Бывший. Цена твоей любви

Глава 1

– Волнуешься? – Леон перехватил мою руку, когда я в очередной раз попыталась разгладить несуществующие складки на подоле шелкового платья, ободряюще сжал ладонь и улыбнулся. – Ничего не бойся, Вики, я рядом. Это всего лишь моя семья. Ты им обязательно понравишься.

С трудом сдержала тяжёлый вздох и окинула взглядом огромный особняк, у широкого крыльца которого высадил нас водитель. Слишком большой, вызывающе великолепный и шикарный, напоминающий богатые средиземноморские виллы. И вот здесь живёт его семья?

Я знала, что у Леона самого были виноградники и завод по производству вин в Бургундии. Там мы и познакомились с ним. Но его домик из серого камня в Везле хоть и был достаточно большим, старинным и красивым, но выглядел куда скромнее бокового флигеля этого особняка.

Невольно поёжилась, глядя на это белоснежное, с высокими колоннами, мраморными львами, охраняющими вход, великолепие. Как в народе говорят? Выбирай корову по рогу, а невестку по роду? Навряд ли я, не помнящая не то чтобы свой род, своих родителей, а даже собственного настоящего имени и возраста, придусь здесь ко двору. Если меня начнут расспрашивать о семье и обо мне самой, мне нечего будет им рассказать.

Четыре года назад я очнулась в больнице после того, как меня сбила машина. Так сказали врачи и полиция. К физическим травмам плюсом была полная амнезия. Я не помнила своего прошлого, ничего не помнила. По новым, выданным мне документам мне было двадцать два года, звали меня Виктория Алексеевна Родченко. Отчество и фамилию я выбрала в честь дяди Лёши, человека нашедшего и спасшего меня.

– Леон, ты уверен, что это необходимо? Знакомство с твоей семьёй?

– Что тебя смущает, Вики? – любимый развернул меня к себе за плечи и заглянул в лицо. И, как всегда, его взгляд обласкал тёплым летним ветром, наполненным запахом нагретого на солнце винограда, ароматом чёрной бургундской смородины.

– Как-то быстро всё. – попыталась за смущённой улыбкой скрыть нервозность и неуверенность в себе. Ну куда я со своей хромотой, амнезией и непонятным происхождением, в калашный ряд?

С Леоном мне всегда было легко и просто, даже после того, как узнала, что этот шикарный, загорелый красавчик с мозолистыми ладонями и есть сам хозяин виноградников, на которые я приехала поработать на сезон сбора урожая, а не простой наёмный работяга, как я.

Сейчас, глядя на белоснежную виллу, я ещё острее чувствовала классовую разницу между нами. И красивое шёлковое платье, подаренное Леоном, изящные туфли на высокой шпильке, укладка, макияж, сделанные профессионалами, не могли в один момент превратить меня из Золушки в принцессу. Я себя таковой не ощущала.

– А чего тянуть? – Леон окинул взглядом фасад отчего дома и нахмурился. И от этих сведённых к переносице ровных чёрных бровей сердце сжалось в дурном предчувствии. Я снова ощутила себя беспомощной и беззащитной перед грядущими событиями. Ни присутствие моего нежного и сильного Леона, ни его рука, крепко и надёжно держащая меня, не успокаивали поднимающуюся в душе тревогу. Зачем я только согласилась на это знакомство?

– Ты рассказал им обо мне?

– В общих чертах. – Леон положил мою руку на согнутый локоть и легонько похлопал по ней ладонью. – Вот сегодня и познакомятся с тобой.

– То есть они не знают, что я потеряла память и ничего не помню о себе и своей прошлой жизни? – мы уже поднялись на первую белоснежную ступеньку крыльца, и я невольно дрогнула под порывом морского, по октябрьски прохладного ветра. Ещё не осеннего в этих тёплых приморских краях, но уже и не горячего летнего.

– Они знают, Вики. Не переживай, неудобных вопросов не будет. Мои мать и брат воспитанные люди, с расспросами не полезут.

– Очень на это надеюсь. – тихо пробормотала себе под нос, мы уже стояли у дверей, которые нам открыл дворецкий.

– Добро пожаловать домой, Леонид Эдуардович. – невысокий, пожилой мужчина с идеальной выправкой и бесстрастным выражением лица, опустил голову и замер, придерживая для нас дверь.

– Здравствуй, Федотыч. – Леон дружески похлопал дворецкого по плечу. – Я тоже рад тебя видеть. Ты ничуть не изменился.

– Я тоже рад. – мужчина поднял голову, и во взгляде промелькнула радость. – Вас давно не было в родительском доме. Мы скучали.

Дворецкий чуть развернулся в мою сторону, чтобы обратиться с приветствием, но замер, дёрнул горлом, словно вместе с непрозвучавшими словами проглотил язык.

– Все живы-здоровы, дружище? – своим вопросом Леон отвлёк таращившегося на меня дворецкого.

– Если вы о своём Дукати, то он в полном порядке. Ждёт вас. – мужчина вернул взгляд на Леона и позволил себе чуть приподнять в хитрой улыбке уголки тонких губ. Между этими двумя явно были какие-то тайны, о чём говорили их взгляды и недомолвки.

– Вики, любишь кататься на мотоциклах? – удовлетворённый ответом дворецкого, Леон повернулся ко мне.

Я неопределённо пожала плечами. Не знаю. За четыре последних года я ни разу не ездила на мотоцикле. Не приходилось. А что было раньше, я не помнила.

– Я покажу тебе, что значит настоящая скорость. – глаза Леона уже загорелись предвкушением. – Полёт над полотном дороги, от которого дух захватывает.

– Ваша мама уже ждёт вас в белой гостиной. – прервал восторженный порыв Леона дворецкий. – Борис Эдуардович и Диана Таировна спустятся через пять минут.

– Пойдём. – потянул меня за собой Леон, и я неловко переступила на непривычных высоких каблуках. С моей травмированной ногой ходьба на шпильках была нелёгкой задачей.

Леон, воодушевлённый скорой встречей с семьёй, тащил меня за собой, а я чувствовала, как прожигает мой затылок чужой взгляд.

– Что же теперь будет… – не шёпот, тихое шипение за спиной заставило обернуться на дворецкого, смотрящего на меня с неприкрытой тревогой и неприязнью.

Леон быстро и решительно шагал, пересекая огромный светлый холл. Мне некогда было осмыслить странные слова, прозвучавшие нам вслед. Приходилось часто семенить ногами, пытаясь подстроится под скорость Леона.

Глава 2

– Ты! – яростной чёрной пантерой девушка метнулась в нашу с Леоном сторону и замахнулась. – Дрянь! Мерзавка!

Щёку обожгло огнём. Я ничего не понимала и с ужасом смотрела на разъярённую фурию, слишком поздно перехваченную Леоном.

Поднявшаяся суета и шум пугали до чёртиков. Кидающаяся на меня Диана, удерживающий её и ошалевший от неожиданности Леон, громко вскрикнувшая Анна, сверлящий меня непонятным взглядом Борис. Мне было страшно, я не могла понять, что произошло, и медленно пятилась назад, прижав ладонь к горящей щеке.

– Ты сдурела, Диана? Ты что творишь! – Леон пытался скрутить обезумевшую девушку, но та словно сошла с ума. Выла и рвалась из его рук, словно одержимая бесами.

– Почему ты не сдохла, тварь? Как ты посмела прийти сюда? – от её визга закладывало уши. Или, может быть, от стука моего взбесившегося от ужаса сердца? Я ошеломлённо хлопала глазами, полными слёз, и отступала, отступала, пока не наткнулась спиной на холодную стену.

– Мало тебе было, да? Решила, что имеешь права на мою семью? – кричала мне в лицо Диана. Её истерика набирала обороты. Она лупила держащего её Леона по плечам, пыталась царапать его лицо, но справиться с этим атлетом было сложно. Леон перестал церемониться и безжалостно заломил ей руки за спину.

– Борис! – решительный голос Анны привёл в чувство замершего и не сводящего с меня взгляда мужчину. Он с трудом вернулся в действительность и посмотрел на мать.

– Уведи свою жену и успокой её! – Анна отдала команду сыну и повернулась ко мне. Холодная, отчуждённая, высокомерная. Невозможно было поверить, что несколько минут назад эта женщина дружелюбно и приветливо улыбалась мне.

– Что происходит, Виктория? Вы знакомы? Что вы сделали Диане?

Я замотала головой, с усилием пискнула сквозь слёзы:

– Я не знаю.

Чувствовала себя затравленным зверьком. Ничего не понимала. Мне было страшно. Я снова оказалась одна. Как в тот день, когда очнулась в больнице и поняла, что ничего не помню. Беспомощная, потерянная, беззащитная. Одна против всего огромного, пугающего, незнакомого мира.

– Сдохни! Сдохни, наконец, тварь! – уже хрипела в мою сторону сорванным голосом Диана.

Дрожащими руками я попыталась закрыть уши, чтобы не слышать этих воплей. Хотелось закрыть глаза и ничего не видеть. Исчезнуть.

Но, несмотря на охвативший меня ужас, я не могла отвести взгляд от этой бесноватой и одновременно прекрасной в своей ярости чёрной пантеры, с которой никак не могли справиться двое здоровых мужчин.

Почему-то я знала, где-то там, в глубинах своего сознания, чувствовала свою вину перед этой девушкой. За что-то плохое, что я сделала ей. Мне было жаль её и ещё почему-то очень стыдно.

– Ненавижу!

В эту самую минуту мне показалось, что это уже было в моей жизни. Я видела эти, наполненные ненавистью и безумием, чёрные глаза.

Как замедленный кадр, в памяти всплывала картинка: пустая, безлюдная улица, рёв мотора, визг автомобильных шин и горящие лютой ненавистью глаза девушки, сжимающей руль несущегося на меня автомобиля.

Воспоминания щёлкали и мелькали перед глазами, как кадры киноплёнки. Старой, чёрно-белой, поцарапанной и шуршащей. Одно на другим. Неумолимо. Бесконечно. Причиняя боль не только физическую – рвущую сердце и душу.

Вот я, счастливая и радостная, танцую вокруг мамы, а она смотрит на меня с любовью и затаённой грустью. Сегодня получила письмо, что меня приняли на бюджет в столичный университет. Старший брат стоит, скрестив руки на груди и облокотившись плечом на дверной косяк. Улыбается и качает головой. Он тоже рад за меня, в глазах гордость и беспокойство. Как отпустить младшую сестрёнку одну в далёкий город? Кто присмотрит за ней, защитит и позаботится?

