Дмитрий
Тень тополя прятала меня от её взгляда. Я сам себе казался вором, крадущим не принадлежащие мне минуты. Жаль, что давно завязал с сигаретами, дым бы сейчас помог. Да кому я, к чёрту, вру?!
— Мама, — воскликнул Платон. – Смотри! Ну мам, ну посмотри!
Красивая. За эти пять лет она стала другой – повзрослела, что ли. Или это мне, ослу, так кажется?
Лиля убрала телефон.
— Ну что там у тебя? – она присела рядом с рисующим на асфальте сыном.
Подул ветер, листья деревьев зашуршали, и я не услышал, что он ответил. Лилька взяла мелок и стала рисовать на асфальте вместе с Платоном.
И откуда эта предательская резь в глазах?!
Я вышел из своего укрытия.
— Мам, — первым заметил меня Платон и подскочил на ноги. – Папа идёт! Вон!
Она повернула голову, и мы встретились взглядами. Медленно, Лика встала на ноги. Ей всегда шли пастельные тона, но сегодня на ней было ярко-бирюзовое платье с подчёркивающим талию поясом. И оно ей тоже шло.
— Здравствуй, — сказал я, подойдя. — Как дела?
— Как всегда, — ответила она после непродолжительного молчания.
— А у тебя? — спросил у чуть ли не подпрыгивающего от нетерпения сына.
— У меня хорошо. Смотри, — показал он на асфальт. – Круто?
— Очень, — я присел и, взяв мелок, пририсовал к корявому домику крылечко и ещё одно окно.
— А меня нарисуй, — попросил сын. – И маму.
Минут десять мы втроём трудились над «асфальтовой живописью». В конечном итоге главный художник посчитал картину завершённой и, сорвавшись с места, понёсся вперёд по аллее. Лиля собрала мелки, и мы пошли следом.
— Как неделя прошла? – спросил я.
— Нормально. – Она искоса посмотрела на меня, но ничего не добавила. Только когда мы прошли ещё метров пятьдесят, сказала задумчиво: — Через год Платон в школу пойдёт.
Меня как по башке ударили. А правда ведь, через год. Появилось ощущение, что пять лет прошли, как пять дней. Платон подбежал к детской лесенке и стал взбираться на неё.
— Пап, смотри, как я умею! — крикнул он, добравшись до середины.
— Платон, осторожнее, пожалуйста! – воскликнула Лиля. – Держись крепко!
— Я держусь!
Он полез выше. Лиля напряглась, и я, ничего не говоря, подошёл к лестнице.
— Ты – царь горы. Взял Эверест!
Сын просиял, и я махнул ему.
— Спускайся теперь.
Когда Платон опустился на несколько перекладин, я подхватил его и понёс обратно. Он болтал ногами в сандалиях, а Лиля смотрела на нас.
***
Два часа прошли, как две минуты.
— Ну всё. До воскресенья, Дим.
Мы стояли у ворот парка, было ещё тепло, но уже чувствовалась прохлада, напоминающая о скором наступлении осени. Лилька взяла Платона за руку.
— Как насчёт пиццы? – предложил я.
— Да, пицца! – радостно поддержал Платон. – Я хочу пиццу!
Лиля глянула с упрёком.
— Нет, Платон, — сказала она мягко, но строго. – Никакой пиццы. У меня нет времени.
— Ну мам, — заканючил сын. – Ну пожалуйста! Я очень хочу пиццу! Прям очень-очень!
— Я же сказала, нет. Если ты так хочешь, сходим с тобой в другой раз. Сегодня дядя Антон приедет, ты забыл? Я же тебе говорила.
Я напрягся. Снова этот чёртов Антон! На эти два часа я дал себе забыть, что у неё есть другая жизнь, но теперь пришлось вспомнить. Сын воодушевился.
— Он мне машинку обещал! Такую… Которая мигает и сама двери открывает, — повернулся ко мне, — представляешь, пап?! Она ещё так делает, — он изобразил сирену.
Во мне закипала злость. Машинку он обещал моему сыну! Недомерок грёбаный!
Челюсти сжались сами собой, виски как тисками сдавило. Лиля положила ладонь сыну на плечо. Ярость и досада переполняли, но приходилось держать всё в себе.
— До встречи, Дим, — сказала Лиля. – Платон, скажи папе пока.
— Пока, пап, — помахал сын.
— Пока, — поднял я руку в ответ и изобразил улыбку.
Лилия
Антон приехал, как всегда, вовремя. По нему часы можно было сверять. Говорят, что пунктуальность – вежливость королей, но порой эта вежливость меня раздражала.
— Полотенце упало, — сказал он, взглядом показав на пол возле раковины.
Я засмотрелась на сына и не сразу поняла, о чём он. Антон встал и, свернув полотенце вчетверо, понёс в ванную. За полтора года я так и не привыкла к его педантичности, хотя, что уж, теперь он хотя бы перестал обращать внимание на раскиданные игрушки Платона и ополаскивать чашку, если после первой собирался выпить вторую.
Лилия
Попрощавшись с воспитательницей, я повела сына к воротам. Хорошо, что в этом году дежурным был именно наш садик. До дома от него – рукой подать, да и обстановка привычная.
