Бывшие. Он твой сын, мэр

Глава 1

Мэр

— Иван Геннадьевич, вы дали согласие на выдвижение в мэры. Почему?

— Избранный мэр — фигура независимая. У него больше возможностей исполнить задуманное. Наш город — родной для меня. Я тут родился, вырос, и мне хочется его улучшить. Согласился, потому что люблю свой город, — отвечаю уверенно, не отводя взгляда от репортера. — Следующий вопрос, пожалуйста.

Их лица смазываются в одно — серое, безэмоциональное.

Возможно, это из-за освещения, от которого у меня начинается головная боль, возможно, оттого, что в помещении попросту нечем дышать из-за скопления народа.

Кондиционеры не справляются, людей слишком много.

Предыдущий мэр был уволен с громким скандалом. Получение взятки в несколько десятков миллионов прямо на рабочем месте.

Это ж каким долбоебом надо было быть, чтобы избираться два срока подряд и на последнем году так жестко облажаться?

Я планировал сесть в кресло мэра, но работу мы собирались проводить постепенно, органично и экологично. Знакомить народ со мной, чтобы они привыкали, узнавали и научились доверять.

Но из-за этого дебила пришлось оперативно поднимать всех. А мы были не совсем готовы.

— Иван Геннадьевич, что в первую очередь вы планируете предпринять? — спрашивает другой репортер.

— Мэр имеет право формировать бюджет города. Предлагать депутатам эффективно и честно распределять бюджетные средства. На мой взгляд, на данный момент бюджетные средства распределяются не совсем корректно. Мы будем работать с этим.

В висках пульсирует, но нельзя показывать, что эта пресс-конференция мне как кость в горле.

Следом поднимается женщина:

— Какую сферу жизни города вы считаете самой проблемной?

— Социальную.

— Что вы имеете в виду?

— Нужно избавиться от очереди в детские сады. По официальным данным, садами обеспечены все дети до трех лет, но матерям предоставляют оплачиваемый отпуск лишь до полутора лет. Надо это исправлять.

Тема проблемная, и дальше следует пулеметная очередь из вопросов.

Вмешивается мой помощник:

— Господа, господа! У нас осталось пятнадцать минут, после чего Ивану Геннадьевичу нужно будет уехать.

— Можно я задам вопрос! — встает парень лет…

Сколько ему? Черт, ему сто процентов нет и восемнадцати.

Высокий, худой. На голове густая шапка из черных волос, которые лезут в лицо. Глаза… он далеко, но этот взгляд кажется мне знакомым.

— Задавай, — машет ему Савелий, мой помощник, а я даже залипаю немного на лице пацана.

Будто с меня на фотографии смотрит… брат. Или я сам. Таким же дрыщом патлатым в его возрасте был.

Мальчишка берет в руки микрофон, сжимает его сильно, видимо, здорово нервничает:

— Скажите, Иван Геннадьевич, — начинает будто с претензии, потому что слова буквально выплевывает, — вы женаты?

— Официально нет, но моя будущая супруга вскоре будет представлена, — говорю обтекаемо. — Предвижу следующий вопрос и отвечаю: детей у меня нет.

И усмехаюсь.

По залу идет гул смешков, шутка зашла.

А вот пацан смотрит на меня так, будто взглядом пытается убить.

Когда гул стихает, он снова подносит к губам микрофон и спрашивает с вызовом:

— Если детей нет, то кто тогда я?
листаем дальше →

Глава 2

Мэр

Вопрос вызывает эффект разорвавшейся бомбы.

Я цепенею, потому как что ответить, не знаю.

Нет у меня детей. Нет, и все тут.

Были бы — я бы знал. А это какой-то прикол конкурентов.

Все репортеры оборачиваются к пацану, и под гул толпы я теряю его из виду.

— Савелий, найдите его! — рявкаю на своего помощника.

В зале творится бардак, иначе не скажешь.

— Иван Геннадьевич, уходите, — тянет Савелий меня за локоть. — Иначе сожрут, а нам надо все проверить, чтобы дать ответ репортерам.

Савелий тут как тут. Что мне в нем нравится — это критическое мышление даже в ситуациях, когда, кажется, все, пиздец, приехали.

Я отхожу от трибуны и оставляю позади себя бушующих журналистов, а сам размашистым шагом миную коридор и захожу в кабинет, который заняла моя команда. Большая ее часть осталась снаружи, тут мой помощник, который невидимой тенью следует за мной повсюду.

— Леш, организуй мне выпить чего-нибудь, а? — сажусь на крутящийся стул.

— Воды?

— Бухла, Леша. Бухла.

Так, пора признать, что я за-е-бал-ся.

Гребаный старый мэр, ты не мог досидеть до конца своего срока? Я бы все сделал по плану, чисто и красиво.

И пацан этот. Откуда он вылез?!

— Боже храни тебя, Леша, — помощник протягивает мне стакан, и я опрокидываю его в себя.

Вообще-то, обычно я не бухаю, но сейчас просто все… блять, все идет по одному месту.

— Сейчас все соберемся и будем решать, — произносит помощник и садится рядом со мной.

Открывает планшет и начинает мониторить каналы в телеге.

Леша не издает ни звука, но, открывая каждый городской канал, беззвучно произносит: «Блять». Не нужно уметь читать по губам, чтобы распознать это слово.

Я откидываюсь на стуле и медленно выдыхаю. Кабинет постепенно заполняется моими людьми. Пресс-служба, юристы, советники.

— Еле разогнали, — Савелий устало опускается на стул и обводит взглядом присутствующих.

— Все паблики уже выложили информацию о скандале, — сообщает Леша. — Думаю, это только начало.

— Кому это выгодно? — спрашивает Савелий.

— Абрамову. Гончарову…

Это другие кандидаты.

— Да, им вполне.

Подключается юрист:

— Слова мальчика мы можем опровергнуть. Легко. Засланный казачок.

Леша косится на меня:

— Иван Геннадьевич, а вы уверены в том, что у вас в самом деле нет сына?

— Леша, у меня нет, блять, сына! — рявкаю на него. — Был бы, я бы знал. И где Афромеев?

Оглядываюсь по сторонам, ища своего начальника службы безопасности.

— Так он в области.

— Свяжитесь с ним! Пусть отыщет пацана. Надо узнать, кто купил его, и вынести это прессе! Нехер делать из меня лоха.

— Как скажете, Иван Геннадьевич.

Дальше шумно обсуждаем, что нас ждет. В ближайшее время нужно выпустить комментарии по этой ситуации.

Битый час заседаем. Все уставшие, вымотанные — пахали последние два месяца без сна и отдыха, а тут какой-то сосунок решил сломать все, что мы скрупулезно строили.

— Леша… найдите мне его. Найдите и приведите ко мне! Я хочу поговорить с ним.

— Он несовершеннолетний, — с испугом сообщает Савелий.

— А какого хера тут делал несовершеннолетний? — рявкаю и бью ладонью по столу. — Ведите его сюда с матерью, отцом, или кто там есть. Буду говорить в их присутствии.

Поднимаюсь и ухожу.

Я обязательно выясню, кто он.

Но он точно не мой сын.

Это исключено!

Глава 3

Мама

— Натали-и-и! — пропевает Лиза, моя подруга.

— Какая я тебе Натали? — произношу беззлобно.

— Утоли мои печали, Натали.

Вздыхаю и присаживаюсь на небольшой табурет, поправляя на груди фирменный передник.

— Ну давай, Лизок. Выкладывай, какие у тебя там печали?

— Печали обыкновенные, примитивные, — вздыхает подруга. Ставит локти на стойку, кладет на них голову. — Денег нет, мужика нет, секса нет, Мальдив нет.

— Ничего интересного в этих Мальдивах, — отмахиваюсь от нее.

— И знаешь, что самое обидное? Подтвердить твои слова или опровергнуть я не могу.

Синхронно вздыхаем.

Это наша с Лизкой кофейня. Пятьдесят процентов моя доля, столько же ее.

Нам все говорили — нельзя делать бизнес с друзьями, а мы не послушали. Сделали. И не жалеем.

Где бы я была, если бы не Лизка? Так бы и выла с грудничком на руках.

— Пашка твой где?

Гляжу на часы:

— Вот-вот должен приехать, у него как раз тренировка закончилась.

У Пашки время подросткового бунта.

Все усугубляется тем, что он рос без отца и мужского примера у него перед глазами не было. У Паши есть только я.

Хотя где-то имеются бабушки, дедушки, тетя, дядя и… отец, конечно же.

Это не мой выбор, а результат выбора других людей. Не я принимала решение.

— Ладно, Аленка, давай закрываться, — Лиза протирает стойку и принимается собирать мусор.

Сегодня мы работали вдвоем плюс повар.

Бариста заболел, официантка сдает экзамен.

Стоять у стойки нам не привыкать, в конце концов, это наш бизнес, и мы знаем о нем абсолютно все.

Наконец дверь открывается и входит мой сын. Я скидываю передник, обнимаю Пашку, смахиваю капли дождя с куртки.

— Как дела, Паш? — чмокаю его в щеку.

— Норм, — уворачивается.

— Перекусишь что-нибудь? Ты же после тренировки? Голодный, наверное. Есть блинчики с курицей, будешь?

— А можно с собой возьму? — он не смотрит на меня, а я же, наоборот, заглядываю ему в лицо.

Сын — копия своего отца.

Темноволосый, высокий, поджарый. Так и не скажешь, что ему четырнадцать, выглядит он старше.

— Можно конечно. Ты какой-то дерганый. Случилось что-то?

— А? — смотрит на меня и быстро-быстро моргает, что бывает, когда врет мне. — Нет, все в порядке, просто день суматошный. Сначала контрольную писали, потом сложная тема по русскому языку попалась, да и тренировка непростая была.

— Понятно.

Он часто врет в последнее время.

Ничего с этим не поделать. Я честно старалась поговорить с сыном, объяснить, что всегда буду на его стороне, что мне можно без проблем рассказать то, что тревожит, и я выслушаю, поддержу.

Но все как об стенку горох.

— О, привет, Пашенций, — Лизка треплет сына по густым волосам. — Ты когда успел так вырасти?

— Оно само, теть Лиз, — усмехается.

— Ладно, Ален, я пойду. Вы закроете тут все?

— Конечно. Иди.

Домой едем в молчании. В моей старушке, древней «Нексии», что-то привычно стучит.

— Мам, ты бы отвезла тачку в сервис.

— Проще ее сразу на металлолом сдать, — вздыхаю.

— Мам, можно я работать пойду? — спрашивает Пашка с горящими глазами.

— Ни в коем случае! Тебе надо заниматься учебой и ходить на тренировки. Никаких работ! Еще успеешь наработаться за всю жизнь.

Денег у нас немного.

Прям вот совсем…

Кафе, конечно, приносит прибыль, но львиная доля ее уходит на аренду, зарплаты и закупку продуктов. Остается совсем немного, но большую часть я выделяю на сына. Каждые три месяца нужны новые брюки, форма изнашивается.

На себе я экономлю.

Это ничего, приоритеты у меня ясно определены, а рисоваться мне не перед кем. В мужском поле я давно разочаровалась.

Пашка понимает, что я тяну все на себе, и, видимо, хочет помочь. А может, чувствует, что должен мне помогать?

— Ма, я могу…

— Можешь-можешь, — протягиваю руку и сжимаю его ладонь. — Вырастешь — обязательно поможешь.

Сын начинает психовать.

— Я уже взрослый.

— Конечно, — улыбаюсь мягко. — Но идти работать не надо, у нас хватит средств, чтобы обеспечить тебя всем, чем нужно.

— А ты? Кто обеспечит тебя? — его голос срывается, и я мельком оборачиваюсь на сына, который впивается в меня взглядом. — Ты же молодая совсем!

Я родила в восемнадцать. Сейчас мне тридцать два. Да, молодая, но мне по большому счету все равно.

У дома парковочные места забиты, приходится ехать к соседнему. Бежим к нашему подъезду. Зонта нет, и мы довольно быстро промокаем под весенним дождем.

Дома я сразу грею сыну ужин. Пока он ест, беру его рюкзак и привычно лезу за формой.

На автомате отношу ее в ванную и складываю в стиралку. Только собираюсь закрыть крышку барабана, как замираю. Вынимаю из бака одежду, понимая, что она чистая и сухая.

Иду на кухню. Сын уже умял все.

— Паш, — смотрю на сына внимательно, — у тебя форма сухая. Где ты был?

Молчит, только голову в плечи вжимает.

— Ты ведь не был на тренировке? — спрашиваю без наезда. — Где ты был?

Пашка зажмуривает глаза, а потом распахивает их:

— У отца.

— У кого? — выкрикиваю шокированно.
Девочки, буду благодарна вам за поддержку, каждую звездочку и комментарий ❤️

Глава 4

Мама

— У отца. — Паша смотрит на меня выжидающе, а я оседаю на стул.

В ушах звенит.

Вся моя жизнь достаточно тихая, даже я бы сказала, незаметная. Как и я сама.

Осознанно или нет, я к этому пришла в процессе выживания, но никак не от большого желания. Отец Паши, как и вся его семья, — люди очень обеспеченные и известные. Его родителей и брата знает весь город, а то и за его пределами.

Так вот, понимает ли Паша, куда вообще лезет? И самый главный вопрос — откуда, мать его, он знает, кто его отец?

— Как ты вообще про него узнал? — мой голос садится.

— Подслушал ваш разговор с тетей Лизой.

Стону и роняю лицо в руки.

— Как же так, Пашка? — спрашиваю сдавленно.

