Бывший муж у меня на пороге

Глава 1.

— Я хочу с тобой серьезно поговорить, Маргарита, — холодно и строго заявляет муж, не успеваем мы войти в дом.

Дрожь, вызванная ветром и внезапно разыгравшимся дождем, не идет ни в какое сравнение с дрожью, которую вызывают словах мужа.

Всеволод, несмотря на жесткость характера, таким тоном со мной еще никогда не общался.

Туго сглатываю, ощущая, как над головой сгущаются тучи.

— И я с тобой, — выходит воинственно, потому что нервы на пределе.

Я еле держалась весь праздник.

— Да? — он переводит на меня нечитаемый взгляд, в котором кроется недосказанность. Так и знала, что что-то тут не так. — Я тебя слушаю, — говорит и снимает с крутых, широких плеч пальто.

Я тоже снимаю свой тренч, из-за нервов получается дергано.

— Сколько можно? — смотрю на мужа исподлобья. — Твоя мать, — отправляю пальто на вешалку и сжимаю кулаки так сильно, что вонзаю ногти в кожу, — она ни во что меня не ставит. Мы с тобой уже пять лет женаты, а она все также с презрением называет меня секретаршей…

— В чем она не права? — вопрос мужа ощущается ударом под дых.

Он говорит со мной, даже не глядя мне в глаза. И больше занят тем, что проверяет свой смартфон.

Мы только вернулись с дня рождения свекрови. Я думаю, прошел он у нее просто замечательно, потому что она выпила мне всю кровь.

Вот до последней капли.

Так как хотелось нагрубить ей в ответ, чтобы поставить на место. Но у меня не такой характер, и как бы это глупо ни звучало, не хотелось человеку портить праздник.

— Ты сейчас серьезно? — я чувствую, что вот-вот заплачу. Голос дрожит от обиды.

— Но когда мы с тобой познакомились ты же правда была моей секретаршей, — парирует муж, нехотя отрывая взгляд от телефона.

— Сева… — голос ломается, в отражении большого зеркала прихожей. Краем глаза замечаю, как покачивается мой силуэт в синем атласном платье по фигуре, что теперь висит на мне как на манекене, до того мало жизни во мне осталось. — Она говорит это чтобы намекнуть на…

— На что? — раздраженно возражает он и делает это тоном, который подразумевает, что я должна закрыть эту тему.

Но он не на ту напал.

— На то, что я безголовая секретарша, которая прыгнула в постель начальника. Вот на что! Ты притворяешься или правда не понимаешь? — шагаю к мужу, что стоит неприступной стеной. Ни один мускул не дрогнул на его лице. — Она при всех и постоянно тычет в меня тем, что я была секретаршей. Это что не работа? Или каждая секретарша по определению любовница начальника?

В тот период у меня не было иного выбора. Мама болела, денег не было от слова совсем, а работу по профессии переводчика оказалось днем с огнем не найти.

А может, просто время было такое, неудачное. Никому я была не нужна со своим углубленным английским.

Да я бы и уборщицей пошла, лишь бы платили! Но повезло, и я через знакомых устроилась на должность секретаря, к которой относилась ответственно.

Никакого флирта между мной и Всеволодом не было, пока я не сменила работу. Но кого это сейчас волнует?

— Это все? — сухо интересуется он.

Я перед ним стою красная, разгоряченная, обиженная и главное раненная словами свекрови. Она на меня даже смотрит как на третий сорт.

Ведь где ее сын, хозяин огромной фирмы по продаже медицинского оборудования, и где я переводчик художественных текстов?

И что хуже всего, глаза у нее такие же, как у моего мужа, и когда она смотрит на меня как на грязь, мне становится настолько не по себе, словно это он… мой любимый мужчина вдруг очерствел и больше меня не любит.

— А тебе недостаточно того, что твоей жене больно? — вскидываю подборок бравируя. На самом деле мне хочется кричать.

Тишина затягивается и обвивает мою шею гадюкой. Мне даже воздуха вдруг перестает хватать.

— Кстати об этом, — Всеволод вдруг переводит на меня тяжелый, многотонный взгляд, и коротким кивком предлагает пройти в гостиную.

