5 лет назад.
Алиса.
Топчусь у дверей дорогого ресторана.
Прохладный сентябрьский ветер ныряет в ворот моего пальто, заставляя волоски на коже вставать дыбом. Холодный дождь неприятно бьёт по щекам, врезаясь мелкими иголочками.
Но я не тороплюсь входить в помещение. У меня для Максима есть потрясающая новость, и я хочу разделить её только с ним. Остаться наедине, смотреть глаза в глаза и радоваться громко, без стеснения, а не шептать, пряча своё счастье от любопытных глаз и снующих туда-сюда официантов.
Сую руку в карман, нащупываю холодный пластиковый корпус теста, на котором двумя яркими линиями крайне недвусмысленно обозначены ближайшие планы на наше с Максом будущее.
Мы станем родителями!
У Максима тоже для меня важная новость — он так сказал. И я уверена, что сегодня он сделает мне предложение.
Да, мы не так долго вместе, всего полгода. Но не временем измеряется правдивость чувств, а намерениями. И у нас с Максимом намерения самые серьёзные.
Кошусь на свои часики на запястье — тонкая стрелка отщёлкивает последнюю секунду часа, и тут же у обочины останавливается тёмный автомобиль.
Максим всегда такой — до пугающего собранный, пунктуальный и даже холодный. Для всех, но только не для меня.
Мне удалось пробиться через эту неприступную стену и растопить сердечко самого завидного, но самого равнодушного к женским чарам холостяка столицы.
Хлопает дверь машины.
— Алиса? — Максим раскрывает над собой зонт.
Дорогие ботинки твёрдо припечатывают по лужам.
Растягивая улыбку на пол лица, делаю пару шагов навстречу, чтобы обнять его, притянуть ближе, но что-то во взгляде Макса заставляет меня остановиться в нерешительности.
Нет в нём привычной мягкости. И его губы не трогает ответная улыбка. Вместо этого от него веет холодом, тотальной отстранённостью.
— Войдём внутрь? — Макс кивком указывает на стеклянные двери, за которыми как раз в этот момент исчезает очередная влюблённая парочка.
Провожаю их растерянным взглядом.
— Я бы хотела поговорить без свидетелей. У меня есть важные новости.
— Хорошо, у меня тоже.
— Тогда, ты начинай, — подрагивают мои губы от волнения.
Что-то в его интонации, в его колючем взгляде подсказывает мне, что не упадёт он сейчас на одно колено, чтобы предложить мне стать его женой.
Гоню от себя эти мысли.
Алиса, у тебя нет причин для беспокойства. У вас крепкие, замечательные отношения, и ничто не заставит Макса…
— Нам нужно расстаться.
Слова бьют тремя звонкими пощёчинами.
Сглатываю, роняя взгляд на носки своих туфель.
Мир вокруг будто замирает.
Шум дождя растворяется, а в ушах эхом на бесконечном репите крутится его голос.
Секунду я просто молчу, не в силах поверить, что поняла смысл сказанного верно.
— Нам нужно… Что?
— Расстаться.
Внутри меня всё перекручивается в кровавые канаты и обрывается.
Рывком поднимаю глаза на Максима, но его лицо — непроницаемая маска. В глазах ни тени той теплоты, что была раньше.
Он вынес нам приговор и с хладнокровием палача привёл его в действие.
— Вчера отец подписал бумаги и передал управление холдингом мне, — его голос сухой и жесткий. — Теперь на мне лежит ответственность за всю компанию, за каждое принятое решение.
— Но как же… Мы?
— Алиса, прошу, пойми меня правильно. Это не просто работа. Это моя жизнь и моё будущее. Я должен сосредоточиться на управлении холдингом и впредь не могу позволить себе отвлекаться на интрижки.
От парализующего шока перехватывает дыхание.
С особой пытливостью вглядываюсь в светло-голубые глаза, пытаясь отыскать там хоть намёк на эмоции. Хоть чуточку тепла для себя, но Максим смотрит на меня, как на незнакомку.
— Значит, для тебя это всё было просто интрижкой? — Шепчу, стараясь сдержать слёзы. — Ничего больше?
Максим вздыхает.
Плотно сжимает губы, превращая их в суровую линию.
— Нам было весело, Алиса, не спорю. Но у каждого из нас собственная жизнь и собственные цели. У меня теперь есть обязательства, и мне нужно сосредоточиться на них.
Вот так одним простым предложением Максим Куравин отсекает всё ненужное.
Отсекает людей, словно те — мухи, жужжащие над ухом и мешающие сконцентрироваться на «важном».
— Макс, я… — делаю к нему шаг, сама не понимая, зачем пытаюсь что-то объяснить. Наверное, хватаюсь за соломинку, стараясь сохранить отношения. — Я тоже хотела кое-что тебе сказать…
Но он уже отворачивается с такой вселенской усталостью на лице, словно весь этот разговор ему наскучил до тошноты.
— Алиса, мне правда жаль, но я уже всё решил за нас обоих. Не думаю, что ты можешь сказать хоть что-то, что может изменить моё решение.
Он всучает мне зонт.
Быстро и неловко чмокает на прощание в щёку и возвращается к машине.
Я остаюсь стоять на месте. Мои ноги будто прирастают к земле.
Дождь ледяными каплями стекает по моим щекам, смешиваясь с непрошенными слезами. Открываю рот, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Тут же прикусываю губу — до боли, до солёного металлического привкуса во рту.
Свободная от проклятого зонта рука непроизвольно опускается к животу, в котором уже зародилась новая жизнь — жизнь человечка, о котором Максим Куравин никогда не узнает!
Настоящее время.
Алиса.
Склоняюсь над принтером, нежно поглаживая его по сенсорной панели.
Давай же, работай, несчастная шайтан-машина!
Битый час уже пытаюсь распечатать рукопись нового автора, чтобы пролистать не с экрана — глаза болят от постоянного сидения в телефоне.
Кто-то резко хватает меня за плечо, дёргая в сторону.
— Алиска, бегом! — Шепчет Маша и тянет меня за собой.
Цок-цок-цок.
Наши каблучки почти синхронно припечатываются к полу, и звук наших торопливых шагов поднимается вверх, отражаясь от стен.
Несёмся по длинному коридору как две школьницы, решившие тайком смыться с литературы.
У кабинета Виктора Палыча сбавляем ход.
— Тише, — Машка прикладывает палец к губам.
На цыпочках крадёмся вперёд.
Машка припадает ухом к двери, а я пытаюсь отыскать щель в плотно задёрнутых жалюзи.
— Что там? — Шепчу подруге.
— Не слышу! Разговаривают…
— Ясное дело — разговаривают! Маня, конкретику давай.
Наше маленькое издательство в последние пару недель охвачено странным мандражом — все знают, что грядут перемены. Но вот какие именно?
Ответ на этот вопрос знает лишь верхушка, остальным же остаётся лишь гадать. Никто нам, простым смертным, ничего не рассказывает. Боятся паники и хаоса.
А паника и хаос наверняка начнутся, да! Мы, люди творческие, очень не сдержаны в эмоциях.
— Думаешь, что-то серьезное?
Машка хмурится, отмахиваясь от меня.
Тоже припадаю к двери, пытаясь расслышать хоть слово.
Ну, в самом деле, сколько можно нас мариновать?! Мы ведь тоже имеем право знать!
Может, нам уже нужно бежать и искать новую работу?
Дверь резко распахивается.
Мы с Машкой, взвизгнув, вваливаемся в кабинет Виктора Палыча.
В нас впиваются четыре пары мужских серьёзных глаз.
— Аксёнова, Ямская, — босс хмурится и качает головой, покровительственно глядя на нас поверх очков. — Детский сад!
— Это всё она, — подруга тычет в меня пальцем и показывает мне язык.
Подбиваю её ребром туфли по каблуку.
— Предательница! — Шепчу одними губами. — Виктор Палыч, ну, сколько можно нас мурыжить этими интригами? Скажите уже, что происходит!
Он откладывает ручку, которую крутил между пальцев. Медленно подравнивает стопку бумаг, лежащую перед ним на столе.
— Аксёнова, а ты помнишь, что сделали с любопытной Варварой?
— Угрожаете?
— Тебе? А есть смысл? Ты же у нас ничего не боишься.
— Только неизвестности. Виктор Палыч, всё издательство уже которую неделю на ушах. Думаете, мы ничего не знаем? — Жалобно свожу вместе брови. — Скажите уже правду.
— Правду хотите, значит? — Босс медленно снимает очки, вытаскивает из футляра платочек и принимается методично натирать стёкла. — А правда в том, Аксёнова, что нас покупают.
Мы с Машкой переглядываемся в растерянности.
— Кто?! — Хором.
