Бывшие. Второй шанс для доктора

Глава 1.

Солнце только-только пробилось сквозь тюль на окнах, окрашивая мою маленькую кухню в нежный золотистый свет. Запах свежесваренного кофе, крепкого и бодрящего, как и каждое утро, ласково щекотал нос. Моя кухня – мое убежище, с ее светло-желтыми, немного выцветшими обоями, будто впитавшими в себя тепло и уют множества счастливых моментов. На подоконнике гордо красовалась моя герань, пышно цветущая алыми шапками, словно соревнуясь с рассветом. Это был мой маленький уголок рая, и каждое утро я делила его с Максимом.

Сегодня утром я особенно старалась, заваривая наш любимый кофе. Я поставила на стол две наши любимые чашки, с наивными ромашками на боку, и повернулась к Максиму, улыбаясь во весь рот.

– Кофе готов. Знаешь, мне кажется, это лучший кофе в мире. Потому что я делаю его для самого лучшего хирурга в мире, – слова сорвались с губ легко и радостно, наполненные любовью и гордостью.

Он остановился посреди кухни, прямо под лампой, отбрасывавшей резкие тени на его лицо. Обычно он каждое утро зарывался носом в мои волосы, шепча что-то ласковое, но сегодня… Сегодня он нервно расхаживал, избегая моего взгляда, и на его лице застыла какая-то чужая, тревожная маска. Он неловко улыбнулся, и эта улыбка показалась мне фальшивой, как дешевая бижутерия.

– Спасибо, Анют, – его голос был каким-то отстраненным, словно принадлежал не ему.

Я села напротив, глядя на него с обожанием, пытаясь разогнать нарастающее беспокойство. Сегодня он действительно какой-то странный, словно чужой. Обычно его глаза искрились, когда он смотрел на меня, а сейчас… в них было что-то темное и отстраненное.

– Ты какой-то взволнованный сегодня. Опять сложная операция? Я так переживаю за тебя, когда ты в операционной, – каждый раз, когда он оперировал, я чувствовала, как мое сердце сжимается от тревоги. Я знала, как он рискует, как выкладывается до последнего, спасая жизни.

– Нет, сегодня ничего сложного не намечено, – он отвел взгляд, и я почувствовала, как внутри меня что-то обрывается. – Просто… много рутинной работы.

Я потянулась к нему, взяла его руку, почувствовав под своими пальцами его холодную кожу. Обычно его прикосновения обжигали меня, а сейчас… Сейчас от него веяло холодом.

– Я знаю, как тебе тяжело. Ты столько сил отдаешь больным. Но ты такой талантливый, Макс. Я уверена, ты станешь лучшим хирургом в стране, – я говорила искренне, всем сердцем веря в его талант, в его призвание.

Он вздохнул, глубоко и устало, и этот вздох пронзил меня, как лезвие.

– Я хочу. Очень хочу.

– Я тебе помогу. Во всем. Я всегда буду рядом, поддерживать тебя. Вместе мы все преодолеем. Знаешь… – я опустила глаза, краснея от нежности и волнения. – …Я тут подумала… может, нам стоит…, – я хотела предложить ему… большее. Хотела, чтобы мы стали настоящей семьей, хотели вместе строить наше будущее.

Я не успела договорить. Он резко перебил меня, словно боялся услышать то, что я собиралась сказать.

– Аня, послушай. Нам нужно поговорить.

Что-то внутри меня насторожилось, сжалось в тугой, болезненный узел. Предчувствие неладного пронзило меня, как удар током.

– Что-то случилось? – голос дрогнул, выдавая мой страх.

Он сглотнул, и я увидела, как дернулся его кадык.

– Случилось… Аня, я… я думаю, нам нужно расстаться.

Мир вокруг меня замер, перестал существовать. Звуки стихли, краски поблекли. Меня словно окатили ледяной водой, парализовав все чувства. Лицо похолодело, и я почувствовала, как мелко дрожит чашка в моей руке, готовая выскользнуть и разбиться на мелкие осколки.

– Ч-что? Что ты сказал? – я прошептала, не веря своим ушам.

Он не смотрел на меня, избегал моего взгляда, словно боялся увидеть в моих глазах боль, которую он причинял.

– Я серьезно. Я долго об этом думал.

– Но… но почему? Что я сделала не так? – я не понимала, что происходит. Где я допустила ошибку? Разве я недостаточно любила его? Разве я недостаточно поддерживала его?

– Дело не в тебе, Аня. Ты… ты замечательная. Ты самая светлая и добрая девушка, которую я знаю, – его слова звучали как похоронный марш, как эпитафия нашей любви.

– Тогда в чем же дело? Я не понимаю. Мы же любим друг друга.

Или, по крайней мере, я так думала. Я искренне верила в нашу любовь, в наше будущее.

Он поднял голову, и в его глазах я увидела какую-то холодную решимость, которой раньше не замечала. Его взгляд был словно сталь, твердый и безжалостный.

– Любили… Может быть. Но сейчас у меня другие приоритеты. Мне нужно сосредоточиться на карьере. Мне нужна… другая жизнь.

– Какая другая жизнь? У нас же все было… Ты же говорил, что хочешь семью, детей…, – голос сорвался, и в нем зазвучали нотки истерики. Все наши мечты, наши планы… неужели все это было ложью?

Он снова вздохнул, отворачиваясь от меня.

– Я был неправ. Я был слишком наивен. Карьера хирурга требует полной отдачи. А я… я не могу позволить себе отвлекаться.

– Ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, что я – помеха твоей карьере? Слезы подступили к горлу, душили, не давая дышать.

Глава 2.

После его ухода мир словно выцвел, потерял краски и запах. Кухня, еще недавно наполненная смехом, уютом и ароматом свежесваренного кофе, который он так любил, превратилась в холодную, бездушную тюрьму. Каждый предмет в ней – герань на подоконнике, упрямо тянущаяся к солнцу своими алыми цветами, чашки с наивными ромашками, которые я выбирала с такой любовью, даже злосчастные светло-желтые обои, казавшиеся теперь предательски-веселыми, – все они стали издевательским напоминанием о моей разрушенной мечте, о моей наивности. Они словно кричали: "Посмотри, как все было хорошо. А теперь?"

Первые дни после его ухода я просто лежала на диване, как выброшенная на берег рыба, и смотрела в потолок. Слезы текли нескончаемым, обжигающим потоком, вымывая из меня остатки сил, надежды, веры в себя. Я не могла есть – каждый кусок застревал в горле, казался безвкусной массой. Я не могла спать – сон превратился в нежеланное бегство от реальности, от боли, которая преследовала меня каждую секунду. Каждая минута без него была пыткой, каждая секунда казалась вечностью. Я прокручивала в голове наши разговоры, наши встречи, его прикосновения, его улыбку… Я отчаянно пыталась понять, где я допустила ошибку, что я могла сделать иначе, чтобы предотвратить этот кошмар. Но ответа не было. Лишь гулкое, безжалостное эхо его слов: "Мне нужна другая жизнь." Эти слова, словно осколки стекла, разрывали меня изнутри.

Потом пришло время возвращаться к работе. Жизнь не ждет, и счета сами себя не оплатят. Я работала медсестрой в городской больнице, в отделении кардиологии, и моя смена начиналась в семь утра. Подъем был мукой. Я шла на работу как зомби, волоча ноги и стараясь не смотреть ни на кого. Мир вокруг меня был размытым и нереальным. Лица пациентов казались расплывчатыми, их жалобы – неважными, далекими. Я просто делала свою работу механически, словно робот, запрограммированный на выполнение определенных действий. Перебинтовать, уколоть, измерить давление – все это я делала бездумно, не чувствуя ни сострадания, ни участия. Я сама была пациентом, умирающим изнутри.

Тяжелее всего были ночные дежурства. В темноте больничных коридоров, под мерцающим, холодным светом ночников, мое горе становилось особенно острым, невыносимым. Каждый звук – скрип двери, тихий стон пациента, кашель медсестры – все усиливало мое одиночество, мою боль. Я вспоминала наши ночные разговоры, наши объятия, его теплый шепот на ухо, обещавший вечную любовь. Слезы душили меня, ком вставал в горле, не давая дышать. Я пряталась в пустой сестринской, чтобы дать им волю. Там, в тишине и темноте, я могла позволить себе быть слабой, сломленной. Я плакала до тех пор, пока не засыпала от изнеможения, чтобы потом проснуться с тяжелым сердцем и вновь окунуться в кошмар реальности. Каждое утро я просыпалась с ощущением, что меня заживо похоронили.

Я потеряла веру в любовь. Мне казалось, что все мужчины одинаковы – эгоистичные, расчетливые, лицемерные, готовые предать ради собственной выгоды, ради карьеры, ради удобства. Я больше не верила в сказки о вечной любви, о счастливой семье, о "жили долго и счастливо". Все это оказалось лишь иллюзией, красивой картинкой, которой никогда не суждено было стать моей реальностью. Мой мир рухнул, оставив после себя лишь пепел и разочарование.

