Бывшие. Ты сказал, мы тебе не нужны

Глава 1

— Маша, ты дома? — голос моей подруги Дарины Савельевой в телефонной трубке звучит непривычно приглушенно. Словно она старается говорить шепотом. — Я кое-что узнала про Алексея. Нет, это не телефонный разговор. Я сейчас к тебе приеду.

И обрывает связь прежде, чем я успеваю ей что-то ответить.

Что такого она могла узнать про моего мужа, чего нельзя было бы сказать по телефону? Ох уж эта ее таинственность!

Дарина любит наводить суету. И сплетничать тоже любит. Поэтому и сейчас я не отношусь серьезно к ее словам. Может быть, она видела его интервью по телевидению? Его как раз показывали вчера. Он выиграл областной конкурс «Предприниматель года».

От гордости за мужа я начинаю улыбаться. Поводов для радости в последние несколько месяцев у нас в семье было не много. И этот конкурс он выиграл не благодаря, а вопреки. Вопреки тому, что нам пришлось пройти за эти полгода.

И всё-таки пока я жду Дарину, я волнуюсь. Я уже отвыкла от хороших новостей.

И когда машина подруги останавливается у нашего подъезда, я уже бегу к дверям.

— Ох, Машуля, даже не знаю, как сказать, — она отводит взгляд.

А мое сердце ухает куда-то в пятки.

— С Алёшей что-то случилось? Да говори же ты, не молчи! — я хватаю ее за плечи и трясу.

— Да всё с ним в порядке! — с непонятной мне злостью произносит она. — Здоров и бодр как племенной бык.

Я смотрю на нее с удивлением. Что на нее нашло?

— Давай присядем куда-нибудь, и я тебе всё объясню, — она берет меня за руку и ведет в гостиную, где мы садимся на диван. — Я была сейчас в ресторане на Набережной. Забежала на комплекс, чтобы пообедать по-быстрому. Так вот — там был твой муж. И он был не один.

Она делает паузу, ожидая моих вопросов. Но вопросов у меня нет. Зато есть куча объяснений.

— И что? Он часто ходит на обед с кем-то из коллег или деловых партнеров.

— Вот уж нет! — фыркает Дарина. — Та девица, с которой он сидел за столиком, не похожа ни на коллегу, ни, тем более, на делового партнера. И вела она себя так, словно они близки. Очень близки!

Последнюю фразу она выделяет тоном и смотрит при этом мне прямо в глаза.

Сердце уже бешено стучит. Нет, всё это ерунда! Алексей никогда бы так со мной не поступил! С нами не поступил — со мной и нашей маленькой Катюшей. Тем более, сейчас, когда он нам так нужен.

— Дара, я уверена, ты ошиблась! Даже если он обедал вместе с какой-то девицей, и она бросала на него томные взгляды, это ничего еще не значит!

Алексей мужчина видный и женским вниманием никогда обделен не был. Но я уверена в нём как в себе самой.

— Не значит? — горячится подруга. — А то, что он ее за ручку брал, по-твоему, тоже ничего не значит? Да что я тебе рассказываю? Я сейчас покажу! — и она достает телефон. — Снимки, конечно, получились не очень. Сама понимаешь, я старалась фотографировать так, чтобы они меня не заметили. Но, думаю, этого достаточно, чтобы ты поняла, что я не вру.

Смотрю на снимок на экране. Алексей снят сбоку. Но это именно он, тут ошибиться невозможно. Напротив него — молодая женщина с копной рыжих волос.

На первой фотографии они сидят, чуть наклонившись друг к другу. Но всё в пределах допустимого. А вот на второй его рука уже лежит на столе поверх ее руки. И выглядит это действительно довольно интимно — там, как будто они там только вдвоем. И никого вокруг.

Есть еще и третья фотография — та, где эта рыжая снята анфас. И именно этот снимок заставляет меня вздрогнуть. Потому что я узнаю изображенную на нем женщину.

Это Татьяна — одноклассница Алексея и его первая любовь. Именно с ней моя свекровь то и дело сравнивает меня. И сравнение, конечно, выходит не в мою пользу. «Ах, у Танюши золотые руки! Ах, какими пирогами она нас с Лёшенькой баловала! Очень обидно, что ты такие не умеешь печь». А печь я действительно не умею.

Но как она оказалась тут? Она живет совсем в другом городе. И почему Алёша о ее приезде ничего не сказал?

Хотя ответ на последний вопрос у меня есть. Он просто не хотел меня волновать. У меня и без этого хватает причин для волнений.

— Ну, и что? — я пожимаю плечами. — Наверно, она оказалась тут проездом. И он просто встретился с ней за обедом. Поговорили, вспомнили школу. Возможно, расчувствовались.

— Маша, ты в самом деле такая дура или притворяешься? Между ними явно что-то есть! Но если ты предпочитаешь быть страусом, то я ничего больше не стану тебе говорить. Но только когда эта девица уведет у тебя мужа, ты уж, пожалуйста, мне не жалуйся, ладно?

Она выхватывает свой телефон из моих рук и уходит, хлопнув дверью. А я всё так и сижу на диване. Вздрагиваю от звука пришедшего сообщения. Дарина прислала те самые фотографии. Решила, что я захочу рассмотреть их еще раз? Впрочем, именно это я и делаю до тех пор, пока с работы не возвращается Алексей.

Я вскакиваю, иду в прихожую. Сейчас он мне всё объяснит! И всё окажется именно так, как я и сказала Даре! И мы с ним вместе посмеемся над ее глупыми предположениями.

Мы встречаемся взглядами, и он вдруг отводит свой. Вроде бы, ерунда, но мне становится страшно.

Визуализация

Дорогие читатели! Рада приветствовать вас в своем новом романе! Надеюсь, он вам понравится!

И для начала давайте познакомимся с нашими героями!

Мария Измайлова, 30 лет

Алексей Ларионов, 35 лет, бизнесмен

Катюша, 5 лет, их дочь

Татьяна

Эта история пишется в рамках авторского литмоба "Вернуть любовь"

https://litnet.com/shrt/9HnN

Глава 2

— Что ты такое говоришь?

Мне еще кажется, что это сон. Страшный сон, который исчезнет без следа, стоит только мне проснуться.

— Маша, давай просто расстанемся. Без скандала и взаимных упреков. Ну, не сложилось у нас. Бывает. Можешь считать, что я струсил, испугался трудностей. Мне только тридцать, Маша! И я понял, что не хочу увязнуть в этом семейном болоте. Ты знаешь, сколько я пахал, чтобы добиться того, что у меня есть. Бизнес только-только начинает приносить прибыль. Но чтобы он развивался, нужно пахать в десять раз больше. А вы с Катей будете меня тормозить.

— А она? — сквозь слёзы спрашиваю я. — Она не будет?

— Ты о Татьяне? Она здесь ни при чем.

Но я чувствую — еще как при чём! И от этого становится только больней. Если бы это просто была накопившаяся за эти месяцы усталость, я поняла бы. Но речь шла о другой женщине. О той, на которую он с такой легкостью готов променять и свою жену, и своего восьмимесячного ребенка.

— Ты ее любишь?

Всё во мне протестует против этой мысли. Как он может любить ее, если у него есть я? Мы поженились только три года назад. И он клялся мне в любви и носил на руках. Неужели его чувства продержались так мало? Я вспоминаю название нашумевшего бестселлера и вздрагиваю. «Любовь живет три года». Неужели это действительно так? Но тогда почему я всё еще люблю его, как и прежде?

И даже сейчас, несмотря на его ужасные слова, я всё еще надеюсь, что это какая-то ошибка. Что он опомнится и скажет, что я всё неправильно поняла, и что на самом деле он имел в виду что-то совсем другое. Но он и не думает оправдываться. И в его серо-голубых глазах лёд.

Когда? Когда именно он меня разлюбил? Когда я не оправдала его надежд и родила больного ребенка? Малышку, на которую он не хочет тратить теперь свое драгоценное время.

Всё во мне протестует против этого. Я готова смириться с тем, что оказалась ему не нужна. Но того, что ему оказалась не нужна Катюша, я простить не смогу никогда.

— Маша, я не хочу об этом говорить. Всё, что нам нужно сейчас — это договориться об условиях развода.

Он говорит об этом так спокойно, словно давно уже всё решил. А может быть, так оно и было? И это просто я была настолько наивной, что ничего не замечала?

— Нам нужны деньги на поиск донора в международных базах. Надеюсь, хотя бы это для своего ребенка ты сделать в состоянии?

Катюше всего восемь месяцев, и четыре из них она провела в больнице. И день, когда нам с Алексеем сообщили о ее диагнозе, врезался в мою память так отчетливо, словно это было только вчера.

Ее заболевание лечится только одним способом — пересадкой костного мозга. И к сожалению, ни я, ни Алексей на роль донора не подошли. Врач сказал, для этой цели родители вообще подходят редко.

И теперь мы ищем неродственного донора. Но шансов найти его — один на миллион.

Я по-прежнему говорю «мы». Но мозг услужливо подсказывает, что никакого «мы» уже нет. И что теперь всем этим должна буду заниматься только я одна. Как и рыдать ночами в подушку. Хорошо, что Катюша еще слишком маленькая, чтобы всё это понимать. Чтобы осознать масштаб того предательства, с которым мы столкнулись. Потому что когда предают самые близкие — это страшнее всего.

На самом деле делить нам с Ларионовым, по сути, нечего. Мы до сих пор живем в съемной квартире. Красивой, дорогой, но не нашей. Потому что всю прибыль, что приносит бизнес, Алексей в него же и вкладывает. Ведь чтобы развиваться нужно инвестировать — эту мысль он внушал мне на протяжении нескольких лет. Что нужно еще немного потерпеть, поднапрячься и вот тогда… И я ждала, отказывая себе почти во всём.

Он и беременность предлагал отложить еще на пару лет — до тех пор, пока мы не обзаведемся собственным домом. А сейчас наверняка ненавидит меня за то, что именно в этом вопросе я с ним не согласилась.

Я облизываю солёные от слёз губ и пытаюсь понять, что я сейчас должна сделать. Наверно, нужно найти какого-то адвоката и попытаться получить при разводе хоть что-то. Не для себя. Для себя я не стала бы унижаться. Для Кати. Для поездок по больницам нужны деньги. Много денег. А их теперь у нас нет.

Я обещаю себе, что больше не задам ему ни единого вопроса о той, что нас разлучила. Но когда он, наспех запихнув в чемодан что-то из своих вещей, направляется к выходу, я не выдерживаю.

— Ты к ней?

— Какая разница, Маша?

Я горько усмехаюсь:

— Твоя мама будет рада. Она же всегда мечтала о такой невестке, как она.

Он окидывает меня равнодушным взглядом и не считает нужным ответить. Дверь открывается, а через мгновение закрывается — уже за его спиной.

И я остаюсь одна — в роскошной, но такой чужой и холодной квартире.

Глава 3

С адвокатом я встречаюсь на следующий день. Его мне посоветовала Дарина, а ей посоветовал кто-то еще. И он действительно производит впечатление хорошего специалиста. Надеюсь, это не только впечатление.

— Не буду скрывать, Мария Андреевна, — задумчиво говорит он, изучая принесенные мною документы, — ситуация непростая и неоднозначная. Заранее нельзя сказать, что решит суд. Бизнес появился у вашего мужа еще до вашей свадьбы, так что претендовать на раздел фирмы вы не можете. Но, разумеется, мы оценим тот капитал, что был накоплен фирмой за время вашего брака.

— А то, что я не работаю уже полтора года, будет иметь значение?

Беременность была сложной, и когда Алексей предложил, чтобы я сидела дома, я сразу с этим согласилась.

— Нет, — однозначно отвечает он. — Вклад каждого супруга в пополнение семейного бюджета учитываться не будет. Тем более, что у вас маленький ребенок, и вполне естественно, что вы занимались именно им. Вы имеете полное право претендовать на раздел в равных долях того имущества, что является совместно нажитым. А это, в том числе, и деньги на счетах вашего мужа.

Совместно нажитого у нас нет почти ничего, даже машина Алексея — дорогой внедорожник — была куплена перед самой нашей свадьбой. И Ларионов наверняка подготовился к разводу. А это значит, что и денег на его счетах мы тоже не найдем.

— Более того, — продолжает адвокат, — ваша доля может быть увеличена, так как ваша дочь будет проживать с вами, а ее интересы тоже должны быть учтены. И, конечно, суд установит размер алиментов в пользу ребенка — как минимум, в четверть дохода вашего мужа.

Я киваю. Да, об этом я знаю и сама. Но тут тоже есть проблема. Официальные доходы Алексея отнюдь не велики. Я никогда не интересовалась теми схемами, что он использует в бизнесе, но даже случайно услышанных обрывков разговоров мне хватило, чтобы понять, что часть выручки он не декларирует.

— Давайте сделаем так, — предлагает адвокат, — я изучу бухгалтерскую отчетность фирмы вашего мужа за три года и примерно прикину, на какую сумму вы сможете претендовать. Это не значит, что суд решит так же. Но мы хотя бы будем понимать, от чего стоит отталкиваться в своих требованиях.

На этом мы и расстаемся.

После этого я еду в больницу, чтобы услышать от нашего лечащего врача ровно то же самое, что я слышала уже много раз.

— Нет, донора мы пока не нашли. Но вы не волнуйтесь, Мария Андреевна! Поиски продолжаются.

Вот только если сначала в нашего знакомства в его голосе звучал явный оптимизм, то с каждым нашим новым разговором оптимизма у него становится всё меньше и меньше.

Возвращаюсь домой и отпускаю няню, которая сидела с Катюшей в то время, пока я моталась по городу.

Дочка лежит в кроватке и смотрит на меня своими большими глазами. Ее взгляд слишком серьезный и слишком взрослый для такой крохи. И я уже не могу сдержать слёз. Моя Катюша еще такая маленькая, но уже столько всего перенесла. Холодные больничные палаты, обследования, лекарства. Ее тоненькие ручки и худая попка исколоты так, что на них страшно смотреть.

И на мгновение я даже понимаю, почему Алексей решил сбежать от всего этого. Потому что при каждом новом уколе, который медсестра ставит нашей малышке, вместе с Катей реву и я сама.

Но понимание приходит только на мгновение, а потом быстро сменяется обидой и негодованием. Родители не имеют права сдаваться, когда ребенок так сильно зависит от них. Неужели мой муж этого не понимает?

