Бывшие. Сердце не обманешь

Глава 1

Кира

Я торопливо застегнула пальто, одной рукой прижимая телефон к уху, другой — пытаясь поймать падающую папку с документами. Бумаги рассыпались по полу, и я чуть не выругалась вслух.

— Да, Марк, я понимаю, что отчет должен быть готов к утру, — говорила я, зажимая трубку плечом и сгребая бумаги. — Я уже в пути. Через двадцать минут буду в офисе.

За окном лил октябрьский дождь — холодный, беспощадный. Он превращал мостовую в зеркало из луж и отражений фонарей, которые дрожали в темноте, как мои руки от холода и раздражения. Я вздохнула, глядя на часы — 21:47. Еще один вечер без ужина, еще один день, прожитый между переговорами, дедлайнами и бесконечными списками задач, которые казались важнее сна, еды, да и самой жизни.

— Хорошо, хорошо, я разберусь с цифрами, — я уже открывала дверь, когда в трубке раздался возмущенный голос.

— Кира, ты вообще слушаешь? Я говорю, что Климов хочет пересмотреть условия контракта!

— Я слушаю, — сквозь зубы ответила я, выходя на улицу. Холодный дождь тут же хлестнул по лицу, заставив вздрогнуть. — Но это не повод орать на меня в десять вечера. Мы обсудим это завтра.

Я резко отключила звонок, не дожидаясь ответа. Глубокий вдох. Выдох. Спокойно, Осокина. Все под контролем.

Но контроль — это иллюзия, и я знала это лучше многих. Контроль — это когда ты просыпаешься в пять утра, чтобы успеть на йогу перед работой, но потом засыпаешь на совещании. Контроль — это когда ты отказываешься от второго бокала вина на корпоративе, потому что завтра важная презентация, но потом не можешь уснуть от одиночества. Контроль — это когда ты говоришь «нет» всему, что может помешать тебе подняться наверх, даже если это значит потерять тех, кто был дорог.

Я села в машину, швырнув папку на пассажирское сиденье. Дождь стучал по крыше, ритмично, как метроном, отсчитывая секунды моей жизни. Я закрыла глаза на секунду. Всего на секунду… И вдруг вспомнила, как пять лет назад в такой же дождливый вечер Макс стоял в дверях нашей спальни с двумя чашками чая. Его волосы были взъерошены, а в глазах — та самая мягкость, которая заставляла мое сердце биться чаще.

— Давай просто останемся дома? Посмотрим кино, как раньше? — сказал он, и его голос звучал так, будто он предлагал мне целый мир.

А я тогда уже проверяла почту, думая о завтрашнем совещании, и даже не обернулась:

— Не сегодня. У меня дедлайн.

Теперь я бы многое отдала, чтобы вернуться в то время. Чтобы сказать «да». Чтобы остаться.

Я резко тряхнула головой, отгоняя воспоминание. Нет, я не жалела о своем выборе. Я добилась всего сама: партнерство в консалтинговой фирме, квартира в центре, уважение коллег. Пусть ценой развода, пусть ценой одиночества — но я выиграла эту гонку. Правда, теперь я не всегда понимала, зачем мне эта победа, если не с кем разделить ее.

Я завела двигатель и включила дворники. Они монотонно двигались туда-сюда, сметая капли дождя с лобового стекла. GPS показывал полчаса езды до офиса.

— Успею, — пробормотала я и тронулась с места.

Первый перекресток. Зеленый. Второй. Желтый. Я прибавила газу, стараясь проскочить. Третий...

И тут телефон зазвонил снова. Я взглянула на экран: «Марк». Конечно, кто же еще! Я потянулась к мобильнику, отвлекаясь от дороги всего на секунду. Только на секунду. Одну долбанную секунду…

Гудок. Резкий, пронзительный, разрывающий ночь. Я даже не успела испугаться. Только мелькнула мысль: «Я же проскочила на зеленый!», прежде чем мир перевернулся. Стекло разлетелось на тысячи осколков, каждый из которых блестел, как слеза. Боль пронзила тело, острая и жгучая, а потом наступила темнота — тихая, холодная, бесконечная.

«Где ты…», — прошептало мое сердце, но губы уже не слушались.

Глава 2

Макс

Дождь. Он стучал по крыше моего внедорожника, как будто хотел пробиться внутрь, достучаться до меня. Я щурился, всматриваясь в дорогу, которую почти не было видно из-за потоков воды. Фары выхватывали из темноты мокрый асфальт, разметку, редкие огни ночного города, который спал, не зная, что где-то там, в этой холодной темноте, лежала она — женщина, которая когда-то уничтожила нашу семью, любовь и планы на будущее.

Рука сама потянулась к радио — выключить. Тишина. Только шум воды за стеклом и едва слышный вой полицейской сирены вдалеке, который напоминал мне о том, что мир все еще вращается.

Еще десять минут назад я был дома: разбирал документы по новому проекту и пил кофе, который уже успел остыть. Потом звонок. Неизвестный номер.

— Здравствуйте. Максим Сергеевич?

— Да, — ответил я. — Кто это?

— Это Городская клиническая... Ваш номер записан как контактный у Киры Осокиной…

Словно лед в груди хрустнул. Пальцы сами сжали телефон так, что корпус чуть не треснул.

— Что случилось? — в моем голосе спокойствие, даже показное равнодушие.

— Она попала в ДТП. Серьезно пострадала…

Теперь я мчался по пустынным улицам, и в голове крутились мысли: «Почему у нее до сих пор мой номер?»

Мы же развелись пять лет назад. Я переехал на другой конец города, начал жизнь с чистого листа, поднялся в своем бизнесе, а ей даже ни разу не позвонил! Но для каких-то бюрократических систем я все еще был «мужем Киры Осокиной». Мужем женщины, которая когда-то сказала мне, что карьера важнее нашей семьи и детей. Женщины, которую я постарался забыть.

Я резко свернул на парковку больницы.

— Вы Осокин? — к машине уже бежала медсестра с зонтом.

Странно, в больницах ночных посетителей так не встречают… Я ничего не ответил, просто выскочил под дождь, не обращая внимания на капли, стекающие за воротник:

— Где она?

— Реанимационное отделение, третий этаж. Но...

Я уже шел вперед не дослушав. Знакомые коридоры: странно, как даже спустя годы тело помнит дорогу. Здесь я бывал часто, но тогда с цветами, с улыбкой, когда Кира сломала ногу на лыжах. Тогда она смеялась, говорила, что я слишком опекаю ее. Сейчас здесь пахло антисептиком и страхом.

— Документы! — окликнула меня старшая медсестра из-за стойки.

Я остановился, медленно повернулся:

— Я к Осокиной. Она моя жена, — сказал я тихо, но грозно. Так, что женщина отпрянула. — Где. Она.

— Халат хотя бы и бахилы наденьте, — растянула губы в испуганной улыбке медсестра.

Другая подбежала ко мне со всем необходимым:

— Вот… В реанимации стерильно…

Быстро натягиваю синие бахилы на ботинки за сорок тысяч, накидываю на плечи халат, который размеров на пять меньше нужного. Иду дальше.

Лифт. Третий этаж. Двери реанимации распахнулись, и меня встретил врач в белом халате. Усталое лицо, руки в пятнах от зелёнки.

— Вы родственник?

— Да. Муж. Бывший.

— Ваша жена в стабильном состоянии, но...

Я перевел взгляд за его плечо. Через стекло палаты я увидел ее. Кира. Бледная, с трубками капельниц, идущих к венам, окруженная мониторами и наклейками датчиков. Голова в бинтах, и только бог знает с чем еще под одеялом.

Такая маленькая на больничной койке. Не та уверенная в себе женщина, которая когда-то решила строить карьеру и отложить семью и детей на десяток лет. Ее каштановые волосы спрятаны под повязками или вообще сбриты… Ресницы лежат на щеках темными полукружьями, а все лицо покрыто мелкими ссадинами.

Кира всегда была хрупкой, но теперь казалась совсем беззащитной. Как рыбка, выброшенная на песок в жаркую погоду.

— Перелом бедренной кости в двух местах со смещением, сотрясение мозга, множественные гематомы… — врач говорил что-то про операцию, про реабилитацию, но я почти не слышал.

В ушах шумело, и я чувствовал, как земля уходит из-под ног. Я подошел ближе, прижал ладонь к холодному стеклу, как будто мог через него дотронуться до нее, передать ей немного своего тепла и силы.

Сам от себя такого не ожидал.

Пять лет. Пять лет я не видел ее. Не слышал ее смеха, не чувствовал запаха ее духов по утрам. Пять лет я строил бизнес, возводил элитные экодома… Ирония судьбы: ведь мы когда-то мечтали о таком. Открывал фонд помощи онкобольным. Помогал другим — лишь бы забыть о ней. Я жил дальше.

А теперь она лежала здесь. Без сознания. Одна.

— ...контактный номер не обновлялся, поэтому позвонили вам, — доктор перебирал бумаги. — У нее есть кто-то еще? Родители?

— Мать в Благовещенске живет, — автоматически ответил я. — Отец умер. Мы с ней давно в разводе.

Врач хотел еще что-то сказать, но замолчал. Потом произнес:

— Тогда мы зря вам позвонили. Сейчас известим ее мать. Извините, что…

— Мы можем перевезти ее в частную клинику? — спросил я.

Врач удивленно поднял брови:

— Это дорого. И…

— Я возьму на себя все расходы, — отрезал я. — Ее состояние позволяет ее перевезти?

— Да, — кивнул доктор, — она еще несколько часов будет спать под препаратами.

— Тогда готовьте ее к транспортировке, — приказал я и достал из кармана телефон, одним движением набирая номер своей ассистентки. — Даша, срочно. Нужна палата в «Медикале»… Не завтра, а сейчас. И хирург там. Выполняй!

Я посмотрел на Киру. Она никогда не была беспомощной: всегда собранная, целеустремленная… За это я ее и полюбил. Сильный характер, а не курица с косметичкой. А сейчас…

Сейчас не мог понять, что испытываю. Не было злости. Не было злорадства и даже сожаления. Только странное спокойствие: как будто я всегда знал, что когда-нибудь она снова войдет в мою жизнь вот так: неожиданно, грубо, не оставляя мне выбора.

Для всех в нашем городе я был крутым мужиком, богатым холостяком, который любого прогнет под себя. И только Кира знала, что я могу быть другим. Мягким. Давно знала. Пять лет назад она ушла строить карьеру, растоптав мои чувства…

Глава 3

Кира

Сознание возвращалось ко мне медленно, нехотя, как будто цеплялось за спасительную темноту, не желая отпускать. Сначала я почувствовала боль. Тупая, ноющая боль в правом бедре, которая пульсировала в такт сердцебиению. Потом до меня донеслись звуки — приглушенные голоса, мерное гудение аппаратуры, тихие шаги где-то рядом. Я попыталась открыть глаза, но веки казались свинцовыми, неподъемными. Голова казалась одним большим, болезненным кирпичом.

Где я? Что случилось?

Память возвращалась обрывками, как кусочки разбитого зеркала. Дождь. Звонок от Марка. Фары грузовика, несущиеся прямо на меня... Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Авария…

Собрав все силы, я, наконец, приподняла ресницы. Свет больничной лампы ударил по глазам, заставив зажмуриться. Когда зрение постепенно привыкло, я увидела белый потолок, капельницу, прикрепленную к моей руке, и знакомый до тошноты запах антисептика.

Больничная палата. Одиночная. Чистая, почти стерильная, даже немного уютная, но от этого не становилось легче.

Я попыталась пошевелиться и тут же застонала. Острая, режущая боль пронзила правое бедро, заставив слезы выступить на глазах.

— Не двигайтесь, — раздался спокойный женский голос справа.

Ко мне склонилась медсестра: круглолицая, с добрыми усталыми глазами, в синей униформе и такой же шапочке.

— Вы в частной клинике «Медикал». У вас перелом бедра, операцию уже сделали. Все прошло хорошо. Сейчас вколю вам обезболивающее.

Я попыталась говорить, но горло было пересохшим, как будто я неделю просидела в пустыне.

— В... вода, — с трудом прошептала я.

Медсестра поднесла к моим губам стакан с трубочкой. Прохладная жидкость обожгла пересохшее горло, но я сделала несколько жадных глотков.

— Спасибо, — голос звучал хрипло. — Как... как долго я была без сознания?

— Около десяти часов. Вас вчера поздно вечером доставили и сразу прооперировали. Смещение обломков костей было.

Черт. В голове пронеслись мысли о работе: отчеты, дедлайны, встречи… Компаньон Марк, который наверняка рвет и мечет, пытаясь найти меня.

— Мой телефон... — я попыталась приподняться, но медсестра мягко, но твердо положила руку мне на плечо.

— Лежите спокойно. Ваши вещи в сохранности, но сейчас вам нужен отдых, а не телефон.

— Но мне нужно позвонить...

— Вам нужно отдыхать, — она поправила подушку, и ее движения были уверенными и бережными. — Доктор скоро придет, обо всем поговорите с ним.

Я закрыла глаза, чувствуя, как накатывает новая волна усталости. Или это обезболы подействовали, которые медсестра ввела через катетер в вене.

Нужно позвонить в офис. Предупредить клиентов. Найти кого-то на замену… Столько дел! Я открыла глаза и снова попыталась встать, но тело не слушалось, отказывалось подчиняться. Сознание уплывало в темноту, унося с собой тревоги и заботы.

Перед тем как окончательно провалиться в сон, я уловила обрывок разговора за дверью:

— …она сможет передвигаться самостоятельно?

— Да, но не первое время. Сначала нужно...

Голос спросившего заставил меня вздрогнуть. Я узнала его. Глубокий, низкий, с легкой хрипотцой, которая появлялась, когда он нервничал или злился. Сердце забилось чаще, дыхание перехватило. Сон испарился.

Нет... Это просто галлюцинация. Кажется, я слишком сильно ударилась головой. Его не может быть здесь.

Но когда я снова открыла глаза, в дверном проеме стоял он.

Макс. Бывший муж, от которого я ушла, чтобы построить карьеру.

Пять лет не виделись, а он почти не изменился. Только чуть больше морщинок у глаз, чуть жестче линия скул. Плечи еще шире… Темные волосы, слегка растрепанные и усталость в глазах. Он был в простой темной водолазке и джинсах, но на нем это смотрелось элегантно, как всегда.

Он посмотрел на меня, и в его глазах читалось что-то такое, от чего у меня перехватило дыхание: холодный взгляд хозяина, который нашел сбежавшего, непослушного пса… Раньше он на меня так никогда не смотрел.

