- Янка, ну чё ты ломаешься? Тоже мне, королевна! Обычная брошенка с прицепом. Такие, как ты, благодарны должны быть, когда нормальные мужики вообще смотрят в их сторону!
Подвыпивший сосед Никита чешет сквозь майку внушительное пузо.
Он вместе с женой – хозяин в этой квартире, а я снимаю у них комнату. Именно поэтому лысеющий обрюзглый охранник склада видит себя барином.
Он уже не первый раз мерзко распускает руки, пока жена не видит.
Вот сейчас я стирала, нагнувшись над тазиком, стоящим в ванне, а этот таракан подкрался сзади и посмел схватить меня за задницу своей гадкой лапой.
Вообще-то, в доме есть стиральная машинка, но Катерина, жена Никиты, не разрешает мне ей пользоваться.
Стою с зажатыми в руках детскими брючками, с которых ручьём стекает вода. Если он попробует дотронуться до меня снова, то я отхлестаю его этой мокрой тряпкой прямо по небритой роже.
- Пошёл вон! – тихо сквозь зубы цежу я.
Мы оба знаем, что если Катерина узнает о нехорошем интересе мужа к молодой квартирантке, то Никита получит от грозной жены по шее, а я с сыном в ту же секунду окажусь на улице.
А идти нам пока что некуда.
- Ну и дура! – презрительно ухмыляется сосед. – Опять оплату за комнату задерживаешь. Могла бы и поласковее быть. Может, я упросил бы Катюшу скидочку тебе сделать.
Смиряю соседа таким взглядом, что с лица этого ничтожества исчезает самодовольная ухмылка. Он нервно икает, пытается скрыть это кашлем, и, отступая назад, задевает головой бельё, развешенное мной на верёвке.
- Тьфу ты, бардак какой! – недовольно рычит мужчина и назло мне скидывает чистую детскую футболочку на пол.
Специально наступает на неё своим засаленным тапком, когда уходит.
- Посмотрим, - слышу я голос соседа из коридора, - ещё недельку Катюша потерпит, а потом вещички твои соберёт, вот тогда сама прибежишь ко мне одалживаться. А я что? Я мужчина щедрый, не откажу тебе, конечно…
Я слышу мерзкий гогочущий смех Никиты, и на глаза наворачиваются слёзы. Как мне осточертел этот боров с его злой и жадной женой! Они относятся ко мне хуже, чем к приживалке, хоть я и платила раньше за свой угол всегда в срок.
Ещё год назад я планировала переехать вместе с сыном куда-нибудь в другое место. Деньги для этого отложила. Даже подходящую квартиру нашла. Но в жизни иногда случаются чёрные полосы, и сколько бы соломки ты ни подстелил, проблемы всё равно больно роняют лицом об асфальт.
Сначала Назар, мой шестилетний сын, подхватил воспаление лёгких, и нам вместе пришлось лечь в больницу почти на месяц. Потом я сама тяжело заболела и не могла выйти на работу ещё три недели. А потом в детском саду, где я работала воспитателем, обвалился козырёк над крыльцом. К счастью, никто не пострадал, только сад закрыли в тот же день на два месяца для проведения аврального капитального ремонта, а сотрудников оставили на голом окладе без надбавок.
Новое место за это время я найти не смогла. Не так-то это просто, когда на руках шестилетний ребёнок, который ходил в закрывшийся сад. Сбережения постепенно съелись, а мечты о переезде отодвинулись на неопределённый срок.
Поднимаю с пола испачканную белую футболку сына и заново перестирываю её в тазу. Слёзы капают прямо в мыльную пену, а руки предательски дрожат.
Ну ничего! Осталось потерпеть совсем немного.
Когда случился непредвиденный ремонт, Света, одна из молоденьких воспитательниц в нашем саду, устроилась через знакомых на работу в хороший частный детский сад. Платят там лучше, детей в группе меньше, а педагогической свободы больше.
Света посоветовала меня руководству, как хорошего специалиста, и после десяти очень сложных собеседований меня взяли на работу. Завтра первый рабочий день.
Директор даже вошла в моё положение и согласилась выплатить аванс через неделю, когда станет понятно, что с работой я справляюсь.
Нужно продержаться совсем немного. Через неделю отдам долг за комнату, а со следующей зарплаты найду для нас с Назаром другую съёмную квартиру.
Бужу сына на следующее утро ни свет ни заря. Частный садик далеко, в другом районе с элитными новостройками. Нам придётся добираться туда на двух автобусах с пересадкой.
Страшно боюсь опоздать и испортить впечатление о себе в первый же день. Бежим с Назаром, взявшись за руки, по осенним лужам. Брызги от его сапожек пачкают грязными каплями мои капроновые колготки. Не страшно, отмоюсь потом в туалете, и следа не останется.
К счастью, успеваем приехать вовремя, и знакомство с группой проходит отлично. Мне достались старшие дошколята: десять ребятишек от пяти до семи лет, плюс мой Назар. Он будет ходить в мою группу - отличный бонус к работе.
Правда, почти сразу появляются тревожные звоночки.
- Новенькая? – спрашивает меня уборщица, моющая утром пол в коридоре. – В старшую группу, что ли?
Я киваю, и женщина почему-то крестится.
- У-у-у… - тянет она сочувственно, - долго ты тут не продержишься, сочувствую.
Расспросить странную даму я не успеваю, нужно возвращаться к своим ребятам. Но уже через час я догадываюсь, что она имела в виду.
В моей группе обнаруживается чертёнок. И зовут его Семён. Пятилетний мальчик ведёт себя настолько неадекватно, что хочется схватиться за голову и непедагогично надавать кое-кому по жопе.
Семён дерётся с мальчиками в полную силу, подставляет девочкам подножки, опрокидывает тарелку с кашей на ковёр, пачкает в овсяной жиже ладошки и специально припечатывает их к моей отглаженной чёрной юбке.
В десять утра дверь нашей группы приоткрывается, и Татьяна Павловна, директор детского сада, несмело заглядывает внутрь.
- О таком нужно предупреждать! – тут же прямо высказываю я претензию.
Если бы знала, что в группе настолько трудный ребёнок, я бы попыталась подготовиться. Перечитала бы педагогическую литературу на нужную тему. Придумала бы заранее стратегию, как наладить контакт именно с этим мальчиком.
- Крови нет, никто не ревёт, значит, всё отлично! – довольно произносит Татьяна Павловна. – У вас испытательный срок, Яна Владимировна, не забывайте об этом!
Две девочки, которых Семён пять минут назад привязал друг к другу косичками, обиженно зашмыгали носами.
- Всё хорошо! – повторяет Татьяна Павловна и скрывается за дверью.
Семён в ответ на это снимает с полки симпатичную куклу в голубом платье и с грозным рыком отрывает ей голову. Группу тут же наполняет дружный рёв девчонок.
Сходив с ребятами на прогулку, я смогла прийти к первым выводам. Большая часть конфликтов проходит по одной и той же схеме. Драчун пытается грубо влезть в игру других ребят, они его отвергают, и тогда пятилетний мальчик превращается в маленького монстра. Никто не хочет с ним дружить, что неудивительно. А навыки налаживать контакт с окружающими у Семёна отсутствуют напрочь. Интересно будет поговорить с его родителями и узнать, как же это вышло.
После обеда Семён решает прощупать Назара. До этого всё ходил кругами и косо посматривал. А когда ребята стали раздеваться перед тихим часом, наш задира толкнул Назара в спину так, что сын едва устоял на ногах.
- Ещё раз так сделаешь, - спокойно предупреждает Назар, - и я больно дам сдачи.
Я внутренне сжимаюсь. Назар — сдержанный мальчик. Он редко проявляет эмоции и совсем не дерётся. Только на тренировках по борьбе, куда я недавно его отвела.
- Не надо драться! – требую я, торопясь к мальчикам, но не успеваю.
- Тебе слабо! – заявляет Семён, высовывает язык и снова пытается толкнуть Назара.
- Назар… - я беспомощно морщусь, наблюдая, как сын переворачивает в воздухе обидчика и прижимает обалдевшего Семена к полу.
Раздаётся истошный крик пятилетнего забияки.
Вздыхаю обречённо. Что я могу сказать сыну? Несправедливо было бы не защищать себя, когда нападают. И он ведь даже не ударил Семена.
Отправляю Назара в спальню на тихий час. Он у меня умный мальчик. Всё-всё уже понимает.
- Извини, мам, - говорит сын, прежде чем уйти, - он задирался весь день и тебя обижал, я видел.
Сажусь на корточки рядом с бьющимся в истерике на полу Семёном. Дотронуться до себя малыш не даёт. Бьёт по рукам, стоит только попробовать его утешить.
Подумав, приношу из его кровати подушку и одеяло. Тихий час всё-таки.
Аккуратно подкладываю подушку под темноволосую голову драчуна.
Истерика – это очень энергозатратно. Если повезёт, то малыш выдохнется и просто вырубится минут через пять – десять. Пол тёплый. Укрою его одеялом, и будет всем счастье.
Через пять минут Семён действительно устаёт и принимается тихо плакать, уткнув лицо в подушку. Осторожно провожу рукой по густым тёмным прядям. Надо же, совсем такие же, как у Назара!
Семён замирает, даже всхлипывать перестаёт. По руке меня никто не бьёт, так что я воспринимаю это, как разрешение, и продолжаю гладить маленького хулигана. Провожу ладонью по напряжённой спинке. Он весь такой сжатый, будто каменный. Детское тело не должно быть таким.
К моему удивлению, мальчик заметно расслабляется. Нежно растираю его ручки и ножки, помогая малышу окончательно успокоиться.
Кажется, секрет оказался до банальности прост. Этому забияке нужны не хитрые педагогические приёмы, а обычная теплота и нежность. Человеческий контакт.
Рано делать окончательные выводы после одного дня, но у меня появляется всё больше вопросов к родителям Семена.
Мальчик засыпает через десять минут, и в группе воцаряется долгожданная тишина. Поднимаю его на руки и вместе с подушкой и одеялом отношу в кровать.
Задуманную мной аппликацию мы сделать не успели. С горем пополам я смогла провести только небольшой урок по счёту, потому что большую часть времени занимает собой катастрофа под названием «Семён».
Вечером ребят забирают родители и няни, а на меня начинают сыпаться претензии и обвинения:
- Этот полоумный опять в группе?
- Если этот неадекватный ещё раз толкнёт Ирочку, то мы в ваш сад больше не придём!
- Агрессивные психи должны сидеть в клетке, а не нормальных детей обижать…
Группа пустеет, а меня начинает трясти от раздражения.
Я всё понимаю. Родители и дети устали от опасного поведения Семена. Но я-то педагог. Я вижу проблемы этого ребёнка и знаю, что могу попытаться помочь ему развить навыки здорового общения.
Почти всех уже забрали. Остался мой Назар, Семён и тихая девочка Саша.
За пять минут до конца работы садика забирают Сашу. Стрелка часов переваливает за семь вечера, а за Семёном так никто и не приезжает.
Я даже начинаю переживать. Садик-то элитный. Здесь у всех есть деньги на няню, которая должна забрать ребёнка, если родители ещё на работе. Может, что-то случилось?
Назар чувствует моё волнение и великодушно предлагает Семёну вместе поиграть в конструктор. Выходит у ребят не очень. Семён каждые две минуты ломает построенное, несмотря на возражения сына.
А я иду искать номер телефона родителей Семена. Нужно узнать, в чём дело.
Открываю список с именами ребят, и сердце больно ёкает. У Семёна такая звучная и знакомая мне фамилия. Миронов…
Воспоминания скребут по сердцу ржавым гвоздём, и я на секунду прикрываю глаза. Да мало ли людей с такой фамилией…
Сглатываю ком в горле и перелистываю страницу. Там должны быть контакты мам и пап.
Слышу, как хлопает дверь в раздевалке.
Ну наконец-то! Ребята увлечены игрой, и я решаю сначала проверить, кто пришёл, прежде чем отвлекать Семена.
Выхожу из группы в раздевалку и буквально прирастаю к полу. По спине бежит холодный пот.
Высокий, темноволосый мужчина в костюме смотрит хмуро. Кажется, он ещё не узнал меня, а вот я не перепутала бы его ни с кем из живущих на земле людей.
Аким Миронов. Моя первая и единственная любовь. Отец Назара.
Как же давно это было… семь лет назад… Я была совсем юной. Когда мы познакомились, мне едва исполнилось восемнадцать…
Лицо мужчины вытягивается, а глаза загораются лютым холодом. Вот теперь он точно меня узнал.
Скольжу взглядом по красивым чертам некогда самого родного человека и не могу поверить, что снова вижу его вживую, а не во сне.
- А я надеялся, что ты сдохла, - ледяным тоном произносит Ким.
Словно нож мне в сердце вонзает. Больно до такой степени, что хочется кричать.
Он имеет право ненавидеть меня. Семь лет назад обстоятельства сложились так, что мне пришлось жестоко обмануть любимого мужчину. Он верит, что я предала его и избавилась от нашего малыша.
Но это не так. Нашему сыну, Назару, скоро исполнится семь, и сейчас он играет в соседней комнате за моей спиной.
Вдыхаю воздух через силу – грудную клетку сдавило грузом тяжёлых эмоций. Мне даже думать об этом человеке больно. А видеть его вживую почти невыносимо. Потому что перенести ненависть, с которой он на меня смотрит, я не в силах.
Глаза предательски щиплет, а руки дрожат. Сжимаю их в кулаки и прячу за спину.
- Ты пришёл за Семёном? – спрашиваю я отстранённо.
На скулах Кима напрягаются желваки. Глаза горят яростью. Он сейчас очень похож на своего младшего сына - так же напряжён.
- Я зря отваливаю этому саду целую кучу денег, раз они не могут найти нормальный персонал, - зло цедит Ким сквозь зубы.
- Уверяю тебя, у меня отличная квалификация, - ровно произношу я.
Звучу неестественно, как робот.
За моей спиной в соседней комнате раздаётся громкий «БАХ», а затем слышится вой Семена.
Чертыхаясь про себя, порываюсь обратно в группу. Но вопящий Семён сам стрелой вылетает из комнаты и с размаха врезается в меня. Утыкается лицом в юбку, и вой переходит в плаксивые всхлипы.
Тянусь к ребёнку. Хочу погладить малыша по голове, но Ким дёргает его на себя, отрывая от моего тела.
- Не трогай моего сына, - гаркает он на меня, а потом обращается к ребёнку: - что случилось, Сёма?
- Мы дрались, - сквозь всхлипы объясняет мальчик, - я лупил Назара, а он меня. А потом я упал лицом в конструктор.
- Понятно, - Ким выдёргивает из ноздри мальчика детальку конструктора. - Очевидно, что ты не в состоянии справиться с присмотром за детьми.
Это он уже мне.
Ким прячет сына за свою спину, будто я угроза, от которой надо защитить ребёнка.
- Такой продажной, двуличной твари, как ты, нельзя доверять детей, - продолжает сыпать оскорблениями мой бывший мужчина.
Чувствую, как лицо пылает от унижения. Ещё чуть-чуть и в глазах появятся слёзы. Прежде я видела от Кима только нежность, и никакой брони для общения с этим человеком у меня нет. Каждое его слово ранит в самое сердце.
Но прошлого уже не вернуть. Самое время вспомнить о реальности и понять, как себя вести.
Стоит ли спорить с Акимом, или попытаться по-быстрому спровадить его с Семёном? А то сейчас к нам придёт заскучавший Назар, и тогда вообще непонятно, что будет.
Поймёт ли Ким, что это его сын? И что сделает, если поймёт? Они похожи, вообще-то. Волосы у моего мальчика такие же тёмные и густые, как у его отца. В чертах их лиц много общего. Только глаза у Назара мои – большие и голубые.
