Бывшие. Мне не больно

Глава 1. Стереть все мечты в порошок

Таня

Слава должен быть где-то тут. Где тусовка — там Слава. Кажется, это его девиз по жизни.

Я узнала, что Слава сегодня в этом клубе, по историям, которыми кишат соцсети. И на каждом фото или видео рядом с ним непременно находится какая-нибудь девушка.

Эксклюзивных прав на парня мне не выдали — факт.

Отчего тогда так болезненно сжимается сердце? Ведь он мне никто. Я продолжаю повторять как мантру: он мне никто, никто…

Хоть ищи таблетку от этой боли внутри. И ведь не люблю же его. Ну как можно успеть полюбить человека за какой-то месяц? Это же невозможно, ведь правда? Да, нам было весело вместе.

Нет, не так.

Нам было чертовски хорошо вместе. Но теперь то, что началось как мимолетное увлечение, закончилось тем, что я шарю по соцсетям в надежде найти его и просто поговорить. На звонки и сообщения он не отвечает, а мне очень надо.

Такси тормозит у клуба, я выхожу из машины. Поправляю юбку и переминаюсь с ноги на ногу. Охранник пропускает внутрь, окидывая взглядом мой наряд.

Внутри, как всегда, тусовка идет полным ходом. Полуголые девчонки трясут своими прелестями на танцполе, пьяные парни пускают на них слюни. Барная стойка забита желающими получить дозу.

Я же отправляюсь к VIP-кабинкам. Бесцеремонно заглядываю в каждую, пока не нахожу то, что ищу.

Славик сидит на просторном кожаном диване, на столе перед ним танцует деваха. В момент, когда я захожу внутрь, она как раз избавляется от лифчика и кидает его в лицо Славе.

Тот с готовностью ловит черное кружево и крутит на пальце. На его лице широкая развязная улыбка, он даже облизывается так, будто перед ним кусок аппетитного мяса.

Мне не больно. Мне не больно. Мне совсем не больно.

Не смотрите на мои дрожащие колени.

— Какого хера! — орет девчонка, замечая меня.

Я выставляю руку, чтобы прервать ее ор, и говорю Славе:

— Нужно поговорить.

— О-о-о, рыжуля… — цедит он пьяно и растягивает рот в довольной улыбке, глаза соловьиные, фокуса вообще нет. — А ты чего тут? Разве мы договаривались?

Сглатываю мерзкий ком и выдавливаю из себя:

— Нет. Так можем? Это важно.

Славик видит мое выражение лица, и там явно нет ничего радостного, поэтому он пытается собраться, но получается это откровенно плохо. Очевидно, не самое удачное время для разговора, но какой у меня выход, если я ищу его по городу с собаками вот уже который день!

Парень поднимается, и его ведет из стороны в сторону. Как раз в это время деваха натягивает на себя лифчик и проносится мимо меня фурией, неприязненно толкнув в плечо:

— Сука!

Выходим со Славой на улицу, заворачивает за угол. Народа тут нет, так как закуток небольшой и плохо освещенный. Парень тут же приваливается к стене, потому что пьяные ноги его не держат.

— Что там у тебя? — спрашивает небрежно, достает из пачки сигарету и прикуривает.

Тянет дым глубоко в себя и выдыхает мне в лицо, отчего я морщусь. Мне ведь нельзя…

Как подобрать слова-то, господи? Дело же казалось таким простым и понятным, отчего тогда так сложно открыть рот и выложить все?

— Морковка, признайся, ты просто соскучилась по мне? — говорит развязно и шагает вперед.

— Я беременна! — выпаливаю четко.

Слава замирает, будто натолкнувшись на стену.

Молчит, перекатывает сигарету во рту. Затягивается снова и снова, пока не обжигает пальцы. Отшвыривает со злостью окурок и сканирует меня тяжелым взглядом, а после убивает одной фразой.

— А я тут при чем?

Ахаю, шокировано распахиваю рот и обнимаю себя руками, чтобы сохранить хоть немного тепла.

— Шутишь?! Мы спим с тобой месяц! — кричу шепотом, потому что голос моментально садится.

— Ну, допустим, спали, — хмыкает он, намекая на то, что в последние дни он потерялся и перестал отвечать мне.

— Слава, — пытаюсь говорить твердо, но голос дрожит, — я беременна, и этот ребенок твой. Кроме тебя, у меня уже несколько месяцев не было никого.

— Какая же ты врушка, — произносит мерзко и берет мое лицо в ладони.

Больно сжимает подбородок и приближается. Шепчет в открытые губы:

— Напомнить тебе, как и где мы познакомились? — Каждое его слово пронизано ядом. — Так что не надо втирать мне про детей. Тем более мы предохранялись.

— Но ведь это правда, — шепчу. — И пару раз у нас было без защиты…

Слава резко отнимает свою руку, будто обжегшись, и я машинально отступаю назад, едва на падая.

— По-всякому меня пытались к юбке привязать, но чтобы так… — хмыкает мерзко. — Ты девочка не промах, да? Прикидывалась правильной, белой и пушистой. А оказалась обычной меркантильной дрянью, как и все, верно?

От его слов горько, я будто умираю внутри. Рассыпаюсь на тысячи осколков, превращаюсь в обычную пыль, которую развеет ветер. Мне бы найти слова для оправдания, для защиты. Но не могу, язык замораживается и примерзает к нёбу. Я ведь сильная, могу постоять за себя. Какого черта я молчу и позволяю поливать себя дерьмом?!

На глаза наворачиваются слезы, но я кричу себе мысленно: «Не реви! Не реви!»

А тем временем Слава, сам того не осознавая, продолжает меня уничтожать:

— Что смотришь на меня, как бедная овечка? И слезы мне твои не нужны, они неубедительны. Нужно стараться лучше, Танюша. Два тебе за актерское.

Он стоит в паре метров, и впервые я рада этому, потому что боюсь, что он может сорваться и наделать дел. От него исходит столько злости, столько ненависти ко мне.

Я не заслужила такого.

— Не получилось размотать меня, детка. Но, знаешь, я помогу тебе, — Слава улыбается зло, ноздри раздуваются. — Тебе же бабки нужны? Вам всем нужны от меня бабки.

Неуклюже лезет в карман, его сильно ведет. Еле попадает и достает оттуда несколько красных купюр, сминает их в кулаке. Подходит ближе, берет мою руку и с силой запихивает мне в ладонь деньги.

— Не знаю, сколько стоит аборт, мне это неинтересно. Да и тебе, походу, тоже, потому что я вообще не уверен в существовании этого ребенка, — отшвыривает мою руку и отступает от меня шаг за шагом.

Глава 2. Ветер злых перемен

Таня

Смотрю на своего парня, который засунул язык в рот какой-то девке, и устало приваливаюсь к стене. Я прямо как чувствовала, что этот мудак окажется обычным бабником.

А ведь лапши мне на уши навешал, мама дорогая…

Наконец меня замечают, и Леша подрывается, торопится ко мне, а я спешу развернуться и уйти отсюда, потому что все, что я хотела увидеть, — увидела. Хорошо, что за тот месяц, что мы встречались, я додумалась не переспать с ним.

— Таня, это не то, о чем ты подумала! — верещит он через клубные басы.

Леша бежит за мной, а я выключаю мозг и просто иду. Злость затапливает меня, горечью оседает в животе.

В темном коридоре вижу двух разговаривающих парней. Подхожу к тому, что выше, разворачиваю к себе лицом.

Красавчик.

Беру его лицо в свои руки и целую со всей страстью, на которую способна. Он тут же прижимает меня к себе, так плотно, что вздохнуть тяжело. Его язык вовсю орудует у меня во рту, а я даже мыслями не поспеваю за ним.

— Слава, — севшим голосом представляется он, едва оторвавшись от меня.

— Таня, — выдыхаю ему в рот и снова целую…

— Татьяна, у нас еще есть время. Но немного. Вы можете взять пару дней на раздумье, но не более, сами понимаете, — голос гинеколога вырывает меня из воспоминаний.

— Как будет проходить процедура в случае, если я решусь? — спрашиваю тихо и продолжаю теребить ручку рюкзака.

Виктория Леонидовна поправляет очки и смотрит на меня:

— Все просто: на приеме вы выпиваете препарат и отправляетесь домой. В течение двух дней все решается, и на третий день вы приходите на УЗИ, где мы оценим ситуацию.

— Это не больно?

— Не больнее, чем обычная менструация. Конечно, при условии, что все пройдет хорошо.

— А если плохо? — проглатываю ком, образовавшийся в горле.

Женщина мягко, скорее снисходительно, улыбается мне:

— Давайте не будем об этом думать? Вы девушка молодая и здоровая, противопоказаний нет. Будем наблюдать, думаю, все пройдет хорошо.

Замолкает и ждет от меня следующего вопроса. У меня их масса, на самом деле. Но я не могу собрать воедино все мысли.

— Вы считаете это ошибкой? Аборт? — спрашиваю неожиданно у нее.

Виктория Леонидовна вскидывает брови:

— Татьяна, аборт — процедура добровольная и разрешенная в нашей стране. С моей стороны было бы неэтично оценивать действия и решения моих пациенток.

От теплоты ее голоса я буквально таю. Слезы стекают по лицу и капают на руки, которые не переставая накручивают ручку рюкзака на пальцы.

— Таня, — неожиданно говорит доктор очень мягко, — поговорите с родными, с отцом ребенка, в конце концов. Я вижу, вам сложно дается это решение. В таких случаях очень важна поддержка.

Улыбаюсь. Горько-горько. Отчаянно. Смотрю в светлые глаза женщины и отвечаю:

— Отец ребенка дал мне денег на аборт, и я взяла их. Может, так я смогу переложить свою боль? Ведь это его деньги — значит, часть вины и его тоже.

Доктор вздыхает:

— А если спросить совета у матери?

— Моя мать очень сложная женщина. Она не поймет меня, — представляю, как будет орать мама, если узнает. Ни о какой поддержке и речи быть не может.

— Таня, все, что я могу вам предложить, — это пойти домой. Обдумайте ситуацию еще раз. Тысячи женщин растят детей в одиночку. Так же, как тысячи женщин делают ежедневно аборт.

Забираю сумку и ухожу. Бреду, пока не замечаю, что уже темнеет. Звонит Соня, моя подруга, но я сбрасываю вызов. Домой возвращаюсь поздно. На пороге ждет мать.

— Ну где ты шляешься, Татьяна? — хорошо хоть скалки в руках нет.

— Гуляла, — отвечаю тихо и разуваюсь.

— Опять на тусовке какой была? — переходит на ультразвук, резко тянет меня за локоть: — А ну дыхни!

— Да не пила я, — вырываюсь вяло.

Можно подумать, я хоть раз приходила пьяная домой.

— Смотри, Татьяна, в подоле принесешь — на все четыре стороны пойдешь. Эти твои вечеринки до добра не доведут.

— Угу.

— Нет, ты слышишь, что я говорю?! Пропадаешь неизвестно где уже которую неделю! А потом появляешься как ни в чем не бывало. Где ты была? Ну?

— Мам, не надо, — пожалуйста, мамочка, остановись.

Но ее несет на всех парах, никак не остановить.

— Что не надо? Спуталась с кем, да? Ты варежку-то не разевай, они все лапшу на уши вешать мастаки, прямо как папочка твой!

— Хватит! — кричу, не выдержав.

Мне прилетает хлесткая пощечина, и щеку обжигает. Прикладываю к лицу холодную руку, смотрю на разъяренную маму.

— Не вздумай кричать на мать! Ишь какая деловая колбаса стала! Думаешь, взрослая? Так иди работать, взрослая! Чего на шее моей сидишь? Диплом получила, вот и иди зарабатывать деньги, взрослая. Ни копейки не получишь от меня больше.

— Пойду, не переживай.

Ухожу к себе и падаю на кровать, заворачиваюсь в плед.

Если бы я только могла оставить этого ребенка…

Он совсем не желанный и ни разу не долгожданный. Но он ведь такой… мой. Чувствую его, хотя там и ребенка нет совсем — так, фасолина еще.

Что мне делать?

Задыхаюсь в слезах и тянусь за телефоном. Унижаюсь, знаю. Но что же мне делать? Я не знаю, как разрулить это по-другому! Набираю Славу, но в ответ короткие гудки. Пишу в мессенджере — сообщения не доставляются.

Заблокировал.

Мне не больно.

Отшвыриваю телефон и в слезах, с болью в сердце проваливаюсь в черноту.

Утром дома никого, и это хорошо. Умываюсь и еду в гинекологию. Отдаю Виктории Леонидовне мятые красные купюры. Не смотрю ей в глаза, не могу. Мне кажется, если бы я была ее дочерью, она никогда бы не позволила мне сделать это…

Аборт, Таня! Ты делаешь аборт! Называй вещи своими именами, как бы больно ни было.

Виктория Леонидовна не моя мать, поэтому она протягивает мне таблетки, и я раскрываю ладонь для них. Смотрю на белые кружочки, а внутри все умирает.

Глава 3. Будет сердце любить и страдать

Пять лет спустя

Таня

— Мамуль, я на работу опаздываю…

— Работа! — фыркает. — Принеси-подай — это не работа. Ради чего я тебя отправляла на экономический, чтобы ты потом дурью маялась?

— Я не маюсь дурью, а зарабатываю деньги, - лепечу.

— Ой, не смеши, что там у тебя за деньги! — снова уничижительный тон.

Вздыхаю. Это старая нескончаемая тема.

— Ладно, пока, мам. Бабуле привет!

Засовываю трубку в сумку и открываю дверь в студию.

— Танюш, поторапливайся. Сейчас детвора придет, а у нас тут бедлам! — причитает Инга, фотограф, с которым я сотрудничаю. — Демид потом меня зае… достанет!

Так уж вышло, что я занимаюсь всем и сразу: создание контента, помощь на фотосессиях, работа со светом, подбор нарядов, а после — обработка готовых фотографий.

У меня несколько фотографов, с которыми я сотрудничаю, Инга в их числе.

— Демиду только дай зае… достать! — улыбаюсь я, и напряженная Инга выдыхает.

— Он трясется над своими моделями, как будто это реально его собственные дети.

— Они и правда его, — хмыкаю. — Все же на контрактах.

Приходит первая партия детворы. Снимаем для бренда зимней верхней одежды. Вместе с дизайнером этого самого бренда тасуем наряды, подбирая, что на ком лучше смотрится.

Сегодня мне повезло: прибыли дети повзрослее, от девяти лет и старше. Это хорошо, потому что с малышней у меня сложности. Вернее, я стараюсь обходить их стороной. Чем младше, тем хуже.

Иррациональный страх и фантомная боль внизу живота пронизывают меня практически мгновенно, стоит только приблизиться к ребенку.

Я пробовала ходить к психологу,чтобы проработать этот триггер. Все бесполезно. Одна дамочка даже пыталась убедить меня позвонить Славе и поговорить обо всем. Да, ага. Щас. Мне туда не надо.

Славу я не видела пять лет или около того.

Пять лет, два месяца и десять дней, но кто считает, правда?

— Танюш, мне кажется или Милане не идет марсала? — теребит меня дизайнер. — Эндрю, он же Андрюха, хмурится и отходит от девочки на пару шагов.

— Возьми вон тот, терракотовый.

Два часа тянутся долго. Детвора сменяется, неизменно одно — я не подхожу к ним на пушечный выстрел.

— Это последние? — киваю на пару костюмов на вешалках.

— Да. Но мы ждем еще одну модель. Смотри, — раскрывает чехол и достает оттуда несколько плюшевых костюмов разных цветов. — Это новинка. Нам надо отснять и показать генеральному, будем решать, пускать в производство или нет.

Костюм явно не на взрослого ребенка, и я неконтролируемо подношу трясущуюся руку к зубам и кусаю ноготь. Эндрю косится на меня, и я отдергиваю руку ото рта.

— А я вам точно нужна? — чувствую, что по шее бежит озноб.

— Конечно! — встревает уже Инга.

Как раз в этот момент открывается дверь, и я оседаю на маленький стул.

Официально: я прячусь от маленького ребенка за грудой одежды.

— Здрасти! — звонкий голосок звучит на всю студию.

Начинается суета, а я отбиваю пяткой ритм и считаю: один, два, три, четыре, пять…

— Привет, ребята! Златуль, беги, я тут побуду.

Голос из прошлого.

Из прошлого, которое не смогли вырезать психологи.

— Тань, помоги! — кричит Андрей.

Выдох. Встаю. Иду. Походка неровная, потому что колени трясутся, но покерфейс, который я тренировала годами, работает.

На Славу не смотрю. Боковым зрением вижу, как Инга воркует с ним. Не смотреть. Не думать. Опускаю взгляд на девочку.

Навскидку — четыре года. Моему ребенку было бы чуть больше. Пока я оплакивала свою потерю, Слава заделал нового ребенка. Сердце до боли сжимается, вдох разрывает грудь.

Вот оно как бывает…

— Мне кажется, этот цвет бледнит Злату?

Вот как зовут его дочь. Злата. Я подхожу. Расстояние вытянутой руки. Я могу гордиться собой.

Красивая девочка. Наверняка в мать. Светловолосая. Голубыми глазами стреляет в меня и смотрит внимательно. Совсем не похожа на темноволосого Славу с карими глазами.

— Возьми этот, — протягиваю хрен знает какой цвет на замену и улыбаюсь девочке.

— Круто! Отлично.

Возвращаюсь к курткам и отворачиваюсь от всех. Убираю вещи в чехлы. Одну за другой. Игнорируя жжение в затылке.

— Таня? — руки сковывает.

Даю себе секунду и продолжаю работать. Я могу собой гордиться.

— Мы знакомы? — бросаю короткий взгляд на Славу, который подходит сбоку.

— Ну точно! Морковка! Это ты?! — голос звучит так радостно, как будто парень видит старую знакомую.

Вот как у него все просто. Не удивлюсь, если он даже не помнит того, что было. Вот бы и мне так. От ответа меня спасает Эндрю, вновь спрашивая совета.

В суете отхожу от Славы как можно дальше. Разговариваю с ребятами, уверенно игнорируя его взгляды.

— Эндрю, — зову тихо парня, и мой голос дрожит. — Мы практически закончили. Ты не против, если я уйду? Мне очень надо.

Сглатываю и поднимаю глаза на Андрея. Тот хмурится, окидывает меня тревожно взглядом, но кивает.

Подхватываю рюкзак и спешно надеваю его на плечо, срываюсь прочь отсюда.

— Танька! — зовет недоумевающий Слава.

— Вы знакомы? — тянет Инга, когда я прохожу мимо нее.

— Нет, — уверенно отвечаю я и бросаю ледяной взгляд на парня. — Я не знаю его.

В два шага покидаю фотостудию.

— И никогда не знала… — шепчу онемевшими губами.

Глава 4. Чтобы не чувствовать ничего

Таня

— Тебя дома не потеряют? — Слава ведет пальцем вверх по моей ноге, разгоняя во все стороны мурашки.

— Нет, — не могу сдержать улыбки и закусываю губу. — У меня только мама, а она сегодня работает в ночную смену.

— А отец?

— Знать его не знаю.

— Вот как? Почему? — удивляется.

— По легенде, он бросил маму беременной, — пожимаю плечами. — С тех пор про него ничего не слышно.

— Прости.

— Брось, — отмахиваюсь.

— У меня идея! Пойдем кататься на пароходе? — его глаза загораются.

— Ночь на дворе! — хохочу.

