсь взять себя в руки, но слёзы катятся сами по себе, а из горла вырывается то хрип, то бульканье.

– Поняла, еду. Буду через полчаса максимум. Что-то принести? – спрашивает она озабоченно, из трубки слышится шелест и стучание, она явно одевается на ходу.

– Нет, – чтобы ответить, приходится задержать дыхание, потому что в итоге я начинаю еще и икать. – Только себя принеси. Ты мне очень нужна.

К приезду Маши я немного успокаиваюсь. Успеваю умыться, ровно подышать и даже избавиться от икоты. Но стоит мне открыть дверь и увидеть её на пороге, на меня опять наваливается вся эта несправедливость. Губы начинают трястись, как от холода, и я безуспешно сжимаю их, глядя на подругу. Она очень быстро становится размытой от слёз, что наполняют глаза. Опять.

Я понимаю, что это истерика, но никак не могу остановиться.

– Ну что ты, Рада, ну что ты, – Маша шагает ко мне и сжимает меня в крепком объятии. Будто всю целиком меня обнимает, превращаясь в мягкое покрывало. Как в детстве, монстры из-под кровати не достанут тебя, если полностью забраться под одеяло. Главное, не высовывать оттуда даже мизинчик.

Вот и сейчас Маша для меня – тепло и защита. Защита от монством, которые сегодня мелькнули в моем телефоне.

– Несправедливо, – я хочу произнести это ровно, но запинаюсь на каждом слоге. Заикаюсь, задыхаюсь и не могу унять дрожь. Лёгкие горят, грудь ходуном ходит, но тепло вскоре достигает и её.

– Расскажешь или лучше помолчим? – спрашивает Маша мягко.

– Потом, – умудряюсь между рваными вдохами ответить я и сжимаю её руки крепче.

Теперь у меня есть только мои дети. И подруга. В целом большом мире.

Полностью успокоиться мне удается только через час. Всё это время Маша шуршит по моей квартире, тут и там, отпаивает меня чаем и кормит тортом. И не задает ни единого вопроса.

– Мой бывший звонил, а я взяла трубку, – говорю я наконец. Не столько, наверное, Маше, сколько себе. Будто пробую эти слова на вкус. Бывший.

– Папаша? – Маша морщит нос и качает головой, а потом кивает в сторону моего круглого, уже довольно большого живота. – Он знает?

– Нет, и говорить ему не стану. Унижаться еще, – фыркаю я. – Пусть катится к черту.

– Алименты бы стрясла, – неуверенно предлагает Маша, но я упорно мотаю головой.

– Тест на отцовство, запись в свидетельстве о рождении, а потом он мне еще и выезд из страны запретит, – говорю я с тяжелым вздохом. – И видеться с ними захочет. Нет уж.

– Деньги лишними не бывают, – качает головой Маша.

– Его деньги – бывают, – хмуро отвечаю я. – Маш, он изменил мне с моей сестрой. Мне теперь всё, что касается его, кажется грязным.

– Так всё дело в его звонке?

– Не только. Я потом сестре позвонить решила. Думала… ну, подумала по-глупости, что надо ей сказать о детях. Ей же еще девятнадцати нет, глупая, ветренная, может уже остыла, поняла, как ошиблась. А она мне такого наговорила… Что мне должно быть ей стыдно звонить, потому что… – я не могу сдержать всхлип, и опять автоматически вытираю мокрые щёки. – Она беременна. Тоже.

Я всё же беру себя в руки и задерживаю дыхание, чтобы как-то успокоиться. Хватит, Рада. Тебе нечего себя жалеть.

Маша опять обнимает меня и дышать становится легче. На минуту. Пока я не беру в руку настойчиво вибрирующий телефон.

На заблокированном экране всплывают и гаснут одинаковые сообщения с незнакомых номеров.

“У нас с ней ничего не было”

Глава 6.

Какой же козел, ну какой козёл!!! А на фото, значит, не он был? Фотошоп? Эти ямочки на плечах у них семейные, редкие, так что явно не модель с чужой головой на этих снимках! И беременная сестра – вполне приличное доказательство.

Зачем, ну зачем мне опять писать? Почему именно сейчас?

У нас ничего не было.

Конечно. Охотно верю. Потому ты ничего не сказал мне, ничего не написал и просто исчез.

Да плевать.

– Маш, он издевается.

Я показываю сообщение подруге и та недовольно кривится.

– Не поздновато очнулся он, как думаешь?

– Я не понимаю, почему он думает, что у него вообще мог быть какой-то шанс. Теперь-то особенно.

Слёзы больше не подступают к горлу, они осели где-то глубоко внутри, принеся следом за собой злость, горячую и сухую. Я откладываю телефон. Интересно, неужто он нашел вдруг онлайн-сервисы для отправки сообщений? Запоздалая реакция.

– Как ты, Рада? Получше?

Я задумываюсь, пытаясь осмыслить этот вопрос. Кажется, да. Мне больше не кажется, что это конец и жизнь бессмысленна. Более того, смысле в ней становится еще больше.

– Спасибо, моя хорошая. Отпустило немного. Гормоны, блин, разрывают, – я выразительно смотрю на свой выдающийся живот, и Маша улыбается.

– Ну, ешь за двоих, истеришь тоже за двоих. Да и причин сегодня – выше крыши.

Так и есть. И все эти причины – мерзкие и гадкие.

Одна, стоит мне отвлечься, как чувствую странное – живот будто каменеет. Сжимается и замирает, заставляя замереть и меня. Медленная странная пульсация охватывает меня, наполняя страхом изнутри.

Что это может быть? Неужели схватки? Срок чуть больше шести месяцев. Ну всё, нанервничалась…

– Маш, я-то успокоилась, – осторожно поворачиваюсь к подруге. – Но у меня, кажется, схватки.

– Схватки?! – горланит подруга на всю квартиру, заставляя меня практически присесть от испуга, и убегает в прихожую, а когда возвращается, то уже диктует кому-то адрес.

– Скорая будет через пятнадцать минут, сказали. Собирайся, поедем в роддом, пусть разбираются, что происходит, – тараторит Маша, буквально из ниоткуда вынимая огромный пакет, и начиная паковать туда всё необходимое. – Знаю я тебя, ты сама чего-то ждать начнешь, а это дети. А у тебя – нервы. Мало ли.

Необходимыми оказываются тапки, которые она снимает прямо с меня, постельное бельё из шкафа, документы, сумка с едой и перьевая подушка. Зачем нужна подушка, я так и не понимаю. Но, наверное, Маша просто тоже нервничает.

Я понимаю, что это явно недостаточно. Кладу ноутбук в сумку, пакую наушники и мышку, некоторую наличность и запасное белье. Когда очередь доходит до конфет, в дверь звонят и Маша, как метеор, несется открывать.

– Смирнова Радмила это вы? – на кухню заходит усатый дяденька в белом халате, а следом за ним еще женщина лет пятидесяти с большим саквояжем. Как только она его тащит, на вид огромный и тяжелый, хоть и пластиковый.

– Это я, – киваю в ответ осторожно, поглаживая живот. Вот у всех беременных обязательно образуется такая привычка.

– На что жалуетесь?

