Бывший и новый. Игра на троих

Глава 1.

Мне казалось, я давно оставила прошлое в прошлом. А точнее, два года назад. Я даже своей тёте последний год совсем не звоню, потому что ей давно плевать на то, что происходит в моей жизни. Я оставила город, из которого по-настоящему сбежала из-за своей бессмысленной влюблённости. Начала учёбу в другом месте, обзавелась целью, нашла новый способ получать свою дозу адреналина, без которого по-прежнему не чувствую, что жива. И этим способом стало актёрство.

Учёба в театральном училище стала свежим глотком для меня. Там я нашла пусть и не близких друзей, но хороших знакомых, туда я сумела вписаться, перестать быть той серой и странной мышью, какой была в своём старом университете. Наверное, потому, что, наконец, перестала прятаться ото всех. И думаю, последние события в моём родном городе на вписке главным образом поспособствовали моему раскрытию себя с другой стороны.

Встретила Пашу, смирилась с укладом реалий. Да, я смирилась. И научилась наслаждаться тем, что и каким образом имею.

Но сейчас я стою посреди этого красивого зала одного из самых роскошных ресторанов Питера, за арочными окнами которого льёт августовский дождь и царит яркая ночь. Стою, облачённая в красное шёлковое вечернее платье, усыпанном на подоле стразами Сваровски и подаренном мне буквально сегодня Пашей… и погружаюсь в прострацию, смотря на своё прошлое. Бывший опыт, бывшую влюблённость, первую. Бывшее сумасшествие, которое я успешно оставила в родном городе. Или так только думала, ведь…

Сердце сильно и больно бьётся, пробивая грудную клетку своим напором, воспоминания и эмоции валят на сознание лавиной, когда я держу за локоть своё новое – очень взрослого и состоятельного мужчину, с которым последние полгода ощущаю непривычные стабильность и уверенность, и смотрю, смотрю на молодого мужчину, грезу всех девчонок в моём старом универе, почти не изменившегося за эти два года.

Ник стоит, одетый в чёрную рубашку и чёрные узкие брюки, в обществе незнакомой мне красивой девушки, высокой брюнетки в розовом платье, очень смахивающей на какую-нибудь манекенщицу. И он сейчас кажется таким же удивлённым.

Только если моё дыхание замирает, как и я сама от того, что под маскарадной маской узнаю Ника Родионова, то Ник выглядит при этом мрачновато. Его желваки приходят в движение, а пальцы, держащие ножку бокала с шампанским, стекло сжимают слишком сильно, что очевидно то скоро треснет и рассыпится крошкой на пол.

— Валерия? — звучит хриплый бас Паши рядом со мной, и я спешу прийти в себя. Быстро натягиваю на лицо улыбку и прежнюю расслабленность, прямо как нас учат в театральном. — Познакомься. Никита Родионов, сын одного моего хорошего знакомого и, очевидно…

Чуть улыбается уголками губ мужчина уверенно и как-то так, будто устал от этого общества. Хотя так всё оно и есть.

— Хороший знакомый виновника сегодняшнего праздника? Плохих здесь нет, — и всё равно он шутит и притягательно смеётся, потому что, думаю, это уже получается у него на автомате.

Ник всё ещё напряжён. Он косо ухмыляется, отведя от меня взгляд, кивает и отпивает из бокала.

Я молчу.

— Не думаю, что нуждаюсь в представлении. С Валерией мы знакомы, и очень хорошо, — салютует мне бокалом, когда в его прищуренных глазах горит явный намёк на ту вписку, где мы с ним и его другом развлекались...

Глава 2.

— Пойду подышу, — через несколько минут после этого знакомства я говорю Паше на ушко, он кивает мне, взглянув на меня прищурено, и отпускает мою талию. После чего я быстрым шагом пробираюсь сквозь гостей к балкону. Дождь уже закончился, и мне хочется освежиться.