Слава опрокидывает меня на спину и нависает сверху.

— Тогда давай просто гулять по городу? М-м-м? Как думаешь, морковка?

С тобой куда угодно.

— Идем, — вместо этого отвечаю хрипло.

Домой плетусь еле-еле. По дороге захожу в магазин и покупаю себе огромный торт. Сидя на кухне, ем его прямо ложкой, даже не потрудившись нарезать на куски.

У меня нет РПП* или чего-то в этом роде. Просто до трясучки вдруг захотелось сделать нечто такое, отчего у совершенно постороннего человека глаза вылезут на лоб.

А еще заесть стресс.

Болтаю по телефону с Соней, моей подругой. Совсем недавно она вернулась в родную страну и не успела оглянуться, как застала своего благоверного с другой женщиной и… их общим ребенком.

В общем, подруга погрязла в приключениях и позвонила мне, чтобы сообщить, что осталась временно у бывшего…

М-да. Интересная штука жизнь.

Снова звонит телефон, и я беду его в руки. Отчего-то сердце ухает вниз, но на экране высвечивается «Андрей». Спокойно, Таня, это всего лишь Эндрю.

— Танюш! — стонет он на том конце провода. — Выручай! Завтра придет новая партия вещей! Без тебя не вывезу, детка!

— Ой, да брось ты, — отмахиваюсь от него.

— Тогда завтра на том же месте и в то же время.

И почему я сразу не додумалась спросить, какого рода съемка? Потому что, на следующий день, едва выйдя из такси, натыкаюсь на желтый спорткар. Определенно дорогущий. Шумно сглатываю.

Я знаю только одного человека, который любит такой транспорт. Иду вперед как на заклание. В студии работа кипит вовсю, очевидно, ребята решили начать раньше.

Инга фотографирует троих ребят, еще пятеро ждут своей очереди. Эндрю готовит их вместе с Лерой, нашим визажистом. В углу сидят родители, ожидающие своих деток.

Вдыхаю и снова считаю до десяти, потому что встречаюсь взглядом со Славой, которого окучивает чья-то мамашка. Тут же отворачиваюсь — ни к чему нам видеться или, что еще хуже, общаться.

Я не сильно изменилась за те несколько лет, которые мы не виделись. Разве что рыжие волосы короче стригу. Вероятность того, что он мог меня не узнать, равна нулю. А жаль.

Как бы мне облегчило жизнь, если бы он забыл меня. Охотницу за бессменными сокровищами великого и непобедимого Славы.

Он для меня никто, я, собственно, для него тоже.

— Привет, Эндрю, — здороваюсь с парнем.

— Ну наконец-то! Я зашиваюсь! — стонет он, наряжая очередную девочку. — Сегодня даже не думай сдристнуть раньше, я вчера чуть не помер, разгребая тут завалы.

— Я и не собиралась, — стараюсь улыбаться и работать как ни в чем не бывало.

Час за часом проходят очень быстро. Народу становится все меньше и меньше, пока, в конце концов, Эндрю не объявляет съемку законченной, и все радостно выдыхают.

Мы с парнем начинаем собирать вещи, а Инга вместе с парой мамочек обступили Славу. Одна из них, силиконовая блондинка, даже руку на его предплечье положила и губу закусила.

Вы потрахайтесь еще тут.

— Танюш, а давай сегодня пропустим по стаканчику? — спрашивает Эндрю, и я удивленно смотрю на него.

«А почему бы и нет?» — спрашиваю сама у себя.

— Давай часов в семь? Тут неподалеку новый бар открылся. Сто лет нигде не была.

Андрей радостно кивает, а позади слышится:

— Хорошее место. Не против, если я составлю вам компанию?

Одобрачиваюсь и смотрю охреневше на Славу, который как ни в чем не бывало с легкой улыбочкой разглядывает меня.

— А?

— Извините, — твердо произносит Эндрю, чем удивляет меня. — У нас вроде как свидание. А вы вроде как третий лишний.

Спасибо, тебе, дорогой мой друг! Что бы я делала без тебя.

— Вроде как неожиданно, — с легкой издевкой поддразнивает Слава. — Как все серьезно. Тань, ну че? Пообщаемся?

Нет, вот правда. Он придурок или вчера не понял, что я не хочу с ним иметь никаких дел?

— Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Вы обознались, — выглядываю за его спину, где в одиночестве стоит Злата. — И вы забыли о вашей дочери.

— Черт, — подрывается Слава и отходит к девочке.

Надо отдать должное Эндрю: он только косится на меня, но ничего не спрашивает. Инга уходит вслед за Славой и Златой, а я невесело усмехаюсь про себя. Вот и все. Не сильно-то и нужно ему было говорить со мной.

Через час выхожу из фотостудии и прямиком направляюсь к остановке трамваев. Быстренько добираюсь домой, но не доходя до подъезда останавливаюсь: возле меня резко тормозит уже знакомая желтая тачка. Краем глаза вижу, что, кроме водителя, внутри никого.

— Твою мать, — произношу вслух и спешно пытаюсь обойти транспорт.

Но куда там. Слава хватает меня за локоть и разворачивает к себе:

— Морковка! Что ты устроила? Что за спектакль с амнезией? — спрашивает даже как-то обиженно, что ли.

— Тебе чего? — вырываю у него руку и обхватываю себя за плечи.

— Поговорить, — отвечает, недоумевая.

Нет, он реально не понимает, как все это сейчас выглядит?

— Говори.

— Прямо тут? — удивляется.

— Да.

— Как дела, Тань?

— Нормально. Дальше, — отвечаю резко, чувствуя, как ноги становятся ватными.

Слава откидывает темную челку назад и тяжело выдыхает:

Глава 5. Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина

Слава

— И что ты сделал с моей дочерью? — стонет мой брат Влад в трубку.

— Да почему ж вам все не так? — бурчу себе под нос. — Что на этот раз? Не успел я приехать на родину, как уже повинен во всех смертных грехах.

Говорю с раздражением, ничего не могу поделать с собой.

— Воу, братишка, что там у тебя стряслось? — Влад говорит тише и, как мне кажется, выходит на балкон.

— Да так, — отмахиваюсь, не хочу рассказывать. — Мы с твоей дочкой отлично провели время. Не знаю, какая у тебя инфа от нее, но при мне она выглядела довольной. Мы сходили в кондитерскую твой жены, где Златка мне по полочкам разложила данные про пользу меренгового рулета и заставила купить целых две штуки. А после весело провели время на съемке. Там знаешь сколько мамашек, жаждущих внимания? — усмехаюсь.

Врубаю вытяжку, выбиваю из пачки сигарету и закуриваю прямо на кухне.

— Так в том-то и дело, что она снова просится с тобой на съемку. Ты не подумай, мне только на руку! Аня зашивается с новой кондитерской. Событие оказалось слишком масштабным. Но, согласись, как-то неожиданно быстро Златка приняла тебя. Это при том, что видела она тебя последний раз год назад.

— Важно не сколько прошло времени, а какой эффект был произведен, — довольно хмыкаю. — Твоя дочь просто очарована своим дядей.

— Я так и не понял, нахрена ты во второй раз вызвался отвезти ее. С учетом того, как я упрашивал тебя в первый раз, получилось неожиданно.

— Надо было перепроверить кое-то что. Вернее, кое-кого. Забей.

— Хм. Ясно. Что ничего не ясно. Ты скажи мне, Славян, тебя ждать в офисе? Остепениться не надумал? Мне отец уже всю плешь проел из-за тебя.

— С каких это пор батя ходит кругами вместо прямого вопроса?

— Может, с тех пор, как к тебе на кривой козе не подъехать? Чем ты там жил за бугром? Мы ж нихера не знаем, Слав. Уехал-то чего? Рассказал бы. Семья все-таки.

— Нахера тебе мои заморочки? — придаю тону еще больше веселья. — У тебя вон дочь прелесть да жена-красавица с младенцем.

— Ты охренел, Слав? Ты такая же моя семья, как и они! — давит тяжелым тоном.

— Ну все-все, тормози. Не маленький мальчик, сам разберусь, — скалюсь собственному отражению.

Спешно прощаюсь с братом и скидываю улыбку к чертям. Тяну никотин одним глубоким вдохом, в висках начинает пульсировать. Выдыхаю в потолок. Вытяжка ничерта не справляется.

Что за хрень происходит с Татьяной? Ну да, расстались мы не очень. Плохо помню, что там конкретно за дело вышло, много воды утекло, да и я, кажется, был тогда основательно под мухой.

Но обиженку зачем включать? Взрослые же люди. Язык есть, объяснить несложно, да и я вроде понятливый.

И вроде бы послать эту рыжую бестию охота, потому как жутко бесит, да только она мне покоя не дает. И никогда не давала, надо быть честным хоть с самим собой. Ведет меня от нее. Даже когда за океаном был, — вспоминал. Видел безумными глазами ее образ в ликах прохожих, даже трахал эти самые лики, но все не то.

Что это — хер поймешь. Болезнь какая?

Ага, Волков, еще скажи, влюбился до смерти.

Фыркаю, недовольный собственными мыслями, и тушу сигарету.

А она изменилась. Волосы стрижет короче, да и сама будто уменьшилась. Вроде такая же по фигуре, ну может, пару кило скинула, но какая-то маленькая, чуть ли не прозрачная. Я выше нее на голову, а ощущение, будто на метр.

Быстро принимаю душ и переодеваюсь. Джинсы, футболка, сверху ветровка. Вот и все.

Приезжаю в бар на тачке, так как пить не собираюсь. Возле входа уже ждет Инга. Скалит хищные зубы и облизывается.

Устал я от таких баб. Никакой тебе, блять, изюминки. Одним взглядом вывалила все мысли и намерения.

— Привет, Славик. А я заждалась! Вау, твоя? — кивает на «Ламбу».

— Ага, моя, — закидываю ей руку на плечо. — Пойдем?

— Да, — глаза горят.

В баре полумрак, музыка звучит громко, но терпимо, общаться можно.

Инга сразу тянет меня к барной стойке, но мне нужно совершенно в другую сторону.

Взгляд сразу находит Таню и ее педика, как там его… Эндрю. Сидят за высоким круглым столиком в темном углу, мило чирикают. Морковка улыбается и закусывает нижнюю губу, а этот хрен жадно пялится на каждое движение рыжей.

Сюрприз. Не педик. Он сглатывает, когда та облизывает нижнюю губу, и ныряет взглядом в ее декольте, где виднеется отличная, мягкая двоечка.

О да, эта двоечка слишком хороша, чтобы не пускать на нее слюни. Что-то внутри поднимает бурю злости из-за того, что на нее вот так бесцеремонно и похотливо пялятся.

— Пошли поздороваемся, — не спрашиваю, просто тяну ничего не понимающую Ингу в сторону отдыхающей парочки.

Девушка идет за мной, но нехотя. Ей явно не нравится происходящее. Насрать вообще.

— О, привет, Морковка. Ты тоже тут? — улыбаюсь во весь рот своей белозубой улыбкой, хотя этому Андрюхе хочется втащить в табло.

Сука. Что за неконтролируемая дичь?

— Инга? — удивляется Таня и переводит взгляд с нее на меня. — Какая неожиданность…

Натянуто улыбается. Эх, детка, не умеешь ты скрывать эмоции.

— Приятная, я надеюсь? — хмыкает Инга.

Ясно. Цепляются, валькирии.

— А то, — Татьяна салютует бокалом с мартини и выпивает его залпом.

Ауч, какая раздраженная.

— А мы тоже решили заглянуть сюда, да, Ингусь? — снова закидываю руку ей на плечо. — Как дела, Андрюх?

Подмигиваю типу.

— Минуту назад все было превосходно, — взгляд исподлобья.

У-у-у, боюсь-боюсь.

— Так мы к вам присоединимся? — спрашиваю, хотя отмечаю все три ненавидящих взгляда.

— Конечно, — выдавливает из себя Андрюха.

Да вы ж мои толерантные котятки. А я бы нахуй послал, закинул рыжулю на плечо и вынес отсюда.

Если бы, конечно, захотел.

Захочет? Нет?

Глава 6. Ты отпускай меня

Таня

— Какой нафиг спортзал? Едешь к бабуле в Даниловку, сажаешь картохи десять соток — и вуаля! Пары кило как не бывало. А потом в июле-августе копаешь ее — и вот они! Шесть кубиков.

— С ума сойти! — я смеюсь искренне, не могу сдержать слез.

А Эндрю-то оказался обычным Андрюхой, понаехавшим в большой город из периферии. С ним безумно просто общаться. Да и вообще, компания на сегодняшний вечер на удивление приятная.

— Андрюш, я думала ты такой весь из себя лощеный и модный. Городская фифа в брюках, — говорю честно.

Парень вовсе не обижается. Отмахивается, отпивает пива:

— Да я не в обиде. Это просто образ. Обязывает, сама понимаешь.

— Понимаю, — смеюсь.

— О, привет, Морковка. Ты тоже тут?

Резко дергаюсь.

Улыбка кривится нервным тиком. Какого черта. Он. Сюда. Приперся?

Делаем вид, что все в порядке и ничего необычного не происходит. Очень халтурно, надо сказать, делаем вид. Андрей недоволен не меньше меня — очевидно, парень рассчитывал на нормальное свидание (неожиданно, ведь я полагала, что он по другой части), Инга тоже смотрит исподлобья и недовольно поджимает губы, как будто это я подошла и влезла в их свидание.

И только зачинщик всего этого беспорядка выглядит довольным как слон.

— Что обсуждаете? — спрашивает у Андрея.

— Картошку, — вообще не стесняясь, отвечает он.

— А чего ее обсуждать? — поднимает брови Слава. — Пришел в магазин, положил в корзину, отдал деньги. Все дела.

— Ну да, она же материализуется из воздуха, — фыркает Андрей.

— Мне надо выпить, — произношу тихо, но слышат все.

— Где официант? — Инга, очевидно, согласна со мной.

— Женский алкоголизм не лечится, Морковка.

— Не лечится твоя наглость! — стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно.

— Вы знакомы, да? — доходит до Инги.

— Простите, отойду ненадолго. — Вместо ответа ухожу. Пусть Слава сам разбирается.

Забираю сумочку и отправляюсь в туалет. Становлюсь возле зеркала, упираю руки в раковину и смотрю в отражение. Глаза блестят от выпитого алкоголя, щеки пунцовые. Сама не заметила, когда успела покраснеть.

Зачем он все это делает? Зачем бередит душу? Все же ясно, разобрались со всем несколько лет назад. Он был там, я тут. Шансов встретиться не было.

Но где-то наверху, по всей видимости, посчитали иначе.

Распахивается дверь, и заходит Инга. Протягивает мне бокал с мартини. Выражение лица у нее уставшее, во второй руке такой же бокал.

Забираю его и принюхиваюсь. Ой, ну какой же бред! Не отравит же она меня?!

— Не чокаемся, — вздыхает громко.

Киваю и одним глотком осушаю бокал. Инга садится на столешницу и откидывается на зеркало. Окидывает меня беззлобным взглядом:

— Откуда ты знаешь его?

Я бы послала девушку, но в ее тоне нет никакой агрессии, скорее, просто усталость и чисто женский интерес.

— Из прошлой жизни, — отвечаю обтекаемо.

— Мудак?

— Хуже.

— Ясно.

Вот и все.

— Господи, когда я уже встречу нормального мужика? Кругом одни дебилы и сволочи! Вот скажи, Танюх, чего им надо?

— Откуда ж мне знать? По части мужиков у меня опыта не так уж и много. Я вон даже думала, что Эндрю педик. А он обычный Андрюха из Поволжья.

— Угу, — кивает Инга и распахивает глаза: — Чего-о-о?

— Прикинь? — начинаю смеяться.

— Но он же говорит… И ведет себя… И выглядит как… Ты вообще видела его бритую спину и широченную накачанную грудь?

— И шесть кубиков тоже видела, — не могу остановить свой смех.

Эндрю пару раз выступал в качестве модели, поэтому мы все видели его прелести. Молча облизывались и безнадежно стреляли глазами.

— Во дела-а, — глаза Инги загораются. — А это точно?!

— Точно, — уверенно киваю. — Напрямую не спрашивала, но по разговору поняла, что натурал.

— Тогда почему он так выглядит?

— Соответствует, — развожу руками.

— Мне надо выпить.

— И мне захвати.

Следующие минут двадцать мы откровенно напиваемся с Ингой, в туалете, перемывая кости мудакам, ой… мужикам.

Когда выходим, или, точнее сказать, выплываем из оккупированного туалета, видим, что за нашим столиком по-прежнему сидят парни и обсуждают что-то на повышенных тонах.

— Инга, я пойду. Прикроешь меня?

— Давай, — отвечает решительно и облизывается. — А я попробую проверить, все ли натуральное у нашего натурального натурала.

По стеночке, по стеночке, большими шагами подбираюсь к выходу, оставляя позади мое несостоявшееся свидание.

На улице застегиваю объемный пиджак оверсайз и направляюсь в сторону дома. Почти девять вечера, толпы молодежи гуляют по ночным улицам, а идти мне не так уж и далеко, поэтому решаюсь проветриться.

Засовываю в уши наушники, включаю музыку и, перепрыгивая лужи, иду, подпевая. До моего дома остается каких-то пару кварталов, когда меня резко дергают назад, и я едва не падаю, не в силах устоять на немаленьких каблуках.

Насильник. Вор. Маньяк. Вереница страшных мыслей проскакивает в моей голове. Разворачиваясь, я замахиваюсь, чтобы начать сопротивляться, потому что без боя сдаваться не буду. Параллельно этот кто-то пытается сорвать у меня сумочку, но резко, в одну секунду, все прекращается.

Черный вихрь налетает на того, кто пытался украсть у меня вещи. Завязывается потасовка с матами и дракой. В конечном итоге вор ретируется, и передо мной выпрямляется Слава.

Натыкаюсь на взгляд темных глаз, которые в ночи кажутся черными.

— Черт, Морковка! Обязательно тебе ходить ночью в одиночестве? — спрашивает он, а я шокированно смотрю на него.

— Где хочу, там и хожу! Тебя забыла спросить! — злость затапливает меня, накрывает волной. — И вообще, что ты тут делаешь?! Преследуешь меня?

— Хотел убедиться, что ты нормально добралась до дома.

— Убедился?

Глава 7. И если ты хотела что-то мне сказать, то говори

Слава

— Слушай, я, конечно, понимаю, что сейчас тут происходит какая-то невообразимая хрень, но может, ты все-таки свалишь и оставишь нас с Таней наедине? — Андрюха ожидаемо бесится.

— Видишь ли, какое дело — мы увидели вас чисто случайно. Подумали, почему бы не подойти и пообщаться, как взрослые и адекватные люди, — придуриваюсь, да.

Не вываливать же на него вот это все:

«Когда-то давно мы без обязательств трахались с Танюхой. Прошло пять лет, но я по-прежнему хочу ее. Собственно, именно поэтому я и мешаю вашему прелестному общению».

— Да хватит тебе, — злится он. — Видишь же, что Тане это общение как кость в горле. Свали, а? У нас тут вообще-то свидание.

— Да? — наигранно вскидываю брови. — Прям самое-пресамое настоящее свидание? А я думал, Таня пришла сюда от нечего делать.

— Угу. И гонор свой с собой забери.

— Привет, мальчики! — из ниоткуда появляется Инга и подходит почему-то к Андрею.

Вот это новости.

— А где Таня? — спрашиваем синхронно.