— Да потому что сколько можно перебиваться с хлеба на воду?! — рявкает он, и я поднимаю лицо, с испугом глядя на сына.

— Паш, ты чего? Неужели тебе чего-то не хватает? Я же все для тебя!..

— Так и я для тебя, мама! Ну сколько ты будешь тянуть семью одна? Думаешь, я не вижу, как тебе тяжело? Пусть теперь и он внесет какой-то вклад! Хватит ему отсиживаться в стороне.

— Да он же даже не знает ничего, Пашка, — растираю лицо руками.

Это было мое решение. Может, и неправильное. Но я узнала о беременности в тот день, когда объявили, что Островский женится.

Ему не был нужен ребенок от меня, как и я сама, — он ясно дал это понять. Островского ждало великое будущее и пост в компании отца. Все было решено.

А еще мне только исполнилось восемнадцать, и я была влюбленной дурочкой. О последствиях беременности, о которой я так и не сказала Островскому, я не жалею.

Он бы не принял. Не понял.

— Мне неважно, почему ты не сказала ему, мам, — серьезно выдает Паша. — Значит, на то были причины. Но сейчас… мне надоело, что ты гробишь себя, мама! У других матери наряженные, ухоженные, а ты все деньги на меня тратишь. Я хочу, чтобы ты тоже вздохнула спокойно. Пусть теперь он платит!

— И что, ты думаешь, свалишься ему как снег на голову — и он на радостях побежит спасать нас? — усмехаюсь. — Пашка, ты совсем ничего не знаешь об этой семье!

— Я знаю все! Я собирал информацию! — убегает к себе и возвращается с вырезками из газет и распечатанными статьями. — Вот, смотри: Иван Геннадьевич Островский баллотируется на пост мэра!

Я и об этом наслышана.

— Вот, смотри дальше: бизнес он переписал на брата, потому что кандидату в мэры нельзя иметь подобный доход. У него есть мать и отец, то есть мои бабушка и дедушка. Детей нет, жены тоже. Есть брат, но он женат, имеет ребенка.

— Паш, и что? Ты пошел к нему? Прямо к нему? К Ивану Островскому?

Мамочки…

— Нет.

Что-то ищет в телефоне и снова протягивает мне.

Там видео с пресс-конференции. На вопросы отвечает Иван Островский собственной персоной. И тут мой Пашка, который орет, что он его сын.

Голову сдавливают тиски.

— Мне надо прилечь.

Плетусь в свою комнату и стекаю на кровать.

— Мне конец, — бормочу.

— Мам…

— Паш, ты понимаешь, что наделал? Им отобрать тебя у меня не составит никакого труда. Ты насмотрелся картинок и видео в интернете и думаешь, что эти люди будут рады тебе? Как же ты ошибаешься.

— Я хотел, чтобы тебе стало легче, — произносит растерянно.

— Ох, сынок…

— Мам, да мне плевать на него, без разницы, что он такая шишка. Пусть хоть президентом будет, я не хочу с ним общаться. Самое главное ты.

— Значит, так! — сажусь на кровати, Пашка плюхается рядом. — Забудем. Ничего не было. Тебя на видео практически не видно, так что продолжаем жить как ни в чем не бывало. Насчет денег. Хватит меня беречь. Я взрослая, не надо за меня решать, сын. Я не наряжаюсь не потому, что не могу себе позволить, а потому, что не хочу этого. Меня устраивает и так, понимаешь?!

— Но Иван Геннадьевич…

— Господи, да с чего ты вообще взял, что я говорила именно про этого Островского? — выкрикиваю.

Обсуждая с Лизой их семью, имен я не упоминала. Принципиально.

Пашка пугается.

— Это его младший брат, да? Я ошибся? Ох черт! Мама! — вскрикивает и закрывает рот рукой.

Я вижу, как моего сына буквально наизнанку выворачивает, его глаза наполняются слезами, а потом он резко хватается за телефон и принимается что-то листать в нем.

В конечном итоге протягивает мне его, и я смотрю на экран.

— Это же ты, мам? Да?

С фотографии на меня смотрю я… восемнадцатилетняя, а рядом Игорь Островский, младший брат Ивана Островского.

Это старый скрин из соцсетей, одно-единственное фото.

— Мам, тут написано: «Мой лучший друг». Я ошибся с отцом, да?

Нам всем трындец…

— Паш. Давай закроем тему, как и договорились?

Битый час мы пререкаемся с Пашкой. Ругаемся, цапаемся. Правду я принципиально не говорю — боюсь, что сын намутит еще что-то.

Поутру он куксится и со мной не разговаривает.

Ну а на улице нас ждет сюрприз.

Едва мы ступаем на парковку, как нас с Пашкой скручивают и не особо церемонясь запихивают в тонированную машину.

Глава 5

Мама

Пятнадцать лет назад

— Приходи вечером, Ленка! — Игорек сжимает мои руки.

— Отец не пустит, — вздыхаю.

Он у меня строгий.

— А ты скажи, что со мной. Хочешь, я сам скажу? — заглядывает мне в глаза.

— Ох, Горя, ты что моего отца не знаешь? Я же в десять должна быть дома.

Папа блюдет. Контролирует каждый мой шаг, словно я мусульманская жена, но ведь это и близко не так.

— Твой батя — настоящий параноик, — немного нервно говорит друг. — Так! Все, пойдем к нему!

Подталкивает меня в спину.

Игорь — единственный парень, с которым мне позволено общаться.

Мы дружим с пеленок, наши родители знают друг друга и того дольше.

Они давно знакомы и, в принципе, уже много лет как в шутку женят нас с Горей. Ну а мы… против. С шуткой или без — нет. Просто еще никто не в курсе нашего решения.

У Игоря есть возлюбленная, ну а я… я отмалчиваюсь.

Горя тянет меня в кабинет, где восседает мой суровый отец.

— Александр Николаевич, можно к вам?

— Конечно, Игорь, — великодушно разрешает мой отец, и мы проходим.

— Я хотел отпросить у вас на сегодня Лену. Из Штатов вернулся Ваня, мы устраиваем дома вечеринку. Ничего пошлого или постыдного, просто встреча друзей. Обещаю проследить за Леной и вернуть ее домой в целости и сохранности.

Отцу это не нравится, но Игорь берет напором.

— Хорошо, но чтобы дома была к двенадцати!

— Так точно! — и шутливо руку к виску прикладывает.

Я выхожу из кабинета отца с дрожащими коленками.

Сегодня… через несколько часов… я увижу его!

Сразу становится понятно одно: все очень плохо.

— Да вы не переживайте так, с вами просто хотят поговорить уважаемые люди, — говорит с переднего сиденья мужчина, выражение лица которого мало напоминает доброжелательность.

— Почему же уважаемые люди не пригласили к себе чинно и благородно? К чему это похищение?

— Какое похищение, о чем вы, Алена? — наигранно и неискренне оскорбляется мужчина. — Мы просто спешили. Не было времени на объяснения.

Я перевожу взгляд на Пашку.

Он сидит, вжав голову в плечи. Испугался. Понял, что полез туда, куда не надо.

А я как чувствовала, что ничем хорошим это не закончится.

Куда нас везут? К Островскому?

Мы паркуемся у какого-то ресторана, и бугай открывает дверь, выпуская нас с Пашкой на улицу.

— Проходите, — мужчина придерживает дверь ресторана.

Тут пусто. В смысле посетителей нет вообще, ясно, что заведение сейчас не функционирует.

За столом по центру сидит мужчина в явно очень дорогом костюме, смотрит на нас как хозяин жизни.

Во что же ты втянул нас, сын?!

— Идите, — подталкивают нас в спину, и мы с сыном послушно идем, садимся рядышком.

— Кто вы? Что вам надо от нас? — с ходу начинаю я.

— Алена, — мужчина улыбается вроде вежливо, но глаза остаются холодными. — Я хотел пообщаться с вами и с Пашей. Насчет вчерашнего.

— Вчерашнее было ошибкой, — тут же перебиваю его. — Мой сын ошибся. Неверно истолковал мои слова.

— Да, я ошибся, — поддакивает сын.

— Паша, не мог бы ты оставить нас наедине с твоей мамой?

Сын смотрит на меня тревожно, но я киваю.

— Посиди вон там, — указываю на дальний столик у окна, и сын слушается.

Мужчина провожает его взглядом:

— Похож.

Я надеваю на лицо маску. Я так давно их не носила, что сейчас они кажутся чужеродными, но правила этих игр я прекрасно знаю.

Выпрямляю спину, расправляю плечи, взгляд замораживаю.

— Мой сын не имеет никакого отношения к семье Островских, — вру, но делаю это уверенно. — Павел неверно истолковал мои слова и пошел не к тому мужчине. Чего бы вы ни хотели от нас — у нас этого нет. Как и связи с Иваном Геннадьевичем.

Мужчина хмыкает.

— Забавно. Но я тут кое-что узнал, — кладет на стол фото.

С какого-то семейного вечера, где я, Игорь и Иван. Совсем молодые, в далекие времена.

Надо же… как быстро все разнюхали!

— И что?

— Алёна, но ведь вы же знали Ивана Островского.

Дергаю бровью:

— И как это доказывает факт нашей интимной связи? Поверьте, я помню всех, с кем у меня был роман, и Ивана Островского в этом списке нет.

Вижу в глазах мужчины сомнение. У меня получилось пошатнуть его уверенность.

— Кто же тогда настоящий отец Павла?

— Подонок, о котором я не собираюсь вам ничего рассказывать.

— Ясно, — откидывается на стуле. — Не на такой исход я рассчитывал.

— Зачем вы вообще приволокли нас сюда? Что, сплетни собираете, компромат на Островского? — черт, и зачем я полезла!

Мужчина придвигается ближе, смотрит мне в глаза вкрадчиво:

— Знаешь, кто я?

— Нет.

— Моя фамилия Абрамов.

— И? — выгибаю бровь.

— Я тоже баллотируюсь в мэры, как и Островский, и мне очень интересна его жизнь. Личная в особенности. Если бы твой сын, Алена, был от него, то я бы…

Довольно прищуривается, смакуя эту паузу, а я заставляю себя замереть, не двигаться и не издавать ни единого звука, ко всему прочему намеренно игнорирую его переход на ты.

— Я бы предложил тебе сделку, Алена. Сделка, в результате которой ты бы стала богатейшей женщиной, твой сын пошел бы в лучшую футбольную школу. Я бы обеспечил ему место в топовой футбольной команде. Паша получил бы шанс стать первым футболистом страны, а то и мира. Взамен маленькая услуга от тебя и от него.

Ясно.

— Вот мой номер, — кладет визитку в карман моей куртки.

Дальше можно ничего не говорить. Этому Абрамову нужен шпион в логове Островского.

— Что ж, помочь вам ничем не могу — повторюсь, отец Паши не имеет никакого отношения к Островскому. С вашего позволения, мы пойдем, — демонстративно спокойно гляжу на часы. — Паша и так пропустил первый урок.

Глава 6

Мэр

— Ваши рейтинг упал на двадцать процентов, — констатирует Савелий. — Это непозволительный обвал. Абрамов вышел вперед. Вырвался даже, я бы сказал.

С момента пресс-конференции прошли сутки.

Всего какие-то сутки, а у меня из-за этого пацана все пошло по пизде!

— Сава, есть какой-то план?

Моя команда заметно нервничает. Случай беспрецедентный, как вылезать из этого, да еще оставшись в результате чистым, не представляю.

— Иван Геннадьевич, вы так уверенно шли вперед. Опросы показывали хороший результат, и доверие к вам было на уровне.

— Я разве про это спросил? — начинаю злиться. — К чему ты мне сейчас о том, что было? Ты мне скажи, что делать?

Савелий откашливается. Его лицо достаточно бледное, чтобы сообщить мне, что критическое мышление подвело.

— Как минимум, нам надо дать официальные объяснения. Сказать, кто это. Желательно в присутствии мальчика, чтобы он подтвердил, что… ну например, ошибся.

— Ты сам в это веришь? — дергаю бровью.

Все ерзают. Не сомневаюсь в том, что команда с удовольствием свалила бы отсюда куда подальше, но я плачу им достаточно для того, чтобы они работали в любых условиях, в любое время дня и ночи.

— Сейчас дети такие… — подает голос один из консультантов. — Я не удивлюсь, если этот пацан поспорил с кем-то на то, что сорвет пресс-конференцию нахрен.

— Леша, — поворачиваюсь к помощнику, — от Афромеева слышно что-то?

— Он работает, Иван Геннадьевич.

— Как этот пацан вообще пробрался туда? — спрашивает Савелий.

— Что ты хочешь? Это дом культуры, а не питейное заведение или стриптиз-клуб. Он имел право там находиться, — осаживает его Леша.

— Так, ладно, какие у нас еще варианты? — возвращаю всех к более важной теме. — Он может быть от конкурентов.

— Тогда надо заставить его признаться во всем! — говорит Савелий. — А вы, Иван Геннадьевич, публично вместо наказания, милосердно простите его и возьмете на экскурсию, ну например, в пожарную часть. Благое дело!

— Великодушно, — кивает Леша.

Яков Тамирович, мой юрист, откашливается, и все взгляды обращаются к нему.

— Есть еще один исход.

Воцаряется тишина.

— Какой? — спрашивает с интересом Леша, а я прикрываю глаза и шумно выдыхаю, понимая, о чем юрист сейчас будет говорить.

— Что, если мальчик не врал?

Вопрос звенит в тишине кабинета, а все взоры скрещиваются на мне.

— Он не мой сын, — цежу зло.

— Мы не узнаем правду до тех пор, пока не найдем мальчишку и не сделаем тест ДНК.