По пути думаю, какого чёрта здесь вообще забыл Ник Родионов? На дне рождения одного из наших преподавателей, друга Паши, где все гости в основном из творческой тусовки? В Питере? Насколько я знаю, Ник прекрасно живёт и в столице, уже вовсю занимается семейным бизнесом и даже скоро вроде как женится. На Лике Шмелевой.

Но здесь он не с ней. Вообще с какой-то другой. Ну да ладно. Меня это уже точно не касается.

Забираюсь задом на широкий парапет и прикуриваю тонкую сигарету со вкусом шоколада. После дождя на улице особенно свежо и хорошо.

С удовольствием выдыхаю струю дыма и, обернувшись, смотрю вниз. Дыхание перехватывает от высоты. Всего третий этаж, но я даже и не держусь ни за что. Сейчас мне хочется отрезвиться порцией адреналина. Я думала, всё в прошлом, а сейчас увидела Его, и предательское тепло разлилось по животу, а сердце до сих пор не успокаивается.

— Давно не виделись, — вдруг звучит низкий тихий голос, чуть приглушённый лёгким свежим ветерком, и я дёргаюсь, заваливаюсь назад, зажмуриваюсь, но тут же чувствую крепкую руку на своей талии, которая успевает подхватить меня и не дать упасть вниз.

Распахиваю глаза и, задыхаясь, смотрю на Ника, лицо которого находится к моему очень близко. Уже без маски. Его челюсти сжаты до предела, когда он забирает сигарету из моей руки, тушит её о камень и вдруг делает резкое движение, будто отпускает меня, я снова заваливаюсь назад, ещё ниже над высотой, вцепляюсь в ткань рубашки на его груди мертвой хваткой, но он снова ловит меня.

Бешено дыша, я шепчу:

— Какого ты творишь?

Ник медленно поднимает меня. Возвращает в прежнее сидячее положение.

— До сих пор любишь ходить по грани? — спрашивает он хрипло, или утверждает, пока до ломоты в костях я ощущаю тепло его ладони между своих лопаток.

Я ничего не отвечаю, продолжая жечь его взглядом, а вернее, пытаюсь понять, чувствую ли ещё к нему что-то или просто хочу так, что внутри всё раскидывает ошметками. Он ни капельки не изменился. Всё такой же до дрожи красивый. Поджарый. Высокий и охрененно пахнущий.

Продолжая удерживать меня, Ник поднимает свободную руку и заправляет выпавшие прядки из причёски за ухо на мне. Покрываюсь мурашки, сразу ощущая и прохладу улицы, и одновременно, как жарко внутри меня.

— Ты изменилась, Лер... Но я тебя сразу узнал, даже за той маской, — говорит он тихо, очень низко, и кажется, будто и не было этих двух лет. Я ощущаю себя так, и он такой. Будто мы там, тогда.

— Я тоже тебя сразу узнала, — отвечаю быстро и слабо отталкиваю его в грудь с намёком, что он находится слишком быстро.

Ник отпускает меня, но совсем не отстраняется, находясь ко мне так же вплотную. А сейчас это и вообще оказывается так, что я сижу, а он стоит между моих раздвинутых ног.

— Ты сейчас с ним? С Марковым? — спрашивает Ник мрачно, ставя ладонь на колонну возле нас.

— А ты женишься через месяц на Шмелёвой? — спрашиваю и тут же прикусываю кончик языка, не понимая, какого хрена это вообще вырвалось из меня. Сейчас он подумает, что я слежу за ним. Хотя иногда меня и одолевает любопытство. Но его семья на слуху, и я могла просто случайно об этом узнать…

Ник тоже ничего не отвечает, сверля меня взглядом, и я хочу слезть, пытаюсь оттолкнуть его. Но он не пропускает меня. Задыхаюсь, когда его плечи напрягаются, и широкая грудь словно становится ещё массивней, загораживая мне путь. От Ника исходит что-то такое, что заставляет ощутить меня уязвимость и собственный пульс где-то в горле.