Когда Катя засыпает, я сажусь в кресло и пытаюсь обдумать то, что сказал адвокат. На многое при разводе я претендовать не смогу. И алиментов бы нам хватило, если бы дочка была здорова, а я могла пойти на работу. Но сейчас я не могу позволить себе устроиться куда-нибудь даже на полставки. И позволить себе няню мы тоже уже не сможем.

Когда поставленный на вибровызов телефон вздрагивает на подлокотнике кресла, вздрагиваю и я сама. Нет, это не Алексей, хотя я и жду его звонка. Потому что не может человек после трех лет брака просто уйти — молча, без объяснений.

Но на экране высвечивается имя собственника квартиры, которую мы снимаем.

— Мария, здравствуйте! Мне только что позвонил Алексей Александрович и сказал, что вы не будете продлевать договор аренды. Признаться, мне очень жаль. Но раз уж вы приняли такое решение, то я не вправе вас отговаривать. Срок аренды заканчивается через две недели. Позвоните мне, пожалуйста, когда будете готовы передать ключи.

Мои руки дрожат, когда я нажимаю на «отбой». Две недели! Нам нужно освободить квартиру через две недели! От страха я теряю способность соображать.

Я должна что-то придумать, чтобы через четырнадцать дней не оказаться с дочерью на улице!

Дорогие читатели! Еще одна новинка нашего литмоба "Вернуть любовь"!

Вита Фокс, Мариан Маринова

"Бывшие. Запрет на любовь"

https://litnet.com/shrt/PElI

Глава 4

Слышу звук открывающейся входной двери и вздрагиваю. Кто-то открыл ее своим ключом! Алексей?

Выхожу в прихожую. Арина Васильевна, моя свекровь, ставит на пуфик явно тяжелый пакет.

— Добрый вечер, Маша! Я не стала звонить тебе заранее, решила сделать сюрприз.

У нас с ней вполне нормальные отношения. Без особой любви, но и без неприязни. Но сейчас такое ее появление — это сюрприз неприятный. Потому что она явно знает, что у нас с Алексеем случилось, и пришла явно не просто так.

— Добрый вечер, Арина Васильевна, — лепечу я.

— Отнеси, пожалуйста, продукты на кухню. Я там кое-что вкусненькое принесла. Ты наверняка сидишь голодной, а тебе нужно нормально питаться — не только ради себя, но и ради Катюши.

Она не слишком любит меня, но заботится — этого у нее не отнять.

И спорить с ней бесполезно. Поэтому я несу пакет на кухню и достаю оттуда творог, сметану, йогурты, детское питание в баночках. Потом завариваю свежий чай.

Она моет руки в ванной, потом заглядывает в комнату, где спит Катя, и наконец, тоже приходит на кухню.

— Ну, рассказывай! — требует она, садясь за стол напротив меня.

Но я молчу. Я не собираюсь делиться с ней своими переживаниями. Потому что знаю, что она не на моей стороне. И это даже нормально. Любая мать в первую очередь будет думать об интересах своего ребенка. А в данной ситуации мои интересы и интересы Алексея не совпадают.

— Не хочешь, значит? — вздыхает она. — Ну, как знаешь. Только я тебе так скажу — ты сейчас не в том положении, чтобы свою гордыню лелеять. И хоть обижайся, хоть не обижайся, но раз уж я пришла, то намерена с тобой поговорить.

— Арина Васильевна, спасибо вам за то, что пытаетесь поддержать, но я же знаю, что вы всегда были против нашего с Алексеем брака.

— Да, была, — она и не думает спорить. — А как могло быть иначе? Вы решили пожениться через пару месяцев после знакомства. Вы едва знали друг друга. И я всего лишь хотела, чтобы вы всё хорошенько обдумали. К тому же для крепкого брака важно, чтобы жена была хорошей хозяйкой. Алеша привык к тому, что утром его всегда ждал сытный завтрак и наглаженная рубашка, а после работы — хороший ужин. А ты была неумехой.

Она намеренно преувеличивает. Или просто предпочитает помнить только то, что ей выгодно. Неумехой я тогда отнюдь не была. И гладить рубашки тоже прекрасно умела.

— Поэтому я чувствовала, что Лешино увлечение долго не продлится, и пыталась удержать вас от ошибки.

Увлечение? Мне становится не по себе от ее слов. Да как она смеет так рассуждать о наших чувствах? Что бы она ни говорила, Алексей меня любил. По крайней мере, любил тогда.

Я говорю себе это мысленно, но на самом деле уже и сама не верю своим словам. Ведь если бы он любил, он бы не смог так поступить со мной. Со мной и с Катей.

— Ты, конечно, дорогая моя, можешь тешить себя иллюзиями, — продолжает свекровь, — но тебе следует признать, что вы с моим сыном просто оказались неподходящими друг для друга. Вы просто поторопились. И с браком, и с ребенком.

А вот этого стерпеть я уже не могу.

— Не смейте так говорить! Не смейте вообще говорить о Катюше в таком тоне!

Она хмыкает, поджимает губы.

— Не думай, Машенька, что я не люблю свою внучку. Еще как люблю! Но согласись, что если бы у вас не было детей, развод был бы куда менее болезненным. А я всего лишь хочу, чтобы ты вела себя как умная взрослая женщина.

— Ваш сын изменил мне, а вы пытаетесь убедить меня, что во всём виновата именно я?

Она разливает чай по чашкам, и одну ставит передо мной.

— Согласись, дорогая, что если бы ты устраивала его как жена, никакой измены бы не было. Да, он повел себя дурно, не спорю. Но измены на пустом месте не бывает. Значит, ты как женщина где-то недоработала. Моему браку с Геннадием Петровичем уже тридцать пять лет. И мы смогли обойтись без измен и разводов. Потому что я всегда старалась думать не столько о себе, сколько о муже и сыне. Именно женщина — хозяйка домашнего очага, и от нее зависит, захочет ли мужчина к этому очагу возвращаться. Я понимаю, тебе неприятно это слышать, но я хочу, чтобы ты это поняла. Надеюсь, это пригодится тебе, когда ты будешь создавать семью с другим мужчиной.

Меня коробит и от ее слов, и от ее снисходительно-поучительного тона. Она мне не мать. И когда мы оформим развод, она вообще станет для меня посторонней. Так почему я должна ее слушать.

— Вы уже всё придумали? — усмехаюсь я. — И за меня, и за Алексея? В ваших мечтах он, наверно, уже женился на женщине, с которой мне изменил?

Она размешивает ложечкой сахар в чашке и отвечает не сразу.

— На Татьяне? Да, не скрою, я хотела бы этого. Но решать, разумеется, тут не мне.

— Она же всегда нравилась вам больше, чем я, правда?

— Да, — невозмутимо подтверждает она. — И я этого никогда не скрывала. Она из хорошей семьи и выросла на моих глазах.

Из хорошей семьи! Она говорит это так, словно речь идет о породистом щенке. Девочка с хорошей родословной! Не то, что я.

Глава 5

— Арина Васильевна, о чём вы говорите? — мне даже кажется, что я ослышалась.

Она просит меня не лезть в жизнь человека, который всё еще является моим мужем? А Кате, значит, не нужно лезть в жизнь своего отца?

— О том, что не нужно мешать Алёше быть счастливым, — невозмутимо добавляет она.

— Быть счастливым? А с нами, значит, он был несчастлив?

Вспоминаю нашу свадьбу. Как мы с ним танцевали, глядя друг другу в глаза. Как наслаждались каждым моментом первой брачной ночи.

Как всю беременность он сдувал с меня пылинки. Как дежурил под окнами роддома в ту ночь, когда Катюша появилась на свет.

Разве это не было счастьем?

— Если бы он был счастлив, Маша, он бы от тебя не ушел, правда? — весомо возражает она.

К сожалению, с этим не поспоришь. Закусываю губу. Обидно до слёз. Но плакать при свекрови я не хочу.

— Машенька, я ведь тебя ни в чём не виню. Просто так получилось, что вместе вам стало хуже, чем порознь. Но вы еще молоды. У вас есть возможность начать всё сначала. С другими людьми. Уверена, в твоей жизни еще появится хороший мужчина. А в жизни Алексея уже появилась другая женщина. Этого уже не изменишь. Понимаешь? Так стоит ли цепляться за прошлое?

Она наливает себе еще чашку чая и морщится, понимая, что он уже остыл. Мнет в руках печень, рассыпая по скатерти крошки. На нее это не похоже. Она аккуратистка.

— А как же Катя? — спрашиваю я. — Разве она не имеет право на внимание своего отца?

— Конечно, имеет, — после некоторой паузы признает она. — Но пока она еще слишком маленькая, чтобы что-либо понимать, можно сделать небольшую паузу в их общении. Сейчас отец для нее не так важен, как мать. Пусть Алёша немного отдохнет.

А вот сейчас я задыхаюсь уже не от обиды, а от возмущения. Отдохнет? От чего именно ему захотелось отдохнуть? От собственной дочери?

— А вы не забыли, что Катя больна? И что именно сейчас ей особенно нужна поддержка?

— Конечно, не забыла! — почти обижается Арина Васильевна. — Как ты могла такое подумать? Но именно поэтому я и прошу тебя о паузе. Вся эта ситуация очень сильно измотала Алексея. Он стал не похож на самого себя. Он не жалуется, но я же вижу, в каком состоянии он сейчас. У мужчин более тонкая душевная организация, и все эти переживания сильно сказываются на…

— Ах, душевная организация? — рявкаю я. — Да что вы говорите! А у женщин этой душевной организации нет? А обо мне вы не хотите подумать? О том, что одной мне не справиться?

Она вздыхает:

— Машенька, я понимаю, тебе тоже тяжело. Но ты мать, и это твоя ноша. Кто же виноват, что у тебя родился такой ребенок? Разумеется, по мере возможности я буду вам помогать, но ты же знаешь, у меня есть и другие внуки.

Она не уточняет, но я понимаю намек — у нее есть другие, здоровые внуки. Которым не нужно ставить уколы, возить по больницам. И которыми можно гордиться, вывешивая фотографии в социальных сетях с их румяными смеющимися лицами.

— Нам нужны деньги, — без обиняков говорю я. А чего стесняться, раз уж мы сегодня столь откровенны. — На поиск донора и на операцию. И Алексей как отец должен их дать. И если он сделает хотя бы это, я обещаю, что не стану его больше беспокоить.

— Машенька, ну ты же должна понять, что изъять деньги из бизнеса не так-то просто. Он строил эту фирму с нуля. Так неужели теперь ты хочешь всё разрушить? Ты же знаешь, что все эти годы он пахал как вол. И всё то, что ты имеешь, заработал именно он.

— А что я имею, Арина Васильевна? У нас нет даже квартиры, которую мы могли бы поделить? Через две недели заканчивается срок аренды. И куда мы с Катюшей поедем? К вам? Вы готовы нас приютить?

Ее передергивает от такого предложения. Отличная бабушка, что тут скажешь.

— Прости, но ты же знаешь, что у меня не такая большая квартира. И ко мне часто приезжает дочь и другие внуки. И если ты вдруг не знаешь законов, то хочу сказать тебе, что ты не имеешь права на бизнес Алёши — его компания была создана еще до того, как вы поженились.

— Ладно, — признаю я, — пусть я такого права не имею. А Катя?

— И Катя тоже не имеет. У вас есть право только на алименты, я консультировалась с юристом.

Ах, консультировалась! Мне становится мерзко от одного только разговора с ней.

— Я не желаю больше с вами разговаривать! — я поднимаюсь из-за стола.

А она продолжает сидеть.

— Подожди, Машенька. Я пришла, чтобы сделать тебе предложение, от которого, я думаю, ты отказываться не станешь. Вам с Катей нужны деньги. Нужны сейчас. А суды с Алексеем могут затянуться надолго, и не факт, что ты выиграешь их. Так вот — я готова продать свою дачу и отдать эти деньги тебе. А ты в обмен на это откажешься от всех претензий к моему сыну.

Глава 6

— Вы откупаетесь от собственной внучки? Да что же вы за человек-то такой?

Не любить невестку — это одно. И это я вполне могу понять. Но как можно относиться так к родному человеку?

И за себя мне не обидно. А вот за Катю — да.

— Ты еще слишком молода, чтобы меня судить, — холодно говорит она. — Прежде всего, я мать. И я должна позаботиться о своем единственном сыне. Я слишком хорошо знаю, чего ему стоило поднять этот бизнес. И если сейчас он лишится его, то лишится и своей мечты.

— А то, что он может лишиться дочери, вас не пугает? Если на одной чаше весов его ребенок, а на другой — бизнес, то разве выбор не очевиден?

— Потратить всё, что у него есть, на операцию, исход которой никто не может гарантировать? Да даже не факт, что вы сумеете найти донора. Я знаю, я разговаривала с Алёшей. На поиск донора в международных базах может уйти куча денег. А шанс на совместимость очень невелик. Подумай сама! У тебя еще будут дети! Другие, здоровые!

Какое же она чудовище! И как я раньше этого не замечала?

— Убирайтесь! — я подхожу к дверям и распахиваю их. — Вон отсюда!

Она, наконец, тоже поднимается. Но выйти не спешит.

— Машенька, я понимаю, что принять решение вот так, сразу, тебе непросто. Но обещай мне хотя бы подумать. Я предлагаю тебе отнюдь не маленькую сумму денег в обмен на то, что ты оставишь Алёшу в покое. Я позвоню тебе завтра. Хорошо?

Мне хочется захлопнуть дверь за ее спиной с таким грохотом, чтобы она содрогнулась. Но я не могу пугать дочь.

Ужасно хочется позвонить Алексею и сказать ему всё, что я думаю о нём и его семье. Но я сдерживаю и этот порыв. Не хочу расплакаться при разговоре. Не хочу показывать ему свою слабость.

А потом просыпается Катюша, и всё остальное просто перестает существовать.

И только ночью, когда дочь снова засыпает, я могу обдумать предложение свекрови. И прихожу к выводу, что оно мало что изменит. Даже если она отдаст нам все деньги от продажи дачи, их хватит только на что-то одно — или на операцию, или на самую скромную квартиру на окраине.

Пытаюсь прикинуть, что я могу получить по разделу имущества. За те три года, что мы в браке, бизнес мужа расширился. Но это фактически. А вот что там по документам, сказать трудно. Можем ли мы с дочерью претендовать хоть на что-то?

Утром, когда приходит няня, я опять договариваюсь о встрече с нотариусом.