Подключается Леша:

— Но это только при условии, что мальчик не станет говорить иное.

— Безусловно.

— А если… — Леша начинает говорить тише, чуть ли не переходя на писк, — …если он окажется вашим сыном?

— Это будет пиз… ой, — Савелий закрывает рот.

В тишине все бледнеют и краснеют, единственный человек, который остается спокоен, это Яков Тамирович.

— На самом деле, вовсе нет. Если мальчик действительно окажется вашим сыном, то разумнее всего было бы официально его признать. Найти мать. В ваших интересах, чтобы она была некой аморальной личностью: бедствовала или употребляла. В идеале — чтобы он был из детдома. Тогда вы забираете мальчика и даете ему самое лучшее. Вырываете из системы, так сказать.

Чем дольше он говорит, тем сильнее я охуеваю…

— Не хотел бы я быть вашим врагом, Яков Тамирович. Вы страшный человек.

— Приму за комплимент, — благодушно кланяется.

— Так, — бью ладонью по столу. — Всем работать. Усиленно ищем пацана, после чего делаем пресс-релиз, где рассказываем в общих чертах, что произошло. А до тех пор контактов с прессой избегать, на все вопросы отвечать, что не владеете информацией. Если что-то просочится в прессу — уничтожу.

Все испуганно кивают. Но пусть лучше так, чем сольют инфу по мне первому подвернувшемуся источнику.

День дорабатываю в напряжении, впрочем, как и предыдущий. Ночью я вообще не спал. Вертелся, ерзал в кровати.

Дошло до того, что я начал вспоминать всех своих любовниц. По молодости я знатно куролесил, что уж тут. Молодой, дурной, кровь горячая, чего только не творил.

Моя семья богата и влиятельна. Было бы глупо смолчать о беременности и о ребенке. Как минимум я бы обеспечил достойное содержание.

Так что в какой-то момент я решаю, что мальчишка не может быть моим сыном. Скорее всего, просто залетный пацан, который решил пропиариться на мне, или засланный казачок.

Дорогу домой плохо помню, потому что все это время работал с заднего сидения. Из головы не выходит пацан, который за пару минут вывернул мою жизнь наизнанку.

— Иван Геннадьевич, тут Афромеев.

Выглядываю в окно и вижу тачку Вити, спешно выхожу.

Афромеев работает на меня уже больше десяти лет. Вернее его я пока что еще не встретил никого.

— Витя, — пожимаю ему руку. — Есть новости?

— Есть, Иван Геннадьевич, — подходит в машине и тянет за ручку двери. — Для тебя подарок.

В темноте вечера не сразу понимаю, что вижу. Вернее, кого…

На заднем сиденье полулежит пацан. Тот самый… Связанный. С заклеенным ртом.

Какого мать его хрена?!

Глава 7 

Мэр

— Витя, скажи, ты долбоеб? — перевожу взгляд на Афромеева.

— Ты же сказал найти сосунка. Вот он, — демонстративно показывает рукой.

Закрываю ладонью глаза.

— Блять, мне интересно, может быть еще хуже? — задаю вопрос в никуда, потому что знать ответ не хочу.

Убираю руку и смотрю на Витю. У меня и правда возникли сомнения в его адекватности. Первая осечка, но, блять, какая!

С грохотом захлопываю дверь машины и уволакиваю Афромеева в сторону.

— Сто двадцать шестая статья УК РФ, от пяти до пятнадцати. Ты дебил, Афромеев! Я попросил его найти. Только найти, блять! — рявкаю на мужика. — А ты его приволок! Несовершеннолетнего! Связанного! В мой дом! В тот момент, когда я баллотируюсь в мэры! Скажи, что хочешь моей смерти, потому что я нихера не понимаю, что ты творишь! Мы ж не в девяностых!

До Вити доходит. Медленно, но доходит.

— Уволю нахрен!

Возвращаюсь обратно к машине, снова дергаю ручку на себя, заглядываю внутрь.

Пацан перепуганный, вздрагивает.

— Да подожди ты! — говорю в сердцах и дергаю скотч со рта.

Тот отлипает херово, мальчишка вскрикивает.

— Прости, — цежу и оборачиваюсь. — Витя, нож!

Афромеев тут же вкладывает мне его в руку.

— Не надо! — голос у пацана дрожит.

— Я хомуты разрежу. Не дергайся, хорошо?

Кивает судорожно, и я разрезаю пластик. На коже видны красные следы — видимо, Витя перестарался. Чувствую ли я себя виноватым? Еще как, блять!

Нож складываю и кидаю на переднее сиденье, пацана беру за шкирку и вытаскиваю из машины.

Едва он встает на ноги, как тут же дергает плечами, чтобы я отпустил его.

Пришел в себя, значит.

— Уведи его в дом, — прошу одного из охранников. — Пусть его Людмила накормит.

Хер его знает, сколько он провел вот так. У Вити иногда напрочь исчезает понимание реальности, он не добросердечный и не жалостливый мужик. Он жестокий и бездушный, так что не удивлюсь, если пацан провалялся на заднем сиденье несколько часов.

Возвращаюсь к Вите.

Тот курит, глядя в одну точку. Видимо, до него дошло, что он устроил на самом деле.

— Как ты его нашел? — становлюсь рядом и тоже закуриваю.

— По камерам смотрел. Он пошел в футбольную академию, я наведался туда, показал фотку пацанам, ну а те сказали, как его зовут и где искать.

— И как его зовут?

— Павел. Павел Максимов.

— Максимов, — проговариваю фамилию.

— Знаешь его?

— Нет, — отвечаю честно. — У меня нет знакомых с такой фамилией. Тебя кто-то видел?

— Обижаешь, Иван Геннадьевич, — реально оскорбляется.

— Хоть на этом спасибо.

— Извините, если что не так, — разводит руками. — Его телефон.

Протягивает мне черный мобильник. На экране сеточка трещин.

— Твоих рук дело? — показываю на экран.

— Каюсь — да. Я всю инфу, что по нему нашел, скинул вам.

— Ладно, давай. До завтра, Витя.

— А как же… — кивает на дом.

— Не твоя забота, — разворачиваюсь и иду к крыльцу.

И что мне теперь с пацаном делать, блять?

Я-то планировал поговорить официально, в своем офисе. Но никак не в доме! Да и Витю подключать к вопросу дальше нельзя, опять наворотит такого, что потом хер раскрутишь.

— Слава, пошли со мной, — зову одного их охранников.

Еще двое остаются снаружи.

Я иду в кабинет. Специально не через кухню, чтобы пацана не нервировать, да и мне надо хотя бы минут десять, чтобы прийти в себя и обдумать все.

В кабинете стягиваю пиджак и галстук, отправляю все это на небольшой диванчик, а сам падаю в кресло.

Все, блять, не так!

И родители. У этого пацана наверняка есть родители. На часах десять вечера, его телефон разбит. Наверняка они там с ума сходят.

— Слава, позвони Якову Тамировичу, скажи, что случился форс-мажор и он срочно должен приехать.Потом сходи узнай, как там пацан.

Слава кивает и уходит, а я решаю пока не звать никого, кроме юриста. Сначала надо разобраться с тем, что натворил Витя, а потом уже с тем, что сделал этот Паша.

Слава возвращается:

— Людмила сказала, что мальчик поел и попросился в туалет.

— Давно?

— Пять минут назад.

Со стоном прикрываю глаза.

— Там в коридоре окно, наверняка он уже валяется в кустах роз, иди проверь.

В этот момент с улицы раздаются крики и возня, следом летит трехэтажный мат.

— Кажется, уже можно не проверять, — нервно усмехается Слава, но, увидев выражение моего лица, отступает назад, а потом срывается и вылетает из дома.

Я решаю не отсиживаться и иду следом.

На улице бой Мухаммеда Али с Фрейзером, не меньше.

Паша стоит на розовой клумбе, в руках у него колючие ветки. У одного из охранников расцарапана морда, пацан еще краше.

— Иди сюда, сосунок! — орет поцарапаный. — Я тебе щас покажу!

— Обломаешься! — Паша раскручивает ветку и отправляет ее прямиком в морду охраннику.

— Тебе пиздец!

— Заткнулись все! — рявкаю на них и указываю пальцем на охранника. — Ты! Ты совсем дебил, с пацаном драться?

— А я чо, Иван Геннадьич, мне чо, вторую щеку подставить?

Мысленно делаю пометку в голове: уволить. Нахера мне такие дебилы рядом? Какого черта они все берега попутали?!

— Ты, Брюс Ли, сюда иди! — говорю пацану.

— Я не могу, — отвечает Паша совсем беззлобно. — Тут кусты колючие, я не пролезу.

— Вот, блять, не жил я весело, и нехер было начинать, — сетую снова во Вселенную. — Слава, иди в дом, затяни его обратно через окно.

— Будет сделано.

Сам тоже возвращаюсь в дом. На кухне Людмила скромненько сидит на стуле в уголке. Увидев меня, натянуто улыбается:

— Я не знала. Я не хотела.

Отмахиваюсь. Уверен, все так и есть.

— Он поел?

— Все смел. Даже печенье. И компот выпил.

— Хорошо. Людмил, принеси аптечку в мой кабинет, у нас там армагеддон.

Ухожу к себе.

Глава 8

Мэр

— Нахрена мне это, Паш? Я что, похож на отморозка? — удивляюсь искренне.

Паша бросает на меня нерешительный взгляд.

— Сотрудник ваш очень похож.

— Ты про Витю? — доходит до меня. — Витя накосячил, да. Я прошу у тебя прощения за то, что он доставил тебе дискомфорт и создал ненужное напряжение. И еще вот.

Достаю из ящика новый телефон. Как раз привезли последнюю модель, да у меня все никак руки не доходили активировать его. Пусть теперь пацан пользуется.

Встаю и сразу же кладу телефон в карман Пашиного рюкзака.

Решаю сразу разговаривать с ним на равных, не делать скидку на возраст.

— Задание у него было найти тебя. Просто найти. Узнать, кто ты, твое имя, фамилию. Он в силу… пережитого опыта воспринял все иначе и сделал не то, что мне было нужно.

— А пережитый опыт — это вы имеете в виду, что он бывший бандюган?

Выдыхаю и зажимаю переносицу пальцами:

— Короче, Паш. Мне нужны взрослые, ответственные за тебя, чтобы разговаривать с тобой в их присутствии.

— Разговаривайте со мной, — вздергивает подбородок. — Я достаточно взрослый! У меня и паспорт есть.

Качаю головой. Это какое-то проклятье! Что ж все идет через жопу!

Возвращаюсь на свое место, падаю в кресло, разблокирую телефон. На него час назад упало сообщение от Вити. Имя и фамилия Паши, номер школы, где он учится. Следом идет информация о родителях, точнее о матери.

Или Витя не успел нарыть, или отца нет.

Алена Максимова. Я не знаю такую. Может, я и перетрахал немало девиц, но девушки или женщины с таким именем и фамилией у меня не было.

Набираю указанный номер и переключаю телефон на громкую связь.

— Алло! — отвечает встревоженный женский голос.

Глаза у Паши расширяются.

— Предатель! — неожиданно выплевывает он.

Я даже подвисаю.

Ну что тут сказать? Нихрена себе! Я еще и предатель, оказывается.

— Алена?

— Да, это я. Кто вы? — голос незнакомый.

А может, я не могу его узнать, потому что женщина взволнована и ее голос сильно дрожит?

— Алена, меня зовут Иван Островский. Вы знаете, почему я вам звоню? — стараюсь говорить спокойно. Женщина явно испугана, а косяков мое окружении и так достаточно допустило. В довершение ко всему мне не хватало только женской истерики.

В трубке мертвая тишина. Отвечают мне не сразу.

— Паша у вас? — ее голос окончательно садится.

— Он со мной, — немного поправляю ее. — С ним все в порядке, его жизни ничего не угрожает.

Бросаю взгляд на пацана.

Он стоит красный, в глазах черти пляшут. Мне кажется, дай ему в руки наган — пальнет в меня не задумываясь.

— Что вы хотите? — спрашивает женщина.

— Алена, сейчас за вами заедет мой человек и привезет вас ко мне и Павлу. Также приедет мой юрист, мы обсудим ситуацию. Нам нужно понимать, что делать дальше. Мягко говоря, ваш сын доставил мне неприятности.

Паша громко фыркает и закатывает глаза.

— Это Паша? — тут же принимается суетиться женщина. — Паша?! Пашенька!

— Ма, все супер. Я в порядке, — спокойно отзывается он.

— Я сейчас приеду, Паш. Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, ма. Это ты не волнуйся, со мной правда все хорошо. Забей.

Слушая разговор, я задумываюсь о том, как непросто с подростками. Они ж ходячий сгусток негатива и проблем.

Мне кажется, если бы Пашка был моим сыном, у меня бы не прекращая дергался глаз, ибо нервы мои попросту не вывозили бы.

Даже сейчас хочется влепить ему подзатыльник. Во-первых, за то, что полез куда не надо, во-вторых, за то, что матери так отвечает. Ведь слышно же, что нихера она не поверила в эту ночевку у друга. Сидела одна, переживала.

А он что? Забей?!

Торможу свои разогнавшиеся мысли.

Права применять воспитательные меры к пацану я не имею никакого. Мне вообще сейчас предстоит объяснить матери его похищение и внешний вид.

— Алена, в течение двадцати минут за вами приедут, будьте готовы, — отключаюсь. — Слав, иди скажи, чтобы по этому адресу забрали женщину.

Протягиваю стикер, куда я переписал адрес, присланный Витей.

