Бывшие. (не)фиктивная жена.

Глава 1.

Ева.

С первыми лучами солнца комната наполняется мягким золотистым светом, пробирающимся сквозь полупрозрачные занавески. Воздух свежий, прохладный, пахнет чем-то уютным — смесью утреннего города и ещё не до конца ушедшего сна. Я потягиваюсь, вытягивая ноги под тёплым одеялом, и на мгновение замираю, наслаждаясь этим тихим моментом.

Но недолго.

За дверью раздаётся приглушённое шебуршание, потом стук — глухой, неуверенный, как будто кто-то пробует силу своего удара.

Проснулся.

Я улыбаюсь, нехотя выбираюсь из-под одеяла и иду в соседнюю комнату, приглушая шаги, чтобы не спугнуть этот утренний ритуал.

Лёва — моё маленькое чудо — свернулся калачиком, спрятавшись под мягким тёплым одеялом. Из-под него торчат только пяточки, а одна маленькая ладошка сжата в кулачок, будто он что-то держит во сне.

— Лёва, — шепчу я, осторожно присаживаясь на край кровати и убирая прядь тёмных волос с его лба. — Соня, пора вставать.

Он что-то невнятно бурчит, хмурится во сне, потом переворачивается на живот и с головой кутается в одеяло.

— Ма-а-а-ам, ну ещё пять минутов… — голос сонный, тёплый, с той милой детской хрипотцой, от которой моё сердце неизменно сжимается.

— Ты же обещал, что не будешь капризничать по утрам, — сдерживаю улыбку, проводя пальцами по его спине.

Он глубоко вздыхает, потирает глазки кулачками, потом приоткрывает один глаз, прищуривается и серьёзно спрашивает:

— А завтвак?

— Уже ждёт тебя на столе.

— Сывники?

— Конечно, — смеюсь, потому что, если бы их не было, он точно закатил бы мне утренний бунт.

Мгновение — и Лёва уже вскакивает, соскальзывает с кровати и босиком несётся в ванную.

— Ма-ам, я увонил пасту в ваковину!

Закрываю глаза, глубоко вздыхаю, считаю до трёх.

— Сейчас помогу.

Когда мы, наконец, спускаемся на кухню, нас уже встречает мама.

Она, как всегда, успела всё. На столе аккуратно расставлены тарелки, в чашке дымится свежий кофе, с плиты доносится аппетитный аромат свежих сырников.

— Доброе утро, мам, — целую её в щёку, усаживаю Лёву на его детский стульчик.

— Добвое, — лепечет он, размахивая ложкой, а потом с упоением набрасывается на завтрак.

Мама наблюдает за ним с тёплой улыбкой, но когда её взгляд перемещается на меня, я замечаю в нём лёгкую тень беспокойства.

— Ты так и не подумала? — спрашивает она спокойно, но с ноткой ожидания.

Я тут же отвожу взгляд в сторону, делая вид, что сосредоточилась на Лёве, который уже тянется за добавкой.

— Мне и так хорошо.

— Хорошо — это не значит счастливо, — замечает мама, допивая кофе.

Я молчу.

Потому что не знаю, как объяснить, что мне страшно.

Страшно подпустить кого-то к себе, страшно снова довериться. Я знаю, что Матвей хороший, надёжный, заботливый. Два года дружбы, лёгких намёков, которые я упорно игнорирую, потому что каждый раз, когда появляется шанс на что-то большее, мой внутренний голос кричит: "не надо, нам и так хорошо."

— Пока, мой Львенок, заберу тебя сегодня пораньше, — целую сына в щёку в раздевалке детского сада.

— Точно плиточно? Не абманываис?

— Нет! Всё, я побежала!

Опаздывать на работу, даже если ты сама хозяйка своего дела, — моветон.

Когда я открываю дверь мастерской, меня встречает знакомый запах: древесина, металл, немного ванили от свечи на рабочем столе.

Здесь я чувствую себя собой.

Я добилась всего сама: каждый камень, каждое украшение проходит через мои руки, каждое кольцо, браслет, подвеска — это отражение моей души.

Сегодня один из тех дней, когда мне доверяют нечто особенное. Крупный заказ.

Дверь открывается, и входит молодая женщина. Стильная, уверенная, с безумно дорогой сумочкой и улыбкой человека, который привык получать лучшее.

— Добрый день, — её голос мягкий, но твёрдый. — Мне вас порекомендовали как лучшего мастера по авторским украшениям.

— Добрый день. Чем могу помочь?

— Я бы хотела заказать обручальные кольца.

Я замираю на секунду, но тут же возвращаю себе профессиональную улыбку.

— Конечно, расскажите, что бы вам хотелось.

Она подробно объясняет, достаёт примеры, показывает фотографии, говорит о деталях.

— Мой жених скоро подъедет, — сообщает она, глядя на меня поверх бокала воды. — Хотели бы обсудить всё вместе.

Я киваю, делаю пометки.

А потом слышу, как открывается дверь.

И чувствую.

Прежде, чем вижу.

Зорин.

Марк Зорин.

Он проходит внутрь, высокий, уверенный, в идеально сидящем пальто, и будто время не тронуло его.

Но меня тронуло.

Я забываю, как дышать.

Глаза встречаются, и я умираю внутри.

Серые, холодные, пронизывающие до самого нутра.

Он смотрит на меня.

Я смотрю на него.

Рука Марка легко ложится на поясницу женщины, стоящей рядом.

— Вот, познакомься, — говорит она, лучась от счастья. — Это мой жених, Марк Зорин.

Воздух уходит из лёгких.

Я слышу это имя вновь. И я знала, что рано или поздно это снова случится.

Жених.

Чужой.

Четыре года.

Четыре грёбаных года я пыталась его забыть.

А он снова здесь.

Дорогие читатели!

Вы готовы окунуться в бушующий океан эмоций?

Четыре года назад история Евы и Марка оборвалась, оставив после себя сотни вопросов и море боли. Она пыталась забыть, стереть из памяти его голос, взгляд, прикосновения. Училась жить без него, растила сына, строила карьеру и день за днём убеждала себя, что всё, что было, — в прошлом.

Но судьба не даёт шанса спрятаться от прошлого. Оно настигает в самый неожиданный момент.

Случайная встреча? Или неизбежность?

Он стоит перед ней, как будто ничего не изменилось. Такой же уверенный, холодный, непроницаемый. Но теперь он не её. Теперь рядом с ним другая женщина. Его невеста.

Глава 2.

Ева.

Он подходит ближе, и с каждым шагом воздух вокруг становится всё более разряжённым, тяжёлым, почти осязаемым. Слышу, как кровь гулко стучит в висках, и боюсь поднять на него глаза, потому что знаю — стоит это сделать, и все мои тщательно выстроенные стены рухнут в одно мгновение.

— Марк, — улыбается его невеста, уверенно беря его под руку и слегка склоняя голову мне навстречу, — познакомься, это Ева Лазарева, ювелир, о котором я тебе так много рассказывала. Ева, это мой жених — Марк Зорин.

Ева Лазарева. Теперь звучит правильно и незнакомо одновременно. После развода я вернула себе девичью фамилию, отсекая последнюю, тонкую ниточку, которая когда-то связывала меня с ним. Но это имя на её губах словно подчеркивает пропасть, что разверзлась между нами за последние четыре года.

Поднимаю взгляд, сталкиваясь с его глазами, и сердце болезненно сжимается. Серые, холодные, знакомые до боли глаза — в них сейчас равнодушие и полная отстраненность, будто перед ним не та, с кем он делил дом, кровать и жизнь, пусть и не настоящую.

— Очень приятно, — произносит он сухо, спокойно, словно читает заготовленный заранее сценарий.

Коротко киваю, заставляя губы растянуться в подобие профессиональной улыбки, и сама не верю в искренность своего голоса, когда произношу в ответ:

— Взаимно.

Сердце бьётся так громко, что заглушает все остальные звуки в помещении. Ирина, совершенно не замечая напряжения, которое разлилось по комнате, с радостной улыбкой продолжает:

— Я уже рассказала Еве о кольцах, которые хотела бы заказать. Нам важно, чтобы всё было идеально.

— Конечно, — отвечаю я спокойно, стараясь сохранить хотя бы видимость профессионализма. — Скажите, когда планируется свадьба? Мне нужно понимать, какие у нас сроки.

— Помолвка у нас через месяц, — с нежностью смотрит на Марка Ирина, чуть сильнее прижимаясь к нему. — А сама свадьба будет через три месяца. Мы вместе уже год, но хочется всё сделать не торопясь.

Год. Целый год.

Я невольно сглатываю, чувствуя комок в горле.

Пока у него была новая жизнь, полная любви и нежности, я отчаянно собирала осколки своей собственной, пытаясь заново научиться дышать. Моя беременность далась мне невероятно тяжело — все эти месяцы мучительного ожидания, страх за ребёнка, бессонные ночи в больнице, бесконечные врачи и таблетки. Учёбу в Строгановке пришлось отложить на целый год, потому что организм отказывался выдерживать такую нагрузку. Роды были сложными, болезненными и страшными, и тогда казалось, что я совсем одна в этом огромном мире. Да, мама была рядом, она помогала, поддерживала и подставляла плечо, но отсутствие мужчины, которого я так любила, которого ждала и который просто исчез из моей жизни, отравляло каждый день, каждую минуту моей жизни.

Я не жила, я выживала.

А он… он цветёт и пахнет. Стоит сейчас напротив меня, в дорогом пальто, уверенный, довольный собой, а рядом — она, красивая, успешная, счастливая.

— Три месяца — это хороший срок, — киваю я, не сводя взгляда с бумаги, чтобы только не видеть, как он смотрит на неё. — Я успею выполнить заказ.

— Прекрасно! — светится счастьем Ирина, обращая взгляд на Марка. — Я уверена, что Ева сделает для нас что-то особенное, правда, любимый?

— Правда, любимая, — откликается он с лёгкой улыбкой, и у меня внутри всё сжимается от его слов.

Любимая. Я никогда не слышала этого от него, и не могла услышать. Ведь наш брак был всего лишь договорённостью, фикцией, игрой в семью. Ни разу за всё то время, пока мы были вместе, он не смотрел на меня так, как сейчас смотрит на неё.

А я была дурой наивной.

Похоже, теперь всё по-настоящему.

И пусть ему икается три дня подряд за то, что он сделал со мной. За то, что теперь я вынуждена делать кольца для его настоящей свадьбы. Ведь конечно же, найти другого ювелира они не могли.

Но… деньги на дороге не валяются. Я выполню этот заказ чего бы мне это не стоило.

Отчаяние накрывает с головой, но я крепко сжимаю ручку, стараясь удержать остатки самообладания.

— Думаю, мы обсудили всё необходимое, — тихо произношу, прерывая тягучую паузу. — В ближайшие дни подготовлю эскизы и отправлю вам на утверждение.

— Отлично, — кивает Ирина, благодарно улыбаясь. — Будем ждать.

Марк смотрит на меня ещё несколько долгих секунд, словно пытается понять, о чём я думаю, но я отвожу взгляд первой. Пусть лучше думает, что мне всё равно.

Хотя на самом деле это ложь, и боль от его неожиданного появления гораздо сильнее, чем я готова признать даже самой себе.

Девочки, поставьте истории лайки, добавьте книгу в библиотеку если она вам нравится! Ну и... тут точно есть те, кто на меня не подписан? И не забывайте, у меня есть авторский тг канал! Там бывает интересно) Завтра продолжим. Всех обняла)

Глава 3.

Ева.

Повисает пауза, натянутая, как струна. В сумочке Ирины звонит телефон, она, вздохнув достает его, смотрит на экран и тихо извиняется:

— Простите, важный звонок. Я на пару минут.

Ирина извиняется и выходит из мастерской, закрывая за собой дверь. В помещении воцаряется оглушительная тишина. Мы с Марком остаёмся наедине впервые за последние четыре года. Да и видимся мы впервые за четыре года. Не считая моих снов. Напряжение, словно невидимая нить, натягивается между нами с каждой секундой всё сильнее.

Он молчит, пристально глядя на меня своими холодными серыми глазами, и этот взгляд будоражит что-то внутри, поднимая боль, обиду и злость. Сердце бешено стучит, отдаваясь в висках, в горле пересыхает. И в этот момент я вспоминаю о фотографии Лёвы, стоящей на рабочем столе и лежащие рядом его рисунки.

Паника охватывает мгновенно. Я быстро поворачиваюсь, стараясь незаметно задвинуть детские рисунки под бумаги, а фотографию сына аккуратно, но поспешно кладу лицом вниз на стол. Моё движение получается неловким и суетливым, будто я намеренно пытаюсь скрыть от него кусочек своей жизни. Но я не хочу, чтобы он узнал.

Он больше не имеет на это права.

— Что-то скрываешь? — его голос тихий, но пронзительно резкий.