— Я изучил бухгалтерскую отчетность компании вашего супруга, — говорит он мне, когда я приезжаю к нему в офис. — Да, предприятие за годы вашего брака стало крупнее. Но у него много кредитов. А раз так, то его чистые активы невелики. И по общему правилу бизнес, созданный до брака, считается личным имуществом вашего мужа. Вот если бы удалось доказать, что в период брака бизнес был значительно улучшен за счет общих ваших общих средств, то тогда эта часть бизнеса могла бы быть признана совместно нажитым имуществом.

Я качаю головой. Нет, поскольку я значительную часть этого времени сидела дома, то и доходов, которые я могла бы вкладывать в его бизнес, у меня не было.

Адвокат разводит руками:

— Тогда, боюсь, суд не встанет на вашу сторону. Конечно, попытаться стоит, но…

Если я попытаюсь отсудить что-то, а решение будет не в мою пользу, то я не получу ничего по суду и при этом лишусь тех денег, что мне предлагает сейчас Арина Васильевна.

— Знаете, что я вам скажу, Мария Андреевна, — вдруг усмехается он. — Вы вполне можете взять эти деньги у вашей свекрови. И подписать тот документ, что она составит. Алименты для вашей дочери суд назначит в любом случае. А заявление на раздел имущества вы можете подать и позже — в течение трех лет после расторжения брака. Ну, если вы вдруг поймете, что продешевили. Но более обоснованный совет я смогу вам дать только после того, как изучу тот документ, что вы должны будете подписать.

Я выхожу из его конторы в расстроенных чувствах. Но, кажется, решение я приняла. Я возьму эти деньги у свекрови и займусь здоровьем дочери. А уже потом подумаю, стоит ли с ними судиться. Когда Катюша поправится, я и сама наверняка предпочту забыть о Ларионовых как о страшном сне.

А однажды, когда дочь вырастет, я покажу ей ту расписку, которую составила Арина Васильевна, чтобы Катя сама поняла, что из себя представляют ее отец и бабушка.

Поэтому, когда после обеда звонит свекровь, я говорю ей, что готова изучить ее предложение.

— Но я хочу понимать, какой документ я должна буду подписать. И знать сумму, которую я получу.

— Конечно, Машенька! — в этот раз голос ее звучит особенно мягко. — И я очень рада, что ты приняла такое решение.

Она даже не понимает, что этим своим поступком она, по сути, продала свое право называться бабушкой Кати. И если я подпишу этот документ, то и Алексей не будет иметь никакого права называться ее отцом.

Дорогие читатели! Хочу рассказать вам еще об одной книге нашего литмоба "Вернуть любовь" - от Галины Дорониной

"Бывшие. Кадры нашей любви"

https://litnet.com/shrt/PmQ3

Глава 7

Я начинаю искать работу. Ту, которую могу выполнять, сидя дома. По образованию я лингвист. До беременности работала редактором в газете. Позволить себе вернуться в журналистику сейчас я не могу — там всё нужно делать быстро, ибо новости мгновенно устаревают.

А вот стать редактором или переводчиком в издательстве было бы замечательно. Размещаю и объявление в газете о переводах текстов с английского и немецкого. Правда, такие услуги уже не так востребованы, как прежде, но я буду рада даже случайным заработкам.

Составляю резюме и на следующий день иду в местное издательство. Не жду ответа сразу, но они неожиданно предлагают мне взяться за редактуру детской книжки. Работа временная и не слишком хорошо оплачиваемая, зато я могу выполнять ее, не выходя из дома. Сразу же соглашаюсь. Ведь если я сделаю ее хорошо, то, возможно, мне дадут и другие проекты.

Возвращаюсь домой в приподнятом настроении. Но еще на подходе к подъезду замечаю незнакомую женщину, которая смотрит на меня так пристально, что я начинаю судорожно рыться в памяти, пытаясь понять, не встречались ли мы с ней раньше.

А потом меня словно прошибает электрическим током. Это же Татьяна! Та самая Татьяна, к которой ушел мой муж!

Возникает трусливая мысль повернуть в другую сторону. Лично мы с ней не знакомы, я видела ее только на фотографиях, и если бы не эти медно-рыжие волосы, то ни за что бы ее и не узнала. А значит, и она сама вполне могла меня не узнать.

Но нет, когда я подхожу ближе, она начинает приветливо улыбаться. И я понимаю, что она вот-вот со мной заговорит.

Разглядываю ее повнимательней. Стильная прическа с прядями разной длины делает ее волосы похожими на яркие языки пламени. Зеленые глаза. Идеально ровная, словно отфотошопленная кожа на лице. Мягкие линии скул, точеный нос, пухлые губы. На носу — россыпь едва видимых веснушек, возможно, прикрытых пудрой — как золотая пыльца. Тени на веках, румяна на скулах и помада на губах выдержаны в одной тональности и почти не заметны. На ней явно немало косметики, но выглядит она на удивление естественной.

Чувствую укол ревности и мысленно ругаю себя. Вообще-то она на пять лет меня старше, а кажется почти ровесницей. А всё потому, что я мало внимания уделяю себе. Редко бываю у косметолога, ленюсь делать маски, наносить кремы.

— Здравствуйте! Вы, наверно, Маша? Я вас сразу узнала. А я Таня.

Маша, Таня. Как будто мы подружки или можем ими стать.

Но я не тороплюсь ей ответить. И не улыбаюсь.

— Может быть, мы немного пройдемся? — предлагает она, косясь на сидящих на лавочке бабулек.

— Извините, мне некогда, — холодно откликаюсь я. — Меня дочка дома ждет.

— Я вас не задержу. Ну, неужели вам в самом деле было не любопытно на меня посмотреть? — небрежным жестом она отбрасывает волосы назад, открывая маленькое ушко.

— Нет, не любопытно. Нам с вами не о чем говорить.

И всё таки я иду вслед за ней в небольшой парк, что находится за нашим домом. Потому что на самом деле мне любопытно. Да, я хочу узнать, на кого он меня променял. И понять, что в ней есть такого, чего нет во мне. Глупо? Да, наверно. Но поделать с этим я ничего не могу.

— Зачем вы пришли? — спрашиваю я, когда мы медленно бредем по тенистой аллее.

— Во-первых, я хотела с вами познакомиться.

Она делает паузу, и я киваю:

— Познакомились. Что дальше?

— Во-вторых, я хотела попросить у вас прощения. Так получилось, что я увела у вас мужа. Поверьте, я пыталась противиться нашим чувствам, но… Должно быть, вы знаете, что мы были влюблены друг в друга еще в школе. Я была первой любовью Алексея, а он — моей.

Да, я это знаю, но почему-то слышать это из ее уст оказывается невыносимо.

— Меня это совершенно не интересует! Не пытайтесь оправдать предательство первой любовью.

Она на мгновение обиженно поджимает губы, но быстро снова растягивает их в улыбке.

— Я всего лишь хотела объяснить. Хотела, чтобы вы поняли, почему Алексей так поступил. Говорят, первая любовь не забывается. Я всегда считала, что это чушь. Но, как видите, это оказалось правдой.

— Если у вас была такая большая любовь, то почему же вы не дождались его из армии? — со злостью спрашиваю я.

Мне даже на какой-то миг становится обидно не только за себя, но и за Алексея — за то, что он, как мотылек, снова полетел на тот огонь, который однажды уже едва не спалил его дотла.

— Тогда я была молодая и глупая. А Алексей и тогда уже был красавцем, за которым девчонки бегали толпами. А мне тогда сделал предложение другой мужчина. И я подумала, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Ведь Алеша мог вернуться из армии совсем другим человеком, он мог охладеть ко мне или найти там другую.

— А может быть, всё было совсем не так? — возражаю я. — У Алексея тогда ничего не было за душой, а ваш первый муж был богат. Разве я не права?

Она вдруг смеется.

— Да, мой первый муж был обеспеченным человеком. И возможно, это и в самом деле сыграло свою роль. Но это не отменяет того, что я ошиблась. И скоро пожалела о своей ошибке, потому что так и не смогла забыть Алёшу. Мне потребовались десять лет, чтобы это осознать. Но к тому времени, когда я решила расстаться со своим супругом, Алексей уже женился на вас.

Глава 8

Ее слова ранят. Так сильно, что мне хочется закричать. Закричать и сказать ей что-нибудь злое, гадкое.

Но это лишь покажет ей, что она добилась именно того, чего хотела. Потому что после этого я наверняка расплачусь. А я не могу этого допустить. Я выревусь ночью, в своей постели, когда Катюша будет спать.

— Откуда вам знать, любил он меня или нет?

Она пожимает плечами.

— Ну, если бы он вас любил, он бы не ушел от вас, правда?

Самое обидное, что она права. Если бы любил, не ушел бы. Значит, разлюбил. Вот только когда? Когда не справился с грузом ответственности после рождения Кати? Когда устал ездить с дочкой по больницам?

— Наши отношения с Алексеем вас в любом случае не касаются. И я не намерена их с вами обсуждать. И я не понимаю, зачем вы пришли? Чтобы рассказать о вашей большой и чистой любви? Но тогда хотя бы не лукавьте. Она не такая уж и чистая. Вы променяли его на другого, когда он был беден, а вернуться решили к нему, когда он разбогател.

Я замечаю досаду в ее взгляде и понимаю, что оказалась права. Но неужели Алексей сам не понимает этого? Что эта дрянь корыстна насквозь и однажды может легко променять его на кого-то еще. На кого-то, кто окажется богаче, чем он.

— А вы, Маша, не такая уж и простушка, как я думала. Впрочем, вы правы, я пришла сюда совсем не для того, чтобы рассказывать вам о своих чувствах. Я просто хотела предупредить — если после вашего развода вы вздумаете лезть в нашу семью, я этого так не оставлю.

— То есть, сами вы посчитали возможным разрушить чужую семью, а другим в таком праве отказываете?

— Я всего лишь взяла то, что мне всегда принадлежало. Нравится вам это или нет, но это так. А вот если вы станете докучать Алексею, я найду на вас управу. Возможно, вы не знаете, но я работаю психиатром. И я найду способ упечь вас в психушку. Люди легко поверят в то, что женщина, у которой тяжело болен ребенок и от которой ушел муж, могла тронуться умом. Подумайте о своей дочери! Что будет с ней, если вас запрут в психиатрической больнице?

— Не смейте даже говорить о моей дочери! — цежу я сквозь зубы. — И не беспокойтесь, мы не собираемся навязываться человеку, которому мы оказались не нужны.

Я разворачиваюсь и иду к дому. На этот раз она и не думает останавливать меня. Должно быть, уже сказала всё, что хотела.

А ночью я действительно долго не могу заснуть и плачу в подушку. Снова и снова прокручиваю в памяти разговор с Татьяной — словно поставила его на перемотку. И даже когда я забываюсь в беспокойном сне, мне снится она. И я просыпаюсь снова и снова.

А может быть, ее цель как раз в этом и заключалась — вывести меня из себя, заставить нервничать, заставить сорваться? Заставляю себя успокоиться. Мне сейчас нельзя думать о своих уничтоженных чувствах. Я должна думать о дочери. Только о ней.

Но всё-таки выкинуть из памяти Ларионова у меня не получается. Невозможно так просто перестать думать о человеке, с которым три года был в браке и которого любил до потери пульса.

Нет, я уже не жду, что он вернется. Да, наверно, мне уже и не нужно его возвращение. Потому что я не смогу быть рядом с человеком, который любит другую. Который так легко нас на эту другую смог променять.

Но мне хочется, чтобы он хоть немного подумал о дочери. Чтобы понял, что она сейчас слишком сильно зависит от нас обоих. И предложил бы хоть что-нибудь для нее сделать. Хотя бы оплатить поиск донора в международных поисковых системах. Потому что у меня самой таких денег нет.

Наверно, мне нужно наступить на собственную гордость и самой пойти к нему в офис и попросить о деньгах. Но всё во мне протестует против этого. Мне проще взять деньги у свекрови. В отношении ее чувств ко мне я по крайней мере никогда не заблуждалась.

Когда Арина Васильевна приносит текст документа, который я должна подписать, я показываю его адвокату. Согласно нему я обязуюсь не требовать раздела имущества при разводе и не подавать на алименты и соглашаюсь на ежемесячную фиксированную сумму, которую Алексей будет выплачивать нашей дочери. Сумма, которую моя свекровь предлагает мне в обмен на это, оказывается меньше, чем я ожидала. Их дача наверняка стоит дороже.

Но мне так мерзко от всего этого соглашения, что я не хочу торговаться.

— Если вам срочно нужны деньги, Мария Андреевна, то можете смело соглашаться, — говорит адвокат. — К разделу имущества вы сможете вернуться в любой момент. А если та ежемесячная сумма, которая оговорена в соглашении, покажется вам слишком маленькой, вы можете сразу потребовать алименты через суд.

И я подписываю документ.

А с Алексеем мы встречаемся в суде, куда он приезжает вместе с Татьяной. Его большая любовь стоит чуть в стороне, когда он перед началом заседания всё-таки опускается до разговора со мной.

— Маша, ты же знаешь, что если бы я мог… Что я хотел быть донором для Катюши. И не моя вина, что я не подошел.

Надеюсь, что хотя бы в этом он мне не врёт. Но это не оправдывает его в другом — в том, что он не захотел расстаться со своим бизнесом, чтобы нам помочь. Что бросил нас в тот самый момент, когда мы так в нём нуждались. И что не захотел в этом хотя бы оправдаться.

Заседание проходит на удивление быстро. И когда мы выходим из зала суда и расходимся в разные стороны, я, наконец, понимаю — всё, нашей семьи больше нет. А есть отдельно Мария Измайлова и Алексей Ларионов. И как раньше уже не будет. Никогда.

Глава 9

За те две недели, что квартира еще находится у нас в аренде, я распродаю часть своей одежды и обуви — шубу, новые сапоги, несколько почти новых платьев. Выручаю немного, но сейчас каждая копейка на счету. Да и поскольку мы с Катей должны будем снять другую, уже однокомнатную квартиру, я не могу позволить себе тащить туда слишком много вещей.

Поэтому я отдаю в благотворительный магазинчик и ту детскую одежду, из которой моя дочка уже выросла. Но даже после этого чемоданов и коробок, заполненных разным барахлом, оказывается довольно много.

Крохотную квартирку рядом с вокзалом я снимаю пока на месяц. И денег нет, да и я не уверена, что нам в ней понравится — она находится в старом доме, и к шуму поездов за окнами привыкнуть наверняка будет непросто. Но какой-то лучший вариант мы не можем себе позволить.

Впрочем, тут довольно уютно. А то, что квартира на первом этаже, даже хорошо — удобно выходить на улицу с коляской.