— Только, блять, без членовредительства. Узнаю, что косякнули — убью.

— Будет сделано! — уходит.

Как раз в комнату заходит Людмила с аптечкой.

Пацан покоцан прилично, так что я закатываю рукава и тоже иду на помощь. Мать Тереза, бля.

— Да щас! — вырывается Пашка. — Я сам.

— Сам ты голой жопой на куст роз приземлился. Сиди молча, — осаживаю его.

— Чо со мной будет! Не надо меня трогать!

Забивается в угол, будто мы его препарировать собираемся.

— Да что ж это делается, а! — хлопает себя по бокам Людмила. — Я его накормила, напоила, позвонить дала! И он меня так подставил! А сейчас вообще отказывается помощь принимать. Вот как возьму ремень да отхожу тебя! Добавлю.

Даже я охреневаю и на всякий случай отодвигаюсь от Людмилы.

— Ла-адно, — вздыхает Паша.

В четыре руки протираем раны перекисью.

— Дурак, розы знаешь какой химией удобряют? — уже беззлобно сетует Людмила. — Раны потом загноятся, ничего хорошего, между прочим. Вон какие борозды остались! Иван Геннадьевич, мальчику бы сменить одежду, а то она уж совсем непригодна.

Согласен. Грязная и порванная.

— Сейчас принесу.

Ухожу в спальню, в гардеробе нахожу футболку, которая стала мне мала, беру ее и спускаюсь на первый этаж.

— Вот, держи, — отдаю Паше.

Тот принимает молча, переодевается.

— А куртка твоя где? — до меня только сейчас доходит, что он явно был не в одной майке.

— У своего бешеного спросите.

Это он про Афромеева.

— Понятно.

Значит, с меня еще и куртка. Людмила уходит, а я спрашиваю:

— Хочешь чего-нибудь?

— Свалить отсюда.

— Скоро свалишь, — киваю и опускаю взгляд на бумаги, складываю их в стопку и убираю.

— Не видеть вас хочу.

— Поаккуратнее с желаниями. В конце концов, это не я ворвался в твою жизнь, — говорю спокойно.

Глава 9

Мама

Пятнадцать лет назад

— Может, Аньку тоже стоило взять? — спрашивает Игорек.

Только не моя сестра!

— Ей тринадцать! — округляю глаза и осматриваюсь.

Вечеринка в разгаре. В доме Островских самая настоящая тусовка.

Обвожу взглядом присутствующих:

— А Ваня где? — спрашиваю у друга.

— Тут где-то, — отвечает он, не замечая моих красных щек.

Я поправляю платье, немного одергиваю его. В зеркале на стене вижу свое отражение.

Сегодня я выгляжу невероятно, так что остаюсь довольна собой.

— Ленк, я отойду на минуту?

В этом доме я знаю каждый угол — частенько бывала тут, правда, в основном днем и в присутствии родителей Игоря.

Прохожу по комнатам, заглядывая по очереди то в одну, то в другую, пока, наконец, не открываю дверь в гостевую.

В полумраке вижу двоих: девушку, сидящую на столе, и Ивана, который стоит меж ее широко разведенных ног. Девушка топлесс. И я явно помешала им.

— Выйди! — кричит Иван, и я дергаюсь, захлопываю дверь и отступаю назад.

Ну вот, Ленка. Хотела увидеть — увидела. Насмотрелась?

Игоря нахожу в гостиной, среди кучки девиц.

— Горь, я поеду, — не дожидаясь ответа, разворачиваюсь и иду к выходу.

— Лена! Ленка! Да подожди ты!

Игорь бежит за мной, но я уже выхожу на улицу, одновременно пытаясь разблокировать телефон, чтобы вызвать такси, но руки совсем не слушаются.

Даю себе зарок не реветь.

Давлю внутри эмоции и боль. Если отец увидит меня с размазанным макияжем, быть беде.

— Да что случилось? Ничего не понимаю! Ты же только приехала.

— Голова разболелась, — вру.

Дверь дома открывается, и размашистыми шагами на крыльцо выходит Иван, на ходу поправляя ворот легкой куртки.

— Давай я тебя отвезу, Лен! — настаивает Горя.

— Ты пил!

— Всего чуть-чуть.

Иван подходит к нам, закуривает и стреляет в меня внимательным взглядом, от которого по телу бегут мурашки.

— Я отвезу тебя, — говорит, не отводя взгляда.

В доме тихо, и я не нахожу себе места. Мой сын определенно влез в неприятности.

В школе он присутствовал, а вот тренер сказал, что Паша пропускает вторую тренировку подряд, поэтому я и делаю такой вывод.

Телефон его недоступен, и это сильно тревожит меня. Чем ближе вечер, тем сильнее моя тревога.

— Где же ты? — машинально кручу в руках серебряный крестик на цепочке.

Прозвон родителей друзей тоже ничего не дает. Никто не знает, где Паша.

А потом позвонил он…

Его амбалы приезжают не через двадцать минут, а раньше, но я готова давно. В машине меня усаживают на заднее сидение, практически не разговаривают.

— С моим сыном все в порядке? — спрашиваю у мужчин.

— С ним все в порядке, — отвечают мне безэмоционально.

Всю дорогу не могу найти себе места. А вдруг его обидели? Вдруг избили или сделали еще что-нибудь ужасное?

Все накручиваю и накручиваю себя.

Когда машина останавливается у большого загородного дома, я выскакиваю из машины и тут же, не дожидаясь приглашения, бегу в дом.

Иван Островский определенно изменился.

Стал крупнее, из лица ушла юношеская мягкость, взгляд стал острее. Весь его вид будто кричит: не подходи — убьет!

Я бросаю на него взгляд лишь мельком, главное сейчас — мой сын. Его я нахожу в углу.

Взгляд виноватый, губы поджаты.

— Мам.

Бегу к нему и обнимаю.

— Что они с тобой сделали? — дрожащими пальцами веду по рукам сына.

Он весь взлохмаченный, в царапинах.

— Ма, да все в порядке, я просто в розовый куст свалился.

— Что за бред! — выхожу из себя.

— Он правда на клумбу упал, — подает голос Островский.

— А вас я вообще не спрашивала! — огрызаюсь.

Пашка замирает.

— Что тут вообще происходит?! Что мой сын делает в этом доме? — оборачиваюсь к Ивану, закрывая собой сына.

Хотя это сложно так назвать, потому что Паша выше меня и закрыть его у меня уже не получится.

Островский сидит за столом.

Взгляд соответствует фамилии — острый, внимательный.

Он осматривает меня оценивающе с ног до головы, совершенно не стесняясь.

— Мы знакомы? — спрашивает вместо ответа.

Сердце мое, словно сорвавшись, летит куда-то вниз.

Значит, не узнал…

— Нет! — заявляю решительно.

На мне широкие джинсы и серый вязаный свитер. Фигура скрыта. Цвет волос у меня давно другой, к тому же после родов мои волнистые волосы неожиданно перестали виться из-за расшатанного гормонального фона.

Мне сложно судить, похожа ли я на старую себя.

Пятнадцать лет прошло…

Хотя я Островского узнала бы и через сотню лет.

Но дело не во внешности. Дело в ощущениях, что словно устраивают пляску у костра. В долбаных мурашках, которые бегут по рукам и ногам, когда наши взгляды соприкасаются.

Мы знали друг друга восемнадцать лет. Не дружили, нет.

И тем не менее факт того, что он меня не узнал, говорит о многом.

Печалюсь ли я по этому поводу?

Пятнадцать лет прошло! Я давно должна была забыть, но…

Нет, все помню, как вчера. Все-все…

— Нет, мы с вами не знакомы, — повторяю твердо.

Иван не отводит от меня взгляда. Не верит? Или что?

Дверь в кабинет открывается, входит мужчина с чемоданчиком.

— Всем добрый вечер, — произносит он, и атмосфера меняется, становится менее напряженной.

— Проходите, Яков Тамирович. Алена, и вы присаживайтесь.

Тяну Пашку вниз, на диван. Мужчина тоже садится, а вот Иван, наоборот, встает и отходит к окну.

Смотрю на него украдкой.

Возраст к лицу этом подонку. Все в нем так, как надо.

Глава 10

Мэр

Павел совсем не похож на мать, и эта миниатюрная невзрачная блондинка внешне не имеет ничего общего с мальчиком.

Мой взгляд то и дело цепляется за Алену.

Грызет что-то изнутри. Какая-то чуйка. Но что именно мне не дает покоя, я не могу понять.

В моей жизни было много разных женщин. Блондинки, брюнетки, рыжие. Низкие и высокие. Особенно по молодости чудил — гормоны шалили, и я поддавался им.

В свое оправдание могу сказать, что никому ничего не обещал.

Просто секс чистой воды, без эмоций и тем более отношений.

Ни одна не отказалась. Все подписывались на это. Кто-то потом выкатывал претензии, но мне до них не было никакого дела, ведь я сразу обозначал, как будет.

Эту Алену я точно не трахал.

Во-первых, все мои девушки были скажем так… яркими. Алена же обычная. Нет в ней ничего яркого. Невысокая, что там по фигуре, непонятно из-за мешковатой одежды. Лицо бледное, ни грамма краски.

Я даже не могу сообразить, сколько ей лет. Потому что выглядит она одновременно на двадцать и на сорок.

Нет, нельзя сказать, что она некрасива. Есть что-то в ней. Цепляющее. Что-то внутри, это сложно объяснить. Но взгляд от нее отвести тяжело.

Запомнил бы я, если бы трахал ее?

Непременно.

Алена, встречая мой взгляд, поднимает подбородок, смотрит на меня. Гордо, уверенно. Как бы ни выглядела эта женщина, цену себе она знает и пресмыкаться не будет. А попробуй обидеть — вполне может и укусить в ответ.

Невзрачность эта — лишь ширма. Или осознанный выбор. Навряд ли она не понимает, что может выглядеть иначе.

А может, ей просто не нужно излишнее внимание?

И вот так я неожиданно прихожу к осознанию того, что эта неприметная женщина что-то задевает внутри меня. Какие-то забытые, зачерствевшие струны.

Нет, не половое влечение — его я прошел в двадцать, ну в двадцать пять лет. Сейчас, в сорок, это совсем другое.

Я поднимаюсь со своего места и отхожу к окну, потому что знаю: если останусь сидеть, то выдам свой интерес.

— Итак! — начинает Яков Тамирович. — Как я понимаю, зачинщик беспокойства найден и нам осталось выяснить самое главное.

Я резко оборачиваюсь и смотрю ей в глаза:

— Павел — мой сын?

Первое: Алена каменеет.

Не дергается, не хватается за сердце, не ахает.

Он замирает. Затаивается, как хищник перед броском.

А после этого переводит взгляд с моего юриста на меня и отвечает твердо:

— Нет.

Это веское нет. Уверенное. Мыслей задать вопрос еще раз не возникает.

Яков Тамирович окидывает нас троих пристальным взглядом, что-то чиркает в своем блокноте.

— Что ж, тогда нам необходимо понимать мотивы его поступка. Так как мы не представители силовых структур, права на допрос не имеем. Нам необходимо разрешение родителя. Алена, мы можем задать несколько вопросов вашему сыну?

— Можете, — снова отвечает односложно, но держится все так же.

В отличие от матери, Павел нервничает.

— Павел, зачем ты сказал, цитирую: «Если детей нет, то кто тогда я»?

У Паши бегают глаза. Он заметно нервничает, и его качает все сильнее.

— Для влога.

— Для чего? — переспрашивает Яков Тамирович.

— Я завел себе аккаунт на… короче, хотел снимать провокационные видео, монетизировать аккаунт. Зарабатывать, в общем.

— Значит, это провокация? — смотрю на него в упор.

— Да, — Паша отводит взгляд.

— Я могу увидеть твои видео? — спрашивает юрист.

Паша нервно облизывает губы.

— Нет. Я… я испугался и удалил аккаунт.

Яков Тамирович кивает каким-то своим мыслям, а я понимаю, что Павел врет. Я не знаю, в чем именно. Возможно, он все-таки прикрывает кого-то, возможно, ложь частичная — например, он не удалял те видео — но он врет.

Алена переводит взгляд с юриста на меня:

— Иван Геннадьевич, я приношу вам свои извинения за доставленные неудобства. Если от меня нужны какие-то пояснения, я их дам. Но при одном условии: никаких публичных выступлений.

— Вы не в том положении, Алена, чтобы ставить мне условия, — смотрю на нее твердо.

Замираем оба. Обстановка накаляется, между нами статическое электричество, наполненное злостью.

— А мне кажется, Иван Геннадьевич, что это не в ваших интересах — ставить мне какие-либо условия. Давайте поднимем другую тему. Например — как мой сын оказался в вашем доме? Добровольно, или?.. — выгибает бровь.

Эндорфиновый взрыв происходит у меня внутри.

Мое окружение полно лебезящих женщин, поэтому когда встречаешь неприкрытую женскую ярость, направленную на тебя, это заряжает и бодрит.

— Давайте я сейчас вызову полицию прямо к вам в дом? — Алена улыбается уголками губ. — Скажу, что мой несовершеннолетний сын пропал, а потом позвонили вы. И что я вижу, оказавшись у вас дома? У Павла множество мелких травм. Ко всему прочему, он сидит в чужой одежде, предполагаю вашей. Что случилось с одеждой моего сына? Думаю, полиция поможет мне разобраться во всем. А если не поможет, я могу обратиться к журналистам. Надеюсь, они смогут провести расследование.

Чем дольше она говорит, тем сильнее у меня поднимается все, хорошо, что тело скрыто высокой спинкой кресла.