— Она поехала домой, — отмахивается девушка и льнет к Андрею.

— Что ж, мне тоже пора. Засиделся, — хлопаю себя по коленям.

Встаю с высокого стула, но меня уже не слышат и не видят. Инга, опустив декольте, утыкается грудью чуть ли не в нос Андрюхе. Неожиданно как-то она переметнулась. Но мне это только на руку.

Быстро ухожу, пока Андрюха охеревше пускает на сиськи слюни.

На улице никого нет. Прыгаю в «Ламбу» и отправляюсь в сторону дома Тани. Минут двадцать стою перед подъездом, но никто не приезжает. Да где же она? Неужели пошла пешком?

Нарезаю круги возле соседних домов, пока наконец не замечаю Таню. Как ни в чем не бывало идет в сторону дома. Как раз в этот момент подходит гопник и хватается за ее сумку.

Вылетаю из тачки. Завязывается потасовка, но машем кулаками совсем недолго: тип быстро сваливает, понимая, что ему тут ничего не обломится.

— Черт, Морковка! Обязательно ходить ночью в одиночестве?

— Где хочу, там и хожу! Тебя забыла спросить! — щетинится она. — И вообще, что ты тут делаешь? Преследуешь меня?

— Хотел убедиться, что ты нормально добралась до дома.

— Убедился?

— Убедился! По жопе тебе надавать за то, что шляешься по ночам.

— Моя жопа не твоя забота!

Голова немного кружится, потому что придурок зарядил мне в висок, и я опираюсь на стену.

— У тебя кровь, — говорит уже тише Таня, замечая разбитую губу.

— Окажешь мне первую помощь? — растягиваю рот в улыбке и играю бровями.

— Нет, — лезет в сумку. — Вот салфетки. Это все, чем я могу тебе помочь.

Забираю. Таня разворачивается и уходит.

— Тань, давай поговорим, а? — кричу ей в спину, и Морковка тормозит, оборачивается медленно.

— О чем нам с тобой говорить, Слав? — спрашивает устало, даже как-то отстраненно. — У нас с тобой нет ни одной общей темы, никакой точки соприкосновения, не так ли? Позволь напомнить: ты сам способствовал этому. Забыл, как просил меня исчезнуть? Так вот я исчезла, Слав. Все, как ты и просил. Теперь что не так? Мы с тобой и тогда были чужими друг другу, а сейчас подавно, столько лет прошло. Нет ничего, что нас бы связывало. Так что давай оставим все как есть прямо сейчас? Ты живи своей яркой и превосходной жизнью богатого мажорика, а я останусь там же, где была.

Поднимает голову и смотрит на обшарпанный панельный дом. Потом опускает на меня потухший взгляд. Она как будто фантом той яркой девчонки. А у меня в башке каша. Так сильно воришка приложил? Ведь я ничерта этого не помню. И того, как просил ее исчезнуть, в том числе.

— А если я не хочу оставлять как есть? — выпрямляюсь и подхожу к ней.

— То есть как это? — Таня выглядит растерянной.

— Я хочу проводить время с тобой. Узнать тебя получше, — придумываю на ходу, подбирая слова, чтобы не спугнуть девочку. — Мы уже поняли, что полностью совпадаем по темпераменту, неплохо было бы провести время за разговором, как ты полагаешь? Предлагаю сгонять завтра в кофейню. Что думаешь? Поболтаем по душам.

Так, вроде все неплохо обрисовал.

— Что думаю? — голос у рыжули садится, и это не к добру. — Я думаю, что ты, Слава, обнаглел в край. Тебя не было пять лет! Пять! Ты что же, думаешь, можешь вот так ворваться в мою жизнь, махнуть своим павлиньим хвостом со словами: «Хей, красотка, погнали пить кофе», и я побегу?

В свете фонаря вижу, как блестят ее глаза, и в ту же секунду с них срывается поток слез. Но Таня будто не чувствует этого, продолжая буравить меня взглядом.

— И чего ты ожидаешь? Что я пойду с тобой? Буду мило беседовать и интересоваться твоей жизнью? — Татьяна уже ревет белугой, а я чувствую себя заблудившимся ребенком, который не знает, куда ему идти.

Делаю шаг вперед и бессильно протягиваю руку в попытке коснуться девушки, но та реагирует быстро. Отшвыривает мою ладонь со злостью.

— Верно, ты забыл, по какой причине вытравил меня из своей жизни?!

Я? Вытравил ее? Блядь, да что произошло пять лет назад?!

— Тань, — стараюсь говорить спокойно, — если ты объяснишь мне, что тогда случилось, я попробую все исправить.

— И-исправить? — заикается она и начинает хохотать.

Я не сразу понимаю, что у нее истерика. Сердце сжимается от какой-то черной немощности, от полнейшего непонимания. Я точно помню, что у нас с Таней все складывалось идеально. Она была легкая, веселая, дурная, но такая… настоящая…

— Танюш, — снова протягиваю руку, но девушка начинает отступать.

— Я уже все исправила, как ты и просил, все сделала… Ты забыл, да? — поднимает мокрое лицо к небу. — Господи, как такое могло произойти? Пока я рыдала ночами в подушку, он… даже не помнил ничего… Кажется, это еще больнее…

Опускает голову и находит своим взглядом мой:

— Не будет у нас с тобой никакого кофе. И разговоров по душам тоже не будет, потому что нет у тебя души, Слава. Сердца, впрочем тоже нет. Я не хочу ни видеть, ни слышать тебя. Ты достаточно причинил мне боли, чтобы я повелась на это еще раз. А теперь уходи в свою распрекрасную жизнь-праздник и не вздумай больше искать меня.

Глава 8. А мы с тобой теперь никто

Таня

События вчерашнего дня стираю в памяти. Ничего не было. ЕГО не было и нет в моей жизни. Надо продолжать жить дальше, как будто ничего не случилось.

Полагаю, что после произошедшего я больше никогда не увижу Славу.

— Давай, детка, не стесняйся, раскладывай свои вещички! — бодро хлопаю в ладоши.

Моя подруга Соня попала в беду. Муж оказался мудаком-изменщиком, и она ушла от него, едва узнав о предательстве. Но теперь ей негде жить.

— Господи, Артемьева, что бы я делала без тебя?! — она притягивает меня к себе и обнимает за плечи.

Да, объятия сейчас нужны мне не меньше, чем ей. Но Соня не знает о том, что было со мной, потому что на тот момент она переживала болезненный разрыв и находилась в другой стране. Я не стала усложнять ей жизнь своими бедами.

— Сонечка, как я рада, что ты решила остаться у меня, — лезу в ее чемодан, помогая разобрать вещи.

— Знаешь, Танюш, у меня выбора особо-то и не было, — вздыхает обреченно.

— Гондон твой Руслан, вот что я тебе скажу! — гневно восклицаю. — Это ж надо! Не успела жена из дома уйти, как он твои карты заблочил.

Злость на мужскую половину человечества только сильнее разжигает мою ярость.

— Слушай, а я тебя не сильно постесню?

— Да ты чего! — отмахиваюсь. — Я одна, ни мужа, ни детей нет. Мама вон перебралась на дачу на старости лет, а в этой двушке нам точно всем троим места хватит.

Как раз в это время заходит мой любимчик — абсолютно асоциальный кот Василий, которого я завела через месяц после аборта. Рыжий комок ненависти ко всему человечеству. Я у него единственное исключение.

Кот подходит ко мне, сидящей на полу, и залазит на руки, утробно урча. Тискаюсь с ним, а после отпускаю рыжую морду.

С бутылкой вина располагаемся с подругой на кухне и пьем. Все тосты за новую свободную жизнь. Обсуждаем прошлое и будущее. А обсудить есть что — последние несколько дней она провела со своим бывшим парнем — он ну просто аки Робин Гуд появился из ниоткуда и спас Сонечку.

В квартиру кто-то звонит, и мы спешим с подругой в коридор, где я беру на руки кота, который начинает сходить с ума. Утробно рычит, вертится, царапается. Что это он в буйство впал?

В дверном проеме стоят двое. И оба мне знакомы. Дима — как раз таки тот самый бывший подруги — и… Слава. Оба смотрят квадратными глазами на кота, который еще больше беснуется.

Пазл складывается. Эти двое очень похожи друг на друга, значит, братья. Когда-то давно Соня говорила мне, что у Димки есть брат. Она даже делала попытку познакомить нас, но что-то пошло не так. Лица я его никогда не видела, поэтому сообразила только сейчас.

— Какого черта ты приперся? — выкрикиваю, глядя на Славу со злостью.

Тот растягивает губы в самодовольной улыбке и отвечает:

— Я же сказал, что из-под земли тебя достану,
Морковка.

В этот момент кот вырывается, с громким шипением юркает между моих ног и убегает в подъезд.

— Твой кот такой же бешеный, как ты, — спокойно констатирует Слава.

— Это потому, что он ненавидит мужиков-дуболомов, — воинственно складываю руки на груди.

— Именно поэтому у тебя их нет? — осуждающе цыкает.

— Все у меня есть!

Слышно, как в подъезде, в самом низу, что что-то разбивается. Я срываю с вешалки кофту, попутно хватаю за куртку непрошенного гостя и с криком: «За мной!» утягиваю его вниз.

Уговариваю саму себя, что делаю это ради подруги. Им с Димой нужно поговорить в спокойной атмосфере, а пока мы со Славой рядом, ни о каком спокойствии и речи быть не может.

На ходу запахивая кофту, спускаюсь на первый этаж, а тут, как назло, открыта входная дверь — значит, мой зверь сбежал.

— Вася! Кис-кис-кис!

Кричу на всю улицу и боковым зрением вижу, что за мной выходит Слава. Плевать сейчас на него, мне нужно найти Васю. Этот кот на улице-то и не был ни разу. А вдруг его обидят или он попадет под машину?

— Таня!

— Ну что? — торможу. — Что ты таскаешься за мной? Иди к дочери, к жене, я не знаю, к любовнице! Иди!

У Славы квадратные глаза.

— Ты не в себе? Какая дочь? Какие нахрен жена с любовницей? — закипает.

— Злата! — истерично выпаливаю.

Слава открывает и закрывает рот:

— Злата — дочь моего брата Влада!

Хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на лед. Значит, я все не так поняла. С души падает огромная бетонная плита. Отмахиваюсь от Волкова и разворачиваюсь. Снова бегу куда глаза глядят, не разбирая дороги. Позади бежит Слава и на ходу что-то кричит мне, пытается остановить, но меня уже накрывает паникой. В голове полнейший кавардак.

— Таня! Да остановись! Так ты его не найдешь.

Он перехватывает меня и обнимает, прижимает к себе. Обхватывает мою голову и притягивает к своей груди. Я слышу, как быстро бьется его сердце. Не могу сдержать слез и снова плачу при нем. Наверняка это все от нервов, оттого, что внутри меня вот уже который день, если не год, растекается месиво из кровавой боли.

— Ну зачем ты снова появился в моей жизни, — хриплю Славе в футболку и сжимаю ее в кулаке. — Я же только жить начала, только выдохнула! Ты во всем виноват.

— Давай, — гладит меня по спине, чувствую, как его губы касаются виска. — Выскажи мне все. Потому что, Тань, я уже нихрена не понимаю.

Упираю руки ему в грудь и поднимаю глаза. Из-за мокрой пелены картинка размывается, но даже так я вижу тревогу во взгляде парня.

— Высказать? — спрашиваю спокойно, даже отстраненно. — Мне нечего тебе сказать, Слава.

— Почему ты бежишь от меня как от огня? Я ничего не помню, не понимаю, Тань! — спрашивает с горечью и смотрит на меня потерянным взглядом.

— Удобно иметь выборочную память, — невесело усмехаюсь и вытираю слезы, затем поднимаю взгляд и смотрю уверенно в темные глаза напротив. — Напомнить, как пришла к тебе? Как сказала, что беременна от тебя? Ты тогда обозвал меня охотницей за бабками и шлюхой. Смеялся надо мной, унижал. А ведь у меня до тебя никого не было, Слав.

Глава 9. Стала, мама, я другая

Таня

Ожидаемо, Славы и след простыл. На самом деле, все это вполне себе предсказуемо. Закономерный исход. Именно это я пытаюсь вдолбить в свою болезную голову, договариваясь с самой собой, как с террористом. Надо признаться, что получается это сделать у меня откровенно плохо.

Пролетает несколько дней. Несколько очень долгих и мучительных дней, в которые ничего не происходит. Мне никто не звонит, никто не пишет и не приходит. Слава будто бы проваливается сквозь землю. Все, как я и просила.

Отчего же тогда так болит внутри? Аж дыхание спирает, не могу вдохнуть полной грудью. Может, это рак? Рак легких? Качаю головой, пытаясь сбросить с себя этот бред.

В какой-то момент мне даже стало жалко парня, ведь, судя по его реакции, Слава действительно ничего не помнил. И его потрясение, и разбитое состояние стали тому подтверждением. Тем не менее это ничего не меняет и не снимает с него ответственности.

Сижу на кухне и верчу в руках чашку с горячим чаем. Вчера Соня окончательно развелась и осталась у Димки. Не знаю, что у них там происходит, но, надеюсь, разберутся в своих эмоциях и снова будут вместе. Всей душой болею за ребят.

А мне бы разобраться с собой и собственными тревогами.

Ближе к обеду возвращается растрепанная Соня и прямиком отправляется в ванную комнату. А я, как верная подруга, видя ее опухшие от слез глаза, беру вино, два бокала и захожу к ней.

Ставлю возле ванной стул, сажусь и устраиваю на коленях тарелку с сырной нарезкой. Вася, которого принесла мне соседка с первого этажа, нарезает круги по полу и облизывается.

— Я просто долбаная трусиха! — воет Соня и опускается в пенную воду, скрываясь на несколько секунд из виду.

Выныривает и хватает ртом воздух.

— И ты просто взяла и сбежала? — недоумевая переспрашиваю.

— Да-а-а, — отвечает со стоном и откидывается на бортик.

— Ну ты даешь, Калинина! — произношу разочарованно. — На, выпей!

Протягиваю ей бокал с вином.

— Пить в двенадцать дня?! — вскидывает брови.

— Обмыть твой развод никогда не рано, поэтому пей. Тем более что ты сейчас просто взорвешься от своего невроза!

Соня осушает половину бокала и морщится.

— Э-э-э, мать! — качаю головой и протягиваю кусок сыра: — На-ка, закуси!

Подруга съедает его, а следом я отправляю ей эклер. Вася решает присоединиться к девичнику и прыгает мне на колени. Гад тут же подхватывает когтем сыр и тянет в рот.

— Вкусно-то как! — восхищается она. — Где купила?

— Сама сделала, — хмыкаю.

Соня распахивает удивленно глаза:

— Это очень вкусно! Дай еще!

Улыбаясь, протягиваю ей пирожное.

— Вот это вы выдали с Димой. Но ты знаешь, я рада за тебя. За вас.

— Что?

— То самое, Сонька.

— Ты, верно, не расслышала, о чем я тут говорила, да?

— Все я слышала, — отмахиваюсь. — Вот смотри, что происходит: после пяти лет брака ты разводишься. Да еще как разводишься! Сначала узнаешь о том, что у мужа другая семья и вообще ребенок от другой. Потом он избивает тебя, а после все-таки дает развод. И вот вместо того, чтобы страдать по своему бывшему мужу, ты полностью переключаешься на своего предыдущего бывшего. Ну не прелесть ли?

— Невеста его прелесть, Тань. А я обычная тварь. Представь картину: заходит в квартиру эта прекрасная Аделия, а тут я. В рубашке, надетой шиворот-навыворот, и с потеками туши под глазами. Это мерзко, Тань. И она не заслуживает такого.

— А чего заслуживает? Чтобы ее обманывали, а потом она узнала бы об изменах чисто случайно? Зря ты не разрешила Диме поговорить с этой Аделией. Это было бы честно и правильно.

— А у тебя со Славой что? — переключается на меня.

Разливаю вино, и Вася с готовностью ныряет мордой в бокал.

— Прошу, не задавай мне вопросы, на которые у меня нет ответа.

— Откуда ты его знаешь?

— О-о-о, это очень долгая и некрасивая история. Но я не хочу сейчас об этом. Может быть, потом когда-нибудь, — стараюсь говорить нейтрально, но голос все равно ломается.

Сонька собирается и убегает по делам, а я снова остаюсь одна в квартире. Работы у меня много, но я решила взять себе выходной. Никаких дедлайнов нет, меня нигде не ждут. Никаких встреч и отмененный свиданий. Даже Эндрю — и тот молчит. Слился. Скорее всего, в сиськи Инги. Что-что, а они у нее шикарные, это даже я заметила.

Гетеросексуальный Андрюха был обречен.

Кутаясь в теплый кардиган, иду на кухню. Пока Василий доедает остатки сыра, я допиваю вино и доедаю эклеры. Он зыркает пьяненьким взглядом на меня. Знаю, знаю, нельзя котам алкоголь. Но что уж тут поделать — назад не отмотать. Все как в жизни.

Звоню матери.

— Татьяна, на выходных нужно морковь посадить. И чеснок. Приезжай.

— У меня не получится, мам, — мямлю вяло.

Получится. Просто я не хочу этого делать.

— Значит, как жрать домашнее, так ты первая, а как потрудиться, так я сама горбатиться должна? — мама включает режим ультразвука.

— Да я уже два года все в магазине покупаю, мам, — бормочу тихо.

— Вырастила помощничку… — не слышит меня. — Белоручка, даже банку огурцов закатать не в состоянии.

— Я помогу, правда…

— И в кого ты какая неблагодарная?! Я же все для тебя! Ну как об стенку горох…

— Да нет же, мам…

— Нечего сказать? Конечно, нечего! Потому что я права, а тебя жизнь еще обязательно ткнет носом! Попадется тебе свекровь-грымза, а ты даже петуха разделать не можешь.

— Мам, ты любила когда-нибудь? — тихая слеза катится по моей щеке и падает в бокал.

— Что? — у мамы даже голос меняется.

— Любила, мам? — еле слышно.

— Кого? — она не понимает.

— Папу? Меня? Себя?

— Удумала же чушь! — визг. — Папенька твой обычный кобель, нет его у тебя. А тебя я люблю, иначе, что, по-твоему, я делаю?

— Третируешь, гнобишь, абьюзишь…

— Нахваталась пиндосских слов! Вот говорила я тебе не смотреть эти глупые зарубежные передачи. И что? Я была права, запудрили тебе мозг!

Глава 10. Вот я был, и вот меня не стало

Слава

— О, нет! Нет! И нет!

— О, да! Да! Да! И да, Таня!

Захожу в квартиру, не дожидаясь приглашения, потому что уверен — его не будет.

— Дим, может заберешь из моей квартиры своего брата? — возмущается Таня достаточно вяло, скорее для проформы. — Тем более что Сони нет дома.

Пока она разговаривает с моим братом, я осматриваюсь. Обычная, абсолютно ничем не примечательная двушка. Мебель, как и ремонт, не новая, но видно, что обитатели этого жилища следят за уютом.

Прохожу в кухню. Пахнет сигаретами. Удивляюсь — не знал, что Таня курит. В подтверждение нахожу на столешнице пачку сигарет и пустую банку кофе, очевидно, используемую в качестве пепельницы. Рыжая мурчащая подушка лежит на спине. На обеденном столе. Рядом окровинутый бокал с остатками вина.

— Тань, а что ты сделала со своим припадочным? Он как-то странно спит, ты не находишь? — выглядываю из кухни.

