Бывшие. Сводный грех

1

Алекс

В моей ванной — голая девушка. И я понятия не имею, кто она.

Зачетная попка. Крепкая, как орех, на пять с плюсом. Небольшие ямочки на спине, очень тонкая талия. Хрупкие плечи, вызывающие острое желание впиться в них укусом, чтобы оставить след, пометить. Глаза жадно скользят по ее фигуре, не могу оторваться.

Что за прекрасная нимфа? Как она сюда попала? Пытаюсь понять, кто она и что здесь делает, не в силах оторвать взгляд от этой завораживающей картины. Капли воды медленно стекают по ее коже, между лопаток, теряясь между ягодицами… Жадно провожаю взглядом каждую.

Настроение в моих джинсах резко меняется на приподнятое. Мощный приток крови доставляет ощутимый дискомфорт. Почему бы не воспользоваться ситуацией? Девушка наверняка знала, чья это комната, и пришла сюда специально, чтобы порадовать меня.

Кто я такой, чтобы отказываться от угощения?

Быстрым движением расстегиваю ширинку и стаскиваю джинсы, скидываю футболку. От нетерпения и бешеного возбуждения слегка потряхивает. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что для начала следовало бы выяснить, кто он такая. Но мой член думает иначе.

Отбрасываю все сомнения и решительно тяну прозрачную шторку в сторону.

Нимфа вздрагивает и резко оборачивается. Капельки воды с её волос разлетаются в разные стороны, обдавая меня облаком яблочного запаха. Больше я ничего не успеваю рассмотреть, потому что девушка направляет струю шампуня прямо мне в лицо. А в следующий момент она толкает меня с неожиданной силой, и я отшатываюсь, упираясь ягодицами в раковину.

Глаза нещадно жжет, так что я ничего не могу рассмотреть.

— Пошел вон отсюда, извращенец! — шипит она, словно змея, готовая укусить. По крайней мере, на слух это воспринимается именно так.

— Бешеная! Ты что творишь? Я же ничего не вижу! — я пытаюсь протереть глаза, которые горят от шампуня. Все вокруг кажется размытым, и я чувствую, как адреналин стремительно нарастает, поднимая моё сердцебиение до небес.

— У тебя минута на то, чтобы промыть глаза и уйти отсюда! — слышу ее голос совсем рядом. Наверное, она пытается снять с крючка полотенце,чтобы спрятать свои девичьи прелести. Если протянуть руку, но можно нащупать что-нибудь интересное…

Вместо этого я на ощупь быстрыми движениями зачерпываю горсти воды и пытаюсь промыть глаза. Облегчения не наступает. Ментол разъедает слизистую, из-за чего слезы текут ручьем и открыть глаза не получается.

— Ты все там? Выметайся! — подхватывает меня под локоть и подталкивает к выходу из ванной.

Оказавшись за ее пределами, слышу, как закрывается дверь и раздается щелчок замка.

Прекрасно! Просто очешуительно! Меня выперли из собственной ванной, к тому же я ни черта не вижу! Голый, слепой, мокрый и униженный, стою посреди комнаты, проклиная этот день.

На ощупь продвигаясь по своей комнате, натыкаюсь на шкаф с одеждой. Хватаю оттуда первую попавшуюся тряпку и вытираю глаза. Становится немного легче. По крайней мере, я уже могу их приоткрыть. Моя одежда осталась в ванной, поэтому достаю из шкафа запасное белье, джинсы и футболку и с вещами ухожу в гостевую комнату. Ох, как же я зол!

Привожу себя в порядок в гостевой ванной, а сам думаю об этой девчонке. Узнаю, кто она такая — голову оторву. Мало того, что в мою ванную приперлась, так ещё и в глаза шампунем брызнула. Додумалась же!

Настроение на нуле. Может, зря я вообще согласился приехать в дом отца? У меня на эти выходные были веселые и развязные планы, размера примерно третьего. А потом - всего один звонок, и я срываюсь из Москвы и приезжаю сюда. Ради чего? Непонятно.

С отцом у нас достаточно напряженные взаимоотношения. Прежде всего потому, что я не оправдываю его ожиданий. Заниматься его бизнесом я не планирую. В универ не поступил, даже не пытался. Играю в рок-группе, проводя значительное время на гастролях и на записях песен в студии. Ну и последнее, что бесит его едва ли не сильнее всего - татуировки.

Мои руки, спина, даже ноги украшены разнообразными рисунками и надписями. Отец видит в этом только проявление бунтарства и несерьезности. Он не понимает, что это часть моей жизни, моего творчества. Куда ни плюнь, сплошное разочарование Данилова Сергея Васильевича.

А ведь когда-то, ещё в детстве, я хотел быть таким, как он. Восхищался его силой и уверенностью, тем, как он умел решать любые проблемы. А потом понял, что не хочу быть его точной копией, не хочу прожить чужую жизнь. Моё сердце всегда стремилось к музыке, к свободе, к выражению себя через творчество. Но отец этого никогда не понимал и, видимо, никогда не поймёт.

И вот я здесь, вернулся туда, где всегда чувствовал себя чужим, где мои мечты и желания не находили отклика. Может, всё это и зря. Может, стоило остаться в Москве и заниматься тем, что действительно приносит мне радость. Но наверное, в глубине души я всё ещё надеюсь, что однажды он меня поймёт.

Приведя себя в порядок в гостевой ванной, спускаюсь в гостиную. Отец, как обычно, стоит у окна, задумчиво глядя вдаль. Услышав мои шаги, оборачивается и, улыбаясь, направляется ко мне.

— Сын, спасибо, что приехал! Знаю, у тебя там свои планы… Но повод действительно серьёзный, — жмет мне руку и хлопает по плечу.

— Что за повод-то? Ты такой загадочный по телефону был. Я ничего не понял.

— В нашей жизни намечаются серьезные изменения, Саш.

Отец внимательно смотрит на мою реакцию. Его лицо серьезно, даже торжественно, и это начинает меня беспокоить.

— Не тяни кота за яйц… ай! Да за что! — получаю тычок в бок. — Рассказывай, короче.

— Я встречаюсь с женщиной, и у нас с ней все серьезно. Я предложил ей переехать ко мне. У нее есть дочь твоего возраста, она тоже будет жить с нами. Сейчас я вас познакомлю.

Чего? Отец сошел с ума! А как же память о маме? Только год прошел, как она умерла… А он уже нашел себе утешение. Поверить не могу.

— А вот и они. Девочки, проходите, не стесняйтесь. Это мой сын, Александр. Саш, а это моя Вика и ее дочка, Алена. Она будет твоей сводной сестрой.

2

Алекс

Охренеть!

Единственная мысль, которая пульсирует в моей голове, словно мощные барабанные удары, заставляя меня морщиться от боли: “Она! Это она!”.

В это сложно поверить. Передо мной стоит девчонка, которую я не мог выбросить из головы целых два года. Та самая, которая жестоко бросила меня посреди свидания, когда я осмелился ее поцеловать.

Никто раньше меня не бросал. Никто. Никогда. Это я выбирал, с кем встречаться, а кого слать лесом. У меня всегда было в избытке девушек, готовых в любой момент раздвинуть для меня свои очаровательные ножки. Но, если честно, я не часто пользовался такими предложениями. Хотелось стабильных отношений, верности, доверия на все сто. А вокруг меня вились в основном легкомысленные дамочки, от которых ничего серьезного не добьешься.

А потом появилась она. Алена Соловьева.

И я попал. Конкретно так попал.

Как назло, ни многомесячная осада, ни подкуп, ни шантаж, ничто не помогало покорить ее. Я испытывал все возможные и невозможные способы, но все было тщетно. Словно невидимая стена окружала ее сердце, не позволяя мне приблизиться. Я отчаялся, но не сдавался, ведь ее загадочная и холодная красота только подогревала мой интерес и упрямство. Каждая ее улыбка, каждый взгляд казались мне недосягаемым сокровищем, которое я просто обязан был завоевать.

Алена Соловьева была настоящей неприступной крепостью, Крак-де-Шевалье* в мире сердечных завоеваний. Я три месяца ухаживал за ней, с трудом добиваясь даже такой малости, как поцелуй в щеку.

К этому свиданию я готовился целую неделю, тщательно продумывал каждую деталь, каждую минуту нашей встречи. Но что-то пошло не так. После моего поцелуя она залепила мне пощечину и ушла. Просто ушла, ни сказав ни слова.

С тех пор мы больше не виделись. До сегодняшнего дня.

Я долго терялся в догадках, где и в чем успел накосячить, но так и не смог найти причину. Вся эта ситуация не давала мне покоя, я снова и снова прокручивал в голове тот день, пытаясь понять, что могло пойти не так. Может, что-то сказал не так или сделал что-то, что ей не понравилось? Или, может быть, это было что-то, о чем я даже не догадываюсь? Ответов не было, и это сводило меня с ума.

Все мои негативные эмоции хлынули в спорт и в музыку. Со злостью я успешно справлялся в зале, колошматил грушу как заведенный. С каждым ударом из меня выходили обида и разочарование. Каждая тренировка становилась для меня битвой, где я сражался не только с воображаемым противником, но и с собственными демонами.

В группе Soul of Panther я стучал на барабанах, отдавая им все, что у меня накопилось внутри. Звук барабанов, ритмы, которые я создавал, становились для меня способом выражения того, что я не мог высказать словами. Каждое выступление было для меня как сеанс психотерапии.

Я писал песни. Много песен. Каждая строчка была пропитана моими переживаниями, каждая мелодия отражала состояние моей души. Музыка стала моим убежищем, местом, где я мог быть самим собой, где мог выразить все, что меня терзало. Она помогала мне пережить тяжелые времена и найти новый смысл в жизни.

— Хватит витать в облаках, Саш! Хотя бы поздоровайся. Где твои манеры? — врывается в мои мысли недовольный голос отца.