Набираю в грудь воздуха, чтобы сказать уже хоть что-то, когда дверь, ведущая в коридор, приоткрывается, и к нам заглядывает Татьяна Павловна.
- Аким Витальевич, добрый вечер, - директриса расплывается в подобострастной улыбке.
- Недобрый, - хмуро отвечает Ким, - почему вы так халатно относитесь к подбору персонала, работающего с моим сыном?
Улыбка на лице Татьяны Павловны становится кривой, но с лица не сходит.
- Уверяю вас, Яна Владимировна - отличный молодой педагог, - говорит она, - мы тщательно проверяем каждого нашего сотрудника…
- Я не хочу, чтобы эта женщина работала с моим сыном, - перебивает её Ким.
Татьяна Павловна поджимает губы.
- Могу я узнать причины такого нежелания? – вежливо спрашивает она. – В чём суть конфликта? Может, мы сможем прийти…
- Я не люблю повторять дважды, - холодно произносит Ким. – Мне кажется, сумма, которую я каждый квартал перевожу на счёт некоммерческого фонда вашего учреждения, достаточна для того, чтобы вы учитывали моё мнение.
Татьяна Павловна опускает глаза.
- Да, конечно, - смиренно произносит она. – Яна Владимировна, вы уволены. Заберите свою трудовую в отделе кадров и завтра можете не приходить на работу.
Смотрю на Кима с болью. Он так просто готов разрушить мою жизнь. Буквально по щелчку пальцев. Вот каким он стал…
- И запись с камер видеонаблюдения в группе за сегодняшний день пришлите мне на почту, - добавляет Ким равнодушно, - если ваш, так называемый отличный молодой педагог халатно отнеслась к своим обязанностям и вела себя с детьми грубо, то я засажу её в тюрьму для повышения квалификации.
- Пап… - Семён дёргает отца за полу пиджака.
- Не сейчас, - отвечает Ким сыну, даже не взглянув на малыша. – Собирайся, мы уходим.
А я слышу приближающиеся шаги Назара за дверью.
Даже не успеваю подумать, что делаю. Встаю к двери вплотную, так чтобы Назар не смог её открыть. Он дёргает ручку, но я мешаю ему выйти.
Ким не замечает этого. Он занят Семёном, которого разозлило поведение отца.
Малыш пинает Кима ногой, вскакивает на скамейку и рычит, как зверёк.
Татьяна Павловна неодобрительно поджимает губы.
- Семён… - холодный тон Кима должен остудить пыл мальчика, но получается наоборот.
Сёма принимается скакать по скамейке, как маленькая обезьянка, рискуя упасть и сломать себе что-нибудь.
- Хватит! – строго велит Ким.
Семён не слушает его. Он снова подпрыгивает, промахивается мимо скамейки и шлёпается на пол.
Морщусь, услышав неприятный звук удара, и в ту же секунду раздевалку заполняет громкий плач ударившегося малыша.
У Кима на лице ни один мускул не дёргается. Честное слово, он больше эмоций выражал, когда говорил мне гадости.
Мой бывший просто наклоняется, поднимает с пола плачущего мальчика, суёт его себе под мышку, и всё это с таким видом, будто он брошенную вещь с пола поднял.
- Надеюсь, к завтрашнему утру вы найдёте подходящего воспитателя в эту группу, - спокойно говорит Ким.
Семён отчаянно дёргает руками и ногами, пытаясь заставить отца отпустить его, но Ким, кажется, даже не замечает этого.
- Конечно, Аким Витальевич, - заверяет его директриса.
Мой бывший уходит, даже не взглянув на меня. Хлопает дверь, и с лица Татьяны Павловны сползает неестественная улыбка.
- Я так на вас надеялась! – она смотрит на меня разочарованно, - Ну что ему не так? Я за вашей группой весь день по камерам следила. У вас стрессоустойчивость, как у бетонной стены! С этим мелким демоном ещё ни один воспитатель дольше чем полдня не продержался без слёз… А вы молодец! Я так обрадовалась! Думала, наконец-то нашлась управа на этого паршивца…
- Не называйте так ребёнка, - на автомате говорю я.
Конечно, теперь это не моё дело, но всё равно неприятно.
Татьяна Павловна чопорно одёргивает свой пиджак.
- А как его ещё назвать? – раздражённо спрашивает она. – Десять потрясающих педагогов из-за этого гадёныша от нас ушли! Десять! Как мне поддерживать имидж престижного детского сада, когда из-за этого мальчика от нас бегут и воспитатели, и воспитанники?
- Так, может, стоит предложить Акиму Витальевичу доверить воспитание сына няне?
На данный момент мне кажется, что это было бы лучшим выходом для всех. Семёну нужно очень много внимания и особый подход. Пока он так себя ведёт, он сильно мешает группе следовать расписанию.
Назар снова толкает дверь, и на этот раз я отхожу, позволяя сыну войти в раздевалку.
- Да, уж конечно, я ему давно это предложила! – недовольно отзывается директриса. – Не хочет он няню. Говорит, что Семёну нужно общение с другими детьми. А по мне, так этому избалованному демону нужна хорошая порка и детский исправительный лагерь. Но моё мнение тут никого не интересует. Аким Миронов просто заливает деньгами наших акционеров, и мне было сказано терпеть все его капризы.
Вот значит как.
- Вы не правы, - спорю я. – Порка ничем тут не поможет. Только усугубит проблемы мальчика.
- Что вы за него заступаетесь? – Татьяна Павловна ухмыляется. – Вас, между прочим, сегодня из-за него уволили, если вы ещё не поняли.
- Поняла, - с печальным вздохом произношу я.
- Ну раз поняли, то идите в отдел кадров забирать документы.
Татьяна Павловна снова одёргивает идеально сидящий пиджак и уходит.
- Почему ты не давала мне выйти? – по-взрослому строго спрашивает Назар.
- Так было нужно, - я улыбаюсь сыну немного грустно.
- Я не понимаю, - Назар хмурится, что делает его очень похожим на отца.
- Я знаю, прости, - я притягиваю к себе сына и целую его в темноволосую макушку.
Домой мы возвращаемся притихшие.
Не знаю, что теперь делать. Казалось, что вот-вот всё наладится и, наконец, наступит светлая полоса.
Обшарпанные стены нашей с Назаром комнаты сегодня вечером кажутся мне особенно убогими. Выцветшие, пожелтевшие обои отходят от стен. Старый, ещё советский паркет, протоптан чуть ли не насквозь.
Сил готовить после сегодняшних потрясений у меня совсем нет, и мы с Назаром ужинаем холодными бутербродами с сыром. Мне стыдно за это, и ко всему прочему я чувствую себя ещё и плохой матерью.
Неудачницей со всех сторон.
Едва держусь до того момента, как Назар заснёт, а потом позволяю слезам, наконец, пролиться.
Как же это оказалось больно – снова увидеть Кима. Будто и не прошло семь лет.
В голову приходит мысль устроиться курьером, и я тут же лезу в телефон искать информацию.
Вариант не идеальный, ведь придётся оставлять Назара одного без присмотра. Из городского сада он уже отчислен, и попасть обратно не так-то просто. Его возьмут, если я устроюсь туда воспитателем. Но даже если мне повезёт, и директор городского сада захочет взять меня обратно, придётся потратить время на оформление. Это обычно не за один день делается. И зарплату авансом по договорённости мне там никто не выдаст.
Так что, хотя бы временно, мне нужна другая работа.
Расстраиваюсь, когда понимаю, что для того, чтобы устроиться курьером, понадобиться тоже не полчаса.
И всё же это быстрее, чем ждать оформления в сад.
Вытирая с щёк слезы рукавом пижамы, прямо ночью рассылаю резюме по всем фирмам, где есть подходящие вакансии.
Сдаваться нельзя. У меня есть Назар, и я должна заботиться о нём.
Придумаю что-нибудь. Можно взять кредит, хоть найти банк, который мне его одобрит, будет непросто. Я свою кредитную историю испортила, когда влезла в долги сразу после рождения Назара. Мне было девятнадцать, и считать деньги я совсем не умела. Да и выхода особо не было. Первый год с младенцем на руках я тупо жила на кредитках. Без них и еды не на что было бы купить. Потом работала, где придётся, и заканчивала учёбу. Не всегда получалось вносить платежи вовремя. Долги росли, как снежный ком, и расплатиться с ними я смога совсем недавно.
Ещё можно попытаться пойти другим путём.
Например, продать свой ноутбук и фирменные осенние ботинки. Они почти новые. Ещё можно выручить что-нибудь за фен и микроволновку. Без всего этого можно обойтись какое-то время, зато, скорее всего, наскребём на аренду.
Кошусь на шкаф, в котором стоит новенький школьный рюкзак. Я даже ещё бирки с него не срезала. Купила для Назара по скидке на распродаже. На следующий год сын пойдёт в школу, и мне очень хочется собрать его как следует.
Нет, продавать школьный рюкзак Назара я не стану. Не могу. Кажется, что если сделаю это, то признаю себя проигравшей.
Утром выслушиваю от Катерины претензии по поводу задержки оплаты.
- Извините, - говорю я, опустив голову. – Я смогу заплатить вам только через неделю.
Я вовсе не уверена в этом, но какой-то срок же нужно назвать.
- Что мне твои извинения? – фыркает хозяйка квартиры. – Давай сейчас хотя бы три тысячи, мне за коммуналку платить пора. А то выставлю тебя за дверь, не сомневайся.
Приходится отдать практически последние деньги, и в груди начинает нарастать паника. Так мне скоро не на что будет купить еды. Сама-то я и хлебом перебьюсь, но с ребёнком так нельзя.
Чтобы немного успокоиться, веду Назара после завтрака гулять в парк. Там есть большая детская площадка с лазалками, по которым сын любит карабкаться и ползать.
Пока он занят этим, обзваниваю фирмы, в которые отправляла резюме ночью. Договариваюсь о собеседовании в том месте, где готовы встретиться со мной прямо сегодня.
После обеда скрепя сердце оставляю шестилетнего сына одного в нашей комнате, и еду устраиваться на работу.
Ну вот, ничего страшного. На работу можно выйти уже послезавтра. Деньги на мою карту будут переводить после каждой смены.
Вечером садимся с Назаром рисовать. Он любит делать это вместе. Когда я, обмакнув пальцы в зелёную гуашь, показываю сыну, как можно нарисовать этими самыми пальцами листву на дереве, звонит телефон.
Я узнаю номер директрисы из частного сада, откуда меня уволили. Принимаю вызов чистым пальцем, откладываю телефон, включаю громкую связь и продолжаю шлёпать подушечками пальцев по листу бумаги.
- Яна Владимировна, я звоню вам с прекрасной новостью, - радостно сообщает Татьяна Павловна. – Завтра мы ждём вас на работе!
- В другую группу? – спрашиваю я.
- Нет, именно в эту, - доносится из телефона.
- Вы перевели Семена или уговорили его родителей уйти из сада? – спрашиваю я максимально ровно.
На самом деле у меня ком стоит в горле. Внезапная встреча с Кимом снова всплыла в памяти.
- Нет, - говорит Татьяна Павловна. – Я прошу вас вернуться на работу как раз из-за этого мальчика. Его отец потребовал, чтобы именно вы присматривали за его сыном.
- Вот как… - растерянно выдаю я.
Ничего не понимаю.
- Она не будет работать в вашем саду, - говорит вдруг сидящий рядом Назар и нажимает на кнопку сброса звонка.
Поднимаю на него удивлённый взгляд. Это что ещё за фокусы?
- Не унижайся, - говорит мне мой шестилетний сын, - там плохое место. С тобой нечестно поступили.
Смотрю на него в полном шоке. И в кого он такой не по годам взрослый?
- Ты прав, сынок, - я притягиваю Назара к себе и крепко обнимаю, пачкая нас обоих краской. – Не нужна мне эта работа. Я уже нашла другую.
Давлю в себе тревогу за будущее. Всё-таки вариант с работой курьером совсем не идеальный. Мне страшно не хочется оставлять маленького ребёнка одного дома, пока я буду носиться по городу с коробом за спиной. Он только выглядит самостоятельным. Нельзя забывать, что ему ещё и семи нет.
- Мне нужно, чтобы ты вышла на работу, - безапелляционно заявляет Ким. Он говорит это таким тоном, будто имеет право мной командовать. – Завтра утром едешь в сад.
Холодный взгляд тёмных глаз бывшего скользит по моему лицу и спускается вниз к ладони, сжимающей на груди ворот старого халата.
- Я там больше не работаю, - напоминаю я.
Ким недовольно хмурится, будто его бесит объяснять мне очевидные вещи.
- Работаешь, - говорит он. – Я вовсе не в восторге, но обстоятельства вынуждают отступить от принципов и доверить тебе сына. Я так решил, и это не обсуждается. Завтра ты едешь в сад, присматриваешь там за Семёном и уделяешь ему особое внимание.
Я чуть не задыхаюсь от возмущения. А моё мнение не учитывается? Господин Миронов что-то там себе нарешал, а я просто должна подчиниться?
- Что за бред? – резко спрашиваю я.
Ещё плотнее сжимаю ворот халатика. Слишком уж пристально Ким туда смотрит, и это нервирует.
- Если честно, я тоже считаю, что это бред, - надменно заявляет Ким. Его взгляд, направленный на меня, становится презрительным. – Но как ты уже поняла, Семён - особый ребёнок. С ним непросто. И, очевидно, он пошёл в меня. Такой же неразборчивый в том, что касается женщин. Обманулся твоим нежным, невинным видом. Требует любимую воспитательницу. Потом объясню ему, как ядовиты бывают такие вот невинные ромашки. А пока ты выходишь на работу.
Сердце сжимается от жалости к Семёну, но перспектива сталкиваться снова и снова с Кимом слишком пугает меня.
- Это плохая идея, - говорю я, отступая на шаг назад.
Миронов ухмыляется.
- Сколько? – спрашивает он, глядя мне в глаза.
Качаю головой.
- Ни сколько, Ким, просто найди другого педагога, и всё.
На лбу Миронова появляется глубокая морщинка. Ноздри опасно раздуваются. Его злит, что я отказываюсь.
- Что ты из себя строишь? – Ким шагает ко мне, нависая сверху. В голосе угроза, в глазах вообще обещание жестокой расправы. – Мы оба знаем, какая ты на самом деле. Просто скажи, сколько денег ты хочешь за то, чтобы и дальше притворяться перед моим сыном «доброй воспитательницей».
Ким пугает меня. Его жестокость и циничность выворачивают душу наизнанку. А дурацкая память при этом подкидывает воспоминания о том, каким нежным он был со мной прежде.
Как эти плотно сжатые губы целовали меня до потери сознания. Как он шептал мне о том, что любит.
На глаза наворачиваются слёзы, и я вдруг остро чувствую себя абсолютно беззащитной перед этим мужчиной. Как далеко заходит его ненависть? Смотрит так, будто собирается придушить.
- Нет, Миронов, я не возьму твои деньги, уходи, - шепчу я севшим голосом.
Глаза Кима вспыхивают яростью.
Я нервно сглатываю, оглядываясь на длинный коридор за собой. Мы тут одни. Никита ушёл к себе и не станет защищать меня от Кима, который выше него на голову и в два раза шире в плечах.
- Яна-Яна… - издевательским тоном тянет Ким.
Он делает ещё шаг вперёд, буквально зажимая меня у стены.
В ноздри ударяет знакомый запах его тела - терпкая горечь, оттенённая дорогой туалетной водой, и сердце пускается вскачь. Поднимаю на бывшего испуганный взгляд.
- Думаешь, сможешь снова разыграть передо мной честную неподкупную девушку? – с наездом спрашивает Ким. – Брось набивать себе цену, Яна! Я ведь знаю, что если предложить достаточно, то можно получить тебя всю целиком…
Миронов подхватывает двумя пальцами кончик пояса, завязанного на моей талии. Слегка тянет его на себя.