Свои вещи из прежней квартиры Алексей так и не забрал. Наверно, ждал, пока мы съедем. Этого я тоже понять не могу. Неужели он сможет так легко вычеркнуть дочь из своей жизни? Значит, действительно не любил — ни меня, ни ее.

Как только деньги от бывшей свекрови поступают на мой счет, я звоню в Санкт-Петербург — в центр трансплантации костного мозга, в котором обследовали Катюшу. Говорю врачу, что могу оплатить поиск донора в международных базах. И прошу начать этот поиск как можно скорее.

— Давайте немного подождем, Мария Андреевна! Тут появился один вариант… Не хочу пока обнадеживать, но, возможно, что донор найдется в России. Нужно еще уточнить детали, но, кажется, совместимость у него и вашей дочери достаточно хорошая. Шанс есть. Но вы же понимаете, что донор может отказаться в любой момент. Возможно, когда-то он был готов пойти на это, а теперь вдруг вздумает отказаться.

Поверить в то, что он найден, я боюсь. Не хочу обманываться. Не хочу потом разочаровываться. Но каждый день я жду звонка от доктора.

Наконец, он звонит и подтверждает, что донор действительно найден.

— Да, вам стоит приехать в Петербург как можно скорее. Перед операцией Катюше нужно будет пройти еще целую кучу обследований и процедур.

— Сколько это будет стоить?

— Мы постараемся провести всё по квоте. Но наверняка возникнут какие-то дополнительные расходы, так что будьте к этому готовы.

Мы собираемся за пару дней. Покупаем билеты на поезд, снова пакуем вещи. Идея уехать из этого города вовсе кажется одновременно и восхитительной, и безумной. Здесь остается то, что я хочу забыть. Я хочу начать всё сначала уже без Ларионова. И, пожалуй, в одном городе нам будет тесно. А квартиру — скромную, где-нибудь на окраине — можно снять и в Питере.

Даже если операция пройдет успешно, Кате всё равно нужно будет наблюдаться у соответствующих специалистов, а ездить каждый раз в северную столицу из нашего города не слишком удобно. Да и найти работу в большом городе проще.

Я никому не сообщаю о том, что мы уезжаем. Если бы Алексей хотел о нас что-то знать, он вёл себя по-другому. И Арина Васильевна тоже ясно дала понять, что Катя для нее обуза. Да, здесь были знакомые и те, кого я раньше считала друзьями. Но почти все они были у нас с Ларионовым общими, и теперь, после нашего развода, быстро предпочли забыть обо мне. Но так было даже лучше. Оказалось проще принять решение.

И вот мы в поезде, и за окном мелькают знакомые места. В сердце — и щемящая грусть, и робкая надежда.

Квартиру я снимаю через интернет. Хозяйка живет в соседней, так что когда она встречает нас, то на плите уже закипает чайник.

— Я подумала, вы с дороги чайку захотите.

Амалия Николаевна приходится мне по нраву с первого взгляда. Она выглядит именно так, как, по моему разумению, и должна выглядеть настоящая петербурженка — интеллигентна, невозмутима, вежлива.

— Только не обессудьте, у нас тут довольно скромно, — об этом она меня предупредила еще по телефону.

Но на деле всё оказывается более чем прилично. Да, квартира маленькая. Но разве нам с Катюшей много надо? По крайней мере, Амалия Николаевна спокойно отнеслась к тому, что у меня маленький ребенок. А владельцы нескольких других квартир мне отказали.

И даже этот заранее поставленный на плиту чайник уже многое о ней говорит. И мы пьем чай, и я коротко рассказываю ей о себе. Говорю, что приехала в Питер в поисках работы и для лечения дочери. Про бывшего мужа не говорю ничего. А хозяйка не спрашивает. И это еще один балл к числу ее достоинств. Мне сейчас совсем не хочется, чтобы кто-то задавал мне лишние вопросы. Потому что сердце еще болит.

Мы обустраиваемся на новом месте, закупаемся продуктами, отдыхаем с дороги. А через два дня едем в центр трансплантации и начинаем проходить обследования. И это становится для меня испытанием. Потому что каждый раз, когда у Катюши берут кровь или делают ей укол, я тоже вздрагиваю. И тихонько реву, кусая губы.

Такое бывало и прежде. Но тогда рядом со мной был Алексей. Который держал меня за руку, гладил по голове и говорил, что «всё будет хорошо». А теперь сказать мне это было некому.

Я говорю себе, что теперь нужно привыкать справляться с этим самой. Потому что я нужна дочери. Ведь у нее есть только я. Но от этой мысли так горько.

Глава 10

Мы проводим в центре трансплантации полтора месяца — иммунитет у Катюши еще очень слабый, и в агрессивную внешнюю среду нам нельзя. Сделать вывод о том, прижился костный мозг донора или не прижился, можно будет только через сто дней, но у меня уже есть робкая надежда.

Пересаженный костный мозг уже начал производить новые клетки. В дочку всё еще вливают какие-то препараты для защиты от инфекций, но с каждой новой неделей врач сообщает нам о новых успехах — у Кати же появились лимфоциты и нейтрофилы, а потом — и тромбоциты. Еще совсем недавно все эти термины абсолютно ничего мне не говорили, но сейчас я уже настолько в теме, что, наверно, могу писать научную статью.

С нашей новой квартирной хозяйкой я держу связь по телефону. Деньги за тот месяц, что мы провели в больнице, я перевела ей на карту. Но она вдруг заявила, что перенесет их на тот месяц, что пойдет после нашей выписки. На фоне жлобства Ларионовых такая доброта кажется мне почти нереальной. Да, нам нужны эти деньги, но и Амалия Николаевна отнюдь не миллионерша. И я говорю ей, что так дело не пойдет. После долгих споров мы сходимся на компромиссном варианте — делим сумму аренды за этот месяц пополам.

Полученные от бывшей свекрови деньги я кладу на счет под небольшой процент. Лелею мысль о том, что на них, быть может, мы сможем позволить себе купить комнату в коммунальной квартире. Да, коммуналка — это неудобно, ведь неизвестно, кто окажется твоим соседом. Но это всё-таки лучше, чем съемное жилье, из которого нас могут выставить в любой момент. Просматриваю цены на недвижимость в разных районах Питера и пригородах.

Ипотека — не наш вариант. Во-первых, официально я всё еще не работаю. Во-вторых, с учетом нашей ситуации я не могу ввязываться в такую кабалу. Вдруг Кате потребуется еще одна операция, тогда собственную комнату можно будет продать. А с ипотечной квартирой такой вариант не пройдет.

Пока мы лежим в больнице, я продолжаю редактировать детские книжки для издательства — это приносит небольшую копеечку. Выполняю и несколько интернет-заказов по переводу с английского и на английский. А параллельно рассылаю резюме и в несколько питерских издательств.

Одно из них откликается сразу. Приглашают меня на собеседование. Звоню главному редактору и объясняю, что пока, к сожалению, это невозможно. Если они готовы подождать меня до выписки из больницы… Они не готовы. Сотрудник нужен им «вот прямо сейчас». Ну, что же, значит, это не мой вариант.

От остальных издательств ответа я не получаю. Наверно, нужно будет пройтись по ним лично. Но вот как это сделать?

— Вам нужно найти няню, Машенька! — говорит мне Амалия Николаевна.

Мы уже дома, и сейчас сидим в маленькой кухоньке за празднично накрытым столом. Стол к нашему возвращению из больницы организовала как раз наша домохозяйка, и тем, что она наготовила, можно накормить целую роту.

— Няня для нас непозволительная роскошь.

— Если на постоянной основе, то да, — соглашается она. — Но если приглашать ее всего на несколько часов в неделю, то, думаю, вы сможете себе это позволить. Конечно, если вам нужно будет лишь сбегать в магазин за хлебом и молоком, то я готова посидеть с Катюшей. Но на более длительное время, простите, дежурить не возьмусь. Я уже в столь почтенном возрасте, что решительно забыла, как управляться с маленькими детьми.

После некоторых раздумий я признаю, что она права. Время от времени мне нужно будет отлучаться от дома — по работе (которую, я надеюсь, однажды найду), в парикмахерскую или куда-то еще.

— А еще, моя дорогая, вам стоит подумать о личной жизни, — Амалия Николаевна энергично кивает. — Да-да, не возражайте! То, что один раз вам попался мужчина-подлец, еще не значит, что все остальные такие же. И сейчас самое время завести новые отношения. Катюша находится в том самом возрасте, что легко примет вашего нового мужа за своего отца. Чем старше она будет, тем труднее пойдет процесс привыкания.

Всё это звучит логично, но есть один нюанс — любая мысль о каких-то отношения с мужчиной вызывает у меня стойкую неприязнь. Я словно получила прививку от любви. Нет, спасибо, не нужно. Если уж родной отец Кати не справился с такой ответственностью — быть отцом не вполне здорового ребенка — то что уж говорить про чужого мужчину. И даже если кто-то осмелится полюбить меня при таких вводных данных, то долго ли продлится эта любовь? Всё те же три года? Или гораздо меньше?

Да и сама я не хочу делить свое внимание между Катюшей и кем-то еще. Не нужен нам с ней никакой мужчина, вот и всё.

А пока меня радуют даже малейшие положительные изменения в состоянии дочери — ее порозовевшие щечки, ее улыбка, ее активность, сменившая ту вялость, которая сводила меня с ума. И результаты анализов, которые подтверждают, что костный мозг прижился.

И я безмерно благодарна тому донору, который подарил нам эту радость. Донорство анонимно, и в центре мне не могут сказать, кто именно дал Катюше костный мозг.

Однажды, когда мы еще лежали в больнице, у меня в голове вдруг мелькнула безумная мысль, что это может быть Ларионов. Ну, бывает же такое, что первоначальная проверка на совместимость показала ошибочный результат. А потом анализы сделали снова, и совместимость оказалась выше. Ах, если бы это было так, я простила бы ему и Татьяну, и наши скитания по чужим квартирам. За Катюшу я простила бы ему всё.

Но это предположение разбивают слова врача:

Глава 11

И мы пишем донору письмо. Вернее, пишу я, а потом к листу прикладываю измазанную краской Катюшину ладошку — как подпись.

Надеюсь, он прочтет это письмо и поймет, как сильно мы ему благодарны. А может быть, даже захочет нам ответить. На это я сильно не рассчитываю, но вдруг… Было бы здорово получить от него ответ — пусть даже и безымянный.

Мне звонят еще из одного издательства — предлагают устроиться на период декретного отпуска их сотрудницы. Объясняю ситуацию — что работать могу только из дома. Как ни странно, но их это не отпугивает. А мое знание английского оказывается там самым, что убеждает их пригласить меня на собеседование — они издают много переводной литературы, поэтому редактора со знанием иностранного они, кажется, готовы нанять и на удаленную работу.

Амалия Николаевна соглашается присмотреть за Катюшей, и я несусь на собеседование на такси. Оно проходит очень неплохо. Правда, минусом является отсутствие у меня опыта такой работы, но они и берут меня не на постоянку, а лишь на период декрета другого редактора, так что готовы дать мне возможность себя проявить.

На обратной дороге я покупаю в магазине тортик — и чтобы поблагодарить нашу домовладелицу за поддержку, и чтобы отметить мое поступление на работу.

И как раз когда мы пьем чай, звонит Дарина.

— Ну, ты, подруга, даёшь! — вместо приветствия говорит она. — Меня не было дома всего три месяца, а ты уже столько всего наворотила!

Не знаю, какой смысл она вкладывала в это «наворотила», но произнесла она его со смесью удивления и тревоги.

На лето Дарина уезжала в Турцию — работала там аниматором. Наверняка вернулась загорелая. Даже жаль, что мы разговариваем не по видеосвязи.

— Слушай, Маша, а если серьезно, то я чувствую себя виноватой. Ведь это я показала тебе те фотографии. Я так ругаю себя за то, что не смогла промолчать!

Неужели она и в самом деле думает, что для нас с Катей было бы лучше, если бы рядом с нами был человек, который продолжал бы обманывать нас? Который изменял бы мне? Который сожалел бы, что у него больная дочь?

— Да ты что? — возмущенно прерываю я. — Наоборот, я благодарна тебе за то, что ты вывела его на чистую воду.

— Маша, но раньше у тебя было всё — и муж, и дом, и деньги. А сейчас что? Где вы вообще? Я слышала, вы уехали в Питер? Тебе же трудно, наверно, одной.

— Я не одна, — сердито возражаю я. — Я с Катей.

— Ну, ты же поняла, о чём я. Что рядом нет никого, кто мог бы тебе помочь. Всё-таки когда ребенок маленький, очень важна поддержка близких — отца, бабушек.

Я фыркаю. От такой бабушки, как Арина Васильевна, лучше держаться подальше. С такой семьей, какая была у нас с Катей, никаких врагов не нужно.

— Спасибо, мы справляемся.

— Но ты хоть что-то получила по разводу? Ведь его предприятие было раньше создано, чем вы поженились? Ты не пробовала отсудить хотя бы часть?

— Дара, мы с ним в разных весовых категориях, — напоминаю я. — Он может нанять целую кучу адвокатов. Да и не хочу я мотать себе нервы. И давай не будем об этом, ладно? Может быть, попозже, когда я приду в себя, я подумаю над этим. Мой адвокат сказал, что на раздел имущества можно подать в течение трех лет после развода.

— А Катюша как?

— Всё в порядке, — я пока не хочу ничего говорить о трансплантации, еще боюсь сглазить. Поэтому перевожу разговор на другую тему: — Лучше расскажи, как ты сама? Не нашла на море миллионера?

Найти миллионера — ее мечта. Именно поэтому она с завидной регулярностью и работает аниматором за границей. Она уверена, что там шанс встретить какого-нибудь Ротшильда гораздо выше. С одной стороны, наверняка так оно и есть. С другой стороны — за три года такой работы ни одного свободного принца на море она так и не встретила.

— Да какое там? — разочарованно откликается она. — Замутила, было, с одним. Но он женатый оказался. Так что разошлись как в море корабли. Я, кстати, на днях твоего Ларионова видела. Снова с той рыжей. Нет, за ручки не держались, но были вместе. Она, конечно, эффектная, но на месте мужика я бы тебя на нее ни за что не променяла.

Я понимаю, что она необъективна, но мне всё равно приятны ее слова. Эта Татьяна, несмотря на внешнюю привлекательность и холеность, и мне кажется особой малосимпатичной. Но какая разница, что мы думаем о ней, если мужикам она нравится?

Но в ответ на эту мою мысль Дарина вздыхает:

— Может быть, однажды он поймет, что совершил ошибку? Может быть, как любовница она и хороша, но не факт, что устроит его и как жена тоже.