— Нет, — отвечаю я, собираясь с силами и заставляя себя посмотреть ему прямо в глаза. — Просто личное.

Он чуть прищуривается, явно чувствуя, что я что-то скрываю, но не задаёт вопросов. Он не имеет на это права! Просто продолжает изучать меня своим пристальным взглядом, от которого у меня по спине пробегает дрожь.

Мы молчим, и в этой тишине воспоминания начинают вспыхивать одно за другим, словно мучительные вспышки старой киноленты…

***

Тогда, четыре года назад, я искала его отчаянно, словно сумасшедшая. После новостей о крушении самолета, после того, как я узнала о беременности, я не могла спать, есть, думать ни о чем, кроме одного: Марк жив или нет?

Антон стал моей последней надеждой.

— Антон, прошу тебя, — я стояла перед ним, едва сдерживая слезы, голос мой дрожал от напряжения и страха. — Скажи, где он? Что с ним после авиакатастрофы?

— Жив.

— Я должна его увидеть, поговорить с ним.

Антон смотрел на меня тяжело, будто что-то знал, но не хотел говорить. Его взгляд был холодным, но в глубине глаз мелькнула странная смесь сожаления и жалости.

— Марк живее всех живых, Ева. С ним всё в порядке, — сказал он ровно, почти отстранённо.

Я выдохнула резко, чувствуя, как колени подкашиваются от облегчения. Слёзы навернулись на глаза, но радость тут же сменилась новой волной боли. Если он жив, то почему исчез? Почему не сказал ни слова? Почему оставил меня с этой страшной неизвестностью?

— Тогда… почему он не выходит на связь? Я должна с ним поговорить, понимаешь? — мой голос сорвался, предательски дрогнув. — Антон, пожалуйста, скажи мне, как его найти!

Он покачал головой, резко прерывая меня.

— Не нужно, Ева. Забудь о нём. Просто живи дальше.

Эти слова больно ударили меня, как пощёчина. Как можно жить дальше, когда каждый вдох причиняет боль? Когда моё сердце разорвано на куски, а душа изранена настолько, что сил нет даже плакать?

— Я не могу так просто забыть! — почти закричала я, отчаяние застилало глаза слезами. — Он хотя бы знает, что я его искала? Он вообще думает обо мне?

Антон взглянул на меня с откровенной жалостью и усталостью.

— Ты получила всё, что хотела, Ева, — его голос звучал жёстко и бескомпромиссно. — Деньги, свободу, новую жизнь. У Марка тоже всё хорошо. Не мешай ни ему, ни себе.

Я замерла, глядя в его холодные глаза. Он поставил точку. Окончательную и жестокую. И я стояла, чувствуя себя совершенно беспомощной, словно выброшенной за борт, брошенной в открытом море без единого шанса на спасение.

***

— Ева, — голос Марка возвращает меня в настоящее. Он смотрит на меня внимательно, но теперь в его взгляде читается нечто новое — недоверие или, может быть, раздражение? — Ты здесь?

Я резко вдыхаю, пытаясь успокоить сбившееся дыхание.

— Да, простите, задумалась, — говорю я тихо, стараясь взять себя в руки.

В этот момент дверь открывается снова, и появляется Ирина, её голос звенит жизнерадостностью и счастьем:

— Простите, что задержалась! Надеюсь, вы тут не соскучились без меня?

Она подходит к Марку, и он обнимает её за талию, притягивая к себе чуть ближе. У меня внутри всё переворачивается от болезненного укола ревности, но я заставляю себя не отводить взгляд.

— Нет, любимая, мы как раз закончили обсуждение, — его голос мягок и спокоен, как будто он только что не пытался проникнуть мне под кожу одним взглядом.

Любимая…

— Отлично. Я всё успею сделать вовремя. Через неделю пришлю вам эскизы на утверждение. А завтра составлю договор.

— Спасибо, Ева, — искренне говорит Ирина, улыбаясь. — Нам вас рекомендовали как лучшего мастера, и я вижу, что не ошиблись. Очень приятно иметь дело с профессионалом. Всего доброго. Очень буду ждать эскизы.

Она берёт Марка под руку и поворачивается к выходу. Марк молча кивает мне на прощание, в его взгляде не читается ровным счётом ничего. Пустота. Или я просто не хочу видеть, что он чувствует.

Когда дверь наконец закрывается, я буквально падаю на стул. Ноги больше не держат, руки дрожат так сильно, что я тут же прячу их в карманы джинсов. Всё внутри болезненно сжимается, и я чувствую себя так, будто снова оказалась на самом краю пропасти.

Что это только что было?

Марк. Живой, настоящий. Счастливый с другой женщиной. Женится. Эти мысли обжигают, словно прикосновение раскалённого железа. Меня захлёстывает волна старой боли, которую я так старательно хоронила в себе последние годы. Я не думала, что снова способна испытать такую резкую, почти физическую боль от одного взгляда, от одного слова.

Но оказывается, способна.

Глава 4.

Марк.

Четыре года я выстраивал новую жизнь, кирпич за кирпичом, выжигая прошлое из памяти. Каждый день был борьбой — жёсткой, бескомпромиссной. За себя и за дело, что стало смыслом моей жизни.

Я делал всё, чтобы забыть Еву, стереть её тихий, мягкий голос, что когда-то звучал во мне, её взгляд, от которого я терял контроль.

Четыре года убеждал себя, что избавился от неё, как хирург отсекает больной орган. Я был уверен — всё кончено. Прошлое похоронено, и я свободен.

Но сегодня моя иллюзия рухнула в одно мгновение.

Ирина уговорила зайти в эту мастерскую: «Лучший ювелир Москвы», — её голос звенел восторгом, когда она говорила о кольцах. Я не вникал, не спрашивал имени мастера. Зачем? Это просто очередной пункт в списке дел перед свадьбой. Рациональный шаг для мужика за тридцать. Я шёл сюда без мыслей, без предчувствий, пока не переступил порог.

Запах металла и слабый намёк ванили — знакомый, смутный — ударяет в нос, и что-то внутри болезненно сжимается. Поднимаю взгляд, и воздух застревает в лёгких. Она. Ева. Мир замирает, сердце бьётся в груди, как пойманный зверь. Это не может быть она. Не здесь. Не сейчас. Но, сука! Судьба сама меня привела сюда.

Её лицо — спокойное, чуть бледнее, чем помню, расцвела и похорошела, — врезается в меня, как удар. Волосы короче, струятся по плечам, как шёлк, что я когда-то трогал. Она поднимает глаза от бумаг, и на миг в них вспыхивает что-то — страх? боль? — прежде чем она опускает взгляд. Пальцы сжимают карандаш так, что костяшки белеют. Она тоже не ждала.

Грудь стягивает, я прячу руки в карманы, стискиваю пальцы до боли. Четыре года я не знал, где она, что с ней, запрещал себе узнавать хоть что-то. И вдруг — она здесь, известный ювелир, добилась того о чем мечтала.

— Ева, познакомься, это мой жених, Марк Зорин, — Ирина сияет, произнося эти слова, и меня иррационально передёргивает от звучания моего имени из её уст здесь, перед Евой.

— Добрый день, — произношу ровно, почти сухо, стараясь не выдать того, как внутри всё переворачивается.

— Здравствуйте, — отвечает Ева тихо, избегая смотреть мне в глаза.

— Мы обсуждали дизайн колец, — продолжает Ирина, явно не замечая напряжения. — Я уверена, что Ева сделает для нас что-то особенное, правда, любимый?

— Правда, любимая, — отвечаю я спокойно, автоматически, и тут же ловлю себя на том, что эти слова звучат для меня чуждо. Любимая…

Я вижу, как Ева напрягается, её пальцы дрожат, пока она делает пометки.

— Через сколько у вас свадьба?

Ира, заливаясь соловьем, рассказывает о датах и еще о чем-то, что я пропускаю мимо ушей. Мое внимание сосредоточено на бывшей жене. Я бесстыдно изучаю каждую черточку ее лица и пытаюсь поймать ее эмоции.

Наблюдаю за Евой внимательно, вижу, как что-то меняется в её взгляде – какие-то новые и неизвестные мне эмоции. Все правильно. Сейчас передо мной не глупая и наивная девочка. Она сильно изменилась внутренне.

— Простите, важный звонок. Я на пару минут, — Ирина извиняется и выходит, оставляя нас наедине.

Повисает тяжёлая тишина. Ева вдруг резко поворачивается, пряча что-то на столе. Словно скрывает от меня частичку своей новой жизни. Я чувствую укол ревности, злости, странного раздражения. И эти чуждые мне эмоции дико раздражают.

— Что-то скрываешь? — голос звучит холоднее, чем я хотел.

— Нет, — коротко отвечает она, вскидывая голову. Её взгляд упрямый, злой, вызов читается в глазах, и это снова пробуждает во мне бурю.

— Ева… — начинаю я, но она резко перебивает:

— Давайте обсудим детали заказа. Времени у меня немного.

От её тона внутри всё сжимается. И я опять начинаю закипать. Я молчу, позволяя ей говорить, наблюдая, как дрожат её пальцы, когда она записывает наши с Ириной имена рядом.

— Ева, — произношу я тихо, не сдержавшись, и она вздрагивает, будто мой голос пробудил её из какого-то внутреннего кошмара.

— Простите, задумалась, — говорит она тихо, и в этот момент возвращается Ирина, улыбчивая и ничего не подозревающая.

— Простите, задержалась! Надеюсь, вы тут не соскучились без меня?

— Нет, любимая, мы как раз закончили обсуждение, — произношу я, тщательно скрывая напряжение.

— Отлично, — кивает Ева, избегая смотреть мне в глаза. — Через неделю пришлю эскизы. Завтра составим договор.

— Спасибо, Ева, — тепло говорит Ирина, а я молча киваю на прощание, чувствуя, как меня разрывает изнутри.

Выходя из мастерской, я знаю — моя тщательно выстроенная жизнь трещит по швам. Летит в хуям со свистом. Я не готов был снова увидеть Еву.

Ирина обнимает меня за шею, чуть приподнимаясь на носочки, и её мягкие, идеальные губы касаются моих. Она делает это так естественно, так легко, но внутри меня резко взрывается протест. Что-то глубоко спрятанное бунтует, сопротивляясь этому прикосновению.

Я заставляю себя закрыть глаза, пытаясь погасить внутренний пожар. Поцелуй длится всего несколько секунд, но кажется вечностью. Когда она отстраняется и улыбается, я вижу её сияющие глаза, наполненные безмятежной уверенностью в нашем будущем. Ирина ничего не замечает. Она никогда не замечает. Она мега уверенная в себе, успешная и красивая женщина и нужно быть дебилом чтобы это не признать. И я, и она это прекрасно понимаем.

— Увидимся вечером дома? — спрашивает она нежно, касаясь моего плеча.

— Конечно, — отвечаю спокойно, пряча за привычной холодностью настоящий хаос в груди.

Она садится в машину, я провожаю её взглядом и чувствую облегчение, когда автомобиль скрывается из виду.

Я остаюсь один. Вокруг шумит город, но сейчас он кажется пустым. Поворачиваюсь, направляюсь к своему автомобилю, механически открываю дверь и сажусь за руль. Двигатель урчит, я вдавливаю педаль газа, пытаясь вырваться из этого момента, но мысли остаются там — в мастерской, рядом с Евой.

Офис встречает привычной суетой. Секретарь пытается привлечь моё внимание, рассказывает о встречах, тащит на подпись кучу документов, но я смотрю сквозь неё, мысли хаотично мечутся между прошлым и настоящим.

Глава 5.

Марк.

Машина Евы исчезает за поворотом, а я ещё долго сижу в темноте, уставившись в пустое место на дороге. Руки сжимают руль до боли в пальцах. И это болезненное ощущение, физическое и понятное, позволяет мне хоть на мгновение прийти в себя.

— Чёрт, — цежу сквозь зубы, делая глубокий вдох, чтобы успокоить бешеный ритм сердца.

Что со мной происходит? Я — человек, который привык держать всё под контролем: бизнес, эмоции, людей. Но сейчас… Я не могу совладать даже с собой. Я не просто растерян, я зол на себя. За эту нелепую слабость, за глупое, детское ожидание того, что Ева заметит меня, повернётся, подойдёт. Чего я хотел? Что она кинется мне на шею после того, как я сам поставил точку четыре года назад?

Фиктивный брак — тогда это казалось логичным решением. Я хотел помочь ей, защитить от отца-тирана, дать возможность стать свободной, независимой, успешной. Мои задачи брак тоже закрывал на отлично. Всё именно так и получилось. Разве нет? Она успешный мастер, известна в высших кругах, её рекомендуют как лучшую. Я гордился бы ею… если бы это была другая женщина. Если бы я не чувствовал внутри этот дурацкий собственнический протест, осознавая, что её жизнь теперь проходит без меня.