— Пардоне муа, дамы. Бонсуар, — слегка киваю головой, доставая руки из карманов джинсов. — Комант але ву?**

Алена и ее мать в растерянности и явно не понимают, как реагировать на мой выпад. Французского они не знают. Я наслаждаюсь этой неловкостью, видя, как их лица застывают в замешательстве. Отец, напротив, смотрит на меня с явным раздражением.

— Саша, хватит ломать комедию, — от недовольства у отца еще сильнее прорезается межбровная складка, добавляя ему лет пять к возрасту. — Ты что-то хотел, или просто решил поиграть в языковые игры?

— Отец, я могу поговорить с тобой наедине? — стараюсь говорить спокойно, хотя внутри меня всё кипит. Чувствую, как внутри поднимается волна эмоций, готовая вот-вот вырваться наружу.

— Неужели это не может подождать? — его голос становится еще более раздраженным, и я замечаю, как он начинает нетерпеливо постукивать пальцами по столу.

— Нет, не может, — отвечаю, стараясь держать ровный тон. — Пожалуйста, пройдем в кабинет.

Отец вздыхает, его раздражение почти осязаемо, и, извинившись перед Аленой и ее матерью, кивает мне, направляясь к кабинету. Я иду за ним, чувствуя, как напряжение внутри меня нарастает с каждым шагом.

Мы заходим в кабинет. Отец сразу направляется к мини-бару и достает оттуда бутылку вискаря. Потом берет стакан и молча наливает в него янтарную жидкость. Делает небольшой глоток. Усмехаюсь. Мне, конечно же, не предлагает. Но я уже и не удивляюсь.

По его поведению ясно, что отец прекрасно понимает, о чем пойдет речь. И что разговор будет сложным.

— Почему, пап? — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но он срывается и хрипит. — Мама ведь… Только год прошел…

— Все не так просто, сын, — отец делает глоток виски, и я с удивлением замечаю, что его рука дрожит. — Я тебе не рассказывал, но когда твою маму после аварии доставили в больницу, я успел с ней поговорить.

— Что? — моментально прихожу в ярость. — И ты говоришь мне об этом только сейчас?!

— Успокойся, Саш, — тяжело вздыхает отец. — То, что успела сказать мне твоя мама, касается только нас двоих. Но сегодня я готов озвучить тебе ее последние слова.

* Крак-де-Шевалье — крепость госпитальеров, расположенная в Сирии к востоку от ливанского Триполи на вершине утёса высотой 650 метров, неподалеку от дороги, ведущей из Антиохии к Бейруту и Средиземному морю. Крак-де-Шевалье отражал множество нападений, ни разу не был взят силой. Однако в 1271 году, путем военных хитростей удалось захватить неприступное место.

** Пардоне муа, дамы. Бонсуар. Комант але ву?(фр.) — Извините меня, дамы. Добрый вечер. Как поживаете?

3

Алена

Когда мама пришла ко мне с “отличной новостью”, меньше всего я ожидала услышать о переезде. И куда? В дом к ее мужчине и, вероятно, будущему мужу.

— Алена, такими шансами не разбрасываются. Сергей — очень приятный человек. Я с ним как за каменной стеной, — убеждала она меня.

— А у меня ты не забыла спросить, хочу ли я переезжать? — от возмущения я даже повышаю голос.

— Я ценю твое мнение, Алена. Но пойми, мне хочется, наконец-то, почувствовать сильное мужское плечо рядом. Я устала тянуть все одна, — мама говорит твердо и уверенно.

— Все — это меня? Если тебе так тяжело, зачем рожала? Я не просила! Теперь тащишь меня в дом к чужому мужику…

— Алена, сбавь тон, — мама поджимает губы.

— Только не говори, что у него еще и детей семеро по лавкам, и я теперь должна нянчиться с младшими братишками и сестренками.

— Нет, ребенок у него один, сын. И он старше тебя, так что это он будет нянчиться с тобой, - пытается пошутить мама.

— Только этого не хватало, — закатываю глаза. — Фамилия-то у этого Сергея есть?

— Данилов.

Вздрагиваю. Данилов… Да мало ли таких в городе. У меня есть ассоциация с одним конкретным представителем этой фамилии. Но это было давно и неправда. Каков шанс столкнуться с ним сейчас? Один на миллион?

Если сын этого Сергея окажется тем самым Даниловым, с которым я училась в одной школе, тогда мне останется сбежать в Тибет и стать монахиней...

Знала бы я тогда, что этот шанс равен ста процентам — ни за что не согласилась бы на переезд. Съела бы свой паспорт, сбежала бы куда-нибудь, спряталась бы у подруг... Не знаю, придумала бы хоть что-то.

С паспортом я погорячилась, конечно. Его я не съем. Это лишние калории, а у меня строгий режим, с тщательным контролем со стороны мамы.

***

С тоской смотрю вслед уходящим из столовой мужчинам.

Отличное начало, Ален. Помимо прошлого, и так не самого радужного, я и в настоящем умудрилась подпортить отношения с Алексом.

Впереди меня ждут веселенькие дни в кругу новой семьи. Замечательно, просто замечательно. В глубине души я уже начинаю считать дни до своего побега в Тибет, где буду медитировать на тему "как я оказалась в этом абсурде".

Подумать только! Данилов - мой сводный брат. Да уж. Как будто жизнь мало подбрасывала мне испытаний, теперь еще и это.

— Алена, постарайся быть повежливее. И с отцом, и с сыном. Не хочу жить дома, как на поле битвы, — вдруг выдает мама.

— С чего это вдруг? Я вообще молчала сейчас. Это Алекс недоволен.

— Думаешь, я не заметила, какими взглядами вы обменялись?

— Обычными, — пожимаю плечами.

Откидываю кудряшки на спину и осматриваюсь. Интересно, надолго они ушли? Наверняка спорят. Конечно, Алекс будет настраивать отца против нас. Только мою маму танком с места не сдвинешь, если уж она чего-то захочет. Иначе я бы не занималась балетом столько лет.

Это тот самый случай, когда капкан захлопнулся. Живым Сергею не выбраться. Его, конечно, немного жаль, но выбирать не приходится.

Прекрасное начало новой жизни, Алена. Вот только я не подписывалась на участие в реалити-шоу "Выжить в новой семье".

— Я кое-что в комнате забыла. Сейчас вернусь, — быстрым шагом выхожу из столовой, пока мама не успела ничего сказать.

Дом у Даниловых достаточно большой. Ума не приложу, зачем им такой, ведь они живут вдвоем. Наверняка половина комнат годами простаивает пустыми… Осматриваюсь по сторонам. Странное ощущение — как будто я попала в какую-то чужую жизнь, в которой мне нет места.

Прохожу чуть вперед по коридору и слышу громкие голоса. Даже напрягать слух не нужно. Конечно, они спорят. Не удивительно. Ставлю себя на место Алекса, и мне его становится жалко. Потерять мать чуть больше года назад, а теперь мириться с новой женщиной в доме - это очень тяжело.

— Что она сказала? — различаю в голосе Алекса яростные ноты.

Неужели он так сильно злится из-за нас с мамой?

— Она сказала, что наш брак был самым счастливым временем в ее жизни. И что… — Сергей Васильевич делает паузу, как будто решаясь произнести что-то очень важное. — Что она хочет, чтобы я был счастлив. И чтобы не ставил крест на своей личной жизни после ее смерти.

Воцаряется долгое молчание.

Господи, это же Сергей Васильевич сейчас про маму Алекса говорит. На глазах наворачиваются слезы. Зажимаю рот рукой, чтобы случайно не выдать себя громкими всхлипами.

— Я не понимаю, как ты мог так поступить, — доносится уже тише голос Алекса.

— Я люблю твою маму, Саша. Но я устал быть один, это очень тяжело, — отвечает Сергей, и в его голосе слышна горечь. — Вика тоже заслуживает нормальную семью.

Я осторожно подхожу ближе к двери, откуда доносится разговор.

— Ее дочь не хочет здесь находиться, это заметно, — говорит Алекс после небольшой паузы. — И я тоже не уверен, что хочу делить с ней дом. Мы ведь только начали привыкать жить без…

— Ты не можешь просто выгнать их, Алекс, — обрывает сына Сергей. — Дай им шанс. Дай нам всем шанс. Я понимаю, что это непросто.

— Может, я просто уеду? А вы посидите в тесном семейном кругу без меня.

— Саша, я устал ходить вокруг да около. Сейчас ты пойдешь и поужинаешь вместе со всеми. Будешь вести себя прилично, без скандалов. Понятно? — стальные нотки хорошо слышны в голосе Сергея Васильевича.

Кажется, напряжение можно резать ножом. Я закрываю глаза и вздыхаю, пытаясь собраться с мыслями. Жить под одной крышей с Алексом явно будет непросто. Но если я чему-то и научилась за последние годы, так это упорству. Если я смогла растопить ледяное сердце балетных мастеров, может, и здесь удастся найти общий язык. Хотя бы попытаться.

Сделав глубокий вдох, я решительно возвращаюсь в столовую. В конце концов, маме нужно сильное плечо, а мне — хоть какой-то стабильный тыл. Будем работать с тем, что имеем.

4

Алекс

Хах, ну что ж, игра в счастливую семью началась. Вот только не знаю, как долго выдержу этот фарс. Назвать Алену своей сестрой я не мог бы при всем желании. Но откуда отцу об этом знать. Тогда два года назад, он был настолько погружен в свою работу, что даже выходные проводил на ней. Мое воспитание ограничивалось недовольными: “Опять стучишь? У меня скоро голова лопнет.” или “Новая зековская наколка? Когда ж ты наиграешься.” пару раз в неделю.

Единственный человек, которому было интересно, что со мной происходит — мама. Она была в курсе, что я пытаюсь завоевать девушку, с которой учусь в школе. Но не в курсе некоторых нюансов ситуации… И хорошо. Для нее я всегда был хорошим мальчиком. Не хотелось разочаровывать.

