Бывшие. Мой папа доктор

Глава 1

СОНЯ

Худшего сценария для встречи с бывшим просто не придумать.

На специально огороженной парковке возле частной клиники оставалось всего одно свободное место.

Я, естественно, не являясь сотрудником, вообще не имела права ставить туда свою “крыску”, но очень сильно опаздывала.

А пустовавшее место с надписью “Только для персонала” между роскошным седаном и блестящим черным спортивным автомобилем, будто только что сошедшим с конвейера, буквально притягивало меня.

В голове мелькнула мысль: «Ну, если меня поймают, скажу, что это экстренная медицинская ситуация. В конце концов, опоздание — это тоже своего рода кризис!» Прокручивая в голове все азы управления автомобилем, я наконец припарковалась. Слава тебе, Господи!

Открыла сумку, чтобы еще раз проверить, не забыла ли чего. Вроде нет. Поспешила выскочить наружу — под бодрый скрежет металла.

Нет, все-таки надо отработать навыки вождения с инструктором. Или пересесть на велосипед. Сегодня только второй раз выехала в люди. Думала, что готова водить сама: столько времени готовилась, зубрила правила дорожного движения… И вот — оказия.

Сажусь обратно в машину. Руки дрожат, но я стараюсь сделать вид, что всё под контролем. Радуюсь — глупо, по-детски — что рядом нет тех самых мужчин-водителей, которые только и ждут повода посмеяться. Знаете таких? А нет… Есть. Сидит в своём, теперь уже не идеальном, седане. И, конечно, замечает меня.

— Сейчас наслушаюсь, — бормочу себе под нос. — «Че, права купила, а ездить не купила?»

Ой! Он… знает меня? Понимаю это по тому, как он вздрагивает.

А я его?.. В животе тяжелеет, будто туда опустили камень. Встречаю его взгляд — тёмный, колючий, до боли знакомый. Воздух застревает в горле. Словно кто-то невидимый сжимает его стальными пальцами. Сердце бьется где-то у самых ребер, гулко, без разбега — как будто пытается вырваться наружу, устроив марафон без моего согласия.

Встреча — нежданная, негаданная. Конечно же, как всегда, в самый неподходящий момент. Никаких предупреждений. Никакой подготовки.

Интересно, когда Мальцев успел переехать в Москву? Варианта всего два: либо он теперь работает здесь врачом, либо — как и я — решил нарушить правила. Но нарушать правила — это не про Егора Мальцева. Егор и нарушение — как вода и масло: просто не смешиваются.

Так. Спокойно, Соня. Главное — не паниковать, — убеждаю себя мысленно, хотя сердце уже устраивает танцевальный баттл с моими нервами. Вдох-выдох, Соня. Ты просто встретила старого знакомого. Что может пойти не так?

Ну, кроме всего. Ты справишься, Соня! Просто представь, что это очередной эпизод комедийного сериала, где ты — главная героиня. И всё обязательно будет хорошо.

Трижды выдыхаю, и выхожу из машины. Протискиваюсь в узкое пространство между нашими автомобилями, стараясь не задеть боковые зеркала, и одаряю Мальцева лучезарной улыбкой.

— Привет, — произношу беззаботно, будто мы встретились на пикнике, а не на парковке после столкновения. — Как делишки?

Мальцев, кажется, слегка ошарашен моим появлением и этой самой улыбкой. Наверное, думает, что я сошла с ума Но я продолжаю улыбаться — шире, чем нужно.

Он тоже выходит из автомобиля, нервно захлопывает дверь. Резкое, четкое движение — прямо в его духе. Всегда категоричный. Он даже дверь холодильника так закрывает, — вспоминаю и едва удерживаюсь от смеха.

Конечно, он выглядит так, будто только что сошел с обложки журнала, а я — будто выбежала из горящего здания.

— Захарова, — только и произносит он, словно этим все сказано. Ну да, как в старые добрые времена…

— А ты тут работаешь? — спрашиваю, стараясь выглядеть максимально невинно.

— Допустим, — отвечает он холодно, будто это секрет государственной важности. — А ты?

— О, я здесь совершенно случайно, — говорю, переминаясь с ноги на ногу. — Аллергический насморк.

— Насморк, говоришь? — пытается понять, шучу я или нет.

Кажется, мы оба понимаем, что это полная чушь. Но что мне остается? Три года назад я мечтала о нашем будущем — хоть роман и вспыхнул внезапно. Я и правда представляла жизнь рядом с этим мужчиной… пока он однажды не оттолкнул меня — грубо, холодно, без объяснений.

Теперь это столкновение выкапывает все, что я так тщательно закапывала. Чувства, воспоминания, горечь, надежду — все разом. Почти забыла. Почти.

— Так что, — продолжаю, стараясь звучать легко. — Как тебе Москва? Привык к пробкам и бесконечным очередям?

— Меня заждались, — отвечает он, демонстративно переводя взгляд на часы.

Он ясно дает понять — не хочет иметь со мной ничего общего. Как у него получается? Быть таким! Таким чужим — после всех тех счастливых моментов между нами? Наш роман и правда ничего для него не значит? Похоже, да. Этот сноб даже минуты своего драгоценного времени на меня тратить не желает.

А ты чего ожидала, Соня? Пора признать: даже сейчас ты не вписана в его расписание.

— Понимаю, — говорю, натянуто улыбаясь.

Мой взгляд цепляется за его сильное, загорелое запястье, чуть виднеющееся из-под манжеты свежей черной рубашки. Эти руки когда-то держали меня — уверенно, нежно, будто я была чем-то важным. А теперь они, видимо, заняты другим. Может, он обнимает не только свои отчеты и графики, а еще и красивеньких блондинок где-нибудь на пляже…

Было странно ощущать, как в теле снова просыпается жизнь — теплая, пульсирующая, упрямая. Кровь будто оттаивает после трех лет глубокой заморозки.

Ну вот, Захарова, кажется, ты снова жива.

Когда-то Мальцев просто ушел. Без объяснений. Без слова. Понимал ли он, сколько боли оставил после себя? Понимал ли, через что мне пришлось пройти?

Иногда я думаю: может, когда-нибудь наберусь храбрости и расскажу ему о том решении, которое изменила мою жизнь.

А потом спрашиваю себя — зачем? Разве этот холодный, чужой мужчина поймет, каково это — остаться одной, с растущим животом и страхом вместо опоры? Я не была готова стать матерью-одиночкой. Да и кто вообще готов?

Глава 2

ЕГОР

— Ты здорово вмяла мне дверь, — говорю, хотя Захарова вряд ли вообще обращает внимание на мои слова. Наверное, думает, что машины сами восстанавливаются, как в видеоиграх.

Эта девица, выросшая и воспитанная в семье богачей, не представляет, как тяжело людям приходится зарабатывать то, что для нее — само собой разумеющееся. Ей никогда не приходилось считать каждую копейку, откладывать на черный день или выбирать между покупкой еды и оплатой счетов.

Она не знает, что значит просыпаться с мыслью о том, как прожить ещё один день, когда в кармане пусто. Для нее мир — это место изобилия и возможностей, где желания исполняются по щелчку пальцев. Она просто не понимает, что для многих жизнь — это не праздник, а постоянная борьба за выживание, где каждый день приносит новые испытания и усталость, от которых не спрятаться.

Три года, прошедшие с тех пор, как мы виделись в последний раз, ничего не меняют. Огромная пропасть жизненного опыта разделяла нас тогда — и разделяет сейчас. Я уверен: она все еще остается избалованным, богатым ребенком, который считает, что жизнь — это бесконечная череда вечеринок и развлечений, где единственная забота — выбрать, на какое мероприятие пойти вечером.

А я, напротив, каждый божий день вижу человеческие страдания и боль. Я знаю, что такое настоящие трудности и испытания. Для меня жизнь — не просто череда событий, а постоянная борьба за справедливость и помощь тем, кто в ней нуждается.

Эти различия делают наши миры совершенно несовместимыми. Захарова живет в мире роскоши и легкости, где проблемы решаются деньгами и связями. Я же — в мире, где каждое действие имеет значение, где каждое решение может спасти или погубить чью-то жизнь.

И хотя мы оба часть одного общества, наши пути по-настоящему так и не пересекаются.

— Ты называешь это вмятиной? — она эротично наклоняется, чтобы рассмотреть дверцу машины.

Не взглянуть на ее великолепную маленькую попку было непросто. Не важно, что на ней надето — Захарова всегда выглядит так, словно только что сошла с подиума. Ее бедра обтягивают узкие белые брюки, подчеркивающие плавные линии длинных ног. Туфли — на до нелепости высоком каблуке. Но даже с этими башнями на ногах я все равно могу смотреть на нее сверху вниз.

— Да, я называю это вмятиной, — отвечаю, пытаясь сдержать раздражение.

— Царапина.

— Это не просто царапина.

Она качает головой.

— Ну, если это вмятина, то я — королева Англии, — произносит с усмешкой. — Ты слишком драматизируешь, Мальцев.