Пытаюсь отвлечься, достаю телефон, вижу несколько пропущенных звонков от Ирины. Она, вероятно, ждёт дома, готовит ужин, накрывает стол, идеально сервирует всё до мелочей. Ирина — это про стабильность. Это про будущее, спокойное и предсказуемое. Именно такое, какое я сам себе выбрал.

Почему же сейчас всё это кажется таким… пресным?

Набираю её номер.

— Любимый, — её голос нежный, мягкий, почти убаюкивающий. — Ты едешь? Я жду.

— Я задержусь, — отвечаю резко и тут же смягчаю тон. — В офисе срочные дела.

Она молчит пару секунд, и я почти физически ощущаю её разочарование.

— Хорошо, Марк, — отвечает она чуть холоднее, чем обычно. — Только не задерживайся сильно, завтра важный день.

— Конечно, — киваю в пустоту. — До завтра.

Отключаюсь и снова уставляюсь в темноту. Пустота внутри не уходит, а только растёт. Мысли возвращаются к Еве. Почему она так быстро спрятала эту фотографию? Что она не хочет мне показывать? Неужели она и правда замужем, счастлива с другим мужчиной? Мысль бьёт, как электрический разряд, заставляя челюсти сжаться.

Вспоминаю, как холодно отталкивал все попытки узнать хоть что-то о ней после развода. Даже от Антона не позволял себе принимать информацию, хотя он намекал, что она приходила, искала встречи со мной после того крушения самолёта. Я не хотел слушать,отрезал так отрезал. Точка!

Теперь же мысли крутятся в голове, как вихрь. Я знаю, что должен уехать, но не могу. И не хочу. Тянет обратно к ней, тянет хотя бы понять, как она живёт без меня, счастлива ли, смеётся ли с кем-то другим…

«Остановись!» — рычу я вслух, раздражённый собственной беспомощностью.

Завожу двигатель и резко давлю на педаль газа, выезжая из тени на дорогу, словно бегу от самого себя. От того, кем никогда не хотел становиться — слабым, нерешительным мужчиной, который цепляется за прошлое.

Но чем дальше я еду, тем больше понимаю, что бегу впустую. Я уже давно не тот человек, каким был четыре года назад. Внутри меня нечто неуловимо изменилось.

Марк.

Подъезжая к дому, я замечаю свет в окнах. Ирина ждёт. Конечно, ждёт. Она всегда ждёт. И делает это так идеально, так предсказуемо, что даже не оставляет шансов на обвинения. Я гашу двигатель и, на мгновение прикрыв глаза, пытаюсь собраться с мыслями. Сегодня вечер будет долгим.

Дверь открывается раньше, чем я успеваю до неё дотронуться, и на пороге появляется Ирина. Безупречна до мелочей: волосы уложены, на лице лёгкий макияж, подчёркивающий её совершенные черты. Домашний костюм цвета слоновой кости из тончайшего шёлка струится по её фигуре, открывая ровно столько, чтобы выглядеть привлекательно, но не вульгарно. Она прекрасно знает, как подать себя, как ненавязчиво показать свою красоту.

— Любимый, — произносит она мягко, тепло улыбаясь и чуть склоняя голову набок. Её голос звучит, как музыка, нежно, успокаивающе. — Ты всё-таки приехал. Я так соскучилась.

— Прости, задержался, — отвечаю коротко, стараясь улыбнуться, но выходит криво и натянуто.

Она мягко берёт меня за руку, ведёт в столовую, где уже ждёт безупречно сервированный стол: сияют бокалы, тонкий фарфор, изысканные блюда в центре, свежие цветы, свечи. Словно картинка из глянцевого журнала, в которой нет ни единой случайной детали. Всё выверено до миллиметра, и от этой совершенной гармонии становится почему-то неуютно.

— Садись, дорогой. Тебе нужно отдохнуть, — щебечет Ирина, мягко толкая меня на стул и присаживаясь напротив.

За ужином она легко и непринуждённо рассказывает о своём дне, светски обсуждает знакомых, планы на будущее. Я молча слушаю, пытаясь изображать заинтересованность, но мыслями неизбежно возвращаюсь к Еве. Её глаза, её реакция, её напряжение, когда я вошёл в мастерскую. Ирина улыбается, смеётся, рассказывает о своём блоге, который набирает популярность, и я киваю в такт, не вникая.

— Знаешь, — говорит она, накручивая на вилку пасту, — я подумала, что после помолвки мы могли бы съездить куда-нибудь отдохнуть. У меня был такой напряжённый график последнее время, да и ты постоянно в работе. Нам бы пошло на пользу немного времени вместе.

Она бросает на меня кокетливый взгляд, слегка облизывая губы.

— Может, на Мальдивы? Там сейчас прекрасно…

— Возможно, — отвечаю неопределённо, мысленно находясь совсем не здесь.

Её улыбка чуть меркнет, но она быстро возвращает себе уверенность и снова улыбается, делая вид, что не заметила моей холодности.

Глава 6.

Ева.

— Мама-а-а! — звонкий голос Лёвы разносится по квартире, едва я переступаю порог. Он несётся ко мне навстречу, размахивая листком бумаги, с сияющими от радости глазами. — Я висунок тебе сделал!

Присаживаюсь, обнимаю маленькое тёплое тельце, вдыхая сладкий запах детского шампуня. Он восторженно тычет рисунком мне в руки, и я осторожно беру его, разглядывая разноцветные фигуры на бумаге. В горле мгновенно встаёт комок.

— Здесь очень красиво, мой львёнок. А кого ты нарисовал?

— Эт я, а вот эт ты, — объясняет Лёва, гордо указывая пальчиком на двух фигурок, одну маленькую, другую чуть побольше. Потом он тычет в третью, самую большую. — А это мой папа.

Сердце болезненно сжимается. Я теряюсь, не знаю, что сказать. Лёва поднимает на меня серьёзный взгляд своих серых глаз, так мучительно похожих на глаза Марка.

— Мам, а где мой папа? — голосок звучит неожиданно тихо и серьёзно. — Сашу забиваит папа, и Аню тоже. А у меня нету. Где он, мамочка?

Губы дрожат, слова застревают в горле. Но прежде чем я успеваю ответить, появляется мама и ласково окликает внука:

— Лёвушка, иди скорее, пирог готов! Твой любимый, яблочный!

— Ува! — радостно визжит сын, забывая обо всём на свете и убегая на кухню.

Я медленно поднимаюсь с пола, держа в руках рисунок. На бумаге мы трое, вместе. Та семья, которой никогда не существовало. Отчаяние захлёстывает меня с головой. Руки бессильно опускаются, а я прислоняюсь к стене, стараясь успокоить бешеный стук сердца.

Где его папа? Я и сама не знаю. Точнее, знаю, но сказать ему правду не могу.

Закрываю глаза, снова и снова переживая сегодняшний день, неожиданную встречу, от которой до сих пор не пришла в себя. Марк снова в Москве, снова в моей жизни, пусть и мимолётно. Но он не один. Он с ней, с Ириной, и я отчётливо помню его взгляд, прикосновения, нежное «любимая». Он действительно счастлив? Его новая жизнь прекрасна и гармонична, без намёка на тот хаос, что остался у нас в прошлом.

Вздыхаю глубже, чувствуя, как подступают слёзы. Боже, зачем я снова обо всём этом думаю? Зачем бередить рану, которая и за четыре года толком не зажила?

Ведь у меня теперь другая жизнь, совсем иная, без него. У меня есть Лёва. Самое главное сокровище моей жизни, моя опора, моё счастье. Только благодаря ему я выжила тогда, после развода, после того, как Марк исчез из моей жизни. Он стал моим спасением и смыслом.

А теперь ему уже почти три с половиной года, и он всё чаще спрашивает, где его отец. Воспитатели в садике хотя бы молчат. В графе отец у нас прочерк. А вот знакомые… что им говорить? Я не могу им ответить. Потому что его отец, Марк Зорин, даже не знает, что у него есть сын.

Я вспоминаю, как впервые взяла Лёву на руки. Маленький комочек, беспомощный, такой хрупкий и родной. Помню его пухлые щёчки, крохотные пальчики, глаза, в которых я сразу увидела его — Марка. Помню слёзы счастья и боли одновременно, потому что выписывали меня не в крепкие мужские руки, а в объятия Ксюши, Маши и мамы. Марка не было рядом, не было того, кто должен был стоять со мной в тот момент. Горечь до сих пор жжёт сердце.

С тех пор я никогда больше не пыталась устроить личную жизнь. Были только работа, учёба, бессонные ночи и бесконечные вопросы самой себе: почему? Почему он меня бросил? Почему я осталась одна?

В комнату тихо заходит мама, будто чувствуя моё состояние.

— Что-то случилось? — её голос осторожный, ласковый, будто она боится ранить меня ещё больше.

Я поворачиваюсь к ней, с трудом собирая разбегающиеся мысли.

— Я сегодня встретила Марка, — шепчу почти неслышно, боясь произносить это вслух. — Он вернулся в Россию. С невестой.

Мама замирает на мгновение, а потом медленно подходит и обнимает меня, гладя по спине.

— Ох, девочка моя... — её голос полон сочувствия и тепла. — Теперь понятно, почему ты такая бледная. Как ты?

— Не знаю, мам... Я думала, что справилась, что забыла, — признаюсь тихо, чувствуя, как слёзы предательски текут по щекам. — Но сегодня я поняла, что не смогла. Всё вернулось с новой силой.

— А про Лёву он знает? — осторожно спрашивает она, отстраняясь и внимательно заглядывая мне в глаза.

Я отрицательно качаю головой.

— Нет. И я не знаю, хочу ли вообще ему говорить. У него теперь своя жизнь. Он скоро женится. У него всё прекрасно.

Мама тяжело вздыхает, понимая меня без слов.

— Но рано или поздно правда всплывет наружу, дочка. У Левы вопросов становится все больше. Ты должна быть к этому готова.

Я молча киваю, и сердце болезненно сжимается от осознания того, что этот момент рано или поздно настанет. Но сегодня я просто не готова думать об этом.

Можно мне подумать об этом потом? Ну пожалуйста! Дайте мне передышку.

Сегодня я слишком устала быть сильной.

Глава 7.

Ева.

Кладу книгу сказок на стол, сажусь обратно на край детской кровати. Ласково укутываю Лёву одеялом. Он сладко зевает, глазки уже почти закрываются, но его маленькая ручка крепко держит мою ладонь, будто боясь отпустить и потерять меня даже во сне.

— Мамочка, а мы точно пойдём в зоопаик? — сонно шепчет он, путая буквы, отчего моё сердце нежно сжимается.

— Конечно, мой львёнок, обязательно пойдём, — тихо отвечаю я, перебирая его тёмные шелковистые волосы. — Посмотрим на тигров, слонов, жирафов, и потом обязательно на батуты. Ты же хочешь на батуты?

— Да-а-а, — протягивает он, едва слышно. Глаза уже закрыты, дыхание ровное, спокойное. — И вата сладкая…

— И сладкую вату, — улыбаюсь я, наклоняясь, чтобы поцеловать его в тёплую, пахнущую детством щёку. — Спи, моё счастье.

Я ещё какое-то время просто сижу рядом, слушая его тихое сопение, пока сердце не наполняется таким бесконечным теплом, что становится легче дышать. Лёва — моё всё. Ради него я справлюсь со всеми жизненными ударами.

Осторожно прикрываю дверь в детскую, стараясь не шуметь. Прохожу на кухню, где мама заканчивает убирать после ужина, и устало опускаюсь на стул.

— Всё, наконец уснул, — вздыхаю я, потирая глаза. — Пообещала, что на выходных сходим в зоопарк, а потом на батуты.

Мама улыбается, закрывая шкафчик с посудой, и присаживается напротив:

— Ну и хорошо. Вот и позови с собой и Лёвой Матвея. Устроите семейный выходной. Мальчишке радость будет, да и Матвей будет только рад.

Я тут же поднимаю на неё взгляд, не в силах сдержать лёгкое раздражение, но мама лишь спокойно пожимает плечами, улыбаясь уголками губ.

— Мам, я же говорила, он просто друг, — повторяю я в сотый раз, сама не веря своим словам.

— Друг… — хмыкает она и качает головой. — Этот твой «просто друг» уже два года с порога нашего дома не сходит. И за тобой ухаживает, и с Лёвой ладит прекрасно. Хватит его уже морозить, доча.

Я вздыхаю, проводя пальцами по вискам. Она права, и мне нечего возразить, но внутри всё слишком сложно.

— Я просто не готова, — говорю тихо, чувствуя комок в горле. — Не сейчас, не после сегодняшнего дня.

Мама сразу напрягается, её взгляд становится внимательным и настороженным.

— Ты про встречу с Марком?

Киваю молча, снова вспоминая, как сбилось дыхание, когда он переступил порог моей мастерской.

