— Мама, а можно мне ещё конфету? — отвлекает меня Каролина, моя маленькая непоседа, от черновиков для новогоднего утренника.
Передо мной разбросаны листы с идеями: песни, сценки, даже костюмы. Мы с коллегами собираем всё, что только можем, ведь перед праздниками премии начисляют по активности. А сейчас, когда я воспитываю дочь одна, я стараюсь ухватиться за каждую возможность. Любую.
— Доченька, уже хватит сладкого, — говорю я, оборачиваясь к ней. — Мы же с тобой договорились: следим за питанием, как мама. Живём здорово и по режиму, ладно?
Каролина надувает губы, но послушно кивает. А я не удерживаюсь и целую её в мягкую, тёплую щёчку.
Она моя маленькая копия: те же круглые щёки, те же упрямые глаза. Я в её возрасте ужасно стеснялась этих щёк, а сейчас не могу налюбоваться. Жаль только, что вместе со мной Каролина унаследовала не только внешний вид, но и мою болезнь…
Сахарный диабет стал частью моей жизни ещё в подростковом возрасте.
Помню тот день, когда я впервые услышала диагноз: я плакала громко, без стыда, так, как плачут только дети. Тогда мама буквально держала меня за руку, не давая развалиться на кусочки. Она повторяла:
— Это не болезнь, дочка. Это просто другой путь. Новый образ жизни.
Я тогда не поняла. Но теперь понимаю.
Со временем я действительно нашла в этом свои плюсы.
Я научилась слушать своё тело, и оно благодарно ответило мне здоровьем и формой. Диета и режим стали не наказанием, а дисциплиной.
Пока другие подростки таскались по заброшкам и зависали во дворах, я бегала на тренировки. Танцы стали моим спасением, моим дыханием. Сейчас я подрабатываю в студии: обучаю малышей, иногда подростков. И каждый раз, глядя, как они двигаются, ловлю себя на мысли, что всё не зря.
Когда-нибудь я открою свою танцевальную студию. Обязательно.
Но пока вся моя жизнь сосредоточена в Каролине: в её смехе, её вопросах, в этих круглых щёчках, что пахнут карамелью и детством.
— Я одну! — довольная, визжит Каролина, успевая схватить конфету и тут же сунуть её в рот.
Моя маленькая хитрюга.
Конечно, я не могу, да и не хочу, запрещать ей всё сладкое. Иногда немного сахара просто необходимо, ведь при диабете бывает и обратная история, когда уровень падает слишком низко, и спасает только сладость.
Но с детьми это сложно. У них нет кнопки “Стоп”.
Иногда я не успеваю уследить, и тогда гложет чувство вины: опять не досмотрела, опять не сдержала…
Поэтому я сама попросила, чтобы Каролину определили в мою группу в детском саду.
Обычно так не делают: педагог не должен воспитывать собственного ребёнка на работе, но кто, если не я, будет следить за её самочувствием? Никто ведь не почувствует тонких перемен, как мать.
Каролина носит небольшую инсулиновую помпу, прикреплённую к боку на животе.
Иногда она сама забывает о ней, а я, наоборот, каждый раз ощущаю её невидимое присутствие: кусочек техники, от которого зависит весь наш день.
Мне так спокойнее: я вижу, как регулируется сахар, могу подать инсулин одной кнопкой. Всё просто, без слёз и уколов.
Но главное — я с детства стараюсь донести до неё мысль, которая когда-то спасла и меня:
“Это не болезнь, доченька. Это просто твой особенный ритм жизни”. Так меня учила мама. И я хочу передать это дальше, как оберег.
— Уже поздно, — вздыхаю я, — маму ты надурила, доча!
Каролина хихикает, не понимая, что я устала, что за всем этим мой страх ошибиться хоть на шаг.