— Скоро сами всё узнаете. Поднимайтесь в конференц-зал. Я сообщу всем нашим.
Босс возвращает очки на нос и со звонким щелчком захлопывает футляр, ставя точку в этом разговоре.
На негнущихся ногах выходим с Машей из кабинета.
— Кто мог нас купить? — Заторможенно моргает Машка. — Кому мы вообще нужны?
Пожимаю плечами, пытаясь осмыслить новую реальность.
Мы берем себе кофе в кафетерии и стоим у лифта, гадая вслух:
— Может, «МИР»? — предполагает Машка, отпивая кофе.
— Зачем мы ему? У нас совершенно другая литература.
— Не знаю, решили расширить целевую аудиторию. О! — Машка лупит меня по предплечью. — А вдруг «ЭксЛит»?!
По спине прокатывает волна мурашек.
Худшим вариантом из возможных для меня стал бы именно этот.
Если холдинг Куравина решил поглотить ещё и наше маленькое, уютное издательство, то мне тогда вообще больше нечего ловить в этой сфере!
Этот сноб скупает всё, что видит. Запускает свои загребущие лапы во все уголки бумажной литературы, превращая творчество в деньги.
Но, если быть откровенной, вряд ли его заинтересует наше издательство. Мы совсем крохотные, почти незаметные на литературном рынке.
Мы продолжаем гадать, перебирая все возможные варианты.
Створки лифта перед нами разъезжаются в стороны.
Мой взгляд прилипает к до боли знакомому мужскому профилю, а в груди спирает от спазма.
Куравин!
Куравин собственной персоной, чёрт возьми!
Высокий, безупречно собранный, в идеально выглаженной рубашке и темном костюме. Держит у уха телефон.
Он не смотрит на нас, его взгляд вязнет где-то в пространстве. На лице — ни тени эмоции, глаза холодные, как лед.
Первая мысль, мелькнувшая в голове — бежать! Но Машка подталкивает меня в спину, вынуждая сделать пару шагов вперёд.
Двери закрываются.
Чувствую себя в ловушке. Меня словно заперли в клетке с опасным хищником.
— Да, я передал всю информацию по проекту Сташевскому, — глубокий голос заполняет кабину лифта, вытесняя последние крохи свободного пространства. — Слышать не желаю. Юрий, я предельно ясно всё объяснил. Если полугодовая напряжённая работа сотни людей пойдет насмарку из-за ваших капризов, пеняйте на себя.
Он говорит совершенно спокойно, не повышая тона и ни единой нотой не выказывая своего раздражения, но внутренне я очень этому Юрию сочувствую — Куравин проезжается по людям, словно асфальтоукладчик.
Одним лишь взглядом светло-голубых глаз он умеет низводить оппонента до уровня грязи под ногтями.
Отодвигаюсь чуть вбок, изо всех сил пытаясь мимикрировать под настенную панель. Щёки пылают от прилившей крови, в висках стучит.
Всё, что мне нужно сейчас — это остаться незамеченной.
Всего-то!
Делаю ещё один крохотный шажочек в сторону.
Правая нога неуверенно встаёт на каблук, подворачиваясь.
— Ой! — Заваливаюсь назад.
Крепкая ладонь перехватывает меня поперёк локтя, не позволяя позорно завалиться на задницу, а мой ванильный раф благополучно расплескивается — прямым, четким росчерком по белоснежной рубашке.
Алиса.
Мы с Машкой, прихватив с собой стаканы с остывшим кофе, проскальзываем в конференц-зал и занимаем самые дальние места в углу.
Я бы вообще предпочла спрятаться под кресло или ещё лучше — сбежать с этого собрания, но Виктор Палыч, прекрасно зная меня, не сводит с нас с Маней предупреждающего взгляда.
«Смотри у меня» — шевелятся беззвучно его губы, а указательный палец сотрясается в воздухе.
Развожу руками.
А что сразу я?
Будто я тут единственная возмутительница порядка!
— Слушай, что он вообще собирается нам сказать? — Маша нетерпеливо вытягивается в кресле, чуть приподнимаясь.
Я же, напротив, пытаюсь вжаться в спинку, чтобы стать менее заметной.
— Ну, что-нибудь типа «вы все ничтожества, а потому — идите к чёрту».
— Думаешь, он настолько козёл?
Ох, Маня, знала бы ты, насколько он козёл!
В дверях появляется Максим. В чистой, естественно, рубашке.
Шум и шепотки в зале мгновенно стихают.
Он проходит к трибуне, выпрямляется, расправляет внушительные плечи. Медленно проходится пугающе-отстранённым взглядом по собравшимся, и я прячусь за спиной впереди сидящего коллеги, лишь бы не ощущать на себе этого пронизывающего ледяного равнодушия.
— Доброе утро, — его тон не оставляет места сомнению, что он совершенно не уверен, что оно доброе. — Меня зовут Куравин Максим Игоревич. Сегодня я здесь для того, чтобы сообщить вам о предстоящих изменениях, связанных со слиянием вашего издательства с «ЭксЛит».
По залу проходит волна возбужденного шёпота.
Да уж, звучит многообещающе!
Маша едва заметно вздыхает, нервно сжимая в руках бумажный стаканчик.
— Компания, и в особенности это подразделение, нуждается в значительных переменах для повышения продуктивности и оптимизации затрат. Это, разумеется, означает, что… — Максим делает паузу, и я кожей чувствую, как все в зале напрягаются. — Что вся неэффективность и недостаточная целеустремлённость будут выявлены и устранены.
Выявлены и устранены…
Да он настоящий романтик!
Звучит так, будто нас отловят по одному и отправят на тот свет.
Я наклоняюсь к Маше, еле сдерживая саркастический смешок.
— Увольнять, видимо, будут пулей в лоб.
— Лучше уж пуля, — бледнея, морщится Маша. — Что-то меня не вдохновляет на подвиги наш новый босс.
— Не переживай, он просто запугает нас всех, а потом уедет в свой крутой офис.
— Коллеги, я вам не мешаю? — Максим косится в нашу сторону.
Резко маневрирую, снова скрываясь за спиной.
Пронькин, спасибо, что тебя так много! Есть, где спрятаться.
— Нет, извините, — блеет Машка.
Максим, качая головой, продолжает:
— Сразу хочу сообщить, что я здесь надолго. Пока мы не достигнем устойчивых результатов, вам придётся лицезреть моё лицо. Моими специалистами будет проведена оценка квалификации каждого сотрудника. Те, кто продемонстрирует высокий уровень профессионализма, могут не волноваться за своё место. Однако те, кто пока не оправдал себя, столкнутся с необходимостью пересмотреть свои цели и приоритеты.
Какая прелесть!
— О да, «пересмотреть цели» — лучшее оправдание для того, чтобы вышвырнуть сотрудника, — шепчет Маша мне на ухо, но её тон больше тревожный, чем насмешливый.
Максим тем временем продолжает выдавать наборы канцеляризмов, смысл которых я уже почти не улавливаю.
— Нам необходимо сократить издержки и устранить структурные несоответствия. Компания нуждается в том, чтобы каждый сотрудник был максимально полезен. Если кто-то не соответствует ожиданиям, то, к сожалению, время его сотрудничества с нами подойдёт к логическому завершению. Это не просто реорганизация — это перераспределение ресурсов для достижения оптимальной эффективности.
Ну что ж, по крайней мере, он нас не убьёт, а только вежливо выставит за дверь.
Это определённо радует.
— Ничего не понятно, — Машка почти кипит. — Уволят нас или нет?
— Сама не знаю, — мрачно отвечаю, нервно постукивая ногтями по подлокотнику кресла. — Но с этим перераспределением ресурсов мне теперь страшно за нашу кофемашину!
Максим со своим холодным деловым тоном и видом мраморной статуи определенно не думает о том, что у нас тут люди, а не роботы!
На минуту мне даже становится смешно от всей этой ситуации: как он может так спокойно вещать о сокращениях и оптимизациях, будто мы все — просто циферки в статистике?
Максим делает еще одну многозначительную паузу, бросая взгляд на задний ряд. Я неловко ёжусь, но он лишь скользит глазами по залу, а потом продолжает свою пламенную речь.
В какой-то момент, когда он в очередной раз говорит про эффективное управление трудовыми ресурсами, я просто не выдерживаю.
Резко встаю с кресла, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Сядь, дура! — Тянет Машка за рукав пиджака.
Максим моментально вычленяет меня из толпы.
С почти слышимым металлическим лязгом наши прямые взгляды встречаются в воздухе, подобно боевому орудию.
— У вас есть вопросы? — Делает словесный выпад, словно взмахивает рапирой.
Фыркаю, чуть закатив глаза.
— Никак нет.
— В таком случае, прошу занять своё место, я ещё не закончил.