Я подчиняюсь. И на негнущихся ногах следую за ним, потому что мне страшно вплоть до головокружения и тошноты.

Он опускается в кресло. Медленно оттягивает воротник рубашки. И поочередно расстегивает пуговицы на манжетах. Все не спеша и о чем-то крепко думая.

— Я тебя внимательно слушаю, — говорю, встав напротив него.

Я даже не разулась. Забыла. Стою перед ним в коктейльном платье и туфлях. Мне до жути неудобно, но я с места не сдвинусь, пока он не скажет мне в чем дело.

Муж поднимает на меня все те же тяжелые глаза и говорит:

— Я думаю, наш брак плавно подошел к концу, — ровно и четко произносит он, как будто не раз репетировал у себя в голове эти слова.

Ноги подкашиваются.

— Что?.. К концу?.. — мотаю головой так рьяно, что и из прически собранной на затылке выпадают несколько прядей волос. — Плавно?.. — слова встают поперек горла, я еле их выталкиваю.

— Я заплачу тебе за наш развод.

Сказать, что эти слова становятся ударом – это ничего не сказать. У меня в ушах начинает стучать от подскочившего давления, и я вслепую нащупываю опору за спиной — подлокотник дивана.

— Заплатишь?.. За наш развод?..

Я вообще ничего из его слов не понимаю. Мозг отказывается воспринимать эти жестокие слова!

— Да, причем крупную сумму. Ты ни в чем не будешь нуждаться какое-то время. Единственное, что мне нужно от тебя, чтобы ты тихо — спокойно ушла из моей жизни, — он жестом показывает на выход, что меня добивает.

Резко втягиваю воздух через нос.

— Без скандалов, да? — медленно опускаюсь на диван, картинка перед глазами плывет.

— Именно. И еще, надеюсь, ты не успела слезть с таблеток? — он вонзается в меня взглядом. — Мне твоя беременность не нужна.

Ах, не нужна…

Глава 2.

У от гнева меня начинает дергаться левый глаз. Грусть и боль от его предательских слов как рукой снимает.

Откуда в нем вдруг появилось столько цинизма по отношению ко мне? Еще вчера любимая жена, а сегодня, оказывается, что мы плавно подходили к концу и ребенка он от меня не хочет…

И сидит еще с таким лицом, как будто мы не крах нашего брака обсуждаем, а мелочь какую-то.

Врать не буду. Слышать такое от мужа — это новый, до этого незнакомый мне вид агонии.

Все тело сковало колючей проволокой, а особенно шею.

— Ну и скотина же ты, Зарубин! — хрипло, но с чувством произношу я.

— Прости, что? — он настолько не верит, что я обозвала его скотиной, что аж корпусом вперед наклоняется.

Ну конечно, ведь здесь передо мной большой босс. А я его жена, которая должна сидеть на попе ровно и рта лишний раз не открывать.

— Животное ты, говорю. Скотина, проще говоря! Утром со мной в постели… — бросаю на него убийственный взгляд, — отрабатывал акробатическую программу повышенной сложности…

— Маргарита! — рявкает он, ребром ладони разрубая воздух.

— Что Маргарита? — отвечаю ему в тон. — Откуда ты думаешь, берутся дети, а? Беременность ему моя не нужна!

— Я знаю, откуда они берутся. Не дебил. Лучше подтверди, ты еще на таблетках? Мне потом письмо об алиментах не придет?

— Ах ты… — у меня от гнева глаза застилает красным.

— Да или нет? Это что сложный вопрос?! — раздраженно подергивает скулами он.

Надо же, как его прорвало. Напускное спокойствие, которым он тут меня пытался задавить, испарилось.

— Нет. Несложный, — чувствую, как ноги за целый вечер в туфлях горят, будто я на углях стою. — Не бойся, Зарубин, ты от меня не получишь, не то что бы письма по алиментам…

Он облегченно меня перебивает:

— Вот и отлично. Это все, что я хотел от тебя услышать, — говорит он и уже упирается руками в подлокотники кресла, чтобы встать.

Но мои следующие слова заставляют его замереть на месте:

— … я тебе даже на похороны открытку не пришлю!

Мой муж моргает, вернее стискивает веки, отставляет их закрытыми пару мгновений, словно переваривает мои слова, и только потом поднимает на меня глаза.