Таня по-прежнему стоит на пороге и общается с Димкой.

— Это потому, что он пьяный, — закатывая глаза, отвечает она.

— За что ты так с котом?

— Нечего было воровать у меня вино! — сразу ершится. — Сам виноват.

Слышу, как за братом закрывается дверь. Он у меня из понятливых, без лишних слов сообразил, что надо свалить. Таня заходит в кухню, складывает руки на груди, закрываясь от меня, окидывает странным взглядом. Я привычно жду, что она начнет меня посылать и выгонять, но неожиданно слышу:

— Кофе будешь?

— Буду, — отвечаю после заминки.

— Садись.

Сажусь. Тяну руку к коту, тот уже в отрубе. Снимаю его со стола и кладу себе на колени. Толстяк не сопротивляется. Одним глазом поглядываю за Таней, которая неспешно делает кофе. Ставит передо мной чашку и придвигает сахарницу. Отбирает кота, уносит его в угол и кладет на огромную подушку.

Возвращается. Вместо того, чтобы сесть напротив, подходит к окну и открывает его. Прикуривает сигарету, на меня не смотрит.

Поднимаюсь и подхожу к ней, беру новую сигарету и щелкаю зажигалкой. Сейчас только обед, а рыжая уже успела наклюкаться. Это меня настораживает. Тяну дым и сканирую взглядом Таню.

Она выглядит совершенно иначе, не такой, как я привык ее видеть. На ней домашний костюм, сверху теплая кофта, хотя сегодня довольно тепло, — очевидно, Таня этого не замечает. Волосы на скорую руку собраны в пучок, на лице ни грамма макияжа. Вся она выглядит какой-то потерянной, сбившейся с пути. Мне очень близко это состояние.

— В честь чего праздник? — спрашиваю беззлобно.

Мне важно понять: пила она по какой-то причине или потому, что пыталась заглушить внутренний голос.

— Отметили Сонин развод, — отвечает ровно, глядя в окно.

Выдыхаю.

Снова курим молча. Мне не нравится сигарета в ее руках, но я понимаю — я никто для нее сейчас, и мое мнение веса никакого не имеет. Не заслужил.

После того, как Таня рассказала мне все, я оказался на грани срыва. Чего мне стоило снова не приложиться к бухлу… Только никотин и спас, хотя не должно быть этой замены. Столько ненависти к самому себе я не чувствовал еще никогда. Тогда я четко ощутил, что того, кем я был, больше нет.

Меня разрывало от боли и осознания того, что я собственными руками убил своего ребенка. Я должен был оставаться рядом с Таней, предпринять что-то, а не отправлять ее на аборт.

Я честно пытался найти в памяти хоть что-то, какой-то маленький отрывок, фрагмент воспоминания, но пустота. Отчетливо помнится время, которое мы проводили вместе. Я был счастлив без алкоголя, не пил с ней ни разу. Потому что был опьянен ею. Ее запахом и руками, губами и яркими рыжими волосами. Она стала огнем, который возродил меня. А я, как последний трус, испугался этих перемен и вернулся в привычное болото.

До сих пор понять не могу, какой черт вселился в меня в тот момент.

— Расскажешь?

Я, как зависимый, нуждающийся в боли, требую еще и еще. Мне смертельно необходимо знать, что тогда было, к чему привели мои слова и действия. Иначе я не смогу это исправить.

— Да нечего рассказывать, — Татьяна ведет плечом и тянется за новой сигаретой.

Молчу, скриплю зубами.

— Это ведь не так.

Впервые смотрит мне в глаза. А они у нее, мама дорогая… можно утонуть навсегда.

— Зачем тебе это, Слав?

— Я должен знать.

Вздыхает. Начинает говорить. Ее голос бесцветный, безжизненный.

— Я никому не сказала. Только ты знал. Я звонила тебе еще несколько раз после того разговора, но по всем фронтам была тишина. Врач тактично отговаривала от аборта. А я на тот момент не видела иного выбора. Я ведь слабая, понимаешь? Это только в книгах героини сильные. Сами рожают детей, воспитывают и поднимают их.

Тушит окурок и отпивает кофе. Я леденею, покрываюсь коркой изнутри. Смотрит на меня, буравит взглядом.

— У меня не было ничего и никого. Я не могла оставить этого ребенка.

— Я не прошу оправданий, Тань.

— В клинике мне дали таблетку, и все. Ребенка не стало.

Молчим. Она отворачивается от меня и смотрит в окно. На детский площадке слышен детский смех. Таня закрывает глаза и со злостью запахивает окно, отрезая себя от чужой счастливой жизни.

— Я полюбила его сразу же, — говорит дрожащим голосом.

Ее глаза наполняются слезами.

— Это так странно. Ребенка еще нет, а ты его уже любишь больше, чем себя.

Она всхлипывает, и я, не сдерживаясь, прижимаю ее к себе. Обнимаю так крепко, как только могу. Таня плачет у меня на груди, захлебывается в слезах.

Закрываю глаза, по щеке стекает слеза.

Все это — твоих рук дело, Волков. Только ты виноват в этом. На самом деле ты много в чем виноват, но это самое худшее, что ты сделал.

Отголоски старой жизни болезненно полосуют по живому, по зажившим ранам. Если мне больно, то каково Тане даже представить не могу. Поднимаю ее на руки и уношу в комнату. Сажусь с ней на диван и глажу, глажу. Шепчу какой-то бред про то, что все непременно будет хорошо, понимая, что хорошо уже не будет никогда.

Глава 11. Больше не полетаем

Таня

Слава не тот человек, с кем бы мне хотелось сейчас разделить эту боль. Но он рядом, и я успокаиваюсь, вдыхаю запах этого парня. Не знаю, изменился он или нет, ведь прошло довольно много времени, а я совсем забыла, каким он был.

Забыла теплоту его рук и ласку касаний. Забыла нежные слова, которые сиропом лились в уши. Забыла легкость и беспечность, с которой отдалась чувствам и эмоциям. Забыла, как плавилась моя душа. Запомнила лишь боль и то, как эта самая душа, истекая кровью, умирала.

Внешне Слава стал другим: раскачался, стрижется коротко, одевается достаточно просто. Что-то необратимо изменилось в его взгляде и поведении, будто весь этот веселый флер — обычная показуха, которую привыкли видеть окружающие.

Сейчас со мной, в этой маленькой комнате панельной многоэтажки, он выглядит настоящим. Взгляд потерянный, невидящий. Дрожь в руках, не знающих, что делать со мной и с болью, которая поселилась в его душе.

Не знаю, почему подмечаю все это. Занимаюсь каким-то абсурдным мазохизмом.

Мне неинтересна его жизнь, как и он сам, но я не хочу, чтобы он уходил. Не хочу оставаться одна. Снова одна, всегда одна.

Спускаюсь с колен Волкова и пересаживаюсь в кресло, поджимаю под себя ноги:

— Неужели ты и вправду не помнишь ничего? — голос сиплый от рыданий.

Слава качает отрицательно головой.

— У меня была алкогольная зависимость, Таня, — говорит неожиданно спокойно. — Я многих моментов не помню из своей жизни. И ту нашу встречу помню смутно, обрывками, из которых не собрать ничего. Что я нес тогда? Ни слова не могу воспроизвести из памяти. Алкоголь — слишком много, слишком часто. Я просыпался в каких-то деревнях, меня обкрадывали несколько раз… в общем, много грязи было. Знаешь, тогда это казалось таким прикольным, даже смешным, и порой я не помнил, где провел вчерашний день. Практически сразу после того, как ты пришла ко мне, я уехал. Находился в рехабе в другой стране. Два года провел в лечебнице, потому что понял: я опустился на дно. Моя семья… они давно видели, что я иду по наклонной, и помогли мне.

Произносит все это отстраненно — очевидно, уже пережил это, раз может так просто говорить о давней проблеме.

— Это не снимает с меня ответственности за слова и действия, — трет красные глаза. Он тоже плакал вместе со мной… — Херовое оправдание, знаю, но я был не в себе, Тань. Я бы все отдал, чтобы исправить свою ошибку.

— Ты больше не пьешь?

— Нет. Хотя знаешь, я чуть не сорвался несколько дней назад, после того как ты раскрыла мне правду. Даже купил бутылку вискаря. Добрался на автопилоте домой и налил себе стакан. А потом вылил все это дерьмо, спустил в канализацию. Алкоголь больше не мой путь.

Смотрит на меня темными глазами, а я тону в этой пропасти.

— Ты просил сказать тебе правду, — пожимаю плечами.

— Хорошо, что ты мне рассказала. Ты не должна была проходить через это в одиночку.

— Не должна, — киваю.

— Прости меня, — голос у него садится. — За то, что причинил тебе боль и все разрушил. За то, что меня не было рядом. Ты всегда была слишком хороша для меня. Мне жаль, что я повстречался тогда на твоем пути. Как бы все оказалось просто, если бы мы встретились только сейчас…

— Не нужно посыпать голову пеплом, это уже не изменит ничего.

Говорю без злости, просто потому, что это правда и слова извинения ничего не решат. Ну вот извинился он — и что? Мне стало легче? Ему? Мы все исправили и откатили назад? Нет. Вот и нечего попусту сотрясать воздух.

— Расскажи, как ты живешь? — спрашивает неожиданно. Подается вперед, но не встает с дивана.

— Нормально живу, Слав. Как и все. Дом, работа.

— Я помню, ты на экономическом училась.

— Не смогла прижиться в коллективе.

Мать пристроила меня в какую-то контору. Она не осознавала, что я была на эмоциональном дне, как не знала и того, что я сделала аборт. Я не могла, старалась пересилить себя, но тщетно. Уволилась. Сейчас я понимаю — это самое лучшее мое решение.

— У тебя есть кто-то? — голос его подводит.

— Послушай, — вздыхаю, — я думаю, мы выяснили все, что было нужно, и теперь можем разойтись в разные стороны. Неважно, есть ли у меня кто-то, вряд ли мы сможем быть вместе, Слава. Прошлого не исправить, а общее будущее для нас сродни фантастике.

— Я так не думаю, — качает головой и поднимается.

Направляется к входной двери, а я моргаю несколько раз, удивленная тем, что он вот так просто уходит. Поднимаюсь и семеню за ним.

— Тань, ты единственная, с кем я могу быть собой. Так было тогда, так есть сейчас. Я знаю, ты не хочешь оставаться одна, знаю, что тебе одиноко, ведь я ощущаю себя точно так же. Но мне надо уйти и понять, как собрать эти осколки, и пусть не восстановить, но создать что-то новое. Я хочу, чтобы ты знала: я никогда не забуду этого ребенка.

Притягивает меня к себе, целует в висок и уходит.

Глава 12. Купидон бросил лук

Таня

— И ты пойдешь туда со мной.

— Дай-ка подумать, Сонь. Тебя пригласила невеста Димы на праздник к своим родителям, и теперь ты решительно настроена пойти.

— Вместе с тобой — да, — Соня кивает и нервно закусывает палец.

Наливаю воды в чайник и включаю его. Господи, этот сумасшедший день вообще когда-нибудь закончится? Не дожидаясь, пока закипит вода, беру кусочек меренгового рулета, который приготовила накануне, и, пачкая пальцы, ем.

— Зачем тебе это нужно?

— Я хочу убедиться в том, что между Димой и Делей действительно ничего нет, — подходит и откусывает у меня большой кусок, стонет и закатывает глаза.

— То есть его слова тебе недостаточно?

— Да не знаю я! — Соня садится на стул и подтягивает к себе ноги. — Понимаешь, я же раньше верила ему. Верила Димке как самой себе. А потом тот случай.

— Ты ведь уже разобралась — твой муж подстроил все, разве не так? — смотрю недоуменно на подругу.

— Так! Так, да! Но что-то у меня внутри надломилось. И теперь мне сложно поверить.

Качаю головой.

— Сонь, нельзя так. Из меня, конечно, тот еще советчик… У меня отношений-то нормальных не было никогда. Да и выводы я неправильные делаю — вон уговаривала тебя попробовать с Русом, и посмотри, что из этого вышло? — усмехаюсь невесело.

Подруга смотрит на меня широко распахнутыми глазами:

— Уж не думаешь ли ты, что я поехала с Русланом только потому, что ты мне посоветовала? — Соня поднимается и подходит ко мне. садится на стул напротив, берет мою руку и крепко сжимает ее. — Это был только мой выбор, Танюш. Ты могла посоветовать мне что угодно, конечное решение оставалось за мной.

— Правда?

Я переживала о том, что в происходящем с Соней и ее браком есть и моя вина.

— Конечно!

— Калинина, я поеду с тобой на этот вечер, но лучше было бы сказать Димке о том, что мы будем там.

— Да, — кивает она. — Так будет лучше. Но я не стану этого делать. Приглашают же на маскарад. Посмотрю за ними украдкой и уеду. Вот и все.

— Соня, Соня. Играешь с огнем.

Подходящих нарядов у нас нет, поэтому едем в торговый центр. На удивление быстро покупаем все что нужно. Соня выбирает себе платье, инкрустированное кристаллами. Под светом ламп вся она переливается и выглядит как настоящая принцесса. Причудливая маска закрывает часть ее лица.

Я же решаю, что до принцессы мне слишком далеко. Примеряю красное платье по фигуре со шлейфом и золотистую маску. Вкупе с рыжими волосами все это выглядит как настоящее буйство красок.

Мероприятие проходит в огромном и помпезном банкетном зале. Внутри все дорого-богато. Мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях. У гостей на лицах маски.

Мы теряемся в толпе, но привлекаем к себе внимание мужчин. Берем по бокалу шампанского у официанта. Соня безумно нервничает, дергается.

— Я выйду на балкон, хорошо? — спрашивает дрожащим голосом.

— Пойти с тобой?

— Нет, побудь тут.

Подруга уходит, а я решаю пройтись среди столиков, за которыми еще никто не сидит — приглашенные разделились на кучки и с упоением обсуждают что-то.

Отхожу в сторону и становлюсь возле колонны. Нет, очевидно, что это место слишком пафосное для меня. Я бы многое сейчас отдала за то, чтобы оказаться в своей самой обычной квартире, рядом с пьяным котом.

Интересно, как он там?

— Добрый вечер, прекрасная незнакомка.

Передо мной как из под земли появляется парень, и я дергаюсь от неожиданности.

— Простите, не хотел вас напугать.

— Ничего страшного, — отмахиваюсь. — Сама виновата. Задумалась и не услышала, как вы подошли.

Он немного выше меня. Темноволосый, лицо скрыто за маской, видны только карие глаза. Голос низкий, но не грубый. Сложно сказать, сколько ему лет, возможно, мой ровесник, возможно, немного старше меня.

— Алексей, — представляется парень.

— Татьяна.

— Итак, она звалась Татьяной, — сверкает глазами.

— Шутка не нова, но я сделаю вид, что слышу ее впервые, — слегка кусаюсь.

— Пардоне муа, — дурачится, разводит руки в сторону и делает реверанс. — Потанцуете со мной?

Протягивает руку, и я отставляю бокал с шампанским на поднос проходящего мимо официанта, отправляясь танцевать. Как только наши тела соединяются в танце, я понимаю, что парень молодой. Явно моложе меня.

— С кем прекрасная Татьяна пришла на этот вечер? — тихонько смеется мне на ухо.

— С подругой, — не могу сдержать улыбки.

— С подру-у-угой, — кивает довольно. — И как вам сей вечер?

— Пафосно и многолюдно, — веду плечом. — Выглядит так, будто бы все собравшиеся здесь знают какую-то великую тайну, которую они скрывают за семью печатями от простых смертных.

— М-м-м, что-то в этом есть, — тянет задумчиво. — Как насчет того, чтобы сбежать отсюда?

— Куда? — усмехаюсь.

— В клуб? В ресторан?

Снисходительно улыбаюсь. Стопроцентно парень моложе меня.

— И сменить одно пафосное место на другое? — фыркаю в ответ.

Качаемся в такт музыке. Алексей собирается задать следующий вопрос, но к нам подходит высокая фигура. Я веду взглядом по мужчине снизу вверх. Он одет в сногсшибательный смокинг с белой рубашкой. Лицо гладко выбрито и закрыто черной атласной маской. Эдакий мистер Бонд. Я сразу же узнаю его. Это несложно, ведь я рассталась с ним всего несколько часов назад.

— Леха, кыш! — говорит фразу, которая противоречит всей окружающей нас атмосфере.

Мы с моим партнером по танцу замираем, но из объятий он меня не выпускает.

— Ну вот, — наигранно вздыхает парень. — Стоило только найти для себя прекрасную незнакомку, так сразу пришел старший брат со своим «Леха, кыш». А ведь я, между прочим, первый рассмотрел этот алмаз!

— Ты опоздал на несколько лет — это раз. Девушка не твоей весовой категории — это два. Ну и три — старшим надо уступать! — звучит грозно, с насмешливыми нотками.

— Место в общественном транспорте, а не рыжих красоток! — возмущается Леша.

Глава 13. В темноте мы пляшем танго

Слава

— Пойду найду Аделию. Надо поговорить с ней до того, как начнется официальная часть мероприятия, — говорит Дима и сливается.

Отправляется разбираться со своей псевдоневестой. Намутил он, конечно, нехило. Выпутаться ему будет нелегко. Прохожу в холл, где происходит все действо, окидываю взглядом толпу. Многие стоят, разделившись по группкам. Среди танцующих узнаю рыжую. Она в элегантном, просто потрясающе сексуальном красном, вернее, огненном платье. На лице золотистая маска. Ее вальсирует мой младший брат. Леха тот еще щегол и бабник. Когда-то я тоже был таким, но пошел дальше и поддался слабости — алкоголю.

В танце она разговаривает с мелким, тихонько смеется, а я впервые в жизни узнаю, что такое ревность и как она может больно уколоть.

Не знаю, что Таня тут делает, но видеть ее я безумно рад. Подхожу к ним и тактично пытаюсь выпроводить Леху со своей территории. Он парень понятливый, все схватывает на лету, но ретироваться не торопится.

После того, как он уходит, Таня окидывает меня заинтересованным взглядом. Знаю, что выгляжу необычно. Можно по пальцам пересчитать, сколько раз я надевал смокинг.

— Твой брат далеко пойдет, — улыбается мне.

Замираем. Я с жадностью рассматриваю ее. Не могу иначе, уж больно сексуально и потрясающе притягательно она выглядит.

— Ну, привет, прекрасная незнакомка, — говорю тихо.

— Будем делать вид, что не знаем друг друга? — ведет бровью.

— Разве это не так?

Молчит.

— Вячеслав, — протягиваю руку для ответного рукопожатия.

Таня не спешит, смотрит на нее, будто боится коснуться. Ну же, детка, давай. Не бойся. Больше не обижу. Сдохну, но не причиню тебе боль.

— Такая глупость, — качает головой, но все-таки протягивает руку. - Татьяна.

— С кем ты тут? — спрашиваю ее.

— С Соней.

Меня это немного удивляет. Неужели Дима решил собрать в одном пространстве любимую девушку и несостоявшуюся невесту?

Притягиваю Морковку к себе и подхватываю за талию. Мелодия сменяется на более резкую, страстную. Девушка с ужасом распахивает глаза и произносит дрожащими губами:

— Я не умею танцевать.

— Расслабься, я сделаю все сам, — говорю твердо и шагаю вместе с ней.

— Последний раз, когда я тебя послушала… — не договаривает.

— Знаю.