— Я просто решила пересмотреть свои цели и приоритеты прямо сейчас, — парирую.
— Правда? — Взлетает с сарказмом его густая бровь. — И что же вы надумали?
— Я не стану дожидаться, пока меня обсчитают, словно функцию. Я уволюсь прямо сейчас.
— Аксёнова, сядь! — Шипит на меня Виктор Палыч, но я лишь пожимаю плечами.
Да, я — огонь по характеру. Еще и овен по знаку зодиака. В общем, та ещё гремучая смесь! Воспламеняюсь даже от неосторожно брошенной искры, и частенько иду на поводу у эмоций.
Но я — это я. И я не позволю этому козлу снова выбросить меня, словно ненужный мусор.
Медленно проползаю через ряд к выходу, но железный голос Куравина заставляет меня врезаться каблуками в пол.
Алиса.
Передо мной маячит широкая спина Куравина. Чёткие шаги, уверенная осанка и непоколебимая решимость каждого его движения невольно наталкивают меня на мысли о том, что идём мы не на беседу, а прямиком на эшафот.
— Алиса! — Виктор Палыч догоняет и хватает меня за локоть, вынуждая остановиться.
Максим с гримасой недовольства оборачивается.
— Максим Игоревич, я на пару слов украду у вас свою сотрудницу, — оправдывается босс, нервно потея. Оттаскивает меня за ближайший угол.
Ну, понеслась!
Начнётся сейчас отповедь в духе «ну что то ты творишь, Аксёнова»...
— Ну что ты творишь, Аксёнова? — Шипит Виктор Палыч с таким отчаянием, словно я собралась подписать себе смертный приговор. — Тебе работа не нужна?!
— Такая — нет.
— Сдурела? И куда ты пойдёшь?
— На этом издательстве свет клином не сошёлся. А работать на Куравина я не собираюсь.
— Дурость какая! С чего вдруг?
— Характерами не сойдёмся.
— Аксёнова, это не профессионально! Ты понимаешь, что остальные издательства или тоже принадлежат Куравину, или не выкидывают вакансий?
— Значит, пойду полы мыть или двор мести.
Виктор Палыч трёт пальцами переносицу, стараясь сдержать раздражение.
— Алиса, ведущие редакторы на дороге не валяются! Вспомни, сколько лет ты шла к этой должности. Хочешь теперь всё похерить?
Поджимаю губы.
Не хочу, вообще-то. Я свою работу очень люблю, и по собственной воле никогда бы от неё не отказалась.
Но сейчас мой шаг — вынужденный.
Я просто не смогу каждый день пересекаться с Куравиным и делать вид, будто между нами не висит лезвием гильотины колючий бэкграунд.
— Алиса, девочка моя, держи язык за зубами, я тебя умоляю! Не лезь ты на рожон!
— А что мне делать, если он несносная, раздутая от самодовольства жаба, — начинаю я, но Виктор Палыч делает огромные глаза, стреляя взглядом мне за плечо.
Резко оборачиваюсь.
Куравин, сложив руки на груди, ме-е-едленно вздёргивает бровь вверх.
Господи…
Он всё слышал, да?
И как только эта мышечная махина умудряется так бесшумно передвигаться?
— В мой кабинет, — почти не размыкая губ, произносит Максим.
Пролетаю пулей мимо.
Дверь за нами закрывается, отрезая привычные звуки бурлящего работой офиса.
Максим неторопливо проходит к рабочему столу Виктора Палыча, усаживается в кресло и делает пару пружинящих движений, будто примеряя к нему свои габариты.
Вскидывает на меня непроницаемый взгляд.
Воздух густеет.
— У вас какие-то проблемы, Алиса?
Интересно, он всё же помнит меня, но ломает комедию, или услышал имя, когда Виктор Палыч вопил его в коридоре?
— Алиса Сергеевна, — поправляю на автомате.
Максим чуть заметно дёргает щекой.
— И что же вас не устраивает? Алиса. Сергеевна.
— Всего лишь ваш подход, — улыбаюсь с напускной покорностью.
— Чем вас покоробил мой подход?
— Отношением к людям.
— И как же я к ним отношусь, по вашему авторитетному мнению?
— Как к ресурсу. Мы — не пустые циферки в ваших отчётах. Мы выполняем свою работу с душой, и поэтому…
— Поэтому, — резко перебивает, впечатывая палец в стопку бумаг, — у вас здесь такой бардак, а издательство на грани разорения. Потому что вы «работаете с душой», тогда как надо работать хо-ро-шо! Ваш штат искусственно раздут, тиражи не продаются, а склад забит книгами, которые теперь сгодятся только на растопку каминов. Издательство везёт на своей шее лодырей и бездельников, которые не могу лишний раз пошевелить пальцем, чтобы обратиться к аналитическим данным, а не выпускать ширпотреб!
— Вы ничего не понимаете в настоящей литературе.
— Куда уж мне, — фыркает. Смотрит с прищуром. — Аксёнова, мне кажется, или в вашем решении уволиться есть что-то личное?
Глядя в его ничего не выражающее лицо я не могу сообразить, имеет ли он в виду наше общее прошлое, или говорит о чём-то другом. А спросить его прямо — не могу!
Потому что если он не притворяется дураком, а дурак и есть, и забыл о романе длинной в пол года, то я буду чувствовать себя идиоткой на максималках!
Поэтому я задираю подбородок повыше и с вызовом бросаю:
— Считайте это просто личной неприязнью. Вы мне не нравитесь.
— Как мужчина? — Чуть вздрагивают уголки его губ.
Внутри разгорается лёгкий, нездоровый азарт.
— Как человек.
— И какие же именно мои человеческие качества не прошли ваш жёсткий фильтр?
— Ваша манера идти по головам ради достижения собственной цели.
Максим медленно кивает.
— Хорошо. Слушаю ваше предложение по решению этой проблемы.
— Я уволюсь, и тогда отпадёт необходимость решать эту проблему.
— Уволитесь… Уволитесь… — Максим прокручивается в кресле, закусив губу.
Сделав полный круг, лезет под стол за кожаным дипломатом. Расстёгивает и достает тонкую папку.
— Держите, — протягивает мне лист бумаги.
— Что это?
— Заявление. Вы же решили уволиться? Вот и садитесь, пишите...
Алиса.
Хмурясь, делаю перу нерешительных шагов вперёд.
Так просто? Правда?
Выхватываю пустой бланк, с недоверием глядя в ледяные глаза Куравина.
Божечки, как можно быть таким холодным? Мне хочется закутаться в плед рядом с ним, потому что по коже бегут мурашки от мороза.
Сажусь за стол напротив Максима, быстро заполняю заявление. Моя рука, сжимающая ручку, зависает над графой «Подпись».
Я серьёзно вот так просто позволю ему снова разрушить мою жизнь?
Но я не хочу бороться…
Не хочу, честно.
У меня есть подушка безопасности. Я, словно хомяк, всегда запасаюсь на случай, если будущее даст крен, вот как сейчас. Накопленных денег нам с Лёлей хватит, даже если я просижу без работы год. Если экономить — хватит и на полтора.
Но я всё же сомневаюсь…
— Давайте, Аксёнова, не робейте. Ставьте подпись. — мрачно диктует под руку Максим. — Ставьте.
Скриплю зубами.
Оставляю в углу бланка размашистый автограф, щелкаю ручкой об стол и, не удержавшись от гневного порыва, бросаю заявление в лицо Куравину.
Он перехватывает его на лету, даже не моргнув, но взгляд его меняется и темнеет, будто я только что пересекла невидимую черту.
На секунду мне кажется, что я его задела.
Что, быть может, эта равнодушная маска пойдёт трещинами, и я увижу, что под ней прячется живой человек, а не биоробот.
Но вместо этого Максим молча встаёт, подходит совсем близко и, держа заявление перед собой, с небрежностью рвёт его на несколько частей.
Клочки бумаги падают на пол между нами.
Поднимаю на него обескураженный взгляд, хлопая глазами.
— А теперь, Алиса, слушай внимательно, что я тебе скажу, — Максим упирает ладони в подлокотники моего кресла, нависая сверху и закрывая мощным корпусом свет от окна. — Ты никуда отсюда не уйдешь, пока я тебе не разрешу.
Его поза лишает меня возможности трусливо покинуть поле боя.
Лицо Куравина так близко, что я чувствую на щеках тёплое дыхание.
И теперь у меня не остаётся сомнений — он прекрасно меня помнит.
Видимо, явился сюда, чтобы добить остатки моей гордости!
— Я хочу… Мне казалось, я ясно дала понять, что больше не желаю здесь работать.
— А я ясно дал понять, что твои желания значения не имеют. Ты можешь думать, что вольна в своём выборе, но делать будешь так, как я скажу.