– Кажется, у меня схватки, – отвечаю, ерзая на диване. – А еще только шесть месяцев. Страшно. Живот весь каменный, пульсация, странные ощущения.

– Если кажется – это не схватки, – хмыкает женщина с саквояжем. – Периодичность какая?

Я застываю на месте, судорожно обдумываю, что же ответить на её вопрос. Должна же быть периодичность, раз она спрашивает, да? А у меня она есть?

– Да всё как-то… по-разному, – растерянно пожимаю плечами я.

– А боль по десятибалльной шкале на какую оценку? – спрашивает дяденька.

Боже, какая-то шкала еще существует? Ну… это явно больнее, чем порезать палец, но явно легче, чем мне было когда я ногу сломала. Вот там боль была – будь здоров, а тут скорее страшно и неприятно.

– Может быть, на пять? – я будто вопросом на вопрос отвечаю, потому что понятия не имею, как правильно оценивать такие вещи.

– Тренировочные, значит, – женщина подходит и щупает мой живот, который тут же начинает расслабляться, а потом кто-то из двойняшек изо всех сил пинает меня изнутри, являя всем отпечаток своей пятки. – О, там боец у вас прямо. Или футболист. Ну, не страшно, в общем. Случается иногда. Но когда будут реальные схватки, у вас не будет сомнений, вы будете точно знать.

Врач тем временем пишет что-то в своей папке, а потом подает мне ручку.

– Подпишите.

Я оставляю кривую подпись на листе, прежде чем ручка падает у меня из рук, а в глазах темнеет. Я чувствую, как что-то теплое стекает по ноге и понимаю, что пол под ногами становится влажным. Это что… я описалась что ли?

– Так, а вот теперь поехали-ка, дорогая в больницу, – озабоченно говорит он. – Воды, кажется, отходят.

Я думаю, что надо бы, наверное, полы протереть. И стул вытереть. И вообще. Но сделать ничего не успеваю.

Под звук разрываемой бумаги, Маша медленно ведет меня к двери.

Белые больничные стены давят не меньше, чем только что давил низкий потолок машины скорой помощи. Машу дальше входа не пустили, позволили только вещи мои забрать, а потом пересадили меня на каталку и повезли дальше.

И вот я лежу, растерянно наблюдая, как автоматическая капельница по капельке выжимает какой-то лекарственный раствор мне в вену. Большая прямоугольная пластиковая коробка с кнопками и огоньками, в которую, будто встроили гигантский шприц. Никогда таких не видела.

– Это чтобы будущие мамочки в туалет могли сами дойти, – объясняет дежурная медсестра, видимо, заметив мое удивление. – Раньше были подвесные на железной стойке, но с ними столько мороки. В туалетную комнату такую завести почти невозможно, тяжелая, а с открытой дверью как..? Вот пару лет уже такие, новенькие.

Глава 7.

Лежу в палате, смотрю в потолок. Белые квадраты, тусклый свет. 23 недели. Двойня. Я здесь на сохранении, и никто не знает, сколько ещё продлится эта пытка.

Соседка по палате – женщина лет сорока, Елена. У неё третья беременность, всё спокойно. Она смотрит сериалы на телефоне, ест яблоки и иногда спрашивает, как я себя чувствую. Не знаю, что ей отвечать.

– Ну и как ты сегодня? – спрашивает она, отрываясь от экрана.

– Как вчера. И, наверное, как завтра.

Мой голос звучит глухо.

– Живот тянет?

Я киваю. Всё болит. Ноют спина, ноги, даже руки. Вены на кистях синие, обколотые капельницами. Врачи говорят: «Держись, малыши растут». А мне иногда кажется, что они только выкачивают из меня последние силы.

На тумбочке стоит пластиковый стаканчик с водой. Пить не хочется, но губы пересыхают. Медленно поднимаю руку, делаю маленький глоток. Вода тёплая, противная.

– У тебя кто? – вдруг спрашивает соседка.

– Двойня. Две девочки.

Она улыбается.

– Повезло тебе.

Я молчу. Мне страшно. И мне не повезло. Никого у меня нет. Ни мужа, ни родителей, ни подруг. Только двое маленьких внутри меня, и я не знаю, смогу ли их удержать.

В коридоре топают шаги, кто-то смеётся. Медсестра заходит, проверяет капельницу, привычно спрашивает: «Как самочувствие?» Я отвечаю: «Нормально». Что ещё сказать? Она уходит, а я снова остаюсь одна.

Закрываю глаза. Представляю, как через несколько месяцев держу их на руках. Крошечные пальчики, тёплое дыхание. Они должны выжить. Они должны дождаться.

. . .

Я просыпаюсь рано, хотя толком и не спала. В коридоре уже слышны голоса медсестер, чьи шаги сливаются с гулким звуком капельниц. Потолок над головой всё тот же — белый, безразличный. Я осторожно кладу ладонь на живот, стараясь уловить шевеления. Иногда они такие резкие, будто внутри меня идет маленькая буря, а иногда тихие, словно дети просто слушают мои мысли.

В голове роятся тревожные мысли. А вдруг что-то пойдет не так? Врачи говорят, что срок еще ранний, но мне нужно продержаться как можно дольше. Только бы не раньше времени. Только бы они родились здоровыми. Иногда мне хочется поделиться этим страхом, но рядом никого нет. Я одна. Совсем одна.

Заходит врач, задает привычные вопросы:

— Как самочувствие? Тянет живот? Давление в норме?

— Вроде нормально, — отвечаю я, хотя в голосе нет уверенности.

Он кивает, записывает что-то в карточке и уходит, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Я отодвигаю занавеску, разделяющую кровати. Вот уже больше двух недель эта ненавистная палата. Вчера вечером ко мне подселили новую соседку — Риту. Она на пару недель дальше меня по сроку, но тоже лежит на сохранении. Мы почти не разговаривали, только обменялись короткими приветствиями.

— Доброе утро, — неуверенно говорю я.

Рита поднимает голову от телефона и улыбается.

— Привет. Как ночь?

Я пожимаю плечами:

— Так себе. Опять плохо спала.

— Понимаю. Я тоже. Иногда кажется, что этот больничный потолок меня с ума сведет.

Я усмехаюсь:

— Тебе хоть есть с кем поговорить. Я слышала, ты вчера с мужем созванивалась.

Она кивает:

— Да, он переживает, но старается меня подбодрить. Уговаривает не думать о плохом.

Я молчу. Не хочу говорить, что мне некому позвонить, что у меня нет мужа, нет родителей, нет даже подруг, которые бы волновались.

Рита будто чувствует мою тишину и осторожно спрашивает:

— А у тебя есть кто-то?

Я качаю головой.

— Нет. Я одна.

В её глазах появляется сочувствие, но не жалость.

— Ты сильная, — говорит она уверенно. — Не каждая смогла бы решиться на это одна.

Я улыбаюсь, хотя внутри всё ещё тревожно. Сильная? Я просто не имела выбора. Но, возможно, мне действительно нужно поверить, что я справлюсь. Ради них.

Глава 8.

– Маш, эта презентация нужна завтра. Я тебе сбросила всё на почту, что было, наработки, графики.