— Ну, ты что? — ухмыляюсь я. — Она же идеал домашней хозяйки — по крайней мере, по мнению моей бывшей свекрови. Впрочем, это уже не мое дело.

— А если он захочет к тебе вернуться? — не унимается Савельева. — Сможешь простить?

Я сама иногда задаю себе этот вопрос. И понимаю — нет, не смогу. Ведь он предал не только меня, но еще и Катюшу. Смог отказаться от родного ребенка. Разве это можно простить?

Глава 12

Я начинаю работать в издательстве, и это оказывается именно тем, что мне и нужно. Да, она требует немало времени, и часто я сижу за компьютером по ночам. Но зато я целый день могу находиться дома и быть рядом с Катей.

Дочка потихоньку растет, и на ее ручках и попке исчезают следы от уколов. Результаты обследований показывают, что костный мозг донора прижился. И хотя мы всё еще стараемся как можно меньше контактировать с агрессивной внешней средой, я уже позволяю себе робко надеяться на то, что Катюша станет обычным здоровым ребенком.

Мы отправляем донору письмо, но ответа на него не получаем. Я предполагала, что так оно может быть, но всё-таки немного разочарована. Мне хотелось, чтобы он написал нам хотя бы несколько строчек. Но это его выбор, и я уважаю его. Он уже дал нам то самое главное, что мог дать.

И хотя я еще тешу себя мыслью, что через два года он может захотеть увидеться с ребенком, которому так помог, я понимаю, что, скорее всего, этого не случится.

Через месяц после выписки из больницы Амалия Николаевна неожиданно спрашивает меня, не хочу ли я выкупить ту квартиру, в которой мы живем. Конечно, я этого хочу. Но наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Так я ей и говорю.

Большая часть суммы, что я получила от бывшей свекрови, лежит у меня на банковском счете. Но этого слишком мало для того, чтобы купить квартиру. Пусть даже и однокомнатную. Пусть даже и на окраине города.

— Машенька, для вас с Катюшей я сброшу цену.

Она и до этого говорила, что они с мужем хотят заняться ремонтом дачи. Садом и огородом любят заниматься оба, вот только к дому нужно подвести водопровод и отремонтировать крышу.

Амалия Николаевна рассказывала мне, что второй раз замуж она вышла уже в почтенном возрасте и как раз за соседа, в квартире которого сейчас они и живут. И теперь они всё стараются делать вместе. А дача это как раз то, что делает их счастливыми.

— Ну, ты сама подумай, дорогая, зачем нам с ним две квартиры? — рассуждает она. — А вот если бы дом на дачном участке был пригоден для жилья, так мы бы могли там жить с весны до поздней осени. Там красиво — лес, речка, птички поют. А мы тут в городе дышим выхлопами от машин.

Цену она действительно называет такую, что я не верю своим ушам.

— Да вы что, Амалия Николаевна, если вы выставите эту квартиру на продажу, то выручите за нее больше раза в полтора, — пытаюсь я ее вразумить. — Я вам не дочь и даже не племянница, чтобы проявлять ко мне такую щедрость.

— Машенька, зато я вам доверяю. Знаю, что не обманете. Нынче столько всего про мошенников говорят, что нам боязно с незнакомыми людьми связываться.

Но даже по такой лакомой цене я купить квартиру не в состоянии. Но у моей соседки и на это находится ответ.

— А мы и на рассрочку согласны. Составим договор, всё в нём пропишем. На ремонт дачи нам и половины стоимости хватит. Так что не беспокойтесь, нас это вполне устроит. А остатки отдадите за пару лет.

Это кажется мне просто невероятным. И когда я понимаю, что она не шутит, я не могу сдержать слёз. Я просто реву. А глядя на меня, и Катя начинает реветь тоже. И Амалии Николаевне стоит немалых трудов нас успокоить.

Сделку по купле-продаже квартиры мы оформляем через несколько дней. Я получаю документы и когда приношу их домой, снова и снова перечитываю. А потом долго кружусь под музыку по квартире с дочкой на руках. По своей квартире!

Работа на дому имеет еще и то преимущество, что мне не нужно тратить деньги на дорогу до офиса. А у нас сейчас каждая копейка на счету.

Каждый месяц я исправно получаю деньги от Ларионовых, но все они сразу тратятся на одежду для Кати, лекарства и продукты. А всю свою небольшую зарплату я отдаю Амалии Николаевне в счет нашего долга.

Но я не жалуюсь. Мне безумно нравится Петербург, а наличие работы придает мне уверенности. Да, пока я еще не слишком хороший специалист, но я набираюсь опыта.

Перевод первой книги дается мне непросто. Я сомневаюсь в каждой составленной мной фразе на русском языке. Передает ли она тот же смысл, те же эмоции, что и оригинал?

И когда я сдаю первую работу в издательство, то несколько ночей плохо сплю, ожидая оценки. И получив одобрение, радуюсь как ребенок.

Следующая книга идет уже куда легче. Может быть, это связано и со стилем того автора, которого я перевожу. Но я предпочитаю думать, что это я потихоньку становлюсь профессионалом.

Помимо переводов, я занимаюсь и редактированием рукописей российских авторов. Знакомлюсь по переписке с несколькими интересными писателями. Работы становится больше, но растет и зарплата, и я уже могу позволить себе иногда приглашать няню и позволять себе бывать в музеях и театрах. Часто мы ходим туда вдвоем с Амалией Николаевной, а когда к нам присоединяется и ее супруг, то втроем.

Я потихоньку начинаю забывать о том, что было раньше. И хотя по ночам Алексей иногда еще снится мне, в реальности я стараюсь вспоминать о нём как можно реже.

И вот именно тогда, когда мне почти удается убедить себя, что он для меня давно уже ничего не значит, раздается звонок, и на экране телефона я вижу его имя!

— Привет! — говорит он так, будто ничего и не случилось. — Как вы?

Глава 13

Просто «Привет! Как вы?»

И это после того, как он выкинул нас из своей жизни? После того, как на протяжении целого года ни я, ни дочь его не интересовали?

Неужели он думает, что достаточно ему позвонить, и я забуду о том унижении, что испытала, когда узнала, что он мне изменил. Когда узнала, что он променял нас на женщину из своего прошлого.

И ладно бы он просто ушел от нас. Это бывает. Сердцу не прикажешь. Но когда бросаешь жену, не обязательно бросать еще и своего ребенка. А именно это он и сделал.

Пока Катюша еще слишком маленькая, но однажды, когда она вырастет, я попытаюсь рассказать ей обо всём, что случилось. Просто чтобы она знала, что за человек ее отец.

А сейчас мне хочется просто положить трубку. Но я не делаю этого. Потому что это будет проявлением трусости. А я не хочу, чтобы он думал, что еще что-то значит для меня.

И потому я отвечаю:

— Нормально. Зачем ты звонишь?

Нам с Катей есть, чем гордиться. Тем, что мой маленький, но очень отважный ребенок сумел справиться с болезнью. Тем, что я нашла работу и стала неплохим специалистом. Тем, что у нас есть квартира в Петербурге — пусть небольшая, но очень уютная, в которой нам тепло и комфортно.

И всё это мы сделали без него. А ведь многое могли бы сделать вместе. И если бы он был рядом, то смог бы увидеть, как Катя сделал свой первый шаг. Услышать, как она сказала первое слово.

— Просто хотел узнать, как дела. Видел недавно Дарину. Она сказала, что вы живете в Питере.

Морщусь. Язык бы прищемить этой Дарине. Зачем вообще она с ним разговаривала?

— Да, в Питере. Что-то еще?

— Я просто буду там через пару дней. Подумал, что мы могли бы встретиться. Я скучаю по Кате.

Что? Скучает? Да как он посмел такое сказать?

Когда скучают, ведут себя совсем по-другому! Звонят, пишут, приезжают. Особенно, когда тот, по кому ты скучаешь, болен.

Я вспоминаю наши поездки по больницам. И как я ревела в палате, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить дочь. И как однажды из-за недосыпа я упала в обморок.

Он уверен, что хочет это знать? Или его нежная мужская психика не выдержит такого рассказа?

— А она по тебе не скучает! — резко говорю я. — Вот ни капельки! Потому что она тебя не помнит! Совсем не помнит!

— Маша, послушай…

Но я не хочу его слушать. Потому что я знаю, как он умеет убеждать, и боюсь снова попасть в капкан его обещаний.

Не знаю, что у него случилось, и почему вдруг он захотел с нами встретиться, но знаю, что ничего хорошего из этого не получится. Мои душевные раны только-только затянулись, и я не хочу их снова бередить.

— Нет, это ты послушай, Алексей! Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда — ты для нас человек чужой. И для меня, и для Кати. Да, ты ее биологический отец, этого не изменить. Но сейчас ты для нее уже никто. Она отвыкла от тебя, и будет лучше, если всё так и останется.

— У тебя кто-то появился? — на сей раз он перебивает меня.

Да как он смеет спрашивать об этом? Он потерял это право в тот самый момент, когда мы развелись. С тех самых пор я не Ларионова, а Измайлова. Свободная женщина, которая имеет право быть с кем угодно.

А такие вопросы он своей Татьяне может задавать. Пусть она на них отвечает.

Мне даже становится обидно, что у меня до сих пор никого нет. Потому что если бы был, я бы с гордостью об этом ему заявила. Но разве до личной жизни мне было всё это время? Разве могла я хоть малую толику внимания урвать от Катюши в пользу другого мужчины?

Но и говорить в ответ на этот вопрос Ларионову «нет» я тоже не собираюсь. Чтобы он не думал, что я до сих пор его люблю. Чтобы не считал, что я всё еще надеюсь на его возвращение.

Сначала я хочу ответить, что это его не касается. Но потом решаю, что это тоже будет звучать как признание того, что у меня никого нет. Или как кокетство.

И я рублю с плеча:

— Да, появился. И Катя уже привыкла к нему! И я хочу, чтобы так оно и оставалось. Наша дочь не игрушка! Она еще слишком маленькая, чтобы путать ее двумя отцами. Пусть рядом с ней будет только один — тот, кто не стесняется того, что она не совсем здорова. Тот, кто понимает, что ей нужны обнимашки по любому поводу и рука, на которую она может опереться. А ты еще заведешь себе других детей — более здоровых и удобных, с которыми проще.

Я уже почти кричу и не замечаю этого. Потому что я слишком долго держала это в себе. И теперь мне хочется выговориться. Хочется, чтобы он понял — возврата к прошлому нет. Он сам лишил себя права называться отцом. А его мать — называться бабушкой. Тогда, когда Арина Васильевна заплатила нам, чтобы мы больше никогда их не тревожили.

— Хорошо, Маша, я всё понял, — сухо отвечает он.

И кладет трубку.

А я еще долго сижу за столом с телефоном в руках и убеждаю себя, что всё сделала правильно.

Да, я приняла решение и за себя, и за дочь. Потом, когда Катя вырастет, она сама сможет решить, захочет ли она общаться с таким отцом. А пока ей лучше обойтись без него.

Глава 14

Мы с Катей еще стараемся не бывать в людных местах. У нее еще слишком слабый иммунитет, и я боюсь каждого чиха.

Зато мы много гуляем. Неподалеку от нашего дома есть красивый парк, и я подолгу хожу там с коляской. Мы кормим птичек и белок, слушаем музыку, играем в мяч. Катя начала разговаривать, и это получается у нее так мило и забавно, что я не могу сдержать улыбки.

А вот с походами по магазинам у меня есть сложности. С продуктами проще — тут есть доставка. Я даже одежду приловчилась заказывать на маркетплейсах — потому что пункт доставки находится в соседнем доме, и сбегать до него и примерить там что-то я могу за пять минут. Также поступаю и с игрушками, и с нарядами для дочери.

Но иногда поход в большой торговый центр оказывается необходим. И хорошо, если Амалия Николаевна дома. Я стараюсь не злоупотреблять ее помощью и прошу ее посидеть с Катей только тогда, когда это действительно необходимо.

Дочка растет довольно спокойным ребенком. Она охотно играет одна, так что не требует постоянного к себе внимания и не сильно докучает соседке, когда они остаются с ней. Но с весны до осени Амалия Николаевна с мужем находятся на даче, и вот тогда я особенно ясно понимаю, насколько важными они уже стали для нас. И в полной мере ощущаю, что это такое — быть матерью-одиночкой.

— Машенька, — звонит мне соседка с дачи, — хотела тебя предупредить, что завтра в Петербург приезжает Владик — сын Михаила Борисовича. Он к тебе за ключами зайдет.

Пасынка Амалии Николаевны я не видела ни разу, но много слышала о нём от ее супруга. Знаю, что он живет в Новосибирске, работает в университете, счастливо женат.

— И если тебе что-то будет нужно, то не стесняйся, пожалуйста. Он, несмотря на то что работник умственного труда, парень рукастый и хозяйственный. Он тебе подсобит.

Мне нужно повесить карнизы на кухне. Новые куплены уже давно, но так и стоят в прихожей. Но мне и в голову не приходит обращаться с этой просьбой к совершенно незнакомому человеку. Лучше я вызову мастера по объявлению.

И потому когда Владислав приходит ко мне за ключами, я просто предлагаю напоить его чаем с дороги.

— Не откажусь! — кивает он. — Вот только вещи положу и умоюсь с дороги.

Он очень похож на Михаила Борисовича — такой же высокий, худощавый и немного неуклюжий. Только на тридцать лет моложе.

К чаю он приносит коробку конфет, чему Катя радуется не меньше меня. Она тоже сладкоежка.

Впрочем, сладостями мы стараемся не злоупотреблять, так что конфеты придется прятать в такие места, до которых она не сможет дотянуться.

— Вам если куда-нибудь нужно сходить, вы скажите, — предлагает Владислав. — Я с вашей дочкой могу посидеть. Не сомневайтесь, я умею обращаться с детьми. У самого двое. Младший как раз чуть постарше Кати.

Но этим любезным предложением я не пользуюсь. Человек приехал в Питер всего на несколько дней, не хватало еще грузить его всякой бытовухой. Поэтому и про карниз я тоже не говорю. Но он замечает его сам.

— Давайте я вам помогу! Да что вы, мне совсем не сложно! Сейчас найду у отца дрель и мигом всё сделаю!

Он возвращается через несколько минут с дрелью и принимается за работу. И вся его неуклюжесть мигом пропадает. Четверть часа, и на кухне уже новый карниз.

— Сразу повесим новые шторы? — предлагает Владислав.

— Ох, да что вы! Я сама!

— Хорошо, сами, — соглашается он. — Но вдруг не дотянетесь?

Достаю из шкафа шторы. Катя настойчиво рвется помогать.

— Владислав, вы не поиграете с ней минутку в комнате? — прошу я. — Не хочу, чтобы она видела, что я забираюсь в кухне на стол. Она сейчас пытается всё за мной повторять.

— Конечно! — соглашается он и берет в руки детскую книжку с объемными картинками.

Забираюсь на стол и начинаю весить штору. И именно в этот момент звонят в дверь.

— Влад, откройте, пожалуйста!

Не представляю, кто это может быть. Почтальон? Или кто-то из соседей?

Щелкает замок. Сначала он открывается, а потом закрывается.

— Кто там? — я спускаюсь со стола.

— Какой-то мужчина, — Владислав заходит в кухню с Катей на руках. — Сказал, что ошибся номером квартиры.

Любуюсь новыми шторами. В кухне сразу стало гораздо уютнее.

Взгляд случайно падает на тротуар у подъезда. И сердце уже испуганно стучит.

Потому что из подъезда выходит Ларионов!

Значит, это он «ошибся» номером квартиры?

Я еще думаю, что, может быть, ошиблась, и этот человек просто похож на моего бывшего мужа. У страха глаза велики. Но нет. Когда я вижу, к какой машине подходит мужчина, то всякие сомнения пропадают. Потому что эта машина мне хорошо знакома.

Значит, это всё-таки он! Ну, да, когда он звонил, он же говорил, что будет в Питере как раз в это время. Но я была уверена, что мы обо всём договорились.

— Маша, с вами всё в порядке? — спрашивает Владислав. — Вы побледнели. Я же говорил, что штору должен был повесить я.

Глава 15

Когда Владислав уходит к себе, я звоню Дарине.

— Машуля, как ты? Как хорошо, что ты позвонила! А я тоже хотела тебе на днях позвонить!

Она тараторит без умолку, но за этим вроде бы беззаботным щебетанием я отчетливо различаю скрытое беспокойство. И понимаю, что в своих предположениях я права.

— Это ты сказала Ларионову, где мы живем? — обрываю я ее на полуслове. — И не вздумай отпираться. Наш адрес я говорила только тебе!

Еще в прошлом году Савельева хотела приехать к нам в Питер. Правда, так и не собралась.

Повисает пауза. Но даже если у нее не хватит смелости сознаться, я уже знаю ответ.

Сержусь ли я на нее? Конечно! Я доверяла ей как самой себе, а она меня предала. Даже если она действовала из лучших побуждений, этому нет оправданий. И когда мой бывший муж спросил ее про нас, она должна была просто сказать мне об этом! Просто сказать! И давать ему наш адрес она могла только с моего согласия! Ведь она моя, а не его подруга!

— Маша, ну не сердись, пожалуйста! — ее тон сразу меняется. — Я даже не знаю, как так получилось. Он увидел меня в магазине, подошел. Разговорились. Разговор сначала даже вовсе не о тебе зашел. Он спросил, где я так загорела. Сказал, что я хорошо выгляжу. Ну, я уши и развесила.

Да, уж что-что, а говорить Ларионов умеет.

— А потом он спросил, общаюсь ли я с тобой. Ну, не врать же было, правда? А он сказал, что беспокоится о вас. И что хотел бы увидеть Катюшу. Маша, ну он же всё-таки ее отец! Он имеет право видеться с ребенком, даже если по отношению к тебе он повел себя как козел.

— Имеет право? — рявкаю я. — Это после того, как он предпочел забыть о том, что его больному ребенку нужна помощь? После того, как предпочел от нее откупиться?

— Маша, ну не злись! — просит она. — Он, конечно, поступил как подлец, но ведь каждый может ошибиться. И если он свою ошибку осознал и хочет ее исправить, то что же, не позволять ему этого? Ну, подумай сама! Не только о себе подумай, но и о Кате тоже!

— Дара, ты не имела права принимать это решение за меня! Ты должна была сначала спросить меня об этом!

— Ну, прости, не подумала! Я же как лучше хотела. Он сказал, что не будет вам докучать. Просто заедет повидать дочь. Хотел привезти ей подарки.

Вздыхаю. Ну, вот что с ней делать? Обидеться, разорвать всякие отношения? Но у меня не так много подруг, чтобы ими разбрасываться. Да, можно сказать, кроме нее, и нет никого.

И ведь я знаю, что она действительно хотела как лучше. Вот только она не спросила, будет ли это лучше и для нас.

— Маш, а если честно, то я еще вот, что подумала — может быть, он жалеет, что от тебя ушел? Ну, ошибся, бывает. Но у вас же дочка, разве хотя бы ради нее не стоит его простить? Ну, если ты, конечно, всё еще его любишь.

Мне снова становится обидно. Он предает, уходит к другой, отказывается от нас именно тогда, когда мы в нём нуждаемся. А я должна забыть об этом и простить? И с чего бы мне вообще до сих пор его любить?

— Дара, между мной и Ларионовым всё кончено! Ненависти у меня к нему нет, всё же он действительно отец моей дочери, и у нас с ним было немало хорошего. Но и любви нет уже тоже. И в моей и в Катиной жизни уже появился другой мужчина. Так что перестань, пожалуйста, заниматься сводничеством!

Я решаю, что сказать это не помешает. На случай, если она вдруг снова встретит Ларионова и опять захочет с ним чем-то поделиться.

Эта легенда мне нравится уже и самой. Что я уже не одна, а с мужчиной, которому я не безразлична и который может обо мне позаботиться. Пусть это и не правда, но это словно делает меня увереннее в себе. Я не хочу, чтобы другие — и Дара, и мой бывший муж — думали, что я всё еще зализываю раны.

— Ох, Маша! — после заметной паузы выдыхает Савельева. — Прости, я не знала. Надеюсь, приезд Ларионова не привел к скандалу? Если бы ты сказала мне раньше, я бы ни за что так не поступила! Но я же думала, что вдруг вы помиритесь, и всё будет как раньше.

— Дара, как раньше быть уже не может! Запомни это, пожалуйста! И, кажется, у Ларионова уже другая семья?

Почему-то когда я задаю этот вопрос, сердце предательски замирает. Ужасно глупо.

— Кажется, да, — лепечет подруга. — Я его не спрашивала об этом. Но когда несколько месяцев назад я видела твою бывшую свекровь, она говорила, что Алексей женился на той девице, с которой…

Она не договаривает, спотыкается на слове «измена». Или что она там хотела сказать?

— Вот и хорошо, что женился, — констатирую я. — Он сделал свой выбор. Наверно, именно ту девицу он всегда и любил. А мы с Катей просто были его ошибкой. Так что пусть будет счастлив в своей новой семье и перестанет к нам соваться. Моей дочери не нужен отец, который будет вспоминать о ней раз в пару лет. Ей нужен тот, кто всегда будет с ней рядом.

— Да, ты права, конечно! — соглашается Дарина. — И мне ужасно жаль, что я тебя так подвела. А еще я очень хочу познакомиться с твоим новым мужчиной. И я рада, что он у тебя появился. Катюше и в самом деле нужен отец.

Кладу трубку. Да, всё правильно! Я должна быть решительной. И ради себя, и ради Кати. Может быть, даже хорошо, что Ларионов приезжал. По крайней мере, он убедился, что я не одна, и теперь совсем о нас забудет. А мы забудем о нём.

Глава 16

Спустя два года после нашего с Ларионовым развода мне звонит адвокат.

— Мария Андреевна, что вы решили насчет раздела имущества? Еще можно подать заявление в суд. Вы помните, что я вам говорил насчет трехлетнего срока?

Да, я помню. И сама я уже много думала об этом. И решила, что не буду этого делать.

— Спасибо большое за беспокойство, Павел Юрьевич! Но я не хочу ввязываться в эту судебную тяжбу.

Я жду, что он станет меня уговаривать подумать еще, но он неожиданно мое решение одобряет.

— Может быть, это и правильно, Мария Андреевна! Потраченные нервы ни за какие деньги не купишь. А шансов отсудить часть бизнеса было не много.

Этот бизнес — детище Алексея. На него он променял свою дочь. Вот пусть с ним и остается. Возможно, однажды он поймет, что сделал неправильный выбор.

Наверно, другая на моем месте стала бы судиться хотя бы для того, чтобы помотать нервы ему. Но, во-первых, это очень дорогое удовольствие. А, во-вторых, это потребует не только денег, но и какого-то взаимодействия с бывшим мужем, чего я всячески хочу избежать.

Да и при разделе бизнеса, даже если нам удастся на нём настоять, наверняка будут учитывать и те деньги, которые дала нам Арина Васильевна. Так что дополнительно мы получим немного. Стоит ли это того, чтобы ходить по судам?

Тем более, что сейчас у нас с Катей есть квартира. И не где-нибудь, а в Питере. У меня есть работа, и заработок с каждым годом растет. И каждый месяц мы получаем от Ларионова сумму, которой хватает, чтобы кормить и одевать моего ребенка. Так на что же нам жаловаться? Я слишком хорошо помню сказку о золотой рыбке. Нужно ценить то, что имеешь.

А чтобы добиться большего, я много работаю. И книги, которые я перевожу и редактирую, уже не раз становились бестселлерами. Конечно, прежде всего, это заслуга самих авторов, но мне приятно думать, что в этом есть и частичка моего труда.

И в редакции мне доверяют всё более сложные и интересные проекты. Сначала я работала преимущественно с художественной литературой. А сейчас редактирую и нон-фикшн, и документалистику. И это тоже неожиданно оказывается весьма увлекательным. А как расширяет и русский, и английский словарный запас!

За месяц до пятилетия Кати я отваживаюсь отдать ее в садик. Четыре года она просидела дома. После трансплантации костного мозга слишком был слишком высок риск подхватить какую-нибудь инфекцию.

Даже в квартире нам пришлось убрать все обои и покрасить стены, чтобы можно было часто делать влажную уборку. Когда мы бывали в людных местах, я всегда надевала Катюше маску — ребенок уже воспринимал ее как некий стандартный атрибут наших прогулок вроде варежек и носков. Мы не ездили на море, не купались в бассейне.

Но вот, наконец, сами врачи посоветовали нам потихоньку вливаться в общество. Да я и сама понимала, что моей дочери нужна социализация. Она должна научиться общаться со сверстниками и взрослыми. И должна научиться оставаться без меня.

Мы выбрали платный садик недалеко от дома. Там маленькие группы, и каждому ребенку воспитатели уделяют больше внимания.

Сначала я приводила ее в садик всего на пару часов. Оставляла в группе и ходила вокруг садика всё это время. Ждала, что воспитатель позвонит и сообщит, что Катя испугалась и закатила истерику.

Но моя дочь перемену обстановки восприняла на удивление спокойно. Она и прежде рвалась играть с другими ребятишками, но я запрещала ей это. А тут она быстро влилась в коллектив, и воспитатели хвалили ее за спокойный нрав и улыбчивость.

У нее появились друзья, и она ходит в садик с удовольствием.

Я продолжаю работать преимущественно дистанционно, то теперь уже могу позволить себе иногда появляться и в редакции — присутствовать на планерках и встречаться с авторами.

Я познакомилась с коллегами, и среди них оказались очень интересные люди, которые многому меня научили.

А еще мы с дочкой наконец-то смогли пойти в музей и в кукольный театр. Для нее это стало открытием нового огромного мира.

И когда мне звонит главный редактор и предлагает взяться за редактуру новой рукописи, я соглашаюсь, не задавая лишних вопросов. Я хочу устроить Кате на пятилетие роскошный праздник, и мне нужны деньги.

Приезжаю в редакцию, чтобы узнать подробности.

— Мы надеемся, что эта книга станет бестселлером, — говорит мне главный редактор. — Сам я ее уже прочитал и с большим удовольствием. Автор — бизнесмен, и книга как раз о бизнесе. О том, как он создал этот бизнес с нуля четыре года назад и сделал его процветающим. Такая литература сейчас популярна. Но если раньше мы в этой серии издавали преимущественно переводные труды, то сейчас настало время заявить о себе и отечественным предпринимателям.

Я согласно киваю. Звучит интересно.

— Я распечатал рукопись для себя, — продолжает главред, — а теперь готов передать ее вам, Мария Андреевна. Знаю, что вы предпочитаете работать с электронным вариантом, но сначала предлагаю прочитать всё в бумаге — для лучшего восприятия.

Я с любопытством смотрю на верхний лист, где написано имя автора, и вдруг замираю от страха. Алексей Ларионов! Нет, не может быть!

Глава 17

Да мало ли Алексеев Ларионовых на свете? Фамилия довольно распространенная. И с чего я решила, что это может быть мой бывший муж?

Конечно, это не он. Он никогда не испытывал склонности к написанию не то, что книжек, а даже банальных электронных писем. Даже деловую переписку он предпочитал перекладывать либо на свою секретаршу, либо на меня.

К тому же, хоть он и тоже бизнесмен, но вовсе не такой знаменитый, чтобы давать кому-то советы и ожидать, что эти советы будут хоть кому-то интересны.

Просто сочетание имени и фамилии послужило для меня триггером. Вот и стало страшно, что это может быть именно он.

И всё-таки хоть я и уверена на девяносто девять процентов, что это не может быть он, я предпочитаю от этого проекта отказаться.

— Извините, Кирилл Кириллович, — говорю я главному редактору, — но я не считаю себя достаточно компетентной для работы с такой темой. Я ничего не понимаю в бизнесе и не хочу допустить какие-то ошибки, над которыми потом будут смеяться куда более опытные в этом деле читатели.

— Мария Андреевна, ну что за глупости? Разве не вы переводили книгу руководителя японского концерна о бережливом производстве? Вы прекрасно с этим справились. А ведь там была куда более сложная тема. Вы смогли разобраться со специфическими терминами на английском языке, а теперь отказываетесь от книги, написанной на русском. От вас же требуется не написание книги, а ее редактура. Так что все ошибки, связанные именно с бизнесом, будут исключительно на совести автора. А автор, как я уже сказал, человек в этой сфере весьма опытный.

— И всё-таки я бы предпочла взяться за что-то другое, — упрямо повторяю я.

Борисов вздыхает и уже укоризненно качает головой.

— Извините, Мария Андреевна, но на этот раз я вынужден настоять на своем. Нашему издательству нужна эта книга к международному экономическому форуму. А других свободных редакторов у меня в настоящее время нет.

Я тоже вздыхаю. Он мой начальник, и он имеет право настаивать. А я не имею права отказаться. Да и портить отношения с главным редактором только из-за того, что у меня аллергия на фамилию Ларионов, просто глупо. Я не должна вести себя как ребенок.

— Хорошо, Кирилл Кириллович.

— Ну вот, другое дело! — радуется он. — Электронный вариант я отправлю вам на электронную почту. Рукопись написана неплохим языком, так что я надеюсь, что вам не потребуется много времени, чтобы довести ее до идеального состояния. Контакты автора указаны на второй странице. Если вам потребуются его пояснения по тексту, можете смело ему звонить или писать. Надеюсь, что это сотрудничество будет обоюдовыгодным.

Он вручает мне рукопись, и я выхожу из кабинета.

Иногда я захожу к другим редакторам, чтобы выпить чашечку чая, но сейчас я слишком взволнована, чтобы с кем-то общаться. Мне решительно необходимо ознакомиться с рукописью и убедиться, что к моему бывшему мужу она не имеет ни малейшего отношения.

Мы не виделись с Ларионовым с того самого дня, как он пытался встретиться со мной и с Катей, навестив нас в нашей квартире. С тех пор новых попыток он не предпринимал, чему я была рада.

Через несколько месяцев Дарина сказала мне, что он уехал из города со своей новой семьей. Кажется, перебрался в Москву. И даже Арина Васильевна уехала вместе с ним.

Возможно, этого захотела его новая жена. А может быть, наш относительно небольшой город был уже слишком мал для его амбиций. Как бы там ни было, меня это не касалось. И я даже не стала спрашивать у подруги, знала ли она какие-то подробности.

Да и с самой Дариной после того, как она выболтала Ларионову наш адрес, я старалась не слишком откровенничать. И она, конечно, чувствовала это. Так что постепенно и наше с ней общение стало куда более редким и менее дружественным.

Хотя мне было искренне жаль, что наша с ней дружба почти сошла на нет. Потому что других подруг у меня так и не появилось. У меня просто не было времени на то, чтобы заводить какие-то знакомства. Мне достаточно было моей дочери и моей работы.

Еду домой в метро, держа в руках папку с рукописью. Нужно будет найти в интернете информацию об ее авторе. Если он действительно известный предприниматель, то такая информация должна быть. Прежде чем приступить к работе над текстом, я стараюсь получить хотя бы общее представление о человеке, который его написал. Ведь личность автора накладывает отпечаток на его стиль. А со стилем я стараюсь обращаться бережно.

Добираюсь до дома, располагаюсь на кухне. Наливаю в чашку молоко, делаю бутерброд с колбасой и кладу на стол рукопись. Заглядываю в нее на случайно открытой странице.

Та самая фирма, которую автор создал с нуля четыре года назад, называется «Аллари». Тут красиво обыграны имя и фамилия бизнесмена. Мне уже нравится.

Включаю ноутбук и вбиваю в поисковую строку браузера это название. Компания оказывается питерской. Вздыхаю с облегчением. Когда пытаюсь перейти к указанным на официальном сайте контактам, страница зависает.

Отодвигаю ноут и возвращаюсь к рукописи. Открываю ее на второй странице — той, где находятся сведения об авторе. И ощущаю подступающий приступ паники.

Алексей Александрович Ларионов! И номер мобильного телефона, цифры которого до сих пор еще не стерлись из моей памяти! Значит, это всё-таки он?

Глава 18

Я так долго смотрю на этот лист, что текст начинает расплываться перед глазами.

Пододвигаю ноутбук, обновляю страницу. Наконец, на экране высвечивается информация о руководстве компании «Аллари».

Генеральный директор — Алексей Александрович Ларионов. И фотография моего бывшего мужа!

Нет, но это же ерунда какая-то получается! Главный редактор сказал, что эту книгу написал человек, который создал большой бизнес с нуля за четыре года. А Алексей начал заниматься бизнесом гораздо раньше. Он написал в книге неправду? Приукрасил картину, чтобы произвести впечатление на читателей?

Да с какой стати Ларионов вообще решил написать книгу? Это же просто бред какой-то!

И значит, он теперь живет в Питере. Где-то рядом с нами. И мне как редактору его книги придется с ним общаться.

Хватаю телефон и звоню главреду.

— Кирилл Кириллович, я посмотрела рукопись и поняла, что не могу с ней работать! Вы же знаете, такое бывает. Это не мой текст! Не тот, который я хотела бы редактировать. Я готова взять любой другой текст.

— Мария Андреевна, это не серьезно! Мы с вами, простите, не в детском саду, чтобы вы могли позволить себе менять мнение каждые полчаса. Это работа! И я уже говорил вам, что эта рукопись нужна мне срочно! Срочно! Это вы понимаете? И мне сейчас некому ее передать! Более того, я уже сообщил автору, кто именно из наших редакторов будет с ней работать. Так что будьте любезны как можно скорее приступить к работе!

Слышать такое от Борисова крайне непривычно. Обычно он очень корректен. И кажется, он сам понимает, что переборщил.

— Мария Андреевна, простите, я погорячился. Но вы должны меня понять. Эта книга — тоже в какой-то степени импортозамещение. Именно такие книги нам сейчас и нужны. И для нашего издательства принципиально важно, чтобы мы издали эту книгу до форума и презентовали ее именно там. Потому что вскоре подобные издания наверняка появятся и в других издательствах. Нам важно быть первыми!

— Да что в ней такого особенного? — не выдерживаю я. — Обычные заметки обычного бизнесмена. Таких книг на рынке не десятки, а сотни и даже тысячи. И каждый мнит себя топом из списка Форбс.

Повисает неловкая пауза, а потом Борисов вздыхает:

— Значит, вы даже не начали ее читать. Потому что если бы начали, то у вас не возникло бы такого вопроса. И тогда я вообще не понимаю, почему вы хотите от нее отказаться. Давайте будем считать, что этого разговора просто не было. Я уже сказал автору, что вы отправите ему файл с правками в ближайшие дни. Надеюсь, так оно и будет.

Он кладет трубку, и я тоже откладываю телефон в сторону. Снова смотрю на стопку распечатанных листов.

Мой бывший муж — писатель! Это же просто какой-то анекдот! Вот если только он писал ее не сам, а нанял какого-то литературного негра.

А может быть, он сделал это, чтобы начать общаться со мной? Узнал, что я работаю в издательстве и придумал такой изощренный способ возобновить наши отношения?

Нет, ну это ерунда какая-то! Даже если он писал не сам, а поручил это кому-то, то он всё равно лично должен был составить хоть какой-то черновой вариант этой рукописи. Ведь это история его бизнеса, которая не известна никому, кроме него самого. И даже если текст за него написал не негр, а нейросеть, ему пришлось бы потратить немало времени, чтобы объяснить искусственному интеллекту, чего именно он хочет.

Всё это слишком сложно для того, чтобы использовать это в качестве извинения перед своей бывшей женой. Да и с чего бы Алексею вообще захотеть извиняться?

Разве что у него разлад с его второй женой, и на фоне этого он решил, что первая, оказывается, была не так и плоха? При этой мысли я испытываю некое чувство удовлетворения.

Бросаю взгляд на часы и вскакиваю с места! Мне еще полчаса назад следовало забрать Катюшу из садика. Хороша мамаша!

Пулей лечу в детский сад. Но, оказывается, что мы даже не последние, потому что в комнате, кроме моей дочери, играют еще пара человек.

По дороге домой мы заходим в магазин, и я покупаю себе большой лоток мороженого. Оно хорошо успокаивает нервы, и явно мне сегодня понадобится.

Рукопись маняще подмигивает мне с книжной полки. Я ее положила ее туда, чтобы Катя, которая обожает рисовать, не использовала ее листы в качестве холстов для своих акварелей.

Мне очень хочется начать ее читать, но сначала я готовлю ужин, кормлю дочь, смотрю вместе с ней «Спокойной ночи» и укладываю ее спать.

И только потом я достаю из холодильника мороженое, беру рукопись с полки и сажусь на диван.

У Борисова есть чутье на потенциальные бестселлеры. В прошлом году он заключил с автором договор на издание детской книжки, которая всем редакторам показалась странным детским лепетом, который никто не будет покупать. И он издал ее, и тираж разлетелся как горячие пирожки. А потом так же легко распродался и дополнительный тираж.

И всё-таки в то, что рукопись Ларионова может оказаться очередным таким шедевром, я не верю. И когда я переворачиваю и первую, и вторую страницы, я скептически хмыкаю.

А когда вижу то, что написано на третьей странице, гневно сжимаю кулаки.

Глава 19

«— Говорят, за успехом каждого мужчины стоит женщина. Вы с этим согласны?

— Да, пожалуй! Когда я решил стать бизнесменом, мне было двадцать лет. И я, возможно, не принял бы такого решения, если бы не она».

Решительно закрываю папку с рукописью. Кто бы мог подумать, что однажды я прочитаю это в книге! Зачем вообще этот текст попал ко мне? Ларионов хотел меня унизить? Ему показалось недостаточным то, что он сделал почти пять лет назад, и он решил снова меня растоптать?

Конечно, была вероятность, что мой бывший муж понятия не имел, к кому именно попадет его рукопись, но она была крайне мала. Я не верю в такие совпадения.

Скорее я поверю в то, что когда он передал текст в издательство, он сам попросил отдать его на редактирование именно мне.

Но неужели он сам не понимает, что это жестоко? Заставлять меня читать, что он в первых же строчках упоминает ту, которая нас разлучила. Потому что когда он принял решение стать бизнесменом, со мной он еще не был знаком. Рядом с ним тогда была Татьяна.

И эта вынесенная в пролог беседа Ларионова с каким-то журналистом бередит мою старую рану.

Он хотел, чтобы я это прочитала? Зачем?

Нет, даже если мне придется поссориться с главным редактором, я не собираюсь это читать.

Я убираю рукопись в пакет и ложусь спать. Утром я позвоню в редакцию и откажусь от этого проекта. Надо было сразу сказать Борисову правду. Он человек душевный и непременно меня поймет.

Но прежде, чем я успеваю ему позвонить, мне звонят самой. Женский голос вежливо просит к телефону Марию Андреевну.

— Да, я вас слушаю!

— Мария Андреевна, вас беспокоит секретарь господина Ларионова. Вы редактируете рукопись его книги. Алексей Александрович поручил мне договориться с вами о встрече. Вы можете приехать в наш офис сегодня? Я отправлю вам адрес в смс и выпишу для вас пропуск.

Секретарь? Встреча? Сегодня?

Да что там Ларионов о себе вообразил? Неужели он думает, что ему достаточно позвать меня, и я к нему побегу?

От возмущения я даже теряюсь с ответом. И только когда секретарь уточняет, слышу ли я ее, я говорю:

— Да, я слышу. Но, к сожалению, приехать к вам в офис не смогу, — «к сожалению» я добавляю из вежливости. — Более того, прошу передать господину Ларионову, что его рукопись будет редактировать кто-то другой. Так получилось, что сейчас я очень занята, и эта работа будет передана другому сотруднику.

— Но это невозможно! — вдруг строго возражает она. — Алексей Александрович через два дня улетает в командировку за границу, и нас заверили, что встреча с редактором состоится в ближайшее время. Впрочем, если ваше издательство не заинтересовано в издании этой книги, то мы обратимся в другое.

Борисов меня уволит! Если я лишу его возможности похвастаться новым изданием на Международном экономическом форуме, он припомнит мне упущенную прибыль.

И почему Ларионов доставляет мне столько хлопот?

— Хорошо! — шиплю я в телефон. — Я приеду к вам в офис. Отправляйте адрес!

Если мой бывший муж настаивает на этой встрече, то он ее получит. И я скажу ему всё, что я о нём думаю. Скажу то, что не сказала тогда, когда мы разводились.

Сообщение от секретарши приходит через несколько секунд. Пятый этаж бизнес-центра в Адмиралтейском районе. Кажется, бизнес Ларионова и в самом деле неплохо развился, если он может позволить себе снимать офис в центре Питера. И заграничная командировка. И книга, которую собираются презентовать аж на Международном экономическом форуме.

Когда я познакомилась с Алексеем, он уже был бизнесменом. Но за всё время нашего брака у него не было таких успехов, о которых стоило бы написать целую книгу. Хотя он пахал как вол, чтобы обеспечить семью всем необходимым. Может быть, действительно, чтобы добиться успеха, мужчине нужна женщина, которая его на это вдохновляет?

Я, наверно, такой женщиной не была. А стоило мне уйти с его горизонта, как у него снова всё поперло в гору. Значит, ему действительно нужна была Татьяна, как бы это ни обидно было признавать.

Да, моя гордость была уязвлена. Признавать, что я ничего не значила для бывшего мужа, было почему-то неприятно. Ужасно обидно это признавать.

Но самым обидным было другое — что даже часть того достатка, которым сейчас явно намерен был похвастаться передо мной Ларионов, он не счел нужным потратить на своего единственного ребенка. Он ни разу не спросил, не нуждаемся ли мы. Не нужны ли Кате на операцию деньги. Он просто вычеркнул нас из своей жизни. Он предпочел о нас забыть.

Добираюсь до нужного адреса, получаю выписанный на мое имя пропуск и поднимаюсь на лифте на пятый этаж. Фирма «Аллари» занимает весь этаж. По обе стороны широкого коридора идут кабинеты с висящими на дверях табличками «Бухгалтерия», «Заместитель директора», «Отдел по работе с корпоративными клиентами». Добираюсь до кабинета директора, открываю дверь.

Приемная оказывается большой и светлой. И блондинка-секретарша прекрасно в нее вписывается.

— Мария Андреевна? — уточняет она. — Я сообщу Алексею Александровичу, что вы пришли.

Скрывается в его кабинете, а через минуту выходит оттуда, оставляя открытой дверь.

Глава 20

Переступаю через порог и оказываюсь в просторном кабинете. Из панорамных окон прекрасный вид на город. Интерьер выдержан в сдержанной и элегантной цветовой гамме, в которой преобладают оттенки бежевого.

Большой рабочий стол с ноутбуком, большое кожаное кресло. В центре комнаты — еще один стол с несколькими стульями. На стенах — картина с абстракцией и несколько дипломов и сертификатов. У стены шкаф с книгами в дорогих переплетах с золотым тиснением и огромные напольные часы.

Я окидываю всё это взглядом за считанные секунды.

Ларионов стоит у окна. Сначала мне кажется, что он почти не изменился. Но потом понимаю, что ошиблась — в его темных волосах заметны седые нити, а на лбу стало больше морщин.