Однажды, после особенно тяжелой смены, когда я видела, как умирает молодой парень, не дождавшись пересадки сердца, я почувствовала себя плохо. Меня тошнило, голова кружилась, и все тело ломило, словно меня переехал грузовик. Я списала все на усталость, на бессонные ночи, на нервное напряжение, на стресс, который стал моим постоянным спутником. Но симптомы не проходили, а только усиливались. Тошнота преследовала меня постоянно, запахи стали раздражать, и даже любимый чай казался мне отвратительным.

И тогда, в один из самых мрачных дней моей жизни, меня словно осенило. Я вдруг поняла, что происходит. Задержка была уже больше двух недель, и я просто боялась себе в этом признаться.

В ближайшей аптеке я купила тест на беременность. Руки тряслись так сильно, что я едва могла удержать маленькую картонную коробочку. Всю дорогу домой, в переполненном автобусе, меня трясло как осиновый лист. Я боялась, боялась до ужаса, до паники. Я не знала, чего больше хочу – увидеть на тесте две полоски или одну. Одна полоска означала бы, что у меня есть шанс начать все сначала, забыть Максима, забыть эту боль. Две полоски… Две полоски означали бы хаос, неразбериху, крах всех моих планов.

Дома я заперлась в ванной и сделала тест. Сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Я дрожащими руками развернула тест и… Две полоски. Жирные, отчетливые, неоспоримые. Я беременна.

Мир снова перевернулся. На этот раз я не знала, смеяться или плакать. Растерянность, страх, ужас, отчаяние, надежда – все эти чувства боролись во мне, сменяя друг друга с бешеной скоростью, разрывая меня на части. Я беременна от человека, который меня бросил, предал, растоптал мою любовь. Что я буду делать? Как я смогу одна воспитать ребенка? Я ведь даже о себе не могу позаботиться. У меня нет ни денег, ни поддержки, ни уверенности в завтрашнем дне.

Но сквозь пелену страха и отчаяния вдруг пробился слабый лучик надежды, едва заметный, но такой важный. Маленькая искорка, зарождающаяся в моей душе, в моем животе. Ребенок… Это ведь часть меня, часть Максима. Живое доказательство нашей любви, хотя бы и прошлой. Маленькое чудо, которое я ношу под сердцем. Может быть, это и есть мой шанс начать все сначала? Может быть, этот ребенок и есть мой новый смысл жизни? Может быть, он сможет заполнить ту пустоту, которая образовалась в моей душе после ухода Максима?

Я потерла щеки, вытирая слезы. Да, мне страшно. Да, я одна. Но я не сдамся. Я буду сильной. Я буду заботиться о своем ребенке, чего бы мне это ни стоило. Я стану для него лучшей матерью, какая только может быть. Я защищу его от всего зла в этом мире, я дам ему всю свою любовь, все свое тепло.

Глава 3.

Решение пронзило меня внезапно, как вспышка молнии, разорвавшая ночную тьму сомнений и страха. Больше оставаться в этом городе я не могла, не имела права. Каждая улица, где мы гуляли, держась за руки, каждое уютное кафе, где пили ароматный кофе, каждый парк, где признавались друг другу в любви, – все здесь вопило о Максиме, о нашей когда-то счастливой любви, а теперь – о моей невыносимой боли. Здесь я задыхалась, словно запертая в тесной, душной клетке, где воздух пропитан горечью утраты. Мне нужно было бежать, бежать без оглядки, как можно дальше от этого места, чтобы склеить разбитое сердце, чтобы начать новую жизнь с чистого листа, чтобы дать моему ребенку шанс на светлое, безоблачное счастье, которого я, казалось, лишилась навсегда.

Я смотрела в старое, потертое зеркало в прихожей на свое отражение – бледное, осунувшееся лицо, запавшие, обведенные тенями глаза, потухший, словно угли костра, взгляд. В животе, пока еще незаметном постороннему глазу, билась маленькая, хрупкая жизнь, моя жизнь, частичка меня и Максима. И ради этого крохотного, беззащитного создания, ради его будущего, я должна была стать сильной, как никогда прежде. Ради этой новой жизни я должна была выбраться из этой глубокой, темной ямы отчаяния, которая грозила поглотить меня целиком.

Утром, дрожащими пальцами, я набрала номер мамы. Она всегда чувствовала меня на расстоянии, словно между нами была невидимая нить. Ее голос, всегда такой теплый, заботливый и успокаивающий, дрожал от необъяснимого беспокойства.

– Мамочка, это я… – прошептала я, едва сдерживая рыдания. Я рассказала ей все – о Максиме, о его предательстве, о своей беременности, которая стала для меня одновременно проклятием и благословением, о своем отчаянном решении уехать из города, где каждая вещь, каждый уголок напоминал о прошлом. Молчание в трубке показалось мне вечностью, наполненной тревогой и неизвестностью. А потом, после долгой паузы, я услышала ее тихий, но твердый, как сталь, голос.

– Приезжай, дочка. Мы всегда будем рядом с тобой. Мы поможем тебе, чем сможем. Ты не одна, слышишь? Никогда не одна.

Сборы были быстрыми и хаотичными, словно я убегала от настигающей меня тени. Я складывала вещи в старые картонные коробки, словно во сне, перебирая в руках фотографии, книги, любимые платья. Каждая вещь была пропитана воспоминаниями, каждая вещь шептала о Максиме, о нашей любви, о наших мечтах. Я складывала все, стараясь не думать, не чувствовать, не дать боли захлестнуть меня с новой силой. Моим единственным желанием было поскорее уехать, поскорее забыть, поскорее начать все сначала.

Мои верные друзья, Лена и Катя, поддержали меня, как никогда прежде. Они приехали рано утром, чтобы помочь с переездом. Их лица были бледными от бессонной ночи, а глаза – полны сочувствия и любви. Они плакали вместе со мной, обнимали меня, шептали слова поддержки и утешения. Они были моей семьей, моей опорой, моим спасением в этом бурном море отчаяния. Я никогда не забуду их бескорыстную доброту и искреннюю заботу.

В день отъезда, стоя у окна съемной квартиры, я смотрела на город, который когда-то был моим домом, моим убежищем, моей крепостью. Город, где я встретила Максима, где я была безмерно счастлива, где я пережила самую большую любовь и самую страшную боль в своей короткой жизни. Я прощалась с прошлым, с разбитыми надеждами на будущее, с иллюзорной мечтой о вечной любви.

Мама жила в небольшом, тихом городке в ста километрах отсюда. Я помнила его с детства – уютные улочки, утопающие в зелени садов, аккуратные домики с резными наличниками, бескрайние поля, тянущиеся до самого горизонта. Здесь время текло медленнее, люди были добрее, а воздух чище и свежее. Я наивно надеялась, что здесь, вдали от суеты и боли, я смогу обрести долгожданный покой, залечить душевные раны, найти себя, настоящую, и стать хорошей мамой для своего ребенка.

В старенькой машине Лены, которая вызвалась меня отвезти, меня трясло от животного страха. Страх перед неизвестностью, страх перед будущим, страх перед тем, что я не справлюсь, что я сломаюсь под тяжестью навалившихся проблем. Я боялась, что я не смогу одна воспитать ребенка, что я не смогу дать ему всего необходимого, что я окажусь плохой матерью. Но я гнала от себя эти мрачные мысли, как назойливых мух, стараясь сосредоточиться на позитивных образах. Я должна быть сильной, я должна верить в себя, я должна верить в своего малыша.

Когда мы въехали в тихий городок, я почувствовала странное облегчение, словно тяжелый груз упал с моих плеч. Маленькие, разноцветные домики, утопающие в изумрудной зелени садов, приветливые, улыбающиеся лица немногочисленных прохожих, звенящая тишина и умиротворяющее спокойствие – все это медленно, но верно вселяло в меня слабую надежду на лучшее. Может быть, здесь я действительно смогу начать новую жизнь, очиститься от грязи прошлого и построить счастливое будущее для себя и своего ребенка?

Мама ждала меня у старых деревянных ворот дома. Ее глаза, глубокие и добрые, светились от безусловной радости и бесконечной любви. Она обняла меня крепко-крепко, словно боялась, что я снова убегу, что я исчезну, как призрак. В ее теплых, родных объятиях я почувствовала себя в безопасности, словно вернулась домой после долгого и тяжелого путешествия, полного опасностей и разочарований.