– Рада, ты мне отдаешь самого важного клиента? Серьёзно? – голос моей подруги и коллеги по совместительству, звучит растерянно. Она знает, как ревностно я отношусь к Промторгу и её чудесному директору, который очень похож на моего покойного отца. Но сейчас мне не до сомнений. Вообще не до чего.

– Маш, я тут… рожаю, короче, – хмыкаю в трубку и тут жи шиплю от боли. Схватки, они такие.

Месяц на сохранении дался мне нелегко. Я работала, сохраняла спокойствие, ела и пила правильную больничную еду и с удовольствием открывала посылки от Маши с неправильной и нездоровой едой, которую тут же отправляла в желудок. Каждый день анализы и странные на вид приборы сообщали, что мы еще продержимся день, потом еще один, и еще.

В итоге, продержались месяц и со спокойной совестью готовимся рожать.

Когда мне говорили, что я пойму, когда лопнет пузырь и когда начнутся схватки, я не верила. Но сейчас я точно знаю.

Пузырь лопнул ночью со странным хлопком изнутри, заставляя меня вмиг проснуться и вскочить с больничной койки. Я успела извиниться перед соседками по палате, которые уже не раз поменялись за этот месяц, испугаться и пойти искать швабру, чтобы убрать за собой.

Правда, этого мне сделать не дали, только попросили собрать вещи и отдать их санитарке, потому что… Потому что пора.

И вот я звоню Маше уже из родовой, где мне оставили только телефон, воду и зарядное устройство. Казенная ночнушка, внизу открывающая всё, что можно и нельзя, кровать, которая преобразуется в родильный стол, стул и кто его знает во что еще, рядом громоздкий аппарат, к которому меня пока не подключали.

Картинка с восходом солнца над морем висит на стене, напротив кровати, так что я вижу её каждый раз, как открываю глаза.

“Моё тело расслаблено и открыто”.

Ага, конечно. Меня бьют схватки, никакого расслабления нет и в помине, но я понимаю, что это неизбежная часть родов. Я знаю, что в итоге получу своих малышей.

– Боже, и ты мне сейчас звонишь, чтобы сказать об этом? Какие, блин, клиенты! Ты рожаешь! – начинает метаться Маша, я слышу это по голосу. – Мне приехать?

– Конечно, нет, – хмыкаю я. – Вот рожу, тогда и поговорим. Сказали звонить в приемное отделение, номер скинула, мало ли. Кто знает когда это закончится. Всё, пошла расслабляться, как желает картина на стене.

Маша желает мне удачи и отключается, а я то и дело гляжу на картину. С каждой минутой она бесит меня всё больше.

“Ощущения конечны, они проходят”.

Ага, только кажется, что бесконечны. И схватки всё сильнее, и всё чаще. А сил совсем нет.

“Роды - это праздник. День рождения моего ребенка”.

На этой строчке мне хочется смеяться и плакать одновременно. Пока эта картина издевается надо мной, но, возможно, позже я пойму всю глубину того, что она хотела до меня донести.

Спустя пять часов оказывается, что что-то идет не так. Открытия, которого все ждали, нет, меня подключили к устрашающему аппарату справа, и теперь встать с постели я уже не могу.

Вода заканчивается, медсестры, кажется, вообще забыли, что я тут лежу, и в голове только вязкий туман, который отступает только со схватками, которые опять становятся реже. Что-то не так, холодок пробирается под края больничной робы.

– Ой, а что же у вас волосы в косы заплетены? – восклицает женщина, застывшая в двери.

Она идет ко мне с доброжелательным, почти блаженным выражением лица и мягкой улыбкой.

– Я Галина Ивановна, заведующая отделения. Всё будет хорошо, Радмила, сейчас мы косы расплетем, водички принесем, и всё будет хорошо.

Она тянет мою тяжелую косу и начинает её распускать, но облегчения я не чувствую, только всё больше уплываю в туман. Какие блин кося, какие волосы? Почему всем кажется, что причина именно в них?

– Медсестра, срочно подойдите во вторую, – кричит она куда-то в дверной проем, но никто не приходит. Я бросаю взгляд на чудо техники справа и вижу, как там зажигается и гаснет сердечко. А рядом цифры: девяносто и пятьдесят. Это мое давление? Такое низкое? Говорят, в родах оно повышается, а не наоборот. Галина Ивановна тоже смотрит туда, и глаза её расширяются.

– Да черт бы вас всех побрал, козы какие халатные. Двойня недоношенная, и тут ноль внимания, – тихо и недовольно выдыхает она себе под нос, а потом поворачивается ко мне и продолжает, уже совершенно иначе, очень по-доброму. – Сейчас, деточка, я вернусь, и всё у нас получится.

Заведующая выходит из палаты, пускаясь в полубег на выходе, а я остаюсь с наполовину распущенной косой. В одиночестве.

Глава 9.

Я лежу на родильном столе, хватаясь за его холодные края, будто это может мне помочь. Тело ломит, пот стекает по вискам, дышать тяжело. Вокруг никого. Все ушли.

В зале стерильный свет, слишком яркий, режет глаза. Белые стены, приборы, писк монитора – всё сливается в один глухой шум. Я хочу, чтобы кто-то был рядом, хоть кто-то, но я одна.

Боль накатывает волнами, и я корчусь, сжимая зубы. Должно быть легче, должно продвигаться… но ничего не происходит. Паника ползёт вверх по позвоночнику, сердце стучит в горле. Почему так долго? Что-то не так?

Я смотрю в потолок, пытаясь сосредоточиться. Всё вокруг кажется нереальным, как в тумане. Мне страшно. Страшно не только за себя – за того, кто внутри меня. Почему его нет? Почему он не появляется?

Я слабо стону, почти шёпотом зову кого-то, но голос предательски дрожит и гаснет в пустоте. Никто не слышит. Никто не приходит. Я одна. В глазах предательски темнеет.

Я плыву в пульсирующей огненной реке, выплывая, чтобы сделать вдох. Всё в слепящем тумане, но открыть глаза я почти не могу.

– Давай, девочка, немного еще осталось. Давай, не сдавайся, – слышится чей-то голос. Заведующая? Акушерка? Кто все эти люди?

Мои волосы оказываются распущены и неприятно облепляют влажное лицо, лезут в рот и щекочут рот. Я до боли стискиваю зубы, так сильно, что они издают неприятный скрежет.

– Тужься, еще, ну давай же!

Этот голос расплывается раскаленным железом по моим вискам, я могу только стонать каждый раз, когда новая мучительная схватка обрушивается на меня. И вот вдруг наступает момент облегчения.

– Первая пошла! – воодушевленный женский голос слышится где-то в ногах. – Не расслабляйся, нужно помочь еще одной малышке увидеть мир!

Я собираю последние силы, пытаюсь напрячь мышцы, растекающиеся, как желе, горящие и саднящие. Надо помочь. Я же мама. И я продолжаю бороться с темнотой, наступающей на меня.

– Молодец, девочка, – говорит тот же голос и я понимаю, что обе мои малышки родились. Всё. Я подарилу этому миру две новые жизни, и миру теперь предстоит их сохранить.

Я слабо улыбаюсь и всё-таки позволяю темноте меня захлестнуть.

. . .