Вздыхаю. Для нее это просто мелочь, не стоящая внимания. Но для меня — очередное доказательство ее беззаботного отношения к жизни и к вещам, которые для других имеют значение.

— Это всего лишь крошечный след. Но если ты настаиваешь, я заплачу за ремонт.

— Ты имеешь в виду, папочка заплатит? — спрашиваю, хотя и прекрасно знаю ответ.

— Если тебе так интересно, я сама зарабатываю деньги, — высокомерно произносит она, чуть приподнимая подбородок.

— За шопинг с подружками теперь платят деньги? — язвительно интересуюсь, скрестив руки на груди.

— Нет, я работаю на себя, — прищуривает голубые глаза, а губы сжимаются в тонкую прямую линию.

— Впечатляет, — стараюсь не усмехнуться. Это никак не вяжется с моим представлением о ней — недалекой, избалованной выскочке, которая прыгнула ко мне в постель лишь для того, чтобы продемонстрировать богатому папаше свою бунтарскую натуру. — Ладно, проехали. Мне нужно попасть на встречу.

— Это твой первый день в этой клинике?

— Да.

Захарова хмурится, и на ее гладком лбу появляются тонкие морщины.

В прошлом наш страстный роман длился недолго — до тех пор, пока не вмешался ее отец, Захаров Лев Дмитриевич. Уважаемый человек среди воров и уголовников, он доходчиво объяснил мне, что со мной станет, если я не прекращу крутить любовь с его «любимой доченькой». Я, всегда осторожный и сдержанный, позволил себе плениться красотой и чувствительностью человека, который видел во мне лишь средство для достижения своих незрелых целей. Тогда у меня был выбор: уехать из родного города или остаться и наблюдать, как рушится моя жизнь и карьера начинающего хирурга.

— Как мне с тобой связаться? — спрашивает она тем мягким, но настойчивым тоном, каким продавцы предлагают то, что тебе совершенно не нужно.

— По поводу?

— По поводу этой вмятины, которую можно увидеть только через лупу.

— Через залу... Ай, короче, забудь об этом.

— Мальцев, я настаиваю, — достает смартфон. — Диктуй.

Ее тонкие ухоженные пальцы пробегают по экрану айфона. И тут я замечаю обручальное кольцо с бриллиантом — оно будто нарочно сверкает мне в глаза, насмехаясь. Захарова обручена?..

Ну, по крайней мере, теперь я точно знаю: у нее есть еще кто-то, кроме отца, кто может оплатить ремонт моей новой машины.

Глава 3

СОНЯ

Выхожу из лифта. Сердце все еще бешено стучит, как будто я только что пробежала марафон… в туфлях. Мне нужно взять под контроль бушующие эмоции, но как? Как мне удастся вести себя так, словно ничего не случилось?

Мальцев здесь работает. Уму непостижимо. Никто не упомянул о новом хирурге. Почему? «Аллергический насморк» — ну вот зачем я солгала? Глупая!..

— Сонь, привет! — окликает меня Валя, одна из медсестер. — Я только что купила себе платье на вечер. Не могу дождаться. Видела бы ты вырез — оно крутое.

Пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но мышцы стянуло, словно я пыталась растянуть рот после визита к стоматологу.

— Отлично, — бормочу, стараясь не выдать своей нервозности.

Я должна была сосредоточиться на благотворительном вечере в субботу, а не на Мальцеве. Мероприятие имело большое значение, и я отвечала за него. Немногие в больнице всерьез верили, что я справлюсь с такой задачей. Для большинства я была просто невестой владельца клиники. В любом случае я была полна решимости сделать этот вечер незабываемым и доказать всем, что способна справиться с любой задачей.

Собранные средства должны были пойти на приобретение нового аппарата МРТ — дорогого, но крайне необходимого больнице. Я крутилась, как белка в колесе, стараясь хоть как-то повлиять на судьбы пациентов и улучшить условия их пребывания.

Моя доченька Божена была одной из таких пациенток. С ней я очнулась и ожила, словно очистившись от наваждения прошлой жизни, как от злых колдовских чар. Я поняла: вот оно, настоящее — то, ради чего стоит жить, жертвовать собой, совершать подвиги. Ради хрупкой темноволосой девочки с глубокими, но озорными глазами, которые она унаследовала от своего отца...

Я представляла себе, как стою на сцене, держа в руках чек на огромную сумму, и говорю:

«Спасибо всем, кто пришел! А теперь давайте все вместе помолимся, чтобы этот аппарат МРТ не сломался через неделю!»

Открываю дверь в палату Боженочки и лучезарно улыбаюсь:

— Привет, моя девочка! Карамелька моя! — целую очаровательную мордашку своей двухлетней малышки.

— Ма-ма... — сонно отозвалось темноволосое чудо. Ей с трудом удается произносить слова, но каждое из них для меня как музыка.

Она выглядит еще более худой и бледной, чем обычно. Тонкое, хрупкое тельце вяло лежит на кровати. Кожа почти прозрачная, а темные круги под глазами придают ей вид измученного существа. Мне трудно смотреть на собственного ребенка, не чувствуя вины — вины за то, что я здорова, полна сил и энергии, а она страдает. Каждый раз, видя ее в таком состоянии, я чувствую, как сердце сжимается от боли и беспомощности. Я хочу перенести ее страдания на себя, но знаю, что это невозможно. Все, что остается, — быть рядом и надеяться на лучшее.

Тень смерти словно играет с нами в прятки — появляется и исчезает, оставляя после себя страх и тревогу. Я знаю, что моя девочка не проживет долго без пересадки почки, и живу в постоянном ожидании, надеясь на чудо, молясь, чтобы донор нашелся вовремя. Но время тянется мучительно медленно.

— Ну что, как ты тут без меня? Надеюсь, не слишком скучала?

Объяснить ребенку я не могла, что пришла ненадолго и скоро снова придется уйти, оставив ее в этих стенах.

— Сонь, — весело обращается ко мне Валя, пришедшая измерить ртутным термометром температуру Боженочки. — У нас новый оперирующий врач — Мальцев Егор Александрович. Говорят, у него отличные рекомендации. Наша Божена — будет его первая пациентка.

Ощущаю, как внутри все переворачивается, а сердце пропускает несколько ударов. Неужели это действительно происходит со мной? По какой иронии судьбы Мальцев оказался хирургом нашей дочери?

И вот он входит — собственной персоной. В голубоватой врачебной робе он выглядит так, будто только что сошел с обложки медицинского журнала.

— Это Соня, мама Божены.

На меня не смотрит. Ожидаемо, Мальцев. Первым делом бросает взгляд на термометр.

— Сколько? — спрашивает у Вали.

Как можно быть настолько спокойным?

— Тридцать восемь и пять, — отвечает Валя с видом, будто это пустяк.

— Ну, хоть не сорок... — облегченно произношу я.

— Да, но и не тридцать шесть и шесть, — парирует Мальцев, раздраженно поднимая бровь.

Я встречаюсь с ним взглядом. Как он собирается обыграть эту ситуацию? Притворится, что мы незнакомы? Конечно, он не станет афишировать наши прошлые отношения — особенно в больнице, где слухи распространяются быстрее, чем бесплатные пирожки в столовой. Его профессиональная репутация может пострадать.

Он протягивает мне руку — ту самую, которой касался моей щеки, когда наклонялся, чтобы поцеловать, ту самую, которой гладил мою грудь, ту, что проводила по самому сокровенному месту между моих бедер, доводя до первого в жизни ошеломительного ощущения. Я медленно жму его ладонь, стараясь не обращать внимания на то, как тепло его кожи пробегает по телу электрическими разрядами.

— Егор Александрович, — говорит он глубоким баритоном.

Значит, решил включить «дурочка»... Усилием воли подавляю внутренний взрыв.

— Соня. Приятно познакомиться.

Глава 4

На следующий день я снова опаздываю. И снова потому, что собираюсь дольше, чем обычно. Мне вдруг подумалось, что я впервые за полгода надела платье с длиной значительно выше колена. Оно мне идет, и оно так красиво облегает мою фигуру, что даже манекены в витринах завидуют. Мужчины неизменно обращают на меня внимание, когда я выгляжу так, и я почти уверена, что некоторые из них даже забывают, как дышать.

Но я ни разу еще не надевала это платье в ожидании реакции совершенно определенного человека… Хотя, если честно, я даже не уверена, зачем мне эта реакция нужна. Может, просто чтобы проверить, заметит ли Мальцев вообще?

Проталкиваю свою «крыску» вперед по узкой улочке и снова паркуюсь около таблички «Только для сотрудников». Не зря кто-то сказал, что наглость — второе счастье. Или это просто привилегии быть невестой босса. Этот самый «босс» мне позвонил, чтобы сообщить, что через час он тоже подъедет, потому что у него назначено собрание с персоналом клиники для выдачи «отборных люлей». Пару раз моргаю, переваривая тот факт, что мой румяный Айболит — Денис Сергеевич, добряк не просто с большим животом, а еще и с большим сердцем, вообще так умеет.