Щеки Алены раскраснелись. Глаза блестят. Она со злостью проводит зубами по губам, отчего они краснеют. И вот сейчас я понимаю, насколько сильно меняется женщина, стоящая напротив меня, на глазах скидывая с себя годы и невзрачность.

В ней горит огонь! Полыхает!

Яков Тамирович откашливается:

— Иван Геннадьевич, думаю, разговор лучше перенести на другое время.

Алена решительно поднимается:

— Не стоит утруждать себя. Мы уезжаем. Можете дать официальное опровержение словам Павла, объяснить, что это был вброс начинающего блогера.

Разворачивается, махнув белокурой гривой.

— Алена, — зову ее, и она оборачивается, — мы не закончили.

— Ошибаетесь, Иван Геннадьевич. Нам с вами больше не о чем разговаривать.

Глава 11

Мама

Пятнадцать лет назад

Иван ведет машину расслабленно. Немного превышает скорость, один раз обгоняет там, где не разрешено.

С момента, как мы сели в салон его машины, ни он, ни я не проронили ни слова.

Одновременно во мне борются два чувства: я рада оказаться с ним наедине, но между тем киплю от злости.

Ладно, я знаю, что Иван далеко не монах, у него постоянно меняются девушки, но все они обычно оставались на уровне рассказов, не больше.

Я никогда не видела рядом с ним постоянной подруги, вот и успокаивала себя, что у него никого нет.

Но сегодня все мои мечты разрушились, рассыпались, как битое стекло. Его руки на теле другой. Его губы на ее губах. Их пошлая поза, близость.

— Ты же большая девочка, Лена, должна понимать, что взрослым мальчикам нужно как-то спускать пар.

— То есть ты так просто расслабляешься? — спрашиваю тихо.

— Так я просто трахаюсь, малышка, — улыбается мне широко. — Просто забудь то, что видела.

— Мне плевать, — гордо вздергиваю подбородок. — Уже забыла.

Ваня бросает взгляд на мои ноги. На мне короткое черное платье, которое оголяет бедра, с этим я ничего поделать не могу.

Ноги у меня красивые, так что я не стесняясь вытягиваю их.

Пусть смотрит. Я не хуже его куриц.

Ваня тянет руку на заднее сиденье и достает оттуда джинсовку, бросает мне на колени:

— Держи.

— Зачем это?

— Прикройся.

Фыркаю и забрасываю джинсовку назад.

— Тебе не нравятся мои ноги? — спрашиваю с вызовом.

— Наоборот. Нравятся больше чем нужно, — криво улыбается.

Хмыкаю и складываю руки на груди:

— Тогда я тем более не собираюсь их прятать.

— Ты играешь с огнем, детка, — глаза у Ивана загораются. — Ты подруга моего брата, так что притормози.

— Это ты притормози, — киваю на его ширинку и дергаю бровью. — Если сможешь.

Я была молода, глупа, наивна. И по уши влюблена в отца Паши. Если бы он сиганул со скалы, я бы прыгнула следом за ним, даже не раздумывая.

Такая она, первая любовь. Всепоглощающая и уничтожающая, куда ж без этого. Когда тебе восемнадцать и вся жизнь впереди. Когда ты молод, красив.

Можно ли назвать это ошибкой? Эту наивную веру в то, что все достижимо, что даже самого отъявленного бабника можно заставить любить?

Не ошибка, нет.

Опыт, который проходят многие. Кто-то воет в подушку или напивается в клубах. Кто-то клин вышибает клином.

А я вот содрогалась над унитазом, проклиная его и весь мир вместе с ним.

Даже тогда мне казалось — все решаемо. Все поправимо. Он поймет и примет. Я не хотела, чтобы так, но ведь это не только моя ответственность!

Не принял.

По сути, не принял никто. Держу ли я на них зло за это? Если только немного, и то — остаточное, скорее как давно сросшийся перелом, который еще иногда пульсирует, реагируя на изменение атмосферноего давление.

А он меня не узнал…

Горько усмехаюсь.

Как такое возможно? Неужели я настолько изменилась, что узнать меня нереально?

Нет, думаю, дело тут в другом. В том, что он и не думал обо мне все эти годы. Просто вычеркнул меня из своих мыслей и продолжил жить счастливой жизнью, наполненной другими женщинами.

Я не искала информации об Иване Островском.

Город огромный, а я давно сменила круг общения и больше не отсвечиваю в тех кругах. Светское общество — это больше не про меня.

Не то чтобы это был мой выбор…

Об Иване, как и об Игоре, я не знала ничего, вот только пару месяцев назад наткнулась на новость в интернете, что Иван баллотируется в мэры. До этого все пятнадцать лет прошли словно под знаком вопроса.

Что ж, пусть все так и останется. Меня устраивает не знать. И жить свою тихую и спокойную жизнь.

Достаю из духовки запеканку с грушей, аккуратно отрезаю кусочек и кладу на тарелку, ставлю перед сыном. Тот моргает медленно и сонно потягивается.

— Чтобы все съел, — угрожаю ему лопаткой.

— Будет сделано, — вяло отдает мне честь.

Я сажусь напротив и тоже принимаюсь за завтрак.

— Я вчера с тренером говорила.

Стонет.

— Ты пропустил две тренировки.

— Вторую не по моей вине.

Пашка правда ответственно подходит и к школе, и к футболу, так что я понимаю, что здесь не желание тупо сбежать.

— Сегодня по-любому попаду на тренировку, не переживай, мам. — Запихивает в рот половину запеканки. — Ммм, фкуфно!

— Там еще осталось, — указываю на форму.

— Я доем! — заявляет гордо.

Отпиваю чай:

— Паш, мы вчера с тобой не поговорили.

Мы вернулись поздно, сил не было ни у кого. Я только спросила у Пашки, все ли с ним в порядке, на что получила ответ, что он страшно устал. Разговор решили перенести на сегодня.

— Ма, я все понял, правда. Я ошибся и больше туда не полезу. Сам виноват, зря я эту кашу заварил. Меня никто не обижал. Телефон вот только разбился случайно, но Иван Геннадьевич дал мне замену, а в остальном… прости, мам.

Улыбается виновато.

Да, я в курсе про новый телефон. Пока не понимаю как к этому относиться.

Я протягиваю руку:

— Твоей вины здесь нет, Паш. Я понимаю твои мотивы. К денежному вопросу, наверное, добавляется еще и то, что тебе в силу возраста не хватает мужского внимания.

— Всего мне хватает! — сопротивляется.

— Это ты прости меня, Паш, — неожиданно для себя начинаю плакать.

Думаю, всему виной напряжение, в котором я живу в последние дни.

— Мам! Ма, ты чего! — Пашка подлетает и садится у меня в ногах: — Мам, ты у меня знаешь какая! Самая лучшая! Мне не надо ничего, правда! И вообще, когда я вырасту, ты купаться в роскоши будешь, ясно! Я стану востребованным футболистом! За меня клубы драться будут! А я обеспечу тебя всем. На море увезу, чтобы ты жила там и каждый день встречала с чашечкой кофе на балконе с крутым видом. Все самое лучшее тебе куплю.

Глава 12

Мама

Пятнадцать лет назад

Я выхожу из здания вуза, и первое, что замечаю, — синий спортивный «Порше».

Бабочки тут же принимаются порхать в животе. Я перекидываю косу на спину, медленно спускаюсь по ступенькам и иду вперед, туда, где стоит машина Ивана.

Приближаюсь неспешно, а он вальяжно приваливается к капоту и закуривает. Иван в темных очках, так что я не знаю, куда он смотрит. Но тело мое реагирует — ноги словно ватные, кожа начинает гореть, а голова становится легкой.

Я подхожу и становлюсь напротив, ближе, чем позволяют правила приличия.

— Заблудился? — выгибаю бровь.

Иван усмехается, обнажая белые зубы, и откидывает окурок в сторону.

— Я за тобой.

— Игорь обещал забрать меня. Он пригласил меня пообедать еще вчера.

— Игоря дернул отец.

Протягиваю руку и снимаю с Вани очки, чтобы видеть глаза.

— Получается, ты приехал сюда, потому что тебя об этом попросил брат? — внимательно смотрю на парня.

Ведет плечом, не отвечая, а потом улыбается и подходит ближе. Протягивает руку и достает мою косу из-за спины, взвешивает ее в руке, проводит по ней пальцами.

Опускает руку в карман куртки, достает красное пластиковое кольцо с печаткой в виде сердца и протягивает мне.

Кольцо детское, больше похожее на безделушку и наверняка практически ничего не стоит. Не сомневаюсь, что Иван купил его в каком-нибудь автомате, — но, черт, мои глупые бабочки захлебываются в эйфории.

Он! Подарил! Мне! Кольцо!

— Только не говори, что делаешь мне предложение, — дергаю бровью.

— Предложение пообедать.

Забираю кольцо и надеваю его на безымянный палец левой руки, любуюсь им.

— И что же это значит, Островский?

— Это ни черта не значит, Лена. Просто обед, которым я тебя накормлю.

— Кандидаты на должность мэра сегодня собрались в администрации на встрече с главой региона. Ринат Булатович озабочен ситуацией, сложившейся вокруг скандала с предыдущим мэром города, — без запинки вещает ведущая.

На кадрах видно, как по кабинету вслед за губернатором идут трое. Среди них Иван Островский и тот мужчина из ресторана, Абрамов.

— Два капучино, пожалуйста. В один добавьте ореховый сироп.

Отлипаю от экрана телевизора, установленного в кофейне.

— Да, конечно, — принимаюсь делать кофе, игнорируя новости.

Мне нужно отключиться от всего, поэтому я погружаюсь в методичный процесс приготовления напитка.

Когда парень уходит со стаканчиками кофе, беру пульт и переключаю канал на музыкальный. Хочу отложить пульт, тот падает на пол, крышка отлетает, а батарейки рассыпаются по полу.

— Черт возьми! — шиплю сквозь зубы.

На шум выходит Лиза.

— Чего буянишь?

— Это случайно.

— Ты нервная какая-то, Аленка, — подруга серьезнеет. — Что случилось?

— Пашка ездил к Островскому.

Лиза округляет глаза.

— Да. А вчера я и сама с ним виделась. У него дома.

— А я-то думаю, что с тобой! Выкладывай! — опирается о барную стойку, пока никто не видит.

И я выкладываю. Лизе я готова доверить что угодно, вплоть до собственной жизни. У нас было достаточно сложных моментов, чтобы понять: она кремень.

— А Островский что?

— Не узнал.

— Ну и пошел он в жопу! — выпаливает в сердцах.

В заведение заходят посетители, и мы переключаемся на них.

После обеда начинается наплыв людей. Я даже немного теряюсь, потому что обычно у нас бывает меньше народа. Но видимо, начавшийся дождь загнал всех в нашу кофейню.

Лиза выносит еще один столик и парочку стульев.

Когда ближе к вечеру народу становится меньше, подруга снова подходит ко мне:

— Слушай, я вот тут думаю — давай на выходных поедем на дачу, а? Переключимся. Что-то я заколебалась, да и ты, полагаю, тоже.

У Лизы есть небольшой домик в деревне, который достался ей от бабушки.

— Как раз должны выйти ребята.

— С удовольствием, Лиз, спасибо. Будет очень кстати.

— Супер! Тогда я побегу, Аленка. У меня сегодня прием у врача.

— Конечно, Лиз. Удачи!

Лиза уходит, и я остаюсь в заведении. Постепенно народ расходится, я начинаю готовиться к закрытию: переворачиваю табличку «Открыто-Закрыто» на входной двери и принимаюсь убираться.

От неожиданного звона колокольчика дергаюсь.

В кофейню заходит мужчина, которого я моментально узнаю. Это тот, что запихнул меня и Пашку в машину и отвез к Абрамову.

— Мы закрыты, — говорю слегка дрожащим голосом, а сама понимаю: он явно пришел не кофе пить.

— Здрасьте. Узнала меня? — улыбается нахально. — Узнала. Мой шеф просил тебе передать кое-что.

— Не надо мне ничего передавать! — выкрикиваю нервно. — Я не собираюсь играть в ваши игры. Можете мне просто дать спокойно жить?

Швыряю тряпку на пол.

— Не подходите ко мне! А еще лучше — идите к своему шефу и передайте ему, что мне ничего от него не нужно!

Пока я говорю это, мужчина не двигается, лишь голову склоняет набок.

— А мне кажется, ты пиздишь, Алена.

Шумно выдыхаю.

— Короче, так. Мой шеф ждет тебя сегодня у себя, — надвигается на меня.

Я отхожу назад и выставляю руки перед собой.

— Я никуда с вами не поеду.

Мужчина тут же перехватывает меня за кисти и дергает на себя.

— Слушай, завязывай, а? — велит устало. — Ты поедешь со мной, пообщаешься с моим шефом насчет Островского. А до чего допиздитесь — уже не мое дело.

— А ну отпусти меня, козел! Я знать не знаю вашего Островского.

Он расплывается в улыбке, больше похожей на оскал:

— А нам тут птичка на хвосте принесла, что ты со своим сосунком вчера тусила у него дома.

Все-таки вырываю руку, замахиваюсь и припечатываю мужчине по лицу.

Глава 13

Мэр

— Шеф, я тут это… — шмыгает носом.

— Пожалуйста, только не говори, что ты украл детсадовца, — тяжело вздыхаю.

— Не-е. Тут шестерка Абрамова наведывался к Максимовой, и ну… в общем, я помял его немного.

О как интересно.

— Немного это насколько? — спрашиваю аккуратно. — Он хоть жив?