Дом встретил меня теплом и уютом, словно ждал моего возвращения долгие годы. Старая, но добротная мебель, расставленная с любовью, многочисленные фотографии на стенах, запечатлевшие счастливые моменты из нашего прошлого, аппетитный запах свежеиспеченных пирогов с яблоками, доносившийся из кухни, – все это напоминало мне о беззаботном детстве, о счастливых временах, когда я была окружена любовью и заботой. Я почувствовала, что я дома, что я в безопасности, что я не одна в этом огромном и враждебном мире.

Глава 4.

Слабый писк, тихий, будто мяуканье замерзшего котенка, вырвал меня из липкого полузабытья. Вокруг все еще стояла больничная полутьма, пропитанная запахом дезинфекции и еще чем-то неуловимо медицинским. Я с трудом разлепила веки, словно на них насыпали песка, и увидела его. Сашка. Мой Сашка. Его личико, все в крошечных складочках, сморщилось, будто он только что попробовал лимон, а крошечные ручки беспомощно сжались в кулачки, такие крошечные, что казалось, в них можно было уместить всю мою жизнь. Он был самым прекрасным существом, которое я когда-либо видела. Не идеальный, не глянцевый, но мой.

В тот момент усталость, боль, даже страх, который терзал меня все последние месяцы – все исчезло. Осталась только огромная, всепоглощающая, ни с чем не сравнимая любовь. Она прокатилась по мне волной, обжигая и исцеляя одновременно. Я прижала его к себе, чувствуя его тепло, такого хрупкого, такого беззащитного. Его запах… это был запах дома, запах молока и чего-то нежно-сладкого, запах новой жизни, запах надежды, пробивающийся сквозь больничную стерильность.

Первые месяцы… ох, эти первые месяцы. Это был какой-то сюрреалистический марафон на выживание. Бессонные ночи, когда я ходила по комнате, как лунатик, убаюкивая Сашку под монотонное шипение белого шума. Колики, от которых он кричал до хрипоты, а я, вместе с ним, плакала от бессилия. Бесконечные стирки и глажки, горы пеленок и распашонок, которые казались мне Эверестом. Я валилась с ног от усталости, чувствовала себя измотанной и бесполезной. Иногда, глядя в зеркало, я видела там незнакомую женщину с запавшими глазами и растрепанными волосами.

– Ты справишься, – шептала я себе, глядя на свое отражение. – Ты должна.

Но стоило Сашке улыбнуться, просто улыбнуться уголками губ во сне, или посмотреть на меня своими огромными, ясными глазами, и все мои силы возвращались. Он рос так быстро, день за днем, и каждый его новый звук, каждое новое движение, каждый новый жест наполняли меня гордостью и счастьем. Помню, как я впервые услышала его гуление. Это был такой тоненький, неуверенный звук, но для меня он звучал как симфония.

Мама… без нее я бы точно не справилась. Она взяла на себя большую часть забот о Сашке, пока я пыталась удержаться на плаву. Она была моей опорой, моей лучшей подругой, моим ангелом-хранителем. Помню, как она приходила вечером после работы, с уставшим, но таким любящим взглядом. Она готовила ужин, стирала пеленки, и, конечно же, брала на себя ночные кормления. Я никогда не забуду ее тихие колыбельные, которые она пела Сашке тихим, дрожащим голосом, ее терпеливые объяснения, когда я, в панике, ночью будила ее не понимая что мне делать с орущим ребенком, ее нежную любовь к Сашке, которая чувствовалась в каждом ее прикосновении.

Именно мама подтолкнула меня к мысли об учебе.

– Анечка, ну что ты сидишь, как привязанная? – сказала она однажды, пока я кормила Сашку кашей. – Пора двигаться дальше. – она улыбнулась. – Ты так трепетно относишься к детям, так хорошо понимаешь их. Почему бы тебе не поступить учится на акушерку? Саша растет, скоро в сад пойдет, да и я помогу.

Идея сначала показалась безумной. Учеба? С ребенком на руках? Денег и так в обрез, а тут еще платить за обучение…

– Мам, ну ты что, с ума сошла? – ответила я тогда. – Я даже не знаю, как до вечера дожить, а ты мне про колледж говоришь.

Но потом, вечером, когда Сашка уже спал, я сидела на кухне и пила чай. В голове крутились мамины слова. И я подумала: а почему бы и нет? Сашка – моя мотивация, мое вдохновение. Я хочу, чтобы он гордился мной. Я хочу дать ему лучшее будущее. Если я смогу стать акушеркой, я смогу не только помогать другим женщинам, но и обеспечить своего сына.

Так я и поступила в медицинский колледж. Первый день был похож на кошмар. Я чувствовала себя самозванкой, а еще невероятно скучала по сыну. – Ну и куда ты лезешь? – прошептала я себе под нос, сидя в аудитории на первой лекции.

Было тяжело, невероятно тяжело. Работа в две смены, учеба по ночам, бесконечная нехватка времени… Иногда я засыпала прямо за учебником, и мне снились кошмары про медицинские инструменты и роды. Но каждый раз, когда я смотрела на спящего Сашку, такого маленького и беззащитного, я знала, что все делаю правильно.

Мама помогала мне с учебой, читала мне лекции, пока я кормила Сашку, и даже придумывала мне мнемонические правила для запоминания сложных терминов.

Однажды, в колледже, во время практики, я ассистировала на родах. Было страшно и волнительно. Я чувствовала себя беспомощной, но потом вспомнила себя, Сашку… и поняла, что я должна помочь этой женщине. Я держала ее за руку, говорила ей слова поддержки, и в конце концов, когда раздался первый крик новорожденного, я почувствовала, что это и моя победа тоже.

Иногда, лежа ночью в постели, измученная, но счастливая, я думала о том, как сильно изменилась моя жизнь за последний год. Я стала мамой, студенткой, и, кажется, даже немного сильнее. Сашка стал моим рассветом надежды. Он дал мне новый смысл, новую цель. И я знала, что сделаю все, чтобы он был счастлив. Я смотрела на его спящее личико, такое мирное и безмятежное, и шептала: "Я люблю тебя, мой маленький." И в этот момент, несмотря на всю усталость и трудности, я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.

Не упустите шанс увидеть новый литмоб в числе первых.

Глава 5.

– Анна Петровна, вас к телефону, – голос медсестры Натальи, чуть хрипловатый от частых перекуров, вырвал меня из размышлений о затяжных потугах у молодой роженицы. Бедная девочка, первородящая, как же ей сейчас тяжело. Я оглянулась, откинув с лица влажную прядь волос, выбившуюся из-под уже слегка помятой медицинской шапочки. Сегодня выдалась напряженная смена. – Сейчас вернусь, – бросила я роженице ободряющую улыбку и заверила, что все идет по плану. – Потерпи, милая, осталось совсем чуть-чуть.

Здесь, в нашей небольшой городской больнице, словно в большой семье, каждый друг друга знает. И я, Анна Петровна, стала для многих не просто акушеркой, а другом и советчиком. Женщины доверяют мне самое сокровенное, делятся своими страхами и надеждами. Я знаю, что они ценят мой опыт и искреннее участие. И это наполняет меня чувством удовлетворения.

Пять лет… Как быстро летит время! Кажется, еще вчера я была испуганной, брошенной девчонкой, дрожащей от холода и страха в чужом городе. А теперь… Теперь я доктор Анна Петровна, уважаемая в городе женщина, сильная и независимая. Могу помочь другим появиться на свет. И все это благодаря ему – Сашке. Мой Сашка, мое солнце, моя жизнь.

Когда я вошла в тесную ординаторскую, пропахшую кофе и лекарствами, Наталья уже ждала меня с телефонной трубкой в руке.

– Звонят из областной, из "Медлайфа", – шепнула она, округлив глаза. В ее взгляде читалось восхищение и легкая зависть. – С вами хочет поговорить сам главный врач.

Я взяла трубку, чувствуя, как внутри нарастает необъяснимое волнение. – Здравствуйте, Анна Петровна, – голос в трубке был уверенным, властным, немного отстраненным. Чувствовалось, что человек привык командовать. – Меня зовут Игорь Сергеевич, главный врач клиники "Медлайф". Мы наслышаны о вашей работе в городской больнице, о ваших успехах и хотели бы предложить вам должность в нашем отделении акушерства. Считаем, что такой талант не должен прозябать в провинции.

Я замерла, словно меня парализовало. "Медлайф"? Эта клиника гремела на всю область. Там работали лучшие специалисты, там было новейшее оборудование, там платили огромные деньги. Но она находилась… там. В его городе. В том городе, из которого я когда-то сбежала, беременная Сашкой, с разбитым сердцем и пустыми карманами. В городе, где остался он – Максим.

– Это очень неожиданное предложение, Игорь Сергеевич, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и профессионально. – Я очень благодарна за высокую оценку моей работы, но… у меня есть работа, меня здесь все устраивает. У меня здесь дом, друзья… Мои пациенты.