— Зачем ты это делаешь?

— Что? Веду тебя в танце? Ты слишком красивая, чтобы стоять в стороне.

— Я не об этом, — нервничает. — Зачем все это представление с Лешей? Зачем эта игра, будто мы незнакомцы?

— Начинаю жизнь с чистого листа. Держись!

Отталкиваю ее, закручиваю и ловлю, загибаю затылком к полу.

— Сумасшедший! — пищит шокированно.

И она права. Я действительно схожу с ума, но не могу выпустить ее из рук. В какой-то момент Татьяна полностью расслабляется, и мы заканчиваем танец под шквал аплодисментов. А я и не заметил, сколько зрителей вокруг нас собралось.

Держу крепко, не выпускаю ее из рук, не оставляя ни малейшего шанса сбежать. Беру ее руку и целую ладонь.

— Спасибо за танец.

— Я чуть не умерла от страха, — признается.

— Ты была великолепна, — теснее прижимаю за талию, и рыжая хватается за мои плечи.

Поднимаю руку и веду пальцами по Таниной скуле. Глажу нежно и неспешно, тону в зелени ее глаз.

— И кто это у нас тут такой нарисовался? Танцор диско! — хмыкает Влад, подошедший к нам с семьей.

Таня сразу подбирается, я отрываю руку от ее лица, но из объятий не выпускаю. Влад окидывает нас взглядом и продолжает:

— Знаете, — обращается к ней, — Слава целых шесть лет занимался современными танцами. Вот, видимо, уроки не прошли даром.

Закатываю глаза.

— Ты ходил на танцы? — спрашивает Таня, сдерживая улыбку.

— Мне было десять, — пожимаю плечами. — Это Влад, мой брат, и его жена, Аня.

— Вы так потрясающе смотрелись на танцполе! — искренне восхищается жена брата.

Общаемся, постепенно Таня оттаивает и расслабляется в моих руках. Позже к нам подходят Дима с Соней. Рыжая сразу же бросает на подругу встревоженный взгляд, но та отмахивается, мол, все хорошо. Знакомимся по второму кругу, рассказываем, кто чем занимается.

— Сонечка! — восклицает Аня. — А у меня идея! Не могла бы ты пофотографировать нас всей семьей? Совсем недавно у нас было прибавление, но нет ни одной совместной фотографии.

От меня не укрывается то, как Таня напрягается после слов о прибавлении в семействе, но почти сразу это напряжение уходит. Да, мне точно не показалось.

— С удовольствием! — радостно отзывается девушка брата. — На следующей неделе удобно будет? Подберем локацию и образы. Танюш, сможешь мне помочь?

— Я? — глупо переспрашивает Таня. — Нет! Д-да… то есть… наверное.

Ее откровенно ведет. Совершенно ясно, что она не хочет участвовать в этом.

— Я без тебя не справлюсь, — Соня мягко улыбается, и Таня вздыхает.

— Помогу, — и вот это «помогу» звучит так, будто ее ведут на расстрел.

Глава 14. В сердце оставь мне немного места

Таня

Мне кажется, что все видят, как трясутся мои колени и слышат стук зубов. Давненько у меня не было такого мандража. А все почему? Просто потому, что мне нужно побыть в закрытом помещении с недавно родившимся младенцем? Я в таком расфокусе, что даже не спросила, кто родился у Влада и Ани — мальчик или девочка.

Дыхание спирает. Чувствую, как смертельно необходимый кислород не может проникнуть в легкие. Я задыхаюсь. Руки холодеют, едва я представляю, через что мне придется пройти. Что нужно сделать, чтобы не чувствовать ничего? Чтобы стать пустым сосудом и не воспринимать вещи, которые сносят напрочь мой и без того шаткий фундамент?

Меня спасает моя подруга Соня, которая увлекается разговором и задает кучу вопросов Ане. Я не слушаю их, все превращается в писк, который пульсирует в висках и ушах. Хаотично вожу глазами в поисках выхода. Я провела в этом помещении почти час, но абсолютно дезориентирована в пространстве.

Взгляд цепляется за официанта. Обращаю внимание на неприметную дверь, в которую он заходит с пустыми бокалами.

— Прошу прощения, — бормочу тихо. — Я отойду.

Выпутываюсь из рук Сони и убегаю. Знаю, нельзя так поступать с лучшей подругой. Ведь я приехала сюда в качестве моральной поддержки, а что получается? Поддержка нужна мне самой.

Я сбегаю.

Перебираю ногами, кого-то задеваю плечом, что-то мямлю, извиняясь.

Паника. Паника. Паника — вот моя верная спутница, которая идет тенью за мной.

Толкаю нужную дверь и попадаю в служебное помещение. Здесь расположился кейтеринг. Куча коробок, персонала. Меня замечают, но тут такой аврал, что всем совершенно плевать на сумасшедшую гостью.

Срываю маску и быстро иду вперед. Где-то тут должен быть выход на улицу. Нахожу его и буквально вываливаюсь на свежий воздух. Переулок плохо освещен и явно не предназначен для того, чтобы его видели гости.

Спускаюсь по ступеням и сажусь на последнюю. Паника отпускает, я начинаю медленно дышать. Замахиваюсь и швыряю золотую маску в мусорный контейнер неподалеку. Вот и все. Конец праздника. Навряд ли я смогу сегодня держать лицо. Мне нужно домой. В мою серую, неприметную жизнь, к такому же рыжему, вредному и, в общем-то, одичавшему рядом со мной коту.

На плечи опускается теплый пиджак, и я явственно ощущаю, насколько замерзла.

Слава садится рядом со мной. Он не касается меня, не обнимает. Просто рядом, но на некотором расстоянии. Поворачиваю голову и вижу, сколько сострадания в лице у парня. Он тоже избавился от проклятой маски, и теперь я могу наблюдать его лицо безо всякой мишуры.

— Что тебя испугало? — спрашивает аккуратно.

Облизываю пересохшие губы и прочищаю горло:

— С чего ты взял, что меня что-то напугало? — и сразу ухожу в несознанку: — Вообще-то, я просто вышла подышать свежим воздухом.

— Я лежал в рехабе. Думаешь, не узнаю паническую атаку? — в его вопросе нет ни грамма веселости, скорее печаль, перемешанная с безысходностью.

— Кстати, почему ты лежал там так долго? Целых два года? — решаю перевести тему разговора.

— Поначалу я находился там как пациент, потом стал наставником, — Слава внимательно рассматривает мое лицо.

— Наставником? Это кто?

— Тот, кто избавился от зависимости. Ему дают в подопечные пациента, и на своем примере наставник должен показать путь к выходу из проблемы. Часто у пациентов наблюдается недоверие к врачам.

— Получается, наставник — это кто-то вроде старшего брата? — размышляю я.

— Типа того, — ведет плечом. — Но если ты думала, что сможешь съехать с темы, то зря.

Моргаю, всматриваясь в лицо Славы, и до меня доходит:

— Так ты на мне проверяешь свои техники? — ахаю.

— Нет никаких техник, — спешит ответить он. — Я здесь, потому что это очевидно: тебе нужна помощь. Что тебя испугало? Внимание? Много незнакомых людей? Моя настойчивая семья тебя смутила?

— Нет, нет! Боже, нет! — перебиваю его, пока Волков на нагородил чуши. — Хватит гадать, прошу.

Вздыхаю. Слова вертятся на языке, но я будто немею. Что сложного сказать: «Я боюсь детей»? Слава тот самый человек, который стопроцентно поймет меня. Открываю и закрываю рот как рыба. Я будто онемела, во мне нет сил произнести вслух эти слова.

— Все, все. Прости, — Слава протягивает руку и прижимает меня к своей груди. — Дыши. Тяни носом воздух. Медленно.

Слушаю его, действую именно так, как он говорит. Я знаю все эти техники, но иду за голосом, выполняя все так, как велит Слава.

Успокаиваюсь, выравниваю дыхание. Прихожу в норму, но, тем не менее чувствую себя выжатой. Слава растирает мне плечи, и я поднимаю на него взгляд. Тону в его черноте. Он, так же, как и я, понимает, что атмосфера меняется, идет за ней, как ведомый.

Медленно, позволяя мне остановить себя, наклоняется, опускает голову и целует в губы. Это совершенно целомудренный поцелуй, без языка и нарушений границ. Мы даже не закрыли глаза.

Слава боится сделать первый шаг, а я боюсь сделать ответный. Балансируем где-то на грани, страшась поверить в реальность и взять на себя ответственность.

Его губы теплые, сухие. А еще очень нежные. Он ведет невесомо, но вся моя душа словно переворачивается. Слава так же медленно, как приближался, отстраняется. Проводит большим пальцем под нижней губой.

— Зачем ты пришел за мной? — шепчу.

— Не хотел, чтобы ты была одна.

— Да не об этом я, — качаю головой. — Мы никто друг другу. Никто никому ничем не обязан. Перестань ходить за мной. И приходить ко мне домой тоже не надо.

Замолкаю. Слава не спешит с ответом, только в темноте переулка рассматривает мое лицо, будто там могут быть сокрыты ответы.

— Нам пора возвращаться, — произносит едва слышным хриплым шепотом, ингорируя мою браваду.

— Я не могу, — тут же сопротивляюсь.

— Понимаю, — кивает. — Только вот твоя подруга, кажется, нуждается в поддержке, Тань. Ты же не можешь ее вот так бросить?

Глава 15. Не друзья и не враги

Таня

— Давай, рыжая, открывай свой красивый ротик и говори «а-ам».

Смеюсь и делаю что велит Слава. Парень кладет мне в рот спелую ягоду клубники, и я с блаженством прикрываю глаза, раскусывая ее. Мы не можем расстаться с ним уже две недели. Мама явно заподозрила что-то неладное. Еще бы! Но я держу оборону как могу.

Да и что сказать маме? Кто для меня Слава? Парень? Любовник? Друг? Я сама не знаю ответа.

— Говорят, клубника с шампанским это очень вкусно, — улыбаюсь, облизывая губы.

Слава завороженно следит за мной, шумно сглатывает.

— Детка, давай без бухла? Че-то так неохота.

— Конечно, — быстро моргаю.

Слава оказался не таким, как я себе представляла. Раньше я думала, что он тусовщик, который не пропускает ни одной пьянки. Но вот уже две недели как он не выпил ни грамма, и я делаю вывод, что мое мнение о парне — ошибка.

— У меня есть идея получше, — играет бровями и уходит.

Возвращается из кухни, неся в руках баллончик со взбитыми сливками.

— Какая пошлость! — ахаю, хотя чувствую, как начинаю заводиться.

Слава тянет меня за щиколотку на себя, и я, смеясь, падаю на спину. Пробирается горячими пальцами по животу и поддевает мою футболку. Снимает ее и делает розочку из сливок у меня на животе. Дурачится, облизывается как кот, а я схожу с ума и таю… таю…

— А где, собственно, Слава? — задается вопросом Соня, и я дергаюсь, резко выныривая из воспоминаний.

Она собирает вещи, чтобы съехать от меня к Димке. Мне немного грустно из-за того, что мы с Васей снова останемся вдвоем, но для Калининой это важный шаг — переезд к любимому. Нужно двигаться вперед, и подруга уверенно это делает. Соня занята важным делом, я тоже — активно поглощаю кексик с орехами.

— Кто ж знает, где этот Слава, — бурчу себе под нос.

— Как это? — подруга замирает и внимательно смотрит на меня.

— Мы не общаемся с ним, — стараюсь говорить равнодушно, хотя внутри уже который день неспокойно.

После того вечера Слава испарился. Скорее всего, у него нет моего номера телефона, поэтому он не пишет и не звонит мне. Но что его останавливало раньше, когда он непрошенным гостем приходил ко мне домой? А сейчас даже сообщение написать сложно?

Вот что за человек?

— Тань, ты ведь понимаешь, вам нужно разобраться со Славой раз и навсегда? — спрашивает настороженно.

— Мы уже разобрались, Сонь, — отвечаю обтекаемо.

— А мне вот кажется, что это не так. Знаешь, я сейчас понимаю: мы расстались с Димой из-за меня. Ведь поговори я с ним сразу, все бы было по-другому. Если бы я только разобралась тогда во всем…

— Не выдумывай! — возмущаюсь. — Вы расстались из-за твоего бывшего мужа-мудака! Если бы он пять лет назад ваше с Димой расставание так ладно не обстряпал…

— Не хочу о нем вспоминать, — вздыхает Соня и хлопает в ладоши. — Ну что, вещи собраны! Сейчас приедет Димка и заберет меня. А хочешь, поехали с нами? Отметим мой переезд?

— Брось, — отмахиваюсь, — вот меня там не хватало. Отметьте сами, вдвоем. Уверена, лишние глаза вам не нужны.

Шутливо толкаю ее плечом.

— Смотри, на завтра я арендовала лофт для фотосессии Ани с семьей. На двенадцать. Успеешь?

Нет. Я не успею. Потому что не хочу там быть.

— Конечно, — отвечаю вместо этого.

Звенит дверной звонок, и я иду открывать дверь. На пороге Дима, к которому уже спешит Соня. Ловлю себя на мысли, что жду, когда из-за угла выглянет Слава и начнет нести какую-нибудь чушь — но нет.

Славы нет. Этот факт причиняет какое-то странное беспокойство, ранит.

Отправляю ребят во взрослую и счастливую совместную жизнь, а сама подхватываю ворчуна-кота и возвращаюсь в свою, скучную и пресную. И одинокую. Туда, где все просто и понятно. Где нет никаких ожиданий и бурь страстей.

Открываю ноутбук и принимаюсь работать. Чем страдать и постоянно зря тратить время, лучше заняться работой, ведь ее у меня накопилось вовсе не мало. Разбираю фотографии, редактирую их. Как раз работаю со съемкой, которую мы проводили вместе с Эндрю.

Уж не знаю, что у них там случилось с Ингой, но после того неудавшегося свидания парень перестал меня беспокоить.

Звучит сигнал сообщения, и я беру в руки телефон. Номер незнаком, но отчего-то я догадываюсь, кто это может быть.

Слава: «А ты знаешь, что в море Лаптевых живет свыше двадцати пяти тысяч китов?»

Быстро моргаю. Может, привиделось? Не успеваю опомниться, как прилетает второе сообщение:

Слава: «А еще на берегу этого моря нет ни одного населенного пункта».

Набираю ответ:

Таня: «Я в некотором роде нахожусь в смятении.»

Слава: «Да, меня тоже удивил этот факт. Это все потому, что климат на море очень суров.»

Таня: «Я же совсем не об этом.»

Телефон звонит, и я спешу ответить. Сердце выскакивает из груди, стучит, как заведенное.

— Привет, морковка, — голос звучит приглушенно.

— Привет, — выдыхаю. — Зачем ты мне все это пишешь?

— Я застрял в аэропорту на Дальнем Востоке.

— Вот это да! — искренне удивляюсь. — Что ты делаешь там?

— Скажем так, приобщаюсь к семейному бизнесу. Отец отправил налаживать контакты.

— Наладил? — улыбаюсь.

— Сомневаешься во мне? — хмыкает.

— Нет. Ты болтлив. Полагаю, с этим проблем у тебя не возникло.

— Точно. Теперь я уже больше десяти часов жду свой рейс, но вылет постоянно переносят.

— Сочувствую, — и мысленно выдыхаю.

Он исчез, потому что был на другом конце света и с большой разницей во времени со мной.

— Спасибо, рыжуля. Но знаешь, тут есть очень интересные брошюры о Дальнем Востоке. Я зачитался, правда. А еще я честно хотел дать тебе пространство без себя, поэтому не писал и не звонил. Чтобы ты соскучилась, затосковала там в одиночестве. Но не сдержался, прости. Думаю о тебе постоянно.

Глава 16. Но я прилечу, если ты попросишь

Слава

Скольжу губами по голени Тани. Выше и выше. Она вздрагивает, закрывает глаза и сминает простынь в кулаке. Из ее груди вырывается тихий стон, и меня ведет. Рядом с ней я пьяный, хотя во мне уже много дней нет ни капли алкоголя.

Ласкаю пальцами ее живот, прикусываю нежную шелковую кожу на бедре. Сожрать ее готов. Таню размотало не меньше меня. Она запускает пальцы мне в волосы и сжимает их. Прокладываю дорожку поцелуев и опускаюсь сверху.

Схожу с ума от ее запаха, вкуса. Она какая-то невозможная. Рядом с ней я чувствую, как теряю связь с реальным миром.

Жаль, тогда я не понял, что она и есть та самая, жизненно необходимая мне реальность.

— Дамы и господа, наш самолет готов совершить посадку. Просьба всем пассажирам занять свои места и пристегнуть ремни.

Башка трещит. Усталость неимоверная. Я провел в аэропорту целые сутки, ожидая, когда же наконец можно будет улететь домой. Потом целая вечность в полете. Тело приняло форму кресла, и есть такое ощущение, будто человеком прямоходящим я вряд ли снова стану.

Двигаю шеей, пытаясь размять затекшее тело, но все это не помогает. Глаза слипаются от недосыпа, есть хочется просто безумно: самолетная еда — то еще удовольствие.

Самолет приземляется, и пассажиры спешат покинуть эту железную птицу. Все уставшие и изможденные. Забираю небольшой чемодан и огромную куртку. Да, в то время, когда у нас вовсю расцвела весна, на Дальнем Востоке о ней пока не слышали, поэтому я успел себе все отморозить за эти несколько дней.

Выхожу из самолета последним.

— Будем рады видеть вас снова, — мило улыбается стюардесса и пожимает мне руку.

Вот это новости.

Вместе с рукопожатием она засовывает мне в ладонь бумажку с телефонным номером. В аэропорту нахожу ближайшую урну и выкидываю записку.

— Выглядишь отвратительно, — хмыкает старший брат и хлопает меня по спине.

— Ром, имей совесть! Я не спал почти двое суток, — стону.

Сам Ромка при этом выглядит с иголочки. Черный костюм, белая рубашка, начищенные туфли. Еще бы — он правая рука отца и будущий преемник. У родителей несколько разных бизнесов. Сеть клиник, поставки дорогостоящего медицинского оборудования, есть несколько небольших фирм, созданных с партнерами. Короче, дел там непочатый край.

— Славян, ты молодец, что решил присоединиться к бизнесу. Нам не хватает проверенных рук и свежей головы.

Отмахиваюсь:

— Это было неизбежно. Да и батя оказался уж очень убедительным.

— Точно, он умеет. Пошли на улицу, тачка недалеко от входа.

— Не надо было меня встречать. Я бы и на такси добрался.

Выдвигаемся из зала прилета на улицу. Теплый воздух обдает лицо, и я блаженно прикрываю глаза.

— Слушай, заканчивай, а? Я тащился к тебе по пробкам не для того, чтобы выслушивать все это. Не чужие же люди. Тем более ты еле на ногах стоишь. Что, ушатал тебя Дальний Восток? Или нашлась какая-нибудь стюардесса, которая скрасила долгий полет, м-м-м? — подмигивает и толкает плечом.

— Не начинай. Стюардессы были заняты своей работой, а я тем, что пытался договориться со своей онемевшей за шесть часов полета задницей.

— Значит, слухи оказались верны: твое сердце украла прекрасная незнакомка, - хмыкает.

— Леха — настоящее трепло! — смеюсь, и брат улыбается вместе со мной.

— Ему девятнадцать, чего ты хочешь? - разводит руками.

— Что, сдал меня с потрохами?