— Обижаешь, шеф! — оскорбляется. — Юшка только из носа течет, а так все гуд. Я мягенько.

«Мягенько» и Витя Афромеев — вещи несовместимые.

— Что ему надо было от Максимовой, выяснил?

— Так, в общих чертах. Не колется, падла. — Я слышу, как он пинает его ногой, мужик стонет. — Что мне с ним делать?

— Вить, ну не закапывать же живьем? Отпусти ты его и дуй ко мне.

— Будет сделано!

Я приказал Вите понаблюдать какое-то время за Пашей и его матерью. Так, на всякий случай. Я должен быть уверен в том, что меня не наебали.

И сам факт того, что к Алене приходят люди Абрамова, так себе новость.

Либо она связана с моим конкурентом, либо ее прижали.

Ни то, ни другое не есть хорошо. Вернее, совсем херово — как для меня, так и для самой Максимовой. В любом случае надо вмешиваться, иначе, если Абрамов почувствует безнаказанность, это развяжет ему руки еще сильнее и он окончательно охренеет.

Я не просил копать под Алену. Как-то не по мужски это, что ли.

Рыцарство во мне взыграло, надо сказать, не вовремя. Уж лучше бы я приказал поковыряться в ее прошлом, возможно, тогда бы открылись карты ее настоящего.

Пока что у меня есть только сухая инфа: имя, адрес, номер телефона. Витя просто следил за ней, не рылся в грязном белье.

Я стягиваю с себя костюм и рубашку, иду в душ. В последнее время проблемы одна круче другой. Вираж на вираже, и это началось еще до того, как один любознательный пацан спросил меня о семье.

Выхожу из душа и одеваюсь в домашние штаны и футболку, иду на кухню. Витя должен вот-вот приехать, но если я не поем, просто свалюсь к чертям.

Людмила уже тут, накрывает на стол. Я сажусь и уминаю все за минуту.

— Паша, тот мальчик, тоже так ел, — усмехается женщина и отходит к кофемашине, ставит под нее чашку и продолжает беззаботно говорить, не глядя на меня. — Молотил прямо как вы. Так же ссутулившись, даже вилку держал так же.

Кусок встает поперек горла.

Людмила достаточно умная женщина, чтобы иметь уши везде, так что я больше чем уверен: в чем суть моей беды, она знает.

— Ой, — оборачивается и смотрит на меня испуганно. — Это я так, Иван Геннадьевич. Ляпнула не подумав.

Ставит передо мной чашку с кофе.

— Иди отдыхать, Люд, — выпроваживаю ее.

— Извините, — вздыхает. — А посуда?..

— Ну что я, тарелку и вилку в посудомойку не загружу?

Людмила уходит, а я доедаю ужин в тишине и пью кофе, размышляя о том, что услышал, а после иду в кабинет.

Мой телефон оставался в кабинете, так что я вижу два пропущенных от Софии. Надо бы перезвонить, но я забиваю на это уже третий день.

Уверен, она тоже ждет каких-то пояснений, но в силу воспитания не настаивает.

— О, Геннадьич, ты тут, — в кухню заглядывает Витя.

— Что там у тебя? — киваю ему на стул, чтоб садился, и Витя падает на него.

— Короче, за пацаном приглядывают, но ничего интересного. Школа — дворец спорта — дом. Удивительно ответственный пацан. А вот насчет Алены… — чешет репу. — Она работает в кафе. Кофе варит, подает, полы моет. Короче, все и сразу. Полтора часа назад они закрылись, но к ней зашел Лысый — это шестерка Абрамова.

Пододвигается ближе и сует мне под нос свой телефон.

На нем запущено видео. Алена и мужик, который что-то требует от нее. Она вырывается, замахивается на него, но все бесполезно.

Максимова достаточно напугана, и понятно, что незваных гостей она не ждала.

— Я его тихонечко вывел, а за Максимовой отправил одного из своих парней, он присмотрит.

— Что ему надо было от нее? — возвращаю телефон.

— Не колется. Но думаю, дело шито белыми нитками. Абрамов как-то узнал про все, шумиха-то была немалая. И решил к тебе через нее подобраться, поставив на то, что этот поцик реально твой сын, Геннадьич.

— Продолжайте следить за ними.

— Только следить?

— Ну и защитить в случае чего.

— Понял, принял, поехал исполнять.

Когда за Витей закрывается дверь, я набираю номер юриста:

— Яков Тамирович, что нужно для того, чтобы выяснить, является ли Павел моим ребенком?

— Ну для начала согласие родителя или опекуна…

— А если без него?

Глава 14

Мама

Пятнадцать лет назад

Я люблю его. Знаю обо всех его бабах, о том, какая он сволочь, но розовые очки плотно сидят на глазах и падать не собираются.

Мы пообедали вместе, он отвез меня домой.

А потом я лежала в своей комнате и пялилась в потолок, представляя, какое на мне будет платье в день нашей свадьбы.

Белое. Молочное. Цвета шампань.

Я молода, глупа, наивна и даже не собираюсь этого отрицать.

Я отчетливо понимаю, кто такой Иван и что моих бабочек быстро сожрут его цинизм и похоть. Останавливает ли меня это?

Нет.

Я думала о Иване и раньше, но сейчас, по всей видимости, это перейдет в паранойю.

На телефон падает сообщение, и я бросаюсь открыть его. Первая мысль:мне написал Ваня. Но потом я запоздало вспоминаю, что моего номера телефона он не просил. Сообщение от Игоря.

«Прости, что не смог приехать, у отца были ко мне вопросы. В субботу в нашем загородном доме тусовка! Отметим мой день рождения на широкую ногу. У твоего отца я тебя отпросил!»

Краснею, бледнею. Бросает то в жар, то в холод.

В субботу я увижу Ваню… Увижу его!

Счастливая падаю спиной на кровать и, снова пялясь в потолок, продолжаю фантазировать о нашей свадьбе.

Зеваю и сонно смотрю в окно, за которым разворачивается весна. Ночью я плохо спала, если это вообще можно назвать сном. Мне все время казалось, что к нам в квартиру кто-то пытался пробраться.

Сегодня до обеда я была дома. После вчерашнего душит страх за свою жизнь и за жизнь сына. Я даже Пашку сегодня сама в школу отвозила под предлогом того, что надо заскочить в магазин, но вроде все было как обычно.

Дома меня накрыло.

Наверняка это какое-то психологическое расстройство, но я начинаю выворачивать перебирать шкафы.

Беспощадно швыряю вещи на пол, вываливаю из ящиков содержимое, чтобы потом сложить все ровными квадратиками обратно.

Среди этого хаоса вдруг что-то со звоном приземляется на пол.

Я принимаюсь искать и нахожу это за занавеской. Присаживаюсь на колени и рассматриваю маленький кругляш так, будто он может кинуться на меня и сожрать, как самый страшный монстр.

Когда я покидала родительский дом, у меня была возможность унести только часть вещей, потому что возвращаться туда я больше не хотела.

В чемодан я сложила только свои вещи. Предусмотрительно еще взяла кое-что из драгоценностей — большая их часть была у отца в сейфе, а встречаться нам было противопоказано.

Я оставила в комнате, в которой выросла, фотографии, дневники, памятные безделушки.

Протягиваю руку и поднимаю с пола кольцо.

Оно попало в вещи случайно, я не забирала его целенаправленно. Даже наоборот. В горячке я не хотела никоим образом пересекаться со своим прошлым.

Кольцо нашла, когда родился Пашка.

Я решила сохранить его. Как символ того, что все смогу. Выберусь, справлюсь. Что больше не ванильная девочка и у меня получится пережить эту жестокую любовь к мужчине, для которого я стала обузой.

Сажусь на пол, опираясь спиной о диван, и надеваю кольцо на палец.

На нем много царапин, я не хранила его бережно. Но сердце, так же как и когда-то, отливает ярко-алым.

У меня не осталось ничего от прошлой жизни. И это меня вполне устраивает.

Даю себе минуту на то, чтобы порефлексировать, а потом стягиваю кольцо и убираю его в подставку для безделушек, которая стоит на столе.

К трем дня я заканчиваю уборку и переодеваюсь, чтобы съездить в кофейню, проверить, как там дела, но меня опережает звонок телефона.

— Ма, я сегодня после тренировки с пацанами схожу в кино? — спрашивает сын.

Сегодня пятница, завтра уроков нет — почему бы и не пойти?

Иногда они так собираются, пусть Пашка сходит, отвлечется.

Я не из тех мам-наседок, которые не могут отпустить своего ребенка от юбки, тем более мальчик у меня взрослый.

— Хорошо, Паш. Я тебе сейчас скину немного денег.

— Ма, не надо, — отказывается неуверенно.

— Паш, — вздыхаю, — после тренировки вы должны поесть, затем кино, попкорн, а там и снова поесть. Думаешь, я не понимаю? Даже не начинай.

Иначе он просто будет заглядывать в рот пацанам, потому что карманные деньги, я больше чем уверена, у него кончились.

Я выдаю ему на неделю определенную сумму, а он сам распоряжается ею.

— Спасибо, мам, — слышу, что его голос аж звенит от счастья. — Ты лучшая!

— В девять чтобы был дома, — говорю серьезно.

— Давай я лучше в полдевятого к кофейне подъеду и оттуда вместе домой поедем?

В груди разливается тепло от этих слов.

— Будет здорово, Пашка. Ну беги, хорошо вам провести время!

Быть мамой мальчика непросто. Быть мамой-одиночкой мальчика-подростка — отдельный экшн и то еще кино. Но как-то мы с сыном умудрились сохранить сердечность в отношениях, а самое главное — уважение.

Да, не все так просто. Мальчику четырнадцать, он не может не бунтовать — причем «оно само».

В кофейне все тихо-спокойно. Бариста и официант работают.

Увидев меня, Артем сообщает:

— Ален, там Лиза оставила тебе документы, попросила посмотреть.

— Да, я знаю. Сейчас займусь.

Лиза предложила поменять поставщика готовых десертов, а я поддержала ее затею.

В восемь, за час до закрытия, отпускаю персонал, потому что народу сегодня вечером можно сказать, что нет совсем.

Приглушаю свет, протираю барную стойку. Когда звенит колокольчик, мое сердце чуть ли не останавливается.

— Добрый вечер, Алена, — на меня смотрит Иван.

А я зажмуриваюсь, потому что не могу поверить в то, что Островский приехал в мое заведение.

Глава 15 

Мэр

— Иван Геннадьевич, я настоятельно вам рекомендую не предпринимать что-либо за спиной у Максимовой. Мы не знаем, что в голове у этой женщины. Вам никто не даст гарантии того, что она не закатит скандал, когда узнает о ваших действиях.

— Яков Тамирович, смотри: варианта ведь два, не так ли? Мы делаем этот тест и выясняем, что Паша не мой ребенок. На этом все. Вопросов к Максимовой у меня нет, — нервно стучу пальцами по столу. — Вариант второй. Павел — мой сын. И вот тут уже я готов устроить разбор полетов. Почему и как это возможно при условии, что Максимову я не знаю.

— Вы наедете на нее в классической манере Виктора Афромеева, а она пойдет в СМИ и вывалит… кхм… дерьмо на вас. Кто прав, кто виноват, вы, конечно, со временем выясните, но с креслом мэра можете попрощаться, потому что люди не хотят видеть у руля своего города человека, репутация которого испорчена, понимаете? Вы им не докажете ничего.

Растираю лицо рукой и тяжело выдыхаю.

— Иван Геннадьевич, — продолжает юрист уже мягче, — наладьте контакт с Максимовой. Это единственный способ красиво выйти из данной ситуации. И да, с заявлением о том, что Павел решил похайпиться на вас, я бы не спешил.

— Само собой, Яков Тамирович. Я не предприму никаких действий, пока не буду знать точно, что происходит. Хуже мэра с запятнанной репутацией только мэр-долбоеб, который сначала говорит, мол, мальчик просто хайпился, а потом при всех объявляет, что это все-таки его сын.

— Верно, — соглашается он.

Дальше мы обсуждаем некоторые рабочие моменты, которые не касаются Паши. После отъезда юриста хожу по кабинету из угла в угол.

Творится какое-то дерьмо, я это чувствую собственным темечком, но разобрать нихера не могу.

Бездумно лезу в телефон, в фотографии, которые хранятся в облаке. Рассматриваю фотки, потом сворачиваю все, понимая, что в облаке настолько старых фото нет.

Да и вообще — у меня совсем немного фотографий пятнадцатилетней давности. Из шкафа достаю древний ноутбук. Возможно, тут есть что-то?

Хаотично ковыряюсь в файлах, но ничего важного не нахожу.

На следующий день, как всегда, запланировано множество вопросов, которые надо решить, и встреч. Телефон вибрирует, на экране высвечивается имя нашего губернатора.

— Приветствую, Ринат Булатович. — У нас с ним официально-неформальные отношения, так как с нынешним губером мы буквально ходили на один горшок в детском саду, а потом вместе учились курить за школьным спортзалом.

— Привет, Вань, — он тоже не так давно вступил в должность, поэтому у него вообще бесконечный аврал. — Как дела с предвыборной кампанией?

— Могло быть и лучше, — честно отвечаю. — Но я разгребу, Ринат.

— Справишься?

— Да, — отвечаю уверенно.

Ставки слишком высоки, тут без вариантов.

— Помощь моя нужна?

— Сам вывезу, Ринат. Спасибо.

— В понедельник приезжай к часу в администрацию, пообедаем. Нужно обсудить кое-что.

— Понял, договорились, — делаю пометку в ежедневнике, чтобы перенести встречу.