— Почему? — Облизываю пересохшие губы.
Взгляд Максима резко устремляется на них.
Кадык его вздрагивает.
Я определённо схожу с ума, потому что мне кажется, будто нас окутывает розовый ванильный флёр феромонов и взаимного притяжения.
Сердце колотится в ушах.
Максим и раньше был до преступного сексуален, но сейчас…
Возмужал. Черты лица сильней заострились. И появилась в нём какая-то иная, хищная сила, подавляющая своим весом всяческое желание оказывать сопротивление.
— Почему? — Повторяю свой вопрос едва слышно. — Потому что ты купил мою компанию, а значит, меня тоже? По-твоему, теперь я просто одна из твоих игрушек?
Ловя меня за подбородок, властно сминает мои двигающиеся губы большим пальцем.
От неожиданности задерживаю дыхание.
— Что… Что ты делаешь?
Зависает, застывая озадаченным взглядом в пространстве между нами.
Отстраняется, хмурясь, словно пытается избавиться от какого-то наваждения.
— Очень своевременный вопрос, — отворачивается.
И розовая завеса вокруг нас рассыпается в прах, превращаясь в пепелище прошлых отношений, по которому Макс бесчувственно топчется.
Чёртов оборотень стремительно перевоплощается из моего бывшего пылкого любовника в нынешнего холодного босса.
— Ты сотрудник, Алиса, — голос его снова становится ровным и бесцветным. — Опытный, хороший, ответственный сотрудник, хоть и склонный драматизировать, судя по характеристике, которую любезно предоставил Виктор Павлович. Вот единственная причина, по которой ты здесь. Всё личное, будь добра, оставь за дверью.
— Но это моя жизнь, — упрямо бросаюсь в атаку.
Максим отходит к своему столу, переводит задумчивый взгляд в окно.
— Тогда сделай так, чтобы эта жизнь приносила пользу и компании тоже. Я не собираюсь позволять твоим эмоциям диктовать условия. Ты — профессионал. Это всё, что нас с тобой сейчас интересует.
— Но я…
— Ты не поняла? Ты здесь не для того, чтобы спорить.
— Я этого так не оставлю!
— Это не обсуждается, Аксёнова, — устало вздыхая, отмахивается от меня. — Иди. И постарайся меня больше не злить.
— А иначе? — Прищуриваюсь мстительно.
— А иначе последуют наказания. И они тебе ой, как не понравятся.
Наказания?
Почему из его уст это звучит как что-то, от чего у меня теплеет внизу живота?
Заливаясь краской неуместного стыда, выбегаю из кабинета…
Максим.
Веду машину по полупустым вечерним улицам, не обращая внимания на мерцающие неоновые огни витрин и блеск рекламных экранов.
Мой внедорожник бесшумно и мощно скользит по асфальту, жадно глотая километры. Чёрный, надёжный, вместительный, с дополнительными встроенными системами безопасности — идеальный спутник для того, кто привык держать всё под контролем.
Но почему у меня не получается контролировать ситуацию, когда рядом Алиса?
С каждым её взглядом, словом, коротким жестом у меня будто напрочь отключается логика.
Я — Максим Куравин, человек, который всегда трезво оценивает обстановку и безупречно контролирует свои эмоции, в присутствии этой огненной лисы начинаю вести себя как распоследний идиот — иррационально, нервно.
Алиса просто сносит мне башню.
Было не просто расстаться с ней. Я словно оторвал себя от какой-то эмоциональной зависимости, которая мешала работе.
Это как бросить курить, как перейти с кофеина на воду с лимоном — в перспективе очень полезно, но в моменте больно, мля.
Синдром отмены был жёсткий. Меня лихорадило и ломало, а рука сама тянулась к телефону, чтобы написать ей и вернуть всё, как было.
Но я сдержался.
Шагнул в мир, где я сам контролирую всё: каждое своё действие, каждую минуту собственной жизни.
И я был несказанно счастлив первое время: никаких сюрпризов, только голая работа. С тех пор, как отец передал мне управление холдингом, на мои плечи легла огромная ответственность за судьбу тысяч человек. Мне просто необходимо было сконцентрироваться на этом.
Но этот комфортный, предсказуемый порядок неожиданно стал напоминать картину, написанную в серых красках. На смену удовлетворению, пришла пустота. Странное, тупое ощущение, что у меня в руках есть всё, кроме главного.
У меня больше нет Алисы, а без неё, как оказалось, нет и самой жизни. Только жалкое подобие, завязанное на иллюзорном образе деятельного бизнесмена.
Въезжаю в закрытый двор жилого комплекса. Повсюду камеры, охранники по периметру. Здесь нет места случайным людям — здесь только те, кто платит за привилегии и комфорт.
Ворота, просканировав мои номера, открываются, и я проезжаю дальше, к автоматической пропускной системе. Выруливаю на подземную парковку, ставлю машину рядом с наполированным спорткаром.
Выхожу.
Взглядом пробегаюсь по рядам дорогих машин: Порше, Бентли, Ролс-Ройс… Новенькая Мазератти Сташевского, — очередная его нерациональная покупка ради понтов, — тоже здесь. А значит, и сам Стас дома.
С сожалением вздыхаю.
Чёрт…
И я воровато оглядываюсь по сторонам, будто Сташевский может сейчас выпрыгнуть из-за угла.
А Сташевский, вообще-то, реально может!
Закрываю машину, поднимаюсь к себе.
Палец на сканер, короткий сигнал, и замок, считывая отпечаток, открывается.
В квартире слышны приглушенные звуки перестрелки. Стоит мне шагнуть в гостиную, как передо мной открывается — вся картина: Сташевский, развалившись на диване, крошит зомби изо всех своих виртуальных сил.
Молча прохожу к приставке и выдергиваю шнур из розетки.
Экран телевизора тут же гаснет.
— Эй! — Стас возмущённо взмахивает геймпадом. — Такую миссию мне запорол! Придется заново проходить.
— Что ты здесь делаешь?
— Спасаю землю от зомби-апокалипсиса, не видно разве?
— Нет, что ты делаешь конкретно здесь? Как ты вообще вошел? — Устало спрашиваю, скрещивая руки.
— Взломал технический код твоего замка. Минутное дело.
Да, Сташевский — компьютерный гений. Очень полезный человек, когда дело касается ай-ти сферы. Поднял на своей гениальности лярды бабла, но в остальном он — заноза в заднице.
Стас живёт надо мной, однако очень часто устраивает поползновения на мою территорию. Скучно ему…
— У тебя что, своей квартиры нет?
— Я прячусь от Ирины Васильевны, — нехотя поясняет друг и тянется за бутылкой воды.
— Кто это?
Не припомню, чтобы он своих многочисленных любовниц величал по имени-отчеству.
— Мой бухгалтер. Приехала с какими-то бумажками и хочет, чтобы я работал.
— Возмутительно! — С сарказмом выгибаю бровь.
— Я у тебя пересижу, окей? Она потопчется час и уедет. Хотя вот думаю, может, подняться и предложить переключиться с работы на что-то более приятное? Ирина Васильевна очень даже ничего…
— Так, стоп. Слишком много информации, — отрезаю я.
Стас только ухмыляется. Его вечно что-то веселит. Он понятия не имеет, как быть серьезным.
— Ну, а что у тебя? Нашел свою потеряшку?
— Нашел.
— Что-то я не вижу победной улыбки на твоем лице.
— Потому что до победы ещё далеко. Мы провели лишь один раунд.
Стас присвистывает с детским восторгом на лице.
— Оу, воу! Куравин, погоди! Я думал, ты там собираешься в любви признаваться, предложение делать. А ты, похоже, развернул против неё целую военную кампанию?
— С Алисой по-другому нельзя.
Иду на кухню.
Слышу, как Сташевский встает и следует за мной, не оставляя шансов закончить этот разговор.
— Ты это серьезно? Слушай может тебе пересмотреть стратегию?
— Моя стратегия верная.
— Так, Макс, я сейчас Тароеву напишу, и мы вместе тебе мозги вправим.
— Не смей! — кидаю на Стаса предостерегающий взгляд, но поздно.
Сташевский достает телефон и быстро бегает пальцами по экрану.
— Ну вот, готово, — сообщает он, убирая гаджет в карман.
— Господи… Хоть бы его не было дома, — выдыхаю я.
Почти в ту же секунду в дверь звонят.
Естественно!
Открываю, молча пропуская Тамерлана в квартиру.
Он босиком, в свободных домашних штанах, без футболки. По стальным мышцам стекает пот, влажные волосы собраны в пучок на затылке — наверное, снова тренировался. Он занимается, кажется, всеми видами единоборств, известными человечеству.
