Я стою у окна, прижимая к груди телефон. На улице давно ночь и дождь стеной. Крупные капли барабанят по стеклу быстро, тревожно, будто отзываясь на биение моего сердца, застывшего в панике.
Антон не отвечает уже третий час. От этого в груди всё сжимается: тревога переплетается со страхом, а глупая надежда, что он просто задержался на работе или не слышит звонка, всё ещё теплится в душе.
Мой взгляд скользит по мокрым разводами на стекле, и мне чудится, что само небо проливает слёзы, оплакивая нашу любовь. Ту, которая, к сожалению, давно дала трещину. Но которая была такой красивой и нежной...
Я сдерживаюсь, стараюсь не поддаться панике, хотя слёзы уже жгут горло, сжимают его, как невидимая удавка.
А вдруг всё объяснимо? Вдруг он просто забыл позвонить?
Эти «вдруг» — моя защита, мой щит против правды, которую я пока не готова принять. Ведь, пока в душе мерцает искра надежды, смотреть вперёд не так страшно.
Я всегда была такой доверчивой, мягкой, готовой верить в лучшее, даже когда всё кричало об обратном. Возможно, это моя слабость, а может — сила, что помогла мне выстоять в жизни, полной испытаний.
Муж прекрасно знал это и когда-то полюбил меня именно за эту душевную открытость. Но теперь… теперь его взгляд стал колючим, а моя мягкость, кажется, раздражает его, превращая меня в обузу, в бесполезный багаж прошлого. Я чувствую себя ненужной, лишней, и эта мысль ранит глубже, чем молчание.
Внезапно хлопок двери разрывает тишину. Я вздрагиваю, оборачиваюсь.
Антон... Куртка на нём мокрая, лицо хмурое, а глаза, некогда тёплые, теперь пусты, словно выгорели изнутри.
Такой родной и такой чужой... Он избегает моего взгляда, и между нами тут же встаёт невидимая пропасть.
Тёмные волосы прилипли к его лбу, а строгий костюм придаёт ему суровость, от которой веет холодом. Он молчит, бросает на меня беглый, тяжёлый взгляд и проходит в комнату, не разуваясь.
Все движения у него резкие, отрывистые. Словно он куда-то торопится. Как будто я всего лишь преграда на его пути, а не законная жена.
– Где ты был? – шепчу я, надеясь уловить хоть намёк на былую нежность, что когда-то связывала нас. – Ты не отвечал, я…
Антон не даёт договорить. Резко поворачивается ко мне. Лицо напряжено, черты заострены, словно высечены из камня.
– Оля, я пришёл за вещами. У меня нет времени на пустые разговоры, – холодно бросает он, с легкой ноткой призрения.
Он проходит в спальню, открывает шкаф, и я замираю, не веря своим ушам. С трудом понимаю смысл сказанного им. Мир сжимается до одной точки, а в ушах стучит пульс, заглушая всё вокруг.
– Что?.. Подожди, как… за вещами? – так жалко и растерянно я звучу в этот момент, что самой становится противно от своей слабости, но не могу остановиться.
Делаю шаг к нему, но он не оборачивается, методично сбрасывая рубашки в сумку.
– Так. Я ухожу. На развод документы подал еще днем. Детей у нас с тобой нет. Так что разведут быстро, – Антон говорит все это настолько безразличным тоном, будто я пустое место и всё, что было между нами, никогда не существовало.
– Ты что сейчас… шутишь? – до конца не могу понять, что происходит.
Он же утром ушел на работу нормальным. Да, задумчивым, молчаливым, отстраненным, но... моим мужем. И я, как дура, всё ещё цепляюсь за надежду, что это какая-то злая шутка, что он сейчас посмотрит на меня и скажет, что всё хорошо. Что это временные сложности. Ну, честное слово, люди ругаются, но не расстаются же из-за этого?..
Антон оставляет в покое свои вещи и смотрит на меня. Прямо, жестко. Его глаза, как два осколка льда, и в них нет ни капли тепла.
– Нет. Не шучу. Я предельно серьезен. Всё кончено. Я люблю другую. И она сейчас ждет меня внизу. Поэтому не устраивай сцен, прими это и хватит задавать мне тупые вопросы, – он отворачивается, будто я уже не стою его внимания.
Всё во мне рушится. Сердце разрывается на части, но я держусь, цепляюсь за остатки достоинства, хотя каждое его слово вонзается, как острый шип.
Я хочу кричать, плакать, но молчу, ощущая, как боль разливается внутри, заполняя пустоту, что он оставляет.
– И что, ты просто зашел собрать вещи? – я едва дышу, голос срывается, с трудом верится в происходящее, в жестокость его поступка.