— Мне лучше уйти, Ник, — цежу сквозь зубы, вскидывая голову и смотря на то, как его скулы движутся от крепких сжатий челюстей, будто он хочет что-то сказать, но по какой-то причине оставляет это жечь изнутри язык и нёбо.

Я делаю новую попытку слезть, но Ник делает резкое движение, останавливая меня. И делает он это, положив ладонь на моё оголённое бедро в разрезе платья, намного выше колена, слишком интимно. Сжимает кожу до небольшой боли, и я задыхаюсь сильнее, стискивая ткань его рубашки на груди в своих руках и смотря ему в его прищуренные глаза. Это такой момент слабости, всего маленький момент, но в это время я вообще ни о чём не могу думать, отключаются все предохранители, всякие крупицы критического мышления.

Ник приближается к моей шее, медленно и страстно скользя твёрдой ладонью по бедру вверх, и глубоко, со свистом втягивает воздух около неё, чуть касаясь губами кожи и посылая этим по моему телу электрические волны.

Он резко и шумно выдыхает носом и придвигается ближе, практически вжимаясь телом в меня насколько возможно в таком положении. Я ощущаю, какой жар исходит из-под рубашки от его тела, как тяжело и хрипло он дышит. И сама чувствуя себя не лучше. Будто мучаюсь в лихорадке, высыхаю от жажды. Сглатываю тяжело, поворачиваю голову чуть вбок и тоже втягиваю носом запах у его шеи, как какая-то наркоманка. Сердце бьётся на предельной скорости, и даже в закрытых глазах перед взглядом вспыхивают яркие, цветные кляксы.

И когда я уже тянусь, чтобы сорваться губами на его шее у расстёгнутого ворота рубашки, а Ник добирается почти до моего белья, я резко бью кулаком его в грудь и шиплю:

— Отпусти меня, или я закричу.

Ник, смотря на меня исподлобья, усмехается, так, будто для него это всё всего лишь маленькая игра, и отходит на два шага, пропуская меня.

— Иди. А то папочка будет ругаться.

И обычно меня бы нисколько не задели подобные слова, я бы съязвила в ответ. Но сейчас во мне бушует злость на него, на себя и вообще на всё вокруг. Поэтому ничего лучше этого я сейчас придумать не могу.

— Придурок, — выплёвываю и срываюсь в сторону выхода с балкона.

Паша встречает в зале меня со странной улыбкой, которая заставляет меня напрячься. Обнимает за талию, касаясь оголённой спины, где только что касался Ник, и хрипло говорит на ухо:

Глава 3.

Я познакомилась с Пашей около года назад. Именно тогда, когда мне особенно требовалась помощь.

Я уехала из родного города и, конечно, оказалась здесь без копейки и вообще какой-либо поддержки. Благо сразу устроилась на работу неподалёку от общежития, а там потихоньку приспособилась, привыкла.

Но реальность ещё несколько раз ударяла меня по голове. Я поняла это ещё до встречи с Пашей, что у меня ничего не получится, если и дальше продолжать быть просто девочкой, да, одарённой, очень способной и старательной, этого мало, да всем совершенно плевать на всё это, если у тебя нет для них чего-то большего. В одном месте тебя заметили, а в следующем опустили на землю, а вернее, скинули в канаву, потому что действительность только такая. Либо ты имеешь что-то, например, нужное родство, связи, деньги, либо имеют тебя.

И вот он появился в тот момент, когда я совсем была разбита и разочарована. Снова. Мои розовые очки осыпались окончательно, но он помог мне взглянуть на эту долбанную жизнь под другим углом.

У нас с Пашей не совсем обычные отношения. Он обожает меня с первого взгляда, называет меня своей музой. Для меня же он – поддержка. Он мой любовник, наставник и даже где-то старший брат или отец. Паша тот человек, которого знают все в шоу-бизе, он и тут, и там, и даже проводит иногда небольшие лекции у нас в театральном, пишет музыку, продвигает молодых звёзд, и при этом всегда остаётся максимально в тени.