— Да… Он так изменился, мам. Возмужал, стал ещё более… — запинаюсь, подбирая слова, — жёстким, будто из камня. А его невеста… Такая красивая, уверенная в себе, идеальная просто. Он смотрел на неё с такой нежностью, какой у него никогда не было со мной. Может, и правда любит её? А я… стояла и смотрела, как последняя дура.

Мама хмурится, сжимая губы, и вдруг резко выдыхает с неожиданной злостью:

— Петух ощипанный! Вот пусть его невеста и обхаживает теперь! Нашла из-за кого переживать. Да он пальца твоего мизинца не стоит. И хватит думать о том, как там у него всё прекрасно! У тебя всё ещё лучше — дом, сын, своё дело. А он пусть себе женится хоть десять раз.

Я тихо улыбаюсь, благодарная за эту эмоциональную защиту, и шепчу:

— Знаю… Ты права. Только от этого легче почему-то не становится.

Она мягко касается моей руки, сжимая ладонь, и чуть тише добавляет:

— Станет, девочка моя. Просто нужно перестать цепляться за прошлое, Ева. А будущее, может быть, совсем рядом. Дай Матвею шанс. Кто знает, вдруг он именно тот, кто заставит тебя снова улыбаться.

Я отвожу взгляд к окну, за которым мерцают огни ночного города, и в душе понимаю, что мама права. Но пока просто не знаю, как себя заставить сделать этот шаг.

Когда я ложусь в постель, сон долго не приходит. Мысли снова и снова возвращаются к серым глазам Марка, к его взгляду, обращённому к другой женщине, к его «любимая», сказанному не мне.

Сердце болезненно сжимается, но я заставляю себя глубоко вдохнуть и взять в руки телефон.

Пальцы дрожат, набирая короткое сообщение Матвею:

«Привет. Мы с Лёвой собираемся на выходных в зоопарк и на батуты. Пойдёшь с нами?»

Задерживаю дыхание и нажимаю «отправить».

Шаг сделан. Теперь остаётся только не отступить назад.

Завтра продолжим!

Глава 8.

Ева.

— Вот же козёл бессовестный! Я бы его задушила собственными руками! — с жаром выплёскивает Ксюша, яростно размахивая десертной ложкой. — Четыре года тишины, ни слова, ни привета, ни ответа! Я-то думала, он давно уже в океане рыб кормит, а этот, видишь ли, живее всех живых! И женится ещё, гад такой!

Я невольно улыбаюсь, наблюдая, как подруга искренне возмущается, принимая всё близко к сердцу. Мы сидим в уютном ресторане в центре Москвы. Давно собирались встретиться, и только сегодня наконец удалось выкроить время.

За окнами мелькают огни дневного города. Вокруг негромкие разговоры, лёгкая музыка, но Ксюше абсолютно плевать на окружающих. Если бы сейчас здесь оказался Марк, она точно выцарапала бы ему глаза.

— Дело не в том, что он женится, — тихо говорю я, размешивая ложкой кофе. — Просто он вернулся, будто прошлое снова догнало меня. Я не хочу опять чувствовать себя слабой.

— Ты не слабая, Ева! — подруга решительно трясёт кудрявой головой. — Ты в тысячу раз сильнее него! Одна вытянула малыша, мастерскую не бросила, доучилась. А он… Да пусть катится к чёрту! Он не заслужил ни тебя, ни моего крестника!

Я усмехаюсь, благодарная ей за поддержку, и вздыхаю:

— Просто не была готова его увидеть. И уж точно не с этой… Ириной. Она такая…

— Да знаю я, какая! — перебивает Ксюша, презрительно фыркая. — Блогерша-модель! Пусть теперь сама его обхаживает, заслужили друг друга. Я, кстати, уже нашла её в соцсетях, — она поворачивает телефон ко мне, — полюбуйся!

Отворачиваюсь, поднимая руки в протесте:

— Даже не думай! Мне совсем не интересно. Я и так еле выкинула его из головы за эти годы, а теперь снова…

— Ну уж нет! — горячится она, убирая телефон обратно. — Он не заслуживает счастья после всего, что натворил. Пусть ему икается по три раза на дню и кошмары снятся!

Неожиданно чьи-то тёплые ладони аккуратно закрывают мои глаза сзади, и знакомый голос с улыбкой произносит:

— Угадаешь, кто?

— Матвей, — смеясь, снимаю его ладони, поворачиваясь. Он тепло улыбается и садится рядом.

— Не помешал вашему девичнику?

— Конечно, нет, присоединяйся! — Ксюша с улыбкой указывает на стул, бросая на меня хитрый взгляд, будто я сама всё это подстроила.

Матвей открывает меню, устраиваясь поудобнее:

— Решил пообедать, а тут вы, такие красивые и взволнованные. Что-то случилось?

— Да ничего такого, просто обсуждали одного очень неприятного человека, — с вызовом произносит Ксюша, и я бросаю на неё предостерегающий взгляд.

— Понятно, — спокойно улыбается Матвей, явно не собираясь допытываться. — Как Лёва? Ждёт выходных?

Я с облегчением улыбаюсь, принимая безопасную тему:

— Да, предвкушает зоопарк и батуты, — киваю с облегчением, что разговор ушёл в безопасную зону. — Ты же с нами?

— Конечно, ни за что не пропущу выходной в такой компании, — улыбается Матвей и легко касается моей руки, тепло глядя в глаза.

В этот момент взгляд Ксюши устремляется к входу, её лицо резко напрягается. Я следую за её взглядом — и замираю. Марк.

В тёмном пальто, высокий, статный, в компании мужчин в костюмах. Они заходят пообедать, судя по их деловому виду и времени, что слегка перевалило за три часа дня. Он идёт уверенно, но его взгляд скользит по залу и останавливается на мне. Сердце сжимается и ухает в пятки.

Он здесь. Снова. Думаю о том, как он смотрел на Ирину в мастерской, как обнимал её за талию после её слов о кольцах, как поцеловал её у машины — я видела это из окна, когда они уходили. Тогда я отвернулась, но теперь его взгляд снова ловит меня.

Воздух мгновенно застревает в лёгких, пальцы непроизвольно сжимаются на чашке. Сердце начинает бешено колотиться, и я с усилием отвожу взгляд.

— Ев… — обеспокоенно зовёт Ксюша, осторожно касаясь моей руки.

— Всё нормально, — тихо шепчу я, стараясь удержать дрожь в голосе.

Матвей замечает моё напряжение, слегка хмурится и внимательно смотрит на меня:

— Ева, всё в порядке?

— Да, всё хорошо, — быстро отвечаю я, избегая его глаз, пытаясь скрыть охватившее меня волнение.

— Кто это? — чуть нахмурившись, тихо спрашивает он у Ксюши.

— Это клиент Евы, — мгновенно вмешивается подруга, закатив глаза. — Просто невыносимый тип. С характером, как у властелина мира, запросами до небес и самомнением, от которого тошнит. Честно говоря, я не понимаю, как Ева его вообще терпит и до сих пор не придушила прямо в мастерской.

Матвей тихо смеётся, я едва заметно усмехаюсь, чувствуя облегчение и лёгкую панику. Ксюша всегда умеет найти слова, и её язвительность слегка снимает напряжение.

— Ну, бывает и такое. Главное, чтобы он быстрее стал бывшим клиентом.

— Очень на это надеюсь, — киваю я, делая глубокий вдох и чувствуя, как постепенно начинает уходить паника.

Ксюша многозначительно подмигивает мне, как бы говоря: «Всё хорошо, ты молодец», но я всё ещё чувствую на себе чужой пристальный взгляд. Я не смотрю, но точно знаю — Марк наблюдает за мной, и его присутствие снова заставляет мой мир слегка покачнуться.

С трудом удерживаюсь, чтобы не повернуться снова. Почему он здесь? Будто специально следует за мной, словно не существует больше никаких ресторанов в Москве! И как он вообще смеет так спокойно жить дальше, выглядеть настолько уверенным и невозмутимым… словно он из камня сделан.

В груди что-то болезненно ноет, обида и растерянность снова охватывают меня. Я пыталась забыть его, забыть прошлое, научилась жить заново, выстроила свою жизнь заново, по кирпичикам. А теперь одно его появление снова рушит мой шаткий мир, переворачивает с ног на голову всё, что я так тщательно выстраивала эти четыре года.

Закусываю губу, стараясь подавить в себе эту волну горькой досады.

И додумываю до абсурда, что в следующий раз лучше встречу назначать где-нибудь на окраине города — подальше от центра, чтобы точно больше никогда не столкнуться с ним лицом к лицу.

Глава 9.

Ева.

— Лёвка уже ждёт, когда ты приедешь, — улыбаюсь я Матвею, стараясь отогнать мысли о Марке и сосредоточиться на том, что действительно важно.

— Отлично. А у него всё ещё динозавры любимые, или уже сменил увлечения? — с тёплой улыбкой спрашивает Матвей, не отводя от меня взгляда.

— Динозавры и роботы, — отвечаю я, тихо посмеиваясь, вспоминая комнату сына, заставленную игрушечными тираннозаврами и механическими роботами.

— Принято. Значит, буду вооружён новыми экспонатами в его коллекцию, — говорит Матвей, легко постукивая пальцами по столу. — Послезавтра заеду за вами около десяти, если не против?

— Конечно, удобно. Мы будем готовы, — киваю я, чувствуя тепло от его искренней заботы.

— Отлично, — улыбается Матвей, допивая кофе. — Тогда всё в силе.

— Простите, я ненадолго отлучусь, — говорю я, вставая из-за стола, пытаясь скрыть лёгкое волнение, которое всё ещё не до конца ушло после появления Марка.

— Конечно, иди, — кивает Ксюша, ободряюще сжимая мою ладонь.

Я торопливо направляюсь в сторону уборной, оставляя позади шум разговоров, яркий свет и напряжение, которым, казалось, был пропитан весь зал с момента появления Марка.

Оказавшись одна, я закрываю глаза, прислонившись к прохладной плитке стены, глубоко вдыхаю, пытаясь привести в порядок разбушевавшиеся нервы.

— Всё нормально, — тихо повторяю себе, глядя в зеркало и поправляя волосы. — Ты в порядке. Всё хорошо.

Сделав ещё пару глубоких вдохов, я решительно выхожу из уборной, готовая вернуться к друзьям и вести себя так, словно Марка нет и никогда не было в моей жизни.

— Ева, — его низкий, спокойный голос звучит ровно, но будто бьёт прямо под дых, заставляя замереть.

Я резко останавливаюсь, словно наткнувшись на невидимую стену, и поднимаю на него глаза, чувствуя, как внутри вспыхивает злость. Он стоит передо мной, высокий и уверенный, будто всё вокруг принадлежит ему одному. Будто эти четыре года вообще ничего не значили.

— Марк, — говорю я, стараясь вложить в голос всё своё равнодушие, но злость, обида и досада, спрятанные глубоко, рвутся наружу.

Он чуть приподнимает бровь, словно удивлён моей резкой реакцией, и делает шаг ближе:

— Не думал, что снова встречу тебя так скоро. Похоже, судьба решила сыграть с нами злую шутку?

— Злую шутку судьба сыграла со мной гораздо раньше, Марк, — резко отвечаю я, глядя ему прямо в глаза и не собираясь отводить взгляд.

Он молчит несколько мгновений, его взгляд становится жёстче, внимательнее. Но я вижу, как слегка напряглись его скулы, как он стискивает челюсти, явно не ожидая от меня такой прямоты.

— Ты избегаешь меня, — наконец произносит он, пристально смотря на меня.

— Избегаю? — хмыкаю я язвительно, скрестив руки на груди. — Тебя вообще волнует, избегаю я тебя или нет? Ты сам прекрасно умеешь это делать. Или сейчас твоя невеста недостаточно сильно занимает тебя, раз ты вдруг вспомнил обо мне?

Марк резко сужает глаза, будто я его задела, и делает ещё шаг ближе, вынуждая меня отступить назад и ощутить спиной холодную стену.

— Моё отношение к Ирине тебя так сильно задевает? — тихо спрашивает он, почти шёпотом, и его голос звучит опасно мягко. — Ревнуешь?

Я презрительно усмехаюсь, пытаясь скрыть дрожь в руках, и говорю как можно язвительнее:

— Ревную? Тебя ? Прости, Марк, но у тебя слишком завышенное самомнение. Ты мне безразличен так же, как был безразличена я тебе, когда ты исчез из моей жизни. Просто не люблю сталкиваться с ошибками прошлого.

Его лицо каменеет, глаза становятся ещё холоднее, а в уголках губ появляется едва заметная усмешка.

— Ошибками? Вот как ты теперь это называешь?

— Именно так, — жёстко отвечаю я, отчаянно пытаясь не выдать дрожи в голосе. — Мой самый главный промах в жизни.

Он молчит, его взгляд тяжёлый и пронизывающий насквозь. Я вижу, как напряжены мышцы на его лице, и в этот момент он выглядит так, будто мои слова действительно причиняют ему боль. Но это уже не имеет значения.