В горле моментально пересыхает, а по всему телу разливается паника. Что он делает?
- Прекрати, – шепчу я в ужасе.
Сердце бьётся отчаянно. Стучит глухими ударами в ушах.
Ким усмехается, отпускает мой пояс, отходит на шаг назад, и мне сразу становится легче дышать.
- Не бойся, такие меркантильные сучки, как ты, меня не интересуют, - надменно выплёвывает бывший.
Всё! Это уже перешло все границы…
- И ты думаешь, что я соглашусь присматривать за твоим сыном после всех тех помоев, что ты тут на меня вылил? – спрашиваю я.
- Почему бы и нет? – Ким приподнимает одну бровь и складывает руки в замок на груди. – Я готов доплатить ещё сверху, чтобы не играть с тобой в вежливость… назови свою цену!
Качаю головой.
- Сколько? – напирает бывший. – Неужели тебе нравится прозябать в этой дыре? Тебе явно нужны деньги. Я попрошу удвоить твой оклад, годится?
Открываю рот, чтобы ещё раз попросить Кима уйти, когда слышу за спиной скрип двери в нашу с Назаром комнату.
О нет, только не это! Жмурюсь и молюсь всем богам, чтобы мне просто послышалось.
Никто не услышал мои молитвы.
- Будешь говорить моей маме плохие слова, пожалеешь, - заявляет Назар.
Шестилетний мальчик в пижаме встаёт между мной и Кимом. Сын с силой сжимает ладони в кулаки, готовясь защищать меня от собственного отца.
Мужские пальцы стягивают резинку с одной из двух косичек. Ловко расплетают русые слегка вьющиеся пряди. Волосы тут же рассыпаются занавесом и лезут в глаза, мешая мне читать конспект.
Мы с Кимом сидим на кровати, обложенные учебниками. Всё потому, что завтра у меня экзамен, и нужно готовиться.
Я пробовала прогнать Акима, но он клятвенно пообещал не мешать мне зубрить и вообще сидеть тихонечко, будто его тут и вовсе нет.
Ага, сейчас.
Этот змей – искуситель выдержал не больше десяти минут, прежде чем начал распускать руки.
Ким сел за моей спиной и заглянул через плечо в тетрадку, которая лежала у меня на коленях.
Я почувствовала на шее его дыхание, и по телу пробежала волна мурашек. Мысли тут же спутались, и всё, что я только что прочитала, благополучно вылетело из головы.
Нужно было бы проявить твёрдость и потребовать, чтобы Ким не мешал мне готовиться, но тело не хотело проявлять никакую твёрдость.
Оно прекрасно знало, что если расслабиться и позволить любимому продолжать, то скоро будет очень хорошо. Нестерпимо хорошо. До хриплых стонов и слёз удовольствия. Мысли вместе со всеми конечностями моментально превратились в сладкое желе, стоило только рукам Кима по-хозяйски лечь на мою талию.
Вторая косичка оказалась расплетена, и Ким запустил пальцы в мои распущенные волосы.
Откидываюсь назад, чтобы опереться спиной на твёрдую грудь Кима. Мне так нравится чувствовать его сильное и крепкое тело.
Ким красивый мужчина. На его плечах бугрятся мышцы, как у спортсменов, а пресс состоит из каменных кубиков. И где он только находит время на то, чтобы держать себя в форме? Молодой врач буквально живёт на работе, а всё свободное время проводит со мной.
Но самым привлекательным в Киме мне кажется не его спортивное тело. По-настоящему млею я от его тёмных умных глаз. Он умеет так смотреть, что сразу хочется подчиниться внутренней силе этого человека. Пойти за ним. Довериться.
Ну и ещё голос. Ким мог бы соблазнять только им. Его низкий бархатный бас может звучать твёрдо и властно, а может течь нежно, усыпляя бдительность и обещая удовольствия, о которых я совсем недавно ещё только догадывалась.
Принадлежать Киму для меня так же естественно, как дышать. Он сильный и надёжный. Воплощение мужественности.
До встречи с ним, я легко держала на дистанции парней, которые пытались за мной ухаживать. Ни в селе, откуда я приехала, ни здесь в большом городе, я не позволяла никому зайти дальше попытки поцелуя.
Но Ким плевал на комфортную для меня дистанцию. Взял за руку через пять минут после знакомства. Поцеловал в первый же вечер так, что я имя своё забыла. Он не осторожничал, боясь, что я его оттолкну.
Всегда делал то, что считал нужным, но ни разу не повёл себя грубо или неуважительно. Рядом с ним можно было просто расслабиться.
С самого начала он дал понять, что я теперь не сама по себе, а принадлежу ему. Формат, когда никто никому ничего не должен, это не про Кима.
Он немного старомоден в этом. Командует на каждом шагу, но при этом готов носить на руках.
Мужские ладони уверенно задирают вверх подол короткого хлопкового сарафана. Горячие руки Кима скользят по чувствительной коже бёдер, подбираясь к трусикам.
Внизу живота тут же появляется приятная тяжесть, а дышать ровно становится всё труднее.
- Ким… - стону я то ли протестующе, то ли одобряюще.
- Я решил, что не поеду, - говорит вдруг Аким.
Напрягаюсь всем телом. То, что сказал любимый, шокирует меня.
- Но как же… - растерянно возражаю я. – Это же твоё будущее… такая возможность...
Ладонь Кима скользит выше, накрывая низ моего живота. Там сразу становится тепло и хорошо.
- Моё будущее здесь, - твёрдо произносит Ким. – В этой стране. С тобой.
В моей душе растёт тревога. Я знаю, что Ким любит меня, но, вдруг он совершает сейчас ошибку?
Ким – подающий большие надежды хирург. Он закончил ординатуру и собирался улететь в штаты на два года. Там он смог бы поработать в одной из ведущих клиник под началом одного из лучших врачей.
Ким много говорил об этой поездке. Я знаю, что это важно для него. Нельзя, чтобы любимый отказывался от мечты.
Ещё пару дней назад всё казалось простым. Ким должен был улететь на другой континент, а я остаться здесь учиться.
Два года - это не так уж много. Ждут же женихов из армии. Мы виделись бы на каникулах и праздниках, когда любимый смог бы прилетать в Россию.
Ехать с ним мне было бессмысленно. Через два года Ким планировал вернуться обратно. Оставаться в другой стране насовсем он не хотел категорически. Будущее своё видел только в России.
А я, если всё-таки смогу подготовиться и сдать экзамены, перейду на второй курс педагогического института. Бросать учебу на полпути тоже совсем не хочется.
Наверно, будь на месте Кима кто-то другой, я бы переживала о том, что юная любовь может не выдержать испытание временем и разлукой, но Аким Миронов кажется мне нерушимой скалой.
Месячные не пришли в положенный срок, а купленный в аптеке тест показал две полоски.
Новость шокировала, и мне самой от себя было смешно. Ну я ведь прекрасно знала, откуда берутся дети. Почему же так сложно оказалось поверить в то, что наша с Кимом страсть привела к беременности.
Почему-то расстраиваться и переживать я не могла. С самого начала ребёнок от любимого Кима воспринимался мной как счастье.
Никакие обстоятельства не имеют значения. Во мне растёт плод нашей любви, и это настоящее чудо. Подарок судьбы.
За реакцию Кима я тоже не переживала. Была уверена, что он воспримет новость нормально. Так и оказалось.
- Ты уже моя семья, - сказал он тогда. – Теперь нас будет трое.
В тот вечер, когда мы узнали, что я беременна, Ким любил меня особенно нежно и трепетно. При воспоминании об этом у меня до сих пор сладко сжимается сердце.
Я думала, что это не изменит наши планы. Ну разве что мне, вероятно, придётся взять академический отпуск после рождения малыша и отложить учёбу хотя бы на год.
А в остальном я предполагала, что будет так, как решил Ким до новости о беременности. Пока он работает за границей, я буду жить в его квартире и о деньгах волноваться не должна. Он будет зарабатывать достаточно, чтобы помогать мне здесь.
Почему же сейчас он хочет остаться?
- Ким, не нужно, поезжай, - шепчу я взволнованно. – Это ведь важно для твоей карьеры.
Аким не спеша наматывает на кулак мои распущенные волосы и медленно тянет назад, заставляя запрокинуть голову. Затем он наклоняется и нежно касается губами моего лба.
- Я так решил, Яна, не спорь, - строго говорит он. – Хорошим хирургом можно стать и здесь. Если бы я по-прежнему хотел уехать, я бы уехал. Но я не хочу. Моё место рядом с тобой и нашим ребёнком. Я собираюсь взять нашего сына или дочку на руки, когда он родится, а не посылать вам приветы с другого конца света по видеосвязи.
- Но что, если ты потом пожалеешь? – не сдаюсь я.
Конечно, мне малодушно хочется, чтобы он остался и всегда был рядом, но не слишком ли это эгоистично? Ким умный и амбициозный мужчина. Не станет ли семья гирей на ноге, если он сейчас откажется ради нас от своего плана?
Ким опрокидывает меня на спину. Укладывает на кровать прямо на учебники, и сам наваливается сверху.
Я всегда чувствую себя маленькой и слабой в его руках. Вот и сейчас не могу сопротивляться пьянящему поцелую, с которым он набросился на мои губы.
- Насчёт тебя в своей жизни я уверен гораздо больше, чем насчёт хирургии, - усмехается Ким. – Так что не волнуйся, не пожалею. На вас с ребёнком всегда заработаю в любой стране, не переживай и об этом.
Мужская ладонь подныривает под резинку моих трусиков и медленно скользит по лобку вниз к складочкам.
Дыхание перехватывает. Волна сладкой дрожи прокатывается по всему телу, сосредотачиваясь внизу живота.
- Какая ты влажная там, - довольно шепчет Ким мне на ухо. – Хочешь?
- Очень, - стону я, выгибаясь дугой, когда пальцы Акима находят клитор.
С каким-то звериным рыком Ким хватается за мои трусы двумя руками и резко дёргает их вниз.
А потом замирает. Буквально каменеет, уставившись на мои бёдра.
- У тебя кровь идёт… - произносит он.
Дальше всё происходит как в тумане.
Ким резко подскакивает на ноги, хватает со стола телефон и тут же звонит кому-то.
Моё удивление превращается в страх, а уже через секунду оборачивается паникой.
Кровь – это очень-очень плохо! На таком маленьком сроке, как у меня, почти что приговор.
- У Яны кровотечение, - говорит Ким кому-то по телефону, - я везу её к тебе.
Услышав ответ своего собеседника, Ким почему-то морщится.
- Не время для этого всего, - строго говорит он. – Просто спаси моего ребёнка, если это ещё возможно.
Если это ещё возможно…
Мои руки ужасно трясутся, когда я пытаюсь переодеться. Страх бьётся в висках оглушающими ударами сердца. А в голове пустота. Монотонный гул. Думать о том, что происходит, невыносимо.
Насколько всё плохо? Отвожу глаза от пятна крови, оставшегося на кровати, и меня бросает в дрожь.
Ким тянет меня за собой на выход.
- Не волнуйся, - шепчет он, обнимая меня за плечи, - всё будет хорошо.
- Ты не знаешь этого, - резко отвечаю я.
Прежде я верила словам любимого безоговорочно, но в этот раз голос Кима звучал слишком неуверенно.
Ким сажает меня на пассажирское сидение своего автомобиля, и мчит по городу, превышая разрешённую скорость.
- Кому ты звонил? – спрашиваю я.
Руки Кима сжимаются на руле.
- Я звонил своей матери, - говорит он нехотя, - она главный врач роддома, в который я тебя везу.
На секунду к всепоглощающему страху примешивается удивление.
- Ты не говорил, что твоя мама работает в роддоме, - шепчу я.
Сейчас это не так уж важно. Просто тишина сильно давит на нервы. Хочется что-то говорить, чтобы отвлечься от того факта, что сейчас сквозь пальцы утекают драгоценные минуты, и это может стоить нам жизни нашего малыша.
Ким ещё не знакомил меня с родителями. Он даже почти ничего не рассказывал о них. Обмолвился как-то, что его мама тоже врач, а отец с помощью связей помог организовать стажировку в штатах.
- Она сложный человек, - говорит Ким, обгоняя машину, едущую по дороге перед нами. – Но ещё она первоклассный акушер – гинеколог. В нашей ситуации я доверю тебя только ей.
Через двадцать минут мы добираемся до роддома. Автомобиль Кима без вопросов пропускают на внутреннюю территорию, и мы останавливаемся у самого крыльца, где меня уже ждёт больничная каталка.
Рядом с санитарами стоит невысокая женщина в медицинском халате, накинутом на деловой костюм. Её волосы уложены в строгий идеально гладкий узел, а на лице холодная выдержка опытного руководителя. Так вот она какая – моя будущая свекровь.
Она кивает Киму, помогающему мне выйти из машины.
Когда я оказываюсь на каталке, мать останавливает Кима, порывающегося пойти вместе со всеми.
- Ты остаёшься внизу, сын, - командным голосом велит она. – Заполняешь бумаги и ждёшь новостей.
- Нет, я иду с вами, - спорит Ким, хватаясь за край каталки.
- В моём роддоме мои правила, Ким, - в голосе женщины появляется сталь. – Истеричные папаши только мешают работе.
Ким не отпускает каталку.
- Я врач, а не истеричный папаша, - возражает он.
- Нет, ты сейчас такой же истеричный папаша, как и все, - заявляет его мать. – Не мешай мне работать, Ким. Или думаешь, что лучше меня знаешь, что нужно делать?
- Нет, - признаётся Ким сдаваясь.
Он отпускает край каталки, и меня тут же увозят в здание больницы без него.
В процедурном кабинете мать Кима сама надевает резиновые перчатки и молча, с лицом, не выражающим никаких эмоций, осматривает меня.
После ручного осмотра, она так же сама делает мне УЗИ.
Я слышу воспроизведённый аппаратом звук сердцебиения своего малыша, и паника немного отступает. Если сердечко бьётся, значит, мы не опоздали.
Мать Кима встаёт, молча снимает одноразовые перчатки и выкидывает их в урну возле раковины.
Садится за стол, и, не обращая на меня внимания, принимается делать какие-то записи.
Я чувствую холод, исходящий от этой женщины, но сейчас меня не так уж сильно заботит её отношение.
- Как мой малыш? – спрашиваю я.
Голос дрожит. Облизываю пересохшие губы и кладу ладонь на низ живота. Он ноет всю дорогу, и эти ощущения не прошли до сих пор.
Мать Кима ничего не отвечает. Даже голову не поднимает от своих бумаг.
- Простите, я не знаю, как вас зовут, - снова заговариваю я, – но…
- Конечно, - ядовито ухмыляется мать моего жениха. – Зачем тебе знать, как меня зовут? Потрахаться и заделать ребёнка они успели, а с родителями познакомиться недосуг.
На меня словно ведро кипятка вылили. Стыдно, а сказать нечего.
Я принимаю её предложение. Душа болит за Кима. Вероятно, он возненавидит меня. То, что я собираюсь сделать, причинит ему сильную боль.
Но другого выхода нет. Я не могу пожертвовать жизнью растущего во мне малыша ради нашей любви. Не могу дать нашему ребёнку погибнуть. Какую бы цену ни пришлось за это заплатить.
Мать Кима заставляет меня выйти в коридор и встать у окна.
Делаю, как она сказала.
Достаю из кармана сотовый и делаю вид, что звоню кому-то.
Руки дрожат, а по щеке скатывается слеза. Низ живота начинает прихватывать всё сильнее, и от этого я снова начинаю паниковать.
- Так не годится, - безжалостно одёргивает меня мать Кима, - либо играй достоверно, либо наша сделка отменяется!