— Извините нас за отсутствие, девочки, — отец пользуется особо теплой располагающей улыбкой из своего арсенала.

— Что ты, Сереж, полный порядок. Мы пока с Аленой немного поболтали.

Угодить пытается, сразу видно. Отец и поплыл. Видно, что эта Вика в рот ему заглядывает. Интересно, выглядит она очень молодо. Алене восемнадцать…

— Вика, сколько вам лет?

Упс, кажется, меня сейчас распнут на ближайшей стене. Сразу три гневных пары глаз прожигают дырку в моей голове.

— А что я такого спросил? — по очереди отвечаю жестким взглядом всем троим. — Подумаешь, возраст. Я вот своего не стесняюсь, если кто не в курсе, мне двадцать.

Плюхаюсь на ближайший стул, как раз напротив Алены. Она, не пряча взгляда, беззастенчиво разглядывает татуировки на моих руках.

На самом деле их куда больше. Но с остальными еще не время знакомиться.

— Прекрасное начало, — саркастично замечаю я, обращаясь ко всем, но глядя прямо на Алену. — Рад знакомству, мисс Павлова*.

Алена поднимает бровь, явно пытаясь понять, как реагировать на мою колкость.

— Ну, для начала, я не Анна Павлова, — отвечает она с усмешкой. — А вот ты мне напоминаешь кого-то из рок-звезд. Не хватает только гитары за спиной.

— Может, ты просто завидуешь моим тату, — поддразниваю я, слегка наклоняясь вперед. — Могу порекомендовать хорошего мастера.

— Спасибо, обойдусь, — сухо отвечает она. — Я больше по чистой коже.

В этот момент Сергей, заметив наш словесный поединок, решает вмешаться:

— Давайте попробуем начать сначала, — его голос звучит примирительно. — Мы здесь, чтобы стать семьей. Алекс, Алена, давайте попытаемся найти общий язык. У всех нас есть свои трудности, особенности характера, но мы взрослые люди, так ведь?

— Ладно, — вздыхаю. — Прости, Алена. Просто я не в настроении.

— Понимаю, — отвечает она, и в ее голосе тоже слышится усталость. — Давай попробуем начать с чистого листа.

Пытаясь разрядить обстановку, протягиваю ей руку через стол:

— Алекс, сын Сергея. Рок-звезда на полставки и специалист по татуировкам.

Она улыбается и, немного поколебавшись, пожимает мою руку:

— Алена, дочь Вики. Балерина и любительница классики.

Когда моя рука касается ее, я мгновенно ощущаю нечто неожиданное. Она теплая и удивительно мягкая, словно прикосновение бархата. На миг время будто замирает, и все звуки вокруг исчезают, оставляя только этот момент соединения.

Я чувствую легкий электрический разряд, пробежавший по коже от кончиков пальцев до предплечья. Это ощущение странное и незнакомое, как будто мы каким-то образом передали друг другу часть своих эмоций. Сначала легкое удивление, затем интерес, и, наконец, что-то более глубокое и необъяснимое.

Ее взгляд цепляет мой, и в этот миг я вижу не только ее лицо, но и весь спектр эмоций, которые она пытается скрыть за внешним спокойствием. Ее глаза, глубокие и выразительные, кажутся мне окнами в другой мир, полный тайн и загадок.

В тот момент, когда она слегка сжимает мою руку, я ощущаю ее силу и хрупкость одновременно. Это как прикосновение к чему-то хрупкому и ценному, что можно разбить неверным движением. И в то же время чувствуется внутренняя сила и решимость.

Я пытаюсь скрыть собственное удивление и не дать ей понять, как сильно это прикосновение меня тронуло. Впервые за долгое время я чувствую что-то настоящее, пробуждающее мои чувства и мысли.

Это прикосновение - как первый аккорд новой мелодии, которая только начинает разыгрываться.

Алена забирает свою руку и прячет ее под стол. Сидит, потупив глаза, больше на меня не смотрит. Ерзает на стуле, явно смущенная нашим коротким контактом.

— Ну что ж, давайте приступим к ужину, — раздается голос отца.

Домработница приносит блюда на стол, и Вика пытается создать непринужденную атмосферу.

— Саша, чем ты занимаешься? — спрашивает она, пытаясь завязать разговор.

— Играю на барабанах в группе.

— Как интересно. Ваша группа известная?

— С какой стороны посмотреть, — ухмыляюсь я. — Широко известная в узких кругах. Фанаток хватает, — бросаю взгляд на Алену, ожидая ее реакции.

Она комкает салфетку рукой, презрительно скривившись. Кажется, мое замечание ее задело. Интересно…

Когда приносят десерт, очень аппетитно выглядящий чизкейк, то перед всеми ставят небольшие кусочки. Обращаю внимание, что Алена не притрагивается к нему, хотя ей явно хочется, об этом красноречиво говорит ее взгляд.

Я в два счета поглощаю свою порцию и смотрю на свою новоявленную сестренку. Почему Алена медлит? Выгибаю бровь и красноречиво киваю на торт.

Она качает головой. Но потом все же берет маленькую ложку, отламывает крошечный кусочек и собирается его съесть.

— Нет! — громко вскрикивает Вика, гневно глядя на Алену.

Ее рука дрогнула, и ложка упала на пол.

— Простите, я все подниму.

Дрожащими руками собирает все с пола.

Это еще что такое?

*Анна Павлова (1881-1931) — русская артистка балета, прима-балерина Мариинского театра в 1906—1913 годах, одна из величайших балерин XX века.

5

Алена

Так стыдно мне еще не было ни разу в жизни. Эту неприглядную сторону моего существования я не хотела показывать никому, особенно чужим, по сути, людям. Но маме куда важнее следить, чтобы ни одна лишняя крошка не попала в мой рот, чем беспокоиться о том, как я буду себя после этого чувствовать.

Я чувствую, как мои щеки пылают от унижения, а сердце сжимается от обиды. Мама всегда была строга, но сейчас её контроль переходит все границы. Она не понимает, что ее жесткие меры делают меня только несчастнее. Теперь эти чужие люди становятся свидетелями моего унижения, и это ранит еще сильнее.

— Я пойду к себе в комнату, — смотрю маме прямо в глаза, после чего разворачиваюсь и почти бегу из столовой.

— Стой, Алена! Мы не закончили ужин.

— Тогда, может, предложишь мне десерт? — разворачиваюсь к ней у самой двери.

Она смотрит, прожигая во мне дыру, но дальше спорить не осмеливается. Конечно, кому захочется трясти грязным бельишком на глазах у будущего мужа.

Не дождавшись ответа, я выхожу из столовой. Шум столовых приборов и приглушенные разговоры остаются позади, как и эти тягостные взгляды. Кажется, впервые за весь вечер я могу дышать свободно.

Поднимаюсь по широкой лестнице с металлическими позолоченными перилами на второй этаж, где быстро нахожу свою комнату. Да, мне пришлось все-таки перенести свои вещи из той, которую я выбрала изначально. Почему-то никто не захотел предупредить меня, что здесь останавливается Алекс.

Но эта комната тоже весьма неплоха. Здесь все в светлых тонах, что соответствует моему вкусу. И главное, тут очень большая мягкая кровать. Такая, о которой я мечтала всю свою жизнь. Но в съемных квартирах такой не могло быть по определению, а в академии, если тебе доставалась не самая скрипучая кровать и не продавленный матрас, считай, ты уже поймала удачу за хвост.

Так что, пользуясь нынешним положением, я с размаху плюхаюсь спиной на это роскошество, расставив руки и ноги звездочкой. И даже издаю неожиданно для себя полный удовлетворения стон.

— Как же хорошо…

Память подкидывает мне картинку идеального кусочка чизкейка… Рот наполняется слюной.

— Боже… Не хватало теперь умереть от обезвоживания из-за того, что истеку слюной.

Хихикаю себе под нос.

Я соблюдаю строжайшую диету, сколько себя помню. На балет мама отдала меня в раннем возрасте. Я не совсем соответствовала параметрам, необходимым для того, чтобы построить успешную карьеру. Партнер должен без труда поднимать меня во время танца. Поэтому она взялась за то, чтобы контролировать мое питание.

Не помню, когда последний раз ела досыта, о чем-то вредном и мечтать не могу, как и о сладостях. В целом, пока я в среде себе подобных, эти ограничения не доставляют мне проблем. Но как только мое окружение меняется на обычных людей, которые могут себе позволить, не задумываясь, съесть что угодно, становится невыносимо.

Моя жизнь была выстроена вокруг строгого графика и железной дисциплины. И тут я оказываюсь в доме, где никто не понимает, что значит держать себя в постоянном голоде. Алекс и его отец едят что хотят, и не беспокоятся о последствиях.

Все это приводит к тому, что мое самообладание начинает рушиться. Я осознаю, что здесь, в этом новом доме, мне придется бороться не только с собой, но и с окружающими меня соблазнами. Вопрос лишь в том, хватит ли у меня сил выдержать этот вызов.

И это я еще не вспомнила о последствиях всего этого диетного безобразия. Мой цикл сбит настолько, что месячных может не быть по четыре месяца. Мама, естественно, в курсе. Но кто думает о таком, когда достижения важнее? Например, сейчас, когда моя цель — роль прима-балерины в выпускной постановке. На нее придут известные театральные режиссеры, и от произведенного на них впечатления будет зависеть моя дальнейшая карьера.

Годы тренировок стали для меня настоящим испытанием. Жесткий контроль со стороны мамы, постоянные тренировки и строгая диета сделали из меня машину для достижения целей. Но какой ценой? Я все чаще ловлю себя на мысли, что живу не своей жизнью, а ее мечтой. А тут еще и переезд в этот дом, где каждый шаг под пристальным взглядом новых "родственников".

Я лежу на этой шикарной кровати, погруженная в свои мысли, и пытаюсь понять, чего хочу на самом деле. Мое тело истощено, а разум устал от бесконечных требований и ожиданий. Но, несмотря на все это, внутри меня горит огонек надежды. Надежды на то, что я смогу найти баланс между своими желаниями и чужими ожиданиями.