— Сказал, что ты самым наглым образом угнал у него огненную красотку.

— Эта красотка со мной.

Прыгаем на заднее сидение представительского седана, здороваюсь с водителем. Да, Рома у нас по всем фронтам бизнесмен. Личный водитель, личная помощница, личного самолета не хватает ко всему прочему. Но, полагаю, это не за горами.

— Что, сразу домой — или в офис? — спрашивает брат.

— Батя ждет? — хмыкаю.

— Спрашиваешь! Извелся весь.

— Тогда в офис, — киваю.

— Вов, погнали в офис! — командует водиле, снова оборачивается ко мне и спрашивает опасливо: — Так и что с рыжей?

Откашливаюсь.

— Сложно все с рыжей. Ее Таней зовут. Помнишь, перед рехабом я завязал на какое-то время?

— Шутишь? — Рома поднимает бровь. — Мы тогда дружно выдохнули, думали, наконец-то пацан вернулся. Мать вагон свечек в церковь заказала. Но потом ты скатился еще ниже.

— Короче, мы познакомились с ней тогда. Зависали вместе, — говорить сложно, слова оседают горечью и обжигают. — А потом я испугался.

— Чего? — спрашивает аккуратно.

— Хер знает, Ром, — отвечаю честно. — Ответственности, чувств? Мне было двадцать три, а тут она. И все так охеренно, что я подумал: неужели вот на этом закончится моя свободная жизнь?

— Да уж, — недовольно качает головой брат.

— Но все это хрень. Есть то, о чем я забыл. Когда я был в пьяном угаре, Таня пришла ко мне с новостью, — сглатываю. — Она ждала от меня ребенка, Ром.

Подкатывает. Хочется разорвать собственное тело на части от этой ненависти к себе.

— А ты?.. — ждет ответа с беспокойством.

— А я дал ей денег на аборт. Сказал, что она охотница за бабками. Не поверил, что от меня беременна, короче. Я хорошо помню, что мы предохранялись. Только один раз был без защиты. Видимо, его хватило.

— Она сделала аборт? — в глазах брата разочарование.

— Да. Я такой мудак, Ром. Все разрушил своими руками. А ей пришлось пройти через это самой.

— Брат, звучит, конечно, жутко. Ты тогда реально был не в себе. Поэтому мы и подсуетились по-быстрому отправить тебя в рехаб.

— Это не отменяет того, что исключительно на мне лежит вина в случившемся, — упорно качаю головой.

— А Таня твоя что говорит?

— Да ничего не говорит, Ром. Общаемся с ней. Но между нами стена. Огромная и непробиваемая стена.

— Добиваться будешь? — понимает.

— Буду.

— Правильно. Когда не можешь прошибить стену — просто обойди ее. Тем более Леха сказал, что она красотка.

Глава 17. Будто весь мир вот-вот рухнет

Таня

Курю возле соседнего дома. Знаю, что все уже собрались в студии. Подняться туда кажется нереальным, поэтому я оттягиваю этот момент. Выкидываю окурок и нахожу жвачку.

Растираю мокрые ладони о джинсы. Подсознательно жду Славу, который обещал приехать. Но, как говорится, обещать — не значит жениться. Тем более я понимаю, почему его не будет. Он провел в аэропорту больше суток, даже не знаю, получилось у него вылететь или нет, потому что, когда я ушла спать, была уже глубокая ночь и Слава мне не отчитывался.

Возможно, он прямо сейчас летит домой. Бессознательно поднимаю голову к чистому небу. Трясу головой и встаю. В здании нахожу туалет, мою руки, умываюсь и выхожу. Лифт везет меня на последний этаж, где расположена одна из самых красивых студий.

— Всем привет! — машу рукой ребятам.

— Привет! — отзываются они.

Съемка идет полным ходом. Аня, у которой на руках младенец, Влад и Злата расположились на большом белом диване. Не теряя времени, погружаюсь в работу: поправляю свет, затем Соня просит меня поправить элементы интерьера или переставить их.

Не смотрю на семейство Влада. Я отключаю голову и полностью увлекаюсь работой. Через несколько минут ребенок в свертке начинает кряхтеть, и Аня просит остановить съемку:

— Простите, — улыбается мягко, — маленький начальник требует свой обед.

Поднимается и уходит в соседнюю комнату. Это небольшое помещение с диванчиком и столиком, чтобы можно было сделать перерыв. Пока Влад отвечает на звонок и отходит к окну, Соня фотографирует Злату, которая начинает дурачиться.

Я же примерзаю к полу, не в силах оторваться от картины: смотрю за тем, как Аня кормит ребенка. Чувствую, что изнутри покрываюсь ледяной коркой, сковывающей сердце. Кажется, оно перестает биться, умирает.

Мне не больно. Мне не больно.

Мне, черт возьми, чертовски больно! Мое тело пронизано этой болью, как артериями. Она оплела каждую клеточку моей кожи, не оставив мне ничего. Ни одного грамма света, ни малейшего намека на выход или свет в конце тоннеля.

Никто не видит, как я разваливаюсь на части, никто не чувствует мои ледяных пальцев и не слышит, как гулко вырывается сердце из груди. Слезы тихим потоком срываются вниз по лицу, а я даже не могу поднять руку и стереть их.

Надо бежать отсюда.

Мне здесь не место. Здесь собралось счастливое семейство — потрясающие родители и их чудесные дети. Я не должна омрачать их жизнь своим припадком.

Резко разворачиваюсь и впечатываюсь в сильное тело. Медленно поднимаю заплаканные глаза и смотрю на Славу. В его глазах жалость и сострадание. Не знаю, понимает ли он, почему я плачу. Волков хватает меня за затылок и притягивает к себе.

Опускаю лоб на его плечо, расслабляюсь. Перестаю что-либо чувствовать. Полностью отдаюсь, доверяю ему. Знаю, что он поможет, что спасет.

Слава подхватывает меня на руки, прячет мое лицо у себя на груди. Слышу позади суету.

— О боже, Танюша, что случилось?! — встревоженный голос Сони.

— Не переживай, — беспечно отвечает Слава, — видимо, у Тани упало давление. Справишься сама, Сонь? Мы выйдем на улицу, подышим свежим воздухом.

— Да-да, конечно! Давай помогу?

— Нет! — спешно отвечает. — Я сам.

— Брат?! — удивленный голос Влада.

— Я сам, — твердо.

Мы со Славой уходим вместе.

Глава 18. Ты мне только скажи, я прилечу на МИ-6

Слава

Знаю, что по-хорошему надо заскочить домой или хотя бы искупаться, но времени реально нет. Скорее всего, фотосессия уже началась и я опоздал.

Но лучше опоздать, чем не прийти вовсе, ведь так? Мой дом находится совсем рядом, но даже небольшой крюк все равно приведет к задержке. Врываюсь в офисное здание. Тут много арендуемых помещений, в том числе и фотостудия.

Поднимаюсь на нужный этаж и открываю дверь. Мое появление остается незамеченным. Сканирую пространство. Мне сразу бросается в глаза фигура Тани. Она застыла изваянием и не двигается. Смотрит в соседнюю комнату. Дверь туда прикрыта, и с моей стороны не видно, что за ней происходит. Методом исключения понимаю, что там Аня с ребенком, потому что все остальные находятся передо мной.

Таня буквально сходит с ума на моих глазах. По щекам текут слезы, ее трясет. Слава богу, что никто из присутствующих не успел увидеть этот приступ, поэтому я беру все в свои руки. Справятся и без нее, ничего страшного.

Уношу несопротивляющуюся девушку. Она тяжело дышит мне в район шеи. Все тело напряжено, но она хотя бы перестала дрожать. Спускаюсь на улицу и перехожу дорогу, направляясь в небольшой скверик. Сажусь на лавочку, не спуская рыжую с рук.

Молчу, позволяю ей успокоиться и прийти в себя. Лишние слова сейчас ни к чему — она может попросту меня не услышать. Минута за минутой, и дыхание Тани выравнивается, она сползает с моих коленей, садится рядом.

— Спасибо, — благодарит меня.

Ее голос сложно узнать, он хриплый, будто она продолжительное время кричала. Рыжие волосы растрепаны, глаза опухли от рыданий.

— Ты как?

— Лучше. Если бы не ты… — качает головой. — Ты очень вовремя подоспел. Спасибо, Слав. Я уже думала, не приедешь.

— Я же обещал, — пожимаю плечами. — Хотел приехать раньше, но не успел, прости.

— Перестань, — отмахивается.

Вздыхаем по очереди.

— Тань? Я такой голодный, охренеть просто. Вторые сутки на подножном корме. Пойдем позавтракаем, а? — решаюсь на авантюру и киваю подбородком на соседнее здание. — Я живу вон в том доме. На первом этаже есть кофейня. Вроде как кормят там сносно.

Рыжая оборачивается. Быстро мигает, рассматривая здание и обдумывая мое предложение, и все-таки отвечает:

— Хочешь, приготовлю тебе завтрак? — спрашивает неожиданно.

Тону в ее зеленых глазищах.

— Хочу, — отвечаю севшим голосом.

— Тогда пошли, — произносит так легко, что я охреневаю.

— Только у меня продуктов нет. Зайдем в супермаркет?

— Конечно.

Я хочу взять ее за руку, но боюсь спугнуть. Какое там, я дышать боюсь рядом с ней, чтобы ветром не сдуло. Но, тем не менее решаюсь. Целомудренно перехватываю ее пальчики и тяну за собой.

В супермаркете быстро закупаемся; я практически не участвую в выборе продуктов, потому как босс у нас на сегодня Татьяна. Она оживляется, окончательно приходит в себя и шагает сквозь ряды, наполняя корзину. На кассе происходит заминка.

С какого-то перепугу рыжая решает оплатить покупки, лезет в карман джинсов, но тут же с испугом округляет глаза:

— Я забыла телефон в студии. И сумку. И деньги.

— Не проблема, — протягиваю ей свой телефон. — Позвони Соне, попроси забрать. Или хочешь, я могу Влада попросить?

— Я Соню наберу, спасибо.

Таня идет звонить, а я расплачиваюсь и выхожу из магазина. Подруга уже забрала вещи рыжей и благополучно уехала с ними.

— И что мне делать теперь? — спрашивает абсолютно дезориентированно.

— Как что? Завтрак готовить! — улыбаюсь, довольный собой, и делаю мысленную пометку: поблагодарить Соню за этот экспромт.

Глава 19. Если в моем городе пропал дом твой

Таня

— Будешь пасту?

Какие еще варианты? Чтобы быстро, сытно и вкусно?

В голову приходит только это.

— Я буду все, что ты приготовишь, — Слава улыбается, явно в предвкушении.

Мы поднимаемся на один из последних этажей и заходим внутрь. Квартира новая. Сразу попадаем в большую кухню-гостиную, из которой ведет пара дверей. Скорее всего, там спальня и ванная комната.

Интерьер оформлен в светлых тонах, совершенно нейтральных. Пахнет свежим ремонтом. Мебели немного, но все необходимое имеется.

— Это твоя квартира? — спрашиваю я, осматриваясь.

— Моя, — Слава проходит в зону кухни и принимается разгружать пакеты.

— Откуда у тебя деньги? — хмурюсь. — Ты же лежал в рехабе, а за это навряд ли платят.

Волков продолжает наводить суету, параллельно рассказывая:

— Я вышел оттуда три года назад. Неужели ты думаешь, я ничем не занимался все это время? — усмехается.

— Понятия не имею, Слав, — отвечаю честно.

Парень выпрямляется и подходит ко мне. Между нами несколько метров, и он не спешит сократить расстояние.

— После того, как я вышел, не стал возвращаться домой. Подсознательно был страх, что все вернется на круги своя, поэтому я остался за границей. Познакомился с крутым чуваком, и он рассказал мне о своей идее модной кофейни. Я вложился в этот бизнес, и он начал расти как на дрожжах. К нам приходили люди и покупали франшизы. Дела пошли в гору. Но через некоторое время я понял, что устал на чужбине, среди неискренних улыбок и картонной еды. Соскучился по родным. Продал свою долю партнеры, вернулся сюда, купил эту квартиру. Вот и все. Ничего необычного и сверхъестественного.

Слава начинает тереть покрасневшие глаза. Вообще, он выглядит дико уставшим, и отчасти в этом и моя вина — ведь он мог спокойно поехать домой сразу после прилета, а не тащиться за мной. Кстати, об этом.

— Я должна еще раз поблагодарить тебя, за то, что ты оказался рядом в нужное время, — говорю с чистой душой.

— Жаль, что только сейчас, да? — голос печальный.

— Да, — не вижу смысла врать и продолжаю после паузы: — Мне бы не хотелось, чтобы твоя семья видела меня такой. Хотя они наверняка и без этого полагают, что я какая-то сумасшедшая, вечно сбегающая куда-то неврастеничка.

— Брось, ничего подобного они не думают. А даже если и думают, это тебя не должно волновать.

— Хорошо, что ты приехал, — говорю тихо и вымученно улыбаюсь.

— Я ведь обещал, — пожимает плечами, но от меня не укрывается его напряжение.

— Что ж, тогда я приступаю к готовке? — хлопаю в ладоши.

— Ты не против, если я приму душ?

— Конечно.

Волков уходит, а я начинаю хозяйничать на кухне. Вся посуда новая, на некоторой даже остались наклейки. Вряд ли кастрюли с тарелками Слава выбирал сам.

Ну давай, Артемьева, поревнуй тут еще. Мало тебе тревог, хочешь добавить больше? Или сцену ему закатить хочешь на тему того, кто купил посуду? А покупала посуду женщина — совершенно точно, так как все продумано. Мужик просто купил бы одну кастрюлю, одну сковородку и пару тарелок.

Трясу головой, прогоняя морок, и отвариваю макароны, параллельно обжариваю фарш с овощами, соединяю это все, заливаю специальным соусом. Слава выходит из душа в свежей домашней одежде, с мокрыми волосами:

— Я сейчас умру от этих ароматов! — ведет носом и блаженно прикрывает глаза.

— Садись, все готово, — улыбаюсь.

Слава ест с огромным аппетитом. Обжигает язык, но не может остановиться, при этом постоянно стонет и нахваливает мою готовку. Внутренне ликую, как и любая женщина, труды которой оказываются оценены.

— Я ничего вкуснее не ел в своей жизни.

— Брось, — отмахиваюсь, хотя, безусловно, эта похвала — как сироп в уши, — обычная простая еда, никаких изысков.

— Даже не спорь, — обрывает меня.

Слава встает, забирает наши пустые тарелки и отправляет их в посудомойку.

— Чай, кофе? Вина нет, даже не проси, — усмехается.

— Чай. Если ты шутишь на эту тему, значит это хороший знак? — спрашиваю неуверенно.

Волков начинает хохотать, и я улыбаюсь, радуясь такой реакции.

— Есть несколько стадий этой зависимости. Моя семья вовремя забила тревогу, поэтому я не успел пробить дно. У меня нет тяги выпить, если в компании распивают алкоголь. Я абсолютно спокойно прохожу мимо полок со спиртным в супермаркете. Только однажды, впервые за пять лет, я хотел напиться.

— Когда я тебе открыла правду?

— Да, — кивает.

Слава ставит передо мной пузатую кружку. Себе наливает кофе.

— Может, не стоит пить кофе? — говорю неуверенно и указываю подбородком на кружку. — У тебя глаза красные и слипаются. Ложись спать. Отдохни, а я поеду домой.

Поднимает на меня темный взгляд, смотрит пронизывающе:

— Останься.

Моргаю, пытаясь понять, не послышалось ли мне.

— Соня уехала с твоим вещами, а у меня места на десятерых хватит. Или тебя где-то ждут? — спрашивает севшим голосом.

— Нет, — отвечаю тихо. — Меня никто не ждет.

Обещанная история Ромы и Аделии "Ты меня никогда не любил".

https://litnet.com/shrt/glP6
Роман про нелюбимую жену и мужа, который распознал любовь слишком поздно
Кусь:
— Скажи, ты хоть когда-нибудь меня любил? — как же жалко дрожит мой голос.
Муж медленно встает, подходит ко мне. Заправляет прядь волос мне за ухо:
— У тебя все обязательно будет хорошо.
***
Брак по родительскому расчету обречен на крах.
Я смогла полюбить мужа, он меня — нет. Теперь мое любящее сердце, при виде любимого в объятиях другой, разрывается на части.
Мы развелись, но позже — как гром среди ясного неба: две полоски на тесте и новая жизнь.
Вопрос в том, нужен ли этот ребенок моему мужу, если не была нужна я?
• предательство
• развод
• жизнь сначала
• беременная героиня
• ХЭ

Глава 20. Я лишь тебя пригубила, а ты меня выпил до дна

Таня

— Выкладывай.

Черт, а я так надеялась избежать допроса.

— Просто ответь на вопрос, — Слава не сдается. — Ты на всех детей так реагируешь или только на детей своих знакомых?

Сглатываю. Вот так неожиданно моя тайна, которую я хранила за семью печатями, раскрылась и показалась в наиболее неприглядной форме в самое для этого неподходящее время.

— Так как, Тань? — Волков сидит напротив и крутит в руках пустую чашку.

— У тебя есть сигареты?

Недовольно поджимает губы. Видно, что ему не хочется давать мне пачку, но понимает, что никакого права он не имеет на протест или высказывание недовольства. Мораль, впрочем, читать мне тоже поздно.

Знаю, что дрянь все это. Знаю, что надо бросать. И брошу, обязательно брошу, когда сама захочу.

Слава молча подходит к кухонному шкафу, достает сигареты и протягивает мне. Включает вытяжку на полную мощь. Подкуривает мне, затягивается сам.

Рассматриваем друг друга, как два цирковых урода. Он — ломаный зависимостью, я — пожинающая плоды своих решений, увязнувшая в трясине страхов и триггеров. Нормальными нас можно назвать с натяжкой. С о-о-очень сильной натяжкой.

— Чем меньше ребенок, тем хуже, — выдыхаю дым и тушу окурок.

Тянусь за второй. Слава жадно следит за каждым моим движением.

— Поэтому, когда я приехал со Златой, ты вела себя спокойно.

Качаю головой.

— Не совсем так. Мне было сложно, но с годами я научилась более-менее с этим бороться. Я долгое время работала с психологом, но в какой-то момент у меня к нему упал уровень доверия.

— Почему? — спрашивает настороженно.

— Врачебная этика не приветствует связь с пациенткой, но его это не остановило. Настойчивые зазывания на свидания привели к тому, что мне пришлось отказаться от его услуг.

— Он принуждал тебя к чему-то? — голос хриплый, во взгляде злость.

— Что? Нет! — качаю головой. — Ощутимых границ он не переходил, но о дальнейших сессиях речи быть не могло.

— Получается, с проблемой ты не разобралась, — кивает своим мыслям. — Я могу тебе чем-то помочь?

— Чем? — насмешливо хмыкаю.

— Не знаю, — пожимает плечами. — Я ведь катализатор твоих тревог и триггеров.

— И что ты предлагаешь? Высказать тебе весь накопившийся негатив? Переложить ответственность? В вопросе решение принимала я, хотя твоя вина тоже присутствует. Но не ты дьявол в этой истории.

— А кто? — спрашивает серьезно. — Ты? Нет, рыжая, даже не смей считать себя виноватой.

Забирает у меня окурок, тушит. Притягивает к себе, целует в волосы. У меня даже мыслей нет о сопротивлении. Глупое сердце думает, что только Слава может спасти, провести через темный лабиринт страхов и вывести на свет. Если бы все было так просто…

— Я придумаю, Тань. Я обязательно придумаю, как помочь тебе.