— И что вы сегодня делали? – спросила я, параллельно думая о том, что нужно быстро приготовить ужин и запустить стирку. В преддверии осени работы у меня было невпроворот. Клиенты в нашем парикмахерском салоне шли один за другим, и к концу своей смены я падала от усталости. Хорошо, что хоть с хозяйкой повезло, и график мой был составлен так, чтобы я успевала забрать Платона.
— … и Коля бросил её в Машу. – Сын дёрнул меня за руку. – Мам, я так не делаю! Так нельзя делать!
— А… Д-да.
Что Коля бросил в Машу, я так и не поняла. Отругала себя за рассеянность и сосредоточилась на собственном ребёнке.
— Мам, там котёнок! – воскликнул Платон и, не успела я среагировать, выдернул свою руку из моей.
На траве перед ограждением и правда сидел котёнок. И не один, а два. Только мы подошли, они громко и жалобно запищали, разевая крохотные пасти.
— Мам, давай возьмём их, — умоляюще посмотрел на меня сын. – Пожалуйста, мам.
— Нет, Платон. Мы их не можем взять.
— Ну почему? Они маленькие и хорошенькие.
Он присел и стал наглаживать каждого по очереди. Глаза у котят слезились, сами они были крошечные, и я готова была поддаться, но напомнила себе, что Антон на дух не переносит ни кошек, ни собак. Платон всё время просил кого-нибудь, но максимум, на что соглашался Антон – террариум с ужиком или пауком. Ни против ужей, ни против пауков я ничего не имела, но только когда они существовали за пределами нашей квартиры.
— Я буду сам ухаживать за ними, — продолжал Платон. – Я кормить буду. Ты же сама говоришь, что я уже взрослый. Мам…
— Ты же знаешь, что дядя Антон не любит кошечек.
— Ну и что! – надулся сын. – Он же с нами не живёт.
Это была ещё одна тема, над которой мне предстояло подумать. Вчера Антон в очередной раз предложил переехать к нему. Жил он не так далеко, и всё равно переезд приравнивался к хаосу. Нужно было перестраивать режим, рушить весь наш с Платошкой уклад, и я оттягивала с этим. Но вечно так продолжаться не могло.
— Может быть, скоро мы будем жить все вместе. И…
— Ой, мам, там папа! – перебил меня сын.
Я проследила за его взглядом и увидела Диму. Он сидел на качелях и смотрел на нас. Поняв, что я заметила его, поднялся и пошёл в нашу сторону.
— Пап! – позвал Платон. – Тут котята! Пап, иди быстрее!
Дима не писал мне и не звонил, что ему нужно, я не представляла. Пока он шёл к нам, напряжённо вспоминала, не упустила ли чего, но нет.
— Что ты тут делаешь? – спросила я, когда он остановился по другую сторону заборчика. – Сегодня не воскресенье.
Он вытащил из кармана календарик и показал мне.
— Самое настоящее воскресенье, — сказал он. – Сама смотри. Двадцать второе августа, видишь?
— Не смешно.
Если верить календарю, сегодня и правда было воскресенье. Только годом мой бывший муж промахнулся порядочно. Я сунула календарь обратно ему в карман.
— Ты годом ошибся, Самсонов. – Хорошо так промахнулся, на целую вечность.
— Пап, я хотел забрать котят, а мама не разрешает, — влез сын. – Им плохо на улице. Я бы сам всё делал, даже убирал за ними. Правда.
Мы с Димой встретились взглядами.
— По-моему, хорошая идея.
Он перешагнул через оградку. Один из котят опять мяукнул, словно бы напомнил о себе. Дима внимательно посмотрел на меня.
— Может, стоит попробовать? Я бы мог брать кота к себе, если тебе нужно уехать.
— Антон будет против, — ответила я и, не выдержав, отвела взгляд.
Дима некоторое время молчал. Потом достал телефон. Молчание угнетало. Платон надулся и делал вид, что нас нет – гладил котят, чесал и выглядел унылым.
— Что ты делаешь? – спросила я, когда молчание затянулось.
— Ищу номер ближайшего приюта. Или предлагаешь оставить этих бедняг тут?
— Какой заботливый, — огрызнулась я, злясь, что сама до этого не додумалась.
Благородный, будь он неладен! Кто бы сказал, что пять лет назад он у меня за спиной свою секретаршу вертел! И где она теперь, интересно?!
Пока он разговаривал по телефону, Платон предпринял ещё пару попыток надавить на меня. Я твёрдо стояла на своём, тихо злясь на бывшего мужа и самую чуточку – на сына за то, что чувствую себя бессердечной дрянью. Один котёнок был рыжий, второй – чёрный с белыми лапками и воротничком. Где только их мама-кошка?!
— Пойдём, Платон, — позвала я сына. – У нас с тобой ещё много дел. Мне ужин надо готовить.
Дима остановил меня.
— Сейчас за котятами приедут. Приют в десяти минутах отсюда. Они согласились взять их. И, — он показал мне коробку, — я пирожные купил. Пригласишь на чай?