Она стоит чуть в стороне и снимает меня на камеру своего телефона. Ким должен будет подумать, что она подслушала мой разговор и незаметно сделала запись.
- Давай ещё раз! – требует женщина. – И помни, что чем дольше мы будем капаться, тем меньше останется шансов остановить выкидыш.
- Хорошо, - говорю я, пытаясь взять себя в руки.
Делаю глубокий вдох и сосредотачиваюсь. Я смогу. Я должна спасти своего ребёнка.
Надеваю на лицо маску холодного равнодушия, похожую на ту, что носит мать Кима.
Пытаюсь представить себя меркантильной сукой без принципов.
Затем прикладываю телефон к уху и начинаю свой маленький спектакль.
- Привет, зай, - говорю я выключенной трубке, - я в роддоме, прикинь? Этот придурок меня сюда приволок. Только бы его мамаша не догадалась, что я сама выкидыш таблетками спровоцировала. К счастью, она ничего не смогла сделать. Сказала только, что чистить придётся. Надеюсь, теперь Ким передумает и полетит в штаты… Да, вернусь к прежней тактике. Скажу, что меня выгнали из института, и буду напрашиваться к нему за бугор. Потом уговорю там остаться. Он мой счастливый билет в сытую жизнь… а ребёнок мне не нужен. Я веселиться хочу. Мир посмотреть. Деньги муженька с кайфом тратить, а не в пелёнках и какашках по уши дома сидеть… и вообще, я даже не уверена, что этот ребёнок от него был… зачем мне эти проблемы, если родится кто-то, непохожий на Миронова?
С каждым словом что-то живое и чистое в моей душе умирало. Я чувствовала себя грязной предательницей и жертвой одновременно.
Я чувствовала себя той, кем претворялась по велению матери Кима.
Записав якобы разоблачающее видео, она отвела меня в палату, поставила капельницу и только потом ушла.
А я осталась осознавать, что только что собственными руками убила свою любовь. Растоптала чувства Кима. Сделал то, за что не прощают.
Меня всю ночь трясло от слёз и мертвенного холода, поселившегося в душе.
Ким не поднялся ко мне в палату и больше никогда не пытался связаться со мной. Написал только одно сообщение:
«Ты заслуживаешь того, что сделала с нашим ребёнком».
А потом любимый навсегда отключит этот номер телефона.
Я пролежала в роддоме под контролем матери Кима неделю. Она выполнила свою часть сделки. Через пару часов у меня прекратила идти кровь, а на следующее утро перестал схватывать живот.
Она помогла мне сохранить беременность, не поругалась с сыном и заставила его улететь из страны, как и хотела.
Когда я выписалась, Кима уже не было в России. Так мне было сказано.
Под присмотром несостоявшейся свекрови я забрала свои вещи из квартиры, в которой жила с женихом, и вернулась в студенческое общежитие.
Без Кима душа будто онемела. Я не могу не думать о том, какую боль причинила ему.
И всё же. Если бы судьба снова поставила меня перед таким же выбором, то я поступила бы так же. Я очень любила Кима. Больше жизни. Но он взрослый мужчина, он должен справиться, а о нашем крохотном малыше кроме меня некому позаботиться.
- Ну что ты, Назар, - шепчу я дрожащим от страха голосом.
Кладу руки на плечи сына и тяну на себя, желая спрятать ребёнка за спину. Но он не поддаётся. Стоит крепко, будто врос в старый линолеум.
Поднимаю напряжённый взгляд на застывшего с открытым ртом Кима. Бывший разглядывает Назара не мигая. Взгляд Миронова бегает от таких похожих на его собственные тёмных волос к сжатым детским кулачкам и обратно.
Между бровей Кима появляется глубокая морщина. Мне кажется, он даже бледнеет.
Я знаю, какой вопрос мучает Кима в данную секунду. И это очень-очень плохо.
Невероятно скверно.
- Уходи! – воинственно требует Назар. – Мама не станет работать в том саду. Я не разрешил ей.
- Почему? – хрипло спрашивает сбитый с толку Ким.
- Мама и тренер говорят, что люди должны быть вежливыми, - серьёзно заявляет Назар. – Ты не вежливый, твой Семён не вежливый, и даже директор там не вежливая. Зачем маме работать в месте, где взрослые не знают того, что должны знать дети?
Ким поднимает на меня долгий нечитаемый взгляд.
- Ты очень рассудительный мальчик, - говорит он Назару. – Скажи, сколько тебе лет?
- Двадцать третьего декабря будет семь, - гордо заявляет сын.
Паника разносится по телу волнами, от которых слабеют руки и ноги. Пальцы дрожат, и я сжимаю их на плечах Назара, будто Ким может прямо сейчас попытаться забрать у меня ребёнка.
На секунду прикрываю глаза, не в силах справиться с головокружением.
- Ты слышала, Яна? – осипшим голосом спрашивает Миронов. – Ему скоро исполнится семь лет…
Чувствую, как меня ведёт в сторону. Тело совсем перестало слушаться от страха.
- Я в курсе, сколько лет моему сыну, - отвечаю я сухо, пытаясь справиться с паникой.
Ким приседает на корточки, сравниваясь по росту с Назаром, и улыбается нашему сыну.
- Скажи, парень, а разве люди не должны помогать друг другу? – спрашивает он.
- Должны, наверно, - отвечает Назар.
- Так вот, - тон Кима заметно смягчается, - мне и Семёну очень нужна ваша помощь. Твоя и твоей мамы…
- Семёну нужна помощь? – доверчиво переспрашивает Назар.
- Ким, так нельзя… - встреваю я.
Замолкаю на полуслове, поймав злой взгляд Миронова.
- Семён сказал, что подружился с мальчиком, которого зовут Назар, - обращается Ким к сыну. – Мне кажется, это ты, ведь так?
- Мы дрались, потом играли вместе в конструктор, а потом опять дрались, - честно признаётся Назар. - Обычно я с маленькими не дерусь, но Семён…
- Да, он любит драться, я знаю, - говорит Ким.
Миронов протягивает ладонь, намереваясь коснуться руки Назара, но сын уходит в сторону, словно боец на ринге от удара.
Ладонь Кима остаётся висеть в воздухе, как и его невысказанный вопрос.
- Нет, лучше пусть мама возвращается в тот сад, куда мы ходили с ней раньше, - говорит сын. – Там няня Саша однажды сказала плохое слово, когда ей на ногу упал стул, и потом извинилась за это. А вы…
- Ты прав, я тоже должен извиниться, - соглашается Ким.
Он встаёт на ноги и поднимает на меня нечитаемый взгляд.
- Простите мою грубость, Яна Владимировна, этого больше не повторится, - говорит мне бывший.
Настолько неискреннего извинения я ещё не слышала.
- И Семён должен тоже попросить прощение, - добавляет Назар.
- За то, что задирал тебя? – уточняет Ким.
Назар качает головой.
- Пусть задирает, если хочет, просто получит за это по лбу и всё, - заявляет Назар. – Семён должен попросить прощение у мамы за то, что специально испачкал ей юбку, и за то, что царапался. Девочек нельзя обижать.
- Ты прав, девочек нельзя обижать, - говорит Ким, снова бросая на меня нечитаемый взгляд. – Я скажу Семёну, что твоя мама вернётся, только если он извинится, пойдёт?
- Да, - Назар серьёзно кивает. – И ещё пусть Семена забирает его мама, потому что ты моей маме явно не нравишься.
Этот разговор меня с ума сведёт! Они сейчас всерьёз решают, что мне делать, за меня? Ну, Ким, предположим, всегда был таким демонстративно командующим мужчиной, но откуда это в моём шестилетнем сыне? Не иначе гены…
- У Семёна нет мамы, - говорит Назару Ким. – Его будет забирать из сада няня, так пойдёт?
Сердце невольно сжимается от жалости к младшему сыну Миронова. Вот вам и причина сложного поведения Семена. Если у мальчика нет любящей матери, то Ким явно не смог заменить её малышу. Кажется, Миронов вообще забыл, что раньше умел быть нежным и заботливым.
- Семёну сложно находить общий язык с людьми, - говорит Ким, видя, что Назар не торопится соглашаться. – А твоя мама ему почему-то понравилась. Мне бы очень хотелось, чтобы именно она работала воспитателем в его группе…
Когда Ким, наконец, уходит, я укладываю Назара в постель.
- Спасибо, что заступился, - говорю я, поцеловав сына в лоб. – Но ты не должен был. Я взрослая, а ты маленький. Это я должна защищать тебя, а не наоборот. Я могу позаботиться о себе сама.
Назар серьёзно хмурится, и я буквально вижу в нём черты отца.
- Он обижал тебя, - говорит сын. – Говорил гадости. Драться ты не умеешь, так что нужно тебя защищать. Так тренер говорит… что я мужчина и должен тебя защищать.
Обнимаю своего мальчика.
- Ну тогда спасибо, - поправляю на нём одеяло. – Но, надеюсь, ты помнишь, что драка – это последний способ решения конфликта. Сначала нужно попытаться решить проблему словами.
- Расскажи это Сёме, - Назар зевает, его глаза закрываются уже сами собой. – Он готов дать в лоб, прежде чем скажет «привет».
Невольно думаю о том, кто сегодня укладывал спать младшего сына Кима. Няня? Достаточно ли добра и терпелива эта женщина, чтобы Сёма смог расслабиться рядом с ней?
Утром звоню Татьяне Павловне, и получив одобрение, еду с Назаром в сад.
Возможно, я совершаю ошибку. Не знаю, чем это решение может обернуться.
К тому же в душе поселяется новый страх. Ким ведь не просто так забрал с собой волос Назара. Он сделает генетический тест и узнает, что Назар его сын. Что будет тогда?
Может, я должна попробовать поговорить с ним? Попытаться рассказать правду. Наверно, это не заставит его простить, но, может, хоть немного снизит градус его ненависти ко мне.
Семён приходит в группу и тут же начинает носиться маленьким ураганчиком. Ко мне не подходит.
Назар ловит младшего брата за шкирку.
- Пошли, будешь извиняться, - говорит сын.
- Не хочу! – Семён пытается вывернуться и влупить Назару ногой, но старший мальчик держит его на расстоянии вытянутой руки.
- Тогда мы с мамой прямо сейчас поедем домой, а ты оставайся тут.
- Ещё чего! – вопит Семён. – Она моя воспитательница. Папа сказал, что будет она!
- А больше тебе папа ничего не сказал? – Назар тащит Сёму за шкирку в мою сторону. – Она будет твоей воспитательницей, если ты извинишься за то, что плохо себя вёл в прошлый раз.
- Не буду! – на глаза Сёмы наворачиваются слёзы.
Со вздохом благодарю Назара, который хотел как лучше, и забираю у него Семена.
Через силу он не станет извиняться. Это сразу видно. Характер такой же ужасный, как у отца. Его не перегнуть. Нужно искать другие подходы.
Приседаю рядом с Сёмой на корточки и беру малыша за руку. Он обиженно сопит, но дотронуться до себя позволяет. Тогда я глажу мальчика по напряжённой спине.
Он как маленький львёнок. Нужно приручать его медленно и осторожно.
- Тебе нравится ходить в садик? – спрашиваю я.
- Только если ты здесь, - отвечает Семён.
Он смотрит на свои сандалики и смешно дует пухлые щёки.
- Мне тоже нравится тут, когда ты приходишь, - говорю я, - но не нравится, когда ты обижаешь меня или других деток.
- Они глупые, - Сёма поджимает губы и смотрит на ребят со злостью, - играют в свои дурацкие игры, а со мной в нормальные не хотят…
Запускаю пальцы в тёмные волосы мальчика. Я прямо чувствую, как расслабляется его тело под моими ладонями. Очень тактильный ребёнок. Ему нужно много физического контакта.
- А я тоже глупая? – спрашиваю с улыбкой.
- Нет, - отвечает мне маленький забияка, - ты хорошая.
- Мы можем поиграть во что-нибудь вместе, если хочешь, - предлагаю я. – В нормальную игру.
- Я не буду больше тебя пачкать и драться, - выпаливает вдруг Сёма, и тут же добавляет: - давай порисуем.
- Давай, - соглашаюсь я.
Когда мы садимся над белым листом бумаги с коробкой разноцветных мелков, это привлекает внимание других ребят. Постепенно к нам придвигаются стульчики. Ребята тоже берут чистые листы и начинают рисовать собственные картины. Назар предлагает Сёме помочь нарисовать зубастого монстра, и я отхожу в сторону, чтобы уделить, наконец, внимание и другим детям.
Впрочем, надолго этот номер не прокатывает.
Как только я пытаюсь заняться другими, Сёма тут же выкидывает какой-нибудь фокус, чтобы привлечь к себе внимание. Он снова дерётся, толкается и ломает игрушки. Срывает урок математики и опять отказывается спать на тихом часу самостоятельно.
Всеми правдами и неправдами он пытается заставить меня не отходить от себя.
Это сумасшедший дом. Всё-таки ему пока рано ходить в сад.
Многие дети пытаются перетянуть на себя внимание воспитателя, но быстро адаптируются к жизни в группе и принимают тот факт, что вокруг много таких же малышей, и сотрудники сада заботятся обо всех.
Вот только в Семёне это рождает панику. Отсюда и соответствующее поведение.
Смотрю в растерянности на трубку, из которой уже слышатся гудки.
Серьёзно? То есть, по мнению Кима, я должна не только уделять его сыну особое внимание в течение дня, но и сидеть с ним неизвестно сколько после закрытия садика?
Через пятнадцать минут рабочий день группы подходит к концу, и мы остаёмся с Семёном и Назаром втроём.
- Давайте рисовать, - со вздохом предлагаю я.
Сёма, не стесняясь, забирается ко мне на колени, когда мы устраиваемся за столом.
Сомневаюсь ровно секунду, а потом позволяю ему это. На самом деле совсем непедагогичный поступок. Некоторая дистанция между воспитателем и детьми должна оставаться, иначе проблемы с вечерним уходом домой только усугубятся.
Но я не смогла заставить себя отстоять эту границу. Мне искренне жаль Семена. Хочется хоть немного облегчить внутреннее напряжение этого непростого ребёнка.
- Уши рисуй! – подсказывает Назар, расположившийся рядом с нами на отдельном стуле.
- Это монстр без ушей, - Семён как взрослый закатывает глаза.
Он чиркает цветными карандашами на листе что-то большое и лохматое. Клыки и когти на месте, а вот уши, видимо, лишние.
Смотрю, как сыновья Кима рисуют вместе, и уже знакомый страх снова поднимает в душе голову. Что будет, когда Миронов убедится, что он отец Назара? Вероятно, он возненавидит меня ещё сильнее. Но как он поступит? Что, если он попытается отобрать у меня сына?
Ещё через пятнадцать минут к нам заглядывает охранник. Он не может уйти домой, пока все группы не закроются.
Когда через полчаса никто не приходит, я веду мальчишек в раздевалку и прошу их одеться.
Пусть хоть охранник поедет к семье домой. А мы с ребятами подождём Акима где-нибудь в кафе или на детской площадке.
Сёма слушается без разговоров. Сам справляется с ботинками и натягивает куртку.
- Вот бы папа совсем не пришёл, - мечтательно заявляет Семён.
Отворачиваюсь, чтобы скрыть слёзы, защипавшие вдруг глаза. Неужели, у Миронова настолько плохие отношения с собственным сыном? Как же это неправильно… Почему? Он же хороший человек в глубине души. По крайней мере, я помню его таким.
Меняю туфли на сапожки, накидываю на плечи плащ.
- Смотрите, что я нашёл! – Назар демонстрирует нам сжатый кулак.
- Что там? Что? – Семён тут же виснет на его руке, пытаясь самостоятельно разжать пальцы, скрывающие неизвестную тайну.