– Анна Петровна, мы знаем о вашей ситуации, о том, что вы одна воспитываете сына. Мы предлагаем вам не только высокую зарплату, значительно превышающую вашу нынешнюю, но и служебную квартиру в новом жилом комплексе, в самом центре города, недалеко от клиники. У вас будет возможность дать вашему ребенку лучшее образование, лучшее будущее. Подумайте о сыне, Анна Петровна, – в голосе Игоря Сергеевича прозвучало что-то вроде упрека.

В голове завертелась карусель мыслей. Сашка… Конечно, я всегда думала о его будущем. Здесь, в нашем тихом, провинциальном городке, у него было все: свежий воздух, хорошие друзья, любящая бабушка. Но "Медлайф" – это совсем другой уровень. Современное оборудование, возможность учиться у лучших специалистов, перспективы роста, о которых я даже не мечтала. Смогу ли я дать Сашке все это здесь? "Но здесь моя жизнь", – пронеслось в голове.

– Я… мне нужно подумать, – пробормотала я, чувствуя, как внутри поднимается смутное беспокойство, как старые раны начинают ныть. – Я свяжусь с вами через пару дней.

Положив трубку, я опустилась на старый, продавленный стул, чувствуя себя так, словно на меня вылили ведро ледяной воды. Наталья смотрела на меня с нескрываемым любопытством.

– Ну что, Анна Петровна ? Предлагают золотые горы?

Я вздохнула.

– Что-то вроде того, Наташа. Что-то вроде того…

"Медлайф". Это звучало как шанс, как возможность вырваться на новый уровень, доказать себе и всем, что я чего-то стою. Но одновременно – как угроза, как темный портал в прошлое, которое я так старалась забыть. Как вызов, брошенный моей прошлой, слабой и беззащитной, себе.

Сашка. Ему пять лет, и он – самый очаровательный и умный мальчик на свете. Он рисует машинки яркими фломастерами, обожает динозавров и засыпает под сказки о космосе. Он – моя гордость, мое счастье, моя жизнь. Но иногда, глядя на других детей, окруженных заботливыми отцами, я чувствую укол одиночества. Я вижу, как он смотрит на них с грустью в глазах. И Сашка тоже, я знаю, чувствует эту пустоту. Он никогда не видел своего отца.

Дома, вечером, когда Сашуля уже спал, мирно посапывая в своей кроватке, я сидела на кухне и пила остывший чай, уставившись в замерзшее окно. На улице мерно падал пушистый снег, укрывая город белым покрывалом, словно стирая все печали и заботы. Но мне не было спокойно. Я думала о "Медлайфе", о возможностях, которые он открывает, о будущем, которое я могла бы дать Сашке. Но больше всего я думала о нем. О Максиме. О том, как он ушел, оставив меня одну, беременную и растерянную, он выбрал карьеру и дочку профессора, а не меня. Смогу ли я встретиться с ним снова? Смогу ли я смотреть ему в глаза, не испытывая боли и обиды?

Вдруг, словно молния, в голове мелькнула мысль: а что, если мы даже и не встретимся и он никогда так и не узнает о Сашке? Город большой. Эта мысль пронзила меня, как удар тока. Страх перед прошлым смешался с любопытством, смутной надеждой и вдруг проснувшейся материнской яростью. Неужели он так и проживет всю жизнь, не зная, что где-то растет его сын? Что, если "Медлайф" – это не только шанс на лучшую жизнь, но и возможность исправить ошибки прошлого, дать Сашке отца, пусть и спустя столько лет?

Глава 6.

Серый микроавтобус с наклейкой "Медлайф" мягко затормозил у обочины, у знакомого до боли перекрестка. Я зажмурилась, стараясь унять дрожь. Город… Он словно смотрел на меня с укором, напоминая о прошлом, которое я так отчаянно пыталась забыть. Пять лет – срок, конечно, не огромный, но достаточно долгий, чтобы оставить глубокие шрамы на сердце. Новые магазины с кричащими вывесками, современные жилые комплексы, выросшие, словно грибы после дождя, – все это казалось чужим и незнакомым. Но стоило задержать взгляд, и я узнавала старые здания с облупившейся краской, узкие улочки, помнившие мои юношеские мечты, тенистые скверы, где мы когда-то клялись в вечной любви. Здесь я выросла, здесь я познала первую, наивную любовь, здесь же мое сердце было разбито вдребезги, рассыпавшись на миллионы осколков, которые, как я думала, я уже давно собрала.

Я мысленно перенеслась в наш разговор с мамой, когда я рассказала про предложение клиники "Медлайф". И о том, что я решила его принять.

– Ты правильно сделала, Ань. Нельзя жить прошлым, постоянно оглядываясь назад. Надо двигаться вперед, строить новую жизнь. У тебя все получится. Я верю в тебя, – мама взяла мою руку в свою, теплую и шершавую от работы в огороде. Ее прикосновение всегда успокаивало меня.

– Я боюсь, мам. Очень боюсь. Боюсь встретить его, боюсь снова пережить все это, – призналась я, не в силах больше держать это в себе, скрывать свои чувства. Слова вырвались наружу, словно прорвали плотину.

– Я понимаю, дочка. Знаю, как тебе тяжело. Но ты сильная. Ты справишься. Ты – моя дочь. И я всегда буду рядом, что бы ни случилось, – мама обняла меня крепко, прижав к себе. Ее слова, простые и искренние, словно бальзам, залечили старые раны. На душе стало немного легче, но тревога не отступала.

Сашка, прижавшись носом к стеклу, с восторгом разглядывал все вокруг, словно прибыл на другую планету.

– Мама, смотри, какой огромный дом. А это что за машинка с мигалками? Она как в мультике про спасателей, – его возбужденный, заливистый голосок вырвал меня из сумрачных раздумий.

Я натянула улыбку, стараясь скрыть внутреннюю тревогу.

– Это пожарная машина, Саш. Она помогает людям, – как же хочется, чтобы и мне кто-нибудь помог сейчас, подумала я, но тут же одернула себя. Я сильная. Я справлюсь.

– Приехали, – глухо произнес водитель, открывая заднюю дверь.

Мы вышли из машины и оглядели многоэтажку, в котором находится служебная квартира, теперь она наш дом.

Следующий день был полностью посвящен обустройству. Квартира, предоставленная клиникой, оказалась светлой и просторной, с новой, но безликой мебелью и большими окнами, выходящими на тихий двор. Сашка сразу же облюбовал себе комнату и начал деловито расставлять свои любимые игрушки – динозавров и машинки. Я старалась создать уют, развешивая на стенах фотографии, привезенные из старого дома, расставляя милые сердцу мелочи – вазочки, статуэтки, памятные сувениры. Нужно создать здесь дом, чтобы Сашка чувствовал себя в безопасности.

Утром я, собрав всю свою волю в кулак, отправилась в клинику. Мама которая приехала чтобы в первое время мне помочь и поддержать остались в новой квартире, присматривать за Сашей.

"Медлайф" поражал своими масштабами и современным оборудованием. Огромное здание из стекла и бетона, просторный холл, залитый солнечным светом, тихая, успокаивающая музыка, звучавшая из динамиков, приветливые улыбки персонала – все это создавало атмосферу благополучия и уверенности. После короткого, но напряженного собеседования с заведующим отделением, доктором Ковалевым, меня представили коллективу.

Коллеги встретили радушно, интересовались моим опытом работы, планами на будущее, расспрашивали о Сашке.

– У нас тут отличный коллектив, всегда поможем, если что, – сказала молоденькая медсестра по имени Лена, подмигнув мне. Я чувствовала себя немного неловко под пристальными взглядами, но старалась быть открытой и дружелюбной. Все они знают о моей истории? Или только о том, что я – новый доктор? Кажется у меня начинается паранойя.

После знакомства с коллективом, я решила немного прогуляться по городу, вспомнить старые места. Он изменился, стал более современным и шумным, но все еще хранил в себе отпечатки прошлого. Я прошла по знакомым улицам, мимо школы, где училась, мимо обшарпанного кинотеатра, в который мы сбегали с пар, мимо парка, где мы гуляли с Максимом, держась за руки. Воспоминания нахлынули с новой силой, оглушая и ослепляя, заставляя сердце сжиматься от боли и ностальгии. "Зачем я здесь? Зачем вернулась?" - этот вопрос эхом отдавался в моей голове.

В клинике мне выделили кабинет, небольшой, но уютный, с большим окном и удобным столом. Я начала разбирать бумаги, знакомиться с историями болезней пациенток, вникать в новые протоколы лечения. Работа всегда помогала мне отвлечься от тяжелых мыслей. Вечером, когда я собиралась уходить домой, доктор Ковалев остановил меня у двери.

– Анна Петровна, у нас есть еще один приятный сюрприз для вас. Для наших ценных сотрудников в клинике организован детский сад. Сашка может посещать его с завтрашнего дня. Там работают опытные педагоги, отличная программа развития, современные игрушки. Детям очень нравится, – улыбнулся мне мужчина дружелюбно.