Роль прима-балерины в выпускной постановке — это мой шанс. Шанс показать всем, что я чего-то стою, что я могу достигать высот. Но также это и моя возможность понять, стоит ли это всех тех жертв, на которые я пошла. Вечные ограничения и борьба с самим собой — все это начинает казаться невыносимым, но я не могу остановиться, не могу позволить себе подвести маму и себя.

С закрытыми глазами представляю, как танцую на сцене, под восхищенными взглядами зрителей. Этот момент должен стать кульминацией всех моих стараний и страданий. Но, открывая глаза, я снова вижу реальность: роскошная комната, тишина и... пустота. В этот момент я понимаю, что самое трудное еще впереди.

Стук в дверь раздается, когда я уже погружаюсь в дрему. Тихий, но настойчивый, он вырывает меня из полусна. Я вздыхаю, открываю глаза и медленно поднимаюсь с кровати, чувствуя, как мягкие подушки и одеяла неохотно отпускают меня.

Алекс проходит внутрь, не спрашивая моего разрешения.

— Я не с пустыми руками, — поднимает тарелку с тем самым желанным чизкейком.

— Нет, ты что, унеси, — пугаюсь я.

— Я же видел, как ты смотрела на него, птичка, — усмехается Алекс.

— Мне нельзя, — мотаю головой, а сама неотрывно смотрю на десерт.

— Давай так, я оставлю это тут, — ставит тарелку на туалетный столик. — И сделаю вид, что ничего не видел. Не захочешь, отнесешь на кухню.

Подмигивает мне и скрывается в коридоре, после чего слышу тихий щелчок двери его комнаты.

6

Алена

Гипнотизирую кусочек торта не меньше получаса. В голове разыгрывается настоящий драматический спектакль: я, торт и мой непреклонный желудок, который то угрожающе урчит, то смиренно притихает. Тщательно взвешиваю свои шансы сорваться, если проигнорирую его и лягу спать, и если пойду относить его на кухню.

"Ну что, кусочек, ты даже не представляешь, в какой бездне борьбы оказался",— думаю я, как будто кусочек десерта может меня понять.

Торт молчит. Понятно, что он не просто торт, а тихий манипулятор. Затаился на тарелке, сверкая своей идеальной глазурью, как бы говоря: "Попробуй меня! Всего один маленький кусочек. Ну что тебе стоит?"

"Конечно, чего мне стоит",— думаю я, закатывая глаза. "Только последующие три дня крохотных порций брокколи и дополнительных тренировок, вот чем аукнется!"

Вздыхаю и встаю. "Я просто отнесу тебя на кухню и забуду."

Поднимаю тарелку с тортом, и в этот момент моя мама, как по заказу, открывает дверь и видит, как я с тортом в руках медленно, но решительно направляюсь к двери.

— Все в порядке, Алена? Откуда это? Мы разве не говорили с тобой…— спрашивает она с укоризной.

— Да, все отлично, просто… — перебиваю ее, пытаясь придумать достойное оправдание, но мозг отказывается работать, и я выпалила: — Просто хотела отнести его на кухню.

Мама кивает, явно не веря ни одному слову, но решает оставить этот вопрос без дальнейших комментариев.

"Хорошо",— думаю я, проходя мимо нее. Желание сделать что-то назло появляется внезапно. "Ты победил сегодня, кусочек, но знай, завтра я буду сильнее!"

Уже на кухне я беру вилку и пробую совсем маленькую порцию. Чизкейк медленно тает во рту, словно шелк, растекающийся по вкусовым рецепторам. Глаза сами собой закрываются от удовольствия. "Ну вот, началось", – думаю я, чувствуя, как от маленького кусочка у меня внутри разгорается аппетит.

Стою посреди кухни и продолжаю гипнотизировать оставшийся торт. "Ну ладно, еще одну крохотную вилочку, это не конец света", – убеждаю себя. Вилка снова погружается в торт, и новый кусочек отправляется в рот. Внутренняя борьба набирает обороты.

"Не смертельно,"— утешаю себя, подбираясь к третьему кусочку. Вдруг из ниоткуда возникает голос совести, который в моей голове звучит как строгий балетный наставник: "Алена, помни о диете и своем выступлении! Чизкейк — не часть тренировочного плана!"

Я вздыхаю и откладываю вилку. "Ладно, ладно, ты победил, голос совести,"— думаю я, хотя искушение съесть еще до сих пор владеет мной.

Усмехаюсь, представляя, как на тренировке я рассказываю подругам об этом эпическом сражении с куском торта.

Бодро шагнув к холодильнику, убираю остатки подальше, словно отправляю врага в ссылку. Закрываю дверцу холодильника и вытираю крошки с губ. "Маленькая победа тоже победа,"— мысленно поздравляю себя, направляясь обратно в комнату.

Устроившись поудобнее на мягкой кроватке, я собралась было мысленно отругать Алекса за свой срыв. Но, воскресив в памяти его образ, мысли мои потекли в совершенно другом направлении. Стандартном для девушки моего возраста, но совершенно не свойственном мне.

Это пугает.

Его взгляд, полный скрытой злости, смешанной с растерянностью, застрял у меня в голове, как назойливая мелодия. Почему-то вместо того, чтобы испытывать привычное раздражение, я начинаю замечать его сильные руки, уверенную походку и дерзкую улыбку. От этих мыслей у меня внутри возникает странное, незнакомое ощущение. Грудь наполняется теплом, а сердце начинает биться быстрее, как будто от одного воспоминания о нем.

— О Господи, что со мной не так? — шепчу я, уткнувшись лицом в подушку, словно она может дать мне ответ.

Эти новые, пугающие мысли не дают покоя. Я всегда была сосредоточена на танцах, дисциплине и диете. В моем мире не было места для такого рода фантазий, и сейчас это сбивает с толку. Почему Алекс вызывает во мне такие чувства?

Его мускулистые руки, которые, казалось бы, могли с легкостью поднять меня в танце, сильные и уверенные, теперь представляются мне не просто инструментом для физической работы, но чем-то гораздо большим. Я вспоминаю, как его пальцы коснулись моей руки за ужином, и от этого прикосновения у меня внутри все перевернулось. Это было мимолетное касание, но оно заставило меня чувствовать себя иначе, чем когда-либо раньше.

— Просто усталость, — убеждаю себя, — стресс из-за переезда и напряжения от встречи с ним. Все это скоро пройдёт.

Но как только я закрываю глаза, передо мной возникает его образ. Я представляю, как он смотрит на меня, его глаза сверкают с каким-то особенным огоньком. Воспоминания о его улыбке, такой самоуверенной и одновременно вызывающей, наполняют меня непонятным трепетом.

Я даже не заметила, как начала представлять, каково было бы почувствовать его руки на своей талии, его дыхание рядом с моим ухом, его губы, приближающиеся к моим. Эти мысли кажутся запретными, но они все равно не отпускают. Тело отзывается на них нежным трепетом, томлением внизу живота, как будто мне хочется испытать все это наяву.

— Нет, так дело не пойдет, — говорю я себе вслух, пытаясь вернуть самоконтроль. — Я должна сосредоточиться на балете, на своей цели. Все остальное — неважно.

С этими мыслями я снова укладываюсь, надеясь, что сон прогонит все ненужные фантазии и вернет мне привычное спокойствие. Но сердце все равно бьется быстрее, и ощущение внутреннего тепла, вызванное мыслями об Алексе, не дает мне покоя.

Всю ночь мне снятся обрывки снов, я не могу досмотреть ни одну сцену до конца. И везде фигурирует Алекс. Я слышу его завораживающий тембр голоса, вижу его губы, руки так близко от меня…

— Не на Тибет, а на Луну надо от тебя бежать, — бормочу сквозь сон.

7

Алена

Просыпаюсь разбитой и хмурой. Голова ватная.

Бросаю взгляд в окно и хмыкаю. Надо же, даже погода под стать настроению. Тяжелое небо стального цвета, грозящее вот-вот пролиться мокрым снегом.

Так вот ты какое, взросление. Почему именно сейчас? Так не вовремя… И совсем не с тем человеком. Ирония судьбы какая-то.

В шестнадцать мне было вообще не до парней. Моя чувственность спала крепким сном. Не разбудишь. Хоть Алекс и пытался. Тогда у нас была возможность замутить, но меня это попросту не интересовало. И даже тогда, когда я подумывала попробовать ради интереса, это все было будто не по-настоящему, напоказ. Смотрите все, я нормальная, даже парень у меня есть!

Воспоминания о тех днях наваливаются как тяжелое одеяло. Алекс, со своей дерзкой уверенностью, всегда казался таким бесстрашным и решительным. Он был старше, опытнее, и казалось, что он знает все о жизни, что я тогда только начинала понимать. Но мои чувства были холодными и равнодушными, как снег на улицах нашего города зимой.

Теперь же все иначе. Вместо привычного равнодушия я чувствую странное, непривычное волнение. Мое сердце начинает биться быстрее каждый раз, когда я думаю об Алексe. Эта новая, пугающая чувственность захватывает меня врасплох. Что изменилось? Почему теперь, когда у нас нет шанса быть вместе, мои чувства внезапно проснулись?

— Боже, какая глупость, — шепчу я себе, потирая виски. — Почему все так сложно?

Возможно, это просто влияние обстановки, новые впечатления и стресс от переезда. Возможно, это просто временное помешательство, и скоро все вернется на круги своя. Но от этих мыслей мне не становится легче. Алекс... Почему именно он?

Как мне справиться с этим? Я встаю с кровати, решив, что нужно отвлечься.

Покопавшись в чемоданах, так и не разобранных до конца, я выуживаю со дна альбом для скетчинга и набор карандашей разной твердости. Мое “guilty pleasure”*, тщательно скрываемое от мамы. Она бы это не одобрила. Всегда лучше лишний раз потренироваться, но никак не рисовать.