Судя по всему, разговор продолжается.

— Это что только что было? — он садится обратно в кресло.

— А что не так?

В ответ Зарубин хрустит зубами. Причем так отчетливо, что даже у меня челюсти балет начинают.

— Про похороны, — цедит он зло.

— Ты выговорил мне кучу гадостей, — снимаю туфлю с одной стопы и облегченно выдыхаю. — Я что в ответ должна делать? Танцевать?

Хотя никаким облегчением тут и не пахнет. Я пока нахожусь в стадии заморозки, и все резкие, негативные эмоции копятся, переполняя меня.

Когда я взорвусь — вопрос времени.

— Гадостей, родная? — из его «родная» прямо сочится яд. — Я просто сказал тебе, что не хочу, чтобы ты потом пузатая за мной бегала с претензиями. Что, согласись логично, ведь мы разводимся.

— Какой же ты… — сжимаю веки до звёздочек перед глазами.

— Все, Маргарита. Тему закрыли. Не вижу смысла чесать языком.

— Конечно ты не можешь чесать языком, — из меня вылетает злой смех. — Ты мне и парой слов ничего не объяснил! Какой уж там чесать…

— Не объяснил, — нажимает он и добивает меня словами, — потому что не обязан. Мне с тобой делить нечего. Все просто. Ты из этого брака выйдешь такой же, какой в него вошла. В чем проблема?

— Скажи.

— Что сказать? — оскаливается Всеволод и смотрит на меня исподлобья.

— Скажи. Какой я вошла в этот брак? — сжимаю в руке туфлю до скрипа кожи изделия. — Понятно, что мы не ровня и твоя мать, не стесняясь меня этим, упрекает с первого дня. Но я ее оскорбления проглатывала, потому что… потому что думала, что у нас с тобой любовь. Оказалось нет. Ну и ладно… — голос дрожит, но я эту дрожь проглатываю. — Мне любопытно, совпадает ли твое мнение обо мне с высокомерным мнением твоей матери.

Наши взгляды сталкиваются, и никто не уступает, не отводит глаза первым.

Широкая мускулистая грудь мужа, обтянутая белой тканью рубашки, вздымается быстро и высоко, но взгляд… Взгляд никак не выдает его настоящих чувств.

А они есть и бурлят так, что в момент пикового напряжения Всеволод, глядя мне прямо в глаза, говорит:

— Ты вошла в этот брак голожопой. А выпущу я тебя с деньгами, — делает паузу он, чтобы показать мне, какой он оказывается достойный. — Миллиона три дам тебе.

Его слова так сильно оскорбляют мое достоинство, что на мгновение меня парализует.

— Маргарита?

— Ау… — поднимаю на него стеклянные, ничего не видящие глаза.

— Ты меня услышала? Или тебе есть что добавить? — голос мужа бьет по вискам.

— Есть что добавить, — меня разрывают боль и ярость. — Сдачу со своих трех миллионов лови! — с этими словами я запускаю в своего мужа туфлей.

Глава 3.

— Твою мать! — он уворачивается, и туфля летит в мои любимые шторы, оставляя некрасивую затяжку. — Сдурела совсем?! — рявкает он и поднимается с кресла, тут же направляясь ко мне.

Злой, как бык. Огромный, как медведь.

Я тоже встаю. И уже сжимаю в руке вторую туфлю, воинственно выставив вперёд шпильку.

Всеволод замечает.

— Что за цирк? — он кивает на моё импровизированное орудие. — Будешь на меня бросаться с этим?

— Сделаешь ещё один шаг и узнаешь! — меня трясёт. — Я тебя на куски, предателя такого, порву! Понял меня?

— Успокойся, Рита, — а вот и ласковое «Рита» вернулось в его словарь. — Я допускаю, что перегнул, — он поднимает руки в примирительном жесте. — Давай не будем ломать комедию. Лучше нам потратить немного времени и конструктивно обсудить, куда ты дальше съезжаешь.

Куда я съезжаю?..

Куда я съезжаю из дома, который любя обставляла и в котором мы вместе со Всеволодом выбирали лучшую комнату, которая бы подошла для детской?

Я тут свою старость с внуками представляла. А до старости — счастливое материнство как минимум двоих детей.
Боже, дай мне сил, умоляю!

— Конструктив, Сева, засунь себе в жопу, — поднимаю на него глаза. — В ту самую, что у меня голая, а у тебя… даже не знаю какая. Богатая и наглая, наверное. А ещё беспринципная. Ну ты понял, — делаю глубокий вдох, чтобы собрать мысли воедино.

— Рита, — снова рявкает он, причём делает это так, что стены гостиной содрогаются. — Ты, оказывается, совершенно несерьёзная, — а вот и презрение в голосе. — Я к тебе пришёл с важным разговором, а ты ведёшь себя как…

— Ой, всё, — перебиваю его и морщусь от головной боли. — Вся важность для тебя была в том, беременна я или нет. Ответ: нет, — говорю, глядя ему в глаза. — Я не прекратила принимать таблетки, несмотря на то что ты давно просил меня это сделать. Как чувствовала, знаешь…

«Роди мне, Рита. Сына хочу, наследника, а там можно и дочку…»

Он просил меня об этом часто. Бывало за завтраком, или посередине просмотра фильма, иногда даже во время близости.

И получалось у него это вовсе не вульгарно и не пошло. Наоборот, это делало нашу близость более интимной, связывало нас невидимыми нитями всё сильнее.

По крайней мере, так казалось мне.

В голове моего мужа, обсуждая детей, мы плавно шли к разводу.

— А мне врала, что забывала, — он считает уместным и тут ковырнуть мою рану поглубже.

— Радуйся, Зарубин, — огибаю его по широкой дуге. — Радуйся, а то развестись с пузатой женой было бы как минимум невозможно. Закон в нашей стране такой.

Я вьюгой мчусь в спальню и в первую попавшуюся сумку трамбую вещи.

Но только те, что купила сама! Поэтому получается немного, но мне хватит. Я не прихотливая и жизнью, между прочим, закалённая.

Не знаю, что там думают обо мне свекровь и муж, но я замуж выходила не ради денег, а по любви.

И вот как муж мне отплатил.

Развод и отпускные — три миллиона.

Тошно!

Бросив поверх вещей документы, я понимаю, что не могу найти смартфон. Вот нигде. А мне сейчас он нужен позарез…

— Ты забыла телефон у мамы, — до меня долетает голос мужа, что стоит в дверях.

И появился он не только что, а уже какое-то время наблюдает за тем, как я тут нервно копаюсь в ящиках, дрожащими руками перебирая вещи.

Принципиально не возьму ничего, что было куплено за его деньги.

— Она рада тому, что мы разводимся? — выходит резковато, но я имею на это полное право.

А вот то, что я забыла телефон дома у свекрови — это просто насмешка судьбы! Хотя, возможно, от радости она меня ещё и зацелует, раз её сын теперь свободен от брака с бестолковой невесткой.

— При чём тут это? — Сева отталкивается от дверного косяка и идёт мне навстречу спокойной хищной походкой.

У меня внутри всё вздрагивает. Больше я ему не верю. Он показал мне свою настоящую натуру, хватит.

— Ты же ей об этом наверняка рассказал, — беру сумку с вещами в одну руку. Туфлю — в другую. Ну мало ли, отбиваться надо будет.

— Далеко собралась на одной туфле скакать? — уточняет муж.

— До такси, — сдуваю со лба прядь волос, потому что руки заняты. — Будь добр, вызови мне эконом до дома своей матери. Я там телефон заберу и скину тебе за поездку.

— Зачем? — искренне не понимает он.

— Как зачем? Мало ли я снова на вас, Зарубиных, навариться захочу? Голая жопа — страшное дело… Впрочем, сейчас не об этом. Просто вызови мне такси.

Договорив, я прохожу мимо него в коридор и уже представляю, как эту ночь проведу в гостинице, обливаясь слезами.

Мне, конечно, есть к кому поехать, но слабость свою я никому не покажу. Вот ни одной живой душе.

По такому, как мой муж, запрещается плакать прилюдно!

— Рита? — зовет он меня.

— Что? — я даже не оборачиваюсь, но замираю, ощущая, как по плечам ползёт холодок.

— Оставайся ночевать, — мягко говорит он и приближается ко мне. — Утром сам тебя за телефоном отвезу. Заодно узнаем, чем прощальный секс так хвалят, — он касается моего левого плеча и продевает пальцы под бретельку моего платья. — Что думаешь?

— Что думаю? А нечего тут думать, Сева.

— Я так и думал, что ты тоже меня хо…

Договорить мой будущий бывший муж не успевает. Я разворачиваюсь и зажатой в правой руке туфлей бью прямо по морде!

Дорогие девочки)

Врываюсь в вашу среду с новинкой!

Давайте поможем книге в продвижении звездами ⭐️⭐️⭐️

Всех обнимаю! Ваша Ева ❤️

Глава 4.

А дальше я бегу. Вот не убегаю, а именно бегу.

Убегают те, кто боятся, а я считаю, что Всеволод ещё легко отделался, получив туфлей по лбу!

Он от меня такого не ожидал, поэтому я пользуюсь заминкой. Выходит, пять лет брака он мою к себе безусловную любовь считал за слабость.

А это не так.

Я пусть коня на скаку не остановлю, но уж точно не слабачка, чтобы терпеть, как об меня вся чета Зарубиных в один день решила ноги вытереть.

— Рита, стой! — от крика мужа со второго этажа по стенам проходит вибрация.

Но я только прибавляю скорости и распахиваю входную дверь в намерении навсегда — вот навсегда — уйти из его жизни.

Плавно подошли к разводу, говорит? Что ж, дальше я обещаю ему настоящие американские горки, чтобы жизнь мёдом не казалась.

— О! — не успевая переступить порог, я врезаюсь в свою «любимую» свекровь. — Куда намылилась посреди ночи? — она окидывает мой слегка потрёпанный внешний вид нарочито расслабленным, но при этом надменным взглядом.

— Ия Аркадьевна, — под натиском её пышного бюста, выставленного вперёд, мне приходится ретироваться в дом. — Не делайте, пожалуйста, вид, что не знаете, почему я ухожу.

— Уходишь? — удивлённо растягивает она, и её брови поднимаются всё выше к линии роста густых рыжих волос. — А что случилось? — в меня впивается острый взгляд карих глаз, обрамлённых чёрными ресницами и выразительным вечерним макияжем.

Свекровь у меня пусть женщина в возрасте, но ухаживает за собой настолько грамотно, что выглядит на лет десять моложе своих лет.

А рядом с ней и мне приходится приосаниться и нацепить более строгое выражение лица, потому что она принадлежит к тем людям, рядом с которыми расслабляться категорически нельзя.

И надо быть начеку постоянно, потому что никогда не знаешь, в какой момент на тебя обрушится удар.

— Неужели Всеволод тебя наконец-то… — её глаза вспыхивают огнём, и теперь по цвету больше подходят к её наряду, украшенному золотыми пайетками. — Риточка, зайка, ты извини, что я тебе путь загораживаю, — свекровь демонстративно освобождает проход и рукой показывает на открытую входную дверь. — Ты собиралась уходить. Ну что же, скатертью дорога. А я к сыну пришла!

И всё, договорив, Ия Аркадьевна проходит мимо меня, как будто я не отдала пять лет своей жизни её сыну, а так, прилипла к ним, как уличная бродяжка, которой, наконец, указали на выход.

Пока я стою на месте, поражённая её поведением (а как живому человеку мне обидно, потому что я действительно старалась стать для неё второй дочерью), она проходит вглубь дома как настоящая хозяйка, но, почувствовав на себе мой взгляд, оборачивается через плечо.

— Ты ещё здесь? — меня убивает, насколько у неё спокойный голос.

Она ни капли не удивлена тому, что мы с Севой разводимся. И тут два варианта: либо она настолько толстокожий человек, что распавшаяся семья её сына её не волнует, либо она обо всём знала ещё до меня…

— Ия Аркадьевна, вы знали? — твёрдо и громко спрашиваю я.

Не собираюсь прятать голову в песок. Уж кто-кто, а моя свекровь точно расскажет мне правду откровенно и, если надо, жестоко.

— О том, что Всеволод будет с тобой разводиться, потому что ты ему не пара, пусть на то, чтобы понять это, у него и ушло целых пять лет? Конечно, знала. Более того, считай меня координатором вашего развода, — удовлетворенно говорит она.

— Координатором… — у меня почему-то дрожат губы от наглости её заявления. — Координатором нашего развода? Это как вообще?

Меня начинает потряхивать от её слов и выражения лица, с которым она их произнесла. Я как будто смотрю на монстра — но не того, карикатурного монстра-свекровь из анекдотов, которая в доме невестки выискивает пыль, а настоящего.

Её взгляд до того уничижителен, что моё тело на него реагирует. Даже не мозг, а тело! Ощущение такое, будто меня отравили, и теперь яд медленно циркулирует по моим венам, медленно, но верно отравляя каждую клеточку.

— Милая, ну неужели мне всё тебе надо объяснять? — свекровь спокойна, как айсберг, и смертоносна тоже, как айсберг. — Ты, как человек с каким-никаким высшим образованием должна понимать русскую речь, значение слов. Но это, конечно, в случае, если диплом не купила, — она настолько чувствует своё преимущество, что поднимает подбородок, чтобы смотреть на меня свысока.

— Какая вы гадкая женщина, — впервые я говорю ей, что думаю.

Но делаю это не для того, чтобы оскорбить, а чтобы мало-мальски защититься и дать выход своим чувствам.

— Это я гадкая? — смеётся в ответ она. — Тогда почему за порогом жизни моего сына оказалась ты? Кстати! — она тянется к своей сумочке, что висит на плече, достаёт оттуда мой смартфон и бросает его к моим ногам. — Теперь убирайся поскорее. Пока я Всеволоду не рассказала, как ты, тварь такая, опять меня доводишь!

Глава 5.

— И, кстати, где мой сын? — бросает мне претензию свекровь с недовольным лицом.

Сначала я открываю рот, чтобы как минимум ответить ей колкостью про туфлю и разбитый лоб Всеволода, а потом вспоминаю, что это больше не моя война.

Мне не за что бороться. Да и дура вообще, что боролась...

Жаль потраченных лет и нервов в попытках стать любимой невесткой. Ну или хотя бы стать принятой в семью по-настоящему.

Но всё это было изнурительной игрой в одни ворота.

Ия Аркадьевна могла получить в моём лице дочь. Могла, но это не то, чего она хотела.

Поднимаю с пола смартфон. Покрепче сжимаю в руке ремешок сумки, сую ноги в кроссовки, потому что они элементарно стоят ближе всего, и уже собираюсь уходить, как…

— Я с кем разговариваю? У тебя что, манерам не учили?!

И опять подковырка. Опять оскорбление.

Поразительно. А ведь она ведёт себя так, словно мой уход из жизни её сына вообще ничего не значит. Или всё дело в том, что она о нашем грядущем разводе узнала до меня?

Эти мысли ни к чему. Я не желаю тратить время и нервы на перепалку с человеком, у которого нет ни сердца, ни совести. Надо было на это обратить внимание, когда собиралась замуж. И ведь я обратила!

Но слепо поверила в то, что нашей со Всеволодом любви это будет не помеха. Ведь лодку топит не та вода, что снаружи, а та, что внутри...

— Всего доброго, Ия Аркадьевна, желаю вам ужиться с вашей следующей невесткой!

Я говорю эти слова на отцепись, не вкладывая в них никакого особенного смысла. Хотя стоит мне переварить их, как внутри появляется неприятное чувство. Сродни сильной тревоге.

Я ещё не успела подумать о том, как буду себя чувствовать, когда мой муж продолжит строить свою личную жизнь…

— Ты за меня не переживай, Риточка, — звонко и язвительно говорит она, когда я переступаю порог и открываю приложение такси на телефоне. — Я с ней уже прекрасно ужилась!

Палец замирает над экраном прямо поверх кнопки вызова такси, сама я замираю и какое-то время смотрю перед собой и ничего не вижу.

— Ты меня правильно поняла, Рита, — добивает меня свекровь. — Правильно! Я давно нашла своему сыну хорошую девочку. Воспитанную. И у меня с ней отношения замечательные, — с чувством говорит свекровь, а меня от её слов шатает, словно мне в спину пришёлся невидимый удар.

Хотя почему невидимый? Это и есть самый настоящий что ни на есть удар.

Всеволод отлично устроился. Про развод он мне заявил смело, даже с претензией. А про то, что у него новая воспитанная невеста на подходе, упомянуть забыл.

Или, учитывая его предложение в последний раз перед разводом, переспать, скорее всего утаил намеренно.

Меня окатывает горячей волной неистового гнева, что застилает глаза пеленой ярко-красного цвета.

— Так, — начинает квохтать свекровь, когда я разворачиваюсь и захожу обратно в дом. И вовсе не скромной походкой затюканной невестки, а гордыми уверенными шагами. — Это что происходит?

— А вы со своим сыном, сколько водили меня за нос, а? — захлопываю за собой входную дверь, бросаю кроссовки в сторону и швыряю на пол сумку. — Сколько надо мной издевались?

— Да кто над тобой издевался? — свекровь вскидывает свои чёрные брови и говорит со мной таким тоном, словно я тупая. — Это изначально был неравный брак. И все, кроме тебя, это понимали! — бросив взгляд на мою сумку, она спрашивает: — Я надеюсь, ты развернулась потому, что забыла что-то из вещей?

— Нет, — решительно отвечаю. — Я здесь остаюсь.

Не дождутся они от меня такого подарка, как побег ночью непонятно куда. Хорошо устроились, паразиты.

— Что? Как? Зачем?! — звереет свекровь. — К сыну не пущу! — она широко расставляет руки, демонстративно перегораживая мне путь.

— Не бойтесь, Ия Аркадьевна. Я с вашим сыном мириться не собираюсь, мне ваша семейка вся осточертела. Вот тут вы у меня уже сидите, — показываю себе на горло. — А вот кое о чём его спросить я прямо очень хочу! Так что будьте добры, не позорьтесь, — блеснув артистизмом, я ловко огибаю свекровь и прохожу вглубь дома.

Мне нужно найти своего пока ещё мужа и… не знаю, на куски порвать гада! Оказывается, мы плавно подходили к разводу в то же самое время, когда он плавно подыскивал себе невесту.

Порву.

— И что у тебя к нему за вопрос? — семенит за мной свекровь, запыхиваясь. Дом у нас большой, так что побегать ей придется знатно.

— Да так, мелочь, — бросаю ей на ходу. — Хочу спросить его, как давно он прячется под юбкой своей матери, и за этой же юбкой изменяет мне! — я говорю это так громко, что слова поднимаются к потолку и распространяются по всему дому.

Ответ не заставляет себя ждать, правда, в этот раз не от свекрови, а от мужа.

— Не понял, — его голос звучит раскатом грома. — А что это тут происходит?

Дорогие! Приглашаю вас в новинку литмоба "Любовь и боль"! Читайте первыми)

"140 ударов в минуту. Сложные отношения" от Агнии Арро.

https://litnet.com/shrt/fDas

Глава 6.

Под глазом у моего пока еще мужа красуется внушительный темный след, который к утру, думаю, превратится в полноценный синяк.

Заслужил.

Хотя, как человек изначально миролюбивый, я испытываю укол совести. Нехорошо бить людей, даже если они изменяющие мужья-предатели.

Но куда темнее его взгляд, что интересно — намертво прикованный ко мне. Как будто Ия Аркадьевна изо всех сил не пытается втиснуться между мной и ним.

Я отступаю, давая ей возможность пробиться к любимому сыну.

Что примечательно — так назойливо она себя еще никогда не вела. Видимо, мой брак с ее сыном сдерживал токсичную материнскую любовь, а теперь, когда она поняла, что я ей больше не соперница, пошла во все тяжкие.

— Сынок! — сразу же меняет тембр голоса свекровь. И нет, не осталось от той стервы, что говорила мне гадости. Осталась только трепетная пожилая мать. — Ты не поверишь, что тут только что произошло… Матерь Божья! — восклицает свекровь, как только подходит ближе к моему мужу. — Это… это что такое?..

— Что ты здесь делаешь? — коротко спрашивает он ее, не отрывая от меня глаз. — Или мне тебе нужно напомнить, что приезжать в мой дом без приглашения запрещено?