Назар раскрывает кулак, и на его ладони обнаруживается большой и жук с красной спинкой.
- Ааа! – испуганно верещит Семён и бросается ко мне за защитой.
Он взбирается ко мне на руки, как маленькая обезьянка по пальме.
- Ты чего? – Назар хмурится, не понимая такой реакции.
- Сынок, помнишь, я говорила тебе, что некоторые боятся насекомых, - напоминаю я.
- Обычно только девочки боятся, - Назар окидывает Сёму на моих руках презрительным взглядом. – Это даже не паук. Жук нестрашный, Сём, он красивый.
- Я не боюсь, - бурчит Семён, уткнув лицо мне в плечо.
- Назар, выпусти его, пожалуйста, в окно, - прошу я.
Сын подносит ладонь к открытой форточке. Жук расправляет крылышки и с тихим «ж-ж-ж» улетает туда, откуда сюда попал.
- Жук улетел, - шепчу я Сёме на ушко.
Обнимаю малыша на своих руках, чтобы он успокоился.
- Я не боюсь, - упрямо повторяет Семён.
Скрипит входная дверь, и в группу заходит наконец Ким. На нём деловой костюм с пиджаком и галстуком. Видимо, действительно, приехал прямо с какой-то встречи.
Миронов смотрит на меня, держащую на руках его сына, очень пристально. А Сёма даже не оборачивается. Только сильнее прижимается ко мне всем телом.
- Аким Витальевич, мне нужно с вами поговорить, - тоном строгой воспитательницы заявляю я.
- Я же сегодня не хулиганил! – Сёма отлепляется от моего плеча.
- Разве? – я улыбаюсь маленькому задире.
- Ну почти… - Сёма тушуется и снова утыкается лицом в моё плечо.
- Я хочу поругать не тебя, а твоего папу, - тихо шепчу я на ухо мальчику, сидящему на моих руках.
Семён поднимает на меня недоверчивый взгляд.
- И ты его не боишься? – спрашивает он тоже шёпотом.
- Нет, - подмигиваю Сёме и спускаю его с рук на пол. – Мальчики, вам придётся посидеть здесь и посмотреть мультик, пока мы разговариваем.
Вручаю свой телефон Назару. Он знает, что делать. Киваю Акиму на дверь, в которой он стоит. Когда мы оба выходим в коридор, я тут же пускаюсь в атаку.
- Семёну рано ходить в детский сад, Аким, - заявляю я.
- Ему пять, - перебивает меня Миронов. – Уже пора.
Ким смотрит на меня сверху вниз, и я почему-то чувствую себя подчинённой, пришедшей с докладом на ковёр к начальнику.
Ким говорит так, будто он уже мой начальник. По сути, просто отдаёт команды.
- Может, ты не поняла или не расслышала, - он смотрит на меня равнодушно. – Я предлагаю шанс, которого ты не заслуживаешь. Сможешь выбраться из того клоповника, где живёшь сейчас с сыном. Назара возьмёшь с собой, мальчики вроде подружились. Видишь? У тебя нет причин отказываться. Странно, что ты не прыгаешь до потолка от радости.
Усмехаюсь.
- Возможно, это потому, что лучше жить в клоповнике, чем с тобой! - заявляю я.
Хочу пройти мимо Миронова и вернуться в группу, но он преграждает мне путь, впечатав ладонь в стену.
- Поверь, Яна, твоя неприязнь взаимна, - выплёвывает Ким мне в лицо. – Но чтобы ты там не думала, я люблю Сему. И я готов мириться с твоим присутствием в его жизни, если это поможет сыну. Кроме тебя, он никого к себе не подпускает. Так что я куплю тебя для него, без вариантов.
Ким неприязненно морщится и трёт ладонью лицо.
- Кто бы мог подумать, что свет сойдётся клином именно на тебе? – цедит сквозь зубы Миронов. – Надо отдать тебе должное, актриса ты превосходная. Понимаю, почему Сёма купился…
- Аким, - без особой надежды на то, чтобы быть услышанной, говорю я, - прошу тебя, не нужно меня терпеть, не нужно вытаскивать из клоповников. Я сама справлюсь со своей жизнью. И ты с Сёмой сможешь справиться без моей помощи, наверное. Просто проводи с ним больше времени и будь поласковее.
- Он мужчина, Яна, - Ким качает головой. – Я не могу быть с ним мягким.
Мне хочется врезать по лбу этому идиоту!
- Ким, очнись, он маленький ребёнок! – я повышаю голос.
Взгляд Миронова нехорошо темнеет, и я испуганно прикусываю язык.
Мне кажется, он так меня ненавидит, что может ударить, если я дам повод.
- Ладно, давай зайдём с другой стороны, - говорит Ким, растягивая губы в жёсткой, похожей на оскал улыбке.
Его рука всё ещё преграждает мне дорогу. Оглядываюсь назад. Мы одни в пустом коридоре.
- Сегодня утром я отдал волос Назара на генетическую экспертизу, результаты будут завтра, - заявляет Миронов. – Что покажет экспертиза, Яна? Что Назар - мой сын, от которого тебе не удалось избавиться? Или что ты сразу после меня легла под кого-то другого? А может, ты и сама не знаешь чей он, ведь семь лет назад ты не была уверена, что беременна от меня?
Слова Кима возвращают меня на много лет назад. И я чувствую, словно опять стою в том холодном больничном коридоре и выбираю предать любимого мужчину, чтобы спасти сына. Душу рвёт на части. И это не фигура речи. Я едва соображаю от страха и отчаяния.
- Назар - твой сын, и я никогда не пыталась от него избавиться, - шепчу я.
Хотела сказать это твёрдо и уверенно, но голос куда-то делся.
А Ким вдруг выходит из себя. Он резко подаётся ко мне и больно хватает за плечи.
- Зачем ты пытаешь лгать?! – рявкает на меня Миронов. – Невинной овечкой можно притвориться только один раз. Второй раз уже не сработает, детка. Я видел твоё истинное лицо. Ты бессердечная расчётливая сука. Лживая гадина. Насквозь лживая. Ты хладнокровно убила нашего ребёнка, по крайней мере, пыталась. И неважно, что ты говоришь сейчас об отце Назара. Я не могу верить тебе на слово. Экспертиза покажет правду.
На глаза наворачиваются слёзы. Я не знаю, как справиться с ненавистью Акима. Я готова была потерять его ради того, чтобы спасти жизнь сыну, но выдерживать все эти унижения и оскорбления нелегко.
- Как скажешь, - бесцветным голосом соглашаюсь я.
Разочарование холодит сердце. На секундочку я понадеялась, что расскажу Киму правду, и мы сможем пусть и не помириться, но хотя бы сбавить градус этой пугающей злобы.
Пальцы Кима впиваются в мои плечи с безжалостной грубостью. На коже наверняка останутся синяки. Как и на сердце после сегодняшнего разговора.
- Впрочем, я тоже думаю, что Назар - мой сын, - заявляет Миронов. - А если это так, то он будет жить со мной, надеюсь, ты это понимаешь.
В горле пересыхает от ужаса. Миронов разлучит меня с Назаром, и глазом не моргнёт. По крайней мере, попытается это сделать. Что я смогу противопоставить его деньгам и связям?
- Отберёшь его у меня? А зачем? – не выдерживаю я. - Чтобы так же забить на него, как на Сёму? Чтобы и мой мальчик стал несчастным? Лишь бы отомстить мне?
***
Дорогие читатели, приглашаю вас заглянуть в еще одну мою жаркую и крайне эмоциональную историю о непростой любви, выросшей из ненависти:
"Брат мужа. Привыкай к боли" https://litnet.com/shrt/nUeL

- Мой сын не обязан быть верным тебе, - будущая свекровь презрительно кривит губы. – Ваш брак нужен бизнесу. Это важная сделка. Вытри слезы, вернись и скажи, что не станешь отменять свадьбу.
Прижимаю к груди новорожденного сына. Брак, в который меня толкают, обречен на взаимную ненависть. У меня уже был муж, и я любила его всем сердцем. Он погиб полгода назад. Теперь его родственники готовы сожрать и меня, и ребенка за долю в фирме, если я не выйду за одного из братьев погибшего мужа. Один – только что отымел организатора вечеринки в честь нашей помолвки. Другой – желает мне смерти в муках.
❤️ властный герой с тяжелым характером
❤️ от ненависти до любви
❤️ эмоции на грани и очень откровенно
❤️ нежная героиня
❤️ ребенок
❤️ ХЭ
На лице Кима судорожно дёргаются желваки, но он не позволяет себе выйти из себя, как я.
Просто пальцы на моих плечах сжимаются ещё сильнее, причиняя боль.
- Я не говорил, что отниму его у тебя, - холодно произносит Миронов. - Хотя это было бы справедливо. Ты отняла у меня сына на семь лет. Справедливо будет, если и я заберу его себе на следующие семь лет, как считаешь?
Душу сковывает паникой.
Соберись, Яна Владимировна! Ты должна отстоять себя и сына!
- Прекрати, ты делаешь мне больно, - я кошусь на руки Кима.
Миронов разжимает пальцы и даже растерянно моргает. Кажется, он даже не осознавал, что причиняет боль.
- Пойми уже наконец, что это не предложение, и прекрати спорить, - говорит Ким. - Ты с Назаром переезжаешь в мой дом.
Качаю головой, что вызывает злую вспышку во взгляде Миронова. Не потащит же он меня силой? Что за бред? Нужно донести до него, что это очень плохая идея.
- Ты меня терпеть не можешь, - я смотрю на Кима снизу вверх, - зачем усложнять себе жизнь?
- Как ты уже могла понять, я мало бываю дома, - сквозь зубы объясняет бывший. – Так что не переживай об этом. Мы редко будем видеться.
Хмурюсь.
- Нет, так не пойдёт! – спорю я. – Я толкую тебе битый час о том, что ты должен уделять больше времени сыну, а ты заявляешь, что собираешься продолжать в том же духе, пропадая на работе!
- Хорошо, - рычит Ким, - уговорила. Я буду возвращаться раньше и донимать вас своим мрачным видом.
- Вот ещё, не собираюсь это терпеть!
Мы сверлим друг друга злыми взглядами, понимая, что зашли в тупик.
- Ты хоть понимаешь, что оказываешь Семёну медвежью услугу? – спрашиваю я.
Замолкаю на секунду, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью группы. Судя по звукам, ребята всё ещё смотрят мультик. Надеюсь, они нас не слышат.
- Ты пытаешься сделать из меня значимого взрослого для своего сына, - объясняю я, - И обрекаешь Семена снова почувствовать себя брошенным, когда я уйду из вашего дома.
Ким пожимает плечами.
- Куда ты уйдёшь? – с ухмылкой спрашивает Ким. – Если Назар - мой сын, то он будет жить со мной, вместе с Семёном. Неужели ты бросишь его?
Я вообще ничего не понимаю.
- Ким, ну как ты себе это представляешь? – со стоном спрашиваю я. – Кем я буду в твоём доме?
На лице Миронова не отражаются его эмоции. Я вижу только холодную маску.
- Давай представим, - говорит Ким, - что мы в русской усадьбе девятнадцатого века. Хозяин заделал одной из крепостных девок ребёнка и взял его в свой дом, признав законным наследником, как и остальных своих детей. А мать ребёнка может жить в том же доме в качестве няни или служанки. Все счастливы. Проверенная схема, Ян.
- Ким, ты…
Хочу сказать, что он сошёл с ума и в край обнаглел.
Неужели, это я сделала его таким злым и жестоким? Это не тот Ким, которого я любила. Сейчас передо мной совсем другой человек. Безжалостный и глухой к чужим чувствам.
Из-за угла выруливает Татьяна Павловна.
Она окидывает нас, стоящих слишком близко к друг другу, цепким взглядом.
- Добрый вечер, Аким Витальевич, - так, будто ничего странного не происходит, говорит она. – Приехали за сыном?
Пользуясь случаем, отстраняюсь от Кима. Отхожу на пару шагов в сторону и выдыхаю с облегчением.
- У меня для вас есть новости, Татьяна Павловна, - произносит Ким, - Семён пока не будет ходить в сад.
- Господи, какая ра… - женщина осекается, поймав на себе острый взгляд Миронова. – Я хотела сказать, какая разумная мысль. Сёмочке нужно больше времени проводить в семье…
Директриса натянуто улыбается.
- Татьяна Павловна, этот человек пытается заставить меня уволиться из вашего сада, - хочу втянуть её в наш спор и получить поддержку.
- Зачем? – уточняет директриса.
- Хочу, чтобы она работала няней у меня, - без обиняков заявляет Ким, - и занималась у нас дома с Семёном.
- И тогда вы заберёте Семена из сада? – спрашивает Татьяна Павловна с плохо скрываемой надеждой.
- Только в том случае, если Яна согласится работать в моей семье няней, - повторяет Ким.
- Я уже отказалась! – не выдерживаю и повышаю голос, выходя из себя.
Что Ким себе позволяет? Надо прекращать этот цирк!
Татьяна Павловна вдруг прижимает ладони к груди и падает передо мной на колени.
- Молю вас, Яна Владимировна, соглашайтесь! – с чувством произносит она. - Сёме очень нужен такой педагог! Это ваш долг перед обществом! Это ваша миссия! Очень вас прошу, спасите нас всех!
Ким кашляет в кулак, пытаясь скрыть то ли смех, то ли стон.
А я смотрю на директрису с открытым ртом. Я теперь должна отказать человеку, стоящему передо мной на коленях?
- Прекратите! – я хватаю Татьяну Павловну за плечи и заставляю подняться с колен. – Я не собираюсь работать в этой семье!
На лице директрисы появляется настоящее отчаяние.
Мне кажется, что я попала в какой-то розыгрыш. Ну или кошмарный сон.
- Почему? – спрашивает Ким. – Что в этом такого, Яна?
- Ты меня ненавидишь! – заявляю я, не стесняясь присутствия Татьяны Павловны. – Ты грубишь и говоришь гадости при каждой встречи. Это создаёт невыносимый психологический климат. Такое отношение сложно выдерживать даже по десять минут в день, когда ты забираешь сына из сада. Нечего и говорить о том, чтобы жить с тобой под одной крышей. Ты ведёшь себя неуважительно. Мальчики прекрасно это видят. Как думаешь, это как-то скажется на них? Открою тебе секрет: конечно, скажется! И тут два варианта: либо они тоже перестанут меня уважать, либо возненавидят тебя!
- Ты преувеличиваешь, - возражает Ким.
В коридоре повисает молчание. Татьяна Павловна стоит, опустив глаза. Она знает, что я права, но, судя по всему, готова на всё что угодно, лишь бы избавиться от проблемного Семена.
Ким прочищает горло кашлем.
- Ладно, - говорит он так, будто переступает через себя, - я смогу быть вежливым, Яна Владимировна, если это твоё условие.
- Ваше, - поправляю я.
Поджимаю губы. Вид у меня сейчас должно быть жутко воинственной. А в душе бушует ураган сомнений.
Я должна стоять на своём. Твёрдо отказываться. Не приближаться к бывшему на пушечный выстрел, если не хочу быть пережёванной его ненавистью.
- Хорошо, - на лице Кима появляется такое выражение, будто он съел лимон. – Если в остальном, Яна Владимировна, вы согласны, то можно считать, что…
- Я не соглашалась, - перебиваю я Миронова. – Нет, я не няня, Аким Витальевич, я педагог детского сада. Это разные вещи. И в вашем доме я жить не буду.
- Яна… - Аким буквально выстанывает моё имя, спрятав лицо в ладонях. – Я правда стараюсь сделать так, как будет лучше для Семёна…
Киваю и внутренне решаюсь на то, о чём, вероятнее всего, сильно пожалею.