Вот Москва. Шумная, душная, никогда не спящая. Волнение и тревога – справлюсь ли? Студенческое общежитие, аудитории, гулкие коридоры старинного здания университета. Я, счастливая и мечтающая о светлом будущем.

Театры, выставки, огромные, сверкающие торговые центры, кинотеатры, маленькие, уютные кофейни. Восторг и щенячья радость от большого, красивого города. Свобода от постоянного контроля старшего брата. И полная самостоятельность.

Интересные лекции и подготовка к парам, вечерами, при свете настольной лампы, в нашей уютной девичьей комнате в общежитии. Очень серьёзные нагрузки. Учиться в университете оказалось нелегко.

Борис. Красивый, галантный, нереальный. Великодушный и терпеливый. Внимательный и заботливый. Мы случайно столкнулись у дверей банка. Он выходил из него, а я неслась мимо, на бегу жуя булочку с маком. От удара булка упала на асфальт, я поперхнулась кусочком и закашлялась, а Борис поймал меня, когда я летела на землю, сбитая с ног.

Это было, как удар молнии, пробивший нас насквозь и пришпиливший друг к другу. Я влюбилась с первого взгляда. У меня просто не было шанса пройти мимо.

Первый поцелуй. Ужин в ресторане с видом на лежащий у наших ног вечерний город.

Борис, встречающий меня у входа в университет. Цветы. Много цветов. Каждый день.

Яхт-клуб и прогулки по реке на белоснежном быстроходном катере. Борис за штурвалом. Красивый, счастливый. И я счастливая, с поющем сердцем и парящей в бескрайней небесной высоте, душой.

Шикарный Порше и ночные поездки по спящему городу. Поцелуи. Касания. Осторожные, бережные, нежные.

Первый секс. Любовь и доверие. Нереальное притяжение. Невозможность дышать без него. Медленная смерть, когда он уезжает в свои долгие командировки.

Вот Борис привёл меня в квартиру, в которой мы будем жить вместе. Просторную, светлую. Я хожу по комнатам, прикасаюсь кончиками пальцев к вещам, к мебели, и не верю своему счастью.

Потом утренняя тошнота и положительный тест. Две яркие малиновые полоски. Я беременна. Я безмерно счастлива. И Борис счастлив. Всегда рядом. Заботливый и нежный.

Глава 3

– Как она?

Тихий голос Бориса – первое, что я услышала, очнувшись. И затаилась. Не стала открывать глаза, только попыталась дышать ровнее, чтобы не выдать себя.

– Пока не очнулась. – ладонь нежно сжали длинные, сильные пальцы. Погладили тонкую кожу запястья, прощупывая пульс. Леон! Мой родной, солнечный, улыбчивый виноградарь. Нежный и сильный Леон.

Горечь разливалась по языку, заполняла горло, но я не смела даже проглотить её.

Почему из четырёх с половиной миллиардов мужчин, живущих на планете, я встретила и полюбила именно брата Бориса? Почему судьба так жестока? Зачем снова свела меня с этой семьёй?

– Я вызвал врача, будет с минуты на минуту. – голос Бориса звучал немного издалека, наверное, он стоял в дверях. Хорошо. Потому что чувствовать его присутствие рядом было невыносимо.

– Брат, что это было? – тихо, чтобы не побеспокоить меня, задал самый пугающий вопрос любимый. Я задержала дыхание, страшась услышать неприглядную правду от Бориса.

– Не здесь, Леон, и не сейчас.

От звуков этого голоса в животе всё сжималось, сердце пропускало удар за ударом, я с трудом сдерживала дрожь отчаяния и обиды. Помни я Бориса все эти годы, наверное, уже давно переболела бы, пережила боль его обмана. Я и сейчас не чувствовала её так остро, как четыре года назад, просто глухую неприязнь и злость. Как умело врал, заморочил мне, наивной, голову! Влюбил, соблазнил, наобещал золотые горы. Клялся в любви, а сам был уже женат…

– Они были знакомы раньше? Почему Диана так отреагировала на Вику?

– Леон... – Борис замешкался, замолчал на несколько секунд, которые я не жила, не дышала. – Потом. Всё выясним позже. Сейчас нужно дождаться врача и помочь твоей... невесте.

Я услышала, как тихонько закрылась дверь. Борис ушёл, а я крепко зажмурилась, пытаясь удержать слёзы. Что мне теперь делать? Как смотреть в глаза Леону?

– Вики, очнулась? Как ты? – тёплое дыхание коснулось лба. Осторожный, медленный поцелуй оставил ожог на коже.

Я больше не имела права на его нежность. Я не должна находиться здесь, в этом доме. Я была любовницей его женатого брата. И даже то, что Борис тогда обманул меня, не притупляло чувство стыда. Не давало мне права любить Леона, вообще появляться в его жизни.

Притворяться больше не имело смысла, и я медленно и осторожно открыла глаза. И сразу натолкнулась на внимательный, обеспокоенный взгляд.

– Как ты, малышка? Что чувствуешь? – Леон склонился ко мне, и его лицо было так близко, что я видела на загорелой коже каждую веснушку, подаренную ему жарким солнцем летней Бургундии.

– Всё хорошо. – прошептала непослушными губами, шаря взглядом по любимому лицу в поисках признаков презрения и ненависти. – Мне лучше.

– Ты дико напугала меня. – тёплые, мягкие губы коснулись моих пересохших. Согрели их, обласкали лёгким, нежным поцелуем. Мне захотелось завыть от несправедливости судьбы. Ну почему? Теперь я не могу быть рядом с Леоном!

– Прости. Не знаю, что случилось с Дианой, почему она набросилась на тебя. – в его взгляде было столько вины, что у меня перехватило дыхание.

Боже, что же будет, когда он узнает правду? Как же стыдно! Я зажмурилась, пытаясь удержать слёзы.

– Вики, родная, не бойся. – шершавые подушечки пальцев осторожно стёрли с висков дорожки жгучей влаги. – Диана, конечно, с приветом, но больше она не приблизится к тебе. Обещаю. Я не ожидал, что с ней всё так запущено. Она и раньше была несдержанной и слишком импульсивной, но сегодня превзошла саму себя. Кажется, ей нужен хороший врач-психиатр.

Не знаю, как Диане, а мне психотерапевт понадобится точно. Потому что в голове у меня сейчас была каша, вместо ягод и мёда, приправленная горьким перцем. Уложить всё, что я вспомнила о себе по полочкам, разобраться в том, что заново узнала, переварить и обдумать весь поток информации, хлынувшей в мой закипающий мозг, было сложно и болезненно.

Медленно повернула тяжёлую голову, рассматривая комнату, в которой мы находились.

Светлые шторы на большом окне, массивная мебель молочного цвета с золотой патиной, придающей ей немного состаренный вид.

Огромная, едва не на полкомнаты кровать, на которой я лежала прямо поверх мягкого шёлкового покрывала. Всё дорого, богато, непривычно.

Вспомнились моя крошечная девичья комнатка в родительском доме, скромная, студенческая, на троих в общежитии университета. Да и у тёти Марины с дядей Лёшей, приютивших меня после больницы, я спала на стареньком диване в узкой, длинной комнате с окном, выходящим в глухую стену в переулке. И везде мне было спокойно и уютно, а эта красивая и большая спальня вызывала дискомфорт и желание встать и поправить смятое покрывало – вдруг заругают!

Закрыла глаза и застонала. К мучительной головной боли плюсом шёл ворох хаотичных воспоминаний, ассоциаций, чувств. Как справиться со всем этим?

Меня со скоростью звука бросало из одного воспоминания в другое. Родительский дом, потом сразу берег озера Кресан, куда мы ездили с Леоном на стареньком Пежо управляющего заводом. Я и правда думала, что простой, как и я, работяга Леон выпросил у Божеля машину, чтобы выпендриться перед понравившейся девушкой. Это потом работники объяснили мне, что Леон и есть владелец виноградников и завода, просто любит работать в сезон сбора урожая наравне со всеми.

И сразу Борис, осторожно перекидывающий мои волосы с плеча на грудь и застёгивающий на шее замочек тонкой цепочки с изящной подвеской.

Маленький стеклянный ларёк с “элитным” парфюмом на разлив, от запаха которого и шума работающих рядом эскалаторов, в торговом центре, где я пыталась работать после больницы, но не смогла долго выдержать.

От скорости меняющихся под веками картинок меня мучительно тошнило, голова плыла, как на крутящейся по кругу карусели.

Распахнула глаза, чтобы избавиться от головокружения и череды меняющихся под закрытыми веками кадров, и столкнулась с серо-зелёным взглядом.

Глава 4

Леон

Обморок Вики напугал меня до чёрных мушек в глазах. С ней никогда не случалось такого. Иногда её мучили головные боли, но не до обмороков и приступов с потерей сознания. И панических атак за ней не наблюдалось.

Пока нёс её на второй этаж, под вопли и проклятия Дианы, трясся, как сопливый пацан, поспоривший, что прыгнет в море, и теперь стоящий на краю скалы и смотрящий вниз на набегающие и разбирающиеся об камни волны. Сердце грохотало в груди, дышал через раз, забывая вдохнуть.

Моя певчая птичка была как мёртвая. Бледная куколка, с посиневшими губами и рассыпавшимися из причёски и упавшими на лицо золотыми прядями.

Прижимал тонкое, лёгкое тело к груди, на ходу прислушиваясь к её дыханию. И, кажется, сам не жил. До того момента, пока Вики не открыла глаза.

Я знал о несчастном случае, что её сбила машина и Вика долгое время восстанавливалась. Училась заново ходить и говорить, вот только не смогла вспомнить своё прошлое. Память так и не вернулась к ней.

Тысячу раз нежно гладил спрятанный под волосами тонкий след хирургического шва за левым ушком, целовал жуткий шрам на белом бедре, которого она страшно стеснялась. Всем своим нутром чувствовал и переживал боль, которую ей пришлось перенести. Такой хрупкой, нежной.

Берёг её всегда был рядом и помогал. Рабочие только понимающе посмеивались, глядя, как я выхватывал из её тонких рук корзины, наполненные виноградными кистями. Тяжёлый труд на сборе урожая совсем не подходил для неё. Не знаю, что она ожидала, подписывая временный контракт с агентством, набирающей для меня работников на сезон.

– Ты меня любишь? – в глазах моей певуньи страх и неуверенность. Эта смесь выворачивала наизнанку. Моё сердце давно принадлежало только ей. Удивительной, солнечной, смешливой, как ребёнок.

– Больше жизни, mon amour! – прижался губами к холодной как лёд ладошке.

Под тонкой, гладкой как шёлк кожей суматошно бился родничок пульса. Эта полоумная Диана до смерти напугала мою девочку. Внутри кипел гнев на избалованную, не знающую ни в чём меры, бабу. Нужно поговорить с ней, осадить. Что там она орала? Желала смерти Вике? Ненормальная дура. Терпеть её не мог. Не будь она женой брата, послал бы её грубо и очень далеко. Не посмотрел бы на вечное недовольство моими манерами матери.

Спустился вниз в поисках прислуги. Нужно напоить Вики горячим чаем. Перехватил первую же пробегающую мимо горничную. Сколько их в этом доме? Никогда не мог запомнить прислугу в лицо, слишком часто она менялась. Ещё бы, с такой чокнутой хозяйкой, как Диана, это немудрено. Отправил горничную приготовить и отнести наверх чай.

Бориса нашёл в его кабинете на первом этаже. Брат стоял у окна, и, засунув руки в карманы брюк, раскачивался с носка на пятку. На моё появление никак не отреагировал, задумчиво смотрел на суетящегося у розового куста садовника с ножницами.

– Где Диана?

Борис обернулся и мазнул по мне нечитаемым взглядом. Всегда был таким. Холодным, как рыба. Сдержанным, упакованным в непроницаемую оболочку из бесстрастности и уравновешенности.

– Я запер её в нашей комнате. Пусть успокоится.

– Я хочу поговорить с твоей женой.

– Зачем? – брат вытащил руки из карманов, подошёл к письменному столу, упёрся в него пальцами одной руки. Отгородился от меня широкой дубовой столешницей.

В детстве я ещё пытался пробиться через эту броню хладнокровного равнодушия и отстранённости. Потом отступил. Особой любви брат ко мне не испытывал, но и вражды тоже. Просто он был таким – расчётливым, чёрствым сухарём. А в последние годы стал ещё более отрешённым и далёким. Даже мать жаловалась на его холодность. Так и называла его в наших нечастых телефонных разговорах – Айсберг.

– Она ударила Вику. Кидалась на неё, как бешеная. По-твоему это нормально, брат?

– Ненормально, но привычно. У неё очередной приступ неконтролируемой агрессии. В последнее время они происходят всё чаще.

То, что брат не так спокоен, как хочет показаться, выдавало только лёгкое постукивание пальцев по столешнице. В остальном он оставался всё таким же холодным и отстранённым.

– Пьёт? – эту маленькую семейную тайну, тщательно скрываемую от общества, я знал. Мать как-то проговорилась в телефонном разговоре.

Борис дёрнул плечом, и это была его единственная живая реакция на мои слова.

– Почему ты не разведёшься с ней? Не отпустишь на все четыре стороны? Неужели так сильно любишь?

Я скорее поверил бы, что вечные льды Антарктиды растают, чем в то, что мой старший брат способен кого-то искренне и сильно любить.

– Ты же понимаешь, что мы не можем просто взять и отпустить её?

– Почему? – спросил и понял, что сморозил глупость.

– Это очевидно, Леон. В этом состоянии она может натворить непоправимого. Она опасна. И сама ситуация… Её нельзя пускать на самотёк. Это может нам дорого обойтись.

Вот в это мне верилось больше. Его беспокоило не состояние жены, а то, как это отразиться на имидже семьи и на бизнесе.

– Лучше вернись к своей невесте, Леон. Ей сейчас нужна твоя поддержка. – Борис, с невозмутимым выражением лица сел за стол и деловито защёлкал мышкой компьютера, давая понять, что разговор закончен.

Всегда бесило его умение беспардонно прерывать невыгодные ему обсуждения. Просто отключаться от беседы, оставляя визави неловко топтаться у дверей.

Развернулся и поспешил к Вике. Хотя Диана и заперта в своей комнате, не стоит оставлять мою певунью надолго одну в этом доме.

В коридоре второго этажа столкнулся с горничной, возвращающейся из нашей комнаты.

– Леонид Эдуардович, я оставила поднос с чаем в вашей спальне. – девушка стрельнула на меня заинтересованным взглядом и тут же опустила глаза. – Но вашей невесты там нет.

Как нет? Я рванул к своей спальне, распахнул дверь и обвёл взглядом пустую комнату. Вики в ней не было, только серебристые босоножки, которые я снял с неё, так и остались сиротливо стоять у кровати.

Глава 5

Я была права: коридор привёл меня к двери во флигель. В нём было тихо и безлюдно. Я бежала вдоль стены, сплошь состоящей из окон с мелкой расстекловкой, и искала дверь наружу. У меня было только одно желание – уйти! Как можно скорее и как можно дальше. От Бориса, от его жены, жаждущей убить меня. От всей их семейки. Убежать и спрятаться.

Меня даже высокий забор не смог остановить. Переборов страх перед высотой, прыгнула, в последний момент цепляясь за тонкие ветки стоящего рядом дерева, чтобы смягчить приземление. Скользила по ним ладонями, обдирая кожу, ломая и обрывая молоденькие побеги.

Узкий переулок между высокими заборами домов был безлюден и тих. Никто не видел моего отчаянного прыжка. Я оглянулась, пытаясь понять, в какую сторону мне бежать.

К пропускному пункту с будкой охраны и шлагбаумом на въезде идти было опасно. Если в доме уже заметили моё исчезновение, то наверняка сообщили туда и попросили задержать беглянку. Да и дорога, ведущая к элитному посёлку, была вся как на ладони. Широкая, ровная, спрятаться на ней, в случае погони, было негде.

Я побежала к морю, манящему синей полосой и размытой линией горизонта, виднеющемуся в конце длинного, пустынного переулка.

Моё любимое, ласковое море никогда не подводило меня. Я выросла среди его волн и синего простора. Ещё совсем малышкой отец с братом брали меня с собой на байде в море. Учили плавать, ловить рыбу, даже выживать, разводя костёр на скалистом берегу маленького необитаемого острова, где у местных браконьеров была перевалочная база.

Моря я не боялась, и сейчас оно единственное могло спасти меня и спрятать. Этот берег был мне знаком. Я знала все тайные тропы, гроты, расщелины. В детстве мы с друзьями часто играли здесь, прятались от родителей, устраивали маленькие, импровизированные походы и пикники, принося из дома хлеб с помидорами и сушёную рыбу. И бесконечно купались, плавали как дельфины. С мая по октябрь. До синих губ, до гусиной кожи и сводящих судорогой мышц.

Выбежав на берег, понеслась вдоль него, перепрыгивая по камням и огибая чахлые кусты кемрека и колосняка. Нежная кожа ступней, отвыкшая от ходьбы босиком, горела. Сухие колючки и мелкие камушки впивались в подошвы ног, оставляя царапины и ранки.

Дорогу мне преградил забор из сваренной толстой арматуры. Жители посёлка отгородили свою территорию от посторонних, нежданных посетителей. Вместе с рельефом высокого берега забор спускался к воде и уходил в неё метров на пять, не давая возможности обогнуть его по суше или прибрежным валунам, торчащим из воды.

Держась за ржавые прутья арматуры, медленно и осторожно, чтобы не подвернуть на камнях ногу, спустилась к морю. Протиснуться между частыми прутьями я не могла, оставалось только оплыть забор по воде, и дальше ищите меня, как ветра в поле.

Октябрьским морем меня не напугать. Вода, конечно, уже прохладная, но не настолько, чтобы сводило судорогой мышцы. Я входила в неё медленно, поскальзываясь на подводных валунах, аккуратно прощупывая ногой место, на которое вступала. И как только вода достигла бёдер, присела, опустилась в неё полностью, оттолкнулась от камня под ногами и поплыла.

Пускай ищут меня в своём элитном посёлке, где за каждым высоким забором богачи прячут от чужих глаз личную жизнь и семейные тайны.

Мне там не место. Хватило одного раза. И это просто чудо, что осталась жива. Четыре потерянных года и искалеченные душа и тело, погибший ребёнок, вот что мне принесло знакомство с Борисом. Слишком высокая цена за его любовь.

Кто же знал, что возвращение домой будет таким болезненным и трудным. Во всех смыслах. Ещё никогда знакомая дорога до города не казалась мне такой бесконечной и жестокой. Узкая тропинка между камней и скал всё вилась и вилась вдоль берега и никак не хотела заканчиваться. За каждым валуном или поворотом мне грезился конец пути – дикий пляж на окраине города, за которым начинались частные дома. Но всякий раз мои ощущения и память обманывали меня, и за следующим поворотом снова был скалистый берег.

Разодранные ладони щипало, разбитые в кровь ноги горели огнём и подкашивались. Я кусала губы, стонала, но шла. Знала – нужно ещё немного потерпеть, и я смогу обнять маму и брата. И когда показались первые крыши домов, заплакала от облегчения.

Вот только появится средь белого дня в таком виде, в рваном платье, лохматой, босой, со сбитыми в кровь ногами, на родной улице нельзя. Вообще, не нужно, чтобы мне увидел кто-то из соседей. Придётся дождаться темноты.

В старом, заброшенном лодочном сарайчике на краю дикого пляжа, ужасно пахло. Пол был усыпан битым стеклом и мусором. В дальнем углу валялся рваный матрас. Жуткий, весь в непонятных пятнах. Я свернула его в несколько раз, выбрала самое незапачканный кусочек на нём и села. Поджала ноги, чтобы занимать как можно меньше места, уткнулась лбом в колени и заплакала. От усталости, от боли и разрывающего сердце разочарования и обиды.

Ещё сутки назад мы дурачились с Леоном. Складывали вещи в чемоданы, собираясь в дорогу, попутно кидались ими, отнимали друг у друга и целовались.

Игра быстро переросла в страсть, нежные поцелуи в горячие, брошенные вещи так и остались лежать на полу, а мы оказались на кровати. Разгорячённые беготнёй, игривым поединком и шуточной борьбой, целовались как одержимые, ласкали друг друга в каком-то неистовом порыве, словно это была наша последняя близость.

Может, мы бессознательно чувствовали, что это наш последний день? Чувствовали, но не поняли, не придали значения?

Сейчас, сидя в полуразвалившемся сарае, продуваемом морскими ветрами, я ревела, прикусив тыльную сторону ладони, чтобы не начать выть во весь голос.

Ещё утром я не могла представить своей жизни без Леона. Теперь понимала, что его больше никогда не будет рядом.

Если бы даже Леон смог переступить через моё прошлое и нашу связь с Борисом, то я никогда не могу простить его брата и Диану. Между мной и Леоном стена высотой до луны – его семья.

Глава 6

– Расскажешь? – Катюха присела рядом со мной на кровать. Такая смешная с этим круглым пузиком, распухшим носом и пигментными пятнами на лице.

Когда я ходила беременная, меня такая беда миновала. Может, потому, что этот период попал на холодные месяцы и солнце в столице появлялось нечасто? Или потому что я была белокожая, в отличие от жгучего брюнета брата, пошедшего в породу нашего отца-грека, а я была вся в маму – светлоглазая блондинка. Катюха тоже смуглянка, как большинство южан, в крови которых намешано много генов разных народов.

Воспоминания о беременности и потерянном ребёнке привычно обожгли, отозвались застарелой болью, тяжестью в груди. Я глубоко вздохнула, сжала пальцами переносицу, это всегда помогало удержать слёзы.

Поднос, на котором стояли чашка с горячим чаем и тарелка с бутербродами, остался на прикроватной тумбочке, а мы с подружкой обнялись, как в детстве, ища друг в друге сочувствия и даря поддержку.

– Что рассказывать, Кать?

– Всё, Лир. Я ведь думала, что больше никогда не увижу тебя. Да что я только не думала! Что тебя похитили и продали в сексуальное рабство. Знаешь, сколько таких историй по телевизору рассказывают и пишут в интернете? Что ты погибла, тебя убили. Какой-нибудь таксист в Москве изнасиловал и задушил. Или ещё что-нибудь случилось. Страшное. Ты же пропала бесследно. Никаких весточек за столько лет. Ты не могла, да, Лир?

– Я попала в аварию, Катюш, и потеряла память. Ничего не помнила четыре года.

Рассказывать кому-то подробности моего исчезновения брат запретил. И Кате тоже. Чтобы не волновать её.

Вчера после горячего и несущего облегчение душа, под которым я проплакала целый час, мы долго разговаривали с братом. Катьку, принёсшую ко мне в комнату коробку с медикаментами, чтобы обработать пострадавшие ноги, Гриша просто выставил за дверь. Ни к чему ей лишние переживания.

С братом мы говорили долго, до глубокой ночи. Я рассказала ему всё, даже то о чём по глупости боялась признаться четыре года назад. О романе с Борисом, о моей любви, о беременности и родившимся мёртвым ребёнке. И о том, что случилось со мной потом. Что Диана пыталась убить меня. Об амнезии, о дяде Лёше и тёте Марине, спасших меня, приютивших у себя после больницы и ставших мне семьёй. О Леоне. О том, как память вернулась ко мне, как бежала из особняка братьев, боясь очередной расправы над собой.

Гриша внимательно слушал и не перебивал. Хмурил густые брови, стискивал зубы, сосредоточенно смотрел в тёмное окно, обдумывая мой рассказ.

– Мир тесен. – брат недобро ухмыльнулся. – Значит, семейство Росс, говоришь?

– Ты знаешь их? – вскинулась я, с тревогой глядя на брата. Они знакомы? Что может связывать моего брата-рыбака со столичными богачами?

– Наслышан. – Гриша криво ухмыльнулся. – Олигарх московский. Он тут лихо зашёл на нашу территорию, землю начал хапать под застройку гостиниц. Прёт, как танк, всю администрацию купил с потрохами.

– Борис?

– Ну про Леона твоего я ничего не слышал. Росс старший здесь орудует. Значит, жена его тебя сбила? – брат хрустнул пальцами и недобро прищурился, а мне стало страшно за него.

– Гриш, – я схватила его за руку, – только прошу, пожалуйста, не лезь к ним! Это страшные люди. Они сметут тебя со своего пути и не заметят.

– Дурочка. – брат ласково улыбнулся и, приобняв, поцеловал в лоб. – Не переживай, через меня им так просто не перешагнуть. Я – не ты. Не глупая, доверчивая девочка, только окончившая школу. За мной сила и люди. Это наша земля, мы здесь родились и выросли, здесь и помрём. И эта земля будет гореть у них под ногами.

Гриша всегда был сильным и уважаемым парнем в городе. После того как наш отец погиб, не вернулся с моря, брата, совсем ещё молодого пацана, приняли на его место, и только возраст не давал ему возможности двигаться по иерархической лестнице среди рыбаков-браконьеров. Но его уважали, он сумел поставить себя на равных с матёрыми, закалёнными морскими волками.

Сейчас, судя по большому, добротному дому, Гриша выбился на самый верх.

– Я боюсь. – уткнулась в сильное плечо, мою детскую гавань бесконечного доверия и безопасности. – За тебя, за себя.

– Не трясись, Барабулька. Больше нечего бояться. – брат положил тяжёлую, мозолистую ладонь мне на голову и задумчиво погладил. Тёмные от загара, обветренные, шершавые от солёной соды и нелёгкого труда, пальцы путались в моих мокрых после душа волосах, но не причиняли боли. Несли облегчение и покой.

Я прикрыла глаза, наслаждаясь этим чувством, впитывая в себя, как морская губка, излечивая растерзанную душу родным теплом.

– А что Леон твой? Любишь его?

Неожиданный вопрос заставил вздрогнуть. Сердечко сжалось в тоске, и в глазах снова защипало.

– Он хороший. Не такой, как Борис. – кивнула, не решаясь поднять взгляд на брата. Наверное, я должна ненавидеть моего солнечного и лёгкого, как летний ветер, Леона. Но не могу. Не за что. Ведь то, что он брат Бориса, не повод? Или всё-таки весомая причина?

– Ну да, ну да. – насмешка в голосе царапнула и заставила ещё ниже опустить голову. – Старший тоже был не такой. Глупые девки, доверчивые. Чуть не уследишь за вами...

А ведь брат винит себя в том, что произошло со мной! Я слышала горечь в его словах. Не убере2г, не защитил, не смог найти. И все эти годы Гриша терзался виной.

Уткнулась лицом до расплющенного носа, обхватила руками широкую, жёсткую грудь, прижалась, заскулила.

– Прости меня, прости, Гриш. За всё. За маму. – горькие слёзы снова выедали глаза.

– Да ты что, сестрёнка? Ты не виновата. – брат старался дышать ровно, но я слышала, как гулко бухнуло его сердце в груди. – Это он и сука его... Не жить ей!

– А ты, я смотрю, добилась своего. – улыбаясь, кивнула на круглый Катькин животик.

Подруга просияла и с гордостью погладила выпирающее пузико.

– Сын.

– Григ доволен, наверное. – Катюха была такой милой, что смотреть на неё было одно удовольствие.

Глава 7

Леон

Мы никогда не дрались с Борисом, даже наше детство прошло без братских мальчишеских разборок и потасовок. Нам нечего было делить. Только если родительскую любовь.

В детстве я ревновал маму к Борису. Она обожала его, боготворила, возлагала на него свои надежды, а меня почти не замечала. Ну, есть ещё один сын, и ладно. Растёт рядом, всегда под приглядом нянек и Федотыча, накормлен, напоен, присмотрен, и главное, не мешается под ногами.

Будучи ребёнком, я страдал от такой несправедливости. От её равнодушия. Но когда подрос, понял, что в этом даже есть свои плюсы. Полная свобода и право выбора – самолично распоряжаться собственной жизнью. От меня не требовали идти по стопам отца, не втягивали в семейный бизнес, не заставляли учиться там, где я не хотел. Я пошёл своим путём и сейчас был даже благодарен матери за её равнодушие к моей жизни. У меня всё получилось. И был дед, который любил меня, во всём поддерживал и дал возможность открыть мой личный бизнес.

А Борис... конечно, я любил его как брата, но в своё время он сделал всё, чтобы мы не сблизились. И сейчас, врезав от души ему по морде, я не испытывал ни малейших угрызений совести и раскаяния. Но и легче мне не стало.

Ревность скручивала и рвала жилы. Мешала здраво мыслить. Хотелось придушить этого мерзавца, сломавшего жизнь юной девчонке, искалечившего её.

– Зачем тебе это? – Борис достал из нагрудного кармана носовой платок и приложил его к разбитой губе. – Ты же понимаешь, что семья не примет твою невесту?

Отвечать и ввязываться в драку он не собирался. Был спокоен, будто и не получил только что кулаком по лицу. Его равнодушие и хладнокровие сводили меня с ума, бесили, заставляли кипеть от ярости. Судак замороженный! Ему было по фигу на то, что с Лирой могло случиться всё что угодно. Она без документов, без денег, даже без обуви, неизвестно где. Беспомощная, напуганная и беззащитная.

– Плевать я на вас хотел! Ты – хладнокровный, беспринципный ублюдок, и твоя безбашенная жена-убийца мне не семья!

– Осторожно, Леон. Не стоит так безрассудно менять родную кровь на безродную девчонку!

– Иногда мне кажется, что у нас разная кровь. У тебя холодная рыбья, а у меня горячая, человеческая.

Борис только криво ухмыльнулся и снова прижал платок к разбитой губе.

– В этом твоя проблема, Леон. Ты слишком горяч и сумасброден. Легкомысленный мальчик, пытающийся всеми силами доказать семье, что тоже на что-то способен.

– Думай что хочешь. Тебе я точно доказывать ничего не собираюсь. А будешь выёживаться и строить из себя крутого перца – заявлю свои права на часть отцовского наследства и бизнеса. Расколю твою суперфирму на кусочки и свои продам.

– Кому? – Борис насмешливо приподнял бровь, специально провоцируя меня.

– Да хоть кому. – отзеркалил ему ухмылку. – Конкурентам. Или вообще с молотка пущу за копейки.

– И оставишь мать и племянника нищими? – не скрывал издёвки брат. Кажется, его смешило моё заявление. Слишком хорошо знал меня. Понимал, что я так не поступлю.

– Где искать Лиру? – играть в его игрища не было времени, нужно было выяснить, что Борис знал о Лире, о её прошлом, куда она могла отправиться в этом городе.

– А где ты её в прошлый раз нашёл? Где вы вообще встретились?

– На моих виноградниках.

– Ну оттуда и начинай искать. Ты же знаешь, как Лира попала к тебе во Францию, откуда приехала, где жила раньше, до того как нанялась на работы за границей. Езжай туда. Ищи.

Делиться информацией брат не планировал. Я не верил, что Борис ничего не знал о семье и прошлой жизни моей девочки. Не тот он человек, чтобы даже просто пустить в свою постель женщину, не выяснив всю её подноготную.

– Где она жила все эти годы, после аварии?

Неверяще качнул головой и ухмыльнулся, глядя в холодные, равнодушные глаза. За дурака меня держит? Думает, на блюдечке преподнесу ему сведения о Лире? У неё была причина бояться и бежать из этого дома босой, без документов, оставшихся в нашем чемодане. И причиной этой были Борис и его чокнутая Диана. В том, что это она или нанятый ею человек, сбили Лиру и сбросили в овраг умирать, я почти не сомневался.

Так что информацию про подмосковный Подольск и новую семью моей девочки я тоже решил придержать.

– А где она жила до встречи с тобой?

– В университетской общаге.

Я саданул кулаком по столу. Навис над Борисом, едва сдерживаясь, чтобы не размазать его по стене, по дубовой столешнице, до кровавых соплей, до выбитых зубов.

– Если с Викой... Лирой что-то случиться, я выполню свою угрозу, брат. Больше того – я навсегда откажусь от нашего родства и сделаю всё, чтобы пустить тебя по миру.

– Ого, сколько экспрессии. – несмотря на иронию в голосе, улыбка Бориса была горькой, а в глазах, за тонкой коркой равнодушного льда, на секунду хлестнула огненным смерчем, боль. – Повезло девочке, что у неё есть настоящий защитник. Не дёргайся, Леон, здесь она не пропадёт. Если Лира вспомнила своё прошлое – она знает, куда ей идти.

– Куда? – вцепился в его слова.

– Прости. – боль и живая искра в его глазах и голосе угасли окончательно. Передо мной снова сидел холодный и расчётливый бизнесмен. – Понимаешь же, что ей здесь не место?

– Рассказывать не собираешься? – едва не раскрошил зубы, скрипя ими в бешенном бессилии.

– Нет. – Борис скомкал и выбросил окровавленный платок в мусорную корзину.

– Гори в аду, братец. – я резко развернулся и вышел из кабинета. Несколько часов ещё будет светло, и я смогу искать Лиру по всем окрестностям. Без обуви, по острым камням и сухим колючкам, она не могла далеко уйти.

– Что ты знаешь про мой ад, сопляк...

Тихие слова, полные горечи и затаённой боли, не тронули моё сердце. Плевать мне на его персональный ад. Он сделал свой выбор когда-то, он сделал его сейчас, и нам, впрочем, как и всегда, оказалось не по пути. А сегодня мы вообще встали по разные стороны. Пусть варится в своём аду один.

Глава 8

Надежда найти Вики угасала вместе с последними лучами заходящего за далёкий горизонт солнца. Дорога, ведущая к городу, была пуста. Редкие автомобили, возвращающихся домой, в тихий и закрытый от посторонних элитный посёлок, проносились мне навстречу, слепя включёнными фарами.

Долго кружил вокруг обширной закрытой территории, останавливался, кричал, звал, но мне отвечал только ветер, гнущий к земле рыжую, выгоревшую на южном солнце траву. Завывал, нагоняя тревогу. Погода портилась, обещая к ночи дождь и шторм.

Страх за Вики и отчаяние рвали на куски, разматывали. Впервые чувствовал себя таким беспомощным и бестолковым. Не знал, что мне делать.

Ночь наваливалась на город непроглядным мраком, тяжёлым, несущим скорый шторм и непогоду, который загонит людей по норам. Сейчас мотаться по улицам городка бесполезно, они уже опустели. Но и сидеть дома невозможно. Кровь кипела в жилах, требовала действовать., что-то предпринимать. Поэтому, вернувшись в особняк, заперся в комнате и полез в интернет. Возможно, остались старые странички Лиры Павлидис, или найдутся страницы её родных. Должна же быть хоть какая-то информация.

Включил ноутбук и залип на заставке. С экрана мне улыбалась Вики.

Не знаю, какое провидение привело её ко мне, но рядом с ней я был счастлив каждую минуту. С того самого дня, когда впервые увидел её.

Она чудесно пела. Сначала я услышал звонкий, как лесной ручей, голос.

День открылся на заре

Золотистым ключиком

Чтоб досталось на Земле

Каждому по лучику

Странно было слышать русскую речь, тем более детскую песенку из мультфильма, в глубокой французской провинции.

Я шёл на девичий голос, увлекаемый любопытством. Кому он может принадлежать? Кто она? Какая?

То, что на этот сезон были наняты рабочие из России, я знал. Но, что среди них будет девушка, оказалось новостью. Работа не из лёгких и агентство по найму предпочитало заключать контракты со здоровыми и работоспособными мужчинами. Как между ними затесалась девчонка? А судя по голосу, она была совсем молоденькая.

Вики стояла в междурядье и, держа в вытянутой руке гроздь спелого винограда, любовалась ею, рассматривая на просвет. И пела. Казалось, что для этой золотистой кисти ягод. Или для солнца, щедро заливающего виноградники, просвечивающего каждую ягоду насквозь. Или для жаркого августовского дня, полного стрекота кузнечиков и щебетания птиц. А может, для себя. Но в этот момент я был полностью уверен, что её песня звучала для меня.

Она была невероятно красивая. В лёгком, светлом платье, в смешной соломенной шляпе, старой и растрепавшейся от времени, наверное, одолженной у кого-то из местных. Такая тонкая и звонкая, стоящая в лучах солнца, покрывающих золотом её волосы, загорелые руки и точёные, стройные ножки.

Меня словно гвоздями к земле прибили, я не мог сдвинуться с места, даже не дышал, боясь спугнуть певунью.

Вики аккуратно положила гроздь в наполненную доверху корзину и, мурлыкая себе под нос продолжение песни, повернулась, чтобы срезать следующую. Заметила меня, смущённо улыбнулась и замолчала, а я не нашёлся что сказать, кроме тупого:

– Поёшь?

Она смешно поморщила обгоревший и шелушащейся носик и пожала плечами. Стоял возле неё и смотрел, смотрел. Вики отчаянно смущалась и наконец не выдержала.

– Почему не работаешь? – очередная гроздь легла в переполненный лоток, а Вики сердито приподняла бровь. – Что ты на меня так смотришь? Я не цирк дю Солей.

Выхватил из её рук тяжёлый ящик, который она собиралась поднять, чтобы загрузить на прицеп подъехавшего трактора. Неженское это дело, не для такой тростиночки точно. Нужно определить её на работу полегче.

Трактор затарахтел и поехал дальше, а я обернулся к певунье.

– Я Леон. – достал секатор из накладного кармана рабочих штанов и встал рядом. Срезал большую, спелую гроздь и положил в пустую корзину.

– Это мой участок. – Вики улыбалась, а я плыл. Кажется, с этой минуты мы всегда будем работать рядом.

Любовался на быстрые, ловкие ручки, срезающие спелые грозди, стройные ножки с изящными щиколотками, тонкую талию. Вся она была такой точёной, легковесной, как прекрасная, хрупкая бабочка, случайно залетевшая на мои виноградники.

– Так как тебя зовут? – наши руки столкнулись над корзиной, и взгляды, наконец, пересеклись.

– Вика.

Я залип на её глазах. Насыщенно-синих, почти фиолетовых. Нереальных, даже инопланетных. Таких удивительных, что я восхищённо присвистнул, чем ещё больше смутил девушку.

Сейчас, ворочаясь на нерасправленной постели, пытался сложить всю картинку воедино:

Вики приезжает из приморского городка в Москву учиться.

Знакомиться с Борисом.

Они встречаются.

Об их связи узнаёт, родившая сына и вернувшаяся с ним из Испании, Диана.

Дальше... а дальше Вику сбивает машина. Она оказывается в больнице и ничего не помнит о себе.

Борис ищет её в Москве и здесь. Зачем? Неужели любил? И сейчас не хочет давать мне информацию о Вики. Почему? Собрался вернуть её себе? Я не отдам. Или из-за Дианы? Боится, что снова приведу свою девочку в этот дом? Нет, не приведу! Ноги нашей здесь больше не будет. Если мать захочет общаться – пускай приезжает к нам во Францию.

Главное, найти мою певунью.

В интернете ничего существенного накопать не получилось. Нашёл только одну страничку какой-то Кати Павлидис, живущей в этом городке. Девушка примерно одного возраста с Вики, но не сестра, слишком разные они, совсем не похожие. Моя птичка тоненькая, золотистая, как тростиночка, а эта Катя на фотографии профиля, смуглая и сбитая такая, крепкая. Да и страничка у неё оказалась закрытая, даже сообщения запрещены. Отправил заявку принять в друзья, посмотрим.

В стотысячный раз перевернулся на другой бок, и щёку царапнуло что-то острое и твёрдое. В темноте нащупал крошечный предмет, и включив ночник, разжал ладонь. Бриллиант сверкнул гранями и потух, словно умер, погас, став безжизненным без своей хозяйки.

Глава 9

Утро было таким же хмурым и злым, как и я. После бессонной, тревожной ночи в голове гудело, вторя стонущему и завывающему ветру за окнами.

Сбежал вниз по лестнице. Желудок жалобно урчал и требовал пищи. Когда я ел в последний раз? Кажется, ещё в Везле. Завтракали с Вики перед отъездом в аэропорт. Ещё сутки назад мы были счастливы и беззаботны. Смеялись и, дурачась, кормили друг друга.

Всего сутки, а кажется прошла целая жизнь. Без Вики даже дышалось тяжело. Каждый вздох, как глоток яда, каждая минута как огненная пытка. Я знал, что без неё моя жизнь превратится в ад. Да я уже в нём. И пока не найду мою певунью, не прикоснусь пальцами к нежной коже щёк и не поцелую тёплые, пухлые губы – буду корчиться в агонии.

Я должен найти её. Даже если придётся перевернуть весь город, каждый метр побережья.

Рванул на себя тяжёлые двери и остановился как вкопанный. В столовой собралось всё семейство, включая Диану и малыша Мишку.