Дышит часто и глубоко, а густые брови хмуро сведены над переносицей.
Алиса.
Захожу домой, уставшая, нетвёрдо стоящая на подкашивающихся ногах.
— Я дома! — Кричу с порога.
Топ-топ-топ.
Маленькие ножки шлёпают по полу.
— Ма-а-а-ма приехала! — Лёля с разгона врезается в мои колени. Обнимает со всей силой, на которую способна.
— Привет, искорка, — лохмачу огненную макушку. — А где наша Карина?
Сгребаю дочь в объятия и целую звонко в усыпанную веснушками щёчку.
— Карина на подзарядке.
— Делает зарядку? — Удивляюсь. Не замечала раньше за сестрой тяги к спорту.
— Да нет, мам, — морща носик, смеётся Лёля и диктует мне по слогам: — Она под-за-ря-жа-ет-ся.
С дочкой на руках прохожу в зал. Карина, с видом глубоко несчастного человека, валяется на диване, закрыв глаза предплечьем.
Карина сейчас учится в педагогическом, а так как снимать собственное жильё она не хочет, ей приходится помогать мне с дочкой, когда я застреваю на работе или разруливаю жизненные катастрофы вроде сегодняшней.
— Подъём, — толкаю сестру в бок.
— Да не сплю я, — бубнит. Садится, зевая, и сканирует меня взглядом. — Бог мой, Алиса, ты выглядишь…
— Так, будто мой придурошный бывший сначала перекупил моё издательство, довёл меня до ручки, вынудил уволиться, а потом на серьезных щах заявил, что увольняться мне не положено?
— Ну… Я хотела сказать «нервно», но твой вариант тоже неплох, — соглашается Карина, и Лёля серьёзно кивает, будто всё понимает.
Вообще-то, я бы не удивилась, если бы она и правда поняла: в свои четыре года она так рассуждает, что иногда я ощущаю себя несмышлёным ребёнком в нашем тандеме.
— Мама, кстати, у меня для тебя важные новости, — торжественно объявляет Лёля, поправляя свою аккуратную косичку.
— Да, слушаю внимательно.
— Меня Андрюша в садике обижает.
Хмурюсь, чувствуя, как моя материнская ярость моментально набирает обороты.
— Как обижает?
— Обидно!
— Что именно он делает? Он ударил тебя? Толкнул?
— Нет, мам. Ну, он задирается. Мои игрушки отбирает, а ещё… Ещё за косичку дёрнул.
— Ох уж эти мужчины, — вздыхаю. — Лёль, да он просто тобой увлечён.
— Увлечён?
— Нравишься ты ему.
— Странный он. Почему, если я ему нравлюсь, он ведёт себя как дурак?
Карина хихикает, а я поджимаю губы, обдумывая ответ.
Ох, Лёля, если бы я знала, я бы, наверное, карьеру психолога построила!
— Видишь ли, Оленька, мужчины почти всегда ведут себя как дураки, когда им нравится женщина.
— Почему?
— Кто ж их знает? Наверное, гормоны шалят.
— Гор-мо-ны, — медленно повторяет Лёля, будто пробует слово на вкус. — Мам, а почему эти гормоны шалят? Их что, мама не воспитала?
Карина давится смешком, а я начинаю задумываться, не готовлю ли я себе проблем на будущее, прививая ребёнку излишне скептическое отношение к мужскому поведению.
— Это длинная история, искорка. Как-нибудь, когда ты подрастёшь, я тебе всё объясню.
На кухне завариваю чай, разливаю по чашкам. Зову девчонок к столу.
Лёля появляется с моим калькулятором в руках, щёлкает по кнопкам с максимально серьёзным видом, как будто решает судьбу бюджета нашей семьи.
— Что считаешь?
— Я хочу узнать, сколько денег нужно, чтобы купить садик, и всех детей отправить к бабушке на каникулы.
Бровки Лёли хмуро сведены над переносицей, губки сложены суровой линией.
Иногда я смотрю на неё и невольно думаю, что она просто копия Максима. Тот же сосредоточенный взгляд, те же манеры.
И если бы не её ярко-рыжие волосы и веснушки, я бы даже решила, что моего в ней ничего нет.
— А мой блокнот случайно не у тебя? — спрашиваю я, надеясь вернуть в хозяйство ещё какие-нибудь украденные офисные принадлежности.
— Нет, твой блокнот скучный, — отмахивается она, забрасывая калькулятор на стол.
Карина ловит мой взгляд.
— Алиса, я хотела напомнить, что у меня со следующей недели начинается практика в училище, — сестра разворачивает конфету, сует целиком в рот. — Не шмогу быть так чашто на подхвате.
— Сначала прожуй — потом говори, — журит пальчиком Лёля.
— Вот, слушай ребёнка. Я помню про твою практику, не переживай.
— Справитесь?
— Куда мы денемся? Конечно, справимся.
В конце концов, не могу же я держать бедную девочку в заложниках, лишая её будущей карьеры.
— А про бывшего… Ты не шутила, да?
Закатив глаза, хватаюсь за горячую чашку чая.
Одной лишь мысли о Куравине достаточно, чтобы озябли от холода кончики пальцев.
— К сожалению, это чистая правда. Максим Куравин действительно выкупил издательство и меня впридачу. Можешь поздравить меня с чудесной встречей с прошлым.
Лёля внимательно смотрит на меня, как будто что-то обдумывает. Вижу, что зреет в её голове очередной «взрослый» вопрос.
— Мам, а почему твой бывший тебя купил?
Я вращаю глазами, представив на мгновение, как завтра Лёля со святой простотой четырехлетки объявляет всем в садике, что маму купил её бывший. В этом возрасте у детей ведь нет тормозов: все, что приходит на ум, тут же озвучивается.
— Искорка, я не так выразилась. Он просто купил компанию, в которой я работаю.
Лёля серьёзно смотрит на меня, чуть склонив голову вбок.
— А почему это плохо?
— Потому что… Потому что он, Лёля, надутый индюк, который диктуем всем, как им жить, работать и даже дышать! Вечно всем недовольный. Мама его не научила улыбаться!
— Ему просто нужно дать конфету.
— Конфету?
— Если кто-то грустный, надо ему дать конфету и включить мультики. Мне это всегда помогает.
Она быстро стягивает со стола конфетку, суёт её в карман и убегает к себе в комнату, оставив нас с Кариной обескураженно смотреть ей вслед.
— У тебя очень мудрая дочь. Прислушайся к совету.
— Он растоптал меня, а я ему конфеты потащу? Может, мне ему ещё букет заказать? Он козёл. Ненавижу!
Алиса.
Я собрана, уверенна, настроена на победу.
Как иначе, когда на мне любимое платье: тёмно-синее, строгое, но подчёркивающее каждый изгиб тела. Чувствую себя в нём на все сто!
Настроение на высоте — боевое! Сегодня мне море по колено, и никакой Куравин не испортит этот чудесный день.
Створки лифта разъезжаются в стороны.
Я сразу вижу его.
Максим стоит в конце длинного коридора, сжимая подмышкой стопку документов. Хмурый, как всегда, словно сама вселенная ему в кофе плюнула с утра.
Наши взгляды пересекаются.
Уголок его губ чуть вздрагивает, но это скорей смахивает на конвульсию, нежели улыбку.
Вышагиваю к нему, чувствуя, как его взгляд буквально прикипает к моим бедрам, вырисовывающим в воздухе восьмёрку. И внутри меня взрывается первый фейерверк, знаменующий маленькую победу женщины над мужчиной.
Этап первый — деморализовать противника.
Нас с Куравиным разделяет всего несколько метров сгущённого и наэлектризованного воздуха.
Прокручиваю в голове эффектную реплику, с которой пройду мимо него, обдав облаком ненавязчивого парфюма, как вдруг дорогу мне преграждает Роман.
Откуда только взялся, блин?! Всё торжество момента изгадил.
— Алиса, доброе утро! Выглядишь… Вау!
— Спасибо, Ром, — выглядываю из-за его спины на Куравина, который моментально отворачивается, с преувеличенным интересом разглядывая трещину на стене.
— Слушай, тиражи той книги про хоккеиста отпечатаны.
— Правда? Ну, слава всем богам!
— Ага! Вот, тебе экземплярчик спёр. Держи, поставишь на полку к коллекции.
Роман передаёт мне книгу.
У нас всё издательство знает о моём маленьком хобби — я собираю книги, которые самостоятельно вела. Это мои детки. У меня уже солидная коллекция в кабинете, и всякий раз, когда я бросаю взгляд на плоды трудов своих, понимаю, что работаю не зря. Ведь каждая из этих историй нашла своё место в сердцах людей.
Рома мнётся, глядя на меня с необыкновенной серьёзностью.
О, нет!