Я вижу себя откуда-то сверху, со стороны. На мне воздушное голубое платье, а любовь всей моей жизни, стоит передо мной на одном колене. Это было год назад, я и так помню всё до последней песчинки на туфлях, зачем напоминать мне об этом сейчас?

– Арс, ты чего? Поднимайся! – растерянно бормочу я.

– Ну, если ответишь правильно, поднимусь, – хмыкает он. Темные волосы падают на лоб, синие глаза улыбаются.

Бабочки в животе разом взлетают и начинают кружиться, а колени подгибаются.

– О чем ты меня спрашиваешь? – бестолково переспрашиваю я, хотя каждое его слово уже впечаталось в мою память, вытатуировалось под веками и выбивается азбукой морзе в моих венах.

– Выходи за меня, Рада. Я и сто раз могу повторить, если захочешь. Каждый день буду повторять, пока ты не согласишься. Но, лучше, конечно, соглашайся прямо сейчас.

Его голос кажется беззаботным, тон - шутливым, но я вижу как он напряжен, как жилка стучит на виске и белеют напряженные губы.

– Я думала, предложение делают с кольцом, – неуверенно пытаюсь возразить я.

Или не возразить, а потянуть время. Потому что это всё неожиданно, внезапно и страшно.

Я много раз теряла родных и близких, меня предавали и жизнь ко мне уж точно не была благосклонной. И вот вдруг мужчина моей мечты делает мне предложение.

Богатый, красивый, успешный. Наследник текстильной империи. И я. Сирота, трудоголик, простая девушка с ипотекой и младшей сестрой на содержании.

И вот он стоит передо мной на одном колене, как это делаю в кино.

Хочу я за него замуж? Конечно!

Но боюсь я даже больше, чем хочу.

– А, точно! – он еще напряженнее хмыкает и достает из кармана бархатную коробочку. – Понять не мог, чего не хватает. Теперь порядок. Ну что, теперь выйдешь за меня замуж, Рада?

– Теперь выйду, – киваю я и ужасаюсь своей реакции, поведению, неловкости, которую испытываю. И вот металл кольца уже холодит моей палец, когда волна эмоций сметает совершенно всё, что было в моей голове.

И всё так же со стороны, я вижу, как бросаюсь на шею Арсению, как обнимаю его так крепко, что, кажется, сломаю ему рёбра. Хотя куда там, этот силач, кажется, и удара кувалдой не почувствует, не то что объятий такой дюймовочки как я.

И только Ира, стоя в десяти метрах от нас, смотрит печально. Она держит в руках рожок от мороженного, а сам сливочный шарик валяется под ногами.

И только когда я поворачиваюсь к ней, сестра буквально насильно напяливает на лицо улыбку и шагает нас поздравлять.

Я не понимаю где я, что происходит и почему. Но я почему-то вижу кусочки своей жизни. И все они сливаются в одно. Я вижу Арсения.

Каждое воспоминание о нём — как отдельная страница в книге, наполненная светом и теплом. Я помню его лицо, его улыбку. Он всегда был рядом, всегда поддерживал, даже когда я сомневалась в себе. Он умел слушать, и когда я говорила о своих страхах, он просто обнимал меня. Тихо и тепло. В его руках я чувствовала себя защищённой, как будто всё в мире возможно, если мы вместе.

Мы смеялись, говорили о мечтах, планах, просто наслаждались моментами, когда были рядом. Его смех, его взгляд — это было нечто особенное, что невозможно передать словами. Я помню, как мы гуляли по городу, останавливаясь у каждого фонаря, делая странные фото на память. А потом вечер за чашкой чая, когда я рассказывала ему о своих самых сокровенных мыслях, а он просто слушал, не прерывая. Иногда мне казалось, что наши сердца говорят друг с другом, что нет нужды в словах. Мы понимали друг друга с полуслова.

Глава 10.

– Да жива я, Маш. Жива, уже из реанимации перевели в обычную палату. Малыши? В реанимации. Прогнозы хорошие, но лежать им там еще долго, больше месяца точно. Семимесячным - всегда долго.

Стоило врачам перевести меня в четырехместную палату и отдать телефон и вещи, я тут же решила позвонить подруге. Столько пропущенных я в жизни не видела, и от ее беспокойства за меня глаза наполняются слезами. Ну надо же, не заслужила, выходит, нормальную сестру, зато судьба подарила мне верную подругу.

– Ничего не привози, что ты, – улыбаюсь я в трубку, хоть собеседница меня и не видит. – Меня скоро выпишут, еще курс антибиотиков доколят и всё. Ну, да, чуть не сдохла, как-никак. Всё-всё, шучу.

Что там у меня было, никто не говорит, выписку на руки я получу, но что в ней будет написано, правда или нет, никто не знает.

Долгие роды? Ну, так близнецы, узкий таз, на сохранении лежала. Сознание теряла? Ну, так худая, слабая, а тут еще двойня. Кровотечение - тоже штука частая, мало ли.

Кто докажет, что ко мне слишком долго не заходили? Камер в родильном зале нет, а мало ли что обезумевшая от боли будущая мать может сказать.

Такое происходит везде, сколько историй на эту тему я слышала, сколько случаев, когда дети не выживали, потому что роддом был за “естественные роды”, а надо было сразу кесарить? Одному богу известно.

Ладно. Выдыхай, Рада. Это, скорее всего, бесполезно.

Главное, все мы живы и, в теории, будем здоровы. Наверное. В иное верить я не хочу.

– Выпишут скоро, а потом каждый день к дочкам ездить, пока не будут готовы к выписке. Месяца два, заведующая говорит.

Я говорю всё спокойно, почти оптимистично, но внутри всё сжимается от ужаса. Сейчас в инкубаторе борются за жизнь сразу две мои дочери. Но прогнозы хорошие, я держусь за эту новость всеми силами и не даю себе раскиснуть.

Теперь мне нужно будет работать в два раза быстрее, чтобы навещать малышек, ведь меня выпишут, а они останутся здесь.

Я думала остаться с ними, но заведующая посоветовала ехать домой, восстановиться и подготовиться. Работать отсюда я не смогу, мест мало, только платные и за какие-то невероятные деньги. А дома, мол, и стены помогают.

Она вообще нарезает вокруг меня круги по сто раз на дню, видимо боится жалоб и не хочет лишних проблем. Я ведь хорошо помню её это “козы халатные” и разнос, который она устроила санитаркам. Но ведь там должен был быть и врач-акушер, которого тоже не было. И я вполне догадываюсь, в чем дело – в платном отделении выкупили половину этажа, дочь какого-то чиновника рожала рядом со мной. Значит, там все и были. Потому заведующая всё напирала на то, что мест нет, а если и есть, то по цене крыле самолета.

И я, обессиленная и потерянная, согласилась поехать домой.

. . .

Дом встречает меня обшарпанным дверным звонком, теплом и бежевым плетеным ковриком у двери. Пусть это не моя квартира, но за полгода она стала какой-то родной.

В свою я больше жить не вернусь, это точно. Продам при первой же возможности, потому что там даже стены стали на меня давить.

Там мы жили с сестрой и, как я думала, вполне счастливо, а потом она воткнула нож мне в спину.