— Привет, — сказал он и ухмыльнулся уголком губ.

Я не ответила. Не могла. В горле стоял ком, а сердце бешено колотилось, словно хотело выпрыгнуть из груди.

Что он здесь делает? Почему он здесь? Как же хорошо, что он здесь!

Макс сделал шаг к моей кровати, но тут в палату вошел врач — молодой мужчина в белом халате с усталым, но доброжелательным лицом.

— О, вы уже проснулись! — обрадовался он, подходя к койке. — Я доктор Семенов Виктор Алексеевич. Как себя чувствуете?

Медсестра вышла из палаты, а я перевела взгляд с Макса на врача, пытаясь совладать с эмоциями.

— Как после… наезда грузовика, — выдавила я, и мои губы дрогнули в подобии улыбки.

Доктор усмехнулся.

— Шутники — мои любимые пациенты. Значит, с головой все в порядке.

Он начал что-то объяснять про операцию, про реабилитацию, но я почти не слушала. Все мое внимание было приковано к Максу. Он стоял у стены, скрестив руки на груди. Его взгляд был тяжелым, пристальным, будто он пытался прочитать мои мысли, увидеть душу.

— ...поэтому мы подержим вас тут недельку и переведем на домашнее лечение, — доктор закончил. — С вами будет сиделка из нашей клиники, а я стану навещать вас раз в несколько дней. Потом реабилитация.

— У меня дома даже холодильник пустой? — прошептала я.

— Так не к вам домой, а к Максиму Сергеевичу, — врач указал на моего бывшего мужа.

Я порядком офигела от услышанного и посмотрела на Макса. В его глазах читалась насмешка.

— Это твоих рук дело? — сердито прохрипела я.

Он молча кивнул, не отводя взгляда.

— Мне не нужна твоя помощь, — прошептала я, и мой голос дрогнул. — И жалость не нужна. Я сама со всем справлюсь.

— Сама ты даже пописать самостоятельно не сможешь, — хмыкнул Макс.

Доктор Семенов неловко закашлялся, почувствовав напряжение.

— Я пойду, проверю отчеты… Летучка скоро.

Визуалы героев

Осокина Кира Валентиновна (в девичестве Калюжная)

Осокин Максим Сергеевич

Глава 4

Кира

Между нами повисла тишина, густая, тяжелая, как старое ватное одеяло. Я отвела глаза от мужа и посмотрела в окно, где продолжал лить дождь, а он смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд на своей коже, как физическое прикосновение.

— Почему ты здесь? — наконец спросила я, все еще не глядя на него.

Макс подошел ближе, и я почувствовала знакомый запах его одеколона — древесный, с нотками цитруса. От этого запаха сжалось сердце.

— В твоей медкарте до сих пор мой номер, как контактного лица.

— Блин, — я сжала простыню пальцами. — Я должна была его сменить. Просто замоталась и забыла. Зря врачи тебе позвонили… Это ошибка.

— Счастливая ошибка, — он сел на стул рядом с кроватью. Его близость сводила меня с ума. — Иначе ты бы сейчас лежала в общей палате с начинающимся пролежнем и ждала очередь на операцию еще сутки. А там бы пришлось ломать, начавшие неправильно срастаться кости. А еще кашляющие и вонючие бабки на соседних кроватях. Храп…

Он перечислял прелести больших палат, в которых лежат от шести до десяти человек, а я понимала, что он прав. Но признавать этого не хотела.

Я сжала губы, чувствуя, как злость поднимается во мне. Он всегда так. Все знает лучше. Все контролирует.

— Не пугай. Я разберусь сама. Как-нибудь...

— Как? — он резко встал, и в его глазах вспыхнул огонь. — Ты не сможешь даже сесть без боли! У тебя перелом бедра, Кира. Тебе предстоит месяцы реабилитации. Сначала ты будешь либо лежачей, либо стоящей на костылях, потом ходунки и трость. Ты не сможешь сама готовить, убираться, даже в душ сходить без помощи!

— Это не твоя проблема! — выкрикнула я и взвыла от сильной боли в голове.

Слезы выступили на глаза. Я ненавидела себя за эту слабость.

— Ты всегда будешь моей проблемой! — он почти крикнул это, затем резко выдохнул, проведя рукой по лицу. — Прости. Я не хотел кричать. И тебе орать нельзя. У тебя сотрясение. Голова в бинтах, а там, где зашивали, докторам пришлось все сбрить. Ты теперь большей частью плешивая.

Я открыла рот, чтобы ответить, но так не выдавила из себя ни звука. Он прав. Как всегда.

Пять лет одиночества, воспоминаний о его уверенности в себе, о его крепких, но нежных и надежных руках, и вот… Он снова рядом, типа заботиться, и снова прав. Сейчас я — беспомощный манекен с кучей физиологических потребностей, которые не смогу удовлетворить самостоятельно.

— Дай зеркало, — после затянувшегося молчания попросила я.

— Косметичку не ношу, — хмыкнул Макс, но достал из кармана свой мобильник и протянул мне, включив фронтальную камеру.

Батюшки мои!!! Да в гроб краше кладут, чем я сейчас выгляжу. Как боец с ожесточенного фронта: с контузией и кучей осколочных ранений. Видимо, лобовое и водительские окна разлетелись от удара и полоснули меня по лицу и шее.

Я протянула Максу телефон:

— Забери… Жутко смотреть. А что с тем водителем?

Муж убрал мобильник в карман:

— Ушиб грудной клетки и немного перед грузовика покоцан. Это ты к нему на встречку вылетела. Куда торопилась?

— На работу.

— В десять вечера?

— Да!

— Кто бы, блядь, сомневался, — грустно хмыкнул Макс, — ничего на уме, кроме работы… Карьеристка. Сначала семью разрушила, теперь себя чуть не угробила. Что на очереди во благо работы? Начнешь младенцев в жертву приносить?

Я отвернулась к окну. По стеклу хлестал дождь, струи стекали вниз, а я понимала, что мне нечего возразить на упреки мужа. Сколько я их выслушала пять лет назад, когда отказалась заводить детей, заниматься выпечкой пирогов, а решила стать сильной и независимой.

— Я не хочу твоей жалости, — прошептала я.

— Я не жалею тебя, — он подошел к двери. — Я просто помню, все помню. Даже если ты сама забыла.

Он вышел, оставив меня одну: с болью, с вопросами, с воспоминаниями, которые нахлынули, сметая все преграды. Я закрыла глаза, и по моим щекам потекли слезы: тихие, горькие, такие же безнадежные, как этот октябрьский дождь за окном.

Он не должен был возвращаться. Зачем он приехал? Зачем взялся решать мои проблемы?

Все эти годы я вспоминала его, но не просилась вернуться из гордости… Из-за упрямства. Упертость и неуступчивость — мой девиз по жизни. На работе он хорош, а вот в личной жизни вышел промах.

Но где-то в глубине души, в том самом уголке, который я годами старалась игнорировать, что-то маленькое и теплое шевельнулось. Кажется, это называется надежда: «А что если… А вдруг он хочет меня вернуть?»

Но я резко оборвала эту мысль. Нет. Прошлое осталось в прошлом. Тем более его глаза смотрели на меня так, будто он помогает чужому человеку.

Я сглотнула комок в горле. Моя надежда была глупой, даже жалкой. Макс здесь из чувства долга, не более. Он всегда был ответственным, и бросить меня в таком состоянии не в его правилах. Но его забота — словно бальзам на израненное сердце и нож в спину одновременно.

Неужели все мои достижения, карьера и независимость стоили того, чтобы оказаться в этой больничной койке, беспомощной и одинокой? Я всегда считала, что могу справиться со всем сама, что мне никто не нужен. Но сейчас, когда я не могу даже нормально пошевелиться, эта уверенность испарилась, оставив лишь пустоту и страх.

Даже если мое сердце билось чаще при его виде, я не могу снова пройти через это. Не могу снова пережить ту боль, которая появилась, когда я своими руками разрушила семью.

Я осталась одна в палате. С израненным телом и разбитым сердцем. И с надеждой, которую боялась признать даже перед самой собой.

Глава 5

Я стоял у окна в больничном коридоре, глядя на то, как дождь стучит по стеклу, и пытался унять дрожь в руках. Вид Киры, такой сломленной, бледной и беспомощной, выбивал землю из-под ног. Я чувствовал себя так, будто снова пережил тот момент, когда она ушла. Такая же тревога. Такая же боль.

— Макс? — неожиданно раздался за спиной знакомый голос.

Я обернулся. К моему удивлению, там стояла Даша, моя ассистентка и помощница. И не только... На ее лице читалось беспокойство.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я, пытаясь собраться с мыслями.

— Привезла документы на подпись. Ты же явно в офис не приедешь. И еще... хотела проверить, как ты. — Она посмотрела на меня с нежной заботой, которая часто проскальзывала в ее отношении ко мне. — Ты в порядке?

Я горько усмехнулся.

— Нет. Но это не важно. Важнее то, что с ней. Когда ее выпишут, перевезу к себе.

Даша вздохнула и наморщила нос.

— Макс, может, не стоит? Я могу организовать уход, хорошую сиделку...

— Нет, — перебил я резче, чем планировал. — Она будет со мной.

— Но презентация для инвесторов... Тендер… Мы с тобой? — она явно хотела спросить больше, чем позволяла себе произнести вслух. — Если ты будешь сам ухаживать…

— Разберемся, — я провел рукой по лицу, чувствуя усталость. — что-то перенесем, что-то Сергею поручу. Сиделка будет из этой клиники... А ты займись организацией всего нужного в гостевой спальне на первом этаже у меня в доме.

Даша покачала головой, но кивнула. Она работала со мной три года — с тех пор, как я основал «Эко-Строй», и знала, что когда у меня такое выражение лица, спорить бесполезно.

— Хорошо. Я все улажу. Но... — она, колеблясь, посмотрела на дверь палаты. — Она хоть согласилась?

Я усмехнулся без удовольствия.

— Сказала, что скорее удавится, чем примет мою помощь.

— И?

— И тогда я напомнил ей, что ее квартира на пятом этаже без лифта. И она двигаться сама не может.

Даша вздохнула еще раз, на этот раз с пониманием.

— Держись, босс. Если что, звони. И подпиши.

Она раскрыла папку, я просмотрел все документы, поставил нужные подписи и снова устало вздохнул. Спать хотелось неимоверно.

Даша прикоснулась к моей руке и погладила, чуть сжав пальцы:

— Макс, ты же знаешь, что можешь на меня всегда рассчитывать? — прошептала она, заглядывая мне в глаза.

Я кивнул:

— Да, Даш. Иди.

Она ушла, оставив меня наедине с моими мыслями… Из трех лет, что она на меня работает, сплю я с ней всего год. Долго она этого добивалась: вилась вокруг меня, как заботливая пчелка. Ответственная, исполнительная. Чуть ли не боготворила меня.

Я мужчина. Здоровый мужчина с мужскими потребностями. После развода у меня, ясное дело, были женщины. И все они знали, что затащить меня в ЗАГС им не удастся. Хотя на это они и рассчитывали. Особенно когда мой бизнес по строительству экодомов рванул в гору и деньги полились рекой.

Даша просто работала на меня, не стремясь оттяпать себе побольше денег и подарков. И сотрудницей оказалась хорошей. До интима у нас дошло лишь на корпоративном тимбилдинге, который я устроил для своих сотрудников. Она тогда подвернула ногу, и я носил ее на руках, как самый сильный. А когда принес к ней домой, то она так крепко обняла меня за шею и впилась жадным поцелуем в губы, что я сдался…

Правда, наутро у нас состоялся тяжелый разговор: про отсутствие перспектив в отношениях, про мое нежелание жить с женщиной и изображать мужа. И что на работе ничего не должны знать… Она покорно приняла мои условия, а мне не пришлось больше тратить время на поиск новых женщин для секса.

О моем прошлом Даша знала: был женат, развелся. Жена предпочла карьеру, отложив семью на потом, а я не согласился… Не знала помощница только одного: я до сих пор люблю Киру. Люблю и хочу придушить за ослиное упрямство одновременно.

Теперь Дарья станет думать, что поселить у себя бывшую жену — это моя прихоть из чувства долга и не более того. Пускай так и считает. А то устроит случайное покушение из ревности…

Я снова заглянул в палату: Кира спала, а дежурная медсестра кивнула мне и уткнулась в книгу. Значит, и мне можно отдохнуть. Забрав куртку в гардеробе клиники, я вышел на парковку к своему внедорожнику.

Дождь к этому времени превратился в мелкую морось. Я задержался у машины, собираясь с мыслями.

Сев в машину, я вдохнул прохладный воздух салона и завел двигатель. Дворники лениво смахивали капли с лобового стекла, и серая картинка за окном соответствовала моему настроению. Давил свинец тоски, разбавленный бессильной злостью на Киру, на себя, на весь мир. Стиснув руль, я надавил на газ, и машина плавно выехала с парковки клиники. Позади опустился полосатый шлагбаум.

Похоронив себя в кожаном кресле, я надавил на газ и, включив подогрев сидений, начал движение по направлению к своему дому.

Не успел я отъехать и двух километров, как зазвонил телефон. Номер Сергея, моего заместителя. Я поморщился, предчувствуя очередные рабочие вопросы, но все же ответил:

— Слушаю, Серый.

Голос заместителя звучал взволнованно, почти панически:

— Макс, тут… тут такое дело… К нам пришел Марк, партнер Киры по ее консалтинговой фирме. Требует немедленно вернуть ее на работу! Угрожает судом, жалобами, связями… Говорит, что она сорвала важный контракт и не выходит на контакт. На звонки не отвечает. Ему откуда-то стало известно, что она с тобой, вот он и примчался к нам. Скандалит!

Я похолодел от возмущения. Марк? Этот скользкий тип, всегда вившийся вокруг Киры? Заставил ее поздно вечером ехать в офис, везти бумажки… Из-за него она попала в аварию!

— И что ты ему сказал? — в моем голосе прорезался металл.

— Я пытался объяснить, что Кира сама выйдет на связь… Но он кричит, грозится, ведет себя… неадекватно, в общем. Говорит, что Кира обязана завершить проект по договору!

Внутри меня закипала ярость. Мало того что я сам не знал, как подступиться к Кире, так еще и этот… этот шакал решил права качать! Зря он в такой момент решил меня выбесить. Это как голодного льва за хвост дергать.

Глава 6

Сознание возвращалось медленно, как заржавевшая шестеренка. Сначала я почувствовала тупую, выматывающую боль в бедре, потом мерный писк аппарата у кровати. Поспала, называется… Я открыла глаза. Белый потолок, кровать с пультом управления. Плазма напротив. Клиника «Медикал». Одиночная палата.

И тут же, как удар током, мысль: «Отчет! Марк! Сделка!»

После сна мозги начали возвращаться на место. Адреналин резко влетел в вялые сосуды. Я дернулась, пытаясь сесть, и тут же застонала от пронзительной боли в бедре и голове.

— Ну-ну, полежите, полежите, — раздался спокойный голос у двери.

В палату вошла медсестра Ирина, та самая, что дежурила ночью.

— Куда вас понесло? Швы разойдутся, голова разболится, тошнить начнет… А вы лежачая. Знаете, как неудобно блевать, лежа на спине?

Я не стала отвечать на этот тривиальный вопрос. Сейчас меня волновала другая проблема.

— Телефон, — прохрипела я, с трудом глотая сухую, густую слюну. — Мне срочно нужен телефон! Мой телефон!

Ирина покачала головой, подходя к капельнице.

— Никаких телефонов. Вам покой прописан. И тишина. Сотрясение, сами знаете.

— Вы не понимаете! Там сорвется многомиллионный контракт! Меня убьют! — мой голос сорвался на визгливую, жалкую ноту. Я ненавидела себя за эту слабость, но паника была сильнее.

Ирина вздохнула, поправляя подушку.

— Ваш… гм… Максим Сергеевич уже всем занялся. Он сказал, что улаживает все вопросы с вашей работой. Так что можете не волноваться.

«Максим Сергеевич улаживает». От этих слов меня бросило в жар. Он уже тут все решил? Влез в мою жизнь, в мою работу, без моего спроса? Это ужасно бесит! Как он смеет рулить моей жизнью без моего согласия? Раньше был проще, покладистее, его можно было уговорить, уломать. А теперь делает только то, что сам считает нужным.

Я разозлилась, но с другой стороны, в душе шевельнулся червячок гордости за Макса: больше его не прогнешь. А еще в самом сердечке, сквозь раздражение, разлилось тепло: он занялся решением моих проблем… Я даже девочкой себя почувствовала, у которой есть грозный защитник. Каменная стена.

Но сдаваться я не собиралась.

— Где мои вещи? Из машины? Там должен быть телефон, планшет! — настаивала я, пытаясь говорить тверже.

— Ваши личные вещи в пакете, в сейфе у администратора. Но телефона там нет, — невозмутимо ответила Ирина. — Максим Сергеевич забрал его. Сказал, чтобы вас никто не беспокоил.

Вот же ж… Как он смеет! Мой телефон! Моя работа!

— Соедините меня с ним. Немедленно. Я требую!

— Он оставил строгий наказ вас не беспокоить. И его не беспокоить. Он очень убедительно просил, — в голосе Ирины прозвучала стальная твердость.

Она явно побаивалась Макса и не собиралась идти у меня на поводу.

Бессильная ярость затопила меня. Я беспомощно уронила голову на подушку, поморщившись от боли и сжимая простыню кулаками. Я — Кира Осокина, партнер консалтинговой фирмы, которую боятся конкуренты, лежу связанная по рукам и ногам из-за сломанного бедра и бывшего мужа-самодура, который решил поиграть в рыцаря!

— Принесите мне любой телефон, я вам заплачу! — почти взмолилась я, понимая, что опускаюсь до унижений.

Ирина смотрела на меня со странной жалостью.

— Кира, да я бы рада вам помочь. Да только мне мою работу терять из-за ваших дел не с руки. Успокойтесь лучше. Вот, воды попей.

Она снова поднесла ко мне стакан с трубочкой. Я с ненавистью отвернулась.

В этот момент дверь приоткрылась, и в палату заглянула новая женщина. Лет сорока пяти, крепкого сложения, с добрым, но очень серьезным лицом и собранными в строгий пучок русыми волосами с проседью.

— Ириш, все в порядке? — спросила она тихим, но уверенным голосом.

— Все нормально, Наина Васильевна. Знакомьтесь, — Ирина обернулась ко мне с какой-то слишком уж деланной улыбкой. — Кира, это ваша будущая сиделка, Наина Васильевна. Опытная медсестра, золотые руки. Максим Сергеевич лично выбирал.

Я онемела. Сиделка? Лично выбирал? Значит, все решено. Меня просто поставили перед фактом. Как вещь. Как беспомощную куклу.

Наина Васильевна подошла к кровати, ее внимательный взгляд скользнул по моему лицу, по капельнице, оценивая ситуацию.

— Ну что, красавица, — сказала она мягко, но в тоне не было подобострастия. — Вижу, упрямый у вас характер. Это хорошо. Боевые быстрее на ноги встают. Но пока что мой нрав будет главным. Договорились?

Я не ответила. Я просто смотрела на нее, понимая, что все битвы проиграны, еще не начавшись. Макс выстроил вокруг меня непробиваемый кокон из своих решений, своих денег и своих людей. И выбраться из него невозможно. Паук-тарантул.

Наина Васильевна кивнула, как будто мое молчание и было согласием. Удобно они тут устроились. Надзиратели.

— Вот и славно, — произнесла она. — Теперь будем знакомиться. И первое правило: никаких нервов и попыток вскочить и начать бегать по своим бизнесменовским делам. Это вредно для восстановления. Ирина, можно оставить нас наедине?

Медсестра тут же ретировалась, явно мечтавшая сдать меня со своих рук на чужие. Я осталась наедине с женщиной, чей спокойный, профессиональный взгляд говорил, что она видела таких, как я, сотни. И всех она переломала. Или укладывала на лопатки, при попытке подняться.

Она поправила мое одеяло.

— Лежите, Кира, и отдыхайте. О работе забудьте. Максим Сергеевич со всем справится. Он мне дал четкие инструкции относительно вас, и я намерена следовать им беспрекословно. И вам не позволю нарушать предписания доктора.

В ее словах не было злого умысла и угроз. Только констатация факта. От этого становилось еще страшнее.

Макс все решил, сказал, что он со всем справится. А кто спросит меня?

******************************************

Только для читателей старше 18 лет!

Друзья, представляю вам свою очень веселую книгу о красавице Ульяне, ее юморной сестрице Люсе, и о подлеце Викторе… «Измена. Обломись, любимый!»

Глава 7

Макс

Мой кабинет в «Эко-Строе» заливал холодный свет дневных ламп. Я стоял у своего стола, спиной к панорамному окну, и смотрел, как по стеклу стекают капли дождя. Внутри все кипело.

Дверь открылась, и Сергей втолкнул в кабинет Марка, которого водили умыться после учиненного мной мордобоя. Тот выглядел помятым и испуганным, его дорогой пиджак был смят, а галстук съехал набок. На левой половине физиономии красовался багровый синяк. Моих рук дело…

— Ну что, Марк, — я не повышал голоса, но каждый звук отдавался в натянутой тишине комнаты. — Говори. Что за сделка, из-за которой моя бывшая жена чуть не отправилась на тот свет?

— Я… я не понимаю, о чем вы, — Марк попытался выпрямиться, сделать надменное лицо. — Это внутренние дела нашей фирмы. Кира сорвала важные переговоры с клиентом «Вектора»…

Я не стал его дослушивать. Снова этот придурок взялся блеять не то, что я хотел услышать. За секунду я преодолел расстояние между нами, схватил его за шиворот и с силой прижал к стене. Папки с полки рядом грохнулись на пол. Марк испуганно взвыл. Видимо, мало ему было, когда получил по морде при встрече.

— Ты сейчас будешь говорить по делу, — прошипел я ему в лицо, чувствуя, как трясутся руки от сдерживаемой ярости. — Или я собственноручно переломаю тебе все, что находится под твоим брендовым костюмчиком. Понял? А твой труп, зарытый в лесу на окраине области, никто и никогда не найдет.

Его глаза округлились от животного страха. Он закивал.

— Я понял! Все понял. Отпустите меня… Пожалуйста.

Но я не отпустил, а вдавил еще сильнее в стену.

— Что за переговоры? В чем там дело? Почему ты позвонил Кире поздно вечером и заставил ехать в офис по такой погоде?

— Клиент Климов решил пересмотреть условия договора, а для этого нужен был отчет! — захлебнулся оправданиями Марк. — Если бы она его не привезла, то Климов отказался от наших услуг, а он денежный заказчик. Я испугался! Сказал срочно везти документы в офис, чтобы пересмотреть договор! Я не знал, что она…

Я брезгливо отшвырнул в сторону этого офисного слизняка. Вся картина стала ясна. Этот горе-деятель не смог нормально договориться с клиентом на стандартную дневную встречу и заставил Киру мчаться под ледяным дождем в контору.

Со мной она ведет себя как упрямая ослица, зато ради работы готова в лепешку расшибиться. Что, собственно, почти и сделала.

Брезгливо посмотрев на Марка, который лежал на полу и не решался встать, я еле сдержался, чтобы не врезать ему еще раз. Ногой. Очень хотелось втащить по этой трусливой физиономии. Для симметрии.

Я навис над ним, тяжело дыша и сжимая кулаки. Сергей все это время стоял в стороне и не вмешивался. Он знал, что в ярости меня лучше не трогать.

Сделав глубокий вдох, я медленно выдохнул. Гнев отступал, сменяясь ледяным спокойствием.

— Вот что, мразота, — сказал я тихо. — Ты сейчас встанешь, утрешь сопли и уберешься отсюда. По всем вашим делам с Климовым будет работать мой человек. Кира к этому больше не имеет отношения. И если ты хотя бы раз попытаешься к ней приблизиться или позвонить, я тебя уничтожу. Ты понял меня? Не бизнес, а лично тебя. Сотру в порошок.

Марк, не поднимаясь с пола, испуганно закивал.

— Понял… Я все понял…

— Сергей, — я обернулся к заместителю, который молча наблюдал за сценой. — Выведи его. И найди нам того умельца, что занимается особыми делами, чтобы он прошерстил «Вектор» и этого типа вдоль и поперек. Все найденные компроматы принеси мне.

Сергей кивнул, без лишних слов взял под локоть ошеломленного Марка и выдворил его из кабинета.

Я подошел к бару, налил себе воды без газа и залпом выпил. Рука немного дрожала. Глубокий вдох, потом выдох... Спокойно, Осокин, спокойно.

Нужно было ехать домой, осмотреть комнату, которую переделают для Киры и сиделки.

На улице дождь утих, но небо по-прежнему закрывали тяжелые серые тучи, готовые в любой момент разразиться потоком. Я сел в машину и поехал к себе.

Спустя полчаса я уже стоял в гостиной на первом этаже.

— Даша, ты тут? — крикнул я.

— Да, — раздался голос помощницы, — замеры делаю.

Я направился в гостевую комнату. Обычной кровати уже не было на месте. Оперативно сработали.

Комната была просторной, светлой, но казалась пустой и безжизненной. Я представил, как тут разместятся кровать с подъемным механизмом, столик для лекарств, кровать сиделки…

Из-за шкафа появилась Даша. В руках у нее были рулетка и планшет.

— Макс, привет. Я уже отправила параметры, чтобы заказать мебель и оборудование, — она улыбнулась, но улыбка была напряженной. Ее взгляд скользнул по моему лицу, по растрепанным волосам и ссадине на костяшках правой руки. — Ты в порядке? Я слышала, у тебя это… разборки были.

— Все нормально, — буркнул я, отворачиваясь к окну. — Делай что нужно.

Я слышал, как она ходит по комнате, щелкает рулеткой, делает пометки в планшете. А сказала, что все отправила… Потом шаги затихли прямо за моей спиной.

— Макс, — ее голос прозвучал совсем близко. Я почувствовал, как нежная рука легла мне на спину. — Ты такой напряженный… Давай я помогу тебе расслабиться? Останемся сегодня вечером? Как раньше…

Ее пальцы начали делать круговые движения по моей спине. Раньше это всегда работало... Но сейчас ее прикосновение вызвало лишь раздражение.

Я резко развернулся и отстранился.

— Не сейчас, Даш. Я устал. И мне не до этого.

На ее лице промелькнуло удивление, а потом обида и холод.

— Понятно, — она опустила руку, отступила на шаг. — То есть теперь, когда она появилась, мне даже прикасаться к тебе нельзя?

— Это не из-за нее, — грубо сказал я, хотя врал.

Это было именно из-за Киры. Вся эта путаница чувств, что бушевала во мне.

— Просто не сейчас, Даш. Закончи замеры и… спасибо за помощь.

Я прошел мимо нее, не глядя в глаза. И почувствовал ее взгляд у себя на спине — колкий, разочарованный, ревнивый. Кажется, у меня проблем прибавилась. Но сейчас меня это волновало меньше всего.

Глава 8

Кира

После обеда Наина Васильевна устроила мне «банный день». С ее помощью я кое-как справила нужду, потом она обтерла меня влажными салфетками с запахом лаванды и надела свежее белье. Унизительно? Еще бы. Но в ее действиях не было ни капли смущения или брезгливости, только четкий, профессиональный подход. Это немного спасало мою гордость.

Я тоже старалась сохранять лицо, понимая, что эта женщина будет рядом со мной до тех пор, пока мне не снимут гипс, что спрятал ногу от самого паха до голени: чтобы я не могла колено согнуть. А выше бедра он фиксировал всю тазовую область почти до талии! При таком подходе я думала о женских корсетах прошлых веков, как о манне небесной.

Пока Наина обтирала меня, то говорила:

— Вы, Кира, сильно не расстраивайтесь. Это всего на пару месяцев. А лежать вы у меня не будете. Еще сегодня я вас переверну и массаж сделаю, а завтра вы костыли освоите. Станете расхаживаться… Ваша беда в том, что присесть в этом гипсе невозможно, а значит, и в туалет сходить по-человечески. Но тут с вами только я одна буду… А представьте, каково в больнице с соседями по палате: вам по большому приспичило, а на соседних койках такие же беспомощные… И справляют нужду в судно и утки друг перед другом. Только и можно, что культурно отвернуться… — она закончила поправлять на мне чистую сорочку. — Ну вот, теперь вы у меня в порядке… Что-то желаете попить или покушать?

— Нет, — я посмотрела в окно на серое небо и вздохнула.

Наина Васильевна уселась в кресло и стала читать вслух какую-то легкую дамскую новеллу с парой влюбленных на обложке. Я почти не слушала, уставившись в потолок. В голове крутились одни и те же мысли: «Макс. Работа. Марк. Мой Вектор. Макс».

Я ненавидела свою беспомощность. Ненавидела Макса за его самоуверенность. Но больше всего я ненавидела слабый луч надежды, который теплился где-то глубоко внутри: «А вдруг он не из чувства долга? А вдруг он не просто пытается помочь?»

Эти мысли прервал резкий стук в дверь. Не дожидаясь ответа, в палату ворвался Марк!

Он выглядел ужасно: лицо бледное, слева синяк на половину физиономии, дорогой пиджак помят. А глаза дурные, как у бешеной ондатры по весне.

— Ну ты даешь, Осокина! — рявкнул он мне не здороваясь. — Лежишь тут, как клуша, а мне потом твой бывший муженек морду набивает!

Его даже не смутили мое посеченное лицо и перебинтованная голова.

Наина Васильевна мгновенно встала, преградив ему путь к кровати.

— Вы кто такой? Почему в палате без разрешения? Больной нужен покой! Немедленно выйдите!

— Я ее партнер! — огрызнулся Марк, но под ее суровым взглядом немного сбавил пыл.

— Кира, ты вообще в курсе, что твой психованный экс-муж устроил? Я пришел к нему, как к деловому человеку, тебя искал… А он наорал, пригрозил, а потом и вовсе ударил?! — он потыкал пальцем в свой фингал. — Из-за тебя! Потом заявил, что сам будет разбираться с «Вектором»! Кто его вообще просил? Он теперь все к рукам приберет! Пришлось десяток звонков сделать, чтобы тебя в этой клинике найти.

Я смотрела на него, и, кусок за куском, пазл складывался в моей голове. Так вот почему Макс забрал мой телефон. Он не просто «улаживал» мои дела, он пошел в лобовую атаку.

— За что он тебя ударил? — тихо спросила я.

Марк замялся, отвел взгляд.

— Да так… Я пытался объяснить, что у нас срочная работа… а он и слушать не стал! Набросился, как зверь! Ненормальный! Психопат!

Марк снова перешел на крик, но Наина, что стояла рядом с ним, резко щелкнула пальцами у него перед носом и строго сказала:

— Не кричите так громко, пациентам в соседних палатах трудно вас игнорировать. Им тоже покой нужен.

Мой бизнес-партнер бросил на сиделку раздраженный взгляд, но снова сбавил децибелы:

— Я этому шкафу объяснил, что у нас сделка срывалась… А он повелел своему помощнику наш «Вектор» прошерстить. Он хочет отжать наш с тобой бизнес! Ты должна ему помешать! Это он так тебе мстит за прошлое: лишит работы и оставит с голым задом.

Он врал. Я видела это по его бегающим глазам. Но его слова попали точно в цель — в мою старую обиду на Макса за то, что тот хотел запереть меня дома на хозяйстве; на его властность; на его желание все контролировать.

Ярость, горячая и слепая, закипела во мне с новой силой.

Как он смеет?! Он не имеет права копаться в моих делах и бить моего партнера, пусть даже подлого крысеныша Марка, и решать за меня мои рабочие вопросы!

Но и наговаривать на Макса про то, что тот оставит меня без средств, не позволю!

— Выйди, — прошипела я Марку. — Немедленно.

— Но Кира…

— Выйди! — я крикнула так громко, что боль пронзила голову, и я зажмурилась.

— Вам выйти сказали, — раздался суровый голос Наины Васильевны. Она взяла Марка под локоть и, не церемонясь, повела к выходу из палаты. — И больше не приходите. Иначе я вызову охрану. А про этот визит сообщу Максиму Сергеевичу.

Сиделка вытолкала Марка и сама вышла следом. Дверь закрылась. Я осталась одна, дрожа от бессильной злости. Слезы жгли глаза. А если Марк сказал правду и это многоходовая месть бывшего мужа? Я не видела правды. Я видела только то, что хотела видеть: подтверждение своей правоты. Макс — варвар, который силой решает все проблемы. А я — его жертва. Можно сказать — заложница.

Наина Васильевна вернулась в палату, молча подошла и поправила мою подушку.

— Успокойтесь, — сказала она строго и протерла салфеткой мои глаза. — Давление подскочит. Мужчины они всегда… мужчины. Разберутся.

Но я уже не слушала. Я уставилась в стену, планируя, что скажу Максу, когда он появится. Он не имеет права так со мной поступать. Никто не имеет права. «Вектор» — мое детище! Я создала эту фирму с нуля. Марк появился позже, когда я перестала справляться одна. Он вложился в развитие компании, и мы стали партнерами.

Я давно начала замечать, что он прокручивает свои делишки на стороне, но не заостряла на этом внимание, пока это мне не вредило. Может, даже хорошо, что Макс прошерстит «Вектор». Вдруг всплывет что-то, о чем я сама даже не догадываюсь…

Глава 9

Макс

Затянувшаяся осенняя непогода сменила гнев на милость, и мрачные тучи скрылись за горизонтом. Очередное утро, наконец-то, выдалось по-настоящему солнечным. Золотистый свет заливал просторный кабинет, играя бликами на хромированных деталях мебели и выхватывая из полумрака сложные схемы и чертежи, разложенные на массивном столе из красного дерева. Воздух был густым и насыщенным, пахнущим дорогим кофе из новой кофемашины, свежей типографской краской с только что отпечатанных планов и едва уловимым ароматом ландыша от дорогих духов Даши, который она оставила здесь после совещания.

Я откинулся в своем кожаном кресле, с наслаждением потягивая горячий эспрессо из маленькой чашки. Напротив меня, склонившись над чертежами, корпел Андрей, главный архитектор компании «Эко-Строй». Его уверенный палец с заляпанным графитом ногтем скользил по сложным схемам коммуникаций будущего элитного особняка.

— Вот здесь, Максим Сергеевич, — голос Андрея был спокоен и деловит, — мы можем все стояки спрятать в эту фальш-колонну. И эстетично получится, и практично: доступ для ремонта останется. А электропроводку пустим здесь, под потолочным плинтусом с кабель-каналом. А тут спрячем энергонакопители от солнечных батарей. Заказчик будет в восторге: минимум видимых коммуникаций, максимум простора и света.

Я кивнул, погруженный в привычный, понятный мир цифр, бетона и инженерных решений. Здесь, в этой строгой мужской вселенной расчетов и логики, не было места непредсказуемым женским поступкам, сломанным ногам, взрывным характерам и щемящей боли в груди, которая возникала при одном воспоминании о бледном, израненном лице Киры в больничной палате.

Работа была моим спасительным якорем, единственной сферой, где я по-прежнему чувствовал себя полным хозяином положения. Сейчас я мысленно прикидывал смету, представлял, как будут выглядеть эти стены из бруса, как заиграет на них солнце…

Внезапный, но вежливый стук в дверь вырвал меня из задумчивости. На пороге стоял Сергей. На его лице было написано такое многозначительное и торжественное выражение, что Андрей мгновенно всё понял без слов.

— Извините, Макс, у меня срочное, — заму не терпелось поделиться новостью.

Я кивнул архитектору:

— Андрей, спасибо, блестящая работа, как всегда. Доработайте последние мелочи и высылайте заказчику на утверждение. Жду финальную версию к концу недели.

— Конечно, Максим Сергеевич. Не подведу, — Андрей стал аккуратно складывать драгоценные чертежи в тубус и через минуту исчез за дверью, бросив на прощание понимающий взгляд Сергею.

Когда дверь закрылась, зам, не дожидаясь приглашения, тяжело опустился в кресло для посетителей и с шумом выдохнул:

— Ну, наш «умелец» не подвел, — начал он, и в его голосе звучало злорадное удовлетворение охотника, выследившего долгожданную дичь. — Прислал на твоего Марка целое досье. Парень, оказывается, не лыком шит. Наш кролик оказался с зубами, и не маленькими. Но гнилыми.

— Не тяни, Серый. Что там? — я откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди, и приготовился слушать.

В животе неприятно засосало от предвкушения. Будто я не про другого человека, а про себя готовлюсь гадости выслушивать.

— А там, — Сергей ехидно ухмыльнулся, доставая из внутреннего кармана пиджака стопку распечаток, — классика жанра, брат. Настоящий учебник по мошенничеству для начинающих. Черная бухгалтерия в лучших традициях девяностых. Часть доходов от «Вектора» он аккуратненько, месяц за месяцем, выводил на свой личный офшорный счетчик. Причем, сука, давно это практикует. Год как минимум, а то и больше. Суммы… внушительные.

Гнев, горячий, густой и слепой, подкатил к горлу, сжимая его стальными тисками. Этот мелкий, ничтожный шакал! Он рисковал не только своими деньгами, но и репутацией Киры! Ее бизнесом, ее детищем, в которое она вложила душу! Он грабил ее, обкрадывал, пока она пахала как лошадь, пытаясь доказать всему миру и самой себе, что может всего добиться сама.

Я с силой сжал кулаки, костяшки пальцев побелели. Яростно захотелось найти Марка и лично, своими руками, переломать ему все кости.

— Хорошо еще, что налогами сама Кира занималась, — продолжал Сергей, словно читая мои мысли. — Ведет их чисто, вся отчетность прозрачная. А то бы и ей влетело по полной программе как соучастнице. А так, все шишки, все доказательства ведут прямиком к нему, к нашему милому Марку.

Мы помолчали, обдумывая полученную информацию. В кабинете было слышно лишь тихое гудение компьютера и мерный ход настенных часов.

— Ну что, шеф, как прижмем этого господина? — нарушил тишину Сергей. — Варианты, как всегда, есть. Можно анонимно, через надежные каналы, настучать в налоговую. Пусть у него там весь рай в гов… в фекалиях будет. Проверочку устроят такую, что он и не отмажется.

— Слишком долго, нудно и не фактурно, — мрачно отмахнулся я. — И не факт, что он не выкрутится, найдет себе хорошего адвоката. Прокурору много денег пообещает. Нам нужно быстрее и надежнее.

— Тогда вариант два — более точечный и воспитательный, — глаза Сергея заблестели азартом. — Наш человек может «случайно» подлить ему мощное слабительное в кофе прямо перед важнейшей встречей с крупными клиентами. Представляешь картину? Он сидит, такой важный, в своем дорогом костюме и вещает о перспективах сотрудничества, а у него тут… сюрприз. Пусть потом люди рассказывают, как он на белом коне прискакал на переговоры с коричневым следом за собой. Репутация будет уничтожена в мгновение ока.

Я не удержался и хмыкнул. Жестоко, по-хулигански, но по-своему изящно и эффективно.

— Или так, — продолжил Сергей, явно разогнавшись и войдя во вкус. — Взять пару наших ребят, бодибилдеров из охраны, чтобы они «случайно» встретили его в фитнес-клубе, куда он типа подкачаться ходит, и так же «случайно» наступили ему на ногу, когда он будет жать штангу лежа. Или не на ногу… Чтобы он пару недель говорил фальцетом и ходил с ногами колесом. Намек, так сказать, недвусмысленный, что, Марк, пора бы вернуть бабло, извиниться перед дамой и свалить в неизвестном направлении.

Глава 10

Кира

— Ну я же говорила! Говорила же! — я чуть не подпрыгнула на кровати, забыв на секунду о гипсе и всех своих травмах, и тут же застонала от пронзительной боли в бедре и голове. — Он ее не любит! Он женился на этой дуре из высшего общества только из-за денег ее папаши-олигарха! Смотрите, смотрите, как он глаза отводит, когда она говорит о чувствах!

Наина Васильевна, не отрываясь от экрана плазмы, где герой-авантюрист как раз с пафосом целовал ручку героине-наследнице, мудро заметила, хрустя попкорном:

— А она, по-моему, совсем не дура. Хитрая, как лиса. Смотри-ка, как у нее глазки бегают, когда он ей про любовь рассказывает. Все чует, плутовка. Чует, что у него на стороне интрижка с этой… как ее… с горничной-метрессой, Аделькой.

— Да бросьте вы! — фыркнула я, с наслаждением погружаясь в пучину мыльной мелодрамы, как в спасительный наркотик. — Он же клялся ей в вечной любви и верности в прошлой серии! На колени вставал! Букеты цветов заносил роялем!

— Клялся, клялся, — усмехнулась сиделка, отправляя в рот очередную порцию попкорна. — Мужики они все клянутся, когда штаны снять хотят. А потом оказывается, что у них и штаны-то чужие, и совесть дырявая, и любовь ихняя до первой юбки покороче. Уж я на них насмотрелась за свою жизнь, родная. И в больницах, и в поликлиниках.

Вот так мы бурно и самозабвенно обсуждали сериал уже второй день подряд. А ведь я даже не помню, когда последний раз смотрела дамские сериалы… Тем более обсуждала их с кем-то. Моя деловая жизнь вытеснила всех подруг, которые благополучно свили свои семейные гнезда и растили по несколько детей. Пока я строила свою карьеру, мне было не до подруг, а потом им стало не до меня.

Теперь я впервые за несколько лет лежала, ничего полезного и важного не делала и обсуждала со своей сиделкой похождения коварного Густаво от Пенелопы к Аделии…

После того как Наина Васильевна в очередной раз помогла мне справить нужду, вынесла, вымыла и принесла обратно судно, я махнула рукой на все церемонии и ледяное достоинство.

— Наина, да чего уж нам церемониться, — выдохнула я, чувствуя, как горит лицо от смущения после гигиенических процедур. — Ты мне уже все места на теле протерла, которые только можно. Давай на «ты» общаться. Все равно мы с тобой теперь, как сиамские близнецы, до самого моего выздоровления.

Она посмотрела на меня своими острыми, все понимающими глазами, хмыкнула и сказала:

— Ну, раз на «ты», тогда держи попкорн. И смотри, чтобы крошки на простыню не падали.

С этого момента между нами установилось странное, но прочное комбинаторство двух женщин, объединенных общим бытом, моей болью и мексиканским сериалом.

За окном светило по-настоящему осеннее, но от этого не менее прекрасное солнце. Его лучи золотили макушки уже почти голых деревьев и играли в окнах здания напротив. Воздух, казалось, был таким чистым и прозрачным, что его хотелось пить большими глотками. Так и тянуло выйти, вдохнуть полной грудью, почувствовать под ногами хрустящую листву, улыбнуться прохожим… Почувствовать себя живой.

— Может, погуляем? — робко, почти по-детски, предложила я. — А то я тут как в аквариуме, три стены уже глазам ненавистны.

— Как же мы погуляем, детка? — Наина посмотрела на меня с материнской, но непреклонной заботой. — Тебя и на костыли-то еще не поднимали. Не время. Разве что каталку одолжить… Но нет. На улице ветерок сегодня прохладный. Простынешь, вообще беда будет: температура, сопли, воспаление легких… Тебе это надо? Потерпи маленько. Как к Максиму Сергеевичу переедем, там и погуляешь в свое удовольствие. У него участок большой, частный дом, никто не помешает. И я рядом буду. Научу сайгаком на костылях скакать. Можем соревнования потом устроить.

Я бессильно вздохнула и откинулась на подушки. Макс не появлялся уже два дня. Наина докладывала ему о моем состоянии по телефону, отчитываясь сухим, профессиональным тоном: «Давление в норме, температура тоже, кушает плоховато, но это от настроения, болевой синдром снимаем, гипс не беспокоит…». И все. Ни одного лишнего слова. Ни одного вопроса ко мне.

Жизнь без телефона, ноутбука, планшета напоминала странное и пугающее возвращение в средневековье. Я была полностью отрезана от внешнего мира, от работы, от Марка, от подчиненных, от новостей. Не хватало только прялки в углу, чтобы картина была полной. Оставалось смотреть дурацкие сериалы, слушать мудрые, подчас циничные речи Наины о коварстве мужчин и копить в себе тихую, беспомощную ярость от собственного бессилия.

На обед принесли куриный бульон с гренками и паровую котлету из индейки с разваренной гречкой. Я сама справилась с едой, которую мне поставили на деревянный столик-поднос в постель. Дрожащей рукой подносила ложку ко рту, стараясь не пролить. Хоть что-то я могу делать сама! Хоть какая-то победа над ненавистной беспомощностью!

Как только медсестра забрала поднос, дверь в палату без стука открылась. На пороге стоял он. Макс. В темном джинсовом костюме, который так подчеркивал его широкие плечи, и с немного усталым, но все же волевым лицом. В руках он держал папку.

— Ну что, как пациентка? — его голос прозвучал глуховато, когда он обратился к Наине, даже не взглянув в мою сторону.

— В порядке, Максим Сергеевич, — сиделка встала, выпрямившись, как солдат. — Характер портится, немного капризничает. Значит, выздоравливает. Это хороший знак.

— Отлично, — он коротко кивнул. — Я с ней поговорю. Наедине.

— Конечно, — Наина бросила на меня ободряющий взгляд и вышла, оставив нас одних в тихой, наполненной солнечным светом, палате.

Макс медленно подошел к кровати, его взгляд скользнул по моей перебинтованной голове, по одеялу, прячущему гипс, и вернулся к глазам. Он молча опустился на стул, положил папку на колени.

— Ну, — он тяжело вздохнул, — давай поговорим о твоем партнеришке. О твоем дорогом Марке.

— Что с Марком? — я насторожилась, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.

Глава 11

Макс

Я стоял посреди просторной гостевой комнаты на первом этаже своего дома и критическим взглядом осматривал результат работы. Мысль об устройстве тут копии больничной палаты с ароматами хлорки и казенным дизайном я отбросил сразу.

Получилась светлая, уютная, по-домашнему теплая комната в скандинавском стиле. Стены цвета слоновой кости, паркетный пол темного дерева, на котором лежал мягкий серый ковер. Две односпальные кровати: одна — обычная, с аккуратным бельевым комплектом, другая — со сложным подъемным механизмом, но ее современный дизайн удачно вписывался в интерьер, не крича о своей медицинской сущности. Рядом стояла не уродливая металлическая тумбочка, а стильный прикроватный столик из светлого дерева, на котором можно было бы разместить и лекарства, и книгу с пультом, и стакан с водой.

Главным достоинством этого помещения была собственная ванная комната. Там еще и ванна с поручнями, а рядом набор чехлов для загипсованных конечностей. Благодаря наличию унитаза Наине не придется носить судно через всю гостиную, а Кира сможет чувствовать себя чуть более самостоятельной и чуть менее беспомощной и униженной. Для меня ее эмоциональный комфорт был важен.

— Все необходимое уже закупили и разложили по местам, — голос Даши вернул меня из раздумий.

Ассистентка стояла в дверях, опираясь о косяк, с планшетом в руках. В ее позе читалась усталость и какая-то отстраненность:

— Салфетки влажные и сухие, пеленки впитывающие, одноразовые простыни, полотенца, все необходимые гигиенические средства… Все, что было в списке от сиделки. Хватит надолго.

В дверь заглянула Лидия, моя домработница, женщина сорока пяти лет с добрым и всегда немного озадаченным лицом.

— Максим Сергеич, чаю не желаете? Я только что пирожков с вишней и яблоками испекла, еще горяченькие. Сладкие, как вы любите.

— Спасибо, Лидия, — я обернулся к ней и улыбнулся. — Позже, обязательно. Сейчас комнату с Дашей досмотрим и придем.

Домашняя забота всегда меня успокаивала, навевала умиротворение. Родители покинули этот мир рано, и когда-то я надеялся, что жена создаст дома уют, но Кира предпочла карьеру. Лидию мне прислали из агентства по найму прислуги два года назад, и я словно обрел заботливую тетушку. При этом она никогда не нарушала со мной субординацию и потрясающе готовила.

Лидия удалилась, бросив на Дашу короткий, ничего не значащий взгляд. Мы закончили осмотр оснащения комнаты и перешли в столовую, где уселись за большой, полированный дубовый стол.

Даша молча, с каменным лицом, налила чай в две фарфоровые чашки, придвинула одну ко мне, а потом не выдержала и подняла на меня глаза. В них читалась такая тоска и такой немой вопрос, что стало не по себе.

— Макс… — ее голос дрогнул. — Что теперь будет? Со мной? С нами? — она сделала неуверенный жест рукой, обозначая пространство между ними. — Ты вообще еще… будешь ко мне приходить? Или… — она замолчала, не в силах договорить.

— Или я решил вернуть Киру? — честно договорил я за нее.

Она молча кивнула, вцепившись в меня взглядом, словно тонущая.

Глубоко вздохнув, я отодвинул от себя чашку с чаем и облокотился о стол. Честность. Сейчас только честность.

— Даш, я сам не знаю, как все повернется, — начал я, тщательно подбирая слова. — Она сейчас… Она в ужасном состоянии. И физически, и морально. Бросать ее одну в такой ситуации я не могу. Не по-мужски это. Не по-человечески. Но я… — я посмотрел прямо на Дашу, — я высоко ценю тебя. Очень. Как блестящего профессионала, без которого моему бизнесу было бы туго. И как… как хорошего, близкого человека. Я не хочу тебя обижать, обманывать и давать пустых обещаний, которые, может быть, не смогу выполнить. Ситуация изменилась.

Ее лицо дрогнуло. Ей, очевидно, хотелось услышать что-то другое. Надеялась, что я возьму ее за руку, скажу, что это все ерунда, что дам бывшей жене возможность выздороветь в комфортных условиях, а потом отправлю восвояси… Забуду о Кире и займусь самой ей, Дарьей. Но не судьба.

— Я понимаю, — она опустила глаза в свою чашку, и ее голос прозвучал глухо. — Просто… Мне было очень хорошо с тобой. Я думала, что… что ты тоже… что у нас может быть что-то серьезное. Не только работа и… это.

— Мне тоже было хорошо, — это была чистая правда. — Ты прекрасная женщина, Даша. И я ценю каждый момент, проведенный с тобой. Но сейчас… все перевернулось с ног на голову.

Она кивнула, с трудом сглатывая комок в горле. По ее лицу было видно, что она плачет внутри себя.

— Хорошо. Я… я постараюсь не мешать. Не лезть под ноги.

— Спасибо, — я дотронулся до ее руки, лежавшей на столе. Ее пальцы были холодными. — И, Даш… Пока Кира здесь, пожалуйста, не появляйся в доме. Мне будет так проще. И ей, наверное, тоже.

Она резко подняла на меня глаза, и в них мелькнула неподдельная боль, обида и укол ревности.

— А если… — ее голос дрогнул, сорвался на шепот, — а если твоя жена… если она тут навсегда задержится?

Я тяжело вздохнул. Посмотрел на ее дрожащие губы, на слезу, которая, наконец, выкатилась из ее глаза и покатилась по щеке, и не находил что ответить. Этот вопрос повис в воздухе между нами: тяжелый, неудобный и безответный.

******************

Друзья, в рамках нашего литмоба "Бывший, помоги" вышла новинка от Элен Ош

Бывшие. Прости за всё https://litnet.com/shrt/W5bz

Глава 12

Кира

Утро началось не с привычного уже запаха хорошей, но все же больничной еды, и не с прихода медсестры с градусником. Его начала Наина, распахнувшая шторы с такой энергией, будто собиралась не день начать, а революцию устроить.

— Вставай, красавица, проснись! День твоего освобождения настал! — объявила она, подходя к кровати. — Сегодня за тобой заедет твой бывший рыцарь на железном коне. А значит, ты должна быть во всей красе!

Я с трудом приоткрыла глаза. «Освобождение»? Переезд в дом к Максу на попечение сиделки сложно было назвать свободой. Скорее, сменой тюрьмы на домашний арест. Но даже это было лучше, чем эти четыре стены с окном, в которых чувствуешь себя как не дома.

Вскоре в палату зашел доктор Семенов в сопровождении медсестры.

— Ну что, Кира Валентиновна, выписываем вас сегодня, — улыбнулся он. — Но перед этим сделаем контрольный снимок, посмотрим, как там ваша бедренная кость себя чувствует. Как настроение?

— Как у заложника перед обменом, — буркнула я.

Доктор весело рассмеялся:

— Ничего, ничего, у Максима Сергеевича вам будет комфортнее. И вид из окон получше, чем серый дом напротив.

Меня повезли на каталке в кабинет компьютерной томографии. Процедура была знакомой и уже не такой пугающей. Лежишь себе, слушаешь, как жужжит аппарат, и думаешь о своем. В основном о том, что ждет тебя там, за стенами этой клиники.

Вернувшись в палату, я застала Наину в боевой готовности. В ее руках блестели ножницы.

— Так, доктор сказал, что снимок хороший, все срастается как надо. Значит, завтра уже можно будет попробовать встать на костыли. А сейчас займемся твоей красотой. Врач разрешил снять повязку с головы!

Я обрадовалась:

— Ура! А то как контуженный боец. Разматывай.

Наина надрезала завязку под подбородком и начала убирать бинты. Вскоре она ловко сняла с моей головы последнюю повязку и выдавила из себя смущенную вежливую улыбку. При этом не сдержалась и произнесла:

— Упс…

Последний раз я видела себя в телефоне Макса, сразу после аварии. Больше любоваться собой не было ни сил, ни желания. И теперь, когда Наина поднесла мне большое зеркало, я едва сдержала крик.

Мое отражение было жутким. Бледное, исхудавшее лицо в ссадинах. А голова… Голова была выбрита в трех местах, и оттуда торчали темные нитки швов. Остальные волосы, спутанные, тусклые и грязные торчали клочьями. Я выглядела как жертва нападения зомби.

— Боже… — прошептала я, и рука сама потянулась к голове.

— Ничего, ничего, волосы отрастут, — успокаивающе сказала Наина. — Шрамы, может, и останутся, но под волосами не будет видно. А швы я через несколько дней сама тебе сниму. Хорошо заживают.

Я смотрела на свое отражение, и внутри все сжималось от жалости к себе и отвращения одновременно. Я была уродлива. Беспомощна. Жалка. Страхолюдина!

— Стриги, — тихо сказала я.

— Что? — переспросила Наина.

— Стриги все. Наголо. Лучше уж быть равномерно лысой, чем вот такой… плешивой вороной.

Наина на мгновение замерла, оценивая мое решительное выражение лица, потом вздохнула:

— Ну, раз решила… Твоя воля. Только потом не ной. Сейчас машинку принесу.

Вскоре она вернулась, накрыла одноразовой простыней подушку под моей головой, взяла машинку для стрижки и включила ее. Над ухом раздалось противное жужжание. Я закрыла глаза, чувствуя, как холодная железяка скользит по коже головы, а на плечи сыплются пряди моих, когда-то роскошных каштановых волос. Я сжимала пальцы в кулаки, стараясь не заплакать. Это было похоже на ритуал очищения. Стрижка овец. Я сбривала с себя не только волосы, но и всю ту старую жизнь, всю ту сильную, независимую Киру, которая больше не существовала.

— Ну вот, — голос Наины прозвучал одобрительно. — Смотри-ка, а форма черепа у тебя хорошая. Голова как голова. Никаких шишек.

Я медленно открыла глаза и снова посмотрела в зеркало. На меня смотрел совсем другой человек. Худая, бледная, с огромными глазами и идеально гладкой головой. Похожая на онкологическую больную или буддийскую монахиню. Было страшно и странно.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился Макс. Он замер, уставившись на меня, и вдруг… хихикнул. Сначала тихо, потом громче.

— Чего ржешь? — зло прошипела я, чувствуя, как щеки пылают от стыда и гнева. — Не смешная я!

— Да нет, ты что, — он попытался сделать серьезное лицо, но губы предательски подрагивали. — Просто… Непривычно. Тебе даже идет. Серьезная такая.

— Врешь! Трындишь как сивый мерин! — я готова была швырнуть в него зеркалом. — Я похожа на вылупившегося птенца! Или на осужденную!

— Да брось ты, — он подошел ближе, его смех стих, и в глазах появилась какая-то непонятная нежность. — Гораздо лучше, чем было. Честно. Будто все лишнее срезали. Осталось только самое главное. И лучшее…

Я хотела крикнуть, что он ничего не понимает, что он смеется надо мной, но в его взгляде была такая искренность, что слова застряли в горле. Может, он и правда так думал? Но верить ему было страшно. Слишком много обид и боли лежало между нами.

— Ладно, не важно, — я отвернулась к стене. — В чем меня будут перевозить?

— В специальном одеяле с подогревом, — ответил Макс.

— Хорошо. Тогда заворачивайте и везите отсюда. Хочу уехать.

Процесс закутывания был унизительным и неловким. Наина и медсестра перекатывали меня с боку на бок, подсовывая под меня одеяло. Каждое движение отзывалось болью в бедре. Я стиснула зубы, стараясь не стонать, не показывать свою слабость.

Наконец, меня переложили на каталку и укрыли пледом. Я лежала как бабочка в коконе, уставившись в потолок, пока меня катили по длинным больничным коридорам к закрытому гаражу, где ждала машина скорой помощи. Прощай, палата. Прощай, больница. Здравствуй, новая тюрьма. Здравствуй, Макс.

Я закрыла глаза, чувствуя, как катятся по вискам предательские слезы. Я была голая, лысая и беспомощная. А он смеялся. И почему-то от этого смеха было не больно, а… странно. Как будто он видел не то, что все остальные. Не видел моего уродства.

Глава 13

Макс

Когда Киру привезли в мой дом и разместили в комнате, Наина протянула мне список:

— Это вещи из квартиры Киры, которые нужно привезти сюда. С ними ей будет комфортней, а значит, и нервы спокойнее.

Пришлось отправиться в квартиру моей бывшей жены…

Я стоял в центре гостиной Киры, и по спине бежали мурашки. Воздух был спертым, пахло одиночеством и едва уловимым, знакомым до боли ароматом ее духов — легких, цветочных, с ноткой жасмина. Как будто она вышла на пять минут и вот-вот должна вернуться. Но нет. На столе стояла забытая чашка с остатками засохшего кофе, в раковине одиноко темнела тарелка. Все кричало о том, что жизнь здесь остановилась в тот день, когда она уехала на работу и не вернулась.

Сжав в руке листок с ее почерком, я чувствовал себя горе-грабителем. Влез в чужое жилье, а что и где лежит, не знаю. Кира попросила собрать ее вещи, но я не мог не поинтересоваться ее жизнью. Ничто не давало мне права рыться в шкафах, прикасаться к ее личным вещам, вторгаться в святая святых. Но собрать ее трусики и не заглянуть вглубь полок…

Я вздохнул, сглотнув комок в горле, и открыл дверь гардеробной. Оттуда на меня пахнуло тем самым жасмином, смешанным с запахом кедра. Сердце сжалось. Я достал большую сумку, что привез с собой, и начал методично, почти с ритуальной точностью, складывать в нее все из списка: мягкие дорогие спортивные костюмы для дома, теплый хлопковый халат, аккуратные стопки нижнего белья из нежного материала и кружева. Касаться этой ткани, представлять ее в этих вещах… было мучительно больно и сладко одновременно.

Потом я двинулся в ванную. Она была стерильно чистой, как операционная, а полки ломились от армии флакончиков, баночек, скляночек. Тоники, сыворотки, кремы для лица, тела, рук, ног… Целый арсенал для красоты и ухода. Я сгребал все в дорожную косметичку, стараясь не читать названия, не вникать в этот сложный женский мир, от которого бывшая жена теперь была отрезана.

Добравшись до гигиенических средств, в самом углу верхней полки, за пачкой стерильных ватных дисков, я наткнулся на что-то странное... Небольшую, аккуратную стопку писем, перевязанную темно-синей шелковой ленточкой. Без конвертов, просто сложенные вчетверо листы бумаги, исписанные ее знакомым угловатым, решительным почерком.

Кровь ударила в виски. Ревность, острая, слепая и ядовитая, кольнула под ложечкой, сжала горло. Кому? Кому она писала? Какому-то удачливому, похотливому ублюдку, что соблазнил и бросил ее после нашего развода? А может, этому подлому Марку? Может, она с ним… была вместе?

Я знал, что читать чужие письма — низость, за которую следует бить по рукам. Последнее дело. Подлость чистой воды. Но червь сомнения и дикое, животное любопытство оказались сильнее. Дрожащими от нетерпения руками я развязал шелк, словно разминировал бомбу, и развернул первый лист.

«Сегодня опять не смогла уснуть. Сидела у окна, смотрела на огни города и думала о тебе. Вспоминала, как мы с тобой поехали на ту самую дачу, которую ты тогда только купил. Помнишь, не было даже мебели? Мы спали на матрасе на полу, а на завтрак ели яичницу, которую ты жарил на костре, потому что газ еще не провели. У тебя все пригорало, ты был весь в саже, как трубочист. А я смеялась до слез. А потом пошел ливень, который застал нас на речке. Мы промокли до нитки, бежали обратно, хохоча как сумасшедшие. Потом сидели на веранде, закутавшись в один плед, пили дешевое вино и слушали, как капли стучат по крыше. Я тогда чувствовала себя такой счастливой… такой по-настоящему любимой. Почему мы позволили этому счастью уйти? Почему я его отпустила?»

Я замер, не веря своим глазам. Это… это было мне? Я лихорадочно перелистнул страницу. Внизу стояла дата: три года назад. До аварии было еще далеко.

«Сегодня на совещании был клиент. Не молодой, не красивый. Но он так же закидывал голову, когда смеялся, и так же потирал переносицу, когда уставал. Я смотрела на него и почти расплакалась прямо за столом. Мне показалось, что вот-вот дверь откроется, и ты войдешь. Обнимешь меня сзади, положишь подбородок мне на макушку и скажешь что-нибудь смешное и нелепое, чтобы я перестала хмуриться. Как же мне не хватает твоих сильных рук… твоих губ… твоего смеха. Я была такой дурой. Выбрала сомнительный успех вместо нашего настоящего счастья. Прости меня. Если, конечно, ты когда-нибудь это прочитаешь».

Я опустился на корточки прямо на холодный кафель, прислонившись лбом к прохладной дверце шкафа. В ушах стоял шум. Я продолжал читать, листок за листком, проглатывая слова, написанные ее рукой, впитывая ее боль, ее одиночество, ее раскаяние.

Она писала о нашей поездке к морю, о том, как я учил ее нырять с маской, а она боялась медуз и все время висела у меня на спине. О том, как мы катались на лыжах в горах, она сломала ногу, и я нес ее на руках в отель, а потом мы три дня не выходили, смотрели фильмы и заказывали еду в номер. Читал о том, как она мечтала о детях: о мальчике с моими глазами и девочке с ее упрямым характером. О том, что готова все отдать, чтобы вернуть время назад, стать самой лучшей женой на свете и родить мне кучу малышей.

Последнее письмо было датировано двумя месяцами назад.

«Сегодня увидела во сне нашего сына. Такого смешного, курносого, с твоими серыми глазами и моими веснушками. Он бежал ко мне по травке и кричал: «Мамочка!». Я проснулась от собственных рыданий. Плакала, уткнувшись в подушку, почти полчаса. Потом умылась, надела самый дорогой деловой костюм, накрасилась и пошла на работу. Как всегда. Макс, я так устала быть сильной. Я устала от этих бесконечных отчетов, сделок, переговоров. Я хочу просто быть твоей. Только твоей. Но я сама все разрушила. И теперь мне остается только писать эти письма, которые ты никогда не прочтешь».

Я сидел на холодном полу ванной, сжимая в руках исписанные листы, и слезы текли по моему лицу, капая на дорогой кафель. Я не пытался их смахнуть. Вся моя злость, вся накопленная за годы обида, вся холодная решимость «просто помочь из чувства долга» — все это разлетелось в прах, развеялось как дым.

Глава 14

Макс

По дороге домой я заехал в лучший цветочный салон города и купил не просто букет, а целую охапку розовых роз. Самых свежих, самых пахучих, самых идеальных. Именно таких, какие она всегда любила. Раньше, в другой жизни, я дарил их ей каждый месяц в день нашей свадьбы. Потом, когда мы погрузились в рутину и взаимные обиды, я перестал. Сейчас я готов был дарить их ей каждый день.

Я мчался по городу, и сердце колотилось как сумасшедшее, выбивая ритм надежды. Те письма… они горели у меня в груди, как живые. Я видел перед собой не ту гордую, неприступную, успешную бизнес-леди, которая когда-то бросила мне в лицо, что карьера важнее семьи. Я видел самую хрупкую, ранимую девочку, которая боялась признаться в своих чувствах даже самой себе, доверяя их только безмолвной бумаге.

Я ворвался в дом, пробормотав на ходу какое-то приветствие Лидии, и почти бегом направился к комнате Киры. В голове крутились слова, которые я хотел сказать. Нежные. Извиняющиеся. Требующие прощения. Предлагающие начать все с чистого листа.

Я распахнул дверь без стука, полный решимости и глупого, окрыляющего восторга, и замер на пороге как вкопанный.

Картина, открывшаяся моим глазам, была далека от романтической. Кира лежала на кровати, приподнятая на подушках. Наина, стоя рядом в медицинском фартуке, ловко и профессионально протирала ей низ живота и бедра гигиенической салфеткой. На полу у кровати стояло судно с желтоватой мочой…

На секунду воцарилась мертвая, оглушительная тишина. Потом Кира взревела так, что, казалось, задрожали стены.

— ВОН!!! ВОН ОТСЮДА, ИДИОТ!!! НЕ СМЕЙ ЗАХОДИТЬ БЕЗ СТУКА!!! КТО ТЕБЕ РАЗРЕШИЛ?! — ее лицо и идеально гладкая голова побагровели от чистейшей, животной ярости и унижения.

В глазах читался такой ужас и беспомощность, что мне стало физически плохо.

Наина бросилась ко мне, как фурия, заслоняя своим телом Киру.

— Максим Сергеевич! Да что же это такое! — зашипела она, оттесняя меня в коридор. — Уйдите немедленно! Не видите, что ли, чем мы заняты? Идите, идите! Вам же русским языком сказали — стучаться!

Я отступил, спотыкаясь, чувствуя себя последним кретином, подлецом и быдлом. Букет роз в моих руках казался сейчас таким идиотским, таким жалким и неуместным… Я сгреб его в охапку и поплелся в гостиную, глухо ругая себя на чем свет стоит. Идиот. Тупица. Эгоист. Надо было постучать. Надо было предупредить. Надо было думать головой, а не руководствоваться дурацким порывом.

Я бродил по дому, как призрак, не находя себе места. Через полчаса меня нашла Наина. Ее лицо было строгим, но гнев уже сменился на материнское укоризненное выражение.

— Ну что вы как маленький мальчишка, — покачала она головой. — Накосячил и спрятался. Идете извиняться. И цветы эти дурацкие с собой возьмите. И смотрите в оба: если она вас пошлет куда подальше, терпите. Злость у нее сейчас справедливая.

— Она меня убьет, — мрачно констатировал я.

— Сделает вид, что убьет. А вы терпите. Она же сама не своя от стыда и унижения. Идите.

Я глубоко вздохнул, как перед казнью, поправил воротник рубашки, снова взял свой злополучный букет, стоящий уже в вазе, и пошел как на эшафот.

Кира лежала, отвернувшись лицом к стене. На ней был свежий хлопковый халат, а ее гладкая голова была изящно прикрыта легкой шелковой косынкой, которую, видимо, дала Наина.

— Кир… — начал я, и голос мой предательски дрогнул.

— Убирайся к черту, — глухо, но уже без прежней ярости, прозвучал ее голос. — Я тебя видеть не хочу.

— Я цветы принес. Розовые розы. Твои любимые, — я поставил массивную вазу с роскошными розами на тумбочку. Их аромат медленно начал заполнять комнату, перебивая запахи новой мебели.

— А может, я их уже не люблю, — она не оборачивалась, но я видел, как напряглась ее спина. — Вкусы меняются.

— Значит, будешь видеть их тут каждый день и психовать. Пока не полюбишь снова. Буду каждый день новые приносить. Пока не надоест. А мне не надоест.

Она медленно, словно против своей воли, повернула голову. Ее глаза были красными от слез, но в них уже не было прежнего бешенства. Только усталость, обида и уязвимость.

— Да хватит тебе издеваться надо мной! Насмехаться! Я же не добровольно стала такой… такой лысой и… и беспомощной! Я не могу даже в туалет сама сходить! Ты думаешь, мне приятно, когда ты врываешься вот так и видишь меня… вот такой?!

— Да кто над тобой смеется? — я осторожно присел на край ее кровати, боясь спугнуть. — Я тебе говорю: тебе идет... И вообще, перестань уже вредничать! Ты всегда была самой красивой. И сейчас красавица. Просто… другая.

— Это ты вредничаешь! Упрямый осел! — она чуть приподнялась на локте, и в ее глазах снова мелькнули искорки гнева.

— Сама ты осел!

— Не осел, а ослица! — выпалила она, и тут же смутилась, поняв, что сказала.
— Вот именно! — я не удержался и усмехнулся. — Упрямая и упертая ослица. Настоящая. С вредным характером.

— Нет!

— Да!

— Нет!

— Да! — я наклонился к ней чуть ближе, уже почти смеясь. — Ужинать со мной будешь? Лидия офигенные котлеты приготовила. С картофельным пюре и луковым соусом.

Она хотела что-то сказать, снова отказаться, но злые слова застряли, так и не прозвучав. Кира смотрела на меня, и я видел, как в ее глазах идет борьба: гордости с голодом и обиды с пробуждающейся нежностью.

— Нет… — но в голосе уже не было прежней уверенности. Она снова сглотнула. — А… котлеты? — она неуверенно посмотрела на меня, и уголки ее губ дрогнули. — …Буду.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд: она с вызовом, я — с облегчением и надеждой. И вдруг оба не выдержали и рассмеялись. Это был нервный, срывающийся, немного истеричный смех, смех облегчения, снятия напряжения и какого-то сумасшедшего, забытого понимания.

В дверях появилась Наина Васильевна и покачала головой:

— Детский сад, право слово...

***********************

Глава 15

Кира

Макс ушел, оставив меня наедине с Наиной и огромным, невероятно пахучим букетом, что теперь стоял на тумбочке, как яркий, вызывающий памятник нашему с ним примирению. Я не хотела признаваться даже самой себе, но их аромат, нежный и сладкий, вызывал щемящее чувство ностальгии. Он помнил. После всех этих лет он помнил такие мелочи, как мои любимые цветы.

— Ну, что, разбираем твои пожитки, принцесса? — деловито спросила Наина, водружая на свою кровать сумку. — Посмотрим, что тебе твой бывший рыцарь насобирал.

Она стала доставать вещи, аккуратно развешивать их в шкафу, складывать в комод. Я молча наблюдала, как мой теплый халат занял место рядом с ее скромной домашней одеждой, как мои дорогие кремы и сыворотки выстроились в стройные ряды на полке у моей кровати. Все было привычное и родное. Даже настольное зеркало прихватил.

— Заботится он о тебе, — вдруг констатировала Наина не оборачиваясь. — Больше, чем бывший муж обычно заботится. Не абы что схватил, а все принес, даже то, что не просили.

— Чувство ответственности, — буркнула я, отводя взгляд в окно.

— Возможно, но не думаю, — фыркнула Наина. — Это что-то другое. Мужик, когда по-настоящему заботится, он не словами говорит, а делами. И цветы тебе какие принес? И не какие-нибудь гвоздики по дежурному поводу, а розовые розы. Запомнил, что любишь. Это о многом говорит.

Я хотела спорить, искать подвох, доказывать, что он просто откупается, но доводов не находилось. Да, он все сделал правильно. Удобно. Комфортно. Даже красиво. Но не это заставляло мое предательское сердце биться чаще. А те самые розы. И этот дурацкий, нелепый, детский спор про ослицу. Это было… по-нашему. По-старому. Как раньше.

Потом мы с Наиной устроили настоящий спа-салон. Она, к моему удивлению, оказалась большей мастер по уходу за собой, чем я со всеми своими дорогими средствами. Мы сделали маски для лица, она научила меня повязывать на голову шикарную чалму из шелкового шарфа, чтобы скрыть лысину, и еще пару элегантных повязок.

— Вот, смотри, — она поднесла ко мне большое зеркало. — Красотка. Никакая ты не больная. Просто… экстравагантная. С изюминкой.

Я смотрела на свое отражение: глаза блестели после смеха и слез, кожа после маски сияла, а яркая шелковая чалма придавала мне даже какой-то новый, дерзкий шарм. Я улыбнулась своему отражению. Впервые за долгое время.

— Чувствую себя человеком! — выдохнула я с искренним облегчением. — Почти как раньше.

Позже, ближе к вечеру, в комнату постучали. На пороге стояли Макс и незнакомый мне мужчина лет сорока, с умными, немного хитрыми глазами и доброжелательной улыбкой.

— Кира, можно? Это мой заместитель Сергей, — представил его Макс. — Мы хотели кое-что обсудить.

Я кивнула, стараясь выглядеть собранно и по-деловому, насколько это возможно в моем положении. Сергей оказался приятным и тактичным собеседником. Он рассказал, что Марк, почуяв неладное, попытался сбежать из города и вывести деньги со своего офшорного счета.

— Но наш «умелец» их еще три дня назад заблокировал и перевел на защищенный временный счет, — с легкой гордостью доложил Сергей. — Как только все юридические формальности будут улажены, деньги вернутся вам. Вся проблема сейчас — это его доля в «Векторе». Ее нужно у него легально выкупить, чтобы он не мог больше вредить.

— Это можно сделать вполне законно, — подключился Макс, садясь на стул у моей кровати. — Через суд или путем внесудебного соглашения. Нужно только найти самого Марка. А он, видимо, сильно напуган и где-то очень хорошо прячется. Мы обыскали все его известные адреса — пусто.

Сергей вскоре ушел, извинившись, что побеспокоил меня в такой момент. А Наина и Лидия накрыли нам романтический ужин прямо в моей комнате. Максу — на столе у моей кровати, а мне — на моем постельном столике. Домработница и сиделка переглянулись, улыбнулись каким-то заговорщическими, понимающим улыбками и быстренько ретировались, оставив нас наедине.

— Сговорились, — усмехнулся Макс, разливая по бокалам брусничный морс. — Явно сводят нас. Свахи.

Мы ели молча. Котлеты и правда были божественными, а еще салат и десерт. Атмосфера ужина была странной: неловкой, новой и в то же время до боли знакомой и уютной.

— Спасибо, — вдруг сказала я, ломая тишину. — За все. За комнату. За вещи. За… розы. И за то, что нашел Марка. Вернее, следы его преступления.

— Не за что, — Макс улыбнулся, и в уголках его глаз собрались лучики морщинок. — Я же… осел. Упрямый.

Я фыркнула. Потом посерьезнела, откладывая вилку.

— Макс… насчет Марка. Я думаю, что знаю, где он может прятаться.

Бывший муж поднял на меня глаза, и в них вспыхнул живой, деловой интерес. А еще азарт хищника, почуявшего добычу:

— Выкладывай!

Глава 16

Макс

Мы с Сергеем и охранником из нашей фирмы Вовой шли по полузаброшенной, богом забытой деревне.

Воздух был густым, холодным и пах прелой листвой, а еще дымом из редких труб и какой-то вечной, вековой сыростью. Середина октября раскрасила все вокруг в грязно-желтые и бурые тона. Небо нависало низко, серое и тяжелое, обещая вот-вот разразиться холодным осенним дождем. Мы шли по сельской улице, обходя вдоль покосившихся заборов огромные лужи и периодически наступая в вездесущую грязь. Каждый чавкающий звук от наших шагов казался невероятно громким в этой давящей тишине.

Во время ужина Кира рассказала, что тетка Марка оставила ему здесь свой дом. А племянник только сокрушался, что даже продать его не сможет: эта деревня вымирала.

Вскоре мы нашли нужный адрес. Дом глядел на улицу заколоченными окнами со ставнями, облупившейся краской, с которой клочьями свисала серая щепа, и крышей, что с одного угла благополучно обвалилась, обнажив почерневшие стропила. Место идеальное, чтобы спрятаться: заброшенное, безлюдное, и главное, последнее, где кто-то станет искать столичного щеголя. От всего участка веяло таким беспросветным запустением, что на секунду мне стало жаль Марка. Ну как можно было добровольно заточить себя в такой глуши?

Мы оставили мой черный внедорожник на соседней улице, за покосившимся сараем, чтобы не привлекать внимания, и теперь пробирались к цели пешком, чувствуя себя партизанами на вражеской территории. Ветер гулял по пустынной улице, гоняя сухие листья.

— Ну и глушь, — проворчал Сергей, с трудом вытаскивая дорогой ботинок из особенно цепкой лужи. — Здесь, кажется, даже сотовой связи нет. Я пять минут назад пытался позвонить жене: ни одной палочки.

— Тем лучше для нашего ворюги, — хмуро бросил я, огибая щербатый забор, по верху которого свисали куски колючей проволоки. — Значит, никому не пожалуется. И нас никто не побеспокоит.

Мы обошли нужный дом по периметру, стараясь не шуметь. Окна были не просто заколочены — некоторые были забиты листами ржавого железа. Калитка, ведущая в огород, отвалилась и лежала в пожухлой высокой крапиве. И тут мы замерли…

В дальнем конце заросшего бурьяном огорода, почти у самого леса, стояла маленькая, почерневшая от времени и непогоды банька. Из ее кривой, проржавевшей трубы поднимался в серое небо тонкий, но совершенно однозначный столбик дыма. Там топили печку!

— Логово найдено, — удовлетворенно прошептал Вова, поправляя под курткой кобуру. Его лицо, обычно невозмутимое, выражало легкое презрение: — Прячется, как таракан под плинтусом.

Мы двинулись к бане, стараясь ступать как можно тише. Земля вокруг ветхого строения была утоптана, а у двери валялись пустые банки из-под тушенки и окурки. Окно, затянутое мутным, грязным полиэтиленом, пропускало тусклый свет и доносило приглушенные звуки — кто-то возился внутри. Я кивнул Вове. Тот одним мощным движением плеча вдавил хлипкую, почти сгнившую дверь внутрь. Она с треском отлетела, ударившись о стену.

Картина предстала достойная кисти какого-нибудь художника-передвижника под названием «Беглец в бане». Марк сидел на скрипучем табурете перед маленькой дверцей открытой печки, в которой весело потрескивали поленья. Он был бледный, небритый, в помятом дорогом кашемировом свитере, который тут выглядел дико нелепо, как смокинг на свиноферме. В руках он сжимал полупустую бутылку дешевого виски. Увидев нас, ворюга остолбенел, бутылка выпала у него из рук и с глухим стуком покатилась по грязному, замызганному полу, оставляя за собой мокрый след.

— Вы! — его глаза стали круглыми, как блюдца, а рот беззвучно открывался и закрывался, словно у карася, вытащенного на берег удачливым рыбаком.

Он не мог вымолвить ни слова, просто трясся от страха, как в лихорадке. От него воняло потом, страхом и перегаром.

— Привет, Марк, — сказал я, переступая порог предбанника. Внутри пахло дымом, влажным деревом и немытым телом: — Не ждал? Заброшенная баня — не самый роскошный пятизвездочный отель, но, видимо, на безрыбье...

Этот вопрос, кажется, вогнал его в еще больший ступор. Но ненадолго...

Он вдруг рванулся с табуретки и дико заорал, закатывая глаза, словно одержимый:

— Помогите! Грабят! Убивают! На помощь! Караул!

Вова, не говоря ни слова, просто шагнул к нему, схватил за шиворот дорогого свитера и с силой прижал к шершавой, почерневшей от сажи и пыли стене. Крики моментально стихли, превратившись в испуганный, захлебывающийся писк. Марк затрясся еще сильнее.

— Успокойся, дурик, — проворчал Сергей, поднимая бутылку и с отвращением ставя ее на грубо сколоченный стол. — Орешь как резаный. Кому ты нужен, кроме нас? Здесь, кажется, даже призраки давно разбежались.

— Убирайтесь! — захлебнулся Марк, его глаза бегали по нашим лицам, выискивая хоть каплю жалости. — Я ничего вам не должен! Я ни в чем не виноват! Это она сама виновата!

— А кто говорил про вину? — я сел на корточки у печи, с удовольствием грея озябшие руки у огня. Жар был приятным контрастом промозглому холоду снаружи. — Мы по-хорошему пришли. Деловое предложение. Цивилизованное.

Марк смотрел на меня с немым, животным ужасом. Он, кажется, не понимал ни слова.

— Мы хотим, чтобы ты продал свою долю в «Векторе», — продолжил я спокойно, — Кире. По адекватной, рыночной цене. Никто тебя грабить не собирается. Мы не бандиты с большой дороги. Мы — деловые партнеры, предлагающие выход из патовой ситуации.

Но до его перепуганного, отравленного алкоголем и страхом сознания, видимо, доходило только слово «продал», которое он ассоциировал с «отдал». Его лицо исказилось гримасой настоящей паники. Он, кажется, искренне верил, что мы пришли его ограбить и убить.

— Нет! Ни за что! Это мое! Я все сам построил! — он снова заверещал, пытаясь вырваться из железной хватки Вовы. — Вы хотите все отнять! И бизнес, и деньги! Вы с ней сговорились! Она вас подослала! Она всегда меня ненавидела, гадина!

Глава 17

Кира

Сегодня я училась заново ходить. На костылях.

Первый шаг был похож на полет на другую планету. Страшный, волнительный и невероятный. Когда Наина и Лидия, подойдя с двух сторон, осторожно, как хрустальную вазу, помогли мне перебраться с кровати, поставить здоровую ногу на пол, а потом, поддерживая под мышки, встать на костыли, мир перевернулся с ног на голову в буквальном смысле. Горизонталь сменилась вертикалью, и это было ошеломляюще.

Голова закружилась мгновенно, в висках застучало. Пол поплыл перед глазами, закачался, как палуба корабля в шторм. Сердце заколотилось где-то в горле, учащенно и громко. И тут же, как удар кнута, острая, дергающая, живая боль в бедре напомнила о себе с новой, незнакомой силой. Казалось, гипс внезапно стал тесным, давил на свежесрастающиеся кости, на растянутые мышцы, на все те места, которые отвыкли от нагрузки за время неподвижности.

— Тихонечко, принцесса, тихонечко, — поддержала меня под локоть Наина, ее голос звучал спокойно и уверенно, — не торопись. Не геройствуй. Сначала просто постой. Пол под ногами почувствуй. Освойся с высотой. Ты сейчас как младенец, что пробует ходить.

Я стояла, опираясь на эти странные, холодные металлические палки-костыли, и дрожала как осиновый лист. Вся моя уверенность в себе и деловая хватка испарились, оставив лишь страх. Казалось, что костыли вот-вот разъедутся, я рухну на пол, а гипс треснет, и кости разойдутся снова... Мое тело, ослабшее за дни лежания, с трудом удерживало непривычный вес, перераспределенный на руки и одну здоровую ногу. Это была пытка. Унизительная и жестокая. Пытка собственной беспомощностью.

— Я не могу, — прошептала я, чувствуя, как предательские, горячие слезы подступают к глазам, застилая зрение пеленой. — У меня не получается. Я сейчас упаду.

— Все получается, — твердо, почти по-матерински сказала Лидия, стоя с другой стороны, и тоже придерживая меня за локоть. Ее прикосновение было теплым и надежным: — Первый раз всегда тяжело. Страшно. Главное — начать. Сделать этот первый шаг. Вы у нас сильная. Через столько прошли, а тут — просто встать. Давайте!

Я закрыла глаза на секунду, сделала глубокий, дрожащий вдох и сделала первый, крошечный, скользящий шаг здоровой ногой. Потом, переставив костыли, второй. Боль пронзила ногу с новой силой, заставив меня вздохнуть, но вместе с ней пришло и странное, щемящее чувство — я двигалась! Я не лежала пластом! Я была вертикальна! Я снова могла передвигаться, пусть и так, как годовалый ребенок, только учащийся ходить!

Мы медленно, как черепахи, поползли по комнате от кровати к окну и обратно. Потом я отважилась выйти в коридор, а оттуда, сделав несколько неуверенных шагов, в гостиную. Это было огромное, настоящее достижение. Я смотрела на мебель, на большой мягкий диван, на глубокие кресла… и меня охватила тоска, острая и горькая. Я не могла сесть. Мое тело, закованное в гипс от талии до пят, было создано только для двух положений: лежать и стоять. Как инвалид. Как беспомощная кукла.

Полная засада…

— Хочу на улицу, — тихо, почти по-детски капризно сказала я, глядя в большое панорамное окно на ухоженный, но пустой сейчас осенний сад. Листья почти облетели, оголив черные ветки: — Хоть на пять минут. Просто постоять на свежем воздухе. Почувствовать ветер на лице. Уже который день я в четырех стенах...

Наина покачала головой, ее лицо стало строгим, профессиональным:

— Никаких улиц сегодня. Ни в коем случае. Ты и так получила колоссальную нагрузку. Сначала в помещении поучись ходить. Освойся с костылями, почувствуй равновесие. А завтра, если дождь не пойдет, и ты себя хорошо будешь чувствовать, то подышишь на крылечке. Сейчас ты и так на пределе. Смотри, какая ты бледная.

Я понимала, что она права, что это разумно и логично, но внутри все сжималось от обиды, нетерпения и какой-то дикой, щемящей тоски. Я была как птица в клетке, которую выпустили полетать по комнате, но не дали выйти в открытое окно, к солнцу и небу. Эти стены, пусть и красивые, пусть и не больничные, все равно оставались стенами.

Лидия, видя мое расстроенное, почти плачущее лицо, мягко перевела тему, стараясь отвлечь:

— Кира, а что на ужин приготовить? Хотите чего-нибудь особенного? Может, курочку, запеченную с травами и овощами? Или рыбку на пару с мини-кукурузой? Что-нибудь легкое и полезное?

Я подумала и неожиданно для себя, почти машинально, сказала то, о чем даже не подозревала что хочу:

— А можно, домашних пельменей? Я триста лет домашних не ела. Все в ресторанах, да магазинные иногда дома варила. А настоящие, ручной лепки... — я замолчала, сама удивленная своей просьбой.

Это была какая-то тоска по дому, по чему-то простому и настоящему, чего не было в моей жизни карьеристки.

На лице Лидии расцвела широкая, добрая улыбка. Ее глаза заблестели:

— Конечно, можно! Я тесто тоненькое-тоненькое раскатаю, фаршик смешаю из свининки и говядинки, с лучком, с перчиком душистым, да с ложкой ледяной водички, чтобы сочнее были... Пальчики оближете! — она явно прониклась ко мне симпатией и говорила теперь почти как с родной, забыв о формальностях.

Видимо, моя жалкая просьба тронула ее хозяйственную душу.

Мы втроем, я — на костылях, они — по бокам, как почетный эскорт, подошли к большому окну в гостиной, чтобы посмотреть на сад, и тут я увидела... В ворота, плавно и почти бесшумно, въехала нарядная синяя иномарка.

Домработница, стоявшая рядом, вдруг поджала губы, и ее доброе, улыбчивое лицо стало каменным, закрытым:

— И чего это она сюда зачастила? — негромко, но с явным, нескрываемым раздражением бросила она, глядя на машину. — Раньше раз в месяц, а теперь...

Из машины вышла женщина. Стройная, высокая, в элегантном бежевом пальто и на высоких каблуках, которые так не подходили для осенней слякоти. У нее была короткая, стильная стрижка, идеально уложенная. Она уверенно, не оглядываясь, подошла к парадной двери, достала из маленькой сумочки ключ и… вставил его в замок. Без звонка. Без стука. Без тени сомнения. Как у себя дома. Как полноправная хозяйка.

Глава 18

Макс

Тишина повисла в воздухе, густая и тягучая, как кисель. Мы, городские уроды, застыли с поднятыми по инерции руками. Мужики с вилами и ружьем смотрели на нас с немым, суровым укором, как на браконьеров, пойманных с поличным на месте преступления. В бане стало тихо, слышно было только тяжелое дыхание Марка и потрескивание поленьев в печи.

Первым опомнился Вова. Он резко оттолкнул от себя Марка в сторону мужиков на улице, тот с глухим стуком шлепнулся на грязную землю, и в ту же секунду из наплечной кобуры охранника в руку перекочевал пистолет, направленный четко в голову мужика с ружьем.

— Сам руки вверх! — прогремел низкий бас Володи, заглушая всхлипы и бормотание Марка. — Оружие на землю! Без резких движений!

Мужик с ружьем даже бровью не повел. Его спутники с вилами переглянулись, сжали древки еще сильнее, но не отступили ни на шаг, словно вросли в землю.

— У нас свои порядки, городской, — хрипло, без тени страха произнес старший. — Это вы на нашей земле без спросу орудуете. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Объясняйте, зачем пришли, а то сами знаете, в лесу ямы глубокие копать не надо. Зверье все сожрет.

Пользуясь всеобщим замешательством, Марк, лежа на земле, вдруг вскочил на четвереньки и, как испуганный заяц, рванул к пожелтевшим зарослям сорняков, отчаянно цепляясь руками за грязную траву.

— Держи вора! — рявкнул Сергей и сделал резкий рывок, чтобы перехватить его.

В этот момент грянул выстрел. Оглушительный и раскатистый. Пламя на мгновение вырвалось из обоих стволов, ослепляя вспышкой. Сергей инстинктивно отпрянул, едва не упав на пол. Звук был такой, что уши на секунду заложило.

Из зарослей полыни раздался пронзительный, душераздирающий, нечеловеческий вопль. Такой, будто там режут поросенка. Вопль, полный боли, страха и полнейшего недоумения.

— Ни хрена себе у вас порядки! — выдохнул я, выходя на улицу из предбанника. Сердце бешено колотилось, адреналин ударил в голову. — Вообще-то, он нам живой нужен был! Мы же не на отстрел приехали!

Мужик с ружьем невозмутимо переламывал свое ружье, чтобы вытряхнуть дымящиеся гильзы. Запах пороха смешался с запахом дыма и пота.

— Так у меня патроны как раз солью заряжены, — пояснил он с каменным, невозмутимым лицом, будто говорил о погоде. — От воров. Чтоб неповадно было. Не убьет, но запомнит. На всю жизнь. И шрамы останутся, для красоты.

Вова с Серегой дружно, как по команде, высыпали из душной бани на свежий, холодный воздух…

Марк лежал в зарослях репейника и полыни, хватая ртом воздух и заливаясь слезами. Он хватал себя за задницу и скулил. На его дорогих, но теперь грязных брюках проступали пятна крови.

— Ай! Ой! Мамочки! Убили! Помогите! — причитал он, катаясь по земле.

— В жопу попало? — поинтересовался один из вилоносцев, молодой парень с хитрыми, веселыми глазами, — ну, значит, правда воровал. У дяди Вадима ружье без промаху бьет. Вору всегда в одно место попадает. Прямо в совесть, можно сказать.

Мы с Сергеем и Вовой, преодолевая брезгливость, подняли скулящего, плачущего Марка и потащили обратно в баню, чтобы промыть раны. Деревенские не отставали, с явным, нескрываемым любопытством наблюдая за процессом, как зрители в первом ряду партера. Кажется, для них это было лучшее развлечение за последний месяц, если не год. Устроили мы шоу для скучающих селян.

Когда самые крупные, острые кристаллы соли были извлечены, а многочисленные, но неглубокие раны смазаны каким-то темным, густым и невероятно вонючим зельем, которое мужики с важным видом назвали «дёгтем от всего на свете», Марк немного пришел в себя. Он стоял посреди предбанника, бледный, несчастный, униженный и тихо постанывал, украдкой ощупывая свою многострадальную пятую точку.

Пока оказывали помощь пострадавшему, описали деревенским мужикам суть дела. Те совсем перестали сочувствовать городскому вороватому хлыщу.

— Ну что, Марк, — начал я, садясь напротив и глядя ему прямо в глаза. — Давай теперь без истерик, без криков и без побегов. Ты продаешь свою долю в «Векторе» Кире Осокиной. По цене, которую оценят независимые оценщики. Все честно, прозрачно и по закону. Никто тебя не обкрадывает. Согласен?

Марк хотел было снова запротестовать, начать свой старый заезженный диск, но тут мужик с ружьем сурово нахмурился, и его небритая физиономия стала похожа на лицо грозного ветхозаветного пророка.

— Ты, пацан, ты нормальную бабу обворовал, — его голос гремел, не предвещая ничего хорошего. — Она, слышь, из-за тебя в аварию угодила, чуть не померла, а ты еще и воровал с ее же кармана? Мужик ты или мокрица несчастная? Настоящий мужик так не поступает!

— Да я не… я не... я просто не... — залепетал Марк, бегая глазами по нашим суровым лицам.

— «Не-не-не», — передразнил его один вилоносец, — подписывай бумажку, пока тебе по-хорошему предлагают. А то дядя Вадим у нас и свинцом патроны заряжать умеет. И стреляет уже не в жопу, — он многозначительно посмотрел на Марка.

— Так его — суку подзаборную! — заключил второй мужик, с энтузиазмом потрясая вилами. — Подписывай, гад, а то мы тебе еще раз жопу просолим и в речку окунем, для дезинфекции!

Под таким вот «дружеским», но очень убедительным давлением Марк, наконец, сдался. Он обреченно кивнул, сгорбившись, словно ему сломали хребет:

— Ладно… Подпишу. Только увезите меня отсюда. И к врачу. Я, кажется, сейчас умру...

— Вот и умница, — похлопал его по плечу дядя Вадим, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение. — А то, знаешь, у нас в лесу медведи голодные ходят. Могли бы и на съедение отдать. Они, гады, соль уважают, мясо просоленное. К зимней спячке жирок нагуливают.

Мы повели прихрамывающего, всхлипывающего Марка к машине, где у меня в портфеле лежали заранее подготовленные документы о продаже доли. Деревенские, довольные исходом дела и своей ролью верховных судей, пошли с нами: провожать и контролировать процесс до самого конца, чтобы их «справедливость» восторжествовала.

Глава 19

Кира

Незнакомка вошла в дом с такой небрежной, отработанной уверенностью, словно делала это каждый день на протяжении многих лет. Она даже не посмотрела по сторонам, не окликнула, не постучала, просто зашла в прихожую, сняла пальто и повесила его на вешалку. Ее движения были отточенными, привычными, хозяйскими. В каждом жесте читалось полное, беспрекословное право находиться здесь.

Мы с Наиной застыли в гостиной, как два изваяния, застигнутые врасплох этим внезапным вторжением. Лидия, стоявшая рядом с подносом, на котором дымился чай, сделала каменное, абсолютно невозмутимое лицо и безмолвно, с подчеркнутой почтительностью, удалилась на кухню, демонстративно отстранившись от происходящего и дав понять, что она — всего лишь прислуга и в господские дела не вмешивается.

Шатенка направилась к нам на своих высоких каблуках. Увидев меня, стоящую на костылях, в шелковой чалме, скрывающей мою лысую голову, она притормозила, и на ее красивом, ухоженном лице на секунду мелькнуло что-то неуловимое: то ли легкое удивление, то ли быстрая оценка, граничащая с брезгливостью. Но тут же, будто щелкнув выключателем, она вспыхнула самой ослепительной, обаятельной и абсолютно неискренней улыбкой.

— Здравствуйте, Кира Валентиновна! — ее голос был сладким, мелодичным и подобранным, как ее костюм. — Я Дарья, помощница Максима Сергеевича. Мы с вами, к сожалению, не были знакомы. Это я организовывала для вас все здесь: и комнату, и медицинское оборудование, и все закупки. Надеюсь, вас все устраивает? Если что-то нужно, вы только скажите.

Она осмотрела меня с ног до головы медленным, задерживающимся на деталях, оценивающим взглядом. Я чувствовала себя старым, разбитым автомобилем на фоне новенького спорткара. Лысая, в гипсе, с костылями, с лицом, подпорченным следами от царапин… Рядом с этой ухоженной, пахнущей дорогими духами, идеально одетой женщиной я выглядела жалким, беспомощным заморышем, непонятно как оказавшимся в этом богатом доме.

— Здравствуйте, — выдавила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно и холодно, без тени дрожи. — Да, спасибо за вашу заботу. Все очень комфортно. Очень... продуманно.

— О, это пустяки! — она махнула изящной, с идеальным маникюром рукой, и я заметила на ее запястье тонкие золотые часики. — Для Максима Сергеевича нет ничего невозможного. Он просто поставил задачу, и все было сделано в лучшем виде. Он всегда стремится к идеалу.

Она ловко, почти неприметно, вставила упоминание о своей близости к Максу и о его «стремлении к идеалу», на фоне которого я, в своем нынешнем виде, смотрелась особенно убого. Я отметила это ядовитое жало...

— Да, он всегда был человеком действия, — парировала я, делая вид, что не понимаю саркастичного подтекста и воспринимаю все как деловую беседу. — Очень ценно, что у него есть такие ответственные и эффективные сотрудники, как вы. Это должно сильно разгружать его, освобождать время для более важных дел.

— О, вы даже не представляете, насколько! — она сладко улыбнулась, и ее глаза блеснули. — Мы с ним проводим вместе почти все рабочие дни, а иногда и вечера. Я знаю все его привычки, предпочтения, его график... Даже кофе ему варю так, как он любит, — крепкий, без сахара, с каплей сливок. Говорит, больше никто не умеет так угодить. — Она посмотрела на меня с легким вызовом.

Мой желудок сжался в тугой, болезненный узел. Она уже не намекала, она открыто давала понять, что занимает в его жизни гораздо больше места и знает его гораздо лучше, чем простая сотрудница. Что она — часть его повседневности, его быта, его привычек.

— Как мило с вашей стороны, — сказала я, и моя улыбка стала напряженной, натянутой, как струна. — Жаль, что в свое время я была слишком поглощена построением карьеры, чтобы научиться варить идеальный кофе. Но, кажется, Макс всегда ценил во мне другие качества. Силу духа, независимость... — я сама услышала, как это прозвучало глупо и оправдательно.

— Конечно, конечно! — она закивала с поддельным, почти болезненным участием. — Сила характера — это так важно. Особенно для женщины-руководителя. Жаль только, что иногда она, эта самая сила, приводит к таким... ну, вы понимаете... печальным последствиям. — Ее взгляд снова, медленно и сочувственно, скользнул по моим костылям, гипсу и чалме, задерживаясь на красных пятнышках на моем лице.

— Последствия бывают разными, — холодно, отчеканивая каждое слово, ответила я, чувствуя, как закипает гнев. — Одни лечатся. Врачи, время, терпение... А другие, проходят сами собой. Как насморк. Временные трудности.

— О, я уверена, вы со всем справитесь! — воскликнула она с чрезмерной, почти театральной живостью. — Вы же сильная. И Максим Сергеевич, конечно, не оставит вас в беде, пока вы в таком сложном положении. Он очень отзывчивый и благородный человек.

Она снова подчеркнула мое «положение» и его милосердие, как будто я была бездомным щенком, которого он приютил из жалости.

Наш диалог все больше напоминал изощренный фехтовальный поединок, где вместо шпаг были сладкие улыбки, а вместо уколов — ядовитые, мастерски замаскированные комплименты и соболезнования.

— Не сомневаюсь, — сказала я, и мой голос прозвучал как удар хлыста. — Он всегда был джентльменом. Даже с бывшими женами. Всегда доводил начатое до конца.

Это было рискованно, почти на грани, но я не могла удержаться. Ее глаза на мгновение сверкнули холодной сталью, но сладкая, пластиковая улыбка не дрогнула ни на миллиметр.

— Ну, мне не к чему это относить, я ведь не из бывших, — парировала она, игриво взмахнув головой. — Я просто его правая рука. Его опора. И, надеюсь, останусь ею надолго. Нам так хорошо работается вместе.

Она посмотрела на меня с открытым вызовом, испытующе, ожидая, что я сорвусь, начну кричать, обвинять... Но я не дам ей такого удовольствия. Я не буду унижаться перед этой выскочкой.

— Я желаю вам долгих и плодотворных профессиональных успехов, — сказала я с ледяной, вежливой улыбкой, в которой не было ни капли тепла.