Оказывается, вчера пациенту, которого готовили к выписке после операции, стало плохо. В два часа ночи на ноги подняли весь состав хирургов. Наверное, они летели в больницу быстрее, чем «Скорая помощь».

Стоило только переступить порог клиники, как меня охватила уверенность, что действительно случилась какая-то ж...

Обычно спокойная, почти убаюкивающая атмосфера сейчас напоминала растревоженный улей, полный нервных пчел. Казалось, что даже стены дрожали от напряжения, будто кто-то включил режим «паника» на максимум. Медперсонал метался туда-сюда между кабинетами, размахивая бумагами, как будто это были флаги на параде. Они спорили между собой сквозь зубы, прячась по углам и что-то доказывая с таким рвением, будто от этого зависела судьба мира.

— Доброе утро, — приветствую я всех и одновременно никого, держа в одной руке любимый кофе с молоком. Полагаю, сейчас это прозвучало из моих уст довольно глумливо, учитывая ситуацию.

Тут же на меня устремляется десяток недовольных взглядов. Половина из них быстро сменяется удивлением, и все внимание явно приковано к моему внешнему виду.

— Ох, жаль, что я не догадалась надеть платье, — фыркает Валя. — В курсе уже? У нас тут апокалипсис. Сергеич жутко злой. Собрание с утра придумал. Походу пора вазелин доставать... Если бы не Мальцев, пациент мог бы и... ну, сама понимаешь. Он приехал быстрее всех, прооперировал. Просто молодец!

— Мальцев?! — мой голос неожиданно взлетает до фальцета, и мне хочется себя за это придушить. Но Валентина, конечно, не поняла причину такого неожиданного «петушиного» звука.

— Да, хоть и новенький, но уже успел произвести впечатление на руководство. Повезло! — ее взгляд медленно скользит по моей фигуре и останавливается на бедрах. — М-м-м, появился особый повод?

Я краснею.

— Надеть старое платье — преступление?

— Собралась куда-то? Колись!

— Нет, просто так получилось.

— Просто так... — повторяет за мной она, будто перекатывая слова на языке.

Кусаю губу в растерянности.

— Эм... ну, я пошла. Меня Божена ждет.

— Ты это, по лестнице иди. С лифтом неполадки. А то вдруг застрянешь — Сергеич нас точно поубивает всех.

— Ага, учту, спасибо!

На ходу решаю полистать новости. Ничего интересного. Нефть дешевеет, доллар с евро дорожают, ковид крепчает, на следующей неделе ожидается похолодание...

Хватаюсь за дверную ручку. Но не успеваю провернуть ее, как та поворачивается сама. Дверь распахивается, и я даже не понимаю, как оказываюсь на пятой точке с расплывающимся пятном от кофе на груди.

В панике поднимаю глаза. О ужас! Мальцев! Нет, только не сейчас! Я совершенно не ожидала, что встречусь с ним так внезапно. Все, с этого дня бросаю кофе и перехожу на воду!

— Ты в курсе, что это больница, а не социальная сеть? — возмущенно смахивает капли с рук.

— Ну я же не знала... — пытаюсь оправдаться. Пролитый напиток жжет. Господи! Как же горячо!

Тяну за ткань, чтобы та не прилипла к груди.

— Захарова... — прикрыв глаза, вздыхает Егор. — Как всегда...

— Горячо, блин...

Поддаваясь панике, я начинаю расстегивать верхние пуговицы и даже не замечаю, что Мальцев ко мне приблизился. Присел рядом. Вот такого я точно не ожидала. На мгновение в голове даже пронеслась мысль, что он хочет помочь. Но мысль быстро выветрилась прочь, как только грубый мужской голос выдал супер-недовольное:

— Захарова! Какого хрена ты творишь?! Решила оголиться перед всем отделением? Может, еще станцуешь?!

А уж коли такое вот осуждающее сопение — дурой себя почувствует любая...

— Если бы ты тоже не летел, как танк... — смотреть на Мальцева вот так близко было сложно. Дерзкий. Наглый. Красивый. Невероятно хорош собой: темные пышные волосы, уложенные в стильную прическу, отросшая щетина, что украшала его волевой, угловатый подбородок, расширенные зрачки, заглянув в которые можно было утонуть, и сводящий с ума запах свежего парфюма, что ударил в нос, как только он оказался рядом. Вот тебе и последствия воздержания от интимной жизни... И, кстати, причина не в том, что мой Денис Сергеевич похож на колобка из сказки... хотя...

Глава 5

ЕГОР

Захарова выглядит просто бомбически. На пару сантиметров выше, чем обычно, но пахнет так же офигенно, как всегда. Эта интригующая смесь цветов и эфирных масел дразнит мои ноздри. Ее улыбка могла бы растопить ледяную гору, а взгляд — заставить забыть обо всех проблемах.

Помню тот вечер, когда Захарова, как комета, влетела в мою жизнь. Ее смех был заразительным, а глаза горели искренним интересом. Она была как солнечный луч в моем сером мире. Как я мог устоять? Она всегда умела очаровать всех вокруг — как магнит, притягивающий к себе внимание и восхищение. Но за этой внешней оболочкой скрывались хитрость и расчетливость, которые я не сразу заметил.

Теперь я держу всех на расстоянии. Мои близкие друзья женились и завели детей, но я не собираюсь в ближайшее время прыгать в этот поезд. Я смотрю на их счастливые лица на свадебных фотографиях и слушаю байки о первых шагах и первых словах их детей. Радуюсь за них, но не могу избавиться от ощущения, что это не моя тема.

Может, я просто не создан для семейной жизни, — думаю, глядя на очередное приглашение на свадьбу. Или, может, я просто еще не встретил ту, которая изменит мое мнение.

Теперь я выбираю свободу и независимость. Я кайфую от своей карьеры, путешествий и возможности делать то, что мне нравится, не оглядываясь на чужие интересы. Пока что мне и так неплохо, — убеждаю себя, хотя иногда, в тихие вечера, накатывает легкая тоска по тому, что могло бы быть.

Мой взгляд падает на сияющее обручальное кольцо Сони. Появился комок в горле, когда представил, как она идет к алтарю навстречу какому-то безликому типу. Захарова будет лучезарно улыбаться, выглядеть ослепительно и светиться от счастья, выходя за своего избранного.

Обручена. Захарова точно обручена.

Я попытался представить себе этого загадочного незнакомца. Наверное, он высокий, с густыми темными волосами и ослепительной улыбкой, как в рекламе зубной пасты. Конечно, у него и денег задницей жуй. Других ей не надо. У него, без сомнения, есть роскошная яхта в Испании, верный пес и, возможно, даже вертолет, чтобы летать над городом...

Вздыхаю, осознавая, что мои фантазии становятся все более абсурдными. Стараюсь выбросить эти мысли из головы, но они упорно возвращаются, как назойливые мухи.

— Ладно, идем, Захарова. Твой ожог нужно срочно осмотреть.

Господи, ну я вроде не дурак, чтобы не понимать, что Соня преувеличивает масштаб трагедии. От «ожога» слабо теплым кофе еще никто не умирал...

Нажимаю кнопку вызова, опираясь плечом о стену. Тихий скрежет пришедшего в движение лифтового механизма доносится до моих ушей.

В голове проносятся мысли о том, как этот день мог бы быть спокойнее, если бы не все эти неожиданные встречи и драмы. Может, стоит завести привычку носить с собой запасной комплект нервов, — усмехаюсь про себя.

Лифт наконец-то прибывает, и двери открываются с легким звоном.

И в этот момент я пытаюсь сделать шаг, как на задник моего ботинка случайно, а может, и нет, наступают.

— Упс! — говорит Соня, и я понимаю, что этот день будет еще длиннее, чем я ожидал.

— Твою мать, Захарова, — болезненно рычу я, чувствуя, как злость поднимается внутри.

— Прости, пожалуйста, — она отшатывается в противоположную сторону, словно смертельно раненая лань, не встречаясь с моим черным сверкающим взглядом.

Зло моргаю и каким-то невероятно стремительным движением оказываюсь от нее всего в паре сантиметров. Наклоняюсь ближе и... просто нажимаю кнопку лифта у ее плеча. Делаю пару шагов назад, пока не упираюсь спиной в противоположную стенку поехавшего лифта.

Надеюсь, она не думала, что я ее зажму? И не поэтому замерла... Хмурюсь и опускаю взгляд на свои руки. Всего несколько этажей, каких-то несколько мгновений — и мы приедем. Мысленно начинаю отсчет.

— Интересно, почему ты вдруг решил притвориться, что мы незнакомы, когда пришел к Божене? — бросает она, скрестив руки на груди.

— Давай просто оставим прошлое в прошлом.

— Плохо для твоей карьеры? — опять спрашивает она, послав мне один из своих дерзких взглядов.

Я еще больше хмурюсь:

— Это никак не связано с карьерой. Я просто хотел поступить правильно — ради твоего же блага.

Прищурилась, явно не удовлетворенная моим ответом.