Хотя, нет, не в спину. Прямо между глаз.

Я завариваю себе крепкий чай и сажусь на деревянный стул, подложив под него подушку. Разрывов как таковых нет, но даже трещины приносят противную тянущую, припекающую боль.

Аромат чая разливается по кухне, согревает и даже дает подобие сил. На этой уютной кухне я много плакала, много ругалась про себя, просиживала долгие ночи, лишь бы не идти спать. На этой же кухне встречала Машу с пирогами для меня и чем покрепче для себя, с неё же меня забрала скорая прямиком в роддом, на сохранение, и вот круг почти замкнулся. Осталось еще детей привезти, поставить специальные переносные колыбельки на кухонный диванчик и готовить что-нибудь, посматривая на них каждую минуту.

И тогда будет совсем замечательно.

Звонок в дверь не становится для меня сюрпризом, ведь я сказала Маше, что возвращаюсь домой сегодня, так что стоит ждать её визита.

Я медленно и надрывно плетусь к двери, бледная и бесконечно уставшая, в предвкушении успокаивающих объятий.

Но у жизни на меня всегда, вот совершенно всегда другие планы.

Дверь открывается. Кровь начинает шуметь в ушах, приливает к моим щекам и, наверное, даже к глазам, потому что они начинают нестерпимо жечь.

На пороге стоит бледный и растрепанный Арсений Берестов, мой бывший жених.

Глава 11.

– Рада, пожалуйста, дай объяснить.

Я рефлекторно пытаюсь закрыть дверь, но Арс тут же просовывает ногу между ней и косяком. Надеюсь, хоть попытка моя отдалась ему болью в ноге, пусть он этого и не показывает.

Потому что я сейчас чувствую почти физическую боль от того, что смотрю на него.

Сообщения, звонки – это всё виртуалити. Да, всё это тоже чувствуется как наждачкой по сердцу, но личное появление на пороге – совсем другой уровень. Моё сердце готово остановиться, а пальцы, которыми я впиваюсь дверную ручку, дрожат.

– Уходи, Арс. Видеть тебя не могу, – отвечаю надрывно. Усталость опускается мне на плечи, как свинцовое одеяло, тянет вниз и не дает нормально дышать

Сердце колотится, как птица в клетке, готовое вырваться из груди. Дыхание сбивается, словно я только что пробежала стометровку. В горле пересохло, и я с трудом сглатываю вязкую слюну. Смотрю на него, и в голове проносятся обрывки воспоминаний – наши первые свидания, смех, объятия... Кажется, это было в другой жизни, не со мной.

Внутри меня бушует ураган эмоций. Обида жжет огнем, хочется кричать. Но я сдерживаюсь, пытаюсь сохранить остатки достоинства. Презрение к нему поднимается волной, смешиваясь с болью и разочарованием. А в голове бьются вопросы.

Как он мог так поступить со мной?

Как ему хватило наглости искать меня после всего?

Откуда он узнал мой адрес? Зачем пришел?

Выглядит он совсем плохо, наверное, примерно, как я. Только он точно сутки не рожал близнецов.

– Пожалуйста, Рада. Я не виноват.

Его голос хрипит, а сам он, такой высокий и крепкий, сейчас кажется значительно меньше ростом.

– Я не собираюсь пускать тебя в дом, – хмурюсь я, с трудом сглатывая. – Говори что хотел, прямо здесь и сейчас, а потом уходи.

Я скрещиваю руки на груди и поджимаю губы. У меня нет сил на всё это. У меня нет сил, чтобы слушать его, но выгнать – еще сложнее. Меньшее из зол – тоже зло, но оно дается проще. Сейчас он скажет какую-нибудь банальность и я выставлю его за дверь. Или упаду прямо тут и сдохну, потому что борьба между тоской по нему и злостью меня убивает.

– Твоя сестра обхаживала меня, с того самого момента, как ты нас познакомила…

Слова бьют меня наотмашь и я отшатываюсь. Сволочь какая!

– Плохое начало разговора, давай сразу закончим, – я пытаюсь опять закрыть дверь, но он не дает, еще и руку кладет на холодный металл.

– Я никогда не видел в ней женщину, Рада, честное слово. Помогал по мелочи, мог денег на кафе подкинуть. И вот она приходит, говорит, натворила дел. Не может сказать тебе, боится. Просит помощи, рыдает. Что я должен был сделать?

– Ты хорошо ей помог, ага, – я опять безуспешно пытаюсь закрыть дверь, но он опять оказывается сильнее. – Да отпусти ты дверь, блин! Я не хочу выслушивать вашу историю счастливой жизни!

– Господи, да выслушай меня, Рада! – рычит он, упираясь широкой ладонью в дверь, и я опять поддаюсь. – Какой счастливой жизни?! Пожалуйста, дай мне пять минут. Только пять!

– Хорошо, – безвольно произношу я. Чуть отпускаю дверь, прислоняюсь к холодному косяку и прикрываю глаза. Видеть его – даже хуже, чем не видеть.

– Она попросила налить чего покрепче. Сказала, всё очень плохо, но одна она пить не станет, принципы у неё, – Арс рассказывает отрывисто, зло, остервенело трет глаза каждые пару секунд. – Я подумал – ей же восемнадцать, вроде можно. Налил себе тоже. Слово за слово, почувствовал себя странно. Она говорила, что влюблена в меня, не знает, как быть. Лезла целоваться. Потом бам – открываю глаза, а уже утро. И тут она заходит в комнату в моей рубашке. Улыбается. Говорит, был её первым…

Я стою перед ним, и кажется, что меня пронзает тысяча кинжалов. Боль острая, режущая, она проникает в самое сердце и растекается по всему телу. Дышать трудно, каждый вдох отзывается болью.

Слезы подступают к глазам, но я не позволяю им вырваться наружу. Внутри меня все кипит от ярости и обиды. Хочется кричать, топать ногами, разбить что-нибудь вдребезги. Но тут и разбить-то нечего, даже бросить в него...

— Как ты мог? — шепчу я, и голос мой дрожит. — Как ты мог так поступить со мной?

– Я не понял ничего даже, Рада. Я отключился. Как у нас что-то вообще могло быть?

И тут он делает ошибку. Убирает ногу из дверного проёма.

Я понимаю, что могу закончить это прямо сейчас и делаю это. Захлопываю дверь перед его носом, трясущимися руками закрываю на все замки, пока он стучит в неё.

– Рада, подожди! Пожалуйста!

Но я не могу больше слушать. Совсем никак не могу.

– Я больше не хочу тебя видеть и слышать. Уходи.

Ни смотря ни на что, я ухожу в комнату, нахожу наушники и втыкаю их в уши.

Play.

Глава 12.

Всё вокруг какое-то серое, безжизненное. Как будто и не было в этом доме никогда радости и счастья. А ведь когда-то всё было по-другому. Мы с ним мечтали о будущем, о детях, о том, как будем вместе встречать старость. А теперь... Теперь я одна в этой пустой квартире, у меня больше нет сестры, нет жениха, дети – в реанимации и пустят к ним только завтра… А сейчас только боль и обида скребут на сердце.