Сажусь у окна, положив альбом на колени, и начинаю наугад водить карандашом по бумаге. Линии складываются в нечто неопределенное, но в то же время родное. Нечто, что мне хотелось бы поймать и удержать на листе. Рисование всегда было моим тайным убежищем, моим способом убежать от реальности и отдохнуть. В балете все подчинено строгой дисциплине, каждый шаг, каждый жест рассчитан и отточен. А здесь, в моем маленьком мире карандашей и бумаги, я могу быть свободной.

Сегодня руки сами выводят на бумаге его лицо. Черты Алекса появляются на белом листе, словно призраки из моего подсознания. Его решительные глаза, чуть вздернутый нос, упрямый подбородок. Легкая тень на щеках от начинающей пробиваться щетины. Легкая улыбка, скрывающая уколы его язвительного юмора. Как бы я ни старалась, не могу избежать этих мыслей.

— Что ты со мной делаешь, Алекс? — шепчу я, смотря на его изображение на бумаге.

Рисование помогает мне немного успокоиться. Вдыхаю глубже, концентрируясь на каждом штрихе, на каждом изгибе линии. Время летит незаметно, и я забываю о своих переживаниях и страхах. Но когда изображение завершено, я снова возвращаюсь к реальности.

Смотрю на портрет, испытывая странное смешение чувств. Он получился слишком живым, слишком настоящим. Как будто Алекс сам смотрит на меня с этой страницы, осуждающе и одновременно с любопытством. Прячусь за собственным рисунком, пытаясь понять, что же на самом деле чувствую.

Я откидываюсь на спинку стула, раздумывая, куда спрятать этот альбом. Снова положить его на дно чемодана? Или оставить здесь, чтобы иметь возможность рисовать чаще? Решаю оставить его под кроватью, на всякий случай. Возможно, именно рисование поможет мне справиться с этим сумасшедшим водоворотом эмоций.

Привожу себя в порядок и выхожу из комнаты. В доме тихо, и я решаю отправиться на кухню, чтобы выпить воды. Как только я спускаюсь по лестнице, снова сталкиваюсь с воспоминаниями о вчерашнем вечере. Сердце невольно сжимается при мысли о том, что снова придется видеть Алекса.

На кухне обнаруживаю только Сергея Васильевича. Он как раз пьет свой утренний кофе, чтобы взбодриться перед работой.

— Где все? — нарочно спрашиваю, будто меня не интересует всего один человек.

— Вика спит, Саша уехал в Москву чуть раньше, у них очередная запись в студии.

Чего же во мне больше от этой новости, облегчения или разочарования?

*guilty pleasure (англ.) — постыдное удовольствие. Что-то, например, фильм или занятие, которое приносит удовольствие, несмотря на то, что не пользуется большим уважением или считается необычным или странным

8

Алекс

Промучившись всю ночь в кровати без сна, зато с каменным стояком, я понимаю, что дальнейшие попытки уснуть бесполезны. И без того я собирался выехать рано утром в Москву. Нет смысла тянуть.

Потягиваюсь и иду к окну. Открываю его настежь, и в меня тут же летит порыв холодного воздуха с крупинками снега. Делаю зарядку, чтобы сбросить напряжение и проветрить голову. И почти сразу понимаю, что цели своей не достигну. Перед глазами стоит образ Алены, ее обнаженное тело, как будто вырезанное из мрамора, но в то же время теплое и живое, с легкой дрожью в воздухе, словно она все еще там, в ванной.

Слышу стук сердца, словно оно громче обычного. Я закрываю глаза и вспоминаю ее запах – смесь чего-то цветочного и свежести. Эти воспоминания накрывают с головой, не давая спокойно дышать. Внутри все бурлит, как в вулкане перед извержением. "Так дальше продолжаться не может," - мысленно упрекаю себя. "Надо взять себя в руки и перестать думать об этом."

Охладиться в душе кажется отличной идеей. Делаю воду прохладнее, кожа покрывается мурашками. От постоянного прилива крови чувствую боль в члене и яйцах.

— Алена Соловьева на мою голову, — прислоняюсь к холодной стенке лбом.

Обхватываю ствол рукой, и тут же прошивает возбуждением все тело.

— Фак, что я за мудак такой, дрочу на сводную сестру…

Но остановиться не в силах.

После душа возвращаюсь к сбору вещей. Кидаю одежду в сумку, машинально складываю ноутбук и документы.

Спускаясь по лестнице, я стараюсь двигаться как можно тише, чтобы не разбудить никого в доме. Прохожу мимо закрытой двери Алениной комнаты и замираю на мгновение. Сразу представляю, как она лежит там, укрытая одеялом, ее лицо спокойно, безмятежно. Быстро отхожу, стараясь не делать лишнего шума.

На кухне беру термос с уже приготовленным чаем и пару вчерашних бутербродов. Мои движения механические, словно тело действует само по себе, без участия разума. Последний взгляд на дом, и я выхожу на улицу.

Свежий снег хрустит под ногами, и этот звук немного успокаивает. Мотор заводится с первого раза, и я давлю на газ, направляясь в сторону Москвы. Холодный воздух проникает в салон машины, бодрит, но мысли об Алене все равно остаются со мной. Словно тень, которая притаилась на заднем сиденье и шепчет на ухо образы и воспоминания.

— Хэй, ты с нами, бро? — Дэн, наш басист, наклоняется ко мне, его голос пробивается сквозь туман в голове.

— Ага, да, — машинально киваю, пытаясь сфокусироваться. Голова тяжелая, будто я только что проснулся.

— Ты сам не свой вернулся в этот раз. В облаках витаешь. Что у вас там стряслось? — Стас, вокалист и гитарист, смотрит на меня с недоумением, а потом бросает задумчивый взгляд на струны одной из гитар.

— Отец сюрприз подкинул, — усмехаюсь, но смех выходит натянутым, словно сухая ветка треснула под ногой. — Знакомил с будущей мачехой и сводной сестрой.

Стас поднимает брови, а Вик, наш второй гитарист, замирает, как будто кто-то поставил его на паузу.

— Да ла-а-адно, — протягивает он с шокированным выражением лица. — И как она? Ничего?

Я усмехаюсь снова, на этот раз пытаясь скрыть смущение за шутливой маской.

— «Ничего»? Это слишком мягко сказано. Она… ну, ты сам бы с катушек слетел.

— Ты уже на нее запал, — подхватывает Дэн, хитро прищурившись. — Ладно, признавайся, что за драма там разыгралась?

— Да никакой драмы, — отмахиваюсь я, хотя внутри все продолжает бурлить. — Просто… неожиданно это все. Отец, мачеха, сестра…

— И сводная сестра, по всей видимости, красотка, — Вик все-таки не выдерживает и дает волю фантазии.

Я киваю, избегая их взглядов. Внутри все сжимается, будто меня прижали к стенке.

— Ладно, бро, инцест — дело семейное, конечно, — усмехается Стас, шутливо толкнув меня в бок. — Но ты там поаккуратнее, а то еще подставишь нас перед концертом.

— А что, вдруг новая муза для наших песен? — Дэн хлопает меня по спине, заставляя напрячься.

— Ладно вам, ребят, — пытаюсь улыбнуться. — Давайте лучше о музыке. Нам репетировать надо.

— Да, точно, — соглашается Стас, вытаскивая гитару из чехла. — Но если что, не замыкайся. Мы тут, если надо будет поговорить.

— Спасибо, — киваю я, стараясь сосредоточиться на музыке, но голова отказывается работать. Кажется, все мысли зациклены на Алене, ее образ не отпускает, как затянутая петля.

После репетиции, отстучав свои партии, я закидываю барабанные палочки в мешочек, пристроив его рядом с установкой, и выхожу на улицу. Холодный воздух словно дает пощечину, но не выводит из этого состояния.

Недолго думая, набираю отца. Трубка отзывается после второго гудка.

— Чем обязан? Недавно виделись, неужели соскучился? — хмыкает он, но в его голосе слышится легкое удивление.

— Можно и так сказать. Все разъехались? — стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя сердце начинает колотиться быстрее.

— Тебя кто-то конкретный интересует? — отец явно насторожился, и я чувствую, как его тон становится более внимательным.

— Да нет, — отговариваюсь я, словно бы это был пустяк. — Просто хотел убедиться, что все в порядке. Алена как? Освоилась?

— Алена? — он делает паузу, и я слышу, как почти улыбается. — Да вроде бы нормально. Она еще привыкает, как и все мы. Почему ты спрашиваешь?

— Так, просто... — замолкаю, не зная, как продолжить, чтобы не выдать себя. — Мы с ней толком не успели пообщаться. Может, ты ей передашь, что я, если что, на связи? Ну, вдруг захочет поговорить или что-то такое...

— Слушай, может, вам все-таки стоит встретиться еще раз? Познакомиться поближе, так сказать. Она ведь теперь часть нашей семьи. Я тебе скину номер, напиши сам.

— Да, возможно, — соглашаюсь, хотя сама мысль о новой встрече с ней заставляет меня нервничать. — Ладно, мне надо идти. Дела зовут.

— Хорошо, Саш. Если что, звони.

— Спасибо, — заканчиваю разговор и кладу телефон в карман, чувствуя, как он вибрирует, оповещая о пришедшем сообщении.

9

Алена

Написать ему? Да с чего вдруг. Пусть даже не надеется. Нам и семейных встреч за глаза хватит, чтобы "пообщаться". Больше и не надо.

Отвечать на его сообщения тоже не буду. И телефон не собираюсь проверять, хоть и тянет.

Нет, все, решила. Сказала себе: не буду, значит, не буду!

Есть чем заняться. Репетиции идут одна за другой, без передышек, каждый день. Вся наша труппа работает на пределе, ведь спектакль, к которому мы так долго готовились, уже близится. Это будет грандиозное событие. Директор академии по своим связям устроила нам настоящий шанс — на наше выступление приедут знаменитый критик Волошин и не менее известный театральный режиссер Акидзе. Эти люди — настоящие авторитеты в мире театра, и перед такими величинами все будут ходить по струнке, стараясь не наделать ошибок.