В его постели мечтают побывать многие, ведь он знаменитый холостяк-ловелас. Но со мной уже полгода, что для него много, а для меня вообще первые взрослые отношения. Конечно, вряд ли то, что между нами, можно назвать любовью. Скорее, взаимовыгодными отношениями, которые не вредят, а лишь приносят пользу нам обоим.

И сейчас, смотря на групповой секс с моим участием, я не думаю, что Паша ревнует или как-то сильно злится, что я имею это в прошлом. Он в сексе более свободных взглядов. В нашей с ним постели происходило разное, было даже такое, что он приглашал двух-трёх девочек, и они присоединялись к нам. Поначалу для меня это всё казалось дикостью, но потом я привыкла. Больше смирилась. С тем, что Паша именно такой, а я всё равно буду с ним, принимая его желания.

Я только думаю сейчас, как бы скрыть свои чувства и эмоции от увиденного. И не только от Паши, но и от себя. Я ни разу не смотрела эти видео. Ник вообще говорил, что позаботился об их удалении ото всюду, но, видимо, где-то что-то осталось всё-таки. И видимое тревожит, волнует. Очень. Воспоминания. Сегодняшнее появление Ника наслаивается.

Пока по моему телу гуляют жаркие судороги, а я плохо ощущаю свои конечности, Паша подходит ко мне. Становится позади. Его дыхание касается моей шеи, а потом он влажно и щекотно целует в неё, что по плечам ползут мурашки.

— Тебе понравилось ощущать в себе их двоих? — шумно дыша, тихо спрашивает он. Обнимает меня за талию ладонями, сминая тонкую ткань сорочки. — Расскажи мне, Валерия… что ты чувствовала, когда тебя трахали на глазах публики?

Я сразу включаюсь. Он часто так делает, заставляет озвучивать всё, что я чувствую, он тренирует меня, шаг за шагом приближает к максимальному раскрепощению, к которому я стремлюсь.

Погружаюсь в тот день, продолжая смотреть на экран плазмы, где я стою на четвереньках перед Ником, а сзади в меня входит Игорь. И пока я хрипло выдыхаю слова, Паша покрывает поцелуями мои плечи, шею…

— Да, мне нравилось. Тогда я впервые получила удовольствие от секса и… ощутила себя настолько живой, что мне хотелось ещё и ещё… Это было немного больно, но больше… несравненно приятно… А эти взгляды… они будоражили…

— Несравненно? До сих пор ты ещё испытывала что-то такое, Валерия?

— Нет… тот раз был особенным, — слова больше не находятся под моим контролем. Мои глаза наполовину прикрываются, а низ живота до боли сводит напряжением, что из меня вырывается тихий всхлип. Паша двумя руками сжимает мою чувствительную грудь, всасывая сильно кожу на шее. — Я чувствовала их в себе… двоих сразу, и это сносило крышу… Я ещё несколько дней ощущала их в себе, потому что… внизу у меня всё болело от их размеров и того, как… жёстко они насаживали оба моих отверстия на свой член, одновременно, до звёзд перед глазами…

Паша рычит глухо в моё ухо, облизывает ушную раковину изнутри и стягивает с меня сорочку, оставляя целиком голой.

— Ты делаешь успехи, Лера, — хрипло произносит Паша, стоя всё ещё позади меня, упираясь своим стояком в мою спину и выкручивая мне соски. Сокращённо он называет меня в одном случае, когда очень, очень доволен мной. — Мне нравится, как ты описываешь произошедшее с тобой… А теперь покажи мне, как тебя это возбуждает…

Он подхватывает меня, но не закидывает на себя, а лишь отрывает за ягодицы от пола и проносит несколько шагов. После чего падает на диван и садит меня поверх себя, лицом к экрану, спиной к себе. Я упираюсь ступнями в сидение и прогибаюсь, прижимаясь к нему, откидываю голову, подставляя шею для его голодных губ. Настолько сильно я не возбуждалась уже давно, и, должно быть, Паша тоже замечает это.