Я делаю шаг в сторону, пытаясь уйти, но его голос останавливает меня снова:

— Ты изменилась, Ева, — произносит он неожиданно тихо, словно сожалея об этом.

Останавливаюсь, чуть поворачивая голову, но не смотрю на него, отвечаю так же тихо и холодно:

— Спасибо за комплимент. Ты тоже изменился. Цветёшь и пахнешь от счастья. Поздравляю с предстоящей свадьбой, кстати. На этот раз настоящей. Надеюсь, хотя бы теперь ты будешь искренним в своих чувствах и желаниях.

Не дожидаясь его ответа, я прохожу мимо, оставляя его стоять в коридоре одного, и только тогда позволяю себе резко вдохнуть и прижать руку к груди, чувствуя, как бешено бьётся сердце.

Возвращаясь к столику, я почти ничего не вижу перед собой, словно внутри меня бушует ураган, сметающий всё на своём пути. Его слова звучат эхом в голове, больно отзываясь в груди.

— Ты как? — обеспокоенно спрашивает Ксюша, едва я снова опускаюсь на стул. Она внимательно смотрит на меня, тут же замечая, что что-то не так. Матвей тоже слегка хмурится, наблюдая за мной с тихим беспокойством.

— Всё нормально, — отвечаю я, пытаясь улыбнуться, но улыбка выходит слишком натянутой, чтобы в неё можно было поверить. — Просто устала немного.

— Конечно, устала, ты вообще выходные берешь? — сердито говорит Ксюша.

Я лишь вздыхаю и молча делаю глоток кофе, стараясь успокоить сбившееся дыхание.

Матвей мягко касается моей руки, его взгляд наполнен искренним волнением и заботой:

— Может, я тебя домой отвезу?

Я слегка качаю головой, заставляя себя улыбнуться естественнее:

— Спасибо, не нужно. У меня ещё встреча с клиенткой через час. Просто посижу, отдышусь немного и поеду в мастерскую.

Он кивает, хотя я вижу, что он не до конца верит моим словам, но не настаивает. За это я ему очень благодарна.

Мы сидим ещё минут десять, разговор снова возвращается к Лёве и нашим планам на выходные. Я стараюсь не смотреть в сторону Марка, но ощущение его присутствия давит на меня, заставляя каждый мускул оставаться напряжённым.

Глава 10.

Ева.

Лёва несётся впереди, радостно подпрыгивая и восторженно тыча пальцем в сторону вольера с жирафами:

— Ма-а-ам! Смотви! Какой большой! У него шея как у квана!

— Не как у крана, а как у крана подъёмного, — смеётся Матвей, беря Лёву за руку и аккуратно подводя к ограждению, чтобы сын лучше разглядел животное. — Видишь, как ему удобно такой шеей до высоких веток дотягиваться?

Я улыбаюсь, наблюдая за ними. Лёва слушает Матвея с широко раскрытыми глазёнками, жадно впитывая каждое слово. Им хорошо вместе. Эта мысль греет, успокаивает, придаёт уверенности в том, что я не зря разрешила Матвею сблизиться с нами.

— Мамочка! А ти знала, что живаф умеет сыпать стоя? — восторженно сообщает Лёва, поворачиваясь ко мне.

— Правда? Вот это да, не знала, — отвечаю с притворным удивлением, поглаживая его по голове.

— А Матвей знал! — гордо сообщает сын и снова устремляется к следующему вольеру, таща за собой Матвея.

— Кто хочет мороженое? — улыбается Матвей, поворачиваясь ко мне и чуть подмигивая.

— Я! Я! — визжит Лёва, прыгая на месте.

— Тогда вперёд, маленький исследователь, — смеётся Матвей, подхватывая его на руки.

Глядя на эту картину, я чувствую, как внутри постепенно становится спокойно и хорошо. Матвей всегда был рядом, всегда поддерживал меня, но теперь всё становится серьёзнее. Это немного пугает, но одновременно заставляет задуматься.

После мороженого Лёва требует срочно отправиться на батуты. Пока он весело прыгает и кувыркается, мы с Матвеем стоим неподалёку.

— Ты невероятная мама, Ева, — неожиданно говорит Матвей, тепло и серьёзно смотря на меня.

Я чуть смущённо улыбаюсь:

— Спасибо, но иногда кажется, что не справляюсь.

— Поверь, справляешься, — мягко возражает он, делая шаг ближе. — И ты не одна. Я хочу, чтобы ты знала это.

Неожиданно он достаёт из-за спины букет. Я даже не заметила, когда он успел его купить. Белые тюльпаны — мои любимые.

— Матвей, опять цветы? — смеюсь я, принимая букет и вдыхая нежный аромат.

— Пока не увижу тебя полностью счастливой, буду дарить снова и снова, — улыбается он, и его взгляд становится серьёзным, глубоким.

Чувствую, как начинают гореть щёки, опускаю взгляд на цветы, слегка взволнованная:

— Я счастлива, правда.

— Я о другом счастье, Ева, — голос его мягче, он чуть наклоняется ко мне. — Я хочу за тобой ухаживать. Не просто дружеские встречи и цветы по праздникам, а… по-настоящему. Как за девушкой.

Его слова заставляют меня встрепенуться. Сердце начинает биться чаще, но не так бешено, как бывало когда-то с Марком. Ладони не потеют, в голове не кружится. С Матвеем спокойно и легко, но почему-то именно это и вызывает у меня сомнения.

— Матвей, я… — запинаюсь, подбирая слова, — ты уверен?

— Более чем, — серьёзно отвечает он. — Ты мне очень дорога. Я ждал, когда ты будешь готова, но, честно говоря, уже устал ждать.

Он улыбается чуть смущённо, и это так искренне, что у меня внутри всё замирает. Я знаю его уже два года, Лёва его обожает, и Матвей давно стал частью нашей жизни. Почему же я всё равно сомневаюсь?

— Просто… мне страшно. У меня есть ребёнок, прошлое, куча страхов и вообще… — начинаю я, но он мягко прерывает, касаясь моей руки.

— Я принимаю тебя полностью, со всеми страхами и прошлым. Просто дай нам шанс, Ева. Если не получится — не получится. Но попробовать ведь стоит?

В этот момент Лёва с радостным криком прыгает особенно высоко, и мы оба смеёмся. Смотрю на Матвея, вижу тепло и искренность в его глазах и понимаю, что нужно попробовать.

— Хорошо, — тихо отвечаю я, решаясь наконец отпустить сомнения и страхи. — Давай попробуем.

Он улыбается, и я вдруг понимаю, что так, наверное, и должно быть. Не пламя, не пожар, от которого потом остаётся пепел, а тепло, покой и уверенность. Может быть, это и есть правильное чувство?

***

Когда мы возвращаемся домой, мама спускается вниз и зовёт Лёву на свежие оладьи.

— Ба! — радостно выкрикивает сын, убегая к бабушке.

Матвей останавливается у машины, смотрит на меня:

— Спасибо за день, Ева.

— Тебе спасибо, — говорю я тихо, сжимая букет и улыбаясь.

Он делает шаг ближе, осторожно касается моей щеки и мягко, почти невесомо целует меня. Его поцелуй нежный и лёгкий, тёплый, приятный. Но я невольно отмечаю, что внутри нет того вихря, что случался когда-то с Марком. Нет головокружения, нет этого болезненного «ох» в груди, словно меня вот-вот вырвет из реальности. И я снова сомневаюсь.

«А может, так и должно быть?» — спрашиваю я себя.

Матвей отстраняется медленно, его глаза сияют.

— Это я должен был сделать давно, — шепчет он.

— Наверное, — тихо соглашаюсь я, заставляя себя не думать больше о Марке.

Матвей провожает меня взглядом, пока я иду к дому. Я оглядываюсь, и он машет мне рукой, улыбаясь так тепло и уверенно, будто знает, что теперь всё будет хорошо.

В доме Лёва уже сидит на кухне, уплетая оладьи и что-то весело рассказывая бабушке.

— Мамочка! А Матвей завтва снова пидёт? — спрашивает он с надеждой.

— Скоро снова придёт, малыш, — улыбаюсь я, чувствуя, как на губах всё ещё горит тепло его поцелуя.

И впервые за долгое время понимаю: я действительно готова идти дальше. Уже не одна.

Хотя внутри ещё остался отголосок сомнений, лёгкий страх, что это не те чувства, которые должны быть. Но я устала от боли и страданий, устала от огня, в котором всё сгорело до тла. Возможно, Матвей именно тот человек, который сумеет подарить мне то, что не смог Марк: спокойное, надёжное, настоящее счастье.

И я хочу дать ему шанс. Нам обоим.

Глава 11.

Марк.

Серый дождливый вечер застал меня в офисе, среди бесконечных звонков и бумаг, которые я давно привык ненавидеть. Но сегодня раздражает абсолютно всё: каждое сообщение в телефоне, каждый стук каблуков за дверью, даже идеально сваренный кофе вызывает желание запустить чашкой в стену.

Проблема не в работе и даже не в Ирине, хотя её звонки по поводу свадьбы и помолвки начинают сводить меня с ума. Мне наплевать, в каком ресторане будет церемония и какого цвета скатерти она выберет. Абсолютно не важно, кто окажется в списке гостей — всё давно превратилось в формальность, ещё одну галочку в моём идеально выверенном плане жизни.

Но именно сегодня я осознаю, что мой чётко выстроенный мир начинает рушиться под натиском одной единственной женщины — Евы Лазаревой. Той самой, от которой я сознательно отказался и вычеркнул из своей жизни навсегда. По крайней мере, мне так казалось до нашей последней встречи.

— Марк, ты меня слышишь? — голос Ирины в телефоне звучит раздражённо, вытаскивая меня из потока мыслей.

— Да, слышу, — отвечаю без всякого интереса, продолжая листать документы перед собой.

— Тогда почему не отвечаешь? Я спросила, ресторан «Империал» или «Амбассадор»?

— Любой, Ир. Мне без разницы, — бросаю раздражённо, чувствуя, как внутри всё начинает медленно закипать.

Ирина молчит несколько секунд, затем отвечает сухо и холодно:

— Спасибо за помощь. Приятно, когда твой будущий муж настолько заинтересован в собственной помолвке.

Она отключает звонок, а я бросаю телефон на стол, чувствуя, как раздражение достигает своего апогея.

Не в Ирине дело, не в осточертевшей суете перед подготовкой к свадьбе. Всё гораздо хуже. Проблема во мне. В том, что с момента встречи с Евой я больше не могу выбросить её из головы. Не могу перестать думать о том, что она торопливо скрывала в мастерской часть своей жизни, почему избегала меня, почему её взгляд снова и снова возвращается в мою память, лишая покоя. Её дерзкий и смелый ответ в ресторане. Изменилась… превратилась из девчонки в молодую, уверенную женщину. Даже мастерская теперь совсем не там, где я ей её подарил. Переехала в более спокойное, менее пафосное место. Фамилию сменила…

Проклятье. Я не тот человек, которого так легко выбить из колеи. Но Еве это удаётся снова и снова.

Час спустя я оказываюсь в машине, бесцельно двигаясь по мокрым улицам Москвы. Не хочу домой, не хочу к Ирине, не хочу вообще ничего, кроме одного — увидеть бывшую жену. Просто посмотреть, убедиться, что она… Да хер знает, в чём убедиться! Просто увидеть её.

Машина словно сама меняет направление, и я позволяю себе слабость, поворачивая в сторону её мастерской. С каждым километром пульс ускоряется, а в голове назойливо звучит вопрос: «Что ты творишь, идиот?»

Но сейчас мне плевать. Я просто хочу её увидеть.

Подъезжая к знакомой улице, паркуюсь на привычном месте напротив. В больших окнах горит свет, значит, она ещё там. Я жду, чувствуя себя полным идиотом, унизительно наблюдая за дверью чужого офиса. С каких пор я стал таким жалким сталкером?

Наконец дверь открывается, и моё сердце резко ухает вниз, болезненно ударяя в грудь. Ева выходит на улицу, одетая в бежевое пальто, на руках букет белых цветов. Лицо спокойное и чуть улыбчивое. Но она не одна. Рядом высокий мужчина, которого я уже видел с ней в ресторане. Он что-то говорит ей, она смеётся в ответ, легко и естественно. Такой её улыбки я не видел уже давно — с тех самых пор, когда сам был причиной её смеха. А потом он ловит её за руку, разворачивает к себе и целует.

В груди медленно начинает разгораться чувство, настолько иррациональное и непривычное, что я поначалу даже не могу его опознать. Только спустя мгновение осознаю, что это — ревность. Та самая, которую я не чувствовал уже больше десяти лет, с тех пор, как был зелёным парнем, едва не погоревшим на первых серьёзных отношениях.