Я слышу, даже сквозь музыку, как Арс стучит в дверь, но открывать больше не стану. Сейчас соседи выйдут, пригрозят ему полицией и он уйдет. Сам. Нужно только дождаться.

Я беру тряпку и начинаю вытирать пыль с мебели. Движения мои механические, я не думаю о том, что делаю. В голове лишь одна мысль: "Как он мог? Как он мог предать меня так подло, с моей же сестрой?"

Тут же картинки из прошлого начинают бомбить мой воспаленный мозг.

Она Арс покупает нам колу, вот мы гуляем по парку и мы обе держимся за него, потому что скользко. Он улыбается, говорит “мои дорогие дамы”, переносит нас обеих, по очереди, через лужи из подтаявшего снега, чтобы ни одна из нас не замочила сапожки. И улыбается, улыбается. Может быть, это и был план – заполучить обеих сестер? Или где-то в пути он влюбился в Иру? Почему тогда передумал и решил что-то объяснять мне? Я ловлю себя на том, что остервенело натираю ручку старого кресла.

Только что сил не было, и вот злость их буквально генерирует. Ну а что, сидеть я все равно нормально не могу, а уборка меня, кажется, немного успокаивает.

Я отбрасываю тряпку в сторону и иду на кухню. Беру нож и начинаю резать овощи для салата. Зачем – не представляю, мне сейчас и кусок в горло не полезет. Но механическая работа помогает хоть как-то занять руки. Я сжимаю нож так сильно, что пальцы начинают болеть. Красочный получается салат. Единственное яркое пятно в моей никчемной жизни.

Я мою посуду, стираю белье, пылесошу ковры. Все делаю на автомате, не задумываясь. Мои мысли по-прежнему заняты им. Ими двумя.

Мне так больно, так одиноко, что хочется выть.

Я помню, как завязывала шнурки это маленькой дряни. Помню, как покупала ей мороженое. Как первая сказала ей, что мама и папа больше не вернутся…

Как она мне отплатила… Интересно, Арс знает, что она беременна? У него ведь будет сразу трое детей. Или четверо, если у неё, вдруг, тоже двойня. Отец-молодец, мать его. Надеюсь, о моих малышах он никогда не узнает. Чтоб его черти съели.

Однажды эта боль пройдет. Злость уляжется. Может быть, я даже смогу опять смотреть на мужчин.

А пока я буду убираться в этой квартире. Буду делать вид, что у меня все в порядке. Что я не сломлена и не раздавлена горем.

Пусть на самом деле я несчастна и мне кажется, что эта боль никогда не пройдет, но я нужна своим детям. У них без меня тоже совсем никого нет.

По ощущениям, проходит несколько часов, когда я убираю из ушей наушники и оглядываюсь по сторонам. Я так устала, что сейчас упаду, но квартира буквально блестит. Осталось вынести мусор.

Я всегда так делаю, после уборки нужно, чтобы в квартире не осталось вообще ничего. Тогда картинка будет полной. Такое чувство, что я из души этот мусор выгребла и положила в черный, пахнущий какой-то химией, полиэтиленовый пакет.

Я накидываю ветровку, сую ноги в старые розовые кроксы, ту самую пару постыдной обуви для дачи, которой у меня нет, или для ночной пробежки в магазин, и распахиваю дверь.

И тут же понимаю, что слева от неё всё еще сидит Арс.

Черт.

Глава 13.

Тут же сердце дает сбой и я захлебываюсь воздухом.

Твою мать! Да почему этот мир против меня?!

– Я сказала, уходи! Ты глухой? – раздосадовано шиплю я и бросаю на пол пакет с мусором. – Какого черта ты тут сидишь?

Он тут же неуклюже вскакивает, потирая затекшие ноги.

– Я не уйду, пока мы не поговорим, – отвечает он, но уже не так уверенно, как несколько часов назад.

– Мы уже всё обсудили. Ты спал с моей сестрой, наша история на этом закончилась, адьёс!

Я опять беру мусорный пакет в руки и отталкиваю Арса, когда он пытается преградить мне путь. Вау, откуда только силы берутся?

Наверное, во мне сейчас адреналина, как у серфера, который уплывает от акулы. Наверное. Никогда не видела серферов и тем более акул живьем. Господи, Рада, что за бред, приди в себя!

Но мысли путаются, ноги заплетаются, а Арс хватает меня за руку и заставляет остановиться. Собственно, хватка его не сильная и почти нежная, но его прикосновение всё равно поджигает во мне какой-то новый фитиль ярости.

– Я не спал с ней! Я не помню, Рада!

– О, она принесла мне фотографии, чтобы я знала точно, – отвечаю я.

Арс в бессилии запрокидывает голову вверх, смотря в потолок целую долгую секунду,

– Мне она их тоже потом показывала. Рада, да я бы физически не смог, почему ты ей веришь?

И правда, почему? Может быть, потому, что он сам куда-то сбежал? Думал, как теперь ситуацию обернуть так, чтобы ничего не потерять? Или что это было?

– А почему ты сам мне ничего не сказал? – спрашиваю я резко. – У тебя было время, пока я не сменила номер, пока не съехала с прошлой квартиры. Почему ты вдруг очнулся только теперь?

Арс смотрит на меня озадаченно.

– Я же уехал, сразу после этого случая, – отчевает он ровно. – Я же звонил тебе. Ты ведь выразила мне соболезнования. Возвращаюсь – номер вне зоны, в квартире тебя нет. Ничего не понимаю. Где искать? И только Ирка с этими своими фотографиями.

Он взъерошивает свои темные волосы, запуская в них пальцы и этот жест на секунду выбивает меня из действительности. Мне так нравился этот жест. Так нравился...

Так. Стоп.

– Я еще не совсем сошла с ума, – качаю я головой. – Ты не звонил мне. Ни разу. И что такого произошло, что ты уехал так быстро?

– Но я же говорил тебе. Мои родители погибли, – отвечает он потерянно. – Разбились. Ездил уладить дела и принять наследство. Я не понимаю. Мы же переписывались всё это время. А когда я приехал, оказалось, что абонент не абонент. Я подумал, сестра тебе что-то наговорила и всеми силами пытался найти.

Эта информация придавливает меня к пол. Его родители умерли? Он переписывался со мной? За кого, юлин, он меня держит? За дуру? Почему так безбожно врет?

– Не знаю, с кем ты переписывался. Я после этих фото с тобой не разговаривала, – я устало качаю головой. – И, значит, не так уж и пытался.

Силы окончательно оставили меня, всё что я сейчас хочу – просто сесть и сдохнуть, но позволить себе не могу и этого. У меня теперь есть дети.

Кровопотеря дает о себе знать, я пошатываюсь, но всё ещё держусь на ногах, хоть и на чистой силе воли.

– Рада, я не сделал ничего плохого, – говорит он, сжимая кулаки.

Откуда мне знать, что он говорит правду? Я не получала никаких сообщений. Сменила номер. Переехала. Ирка сказала, что беременна, что мне должно быть стыдно соваться в их семью. Кто из них врет? Почему он не сказал мне?

У меня нет сил, у меня совсем нет сил.

– Пять месяцев прошло. Моя сестра беременна от тебя, если ты не знал, Арс. Ты оставил меня. Сейчас прибегаешь и говоришь какой-то бред. Я так не могу.