- Я не отказываюсь. Лишь говорю о том, что не стану работать няней в твоём доме, - сжимаю ладони в кулаки, чтобы придать себе уверенности. - Мне нужна своя территория. Можешь возить Сёму ко мне, как в детский сад, а вечером забирать домой.
На лице Кима появляется брезгливое выражение.
- Я не могу привезти сына в тот клоповник, где ты живёшь, - возражает он.
Делаю медленный, глубокий вдох. Он ведь даже не понимает, что уже грубит.
- Раз уж вы, Аким Витальевич и Татьяна Павловна, так щедры, что предлагаете мне двойной оклад, то наверняка не откажетесь и выдать аванс, - говорю я с улыбкой. – Тогда уже завтра я смогу снять более приличную квартиру и буду ждать Семена в гости.
Аким молчит, обдумывая мои слова. Кидает взгляд на дверь, за которой сидят его сыновья.
- Пожалуй, твой вариант не так уж и плох, - говорит он наконец, - но мне нужно работать, так что приступить к своим обязанностям ты должна уже завтра. Я сам найду тебе квартиру сегодня.
- Но как? – удивляюсь я. – Уже почти восемь вечера.
- Не проблема, – коротко отвечает Аким.
Он достаёт из кармана пиджака телефон и звонит кому-то.
- Ленусь, будь так добра, организуй приличную съёмную квартиру недалеко от посёлка, в котором я живу. Срочно. Сегодня. Желательно в течение часа.
- Ну вот и чудненько, - говорит Татьяна Павловна, когда Миронов вешает трубку. – Не волнуйтесь, Яна Владимировна, завтра же попрошу бухгалтерию перевести вам на карту аванс.
Чувствую себя мухой, застрявшей в паутине. Вроде и настояла на своих условиях, а интуиция всё равно вопит, что вляпалась я в то, что не потяну.
Не вижу причин отказываться от предложения Миронова с поиском квартиры. Я ведь и сама хотела как можно скорее сбежать от Катерины и её противного муженька. Главное, чтобы новое жильё стало моей территорией, на которой я смогу жить так, как захочу. Для этого всего-то и нужно платить аренду самой, без помощи Кима. Кто платит, тот и устанавливает правила. Этому жизнь меня уже научила.
Если эта незнакомая мне Елена правда сможет найти квартиру уже сегодня, что кажется мне чудом, то нужно попытаться успеть собрать вещи.
- Поехали, - велит Ким, не глядя на меня.
- Куда? – уточняю настороженно.
Неужели он хочет помочь мне с чемоданами?
- В ресторан, нужно кормить детей, Ян, - Ким закатывает глаза, будто я никчёмная мать и воспитательница, не думающая о потребностях детей. – За это время Лена найдёт что-нибудь, потом отвезу вас с Назаром на новую квартиру.
- Нам нужно собрать вещи, - объясняю я с усталым вздохом.
- Сейчас организуем, - Ким снова достаёт телефон. – Лен, пошли кого-нибудь по адресу, который я тебе сейчас пришлю. Нужно будет собрать все вещи в одной из комнат и перевезти их в ту квартиру, что ты найдёшь.
Ким отпускает водителя, сам садится за руль и везёт нас в ресторан.
Мальчишки заняли заднее сидение, так что мне осталось только переднее пассажирское кресло рядом с Мироновым.
Я в своём дешёвеньком плаще и сапожках из кожзама смотрюсь нелепо в роскошном салоне. В интернете мне попадались фотографии таких машин. В них любят фотографироваться девушки, похожие на кукол Барби.
И находиться так близко к Киму совсем непросто. С одной стороны, замершее на семь лет сердце будто отмерло и снова начло биться. Сложно объяснить это чувство. Каждый глоток воздуха кажется чуточку вкуснее в его присутствии. Вечернее солнце не просто ложится косыми лучами на улицу, а красиво подсвечивает силуэты людей и деревьев. Будто в мир добавили красок. Будто я носила мутные очки, а сейчас взяла и протёрла линзы.
А с другой стороны, враждебность Кима давит на меня бетонной плитой. Я вижу, как изменился человек, которого я любила. У меня такое чувство, что, если я подойду достаточно близко и повернусь спиной, Аким воткнёт мне нож между лопаток.
От смеси страха, возмущения и абсурдной радости кружится голова.
Я не верю, что мы сможем распутать когда-нибудь этот клубок. Ким никогда больше не поверит мне. Да и я не уверена, что смогла бы вынести того, кем он стал.
Миронов привозит нас в ресторан, где чашка кофе стоит столько, сколько я трачу на все продукты за неделю.
Мне кажется, что он специально делает это. Прекрасно отдаёт себе отчёт, что я не смогу заплатить здесь за себя, и вынуждает оказаться в зависимом положении.
Он и заказ делает сам.
- Медальоны из красной рыбы с овощами на гриле, две порции, пожалуйста, - говорит он официанту. – А вы, ребята, что будете, пасту?
Мальчишкам он даёт выбор, а мне нет.
- Ты ведь любила красную рыбу, всегда её заказывала, - отвечает Ким на мой колючий взгляд.
Так и есть. Если бы я выбирала сама, то остановилась бы именно на том, что он заказал. Но он не дал мне выбора, и это задевает. Цепляет что-то в душе.
Пока мы едим, Акиму звонит помощница и сообщает, что его поручение выполнено. Так что из ресторана он везёт нас сразу на новую квартиру.
Новый хороший район на окраине города. Дома бизнес-класса. А главное, это место находится прямо рядом с шоссе, по которому можно за пятнадцать минут добраться до элитного посёлка, в котором расположен дом Миронова.
Мы поднимаемся на девятый этаж одной из многоэтажек, и заходим в квартиру, где нас ждёт помощница Миронова.
На вид ей лет тридцать. Ухоженная брюнетка в строгом, но женственном деловом костюме. Я задаюсь вопросом: спит ли с ней Ким. Елена красивая. Когда представляешь себе секретаршу или помощницу, которая спит с боссом, то думаешь, что выглядеть она должна именно так, как эта Елена.
Впрочем, помощница отдаёт Киму ключи и быстро уходит, не задав ни единого вопроса и ничем не выдав своих чувств.
Я прохожусь по светлой просторной двушке. Хорошая квартира. Чистая, со свежим ремонтом. Вся необходимая мебель есть. В маленькой комнате можно устроить спальню для меня. А большую отдать под детскую для Назара и Семена. Там и кровати поместятся, и два стола, и место для большого ковра останется, чтобы не тесно было играть.
- Сойдёт, - говорит Ким, обошедший все комнаты вместе со мной.
Мы стоим в коридоре возле большой комнаты, где мальчики лазают по шкафам и полкам, удовлетворяя своё любопытство.
Миронов не спрашивает, подходит ли мне квартира. Его помещение устроило, и на этом всё.
- Попроси Елену прислать мне телефон хозяина, я переведу ему деньги за аренду, - говорю я.
- Лена уже заплатила по моей просьбе за три месяца вперёд, - отвечает Ким.
- Я не просила об этом! – возмущаюсь я.
Смотрю на Кима с осуждением. Как мне прекратить то, что он, похоже, решил командовать моей жизнью?
Обхватываю себя руками и кидаю взгляд на мальчишек, решивших в шутку побороться на ковре.
- Яна, я привык делать то, что считаю нужным, - сухо говорит мне Ким.
Да, так всегда и было. Просто семь лет назад мне это почему-то нравилось.
У меня вдруг появляется большое желание задать Миронову один личный вопрос.
- Ким, а почему ты бросил медицину? – спрашиваю я решившись. – Почему ты больше не хирург?
Ким задумчиво смотрит на своих сыновей. Я уже начинаю думать, что он ничего не ответит. Проигнорирует такой личный вопрос.
- Это было не моё желание, родители видели меня врачом, - всё-таки говорит Ким. – В юности сложно было понять, что жизнь, которую тебе навязывают, не может принести удовлетворения. Но рано или поздно иллюзии рушатся. В штатах я окончательно понял, что не смогу быть хирургом. Это просто не моё.
- Понятно, - тихо произношу я.
Ким столько труда вкладывал в свою учёбу, что мне сложно поверить в его слова. И он никогда не говорил, что хотел бы заниматься чем-то другим. Выходит, он и тогда, семь лет назад, не был со мной слишком уж откровенным.
Обхватываю себя руками и неуверенно заглядываю в глаза Кима. Не думаю, что он готов услышать правду. Смотрит на меня, как на врага. Не доверяет ни капли.
Как при таких вводных он принял решение сделать меня няней Семёна – загадка.
- Я никогда не пыталась избавиться от нашего сына, - осторожно произношу я. – Твоя мать…
Ким выходит из себя моментально. Он словно сбрасывает маску спокойствия, и на волю вырывается дикий зверь.
Глаза Миронова вспыхивают яростью. Лицо краснеет, словно на него плеснули кипятка.
Я даже не успеваю ничего толком сказать. Аким больно хватает меня за плечи и с силой встряхивает.
- Не смей лгать мне! – рычит он.
Ким сверлит меня таким ненавидящим взглядом, что я не выдерживаю.
Глаза наполняются слезами, а губы начинают дрожать.
Я чувствую себя совершенно беспомощной перед злобой Миронова. Если бы он был мне никем, то я могла бы отшить его так же, как Никиту, хозяина квартиры, в которой я жила. Нагрубить. Оттолкнуть. Показать свои когти, и дать понять, что не позволю вытирать об себя ноги.
Но я, чёрт побери, любила Кима! Я доверяла этому мужчине целиком и полностью. И семь лет назад я подчинялась ему почти так же, как ребёнок подчиняется родителю.
Наверно, поэтому у меня внутри такое чувство, будто бы он имеет право так поступать со мной. Грубить, унижать и даже причинять боль. Я ведь виновата перед ним. А значит, он может наказать.
Взрослая часть моей психики понимает, что это бред. Но сил оттолкнуть Кима у меня всё равно нет. Я постою за себя обязательно, но, видимо, не прямо сейчас.
- Убери эти крокодильи слёзы… - с презрением в голосе требует Ким. – Я уже говорил, что второй раз невинность разыграть невозможно… Не держи меня за идиота!
Миронов всё ещё больно сжимает мои плечи.
Зря я заикнулась о правде. Видела же, что он не поверит.
Смаргиваю слёзы и пытаюсь вывернуться из хватки Акима.
- Пусти! – прошу я.
Голос звучит слабо, я почти шепчу и, как и Ким, презираю себя за это. Ну почему я не могу быть с ним твёрдой?
Миронов не отпускает. Стоит, сжимая пальцами мои плечи, будто его заклинило.
- Аким, отпусти! – уже громче требую я.
Упираюсь ладонью в его грудь, чтобы добавить себе сил, и тогда Ким отпускает и отталкивает меня. Словно моё прикосновение причинило ему боль.
Я ударяюсь спиной о стену. Не сильно, но ощутимо.
Тут стены отделаны фактурной штукатуркой и покрашены краской. Смотрится красиво, но на ощупь как тёрка.
Неприятно. Где-то в районе лопатки начало саднить. Чувство такое, будто проехалась голой кожей по асфальту.
- Я передумал, не нужны мне твои откровения, - цедит сквозь зубы Ким. – Всё равно соврёшь…
В дверь звонят.
Миронов кидает на меня колючий взгляд, и сам идёт открывать. Целая команда мужчин в синих рабочих комбинезонах заносит в квартиру одинаковые картонные коробки и складывает их ровным рядом у стены.
Похоже, это привезли наши с Назаром вещи.
Мальчишки выбегают к нам в коридор, и Ким тут же зовёт Семёна.
- Сёма, нам пора ехать, собирайся! – велит он сыну.
- Не хочу! – пятилетний малыш тут же прячется за одну из коробок.
- Ну же, Семён! – раздражённо рычит Ким.
- Не поеду! – доносится из-за коробки.
Я всё ещё не отошла от стычки с Мироновым. Руки дрожат, а стыдная беспомощность превратилась в жгучую вину за то, что я не могу за себя постоять.
Провожаю взглядом рабочих, которые закончили заносить коробки, и теперь просто уходят из квартиры.
Делаю глубокий вдох и пытаюсь взять себя в руки.
С силой сжимаю ладони в кулаки. Я смогу. Справлюсь.
- Семён, вылезай, - ласково зову я. – Уже поздно. Тебе пора ехать домой и ложиться спать. Я буду ждать тебя завтра…
- Мам, - зовёт Назар, - у тебя кровь…
- Что? – я растерянно оборачиваюсь на сына.
- На спине… - говорит Назар.
- Правда? – удивляюсь я.
Подхожу к зеркалу, висящему на стене у входной двери, и пытаюсь через плечо разглядеть, в чём дело.
Должно быть, когда я ударилась спиной о стену, всё-таки умудрилась содрать кожу об эту хищную штукатурку. Даже через блузку.
На ткани в районе лопатки появилось маленькое красное пятнышко.
- Надо наклеить пластырь! – Семён высовывает голову из-за своего укрытия.
- У нас была аптечка, я найду, - говорит Назар и принимается лазать по коробкам.
Ким, застывший столбом, вдруг отмирает и хватает меня за руку чуть ниже плеча, прямо в том месте, где уже хватал до этого.
Я сжимаю пальцами ворот блузки на груди. Смотрю на Кима с предупреждением.
- Ты переходишь границы, - наконец-то мне удаётся заставить голос звучать твёрдо.
Ким хмурится.
- Ты поранилась из-за меня, - бурчит он. – Так что я должен помочь. Сама до того места ты не достанешь…
- Назар мне поможет, - возражаю я.
Как раз в это время дверь ванны приоткрывается, и сын протягивает мне пузырёк с антисептиком, пакет ватных дисков и пачку пластырей.
Ким быстро забирает всё это добро у Назара.
- Спасибо, - говорит он. – Попроси, пожалуйста, Семёна надеть ботинки. Я сейчас помогу твоей маме, и мы с ним уедем.
Миронов захлопывает дверь перед носом Назара.
- Ким, ну хватит! – прошу я.
- Не спорь! – отрезает Аким. – Прости, что вышел из себя. Я не должен был. И я не хотел толкать тебя. Ещё раз извини.
Закатываю глаза. Он ведь и не толкал, на самом деле. Просто резко отпустил, и я отшатнулась к стене.
- Приспусти чёртову блузку с плеч, я протру царапину и наклею пластырь, - просит Ким.
Вздыхаю. Наверно, глупо упираться. Чего он там не видел? Это просто спина.
Под пристальным взглядом бывшего тянусь к пуговке на вороте блузки.
Пальцы почему-то плохо слушаются. Даже дрожат.
Сглатываю ком в горле и пытаюсь пропихнуть маленькую пуговку в петельку. Не получается. Понимаю, что краснею. Как неловко…
- Дай сюда! – Ким кидает пузырёк, вату и пластыри в раковину, отпихивает мои неловкие пальцы, и сам хватается за пуговицу.
Вот это точно уже слишком!
Меня вмиг отбрасывает на семь лет назад, когда прикосновения этого мужчины значили совсем другое.
Тело парализует волной горячего шока, когда Миронов ловко пропихивает пуговку в петельку и скользит пальцами ниже, к следующей.
Опускаю голову, чтобы он не видел выражения моего лица. Щёки горят. Сердце перестало биться.
Пальцы Акима спускаются до третьей пуговки у груди, и я с удивлением вижу, что они тоже дрожат. Однако это не мешает Киму справиться с задачей.
- Ничего страшного… - хрипло шепчет Миронов.
Кого он убеждает: меня или себя?
Ким отпускает края блузки, и его ладони ложатся на мои плечи. Скользят вниз вместе с тканью, и блузка съезжает с плеч.
Мне становится дурно. Голова кружится. Сердце отмерло и теперь бьётся в груди испуганной пташкой.