Нельзя позволить себе ударить в грязь лицом. Хочу использовать этот шанс, чтобы меня заметили, чтобы мои усилия, наконец, принесли плоды. Это может стать билетом в большой театр, и я просто обязана выложиться на все сто процентов.

Так что прости, Алекс, приоритеты уже расставлены. Сейчас не до тебя.

Собираю в большую сумку все необходимое для репетиций: пуанты, тренировочную форму, ленты, которые постоянно рвутся, и бутылку воды. Осталось проверить, не забыла ли что-то важное — этот спектакль требует максимальной сосредоточенности. Никакие посторонние мысли не должны сбить меня с курса.

Общежитие находится в паре остановок от академии, и обычно я хожу туда пешком. Сегодня не исключение — утренний воздух помогает привести мысли в порядок перед репетицией. Вдруг кто-то подбегает ко мне сзади и хватает за плечо. Я успеваю слегка испугаться, прежде чем знакомый голос радостно кричит на ухо:

— Аленка, хай! Быстрая какая, еле догнал!

— Тьфу ты, Сева! Напугал! — возмущенно оборачиваюсь я.

— Сори, — виновато улыбается он, — просто хотел кое-что обсудить до тренировки.

Лицо Севы, моего партнера в спектакле, светится от предвкушения чего-то грандиозного. Это меня, честно говоря, настораживает. Сева — душа любой тусовки в общаге, и его идеи редко укладываются в рамки приличия.

— Аленушка, — он умудряется сделать бровки домиком и смотреть на меня так, будто я последняя его надежда, — не подведи, сказал, что с девушкой на день рождения Ильи приду.

— Ой, не начинай… Была я на ваших тусовках. Больше не пойду.

— Ну, Алена, — начинает он жалобно тянуть, — в этот раз все будет по-другому! Мы даже планируем культурную программу… ну, почти.

— Почти? — скептически прищуриваюсь я. — Что за «культурная программа», Сева? Снова напиться и танцевать до упаду?

— Нет-нет, честное слово! На этот раз все цивильно. Ну, почти, — он смеется, видя мой скепсис, и добавляет: — Да ладно тебе, будет весело, обещаю!

— Сев, мне сейчас не до вечеринок, у меня репетиции, спектакль на носу… Ты же понимаешь, — стараюсь объяснить я.

— Ну пожалуйста, хотя бы на часик, а? Ты нужна мне для алиби, а то Илья уже третий раз спрашивает, не придумываю ли я свою таинственную девушку.

Я закатываю глаза, но Сева продолжает смотреть на меня с такой мольбой, что я начинаю сомневаться.

— Придумываешь ведь. Слухи пойдут, что мы пара, — упрекаю я его, стараясь сохранить серьезность.

— Может… — протягивает он, явно надеясь, что я сдамся.

— Нет, Сев, ну сколько можно... — вздыхаю я, понимая, что этот разговор мы уже ведем не в первый раз.

— Все, молчу, — он поднимает руки в притворной капитуляции, но тут же добавляет с лукавой улыбкой: — Ну хоть разок, последний? Совсем-пресовсем последний раз сходишь со мной?

— Гррр... — рычу я, понимая, что снова уступаю, — ладно! Черт с тобой, Сева.

— Спасибо, Аленушка! — он тут же обнимает меня, довольный, как кот, который урвал сливки.

На репетиции мы выкладываемся на полную, работаем буквально до кровавых мозолей. Усталость накрывает волнами, но останавливаться нельзя. Вдруг голос Елены Викторовны, нашего хореографа, разносится по залу, заставляя нас всех вздрогнуть:

— Соловьева, Макаров, что вы как тюлени! Ей-богу, давайте отменим весь этот балаган, чтобы не позориться! Солисты вы или кто? Покажите мне все, на что способны!

Елена Викторовна — женщина суровая, в выражениях не стесняется, и от ее критики не скроешься. Каждый выговор ощущается как удар, и вся труппа старается избежать ее гнева. Зато и похвала от нее звучит в несколько раз весомее, но, конечно, слышим мы ее крайне редко.

Повторяем первый танец снова и снова. Я уже сбилась со счета, сколько раз мы это делали, но каждый раз выкладываемся на максимум. Чувствую, как у Севы начинают дрожать руки, особенно когда доходит до сложной поддержки. На десятый повтор я мысленно подбадриваю его: держись, родненький, иначе я костей не соберу.

Но вот, наконец, раздается долгожданное:

— Неплохо. Не совершенно, но уже можно смотреть без слез, — говорит Елена Викторовна, и мы все выдыхаем с облегчением. — Завтра будем повторять до тех пор, пока не будет превосходно!

Этот сдержанный комплимент для нас, как бальзам на душу, но все понимают: расслабляться рано.

Наспех освежившись и переодевшись, я собираюсь идти в общежитие.

Мышцы по всему телу напряжены, чувствую, что мне просто необходим длительный горячий душ, не меньше получаса. Надеюсь, вода будет достаточно теплой. У нас, конечно, не один душ на этаж, но и не индивидуальные. Обычно один на пять-шесть человек. Если для парней это приемлемо, то у нас, девочек, частенько бывают споры из-за того, кто первый.

С этими мыслями медленно иду, вдыхая морозный воздух.

— Провожу? — выхватывает сумку Сева.

— Да я бы и сама, — не могу удержаться от нервного вздоха.

— Да все ты сама, знаю. Сильная и независимая. Но мне совсем несложно, Ален. Пойдем, не ворчи.

Продолжаю путь уже налегке. Когда подходим к большому кирпичному зданию общежития, я замечаю знакомую фигуру.

10

Алекс

Какой испуганный взгляд у птички! Явно не ожидала меня здесь увидеть. Да и я сам не ожидал, что вместо того, чтобы забить на просьбу отца и заниматься своими делами, вдруг сорвусь в Подмосковье. Будто у меня времени вагон.

“Саша, тебе же не сложно, забери в магазине заказ. Вика там что-то для Алены купила. Говорит, у нас в городе такого качества хорошего нет. Кажется, там что-то для балета. А может нет.”

Отличный предлог, не так ли? И дураком не буду перед ней выглядеть, и отец доволен будет, и даже Вика эта. Ну прям святой, ага. Хотя, по сути, это просто возможность еще раз увидеть Алену, пусть и под благовидным предлогом.

Интересно, кто этот парень рядом с ней. Неужели они встречаются? Его жесты и поведение настораживают — он держит ее сумку, что само по себе уже о многом говорит. Вряд ли он делает это просто из доброты душевной. Я еще не встречал парня, который был бы рад таскать чужие сумки просто так.

— Ты что тут делаешь? — Алена прищуривает глаза, явно настороженная. Она встает так, что этот тощий оказывается у нее за спиной. Что, защищает его? Смешно даже думать об этом, но что-то в ее движениях и выражении лица говорит, что она готова обороняться.

— Не могу просто так заглянуть на огонек к сестренке? Навестить, узнать, как у нее дела… — отвечаю я, стараясь придать голосу легкость, будто бы этот визит — обычное дело. Но по ее взгляду видно, что она мне не верит. Явно не ожидала меня здесь увидеть.

Ситуация начинает меня забавлять. Она смотрит на меня с каким-то скрытым упреком, как будто я пришел сюда с определенной целью, и уж точно не для того, чтобы просто повидаться. Ее настороженность только подогревает мой интерес.

— У тебя разве есть брат? — парень удивленно смотрит на нее, его лицо выражает смесь недоумения и любопытства.

— Это… да, брат, просто мы давно не виделись… — начинает оправдываться Алена, избегая прямого взгляда.

— Познакомишь, Ален? — я решаю проявить инициативу, наблюдая, как она напряженно морщит лоб, явно не готовая к такому повороту событий.

— Алекс, это Сева, мой партнер по танцам. Сева, это Алекс, мой брат, — наконец, выдавливает она, слегка смущаясь, когда произносит эту ложь. Я замечаю, как ее взгляд на мгновение задерживается на мне.

Но я лишь ухмыляюсь про себя. Главное для меня то, что она называет этого Севу всего лишь партнером по танцам. Нет никаких намеков на что-то большее, и это успокаивает.

— Сева, ты уже уходишь? Наверное, торопишься? — подсказываю правильный ответ, глядя ему прямо в глаза.

— Э-э-э, да нет, — он замешкался и переглянулся с Аленой, явно не понимая, к чему я клоню.

— У меня дела, я пойду, — пытается улизнуть Алена, как птичка, готовая сорваться с ветки и улететь подальше от этой неловкой ситуации.

— Стой, сумка, — Сева протягивает ей вещь, но я ловко перехватываю ее раньше, чем она успевает взять.

Открываю заднюю дверь своей машины и демонстративно ставлю сумку внутрь, словно этим решаю все. Затем поднимаю взгляд на Алену и, чуть прищурившись, даю ей понять, что так просто я ее не отпущу.

— Сев, ты иди, наверное. Спасибо, что проводил. Я сама дальше, — Алена обращается к своему "партнеру" с легкой ноткой настойчивости в голосе.

— Точно? — Сева выглядит озадаченным, будто не уверен, стоит ли ему оставлять ее со мной.

— Угу, — коротко отвечает она, взглядом давая понять, что ему лучше уйти.

Он подходит, обнимает и целует Алену в щеку, демонстративно смотря на меня. Территорию метит, удод. Это мы еще посмотрим, кто кого.

Я обхожу машину и открываю переднюю дверь для Алены, жестом показывая, чтобы она садилась.

— Зачем? — в глазах читается настороженность.

— Поговорить хочу, — отвечаю, сжимая дверцу с силой.

Все-таки зол, что Сева ее лапал. Еле держу себя в руках.