— Бывай, Вань, — отключается.

Ближе к вечеру я еду домой, переодеваюсь в джинсы и черный свитер, чтобы привлекать к себе меньше внимания, и выхожу на улицу.

— Водитель ваш уехал уже, — бежит за мной Слава. — Вас сопроводить?

Время сейчас неспокойное, напряженное, так что мне советовали не светиться лишний раз в городе и не выезжать никуда без охраны.

— Я сам, Слав.

— Но как же?.. — поднимает брови. — Вам ведь одному нельзя!

— С хера ли?

— Так сказали же!

— Рекомендовали, — отмахиваюсь. — Я на «Камри» поеду.

«Камри» у меня как раз и стоит на такой случай — когда надо выехать в город незамеченным.

— Но... — встает передо мной.

— Слав, я че, пацан малолетний? Могу я сам за руль сесть и без свидетелей съездить куда надо? Все, иди на свой пост.

Слава провожает меня взглядом побитой собаки, а я понимаю, что сейчас он, гад, позвонит Афромееву.

В дороге расслабляюсь. Все-таки я устал от чрезмерного внимания и пристального наблюдения за каждым моим шагом.

Без толпы охранников, советников, секретарей и помощников ощущаешь себя иначе.

Паркуюсь возле кофейни, в которой работает Алена. Через окна вижу, что она убирается там, на двери табличка: «Закрыто».

Пару минут наблюдаю за ней, выискивая узнаваемые черты или повадки, и внутри даже шевелится что-то, но кусочки пазла не складываются воедино.

Я толкаю дверь и прохожу внутрь.

— Добрый вечер, Алена, — говорю спокойно.

Алена зажмуривается, будто трусит, а потом снова открывает глаза:

— Мы закрыты, — голос ее нервно дрожит.

— Как жаль, — склоняю голову набок. — А я так надеялся выпить кофе.

— И поэтому проехали полгорода, чтобы выпить кофе в моей кофейне? — хмыкает и опускает голову, продолжая натирать стойку.

Значит, кофейня принадлежит ей. Мысленно делаю себе пометку поручить Виктору разузнать о бизнесе Алены.

— Поговаривают, у вас лучший в городе кофе, — прищуриваюсь. — Так что, напоите меня?

Алена закусывает губу и пару секунд бездумно трет одно и то же место на стойке.

— Ладно. Сделаю вам кофе на вынос, — убирает тряпку. — Какой кофе любите? Только прошу, давайте не будем играть в угадайку в духе «сделай на свой вкус».

Усмехаюсь и подхожу ближе, сажусь на высокий барный стул:

— Предпочитаю сразу говорить о своих желаниях, — Алена моргает несколько раз. — Мне американо, один сахар, пожалуйста.

Она собирает волосы и поворачивается ко мне спиной, принимаясь готовить кофе.

— Зачем вы приехали, Иван Геннадьевич? — спрашивает, так и не глядя на меня.

Ей тяжело смотреть мне в глаза? Интересно.

— Только не надо рассказывать мне сказку о лучшем кофе в городе, избавьте меня от этой чуши.

Она наконец оборачивается и ставит передо мной стакан с кофе.

— Сколько с меня?

— Один ответ на вопрос.

Глава 16

Мама

Пятнадцать лет назад

На вечеринке море народа.

— Горь, я пойду на улицу, хорошо?

Игорь отлипает от какой-то брюнетки и пьяно смотрит на меня:

— Конечно, Ленчик. Беги, дорогая, — расплывается в улыбке и снова ныряет взглядом в декольте девушки напротив.

Та зыркает на меня победно, а я закатываю глаза. Так и хочется сказать: подруга, я тебе не соперница, видов на Игоря не имею. Он мой близкий друг, и мне этого достаточно.

Минуя веселящихся гостей, выхожу из дома. Во дворе бассейн, в него с разбега ныряет какой-то парень. В самом бассейне тоже творится вакханалия.

— Интересно, тут есть хоть кто-то трезвый? — бормочу себе под нос.

Я не пью. Мне не нравится вкус алкоголя, так что предпочитаю пить что-нибудь без градусов.

Иду по саду.

Мне больше не хочется быть на этом празднике, настроение его изменилось примерно час назад.

У Островских огромный участок, помню, как в детстве мы с Игорьком прятались здесь друг от друга.

У беседки замираю. Сердце падает, сбиваясь с ритма.

— Привет, мелкая, — говорит Иван.

Я делаю нерешительный шаг и прохожу в беседку, сажусь напротив него.

— Я тебе не мелкая, — вздергиваю подбородок.

Ваня отпивает из горла бутылки из-под крепкого алкоголя и смотрит на меня, оглядывая сверху вниз и обратно.

— Вот уж точно, — хмыкает и закуривает.

— Почему ты один?

— Там слишком шумно, — кивает на дом.

— У тебя что-то случилось? — хмурюсь.

— Что у меня может случиться, мелкая? — кривит рот в улыбке. — Посмотри, у меня же все зашибись. Дом, бизнес отца, бабки, статус.

— … но тебе, кажется, это вовсе не нужно, — заканчиваю печально вместо него.

Ваня смотрит на меня внимательно, а потом откидывает сигарету и резко встает.

— Подожди, — перехватываю его за руку.

Ваня кладет ладонь мне шею и упирается своим лбом в мой.

— Мне лучше уйти, Лен.

— Нет, — оплетаю его руками за талию и прижимаюсь теснее.

— Ну что ты делаешь со мной, мелкая? — запускает пальцы мне в волосы.

— Останься, будь со мной.

— Поверь, и тебе, и мне будет лучше, если я сейчас уйду, — гладит меня по голове. — Ты обязательно найдешь нормального парня, который будет тебя ценить и полюбит.

Поднимаю на него глаза:

— А если мне не нужен никто? Если я уже люблю тебя?

С рыком Ваня опускает лицо и жадно целует меня.

Засыпаю землей картофелину и смахиваю прядь волос со лба.

Нормально отдыхать мы с Лизкой не можем. Как говорила ее бабушка, когда еще была жива, бешеной собаке и сто верст не круг.

Это она про нас, да. Ничего не делать мы не умеем. Обязательно надо что-то замутить. Вот и сейчас, не успев приехать на дачу на выходные, наведались на рынок. Лиза увидела картошку и решительно купила несколько ящиков, теперь мы дружно ее сажаем.

Пашка тоже участвует, но держится поодаль.

— Значит, непонятно, чего он хотел? — спрашивает подруга и со стоном разгибается.

— Думаю, он просто хотел отметиться — мол, ты, Максимова, не забывай про меня. Я рядом, и, если рыпнешься, тебе хана, — тоже прогибаюсь в пояснице и выдыхаю от напряжения.

— Боже, Алена, он же просто кофе купил!

— Это читалось подтекстом.

— Давай ты не будешь пороть горячку? — придвигается и говорит тише: — Я все понимаю, Ален. Вы сейчас идете по лезвию ножа. Но ты не думала, что лучше всего будет рассказать ему правду? Сказать как есть: да, твой сын. Не поставила тебя в известность, потому что ты мудак, уехал жениться на другой, а от меня отреклись родители.

— Ага. И он такой сразу: «Ленка, точно, это же ты! Сто лет не виделись». И обниматься полезет, да? — язвлю и кидаю на землю картофелины, которые до этого держала в руках.

— Почему Ленка-то? — подруга хмурится.

— Потому что раньше меня так называли. Отец считал имя Алена деревенским, а вот Лена типа звучит строже.

— А нафига он тебя тогда Аленой назвал? — поднимает удивленно брови.

— Это моя бабушка. Ее мнение было решающим в семье, и вот она на старости лет решила назвать внучку в честь себя. Так что отца и мать не особо спрашивали.

Лиза выкидывает картошку из железного ведра, переворачивает его и садится, произносит задумчиво:

— Веселенькая у вас семейка.

— Ты даже себе не представляешь, насколько, — усмехаюсь печально.

— А тебе самой как больше нравится, Лена или Алена?

— Я больше не Лена, — качаю головой, а Лиза серьезно кивает.

Когда я разорвала все связи с семьей, друзьями, знакомыми, сразу перестала слышать в свой адрес имя Лена. Очень быстро я поняла, что так даже лучше. Новая жизнь, новое имя.

Мое настоящее имя то, которое указано в паспорте.

Имя Алена скоро стало приятным слуху. В гормональной истерии я решила отречься от фамилии отца, так же, как он это сделал со мной. Так что, будучи беременной, я пошла в ЗАГС и заявила о желании сменить фамилию.

— Указывайте желаемую фамилию, — сказала мне тогда регистратор, а я зависла.

По большому счету мне было плевать.

— Простите, а как ваша фамилия? — спросила я.

— Максимова, — ответила женщина.

Да, тогда я была не в себе, не стану отрицать. Я до конца не понимаю, сделала ли я ошибку в безумном порыве или спасла себя — фамилия Шульц была слишком известна в нашем городе.

И так Лена Шульц превратилась в Алену Максимову. Лично меня все устраивает.

— Ой, не могу больше! — Лиза хлопает себя по коленям. — Хватит возни с этой картошкой. Пошли в дом. Пашка, бросай ее нафиг!

Собираем картошку и ведра, идем в дом. Быстро приводим себя в порядок и садимся ужинать.

Глава 17 

Мама

Пятнадцать лет назад

— То, что было между нами — ошибка, мелкая, — Ваня растирает лицо руками. — Зря ты не ушла вчера, ведь я просил тебя…

— Разве любовь можно назвать ошибкой? — стыдливо кутаюсь в теплую кофту.

— Секс это не любовь, Лена, — хмыкает скептически и поворачивается ко мне: — Значит, так: забудем, ясно? Все равно это не изменит ничего.

— Забудем? — еле-еле лепечу опухшими от долгих поцелуев губами.

— Да, забудем, Лен, — кивает. — Тебе же было хорошо прошлой ночью?

Конечно…

— Давай представим, что между нами ничего не было. Просто одна приятная ошибка, которая больше не повторится.

— Но я люблю тебя, — я чувствую, что будто меня выворачивают наизнанку.

Ваня поднимается, подходит ко мне:

— Поверь, твоя любовь пройдет очень быстро.

— Но…

— Я женюсь, Лен. На следующей неделе мы улетаем в Грецию, Игорь не говорил тебе? — Я не могу пошевелиться, не могу сказать ни слова, все тело прошивает болью. — Все уже решено, и я сделаю это.

— Ты любишь ее? — слезы душат меня.

— Любви не существует, мелкая. Привязанность, страсть, влечение — что угодно. Именно поэтому тебе стоит забыть обо всем, что было между нами. Мне не нужны проблемы, ясно? — спрашивает резко.

— Я не хочу так… — сопротивляюсь и тянусь к нему, хватаю за руки.

Ваня психует, вырывает свои руки из моих, отходит.

— Мне все равно, как ты хочешь, Лена, понимаешь? — бьет меня зло словами. — Я уеду через неделю, и не факт, что вернусь в ближайшие годы. Ты мне не нужна. И я, поверь, тебе не нужен.

Разворачивается, чтобы уйти.

— Ну и пошел ты, Островский! — выпаливаю сквозь слезы. — Катись в свою Грецию, к своей невесте! Давай, беги! Делай все правильно, как велит папочка. Может, тогда ты сможешь заслужить его любовь?!

Беспощадно бью по больному, но потом резко замолкаю.

Это не я… я не могла такое сказать!

Ваня смотрит на меня непроницаемым взглядом, но отвечает не сразу, а когда начинает говорить, голос его кажется механическим:

— Ну вот видишь, Лена. Можешь, когда захочешь.

— Мам, а можно я перейду в другую школу?

Паша опускает взгляд.

— Не поняла…

Сын садится ровнее и смотрит мне прямо в глаза:

— Мам, я бы хотел рассмотреть другую школу, чтобы продолжить обучение.

Смотрю на сына немигающе. Не могу поверить в то, что слышу.

— Почему ты захотел перейти в другую школу? — спрашиваю спокойно, без претензии.

Школа, в которую ходит Паша, недалеко от дома — в паре остановок автобуса. Школа совершенно обыкновенная. И да, Паша учится там с самого первого класса, вот уже семь лет.

— Можно, например, в лицей. У меня отметки хорошие, и там углубленный курс английского, мне пригодится. Помнишь, ты мне предлагала как-то?

Юлит, не отвечая на мой вопрос.

Сажусь ровнее и выключаю телевизор:

— Паш, я предлагала лицей два года назад, если не больше. Ты сказал, что тебя все устраивает в этой школе, да и ты не хочешь так далеко ездить, потому что придется вставать раньше.

Сын отворачивается к окну.

— Расскажешь мне, что происходит? — спрашиваю уже мягче. — Ты же помнишь, что можешь мне довериться?

— В школе надо мной стали смеяться, — выпаливает вдруг резко.

— Тебя обижают? — ахаю.

У Паши неплохой класс, там нет отбитых личностей, которые держат в страхе школу. Но все ли я знаю?

— Нет, не обижают, — сын отвечает не сразу. — Но буллить начали. Ржут надо мной, вещи воруют и выбрасывают. Один раз в коридоре десятиклассники зажали, но я отбился.

— Значит, рубашку ты порвал не потому, что упал?

Молчит.

Я подсаживаюсь к сыну на диван, кладу руку на плечо.

— Из-за чего, Паш?

— Из-за видео, которое разлетелось всюду. Там я спрашиваю у Ивана Геннадьевича про семью. Теперь все шушукаются за моей спиной — типа, мэр послал меня, потому что если я родному отцу не нужен, то и ему подавно.

