Полина
Я открываю глаза и в первый момент ничего не понимаю. Свет такой яркий, будто все вокруг залито молоком.
Простыни пахнут лавандой. Где-то на кухне шуршит мама, тихо напевает, как делает это только в особенные дни. И я вдруг вспоминаю: сегодня – тот самый день.
Сердце замирает, и в груди становится тесно от нежности и страха. Я выскальзываю из-под одеяла, босиком иду к зеркалу и смотрю на свое отражение. Румянец проступил, глаза блестят. Волосы растрепаны, и я улыбаюсь – та, что в зеркале, сегодня станет женой.
Женой Стаса.
Стук в дверь. Осторожный. Как будто боятся спугнуть мое счастье.
– Поля, – мама заглядывает, глаза у нее светятся. – Уже пора, девочка. Тебя ждут.
Меня наряжают, как куклу. Платье белое, легкое, с тонким кружевом на плечах. Фата – почти невесомая.
Подружки щебечут, суетятся, гладят подол, поправляют локоны.
– Ты как принцесса. Честно. Даже лучше, – шепчет Маринка.
Я беззаботно смеюсь, хотя внутри все дрожит.
Я выхожу на веранду, и тут начинается фотосессия. Солнышко играет на фате, ветер из форточки приподнимает волосы. Все такое настоящее, но в то же время – словно сон. Подружки в красивых платьях, мама с папой держатся за руки. У папы в глазах гордость. Когда фотограф отвлекается, папа подходит ко мне и целует в висок.
– Ты такая красивая, доченька… – хвалит – Думаешь, Стас тебя достоин?.. – спрашивает он. Я не сержусь на папу – понимаю, что он просто нервничает... Он хочет, чтобы я была счастлива.
Я киваю.
– Он любит меня, пап…
– Красивая, конечно. Но вот макияж блеклый, – слышу. – И платье простоватое. Можно было бы и подороже.
Мне не нужно смотреть, чтобы понять, кто говорит. Я хорошо знаю этот голос. Илона… Бывшая Стаса. Та, что всегда говорила, что я для него – детский сад. Что у меня ни манер, ни вкуса, ни будущего. И что родители Стаса никогда не примут меня всерьез.
Но сегодня я не позволю ей испортить мой день.
Я вдыхаю глубоко и улыбаюсь. Потому что знаю: Стас выбрал меня. Не ее. Не по расчету. А по любви. Он видел меня без косметики, в пижаме, с соплями, когда я простудилась. И все равно говорил: «Моя девочка».
А ведь я тогда была совсем ребенком. Пятнадцать лет. Ему – шестнадцать... Шатен, высокий, с красивыми глазами. От его взгляда сердце уходило в пятки. Я увидела его на улице. Он засмотрелся на меня. Я почувствовала это кожей... А потом Стас ждал меня у выхода из колледжа. Несколько дней подряд. Просто стоял и ждал.
– Можно тебя проводить? – спросил он однажды.
– Нельзя, – ответила я. – Но ты же все равно пойдешь, да? – спросила с надеждой.
И он пошел. И шел со мной каждый день. А потом были первые цветы – ромашки… Первый поцелуй. Такой неловкий, но теплый. Первый раз – я дрожала, а он гладил меня по волосам и шептал, что женится.
– Не обещай того, чего не сможешь сделать, – сказала я.
– А я смогу, – ответил он. – Я сделаю тебя счастливой.
Я поверила. И верю до сих пор.
За мной приезжает машина. Пора. Я стою у подъезда, а сердце колотится так, будто вот-вот выскочит. Мне страшно, но не потому, что я сомневаюсь. А потому что это слишком важно.
– Полина! – кричит Маринка. – Ты готова?
Я киваю.
– Готова.
В ЗАГСе – цветы, музыка, запах духов и стайка девушек, у которых блестят глаза. Они смотрят на меня и шепчутся. Наверное, завидуют мне. Но я бы тоже себе позавидовала. Потому что сегодня – я та самая. Жена Стаса. Та, у которой все впереди
Я иду к Стасу. Он ждет меня у арки. В темном костюме, с чуть растрепанными волосами. Он глядит на меня так, будто вокруг никого нет. И у него дрожат губы.
– Ты… – шепчет он. – Ты с ума сойти, какая красивая.
Я кладу руку ему в ладонь. И он крепко сжимает ее. Словно боится, что я исчезну.
Где-то позади хмыкает Илона, но я не обращаю внимания. Я смотрю в счастливые глаза моего Стаса.
Рядом стоят наши родители. Моя мама чуть всхлипывает. Папа держит ее за руку. Родители Стаса держатся прямо. Марина Викторовна вежливо улыбается. Игорь Николаевич хмурый, как всегда. Они не хотели этой свадьбы. Они не хотят меня.
Но это больше не имеет значения. Потому что я стою рядом со Стасом. Потому что он выбрал меня. Потому что это наш день… И никакая Илона, никакие взгляды, никакие пересуды не смогут отнять у нас счастье.
Стас
Я просыпаюсь раньше будильника. Сердце громко стучит. Сначала я просто лежу и смотрю в потолок. День, который я ждал почти три года. День, о котором говорил ей тогда, в темноте, когда она дрожала у меня в руках и боялась, что все это – не по-настоящему.
А это по-настоящему.
Солнце лезет в окно, нагревает подушку. Пахнет кофе – мама уже встала. У нас дома тишина, но не та, обычная. Эта напряженная тишина, как перед бурей. Встаю, подхожу к зеркалу. Волосы торчат, глаза блестят. Щетина. Надо сбрить. Хотя Поле она нравится… Она говорит: «Так ты такой взрослый». Но сейчас я и так взрослый. Мне девятнадцать. И я женюсь.
На ней.
В дверь стучат.
– Стас! – голос Кирилла. – Ты там не сдох от счастья?
Я открываю. Он уже в костюме. На нем все сидит идеально, как всегда. Кирилл – ходячая уверенность. Протягивает мне банку энергетика.
– На, жених. Подбодрись. Тебе сегодня жизнь хоронить.
– Ты как всегда, – фыркаю, но беру. Просто чтобы не спорить.
Он проходит в комнату, разваливается в кресле.
– Ты только не вздумай рыдать у алтаря. А то она решит, что жених у нее слишком чувствительный. Потом еще заставит тебя по дому ходить в фартуке и борщи варить.
– Ты гонишь, – говорю.
– А что? Женишься – и все. Конец мечтам. Останется только любовь и ипотека. Надеюсь, ты хоть подумал, сколько девчонок ты еще мог бы попробовать?..
– Заткнись, – говорю спокойно, без злости.
Он улыбается, но замолкает. Я знаю, он не со зла. Просто Кирилл всегда был за то, чтобы «пожить». Сначала – девчонки, вечеринки, свобода. Потом – все остальное. А у меня по-другому. У меня с Полиной.
– А я вот думаю, – раздается голос из-за спины. Это Саша. – Если ты нашел свою, то зачем еще кого-то пробовать?
Александр – мой второй друг. Мы с ним разные, но родное в нем что-то есть. У него всегда спокойствие в голосе. Мне оно помогает. Особенно сегодня.
– Я вот завидую тебе, – говорит он. – Ты молодец. Влюбился, не испугался, решил жениться. Думаю, вы пройдете все. Вместе легче.
Я молчу. Потому что в этот момент в голове – только она. Полина.
Я помню, как увидел ее впервые. Хрупкая, в пальто с меховым воротником, в мокрых сапогах. Стояла под дождем, пыталась спрятать уши от ветра. А потом подняла глаза – и все. У меня земля ушла из-под ног.