Знаю я этот его взгляд! Сейчас снова начнутся неумелые подкаты, от которых мне придётся увиливать. Ромкины попытки пофлиртовать заставляют меня сомневаться в человечестве как таковом.
— Тираж уже готов к отгрузке, — сообщает он, награждая меня своей фирменной улыбкой с налётом липкости. — Может, и мы с тобой отгрузимся куда-нибудь сегодня вечерочком, м?
Его ладонь ложится на моё плечо, поглаживает осторожно.
Вверх-вниз.
Бррр…
Чёртово платье! Зря я его надела.
— Ох, Ром, знаешь, я бы с радостью…
— Аксёнова сегодня занята, — Куравин въезжает между нами танком, брезгливо стряхивая с меня руку Романа.
— Занята? — Рома возмущённо вскидывает бровь. — И кем же, позвольте узнать?
— Чем. Она проторчит здесь допоздна, разгребая собственные косяки.
Теперь приходит моя очередь возмущаться.
— Какие ещё косяки?
— Эти, — Куравин припечатывает к моей груди несколько папок. — На этот раз будьте внимательны при заполнении документации.
Резко развернувшись на каблуках своих наполированных до блеска ботинок, он уходит.
Ох, как же он… Как же бесит меня!
Так и хочется крикнуть вдогонку, что главный косяк в моей жизни — это он!
— Прости, Ром, не получится сегодня, — виновато пожимаю плечами и смываюсь в свой кабинет.
Погружаюсь в работу.
Опускаю взгляд к бумагам, а когда поднимаю голову — часы уже показываю обеденное время.
Собираю в стопку все документы, прикладываю сверху заявление на увольнение и иду к кабинету Куравина.
Не то, чтобы я прям надеялась, что в этот раз он это заявление подпишет, но должна же я хотя бы пытаться доставить ему проблем?
Это же война, а не вечер любезностей.
Вхожу, молча бросаю папки на край его стола.
— А вот и двоечница явилась. Быстро вы, — косится он на часы на запястье. — Так хочется побыстрей смыться с работы?
— С чего бы это?
— Не знаю. Может, чтобы повилять хвостом у кого-нибудь перед носом?
— Мой хвост — не вашего ума дело.
— Моего, если это сказывается на вашей работе. А это что? — Поддевает пальцами моё заявление.
Наши взгляды встречаются на мгновение.
— Аксёнова, я не достаточно доходчиво объяснил? Я вас. Никуда. Не отпускаю.
Демонстративно рвёт пополам. Два клочка теперь уже бесполезной макулатуры падают к его ногам.
В ледяном взгляде — абсолютная непроницаемость.
Без единого слова он вручает мне новую кипу документов.
Что ж, ладно…
Пожимаю плечами, беру папки и топаю обратно к себе. По пути беру крепкий кофе без сахара и даже без молока — кажется, день будет сложный.
Снова закапываюсь в работу, да так глубоко, что не замечаю, как Маня входит в кабинет.
— Тебя сегодня не видно, подруга.
— Новый босс заставил делать работу над ошибками. И мне нужно поторопиться, иначе оставят после уроков.
— Ну, тогда у меня для тебя плохие новости, — Маня с хлопком опускает на край стола ещё стопку папок и дарит мне сочувствующий взгляд.
Давлю стон разочарования и злости.
— О-о-о! Господи, что это?
— Куравин сказал, ты знаешь, что с этим делать.
Алиса, держи себя в руках!
Он ровно этого и добивается — чтобы ты взорвалась, вышла из себя. Но ты ведь не доставишь ему такой радости, верно?
Натужно улыбаюсь Маше, двигая к ней то, что уже успела закончить. Сверху — новый экземпляр заявления.
— Передай Куравину, что я с радостью всё сделаю.
— С радостью? — Машка косится с подозрением. — Так и передать?
— Именно так.
Маша уходит, бубня себе под нос о том, что вокруг одни сумасшедшие.
Возвращаюсь к работе.
Пью кофе.
Луплю пустым взглядом в цифры и статистику…
Ненавижу цифры! Я — редактор, я люблю буквы!
Слишком много всего…
Да и кофе во мне уже столько, что у организма, кажется, выработалась толерантность.
Максим.
Всю ночь я просто сдыхаю!
Мне снятся рыжие волосы, разметавшиеся по обнажённой спине. Её нежная кожа под пальцами, мягкие полушария упругой груди. И тихое мурлыканье на ушко…
Верчусь, ищу удобную позу, вжимаю в себя подушку, представляя, что обнимаю свою лису. Отрубаюсь на короткие секунды, а потом снова просыпаюсь от нестерпимого зуда в паху.
Со стоном окончательно выныриваю из сна как раз в тот момент, когда срабатывает будильник.
— Чёрт… — Слепо пялюсь в потолок, мучаясь от почти болезненного стояка.
К сожалению, я помню каждый изгиб её тела. И это сводит с ума.
Сегодня я явно не в духе…
Утро, по своему обыкновению, начинается с похода в спортзал на первом этаже моего дома. Тренировка — один из ритуалов, который укладывает хаос жизни в понятную для моего мозга структуру. Но сегодня я просто выпускаю пар и даю выход тестостерону, который курсирует по венам.
Мне важно, чтобы всё шло чётко, слаженно, по расписанию.
В шесть утра зал почти пуст, и именно это мне сейчас нужно — спокойствие, тишина и возможность настроить себя на продуктивный рабочий день.
Ровно в семь заканчиваю, принимаю холодный душ, и к семи тридцати я уже дома — костюм выглажен, полезный завтрак на восемьсот калорий, чтение бизнес-литературы.
В 8:30, как по часам, выезжаю на работу.
Шагаю по коридору офиса, невозмутимо кивая встречным сотрудникам, которые тут же прижимаются к стене, пропуская меня.
Офис живёт своей жизнью, люди погружены в дела, и это нравится мне больше всего — когда каждый занят делом, за которое ему платят деньги.
Сажусь за стол. На мгновение в голове вспыхивает вчерашнее воспоминание — когда я увидел Алису спящей на диване. Что-то на границе бессознательного подкинуло мысль о том, что нужно укрыть её пледом — чтобы не замёрзла дурёха. Во мне даже совесть взыграла, мол, Куравин, посмотри, до чего девочку довёл. Разбуди и отвези домой!
К себе.
А потом запри и никуда не отпускай, как советовал Тамерлан.
Но потом я сам себя одёрнул — это же война! А значит, не до сантиментов.
В конце концов, если бы Аксёнова сразу делала свою работу идеально, а не допускала идиотские ошибки по невнимательности, то и сидеть бы до темноты не пришлось.
Открываю перед собой первую папку с документами.
Коммерческий тендер… Интересно.
Бегло читаю, выделяя для себя основные тезисы.
«В рамках реализации издательского проекта «Современная молодёжная литература», наша компания объявляет тендер на оказание услуг по печати…»
Если подготовиться как следует, то тендер может быть нашим. И тогда даже у такого крохотного и терпящего сплошные убытки издательства появится шанс на процветание.
Только вот эти раздолбаи, кажется, не настроены на борьбу за тендер.
Отвлекаюсь на возню в коридоре.
В кабинет без стука входит мужик в растянутом свитере, кладёт на мой стол шоколадку и, смотря на меня совершенно невозмутимо, выдаёт:
— Здрасьте. Я Артём из ай-ти.
— Очень рад, Артём из ай-ти, — поднимаю медленно глаза от бумаг.
— Я это… — Мнётся. — Пришёл за премией.
За премией? С какого дуба Артём из ай-ти сегодня упал?
— Нет. Иди отсюда.
Артём покидает кабинет, а я снова погружаюсь в работу — перечитываю на третий раз одну и ту же строчку из тендера. Но буквально минуту спустя дверь снова открывается.
На этот раз появляется женщина — грузная, в строгой блузке и с огромной брошкой в виде стрекозы на груди. Она торжественно кладёт на мой стол коробку запечатанного чая и отводит смущённо глаза.
— Здравствуйте, Максим Игоревич. Я Светлана Юрьевна, можно просто Света, — она хихикает, как девчонка, и украдкой поправляет стрекозу. — Я из отдела кадров.
— И что вас привело в мой кабинет?
— Так… Премия же…
— Нет, — отрезаю уже раздражённо. — Свободны.
Светлана задумчиво сводит брови над переносицей и бочком покидает мой кабинет.
Цирк!
Я снова пытаюсь вернуться к работе. Не понимаю уже, где что читал.
Терпеть не могу, когда отвлекают! Особенно, когда я в таком лютом расфокусе.
«Жанровая направленность — роман, приключения, фантастика. Важно соблюдение высоких…»
— Здравствуйте! — Появляется в щели приоткрытой двери рыжая голова.