— Окей. Пять минут у тебя, — сдержанно соглашается она и с самым решительным видом проходит вперед, плюхаясь на сиденье пассажира. Какой-то особый, боевой вид соловья сейчас передо мной.

Я молчу, не зная, как подступиться. В голове всплывают флэшбеки двухгодичной давности, когда каждый наш разговор начинался с ее обороны. Тогда, как и сейчас, мне приходилось пробиваться сквозь колючие стены.

— Твоя мама передала кое-какие вещи, — наконец произношу я. — Пакет сзади лежит. Собственно, за этим и приехал. Попросили.

Держу покерфейс, словно все это действительно случайность, и моя задача — просто выполнить поручение. Но ее пристальный взгляд говорит о том, что она не так легко купится на эту игру.

— Правда? — она смотрит на меня своими невероятно красивыми орехового цвета глазами, в которых читается смесь сомнения и интереса.

И я, как дурак, залипаю, разглядывая ее радужку, как будто впервые вижу. Свет падает так, что оттенки в ее глазах кажутся еще глубже, сложнее. Все вокруг на мгновение исчезает, и я теряю нить разговора, ловя себя на том, что не могу оторвать взгляда.

Алена тоже замерла, как косуля в свете фар. Не шевелится, кажется, даже почти не дышит. В ее глазах мелькает что-то, чего я не могу сразу распознать — настороженность, страх или просто растерянность. Боится меня, что ли?

Мы смотрим друг на друга, и время словно замерло. Проходит минута, пять или десять? Я не могу точно сказать. Все вокруг будто перестает существовать, остаемся только мы двое в этом странном, напряженном молчании.

Тук-тук-тук.

Кто-то стучит в окно машины, и мы оба мгновенно возвращаемся в реальность. Опускаю окно, и перед нами возникает раздраженный дедушка.

— Молодые люди, вы тут проезд перегородили. Отъезжайте, некогда тут стоять и вас ждать, — бурчит он, жестикулируя, явно недовольный тем, что вынужден тратить время на нас.

— Минуту, — коротко отвечаю я.

Завожу мотор и выезжаю со двора.

11

Алена

— Стой! Куда мы? — хватаюсь за ручку двери, но она не поддается. — Алекс!

— Да не кипишуй ты, не съем я тебя, — он лениво поглядывает в мою сторону, как будто вся ситуация его забавляет.

— Мне в общагу надо, верни меня обратно, — складываю руки на груди, стараясь придать своему взгляду как можно больше твердости. Я не собираюсь так просто сдаваться, и Алекс это видит. Мой взгляд упирается в него с такой настойчивостью, что, казалось бы, он не сможет отмахнуться.

Но ему все нипочем. Лишь улыбается уголком губ, и я невольно замечаю, насколько он чертовски сексуален в этой своей настойчивости. Наверное, это его фирменная улыбочка, та самая, после которой у девушек отпадают все вопросы и возражения. “Вези меня, Алекс, куда хочешь! Я вся твоя!”

Я пытаюсь оставаться серьезной, вот только внутри что-то предательски дрогнуло. Стараюсь не поддаваться на его ухищрения, но это куда сложнее, чем я ожидала.

— У меня тренировка тяжелая была, я устала и…

— Тихо, спокойно, мы просто съездим куда-то поужинать и поболтать, — перебивает он, его голос становится неожиданно мягким и серьезным. — Верну тебя в целости и сохранности. Обещаю.

Этот уверенный, располагающий к себе тон подкупает. Может, просто сдаться? Хотя бы на час расслабиться? Могу я позволить себе такую роскошь? Да, я устала до изнеможения, но иногда так хочется совершить необдуманный, безбашенный поступок. Прямо как сейчас. Вместо дисциплины и строгого расписания — поехать куда-то, без цели, без планов.

Увидела бы меня мама сейчас, она бы точно не удержалась от едкого комментария в духе “Алена, никаких авантюр! Ты взрослый человек, нельзя кататься с малознакомым парнем, да еще вечером!” Но разве не в этом вся прелесть — вырваться из-под этого бесконечного контроля и позволить себе хоть немного свободы?

Пока мои мысли мечутся между долгом и соблазном, я чувствую, как во мне просыпается что-то новое, непокорное. Почему бы и нет? Запоздалый подростковый бунт? Похоже на то.

— Ладно, поехали, — сдаюсь на милость Алексу, решив поддаться этому импульсу. — Только…

— М? — Алекс поворачивается ко мне, явно озадаченный затянувшейся паузой.

— Тот торт… — начинаю я, чувствуя, как краснею. — Я нарушила диету. И мне теперь нельзя снова это делать, — последние слова я договариваю почти шепотом, как будто признаюсь в чем-то запретном.

Алекс удивленно поднимает брови.

— Ты себя в зеркало видела? — он искренне недоумевает.

— Конечно, — отвечаю, но не уверена, что его понимание совпадает с моим.

— Такое ощущение, что нет, — он качает головой. — Тебе надо сто тортов съесть, только тогда можно говорить о том, что нужно придержать коней. Ты же… очень стройная.

— У нас в балете другие критерии, — начинаю объяснять я, чувствуя, что разговор принимает серьезный оборот. — Если я поправлюсь даже на пару килограммов, может не получиться делать сложные поддержки. Баланс будет держать сложнее, и нагрузка на партнера увеличится.

— Ладно, — Алекс прищуривается, задумчиво качая головой. — Когда ты в последний раз нарушала эту свою диету? Честно. Не считая торта.

— Эм-м-м… — тяну я, пытаясь вспомнить.

— Серьезно? — его голос становится недоверчивым.

— Ты о чем? — непонимающе смотрю на него, пытаясь понять, куда он клонит.

— Ты, блин, даже не помнишь?

— Нет… — честно признаюсь я, чувствуя легкое смущение.

— Еба… ой, долбануться! — Алекс выдыхает, потрясенный. — Ты робот? Точно живая?

12

Алена

Прежде чем я успеваю что-то ответить, он неожиданно протягивает руку и щипает меня за ногу.

— Ай! Ты совсем, что ли? Больно же! — возмущенно вскрикиваю я, потирая бедро сквозь джинсы, где наверняка остался красный след от его пальцев.

— Так, Валл-и*, сейчас ты не споришь со мной, поняла? — Алекс смотрит на меня с хитрой улыбкой. — Едем в самое страшное место для всех диетчиков, ПП-шниц и ЗОЖников, холестериновую Мекку вселенной.

— Боже, мне уже страшно, — говорю я с притворным ужасом, хотя на самом деле мне становится любопытно, что он задумал.

— От одного бургера еще никто не умирал, и даже не набирал сразу два килограмма, — подмигивает мне Алекс, заруливая на парковку возле Макдоналдса.

Я невольно улыбаюсь. С ним действительно сложно быть серьезной.

— Прошу, — Алекс галантно открывает дверь и протягивает мне руку.

Я лишь бросаю быстрый взгляд на его руку и, не желая испытывать свою выдержку, выскальзываю наружу самостоятельно. Не хочу касаться его, даже мимолетное прикосновение может снова взбудоражить меня, а я не готова с этим сейчас сталкиваться.

Делая вид, что его совсем не задел мой игнор, Алекс уверенно шагает внутрь не оглядываясь. Как только мы заходим, меня буквально сбивают с ног ароматы жареного мяса, свежего хлеба и картошки фри. Все настолько аппетитно, что во рту мгновенно скапливается слюна.

— Ты что хочешь? — спрашивает Алекс, глядя на меня.

Я растерянно оглядываюсь, пытаясь вспомнить что-то из меню.

— Не знаю, так давно тут не была, что из всего меню помню только чизбургер и мороженое, — признаюсь я с легкой улыбкой.

Алекс кивает, оставляя меня за столиком, и вскоре возвращается с подносом, уставленным разными блюдами.

— Тут всего понемногу. Пробуй что хочешь, — говорит он, ставя поднос передо мной.

Я беру ближайший бургер и осторожно откусываю небольшой кусочек. Вкус кажется таким насыщенным и непривычным. Второй рукой захватываю из пакетика картошку фри, окунаю ее в соус и закидываю в рот следом.

Пробую еще один кусочек бургера, и не могу удержаться от тихого, почти невольного стона удовольствия. Вкус настолько яркий и необычный после месяцев строгой диеты, что я буквально теряюсь в этом моменте. Облизываю соленые от картошки пальцы, совсем забывая, кто сидит напротив и разглядывает меня. Как только я осознаю, что произошло, поднимаю глаза на Алекса.

Он напрягается, и я замечаю, как его взгляд на мгновение становится более внимательным, изучающим. Его губы растягиваются в сдержанной улыбке.

— Похоже, тебе действительно нравится, — говорит он с легкой насмешкой, но в его голосе звучит что-то еще, едва уловимое. С шумом выдыхает, задерживаясь взглядом на моих губах..

— Просто… забыла, какой вкус может быть еда, — отвечаю я, чувствуя, как заливаюсь краской смущения от макушки до пяток. Стараюсь спрятать лицо за стаканом с напитком.

Чувствую, как воздух накаляется.

Становится жарко, я буквально горю, физически ощущая то, как он смотрит. С удивлением замечаю, что все мое существо отзывается на этот жадный, открытый взгляд. Будто это нормально, правильно, допустимо.

Щеки пылают, а дыхание стало частым, как после изнурительной тренировки. Грудь вдруг стала такой чувствительной, что соски как наждаком трет футболка, отчего они собрались в тугие комочки. И это тянущее ощущение там, внизу… Буквально сводит меня с ума.

Не могу остановить это силой разума. Как цунами накрыло. Мамочки! Спасите!

Вскакиваю, нервно поправляя волосы.

— Я… на минутку, сейчас вернусь!

— Эй! Что случилось? Все в порядке?

Не отвечая, опрометью бегу в сторону туалетов.