Я бросаю многострадальный пакет, смотрю, как каменеет и застывает на месте Арс, и возвращаюсь к двери. И в этот раз никто меня не останавливает. Дверь хлопает оглушительно громко, отрезая меня от любви всей моей жизни. В голове шумит, темнеет в глазах, и я осторожно опускаюсь на пол.

Могла она его подставить или все-таки нет?

Глава 14. 

Я сижу на полу, мои мысли прыгают, мечутся в голове, как бильярдные шары на поле, после первого удара.

Бам.

Зачем я нужна была такому мужчине, как Арсений? Красивому, успешному, богатому. Я, сиротка и бесприданница. Вокруг него всегда крутились красивые девушки, дочери успешных родителей, значительно более удачные партии, чем я.

Бам. Была у нас любовь? Я всегда боялась в это поверить, но сама любила его безумно. Всё металась, пыталась быть для него хорошей и правильной, всё тряслась, что вот сейчас найдется кто-то получше, покрасивее, вот сейчас он поймет, что я глупая, что бесперспективная, что вечно пропадаю на работе, вместо того, чтобы быть настоящей женщиной, легкой и свободной сразу после шести.

Так легко было поверить, что он променял меня на сестру, ведь… ну, я же знала, что эта сказка не навсегда.

Я буквально выгрызала свою хорошую должность с приличным окладом, работала сутками, чтобы наскрести на ипотеку, содержать сестру. И тут вдруг история Золушки? Я разуверилась в таких историях раз сто за всю свою недолгую, но сложную жизнь.

Бам. Почему моя маленькая сестренка вдруг оказывается в постели с моим женихом? Да, восемнадцать лет, да, любовь, но… Как же родная сестра? Почему прямо перед его внезапным отъездом?

Бам. Стук на этот раз раздается не в моей голове, а по ту сторону входной двери.

Я медленно поднимаюсь, подхожу и открываю её, уже понимая, кого увижу по ту сторону и не ошибаюсь. Арс опять никуда не ушел.

На этот раз я не пытаюсь закрыть дверь перед его носом. Но и о чем нам теперь разговаривать не понимаю.

Мелькает противоречивая мысль о том, что ужасно, конечно, что мои девочки в больнице, а не дома. Но плюс в том, что он о них не узнает, если я не позволю. А я не знаю теперь, позволю ли.

Раньше я всегда говорила себе твердое нет, но теперь не знаю.

– Мы взрослые люди, Рада, – говорит он совершенно чужим голосом. – Вижу, сейчас ничего не хочешь слышать и мне это вообще непонятно. Очевидно, что меня подставили. Не знаю, кто и зачем, но разберусь. Обещай, что мы поговорим позже.

– После того, как моя сестра родит?

– Если тебе нужно так много времени – ладно. Но я надеюсь, ты понимаешь, что сейчас ведешь себя глупо. Я рассказал тебе всё. Это история выглядит ужасно нелогично.

Я хмурюсь, было, и собираюсь сказать ему что-то колкое, бросить ему в лицо обвинения, но… Я так устала. Может быть, я и правда веду себя не совсем по-взрослому. Может быть, его подставили и тогда я и правда веду себя глупо. А, может быть, и нет.

– Арс, я уже ничего не понимаю, – только и пожимаю плечами я.

– Моё слово против её, Рада. Фотографии легко подделать. Пусть ДНК-тест скажет своё слово.

Он говорит ровно, уверенно, будто разговаривает с подчиненным, а не с бывшей невестой. Но глаза его горят на бледном лице, а руки всё еще сжимаются в кулаки.

Я вдруг понимаю, что он злится, что разочарован и расстроен, и хочется на мгновение погладить его по плечу и… Нет. Только на мгновение.

А я ведь совсем ничего ему не сказала о причине его отъезда.

Знаю, они не были настолько близки с родителями, но одно дело редко видеться, а потерять их… Если это правда, это, должно быть, стало для него большим ударом.

– Мне очень жаль, что твои родители погибли, – тихо говорю я, обнимая себя руками.

– Мне тоже, – отвечает он и, пристально посмотрев на меня еще раз, выходит за порог.

А я стою на пороге, даже не закрыв дверь и смотрю в одну точку.

Может ли быть, что это не он потерял меня навсегда, а я потеряла его?

Глава 15.

– Представляешь, ногу сломала, – жалуется в трубку Маша, когда я звоню ей, так и не дождавшись.

– Ужас какой! Ты где? – я тут же отодвигаю все свои переживания и размышления куда-то на задворки сознания.

– В больнице, снимки уже сделали, сейчас жду вердикта, – отвечает она вполне бодро и даже иногда хмыкает. – Болит адски, но, говорят, я пока в шоке, так что еще ничего не понимаю. Ну и медбратья тут как на подбор, есть на что посмотреть.

– Давай я приеду? – пытаюсь предложить я, но тут же получаю резкий и быстрый ответ.

– Нет! Вот еще. Тебе восстанавливаться и восстанавливаться еще, ездить к мелким каждый день, давай ты себя побережешь, ладно? Я к маме на время перееду, она за мной скоро приедет.

Мне ничего не остается, как согласиться. Да и она права, мне всё ещё плохо после роддома, скоро на работу, а у меня вообще ничего не готово, так и сил всё доделать никаких нет. В роддоме сказали походить на капельницы, дали направление, а еще надо бы анализы сдать опять и сходить к терапевту… А я откладываю каждый раз. Как будто, это не так уж и важно, по сравнению с моими малышками, что лежат в больнице, в боксе.

Эх, ну я же взрослая девочка, надо перестать бежать от проблем, а начать их уже решать. Надо бы пойти все-таки на днях к врачу. Взять себя в руки. Пока выходит только лежать лицом вниз и ездить к детям. Но надо что-то менять.

Выдыхай, Рада.

Бери себя в руки.

. . .

В коридоре поликлиники душно и пахнет лекарствами. Сижу на жестком стуле в очереди к терапевту и нервно тереблю в руках медицинскую карту. Сердце колотится, как птица в клетке, хотя я вообще не нервничаю. Просто не люблю поликлиники, эти вечные очереди, больных людей вокруг. Но надо было идти, что-то в последнее время совсем расклеилась. Прошло несколько дней, а мне не только не лучше, а силы вообще перестали восстанавливаться. Для моего возраста странно ползать по квартире, как улитка.

Наконец-то моя фамилия звучит из кабинета. Захожу внутрь, здороваюсь с врачом. Это женщина средних лет, с усталым лицом и добрыми глазами. Сажусь на стул напротив ее стола.

— На что жалуетесь? — спрашивает врач.

— У меня после роддома все время темнеет в глазах, — начинаю я, — слабость какая-то постоянная, голова кружится, кожа бледная. И еще волосы стали выпадать. Анализы повторно сдала, вот с ними к вам.

Врач кивает и открывает мою карту. Листает страницы с результатами анализов.

— Хм, анализы у вас не очень хорошие, Радмила, – говорит она, рассматрива карту. – Гемоглобин понижен. Вполне может быть анемия. Роды тяжелые были?