— Говори, — хрипит он мне на ухо, проводя пару раз по своему налитому члену ладонью и проталкивая его в меня под мой тихий вздох. — Смотри, Лера… смотри и открывайся…

Паша начинает насаживать меня на себя размеренно, мокро и звучно, придерживая под бёдрами. А я смотрю, да, смотрю на Ника, то, как на экране он целует меня, как неистово проникает в меня своим членом, и… даже кажется, что я снова там, с ним.

— Да-а… — каждое слово, как тихий стон. Не знаю точно, к кому обращаюсь. — Я хочу, чтобы ты был ещё глубже… я чувствую потребность в тебе… хочу, чтобы ты растянул меня изнутри сильно… натяни меня на себя, грубо и нежно… Я чувствую твой огромный… твёрдый член в себе… м-м… и кажется, что сейчас взорвусь…

— Продолжай, девочка… — Паша, издавая шумные выдохи, ускоряет меня на себе, помогает, приподнимая и опуская плавно и быстро меня за ягодицы, и моё дыхание всё больше сбивается.

Глава 4.

— Что ты…

— Я искал тебя, — перебивает он вдруг меня, медленно ступая назад и осматриваясь. Нахмурившись, я иду за ним, не понимая его поведения и прихода. Но что-то такое горит в груди, что я безостановочно разглядываю его, его гладковыбритые острые скулы, напряжённые губы, крепкую шею. Прикусываю губу от сказанного им, а он продолжает: — Сначала думал, с тобой что-то случилось. А потом совершенно случайно узнал от знакомого, что ты здесь, и очень даже неплохо устроилась. Я бы сказал, охуенно.

— Что ты хочешь этим сказать? — напряжённо спрашиваю, вниманием пока что находясь лишь на нём. Даже то, что мы уже стоим посреди комнаты, я не замечаю.

— А то, что напоследок ты могла бы кинуть что-то другое, например, правду, а не приплетать несуществующих родственников.

— Я не хотела говорить тебе правду, — цежу сквозь зубы и снова как будто погружаюсь в прошлое, в день, когда уезжала.

— Почему же?

Меня раздражает этот разговор, злит Ник своим ровным, как будто безразличным тоном. Для чего он тогда мне обо всём этом говорит и спрашивает?

— Ты хотел кофе? Сейчас я сделаю тебе его, чтобы не показаться негостеприимной, и ты уйдёшь, — тихо выплёвываю и несусь на кухню. А про себя добавляю: «Прошлое должно оставаться в прошлом!»

Ник заходит следом, чувствую его огнём в позвоночнике, пока загружаю турку.

— Премного благодарен за такую щедрость. А теперь всё-таки расскажи, почему ты не хотела говорить мне правду?

По звукам кажется, что Ник остановился достаточно далеко от меня, что расслабляет немного мои плечи.

— Я не сказала тебе правду, потому что ты был для меня никем, Ник. Просто парнем, с которым я переспала. Почему я должна была тебе что-то объяснять? — я говорю это раздражённо, и физически чувствую, как Ник вспыхивает от ярости в эту секунду, в мою спину врезаются иглы его ярости.

— Но сейчас ты нашла того, кого можешь считать «кем-то». Пошла лёгким путём? Скажи, Краснова, каково это – быть продажной сукой, обслуживать пенсионеров за возможность выступать во всратом театре?

Он буквально плюется ядом, который разъедает мне кожу, лёгкие, заставляя задыхаться.

Я резко разворачиваюсь, с трудом сдерживая порыв кинуть в него той самой туркой.

— Пошёл на хрен! Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моей жизни. А если ты что-то там узнал и думаешь иначе, то мне глубоко плевать. Я люблю Пашу. И да, он далеко не пенсионер, а взрослый и состоятельный человек. Не зависящий от мнения и денег своего богатого папы и принимающий решения самостоятельно.