Чинно сидели за накрытым к завтраку столом, словно и не произошло ничего. Не было вчера скандала, истерики Дианы, разборок и драки. Высшее общество, чёрт бы их побрал. Аристократия высокородная.

Смешно. Быстро забыли, как прадед в дни своей бурной молодости, будучи выдвиженцем из семьи пролетариата, служил в НКВД и экспроприировал имущество у настоящих российских дворян. Загонял тех в сибирские лагеря на погибель и не гнушался припрятать перстенёк-другой, в карманах широких штанин.

Я то точно знал, откуда брали начало капиталы нашего семейства. Потому и не лез в семейный бизнес. Претило.

Только мой любимый дед по матушке и был единственным в нашем роду потомственным интеллигентом. И его отец был, и дед. Династия учёных и преподавателей. Отца моего дед недолюбливал, но мнение своё держал при себе, не вмешиваясь в личную жизнь дочери. Жил скромно и тихо, преподавал до последнего дня в университете и в своё завещание вписал только меня. Даже матери, своей дочери, ничего не оставил.

Стоял в дверях столовой, борясь с желанием развернуться и уйти. Не видеть лица, от которых тошнило. Но только здесь, от них я мог получить хоть какую-то информацию о Вики. Поэтому пришлось натянуть улыбку на морду и громко поздороваться.

Все разом обернулись и четыре пары глаз уставились на меня. Борис, как обычно, холодно и равнодушно, мать – снисходительно улыбаясь, а Диана зыркнула зло и бешено, но тут же отвернулась и наклонилась к сыну. И только племянник радостно засиял.

– Дядя Леон! – мальчуган было рванулся со стула, но Диана удержала его.

– Миша, доедай кашу. Вы с Леоном сможете пообниматься и после завтрака.

Племянник обиженно нахмурился и скривил губы, но я заговорщически подмигнул ему.

– Привет, Мишка. Давно не виделись.

– Покатаешь на мотоцикле? – малыш спешил, глотал окончания слов, боясь, что ему не дадут до конца высказать своё пожелание. – Ты обещал! Помнишь?

Я помнил. В наш последний видеосозвон с матерью Мишка крутился рядом с ней, охотно делился со мной своими детскими новостями. Рассказал, что обнаружил моего железного зверя, укрытого тентом. Пожаловался, что его наказали за эту вылазку в гараж, а я утешил, пообещав покатать, когда приеду.

– Какой мотоцикл, Миша?! – мать в ужасе взмахнула руками, а Диана одарила меня взглядом, полным ненависти.

– Сынок, ты ещё маловат для поездок на мотоцикле. – ласково погладила черноволосую макушку Мишки. – Лучше я тебе детскую машину на аккумуляторах куплю, будешь во дворе на ней ездить. Она почти как настоящая. Хочешь?

Малыш понуро кивнул, понимая, что его надежду зарубили на корню. Поднял на меня глаза, полные слёз. Я ободряюще улыбнулся и, пока на меня никто не смотрел, прошептал ему губами: "покатаю!".

– Мне пора. – брат одним глотком допил кофе и встал из-за стола.

– Куда? Сегодня же выходной день, Борис! Ты обещал провести его с нами! – тревожно встрепенулась Диана. – Сыну обещал!

– У меня дела. – брат ласково потрепал макушку сидящего рядом Мишки.

– Борис, можешь хотя бы в выходной спокойно позавтракать в кругу семьи? Вечно ешь на бегу. – мать возмущённо нахмурилась и позволила себе звякнуть вилкой о тарелку. – Ты испортишь желудок, завтрак – это важная часть приёма пищи.

– Пообедаем вместе. Я ненадолго. – Борис обвёл взглядом завтракающее семейство и вышел из столовой, тактично обойдя меня, стоящего на его пути. Ни слова не сказал, только злорадно ухмыльнулся. Сволочь! По глазам видел, что он что-то задумал.

Рванулся было за ним, но меня остановил вопрос матери, прозвучавший в спину.

– Леонид, Диана, вы ничего не хотите мне рассказать?

Медленно обернулся и встретился со сверкающим яростью взглядом Дианы.

– Не при ребёнке, мама. – Диана сжала губы, едва сдерживая себя.

– Миша, ты уже позавтракал? – мать, в ожидании ответа, чуть снисходительно улыбнулась малышу, допивающему своё какао. Мальчишка радостно кивнул и отставил чашку.

– Иди сюда, сынок. – Диана повернулась к Мише и аккуратно вытерла ему рот салфеткой. – Поиграешь немного с няней? А мы пока поговорим с твоей бабушкой и Леоном.

– Хорошо, мам. – Мишка быстро кивнул матери и тут же заулыбался и помахал ручкой кому-то позади меня. – Няня Наташа!

Я обернулся. За моей спиной стояла молодая женщина в строгом платье и с собранными в тугой узел волосами.

– Здравствуй, Миша. – няня приветливо улыбнулась малышу и перевела взгляд на сидящих за столом. – Доброе утро, Анна Владимировна, Диана Таировна.

– Доброе утро, Наталья. – маман высокомерно поджала губы. – Вы сегодня раньше времени. Впрочем, это к лучшему. Заберите Мишу, у нас семейный разговор.

Беседовать сейчас ни с той ни с другой женщиной не хотелось, тем более из холла мне сигналил Федотыч, зовя на выход. И по тому, как нетерпеливо он закатывал глаза и махал кистью руки, предлагая выйти к нему, было понятно, что дело срочное.

Глава 10

Лира

Сердце сделало кульбит и рухнуло куда-то в живот. Борис нашёл меня, он знает, где я!

Невольно отступила от окна, но отвести взгляд не смогла. Борис, словно почувствовал его, оторвался от телефона, поднял голову и безошибочно выбрал глазами именно моё окно.

Он не мог меня видеть, но я всё равно попятилась назад, шажок, ещё один, пока не упёрлась икрами ног в кровать. И всё равно не могла отвести глаз от человека, которого когда-то любила, сейчас внимательно рассматривающего наш дом.

Борис стал другим. Нет, не внешне. Он по-прежнему оставался эффектным, безупречно красивым, идеальным мужчиной. Изменения были внутренние. Раньше улыбчивый, с искрящимися смешинками в глазах, в которых теплились нежность и любовь, сейчас он был словно закован в монолитные доспехи изо льда и хладнокровия. Невозмутимый, без малейшего намёка на волнение или нетерпение. Расчётливый, жёсткий делец, уверенный в себе на все сто.

Что ему нужно от меня? Зачем нашёл? Беспокоится за свою жену, что предъявлю ей обвинения? Или это как-то связано с Леоном? Приехал предупредить, чтобы оставила его брата в покое и не смела показывать на глаза его семье?

Зажала рот ладонью, сдерживая всхлип. Как же больно! Видеть его. Помнить всё, что было между нами. Его обман. Я же верила! Любила всем пылким, глупым сердцем. А он врал! Про то, что я единственная для него, про любовь с первого взгляда, про нашу скорую свадьбу. Всё время врал.

Я с удовольствием рассказывала ему про город своего детства, расписывала, как счастлива была здесь, показывала фотографии любимых мест. Он внимательно слушал, улыбался и молчал. Ни словом не обмолвился, что тоже знаком с моим городом.

А длительные командировки, в которые Борис уезжал? Он возвращался к своей семье, к жене. А я ждала. Звонков, сообщений. Он же не только меня обманывал, но и Диану.

Я обхватила себя руками и растёрла ладонями предплечья. Разогнала колкие мурашки. Одно только воспоминание о появлении Дианы на пороге нашей квартиры заставляло зябко поёжиться. Её агрессия, ненависть, злость. Они обрушились на меня, как только я открыла ей дверь. Как она кричала на меня! Какими словами обзывала! Ударила. Хлёстко, оставив на скуле царапины от длинных ногтей. Диана таскала меня за волосы и лупила по щекам, голове, плечам.

Я ничем не могла ей ответить. Драться никогда не умела. Новость, что Борис женат, обрушилась на меня подобно вулканической лаве. Меня сжигало чувство стыда и вины. Я только прикрывала большой живот руками, пытаясь защитить ребёнка. Не защитила.

Из роддома меня забирал Борис. Подавленный, виноватый. Старался что-то объяснить мне, оправдаться. Уверял, что любит. Я пошла с ним, но только затем, чтобы узнать, где похоронен мой малыш.

После колумбария несколько дней лежала, свернувшись калачиком, на нашей кровати и бессмысленно смотрела в стену. Я не жила. Моргала, дышала, двигалась и даже ела то, что старательно впихивал, ложку за ложкой, в меня Борис.

Я не разговаривала с ним, не плакала, не реагировала на вопросы и попытки расшевелить меня, это было бы проявлением живых человеческих чувств, а у меня их не было. Они остались запертыми в маленькой ячейке под номером восемьсот четырнадцать. Восьмой ряд, вторая сверху.

Там за безликой серой плитой с надписью "младенец", остались похороненными моя любовь, разбитое сердце и вынутая душа.

Борис ухаживал, не отходил ни на шаг, а я ждала, когда он уйдёт.

Квартиру сняла первую подвернувшуюся. Собрала немного вещей, и когда Бориса не было дома, ушла. Оставила все его подарки, наши совместные фотографии, украшавшие стены, всё, что могло мне напоминать о нём.

Он всё равно нашёл меня. Месяц осаждал квартиру, поджидал во дворе, присылал с курьерами цветы и еду. А потом, на безлюдной улице, меня сбила машина. Горящие лютой ненавистью глаза Дианы, кажется, будут преследовать меня всю жизнь. Они снились мне в кошмарах даже когда я ничего не помнила из своего прошлого.

Меньше всего мне хотелось, чтобы Борис и Диана опять появились в моей жизни. Снова втянули меня в этот смертельно опасный треугольник.

Я боялась их обоих. Беспринципных, способных на подлость и даже убийство.

И вот Борис снова стоит под моими окнами. Разговаривает с братом.

Они перекинулись друг с другом только несколькими фразами. Оба спокойные и уверенные в себе, но такие разные. Борис, статусный и холёный, выглядевший совершенно чужеродно на нашей скромной улице в своём дорогом костюме, с уложенной волосок к волоску, модной причёской, стоящий у шикарного автомобиля, и Гриша. Григ, огромный, грозный, похожий на свирепого и безжалостного хищника, сейчас вальяжно упирающийся плечом, обтянутым простой домашней футболкой, в створку ворот и сложивший загорелые руки на груди.

О чём они говорили, я не могла слышать, только наблюдала за Борисом. Невозмутимым и надменным. За время короткого разговора ни один мускул не дрогнул на его лице.

Гриша зашёл во двор и не спеша закрыл за собой калитку, а Борис сел в свою сверкающую глянцем машину и, не взглянув на моё окно, укатил, поднимая дорожную пыль.

Я забралась с ногами на кровать и обхватив руками колени, уткнулась в них лицом.

В груди болело. Вместе с памятью вернулось чувство горького разочарования. За что он так со мной? Я не могла понять. Снова чувствовала себя униженной и растоптанной. Столько лжи! Неужели можно было так правдоподобно притворяться?

– Лира? – брат вошёл в комнату и сел рядом.

– Что он сказал? Зачем приезжал? – несмотря на то, что внутри я просто задыхалась от боли, я не хотела больше жалеть и чувствовать себя жертвой.

Борис – это моё прошлое. Да, не очень приятно осознавать себя обманутой, но переживу. Я справилась, даже когда была совершенно выбита из колеи, растеряна, беспомощна. Когда очнулась в больничной палате и осознала, что абсолютно ничего не помню о себе. Это было страшно, непонятно. А сейчас я в полном порядке.

Глава 11

Шторм, бушевавший двое суток, наконец затих, но водная взвесь, то ли дождь, то ли туман, уже несколько дней непроглядной пеленой забивала воздух, напитывала влагой всё вокруг. Дома, старые лодочные сараи, деревянные заборы. Срывалась тяжёлыми каплями с веток искорёженного временем и морскими ветрами древнего вяза. Было сыро, серо и холодно.

Я куталась в тёплую Катюхину кофту и тоскливо смотрела в чердачное окно. Сегодня взвесь была настолько плотной , что прятала за своей стеной даже тот единственный кусочек моря, что был виден из этой неприступной крепости.

В день, когда Леон с Гришей чуть не подрались, брат увёз меня сюда, в Рыбацкое. Спрятал, но иногда мне казалось, что запер в неприступной крепости. В этом старом посёлке на краю города спрятаться было проще простого.

За Рыбацким не случайно закрепилась зловещая слава небезопасного места. Человек, впервые попавший сюда, мог заблудиться в хитросплетениях узких улочек, проходов, лабиринтов каменных лестниц и глухих тупиков.

Улиц и адресов здесь не было. С самого начала своего существования посёлок на крутом берегу застраивался хаотично. Домишки лепились друг к другу и к скалам. Захватывался каждый мало-мальски пригодный кусочек земли.

Здесь можно было встретить и послевоенные глиняные мазанки, и деревянные домишки, и более современные кирпичные. В самой старой и мрачной части посёлка улиц и дорог не было, ночного освещения тоже, и бродить по узким проходам между домами в тёмное время суток было опасно. Запросто можно переломать ноги на каменистых спусках и подъёмах, или столкнуться с тем, кто был бы не рад случайной встрече. Рыбацкое было логовом браконьеров.

Вот здесь брат и спрятал меня от всех. И уже неделю я сидела в крошечном домике, пропахшем рыбой и сыростью, скрытым за высоким забором, и отчаянно тосковала. У меня не было никакой информации. Я не знала, что происходит снаружи, а Гриша не спешил рассказывать, только просил немного потерпеть и ждать. Я не понимала чего.

За высоким забором, спрятавшим от посторонних глаз маленький домик, единственным местом, откуда виден внешний мир, было чердачное окно, было очень одиноко и тревожно. Я не знала покоя, бесконечно перебирая в памяти всю свою жизнь до встречи с Борисом. Вспоминать наше с ним прошлое не могла, эти мысли я сразу же отгоняла. Они приносили с собой выкручивающую внутренности боль утраты и слёзы о нашем потерянном малыше.

Думала о дяде Лёше и тёте Марине – моих ангелах-хранителях. Я успела позвонить им с Гришиного телефона и рассказать, что нашла свою семью и вспомнила всё. Они радовались. За эти четыре года мы стали друг другу почти родными. Если бы дядя Лёша с тётей Мариной не взяли меня под опеку, неизвестно, как сложилась бы моя жизнь.

И снова благодарила судьбу, за то, что та вовремя подкинула под колесо их машины гвоздь, и дяде Лёше пришлось остановиться на обочине автомобильной трассы у Подольска, а тёте Марине приспичило прогуляться. Она и заметила меня, лежащую на склоне оврага.

Думала о Леоне. Бесконечно вертела на пальце кольцо, которое он тайком передал мне. Колечко единственное, что грело сейчас мою душу, оставляло робкую надежду, что ещё не всё потеряно.

Вспоминала счастливые, солнечные дни, которые мы проводили вместе. Я ведь и правда сначала решила, что он простой парень, приехавший, как и я, на сезонную работу и заодно посмотреть Францию. Не поверила, когда мне впервые, посмеиваясь над моей наивностью, намекнули, что Леон не обычный трудяга. Слишком простой он был в общении, да и впахивал не меньше других. Потом Леон долго подшучивал надо мной, вспоминая, как я пыталась прогнать его со своей делянки.

Он мне сразу понравился. Такой сильный и восхитительно красивый. Каждое его движение, разворот широких плеч, внимательный, чуть хитрый и обласкивающий с ног до головы взгляд, всё в нём было волнующе сексуальным, притягательным. Немного загадочным и интригующим, в свете информации, что он не просто красивый парень, а ещё и умный, талантливый, успешный виноградарь и бизнесмен.

Я даже не пыталась сопротивляться вспыхнувшим во мне чувствам.

– Лира! – громкий голос брата резко выдернул из уютных воспоминаний. – Ты где?

– Здесь я! – за мыслями о Леоне, не услышала, как пришёл Гриша.

Выползла из своего наблюдательного пункта и осторожно спустилась по ненадёжной, шаткой лестнице вниз. Брат только неодобрительно качнул головой, глядя на мои неуклюжие манёвры на старой деревянной лестнице.

– Собирайся. – поставил на кухонный стол, покрытый клеёнкой, дорожную сумку.

– Куда? Домой? – счастливое предвкушение затрепыхалось в груди всполошенной птичкой. Но радость оказалась преждевременной.

– В Морское тебя отвезу. – хмуро буркнул, отводя глаза. – Оттуда сядешь в автобус до Краснодара.

– Зачем в Краснодар? – я ничего не понимала. Страх ядовитым дымком просачивался в сердце.

– Оттуда поездом до Москвы и потом в Подольск.

– Как? Документов-то у меня нет. – с трудом выдавила из себя, борясь с разочарованием и паникой.

– Вот. – вжикнула молния на сумке, и брат положил на клеёнку паспорт в знакомой обложке. – Леон твой принёс. И вещи.

– Он приходил? – я метнулась к столу, схватила документ и открыла. Виктория Алексеевна Родченко. Паспорт, оставшийся в сумочке в комнате Леона. Мой прекрасный виноградарь и здесь позаботился обо мне.

– Сказал, что его брату не известно о твоём новом имени и фамилии. И о Подольске он не знает, так что найти тебя там не сможет. – Гриша озабоченно оглядел крошечную кухню, словно искал в ней какие-то ответы на свои невыясненные вопросы.

– А Леон? Зачем мне уезжать, Гриш? – у меня тоже накопилось много вопросов, которые не давали спокойно есть и спать. – Я хочу увидеть Леона, мне нужно поговорить с ним.

– Мало тебе неприятностей эта семейка принесла? – брат прожёг осуждающим взглядом. – Так это ещё не конец. По всему городу твои фотографии в полицейской сводке расклеены. Ищут тебя, как воровку. Росс старший постарался.

Глава 12

– Как мы пойдём в море, Гриш? Ничего же не видно. – Я зябко ёжилась под огромный брезентовым плащом. От пронизывающей сырости и холода не помогала даже Катюхина куртка и плотная трикотажная шапочка.

Ветер рвал на куски липкий туман и швырял мелкие брызги в лицо. Казалось, в воздухе нет ни капли кислорода, только влага, не дающая глубоко вздохнуть.

– Нормально пойдём. – брат привычными, отточенными действиями снаряжал байду к выходу в море. – Волна небольшая, выйдем из залива, ветер будет попутный. Нам главное в открытое море проскочить, хотя навряд ли в такую погоду патрульные катера в рейс пойдут.

Гриша минуту напряжённо вглядывался в туман, стелющейся над морем.

– Давай! – присел на корточки, приглашая забраться к нему на спину. Сколько раз в детстве они с отцом переносили меня так с берега в лодку! Я, как старые добрые времена, обняла брата за шею и обхватила ногами мощный торс.

– Готова, лягушка-путешественница? Поехали! – Гриша подхватил меня под колени и чуть подбросил вверх, устраивая удобнее на своей спине. Я даже радостно хихикнула, вспомнив, что именно так говорил отец, когда нёс меня по воде к лодке.

Я полностью доверяла брату. Если сказал, что всё будет хорошо, значит, так и будет. Он бывалый рыбак, море – его второй дом и такая погода ему не страшена.

Грозным зверем взревел в вязком и плотном тумане мощный мотор и лодка быстро и плавно заскользила с волны на волну. Только брызги солёной воды поднимались веером за кормой.

– Гришааа... – попыталась перекричать бьющий в лицо ветер. Брат повернулся и вопросительно дёрнул головой. Цепляясь за борт, неуклюже переползла поближе к нему, ухватилась за железный поручень и встала рядом.

– Почему в темноте? – сырой воздух забивался в рот, ветер уносил обрывки слов и звуки куда-то назад, к мгновенно растаявшему в тумане берегу. – А фонарь?

Держа штурвал брат, чуть склонился ко мне и прокричал прямо в ухо:

– Выйдем из залива, включу! Пока нельзя, заметят!

Но уйти далеко в открытое море мы не успели. В какой-то момент невдалеке зажглись мощные прожектора, и наша лодка попала в перекрестье двух жёлтых лучей. И сразу, тревожно, разрывая плотный воздух, заревел ревун. Тяжёлый грозный голос, во много раз усиленный динамиком, приказал заглушить двигатель и остановиться.

– Чёрт! – брат рванул на себя рычаг и запустил второй мотор, висящий на корме. Лодка дёрнулась, разом перепрыгнув через несколько накатывающих волн, и легкой птицей полетела вперёд, стремясь проскочить между двух, приближающихся с разных сторон, катеров береговой охраны. И здесь, прямо нам в лоб, вспыхнул ещё один прожектор. Нас зажали в клещи.

– Павлидис, глуши мотор! – гремел над нашими головами искажённый динамиком голос. – Давно мечтал утопить тебя, как твоего папашу, в этом заливе. Дай мне шанс, Грег, только дёрнись и пойдёшь ко дну!

– Тварь! – брат отжал рычаги, лодка дёрнулась и, резко остановившись, запрыгала на волнах.

– Так-то лучше, Павлидис! – довольные нотки в голосе не смог спрятать даже динамик.

Урча в тумане двигателем, на нами нависла темная масса большого катера.

Я прижалась к брату, обхватила его руками за талию. От страха тряслись ноги, и дёрганые колебания лодки на волнах не давали стоять ровно и уверенно.

– Кто это, Гриш? Что он про папу сказал?

У меня дрожали губы, руки, ноги. Новость о причине смерти отца оказалась ужасающей. Я не знала, как он погиб. Просто однажды не вернулся из моря. О том, что случилось на самом деле, мне никто не рассказывал.

– Сыч. – Гриша обнял меня за плечи и прижал к груди. – Инспектор рыбнадзора. Мой старый "друг". Не слушай его , Барабулька. А главное, помалкивай! Ты – Виктория Родченко. И не бойся. Им нечего нам предъявить, у меня в лодке даже завалящий удочки нет, не то что сетей. Пошарят тут и отпустят.

Но нас не отпустили.

– А не та ли это красотка, что на каждом столбе висит? – луч фонарика резко осветил моё лицо, заставив зажмуриться.

– Гляди-ка, и точно! – инспектора переглянулись и радостно заржали. – Это удачно мы зашли. Может, и премию выпишут за неё! Документы-то у тебя, подруга, есть?

Меня резко дёрнули за рукав брезентового плаща, и я чуть не упала.

– Ну ты!!! – взревел Гриша, кидаясь на тощего инспектора, посмевшего тронуть меня.

– А ну, стоять! – в тумане выстрел прогремел приглушённо, но всё равно страшно и неожиданно. Сыч пальнул предупредительный в воздух, и брат скрипя зубами отступил.

– Какая она Виктория? Думаешь, я не помню твою сопливую сестру? Вся семейка преступников! Браконьеры, а теперь ещё и воры. – Сыч, такой же большой и суровый, как мой брат, оскалился в злой ухмылке и презрительно сплюнул нам под ноги. – Сколько верёвочке не виться, Павлидис! Сядешь если не за рыбу, так за соучастие и укрывательство.

На брата и на меня надели наручники, а Сыч прострелил в днище нашей лодки несколько дыр, пустив её медленно тонуть посреди залива. Гриша скрежетал зубами, от напряжения на шее надулись вены, но он до последнего смотрел, как тонущая байда растворяется в тумане.

На берегу нас из рук в руки передали подъехавшим к причалу полицейским.

– Молчи, Лира. Жди адвоката от меня, без него ничего не говори. Я вытащу тебя, сестрёнка. – брат наклонился к моему уху и торопливо инструктировал пока нас вели от машины к отделению.

– Не разговаривать! Шагай давай! – подтолкнул Гришу в спину полицейский и тут же отступил, стушевался под свирепым взглядом брата.

– Куда их? – конвоирующий нас полицейский наклонился к низенькому окошку, на которым красовалась табличка: "дежурный по отделению".

– Этого в обезьянник. – кивнул на брата сонный полицейский за стеклом. – А девку веди сразу к Кобзарю.

Мы с Гришей успели переглянуться, кивнуть и ободряюще улыбнуться друг другу, прежде чем нас развели в разные стороны. Его за мощную, на славу сваренную из толстой арматуры, решётку, а меня, крепко держа за предплечье, повели по безлюдному коридору.

Глава 13

Вжалась в сиденье и судорожно вцепилась пальцами в ремень безопасности. Никуда я не пойду! Слова брата про "добить" намертво засели в мозгу.

Борис что-то прочитал на моём лице, устало прикрыл глаза и тяжело вздохнул.

– Прости. Не хотел тебя пугать.

Щёлкнул замок ремня безопасности. Борис аккуратно отвёл его и придержал до тех пор, пока ремень не убрался полностью. Я свой отстёгивать не стала, сохраняя обманчивое чувство безопасности.

Косилась на Бориса, задумчиво смотрящего вперёд, на светлеющее над морем небо раннего утра. Ночной ветер окончательно разогнал туман, оставив только серую дымку над водой. Восходящее солнце подкрашивало её в нежно-розовый цвет, обещая, что день, наконец-то, будет солнечным и тёплым.

– Где ты была, Лира? Я искал тебя годами.

Глухой голос, усталый, вымученный. Я развернулась и удивлённо приоткрыла рот. Борис словно сдулся. Плечи опустились, гладкий, холёный лоб прорезала глубокая морщина, у кончиков губ собрались скорбные складки. Он словно разом постарел лет на десять.

– Зачем?

На вопрос не ответил. Забарабанил пальцами по рулю, секунда за секундой возвращая себя прежнего, уравновешенного и холодного.

– Кто тебя сбил, Лира? Это действительно была Диана?

– Да. – не видела смысла лгать, пусть знает правду.

На мгновение показалось, что в светлых глазах промелькнуло сочувствие, но его взгляд тут же стал пустым, Борис словно задумался, ушёл мыслями глубоко в себя. Пальцы перестали отбивать чечётку на руле, сжали его до побелевших костяшек. Челюсть напряглась, а красивые губы сжались в узкую полоску.

Неужели он не знал об этом? Новость оказалась неприятным сюрпризом? Тяжело осознавать, что твоя жена – убийца?

– Прости. Я не смог защитить тебя. Даже не предполагал, что она окажется способна на такое.

Не сдержала обиженный всхлип. Защитить? Ты врал мне! Ей врал! Чего ты ожидал от оскорблённой, униженной жены? Что проглотит? Обе смиримся с наличием друг друга в твоей жизни?

Воздуха не хватало. Я содрала шапку с головы, наконец отстегнула ремень безопасности и рывком распахнула дверцу, горя только одним желанием – выйти на волю, вдохнуть холодный рассветный воздух.

– Постой, не убегай, Лира! – в последнюю секунду схватил меня за руку и удержал. – Нам нужно поговорить!

– О чём нам говорить, Борис? – в горле клокотали слёзы.

Каждый раз, вспоминая день, когда меня пыталась убить его жена, я переживала его заново. Каждый раз чувствовала страх и боль. Обиду за отнятые годы общения с родными, за смерть мамы, за свою беспомощность и растерянность в первые месяцы после комы, когда поняла, что ничего не помню о себе. За шрамы, за долгие дни восстановления, за ужас, охватывающий каждую клеточку тела, от мысли, что кто-то вот так легко, не сомневаясь, может решать, жить мне или умереть.

– Что тебе ещё от меня нужно? – меня трясло в неконтролируемой истерике, наконец вырвавшейся из меня. Сдерживать свои чувства больше не было сил. – Что вы с Дианой ещё у меня не отняли?

– Тише, Лира, тише... – Борис, удерживая, прижимал мои плечи к спинке сиденья. – Успокойся, девочка. Я хочу вернуть тебе кое-что.

Стиснула зубы и отвела взгляд. Было невыносимо больно смотреть в глаза, холодные, пустые. Я помнила каждую ресничку, каждую черту когда-то любимого, а сейчас ненавистного лица.

– Отпусти. – прошептала сухими губами.

Борис немного отодвинулся и убрал руки с моих плеч. Наклонился вперёд, открыл бардачок и достал из него кожаную папку.

– Это твой паспорт. – на мои колени легла маленькая книжечка в золотистой обложке с потёртой от времени наклейкой со смешным котиком.

Сердце болезненно сжалось. Я узнала и обложку, и кота на ней. Осторожно открыла первую страничку. С фотографии на меня смотрела девочка со смешинками в глазах и едва сдерживаемой улыбкой. Я помню как фотограф заставляла меня сделать серьёзное лицо, но я никак не могла сосредоточиться. В дверях стояла Катюха и корчила мне рожицы, изображая суровую, злую даму. Было очень смешно.

Погладила пальцем глянцевую поверхность фотографии. Где она, эта юная девочка, верящая в Алые паруса и капитана Грея, который непременно найдёт её? Вместе с паспортом Борис вернул мне моё настоящее имя, кто вернёт мне меня прежнюю? Годы, маму, здоровье?

– Здесь документы на квартиру и карта на твоё имя. – вслед за паспортом на колени лёг прозрачный файл с бумагами и банковской картой внутри.

Я недоумённо уставилась на документы. Какая квартира, какая карта? Осторожно повернула файл, лежащий вверх ногами. Буквы сложились в мою фамилию и имя, и догадка ударила хлеще оплеухи от его жены. Во рту горечью разливались негодование и презрение. Он пытается откупиться от меня!

Стряхнула с коленей файл, словно это была мерзкая болотная жаба.

– Мне ничего не нужно от тебя! – потянулась, чтобы всё же выйти из машины, но снова оказалась схваченной за руку.

Посмотрела сначала на ладонь, удерживающую меня, потом подняла взгляд на Бориса. Упрямо поджала губы.

– Отпусти!

– Лира, я купил тебе эту квартиру четыре года назад. Хотел подарить после рождения сына. И счёт в банке открыл на твоё имя. Это не попытка откупится. Это благодарность. Извинение, если хочешь.

Я задохнулась.

Оказывается, осколки когда-то разбитого сердца ещё не истёрли свои острые грани и сейчас полосовали, кромсали меня изнутри. Душа снова кровила и стонала от боли.

За прошедшие дни я уже не раз оплакала своего малыша, но слышать о нём из уст Бориса оказалось больнее всего. Он словно вернул меня в те жуткие дни, когда я не жила – корчилась, умирала от боли.

Я даже не увидела своего ребёнка. В самый последний момент, когда он уже родился, мне дали наркоз. А когда я очнулась, было уже поздно. Борис сам хоронил его.

Спустя долгую паузу, наконец, смогла сделать вдох. Кислород продрал горло наждаком, заполнил до ломоты и тёмных мушек в глазах лёгкие, заставляя тело гореть и функционировать.