Я была искренне удивлена. Я даже не знала, что в клинике есть детский сад. Это было невероятно удобно, это решало сразу множество проблем. Неужели все складывается так удачно?

Глава 7.

Белый, накрахмаленный халат казался броней, но даже она не могла скрыть дрожь, пробиравшую меня до самых кончиков пальцев. Первый полноценный рабочий день. Сашка пошел в детский сад, а я на весь день в "Медлайф". Здесь все чужое, но я настроена сделать так, чтобы эта клиника стала мне домом. Запах стерильности щипал нос, а гул голосов и шагов создавал нервный фон. Я провела ладонью по лбу, отгоняя выбившуюся непослушную прядь, и усилием воли заставила себя улыбнуться. Нужно выглядеть уверенно. Успешно. Сегодня я – доктор Анна Петровна, а не та перепуганная девчонка, которая убегала из этого города несколько лет назад.

Сделав глубокий вдох, я направилась к посту медсестры. В животе роились бабочки, а сердце отбивало чечетку сумасшедшего ритма. Глупо, конечно, волноваться, но это была моя мечта, моя цель, моя… новая жизнь. Всего лишь несколько шагов отделяло меня от стойки, когда мир вдруг перестал существовать. Рядом со стойкой был ОН.

Все внутри будто оборвалось. Как будто кто-то резко выдернул шнур из розетки, и все звуки мира схлопнулись, оставив только гудящую пустоту в ушах. Он стоял у стойки, слегка склонившись к дежурной медсестре, и что-то говорил ей своим завораживающим, низким голосом. Голосом, который раньше убаюкивал меня, а теперь преследовал в ночных кошмарах. Голосом, который я могла узнать из тысячи.

Максим.

Мой Максим. Моя первая, безумная любовь. Мое предательство. И… отец Сашки.

Шок.

Это как удар током. Я просто застыла на месте, не в силах пошевелиться. Он почти не изменился. Разве что стал более зрелым, более… холеным. На нем был синий медицинский костюм, который идеально сидел на его широких плечах. Все та же небрежность, за которой стояла железная уверенность. Взгляд заскользил по его лицу: родинка над верхней губой, которую я когда-то любила целовать, едва заметные морщинки вокруг ясных, голубых глаз, которые…

Его глаза. Они были все так же пронзительно-голубыми. У Сашки такие же, но у него родные и одновременно совершенно чужие. И именно в этот момент его взгляд встретился с моим.

Он замер. Я увидела, как удивление и недоверие сменяют друг друга на его лице. Он словно увидел привидение. Призрак из прошлого, о котором, как я надеялась, он давно забыл.

– Анна? – его голос словно вырвал меня из оцепенения. Все эти годы он звучал у меня в голове, так отчетливо, словно он говорил его мне только вчера.

Где-то в груди заклокотал гнев.

Ненависть, горячая и жгучая, словно кислота, затопила меня с головы до ног. Как он смеет стоять здесь? Как смеет выглядеть таким… благополучным, таким успешным, после всего, что он сделал? Он бросил меня, выбрал карьеру, перспективу, покровительство профессора и, конечно же, его дочку. А что я? Наивная девочка медсестричка которая растворилась в нем, влюбилась забыв о себе.

Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно отпрянула. Сердце бешено колотилось, словно птица, запертая в клетке. Ледяной ужас сковал все тело.

– Что ты…, – мой голос дрогнул и едва прозвучал. – Что ты здесь делаешь?

Он остановился. В его глазах мелькнуло… раскаяние? Или мне это только показалось? Выглядел он жалко, словно побитый пес. Неужели он хоть немного понимает, что моя жизнь пошла по другому пути из-за него? Неужели ему наконец-то стало стыдно?

– Я… я работаю здесь, - пробормотал он тихо, словно боясь, что нас кто-то подслушает. – Ведущий хирург.

Я в полном замешательстве. Я не знаю что делать. Первый порыв бежать куда подальше, но потом приходит осознание, что я не могу.

Ведущий хирург, это значит, что он давно уже здесь работает. Может меня пригласили по его наводке? Хотя нет. Он был удивлен меня увидеть, не меньше чем я его.

И тут же, словно молния, пронзила мысль: Саша. Сашка! Что будет, если он узнает?

Паника. Холодная, липкая, всепоглощающая. Если он узнает о Сашке… он захочет увидеть его или, еще хуже, захочет его забрать? Он разрушит наш маленький мир, нашу с Сашкой тихую и счастливую жизнь.

– А ты… Ты знала, Анна? Знала, что я здесь? – спрашивает, а у самого какое-то странно нечитаемое выражение на лице.

Он пристально смотрел на меня, пытаясь прочесть мои мысли. В его глазах – надежда и какой-то… вызов? И внезапно, внутри все оцепенело от осознания: если он здесь работает, то как долго? Искал ли он меня?

Нужно взять себя в руки. Я не могу позволить себе развалиться на части сейчас, здесь, на глазах у него, у всех. Я не могу позволить ему увидеть мою слабость. Я должна быть сильной. Ради Сашки.

– Нет, – прошептала я, глядя ему прямо в душу. – Я приехала сюда недавно. Я не знала что ты работаешь в этом городе, тем более здесь, голос дрожал, но хоть это у меня получалось - врать ему прямо в лицо.

Нельзя ему узнать правду. Никогда. Сашка – мой сын. Только мой. Я одна вырастила его, я одна ночей не спала, когда у него резались зубки, когда его мучили колики и снились страшные сны. Он – моя жизнь, и я не отдам его никому. Тем более, ему.

– Я не хочу с тобой разговаривать, – с трудом выговорила я, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. – Мы работаем в разных отделах. Пожалуйста, просто… избегай меня. Давай сделаем вид, что мы незнакомы, – я не смогла сделать вид, что он мне безразличен. Он бы понял, что я вру, да и пусть знает, что я его ненавижу.

Глава 8.

Эти стерильные, выскобленные коридоры клиники кажутся мне бездушным лабиринтом. Холодный свет ламп дневного света безжалостно отражается от гладких стен, превращая каждый угол в зеркало. И в каждом из них я вижу лишь свое отражение – беглянку, пытающуюся спрятаться от прошлого. Глупо. Этот переезд, новая работа… Все это должно было стать началом новой жизни, чистой страницы, на которой не будет места ни боли, ни обидам. Но прошлое, как липкий, отвратительный кошмар, преследует меня – с безукоризненной точностью – в лице Максима.

Он везде. За этой стальной, скрипучей кофе-машиной, изрыгающей горький напиток. Возле блестящих, как натертый скальпель, дверей лифта. Даже в святая святых – операционной, куда я, затаив дыхание, украдкой заглянула за долбаным зажимом. Его тень маячит в каждом углу, напоминая о том, что я так отчаянно пытаюсь забыть.

Я нарочито игнорирую тонкие морщинки вокруг его глаз, появившиеся за эти годы. Стараюсь не смотреть в его обманчивые глаза цвета ясного неба, помнящие, черт бы их подрал, столько счастливых моментов. Притворяюсь, что не слышу его тихих, но настойчивых, словно эхо из прошлой, давно похороненной жизни. "Привет, Анна". Как же это трудно, Боже мой!

Его присутствие жжет, как кислота, разъедает изнутри. Раздражает до зубовного скрежета, до нервного тика, будоражит застарелые раны. Кажется, он намеренно разбередил их все, чтобы боль снова ощущалась острее. Злость клокочет во мне горячим, вязким потоком, когда я вспоминаю, как хладнокровно, как без единой искры сожаления, он оборвал наши отношения. Как без раздумий променял эту самую «настоящую любовь» на блестящую перспективу в лице профессорской дочки, на обещанную ею безбедную, сытую жизнь.

– Прошлое должно оставаться в прошлом, – твержу я себе эту мантру, пытаясь хоть как-то сосредоточиться на работе. На этих мерзких, гудящих под ногами колесиках каталок, на запахе хлорки и лекарств, на всем, что может увести меня от тяжелых воспоминаний. Но любопытство – коварная, змеиная штука – как будто вступает в сговор с моим подсознанием, заставляя украдкой, тайком, из-под полуопущенных ресниц, наблюдать за ним.

Он остался все тем же: уверенным, собранным, как дорогой швейцарский механизм. Талантливым хирургом, в каждом движении которого сквозит мастерство и профессионализм. Его руки, еще недавно ласкавшие меня, теперь безжалостно вырезают болезни, спасая чужие жизни. Каждое его движение выверено, точно, отточено годами практики. И, к моему величайшему ужасу, к моей собственной мерзкой слабости, меня начинает овладевать то самое, давно похороненное, и, казалось бы, умершее навсегда влечение. Я ненавижу себя за это. Ненавижу его за то, что все еще может вызывать во мне эту дрожь, это неуправляемое желание прикоснуться к нему, почувствовать его запах.

Однажды, после особенно тяжелой, изматывающей операции, после долгих, мучительных часов, проведенных в этой душной, проклятой операционной, Максим подловил меня возле ординаторской. В воздухе густо пахло антисептиком и усталостью. Кажется, от меня тоже несло только этим.

– Анна, пожалуйста, дай мне шанс поговорить, – его голос хриплый от напряжения и недосыпания, словно он только что прокричал его из глубины шахты. В полутьме его измученное, уставшее лицо, кажется, обрамлено тенями.

Я хочу оттолкнуть его, проигнорировать, холодно пройти мимо, словно мимо пустого места. Но что-то внутри предательски дрогнуло, словно старая, так и не зажившая до конца рана, снова дала о себе знать.

– О чем? О том, как ты предал меня? О том, как растоптал мои чувства? О том, как безжалостно разбил мне сердце? – слова срываются с губ против моей воли, полные многолетней горечи и обиды. Словно выплескивается наружу весь этот яд, копившийся во мне все эти годы.

– Я сожалею, Анна. Очень сожалею, – он смотрит мне прямо в глаза, и я вижу в них не привычное самоуверенное сияние, а искреннее, неподдельное раскаяние. Или мне просто хочется это увидеть? – Я был молод, глуп, амбициозен. Думал только о карьере, о своем будущем, о том, как стать "кем-то" в этой жизни. Был идиотом, в общем-то.

– Слишком поздно, Максим, – отвечаю почти шепотом, чувствуя, как предательски дрожит мой голос, как подкатывает к горлу колючая, тошнотворная волна слез. – Слишком поздно. Ничего уже не вернуть.

Я поспешила прочь, торопливо удаляясь по этому длинному, гулкому коридору, оставив его стоять в полумраке, словно призрак собственной вины, обреченный скитаться по лабиринтам сожалений. Мое сердце бешено колотилось, как пойманная в клетку птица, а в ушах звенели слова, которые он произнес.

Самым страшным моим страхом, самым жутким кошмаром остается то, что Максим узнает о Сашке. Одна эта мысль, подобно ледяной руке, сжимает мое сердце, лишая возможности дышать. Я стараюсь избегать его, не пересекаться с ним на территории детского сада при клинике, выгадывая время, прокладывая эти идиотские, сложные маршруты. Но это становится все сложнее. Детский сад слишком близко, и вероятность случайной встречи возрастает с каждым днем. Мысль о том, что он может увидеть нас вместе, лишает меня сна, превращая ночи в бесконечную пытку.

Как-то, в один из дней, когда я казалось бы и не думала про Максима, новости о нем нашли меня сами. Во время короткого обеденного перерыва я буквально рухнула на жесткий стул в тихом углу буфета, утомленная и измотанная. Разговаривать с коллегами просто нет сил, и я машинально принялась ковырять вилкой эту безвкусную, больничную еду. Именно в этот момент я случайно услышала обрывок разговора двух медсестер, сидевших за соседним столиком.

Глава 9.

Звон колокольчиков над дверью кофейни пронзил тишину, словно выстрел. Я вздрогнула, машинально натягивая медицинскую маску выше, как будто кусок ткани мог спрятать меня от него, от моих страхов. Запах кофе и свежей выпечки, обычно такой манящий, сегодня казался приторным, даже удушающим. Всё, чего я сейчас хотела – это латте, чтобы хоть как-то проснуться после этой безумной ночи. Но теперь понимала: лучше бы я осталась в ненавистной ординаторской, чем столкнуться с ним.

Он стоял у кассы, высокий, плечистый… таким и остался, каким я помнила. Максим. Мой Максим, бывший Максим. Его светлые волосы слегка растрепаны, словно он действительно бежал, чтобы успеть сюда. Его взгляд… Боже, этот взгляд. Он прожигал меня насквозь, словно лазерный луч. Вся кровь прилила к щекам, запылало под кожей, выдавая моё волнение.

Я резко отвела взгляд, притворившись, что увлеченно рассматриваю витрину с десертами. "Только бы он не подошел… Только бы не заговорил…" – твердила я про себя, как заговор от несчастья. Заказать кофе и сбежать? Нет, слишком поздно. Слишком очевидно. Он уже двинулся в мою сторону.

– Анна? – его голос… такой знакомый, такой близкий, даже спустя столько времени. Моё сердце бешено заколотилось, словно испуганная птица в клетке. Ноги стали ватными.

Я медленно обернулась, стараясь придать своему лицу непроницаемое выражение.

– Максим, – выдохнула я, словно сбрасывая с себя непосильную ношу.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он, и в его глазах я увидела… отчаяние? Неужели он действительно так переживал?

– Сейчас совсем не лучшее время, – выпалила я, надеясь, что он наконец-то поймет намек.

Он, конечно же, не понял. Или просто не захотел понять. Как всегда.

– У меня есть всего пара минут, – продолжал он, сокращая между нами расстояние.

К счастью? Или к несчастью? Нас прервали. Слава богам, или проклятие – ко мне подошли Оля и Света, коллеги, и весело что-то обсуждали.

– Анна, привет. Как дежурство? – спросила Оля, сияя улыбкой, как солнце после дождя.

Я благодарно посмотрела на нее. На секунду мне показалось, что вижу ангела-хранителя.

– Привет, Оль. Тяжело, как обычно. Роды нон-стоп.

– Максим? – удивленно воскликнула Света. – Не знала, что вы знакомы.

– Мы… старые знакомые, – уклончиво ответила я, молясь про себя, чтобы Максим не решил удариться в воспоминания.

– Вот как, – протянула Света. – Ну, мы тогда пойдем, не будем мешать.

И они, как по волшебству, направились к кассе. Я не могла упустить такой шанс.

– Мне пора, – проговорила я, глядя прямо в его васильковые глаза. – Увидимся.

И, не дожидаясь ответа, почти бегом направилась к выходу, чувствуя, как его взгляд буравит мою спину. Он обжигал меня, словно клеймо. Я почти бежала по коридорам больницы, пока не добежала до своей ординаторской, где, наконец, смогла перевести дыхание. Только там я почувствовала, что снова могу дышать.

Уважаемые читатели, хочу представить вам еще одну книгу нашего

ЛитМоба " Вернуть_Любовь"

Катя Хеппи

Скрипка. Будь моей

https://litnet.com/shrt/9HqM

9.1

На следующее утро я шла на работу, уговаривая себя не думать о вчерашней встрече. Мне так хотелось верить, что Максим понял: я не хочу с ним разговаривать, что ему пора оставить меня в покое. Но я знала, что это глупо, что он никуда не денется.

Я только что отвела Сашу, в детский сад неподалеку от больницы. Мой маленький секрет, тщательно охраняемый от всего мира, и особенно от Максима. Секрет, который может разрушить все, что я построила с таким трудом.

Когда я повернула за угол, мое сердце пропустило удар. Максим стоял у входа в больницу, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Он ждал… меня? Или кого-то другого?

Паника волной захлестнула меня. Что, если он видел нас с Сашей? Что, если он что-то заподозрил? Одна мысль об этом заставила меня похолодеть.

Я хотела развернуться и бежать, сломя голову. Но было поздно. Он меня заметил.

– Анна, – крикнул он, и его голос эхом разнесся по тихой утренней улице.

Я в ловушке. Он загнал меня в угол.

Я остановилась, сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и медленно повернулась к нему лицом.

– Что тебе нужно, Максим? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, без дрожи.

– Я же говорил, мне нужно с тобой поговорить, – ответил он и двинулся в мою сторону, словно хищник, преследующий свою добычу.

Я огляделась по сторонам, ища хоть кого-нибудь, кто мог бы мне помочь. Но парковка была пуста. Я одна.

– Я не хочу с тобой разговаривать, Максим. Оставь меня в покое. Я уже все сказала, – прошептала я, внутренне готовясь к побегу.

– Я не уйду, пока ты меня не выслушаешь, – упрямо заявил он, и я увидела в его глазах стальное выражение, то, которое я помнила так хорошо.

– И тогда… тогда ты уйдешь из моей жизни навсегда? – вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать. И тут же пожалела. Зачем я это спросила?

– Если ты этого действительно хочешь…, – ответил он, и в его голосе проскользнула такая боль, такая глубокая печаль, что меня словно ударили в живот. Что-то дрогнуло во мне.

Но тут зазвонил телефон. Спасение.

– Прости, я должна ответить, – сказала я, не дожидаясь его реакции, и приняла вызов.

– Анна Петровна, срочно в родзал. У роженицы осложнения, – кричал в трубке взволнованный голос медсестры.

– Я бегу, – ответила я, отключаясь.

– Извини, Максим, у меня экстренная ситуация. Мне действительно нужно идти, – сказала я, и, не дожидаясь ответа, бросилась к входу в больницу.

Я чувствовала его взгляд у себя на спине. Он преследовал меня, как тень. И я знала: это еще не конец.

Вечером, после бесконечного дня, полного криков, крови и новых жизней, я зашла в ординаторскую, чтобы выпить чашку чая и хоть немного прийти в себя. Только успела откинуться на спинку стула и закрыть глаза, как дверь со скрипом открылась.

На пороге стоял Максим.

Я вздрогнула от неожиданности.

– Как ты сюда попал? – спросила я, одновременно удивленная и раздраженная.

– Я просто хотел поговорить, – ответил он, делая шаг внутрь.

– Я же сказала, что не хочу, – отрезала я, стараясь не поддаваться панике.

– Почему ты так упорно избегаешь меня? – спросил он, и в его голосе была такая неприкрытая боль, что мне стало не по себе.

– Потому что мне не о чем с тобой говорить, Максим. Все, что между нами было, давно закончилось. Ты сам так решил, – ответила я, чувствуя, как во мне закипает гнев.

– Я знаю, и я очень об этом сожалею… – начал было Максим, но его прервал громкий сигнал вызова из динамика.

– Анна Петровна, срочно в родзал. У роженицы начались роды, требуется ваша помощь.

Я почувствовала облегчение, смешанное с виной. Это был мой шанс сбежать. Снова.

– Прости, Максим, мне нужно идти, – сказала я, хватая халат и быстро направляясь к выходу.

– Анна, пожалуйста, хотя бы выслушай меня…, – крикнул Максим мне вслед, но я уже не слышала. Или не хотела слышать. Я не могла.

Мне нужно было спасать чью-то жизнь. А свою собственную я отложила на потом, в надежде, что это "потом" никогда не наступит. Но глубоко внутри я знала: это самообман. Максим не отступит. Наше прошлое не отпустит меня так просто. И рано или поздно мне придется взглянуть ему в глаза и встретиться лицом к лицу со своими страхами, своими тайнами… и с тем, что осталось между нами. Если вообще что-то осталось.

Уважаемые читатели, хочу представить вам еще одну книгу нашего

ЛитМоба " Вернуть_Любовь"

Инна Риф

Бывший. Папа, я тебя нашла

https://litnet.com/shrt/9yhl

Глава 10.

Вечер скользил по городу, разливая по крышам домов багрянец заката, смешанный с тревожной фиолетовой дымкой. Я выбралась из клиники, чувствуя себя пустым футляром. После дежурства, похожего на бесконечный кошмар, в голове билась только одна мысль: горячий душ и забвение. Но реальность всегда оказывалась жёстче. Знала – предчувствовала – что облегчения не будет.

И, словно подтверждая мои опасения, он был там. Максим. Прислонился к своей машине, как к трофею, добытому в неравном бою. Стоял, зараза, такой красивый, словно нарочно выставлял напоказ всю ту боль, которую я так старательно прятала. Хотелось заорать, развернуться и бежать, пока пятки не сотрутся в кровь. Но знала: это как бегство от собственной тени. Бессмысленно.

Набрав в грудь побольше воздуха, я направилась по аллее, в надежде, что он ждет не меня, но мои надежды не оправдались. Мужчина преградил мне дорогу.

– Максим, мне казалось, мы все выяснили. У меня просто нет времени на разговоры, – слова сорвались с губ с привкусом усталости и какой-то обреченности. Я чувствовала себя загнанной в угол мышью.

Он обжег меня взглядом. В этих глазах, которые когда-то казались такими родными, сейчас пылало упрямство, граничащее с одержимостью. Я невольно поежилась.

– Мы не выяснили ничего, Анна. Ты просто трусливо прячешься, – его голос был тихим, но в каждом слове чувствовалась сталь.

Я сжала губы в тонкую линию.

– У меня дела, – я чуть не сказала что опаздываю за ребенком в сад, но вовремя прикусила язык. – и не смей за мной следить, – отчего-то меня накрыла паника, что он сейчас пойдет за мной и узнает что я иду в сад, а там и до новости что он стал папой несколько лет назад, совсем не далеко.

Он сделал шаг вперёд, заблокировав мне путь.

– Я не слежу за тобой. Я просто хочу поговорить. Один нормальный разговор, Анна. Без криков, без истерик. Один вечер. И все.

– Я уже сказала: мне не о чем с тобой говорить, – ответила я, отводя взгляд. Не могла смотреть ему в глаза. Не могла выдержать этот пронзительный взгляд, зная, какую ложь я ношу в себе. Саша – моя самая большая тайна, и я никому не позволю ее раскрыть.

–Ты врешь, – возразил он, в его голосе звучало неприкрытое обвинение. – Я знаю, что между нами что-то осталось. Я чувствую это кожей, Анна. Неужели ты совсем ничего не чувствуешь? Неужели ты настолько бесчувственная?

Я молчала, как рыба, выброшенная на берег. Слова застряли в горле, словно ком. В глубине души знала – он прав. Чувства никуда не делись. Они просто затаились, спрятались в глубине души, словно раненые звери. Но я так долго и старательно давила их, травила себя этим молчанием, что боялась даже признаться себе в этом.

– Послушай, – продолжил Максим, понизив голос, словно боялся, что нас услышат. – Я понимаю, ты не хочешь устраивать цирк посреди улицы. Я предлагаю компромисс. Давай поужинаем. В приличном месте. Спокойно поговорим, как взрослые люди. И если после этого ты скажешь, что я тебе противен, что тебе нечего мне сказать, я уйду. И больше никогда, слышишь? Никогда не потревожу тебя. Обещаю.

Я колебалась, как маятник. Принять его приглашение – безумие. Это значит распахнуть дверь в прошлое, которое я так отчаянно пыталась захлопнуть за собой. Но что, если откажусь? Что, если он действительно начнет следить за мной? Выследит меня до детского сада? Увидит Сашу?

Риск был слишком велик. Это был шантаж, грязная игра, но я не могла позволить себе проиграть. На кону стояло слишком многое.

– Хорошо, – выпалила я, сдаваясь. – Но только один ужин. И после этого – забудь обо мне. Навсегда.

В его глазах вспыхнул огонь. Словно он только и ждал этого момента.

– Договорились, – ответил он, и уголки его губ дрогнули в едва заметной, но такой знакомой улыбке. От одного ее вида сердце пропустило удар.

Я сглотнула, почувствовав, как пересохло во рту. Кажется, я только что подписала себе смертный приговор. Или что-то вроде того.

– Прекрасно, – процедила я, стараясь сохранить на лице подобие невозмутимости. – Завтра в семь в "La Lumiere".

– Отличный выбор, – ответил Максим, и в его голосе прозвучала какая-то странная нотка, которую я не смогла разобрать. – Я заеду за тобой.

– Нет, – отрезала я, как можно резче. Нельзя было допустить ни малейшей слабины. – Я сама доберусь.

Я не могла позволить ему узнать, где я живу. Это было бы слишком опасно. Слишком рискованно.

– Как скажешь, – он пожал плечами, словно ему было всё равно. – Тогда до встречи в семь.

И, развернувшись, он направился к своей машине, оставив меня стоять, как парализованную, посреди парковки.

Я поспешила по дальше по аллее надеясь, что он не проследит за мной и моя тайна останется со мной, хотя бы какое-то время.

Уважаемые читатели, хочу представить вам еще одну книгу нашего

ЛитМоба " Вернуть_Любовь"

Ольга Олейник

Бывшие. Ты сказал, мы тебе не нужны

https://litnet.com/shrt/9yxc

10.1

Я забрала сашу из сада, а сама оглядывалась как воришка все время. Поэтому когда около подъезда завибрировал телефон, то я даже вздрогнула от неожиданности. Я схватила гаджет и увидев кто звонит облегченно выдохнула. Мама. Моя первая мысль: за что? Зачем сейчас? Но я понимала, что бежать бессмысленно. Мама всегда чувствует мою боль, словно у нас общий нерв оголен. Я выдохнула с тяжестью и приняла вызов. Ее звонок сейчас был словно глоток кислорода для утопающего, словно спасительный луч в кромешной тьме.

– Анечка, привет, солнышко. Как ты, моя девочка? Как Сашенька, не хулиганит? Как в саду освоился? – ее голос, такой знакомый, такой родной, всегда наполненный теплом и заботой, немного убаюкал мою расшатанную душу. Он как будто гладил против шерсти, успокаивал бурю внутри.

– Привет, мам… Я… как выжатый лимон, если честно. После смены ноги гудят, голова раскалывается. Сашка нормально, освоился, обзавелся друзьями, вот домой поднимаемся, – ответила я, стараясь, чтобы в голосе не дрогнул ни один нерв, не проскользнула ни капля той тревоги, что терзала меня изнутри, словно стая голодных волков.

