Бывшие. Там, где ты - боль

Глава 1.

– Ну и что за истерику ты устроила у главного? Вылететь хочешь из теплого насиженного места, Касимова?

Ох уж этот Константин, если б ты знал, как я себя ругаю за эту, как ты сказал, истерику. Но вида, естественно, не подаю:

– А ты уверен, что я перед тобой отчитываться должна, Костик?

– Нет, конечно, куда мне? Ты и перед главным-то не особо церемонилась. Скажи честно, какая муха тебя укусила?

Вот такая настойчивая забота Константина иногда начинает утомлять. Но хуже всего, что еще и поддакивающие всегда найдутся. Ну, говорила же: вот и Риточка тут как тут:

– Костя, тебе с Танюшей сегодня ловить нечего, очевидно же – у девушки ПМС. Неконтролируемые перепады эмоций, поступки, не поддающиеся логике.

Если я Костику не спускаю попытки меня контролировать, с чего Рита решила, что ей ничего не будет. Лови ответку, неудачница:

– Ой, а нашу рубрику «Слово психолога» у Ольги Дмитриевны похоже, забрали, и отдали тебе, Рита? Класс, а то раньше только цветы полить поручали и максимум расшифровку интервью…

Рита, прошипев что-то в ответ, уходит, а вот от Костика так легко не избавиться.

– Ну серьезно, Костя, не хочу я лететь на Кавказ.

– Причина? – Костя как никогда строго смотрит на меня.

– У меня аэрофобия.

– Во-первых, можно на поезде, во-вторых, прошлым летом кто-то прекрасно слетал в Египет.

– Ну хорошо, на Кавказ надо лететь в следующем месяце, а я хотела в отпуск.

Костя хорошо меня знает. Даже ухаживать пытается последние полгода. Кого-кого, его не обманешь. Пристально смотрит в лицо, укоризненно качает головой:

– Ты смотри, а! Врёт и не краснеет. Отпуск у тебя был пять месяцев назад. Таня, что за капризы? Мне по мягкому месту тебе надавать? За руку к главному отвести? Что мне сделать, чтобы ты извинилась и сказала, что берешься за эту работу? Выбирай. Тань, да пойми – целый выпуск будет посвящен теме Кавказа.

– … и теме кавказских мужчин.

– Не мужчин, а взаимоотношению полов. Ну вставляет эта тема нашу аудиторию, соскучились наши женщины по горячим мужчинам, которые к тому же и проблемы решают по щелчку пальцев. Пора разъяснить, что из этого правда, что полуправда, а что откровенное вранье. Ты гораздо серьезнее темы изучала, что за капризы сейчас? Парочка интервью у шикарных мужчин, соцопросы среди женщин, крупные фото, видео для сайта. Ты ж после этого взлетишь, Тань! да Ритке скажи, она же побежит чемодан собирать.

Делаю вдох. Медленный выдох. Еще раз. И снова. Истерика действительно есть, до сих пор в груди ураган тревоги все спокойствие сметает. Но и Костя прав. Если я сейчас откажусь от командировки, два года, что я отпахала в редакции и кое-чего да добилась, полетят в мусорное ведро.

Надо собраться. Вспомнить, что я сильная.

Просто кое-кто до сих пор не отпускает меня из своих цепких когтей. Сначала показал, какова эта – любовь кавказского мужчины, когда весь мир к твоим ногам, когда ты – богиня, а потом…

А потом я убедилась, что на обломках этой любви сгораешь заживо, бесконечные раны не заживают, царапаясь, ретравмируясь об любую мелочь.

Прячу лицо в ладонях.

Я не хочу, не хочу это вспоминать!

Я ненавижу Байсарова!

Я ненавижу тебя, Багир!

И твои последние слова на прощание, те, что будто нож в спину, записаны у меня на подкорке:

– Я надеюсь, Аллах не допустит нашей встречи, Тана. Потому что если случайно или нарочно попадешься на моем пути – я тебя уничтожу, разрушу до основания.

Что ж, от этих слов просто еще одна рана начала сильнее кровоточить. Уходила я уже разрушенная.

Ты меня уже уничтожил, Байсаров.

Неужели даже это ты не был в состоянии увидеть?

Всем добро пожаловать!

Дорогие читательницы! Я рада видеть вас на страницах моего нового романа «Бывшие. Там, где ты – боль»!

Кратко о книге:

Они встретились через шесть лет. Но разделяло их не время, а бескрайняя боль, которую они друг другу причинили.

Сначала она познала его любовь – обжигающе-прекрасную, бесконечно-нежную. Потом сполна испила чашу его презрения и гнева, что оставляли след и на теле, и на душе. Он отведал яд предательства и женского коварства. Выжили ли они? Внешне да. Но через шесть лет в их сердцах до сих пор горит пламя любви и ненависти, и есть только два пути: уничтожить друг друга либо встать на путь прощения и борьбы за свою любовь.

В тексте есть:

-красивая и сильная героиня (ей очень нелегко)

- властный и жесткий герой (временами чудовище)

- месть и ее инструмент коварство (когда не хоронишь месть, приходится хоронить самых дорогих);

- страсть и боль (куда без этого, мы же эту боль и исцеляем);

- горячими будут не только эмоции (присоединяйтесь!)!

- хэппи энд будет исключительно для тех, кто заслужил (по мнению автора. Но ваше мнение в комментариях мне очень важно и помогает не сбиться с истинного пути).

Текст 18+ так как некоторые герои в пылу эмоций бросаются крепкими словечками, иногда лечат душевную боль бокалом вина или виски, любят своих любимых не только горячими словами.

В честь старта:

+ 21.10 на ВСЕ мои книги приятные СКИДКИ;

+ всю неделю с 21.10 промики каждый день.

Дорогие мои!

Мне очень нужна ваша поддержка! Пожалуйста, не скупитесь ставить звездочку на странице с обложкой книги, делитесь своими эмоциями в комментариях, добавляйте книгу в библиотеку, чтобы не пропустить выход новых глав, подписывайтесь на автора (Майя Тень), чтобы быть в курсе всех новостей. Всех обнимаю!

Книга пишется в рамках Кавказского литмоба "Месть или любовь"

Глава 2.

– Девочки и мальчики, я за кофе, кому захватить?

– Ой, Костя, а можно мне капучино? – Рита кокетливо стреляет глазками, а Константин уходит и возвращается, умудряясь держать в руках три сканчика кофе. Капучино быстро переходит за столик, где работает Рита, а сам он двигает свой стул к моему.

– Латте. Угадал? И спасибо, что согласилась полететь.

– За что, Костик? Это я тебя должна благодарить. Просто...

Костя хватает мои руки. Это как-то слишком интимно. Я не хочу так. Никаких отношений. Когда-нибудь, потом. Сейчас – нет. Боль еще не ушла. Слишком свежо, как я любила Багира, боготворила его, жизни без него не представляла. Только в фантазиях, только на секунду представляла, что что-то нас разлучает, и кровь к щекам сразу приливала, сердце начинало биться хаотично, безо всякого ритма. Или с ним, или никак – не было для меня жизни без него. Слишком больно от воспоминаний о его нежности и силе, заботе и опоре. Вся моя жизнь, вся моя вселенная состояла из него, точнее, весь смысл терялся, если Багира из нее вычеркнуть.

А потом я пережила другое. Сполна выпила чашу его презрения. Чаша его ярости оставила следы и на теле, и на душе. День за днем он вырывал мою любовь из моего же сердца, рвал с кровью, с мясом, грубо, пока любовь...нет, не ушла, она переродилась в ненависть.

– Тань, – Костик нежно и одновременно крепко держит мою руку. – В твоих глазах столько боли плещется. Тебя мужчина обидел? Я угадал? Ты боишься? Хочешь, я с главным поговорю? Мне и в голову не приходила мысль, что... Я дурак, идиот, почти заставил тебя согласиться...

– Нет, что ты, Костя. Даже если и обидели, я уже не та маленькая наивная девушка.

– Но ты не думай, что с кем-то тебя отпущу. Я как фотограф поеду. Главный проворчал, но согласился, потом без выходных отработаю. Обещаю, пока ты рядом со мной, никто тебя даже взглядом не обидит.

Все же Костя молодец. Пора побороть свой страх, а когда рядом есть опора – это легче. Да и на него пора посмотреть другими глазами. Разве все его поступки не говорят о любви? Разве не с таким надо строить любовь? Костя – отличный, просто замечательный человек. А то, что страсти, той пылкой любви нет – это и к лучшему. Та любовь к Багиру была больная, зависимая, от которой остается пепел и осколки. Костина любовь – гуманная. Она не оставит боль на душе, зато поддержит, как несущие стены держат здание.

*****

В краю неприступных вершин и древних традиций, где горы слышат биение сердец, рождается история о самой отчаянной борьбе – борьбе сердца с долгом.

Любовь против мести. Прощение против ненависти. Чувства против вековых традиций.

Добро пожаловать в Кавказский литмоб «Месть или любовь»!

https://litnet.com/shrt/Nxwb

Глава 3.

Неделя пролетела незаметно, уютно и щемяще-приятно – всё же родные корни дают о себе знать. Я рада, что прилетела сюда. Против были все: отец, мать, брат. Байсаровы умели пугать. Но я не испуганная девятнадцатилетняя девушка, что вошла в их дом невестой, мне уже почти двадцать семь. И те, кого я считаю своими врагами не смогут меня напугать и тем более диктовать как жить и куда ездить.

А скорее всего, они давно вычеркнули меня из своей жизни.

Багир вычеркнул...

Завтра последний день, материал отснят на отлично, остались всего лишь кое-какие мелочи. Расслабляемся с Костиком в небольшом дворике, где по-сентябрьски уютно. Костя раздобыл домашнее вино, и хотя я сначала отнекивалась – старая привычка давала о себе знать: в доме Байсаровых женщины не брали ни капли спиртного в рот, потом решила, что нарушу-ка я еще одно главное правило из своей прошлой жизни.

Ароматный напиток ласкает язык, теплой, даже чуть обжигающей струйкой протекает в горло и оставляет приятную расслабленность на сердце.

– Хочешь, завтра на водопады поедем? – предлагает Костя.

– Так нам же на Центральную надо, нам кое-какие данные по статистике обещали из архива достать.

– Ну да, сначала туда, там кафе есть, пообедаем и поедем гулять на водопады, класс?

– Легко! – соглашаюсь с Костей, приятное расслабление дает о себе знать.

Думаю о том, как много дала мне эта поездка. Я как будто вылечилась от тяжелой болезни. «От хронического багирита» – не смешно, но я ухмыляюсь. И чего было бояться действительно? Какова вероятность встретить старого знакомого через 6 лет на улицах города? Маленькая. Очень маленькая.

– Между прочим, горы тебе очень идут, – приятно шепчет Костя, намекая на пейзаж за нашими спинами.

– Я так тебе благодарна! – в порыве нежности обнимаю Костика. Сама не знаю, как это вышла. Наверное, вино виновато. Чувствую, как его рука чуть дрогнула, замерла на мгновение, а потом погладила волосы и спину.

Да, именно так и должно быть! Пусть ничего не ёкает в груди. Зато я чувствую, что ему важно мое мнение, мои ощущения, мои эмоции, мое разрешение.

Байсаров был не такой. Плевать ему было на все. Он хотел и он не видел препятствий. До свадьбы ничего не было, нет. Традиции он чтит, но после свадьбы… Словно сумасшедший набрасывался на мои губы, даже если я в это время мою посуду. Никакого разрешения ему не требовалось: разворачивал к себе лицом и нагло лез в вырез платья, даже когда в доме были гости и родители в соседней комнате могли услышать сдавленные вздохи. Мог запросто задрать подол халата и чувствительно ущипнуть за попу.

Сначала смущалась, а потом заразил меня своей этой необузданностью. Сама льнула, сама кусала его губы, сама ёрзала на его коленях, когда он с кем-то говорил по телефону.

Пока не узнала другую его сторону – темную, опасную, та, которая умеет взращивать только боль. Умеет, практикует…

–Танюш…

– А? – откликаюсь на зов Костика.

– У тебя опять глаза… Не надо… Не береди душу воспоминаниями, если тебе больно. Я тебя уверяю: что бы в прошлом не произошло, ты достойна лучшего. Того, кто никогда не сделает тебе плохо.

– То есть тебя, да, мой рыцарь?

– А почему бы и нет? Я неплохой человек… – Костя делает попытку поцеловать в губы, но я уворачиваюсь и получается просто чмок в щеку.

– Я не готова, пока не готова, Костя, прости…

Я знаю, что порчу Костику вечер, но не могу по-другому. Мой рот знал только поцелуи Байсарова. И Костик точно не умеет так как он: с напором, по-хозяйски, сминая губы, облизывая зубы, заставляя забыть как дышать… никто так не умеет целовать.

И хорошо, и не надо так.

***

Промо: Развод. Убегаю от тебя по осколкам
zojUBF9y

Глава 4.

Багир

– Салам-алейкум, братишка, так и знал, что встречу тебя здесь, в единственном злачном уголке нашего городка, – в тридцать два зуба улыбается Тагир.

– Прости, не получилось из меня благочестивого почитателя и посетителя богоудных мест. Возможно, чуть позднее, с возрастом… да, епрст, Тагир, мне с этой темой наставлений дяди Аслана вот так хватает, – провожу ребром ладони около шеи. – Скажи-ка, сам какими судьбами?

– Что удивительного, если полицейский появляется в столь злачных местах? Стою на защите покоя родного города.

Бравый тон Тагира меняется, когда он присаживается рядом, чуть осуждающий взгляд скользит по стакану с вискарем. Себе он берет просто минеральную воду.

– Только дождался, когда отрублю сегодняшнюю смену. Тебя хотел увидеть. На работе новости.

– Знаю, знаю. Со следующего месяца у тебя повышение, рад, брат, искренне рад за тебя.

Вместо восторженной улыбки Тагира, я вижу как она только скользит по его губам. Зато он приближается ко мне и гораздо тише добавляет:

– Сегодня в отделение привезли девушку и двоих мужчин, точнее, мужчина там только один. Второй – малолетний балбес зама нашего главы. Устроили потасовку в кафе на Центральной. Уточню: мужик заступился за свою девушку, когда к ней начал приставать этот балбес. Естественно, балбесу – ничего, а этих двоих велено попридержать. Скандал стоит на всё отделение.

Не знаю, зачем брат сливает всю эту информацию.

– Брат, прости, но вообще поебать. Хочешь скажу, как все будет? Двадцатилетнему Илхамчику – не будет ничего, может, отец рыкнет пару раз на него – это в лучшем случае. А мужика и девку попридержат пару суток, чтобы в следующий раз понимали, когда и на кого можно рот открывать и отпустят.

– У меня для тебя две новости. Первая – та девка – не просто девка, Это Тана. Тана Касимова, некогда – Байсарова…

Виски обжигает горло, надрывно кашляю. В лабиринтах памяти воскресает боль, которую я заживо похоронил шесть лет и три месяца назад.

Тана. Моя любовь. Моя боль. Моя болезнь.

Ненавижу ее всем сердцем и люблю всей душой. За шесть с лишним лет разлуки так и не сумел выжечь ее имя из своей судьбы, только жестче стал, злее. Хотя…

…хотя моя Тана на прощание ясно выразилась, что больше не желает иметь со мной ничего общего, что перейдет на другую сторону, если увидит на своей дороге меня. Тряслась. От страха тряслась и все равно вслух проклинала. Если б рядом ее брат не стоял – не посмела бы. Всегда была покладистой, а превратилась – в сучку. Вот насчет превратилась я сомневаюсь. Всегда такой была, всегда сукой была, но сущность свою скрывала умело.

В тихом омуте, ага.

Сделала то, что ни одна стерва не посмела бы сделать. Ребенка, который только-только поселился под ее сердцем, на карьеру поменяла, учиться захотела. Будто б я не отпустил ее! Родила б, грудью бы вскормила, и училась бы сколько влезет, что я, мешал бы что ли. Но нет, все надо было сделать исподтишка.

Удалась карьера? За решеткой теперь находишься?

Карма она такая.

Как же ненавижу тебя, тварь.

И как же люблю тебя, суку.

Промо: Оставь свою жалость для (себя) меня
qlhCLsAT

***

Мои дорогие! Предлагаю познакомиться с замечательной книгой из литмоба «Месть или любовь»

Аелла Мэл

Безумие под маской любви (16+)

https://litnet.com/shrt/9Fkl

Аннотация

— Думала, тебя привели сюда просто так? — его голос, низкий и хриплый, словно яд, стекает по моим венам, заставляя каждую клеточку тела содрогнуться от ужаса.

Вжимаюсь в холодную стену за спиной, чувствуя, как сердце готово вырваться из груди. Его глаза — две бездонные пропасти ненависти, в которых нет ни капли жалости.

— Ты будешь платить за все грехи своей проклятой семьи! — шипит он, наклоняясь ближе, так что я чувствую его тяжёлое дыхание на своём лице. — Я превращу твою жизнь в настоящий ад!

— Я… Я не виновата… — мой голос дрожит, срываясь на шепот.

— Не виновата? — его смех звучит как скрежет металла по стеклу. — Ваша семья начала эту кровавую вражду! Вы отняли у меня самого дорогого — брата и его беременную жену.

Его пальцы сжимаются на моём плече, оставляя болезненные следы. Я чувствую, как земля уходит из-под ног, а мир вокруг кружится в безумном танце страха и отчаяния.

— Ты станешь моим личным наказанием, — шепчет он, обжигая дыханием мою щёку. — И никто не придёт тебе на помощь. Никто…

Аная стоит перед невыносимым выбором: спасти семью, став невесткой заклятого врага, или допустить гибель близких людей.

С высоко поднятой головой она переступает порог вражеского дома, готовая к любым испытаниям. Но за тяжёлыми дверями особняка её ждёт нечто большее, чем просто вражда и ненависть — тайна, которую семья врага тщательно скрывает от всего мира.

Глава 5.

– Во-первых – это Тана. А во-вторых, что во-вторых, Тагир?

Возвращаюсь к разговору о Тане и левом мужике, хотя левый мужик в её жизни это уже я, скорее. Непонятная боль терзает, стоит подумать, что он – ее жених, муж, да даже если близкий друг – никого не хочу рядом с ней. Моя. Моя либо ничья, тут мой эгоизм и деспотизм зашкаливают, теряя всякие границы. Нехер было приезжать сюда! Хотела бы жить с другим – жила бы, но в моём городе и глаза бы не показывала.

– А во-вторых, дело зашло слишком далеко. По крайней мере ерундой в пару суток они не отделаются.

Делаю вид, что это дело меня не волнует. Делаю вид, что между мной и братом пустой трёп ни о чём. Не ему, себе пытаюсь это доказать:

– Предполагаю, что Ильхам пристал к Тане, делал это грубо и навязчиво, её м-м-м.. друг заступился, началась драка. Слушай, а Тана-то тут при чём? Сомневаюсь, что она хотя бы сумочкой могла его ударить. Так что её-то спокойно отпустят. А что с её мужиком будет – вообще не колышет, хоть электрический стул.

– Там друг не просто заступился, а конкретно заступился. Так, что я даже не знаю, когда этот Ильхам сможет появляться на своих тусовках. Вот знаешь, этот «друг» выглядит абсолютно адекватным, спокойным, рассудительным типом. Просто когда-то по молодости хорошо занимался каратэ – какая мелочь, не правда ли?

Не-ет, это вовсе не мелочь. Сын зама у нас привык, что об него обычно не пачкаются, что ему всё сходит с рук. Так что моё почтение этому другу. Но.. станет ли просто друг вот так заступаться за девушку? Он ведь не просто замечание сделал, не просто ударил по носу, он его конкретно уделал на глазах местного населения. Либо он псих – эту версию брат Тагир только что опроверг, либо любит Тану. Мою Тану. И тогда я уже не руку ему жму, а ненавидеть начинаю.

Тагир продолжает увлекательное повествование:

– И на этом дело не кончилось. Этот друг заставил сынка зама извиняться перед девушкой, то есть перед Таной. И тот извинился, прилюдно. Никто за Ильхамчика не заступился, на видео снимали стояли, представляешь? Думаешь, зам просто так спустит этот позор? Не позор, позорище! Так что парой-тройкой суток тут не отделаются никак.

Знал бы брат, как больно мне от этих слов – молчал бы. Кинжал в сердце – легче выдержать. Там есть надежда, что после болезненной вспышки настанет абсолютное спокойствие. А моя боль – вечная, застарелая, и сейчас Тагир лезет туда, ковыряется там безо всякой анестезии.

«Ты тоже много боли причинил Тане. И не извинился. И не собираешься. И не будешь. Уж не за её ли боли Аллах тебя наказал?»

С внутренними диалогами на тему Таны давно было покончено. Неужели вот такой мелочи хватает, чтобы опять с собой бороться?

«Не надо сравнивать меня и этого малолетнего балбеса. Всё, что между нами было – Тана получила заслуженно. Посягнула на самое святое, самое чистое. Возможно, именно ее Аллах и карает в данный момент».

Даже если так…

Даже если заслужила…

Она всего лишь слабая женщина, не устояла против искушений, которое дает женщине современный мир…

Да всё равно её поступок нельзя оправдать. Ничем. Никак. Никогда.

Опять я погружаюсь в это болото по имени Тана. Не отболело. Почему же не отболело-то, а?

Тагир весьма вовремя вытаскивает меня из этой пучины в актуальную реальность:

– Как дела у Айшат?

– Без изменений. Не хорошо, не плохо, но в перспективе – безнадежно. Вчера увёз в дом ее родителей в ауле. Там свежий воздух, рядом священное озеро. Мать надеется, что может родные места дадут силы побороться за жизнь.

– А ты? – спрашивает Тагир.

– Я более рационален, брат. Любовь до гроба я ей никогда не обещал. Прекрасно всё знала, когда шла за меня замуж. Достойный уход и лучших врачей я ей обеспечиваю. А бросить все дела, допустить разорение нашего семейного дела только для того, чтобы быть всегда с ней рядом я не могу.

– Понятно, – тянет брат. – Так что, к Таночке-то сходишь? Поможешь? Так-то вы с главой очень недурно общаетесь, а уж он может повлиять на своего зама?

Залпом допиваю остатки виски и кидаю деньги на стол.

–Тана сделала свой выбор шесть лет назад. Меня её дела теперь не касаются.

Промо: Твоя игрушка вдребезги
LURdFmcB

*****

Дорогие читательницы! Приглашаю вас познакомиться с еще одной интересной книгой литмоба.

Ольга Булаева

Клятва гор. Любовь или месть? (18+)

Аннотация

— Руслан, почему ты так смотришь? - я протягиваю к нему руку, но он отступает, как от прокажённой. Его глаза, обычно такие тёплые, теперь — два осколка льда. В горле ком, сердце колотится словно бешеное.

— Уходи, Мила. Я не хочу тебя больше видеть.
Он говорит это ровно, без эмоций. И от этого по спине бегут мурашки.

— Что? Что ты такое говоришь? Руслан, милый, прошу тебя…
Я делаю шаг вперёд, хватаюсь за его руку.

Одергивает.

— Ты слышала. Уходи. Сейчас… - его голосе - сталь.

Это не он. Это не мой Руслан, который шептал мне на рассвете, что я — его воздух.

— Но почему?! — кричу я, и слёзы наконец прорываются, горячие, солёные, текут по губам. — Я же ничего не знала! Клянусь тебе, я ничего не знала!

— Не знала? — он издаёт короткий, безжизненный звук, похожий на кашель. — Он уничтожил мою семью… Сестра. Мама.

— Но я тут не при чём?! — рыдаю я. — Я люблю тебя! Я без тебя не смогу, ты слышишь? Я умру!

Его рука сжата в кулак так, что белеют костяшки. А в глазах… О, Боже… в его глазах не одна ненависть. В них — такая же адская боль, какая разрывает сейчас меня…

Он молча берёт меня за локоть, твёрдо, неумолимо ведёт к двери. Я упираюсь, цепляюсь за косяк, но его хватка — стальная.

— Руслан, нет! Пожалуйста! Не делай этого!

Дверь открывается. Он буквально выталкивает меня за порог. Моё тело дрожит в истерике, я не могу стоять, падаю на холодный кафель.

— Вещи… — его голос снова становится чужим, ледяным и ровным, — Привезёт курьер.

Он не смотрит на меня. Смотрит куда-то в сторону, в пустоту.

— Я больше не хочу тебя видеть!

Глава 6.

Тана сделала свой выбор шесть лет назад.

Мы оба сделали выбор.

Наши пути разошлись, чтобы не пересекаться никогда.

Наши чувства, что разгорелись с первого взгляда, теперь полыхают вспышками боли.

Наша страсть… Что может быть более необузданным, разрушительным, поглощающим чем страсть?

Если б она горела только во мне!!! Если б Тана осталась скромной красивой принцессой-куклой, что успешно справляется с домом, радует вкусными завтраками и ужинами и тихо постанывает в постели со мной по ночам – может, было бы легче?

Сам разбудил в ней эту первобытную страсть.

Был первым, кто дотронулся до самых чувствительных точек её тела.

Научил дразнить, играть, сводить сума. И в части сводить с ума ученик превзошёл учителя. Хотя Тана сама отрицала, говорила, что весь мир готова отдать за меня, что это я свожу её с ума. И всё это было так искренне, горячо и нежно одновременно. После работы в компании торопился домой. Шутя ругал ее за откровенные фото и многообещающие сообщения, что порой приходили во время совещания или переговоров. Приходил домой и сразу же чуть ли не запихивал в нашу спальную, потому что терпеть сил уже не оставалось. Любил там так, что счастливый блеск в ее глазах стоял потом сутки. На что ты всё это променяла, Таночка? На возможность посидеть в камере с уголовниками?

Не торжествую, нет. Но было бы спокойнее, если б мне на самом деле было так фиолетово на случившееся, как я сказал Тагиру. И даже долгая пешая прогулка по улицам родного и любимого городка не приносит удовлетворения. Звоню Айшат пожелать доброго вечера и справиться про самочувствие. Дежурные фразы о том, чтобы не забыла вовремя принять лекарство исключаю – она не в том положении, чтобы забывать. Обещаю приехать через неделю, говорю, что домой идти даже не хочется, так пусто и одиноко там сегодня. Конечно, Айшат тут не при чем, только ей об этом незачем знать.

– Переночуй у родителей, любимый, и мне так будет спокойнее, – говорит жена.

– Береги себя, постарайся уснуть.

– Уснуть!.. Мне б грехи замолить… У Священного озера посидеть...

В последнее время у Айшат бзик на тему, что страшная болезнь была послана ей Всевышним за грехи. Иногда обнимала меня и плакала. Всегда преданная и ласковая, мне кажется, если в мире и есть святость, то она воплощена в Айшат. Жаль, что любовь к ней во мне так и не проснулась, но я уважаю и ценю Айшат. Да и сейчас она была права – надо переночевать у родителей.

У мамы пироги, у папы неспешные беседы с поглаживанием бороды, вкупе все это приносит тепло, дарит радость. В этом доме мы и жили с Таной. Может, оттого оно кажется ещё более теплым? Вряд ли, конечно. Теплым и уютным был первый год нашей жизни, а потом всё пошло наперекосяк. Все было не так, как мы мечтали, плохо стало всё. Очень плохо.

Брожу еще по закоулкам, и, наконец, стою у дверей родного дома. Знаю, что чайник уже поставлен на плиту сразу после моего звонка и на стол выставлены все мамины кулинарные изыски.

– Ай, Багир, ай сынок, ты знаешь, что случилось? Это ужас, это позор. И на нас тень этого позора тоже падает.

Кажется, день сегодня и завершиться решил не очень хорошими новостями. Правда, отец останавливает маму жестом и резковатыми словами:

– Дай сыну пройти, дай умыться, что ж ты со своими причитаниями лезешь сразу, Назира. Да и ничего не случилось, нашу семьи это не касается.

– Аха, не касается, как же, – начинает спорить мама. И, уже обращаясь ко мне, добавляет:

– Знаешь, кто объявился в нашем городе? Тана! Эта вертихвостка приехать не успела, уже дел наворотила. Ильхама на весь город опозорила. А я тебе говорила – не будет она хорошей женой. Я сразу за Айшат просила. Но сейчас молодежь разве слушает старших! А теперь из-за Таны и нам позора не оберечься. Ай Аллах!

– Мама, тебе лично Тана ничего плохого не сделала. Ильхам получил то, что давно должен был получить. А за Айшат вы с отцом просили, прямо очень настоятельно просили, чтобы наш союз скрепил и расширил влияние семьи Байсаровых.

– Нет, сынок сам Аллах благословил ваш союз с милой Айшат! Аллах устранил все препятствия, чтобы ваша свадьба состоялась. Кто знает, может смерть твоего сына и была знаком, что Всевышний не принял ваш никах с Таной.

– Назира, рот свой прикрой-ка! – отец редко так грозно окликает мать, но сейчас посчитал нужным. И правильно, потому что мать сейчас надавливает на очень больные, прямо триггерные точки в моей душе. Хочу спросить, почему же тогда Всевышний наш союз с Айшат не благословил сыном или дочкой, но прикусываю язык – ради Айшат, не в том она состоянии, чтобы ее имя полоскали в ее отсутствие. Мамины пироги не помогли: вечер как начинался паршиво, так паршиво и закончился.

Промо: Мой хан. Покорюсь тебе. HCAt0OHE

***

Дорогие читатели! Представляю еще одну крутую новинку нашего моба

Альма Смит, Аелла Мэл

Исповедь гор. Клятва и любовь (16+).

https://litnet.com/shrt/Xs5J

Аннотация

Глава 7.

– Девушка, вы можете идти домой или в гостиницу. Мы не можем организовать встречу с вашим молодым человеком. Вы ему пока ничем не поможете…

На часах уже почти девять. Но кажется, время остановилось и застряло в какой-то абсурдности. Когда десять раз повторяешь одно и то же, твёрдо уверенный в своей правоте, а тебе говорят, что это не так, реально начинаешь думать, что возможно, ты не прав, не так понял, не так рассказал, не так живешь…

– Это была самооборона. Этот молодой человек нагло приставал ко мне уже в кафе на улице Центральной. Далее стал вести себя неадекватно: хватал за сумочку, норовил обнять и тронуть ниже спины, оскорблял моего спутника…

А мне в ответ:

– Ильхам Темирдашев утверждает обратное. Что вы выронили деньги из сумочки, а он пытался их вам вернуть. Ваш спутник же приревновал и начал его жестоко избивать.

– Не могли из моей сумочки упасть деньги, я даже не открывала кошелек!

– Как мы сейчас это сможем проверить? Правильно, никак.

Никак – это значит, тупик. Тупейший из тупиков. При этом Костик – ночует в тюрьме, а я… Мне скоро действительно станет проще поверить, что это я соблазнила малолетнего сынка какого-то из местных олигархов, только бы Костика отпустили. А они этого делать не собираются!

– Девушка, – снова обращается ко мне тот же молодой полицейский. – Уже темнеет. Вам бы домой пойти.

Понимаю, что этот молоденький сержант полиции ничего не сможет сделать, но пытаюсь еще что-то просить, пообещать семье Темирдашевых материальную компенсацию, публичные извинения – в общем всё то, о чем я уже не раз говорила в отделении за последние несколько часов.

Он только качает головой. Что ж, на другую реакцию, честно говоря, уже не рассчитывала.

– Я сегодня дежурю один. Если вы уж так упрямо ждёте начальство, твёрдо намерены провести ночь здесь, можете переночевать в служебной комнате. Там есть диванчик, а я плед принесу.

Благодарю его. Этот сержант, Рамазан, оказался на редкость предупредительным, обходительным. Принес не только плед, но и маленький светильник и воду.

– Я вас разбужу в семь, когда буду уходить домой, – пообещал он.

Несмотря на то, что ночь была тяжелой, с непонятными, абсолютно лишенными логики снами, проснулась я в хорошем настроении. Была убеждена, что дождусь кого-то поглавнее и уж ему-то получится всё объяснить. Видимо, Багиру не удалось до конца вытравить из меня веру в лучшее в людях.

...А вот не надо было вспоминать имя этого тирана и предателя всуе. Рамазан ставит передо мной чашку ароматного чая, кладет на тарелку лепешки, что испекла его мать, и ошарашивает вопросом:

– А правда, что вы были женой Багира Байсарова?

Лепешка остается надкусанной, чай чуть не проливается на стол, а сержант, кажется, сам смущается своего вопроса.

– Откуда у вас такая информация? – спрашиваю удивленно.

– Его братишка, Тагир Байсаров тесно работает с нашими ребятами.

– Тагир – самый нормальный из Байсаровых, если, конечно, среди них вообще есть нормальные, – излишне откровенничаю с сержантом, забывая, что иногда, даже если очень хочется высказаться, полезнее прикусить язык и заткнуться. Еще и добавляю:

– Главное, чтобы Багир здесь не работал и вообще не появлялся.

И… это самое дурацкое совпадение, которое даже в кино должно показаться нелепым. Но в следующее мгновение я вижу вытянутое лицо Рамазана и ощущаю, как по позвоночному столбу хаотично вверх-вниз начинают бегать противные мурашки. Узнаю голос, ещё как узнаю:

– Всё никак не угомонишься, да, Таночка? И за что ты так ненавидишь Байсаровых?

О, мне есть, что ответить на этот вопрос! Но вспоминаю про полезный навык прикусить язык и затыкаюсь. С невероятным усилием поворачиваю голову в сторону двери. Я даже не замечаю, в какой момент мы остаемся в кабинете одни. Просто вдруг становится трудно дышать. Просто нервный тремор распространяется по всему телу. Теперь уже даже если бы хотела, не смогла бы промолвить ни слова.

Промокод. Развод. Убегаю от тебя по осколкам.
8RWOwNTO

*****

Дорогие читательницы!

Я рада предложить вам познакомиться с еще одной потясающей новинкой нашего литмоба

Лита Летинская

Заклятая официантка (16+)

https://litnet.com/shrt/alyF

Вернуться на землю предков значит принять правила, их клятвы и врагов.
Я полюбила этот суровый край, но совсем не ждала, что сердце мое дрогнет при взгляде на Бойсара Инасаламова. Старший сын семьи, с которой наш род враждует испокон веков. Его фамилия в доме произносится с ненавистью. Он – тот, кого мне запрещено жалеть.
Наши теплые взгляды уже предательство, а любовь – война, которую мы объявим своим семьям.
Я не знаю, что сильнее: вековая ненависть или искра, что заставляет сердца биться в унисон.

Глава 8.

Багир Байсаров

Эта давящая тяжесть, впечатление паршиво прожитого дня, растянулось, отвлекая от всего на свете. Растянулось так, что не день казался паршиво прожитым, а целая жизнь. И это мучило, создавало хаос в голове.

… Расстались как враги. Хуже. К тому времени мы уже жили отдельно от родителей. Ни с кем не попрощалась. В отместку мне? Показывая, как ненавидит весь род Байсаровых? Может, всё может быть.

…Вцепилась в руку Расула, как будто, не будь здесь брата, я бы её растерзал, чем куда-то отпустил. А я смотрел на неё. Сканировал. Волосы выбились из-под платка. Легкий ветер ласково трепал их, заставляя Тану умопомрачительно нежным и в то же время неким капризным движением заправлять прядь обратно. Она делала это неосознанно. А на самом деле тоже сканировала меня. Исподволь смотрела и запоминала мои черты. Я так думал. Так хотелось думать.

Сколько боли плескалось там, в глубине ее карих глаз! Не только плескалось – выплёскивалось, переливалось, до моего сердца пробиралось. Хотя не я ли последние полгода превращал её жизнь в ад самыми изощрёнными методами?

Только ад, про который нам рассказывал мулла в мечети был горячим, а её ад, наш ад – убивающее холодным. Надеялся, что когда-то моя обида утихнет, боль от предательств перестанет так сильно кровоточить, забуду поступок Таны, смогу хотя бы сделать вид, что это была ошибка, за которую моя жена расплатилась. Нет! Ад становился всё холоднее, Тана становилась всё дальше от меня. Сколько ни старался, ни слова сожаления, раскаяния я не услышал.

Только ложь. Тонкой паутиной лжи пыталась оправдаться, объясниться. А за ложь я наказываю. За ложь я делаю больно. И делал. Пока не сломал ее. Не знаю, как она умудрилась дозвониться до Расула, кажется, такие как она из любой ситуации могут найти выход. Но видимо, после звонка брату смелой себя почувствовала.

– Не надо, Багир, пожалуйста, не трогай меня сегодня, – заявила сходу, как зашел в ее комнату незадолго до нашего разрыва.

Я, усталый, откинул галстук, расстегнул пуговицы. Всё было привычно. Привычно неправильно, но я считал, что только так она поймет, какую глупость, ошибку совершила и когда-либо да раскается.

– Отчего же, – потянулся я за подол ее платья и начал поднимать вверх, обнажая лодыжки, ноги, живот, груди. – А для чего ты тогда замуж вышла? От сына сама лично отказалась…

Я знал, что на эти слова Тана реагирует болезненно, и давил, давил туда, ковырялся в самой больной ране нашей семьи, при этом страдая не меньше чем она.

Обычно после этого либо следовали слёзы, или она бессильно сгибалась, будто отрекаясь от действительности. А я мучил, мучил её своими ласками, которые меньше всего были похоже на ласки любимой женщины. Все было быстро, грубо, грязно. Мне казалось, именно так она и заслужила.

А в этот раз не заплакала. Совершенно сухими глазами посмотрела на меня:

– Я от него не отказывалась. Всё вышло случайно. А может, и не случайно, но точно не по моей вине, Багир. Я бы никогда не убила бы нашего сына. Меня увозили уже с кровотечением. Пожалуйста, не делай вид, что страдаешь больше меня. Только женщина может понять каково это – терять дитя. Он или она уже стал частью меня. Я потеряла тогда частичку себя. Ты даже примерно не можешь представить каково это. Я не знаю, чем заслужила такое к себе обращение. Но я так больше не могу.

– Красиво, Тана, очень красиво говоришь, трогательно. Знаешь, я тебе даже почти верю – когда ты говоришь так, как сейчас. Но ещё больше я верю фактам. Записям в твоей больничной карте, слову доктора-гинеколога, к которому ты обратилась.

– То есть всем и всему, кроме меня. Ты мне не веришь, Багир. Я устала бороться за то, чтобы быть услышанной…

Честно, моё сердце тогда дрогнуло. Я хотел как лучше. Предложил признать ошибку, обещал постараться понять и со временем простить. Тана отказалась. Сделала это тихо, спокойно. Словно оповещала о давно принятом решении:

– Нет, Багир, скоро за мной приедет Расул и увезет меня отсюда. Просто последняя просьба – не препятствуй. Наша свадьба скрепила долгожданный мир между нашими семьями, не надо ее портить, ни к чему этот откат назад. Если я в чем-то перед тобой виновата, прости, тебе самому легче станет. Я в свою очередь никому из своих родных не расскажу, в какого монстра ты превратился в последние несколько месяцев. Незачем будить лихо, пусть между Байсаровыми и Касимовыми будет какой-никакой мир.

А потом прошла ночь, прошел день, может два, три, десять. Приехал Расул. Крепко держал её за руку. Но я дал Тане последний шанс, клянусь Аллахом, я дал ей тогда последний шанс:

– Покайся, Тана, признай свою ошибку, и мы попробуем начать всё сначала.

Какой же сучий ответ дала, уверенно ещё так сказала:

– Я – не грешница, а ты не священник, не мулла, Багир. Ты не вправе требовать от меня ничего, тем более исповеди. Просто отпусти …

Тогда казалось, что мир разделяется надвое, раскалывается, образуя пропасть, и я лечу, лечу туда. Я вспоминал первый год нашей совместной жизни. Как в глаза мне заглядывала. Как любила прижиматься. Как во сне запрокидывала ногу мне на бедро. Радовалась как ребенок, когда я хвалил её стряпню. Все утеряно. Безвозвратно. Как я кружил её по комнате, когда показала тест на беременность, а она говорила, что ей страшно. И тогда из груди поднялся дикий бешеный рык от осознания того, что этот миг – последний. И я не просто попрощался, я разрушил все, что еще не было до конца разрушенным:

Визуализация 1.

Багир упомянул об их с Таной прошлой жизни. Давайте дадим слово Багиру и Таночке – только не нынешним, а тем, молодым, счастливым.

Багир:

«Я уверен, что мне досталась самая красивая жена. Красивая, умная, любящая. Взгляд Таны для меня – словно маяк для корабля. Ее глаза и свет, и ориентир, и вселенная. Кажется, она не смотрит, а говорит: "Я здесь. Я рядом. Я люблю тебя". Отвечаю ей глазами: Я тоже люблю тебя. Родная. Любимая. Навсегда».

Визуализация 2.

Тана.

«Самое теплое, самое уютное место – в объятиях моего любимого мужчины. Высокий, сильный, успешный, знает, чего хочет – мой Багир именно такой. Когда-то я влюбилась в прищур его глаз, но что такое рай – познала в его объятиях. И я сейчас говорю не об интиме, а об ощущении полной безопасности и любви под крылом его рук. Даже если он едва касается меня, я читаю его прикосновение: «Я здесь. Я с тобой. Я забочусь о тебе».

От автора:

Хочу сказать огромное спасибо замечательному артеру Ольге Луниной (она же автор обложки этой книги) за прекрасные арты. Это был неожиданный и оттого еще более прекрасный подарок!

Но самый сладко-нежный арт я оставила напоследок. Там наша девочка немного другая, но не менее, а скорее даже более счастливая. Что бы герои не вытворяли, к хэппи энду они теперь прийти просто обязаны. Иначе этот арт показать вам я не смогу...

Подсмотрели за «раем» молодых? В следующих главах между делом заглянем в их ад. И там мы встретимся с Багиром-чудовищем.

Глава 9.

Тана

– И за что ты так ненавидишь Байсаровых?

Вопрос провокационный. Мало того, из-за своего непослушного языка я, наверное, заслужила такой вопрос. Но он тут же вылетает из головы. По-моему, у меня мгновенно развивается болезнь раздвоение личности. Причём одна личность – здравая, здоровая криком кричит об опасности и необходимости вести себя осторожно, предусмотрительно, взвешивать каждое слово, а еще лучше – при первой возможности бежать отсюда сверкая пятками.

А вторая личность – какая-то по-детски наивная, почти больная, категорически отказывается двигаться. Вопреки всему, она хочет слушать этот голос – потому что не наслышалась досыта. Она хочет смотреть, хотя бы подсматривать – потому что не насмотрелась всласть. Жизни мало, чтобы насмотреться, вечность нужна…

Собираю всю силу воли в кулак и отвечаю:

– Простите, Багир Хакимович, я неправильно выразилась. Ещё раз прошу прощения.

Очень, очень тошно от такого официального обращения.

И Багиру это не нравится.

Он прищуривает глаза, вопросительно изгибает бровь.

Зачем, почему он так делает???

Я же даже как-то стыдливо шептала ему, что влюбилась без оглядки не в него, а вот в этот прищур. Чуть строгий, чуть насмешливый, но всегда принимающий, понимающий. Таким он казался мне тогда.

Не хочу замечать, как в груди потеплело. Так нельзя, Тана! Нет на свете человека, который причинил тебе больше боли, чем Багир Байсаров! Таких как Багир нельзя прощать. От таких надо держаться подальше. Подальше, Тана, слышишь? Слышишь?

– Мы на «вы» оказывается, что ж, интересно, – объясняет Байсаров словами то, что сначала пытался донести жестом. – Какие-то проблемы? Не ожидал тебя здесь увидеть.

Не верю! Может, обманываю себя, может, преувеличиваю свое значение в жизни Багира, но не верю его словам.

– Ой ли! Поэтому в семь утра ты здесь? – перехожу на «ты», раз «вы» моего бывшего мужа так удивляет и почти возмущает. Знаю, что сейчас скажет про брата, поэтому опережаю:

– Тагир Хакимович работает в полиции. Знаю. Но не в этом кабинете. Не на этом этаже. И даже не в этом здании.

Откуда во мне эта наглость? Это я так разговариваю с Байсаровым? Это я так разговариваю с Багиром?

Байсаров, похоже, тоже удивлен. Но реагирует не так, как я бы хотела, как могла бы представить.

Глазами смотрит так, словно трогает. Почти отчетливо ощущаю его прикосновения на щеке, на губах, на линии подбородка. А ведь он только глазами смотрит, только глазами «трогает». А мне кожу обжигает. Что это? Фантазия? Что-то фантомное?

– Какая смелая моя девочка. Моя отважная жена. Защищает какого-то хахаля. Со мной пререкаться научилась…

Да! Да! Давно бы так, Байсаров! Вот теперь я узнаю тебя! Вот теперь это точно ты! Но я тебя чуточку поправлю:

– Я тебе бывшая жена, Байсаров.

– Я помню. Только во время развода я так тебя и не увидел. Всё через адвоката. Так противен тебе стал за нашу богатую семейную жизнь?

Что он ожидает от меня?

Говорю правду, а может, и неправду:

– Да, Байсаров, именно поэтому. Помнится, последние месяцы мы жили не совсем дружно. Приятно было с тобой увидеться, пожалуй, мне пора.

Багир, словно в своем личном кабинете находится, по-хозяйски запирает дверь. И зачем ему это надо?

– Придется потерпеть меня, Тана.

Глава 10.

– Придется потерпеть меня, Тана.

Хватаюсь за край стола. Если за прищур и изогнутую бровь я полюбила Багира, то вот это «придётся потерпеть» оттолкнуло от него. Вопреки моему желанию память подбрасывает на шесть с лишним лет назад.

…У нас гости. Полон дом. Байсаровы часто зовут гостей и друзей. Всегда помогала их встречать, угощать: мне не сложно, а родителям мужа приятно.

Только вот вчера были и другие гости. Свекровь настояла, чтобы на наш праздник приехали Айшат и ее родители, да еще с ночевкой остались. Что ж поделать, её день рождения – её правила. Тем более Багир всегда меня поддерживает.

– Как я должна показывать им гостеприимство, зная, что она, ее родители, твои родители мечтали, чтобы на моем месте была Айшат?, – обиженно шептала я Багиру. – Тем более ты улетаешь по делам. А я буду скучать…

Багир целует в щечку, носик, играет с волосами.

– Не показывай. Ты у меня теперь не только жена. Ты у меня сокровище, у которой под сердцем мой сын.

– Или дочка, – улыбаюсь я, трусь подбородком об грудь мужа. Не просто мужа – отца моего ребенка.

– Не, дочке я, конечно, тоже рад. Но если бабушка Айше сказала «сын» значит, мальчик будет. Ни разу еще не ошиблась – легендарная женщина, – улыбается Багир. – Поспи. Не нагружай себя. Ты итак вчера набегалась. В доме сестры, есть кому обслуживать гостей, что остались ночевать. Если кому что не нравится, ко мне направляй, пусть мне звонят и мне пробуют объяснить, что, по их мнению, должна делать моя беременная жена.

Улыбаюсь. Пусть Айшат здесь. Но ей никогда не быть на моем месте. Багир любит меня, а я – его.

Ставлю чай. Есть совсем не хочется. А чай с вареньем из еловых шишек стал недавно моим любимым. Хочу насладиться тишиной. Только я, мой малыш под сердцем и чай с вареньем. Выйду на веранду, буду любоваться на горы и наслаждаться. Пусть малыш чувствует красоту уже сейчас. Я уверена, что он всё-всё чувствует.

Эх, выскользнуть бы на веранду минутой ранее, успела бы. Но тут на кухню выходит Айшат. Раннее утро, но она не заспанная. Какая-то сосредоточенная. И взгляд – на моем животе. Отчего-то становится жутко. О беременности знают только домашние. Я очень попросила, пока не распространяться, малыш еще совсем маленький, всего 10 недель. Ни к чему ему внимание посторонних людей.

Не успеваю начать всерьез беспокоиться, как слышу голос со второго этажа:

– Дочка, Тана, принеси тонометр. Что-то давление подскочило с утра, – кричит свекровь.

Ищу тонометр в шкафчике и бегу на второй этаж. Краем глаза замечаю, что и Айшат суетится. Зачем? Свекровь часто по утрам просит измерить давление. Ничего страшного врачи не находят. Да и не меряют давление толпой. Айшат же бежит, толкается на лестнице вместе со мной. Сказать ей что ли, что только мешается? Невежливо получится.

Но… неловкое движение рукой или она специально толкнула? И я лечу вниз, коротко вскрикнув.

А потом время замерло. Резкая боль в животе. Айшат усаживает в свою машину, садится за руль и везет в поликлинику. Хочу сказать, что я совсем в другой клинике наблюдаюсь, но нет сил. А кровь… Она идет, идет, идет.

И хочется верить в лучшее. Сейчас сильная медицина. Мне помогут. Нам помогут. Спасут маленького. Обязательно. А потом…

Мир померк. В нем отключили цвета, оставив только серый. Убрали запахи, оставив только больничный, горьковатый. Убрали звуки. Слышу только собственные всхлипы.

Трое суток в больнице не уняли мою боль. Низ живота перестал ныть, а душа…

Добрая бабулечка-медсестра успокаивает:

– Тана, дочка, ты не одна, вместе с мужем переживешь эту боль. Вместе – станете сильнее, врозь будете переживать – не переживете, семью свою развалите. У вас еще будет много детей, и девочка будет, и мальчик обязательно. Разреши ему быть опорой для себя, не замыкайся, дочка.

А я не знаю. Жду, когда приедет Багир, чтобы забрать меня отсюда. Знаю, что с горячим кавказским размахом встретит, принесет охапку метровых алых роз, будет в безупречном, с иголочки, в костюме. Зачем? Зачем, если под сердцем теперь пустота?

Я ошиблась. Жестоко ошиблась. Я знаю, что Багир в командировке. Потому не может звонить, не может навестить. Я жду его прихода, как потерявшийся малыш ждёт родителей. Хочу забраться к нему на колени и в объятиях выплакать свое горе. Чтобы хоть частичка ушла.

Только вот Багир приехал совсем другой. Серый, потухший, без блеска в глазах. Я все тыкаюсь об него, мне нужна его поддержка:

– Мне так было плохо, так больно, любимый.

Убирает мои руки с себя, будто это не руки, а змеи.

– Ты знала, на что шла.

Нет! Куда я шла? Что я знала? Где мой любящий Багир?

Ни одного ответа.

Привез в новый дом.

– Сейчас не самое лучшее время заселяться в новый дом, любимый, – несмело замечаю.

И в ответ яростное:

– Замолчи. Закрой рот, Тана. Я всё знаю. Подождала мою командировку и отправилась избавляться от ребенка. Подло и низко. Непростительно, Тана. Такое не прощается.

Молчание длиной в вечность. Дома пусто и холодно. Снова злые и холодные глаза, слова со звуком скрежета металла:

Глава 11.

– Придется потерпеть меня, Тана.

Одна-единственная фраза, краткая, ёмкая, триггерная, заставила память вернуться назад. И теперь мне приходится больно щипать себя за руку, чтобы вернуться к реальности, чтобы воспоминания не затопили совсем, чтобы память не добралась до тех эпизодов, после которых я поняла: это и есть точка бифуркации, точка невозврата, точка, когда Багир перешел черту. Даже если бы всё это было неправдой, а всего лишь кошмарным сном, я бы проснулась и не простила Багира. За то, что не поверил. Делал больно. Физически. Психически. В тот день я познала все оттенки боли. От его слов. От его рук.

Зареклась, со слезами зареклась вспоминать этот день. И что? Сегодняшняя короткая встреча, короткая фраза – и я почти дошла по дебрям памяти до того ужасного дня, после которого точно знала: рано или поздно я уйду отсюда без оглядки, навсегда. Как я это сделаю без телефона, без связи с вешним миром – еще не знала. Но теперь, с высоты прожитых без Багира шести лет, могу сказать, что горжусь собой. А тот шаг Багира, который перечеркнул все хорошее – вспоминать не буду. Надо жить сегодняшним днем, сегодняшней реальностью. Возвращаюсь в эту реальность.

Переспрашиваю Багира:

– Мне надо потерпеть, Багир? Почему же? Мне снова девятнадцать и я одна против могущественной семьи Байсаровых и ничего не могу делать? – делаю акцент на слове «могущественный», вкладывая туда весь сарказм, на какую только способна.

– Моя семья-то тебе что сделала, Таночка?

– Более подлых людей, бездушных людей я не встречала. Ни до, ни после нашей совместной жизни.

Меня несет. Нельзя при Багире такое говорить. Такое он ни за что не простит. Раздавит как муху и скажет, что не видел в кабинете никакой Таны. Я не понимаю, как в одном человек может быть столько нежности, заботы и жесткости и бескомпромиссности, святая непоколебимая вера только лишь в собственную правоту.

Удивляюсь, как ему сейчас удается сохранить хладнокровие, хотя я же вижу, как в одно мгновение темно-карие глаза стали черными, как челюсть стала чуть напряженнее – уверена, сейчас он сжал зубы. Багир злится, но достаточно умело скрывает это. И даже голос звучит нарочито-ласковый, дразнящий – он что, курсы актерского мастерства окончил за эти несколько лет?

– Провоцируешь, жена?

Молчу. Делаю вид, что меня очень сильно интересует вид из окна – прямо смотреть – не насмотреться. Надо быть осторожнее. Сейчас очень легко переиграть, перейти границы дозволенного, а Багир больше и сильнее меня много, много раз.

– Тана? – вопросительно обращается ко мне Багир, так и не добившись от меня никакого ответа на свой бессмысленный вопрос.

– Нет, просто реально не понимаю, почему я должна тебе что-то рассказывать. Нас ничего больше не связывает. Мы друг другу ничего не должны. Ни – че – го.

Но, оказывается, и Багиру есть, что мне ответить:

– Я думал, Тана, что ты ещё помнишь, что я ни – че – го не делаю просто так. У всякого моего поступка есть причина.

От его слов больно. Я знаю, о чём он говорит. И если сейчас начну разоблачать его «ничего», мы поругаемся. А я не хочу больше рисковать, ругаясь с ним вдвоем в закрытом помещении. Поэтому молчу. Не соглашаюсь. Не отрицаю. Пусть думает, что хочет, выскажет, что там у него накипело и даст уже мне уйти.

– Значит, в том, что сейчас я пришёл в полицейский участок, что запер дверь в кабинете, что хочу с тобой поговорить наедине тоже есть смысл, есть причина. Думаю в твоих же интересах не дерзить, а внимательно выслушать.

Дорогие читательницы!

С удовольствм представляю вам еще одну классную новинку нашего литмоба.

Dark Colt

Бывшие. Кавказский вор

https://litnet.com/shrt/MWgH

Аннотация

Он вернулся, чтобы отомстить. А она, чтобы доказать, что больше не боится прошлого.

Он клялся уничтожить дочь врага, но не знал, что мстит женщине, которую всё ещё любит. Когда правда выходит наружу, месть превращается в испытание... для души, сердца и любви.

Глава 12.

Багир

Обещал же себе: больше никакой Таны в моей жизни. Она выбрала свою дорогу, свою жизнь, свое будущее. Без меня. Без нас двоих. Без нас троих.

И я выбрал. Жить, как указывает долг. Жениться на достойной, той, что точно не опорочит род, не выберет карьеру вместо сына. Развивать бизнес и сферу влияния Байсаровых на Родине и за ее пределами.

Но жил и грезил иногда ночами, как верну Тану. Представлял, как она вернется. Не сможет без меня. Посмотрит своими чистыми глазами в мои, скажет, что ошибалась, что не смогла без меня, что её место рядом со мной. Растаю. Знаю, что мгновенно растаю. Не покажу, конечно, что приму её в тот же миг, что посмотрела в глаза. Заслуживать будет мое доверие. Но и долго мучить не собирался. Влажные мечты, как говорится. Кому расскажешь – стыд и позор.

Шесть лет прошло. Даже больше. А от нее – ни весточки, ни сообщения с дежурным «Как дела, Багир?», «С днем рождения, родной». Мой номер – в черный список внесла после первого же звонка.

А теперь сидит в кабинете у стола Рамазана. Как только дверь закрыл на ключ, воздух в кабинете стал другой. Черт, рядом с Таной дышится по-другому. Воздух в кабинете каким-то вкусным становится. Про который говорят: «можно ложками есть».

Я вижу, что нервничает, злится, тревожится, боится – ни одной положительной эмоции. Огрызается, словно кошка. Кошка, которую когда-то обидели и теперь она шипит на всякого, кто хочет к ней прикоснуться. Инстинкты самосохранения у нее, видимо, напрочь вылетают из настроек, раз пытается задеть мою семью, вновь и вновь повторяет, что я НИКТО и она НИКТО, что друг для друга нас просто не существует.

Интересно, если бы ей было действительно все равно на меня, она бы так распалялась? Прежний Багир бы не выдержал, схватил бы ее хотя бы за запястье или даже горло, заставляя заткнуться. И сейчас злюсь, умная Тана умело выводит на эмоции. Но сейчас я ещё и понимаю, что небезразличен ей. Может, это ненависть? Всяко лучше, чем равнодушие.

Поэтому в какой-то момент даже довольно хмыкаю. Рад, что пришел сюда. Не собирался, ноги будто сами принесли.

Запал гнева у Таны проходит, не сразу, потихоньку, но проходит. Пожар, что она пыталась разбудить своими словами, потухает сам по себе. А вот ее щеки покрываются еле заметным румянцем. В кабинете становится жарко, горячо. Не надо было заходить сюда перед работой. Простая футболка – и та была бы сейчас лишней. Галстук начинает душить, рубашку хочется расстегнуть. Тем более вижу блеск в глазах Таны, так раньше блестели ее глаза, когда я к ней прикасался, когда она знала, что через мгновение окажется подо мной или на мне. Вспомнила? Я вот да. Так, что брюки тесными стали. Одним рывком усадить бы ее на стол. Встать между ее коленями, чтобы бедра сдвинуть не смогла. Дотронуться бы до пряди, что постоянно выбивается. Бля, какие пряди, на самом деле бедра ее сжать хочу, губами, зубами ее груди ласкать хочу, одним движением мог бы задрать подол и до отметин сжимать ягодицы, небольшие, упругие, крепкие. Мог бы… Раньше…

А сейчас голову кружит от невозможности это сделать. Ослабляю галстук, иначе скоро вздохнуть не смогу. Кажется, и из ее рта вырывается что-то наподобие стона или мучительного вздоха. Как раньше. Как раньше… Только сейчас нет у меня на нее никаких прав.

Точно нет?

И никаких рычагов воздействия нет?

А зачем тогда ты пришел сюда, Байсаров?

Знаешь же, что есть.

Действуй.

– Ты знаешь, что я ни – че – го не делаю просто так. У всякого моего поступка есть причина, – медленно проговариваю для Таны. Потому что в голове окончательно сложился гениальный и чудовищный план. Он смутно зрел, видимо, уже в баре, с тех пор как Тагир произнес слова о том, что полиция задержала Тану и её спутника – хотелось бы верить, что просто коллегу, но понимаю, что не все так просто. И тут же спрашиваю, хотя задавать этот вопрос не планировал:

– Могу я узнать, кто для тебя Константин?

Знал, что будет больно, угадал. Очень больно слышать ее ответ:

– Мы коллеги … и любим друг друга. Скоро собираемся пожениться.

– Не беременна от него?

Идиот, зачем я задаю этот вопрос? Зачем терзаю себя, ее, зачем, зачем? Идея мщения глубоко сидела в моей маленькой душе, но видеть вот такую боль в ее глазах я не могу.

– Не беременна, – ответ еле слышен. Тана его произносит даже не шепотом, тише, гораздо тише. И эта тишина почти звенит от внутренней боли. Ее боли. Моей.

– Прости. Я не должен был это спрашивать, само вырвалось.

– Ничего. Ты всегда был … излишне горячим, импульсивным.

Разговор, который я так уверенно начинал, стал заходить в тупик.

– Судя по тому, что творил твой Константин, в скором времени свадьба вам не светит. А там уж сама решишь, выходить тебе за зэка или нет.

– Спасибо за вовлеченность в мои дела, Багир. Можно я сама решу, за кого и когда мне выходить? Именно поэтому я здесь. Константин ни в чём не виноват. Он защищал меня. Понимаешь? Мой мужчина защищал меня. Меня.

Как хорошо Тана научилась обороняться. Да нет! Она даже не обороняется. Она сейчас нападает на меня. В открытую сравнивает с другим мужчиной и явно не в мою пользу.

Глава 13.

Тана

Месяц. Целый месяц с Багиром в одном доме? Такую цену он назначил за освобождение Костика? Мой мозг, мое сердце в ужасе от этого предложения. Зато тело предательски трепещет в неком предвкушении. Оно и так вело себя неправильно ровно с того момента, как Багир зашел в кабинет. А когда он рванул галстук в сторону!..

Сколько знакомого в этом жесте! Какой же он… манящий, замечаю, как мои пальцы подрагивают в желании прикоснуться, совсем немного, хотя бы через рубашку… плечи хочу трогать. Как раньше. Запрокинуть голову вверх, встретиться с ним взглядом и трогать… досыта… чтобы потом еще шесть лет можно было прожить, вспоминая эти прикосновения.

Глупое тело! Тело-предатель! Багира хочешь? А забыла, как он с тобой обходился? Не сразу, сначала да, приучил к ласке и страсти. А потом? Что было потом – помнишь?

Конечно, помню. Но ведь я даже от этого грубой страсти научилась получать удовольствие. Не всегда успевала, он не заботился обо мне. Но если успевала… мир вспыхивал фейерверками.

Вот именно! Ты, глупое тело, помнишь фейерверки, а сердце помнит другое. Как не мне верил, а другим. Обвинял в самом страшном. Отвернулся, когда поддержка нужна была! А ты… предвкушаешь что-то там. Лучше бы ты, тело, к Костику тянулась… А может, стоит тебе вспомнить тот день? Когда даже ты поняло, что жизнь с Багиром далее невозможна? Это же он на тебе оставлял следы, заставляя пылать от боли? Давай вспомним этот день в деталях? Уверена, и про манящие плечи забудешь, и про то, как было бы сладко засунуть язык в рот Багиру думать не будешь. Дрожь побежала, не хочешь вспоминать, то-то оно…

– Я правильно понимаю, что предложение тебя заинтересовало, и ты погрузилась в раздумья, а? – Багир, как всегда, почти бесцеремонно влезает в мои размышления. Только он забывает одно: я уже не та. Я не собираюсь опрометчиво бросаться в любую авантюру, которую он предложит. Жизнь научила меня тщательно обдумывать действия, а не идти на поводу эмоций, чтобы потом не было мучительно больно.

– Я думаю о том, что ты блефуешь, Байсаров. Ничего страшного моему мужчине не грозит. Мне просто надо встретиться с главным в этом участке. Куча народов была свидетелем произошедшему. Куча народу снимало это на телефон. Чьим бы сыном ни был этот парень, он должен понести наказание.

Я не только говорю, я внимательно слежу за реакцией Байсарова. На самом деле я не думаю, что он врет насчет Константина, не маленькая девочка и не в мире розовых пони живу. Мне очень страшно за Костю. И угораздило его уговорить меня приехать на Кавказ, далась ему моя карьера.

– Все видео уже удалены. Никто не рискнет высказаться против главы. Прокурор ищет пути, чтобы твой Костя понес наивысшее из возможных в данных условиях наказание, как минимум – причинение средней степени тяжести здоровью, а возможно, совокупят твои хилые удары, когда ты пыталась отбиться от Ильхама и женишку твоему влепят групповое нападение.

– Браво, Багир. И ты несколько минут назад утверждал, что зашел в кабинет чуть ли не случайно. Да ты оказывается знаком с делом так, словно сам его ведешь. А может, это попытка манипуляции, ложь?

– По части манипуляции и лжи, Тана, у нас вроде ты главная, так?

Мы ведем себя как дети. Я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Словно у нас одна машинка или только одна куколка, и каждый норовит забрать игрушку себе. И ругаемся, деремся, обзываемся, лишь бы игрушка была наша и ничья другой. И никакой здравый смысл не помогает. Что надо делать в таких случаях? Наверное, рассадить детей по разным комнатам. Вот и нам с Багиром лучше не пересекаться.

– Я услышала тебя, Багир. Я могу дать ответ на твое предложение.

По глазам и довольной ухмылке вижу, что он уверен: сейчас я толкну какую-нибудь розово-сопливую речь и соглашусь на его условия. Как же приятно было наблюдать за его реакцией, потому что говорю совсем иное:

– Мне твое предложение не подходит. Ты меня уже унижаешь и топчешь. Уверена, мой мужчина не хотел бы, чтобы я оказалась в таких условиях. Он никогда не позволял ни себе, ни другим малейшего неуважения ко мне. Если вы, Байсаровы или кто-либо другой воспрепятствуете защите Константина, я найду способы вытащить его отсюда, будучи в родом городе. Мне жаль, что тебе пришлось сегодня встать пораньше и прийти сюда, но твое предложение нам с Костей не подходит. Пожалуйста, открой дверь, Багир. У меня много дел.

***

Дорогие читательницы! Рада представить вам еще одну новинку моба

Саша Аверина

Предатель. Его ненужная семья

https://litnet.com/shrt/Cjpu

Аннотация к книге "Предатель. Его ненужная семья"

– Я женюсь, но для вас с дочкой ничего не изменится.
– К-к-как это может быть?
– Очень просто. Мы по-прежнему будем семьёй.
– Но при этом у тебя будет вторая семья?
– Да. Прими это как факт и не делай из этого трагедию. Так надо для бизнеса.
*****
Алихан сказал, что никах для него важнее брака в ЗАГСе, поэтому мы не расписались.
А потом он решил жениться. По-настоящему. На женщине, которую любил в юности.
Что ж… Я и правда не стала делать из этого трагедию.
Просто ушла.

Глава 14.

Багир

– Говорят, ты ходил-таки к Тане, Багир?

Привычный пятничный ужин в семье, как я и думал, без темы Таны не обошёлся. И не мог обойтись. Это отец и мать благоразумно молчали, вполне понимая ценность обхождения стороной взрывоопасного вещества. Тагир не особе церемонился со мной, и как только мы вышли на веранду задал-таки свой сакральный вопрос. В целом, правильно сделал, у меня к нему тоже была кое-какая просьба, поэтому пришлось бы самому начинать разговор.

Согласно киваю головой, одновременно из груди вырывается еле заметный вздох. Хочу промолчать, но выдыхаю:

– Другая. Совсем другая стала.

Но такая же манящая. Или даже еще больше, еще слаще манящая. Прежняя покорность сейчас удивительно гармонично сочеталась с бойкостью, большей частью показной, конечно. Нежность переросла в мягкость. Страстность, о которой знаю только я – или, черт возьми, знал только я – стала трепетной, глубинной, словно ее запрятали и не давали вырываться наружу. Ее пылкость, трепетность я считывал по губам, которые почти позволили родиться горячему стону при нашем разговоре; по глазам, которые на грани приличия рассматривали, как я пытаюсь освободиться от галстука; по пальцам, которые нервно подрагивали и которые словно просились, чтобы я их прижал к своему паху. Сам закрыл кабинет, сам остался вдвоем с ней, сам устроил эту пытку для себя.

– Брат, я одного не пойму, если так сохнешь по ней, не можешь без нее – зачем было вообще ее отпускать?

Тагир прав: не стоило. Но тогда и вражда между нашими семьями возобновилась бы. Как бы не не боялись Касимовы Байсаровых, после звонка Таны пошли бы против, брат Расул в ней души не чает, не родители, так он бы все ресурсы подключили, чтобы вызволить сестру из лап злодея.

Тагир не такой как я. Ходит в мечеть, держит пост, занимается спортом, хранит верность супруге и даже практически не матерится. Как с такими характеристиками можно работать в полиции – для меня загадка. Возможно, ему стоило бы чуточку сменить фокус своей деятельности и стать адвокатом, уж очень любит защищать, даже тех, кого не следует, даже за то, за что другие проклинают.

– Она не захотела, чтобы наш сын родился, – напоминаю Тагиру.

– Старая, шестилетней давности история, да и не такая однозначная. По-моему вы сделали все, чтобы поставить на ней точку. Что ты там хочешь еще переписать, а, Багир?

– Тагир, сюда приехала другая Тана. Совершенно другая! С высшим образованием, журналистка с опытом работы в солидном издании – вот кто она теперь. Умная, красивая, образованная, успешная, только за все это она заплатила жизнью нашего ребенка.

– Но теперь-то вы с ней эту тему можете обсудить спокойно? Я реально сочувствовал и сочувствую, брат, однако вечно скорбеть невозможно, правильно?

– Не можем. Тана никогда не признается в содеянном. Я понимаю: стыдно, очень стыдно. Может, и сама жалеет. Но ей легче прятаться за фасадом обмана.

– А смысл до сих пор отпираться, брат? Может, и не было там никакого обмана? Или он был не там, где ты думаешь?

– Так ты сам помог мне и документы изучить, и с тем доктором поговорить.

– Я всего лишь немного воспользовался своим служебным положением, доступ к ним тебе был бы открыт в любом случае. Я просто ускорил процесс. А уж до истины докопаться – была твоя обязанность.

Я и докопался. Только даже когда все факты налицо, Тана ни в чем не призналась. Как баран стояла на своей версии. Еще Айшат старалась привлечь, на родителей часть вины свалить. Не выдержал в тот день, погорячился. Да и Тана вывела из себя. Никогда не позволял себе такого. Никогда моя рука не поднималась на женщину, тем более так. Помню глаза Таны после пощечины. Полные слез, неверия в происходящее, боли. Сука, но ведь сама же довела, сама…

– Багир, извини, честное слово, не могу тебя понять: сам терзался, Тану мучил – зачем? Не можешь докопаться до истины, да похорони ты ее уже, она кроме тебя, может, и не нужна никому.

– Похорони истину – какой циничный совет от брата-полицейского.

– Так в противном случае ты сам себя в могилу загоняешь. Тана в последние месяцы с тобой жила – на тень стала похожа. Айшат теперь вот болеет.

– Давай мы жену мою трогать не будем! Она в этой истории вообще ни при чем. Но… просьба к тебе одна все же есть.

– Я так понимаю, уговаривать тебя от твоей очередной глупости, от которой плохо будет всем, включая тебя – бесполезно?

Даже не буду отвечать на вопрос брата. Не могу я сейчас отпустить Тану. Просто не могу. Мне абсолютно похер на Констатина, любит-не любит, невеста она его или нет. Даже на то, что, скорее всего, они давно близки – похеру. Справедливости ради: я тоже не святой, и кроме Айшат были женщины. Так что факт того, что в постели Таны кроме меня кто-то был как-нибудь переживу. Делюсь с Тагиром своим идиотским планом:

– Помнишь же Константина – друга Тани, что за нее заступился? Можешь сделать так, чтобы они особо не виделись? Ну там карантин какой-нибудь выдумай, просто выдумай, проверять она не полезет.

– То есть меня только-только повысили, а ты уже хочешь, чтобы я местом рисковал?

– Вреда от этого никому не будет, брат. Я ж не прошу надавить на этого друга, поместить его в особые условия. Всего лишь сказать, проявить небольшую фантазию, креативность, если хочешь. Тана не пойдет проверять, тебе, Рамазану или к кому еще заявится – поверит на слово. Как бы ни хорохорилась, она всего лишь женщина, Тагир, понимаешь? Завтра поеду проведать Айшат, а к моему приезду хочу, чтобы Тана согласилась более тесно пообщаться со мной, допустим, месяц.

Глава 15.

Тана

– Таня, если ты будешь вот такая, я согласен, чтобы меня задерживали каждый месяц.

Костик шутит, а у меня слезы на глазах. Чего мне стоило добиться этой встречи! Правда, больше ничего не добилась, и от этого грустно. Стараюсь не показывать эту грусть Константину, обнимаю, согреваю его ладони в своих, свои в его грею. Это все, что я пока могу. Это все, что мне пока позволительно. Ни к какому начальнику, ни к какому главному я зайти так и не смогла. Такое чувство, будто они прячутся от меня.

В последний раз, когда я с очередными бесполезным угрозами пожаловаться в вышестоящие инстанции, без сил выползла из очередного кабинета и хлопнула дверью, вымещая на ней всю бессильную злость, из соседнего кабинета вышел немного тучный мужчина и, сначала сделав замечание за дверь, повел в кабинет некоего Алиева. Они переговорили наедине минуты три, и потом этот Алиев позвал к обеду в СИЗО. Сообщил, что на свидание с другом дадут десять минут и чтобы на большее я не надеялась, так как далее будет объявлен карантин, и двери будут закрыты абсолютно для всех.

– Костя, если с тобой что-нибудь случится, я и себя не прощу, и тебя не прощу, слышишь?

Про предложение Багира я рассказала сразу же, но упрямый Константин заявил:

– Узнаю, что ради меня согласилась жить с тем, с кем ранее только страдала, останусь здесь, клянусь, Таня, и твоя жертва окажется напрасной. Подумай сама, с какой совестью я должен буду жить, нет, не этот месяц, а всю дальнейшую жизнь? А я планирую жить долго. Хочешь, чтобы все это время я мучился?

– Костя, не будь эгоистом, а я буду как жить? Что это вообще за карантин? А вдруг там эпидемия туберкулеза или еще какой страшной болезни? Просто поразмысли как здравый человек, а не рыцарь, спасающий меня. На одной чаше весов твоя жизнь, здоровье, которое может быть вообще будет потеряно безвозвратно, а на другой – месяц моей жизни в теплом, светлом доме. Багир не сможет меня обидеть. Я не прежняя Тана. Ну прослежу я за порядком в доме, кофе по утрам приготовлю, долму сделаю, хачапури приготовлю, как он любит, и все. У меня есть ноутбук, буду работать над статьями онлайн и пересылать редактору, так что особо часто пересекаться с ним не планирую.

– А если он планирует пересекаться… ночью? А он, я уверен, здоровый мужчина, и захочет пересекаться с тобой по ночам – что тогда, Таня?

– Не говори ерунды, Костя, он свои потребности может удовлетворять с кем угодно, меня это уже шесть лет не касается. Багир не насильник, не будет приходить в мою комнату без разрешения.

Костя молчит. Еще пытаюсь убедить:

– Костя, как только тебя освободят, поедешь домой. Там и стены помогают. Если мне будет плохо, обещаю, что позвоню и мы что-нибудь придумаем.

– Мне откровенно не нравится твой план, Тана.

– А мне откровенно не нравится твое настроение, Костя. И еще: если ты думаешь, что вот за эти пару дней ты стал краше, то очень ошибаешься. У тебя под глазами круги, лицо осунулось, и это я еще не проверяла, может и пара седых волос появились. Все будет хорошо, Костя поверь мне…

Мы обнимаемся, как старые-престарые друзья. Я впервые позволяю себе вольность потрогать его волосы, сильнее, чем обычно прижаться. Вновь и вновь, как молитву, повторяю слова: «Все будет хорошо». Для себя повторяю. Для него.

А когда выхожу из здания, вижу знакомую машину и знакомое лицо – Тагир, брат моего бывшего мужа. Горько смеюсь про себя: он уже все знает. Знает даже то, что я соглашусь.

– Тана, здравствуй. Как у тебя дела?

Неопределенно жму плечами. Очень неуместный вопрос. Даже дежурное «хорошо» прозвучало бы фальшиво.

– Багир будет в городе завтра. У меня есть ключи от его … вашего дома. Давай я подвезу тебя, помогу. Багир просил купить все, что нужно и заказать еды.

– Я не поеду в этот дом. Не буду ночевать там… одна. Тагир, отвези меня в гостиницу. Мы с Костиком там уже обосновались, привыкли. Потом, когда Багир приедет, поедем в его дом.

Я знаю, что Тагир умеет читать между строк, слышать между словами. И подчеркнутое «его» дом, я думаю, наглядно продемонстрировало, что никакого «мы», «наш» с Багиром уже быть не может. А еще наверняка передаст Багиру про «мы с Костиком обосновались, привыкли». Может, извратит фразу до банальной пошлятины. Хотя вряд ли, среди всех Байсаровых, Тагиру это менее всех свойственно. А вот Багир – да, возможно, даже предъявит мне пи удобном случае. Пусть! По сравнению с предъявами в нашей прошлой жизни эта будет сущим пустяком.

Тагир не спорит, Багир тоже не особо любил споры. Гораздо чаще молча делал все по-своему. Тагир же отвозит в гостиницу и даже не напускает пафосу, предлагая более дорогой вариант, люксовый номер. Все это такая ерунда. Единственное, несмотря на мой протест, заказывает ужин прямо в номер, когда вряд ли кусок в горло полезет.

– От твоего голодного обморока твоему… другу лучше не станет, Тана. Поешь, а завтра после обеда приедет брат. И еще: я его отговаривал. Я не считаю блестящей идеей то, что сейчас происходит по инициативе Багира.

– Но помогаешь брату, да, Тагир? Я еле смогла увидеться с Константином, карантин, отсутствие связи – это же не просто так, я правильно понимаю?

Тагир не юлит. Впрочем, юлить и оправдываться вообще не в характере Байсаровых.

Глава 16.

«Завтра после обеда» наступило слишком быстро. Я так и не подготовилась к встрече с бывшим мужем. Меня трясло, как трясет больного человека. «Это не отношения, это какая-то одержимость. Не выдумывай любви и чувства – их не было, они не бывают такими, Тана» – я костерила себя хлеще любого, самого строгого критика.

Как за спасательный круг, цеплялась за образ Константина. Вот к кому должны быть чувства! Вот кто доказывает любовь поступками! Вот кто действительно хочет и может сделать любимую женщину счастливой!

Но образ Костика мерк против моей воли, тускнел, уменьшался. В конце концов, нашла себе оправдание. Не подготовилась – потому что не могла понять мотивы его действий. Что от меня надо Багиру?

Однозначно, он не хочет меня вернуть, уже давно слышала, что он женат на Айшат. Ну и счастья им, хотя они оба хорошо потоптались на моем горе. Хочет воспользоваться ситуацией и наказать меня – за несуществующий грех, за то, что посмела уйти от него? Что, если я зря строила из себя сильную и независимую при Костике? Что я смогу сделать против Багира в его доме, где кроме нас никого не будет?

Брось, Тана, Багир не чудовище, он не причинит тебе боли, по крайней мере физически.

Да ладно? Он не причинит? В тот день почему-то ничто не помешало ему это сделать.

Но сегодня – это не тот день. Я теперь сильная и я не одна, Багир это прекрасно знает. Пусть за его спиной стоит его семья, за мной тоже есть любящие люди.

Как же сложно!

Иду в душ, чтобы смыть с себя все страхи.

Горячая вода струями течет, вымывает все плохое. Приятная расслабленность достигает кончиков ногтей. У меня есть время привести себя в порядок: собрать волосы в хвост, надеть длинное, максимально закрывающее тело платье, нанести капельку косметики на лицо. Хочу чувствовать себя перед Багиром максимально закрытой, максимально защищенной.

…И весь мой план летит в тартарары. Как всегда. Как всегда рядом с Багиром.

С досадой понимаю, что к глазам подступают слезы, злые, жалящие, укоряющие себя за слабость слезы. Заранее ненавижу Багира хотя бы за то, что обещал приехать после обеда, а приехал раньше. Хотела встретить максимально защищенной, а вышло наоборот – он приехал, когда я только-только вышла из душа.

– Вижу что ошибался, думая, что ты обрадуешься, увидев меня пораньше, – замечает Багир.

Как ему удается быть таким спокойным? Почему во мне все кипит, кажется, что когда открываю рот, оттуда валит пар? Откуда в нем такое спокойствие?

– Ты прекрасно знаешь, что я не обрадуюсь тебе независимо от того, когда ты появишься, Байсаров, – шиплю в ответ. Я сделаю все, чтобы он понял как можно быстрее: нет здесь прежней покорной ласковой Таны. Здесь ему нечего ловить, абсолютно нечего.

Багиру плевать на мои эмоции. Он словно не замечает их. Спокойно присаживается на край кровати и спокойно указывает, будто мы уже месяц живем в этом номере:

– Я бы на твоем месте поспешил переодеться. Ты невероятно манящая в этом полотенце. А я – здоровый мужик. Нечаянный взмах руки, и полотенце легко распахнется. А я не забыл, какая горячая ты можешь быть в постели.

– За такой взмах руки ты получишь мой взмах ногой между твоих ног, Байсаров.

Багир дотрагивается до моей щеки и легкая улыбка озаряет его лицо:

– Так и не научилась контролировать свои эмоции при мне.

Мне кажется, он даже доволен этим своим открытием, а я хватаю платье и скрываюсь в ванной комнате. Надо было это сделать уже давно, давно, целых пять минут назад. Я же хотела быть сильной, а вместо этого…

Не надо мне эмоций, надо расставить все точки над i. Уже из ванной комнаты сообщаю Багиру:

– Уверена, что не увидишь больше никаких особых эмоций. Что там надо делать у тебя в доме? Уборка? Справлюсь. Что ты предпочитаешь на завтрак и ужин, я тоже помню. Ты же понимаешь, что большее между нами быть не может, да, Байсаров?

Но Байсаров снова берет все под свой контроль:

– Тана, ты хочешь, чтобы я зашел к тебе в ванную? Ты сейчас затронула очень важную тему, такие темы обсуждают не на расстоянии, а смотря друг другу в глаза.

Две минуты тишины, которые не нарушает никто из нас. А потом я выхожу из ванной и стою к Багиру близко-близко, смотрю в глаза прямо и – надеюсь, он этого не замечает – жадно-жадно:

– Это для тебя, Байсаров, тема важная. А для меня старая и решенная раз и навсегда. Уборка. Ужин. Это все, что я могу для тебя сделать.

***

Дорогие читательницы! 11-12 ноября очень много моих книг можно купить по скидке 15-40%. Буду рада вам на своей странице: https://litnet.com/shrt/8-4U

Глава 17.

Первый год нашей жизни с Багиром был похож на сказку. Волшебную. Добрую.

Сильный, властный, с таким считаются – я гордилась им. Я чувствовала себя особенной, потому что со мной он всегда был добрый, заботливый. Даже в нашу первую ночь не набросился, а сначала сделал так, чтобы я дрожала, безмолвно прося чего-то большего, того, чего в моей жизни никогда до этого не было, а потом разрушил последнюю преграду, после чего пролилось небольшое количество крови и – скорее от неожиданности, чем от ужасной боли – немного слез, которые под умелыми ласками мужа высохли быстрее, чем я успела осознать, что плачу.

Но настоящее потрясение я испытала во второй раз, в следующую ночь, когда Багир был чуточку нетерпеливее, немного жаднее, и эта страсть словно перетекла в мои вены, заставляя забывать о том, что не все гости после свадьбы разъехались, вынуждая кричать и метаться по тонкой простыни, жаждая еще больших, быстрых движений.

Наивная Тана! Я думала, так будет всегда. Я искренне не понимала, почему люди так серьезно относятся к семейным разногласиям. Мне казалось, если муж и жена любят друг друга, они решаются легко. Как у нас. У нас они решались одним поцелуем. Или я после поцелуя забывала, почему минуту назад мне что-то не нравилось, или Багир, дотрагиваясь до моих опухших от его напора губ, произносил:

– Ну как я могу сердиться на мою отзывчивую девочку?

И всё. Никаких проблем.

Это потом Багир объяснил, что такое настоящее разногласие, такое, когда тебя не слышат, когда ты превращаешься в глазах любимого в воплощение лжи и зла, а на самом деле в чудовище превращается он. А все, что остается мне – боль, боль, боль.

Прохожусь по знакомому дому. Наш с Багиром дом. Не скажу, что он сильно изменился. Мы сюда переехали практически сразу после больницы. Здесь мы должны были вместе пережить горе и стать сильнее, стать опорой друг для друга. Не случилось.

Моя комната, моя спальная, моя обитель боли была на втором этаже. Спальная Багира – тоже, но в другой стороне. Ни одного дня здесь не было нашей общей спальной комнаты. Ни одного дня я здесь не была счастлива. И сейчас, когда Багир заносит мою сумку в свою спальную, я сразу протестую:

– У меня здесь была отдельная комната и отдельная кровать. Дай мне, пожалуйста, сумку, хочу расположиться там, где привычно.

Взгляд Багира тяжелеет. Но не предполагал же он, что я буду ночевать с ним в одной комнате? Или именно это и предполагал? Но нет, причина в другом:

– Там вещи Айшат. Когда ночами не могла уснуть, она уходила туда.

Мой Аллах! Какая заботливость о муже. Странно только, что бессонница коснулась в столь молодом возрасте.

– А ты, когда не можешь уснуть, зовешь чужих девушек, чужих женщин, а сейчас даже бывшую жену?

Это была просто злая шутка. Багир, естественно, не оценил. Почти больно сжал мое запястье:

– Наши отношения с Айшат тебя не касаются, это понятно?

– Её ты всегда готов защищать, да, Багир? – не удерживаюсь от вопроса. Потому что обидно. Этот злосчастный дом, последние события обострили чувствительность.

– Наши отношения с Айшат тебя не касаются, Тана. Еще раз повторить?

– Ты хотел воспользоваться моей ситуацией и вести войну с ослабленным врагом, Багир? Поэтому позвал к себе? Чтобы за месяц сломать и разрушить, как и обещал?

– Пока воюешь ты, Тана.

– Извини. До сих пор не по себе, когда ты яростно защищаешь ту, из-за которой наш ребенок…

Я не могу или не успеваю договорить страшную фразу. Багир припечатывает к стене:

– Замолчи. – Голос Байсарова громом раскатывается по дому. Добавляет чуть тише:

– Замолчи, Тана.

– Иначе что, Багир? Иначе что ты сделаешь, чтобы только не услышать правду?

Глава 18.

Тана

Я не боюсь. Я его не боюсь. Только дыхание отчего-то становится прерывистым. Глаза беспрестанно следят за его руками. Байсаров умел быть не то, что жестким, он был жестоким. В тот день.

И сейчас я предупредительно всплескиваю руки:

– Я не прежняя, Тана, Байсаров. Если считаешь, что я позволю обращаться со мной так же, ты ошибаешься.

– Женщина... хмм. Никогда раньше женщина мне не угрожала, – ухмыляется этот подонок.

– Ты зря недооцениваешь меня. Только попробуй дотронуться до меня, причинить хоть каплю боли, я убью тебя, Байсаров, клянусь, я убью тебя.

– Весь род Байсаровых сжить со свету хочешь? Начала с сына нерожденного, теперь...

Багир не успевает закончить фразу. Я со всей ненавистью и болью, что были накоплены и что он только что разбудил, ударила его по щеке. Пользуюсь замешательством – он, конечно, никак не ожидал такого от покорной Таны – ударяю и по второй щеке. Чтобы наверняка. Если захочет прибить, он меня и за одну пощечину прибьет, а так хоть менее обидно.

– Тяжелая рука у тебя, Таночка. Не знал, – обманчиво спокойно констатирует Багир, потирая щеку.

Мне жалко. Смотрю на след на его щеке и становится иррационально жалко того, кто причинил мне в сотни, нет, в миллион раз больше боли.

– Первым делом после нашего развода я записалась в спортзал. Не на фитнесс, Багир, а на бокс. Я брала персональные тренировки по три раза в неделю. Только чтобы еще один урод больше не смог причинить мне боль.

– Урод, значит? Ты сегодня мастерски перегибаешь палку, родная. Я тебе не твой каблук Костя, лимит моего терпения уже исчерпан, так что ты зря пренебрегаешь с выбором выражений, Таночка.

– Угрожаешь? Узнаю Байсарова. Как это по-мужски, как это жестко, властно – класс, Байсаров. Знаешь, в отличие от тебя, как ты говоришь, каблук Костя считает...

Я знала, что играю с огнем, но меня несло. Даже под угрозой смерти я бы, наверное, не смогла остановиться – слишком много обид было накоплено. И вот в одно мгновение понимаю – лимит действительно исчерпан. Глаза Багира широко раскрыты, а ноздри раздуваются. И тихий почти шепот:

– Мне поебать, что и как считает какой-то там Костик. А вот твой рот мне сегодня пиздец как не нравится. Разучилась разговаривать с мужем, да, Тана?

Сколько бы не уговаривала себя, что не боюсь Байсарова – боюсь, еще как боюсь. Чтобы не показать насколько сильно, перед тем как позорно сбежать, добавляю:

– Ты мне не муж. Не смей говорить со мной в таком тоне, Байсаров. Продолжим разговор, когда интонация станет чуть мягче.

И почти срываюсь. Почти бегу, на ходу думаю о том, чтобы, дай Аллах, моя спальная комната запиралась изнутри на ключ. Только я не учитываю, что для Багира вообще нет препятствий, а уж в его доме и подавно. Он лениво догоняет меня прямо возле моей комнаты, припечатывает к стене и берет в плен, кладя ладони справа и слева от моего лица.

Не знаю, что от него ожидать. Зажмуриваю глаза. Злой Багир – это худший кошмар в моей жизни, хуже может быть только Багир, которого разозлила я.

Я была уверена, что сейчас последует боль. Сам приучил к этому, сам приучил бояться!

Но нет, я ничего страшного не чувствую. И на секунду даже вроде успеваю расслабиться и уже хочу хотя бы приоткрыть глаза, как вдруг...

.... как вдруг его палец очерчивает контур моих губ, пользуется их расслабленной мягкостью и проникает в рот, а затем его заменяет язык Багира. Только на минуту освобождает мои губы, только чтобы произнести:

– Ну чего же ты боишься, глаза зажмуриваешь. Тана, ты чего?

Не ждет ответа, сначала обманчиво нежно, а затем уже настойчиво проникает в мой рот.

Как же сладко...

Надо бежать...

Это ловушка...

Дам себе – нет, не себе, лишь своему телу несколько мгновений наслаждения, а потом бежать, бежать от этого чудовища...

Глава 19.

Тана

Шесть лет воздержания дают о себе знать. Тело откликается через ненависть, через боль. Чувствительная точка вобрала в себя всю похоть и трепещет, благовея перед прикосновениями пальцев Багира. Закусываю губу, чтобы не застонать, пока он через ткань трусиков задевает ее. Багир прекрасно знает, прекрасно помнит, что нравится моему телу. Освобождает мою губу и рычит:

– Кричи, Тана, хочу тебя слышать. Хочу твои стоны.

Где-то на краю сознания мелькает противная мысль: «Нельзя, Тана, нельзя. Ты же потом себя ненавидеть будешь. Ты же потом перед собой же отмыться не сможешь». Но ведь это будет потом, а сейчас, сейчас я бессильна. Невозможно умирающего от голода заставить отказаться от куска пирога, даже если этот кусок подает враг. Я сейчас была словно той голодающей. Видимо, в силу своей немощности, несостоятельности, та противная мысль уходит. Мне сейчас ничто не мешает насладиться тем, что дает мне Багир. Прежний Багир. Нежный и страстный Багир.

Ловлю, жадно ловлю в его голосе хоть каплю прежней любви и ненавижу себя за это, но тело думает по-другому. Порция смазки обильно выделяется прямо на пальцы Багира. Он растирает ее, проникает вглубь, медленно, невыносимо растягивая сладкую пытку. Прекращает всякое движение всякий раз, когда я подхожу к черте, за которой можно сойти с ума. Словно суку дрессирует, не давая мне то, чего я жажду, заставляя просить:

– Проси, проси, чего ты хочешь прямо сейчас…

Это так унизительно.

Это сладко и больно.

Раньше его наказания были другими. Менее изощренными.

Я хочу верить, что дело только в воздержании. Только поэтому мое тело так реагирует. Только поэтому мой мозг сходит с ума. Я ничего не отвечаю, пытаясь сохранить хоть капельку контроля, хоть капельку самоуважения и достоинства.

Тело умоляет подчиниться, выкрикнуть ему в лицо, что он просит. Молчу, кусаю язык, кусаю губы и молчу. Сладко-болезненный стон помимо боли вырывается вместе с громким всхлипом, когда два пальца проникает внутрь, а большой палец едва-едва порхает по клитору.

– Проси, Тана. Кого ты хочешь, Тана?

Вся жизнь замирает внутри меня ровно в тот момент, когда Багир снова прекращает движения. Мышцы внутри уже готовы были сократиться в сладком спазме. Все тело дрожит, да что дрожит, меня трясет от неудовлетворенности.

– Баги-и-ир, – всхлипываю я его имя и вижу довольный блеск в его глазах. И тотчас этот блеск гаснет – сразу, как только я сквозь слезы добавляю: «отпусти меня»…

Дверь за Багиром с треском захлопывается.

Пытаюсь унять болезненную пустоту сама, но тело отказывается принимать мои пальцы, оно просто не реагирует на них. Перед глазами стоит член Багира, который, не будь я дурой, уже заставлял бы меня содрогаться и громко, сладко кончать. Но тогда бы я возненавидела не только его, но и себя. Пальцы сжимают простынь, ожидаю, пока болезненная пустота сократится и исчезнет, оставив на месте пожара в сердце пепел и пыль. Очередной раз.