– Не то слово, – устало отвечаю я. – Двойняшки, на сохранении до седьмого месяца, потом роды, сейчас они в больнице. Прогнозы неплохие.

— Не волнуйтесь, может быть и не подтвердиться, — успокаивает меня врач. — Вам бы сейчас питаться получше, пить витамины и отдыхать побольше. Не загоняйте себя. Деткам нужна здоровая мама.

Она выписывает мне направление на дополнительные анализы и назначает повторный прием через неделю. Выхожу из кабинета в каком-то оцепенении. Анализы, приемы, работа, дети…

Мысли путаются в голове, я не могу сосредоточиться ни на чем. Как всё успеть, как совместить? Может и фиг с ними, с этими анализами. Пару капельниц я уже сделала, надо есть больше мяса, купить себе витамины и успокоиться. Не зря говорят, что всё от нервов.

Да, так я и сделаю.

Глава 16.

Спустя несколько недель, я всё еще не продвинулась ни на йоту. Пытаюсь работать - буквы расплываются перед глазами и пляшут польку.

Пытаюсь найти нужные вещи, типа пеленального стола и кроватки, но и в этом никак не могу преуспеть. Какую выбрать двойную коляску? Нужна одна кроватка или две? Пеленальный стол – это необходимость или ерунда?

Мой мозг отказывается принимать решения даже в мелочах.

Я пытаюсь работать в то время, что не занимают поездки к детям, но это дается мне всё сложнее и сложнее. Анемия, которую я так и не подтвердила, большая кровопотеря в родах, в край расшатанные нервы - всё это сказывается на моих умственных способностях слишком явно. Мозг, который ранее справлялся со всем играючи, даже много дел одновременно тянул быстренько и радостно, как Юлий Цезарь, сейчас скрипит и пыхтит. Внимание скачет с важных дел к мелочам и обратно, и я панически боюсь, что на работе сейчас это заметят.

Да, частичная занятость может сделать мне скидку, но совсем небольшую.

– Да, Максим Геннадиевич, новый счет готов, аналитика за квартал будет завтра. Вас устроит видео-звонок в два часа дня?

Я скрещиваю пальцы и прикрываю глаза в ожидании ответа. Обычно клиенты соглашаются на видео-звонок и даже предпочитают именно его, это ведь быстро и удобно. Но, кажется, сегодня не тот день и не тот клиент.

– Нет, Рада, я бы предпочел увидеть вас лично, – звучит грозный голос в трубке. – В последнем отчете я нашел ошибку и хочу переговорить об этом лично, с глазу на глаз.

Очень, очень плохо. Это важный клиент и очень давний, мне никогда не приходилось просить у него поблажек, но он всегда был ко мне лоялен, в отличии от других наших сотрудников. И вот, вдруг, что-то пошло не так.

– Максим Геннадьевич, в силу некоторых обстоятельств, я сейчас не провожу личные встречи, – очень мягко отвечаю я. – Мы могли бы вернуться к этому вопросу через месяц, а в этот раз провести видео-звонок?

На той стороне телефонной трубки слышится недовольное сопение.

– По какой причине, позвольте узнать?

– Максим Геннадьевич, это личные причины, но я вам гарантирую, что это совсем ненадолго. Я устраню их в самое ближайшее время и...

– Очень жаль, но я не готов работать с человеком, который ставит свою личную жизнь выше карьеры, – не дает мне договорить мужчина.

– Вы не так поняли, Максим Геннадьевич, – оправдываюсь я. – Дело в моем здоровье. Я сейчас восстанавливаюсь после… болезни. Но это мелочи! Я очень ценю наше сотрудничество. Если вас никак не устроит онлайн звонок, то я, конечно, приеду к вам в офис. Давайте договоримся о времени?

Я мучительно пытаюсь вырулить из этой ситуации. Что ж, выпью какой-нибудь энергетик, вызову такси и проведу личную встречу. Всего одну! Ничего со мной не случится. Ну не упаду же я в обморок прямо там, правда? Но Крюков явно имеет совсем другое мнение на этот счет.

– Нет, Рада, извините, но больной менеджер нам тоже не нужен. Я сам попрошу Дмитрия Константиновича сменить нам контактное лицо. Спасибо за звонок. До свидания.

Я даже рот не успеваю открыть, как он вешает трубку. Ну надо же, не зря Максима Крюкова зовут Крюгером, он и правда довольно пугающий. Но вот уже год мы отлично вели дела. Но вот и тот самый момент фиаско, который еще называется законом подлости – я тяну работу за себя и “того парня”, хоть и работаю неполный день. Маши нет со мной, чтобы перепроверить некоторые отчеты, как она обычно делает в качестве личного ассистента. Вот и закралась ошибка в отчет… Надо перепроверить, найти, что не так... Дурацкий мамский мозг!

После родов я как будто стала другой. И это не о теле, хотя оно тоже изменилось. Это о голове. Сначала я думала, что усталость, бессонные ночи, перегрузка — всё это играет свою роль. Но сейчас, спустя время, я понимаю, что это что-то большее. Моя память… она больше не та. Я не могу даже описать, как это странно и неприятно. Как будто моё сознание стало дырявым, и все мысли, которые я пытаюсь собрать, ускользают, как песок между пальцев.

Порой мне кажется, что я забыла, как думать. И я не преувеличиваю. Вроде бы я смотрю на что-то, пытаюсь сосредоточиться, и в какой-то момент понимаю, что не помню, о чём думала несколько секунд назад. Это тревожно. Я спрашиваю себя: «Почему я не могу запомнить, что мне нужно сделать?» Составляю список дел, а через пару часов всё забываю. Смотрю на список и не понимаю, что здесь вообще написано, даже если это всего пара строк.

И самое ужасное — это когда я начинаю теряться в обычных вещах. Обычные повседневные задачи становятся такими сложными. Например, я могу стоять в магазине, смотреть на полку с продуктами и не помнить, что мне нужно купить. Я снова и снова проверяю список на телефоне, но мне кажется, что я всё равно что-то упускаю. И это не из-за забывчивости, а потому что мне реально трудно сосредоточиться и удержать информацию. Моя голова будто заполняется туманом, и я не могу найти ясности.

Иногда я ловлю себя на мысли, что стала как будто забывать даже людей. Раньше я могла легко вспомнить их голоса, слова, даже чувства, которые они вызывали. А теперь... я встречаю старых знакомых и чувствую, как будто у меня пустое место в голове, и я пытаюсь вытащить эти воспоминания, но не могу. Я улыбаюсь, киваю, но внутри чувствую растерянность. Я переживаю, что всё это заметно. Я же всегда была такой внимательной, такой собранной. А теперь я постоянно проверяю, записываю, уточняю.

Сколько раз я в день спрашиваю у мужа, что мы делали на выходных, или когда последний раз видели кого-то из друзей. Я снова и снова пытаюсь вспомнить детали, а память не даёт мне чёткого ответа. И я не могу понять, почему. Я и раньше переживала за такие вещи, но теперь это стало на постоянной основе. Слова людей, разговоры, встречи — они исчезают так быстро, что я чувствую себя отстранённой от реальности. Это как если бы я просыпалась в новом мире каждый день и не могла найти точку опоры.