– Я звоню, чтобы просто услышать тебя… чтобы узнать, как ты там, моя родная? Все ли в порядке? Ты какая-то… не знаю… словно задумчивая в последнее время. Грустная, что ли, – мама умела чувствовать меня на расстоянии, словно у нас была невидимая нить, сплетенная из любви и переживаний, связывающая наши сердца навеки.

Я замялась, комкая в руке ремешок сумки. Не хотелось ничего рассказывать. Не хотелось ворошить это змеиное гнездо. Ей и так досталось от моей несчастливой судьбы. Не хотелось сыпать соль на ее раны.

– Все хорошо, мам, правда. Просто усталость, как всегда. На работе аврал, пациенты нервные, начальство придирается, Сашка… Сашка растет, как гриб после дождя, хлопот полон рот, бессонные ночи… Все как обычно, – попыталась я увильнуть от ответа, скрыть правду за набором банальных фраз.

Но маму не проведешь. Ее проницательный взгляд видел меня насквозь, даже через километры.

– Не ври мне, Анечка. Я же слышу, как дрожит твой голос. Чувствую, что что-то случилось. Ты какая-то… встревоженная до предела, словно загнанный зверь. Расскажи мне, милая, может быть, вместе станет легче. Раздели со мной свою ношу.

И я сдалась, почувствовав, как сдают нервы. Слова хлынули потоком, как вода из прорванной плотины. Рассказала все: как встретила Максима, рассказала что мы теперь с ним коллеги, как он меня подкарауливал, и в итоге я сдалась и что завтра идем с ним ужинать, и разговаривать. Рассказала, как ненавижу его всем сердцем за то, что он посмел ворваться в мою жизнь, сломать мой хрупкий мир, но в то же время… как не могу до конца вырвать его из сердца, словно занозу, которая постоянно напоминает о себе.

На другом конце провода повисла тяжелая, гнетущая тишина. Казалось, она давит на меня, душит. Я затаила дыхание, ожидая маминой реакции.

– Анечка, милая моя девочка… Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, как разрывается твоя душа. Это действительно очень сложная и деликатная ситуация, – наконец произнесла мама. Ее голос звучал мягко и сочувственно, но я чувствовала, как за этой мягкостью скрывается боль и тревога за меня. – А что ты чувствуешь к нему сейчас, Анечка? Вот честно, только самой себе признайся? Если отбросить в сторону обиду и злость?

Вопрос застал меня врасплох, словно удар под дых. Я запнулась, как будто споткнулась на ровном месте. Я и сама не знала ответа. Чувствую ли я что-то к Максиму после всего, что произошло? После всей этой боли, предательства и разочарования?

– Не знаю, мам… Честно… Не знаю, как разобраться в этом клубке. Злость, обиду, жгучую ненависть… Презрение, наверное… И еще… какой-то осколок чего-то… не знаю… надежды, что ли? Или просто воспоминаний… Любовь? Не думаю. Слишком много боли, слишком много горьких слез между нами. Это как отравленный колодец, из которого невозможно напиться, – прошептала я, ощущая, как к горлу подступает тошнотворный ком, а в глазах снова собираются слезы.

– Не руби с плеча, солнышко, не торопись. Жизнь – она штука сложная, непредсказуемая, – мягко, с нажимом сказала мама. – Дай ему возможность высказаться. Выслушай его внимательно. Постарайся увидеть за его словами правду. Может быть, у него есть какие-то объяснения, которые ты еще не слышала. Не держи в себе эту боль, не копи ее. Она, как ржавчина, съест тебя изнутри, отравит твою душу.

Я вздохнула тяжело, словно поднимала неподъемный груз.

– Но зачем, мам? Зачем мне ворошить это проклятое прошлое? Зачем давать ему хоть малейший шанс? Он же меня предал. Он бросил меня на произвол судьбы. Зачем мне все это снова?

– Анечка, милая, мы все люди, все мы несовершенны. Все мы совершаем ошибки, иногда очень серьезные. Но нас отличает от животных умение признавать свои ошибки и просить прощения. Может быть, Максим, наконец, осознал, какую глупость он совершил. Может быть, он искренне раскаивается в том, что произошло. Может быть, он заслуживает хотя бы один шанс, чтобы попытаться исправить то, что сломал. Чтобы доказать, что он стал другим человеком, – мама говорила спокойно и убежденно, но я чувствовала, как сильно она переживает за меня.

Я слушала ее, и в голове зароились противоречивые мысли, как потревоженные пчелы. Второй шанс? Заслуживает ли он его вообще? А вдруг он действительно изменился, стал лучше? А вдруг он действительно раскаивается и хочет искупить свою вину? А вдруг…

– А что насчет Саши, мам? Что будет, если он узнает о нем? Я боюсь, что он захочет отнять его у меня, отсудить через суд. Я не смогу этого пережить, я просто умру, – прошептала я, ощущая, как по щекам бегут горячие слезы, словно раскаленные угольки.

Глава 11.

"La Lumiere". Элегантность здесь в каждом блике приглушенного света, в тонком аромате жасмина, смешанном с дорогим парфюмом, в тихом саксофоне, словно ласкающем слух. Наш столик у окна, и ночной город рассыпался внизу тысячами огней, словно бриллианты на бархате.

Вечер. Он тянется медленно, мучительно, перетекая в ночь, которая, я уверена, принесет бессонницу.

Я сижу за столиком, нервно теребя край льняной салфетки кремового цвета. Мои пальцы дрожат, выдавая волнение, которое я тщетно пытаюсь скрыть. На столе, в хрустальной вазе, – алые розы, подарок Максима. Их насыщенный цвет, кажется, издевается над моей бледной кожей, подчёркивая, как сильно я переживаю. Он смотрит на меня с нескрываемым вниманием, изучающе, словно пытается прочитать мои мысли. Я почти физически ощущаю, как в воздухе клубится взаимное влечение, как густой туман, но этот туман пропитан болью и страхом. Атмосфера напряжена, как натянутая струна.

– Спасибо за розы, – говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал, но это тщетно. Он все равно выдает мое волнение.

– Я рад, что тебе понравилось, – улыбается Максим. Но в его глазах – искреннее волнение, которое проскальзывает сквозь маску уверенности, которую он так тщательно пытается надеть на себя.

– Мне просто… хотелось сделать что-то приятное. Ты заслуживаешь всего самого лучшего, – слова звучали бы мило и даже трогательно, если бы не горечь, которая возникает в душе, сразу же после них, от воспоминаний, того как он бросил меня несколько лет назад. Тогда он считал что я не дотягиваю до его уровня.

Я отвожу взгляд, рассматривая мерцающие огни города. Мне хочется убежать, спрятаться от этого взгляда, пронзительного и полного надежды. Ноги будто приросли к полу, и бежать некуда. Я в ловушке. В ловушке собственных чувств, собственных воспоминаний.

Бежать или остаться? – мысленно спрашиваю я себя. Дать ему шанс? Или оттолкнуть, пока не стало слишком поздно, пока он снова не разбил мне сердце на мелкие кусочки?

– Ты уже сделал, – отвечаю я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Слишком много приятного, как для старых знакомых. Это как-то… нечестно. Ты будто пытаешься купить мое прощение.

Максим склоняется ближе, его голос становится тихим и бархатным, словно шепот ветра.

– Мы больше, чем старые знакомые, Анна. Мы… были всем друг для друга. Были половинками одного целого, – шепчет мне мужчина, а мне режет слух слово “были”. Оно как нельзя четко отражает наши отношения. Они прошли, но я все не могу успокоить душу, сердце. Все цепляюсь за них словно сумасшедшая.

Мое сердце болезненно сжимается. Его слова – словно лезвие, режущее по старым ранам, которые, казалось, уже зажили, оставив лишь бледные шрамы. Но одновременно – это сладостная мелодия, которую я так долго ждала, которую тайно продолжала слушать в глубине души, надеясь, что однажды услышу ее снова.

Он помнит, – с отчаянием думаю я. Он помнит, как это было. А я? Я все это время жила прошлым. Застряла в нем, как муха в янтаре.

– Были, – сухо произношу я. – Ключевое слово – "были". Ты сам это выбрал, Максим. Ты сам разрушил все, что у нас было, ради своей амбициозной мечты.

– Я знаю, – его голос полон боли. – И я… тысячу раз пожалел об этом. Каждую минуту, каждый день. Это грызло меня изнутри, отравляло каждый мой день. Я жил, как будто у меня вырвали часть души.

Я поднимаю на него взгляд. В его глазах – искреннее раскаяние, боль, которую невозможно сыграть. Это не тот самоуверенный, холодный Максим, которого я помнила, которого ненавидела годами. Это сломленный, искренний мужчина, который смотрит на меня с мольбой. И этот взгляд… он пробивает мою броню.