Чувствую, как дёргается правый глаз, словив нервный тик.
— Ты кто?
— Миша. Миша, из логистики, — пружинистым шагом он идёт к моему столу и презентует мне пачку печенья. — Я тоже за премией. И это… Заодно за Генку хочу попросить.
Вторая пачка печенья ложится рядом.
— Поверить не могу, — бурчу себе под нос.
— Так это… Что надо подписать?
— Вы подпишете себе смертный приговор, если задержитесь здесь ещё хоть на секунду.
— Понял… — Уматывает.
Работаю.
Точней, пытаюсь делать вид, что работаю, потому что народ прётся ко мне нескончаемым потоком, и тащит с собой всякую хрень.
Так, всё. Вдох-выдох…
Читаю.
«Издательства, принимающие участие в тендере, должны соответствовать следующим требованиям…»
— Максим Игоревич, можно?
Ааа!
— Нельзя! Вы кто?!
— Катя… — испуганно.
Ну всё, хватит с меня!
С папкой в руках выхожу в коридор, чтобы посмотреть, что вообще происходит, и вижу перед своим кабинетом целую толпу, что тут же впивается в меня требовательным взглядом.
Половина офиса выстроилась, каждый с каким-то подношением: коробки конфет, пакеты с кофе, пирожные. Кто-то даже принёс банку домашних солёных огурцов.
Люди стоят в ожидании, как паломники перед вратами святыни.
— Что вы тут устроили? — Рявкаю, чтобы хоть как-то рассосать эту толпу.
— Так сказали, что вы сегодня премии всем выдаёте…. — Раздаётся тихо.
— Кто такое сказал?
Оглядываю собравшихся.
Все в едином порыве устремляют взгляды в пол, словно увидели там что-то интересное.
— Кто сказал, спрашиваю?
Максим.
— Аксёнова! — Вламываюсь без стука, и вихрь воздуха от распахнутой двери сметает с её стола бумаги.
Она стоит у окна, сложив руки на груди и выглядит так, словно только и ждала, когда я появлюсь.
А может, и правда ждала.
Конечно она знала, что меня это выбесит! Кому, как не Алисе тыкать палкой во все мои слабые места?
Настроен я крайне решительно, но стоит нашим глазам встретиться, как что-то во мне ломается и щёлкает, а все подготовленные фразы разбиваются о её бесстрашный взгляд.
— Максим Игоревич, какой сюрприз!
— Сюрприз, значит? Это ваших рук дело?
— Что именно? — хлопает незамутненно ресницами.
— Эта… Эта диверсия с подношениями и вымогательством!
— Вот значит как вы обо мне думаете?
— Я о вас вообще никак не думаю!
Ой, звездабол, Куравин…
— Да, это я, — Алиса вздёргивает курносый нос вверх.
— Заканчивайте эти игры!
— О, я только начала! Это была лишь разминка. Тест на устойчивость.
Сверкает воинственно глазами.
И ведь не считает себя виноватой! Ни капли.
Срывать рабочий день таким фееричным образом, саботировать порядок и режим, да откровенно изгаляться над собственным боссом! Уму непостижимо!
Так, Куравин, спокойствие и контроль.
Спокойствие и контроль.
Спокойствие…
— Я ненавижу, когда меня отвлекают от работы, — цежу я со всей холодностью, на которую только способен.
— Я заметила. Вы вообще кроме своей работы ничего не любите.
— Ошибочное мнение.
— Оно складывается из оценки вашего поведения.
— И как же я себя веду?
— Как робот! Вы не способны на спонтанность, на бунтарство, на какие-либо человеческие эмоции.
— Способен, конечно!
— Выпить утром яблочный смузи вместо сельдереевого — это не бунтарство! Вы чопорный и повёрнутый на работе, согласитесь?
— Да, и… И вам следовало бы брать с меня пример.
Алиса фыркает, закатывая глаза.
— И превратиться в робота с ограниченным функционалом?
— Может быть тогда вы не будете так позорно косячить, Алиса. Сергеевна.
— Не учите меня работать! Я знаю своё дело и уверена в качестве своей работы.
Швыряю папку на стол.
Алиса вздрагивает, но по-прежнему не сводит с меня взгляда, полного вызова.
— Ах, раз вы у нас такая умная и знаете, как лучше работать, берите тогда тендер. Покажите мне, как работают профессионалы. На следующей неделе приём проектов. Презентация будет на вас, и если не справитесь, то я, так уж и быть, исполню ваше заветное желание — вы вылетите отсюда, как пробка. И будьте уверены, ни одно другое издательство вас не примет!
— Тендер? — Нервно вздрагиваю ноздри Алисы.
— Тендер.
— Я никогда раньше…
— Самое время начать. Или что, слабо?
Она облизывает сухие губы, но быстро возвращает себе самообладание.
— Как скажете, — ведёт бровью и демонстративно поворачивается ко мне спиной.
Спиной!
Ко мне!
— Не смей отворачиваться, когда я с тобой разговариваю.
Она не спешит слушаться. Будто наслаждается тем, что может вот так просто выводить меня из себя.
— Или что? — Тянет лениво и тихо.
В два шага пересекаю расстояние, разделяющее нас, разворачиваю за плечи к себе и буквально впечатываю её в стену. Сжимаю пальцы, впиваясь ими в кожу.
— Это харасмент! — Двигаются медленно её налитые губы.
— Алиса!
От злости на неё мне дышится часто и поверхностно.
Хочется свалить подальше, чтобы выйти из под влияния ярких зелёных глаз, которые заставляют меня потерять всякую связь с рациональным.
Хочется свалить, но…
Я не могу отодвинуться от неё.
Мозги становятся рыхлыми, в паху ноет, по венам курсирует чистый адреналин.
Алиса — мой главный аттракцион, накачивающий такими эмоциями, что меня штырит не по-детски.
Резкое движение вперёд.
Секундная заминка…
Она замирает, затаив дыхание, и встречает мой взгляд широко распахнутыми глазами.
Напряжение между нами сгущается. Голубая венка истошно трепещет на тонкой шее, и мне хочется впиться в неё губами, прикусить нежную кожу…
Мы стоим настолько близко, что я чувствую её аромат. Ловлю, как поехавший, её тяжелые вдохи.
— Может… — говорю, сдерживая барабанный бой сердца, — может, тебе стоит лучше думать, прежде чем доводить меня до такого состояния, Аксёнова.
Она улыбается, но в её глазах снова читается вызов.
— А может, тебе стоит признать, что ты просто не можешь контролировать себя рядом со мной, Куравин? — Произносит она с уколом и усмешкой, а сама не двигается с места, будто тоже не хочет разрушать это напряжение.
Она просто сносит мне башню.
Хочется…
Хочется, да!
Но, чёрт, Куравин, не сейчас!
Так она точно решит, что я хочу снова её просто трахнуть. А я, вообще-то, собрался выстроить связь более прочную и надёжную.
Взяв себя в руки, отступаю. Выравниваю дыхание.
— Проект на вас, Аксёнова. Смотрите не запорите. И да, скажите остальным, чтобы заканчивали это чёртово паломничество с печеньками.
Громко хлопаю дверью.
Я прижал Алису, разгадал её план и грузанул сверху тендером. Я победил в этой схватке…. вроде как.
Но почему тогда ухожу с чувством, что Алиса расплющила меня, словно жука?
Алиса.
Сижу на подоконнике в своём кабинете, нервно отстукиваю пальцами по коленке.
Тендер…
В голове ни единой свежей идеи. Более того, с тухлыми идеями у меня тоже затык.
Пустота. Звенящий вакуум.
Куравин с ума сошёл?
Решил таким образом поставить меня на место, потому что думает, что я выскочка?
Он точно хочет, чтобы я опозорилась.
А я… Я уверена в том, что хорошо знаю своё дело, однако презентации — это не моё. Я никудышный оратор, и перед публикой теряюсь. Страшно представить, как я буду чувствовать себя под претенциозными взглядами потенциальных заказчиков.
Ну, зачем ты на это согласилась, Алиса? Кто тянул тебя за твой длинный острый язык?
Неужели нельзя было унять гордыню и честно сказать Максиму, что ему следует поискать кого-то более опытного в этих делах?
Но нет, Алиса же у нас самая умная!
Вдох-выдох.
Ладно, Аксёнова, не паникуй! Всё будет хорошо!
Моё внимание привлекает движение за окном — на фоне серой улицы ярко выделяются две ярко-рыжие макушки, словно маленькие огоньки.
Карина ведёт Лёлю за ручку к офису.
Моё сердце сразу сжимается и сбивается с ритма.
Только не это!
Соскальзываю с подоконника. Быстро и бесшумно, как суперагент под прикрытием, перемещаюсь к лифту.