— Ради моего блага? Очень благородно.

— Лучше, если никто не узнает, что между нами что-то было. Так будет проще.

— Ах да, рыцарь в сияющих доспехах. Всегда на страже чужого счастья.

Разговор зашел в тупик.

— Окей, “прошлое” обсудим как-нибудь потом. А пока — где отец Божены?

Соня слегка встряхивает головой:

— Уехал в Штаты… и все. Больше не выходит на связь.

Напряжение в кабине только усиливается.

— Прости, я не знал, — говорю я, стараясь смягчить ситуацию.

— Ничего страшного, — выдыхает Соня, натянуто улыбаясь. — Это было давно. Мы справляемся, и…

Она не успевает закончить — свет моргает, и лифт дергается, замирает.

Глава 6

СОНЯ

– Ой! Это что, Егор? — пугаюсь.

– Е-мое! Что за?.. — вытянув руку, Мальцев делает шаг к стене, шаря по ней в поисках панели с кнопками.

— Почему лифт остановился?

— Откуда мне знать? Я что, лифтер? — раздраженно бросает он, жмет на кнопку. — Алло! Есть кто живой? Мы тут застряли!

Никто нам не отвечает.

— Вот блин!

Мало того, что облилась этим кофе, так еще и в лифте застряла. С Мальцевым! Невезуха в кубе просто.

– Вышлите сюда мастера!!! – от страха я кричу так, что сама едва не глохну.

— Да-да, уже бегут, — саркастически произносит он. — С пивом и бутербродами.

Начинаю жать на все кнопки подряд. Безрезультатно. Кажется, кнопка вызова диспетчера вообще не работала. Инстинктивно поднимаю голову на потускневшие светильники. Они моргнули пару раз, и вентилятор в потолке перестал гудеть. Принудительная вытяжка остановилась.

— Ну вот, — замечает Мальцев, — теперь у нас еще и сауна. Полный комплект.

— Только не это! Черт! Как будто мне мало приключений. А теперь еще и воздух перекрыли!

Мысль о том, что я нахожусь в металлической подвешенной коробке, из которой нет выхода, парализовала меня. Тело бешено трясется, дыхание стало прерывистым и тяжелым. В ушах долбит кровь, и начинает казаться, что стены сужаются, лишая меня последнего глотка воздуха. Паника охватывает целиком, не оставляя ни малейшего шанса подумать. А если мы упадем? Мгновенно в мыслях всплыл образ: жуткий скрежет, куча обломков, кровища. Подступила тошнота…

— МЫ ТУТ СДОХНЕМ!!! — у Мальцева аж уши заложило. — ПОМОГИТЕ!!! — начинаю неистово барабанить в стену лифта, продолжая истошно орать. — СПАСИТЕ!!!

— Ну вот, — трет уши Мальцев, — теперь я оглох. Спасибо!

— А что, по-твоему, мне делать?! — я не перестаю барабанить в стену. — Может, хоть услышат и вытащат нас наконец!

Признаться, никогда в жизни мне еще не было так страшно. Все, что происходило вокруг, — оживший кошмар любой нормальной женщины: отсутствие света, замкнутое пространство и резкий аромат мужских феромонов. У меня что, приступ? Паническая атака или как там это сейчас называется? Ой, мамочки, что делать-то, что делать?..

— Сбавь драму, это просто лифт, не кино про монстров.

— Легко тебе говорить. А если у нас закончится воздух?

— Ну, если тебе станет легче, — он усмехнулся, — я могу попробовать не дышать.

— Отлично, — вздыхаю, — как будто это поможет.

— Хватит орать, а? У меня связь труп, у тебя? Глянь, — он подсветил лицо снизу и посмотрел на меня.

Начинаю суетливо копаться в сумке. Руки не слушаются — трясутся. Зеркальные стены давят… Чересчур трагично всхлипываю, не в силах выудить из этого Бермудского треугольника телефон. Да что ж такое, а???

— У тебя руки дрожат.

— Интересно, почему? — нервно выдавливаю из себя. — Вот он гад! Спрятался за кошельком! Звездец… Тоже антенн нет, — стуча затылком о стену, бросаю сумку на пол.

В ярком свете телефонного дисплея вижу, как Мальцев закатывает по локоть рукава своего халата и пытается хоть чуть-чуть разомкнуть створки лифта. Не выходит.

— Все сейчас на совещании сидят, — мрачно заключает он.

— Никогда в жизни больше не зайду в этот лифт, — заявляю я абсолютно серьезно.

И меня в очередной раз окатывает душным паническим жаром. Мальцев близко. Очень. Вплотную. Словно мы с ним кильки в томате.

— О, боже! О, боже! — задыхаюсь я. — Мальцев, почему ты ничего не можешь сделать, а?!

— И что я, по-твоему, должен? Серенаду затянуть или танцем развлечь, чтоб не скучала?

Его темный профиль в полумраке выглядит пугающим и резким, но это хоть какая-то связь с реальностью.

В этот момент что-то щелкнуло, и в кабине зажглось тусклое аварийное освещение с красноватым оттенком. Я секунду разглядываю красный свет.

– Эй! Мы тут!!! — закричав еще громче, я снова стала долбить руками в дверцы лифта, так что кулаки начали болеть.

— Мы между этажами, — констатирует Мальцев. — Так что…

— Нам срочно надо выбираться!

— Да и побыстрее. Еще немного — и ты начнешь кусаться.

Мы вновь встретились взглядами. Его взгляд медленно пополз сверху вниз по моему напряженному телу, с вызовом задержался на груди и неторопливо перекочевал обратно к губам, осязаемо прочертив по коже огненную дорожку. Теперь уже, похоже, заклинило меня.

— Захарова… ты что, правда никогда не застревала в лифте? — почти хрипло спрашивает он.

И мурашек становится значительно больше. Ему бы кекс по телефону продавать…

— Есть настроение поболтать? — немного резко отвечаю, пытаясь договориться со своей поехавшей головой, что тут, с ним, мне ничего не грозит.

— Я лишь хочу помочь. Разговоры всегда помогают нормальным людям победить стресс.

— Нет, представь себе, не застревала, — бурчу в ответ. — Но один раз я умудрилась потеряться в торговом центре. Ну, то есть, когда была совсем маленькая…

Слышна тихая усмешка, но добрая.

— Захарова, почему я не удивлен?

Глава 7

В кабине лифта становится заметно жарче. Воздух удушливый. Нам здесь вдвоем слишком тесно, и паника, что кислорода не хватит, становится все более ощутимой. Меня уже давно мелко трясет — хорошо, что этого не заметно. Я стараюсь дышать ровно. Так усердно стараюсь, что уже давно не обращаю внимания на то, что именно говорит Мальцев. Просто нет сил вслушиваться и анализировать информацию.

И все-таки судорожный всхлип вырывается из меня. Егор моментально замолкает. Ощущаю на своем плече шершавую, теплую ладонь. Захотелось оттолкнуть эту ладонь, чтобы просто пойти ко дну, как давший течь корабль.

— Сонь, ты в порядке? — спрашивает он, и я в изумлении поднимаю на него взгляд. С чего это вдруг я стала Соней, когда всегда была исключительно Захаровой?

И так искренне все произошло, что в ответ я совершаю сразу две необратимые ошибки, о которых после буду сильно сожалеть. Возможно, именно в эту секунду я поменяла все. Сама.

— Божена… она всегда знает, когда я прихожу… и ждет меня… Господи, я никогда еще так не лажала! — я ринулась к нему, прижалась всем телом к его груди и разрыдалась.

Мальцев молчит, лишь тихонько поглаживая меня по волосам большой теплой ладонью. Успокаивает это не очень сильно, но я была ему благодарна. Меня будто штормит, приступы судорожных рыданий накатывают приливной волной, топят меня, но неизменно отступают раньше, чем отчаяние полностью поглотит разум.

— Надо быть сильной, — хриплый низкий голос только сбивает с толку.

— А если я не хочу? — мотнула головой, откидывая пряди неубранных волос.

— Малыш, — грустно улыбается он. — Мы часто чего-то не хотим, но все равно делаем.

Это его наглое «малыш» режет слух. Дыхание замирает, и сердце трусливо пропускает удар. Лютый жар пополз по моим ногам, сковывая движения. Колени, бедра, талию точно охватили оковы — я утратила власть над собственным телом. Ни двинуться, ни повернуться.

— Ну вот, мокроту развела. Прости.

Он осторожно отнимает руку от моей головы, которую сама я почему-то скинуть не додумалась.

— Да ладно, ясно же, что давненько все это внутри сидело.

— А когда ты стал знатоком женских душ? — резко спрашиваю, вытирая дрожащими руками покрасневшие, мокрые щеки.

— Я всегда был внимательнее тебя, — беззлобно отвечает Мальцев.

— В туалет хочется… — зачем-то шепчу ему в ухо.

— Надеюсь, ты не из тех, кто может бессовестно напузырить в лифте?!

Мне страшно стыдно за свою откровенность, а ему весело! Понимаю, что смущаюсь, но контролировать себя не могу.

— Буду вести себя прилично, — нервно смеюсь. — Тебе за меня стыдно не будет.

Со стороны, наверное, мы как влюбленные себя ведем, кошмар!

Он думает над моими словами, а я не отодвигаюсь, впитываю его запах. Стойкий, сладковатый, пьянящий. От моего Дениса так не пахнет. Чувствую, как его рука скользит по моей талии, и боюсь дышать. А внутри — паника, смешанная со странным волнением от его близости.

Как теперь выкручиваться? Если он сейчас свою руку не уберет с моей поясницы… Ловлю взгляд Мальцева. На моем лице все написано. Он усмехается. Ждет, когда я окончательно опозорюсь?

Что-то плохо… мне бы воды! Терять голову никак нельзя.

Показалось. Он касается губами виска? Поцеловал мое ухо?! Чего только не почудится в панике! «Он мой БЫВШИЙ», — думаю я, хотя уже слишком поздно.

Я мечтаю о поцелуе с тех пор, как увидела его на парковке.

Раз, два, три… Ничего не происходит.

— Все те же Chanel №19? — прозвучало возле того же, возможно, поцелованного уха так неожиданно ласково, что я притихла и притаилась в настороженном ожидании дальнейшего.

Его взгляд в сочетании с низким голосом вытворял какие-то странные штуки с моим сердцем.

— Ты меня на них подсадил…

Всем телом подаюсь вперед, изнемогая от желания ощутить его губы. Мальцев уверенно тянет меня к себе одной рукой, а другую запускает в мои волосы. Какие у него мягкие губы… Я и забыла. На бесконечно долгое мгновение мы слились в едином дыхании. Поцелуй кружит голову, вызывая желание.

Вкладываю в объятия все те чувства, что испытываю в этот момент. И он отвечает мне так же пылко. Кажется, я даже слышу его сдавленный стон, а после и вовсе ощущаю его руку на своем бедре. Она нагло поднимала подол платья, гладит кожу, пробираясь выше, пока не добирается до края трусиков.

Это заставило меня проснуться.

Когда Егор отстранился, я осознала, что только что очень увлеченно отвечала ему.

— Ты только что поцеловал меня, — дыхание сбилось.

— Я поцеловал. Ну а что еще оставалось, когда ты на меня так посмотрела и губки открыла?

— А…

В этот момент основной свет в кабине загорелся в полную силу, загудела вытяжка, и все кнопки на панели тоже загорелись. Казалось, что лифт решил ожить в самый неподходящий момент.

— Ну вот, — усмехается Мальцев. — Даже лифт решил, что пора двигаться дальше…

— Чертов лифт, — пытаюсь скрыть смущение.

Как будто специально ждал, чтобы испортить мне жизнь.

Глава 8

Это был охрененный поцелуй. Три, потом два, потом один — лифт спустился в холл. Когда монтер открыл двери кабины, я почувствовал, что ноги мои не слушаются. Как будто в ботинки мне налили свинца — вот как это было.

— Ну? Чего стоим? — бросает монтер с усмешкой. — Понравилось, да?

Выхожу. Захарова окидывает все внимательным взглядом, прежде чем выйти из кабины. Стараясь не отставать, она бежит за мной — с таким хмурым выражением лица, что даже камень бы расплакался. Но я, кажется, перестал относиться к ней предвзято. Она была уязвима: в ее голубых глазах читалась слабость, а нижняя губа подрагивала.

До лестницы от лифтов вел длинный извилистый коридор. Вдоль всего прохода по периметру шла голубая неоновая подсветка. Удары сердца отдавались в ушах.

— Ты не имел права... вообще не имел...

Я позволяю себе искоса взглянуть на нее, но сразу же жалею об этом. Она олицетворяет искушение. За всю свою жизнь я не хотел поцеловать кого-то так сильно, как ее. Знает ли Захарова, какое воздействие оказывает на меня?

— Не стану спорить из-за ерунды, но первой коснулась ты.

— Ничего подобного!

— Вот тут, — показываю себе на грудь. — Все еще мокро после твоих слез, как ни крути.

— Не преувеличивай, — выдыхает она. — Это даже не прикосновение, — голос хрипнет от злости. — Думаешь, я стану клеиться к кому-то? Я помолвлена. Через две недели — свадьба.

Помолвлена. Захарова помолвлена. Ради всего святого, почему мое тело не хотело усваивать эту информацию?

— Это для меня сказано… или чтобы самой не забыть?

— Для тебя , конечно.

— Я вообще-то не тот, кто лезет к тем, кто не участвует по собственному желанию.

— Будь добр, не подходи ко мне так близко.

— Я тут работаю, и твое присутствие ничего не меняет.

— Просто… давай сделаем вид, что ничего не произошло, ладно?

Толкаю дверь и кивком указываю ей проходить первой. Соня идет мимо меня, на этот раз избегая прикосновений. Я остро ощущаю потерю. Мое тело ноет от желания почувствовать ее, притянуть к себе, как это было три минуты назад. Сила притяжения оказалась невероятно мощной. Страшно представить последствия наших действий, если бы не починили долбаный лифт. Меня бесит, что у Захаровой до сих пор сохранилась такая власть над моим телом. Это неправильно.

— Окей, пусть так. Между нами ничего не было. Тогда тоже. Просто решила папаше подлянку устроить. Он это назвал «актом мятежа».

— Он тебе это сказал?

Закрываю глаза, надеясь, что все это — кошмар, и Захарова испарится, когда я их открою.

— Не хочу мусолить прошлое. Все равно бы развалилось. Мы из разных миров. Как кошка и собака — только без мимишности.

— Разумеется. Ты — безупречный, а я — пустая оболочка. Только платья, кофе и глянец, верно?

Эмоции накрывают нас, как лавина, готовая снести все на своем пути.

Провожу рукой по волосам, пытаясь успокоиться.

— Захарова… — ловлю ее леденящий взгляд. — Сонь…

— Думаешь, у меня не было никаких целей? — хрипло бросает она. — Да ты вообще ничего обо мне не знаешь. Я тоже хотела учиться, получить диплом, стать кем-то — хоть врачом, хоть юристом. Но я забеременела. И выбрала ребенка. Потому что он — важнее. Это тоже, между прочим, подвиг. Так что не смей считать, будто я без амбиций. Я просто сделала другой выбор.

Как только мы вышли на нужный этаж, перед нами возник здоровяк с высоким лбом и редеющими волосами. Лицо у него — не забудешь: тонкий нос с легкой горбинкой, подбородок с ямочкой, тяжелые веки и глаза, в которых будто прожектор включен — все видят, все просчитывают. На переносице — складка от вечного напряжения. В нем такая уверенная власть, что я сразу понял: передо мной тот самый босс.

— Пупсик! — раздается радостный девчачий визг Захаровой.

Это что, тот самый жених?..

— Привет, Кнопка, — и даже в этом грубом баритоне вдруг мелькнула нежность.

Захарова обнимает его за шею и целует в щеку, а он, как полный идиот, улыбается. Я и не подозревал, что у такого уважаемого человека может быть такое идиотски счастливое лицо.

Глава 9

СОНЯ

Время посещения ресторанов еще не подошло, поэтому зал был практически пуст. Даже официанты, казалось, скучали, перебирая салфетки и украдкой поглядывая на часы.

— Пупсик, просвети, зачем мы здесь? — тяну я, подозревая подвох.

— Ну, во-первых, чтоб хоть немного вырваться из этой больничной тоски, — говорит Денис, оглядывая зал. — А во-вторых, хочу проверить, не врут ли, что тут кормят как в раю.

— Не уверена, — качаю головой. — Не по душе мне, что Божена будет есть с няней, а не со мной.

— Прошу, отдохни от всего и побудь со мной, ладно? — он улыбается, и эти чертовы ямочки делают свое дело — тают даже стены.

Да, это, конечно же, закономерная, ожидаемая просьба от мужчины, который ухаживает за мной уже шесть месяцев. Красиво, эффектно, на зависть окружающим.

— Ну все, уговорил, — говорю, махнув рукой. — Мы ведь уже тут, чего спорить.

Действительно, зачем загонять себя в депрессию? Он отодвинул мой стул, и я села, чувствуя себя как королева на троне.

— Вот и славно, — усмехается он, устраиваясь напротив. — Что скажешь, если начнем с десерта? У них по слухам тирамису такой, что можно потерять голову.

— Сладкое на ужин? — улыбаюсь. — Вот умеешь же ты, Денис Сергеевич, радовать женщину.

Спустя двадцать минут нам принесли заказ, и мы молча принялись за еду. Голод оказался сильнее, чем я думала. Проглотив стейк из красной рыбы, я перешла к огромному мороженому. Денис Сергеевич то серьезно поглядывает на меня, то издает смешки.

— Как приятно хоть на миг вернуться в обычную жизнь, — произношу, разглядывая, как тает мороженое под ложечкой.

— Да уж, — усмехается он. — Особенно если нормальная жизнь — это ты, стейки и вот это монстр-мороженое.

— Сонечка... — его ладонь мягко накрывает мою руку. В жесте столько тепла, что дыхание на миг перехватывает. — Такой вечер... может, продолжим его вместе? — его взгляд скользит к разрезу платья, потом снова поднимается к лицу. — Божена ведь уже спит, сиделка сможет остаться до утра. Все будет хорошо. Не волнуйся. Я завтра отвезу тебя сам, — голос становится ниже, глубже. — Что скажешь?

А я ощущаю себя, как девочка-подросток, впервые ощутившая на себе мужской интерес. Взволнованно и странно. Медленно убираю свою руку, понимая, что не смогу. Сегодня точно нет. Мне не хочется — вот и все. Нет, мне не противно, не мерзко. Нет неприязни или отторжения. Просто я ничего не чувствую. Вообще. Да, мне судьбой был подобран достойный мужчина. Это моя голова так рассуждала, так себя уговаривала. А что-то внутри... в области либидо — все тихо спало.

Наверное, все это отразилось, написалось на моем лице. Или я эти эмоции излучала. Может, я даже светилась, как новогодняя гирлянда, только вместо радости и веселья — полное безразличие по части интима.

— Ну что ж, — произносит он, откидываясь на спинку стула. — Если уж не судьба сегодня, то, может, завтра? Или послезавтра?

А может, вообще никогда? — откликается ехидный голос где-то внутри.

В голове крутились мысли, как в стиральной машине на режиме отжима. Эх, если бы можно было просто взять и включить страсть, как свет в комнате. Щелк — и все, готово! Но нет, так не работает. Придется ждать, когда эта лампочка внутри меня наконец загорится.

— Прости... — горько шепчу.

— За что?

— За все. От меня же толку — ноль. Готовить не умею, любить — тем более.

— Что ты такое говоришь?

— Что я говорю? Просто правду... Похоже, со мной что-то не так. В журналах пишут — фригидность, ничего особенного, бывает.

— Соня, ты серьезно? — он мягко смотрит на меня. — Ценность человека не измеряется умением готовить или соответствовать чьим-то ожиданиям. Пусть журналы хоть тысячу статей напишут — это не делает их правыми.

Чувствую, как слезы подступают к глазам.

— Знаешь, мне иногда кажется, что я просто не дотягиваю. До твоих ожиданий. До чьих угодно.

— Знаешь, что я думаю? — он смотрит прямо мне в глаза. — Ты — особенная. И не потому, что что-то умеешь или нет. А потому что добрая, умная, настоящая. Ты умеешь поддерживать, вдохновлять. Это и есть главное. А отсутствие желания — это нормально, Соня. После всего, через что ты прошла.

Тепло его слов проникает в мое сердце.

— Спасибо, — шепчу. — Ты всегда знаешь, что сказать.

Смотрю в его печальные серые глаза. Ну почему у меня сердце не замирает, когда он рядом? А время не останавливается? Все, хватит, Соня! — мысленно говорю себе. Ты о будущем заботиться должна. И счастье свое строить. Женское. Настоящее. Да и Божене нужен отец и достойный пример перед глазами. И, возможно, со временем твое сердце начнет замирать, а время — останавливаться, когда Денис Сергеевич рядом.

Глава 10

ЕГОР

Дежурство наконец-то подошло к концу. Слышу, как персонал больницы, словно стая птиц, разлетается по домам, оставляя за собой эхо вежливых «пока» и «до завтра». Машинально отвечаю на эти прощания. Наконец, выключаю ненавистный компьютер, который, кажется, тоже рад, что его больше не будут мучить. Голова гудит, а перед глазами мелькают чужие анализы мочи и крови.

Прислушиваюсь к своим шагам в пустом коридоре, пытаясь побороть усталость, которая навалилась на меня, как тяжелое одеяло. Я мечтал только об одном — добраться до дома, упасть на диван и забыть обо всем.

Ребенок плачет?

Непорядок.

Забываю обо всех своих планах, как будто кто-то нажал на кнопку «сброс». Звонкий детский плач идет откуда-то из глубины темного больничного тоннеля. Включено было лишь несколько ламп, создавая из длинного коридора черный проход с редкими огнями дрожащего электрического света.

Плач повторился очень скоро, но звучал уже дальше. Ребенок был где-то недалеко. По голосу похоже, что это девочка. Она лепетала что-то, неумело склеивая слова. Заглядываю в открытые палаты. На VIP-этаже находилось всего пять, почти в каждой спал человек. Кто-то уснул с раскрытой книгой в руках, кто-то сбросил одеяло из-за жары.

Наконец, я уперся в тупик — передо мной возникла стена, увешанная плакатами с информацией для пациентов. Справа — дверь на лестничную клетку, слева — комната для персонала. Я растерянно шарю глазами по темноте, а всхлипы раздаются вновь, очень близко. Оборачиваюсь и замечаю в пятне света от лампы босые ножки.

«Ну вот, нашелся маленький призрак», — думаю, стараясь не рассмеяться от нервного напряжения.

Бледное дитя в ужасе вытаращилось на меня. В полумраке кажется, что черные зрачки сплошь заполонили радужку.

— Эй, а почему ты одна здесь бродишь?

Первое впечатление никуда не делось: само совершенство, как Соня…

— Уже слишком поздно, — тихо говорю, не шевелясь, следя за ней глазами.

Та все еще молчит, шмыгая распухшим от слез носом.

— Пойдем, — протягиваю руку. — Надо найти твою няньку.

Я не узнаю свой голос. Тихий, низкий, осторожный.

Малышка с готовностью схватилась за протянутую руку, словно только этого и ждала.

Отличное дежурство! Плачущая Захарова. Теперь вот ее ребенок — зареванный и испуганный. Вздыхаю, не зная, что делать. А девочка шмыгает носом, вертя головой по сторонам.

— Эй, няня! — зову, надеясь, что меня услышит кто надо. — Мы тебя ищем!

Не успеваем мы и глазом моргнуть, как оказываемся (о, ужас!) в совершенно пустой палате. Ни души! Где же эта нянька?

— Ну что ж, — тихо говорю. — Похоже, наша няня решила поиграть в прятки. Не переживай, мы ее найдем. А почему ты в мокрых штанах?

Девочка смотрит на меня своими большими глазами, полными слез, и я чувствую, как мое сердце сжимается. Я в полной растерянности. Она чего-то ждет, чего-то хочет от меня? Но чего? Мне никогда не удавалось ладить с детьми. Мои младшие братья могли это подтвердить.

— Эй, ты что, устроила заплыв в бассейне? — слегка дразню ее. Она покачала головой. — Тогда срочно штанишки переоденем, а то замерзнешь и заболеешь. Не бойся меня, ладно?

Продолжая посапывать, девочка послушно открывает комод и приносит мне сухие вещи. На ее личике все еще оставались красные пятна после недавних слез. Я очарован. В этой малышке все идеально, и я не могу оторвать от нее восхищенных глаз. Соня очень красива, но внешность ее дочери обещает затмить своей красотой всех.

— Ты — молодец, маленькая принцесса, — говорю, помогая надеть ей сухие вещи.

— Вот лягушка! — прозвучало сзади. — Вышла всего на минутку, а она уже шмыгнула за дверь! — женщина схватила девочку на руки, слегка в панике.

— Почему вы оставили этого ребенка?! — моему возмущению не было предела.

Лицо у няни было приятное, чуть насмешливое, чуть усталое, с еле заметными морщинками около глаз и губ. Она посмотрела на меня, как будто я только что спросил, почему вода мокрая.

— Ох, простите, — смеется она. — Вышла на минутку, а она уже куда-то умчалась! Шустрая!

— Шустрая? — поднимаю брови. — Да она, похоже, олимпийская чемпионка по бегу на короткие дистанции!

— Дети… — пожимает плечами. — Только моргнешь — и их уже нет.

— Ладно, — смягчаюсь. — Хорошо, что с ней ничего. В следующий раз просто будьте осторожнее, хорошо?

— Обязательно, — кивает. — И спасибо вам за помощь. Нужно было срочно позвонить ее матери. Дома кран прорвало, соседи психуют… Ужас полный! А вы, новенький врач, значит? — спрашивает, устроив Божену поудобнее.

— Ну да. Новенький.

— Куби-Ду, — совершенно неожиданно раздается из уст девочки.

— Котенок, после отбоя мультики нельзя. Мама сказала!

— Вы, если надо, идите, — во мне проснулись жалость… и еще что-то…

— Серьезно?

— Да, я посижу здесь, — пытаюсь выглядеть максимально уверенно, хотя внутри немного нервничаю.

— Ой, спасибо! Мамочка вот-вот будет, — она схватила сумку, накинула жакет и в туфли. — Я Соне сейчас перезвоню, скажу, что девочка с вами. Божена спокойная, не переживайте.

— Отлично, — отвечаю, чувствуя, как внутри поднимается волна волнения и ответственности. — Мы тут с Куби-Ду сами разберемся.

Глава 11

СОНЯ

“Встревожилась” — не то слово! Я замерла на месте, врастая тонкими шпильками в пол от хриплого мужского голоса.

– Однажды заяц, волк, лиса и медведь собрались на лесной совет. Заяц трусил, волк строил из себя грозного, лиса плела байки, а медведь важно кивал. На ветке ворона с дроздом спорили, кто поет лучше — и каждый раз перекрикивали друг друга.

Комок собирается в горле.

Малышка, затаив дыхание, слушает все эти лесные сказки. Каждый раз, когда Мальцев делал зверское лицо и рычал, как медведь, или выл, словно волк, она вздрагивала и плотнее прижималась к нему. Ее глаза блестели от восторга, и она не только внимательно рассматривала картинки, но и следила за каждым словом. Иногда, когда он пытался перелистнуть страничку, она мягко ставила ручку на книжку — мол, подожди, чего торопишься, я еще не все посмотрела.

С силой сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони и надеясь, что эта боль прогонит наваждение. Наверное, я просто сплю и вижу мучительный сон, так пугающе похожий на реальность.

– Надо титать “Каябок”!!!

– Колобка хватит, – Мальцев улыбается. – Пора Красную Шапку спасать, – поворачивается и я вижу — от него будто тепло идет.

Он смеется...

Когда дошли до волка, Божена прижала ладошки к щекам, зажмурилась и пискнула от страха:

— Ой, басюсь, басюсь!

Мальцев продолжил читать дальше.

И это был не тот Мальцев, который холодно и оценивающе смотрел на меня сегодня утром. И даже не тот, который с интересом разглядывал меня в лифте. Этот, незнакомый мне мужчина, смотрел на Божену тепло и нежно, что полностью дезориентировало.

— Ого, бабушка, какие у тебя уши!

Совершенно неожиданно моя крошка, взяв себя за ушки, вдруг быстро, но уверенно проговорила:

— А у Боены ма... а... ненькие уськи!

— Ба, у тебя руки прям как лопаты! — нарочно утрируя, произносит Егор, и от его низкого, густого голоса по спине бегут мурашки.

Кроха помахала у него перед носом своими ручками и говорит, заглядывая ему в глаза:

— А у Боены маненькие лютьки!

Глядя на это, я натурально подвисаю.

Смотрю в лицо своей девочки — фарфорово-белое, почти светящееся изнутри — и чувствую огромную, опустошающую жалость. Мой бедный ребенок, сколько еще тебе предстоит пережить?..

Я сама не понимаю напавшей на меня робости. Но встревать и полностью разрушать их неожиданную близость сил не было. Тело вросло в этот чертов пол. Пальцы мелко тряслись. Прямо передо мной отец читает своей дочери сказку, и это оказалось волнующим до глубины души зрелищем.

– Смотрю, вы не скучаете? – усилием воли я качнулась в нерешительности на каблуках и выплыла из темноты, пребывая в сильном смятении. Мысли метались, не желая остановиться на чем-то одном. Чувства рвали мне душу и совершали скачки от гнева и удивления до радости, жалости и сильного желания все это прекратить.

Дурацкая... дурацкая ситуация, – паникует внутренний голос где-то в глубине сознания. Сердце стучало отчаянно где-то в горле.

Тук-тук-тук... догадается-догадается-догадается... – мысль на каждый болезненный удар. И как колени не подкосились, когда вошла в палату?

Наблюдаю, как медленно расширяются зрачки Мальцева, превращаясь в темные бездонные воронки.

– Мама... – Божена запищала от восторга, почти подпрыгивая вверх.

– Карамелька моя! – натягиваю улыбку на лицо. А по спине табуном мчатся мурашки. Дернув плечом, стараюсь сбросить темное наваждение, но страх не проходит.

Вина, вина, вина... я ощущаю себя кругом виноватой.

Аромат свежей выпечки, идущий из пакета в руках, с каждой секундой становится все невыносимей.

Кстати, о булочках...

— Люба сказала, что ты с Боженой сидишь, ну я и решила — не помешает чего-нибудь перекусить принести.

— С чем булочки?

В его животе тревожно заурчало.

— С ванильным кремом, — говорю, чуть улыбаясь и кусая губу. — Помню, ты такие обожал. — В груди что-то сжалось, ноги сами сделали шаг назад. Вот зачем я вообще это принесла?..

— Вообще-то я голоден, как волк, — Мальцев растерянно моргает и, будто заставляя себя, отводит взгляд. — Вы тут устраивайтесь поудобнее, — добавляет он, глядя, как Божена зарылась лицом в подушку и натянула одеяло до ушей. — А мне, похоже, в ординаторской ночевать.

– Да, конечно... – я неспешно собрала сырую детскую одежду, сложив ее аккуратно на чопорный больничный стул.

– Спокойной ночи, — немного неловко, но доброжелательно.

Бледное лицо и большие глаза появились над одеялом.

– Пока... – затем снова нырнули в тепло.

— Давай, спи уже, — в голосе его появилось что-то по-настоящему отцовское. — Отдыхай, впереди длинный день.

Взгляд мой замер на опустевшем дверном проеме. По коридору тяжело забухали его шаги. Что ж...

Сажусь рядом с подушкой, опустив руку своей крошке на лоб, и негромко завожу колыбельную. Четверть часа спустя, когда все классические колыбельные закончились, я начала мурлыкать все приходящие на ум песни.

Сначала это были детские песенки, потом перешла на хиты 90-х. В какой-то момент я даже поймала себя на том, что пою гимн футбольного клуба, хотя футбол я не смотрю.

До ночи так и просидела — напевая современную попсу. Единственное, что я могла вспомнить, это тексты песен, которые крутили по радио. Мой репертуар включал все: от Бейонсе до Бузовой.

Время пролетело незаметно. Я сама не поняла, как уснула.

Солнечный луч, пробравшись сквозь неплотно сдвинутые занавески, щекотал сомкнутые веки. Ну вот, опять этот солнечный будильник, – думаю, накрывая голову подушкой в тщетной попытке удержать ускользающий сон. Но уже поздно. Сон, как капризный кот, уже улизнул.

Я укрыта, хотя не могу вспомнить, когда успела дотянуться до простыни. Мелькнувшую мысль, что это мог сделать Мальцев, мгновенно отверг мозг. Зачем ему возвращаться?

Хмурясь, привстаю. С возрастающим облегчением обнаруживаю, что Божена еще спит, а за окном уже раннее утро. Как ей удается так сладко спать? – удивляюсь я, глядя на ее мирное лицо.

Глава 12

ЕГОР

Следующие двенадцать часов — пытка. Я стараюсь, честно. Стараюсь вести себя как обычно, но это чертовски трудно. Мало того, что мне приходится в подробностях выслушивать бесконечные сплетни в коридорах о личной жизни Захаровой и ее женишка — будто это самая важная информация на свете, — так еще и благотворительная вечеринка, на которую я должен идти, хотя меньше всего на свете этого хочу. Пациенты требуют внимания каждую минуту, не давая ни секунды передышки. И вот я, застрявший в этом хаосе, пытаюсь сохранить хоть каплю здравомыслия. Но я ведь сам на это согласился. Чего теперь скулить.

Нервно усмехаюсь, глядя на фото в сети счастливой парочки — щека к щеке. Женщина с ангельскими глазами и дьявольскими намерениями. Соня… Смотрю на снимок и не понимаю, что творится внутри. Буря? Ураган? Скорее — негодование. Она всего лишь выглядит невинной. Сама же… Как же умудряется так мастерски притворяться, обнимаясь с мужиком вдвое старше? Какая гениальная актерская игра. Оскар в студию.

Очень даже не крошечный укол зависти и ревности ощущается в груди, но я упрямо его игнорирую. Соня — та самая легкомысленная часть моего прошлого, которую я бы с радостью стер из памяти, как неудачное селфи. Ее лицемерие было настолько очевидным. Она умудрялась быть невинной только на фотографиях, а в жизни — настоящая буря в стакане воды.

Листаю дальше. Захарова и ее косолапый Денис Сергеевич держат Божену на руках, а та обнимает медведя. Десяток смешных снимков, летние фотографии, почти семейный отдых. Первая встреча Божены с морем… Смотрю в телефон и сам улыбаюсь, как дурак.

Вот же блин блинский. Опять улыбающийся взгляд Сони устремлен в камеру. А рядом стоит он — счастливый будущий муж. Оладушек сметанный. Как два актера в пьесе, где сценарий написан судьбой, но режиссер явно ошибся с кастингом. Выглядят они вместе паршиво. Как будто из дешевого романа, где герои не понимают, что совершенно не подходят друг другу.

Поверить, что Захарова действительно влюбилась в него, не могу. Ну не могу, и точка. Такие, как она, не влюбляются в людей — они влюбляются в возможности. Толстые кошельки, дорогие машины, роскошные дома — вот что действительно заставляет ее сердце биться быстрее.

Бросаю взгляд на фото еще раз. Предпоследний. Вглядываюсь в лица — недовольство разливается по телу.

Жму на кнопку блокировки, отправляя во тьму счастливое лицо Захаровой.

За размышлениями не замечаю, как пролетает время, и очнувшись от стука в дверь, раздраженно поднимаю голову. Кто бы это мог быть? Встаю с места, чувствуя, как мысли все еще кружатся вокруг Сони. Стук повторяется, на этот раз настойчивее.

— Открыто, — отзываюсь без особого энтузиазма.

Послышался голос и показалось лицо… Чье бы вы думали?

— Егор, есть минутка? — мелодичный женский тембр уже действует на нервы. Как будто кто-то скребет по стеклу, но с нотками сладости.

— Нет, я занят, — рявкаю так, что Захарова вздрагивает. Ложь неприятной тяжестью ложится на грудь.

Это ее черное платье с открытой шеей… И хоть с виду оно кажется обычным, юбка сплошь из прозрачной ткани, и лишь вышивка прикрывает стратегические места. Красиво, но, на мой взгляд, слишком. На груди гордо расположилось шикарное колье, ослепляющее своей роскошью. Не женщина, а ходячая алмазная шахта. В принципе, мило — для коктейльной вечеринки у друзей или для хорошего ресторана, но совершенно не подходит для больницы. Здесь, среди белых халатов и стерильных стен, она выглядит чужеродным элементом.

Мозг медленно плавится, а она стоит на пороге — с невинным выражением лица, будто не понимает, почему ее присутствие вызывает такую бурную реакцию. Но я-то знаю, что за этой маской скрывается. И теперь четко понимаю, что долго рядом с ней не выдержу. Нервы не такие крепкие.

— Всего пара слов, — кудри делают ее волосы короче, а голову круглее. Кекс-одуванчик, херов. Между нами пара метра, но они ощущаются как бездонная пропасть.

— Я сказал, что занят, — повторяю, стараясь держать голос ровным, но внутри все кипит. Пытаюсь расстегнуть пуговицы белоснежного халата.

Захарова хмурится, дышит часто и глубоко. Грудь вздымается. Не отступает, и это раздражает еще сильнее. Привыкла, наверное, крутить мужиками при помощи своего сладкого личика. Со мной этот номер не прокатит. Уже.

— С тобой все в порядке?

— Захарова, шуруй отсюда.

Ненавижу такие методы и не хочу так поступать, но признаться в истинных причинах — еще хуже.

— До меня дошло, что у тебя что-то случилось на операции… Ты как?

— Хорошо.

— И все?

— Захарова, подробности тебе зачем? Да, операция сорвалась. Да, рука подвела. Первый раз.

Ненасытный зверь самобичевания противно ржет в голове, наслаждаясь моими муками.

— Это была девочка, да? — Захарова не отводит взгляда. Ее глаза сверлят, как бур.

— Да, — признаюсь, сжимая кулаки. — Маленькая девочка. И я не смог ей помочь.

Захарова замолкает, осознавая всю тяжесть ситуации. Она понимает, что слова здесь мало чем помогут, но все же пытается поддержать.

— Знаешь, это может случиться с каждым. Ты отличный хирург, и это не изменит того, что ты уже сделал для многих людей.

Бессмысленная трата времени. Но она почему-то замолкает и просто подходит ближе. Ощущаю себя так, словно меня выбросили за борт в ледяное море, над которым сгущаются свинцовые тучи… Но смотрю в родные глаза — и тревоги, и опасения отступают на задний план. Проходит мгновение, и я уже не помню, почему злился.

Глава 13

СОНЯ

Время летит быстро, будто кто-то нажимает кнопку перемотки вперед. За окном сгущаются фиолетовые сумерки, а лампы фонарей беззвучно покачиваются на ветру, косо вычерчивая мир светлыми, расплывающимися пятнами.

Глаза напротив устрашающе сверкают.

— Мне пора идти. Организатору вечера будет невежливо опаздывать, — неловко отвожу глаза и даже делаю шаг прочь…

Хлопок двери, которую грубо пинают ногой, звенит в ушах и тонет в повисающей тишине.

Зачем? К чему все это?

— Ты действительно пришла, чтобы сказать мне несколько слов, Захарова? — Мальцев иронично приподнимает одну бровь. — Может, останешься?

Его голос меняется — становится ниже, утробнее. Он поднимает руку, касается моих волос, проводит по ним вниз, чертя линию от макушки к шее.

— Что?! — я не верю своим ушам. — Ты что же, предлагаешь…

Всего несколько секунд — глаза в глаза, и жар вспыхивает, выдавая нас обоих.

– Потрахаться, Захарова, – смотрит в упор и не моргает. – Я предлагаю тебе потрахаться со мной…

Меня словно из холодного душа окатывает.

— Неужели ты думаешь, что можешь так просто начать с того, на чем закончил несколько лет назад?! — получается потрясенно. — И… и… Эй, немедленно прекрати! — требую я, когда он вытаскивает заколку из моей прически.

Мальцев крепко сжимает мою талию и усаживает на стол. Не хочу моргать, глотку сжимает спазм. Егор опускает ладони на мои колени, сжимает их и разводит в стороны, нагло вклиниваясь между ними.

«Сама виновата! — ругаю себя. — Лучше в следующий раз откуси себе язык, чем утешай его...»

Замираю, как мышка перед удавом, не смея ни вдохнуть, ни пошевелиться, ни выдохнуть.

— Что бы ни было, я все равно помню твои волосы, Захарова. Эти чертовы волосы… от тебя у меня мозги плавятся.

Рядом оживленный коридор, постоянно ходят люди... Стоит только подумать — и становится ясно, что здесь не место и не время для таких объятий.

— О нет, — шепчу, тщетно упираясь в его грудь. — Ты не понимаешь… — я дрожу, когда его пальцы запутываются в моих волосах. — Я изменилась, Мальцев. Я давно не та наивная девчонка, что смотрела на тебя снизу вверх.

— Еще бы, — усмехается он, голос срывается на хрип. — Взрослая, опасная… И, знаешь, это чертовски тебе идет.

— Ты что, серьезно? У меня отношения... — я пытаюсь отстраниться, но его хватка крепкая.

— Я не претендую на место твоего Дениса Сергеевича.

Взмахиваю руками, собираясь отпихнуть Мальцева, но руки тут же встречают преграду и оказываются в плену. Мальцев сжимает мои запястья, поднимает наши руки и заваливает меня на спину, нависая сверху.

– Что тебе от меня нужно?!

– Не мне нужно, Захарова. Тебе. Это ты ходишь за мной.

Его слова весят несколько тонн.

– Слезь с меня! – грубо произношу ему в губы.

– Попробуй меня заставить, – отвечает Мальцев, задевая губами кожу на моей щеке.

– Я позову на помощь, – предупреждаю я, а голос предательски становится тише.

– Ого, – ядовито хмыкает он. – Правда? Захарова, ты отлично держишься, но пульс тебя выдает, – его теплый палец давит на впадинку на шее, и я ощущаю в этом месте слабую ритмичную пульсацию.

– Какой же ты…

И он сорвался. А может, я — кто знает? Мальцев схватил меня, почти смял в крепком объятии и отчаянно поцеловал. Сразу сильно, нахрапом, как бывает, когда больше нет сил терпеть.

И меня словно ураганом подхватило. Не могла удержаться, остановиться. Хотелось немедленно воспользоваться случаем, погладить и потрогать его везде, куда только достанут руки, вновь ощутить, какой он на ощупь. И на запах. И на вкус.

Всего… мне хотелось всего.

Собственный стон донесся до меня будто откуда-то издали. Теплые руки скользили по моему телу, шершавые пальцы ласкали его изгибы со страстным желанием, от которого я трепетала. Каждую клеточку тела сжигало неистовое пламя вожделения. Моменты из прошлого всплывают в памяти, переживаю их вновь и вновь, будто наблюдая со стороны, и это… ужасно.

— Господи, что мы творим?!

Приятные мурашки, сладкое томление в ожидании продолжения.

Этого ведь не может быть на самом деле.

— Ах, Захарова… — тянет он, едва касаясь моей щеки. — Все еще веришь, что выбрала «того самого»? — усмехается коротко, почти нежно. — Что ж, готовься снова ошибаться.

Перестаю воспринимать его слова.

— Не удовлетворяет он тебя, да? — челюсть напрягается, скулы режут свет. — Как ты вообще можешь ложиться под этого жирного ничтожества?! — его голос рвет воздух. — Не противно? — каждое слово будто заноза.

Самое страшное — глаза. Там нет человека. Только злость и что-то сломанное.

— Для тебя ведь это в порядке вещей. Я исчез — а ты уже нашла, кто согреет. Быстро перестроилась. Божена тому живое доказательство.

Мой кулак сам собой встретился с его лицом.

– Мм… – стон состоящий из боли.

Отползаю от него.

Мальцев прикрывает лицо тыльной стороной ладоней. Из носа начинает сочиться кровь.

Что я натворила?!