Я стал ждать ее возле колледжа. А она сначала сторонилась, потом привыкла… И все закрутилось…
Помню, как дрожала, когда я впервые коснулся ее плеча. А потом – первый поцелуй. Она была такой… тонкой, будто могла исчезнуть от одного моего выдоха. Я не сразу решился признаться, что хочу быть с ней всерьез.
А потом был тот вечер. Ее волосы пахли яблоками, и я гладил их, пока она не уснула у меня на плече.
– Только не обещай того, чего не сможешь, – сказала она тогда.
– А я смогу, – ответил я. – Я сделаю тебя счастливой.
– Ты уверен? – спросила Поля.
– Да. Ты будешь со мной самой счастливой.
С тех пор я не сомневался ни дня.
Да, мои родители против. Они всегда видели меня с кем-то «покруче» – дочкой партнера или племянницей какого-то банкира. Полина им – не пара. Скромная, студентка, без связей, без «веса». Но я их не слушаю. Я давно уже все решил.
Они будут сегодня на свадьбе. Сделают вид, что все хорошо. Мать сдержанно поулыбается, отец, может, пожмет плечами. Но я не для них женюсь. Не ради их одобрения. Я женюсь ради нее. Ради нас.
– Все, пора ехать. А то опоздаешь на собственную казнь, – говорит Кирилл.
Смеемся. Я понимаю, что он всегда будет рядом, когда надо. И Саша тоже.
Я смотрю на кольцо в коробочке. Простое, золотое. Мы выбрали его вместе. Она сказала, что не любит вычурного. Я сказал – главное, чтобы оно было прочным. Как мы.
– Поехали, – говорю.
– Погнали, – отзывается Саша. – Тебя ждет твоя девочка…
Она входит в зал, и все вокруг будто растворяется.
Моя Полина.
В белом, с горящими глазами. Такая красивая, что я хочу упасть на одно колено. Снова.
Она идет ко мне. Медленно, но решительно. А я думаю, что, может, я и правда заплачу. От счастья.
Полина
Мне кажется, запах свежей краски все еще висит в воздухе. Или это я просто привыкла его чувствовать за последнюю неделю. Мы сделали это – обжили нашу первую квартиру. Не шик, конечно, но для нас – дворец.
Двухкомнатная, с маленькой кухней, узким коридором и крошечным балконом, на котором еле помещается складной стул. Обои были старые, пожелтевшие, краны капали, линолеум – со следами непонятных пятен. Но все это было до нас. Сейчас все иначе…
Я провожу ладонью по новым занавескам. Их сшила я сама. Белые, с мелкими васильками. В магазине ткань была в рулонах, и я стояла, прикидывая, как это будет смотреться у нас. Стас сказал: «Если тебе нравится, значит, берем». Он вообще так часто говорит. И потом уже дома, я сидела за машинкой, строчила, а он из кухни звал: «Как там твои васильки, Поля? А я тут кран чиню». И правда починил. И кран, и душ.
Стены перекрасили вместе. Я выбирала цвет, Стас валиком наносил краску. Я тоже пробовала – у меня получалось неровно. Зато было весело. Потом вместе отмывали полы, смеялись, когда я зацепила ведро с водой и залила весь коридор.
Теперь у нас очень даже классно. По крайней мере, мы сделали так, что тут уютно. Тут тепло…
Сегодня я решила приготовить что-то особенное. Первые пирожные с кремом в моей жизни. Нашла рецепт в интернете. Вроде просто: тесто, корзиночки, крем. На кухне пахнет ванилью и… моей гордостью. И пусть корзинки слегка перепеклись, а крем вышел жидковатым, я все равно счастлива.
– Чем это у нас так вкусно пахнет? – в дверях появляется Стас, в спортивных шортах и майке. Родной. Хороший. Волосы растрепаны, а улыбка у него такая манящая, что я, как обычно, теряюсь.
– Моими шедеврами, – отвечаю с видом великого кондитера. – Смотри.
Я показываю противень. Он берет одну корзинку, осторожно откусывает. И смотрит на меня так, будто пробует еду богов.
– Это… – он тянет паузу, – …самое вкусное, что я ел в жизни.
– Ты издеваешься? – смеюсь я. – Там же крем потек.
– Крем – это вообще отдельная песня, – говорит он серьезно и вдруг касается кремом моего носа. Легкое прикосновение, холодок.
– Стас! – возмущаюсь я, но он уже слизывает крем с моего лица.
– Теперь вкусно вдвойне, – заявляет и улыбается так, что у меня ноги подкашиваются. Буду теперь все так есть. С тебя, – обещает.
Я хватаю кухонное полотенце и машу им в его сторону. Он отпрыгивает, смеется.
– А ну иди сюда, – угрожаю. – Я тебе сейчас…
– Не догонишь, – хохочет он и убегает. Мы носимся по квартире, лавируем между мебелью и коробками, которые еще не разобрали. Стас хватает меня за талию, прижимает к себе.
– Попалась, – шепчет в ухо. – Теперь съем тебя.
– Даже не думай, – смеюсь я, упираясь ладонями в его грудь. Но Стас все равно дотягивается – целует меня в щеку, потом в губы. И все – я забываю, что собиралась защищаться.
Мы падаем на диван. Я лежу, смотрю в потолок, и думаю, что вот оно – наше счастье. Наш дом. Диван. Наши первые корзинки и занавески с васильками.
Все у нас очень простое, но настоящее.
Стас, щурясь, смотрит на меня и нежно гладит по волосам, а я понимаю, что лучше этого быть не может.
Стас
Я до сих пор не верю, что мы с Полей теперь живем вместе. Это значит, что каждое мое утро начинается с ее смеха. Не с будильника, не с соседского перфоратора, а именно с этого звонкого, чуть сонного смеха, который разгоняет остатки сна лучше любого кофе.
Сегодня она смеется, едва я открываю глаза.
– Ты знаешь, что утром ты очень смешной? – говорит, глядя на меня. – Как ежик.
– Ежик? – хмурюсь я.
– Да. Такой взъерошенный и морщишься, когда смотришь на свет, – поясняет она и снова смеется.
Я бы поспорил, но мне лень. К тому же, если Поля решила, что я ежик – значит, ежик. Главное, что это ее веселит.
Мы валяемся еще немного, потом идем в душ. Я уже привык, что у нас это отдельный ритуал. Поля всегда отфыркивается, когда вода попадает ей в лицо. Так забавно, что я иногда специально брызгаю, только чтобы услышать этот звук. А потом мы оба вытираем ванну, потому что, когда Поля балуется, вода летит во все стороны.
Еще у нее есть прикольная привычка – она ест так, как никто не ел в моем окружении: всегда отламывает маленькие кусочки, аккуратно, медленно. Неправильно с точки зрения этикета, но это по-полински мило. Иногда я немного бурчу на нее, когда мы опаздываем, но чаще просто улыбаюсь. Вот такие у нее чудачества. И я рад, что они у нее есть. Я рад, что она есть у меня.
Сижу на диване, думаю обо всем этом, и вдруг – звонок. Тот самый, на который нельзя не ответить. Мама.
– Привет, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал бодро. Не хочу, чтобы она поняла, что я только проснулся... Я бы, возможно, и раньше поднимался, но Поля – сова. Так что я под нее подстраиваюсь, чтобы слышать ее смех и наигранно дуться, когда она называет меня ежиком.
– В какой квартире ты живешь? – без приветствия спрашивает она.
– В седьмой, – отвечаю.
– Так и знала. Самая убогая, – констатирует мама.
Я сжимаю зубы. И молчу.
– Даже Илоне стыдно показать, – добавляет мама.
– Причем тут Илона? – спрашиваю. Чувствую, как в груди нарастает раздражение.
– Мариночка, все нормально, не переживайте, – слышу знакомый голос – Дверь, конечно, потрепанная, зато она есть, – это голос Илоны. Я не сомневаюсь даже.
– Где вы сейчас? – спрашиваю я, хотя и так понимаю, где они.
– Мы пришли на новоселье! – радостно кричит Илона.
И тут на кухню выходит Поля. Голая, с чуть растрепанными волосами. Сегодня она осталась еще немного поваляться. Я же должен был сделать нам кофе, о котором благополучно забыл – от пара даже окна запотели на кухне.
– Одевайся, – говорю я. – К нам пришли гости.
– Кто? – спрашивает Поля, приподнимая бровь.
– Мама, – коротко отвечаю.
Полина закатывает глаза. И я смотрю на нее с ноткой осуждения.
– Шучу-шучу, – тут же говорит Поля, махнув рукой.
Я качаю головой, но не удерживаюсь от улыбки.
– Она не одна. С Илоной, – добавляю.
Книга участвует в литмобе «Бывшие. Вернуть семью».
https://litnet.com/shrt/_nsX

Полина
Я слышу, как Стас что-то говорит в коридоре, и быстро приглаживаю волосы перед зеркалом. Плести косу времени нет, просто собираю в хвост, чтобы выглядело хоть чуть прилично. Надеваю домашнее платье. Оно легкое, голубое, в мелкий цветочек. Выглядит хорошо, так что можно показаться в нем гостям.
Входная дверь закрывается, и я слышу шаги.
– Заходите. Да, все хорошо, – слышу немного напряженный голос Стаса.
Первой на кухню заходит мама Стаса. Видно, что она старается держать лицо, но все равно едва заметно поджимает губы, когда оглядывается по сторонам. Следом идет Илона. Как всегда, безупречная, волосы блестят, от нее пахнет дорогим парфюмом.
– Проходите, – говорю я и улыбаюсь. – Чай будете? У меня еще пирожные есть.
– Я бы не отказалась, – отвечает мама Стаса и садиться за стол.
Илона чуть прищуривается.
– Какие могут быть сладости? Настоящая женщина должна следить за фигурой, а не есть всякий мусор, – выдает она, не подумав.
Я понимаю, что это камень в мой огород, но мама Стаса резко переводит на нее взгляд – холодный, колкий. Илона бледнеет.
– Ну… иногда можно себя побаловать, конечно, – тут же лепечет она.
Мне смешно. Так хотела меня уколоть – а вышло, что сама подставилась. Я молча достаю из холодильника корзинки, аккуратно ставлю их на тарелку, завариваю чай в заварочнике. Аромат ванили быстро наполняет кухню.
Мама Стаса берет одну корзинку, кусает… и ставит обратно.
– Полина, детка… Не покупай больше эти пирожные, – говорит она, поджимая губы. – Тесто перепеченное, крем… ну, явно не такой.
Я моргаю. Мне неприятно. Но врать я не хочу.
– Я сама пекла, – тихо отвечаю.
– Вот как? Ну, что же ты сразу не сказала. Я бы тогда и не пробовала, – произносит она так, словно это шутка, но в голосе нет ни капли тепла.
– Мама, перестань, – вмешивается Стас. – Поля же старалась.
– Ну, наверное, плохо старалась, – отвечает она, откинувшись на спинку стула.
Я пытаюсь не показать, что мне обидно. Просто молча ставлю перед ними чашки с чаем.
После чая мама Стаса поднимается и начинает осматривать квартиру. Я иду следом, внутри все сжимается: ведь мы со Стасом столько вложили сюда. Стены перекрашивали вместе, кран он сам починил, все драили до блеска. Ну и занавески я шила своими руками. Впервые в жизни, а так аккуратно получилось.
– Это ты шила? – кивает мама на занавески.
Я улыбаюсь. Вот сейчас, думаю, она хотя бы за это похвалит.
– Да. Сама.
– Я так и думала, – произносит она, рассматривая васильки. – Полная безвкусица.
Улыбка застывает на лице. Я чувствую, как внутри что-то обрывается. Но молчу. Просто молчу.