Мне бы обидеться, взбрыкнуть и напомнить, что я, вообще-то, не какая-то немощная. Но мне нужна помощь. Не психологическая, хотя и она тоже. Мне нужно тепло, друг рядом, плечо, на которое можно опереться.

Вопрос в другом: можно ли положиться на Волкова? Он изменился, безусловно. Стал взрослым, цельным, дельным. Уверенно идущим вперед.

— Сомневаюсь, что мне можно помочь, — честно говорю я.

— Посмотрим, — он не обещает мне радугу и место на мягком облачке.

В конце концов, он просто-напросто человек. Человек, который когда-то ошибся и теперь точно так же, как и я, разгребает завалы неправильных решений.

— Пять лет живу с вопросом, могла ли я выгрести? У меня не было работы, собственного жилья, своих денег. Но, в конце концов, можно было оказаться более упертой, через суд и признание отцовства стребовать с тебя алименты на содержание ребенка. Но я выбрала иной путь.

— Хватит, — обрывает резко и прижимает сильнее к себе. — К чему ты возвращаешься туда? Разве это решит хоть что-то? Прошлое вместе с нашим ребенком осталось там. Смотри вперед, ведь каждый раз, погружаясь в события давно минувших дней, ты теряешь что-то в своем настоящем.

С трудом сглатываю.

— Я тоже думаю о нем, — неожиданно говорит, и я поднимаю лицо.

Глава Славы красные, на мокром месте.

— Каждый день, едва я открываю глаза — я буду думать о нем. Я никогда его не забуду, но, Тань… у нас, у тебя, у меня, есть будущее.

Волков подхватывает меня на руки и уносит в отдельную комнату. Я не рассматриваю ее, лишь понимаю, что это спальня. Слава укладывает меня на кровать и ложится рядом со мной.

Лежим в одежде. Никакого намека на интим, но у меня все внутри переворачивается от этого момента настоящей близости, неизведанной нами ранее. Слава крепко держит меня в своих руках, а я обнимаю его руки.

— Я тоже люблю его, — говорит едва слышно, и я закрываю глаза.

Слезы скатываются по щекам, а руки прижимают теснее. Засыпаем в обнимку, как старые супруги.

Глава 21. Слезы еле держу

Таня

Трясусь в автобусе два часа. Решение уехать за город к маме и бабушке кажется правильным. Я давно обещаю им приехать, откладывать поездку становится уже неприличным. Мама расстроится и просто вынесет мне мозг. Или приедет в город и останется в квартире, что еще хуже!

С годами нам с ней сложнее стало уживаться друг с другом. На даче еще терпимо, там хотя бы бабушка, а вот в городе будет самая настоящая пытка. Знаю, что нельзя так говорить. Все-таки она мама — но, черт возьми! Порой она бывает совершенно, просто совершенно невыносима.

От автовокзала иду пешком. Далековато до дома, в котором живут мама с бабушкой, но такси в маленьком поселке — настоящая роскошь, да и ждать его будешь дольше.

Еще даже не зайдя во двор, слышу звуки ругани. Вздыхаю. Добро пожаловать домой. Опускаю голову и толкаю калитку, без труда нахожу двух скандалисток.

— Привет, — вяло улыбаюсь и машу рукой маме с бабушкой, которые замирают с инструментами в руках.

— Нюшенька! — бабушка отставляет тяпку, смахивает с лица белесую прядь и подходит ко мне.

Несмотря на преклонный возраст, она хорошо сохранилась. Прижимает меня к себе и шепчет:

— Здравствуй, внученька, — в голосе нежность. — Совсем исхудала!

Окидывает мою фигуру недовольным взглядом и цыкает.

— Ну ничего, откормим. Были б кости, а мясо нарастет.

Улыбаюсь бабуле. Она у меня мировая женщина. У нее по-настоящему большое сердце. Когда я была маленькой, не могла понять, почему бабушка меня любит больше, чем мама. Разве так должно быть? В этом вопросе я так до сих пор и не разобралась.

— Привет, мам, — здороваюсь неуверенно.

Мама продолжает работать тяпкой, не глядя на нас.

— Привет, Тань, — отмахивается от меня.

Сглатываю и подхожу к ней. Неловко обнимаю за плечи и целую в холодную щеку. Она не обнимает меня в ответ, извиняющеся разводит руками, мол, грязная. Киваю — да-да, понимаю все.

Хотя я ни черта не понимаю. Хочется кричать о том, как мне не хватает ее тепла. Самую малость, немножечко тепла. Хотя бы разок. Простых объятий будет достаточно. Я много не заберу. Правда.

— Что ты там приволокла? — снова недовольна мной.

Она отворачивается, продолжая работать. Горло у меня перехватывает. Прокашливаюсь.

— Так, по мелочи: сыр, колбаса, соки.

— У бабушки диабет, нельзя ей соки, — поджимает губы, не глядя на меня.

— Они свежевыжатые, без сахара.

— Ясно. Хорошо, что приехала. Тут работы непочатый край. Завтра с утра начнем сажать перец. У бабушки рассада в этом году замечательная вышла, — говорит гордо.

Я такого гордого тона в свой адрес и не слышала никогда.

— Хорошо, — выдавливаю из себя.

Губы позорно трясутся, а руки дрожат. Тянутся к матери. Одергиваю себя. Как раз в это время из дома зовет бабушка, и я ухожу к ней.

— Садись-садись, — хлопочет вокруг меня.

Наливает суп, выкладывает домашние булочки.

— Ты кушай, мы с твоей матерью уже обедали. Хочешь настоечки? Она на ягодках, сладенькая. С прошлого года у меня осталась, — заговорщически.

— Давай, — улыбаюсь и кидаю взгляд в окно.

Мама продолжает работать тяпкой. Видимо, решила, что это важнее, чем мой приезд. А у меня колет, режет, жжет в груди. Болючая, зараза. Не вытравить ее, не вырезать, не убить.

Бабуля с громким «чпок» вытаскивает пробку и наливает мне полную рюмку.

— Давай-давай, остынет, — и подмигивает.

Быстро моргаю, сгоняя непрошеные слезы, и выпиваю. Разом опрокидываю в себя рюмку и выдыхаю.

— Хороша? — глаза загораются.

— Еще как! — внутри начинает согревать, и я даже улыбаюсь. Ну хоть что-то.

Пока я поедаю свой поздний обед, бабуля постоянно щебечет. Рассказывает о всех последних новостях, о политике, соседях и подругах. Слушаю ее голос и постепенно расслабляюсь, растягивая губы в улыбке. Вот теперь я дома. Хорошо-то как.

Бабушка окутывает теплом, как одеялом, грея мою задубевшую душу. Про меня не спрашивает: как-то не принято у нас, да и бабушка знает, что, когда я захочу, сама все расскажу.

Мама закончила на огороде, но так и не зашла в дом.

— Она к соседке, наверное, пошла. Та обещала поделиться семенами, — беспечно отмахивается бабуля, и я киваю.

Да-да, конечно. За семенами, ведь это очень важно. Семена — это хорошо.

— Ладно, иди отдыхать, бабуль! — выпроваживаю ту с кухни. — Я тут сама приберусь.

Бабушка, вместо того чтобы уйти, подходит ко мне и проводит руками по моей рыжей шевелюре. Я знаю, от кого у меня эти волосы. От моего непутевого отца. Мать в порыве злости даже кидала мне это в качестве претензии. Сама она всегда была светловолосой, как и бабуля.

— Ты прости ее, внученька, — просит жалостливо. — Она не ведает, что творит.

Зажмуриваюсь.

Бабушка целует тонкими губами мою щеку и уходит. Поднимаю веки и выпускаю из-под них горячие капли.

Глава 22. Всюду серые лица, а я уже успел влюбиться

Слава

— Дим, ты мне брат или где вообще? Кто, кроме тебя, поможет? — меня пробирает злость.

— Славян, я ж тебе вроде ясно донес: не знает Соня ничего.

Слышу возню на заднем фоне в телефонной трубке, которую прижимаю к уху, и тяну сигаретный дым.

— Дай мне, я поговорю с ним, — слышу голос Сони.

Снова шелест, и девушка брата говорит:

— Слав, привет!

— Привет. Порадуй меня чем-нибудь, — охота завыть в полный голос.

— Я правда не знаю, куда она поехала. Вернее, знаю, что к матери на дачу. А где находится эта самая дача — представления не имею, понимаешь? Вчера утром она забрала у меня телефон, попросила ее не терять. Сказала, что ей надо проветрить голову, да и с родными, как я поняла, она давно не виделась.

— Черт, — тру переносицу.

— Ты пробовал ей дозвониться? — в голосе Сони слышна досада.

— Конечно. И писал, и звонил. Абонент недоступен.

— Я не знаю чем тебе еще помочь, Слав. Правда, — тихий расстроенный вздох.

— Ладно, Сонь. Прости, что потревожил, и спасибо тебе. Дальше я сам.

— Удачи, Слав…

Отключаюсь.

После перелета меня вырубило совсем рано. Помню, около четырех часов дня мы уснули в обнимку. А проснулся в восемь утра я один. Она сбежала от меня. Позвонила с моего телефона подруге, отправилась к ней и забрала свои вещи. Теперь ее телефон недоступен, а в квартире пусто.

Меня не покидает стойкое ощущение потери. Уж больно неожиданно Таня исчезла. Мне дико не хватает рыжей. По сути, мы никто друг другу, но я не вижу своего будущего без нее. Сложно объяснить, как это работает и в какой момент тумблер перещелкнулся. Будь моя воля — я бы закинул ее к себе на плечо и закрыл в своей квартире. Есть что-то в том, как кавказские мужики воруют женщин, чтобы после жениться на них.

Сейчас бы мне не помешало нечто подобное, но с Таней так нельзя. У нас не тот случай, поэтому будь добр, Слава, вдохни пыль из-под колес и займи место на коврике в ожидании, когда вернется хозяйка.

Трясусь над ней, боясь вальсировать из стороны в сторону. В итоге же Таня просто исчезает. Пуф! И нет ее.

Из раздумий меня вырывает телефонный звонок. На экране фото отца.

— Слав, тебя ждать сегодня в офисе?

— Я планировал поработать из дома, но, если надо, подъеду.

— Подъедь уж. И вещи с собой возьми на пару дней. В короткую командировку смотаться надо будет.

— Снова на край света? — усмехаюсь.

— Нет, сын, — смеется. — Недалеко, по области.

Кидаю в сумку самое необходимое, с сомнением смотрю на свою Ламбу. Не знаю, куда запряжет отец, но чует мое сердце, моей спортивной тачке это не понравится.

— Владос, одолжи твой танк, а? — звоню брату.

— Ламбу дашь мне взамен погонять? — хмыкает он, довольный.

Стону в голос, а придурок ржет. Гоню к брату, меняемся тачками. В офис приезжаю ближе к обеду. Секретарша подрывается, хлопает глазками.

— Вячеслав Артурович, — говорит с придыханием, — вас ждут.

— Спасибо, — отвечаю как можно более отстраненно.

Поощрять не собираюсь, не хватало мне проблем со слухами в коллективе. Хотя всем тут уже известно, что сын хозяина взялся за несколько проектов, и я не впервые обращаю на себя любопытные женские взгляды.

С отцом сейчас кроме меня работают еще двое братьев — старшие Рома и Влад. Двое младших — Димка и Леха — не у дел. Вернее, у Димона своя компания, а Леха еще не дорос до чего-то серьезного.

— Привет, бать, — подхожу к отцу и жму руку. — Ты, как всегда, цветешь и пахнешь.

Восхваляю отца. Я многое ему должен. Если бы не они с матерью, бог знает, в какой канаве бы я разлагался сейчас.

— Ну хоть не нафталином?

— Скажешь тоже, — фыркаю и сажусь за стол. Батя возвращается на свое место и надевает очки.

— Это все твоя мама. Делает мне каждое утро такую бурду, видел бы ты! — секретарша приносит кофе, и я медленно отпиваю эспрессо. — Сельдерей, огурец, киви и еще какая-то хрень. Короче, выглядит это все так, будто толпу кузнечиков стошнило в мой стакан.

Кривится, а я начинаю кашлять. Из глаз брызгают слезы, и я ржу как идиот.

— Что? — невозмутимо продолжает отец. — Кстати, пить все это вполне сносно, — и дальше тише: — Главное, не смотреть.

Ну все. Ржу как дебил, и батя тоже растягивает губы в улыбке.

— Ты бы заезжал к нам почаще, — смягчается. — Мать скучает. Вы с Димкой на пару из гнезда улетели, а мы так-то не железные.

— Прости, бать… — голос срывается. — Исправлюсь.

Опускаю глаза.

Мне тридцать, и мне адски стыдно за свое прошлое. Раньше было стыдно перед семьей, за то, что они видели мою неприглядную сторону, но не отвернулись, а впряглись за меня, неудачника. За то, что я заставил их переживать и тревожиться. Теперь мне стыдно еще перед одной неуловимой рыжей. Но с ней как-то проще. Она смотрит другими глазами, без жалости. С ней можно говорить открыто и знать, что будешь услышан.

— Ты не один приезжай, сынок.

— В смысле? — вскидываю брови.

— Так мы на вечеринке у Дигай тоже были, если ты не забыл, — взгляд у отца лукавый. — Красивая девушка. Даже слишком красивая и эффектная для тебя.

— А у тебя везде глаза и уши, да? — улыбаюсь.

— Обижаешь, — хмыкает. — Но давай приступим к делу. Тебе еще в дорогу.

— Куда?

— Есть тут, в области, поселок небольшой. Мы подписались на благотворительную помощь местной больнице. Надо бы до официальной делегации сгонять туда, выведать, что им нужно, что в приоритете, а что может подождать. Оборудование, техника — в общем, собери все нужды. Прикинем план расходов и через месяц уже с официальными визитом съездим, — толкает мне папку с документами. — Вот тут все, что тебе надо знать. Люда забронировала тебе местную гостиницу, переночуешь, а завтра с утра поедешь в больничку. Персонал предупрежден.

— Понял тебя, бать. Все сделаю в лучшем виде.

Перспектива ехать в какую-то глушь, конечно, не прельщает. Но что поделать, работа есть работа.

Глава 23. Я приду, когда зацветет весна

Слава

Заезжаю по дороге на заправку и заливаю полный бак, покупаю в дорогу кофе и сигареты. Звоню рыжей, но у нее все по-старому: абонент недоступен. Ладно. Будем разбираться с этим чуть позже.

Дорога проходит быстро, и последние двадцать километров я еду по бездорожью, мысленно радуясь тому, что додумался сменить тачку, потому что моя завязла бы в первой же луже.

Навигатор приводит в поселок. Обычный такой, среднестатистический населенный пункт в глубинке. Паркуюсь возле гостиницы. У стойки администратора подвергаюсь мини-допросу женщины неопределенного возраста. Отвечаю ей односложно, не вдаваясь в подробности, и получаю ключи. Заселяюсь. Номер простой, но я здесь не для оценки фешенебельности этого места.

Валюсь на скрипучую кровать и вытягиваю ноги. Беру в руки телефон, собираясь снова набрать номер Татьяны, но меня удивляет полное отсутствие связи. Как идиот, трясу телефон, будто от этого появится хоть одно деление.

Нормально.

И че делать-то дальше?!

С кровати поднимает не только это, но еще и голод. Я с утра не ел, стакан кофе в дороге не в счет. Смотрю на время — четыре вечера. Жрать охота, сил нет.

Вытаскиваю себя из номера и нахожу администратора. Та с упоением смотрит какой-то турецкий сериал, в котором все рыдают. Закатываю глаза.

— Тебе чего, касатик? — подмигивает мне.

— Любовь Владимировна, — читаю на ее бейджике, — мне б поесть. Есть у вас тут какое-нибудь заведение, где можно подкрепиться?

— А-а, так это тебе в столовую надо, — достает пакет семечек.

Да ну ладно! Серьезно?

— Как выйдешь из гостиницы, ступай направо, четыре квартала. Не пропустишь. Только ты бы поспешил, они через полчаса закрываются.

Машинально смотрю на часы. Шестнадцать тридцать. Некоторые заведения в нашем городе только открываются в это время. Но мы не в городе, а голод никуда не денется.

Благодарю чудесного администратора, которая потеряла ко мне всякий интерес и уже с упоением следит за турками, и отправляюсь на улицу. А тут красота. Еще нет летней духоты, но и весна ощущается все меньше и меньше. В воздухе пахнет сиренью.

Иду по ломаному тротуару вдоль улицы и торможу возле большого куста с мелкими фиолетовыми цветочками. Втягиваю носом воздух и улыбаюсь. Ноги сами несут меня ближе. Помню, в детстве мы с пацанами высматривали цветки с пятью лепестками. На счастье.

Верчу, перебираю пучки, пока не нахожу то, что ищу. Срываю маленький цветок и иду дальше по улице, на автомате кручу его в руках. Останавливаюсь. Замираю на секунду, проговаривая свое желание, и закидываю в рот цветок, разжевывая его. На языке растекается горечь, а я, как придурок, начинаю тихо посмеиваться.

Совсем ку-ку, Волков. Тебе тридцатник! Тридцатник, а ты все ждешь, что счастье придет к тебе, и перекладываешь ответственность за это на какой-то микроскопический цветок?!

Нет уж, на цветы нынче надежды нет никакой. Все только своими руками тянуть надо. Так и только так.

Дохожу до приметного здания, которое видало виды еще лет тридцать назад. Под крышей висит свежеокрашенная вывеска: «Столовая». Дергаю ручку и вхожу внутрь. Меня встречают пустые прилавки. Оглядываюсь по сторонам.

— Есть кто? — выкрикиваю.

С минуту не происходит ничего, но потом выныривает необъятная женщина с фиолетовыми волосами и химией на голове:

— Тебе чего, мил человек?

— Здравствуйте. Мне б покушать, — вздох.

Понимаю, что еда мне тут сегодня вряд ли обломится.

— Ох ты ж, батюшки! — причитает она, взмахивает руками, — ты не местный, да?

Киваю.

— Я убрала уже все, — разводит руками.

— Может, осталось чего? — спрашиваю с надеждой. — Я и холодное поем.

Выходит из подсобки и заламывает руки.

— Так съели все, а заранее мы не готовим. Ты прости, парень, у моего благоверного день рождения сегодня. А так я б сварганила по-быстрому чего.

— Ладно, — отмахиваюсь.

Не подохну. Продуктовый найду, булку какую куплю.

— Ты это, завтра приходи, часам к восьми утра! Я тебе поляну накрою — на два дня наешься, — подмигивает мне заговорщически.

— Спасибо, — улыбаюсь и прощаюсь.

Ну вот, теперь еще хуже. Все мысли только о том, что завтра я смогу обожраться до отвала. А сегодня что? Во рту образуется слюна, но я проталкиваю ее внутрь.

Сажусь на лавочку возле столовой и закуриваю. Выдыхаю дым в воздух. Перед глазам на вертеле крутится запеченная курочка с красивой корочкой, я, кажется, даже чувствую ее запах.

Уже собираюсь встать и направиться на поиски продуктового, когда вижу боковым зрением, как кто-то спотыкается и падает, роняя на землю пакеты. Подбегаю.

Девушка. Голова и лицо скрыты бейсболкой. Разорванные пакеты валяются на земле, из них выпали продукты. Присаживаюсь на корточки.