Это пощечина. Самая настоящая пощечина мне.

Ведь если бы я сказала правду, то…

То что, Алена? Вот что…

— Паш, этого нельзя оставлять просто так, — говорю спокойно. — Мы пойдем к директору и разберемся со всем.

Скидывает мою руку и вскакивает на ноги:

— Так и знал! — выкрикивает. — Так и знал, что если расскажу тебе, то ты вместо того, чтобы послушать меня, пойдешь разбираться.

Я тоже поднимаюсь на ноги:

— А ты что, предлагаешь — оставить все как есть? Пусть и дальше безнаказанно достают школьников просто потому, что знают, что смогут избежать наказания?! Школа должна знать своих героев в лицо.

— Да они мое лицо неделю мусолят! — выкрикивает со слезами на глазах. — Гогочут за спиной, клички придумывают!

— Неужели учителя не видят ничего? — округляю глаза.

— Мама, очнись, да учителям насрать на нас! Они только за свои задницы пекутся. А одноклассники скажут, что я стукач, раз всех сдал!

— Паша! — ахаю, потому что сын обычно так не разговаривает.

— Ну что Паша! — зло вытирает слезы. — Что — Паша?! Если бы у меня был отец, он бы заткнул всем рты! А так…

Очередная колючая пощечина, от которой все внутри скручивается от боли. Неужели сын и вправду так думает?

— Паш… — шепчу.

— Отстань, — отмахивается и вылетает на улицу, а я оседаю на диван.

Глава 18

Мама

Пашка сказался больным сегодня с утра.

Я сомневаюсь в правдивости его слов о плохом самочувствии, но повелась, надо признаться.

С выходных мы не разговариваем друг с другом. Я не знаю, как подойти к нему, меня разочаровывает его поведение — и да, ко всему прочему я тоже обижена на него.

Я всегда прислушивалась к Пашкиному мнению, при этом старалась на него не давить. Взамен же получаю «отстань» и хлопанье дверью.

Конечно, я готова пойти на перевод в другую школу, но нужно понимать истинную его причину — это желание получить образование другого уровня или побег?

Пашино видео разлетелось по всему городу, его и в новой школе просто-напросто могут заклевать. Дети жестоки.

С новенькими не церемонятся, а с новеньким, у которого своеобразная репутация, я даже боюсь представить, что будет.

Именно поэтому я считаю, что решение в этой ситуации надо выводить на другой уровень. Нельзя закрывать глаза на происходящее, нельзя бежать. А что потом? Мама, давай переедем в другой город? В другую страну?

Нельзя прятать голову в песок и делать вид, что ничего не происходит. Нельзя. В конце концов, сегодня это мой Пашка, а завтра еще кто-то.

— Как горло? — заглядываю к сыну.

— Нормально, — отворачивается лицом к стене.

Ясно.

— На столе травяной отвар, прополощи обязательно. Он поможет при боле в горле.

Выльет этот отвар в раковину, я более чем уверена.

В ответ скупое «угу».

Закрываю дверь. Не хочет со мной разговаривать — что ж, придется мне со всем разбираться без его присутствия.

Еду в кофейню, навожу порядок в бумагах. Это не горит, но мне нужно чем-то занять руки, чтобы успокоиться.

У Пашки всегда были нормальные отношения с одноклассниками. Он не душа компании, но тем не менее все было отлично. С этими ребятами он учится вместе с семи лет.

После обеда еду в школу.

Да, я договорилась о встрече с классной руководительницей. Мы впервые будем общаться один на один. Обычно все вопросы обсуждались на родительских собраниях.

Паша беспроблемный, неконфликтный, на него никогда не жаловались. Успеваемость по отдельным предметам хромает, но я понимаю, что ребенок не может знать все идеально.

— Алла Михайловна, здравствуйте, — заглядываю в кабинет.

— Да-да, Алена Александровна, добрый день. Проходите.

Учительница восседает за своим столом, я сажусь напротив.

Классной Паши чуть больше сорока, она быстро пробегается по мне взглядом и надевает вежливую улыбку:

— По какому вопросу вы хотели поговорить?

Выдыхаю и пересказываю вкратце ситуацию.

— Вам известно что-то об этом?

Она отводит глаза в сторону немного нервно.

— Нет-нет, впервые об этом слышу. И знаете, я не думаю, что все действительно так и было.

— Считаете, мой сын врет? — хмурюсь.

— Предполагаю, — отвечает туманно.

Втягиваю носом воздух. Ах ты ж сучка!

— Я не понимаю, почему я должна не верить собственному сыну? Его травят в школе, он приходит домой в разорванной одежде, закрывается в себе, а я, по-вашему, должна просто отмахнуться?

— Он мог где-то упасть, вот одежда и порвалась, а плохое настроение, — смеется наигранно, — знаете, может, из-за девочки расстроился. Подростки все-таки.

Я в шоке от подобного ответа. Раньше я не касалась этой стороны жизни школы, но была искренне убеждена, что если есть какой-то конфликт, то школа должна быть заинтересована в том, чтобы побыстрее его решить.

А выходит, они заинтересованы только в том, чтобы замять конфликт, а не уладить его.

— Мой сын никогда не врет, Алла Михайловна, — давлю на нее взглядом.

Учительница выдает улыбку, и мне хочется треснуть ее за эти маски, за то, что пытается сделать из меня дуру.

— Но ведь Павел уже как-то врал. Это не впервые. Так что не вижу ничего странного в том, что он может соврать и во второй раз, рассказав о травле. Я вот ничего такого не слышала.

И снова улыбается гаденько.

— Скажите прямо, хватит намеков.

Алла Михайловна снимает очки, придвигается ближе и начинает снисходительно:

— Алена Александровна, мы же с вами понимаем, о чем речь. Мальчик придумал себе, что он сын мэра, — хихикает мерзко. — Фантазии ребенка, конечно, удивительная вещь. А почему не сын президента?

Качает головой, довольная своей шуткой, а я покрываюсь склизкой, мерзкой испариной. Ведь скажи я тогда правду… все было бы иначе.

Вероятно, меня лишили бы сына, но в любом случае над ним не посмели бы смеяться.

Я тоже придвигаюсь ближе к учительнице:

— Вас не должны касаться наши семейные дела, Алла Михайловна. Также выводы насчет отца Паши оставьте при себе, они не имеют никакого отношения к школе, ясно вам? — закипаю.

Учительница отстраняется от меня.

— Я к вам пришла с конкретной проблемой: моего сына травят. Если вы не решите вопрос, я пойду к директору или в вышестоящую инстанцию. Вся школа в камерах, вам определенно не составит труда отыскать нужную видеозапись. В противном случае мы обратимся в полицию.

Алла Михайловна подбирается, а я поднимаюсь на ноги:

— Надеюсь, вы услышали меня. — Отхожу к двери, но возле нее оборачиваюсь. — И еще: не смейте мусолить тему отца Паши или нашей семьи. Это не ваша зона ответственности. Если узнаю что-то — раздую скандал. Всего хорошего.

Выхожу из школы на трясущихся ногах, сажусь в свою «Нексию».

Машина заводится с третьего раза. Я проезжаю пару кварталов, потом останавливаюсь, кладу руки на руль и реву, пока никто не видит.

Глава 19

Мэр

— Я тебе скажу как есть: тот пацан, конечно, испортил тебе всю картину, Вань, — Ринат неспешно режет мясо и поглядывает на меня.

Мы встретились с ним в небольшом ресторанчике, чтобы вместе пообедать.

— Я разбираюсь как раз сейчас со всем, Ринат. Предварительно так: мальчик хотел похайпиться за мой счет, выложить ролик в интернете и привлечь новых подписчиков.

— Почему тянешь с объявлением? Наверняка твоих ребят СМИ продавливают.

Верчу в руках вилку, хмурюсь.

— Не знаю, Ринат. Что-то тут не так.

— Так, может, он твой сын? Я посмотрел видео, что-то общее у вас есть, — сканирует меня взглядом.

— Думаешь, я бы забыл женщину, с которой спал? Забыл, как она выглядит, ее имя и фамилию? — начинаю заводиться.

— Думаю, мы много чудили, Вань, — усмехается Ринат, вспоминая нашу бурную молодость.

— Не настолько.

— Значит так, Вань. Тебя, как губернатор, я поддержу, но для начала тебе нужно восстановить репутацию. Рейтинг одобрения сильно скатился, нужно реабилитироваться. Если мальчик хайпился — так и скажи. Если же он твой сын… — откашливается.

— То что?

Молчит, думает о чем-то.

— Народ у нас простой, Вань. Циничный, да. Обозленный, да. Постоянно чем-то недовольный — а как же. Но знаешь, в чем парадокс? Они продолжают верить в сказки. Красивая история любви с воссоединением и любящим сыном, который так скучал по отцу, искал его и наконец нашел. Ну а отец со слезами на глазах прижимает к себе своего сына, о существовании которого даже не догадывался. А рядом женщина — украдкой смахивает слезу и прячет мокрые от слез глаза.

Перестаю жевать, глядя на Набиева.

— Ты серьезно, Ринат?

— Я тебе так скажу: история любви для тебя будет полезнее. Хайп это что? Сегодня объявишь, завтра народ забудет, и даже рейтинг твой не факт что поднимется. Да про тебя даже тупо забыть могут. А вот любовь… сын, семья — это да. Об этом начнут говорить, строить гипотезы. Винить женщину, которая ничего не сказала. Винить тебя — раз не сказала, значит, ты где-то накосячил. Но! Важно тут другое: о тебе будут говорить в определенном ключе. Все эти высокие тезисы о бюджетах, садах и прочем, конечно, нужны, но вот семья… — отпивает кофе и продолжает: — Ты на Софии собирался жениться?

— На пост мэра нужен семейный человек.

— Спорно, — Ринат сам не женат.

— Я использовал все ресурсы.

— София — кандидатура в жены, конечно, неплохая, но вот сын… женщина из народа, понимаешь, о чем я?

— Я в шоке, Ринат. Ты когда успел стать таким циником? — усмехаюсь охреневше.

— Жизнь учит, друг мой.

— Однажды и тебя жизнь опрокинет, подкинув «женщину из народа».

— Вот уж точно нет. План моей жизни расписан на годы вперед.

— Ты сумасшедший педант!

— В общем, ты понял меня. Даже если это мальчик не твой сын — подумай о том, чтобы воспользоваться ситуацией и включиться в игру. Ярко. Это впечатлит народ.

Ринат уходит, а я остаюсь сидеть в ресторане и переваривать не только обед, но и его слова.

Безусловно, они циничны и даже грубы, но как бы не хотелось мне это признавать, не лишены смысла.

Ринат на посту губера недавно, но шел он к этому не один год. Выверенно, четко, с гордостью, присущей его аристократической семье. Он получил пост губернатора, хотя все сулили ему поражение.

Его поддержка — самый ценный инструмент, но подумать над его словами надо.

Сегодня у меня день, свободный от ежедневного пиздеца. Я уже давно обещал брату встретиться, так что договариваюсь на ближайшее время. Он занятой, практически как я, поэтому решаем увидеться в его офисе.

Меня встречает секретарь — как из фильмов для взрослых. Длинноногая блондинка с сиськами четвертого размера, вся сделанная, перекроенная.

— Игорь Геннадьевич ждет вас, — открывает передо мной дверь и чуть наклоняется, открывая вид на декольте.

— Спасибо, — прохожу в кабинет брата, пожимаем друг другу руки.

— Инна, принеси нам кофе, — просит Игорь и провожает девушку взглядом.

— Тебе под сорокет, а из пубертата ты, походу, так и не вышел, — качаю головой.

— Думаешь, я трахаю ее? — оскорбляется. — Это так, картинка.

— Работу ты вместо нее делаешь?

— Зачем? Для этого у меня есть второй секретарь, Любовь Леонидовна, ей под пятьдесят. Умнейшая женщина, которую просить делать кофе постыдно.

— Ага. Как и простить отсосать тоже, — закатываю глаза.

— Не начинай, — отмахивается брат.

Я качаю головой. Не верю ни единому слова брата.

— У тебя ведь жена дома, Игорь, — не могу удержаться от осуждения.

— Так то дома же, — подмигивает мне.

— Один останешься.

— У меня жена — стена. И вообще, лучше расскажи, как у тебя дела?

Я сажусь на кожаный диван, Игорь в кресло рядом. Длинноногая Инна расставляет кофе и уходит, напоследок улыбнувшись Игорю, а я закатываю глаза.

— Давай без этого, — угрожающе вытягивает палец брат. — Выкладывай.

Общаемся, делимся планами.

— У отца юбилей в следующем месяце, — аккуратно напоминает Игорь.

— Угу.

— Давай что-то он нас двоих подарим? — Игорь уже несколько лет пытается сгладить между нами углы, но получается не очень.

— Отличная идея, скажешь потом, сколько с меня, — отворачиваюсь к окну и спрашиваю неожиданно для себя: — Слушай, а ты не знаешь некую Алену Максимову? Ей около тридцати трех лет.

— Максимова, — проговаривает задумчиво. — Алена Максимова… нет, такую не знаю. Знаю только Алену Шульц.

— Шульц? — сердце сбивается с ритма. — Твоя подруга детства?

Никто не знает про нашу связь. Ту, которая длилась несколько часов.

— Ага. Она. Ленка.

— При чем тут Алена, я не понял, — хмурюсь.

Игорь небрежно отмахивается.

— Она по паспорту Алена, но никто ее так не называл.

Я не знал об этом…

— Подожди, а где она сейчас? Последнее, что я слышал, она много лет назад перебралась во Францию.