В голове трубит тревожная сирена, но я стараюсь её приглушить, потому что не хочу устраивать драму на пустом месте.
Ничего же не произойдёт, да?
Не произойдёт, если Максим сейчас не решит выйти из кабинета на свой плановый обход территории.
А по закону жанра это просто обязательно случится!
Створки лифта распахиваются.
— Мама! — Лёля впечатывается в меня и шмыгает носом.
— Девчонки, вы чего здесь? Откуда?
Карина недовольно поджимает губы.
— Алиса, тебе телефон зачем? Гвозди забивать?
— Не слышала, наверное. У нас же тут…
— Война, я помню! В общем, сопли у Лёли, попросили дома посидеть и подлечиться. Ольга Александровна до тебя не дозвонилась, поэтому вызвала меня. А у меня практика.
— Кошмар… Карин, может, пропустишь денёк?
— Нет, Алиса. Пропустить первый день — это вообще не комильфо! С меня в деканате потом шкуру спустят.
— Но у меня же тут этот… — оглядываюсь на кабинет Куравина в тот самый момент, когда он решает выйти.
Чёрт!
Призвала демона!
— Сюда! — Впихиваю Карину и Лёлю в кладовку, заслоняю своим телом дверь.
Выгляжу, наверное, совершенно не подозрительно!
Куравин медленно вышагивает мне навстречу, попутно заглядывая во все приоткрытые кабинеты.
— Алиса Сергеевна, что это вы тут делаете?
Господи, держите меня!
Натягиваю на лицо свою самую беззаботную улыбку, на какую только способна.
— Ничего. Просто дверь держу.
Максим поднимает бровь.
— Держите… Дверь? — Со скепсисом.
— Да, я слышала там какое-то странное шебуршание. Я думаю, у нас в офисе завелась мышь!
— Мышь? — Голос Максима звучит так, словно он ничего нелепее не слышал.
— Да, мышь! Я почти уверена, что это она.
— Отойдите, Алиса, я сам посмотрю.
— Нет! — Почти выкрикиваю, заставляя его остановиться. — Максим Игоревич, это может быть опасно! Вдруг она бешеная? Ну… Нападёт на вас, укусит. Всякое может быть.
Куравин выглядит слегка озадаченным, но не понимаю, чем именно: наличием мыши в офисе, или моим невменяемым поведением.
— Думаете, всё настолько серьёзно?
— Более чем! Я считаю, нужно вызвать службу отлова. Немедленно. Пока эта мышь не добралась до склада и не съела весь наш свежий тираж.
Максим, к моему удивлению, согласно кивает.
— Хорошо, свяжусь со службой отлова. И вы… Вы тоже не стойте здесь. Вдруг она и вас укусит.
— О, я посторожу её, чтобы не сбежала.
— Ладно, — получаю ещё один полный немого подозрения взгляд.
Куравин делает пару шагов, но останавливается.
— Кстати, про тендер. У вас уже есть идеи?
— Целая куча! Идеи из меня так и фонтанирует, не успеваю записывать! Не переживайте, всё сделаю в лучшем виде!
— Я в вас не сомневался, Аксёнова. Завтра меня не будет в офисе, так что если что-то будет нужно уточнить — звоните.
— Поняла. Обязательно. Не переживайте, делайте свои важные дела. Офис в надёжных руках! Мимо меня ни одна мышь не проскочит!
Заткнись, Аксёнова, заткнись!
Закатив на прощание глаза, Максим возвращается в свой кабинет.
Открываю дверь подсобки, выпуская девчонок на волю.
— Мышь, значит? — Сверкает глазами Карина.
Рассеянно развожу руками.
— Голос у твоего Куравина — жуть! — Карина закатывает рукав пальто, демонстрируя мурашки на предплечье. — Меня будто в морозилку сунули.
— Вот-вот…
— Сестрёнка, я, конечно, не Ванга, но готова предсказать твоё будущее. Шансов на победу у тебя ноль.
Чмокнув Лёлю в макушку, Карина сматывается к лифту.
Ну, спасибо, блин!
Подбодрила…
Алиса.
Всю ночь промаялась и почти не спала.
Мысли о тендере не давали беспокойному разуму ни на секунду остановить ход.
Я всё варю и варю это в себе. А моё воображение нарисовало уже с десяток различных способов опозориться на публику.
Сегодня Лёля весь день будет болтаться со мной в офисе, в завтра Карина сможет посидеть с ней.
Я бы взяла больничный — раньше с этим проблем не было, Виктор Палыч всегда с пониманием относился к простудам дочки, ведь он сам вырастил троих пацанов.
Но отпрашиваться у Куравина — не могу. Не могу и не стану, всё равно откажет.
Он же робот, и требования к сотрудникам у него ничуть не ниже, чем к самому себе.
Хорошо, что Куравина сегодня не будет — я смогу спокойно работать, не оглядываясь каждые пять минут и не беспокоясь о том, что мой маленький рыжий секретик раскроется.
Лифт коротко дзынькает и дружелюбно распахивает створки.
— Мы сходим посмотреть, как считают цифры? — Спрашивает Лёля, сжимая покрепче мою ладонь.
Дочка обожает подглядывать за бухгалтерами, которые трудятся над своими квартальными отчётами.
— Может, лучше к дизайнерам заглянем? Посмотришь, как рисуют книжные обложки.
— Не. Не хочу картинки.
— Ладно. Значит, совершим набег на бухгалтерию.
Лёля улыбается.
Ох уж эти Куравинские гены!
Останавливаемся на нужном этаже.
Вываливаемся с Лёлей из лифта и почти сразу налетаем на толпу суровых мужиков в строгих костюмах.
Они ходят по коридорам с кирпичными мордами, заглядывают в кабинеты, таскают какие-то документы.
Сунув Лёлю подмышку, бегу к Мане.
— Доброе утро.
— Разве? — Кривится Маша, качая головой.
— Что это за нашествие киборгов?
— Куравин прислал своих людей. Они теперь здесь вынюхивают: поднимают архивы, документы, проверяют каждый угол издательства, — Маша складывает пальцы пистолетом и прикладывает к виску. — Просто сказка!
Коротко дёргает пальцами, имитируя выстрел.
— Всё так плохо?
— Ну, если учесть, что мы можем не только без премии остаться, но и лишиться части зарплаты из-за штрафов — да. Всё ужасно. Так что, Алиса, если где-то есть косяки, бегом исправляй.
Ох, слава всем богам, что я с лёгкой подачи Куравина все свои документы уже прошерстила!
Мы с Лёлей входим в мой кабинет, я устраиваю её на диванчике с книжками, карандашами и бумагой для рисования. Ей хватает счастья, а мне — спокойствия, чтобы сосредоточиться на тендере.
Включаю ноутбук.
Минут на двадцать я проваливаюсь в работу, совершенно вылетая из реальности. Сосредоточенно вычитываю текст, который успела накидать вчера ночью, и мне, на удивление, даже нравится!
— Мам, можно мне какао? — Дёргает за рукав Лёля.
— Конечно, сейчас принесу, — отвечаю на автомате.
— Мам, но я же уже большая?
— Большая.
— Значит, я сама могу! Я знаю, где кофемашина.
Колеблюсь пару секунд.
Ладно, ничего не случится. Лёля была здесь уже сотню раз. Кофемашина — буквально за углом, и все сотрудники знают, что Лёля — моя дочь.
— Хорошо, но нигде не задерживайся.
Лезу в кошелёк и вкладываю в кулачок дочки пятьдесят рублей.
Она убегает, а я снова с головой погружаюсь в работу.
Проходит минут пять.
Или десять…
— Алиса! — Влетает ко мне встревоженная Маша. — Я не знаю, что ты натворила, но тебя ищет Куравин!
— Как это — Куравин? — Сердце падает в пятки. — Его же не должно быть сегодня в офисе!
Маша лишь беспомощно разводит руками.
— А вот сюрприз! Беги скорей, а то он какой-то нервный!
Вскакиваю.
Интуиция подсказывает, что это тот самый момент, когда моя жизнь вот-вот сделает очередной крутой твист.
Бегу по коридору, пытаясь выстроить в голове вменяемую линию защиты против обвинений Куравина, которые сейчас обязательно посыпятся на меня убийственным градом.
Распахиваю дверь.
За большим рабочим столом, в кресле самого босса, сидит довольная Лёля и сосредоточенно выводит каракули на листочке, полностью поглощённая процессом.
Максим сидит на диване, скрестив руки на груди и поджав губы, с тем самым выражением, которое означает, что он настроен разнести к чёртовой бабушке весь мир.
Его взгляд падает на меня.
Тёмная бровь медленно ползёт вверх.
— Алиса Сергеевна, вы ничего не хотите мне объяснить?