Глаза Ника знакомо наливаются кровью, он выдыхает гневно через нос и быстро приближается ко мне, отчего я вжимаюсь в разделочный стол спиной, теряя кислород.

— Ты, походу, тоже ни хера не знаешь обо мне, раз из твоего грязного рта вылетает подобная поебота. Есть такие понятие как долг и благодарность. Не слышала?

— Вали отсюда! Зачем ты вообще пришёл… — в конце резко выдыхаю остатки воздуха, и голос затухает, когда Ник больно обхватывает мои скулы пальцами и приближает своё лицо к моему.

С дикостью во взгляде смотрит в мои широко распахнутые глаза и со злостью кусает мои губы поцелуем. Ещё раз. И ещё, онемевшими пальцами я впиваюсь в его плечи. Хочу оттолкнуть и не могу. А потом в нас двоих, одновременно, дико, что-то взрывается. Мы набрасываемся друг на друга. Кусаем губы друг друга. Всасываем, втягиваем, лихорадочно и больно шаря руками по телам. Тянем за ткань, волосы, причиняем друг другу боль и удовольствие, такое, что внутри разверзается утягивающая пропасть, которая пожирает эмоции, ощущения и просит ещё. Когда ты ещё в моменте, но уже ощущаешь невыносимую ломку, и хочется больше, больше, ещё больше!

Запахи в нос проникают острее, перед внутренним взором вспыхивает яркий свет и летают искры, а я носом жадно и лихорадочно вдыхаю воздух полной грудью.

Ник сжимает пятернёй мою ягодицу через платье, подхватывает меня за неё и бедро, усаживает на столешницу. Широко раздвинув ноги, вклинивается между ними, продолжая вытягивать из меня вздохи своим ртом. Опускается губами на шею, наверняка оставляет сильный засос, потому что от боли я всхлипываю, но никак не выныриваю из этого сумасшествия, в котором я сгораю под натиском рук Ника, и сама делаю своими руками всё то же самое с ним.

Сейчас кажется, что последний раз целовались и трогали друг друга мы только вчера. И вместе с тем всё ощущается совсем иначе, не как тогда. В сто раз более слепяще. Я как будто дотрагиваюсь до своих воспоминаний, своих прежних чувств, но они во много крат горячее наощупь, острее.

Я не знаю, почему так... Не знаю…

Шумно выдыхаю, когда Ник поднимается к моему лицу, и наши губы снова встречаются. Они у него все такие же, в меру мягкие и в меру твердые, дико вкусные, что хочется облизывать и облизывать. Я дёргаю его рубашку на груди, хочу сжечь эту преграду на пути к его телу. Ник просовывает по ткань платья обе ладони, пробирается к бёдрам ягодицам, толкает за них к себе ближе, вжимает в себя, и я чувствую, как его возбуждённый твёрдый член через всю эту ткань упирается в мой вход. Я редко могу выпускать из себя внутренние звуки, но тут не могу сдержаться, стону громко и протяжно, и чувствую, как внизу пульсирую от потребности, сжимаюсь, истекаю горячей влагой.

— Пиздец… иди сюда, — хрипит тихо Ник, снова вжимая меня в свой пах и притягиваю голову для поцелуя.

Не сразу, но мне удаётся через грохот и гудение в голове услышать какие-то странные звуки извне. Я резко отстраняюсь от Ника, разрываю наш поцелуй, и уже в полной степени могу слышать, что по кухне разносятся звуки хлопков. Ладонями.

— Красиво, горячо, — говорит Паша, стоя от нас в трёх шагах и сверля меня взглядом исподлобья.

У меня не сразу получается что-то осознать, Ник тоже поворачивается к Паше, мы с ним оба бешено дышим, восстанавливаем утерянный кислород. И оба пока не знаем, что будет дальше.

Паша спокойно проходит к бутылке с виски на одной из полок, плескает себе немного в стакан и, с улыбкой отпив, хрипло, возбуждённо говорит: