Он кивает, отпивает кофе. На безымянном пальце белая полоска от кольца – недавно снял.
– Давно развелись? – спрашиваю прямо.
– Семь лет. А вы?
– Три года официально. Но по факту – лет пять уже.
– Последние два вместе, но врозь?
– Именно. Спали в разных комнатах, ели в разное время, разговаривали через дочь. "Передай отцу, что..." "Скажи матери, пусть..."
– Знакомо.
Молчим. За окном по Чистопрудному бульвару идут люди – спешат, смеются, целуются. Жизнь.
– Марина, можно личный вопрос?
– Давай.
– Вы с Еленой близки?
Ага, дошли.
– Были. В детстве. Потом она старшей сестрой заигралась – командовать начала. А после вашего развода мы практически не общаемся.
– Из-за меня?
– Из-за неё. Она тогда... много чего наговорила. Про вас. И требовала, чтобы я её поддержала. А я не смогла.
– Почему?
Красное платье висит на вешалке как приговор.
Разглядываю себя в зеркале – пятница, девять вечера, квартира пустая. Платье купила утром, проходила мимо витрины и не удержалась. Глубокий вырез, струящийся шёлк, цвет спелой вишни. Для кого? Поворачиваюсь боком – талия ещё есть, грудь на месте, только вот морщинки у глаз предательские.
Телефон вибрирует на комоде.
– Мам, завтра привезу Тимошку к десяти, – голос Лизы усталый. – Антон на дежурство, а мне к клиенту.
– Хорошо, детка.
– Ты там... нормально?
Смотрю на своё отражение – женщина в красном платье с телефоном у уха. Картина маслом: «Одиночество в мегаполисе».
– Всё отлично.
– Мам...
– Что?
– Да нет, ничего. До завтра.
Кладу телефон. Снимаю платье, вешаю в шкаф, прячу за серыми костюмами. Красное – для тех, у кого есть куда его надеть.
Наливаю себе вина – обычного, из «Пятёрочки». Сажусь на кухне, листаю ленту в Telegram. Подруги выкладывают фотки с отпусков, внуков, новых причёсок. У Инны завтра юбилей на даче – пятьдесят пять. Собирается человек тридцать, я обещала приехать.
В шкафу выбираю серый костюм – приличный, неброский. Красное платье смотрит из глубины как упрёк.
Суббота. Подмосковье. Дача Инны утопает в сирени – май в разгаре.
– Маринка! – Инна обнимает, пахнет новыми духами. – Шикарно выглядишь!
Серый костюм. Шикарно. Ну да.
За столом уже человек двадцать – знакомые лица, полузнакомые, совсем чужие. Наливают шампанское, звенят бокалы.
– За именинницу! За то, чтобы жизнь после пятидесяти только начиналась!
Смеюсь вместе со всеми, пью шампанское – хорошее, не из «Пятёрочки». Рядом усаживается Жанна – бывшая коллега Инны, язык как помело.
– А ты всё одна? – начинает она.
– Всё.
– Надо что-то решать! Сайты знакомств пробовала?
Господи, опять.
– Жанна, мне и так хорошо.
– Да брось! Какое хорошо? Вон, смотри, Верка своего через интернет нашла – третий год вместе!
Дверь на веранду открывается, входит опоздавший гость. Высокий, седина в висках, тёмный пиджак. Инна вскакивает:
– Алексей! Думала, не придёшь!
Алексей. Поднимаю глаза – знакомое лицо. Где-то видела... Точно! Развод Елены. Семь лет назад. Её бывший.
Он тоже меня узнаёт – на секунду замирает, потом кивает. Инна тащит его к столу:
– Садись сюда, рядом с Мариной! Вы знакомы?
– Когда-то встречались, – говорю нейтрально.
– Давно, – подтверждает он.
Наливают ещё шампанского. Жанна переключается на другую жертву. Алексей молчит, я тоже. Неловко. Елена тогда наговорила про него всякого – изменщик, алкоголик, импотент. Обычный набор разведёнки.
– Вы предпочитаете красное или белое? – вдруг спрашивает он, указывая на вино.
– Сегодня... красное.
Наливает. Пальцы у него длинные, ухоженные. Архитектор же, помню.
– За что выпьем? – спрашивает.
– За случайные встречи?
– Или неслучайные.
Чокаемся. Хрусталь звенит чисто, долго.
После третьего тоста встаю – воздуха не хватает, голова кружится. Не от вина – от его присутствия рядом. Дурацкое чувство.
Выхожу в сад. Яблони цветут, пахнет мёдом и свежестью. Где-то играет музыка – ретро, восьмидесятые.
– Потанцуем?
Оборачиваюсь – он стоит в двух шагах, протягивает руку. В динамиках Розенбаум: «Вальс на плоскости»...
– Я плохо танцую.
– Я тоже.
Беру его руку – тёплая, сухая, надёжная. Встаём в позицию, начинаем двигаться. Он действительно танцует плохо – наступает на ноги, сбивается с ритма. Смеюсь.
– Предупреждал же!
– Всё нормально. Просто слушайте музыку.
Его рука на моей талии – осторожная, почти невесомая. Странное чувство – будто мне снова двадцать, первый институтский бал.
Музыка заканчивается. Стоим, не размыкая рук.
– Спасибо за танец, – говорит тихо.
– Вам спасибо.
Возвращаемся к столу порознь. Инна подмигивает – видела, зараза. Жанна опять про сайты знакомств вещает. А я думаю о его руке на моей талии.
В одиннадцать вечера вызываю такси – хватит на сегодня.
– Уже уезжаешь? – Инна расстроена.
– Завтра внук с утра.
– Алексей тоже уезжает, может, довезёт?
– У меня такси уже.
Обнимаемся, целуемся. На выходе Алексей курит у калитки.
– Номер телефона не оставите? – спрашивает вдруг. – Для архитектурной консультации.
Смеюсь:
– У меня двушка в панельке. Какая консультация?
– Мало ли. Вдруг перепланировка понадобится.
Диктую номер. Он записывает в телефон – старый айфон, с разбитым углом экрана.
Такси подъезжает. Сажусь, оборачиваюсь – стоит, смотрит. Машет рукой.
Дома в два ночи не сплю. Телефон молчит. Дура, чего ждёшь?
Пишет в половине третьего: «Спасибо за танец. Правда спасибо. А.»
Лежу, улыбаюсь в подушку как девчонка. Встаю, иду к шкафу. Достаю красное платье, примеряю снова. В зеркале – женщина, которая ещё может нравиться.
Может быть, жизнь после сорока пяти действительно только начинается?
Воскресенье. Десять утра.
– Баба Мая! – Тимофей врывается в квартиру как ураган. – Я плинёс тебе лисунок!
– Принёс, солнышко. Покажи!
Разворачивает мятый листок – домик, солнце, и три человечка: большой, средний и маленький.
– Вы в красном платье.
Стою перед ним, не знаю что сказать. Очевидность какая-то.
– Да. А что, слишком ярко?
– Нет. Красиво. Очень.
Смущаюсь как девчонка. Он тоже смущён – теребит ремешок от планшета.
– Пойдёмте, я столик заказал.
Кофейня полупустая – понедельник, рабочее время. Садимся у окна. Он заказывает американо, я – капучино. Потом спохватываюсь – опять этот европейский снобизм. Надо было чай взять, что ли.
– Покажете проект? – спрашиваю, чтобы прервать неловкое молчание.
Достаёт планшет, открывает чертежи. Дом красивый – современный, но с душой. Большие окна, терраса, второй свет в гостиной.
– Заказчики – молодая пара, ждут второго ребёнка. Хотят простор и свет.
– Как у вас.
Смотрит удивлённо:
– В смысле?
– Простор и свет в проекте. Чувствуется.
Улыбается – морщинки у глаз, седина красиво серебрится на висках.
– Вы первая, кто это заметил. Обычно смотрят на квадратные метры и количество санузлов.
– Я в доме вижу душу. Может, потому что своего никогда не было. Всё квартиры – съёмные, служебные, ипотечные.
– А мечтали о доме?
– В детстве – да. Чтобы с садом, качелями, собакой. Потом выросла, поняла – не моё. Я городской человек. Мне метро нужно в пяти минутах, магазин через дорогу, соседи за стеной.
– Соседи за стеной – это плюс?
– Знаете, да. Когда живёшь одна, это... успокаивает. Знать, что рядом есть люди. Пусть чужие, пусть за стеной, но есть.
Он кивает, отпивает кофе. На безымянном пальце белая полоска от кольца – недавно снял.
– Давно развелись? – спрашиваю прямо.
– Семь лет. А вы?
– Три года официально. Но по факту – лет пять уже.
– Последние два вместе, но врозь?
– Именно. Спали в разных комнатах, ели в разное время, разговаривали через дочь. "Передай отцу, что..." "Скажи матери, пусть..."
– Знакомо.
Молчим. За окном по Чистопрудному бульвару идут люди – спешат, смеются, целуются. Жизнь.
– Марина, можно личный вопрос?
– Валяйте.
– Вы с Еленой близки?
Ага, дошли.
– Были. В детстве. Потом она старшей сестрой заигралась – командовать начала. А после вашего развода мы практически не общаемся.
– Из-за меня?
– Из-за неё. Она тогда... много чего наговорила. Про вас. И требовала, чтобы я её поддержала. А я не смогла.
– Почему?
Как объяснить? Что видела его на суде – молчаливого, раздавленного, но достойного? Что Елена врала – я это чувствовала? Что она всегда врала, когда ей было выгодно?
– Интуиция. Знаю свою сестру.
Он смотрит внимательно, потом достаёт из кармана пачку сигарет:
– Вы не против, если я выйду покурю?
– Я с вами.
– Курите?
– Нет. Подышу.
Выходим на улицу.
– О чём думаете? – спрашивает Алексей.
– Что у них впереди лет десять максимум. А держатся за руки как подростки.
– Может, именно поэтому и держатся? Времени мало осталось, надо успеть.
– Успеть что?
– Быть счастливыми. Просто быть рядом.
Докуривает, выбрасывает окурок в урну. Такой обычный жест, а я почему-то запоминаю – как держит сигарету, как стряхивает пепел.
– Прогуляемся? – предлагает.
– Давайте.
Идём по бульвару неспешно. Он рассказывает про работу – сейчас частная практика, раньше в большом бюро работал. Я про свою – HR-директор в IT-компании, удалёнка в основном.
– А что внук, часто к вам?
– По выходным обычно. Лиза с мужем то работают, то... им надо побыть вдвоём. Молодые же.
– Сколько им?
– Лизе двадцать три, Антону двадцать пять.
– Рано родили.
– Да. Но правильно сделали. Сейчас смотрю на них – настоящая семья. Не то что мы с бывшим – тянули лямку двадцать лет.
– Двадцать лет – это много.
– Или мало. Смотря как прожить. Можно за год больше получить, чем за двадцать лет рутины.
Останавливается, поворачивается ко мне:
– Марина, я... Чёрт, не знаю, как сказать.
– Прямо говорите.
– Вы мне нравитесь. Очень. Ещё с субботы, с того танца. Я понимаю, что ситуация дурацкая – бывший муж вашей сестры и всё такое. Но...
– Алексей.
– Да?
– Заткнитесь.
Смотрит растерянно. Делаю шаг навстречу, кладу руку ему на плечо:
– Вы мне тоже. Нравитесь. И плевать на ситуацию.
Стоим посреди бульвара, смотрим друг на друга. Хочется, чтобы поцеловал. Но он не решается – людно же. И правильно. Нам не восемнадцать, чтобы целоваться на улице.
– Ужинаете сегодня? – спрашивает.
– Одна? Бутерброд какой-нибудь.
– А если не одна? Я неплохо готовлю.
– Правда?
– Паста карбонара – моя коронка. Ну или борщ могу. Или плов.
– Плов? Настоящий?
– Узбекский. Научился у соседа в студенчестве.
– Тогда плов.
– Ко мне или к вам?
Думаю. К нему – слишком быстро. Ко мне – соседка Петровна потом весь подъезд оповестит.
– Давайте нейтральная территория. Ресторан какой-нибудь.
– Без плова тогда. Зато с хорошим вином. Согласны?
– Согласна.
Вечером встречаемся у метро Арбатская. Он в тёмном костюме – переоделся. Я тоже – синее платье, поспокойнее.
Тимофей размазывает кашу по тарелке, строит башню из огурцов.
– Баба, а почему дождик пахнет?
– Это не дождик пахнет, солнышко. Это земля.
– А земля почему пахнет?
– Потому что в ней много всего живого – травинки, корешки, червячки.
– Фу, червячки!
– Червячки полезные. Они землю рыхлят.
Телефон вибрирует на столе. Алексей прислал адрес. Пригород, сорок минут на электричке.
– Баба, ты слушаешь?
– Слушаю, милый.
– Нет, не слушаешь! Ты в телефон смотришь!
Убираю телефон, сажусь рядом. Обнимаю – пахнет детским шампунем и чем-то неуловимо родным.
– Прости, солнышко. Рассказывай.
– Я в садике подрался.
– С кем?
– С Максимом. Он сказал, что бабушки старые и некрасивые.
– И что ты?
– Дал ему в нос! Сказал – моя бабушка красивая и молодая!
Целую в макушку:
– Спасибо, защитник. Но драться нехорошо.
– А он первый начал!
– Всё равно. Можно словами ответить.
– Какими словами?
– Например: "Ты ошибаешься". Или: "У тебя неправильная информация".
Смеётся:
– Баба, ты как робот говоришь! "Неправильная информация"!
К обеду внук засыпает на диване – набегался на площадке. Укрываю пледом, сажусь на кухне с ноутбуком. Работа – просмотреть резюме, назначить собеседования. Механически листаю, думаю о вечере.
В три приезжает Лиза – раньше обычного.
– Мам, можно Тимошу ещё на пару часов оставить? У нас с Антоном дела.
– Какие дела?
– К врачу надо.
Смотрю внимательно – дочь отводит глаза.
– Лиза?
– Что?
– Всё в порядке?
– Да, мам. Просто... проверка.
– Какая проверка?
Молчит, потом выдаёт:
– Беременна я, кажется.
Сажусь на стул. Второй ребёнок. Ей всего двадцать три.
– Кажется или точно?
– Тест показал две полоски. К врачу идём подтвердить.
– И что думаете?
– Рожать, конечно. Антон счастлив. Хотел дочку.
– А ты?
– Я... не знаю. Страшно. Тимошке только четыре. Квартира однушка. Денег в обрез.
Встаю, обнимаю:
– Справитесь. Я помогу.
– Мам, ты и так помогаешь.
– Буду больше. Внуки – это святое.
Уезжают в пять. Тимофей машет из окна машины – ладошка липкая от печенья прижата к стеклу.
Собираюсь неспешно. Душ, лёгкий макияж. Что надеть? Красное – уже было. Синее – вчера. Выбираю чёрные брюки и белую блузку – просто, но элегантно.
Электричка полупустая – вечер вторника, дачники ещё не поехали. Сижу у окна, смотрю на мелькающие пейзажи. Леса, поля, дачные посёлки. Где-то там его дом.
Встречает на станции. Джинсы, футболка, лёгкая куртка. Без пиджака выглядит моложе.
– Не замёрзли? Вечером прохладно.
– Нормально.
Машина старенькая Volvo – он говорил. Внутри чисто, пахнет кожей и его парфюмом.
– Далеко?
– Десять минут. Дом ещё не достроен, предупреждаю. Но жить можно.
Едем по просёлочной дороге. Вокруг сосны, берёзы. В воздухе запах хвои и чего-то цветущего.
– У меня весь участок в сирени. Предыдущие хозяева насажали.
Сворачиваем к деревянному забору. За ним – недостроенный дом. Первый этаж готов, второй – только каркас.
– Добро пожаловать в моё королевство.
Выхожу из машины. И правда – сирень везде. Белые и лиловые гроздья, сладкий запах.
– Красиво.
– Это пока единственная красота. Дом – сами видите.
Внутри просторно и светло. Большие окна, как на проекте. Кухня-гостиная, камин, минимум мебели.
– Извините за спартанскую обстановку.
– Мне нравится. Воздух, пространство. В городских квартирах этого не хватает.
– Вино будете? Есть красное и белое.
– Давайте красное.
Наливает, чокаемся. Вино хорошее – не из «Пятёрочки» точно.
– За плов?
– За повара.
Готовит сосредоточенно – режет морковь соломкой, обжаривает мясо. Руки красивые, уверенные. Сижу на барном стуле, наблюдаю.
– Не мешаю?
– Наоборот. Приятно, когда смотрят.
– На работе тоже?
– На работе смотрят на чертежи, не на меня.
– А заказчицы?
Смеётся:
– Заказчицы обычно с мужьями приходят. И смотрят на сметы, не на архитектора.
Пока плов томится, выходим на террасу. Вечереет, но тепло. Где-то стрекочет цикада.
– Марина, можно вопрос?
– Опять личный?
– Очень.
– Валяйте.
– Почему вы согласились приехать? После всего, что Елена про меня говорила.
Думаю, как ответить. Честно?
– Елена много про всех говорит. Про бывшего мужа тоже наговорила – козёл, импотент, неудачник. А он просто другую нашёл, помоложе. Некрасиво ушёл, не спорю. Но человек неплохой. Так что я давно не верю её рассказам.
– И всё же рискнули.
– А что терять? Мне сорок пять. Дочь взрослая. Внук растёт. Работа есть. Квартира есть. Чего бояться?
– Разочарования?
– Разочарование – это когда ждёшь многого. А я ничего не жду. Просто... хочется почувствовать себя женщиной. Не мамой, не бабушкой, не сотрудницей. Женщиной.
Встаёт, подходит ближе. Кладёт руку на плечо:
– Вы и есть женщина. Красивая женщина.
– В темноте все красивые.
– Не говорите глупостей.
Наклоняется, целует – уже не осторожно, как вчера. Губы тёплые, требовательные. Отвечаю – сама не ожидала, что так хочется.
– Плов сгорит, – шепчу.
– К чёрту плов.
Но идём проверять. Плов идеальный – рассыпчатый, золотистый. Едим прямо из казана, запиваем вином.
– Вкусно. Правда вкусно.
– Рад, что нравится.
После ужина сидим у камина. Он подкладывает дрова, я смотрю на огонь. Уютно. Спокойно. Будто дома.
– Останетесь?
Вопрос повисает в воздухе. Остаться – значит переспать. Переспать – значит... что?
– Алексей, я не готова. Пока.
– Понимаю. Извините.
– Не извиняйтесь. Просто дайте время.
– Сколько угодно.
Отвозит на станцию к последней электричке. У вагона обнимаемся – долго, не хочется отпускать.
– Завтра увидимся?
– У меня завтра кладбище. С Еленой.
Напрягается:
– Понятно.
– Алексей, это просто день рождения мамы. Традиция.
– Я понимаю. Правда. Позвоните потом?
– Обязательно.
Утро среды. Собираюсь на кладбище – строгое платье, минимум косметики. Цветы купила вчера – белые хризантемы, мама любила.
На кладбище приезжаю первой. Могила ухоженная – Елена платит смотрителю. Ставлю цветы в вазу, сажусь на лавочку.
– Привет, мам. С днём рождения.
Тишина. Только ветер в деревьях.
– У меня всё хорошо. Лиза беременна вторым. Скоро ещё один правнук у тебя будет.
Шаги по дорожке. Оборачиваюсь – Елена. Дорогой костюм, причёска из салона, лицо как маска.
– Привет.
– Привет.
Ставит свои цветы – красные розы. Садится на другой край лавочки.
– Как дела?
– Нормально. У тебя?
– Тоже.
Молчим. Семь лет не общались нормально, о чём говорить?
– Павел звонил, – вдруг говорит она. – На днях.
– И что?
– Сказал, отец какую-то бабу завёл. Видел их вместе в городе.
Сердце ухает вниз. Неужели Павел нас видел?
– И что ты ответила?
– Что мне плевать. Пусть хоть с десятью бабами. Мне-то что?
– А тебе правда плевать?
Поворачивается, смотрит в упор:
– А тебе?
– Что?
– Не прикидывайся. Инна всё видела в субботу. Как вы танцевали.
Вот и приехали.
– Танцевали. И что?
– Марина, ты совсем охренела? Это мой бывший муж!
– Бывший, Лена. Семь лет назад бывший.
– И что? Думаешь, срок давности есть?
– Думаю, ты не имеешь права указывать, с кем мне общаться.
Встаёт, идёт к могиле. Поправляет цветы – резкие, злые движения.
– Мама бы тебя не поняла.
– Мама хотела, чтобы мы были счастливы. Обе.
– Счастливы? С моим бывшим? Ты серьёзно?
– Лена, что ты от меня хочешь? Чтобы я отказалась от... от возможности? Из-за твоих обид семилетней давности?
– Это не обиды! Это предательство!
– Чьё? Его? Он от тебя ушёл, да. Но ты сама говорила – вы уже два года как чужие были.
– Я говорила? Я такого не говорила!
– Говорила. Мне. По пьяни. Что у вас секса год не было. Что спали в разных комнатах. Что ты первая роман завела.
Бледнеет. Кажется, забыла об этом пьяном откровении.
– Даже если так. Это мой бывший муж. Есть правила!
– Какие правила? Где написано?
– Везде! Это просто... неправильно!
Подхожу к ней, беру за плечи:
– Лена. Посмотри на меня. Мне сорок пять. Тебе сорок семь. Мы уже не девочки, чтобы делить мальчиков. Ты замужем, у тебя Виктор. Ты счастлива?
– При чём тут...
– Счастлива?
– Да! Да, счастлива!
– Тогда отпусти. Дай и мне шанс.
Вырывается:
– Никогда! Слышишь? Я тебе этого никогда не прощу!
– За что простить? За то, что он меня на танец пригласил?
– Ты знаешь, за что!
Разворачивается, идёт к выходу. У ворот оборачивается:
– Выбирай. Он или семья. Третьего не дано.
Уходит. Стою одна у маминой могилы.
– Вот так, мам. Опять одна.