- Чёрт… - в хриплом голосе Миронова почему-то слышится вина. – Прости меня, Яна…
О чём он? Поднимаю на Кима растерянный взгляд, а он хмуро смотрит на мои голые плечи.
В тех местах, где Ким хватал меня за руки, кожа уже покраснела, а местами и побурела.
- Я не рассчитал сил, прости… - бормочет он. – Забыл, какая ты хрупкая… прости, не хотел причинить тебе боль…
- Ничего страшного… - повторяю я его слова.
Нужно скорее закончить это, а то я так скоро в обморок грохнусь.
- Спина, - напоминаю я.
- Ах да… - Ким отрывается от разглядывания синяков на моих предплечьях и разворачивает меня спиной к себе.
Хочу перекинуть волосы набок, но Миронов опережает меня. Сам подхватывает пряди и медленно убирает их со спины на плечо. Пальцы Кима скользят по коже, и я зажмуриваюсь, чтобы стоять спокойно и не дёргаться.
Чувствую дыхание Миронова на своей шее. В ответ на это мурашки бегут по спине, а низ живота сводит судорогой.
Ким проводит пальцем рядом с тем местом на лопатке, которое саднит. Кажется, разрешить Акиму прикоснуться к себе было очень плохой идеей.
- Тебя так легко сломать… - шепчет на ухо Миронов. – Даже стараться не надо…
***
Подписаться на автора: https://litnet.com/shrt/nUyf
- Ошибаешься, Ким, - тихо произношу я, - ты можешь оскорблять меня, наставить синяков на моём теле, но я больше не та юная девочка, которая смотрела тебе в рот, и не хрупкий цветочек, который загнётся без тепличных условий… тебе меня не сломать!
Ким прижимает к моей спине ватный диск, смоченный хлоргексидином. Ссадину щиплет, и я морщусь, стиснув зубы.
- Верно, - Ким дует на ссадину, - ты зубастый и хищный цветочек, я не буду забывать об этом.
Шуршит картонная упаковка пластырей. Ким достаёт один и приклеивает к моей коже, закрывая ранку.
И мне не следует забывать, как Миронов относится ко мне. Нельзя млеть в его руках. Иначе он подберётся слишком близко, чтобы пнуть в самое больное место.
Натягиваю блузку на плечи и быстро застёгиваю пуговички на груди.
- Уже поздно, Ким, - строго говорю я, - Семёну скоро пора будет ложиться спать.
Аким тихо усмехается.
- Слушаюсь, госпожа воспитательница, - Миронов шутливо отдаёт мне честь.
Он выходит из ванной и снова торопит Семёна, который, конечно же, ещё не обулся.
- До завтра, Яна Владимировна, - говорит младший сын Кима, когда мы всё-таки уговариваем его послушать отца.
Сёма косится на Кима. Я вижу, что он хочет обнять меня или хотя бы коснуться, но не решается под суровым взглядом отца.
Тогда я сама опускаюсь на корточки рядом с ребёнком и ласково треплю его тёмные волосы на макушке.
- До завтра, дорогой, - я улыбаюсь малышу. - Выспись хорошенько, у нас будет много интересных дел.
- Пока, Назар, - прощается Миронов со старшим сыном.
Затем молча берёт Семёна за руку и тянет в уже открытую дверь.
Нет, так не пойдёт.
Я прочищаю горло кашлем и официальным тоном говорю:
- До свидания, Аким Витальевич.
Аким останавливается, но не оборачивается.
- До свидания, Яна Владимировна, - нехотя выдавливает он из себя.
Закрываю дверь за Мироновыми и оборачиваюсь к Назару.
- Ну и денёк, верно? – я улыбаюсь сыну.
Назар выглядит задумчивым.
- Мам, а папа Сёмы плохой или хороший? – спрашивает сын.
Ну и вопрос. Так сразу и не ответишь.
Я приседаю рядом с Назаром на корточки так же, как пару минут назад присела рядом с Семёном. Обнимаю сына и притягиваю его к себе.
- Люди редко бывают целиком плохими или хорошими, - говорю я. – Обычно они и плохие, и хорошие одновременно, понимаешь?
- Нет.
Назар мотает головой.
- Если судить человека по поступкам, - объясняю я, - то сложно найти того, кто всегда делает только правильные, хорошие дела. И наоборот так же. Мы все в чём-то плохие, а в чём-то хорошие.
Назар задумывается на какое-то время.
- Я специально показал Сёме жука, - признаётся сын. – Я так и думал, что он испугается.
Обнимаю сына ещё крепче.
- Ты всё верно понял, - я глажу его по спине, - поступок был так себе, но это не делает тебя абсолютно плохим человеком. И всё же нужно стараться делать добрые дела.
Назар зевает, и я понимаю, что пора укладывать его спать.
Приходится основательно порыться в коробках, чтобы найти наше постельное бельё. Пока что в квартире стоит два раскладных дивана. Устраиваю Назару постель на одном из них.
Сын ложится, а я ещё долго разбираю коробки. Завтра первый рабочий день в моём мини-детском саду, и я хочу быть к нему готова.
Ещё спускаюсь вниз в круглосуточный магазин, который заметила, когда мы с Акимом только приехали. Нужно купить хотя бы яиц на завтрак.
Спать ложусь в первом часу ночи. И хоть эта квартира ещё совсем не обжита, но чувствую я себя тут куда комфортнее. Здесь нет мерзкого Никиты, пытающегося распускать руки. В ванне красивая современная плитка, а не облупившаяся краска с чёрными пятнами плесени.
Если прикупить кое-что из мебели и поставить пару горшков с цветами, то получится очень даже уютно.
Сложно в это поверить, но, кажется, моя маленькая мечта осуществилась. Я так хотела съехать из квартиры Катерины и Никиты! Это казалось сложно достижимым, но вот вам, пожалуйста. Благодаря Акиму, это произошло буквально по щелчку пальцев.
Плохо, что он заплатил за квартиру вместо меня. Это было ни к чему. Теперь он вроде как имеет право сюда приходить.
Утром встаю по будильнику и иду на кухню готовить завтрак.
Здесь есть плита, духовка с грилем, микроволновка, электрический чайник и даже тостер. Отлично! На кухонную технику можно не тратиться.
Но больше всего меня радует наличие стиральной машины в ванной комнате.
Это была моя вторая маленькая мечта, после переезда. Последний раз я пользовалась этим достижением цивилизации в квартире Кима до того, как мы расстались.
Нервно оглядываюсь на комнату, где играют мальчики.
- Ким, ты торопишься, - я обнимаю себя за плечи, - то есть ты имеешь право подать в суд, конечно, но не нужно вываливать всё это на ребёнка с бухты-барахты!
Мы стоим рядом со столом, на котором лежит бумажка, доказывающая, что Ким является отцом моего сына.
- Почему? – Миронов смотрит на меня с вызовом. – Зачем тянуть?
- Аким, - я пытаюсь подбирать слова аккуратно, чтобы Миронов не понял меня превратно, - Назар - ребёнок. Маленький мальчик. И ты для него чужой человек. Его испугает эта новость. Поверь, это в твоих интересах. Сначала познакомься с ним поближе. Поговори. Покажи, что хочешь ему добра.
Взгляд Кима становится холодным. Ему явно не нравится, что я заставляю его ждать.
- Это по твоей вине сын считает меня чужим человеком, - говорит Миронов. – И не думай, что я оставлю это безнаказанным.
Возвращаю Киму такой же холодный взгляд.
- И как же ты собираешься меня наказать? – спрашиваю я. – Всё-таки попытаешься разлучить нас? Заберёшь его себе?
- Нет, Яна, это ни к чему, - Ким берёт со стола бумажку, складывает её несколько раз и убирает в карман, - достаточно получить права на него. Я отсужу у тебя опеку над сыном и стану тем, кто принимает решения о его жизни. Разумеется, я разрешу тебе общаться с ребёнком. Но не наоборот. Ты ничего не решаешь, запомни это. Не думай, что можешь диктовать мне условия.
Очень нехорошие слова жгут мне язык. Приходится с силой сжать кулаки, чтобы не произнести их вслух.
- Я и не пыталась диктовать тебе условия, - цежу я сквозь зубы. – Знаешь, Ким, есть ведь не только твои и мои права! Настоящий родитель думает в первую очередь об интересах ребёнка!
- Я так и делаю… - рычит Ким.
Мальчишки друг за дружкой выбегают из комнаты. Хлопает дверь, и топот, сравнимый с шумом от табуна, приближается к кухне.
- Мы хотим пить! – заявляют ребята.
Наливаю Назару и Семёну по стакану воды.
- Мне пора ехать на работу, - Ким кидает на меня ещё один холодный взгляд. – Я приеду за Семёном в семь, и тогда мы все вместе пойдём на прогулку или поиграем здесь.
Отлично, он меня услышал.
Миронов может думать что хочет, но меня правда волнует, как Назар воспримет новость о том, что Ким его отец.
Я думаю об этом весь день, каждую свободную минуту. К счастью, мальчики умело не оставляют мне этих свободных минут.
Утром у нас проходит урок счета и чтения. Семён пока совсем не знает букв. Это не страшно в его возрасте, но самое время начать знакомство с алфавитом.
После уроков идём на прогулку. С удивлением вижу, что Сёма почти не задирает других детей.
Он часто подбегает ко мне, просит раскачать его на карусели и всячески включает в свою игру. Теперь, когда моё внимание не нужно делить с остальными детьми в группе, Семён ведёт себя гораздо спокойнее.
После прогулки вместе готовим на обед быстрый суп с лапшой и фрикадельками. Мальчишки с аппетитом съедают свои порции, и я укладываю их отдыхать на тихий час.
Пока что приходится им делить один разложенный диван на двоих.
Впрочем, Назар уже достаточно большой и почти никогда не спит днём. Я укладываю его только для порядка, чтобы Сёма не капризничал. Однако помогает это не сильно.
Устав оттого, что его всё время пинают, Назар идёт ко мне жаловаться.
- Посиди с нами! – просит Сёма, когда я подхожу.
Вздыхаю, присаживаюсь на диван, и мальчики тут же устраиваются с двух сторон от меня.
Назар тоже не прочь полежать рядышком.
Беру книжку со сказками и начинаю читать.
Семён жмётся к моему боку, как доверчивый котёнок, а мне в голову приходи глупая мысль, что если бы мы с Кимом не расстались, то вполне могли бы обзавестись вот таким вот вторым мальчиком…
Если бы…
Каждый из нас выбрал другое. Я обманула Кима по желанию его матери, а Миронов поверил в это и даже не зашёл ко мне поговорить.
А ведь я ждала. Надеялась, что любимый не купится на то, что увидит на том видео. Ведь он знал меня. Должен был знать.
Но Ким так и не пришёл. Получается, он не знал меня на самом деле, а я не знала его, раз рассчитывала на другой исход.
Вечером мы снова идём гулять на площадку.
Ким сказал, что присоединится к нам в семь, так что я посылаю ему сообщение о том, где нас можно найти.
Мальчики играют в догонялки. Я беспокоюсь о том, как бы они ни простыли, если вспотеют. Всё-таки уже осень. Но дать им подвигаться тоже важно.
- Извините, вы не подскажете, который сейчас час? – меня отвлекает вопросом дедушка, пришедший на площадку с двухлетней внучкой.
Я лезу в сумку за сотовым.
- Четверть восьмого, - сообщаю я мужчине.
- Мам! – зовёт Назар, - Смотри, куда залез Сёма!
- Нужно везти тебя в травму, - говорит Ким.
Он переводит угрюмый взгляд с меня на Семёна, и мальчик начинает всхлипывать.
Кажется, Миронов прав. Когда пробую наступить, болит так, что в глазах темнеет.
Лезу в карман плаща за телефоном. Нужно узнать адрес ближайшего травмпункта и, наверно, вызвать такси. Своим ходом мне не доковылять. Хорошо хоть сегодня на карту пришли деньги от сада, которые пообещала Татьяна Павловна, и поездка на такси не оставит меня с пустыми карманами.
- Что ты делаешь? – спрашивает Ким, заглядывая в мой телефон.
- Ищу, где можно сделать рентген, - говорю я, не отрывая взгляда от экрана, - потом нужно будет сходить за моим медицинским полисом и вызвать такси.
С сомнением кошусь на Назара. Если послать его в квартиру за полисом, он не заблудится? Всё-таки место новое.
- Ты там в очереди три часа просидишь, - Ким качает головой.
Пожимаю плечами. А какие варианты?
- Где в это время будет Назар? – спрашивает Миронов.
- Дома, конечно.
Зачем ему торчать вместе со мной в коридоре поликлиники?
- Один? – Ким поднимает вверх брови.
Во взгляде моего бывшего осуждение.
- Ким, я живу с Назаром одна, - напоминаю я. Кошусь на сына, который внимательно слушает наш разговор. – Он самостоятельный мальчик и сможет побыть без меня несколько часов.
- Мне это не нравится, - говорит Ким.
Он хмурится и будто ждёт, что я предложу ему другие варианты.
А я опять пожимаю плечами. То, что Киму что-то не нравится, это его личные проблемы.
- Неужели так сложно попросить о помощи? - Ким кивает на свою машину, припаркованную на дороге совсем рядом с детской площадкой.
Настала моя очередь поднимать вверх брови.
- Знаешь, Миронов, - я грустно усмехаюсь, - жизнь научила меня, что если о помощи приходится просить, то потом за неё придётся и платить. Дорого. Боюсь, твоя помощь мне не по карману.
Отряхиваю с подола плаща грязь, налипшую, когда я с Сёмой упала в траву, и беру за руку Назара.
- Пока, Семён, до свидания, Аким Витальевич, - говорю я. – Увидимся завтра утром.
Я осторожно делаю несколько шагов, стараясь не наступать на пострадавшую ногу.
- Детский сад! – рычит Ким.
Он вдруг подходит и без предупреждения обхватывает меня за талию. Перекидывает мою руку через своё плечо, заставляя опереться на себя.
- Эй! – возмущённо восклицаю я.
Отбиваться от непрошенной поддержки боюсь. Не хватало только ещё сильнее повредить ногу в драке с Мироновым.
- Не глупи, я отвезу тебя, - Ким сильнее сжимает мою талию. – Семён, Назар, идите к машине.
Ким подводит меня к своему автомобилю, открывает переднюю дверь и помогает мне сесть в салон.
- Нужно взять из квартиры медицинский полис, - спохватываюсь я.
- Не нужно, - отвечает Ким, - я не собираюсь торчать в городском травмпункте до полуночи. Поедем в платную клинику к моему другу, и даже не думай спорить.
Миронов захлопывает мою дверь и помогает мальчикам сесть в салон.
- Почему мне нельзя спорить с тобой? – с наездом спрашиваю я, когда Ким садится за руль. – Кто ты такой, что решаешь за меня, что мне делать?
Вот вроде бы он и помогает, но делает это так, что бесит до глубины души.
Ким оборачивается назад, на ребят.
- Все пристегнулись? – спрашивает он.
Когда мальчики говорят дружное «да», Миронов заводит мотор и трогается с места.
- Ты запретила мне говорить, кто я такой при них, забыла? – заявляет Ким, выруливая со двора на проспект.
Я тут же напрягаюсь. Зачем он так? Мальчики достаточно взрослые, чтобы понимать многое из наших разговоров.
До клиники, в которую везёт меня Ким, приходится добираться через вечернюю пробку. Миронов злится, нервно поглядывая на часы. Кажется, ему не нравится тратить время впустую.
- До районного травмпункта мы добрались бы быстрее, - ехидно замечаю я.
- Не люблю незнакомых врачей, - бурчит Ким.
- Ну так и не ходи к ним, при чём тут я?
Стараюсь не смотреть на Миронова, но постоянно ловлю себя на том, что разглядываю его руки.