Тогда тоже была девушка, полная противоположность Евы — яркая, эффектная, такая, ради которой хотелось покорять мир. Но именно она стала причиной моего первого серьёзного падения. Ушла к моему бывшему партнёру, взрослому, успешному бизнесмену, и постаралась на славу, оставив меня практически банкротом. Это был тяжёлый урок, после которого я решил больше никогда не позволять эмоциям брать верх над разумом.

И теперь, глядя на Еву, которая с лёгкой улыбкой садится не в свою машину, а в машину этого мужчины, я снова чувствую, как теряю контроль над собой.

«Кто он ей?» — яростно спрашиваю себя, не сводя глаз с чёрного автомобиля, в который она села. Букет в её руках, этот поцелуй — всё раздражает больше всего. Слишком интимно, слишком естественно. И понятно, что он не первый встречный и не «мимо проходил».

Машина отъезжает, и я резко давлю на педаль газа, словно пытаясь убежать от собственных эмоций, но они уже накрыли меня волной, сметая всякую логику.

Добравшись до загородного дома, я не замечаю, как проходит время. Ирина снова пытается завести разговор о свадьбе, что-то спрашивает, щебечет про платье, торт, гостей, но я не слушаю. В голове звучит только одно — смех Евы, её улыбка, её спокойное лицо рядом с другим мужчиной.

— Марк! — раздражённо зовёт меня Ирина, наконец заставляя выйти из своих мыслей. — Ты здесь вообще? Что с тобой происходит?

Я смотрю на неё устало, равнодушно:

— Ничего. Всё нормально.

— Не ври мне, — она сердито сужает глаза. — С тобой явно что-то не так.

— Просто устал, — сухо отвечаю я, поднимаясь и направляясь в кабинет. — Давай обсудим всё завтра.

В кабинете, закрыв дверь, я подхожу к окну и смотрю в пустоту, чувствуя себя полным идиотом. Что со мной творится? Почему меня вдруг снова тянет туда, откуда я сам когда-то бежал? Почему вид чужого букета цветов в руках Евы вызывает во мне такую странную, болезненную пустоту?

Я привык контролировать всё, строить свою жизнь рационально и чётко, шаг за шагом, без лишних эмоций и бессмысленных порывов. Но сейчас, глядя в темноту за окном, я впервые осознаю, насколько мне осточертела эта размеренная, предсказуемая жизнь.

Глава 12.

— Ну и рожа у тебя, Зорин, будто жениться тебя насильно заставляют, — хмыкает Игорь Пакуль, откидываясь на спинку кресла и делая глоток виски. — Ты ж должен сверкать, как начищенный пятак, помолвка через две недели. Публика ждёт твоей счастливой улыбки.

Я скептически смотрю на него поверх своего бокала:

— Много чести. Я бизнесмен, а не клоун на арене. Пусть публика развлекается чем-то другим.

Мы сидим в дорогом баре в самом центре Москвы, где привыкли отдыхать после работы. Мягкий свет, негромкая музыка, приятная атмосфера, созданная специально для того, чтобы снять стресс рабочего дня. Но сегодня даже этот уют не помогает избавиться от раздражения, поселившегося во мне с момента встречи с Евой. Меня всё бесит: холодный блеск стеклянных бокалов, шум чужих разговоров, даже собственные мысли.

— Ты, Зорин, давай не ной, — ухмыляется Игорь, словно читая мои мысли. — Всё идеально у тебя: шикарная невеста, образцово-показательная жизнь… Настолько идеально, что даже скучно смотреть. Или у тебя стресс перед свадьбой?

— А тебе-то откуда знать, что такое стресс перед свадьбой, Пакуль? — усмехаюсь я, отпивая виски. — Ты же вечный холостяк. Максимум, на что тебя хватит — это собаку завести. А меня моя жизнь устраивает.

— Собака, по крайней мере, не будет заставлять меня выбирать цвет салфеток и скатертей, — парирует он. — Так что завидуй молча, Марк.

— Это да, — поддерживает Антон, подходя к нашему столику и широко улыбаясь. — Повторно женатый Зорин — это вообще анекдот года. Не думал, что доживу. Мы еще ни разу, а ты уже второй.

— Сказал ещё один убеждённый холостяк, — усмехаюсь я. — Вечерами сериалы и пивко?

Антон изображает на лице притворную обиду:

— Всё ещё гречка, дружище, полезно и вкусно. Но теперь с креветками. Расту в собственных глазах.

Мы негромко смеёмся, и на несколько секунд становится легче. Эти двое всегда умели расслабить меня своими шутками и лёгким отношением к жизни.

— Кстати, — говорю я, чуть мрачнея, — завтра иду на примерку кольца.

Антон удивлённо поднимает брови:

— Чего? Сейчас не модно покупать готовые кольца?

— Так Ира захотела, модно или нет, я хрен знаю. Примерка заранее, чтобы всё идеально было, — поясняю сухо и вдруг чувствую, как внутри всё сжимается. — Ювелир, кстати, моя бывшая жена.

Повисает короткая пауза. Антон открывает рот от удивления, а Игорь негромко прыскает в кулак:

— Ты серьёзно, Марк? — наконец не выдерживает Антон, смеясь. — То есть тебе твоя бывшая жена делает кольца для свадьбы с новой женщиной? Ты нормальный вообще, или крыша поехала окончательно?

— Я не выбирал её, — бросаю раздражённо, отпивая виски. — Это Ирина её выбрала. Если бы я знал заранее, ни за что бы туда не пошёл.

— Ты хоть Ире сказал, что эта ювелир — твоя бывшая? — серьёзно уточняет Игорь.

Я отрицательно качаю головой:

— Нет. Зачем мне женские истерики? Ирина упёрлась рогом, что только Ева и никто другой. У неё репутация лучшего мастера, мастерская переехала, название сменила. Я вошёл, увидел её там — и всё. Назад пути не было.

Антон задумчиво смотрит на меня:

— Теперь понятно, почему ты такой кисляк последние дни. И как тебе, понравилось встречать прошлое?

— Охрененно, — язвительно бросаю я, крутя стакан в руке. — Особенно видеть её рядом с другим мужиком.

— Ревнуешь, что ли? — чуть удивлённо спрашивает Пакуль. — Это уже интересно. А ты думал, что молодая, красивая одинока будет? Три раза ха.

— Не ревную, — холодно парирую я, хотя раздражение от собственных эмоций зашкаливает. — Просто не ожидал, что меня так зацепит. Я давно поставил на ней крест, всё было решено четыре года назад.

Антон делает глоток и вдруг пристально смотрит на меня.

— Кстати, Антон, — осторожно добавляю я после короткой паузы, — помнишь, ты говорил, что после того, как я пропал… ну, после самолёта, ко мне кто-то приходил? Ева, кажется. Ты говорил, что она искала меня.

Антон резко меняется в лице, улыбка исчезает, а взгляд становится серьёзнее:

— Да, приходила, — неуверенно отвечает он, явно удивлённый моим вопросом.

— Расскажи про эту встречу, — спокойно прошу я.

Он хмурится и задумчиво смотрит в бокал:

— Она пришла в офис. Я сначала её даже не узнал, такая растерянная была. Спрашивала, жив ли ты, где тебя искать. Я ей сказал то, что ты мне велел: что с тобой всё хорошо и чтобы жила дальше. Ну, сам понимаешь…

— Ты помнишь, о чём ещё вы говорили? — резко перебиваю его, чувствуя странное напряжение в груди. — Она ещё что-то спрашивала?

Антон внимательно смотрит на меня, затем пожимает плечами:

— Я уже плохо помню детали, Марк. Но она просила твоих контактов, новостей, хоть чего-то. Говорила, что ей очень нужно с тобой поговорить, что-то важное. Но ты сам мне тогда сказал ничего ей не говорить. Никому.

Я невольно сильнее сжимаю бокал, чувствуя, как внутри всё холодеет:

— Ты точно ничего не сказал?

Антон снова хмурится, глядя с недоумением:

— Конечно, нет. Ты сам сказал: ни слова ей, это опасно. Я так и сделал, передал твои слова. Сказал, что тебе это не нужно. Она ушла расстроенная, но, кажется, поняла. Больше я её не видел.

Я молчу, чувствуя нарастающую боль. Конечно, я сам тогда принял это решение. Было слишком опасно. Нельзя было никого вовлекать. Я боялся подвергнуть её опасности, и решил обрубить всё одним махом.

— Тогда так нужно было сделать, — тихо произношу я, стараясь звучать уверенно, но в голосе слышится сомнение. — Ты всё сделал верно, Антон.

— Ну, если так, чего ты тогда такой угрюмый сидишь? — спрашивает он, внимательно глядя на меня.

— Может, оно и к лучшему, — спокойно произносит Игорь. — Только ты что-то слишком переживаешь за человека, с которым давно всё закончено.

— Просто не люблю, когда прошлое вдруг оживает и лезет в мою жизнь, — раздражённо бросаю я. — Особенно когда оно выглядит таким... счастливым.

Глава 13.

Ева.

Звонок у входной двери мелодично переливается, и я, не поднимая головы от эскиза, тихо говорю:

— Одну секунду, сейчас подойду.

Пальцы чуть сжимают карандаш, я заканчиваю линию — тонкую, изящную, как всё, что я создаю в этой мастерской. Это моё убежище, мой мир, где я могу дышать спокойно, где я действительно счастлива.

Но когда поднимаю глаза, сердце на мгновение замирает, а затем начинает бешено колотиться, будто хочет вырваться из груди.

Марк.

Один, в идеально сидящем тёмном пальто, и смотрит на меня внимательно, изучающе, будто проверяет, как я среагирую. Его присутствие заполняет всё пространство, и я чувствую, как воздух становится гуще, тяжелее.

— Марк… — произношу я ровным, почти равнодушным голосом, быстро собирая себя в кучу. — А где Ирина? У вас сегодня примерка колец.

Он не спеша снимает пальто, вешает его на крючок у двери, остаётся в строгом костюме, что подчёркивает его силуэт — широкие плечи, уверенная осанка. Его взгляд не отрывается от меня, уголки губ чуть приподнимаются в едва заметной улыбке, но в ней нет тепла — только что-то холодное, выжидающее.

— Ирина улетела в командировку. Срочно. Съемки у нее. Так что я сегодня один, — отвечает вроде бы с легкостью, но я улавливаю напряжение. Даже спустя столько лет. Даже не смотря на то, что вместе МЫ были не так долго.

Молча киваю, собираю ненужные бумаги и эскизы на столе, стараюсь занять руки, чтобы не выдать дрожь. Раскладываю проект их колец.

Зорин один. Без своей “любимой”. Это не должно меня волновать, но волнует — и я ненавижу себя за это. Замечаю, как он с особым интересом рассматривает фотографии. На них только я, мама, Ксюша и Машка. Я специально убрала снимок Лёвы ещё после той первой встречи, решив больше не рисковать. Его взгляд скользит по рамкам, задерживается, и я чувствую, как напрягаются мышцы на шее.

— Что-то не так? — спрашиваю я, слегка насмешливо. Хочу, чтобы мой голос звучал легко, но внутри всё сжимается.

Он медленно поворачивается ко мне, не отрывая глаз от моих, и я вижу в них что-то тёмное, глубокое, что я не могу разгадать.

— Просто пытаюсь понять, как живёт человек, которого я когда-то достаточно близко знал, — спокойно отвечает он, но в его тоне есть что-то ещё — намёк, вопрос, которого он не задаёт.

Усмехаюсь, чувствуя, как внутри закипает раздражение, но стараюсь держать его под контролем.

— Тогда смотри внимательно. Видишь? — развожу руки в стороны. — Я живу прекрасно, в окружении самых близких людей. — Голос звучит чуть резче, чем я хотела, но мне всё равно. Пусть знает, что я не та, что была четыре года назад.

Его взгляд становится жёстче, но он сдерживается. Я вижу, как напрягается его челюсть, как он сжимает губы, но вместо ответа он оглядывает помещение — светлые стены, полки с камнями, старинный деревянный стол, заваленный моими эскизами и инструментами. Его глаза останавливаются на нём, и я чувствую, как воздух между нами густеет ещё больше.

— Почему ты съехала из той мастерской? — внезапно спрашивает он, с каким-то скрытым напряжением в голосе, что пробивает мою защиту. — Того помещения, что я подарил тебе?

Поднимаю голову, прямо встречаю его взгляд и отвечаю спокойно, но с лёгкой язвительностью:

— Потому что, Марк, я так захотела. Ответ устраивает? Я благодарна тебе за то, что ты мне дал, но на этом всё.

Его лицо едва заметно напрягается, уголки губ сжимаются, он явно не ожидал такого ответа. Я вижу, как в его глазах мелькает что-то — удивление? досада? — но он быстро прячет это за своей привычной маской. Я не даю ему перехватить инициативу, продолжаю и вываливаю то, что меня гложит с первой встречи :

— Если бы знала, что кольца для твоей свадьбы, сразу отказалась бы. Но увы, Ирина оказалась более убедительна, чем я могла предположить.

Он усмехается, стараясь выглядеть расслабленным, но я вижу, как напряглись его плечи, как опасно блестят глаза. Мой выпад задел его сильнее, чем он хотел показать, и эта слабость внезапно заставляет меня почувствовать мимолётную боль — не только за себя, но и за Лёву. Моего сына, которого он не знает и, надеюсь, никогда не узнает.

— Ты действительно считаешь, что я искал с тобой встречи вот таким нелепым способом?

Пожимаю плечами, отворачиваюсь, достаю из сейфа коробочку с кольцами. Движение привычное, механическое, но руки чуть дрожат, и я сжимаю их сильнее, чтобы он не заметил.

Я их делала от души, по-другому у меня не получается работать. Пусть они для моего бывшего мужа, отца моего ребенка… Но…

“Пусть носит их и вспоминает”… Еденько в голове проскакивало пока я корпела над обручалками.

— Мне всё равно, что и почему ты делаешь, Марк. Твои мотивы перестали меня волновать четыре года назад. Сейчас я просто выполняю заказ, и не более того, — говорю ровно, холодно, отстранённо, хотя внутри всё кипит.

Его взгляд снова цепляется за моё лицо, он изучает меня, словно ищет ложь в моих словах, слабость, что можно использовать. Я чувствую его внимание, и от него мне не очень комфортно. Вся ситуация сюр и абсурд.

Приперся один, лучше бы перенесли встречу! Но нет… дыру во мне сверлит, а мне хочется выставить его за дверь, вручить эти гребанные кольца и больше никогда не видеть!

— Ты сильно изменилась, Ева, — повторяет он, наблюдая за каждым моим движением. — Стала жёстче, увереннее…

Поднимаю глаза, смотрю прямо на него с холодной усмешкой, что скрывает дрожь в груди:

— Что есть. В твоей оценке я не нуждаюсь.

Его взгляд становится ледяным, но голос остаётся спокойным, почти слишком спокойным:

— Я никогда не хотел тебе причинять боль.

— Правда? — иронично улыбаюсь, кладу перед ним коробочку с кольцами. Внутри всё сжимается, но я держу лицо. — Тогда, может, объяснишь, чего именно ты хотел? Хотя нет… — быстро поправляюсь, не давая ему ответить. — Лучше не надо. Мне это давно не интересно.

Глава 14.

Ева

Звонок раздаётся снова, пронзительно, настойчиво, вырывая меня из водоворота мыслей и горьких слёз, которые я отчаянно пытаюсь стереть со щёк. Сердце делает болезненный скачок, будто предчувствуя что-то нехорошее. Взгляд инстинктивно взлетает вверх, и в следующую секунду воздух застревает у меня в горле.

На пороге стоит Марк…

Его глаза темнее грозового неба, лицо напряжено до предела. Он снова здесь, хотя я ясно дала понять, что наша встреча закончена. Мы все обсудили черт побери!

Я резко встаю, стараясь быстро стереть предательские слёзы, но уже поздно — он видел. Его взгляд прикован к моему лицу, к мокрым следам на щеках, к моим трясущимся рукам. Марк делает несколько уверенных шагов ко мне, и я отступаю назад, будто в панике, словно пытаясь скрыться от этого взгляда, от того, что он уже понял.

— Ты забыл что-то? — бросаю я резко, стараясь вложить в голос всю свою горечь и обиду.

— Ты плачешь, — произносит он тихо, но в его голосе столько напряжения, что воздух вокруг нас будто раскаляется. — Почему?

Сердце стучит в груди, как обезумевшее, дыхание сбивается, и я чувствую, как злость, страх и горечь захлёстывают меня волной.

— Тебя это не касается, — резко бросаю я, стараясь вложить в голос всю силу и безразличие, на которые способна. — Я же сказала, уходи. Зачем вернулся?

Марк делает ещё шаг ближе, его фигура заполняет собой всё пространство, а глаза сверлят меня насквозь, заставляя чувствовать себя беспомощной.

Меня захлёстывает злость, и я теряю контроль, срываясь на крик:

— Тебя это волнует, мои слезы?! С чего вдруг Марк Зорин стал таким внимательным? М?Ты исчез! Просто взял и исчез, не сказав ни слова! А теперь явился сюда, как будто ничего и не было! Спокойный, холодный, каменный… словно у тебя внутри нет ничего живого!

Он стоит молча, глядя на меня тяжёлым, мрачным взглядом, и это бесит меня ещё больше.

— Чего молчишь? — выкрикиваю я, делая шаг ближе, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его прямо сейчас. — Ответь что-нибудь! Хоть слово скажи! Или тебе плевать на всё, кроме себя?

— Ты не знаешь, о чём говоришь, — тихо произносит он, и его спокойствие выводит меня из себя ещё сильнее.

— Зато ты прекрасно знал! — кричу я в лицо ему, сжав кулаки. — Ты всё знал с самого начала! Сам переступил черту фиктивного брака, сам втянул меня в это… и что потом? Поигрался и бросил, как надоевшую игрушку? Решил, что так удобнее — просто уйти, не объясняя ничего! Ты каменный, Зорин! Сердце у тебя каменное или его вообще нет?!

Его лицо напрягается, глаза темнеют, но он по-прежнему не отвечает. Его молчание причиняет боль сильнее любых слов, и я уже не могу себя сдерживать.

— Ты хоть представляешь, каково это было мне? Ждать хоть какого-то знака, хоть одного звонка, хоть сообщения… А ты? Просто молча развёлся, будто меня и не было никогда в твоей жизни! — голос срывается, слёзы катятся по щекам, но я продолжаю кричать, не в силах остановиться. — А теперь ты здесь! Пришёл с этой циничной улыбкой, заказываешь у меня кольца для новой жены, будто специально издеваешься! Да кто ты после этого?!

— Ева… — произносит он, чуть хрипло, делая ещё шаг ближе, и я вижу, как в его глазах что-то дрогнуло, но слишком поздно — я уже не хочу слушать.

— Молчи! Лучше молчи! — резко прерываю я его, но он хватает меня за плечи, притягивая ближе, заставляя замолчать.

Его лицо совсем близко, его глаза сверлят меня насквозь, дыхание горячее и тяжёлое. Я чувствую, как сердце бешено колотится, и понимаю, что он сейчас поцелует меня. Его губы в миллиметре от моих, и у меня кружится голова от ярости, боли и этой опасной близости.

Эмоции подъехали. Что думаем? Может по щам Марку надавать?

Завтра глава и порция визуалов! Всех обнимаю.

Глава 15.

Ева

В последний момент резко отворачиваю голову в сторону, не позволяя ему коснуться своих губ. Он на мгновение замирает, я слышу его тяжёлое дыхание возле своего уха, чувствую тепло его дыхания, что заставляет всё моё тело напрячься и замереть в ожидании. От этого чувства у меня кружится голова, а сердце болезненно сжимается в груди, но я собираю последние силы и тихо, с вызовом шепчу:

— Что, невесте уже изменяешь? Или у вас сейчас так принято — свободные отношения? Это ведь так модно сейчас, правда? — язвительно шепчу ему, чувствуя, как от волнения и злости дрожит голос. — Ты бы уж определился, Зорин. Решил жениться — так хотя бы эту женщину сделай счастливой.

Резко отстраняюсь от него, вырываюсь из его рук и делаю несколько шагов назад. В глазах всё ещё горит ярость, а сердце бьётся так громко, что кажется, он это тоже слышит. Марк смотрит на меня с выражением, которое невозможно разгадать, его губы сжаты в тонкую линию, скулы напряжены, и я вижу, как в его глазах мелькает тень злости и непонимания. Он явно хочет что-то сказать, губы едва приоткрываются, но ответить не успевает.

Дверь снова открывается, раздаётся знакомый мелодичный звонок, и на пороге появляется Матвей. У него в руках огромный букет моих любимых белых цветов. Он тепло улыбается, глядя на меня, и его улыбка моментально согревает меня, рассеивая напряжение, хоть немного.

— Привет, ты готова? — его голос звучит ласково и тепло. Он переводит взгляд на Марка и вежливо здоровается: — Здравствуйте.

— Добрый вечер, — тихо отвечает Марк, бросая на Матвея короткий, оценивающий взгляд. Затем переводит его на меня, и я замечаю в его глазах холодную усмешку, словно он нашёл ответ на свой незаданный вопрос.

— Всего доброго, Ева, — сухо бросает он и резко выходит из мастерской. Дверь за ним с громким стуком захлопывается.

Матвей удивлённо смотрит мне в глаза, подходя ближе и осторожно обнимая за плечи.

— Всё в порядке? Ты какая-то напряжённая.

— Всё хорошо, — пытаюсь я улыбнуться, но улыбка выходит слишком натянутой, чтобы быть правдоподобной. — Просто устала немного.

Он с сомнением смотрит на меня, мягко касаясь моего лица.

— Ты точно уверена?

Я киваю и беру букет из его рук, стараясь спрятать дрожь в пальцах.

— Сейчас закрою мастерскую и поедем.

Матвей кивает, и пока я закрываю двери и выключаю свет, в голове проносится миллион мыслей. Я не могу забыть взгляд Марка, холодный и обжигающий одновременно. Это явно не последняя наша встреча, я чувствую это всем нутром, и от этой мысли меня бросает в дрожь.

Выходя на улицу, я невольно ищу глазами его машину, замечаю, как резко вспыхивают фары его внедорожника. Он слишком агрессивно срывается с парковки, резко разворачиваясь и исчезая за поворотом. В груди неприятно ноет, а сердце почему-то сжимается ещё сильнее.

— Недовольный клиент? — задумчиво замечает Матвей, провожая взглядом исчезающий автомобиль. — Или знакомый твой какой-то?

— Нет, — слишком быстро отвечаю я и тут же осекаюсь, поправляя себя. — То есть да, просто клиент. Ничего особенного.

Матвей кивает, берёт меня за руку и мы направляемся к его машине. Как только садимся в салон, я чувствую, как немного отпускает напряжение. Он заводит двигатель, тепло улыбаясь мне, и мы отправляемся в садик за Лёвой.

Сынок бежит к нам навстречу сразу же, как только мы заходим в группу, и радостно обнимает сначала меня, потом Матвея.

— Пивет! А я седня новый лисунок лисовал, — хвастается Лёва, размахивая ярким листом. — Это ты, мама, а это я и Матей. Видишь, какой ты высокий?

— Очень красивый рисунок, малыш, — улыбаюсь я, гладя его по голове.

— У тебя талант, Лёв, — смеётся Матвей, подхватывая его на руки. — Будешь художником?

— Неть, я буду гонсиком! — серьёзно заявляет Лёва. — У тебя такая классная больсая масына! У моего папы, навевное, тозе больсая масына, да, мам?

Его непосредственная фраза заставляет моё сердце болезненно сжаться, и я вижу, как Матвей бросает на меня осторожный взгляд, стараясь понять мою реакцию.

— Так, у нас куча планов, — быстро перевожу тему я, стараясь не показать сыну своего смятения.

— Да, парень, — уверенно кивает Матвей, спасая ситуацию. —Предлагаю подумать о том, какое мороженое выберем в торговом центре. Поехали?

— Даааа! — радостно восклицает Лёва, забывая обо всём на свете.

По дороге в торговый центр сынок без умолку болтает, рассказывая про друзей, игрушки и воспитательницу. Его детская непосредственность и радость помогают мне немного расслабиться и прийти в себя.

— А у нас сково пваздник в садике! Ты плидёшь, Матей? — спрашивает Лёва, беззаботно болтая ногами.

— Если ты пригласишь, то обязательно приду, — серьёзно отвечает Матвей, подмигивая сыну.

— Конефно, пвигвашаю! — радостно отвечает малыш и добавляет: — А мама говолила, сто у нас севодня много планов. Это пвавда?

— Самая настоящая, — улыбается Матвей, осторожно беря меня за руку, отчего сердце слегка теплеет. — И сегодня первый пункт — мороженое и игрушки.

— Ува! — Лёвка счастливо хлопает в ладоши, и я чувствую, как постепенно отступает напряжение, уступая место тёплому семейному спокойствию.

Когда мы приезжаем в торговый центр, Лёва с восторгом разглядывает витрины и тянет нас к стойке с мороженым.

— Хочу квубничное и соколадное! А потом мозно в магазин с динозавлами?И еще хочу масину выблать.

— Конечно, можно, — смеётся Матвей, заказывая сыну огромный рожок. — И маме, кажется, нужно двойную порцию, чтобы настроение стало лучше.

Я тихо смеюсь, благодарная ему за эту лёгкость, за то, как он умело убирает моё напряжение и осторожно возвращает меня в комфортную, спокойную реальность.

Но несмотря на его старания, мои мысли всё равно возвращаются к Марку. Его холодный взгляд, сдержанная ярость, то, как он резко отъехал от мастерской, — всё это тревожит меня сильнее, чем хотелось бы признать. Какое-то пятое чувство говорит мне, что наш разговор не закончен.

Глава 16.

Ева.

Мы с Матвеем и Лёвкой бродим по торговому центру уже почти час, и я чувствую, как постепенно оттаиваю — от детского смеха, от лёгких прикосновений Матвея к моей ладони, от радости, с которой Лёва комментирует абсолютно всё, что видит.

— Мама, смотли! Вот это тузубец! Пихвеський! — Лёва восторженно прижимается к витрине с игрушками и указывает на ярко-зелёного пластмассового монстра.

— Ты хотел сказать трицератопс? — улыбаюсь я, приглаживая его торчащую макушку.

— Не-е-е, тузубец! Он намного сильнее! Он тяпкает всех! Даже злых, как в мультике!

Матвей смеётся и берет с полки коробку:

— Ну что, победитель злых динозавров, берём его в армию?

— Дааа! — восторженно кричит Лёвка, хлопая в ладоши. — Он будет жить со мной! Но его нядо заквыть, а то вдруг он ночью убегет.

Я не удерживаюсь и смеюсь в голос. Этот малыш — как маленькое солнышко. С ним невозможно оставаться в тени.

— Мама, а эта мосинка быстлее, чем у Макса! — гордо сообщает он, потрясая коробкой. — Я пвосто знаю, я ж её пеловел!

— Конечно, быстрее, — смеюсь я, гладя его по голове. — У тебя всегда самые лучшие машинки.

— А ещё, — шепчет он заговорщицки, поднимаясь на цыпочки, — у неё светятся гласа!

— Ты хотел сказать — фары, малыш, — мягко поправляет Матвей, но Лёва уже мчится дальше, в сторону эскалатора, громко визжа:

— Мама! Матей! Певый на вех!

— Вот же шустрик, — вздыхает Матвей, и мы вдвоём устремляемся за ним.

Мы долго гуляем: Лёва кидает монетки в фонтан, дразнит игрушечного тигра в витрине и умудряется уговорить Матвея прокатиться с ним на мини-карусели. Я смотрю на них и чувствую, как внутри всё медленно оттаивает. Этот вечер — почти нормальная жизнь. Почти счастье.

— Мам, я хосю кусить. Сильно-сильно! Животик у меня лубчит. Свусай!

Он поднимает футболку и прислоняет ладошку к животу, потом драматично сообщает:

— Видишь? Он говолит «пливет!»

— Срочно кормить малыша, — говорит Матвей с серьёзным лицом, поднимая Лёву на руки. — А то живот начнёт взывать к общественности.

Мы заходим в ресторан, где детская комната прямо внутри зала — за стеклянной стеной. Лёва моментально бросается туда, пообещав вести себя хорошо. Мы с Матвеем выбираем столик недалеко от комнаты, заказываем еду, и я впервые за весь день позволяю себе расслабиться.

Но ощущение покоя длится недолго.

Через несколько минут я замечаю, что у меня неприятно покалывает в затылке. Странное ощущение. Словно кто-то смотрит. Не просто смотрит, а наблюдает. Пристально. Невыносимо тихо.

Оглядываюсь.

Сначала никого не вижу. Но взгляд цепляется за столик чуть в стороне. Два мужчины, один из них явно мне знаком — Антон. Второго я узнаю через пару секунд — Пакуль, потому что он тоже оборачивается в мою сторону. Оба сидят с кофе и каким-то мясом на доске….

Черт черт…

И в этот самый момент из игровой комнаты с криком:

— Мамаааа! Я пить хосю! — несётся Лёва. Он летит ко мне, размахивая руками, и практически врезается мне в колени. Я подхватываю его, обнимаю, и чувствую, как за моей спиной сгущается атмосфера. Я это понимаю потому что начинает гореть между лопаток и ладони потеть начинают…

Лёва берёт стакан и шумно делает глоток:

— Ооой, как вкуснооо… Мам, а это мне тозе можно пить? — он показывает на бокал с безалкогольной сангрией у меня.

— Нет, зайчик, это мамино. Только взрослым. Там лед.

— Ну ладно. А ты потом дашь один виноглад?

Я смеюсь, гладя его по голове, но внутренне будто застываю. Не могу не чувствовать взглядов за спиной.

Я пытаюсь глубоко вдохнуть и хоть немного успокоиться, но в груди уже вовсю бушует паника. Сердце стучит с такой силой, что пульсирует даже в висках. Лёва рядом что-то весело рассказывает Матвею, махая ложкой и показывая на игрушку, которую только что выбрал, а я не могу отвести взгляда от столика, за которым сидят Антон и Пакуль.

Антон явно что-то говорит Пакулю, быстро, резко, практически не скрывая эмоций, а тот хмурится и внимательно смотрит в мою сторону. Их взгляды тяжёлые и пристальные, пронизывают меня насквозь.

Чёрт. Чёрт-чёрт-чёрт.

Я чувствую, как внутри всё леденеет. Всё моё тщательно выстроенное спокойствие рушится в один миг. Они увидели Лёву, они явно поняли — или почти поняли. Теперь вопрос только в том, как скоро они расскажут об этом Марку.

Сердце гулко ухает в груди от этой мысли. Я не готова к этому разговору, не готова к тому, чтобы Марк хоть что-то узнал о Лёве.

Руки начинают мелко дрожать, я отворачиваюсь и начинаю суетливо искать глазами официанта.

— Мам, ты меня не слушаешь? — возмущённо надувает губки Лёва, и я тут же улыбаюсь ему, хотя улыбка выходит натянутой.

— Прости, малыш, задумалась просто.

Матвей слегка касается моей руки, заглядывая в глаза.

— Всё нормально, Ев?

Я киваю слишком быстро, чтобы это было похоже на правду, и торопливо собираю вещи, сумку, телефон. Мне хочется уйти прямо сейчас, исчезнуть отсюда, но понимаю, что Лёва ещё не поел, и его заказ нам не принесли.

— Мама, ты куда? — удивлённо спрашивает сын, замечая мою странную суету.

— Никуда, Лёвушка, просто… мне нужно на минутку. Сейчас вернусь, ты пока посиди с Матвеем, хорошо?

— Но мою еду ещё не принесли! — возмущается он, хлопая по столу.

— Сейчас принесут, малыш, — поспешно обещаю я, не глядя на Матвея, потому что знаю — он сейчас внимательно изучает моё лицо и пытается понять, что происходит.

— Ев, подожди, — мягко произносит Матвей, ловя мою ладонь. — Что случилось? Ты бледная.

— Всё в порядке, правда, я быстро, — сбивчиво отвечаю я и практически вырываю свою руку из его пальцев, резко вставая из-за стола. — Мне нужно… Я в туалет, на секунду.

Сердце гулко стучит в ушах, ноги слегка подкашиваются, но я стараюсь держаться прямо и спокойно, хотя внутри у меня паника, которая набирает обороты с каждым шагом.

Глава 17.

Ева.

Его вопрос звучит, как приговор. Каждое слово падает тяжёлым камнем, разрывая хрупкую оболочку моей тщательно выстроенной жизни. Но я не собираюсь сдаваться так просто.

— Это никого не касается, — резко бросаю я, холодно глядя Антону в глаза. Голос мой дрожит, но взгляд не отводится. — И уж точно тебя. Ты не имеешь никакого права задавать такие вопросы.

Антон на секунду удивлённо хмурится, будто не ожидал такой резкости, но быстро приходит в себя.

— Ева, послушай, — начинает он осторожно, делая шаг ближе. — Я не хочу навредить, просто…

— Никаких просто, Антон! — резко перебиваю я, отчётливо чувствуя, как внутри поднимается глухая ярость и страх. — У меня есть своя жизнь, и я не обязана перед тобой отчитываться.

Он замирает, будто понимая, что зашёл слишком далеко. Молчание тяжёлым облаком повисает между нами. Я делаю глубокий вдох, расправляя плечи, пытаясь защитить то, что для меня дороже жизни.

— Прошу, не вмешивайся в то, что тебя не касается, — говорю я уже тише, но не менее твёрдо. — Оставьте меня в покое. Пожалуйста.

Антон молчит, его взгляд тяжел и серьёзен. В его глазах мелькает сожаление, но он лишь едва заметно кивает и отступает в сторону, давая мне пройти.

Выходя в зал, я невольно оглядываюсь на их столик. Но он уже пуст. Сердце сжимается от тревожного предчувствия, и я понимаю, что они уже всё решили. Они уже сложили два и два. Теперь вопрос только в том, как скоро Марк будет стоять на пороге моего дома.

— Ев, всё в порядке? — тихо спрашивает Матвей, когда я возвращаюсь к столику, где Лёва доедает свою пасту, размазывая соус по щекам и носу.

Я слабо улыбаюсь, прижимая руку к груди и стараясь скрыть волнение:

— Да, да. Голова резко разболелась, – Вымученно улыбаюсь.

— Мама, я узе всё! — гордо сообщает Лёва, демонстрируя пустую тарелку. — А ты?

— Мы тоже уже всё, малыш, — кивает Матвей, бросая на меня внимательный взгляд.

— Тогда домой! — счастливо командует сын, сползая со стула и хватая Матвея за руку. — Будем динозавлов и мосинки смотлеть!

Домой мы едем почти в полной тишине. Лёва быстро засыпает на заднем сиденье, уткнувшись в мягкого динозавра. Матвей осторожно кладёт руку на моё колено, но я едва замечаю его прикосновение. Мыслями я далеко — где-то в неопределённом и страшном будущем, которого так боялась и всеми силами избегала.

Когда мы подъезжаем к дому, Матвей помогает вытащить спящего Лёвку и заносит его в квартиру. Осторожно укладывает на кровать, бережно укрывая одеялом. Я стою в дверях детской, наблюдая за ними, и чувствую, как горло сжимает комок.

— Спасибо тебе, Матвей, — шепчу я, когда мы выходим из детской и закрываем дверь. — За вечер, за всё.

Он внимательно смотрит на меня, и в его глазах мелькает понимание:

— Ты точно в порядке, Ева? Мне кажется, что-то случилось…

— Просто поверь мне, — прошу я тихо, устало проводя рукой по лицу. — Мне нужно время. Потом я тебе всё обязательно объясню, обещаю.

Матвей молчит несколько секунд, словно пытаясь прочитать в моих глазах то, о чём я не говорю вслух, затем мягко кивает:

— Хорошо, но терпение мое… Я ж не железный, Ев.

Он легко касается моих щёк ладонями, заглядывая в глаза, словно пытаясь передать свои эмоции. Но я чувствую себя такой разбитой, что не могу ответить на это иначе, как едва заметным кивком. Он осторожно целует меня в лоб и тихо уходит, закрывая за собой дверь.

Оставшись одна, я без сил опускаюсь на диван. В груди горит тревога, руки дрожат, а мысли бешено скачут в голове. Я не могу успокоиться, каждый звонок телефона заставляет вздрагивать, но это всё время Ксюша или Машка, которые просто делятся своими делами. Им я не рассказываю, не могу и не хочу тревожить. Мама на сутках, ей позвонить невозможно. Я совершенно одна.

Ночь проходит в бесконечных попытках уснуть, но сон урывками, тревожный и неспокойный. К утру я чувствую себя совершенно разбитой.

Лёва просыпается раньше обычного, капризничает, словно чувствуя моё напряжение. Он отказывается завтракать, всё роняет и постоянно зовёт меня, проверяя, здесь ли я, будто боится, что я исчезну.

— Мам, ну посемууу? Я хосю погулять, я не хосю дома, я не устал, — ноет он, капризно хмуря брови и разбрасывая игрушки.

— Лёв, пожалуйста, давай сегодня дома побудем, — устало прошу я, поглаживая его по голове. — Потом сходим на площадку, обещаю.

— Ну вааадно, — нехотя соглашается он, шмыгая носом. — Но ты тосьно пообесяла!

— Конечно, обещала, — улыбаюсь я, хотя улыбка получается вымученной.

Утро тянется мучительно медленно. Я постоянно смотрю на телефон, нервно вздрагиваю от каждого звука, но звонков нет. И это ожидание хуже всего.

Лёва бегает по квартире, капризничает, требует внимания, и я едва справляюсь с собой, чтобы не сорваться на него. Мои нервы натянуты до предела, я словно на пороховой бочке, которая готова взорваться от малейшей искры.

— Давай мультики включу? Про динозавров.

Левка соглашается и увлекается ничего вокруг не замечая, смотрит внимательно, рассадив вокруг армию динозавров.

Искра приходит слишком быстро.

Звонок в дверь заставляет меня резко вздрогнуть, сердце бешено заколотилось, ладони мгновенно покрываются липким холодом.

Бросаю быстрый взгляд на сына. Не заметил…

Закрываю дверь в зал и медленно подхожу к входной двери, затаив дыхание. Сердце так громко стучит, что я почти не слышу собственных шагов. Останавливаюсь, с трудом глотаю комок в горле и смотрю в глазок.

Марк.