*«ВАЛЛ-И» — полнометражный компьютерный анимационный научно-фантастический фильм про робота-уборщика, 2008 года, созданный Pixar Animation Studios.
Таким образом Алекс хочет подчеркнуть ее упорство и трудолюбие.

13

Алекс

Я озадачен тем, как Алена ведет себя рядом со мной. То она явно избегает меня, то дерзит на каждом шагу, то вдруг смеется, как ни в чем не бывало, а потом смущается от случайного взгляда или прикосновения. Что творится в голове у этой девочки?

Мозг кипит, потому что я никак не могу понять, как с ней себя вести. Какую стратегию выбрать? Играть в равнодушие или, наоборот, попытаться сблизиться?

Пригласить ее на вечеринку в нашем гараже в выходные? Может, это станет поводом разобраться в ее чувствах... или хотя бы в своих.

— Бать, меня на ужине не будет, у нас туса в гараже намечается, — предупреждаю я отца, не особо рассчитывая на его понимание.

— Не успел приехать, — он уже звучит недовольно, точно ожидая, что я снова «солью» семейный вечер.

— Ой, можно подумать, ты планировал целый вечер с нами провести! Поужинаешь и в кабинет свинтишь, как обычно. Знаем, плавали.

— Вообще-то, планировал, — усмехается он, пытаясь скрыть дискомфорт от моих прямых слов.

И где я не прав? До сих пор каждый наш семейный вечер так и проходил: дежурные фразы за столом, а потом он сразу исчезает в своем кабинете. Наверное, моя прямота его задела, но от этого ситуация не станет менее правдивой.

— Саш, возьми с собой Алену? — вдруг просит отец.

Сначала удивляюсь: с чего вдруг такая забота о сестре? Но поразмыслив буквально пару секунд, понимаю: с Викой хочет один дома остаться. Если уж меня не будет, то Алена ему явно помешает воплотить изменившиеся романтические планы. Ну или, зная отца, куда более приземленные физиологические.

— Если она не захочет? — спрашиваю, пытаясь не выдать своего недовольства.

— Убеди. Ты же умеешь, я точно знаю.

Мне бы его уверенность. Но что поделать, попытаюсь. Поднимаюсь наверх и стучу в ее комнату.

— Можно зайти, — раздается ее голос сквозь музыку.

— Не отвлекаю? — заглядываю внутрь.

Алена сидит на подоконнике, вертя в руках карандаш. Она бросает на меня короткий взгляд и тут же отворачивается к окну.

— У тебя были какие-то планы на вечер? — спрашиваю, пытаясь понять, почему она так отстранена.

— Сергей Васильевич говорил про совместный ужин, семейный вечер, — отвечает она ровно, не проявляя особого интереса.

— Все переигралось. Я иду на гаражную вечеринку, могу взять тебя с собой. Поедешь? — продолжаю я, беззастенчиво разглядывая ее, пока она не смотрит в мою сторону.

Но что это опять за фокусы? Она даже не пытается посмотреть на меня. Какой-то новый виток игнора? Почему вдруг такое холодное отношение?

Кудрявые локоны так красиво лежат на ее плече, что я не могу удержаться от взгляда. Глаза скользят по ним, переходя на острые ключицы и дальше, в ложбинку груди. Джекпот какой-то — и даже по лицу не получил за откровенное разглядывание!

Алена кладет карандаш рядом с собой, и я замечаю, что ее пальцы в чем-то испачканы.

— Что это у тебя? Пальцы в чем-то сером, — спрашиваю, указывая на ее руку.

— Ой! — Она быстро прячет руку, словно ее поймали на месте преступления. — Это так, ничего…

Только тогда я замечаю уголок альбома, прижатого между ней и стеклом. Складываю дважды два.

— Ты рисуешь? — интересуюсь, слегка удивленный.

— Да, — морщится она, как будто призналась в чем-то запретном. — Только маме не говори.

Очередное ограничение и глупое правило? Сколько же их у нее? Складывается ощущение, что вся Алена состоит из запретов и скрытых увлечений. Это заставляет меня задуматься: как много она скрывает от всех, чтобы соответствовать чьим-то ожиданиям?

— Ален, блин… У меня слов нет. Тебе и это тоже нельзя? — недоумеваю я, не веря, что даже рисование у нее под запретом.

— Тренировки, тренировки и еще раз балет, — вздыхает она, будто цитируя что-то заученное. — Есть свободное время? Потренируйся. Нет свободного времени? Найди и потренируйся.

Ее голос звучит с какой-то горечью, словно она повторяет чужие слова, которые давно стали ей ненавистны. Я смотрю на нее и понимаю, что за всей этой дисциплиной и жесткими правилами прячется человек, который хочет большего.

— На сегодня тренировки отменяются. Я разрешаю.

— Ага, нашелся еще один командир, будто у меня их мало, — Алена слегка улыбается, с надеждой смотря на меня.

— Отец сам попросил взять тебя с собой. Так что все легально. Пойдешь, Ален?

Ее взгляд тухнет. Будто свет выключается. Да что, блядь, я не так сказал-то? Талант какой-то делать мне мозги. Пришел сделать доброе дело, а чувствую, что снова где-то налажал.

— Хорошо, пойдем. Раз Сергей Васильевич сказал, — выделяет голосом последнее предложение.

— Ты на это обиделась? Ален? — беру ее руку в свою, отчего она вся вздрагивает.

Смотрит на меня своими глазами бездонными, словно в душу заглядывает.

— Я сам хотел. Неужели думаешь, что отец может меня заставить что-то делать? — добавляю, надеясь развеять сомнения.

Она пожимает плечами, мягко высвобождая руку из моей.

— Хорошо. Давай сходим, — соглашается, но без особого энтузиазма.

— Встречаемся через полчаса внизу. Успеешь?

Алена кивает, быстро вскакивает с подоконника и направляется к гардеробу.

14

Алена

Недолго думая, натягиваю самые обычные джинсы и белую футболку. Классика, которая всегда выручает. Не собираюсь наряжаться для того, кто изначально даже не хотел брать меня с собой. Если бы не любопытство, ни за что бы не пошла. Но, признаться честно, мне все это в новинку, и я даже рада такому шансу.

Только вот глупое сердечко стучит, как сумасшедшее, отбивая ритм: "Тук-тук, тук-тук, мы идем вместе к его друзьям! Мамочки!"

Стараюсь не обращать внимания на этот внутренний трепет, но мысли о том, что сейчас окажусь в его компании, заставляют нервничать больше, чем я ожидала.

Какие они, друзья Алекса? Брутальные рокеры, с видом, будто готовы на все ради своих идеалов? Может, татуированные парни, на которых и взгляд бросить страшно? У многих ли из них длинные волосы, заплетенные в косы или растрепанные, как у настоящих бунтарей? А что насчет мата — постоянно ли с их языка слетают грубые слова, словно это их второй язык?

Ахах, меня послушать, так я готовлюсь войти в логово диких зверей!

— Ты быстро! — удивляется Алекс, когда я спускаюсь всего спустя пятнадцать из тридцати отведенных минут.

— Ну так и мы не на прием к английской королеве, ой, точнее, уже королю, идем, — подмигиваю ему, стараясь выглядеть расслабленной.

Всем своим видом показываю уверенность, хотя внутри все клокочет от переживаний. Неужели мне действительно так важно произвести впечатление на незнакомых людей? Хочется фыркнуть: «Вот еще!», но в глубине души понимаю, что это далеко не так. Слукавить и обмануть саму себя не получится.

Садимся в машину и выдвигаемся в сторону гаражей.

— Далеко ехать? — бодро интересуюсь.

— Нет, реку переезжать не будем, а значит, доедем быстро.

И правда, уже спустя пятнадцать минут мы тормозим у гаражного кооператива. Дверь одного из гаражей открыта, оттуда слышится музыка и оживленные разговоры.

Я ежусь от мурашек, предвкушение и волнение сменяют друг друга.

— Идем? — Алекс поворачивается ко мне, выжидающе.

Я киваю, но с места не двигаюсь, не решаясь сделать первый шаг. Он замечает мое замешательство, берет меня за руку и мягко ведет за собой.

Когда мы заходим внутрь, на долю секунды все взгляды оказываются устремлены на нас. Обычно подобное внимание меня не смущает — в балете на тебя постоянно смотрят, и к этому привыкаешь. Но здесь все иначе. Я чувствую, как меня внимательно изучают, сканируя с ног до головы. Наши сцепленные руки тоже привлекают немало внимания, и я осознаю, что эта деталь не осталась незамеченной. Наоборот, произвела эффект взорвавшейся бомбы.

Все, кто стоял достаточно далеко, начали переглядываться и переговариваться, бросая на нас косые взгляды. Чувствую, как внимание к нам растет.

— Привет, Алекс! — первой к нам подошла миловидная девушка с дружелюбной улыбкой.

— Хай, Лина, — ответил Алекс, затем повернулся ко мне. — Это Алена. Ален, это Лина, девушка во-о-он того парня с гитарой и фронтмена нашей группы, Стаса.

Я посмотрела в сторону, куда кивнул Алекс. Стас, парень с растрепанными волосами, подмигнул мне, не переставая перебирать струны своей гитары. В ответ я слегка улыбнулась, стараясь не выдать легкую неловкость от того, как внезапно оказалась в центре внимания.

Лина мягко приобнимает меня за плечи и, словно незаметно, уводит в сторону от Алекса. Я успеваю только бросить на него последний взгляд и замечаю, как к нему тут же потянулись остальные. Кажется, каждый рад его видеть — кто-то жмет ему руку, девушки не упускают случая обнять его и чмокнуть в щеку.

Внутри меня начинает шевелиться что-то неприятное и колючее, но я стараюсь отмахнуться от этого чувства. Кто мы друг другу? Ведь мы не пара, и повода для ревности нет. Стоп. Нельзя позволить себе развивать эту мысль дальше. Я вздыхаю и возвращаю внимание к Лине, пытаясь сосредоточиться на разговоре и не думать о том, что происходит с Алексом.