Я не знаю, как вести себя с ним. Сразу броситься в бой или, напротив, ждать объяснений от него. Наверняка у него заготовлена какая-то речь. Ведь зачем-то он меня сюда пригласил. Чтобы унизить? Чтобы похвастаться своим нынешним положением? Глупо!

Когда за моей спиной закрывается дверь, я говорю:

— Добрый день! Пожалуй, присаживаться я не буду. Просто скажу всё, что я хотела, и уйду!

Он собирается что-то сказать, но я не даю ему такой возможности. Я не хочу его слушать. И если мой голос сначала звучит тихо и хрипло, то с каждым следующим словом он становится всё громче и громче.

— Я пришла, чтобы сказать, что я не собираюсь играть по твоим правилам. Не знаю, какую цель ты преследовал, когда писал свою книгу, и как ты смог добиться того, чтобы ее передали на редактуру именно мне, но я не буду твоим редактором. Даже если мне придется уволиться с работы.

Вижу, как его губы дергаются в ухмылке. Ему смешно? А вот мне ничуточки! Распаляюсь еще больше.

— Как тебе вообще пришло в голову заставлять меня читать всё это? — и я бросаю пакет с рукописью на стол, что в центре. — Пусть кто-нибудь другой приводит в порядок этот опус. Я слишком ценю себя, чтобы заниматься такой ерундой!

Отмечаю, что его лицо чуть бледнеет. Ага, зацепило! Я уже несколько лет общаюсь с писателями и знаю, насколько болезненно каждый из них воспринимает критику своего труда.

— Значит, по-твоему, это ерунда? — ледяным тоном уточняет он.

А я храбро подтверждаю:

— Да. Стандартные записки бизнесмена, вдруг вообразившего себя писателем. К нам в редакцию такие рукописи поступают каждый день.

— Странно! — хмыкает он. — А ваш главный редактор сказал мне совсем другое.

— Должно быть, — пожимаю плечами, — он это не читал.

Мне хочется ударить его побольней. Отомстить за то, что он нам с Катей сделал. И хотя я понимаю, что для него мои нападки не страшнее укуса комара, я не могу упустить эту возможность.

— А ты читала?

— Да. Изучила несколько страничек в середине. Быть бизнесменом у тебя получается куда лучше.

— А ты изменилась, — вдруг говорит он. — Стала такой смелой. Но прежде, чем ты вывалишь на меня очередную порцию колкостей, хочу сказать тебе, что еще пятнадцать минут назад я понятия не имел, что моим редактором будешь именно ты.

Что? Не может быть! Наверняка он просто врёт!

— Я просто отправил рукопись в издательство и получил ответ, что главный редактор счел ее интересной. После этого всю переписку вела моя секретарша. У меня самого нет на это времени. И только сегодня, когда она напомнила мне о назначенной встрече с редактором, она назвала твое имя. Так что ты совершенно напрасно обвинила меня в том, что я всё это подстроил. Нет, извинений я не жду. На твоем месте любой бы подумал, что это не совпадение. А теперь, после того как мы выяснили правду, может быть, мы перейдем к более конструктивному диалогу?

— Никакого диалога не будет! — заявляю я. — Я просто хотела отдать тебе рукопись. И я это сделала. Уверена, скоро тебе найдут другого редактора, который будет восхищаться твоим шедевром.

— Маша, ну что за детский сад? Я понимаю, ты обижена, но это же всего лишь работа. Почему ты не можешь абстрагироваться от прошлого и просто выполнить то, что тебе поручили? А если тебя не устраивает твоя зарплата, то за редактуру именно этой рукописи я готов тебе доплатить.

Доплатить? Я воспринимаю это как насмешку. После того, что он лишил свою дочь почти всего, он смеет предлагать какую-то доплату?

— Подавись этой доплатой, Ларионов! — шиплю я и пулей вылетаю из кабинета.

Да, это действительно по-детски и совершенно непрофессионально. Но я ничего не могу с собой поделать. Даже если меня уволят с работы, я должна была поступить именно так.

Секретарша смотрит на меня с удивлением. Наверно, не ожидала, что моя встреча с ее начальником закончится столь быстро. Но я ничего ей не говорю. Быстро иду к лифту, спускаюсь вниз и выбегаю на улицу.

Наверно, нужно заехать в редакцию к Борисову и рассказать всё как есть. Но у меня нет сил даже на это. И я еду домой.

— Машенька! — приветствует меня у подъезда Амалия Николаевна. — А я как раз собиралась тебе звонить. Привезла с дачи вкуснейшее варенье и хочу пригласить тебя на чай.

А я не могу даже улыбнуться ей в ответ.

Глава 21

Она тушуется, отворачивается. Но я и так уже многое поняла.

Она знает Ларионова! Она встречалась с ним по крайней мере однажды.

В принципе в этом не было бы ничего ужасного. Мало ли, может быть, он приезжал к нам, когда нас не было дома. Позвонил соседям. Обычное дело. Но почему тогда Амалия не сказала мне об этом? И почему она так смущена сейчас?

— Амалия Николаевна, лучше скажите правду! — требую я.

Ее щеки уже пунцовые, будто она нанесла на них толстый слой румян.

— Машенька, да я же фигурально говоря… Мне просто кажется, что ты не могла выйти замуж за дурного человека.

Она выкручивается как может, но при этом не смотрит мне в глаза.

Я вздыхаю:

— А ведь я думала, что вы мой друг. И что я могу вам доверять. У меня не так много близких людей, и…

— Машенька, не трави душу! — просит она, и я вижу, что ее глаза блестят от слёз. — Поверь мне, я не сделала ничего дурного! Просто Алексей Александрович просил меня ничего тебе не говорить!

— О чём не говорить? — резко спрашиваю я. — Когда вы вообще с ним познакомились? Недавно?

Она тоже вздыхает:

— Да нет, давно. Несколько лет назад.

— Еще до того, как познакомились со мной?

Она кивает с виноватым видом:

— Да, как раз незадолго до того, как я откликнулась на ваше объявление. Он пришел сюда по моему объявлению. Я решила, что он хочет снять квартиру для себя. А он сказал — нет, для бывшей жены. Меня это тронуло. Ну, согласитесь, Машенька, мало кто будет проявлять заботу о бывшей жене, правда?

Я потрясенно смотрю на нее и не знаю, что сказать. Но всё-таки бормочу:

— Он проявлял заботу не о бывшей жене, а о дочери. Хотя я удивлена, что он вообще решил это сделать.

Вспоминаю свой разговор с Дариной. Получается, Ларионов и сам тогда прекрасно знал, где мы живем. И ему было незачем узнавать наш адрес у моей подруги.

— Ну, даже если он сделал это для Катюши, это же всё равно хорошо? — мягко улыбается Амалия Николаевна. — Подумай сама, ведь неизвестно, смогли бы вы найти в срочном порядке что-то приличное, если бы я тогда тебе не написала?

Да, найти квартиру по приемлемой цене было очень сложно. Я позвонила тогда по двум или трем десяткам объявлений, и везде либо меня не устраивала арендная плата, либо хозяев не устраивало наличие у меня маленького ребенка. Именно тогда я и подала объявление сама. И не особо ждала, что кто-то откликнется.

— А арендная плата? — вздрагиваю я от догадки. — Арендная плата была низкой не просто так, да?

Амалия Николаевна снова вздыхает и снова опускает голову:

— Алексей Александрович сразу внес большую сумму в обмен на то, что размер арендной платы именно для вас будет снижен. Мне показалось, что это очень романтично с его стороны — делать добро и не афишировать его.

— Ларионов не романтик! — обрываю я ее дифирамбы. — Это просто его желание всё контролировать!

От одной только мысли о том, что всё это время он следил за нами с помощью человека, которому я полностью доверяла, мне хочется взвыть.

— И вы все эти годы рассказывали ему о нас? Как часто он вам звонил? Что спрашивал?

— Машенька, да как вы могли такое подумать? — негодующе возражает она. — Даже если бы он предложил мне что-то подобное, то я бы отказалась. Но он и не предлагал.

— А покупка квартиры? Она тоже не обошлась без него?

Ну, конечно! А я-то, дурочка, еще удивлялась, как это Амалия Николаевна с супругом решили отдать мне квартиру по столь привлекательной цене! Мне даже как-то неловко было соглашаться на их предложение. Всё казалось, что я их обкрадываю.

— Машенька, прости, но ведь в этом тоже нет ничего дурного! Когда закончились те деньги, что он дал нам в самом начале нашего знакомства, он позвонил нам и спросил, не хотим ли мы продать тебе квартиру. А поскольку я как раз думала о продаже, то я назвала цену, которая бы меня устроила. Он попросил узнать, а сколько ты готова будешь заплатить, и пообещал сразу же перечислить разницу в цене.

У меня по щекам текут слёзы. Возможно, я должна быть благодарна Ларионову за этот щедрый жест, но я не чувствую ничего, кроме возмущения. Почему он не сделал этого в открытую? Ведь это нормально со стороны отца — купить квартиру для дочери.

Я не знаю, что сказать Амалии. Не знаю, как общаться с ней теперь, после того как она столько лет не говорила мне правды.

— Извините, Амалия Николаевна, но мне пора за Катюшей.

Я поднимаюсь, так и не допив чай. Она провожает меня до дверей, не пытаясь больше ничего сказать.

Но в садик я пока не иду. Вместо этого хожу по комнате туда-сюда. Меня трясет от бешенства! Но ругаться на Амалию я не могу. Она тут ни при чем.

Но вот высказать всё человеку, который всё это затеял, я должна! Жаль, что когда я была у него в офисе, я не знала правду.

Наверно, его распирает от собственного благородства! Как же, кинул подачку с барского плеча!

Глава 22

Сын? У него есть сын?

Эта информация настолько шокирует меня, что я кладу трубку, даже не сказав секретарше «спасибо».

И не меньше минуты я сижу, уставившись в экран телефона. И только потом понимаю, что ничего удивительного в этом в общем-то нет.

Наверняка Ларионов женился на Татьяне. И я изначально догадывалась, что так оно и произойдет.

Он был в нее влюблен еще в юности. Из-за нее он развелся со мной. Ее обожает его мать (а это, как оказалось, немаловажно).

Так разве не логично, что она подарила ему малыша? Тогда почему я так шокирована?

Или я думала, что Катюша останется его единственным ребенком?

Конечно, в новом браке он захотел еще детей. Детей от любимой женщины. И может быть, у них с Татьяной не только один сын.

Но даже после того, как я сама себе всё это объясняю, я всё равно почему-то не могу это отпустить. Возможно, потому, что чувствую обиду не за себя даже, а за свою дочь.

Не потому ли Ларионов не интересовался ею совсем, что у него появились другие, здоровые дети. Дети, с которыми не нужно было лежать в больницах, которым не нужно было собирать деньги на операцию и по несколько раз в день делать уколы.

Смотрю на часы и понимаю, что нужно идти в садик. Хорошо, что Катя еще слишком маленькая, чтобы всего этого не осознавать. Но рано или поздно она начнет задавать вопросы. И что я тогда должна буду ей рассказать?

Она и так уже спрашивает, почему у нее нет папы. Пока помогают рассказы о том, что наш папа полярник и работает в тундре, где нет мобильной связи и телефонов. И исключительно поэтому он не может любимой дочери позвонить.

Но скоро такие байки уже не сработают. И я уже начала потихоньку готовить дочку к тому, что не у всех детей бывают папы. Вернее, изначально бывают они у всех, но некоторые потом исчезают.

В садике она не единственный ребенок из неполной семьи, так что не чувствует себя ущербной. Но когда она станет старше, она сама поймет, что наш папа предатель. Каково ей будет тогда?

И не только папа, но еще и бабушка. За все эти годы Арина Васильевна ни разу мне не позвонила. Ни разу не поздравила внучку с днем рождения, не спросила о ее здоровье. Она словно боялась напомнить о своем существовании, чтобы мы вдруг не захотели снова появиться в их с Алексеем жизни.

Конечно, у нее есть и другие внуки, но разве их наличие мешает любить еще и Катю? Да даже если она не испытывает к моему ребенку теплых чувств, есть же еще и элементарная вежливость. Не так уж трудно отправить смс хотя бы в день рождения.

Я пытаюсь убедить себя, что мне должно быть на это наплевать. Предательство случилось давно. И мне пора отпустить эту ситуацию и стать счастливой с кем-то другим. Это будет правильно и по-взрослому.

Начать ходить на свидания, выбрать достойного мужчину и создать с ним новую семью.

Но проблема в том, что сделать это я почему-то не могу. То, давнее предательство удерживает меня от новых отношений. Потому что я боюсь, что другой мужчина тоже может предать.

Наверно, мне стоит обратиться к психологу, но пока мне это претит. Ведь это означает признание того, что у меня есть проблемы. А признаваться в этом ох как неохота!

Забираю Катюшу из садика, и по дороге домой мы заходим в кафе и едим вкусные пирожные. Дочка выбирает эклер, а я «Наполеон». Это такая продуктовая терапия. И мне действительно становится легче. Мороженое и сладости всегда оказывают на меня такой эффект. Жаль только, что они сказываются на фигуре.

Потом останавливаемся на детской площадке, где дочка с удовольствием качается на качелях. И именно в этот момент и раздается звонок.

— Маша? Ты звонила?

Я даже не сразу понимаю, что это он. На улице шумно. И номер незнакомый.

— Передумала насчет рукописи? Я рад.

— Нет, не передумала! — рублю я. — Я хотела поговорить совсем о другом. Но мне сказали, что у тебя заболел сын.

Я делаю паузу. Но Ларионов тоже молчит. Неужели даже сейчас он не спросит о Кате? В конце концов отец он или кто?

Мое сердце снова сжимает обида. Ради сына он уехал с работы в разгар рабочего дня. Так почему же он так равнодушен к дочери?

И должен же он хотя бы сейчас сказать что-то о своей новой семье. О жене, о детях. Да, те дети от любимой женщины. Но разве Катя виновата в том, что ее родила та, которую он никогда не любил?

— Так о чём ты хотела поговорить? — наконец, спрашивает он.

Он игнорирует мою фразу о заболевшем сыне. Просто делает вид, что не слышал ее. Ну, что же, может быть, так и лучше. Мне ни к чему знать о его отношениях с Татьяной.

— О квартире, в которой мы с Катей живем, — выдыхаю я. — И о твоем участии в ее покупке. Ты ничего не хочешь мне объяснить? Ты не хочешь сказать, почему ты сделал это тайно? К чему было скрывать тот факт, что часть денег за эту квартиру дал именно ты?

Дорогие читатели! Следующая глава — уже завтра утром!