– А чего ты хочешь? Оправданий? Длинных речей? Между нами давно ничего не осталось, Оль. Просто ты этого в упор не хотела видеть, – Антон говорит это с таким безразличием, будто мы и правда уже совершенно чужие люди.
Я сажусь на край кровати. Неуклюже, как пьяная. Ноги не держат. В ушах звенит.
– Ты мог сказать всё это ещё утром, – голос предательски срывается. – Не исчезать, не бросать меня в этом подвешенном состоянии. Это просто… как-то не по-человечески. Мы же столько прошли вместе, я поддерживала тебя, столько помогала и делала…
– Именно, – бросает Антон негромко, и в его голосе столько презрения, что лучше бы он кричал. Тогда было бы легче. – Ты — как вечное напоминание о моих неудачах. Из той нищей жизни, в которую я никогда не хочу возвращаться и которую хочу навсегда забыть.
Он разворачивается, как будто всё уже сказано, и снова скидывает рубашки в сумку. Молча, методично. А у меня в голове вспыхивают картинки, как мы жили на последнюю тысячу до зарплаты, как мечтали, что его бизнес пойдет в гору и мы полетим на море отдыхать, как сможем обеспечить нашим будущим детям достойную жизнь.
И теперь я — просто мусорный мешок, полный воспоминаний, от которых он хочет избавиться.
– Это всё, что осталось? – спрашиваю еле слышно. – Столько лет — и ты говоришь про меня, как про хлам?
Антон не отвечает. Он равнодушно молчит. Как будто я — постскриптум. Страница с примечанием к главе, которую он уже перевернул в своей жизни.
Но я не могу не задать мучивший меня вопрос. Разъедающий душу, не дающий покоя.
– Кто она? Та, к которой ты уходишь?
Он застёгивает молнию на сумке и говорит таким тоном, как будто отвечает на чей-то банальный рабочий вопрос:
– Какая разница? Это изменит хоть что-то между нами? Уже нет.
Жестоко, но справедливо. Действительно, ее имя ничего уже не изменит. Слезы неконтролируемо текут по щекам. Это не истерика, а какая-то тихая, изматывающая боль. Антон подхватывает сумку и направляется к двери.
– Ты стал жестоким… – шепчу я, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Я тебя не узнаю.
Он не оборачивается. А лишь цедит сквозь зубы с раздражением:
– Нет, Оля. Я всегда был таким. И именно это тебе во мне нравилось.
Его рука уже на ручке двери. Ему плевать на мои слёзы. Ему плевать на то, что он вырывает у меня из груди сердце. Он уже там, в той новой жизни.
– Знаешь, – говорю тихо, в последний момент, каким-то чужим голосом, – именно это я теперь в тебе ненавижу.
Антон на секунду замирает и еле заметно дергает плечом. Ему явно хочется ответить мне, но он сдерживается. Дверь захлопывается. И наступает тишина. Только дождь продолжает стучать за окном, как метроном моей боли.
Поднимаюсь, как во сне и подхожу к окну. Встаю так, чтобы меня не было видно с улицы. Осторожно отодвигаю штору и смотрю во двор. Машина Антона стоит у подъезда. Вот он выходит, открывает заднюю дверь, с раздражением бросает на сиденье сумку с вещами.
Садится за руль, и на миг свет в салоне выхватывает жгучую брюнетку на пассажирском месте, с холодной ухмылкой, которая режет мне глаза.
Делаю шаг назад. Озираюсь по сторонам, потерянная, растерянная. Комната, которая когда-то была нашей, теперь кажется чужой. Пустой. Холодной. Я опускаюсь на пол, обнимаю колени и даю волю слезам, которые жгли меня изнутри. Они текут, горькие, жгучие. Я знаю, что эта ночь — только начало моего одиночества…
Огромное спасибо, что вы с нами. Давайте я вас сразу познакомлю с героями книги. Не выдуманными идеалами, а настоящими, с болью и ошибками.

Я — Оля.
Девочка из детдома. Получила квартиру от государства и наивно поверила, что можно построить жизнь, если просто любить кого-то и быть рядом. Спойлер: нет, нельзя.

Антон.
Он — человек, который вылез из нищеты, и теперь презирает всё, что напоминает о его прошлом. В том числе и меня.
Если эта история зацепила вас, хоть немного, — добавьте её, пожалуйста, в свою библиотеку. И нажмите на ⭐ — нам это правда важно. Это не просто лайк, это знак того, что история вам интересна.
Спасибо каждому, кто читает. Кто сопереживает. Кто видит в Оле и Антоне — не просто героев, а людей.