Взгляд сам собой возвращается к ладоням, сжимающим руль. У Кима по-мужски красивые руки. Крепкие, но довольно изящные. Раньше я думала, что эти руки просто созданы для хирургии.
- Просто помолчи, Ян, ладно? – сдержанно просит Миронов.
Тут же хочу сказать что-то грубое в ответ, но вовремя вспоминаю, что мы не одни. Детям ни к чему слушать наши перебранки.
Припарковавшись возле клиники, Ким помогает мне выбраться из машины, опять закидывает мою руку себе на плечо и идёт вместе со мной в приёмный покой.
Мы заезжаем в квартиру, которую Ким помог мне снять, чтобы забрать кое-какие вещи. О безбарьерной среде здесь не слишком-то заботились. Несколько раз Миронову приходится приподнять меня за талию, чтобы перенести через какой-нибудь порог или бордюр.
Я смущаюсь от этого и становлюсь сама не своя.
Опираться на Кима страшно – кажется, что ненависть по отношению ко мне может в любой момент заставить его бросить меня в прямом смысле на землю.
Но Миронову, разумеется, плевать, что мне некомфортно. Он хватает меня за талию без спроса, чтобы перетащить, куда посчитает нужным.
А когда возвращаемся к машине, вообще обхватывает обеими руками пониже попы и поднимает таким образом на руки, чтобы спустить вниз со ступенек. По пандусу идёт женщина с коляской, и Миронову, видимо, не хочется ждать, пока проход освободится, и я смогу сама спуститься вниз.
Аким поднимает меня с лёгкостью, как пушинку. Нагло прижимает к себе. Буквально вдавливает тело в тело.
Мне настолько неловко, что хочется плакать.
- Аким, прекрати! – требую я. – Не нужно меня хватать и таскать!
Миронов игнорирует. Ничего не отвечает на моё требование и опускает на землю уже возле машины.
- Сама ты бы полчаса ковыляла, - говорит Ким. – Я просто хочу поскорее вернуться домой. Уже поздно, если ты не заметила.
Да, уже стемнело. Мальчишки, наверно, голодные и скоро захотят спать.
Ким открывает для меня дверь и помогает сесть в автомобиль.
И только тут я в полной мере осознаю, что сейчас окажусь на его территории. Каково мне там будет, если даже в его машине я чувствую себя как в клетке?
Наверняка Миронов командует там каждым чихом прислуги. Что он там говорил про крепостных?
Очень может быть, что именно в таком статусе он меня там и видит.
Пока выезжаем из многоэтажного района по шоссе, Семён и Назар засыпают на заднем сидении.
Мы едем в абсолютной тишине. Аким не стал включать даже радио.
- Прости, что заставляю тебя работать со сломанной ногой, - говорит вдруг Ким. – Сама видишь, Сёма слушается только тебя. Нужно хотя бы твоё присутствие рядом, чтобы домашний персонал смог с ним справиться.
- Знаешь, - тихо произношу я, задумчиво глядя на дорогу перед собой, - Семён ведёт себя так не потому, что у него вредный характер. И я не единственная, к кому он готов прислушиваться. Если хочешь, я помогу тебе наладить контакт с сыном, и тогда, я уверена, большая часть конфликтов, которые генерирует вокруг себя Семён, исчезнут.
Аким молчит какое-то время.
- Я не уверен, - произносит наконец Миронов, - что смогу сюсюкаться с сыном. Ты ведь это имеешь в виду?
Откидываю голову на подголовник и поворачиваю её к Киму, следящему за дорогой.
Он смотрит вперёд нахмурившись. Такой грозный и серьёзный. Какие уж тут нюни?
- Брось, Ким, - говорю я. – Ты умеешь быть нежным, я знаю. Ласка не сделает твоего сына мямлей или тряпкой.
Вижу, как сжимаются в тонкую линию губы Акима.
- Раньше умел, - говорит он мне.
Замолкаю и опускаю глаза. Почему его слова звучат, как укор?
На самом деле ехать от снятой для нас с Назаром квартиры до дома Миронова действительно совсем недалеко, минут двадцать.
Ким сворачивает с шоссе и въезжает на территорию охраняемого коттеджного посёлка. Каждый дом здесь скорее особняк. Огромные территории огорожены не глухими заборами, а красивыми коваными оградами и живыми изгородями из туй или аккуратно подстриженных кустов.
Масштаб впечатляет. Когда находишься рядом с чьим-то домом, то соседский виден лишь где-то там, вдалеке, на горизонте.
Миронов въезжает на территорию одного из этих огромных домов – особняков, и я едва удерживаю себя, чтобы не открыть рот.
На холме перед нами возвышается огромное здание. Тут можно разместить целую школу или концертный зал. Неужели, Ким живёт здесь с Семёном?
По аллее из клёнов мы едем к дому. Фонари, горящие вдоль дороги, выхватывают из темноты начинающие желтеть резные кленовые листья. Красиво, как в каком-нибудь парке.
Аким останавливает машину возле широкого парадного крыльца, и к нам навстречу тут же бежит несколько человек.
Киму и мне открывают дверь.
Миронов снова без спроса приподнимает меня над землёй и относит через ступеньки к двери.
Затем он возвращается обратно к машине. Ким будит Назара, и сын, дезориентированный со сна, медленно бредёт ко мне.
А Миронов тем временем обходит машину и берёт на руки спящего Семена.
Малыш даже не думает просыпаться. С умилением смотрю, как Ким несёт сына на руках в дом.
- Сейчас положу его в кровать и вернусь к вам, - говорит мой бывший.
Пока его нет, полная женщина в переднике, надетом поверх длинного тёмного платья, сманивает Назара на кухню - перекусить перед сном бутербродом с бужениной и молоком.
- Хорошо, - соглашаюсь я.
Не знаю, что из этого выйдет, но шанс сделать хуже крайне невелик.
Если Миронов хотя бы начнёт больше общаться с сыновьями, и слышать, что они говорят, уже будет достигнут заметный прогресс.
Мне неловко под взглядом Кима - хочется забраться под одеяло, чтобы почувствовать себя в домике. Стать невидимой. Но я со своей ногой в гипсе никуда не могу деться, по крайней мере, пока он не уйдёт.
Ким стоит возле постели и смотрит на меня сверху вниз. Взгляд этот сложный: в нём уже нет той лютой злости, что напугала меня в первый день. Но теплоты или хотя бы спокойствия в глазах Акима тоже не видно.
Там бурлит что-то тяжёлое и противоречивое. Из-за этого мне совершенно непонятно, как мой бывший поступит в следующую секунду: наорёт, скажет какую-нибудь гадость или поблагодарит от чистого сердца.
- Я хочу быть им хорошим отцом, - тихо произносит Миронов.
Киваю.
- Так и будет, - говорю я.
Мои слова звучат уверенно, но в мою собственную душу поселяют тревогу. Если Ким станет хорошим отцом для Назара, то не посчитает ли он тогда, что я лишнее звено в их компании?
Я всё-таки не верю, что он не попытается отобрать у меня сына.
- Спокойной ночи, - почти шёпотом произносит Аким.
- Спокойной ночи, - сдержанно отзываюсь я.
Когда Миронов уходит, я выдыхаю и понимаю, как сильно была напряжена в его присутствии. Будто в клетке с диким зверем находилась.
Откидываюсь на подушку и закрываю глаза.
Мне тяжело рядом с ним. Похоже, мои собственные чувства смешались в не менее дикий коктейль, чем у него.
Нет, ненависти к бывшему я не испытываю, но много чего другого нехорошего очень даже.
До встречи с Кимом чувство вины перед ним заглушало остальные эмоции.
Но теперь на поверхность всплыли обиды. Большую часть времени он ведёт себя со мной, как полный мудак. Даже если бы я была, как он считает, бессердечной стервой и сукой, разве все те гадкие слова, что он мне сказал, не делают его самого плохим человеком?
А ещё в душе живёт назойливый червячок, которого я называю «если бы». Если бы Ким пришёл ко мне поговорить после того, как увидел то видео, наша жизнь сложилась бы совсем по-другому.
Если бы семь лет назад Ким не поверил в то, что состряпала его мать…
Но он поверил и не пришёл. Вычеркнул меня из своей жизни и бросил одну справляться со всеми проблемами.
Я знаю, что это совсем нелогично, но я одновременно виню себя за ту боль, что причинила Акиму, и виню его за то, как всё сложилось.
А ещё я совсем не вижу в этом холодном, жёстком человеке мужчину, которого любила когда-то. Этот Ким отталкивает и пугает меня.
Но иногда… на долю секунды я ловлю в чертах лица Миронова юношескую живость, и образ того страстного и нежного Акима, который покорил моё сердце, вновь оживает в душе.
Это причиняет боль, потому что тех искренних, влюблённых друг в друга до дрожи молодых людей уже нет. Наша любовь умерла семь лет назад вместе с нами.
Утром чувствую, как ко мне под одеяло пробирается что-то тёплое. Приоткрываю глаза и вижу взъерошенную голову Семёна.
Он без спроса устраивается у меня под боком, натягивает на себя край одеяла и закрывает глаза.
Что ж, весь в отца – тот тоже не утруждает себя тем, чтобы спрашивать разрешения.
Осторожно кладу руку на Семёна, обнимая его. В этом жесте тоже чертовски много противоречий.
Кто я ему? Не мама и не друг. Всего лишь воспитатель или няня, не важно, как это назвать.
Я для этого мальчика – чужой человек. И всё же я не могу заставить себя держаться на расстоянии. Сёма тянется ко мне за любовью и теплотой, и моё сердце откликается на этот призыв. Искренне. Без всяких подтекстов.
Совесть тихо шепчет, что такое поведение может причинить впоследствии боль, но лишать Семёна пусть и временной опоры тоже кажется мне неправильным.
Замкнутый круг, в котором я выбираю добро. И будь что будет!
Едва слышно скрипит дверь, и в комнату заходит Ким.
Он какое-то время стоит у двери, задумчиво глядя на кровать, в которой мы лежим, а потом подходит ближе и садится на край постели с той стороны, где к моему боку прижался Сёма.
Ким одет в удобные с виду хлопковые брюки и светло-серую футболку, обрисовывающую крепкие мышцы груди. Он сейчас такой домашний. Вовсе не грозный. И мне даже хочется улыбнуться. Не знаю почему. Просто так.
- Он тебя нашёл, - Ким проводит рукой по спине Сёмы через одеяло.
Его ладонь кажется такой большой по сравнению с детской фигуркой. Когда-нибудь потом Семён и Назар превратятся в таких же верзил, как их отец, а пока они больше похожи на котят, которых можно взять на ручки и почесать за ушком.
«Он тебя нашёл…»
Эти слова отзываются в сердце пронзительной болью. Даже слёзы на глаза наворачиваются.
Ким опускает глаза и отпускает меня наконец. Сама делаю два прыжка до скамейки с поднятым в воздух гипсом и сажусь.
- Она погибла? – делаю я самое страшное предположение.
Ким качает головой.
- Нет, Рита жива и здорова, - говорит он. – Просто выбрала другую жизнь…
- И ты не заставил её сделать тот выбор, который нужен тебе? – слова вылетают из меня, прежде чем я успеваю подумать.
Ким бросает на меня пристальный взгляд.
Он остаётся стоять рядом со скамейкой, не присаживается рядом. И снова выглядит чужим и далёким.
- Она не хотела быть матерью, - говори Ким, глядя мне в глаза, - вряд ли что-то или кто-то может заставить женщину захотеть этого…
Киваю, прикусив язык.
Миронов сутулит спину и засовывает руки в карманы брюк, а затем поднимает нечитаемый взгляд на домик, в котором сидят его сыновья.
- Рита была дочерью маминой подруги. Хирургом, как и я. Мы вместе учились. И её тоже устроили в штаты на стажировку. Рита оказалась просто самой понятной среди чужих мне людей там, далеко от Родины. Мы сошлись на этом. Поженились. Но как оказалось, слишком по-разному видели своё будущее. Она хотела остаться в штатах, а я нет. Когда Рита пришла ко мне с новостью о незапланированной беременности, я с удивлением узнал, что моя жена вообще не хочет иметь детей. Видимо, для современных женщин материнство – это непосильный труди и далеко не предел мечтаний. Многие из вас выбирают другое. Кто ради лёгкой жизни, а кто, как Рита, ради того, чтобы не делать перерыва в карьере. Я уговорил её родить. Надеялся, что она свыкнется со временем с рождением сына и полюбит его. Хотя бы как-то будет заботиться о Сёме из чувства долга. Но…
Ким замолкает на какое-то время. Я вижу, как его лицо становится всё более мрачным, а в глазах появляется уже привычная мне ненависть.
- Однажды я вернулся со смены и обнаружил, что Рита оставила новорождённого сына одного в квартире и уехала на работу в клинику. Няня в последний момент сказала, что не сможет приехать, Рита не успела найти никого взамен и просто уехала, понадеявшись, что за три часа с малышом ничего не случится. Ему было всего три недели, и она прекрасно знала, что с таким крохой может случиться всё, что угодно. Он мог срыгнуть и захлебнуться… Случайно перевалиться так, что будет трудно дышать, и не суметь изменить положения тела… Когда я приехал домой, то обнаружил сына, который охрип от крика. Но он продолжал отчаянно пищать, зовя на помощь мать, которая его бросила. Тогда я окончательно понял, что не хочу оставаться там и вообще заниматься хирургией. Словно отрезало. Я понял, что нахожусь не на своём месте. Как можно быстрее я развёлся, вернулся с сыном в Россию и лишил Риту материнских прав. Она не была против, если тебе интересно…
Ким переводит на меня холодный взгляд. На его лице маска из равнодушия, но я больше чем уверена, что все эти события причинили Миронову боль. Это явно был не лучший период его жизни.
Не такой истории я ждала. Даже не знаю, что сказать.
Давлю в себе жалость – боюсь, что Ким воспримет её в штыки.
- Ну вот, теперь ты знаешь, - Ким переминается с носков на пятки. – Давай больше без этих вопросов, ладно?
Киваю неуверенно.
- Мне пора ехать на работу, - говорит Миронов. – Я попросил Лесю присмотреть за тобой, обращайся к ней, если что.
Снова киваю и сглатываю ком в горле.
Как же это грустно! Трагедии в моей жизни закончились на Киме. Было тяжело справляться одной с Назаром, но я сумела. И учёбу, в конце концов, закончила. И с квартирой бы разобралась рано или поздно. Всё это мелочи. Мой любимый сын скрашивал все трудности.
Неужели жена Кима могла просто взять и отвергнуть это чудо? Даже если она лучший хирург на планете, спасающий жизни каждый день, как она могла пренебречь собственным ребёнком, целиком и полностью зависящим от неё? Такое в моей голове не укладывается.
Стоило только Миронову уехать, как Леся оставила дела и присела рядом со мной.
- Если вам что-то понадобится, вы только скажите! – с радушной улыбкой просит женщина. – Не представляете, как мы вам рады!
- Из-за Семёна? – спрашиваю я, следя взглядом за тем, как мальчики дерутся на траве. Кажется, они так играют… По крайней мере, никто не плачет.
- И из-за Сёмушки, и из-за Акима Витальевича, - довольно кивает женщина.
Я улыбаюсь ей немного иронично.
- Что, думаете, господину Миронову тоже необходим воспитатель?
Леся вздыхает.
- С воспитанием у Акима Витальевича полный порядок… Мама его, Марина Петровна, тот ещё дрессировщик…
Леся поёжилась, будто вспомнила что-то неприятное.
- Уж она его в такой строгости воспитывала, что не дай Боже…
Напоминание о матери Акима отзывается холодом где-то в животе.
- Так что с воспитанием в этом доме полный порядок, - заявляет Леся, а вот с радостью напряжёнка…
- А часто Марина Петровна приезжает? – как можно более равнодушно спрашиваю я.