— Вы в порядке? — трогаю девушку за плечо.

Замираю. Мои руки движутся быстрее мыслей. Они аккуратно стягивают с девушки кепку, рассыпая рыжие волосы по плечам.

— Морковка? — шокированно открываю рот.

— Привет, — закусывает губу.

Глава 24. Как он улыбается

Таня

— Ба! Давай забабахаем вергунов?! — потираю руки.

— Запросто! — бабуля хлопает в ладоши.

Она начинает собирать продукты. Выставляет все на стол, потирает задумчиво подбородок.

— Кефира нет.

— Так я схожу сейчас! — подпрыгиваю.

Настроение с утра превосходное. Мы втроем даже позавтракали нормально, без третирования со стороны мамы. Зато после завтрака она сразу сбежала — якобы нужно заняться клумбами. А я что? Пусть занимается…

Правда, там делать нечего, но ладно. Видимо, найдет чем заняться. Лишь бы меня не видеть.

Переодеваюсь в джинсы и темную футболку. Натягиваю кепку, собирая под нее волосы.

— И муки купи! — вдогонку.

— Хорошо!

Перепрыгивая через кочки, спешу по дороге, изредка отходя в сторону и пропуская машины. Тротуара в этом месте нет и не предвидится никогда уже.

В магазине иду в разнос: скупаю все, что попадается на глаза. Когда-то я читала, что человек, склонный к импульсивным покупкам, просто заполняет таким образом дыры в своей жизни.

А у меня не дыры, а самое настоящее решето. Куда ни глянь — везде сквозняк гуляет.

— О, Танюха! — верещит попастая Светка, стоя у кассы.

Она моя ровесница. В детстве я часто жила у бабули, все лето проводила у нее, поэтому знаю много девчонок отсюда, ведь мы достаточно времени проводили вместе. Когда были маленькие, играли в игрушки, став постарше, собирались на берегу пруда, купались, жгли костры.

— Приветик, Свет, — обнимаю пухленькую подругу.

— Ты к Львовне приехала?

— Ага, — отвечаю беспечно. — И к маме. Она же теперь тут живет.

— Точно! Все взяла? — кивает на корзинку. — Давай посчитаю?

Трещим с ней, на душе становится прямо совсем хорошо-хорошо. Узелки медленно развязываются, позволяя дыханию выровняться. Когда магазин наполняется недовольными посетителями, прерываем разговор и прощаемся.

Перехватив тяжелые пакеты, направляюсь в сторону дома. Не сразу замечаю знакомую фигуру, сидящую возле закрытой столовой. Замедляюсь и перестаю смотреть под ноги, разглядывая курящего Волкова.

Как он тут очутился? Несмотря на то, что он до мозга костей городской житель, уж больно органично вписывается в антураж деревни. Синие джинсы, обтягивающие крепкие бедра, и светлая футболка, которая вот совсем не скрывает сильную накачанную спину и широкие руки. Волосы взъерошены, в глазах тоска.

Курит, щурится, разглядывая что-то в небе, а я не могу перестать разглядывать его. Ноги несут меня сами собой, пока я не спотыкаюсь о маленькую коряжку и не падаю на коленки.

Содержимое пакетов рассыпается, а Слава спешит ко мне. Трусливо опускаю голову ниже. Его руки ползут вверх по моей руке и снимают кепку. Волосы падают вниз, обрамляя лицо, и я поднимаю глаза.

— Морковка? — шокированно открывает рот.

— Привет, — закусываю губу.

— Как ты тут очутилась? — его рот растягивается в такой лучезарной улыбке, что мне приходится сдерживать порыв, чтобы не улыбнуться в ответ.

— Приехала к бабушке и маме, — поясняю, по-прежнему стоя на коленях. — А ты что тут делаешь?

— А я по работе, — глаза бегают по моему телу.

Слава качает головой и подхватывает меня на руки одновременно с моим тихим «Ой!».

— Ты чего это? — спрашиваю удивленно.

— У тебя кровь, — хмурится он и устраивает меня на лавочку, где только что сидел.

Присаживается передо мной на корточки и берет мою ногу. Вытягивает ее, а я шиплю и смотрю на порванную штанину и выступившую кровь.

— Вот черт, — вздыхаю.

Отправляясь сюда, я взяла совсем немного одежды, так что переодеться мне особо не во что.

— Надо бы обработать, — рассматривает царапину.

— Пустяки, — отмахиваюсь. — Сейчас к бабушке приду и промою.

— Я помогу тебе, — подрывается и начинает собирать рассыпавшиеся продукты в пакеты.

— Не стоит! — сопротивляюсь.

— Не начинай, а то и тебя на руках понесу, — шикает и поднимает пакеты. — Показывай, куда идти.

Поднимаюсь и иду в сторону дома бабули.

— А ты надолго тут?

— На несколько дней. Компания отца занимается благотворительностью, и вашей больнице выделены средства. Мне нужно оценить масштабы и учесть потребности до официальной комиссии.

— Оу, — вскидываю брови, осознавая, что он реально не ко мне сюда ехал.

— Я искал тебя, — признается и косится на мое лицо.

А у меня в груди глупое сердце с удвоенной силой начинает бить в ребра.

— Я не сбегала, — спешно отвечаю.

— Ну да, — хмыкает неверяще.

Сбегала, конечно, чего уж тут.

— Да, — главное, держать лицо во время лжи.

— А предупредить, что уезжаешь в дыру, где сети нет, никак?

— Значит, никак, — развожу руками.

— Ясно.

— Ну что ясно тебе? — нервничаю и останавливаюсь возле нужной калитки.

Слава только открывает рот, чтобы высказать мне все, что думает, но на помощь приходит моя спасительница.

— Нюшенька! — восклицает бабуля. — А я тебя заждалась уже. Думаю, случилось ли что? Тебя долго не было. Ой, а это что за молодой человек?

Только открываю рот, чтобы сказать, что молодому человеку уже пора, но он опережает:

— Вячеслав! — перекладывает пакеты в одну руку и протягивает другую для рукопожатия. — Я знакомый Тани, из города.

— Во как! — бабуля удивляется и жмет руку в ответ. — Меня Маргарита Львовна звать. Что это мы у порога стоим? Заходи Славочка, заходи. Заноси пакеты в дом.

Смотрю на все со стороны. Слава уходит за бабулей, только машет мне рукой — мол, чего застыла? Догоняй! И я, прихрамывая, спешу за ними.

Глава 25. Я просто идиот, что не забрал тебя сразу

Таня

— А что это у вас такое? — глаза Славы загораются.

— Да пирожки вчерашние, — бабуля отмахивается, но замечает взгляд Волкова.

Тот за малым не облизывается.

— Голодный? — понимающе спрашивает она.

Вместо ответа по кухне разносится звук урчания живота, а Волков разводит в сторону руки — мол, все ясно и без слов.

— Ну-ка давай за стол! Нюшенька, неси из подвала огурчики!

Бабушка такая бабушка. Ей лишь бы накормить голодных и страждущих.

— Я принесу! — вызывается Волков. — Таня упала.

— Упала? — бабушка сканирует взглядом мое тело.

— Да я споткнулась, — беспечно отмахиваюсь.

Ухожу в сторону подвала, Слава шагает за мной. Возле люка останавливаемся, и он неожиданно растягивает губы в широченной улыбке:

— Нюшенька? — произносит с придыханием.

— Даже не вздумай! — шикаю на него.

Слава закатывает глаза и стонет:

— М-м-м! Такой облом.

— Лезь, — указываю пальцем вниз.

Волков бросает на меня странный взгляд и исчезает под полом. Выставляет баночку с огурцами, вылезает.

— Ты иди к бабушке, а я обработаю рану и вернусь.

— Беги, — подталкивает меня.

Разворачиваюсь, ухожу. В дверях замираю и оборачиваюсь:

— Слав… — Парень поднимает глаза. — Ни слова…

Качаю головой. Он понимает, серьезнеет и кивает в ответ. В ванной с шипением снимаю джинсы, промываю, засыпаю рану банеоцином, натягиваю легкие шорты.

Возвращаюсь на кухню, а тут мама…

— Мам, — удивленно зову ее.

Я не видела ее с утра.

— О, Татьяна, — окидывает меня испытывающим взглядом.

Поджимает губы, видя, во что я одета. Извините, бальное платье оставила дома.

— Познакомились? — стараюсь говорить спокойно.

Волков активно кивает, не переставая жевать. Ест он, конечно… голодного мужика за версту видно. Бабушкины пюрешка и котлетки улетают на раз-два. Бабуля счастливо сидит перед Славой, подперев рукой голову, наблюдает, как он ест. Мама важничает, спину выпрямила, в меня глазами стреляет, чтобы я подошла и села рядом с гостем.

Я прохожу мимо, подхватываю со стола яблоко, распахиваю окно, сажусь на подоконник.

— Может, наливочки? — бабуля потирает руки.

— Нет, спасибо. Я не пью, — быстро отвечает Слава.

— Чего так? — щурится она.

С замиранием сердца жду, что скажет Волков — соврет или нет.

— Нельзя мне, — Слава отвечает легко. — Зависимость.

— Алкоголик, что ли? — неверяще ахает бабуля.

— Он самый, — подтверждает Слава кивком. — Но это в прошлом.

От сердца отлегает. Неважно, какая правда и как больно она может сделать. Лучше так, чем ложь.

Мама сразу же хмурится, разглядывая гостя, а бабушка хлопает его по руке:

— Ничего, бывает. Некоторые живут с грехами посерьезнее, — смотрит на маму, та отворачивается.

Переплетаю пальцы: хоть бы не начали расспросы.

— Вячеслав, а вы тут какими судьбами? — не пронесло.

Маме нужно узнать все и прямо сейчас. Слава выдает маме и бабушке такую же версию, что и мне.

— За больницу давно пора взяться, — бабуля качает головой. — Оборудование на ладан дышит и ломается каждую неделю. Из области приезжают его ремонтировать каждый месяц. Реактивов не хватает, это я молчу про расходники: шприцы и капельницы. Персонал сам себе перчатки и маски покупает!

Негодует.

— Вы работаете там? — Слава спрашивает с пониманием.

— Господь с тобой! — бабуля смеется. — Десять лет уж как не работаю! Но, поверь, за это время не поменялось ни-че-го.

— Маргарита Львовна была заведующей терапевтическим отделением почти пятнадцать лет! — с гордостью произносит мама.

Интересно, что мне надо сделать, чтобы обо мне говорили с такой гордостью? Мысленно усмехаюсь, заранее зная ответ.

— У меня завтра встреча с главврачом — Еленой Николаевной.

— Ленка хороший главврач, — кивает. — Преемница моя. Добавить котлеток?

— Нет-нет, спасибо, — Слава машет руками. — Все было очень вкусно! Теперь я понимаю, у кого Таня научилась так вкусно готовить.

Упс.

По щекам ползут красные пятна, а бабуля заговорщически хихикает. Мама где-то… видимо, вспоминает рассаду.

— Откуда вы знаете друг друга?

Тишина. На этот вопрос честный ответ не подойдет. Тот самый случай, когда лучше приврать, иначе маман меня прямо тут сожрет с потрохами. Замираю, внутренне молясь, чтобы Слава не ляпнул ничего.

— Мы познакомились пять лет назад, в компании общего знакомого. После этого я уехал из страны и потерял связь с Таней, но сейчас вернулся и очень рад, что встретил ее снова. Ангелина Викторовна, ваша дочь чудесная, воспитанная и добрая девушка.

Слава говорит маме, и та оборачивается, смотрит на него, выдавливает из себя вежливую улыбку, лишенную даже толики тепла, и благодарно кивает.

Уговариваю себя перестать дрожать. Не реви. Не реви. Сжимаю зубы с такой силой, что они начинают скрипеть, благо этого никто не слышит.

— Наша Нюшенька — самая лучшая в мире девочка.

Меня затапливает теплом. Улыбаюсь бабушке, та дарит мне ответную улыбку. Слава наблюдает за всем со стороны.

Бабушка накрывает на стол, разливает чай, а я лезу в буфет за печеньем и вареньем. Хлипкая дверца слетает с петель.

— Вот черт! — шиплю.

Слава подходит со спины, и я замираю.

— Сломалась?

— Да вот…

— Сейчас починим.

Уходит за ножом, поддевает петли, сажает дверцу обратно.

— Славочка, — бабуля щебечет, — ты с замками дружишь? А то я на днях купила новый, хотела попросить Сергеича поменять, да он запил, гад.

— Несите замок. И инструменты, если есть, — подмигивает мне, довольный собой, а я закатываю глаза.

Хотя внутренне радуюсь тому, что он тут. Рядом. И мне почему-то легче, лучше. Все через жопу, все не так, как у нормальных людей, но, тем не менее — мне очень хорошо…

Слава задерживается у нас на несколько часов. Бабушка порхает. Мама в основном молчит, лишь буравит гостя взглядом. Мне стыдно за нее, как будто мы в каком-то зоопарке, а Волков обычный шимпанзе.

Глава 26. Мама, скажи, что похолодало, скажи, что по мне скучала

Слава

Не сказать, что у меня есть опыт знакомства с родителями или семьей своих пассий, но встреча с мамой и бабушкой Тани была… странной.

И если с прекрасной Маргаритой Львовной все ясно как божий день, то с матерью рыжей полнейшие непонятки. Может, Таня вообще удочеренная? Она не похожа на женщин своей семьи. Те светловолосые, Таня рыжая, как огонь. Да и комплекцией отличаются.

Ночью сплю как убитый, а поутру, в восемь часов, стою у дверей столовой. А что? Я человек простой: сказали — иди, ешь. Я иду и ем. После сытного завтрака прыгаю в тачку и еду в больничку. Тут меня уже ждут. Та самая Елена Николаевна, дама лет пятидесяти, и, очевидно, ее дочь — потому что вот тут сходство налицо.

Елена Николаевна не теряется и откровенно сватает мне свою Марию. Двадцатипятилетняя Мария рдеет от похвалы и стреляет глазками. Я вежливо киваю каждому восторженному слову, но напоминаю, зачем я вообще тут:

— Елена Николаевна, в чем первоочередно нуждается больница? Давайте начнем с самого критичного.

— А у нас все критичное, Вячеслав Артурович. Вот, например, аппарат МРТ сдох несколько месяцев назад, еще цветы прошлогодние цвели. Под замену, ремонту не подлежит. А кушетки вы видели в процедурной? Да и ремонт не помешал бы в половине палат…

И давай гонять меня по кабинетам. Работы непочатый край. Больничка и вправду нуждается в финансовой помощи. Делаю себе пометки. Надо как-то связаться с отцом, сообщить ему обо всем.

— Елена Николаевна, откуда можно позвонить?

— Так со стационарного. У нас вышка завалилась пару месяцев назад, а починить никак не могут. Ураган сильный был, так мы теперь, как древние люди — телеграммы друг другу шлем.

Сжимаю зубы, чтобы не ляпнуть дурость, о том, что Елена Николаевна наверняка реально когда-то отправляла эти самые телеграммы. Возраст все-таки…

— Можно сходить на холм, — Мария прикусывает губу. — Там ловит. Я покажу.

— Не надо! — слишком спешно.

Неловкая пауза разрывается криком какой-то медсестры:

— Елена Николаевна, там Львовну на скорой привезли! Подозрение на инфаркт!

— Да как же так! — взмахивает врач руками.

— Маргарита Львовна? — переспрашиваю я. — О ней речь?

— Вы знакомы? — спрашивает та на бегу.

— Вчера познакомились.

Забегаем в приемный покой, где лежит бабушка Тани, а рядом трясется девушка, причитая. Замираю в дверях.

— Все в порядке, ложная тревога, — констатирует врач, снимая перчатки.

— Ох и напугала ты нас, бабушка! — теперь уже рыжая хватается за сердце.

Непонятно, кого нас, потому что матери Тани здесь нет. Возвращаюсь в коридор и сажусь на лавочку. Через несколько минут из палаты выходит вполне себе бодрая Львовна под руку с Таней.

— Как вы? — подрываюсь с места.

— О, Славочка, и ты тут! — воркует. — Кризис миновал.

— Угу, — бурчит Татьяна, — у меня вообще подозрения насчет правдивости твоего приступа. Уж слишком все зрелищно было!

— Вот доживешь до моего возраста… — и подмигивает мне.

Ну дела… Давлю улыбку.

— Славочка, подвезете меня домой?

— С удовольствием! А вы не знаете, откуда позвонить можно?

— Вот высадишь меня и с Танюшкой на холм пройдетесь. — Коварная женщина Маргарита Львовна.

Оставляем бабушку дома и идем пешком по улице.

— Может, на машине?

— Не проедем, — рыжая уверенно шагает вперед. — Да и недалеко тут.

Покорно иду за ней.

— Тань, я в город сегодня еду. Поехали со мной?

Кусает губу, идет, не поднимая взгляда от земли. Ожидаю, что пошлет меня, но она удивляет:

— Вообще-то, мне уже пора возвращаться. Загостилась. Да и в рваных джинсах ехать не хочется. Если тебе не сложно, я бы с удовольствием поехала с тобой. Следующий автобус только завтра вечером.

— Отлично, — не верю своему счастью. — Тогда сейчас позвоним, и я через часик заеду, да?

— Угу, — обнимает себя.

Взбираемся наверх. Оглядываюсь. Засматриваюсь окружающей красотой. С небольшой вершины виден пруд, окруженный лесом, поле, усеянное мелкими цветами. Колоритно тут у них.

— Красиво, — втягиваю воздух.

— Еще как, — улыбается, разглядывая панораму деревни.

Достаю телефон и звоню бате, отчитываюсь.

Обратно идем в молчании. Таня немного сторонится меня, но я не настаиваю. Понял уже, что нахрапом нельзя. Тут надо аккуратно. Расходимся, обронив друг другу короткие фразы. Через час я приезжаю к дому Маргариты Львовны.

Из дома выходят женщины. Мама Тани отчитывает бабушку:

— Иди в дом, я сама провожу Татьяну. Мам, тебе отдыхать надо!

— В гробу отдохну!

— Бабуль, может послушаешь маму? — добавляет Таня жалобно.

Затем бросает короткий взгляд на маму, но та смотрит куда угодно, но не на дочь. У меня подгорает почему-то.

— Славочка, возьми, — бабушка протягивает пакет. — Там малинка, варенье и огурчики соленые.

— Спасибо, — с радостью принимаю дары.

— Пока, бабуль, — первой Таня тянется к бабушке, они крепко обнимаются.

Маргарита Львовна крестит на дорожку внучку. Следом Таня нерешительно, буквально на секунду, замирает, а после тянется к своей матери. Распахивает для нее объятия, целует в щеку. Ангелина Викторовна оставляет короткий, какой-то смазанный поцелуй и хлопает дочку по рукам, как бы говоря, что довольно объятий. Но Таня продолжает крепко обнимать ее.

— Ну все, хватит, — звучит как-то резко голос матери рыжей.

Отворачиваюсь. Не могу я на это смотреть. И влезть не могу — нельзя пока мне, не моя территория. Но как, блядь, на это можно равнодушно смотреть?!

Садимся в тачку. Трогаемся. Смотрю в зеркало заднего вида: бабушка крестит нашу отъезжающую машину. Фигуры матери не видно, я едва улавливаю ее спину, скрывающуюся во дворе.

Таня всхлипывает. Раз. Еще раз.

Господи, девочка, как боль твою забрать-то?! Нахожу ее руку и сжимаю ее.