М-да. Такого Ия Аркадьевна не стерпит точно.

Прецеденты с ее появлением из ниоткуда были. В самом начале нашего брака. Она приезжала к нам без предупреждения, в моменты, когда нас не было дома. Перекладывала вещи в шкафах на свой манер, меняла нам постельное белье, либо же, что случилось один-единственный раз и возмутило меня в край, занималась нашей стиркой.

Как вспомню — так вздрогну.

Но Всеволод тогда ее быстро к стенке прижал, и визиты моментально сошли на нет.

— Приехала телефон твоей супруги привезти, — начинает к нему подлизываться свекровь, а я от ее ласкового голоса испытываю испанский стыд. — Хотела как лучше для Риточки! А то она у нас характерная, вечно слово не скажи, сразу глаза закатывает.

— Ия Аркадьевна, ну что вы прибедняетесь? — не выдерживаю я. — Вы сюда приехали, чтобы праздновать наш со Всеволодом развод.

— Ах ты лгунья!

— Закончили балаган, — муж отодвигает в сторону свекровь мягким, но в то же время напористым жестом, подходит ко мне и, взяв меня за локоть, отводит на кухню. Захлопнув за нами дверь, он буквально налетает на меня. — Скажи, ты совсем больная? — он пальцем показывает на развивающийся под глазом синяк. — Что это было, а? Я охренел, Рита! У меня в глазах потемнело от удара. Не знал, когда зрение вернется, — высказывает мне претензии он. — Ты реально перегнула. Сильно перегнула.

Последние фразы он произносит царапающим горло, пронизывающим голосом. Но это не самое страшное. Пугает другое: он как ледокол идет прямо на меня, и в итоге я остаюсь в ловушке. Позади меня столешница, а впереди он.

Злой, красный, слегка потрепанный, и с буквально на глазах растущим синяком.

— Комментарии будут? — он выставляет по обе стороны меня руки. — Может, хотя бы извинишься для начала?

— Извиняться? Мне? Перед тобой?! — моему возмущению нет предела. — Ты мизинца моего не стоишь, Зарубин, чтобы я перед тобой извинялась. Повел себя, как… даже не знаю, каким словом тебя обозвать, ей-богу. Сначала развод, потом предложение заняться сексом «на посошок», — как только в моем монологе мелькает упоминание об интиме, горло мужа дергается, да и сам он весь подбирается. Озабоченный. — А про то, что Ия Аркадьевна успела тебе новую пассию найти, ни слова не сказал.

Эти слова производят эффект взорвавшейся бомбы. Всеволод сначала смотрит на меня как на дурочку, а потом проходит несколько секунд, и он делает короткий, едва заметный глазу кивок.

Боже. А ведь он прекрасно понимает, о чем я.

Значит, свекровь сказала правду.

Я чувствую, как у меня в груди и животе разливается ощущение, похожее на заморозку, только холод идет не снаружи, а изнутри меня.

Указательный палец мужа вдруг оказывается у меня под подбородком. Вздернув мое лицо, он вынуждает меня смотреть ему в глаза.

— Что еще мать успела рассказать тебе про Ксению? — его глаза горят гневом и тайной.

Тайной, в которую меня никто не посвятил, что логично, ведь мне искали замену.

— Ксения, — как завороженная, я повторяю это имя, пока мой мозг копается в воспоминаниях, чтобы понять, знаю я её или нет. — Подожди…

Мои глаза распахиваются, если не в ужасе, то как минимум в изумлении.

— Это та самая Ксения, которая сегодня за праздничным столом сидела рядом с твоей матерью?.. — в конце предложения мой голос превращается в шепот.

Все от шока и неверия.

Когда мы пошли на праздник, Ия Аркадьевна долго уговаривала Всеволода сесть по правую руку от нее, пока по левую руку сидела та самая Ксения.

Жгучая брюнетка, с бронзовой кожей и ярко-красной помадой. Свекровь частенько подсовывала мне абонемент в солярий, чтобы я, цитата, «не ходила бледная как поганка». И косметику яркую, ну просто вырви глаз, дарила. Только мне, натуральной блондинке, яркая косметика не идет, но кого это волнует?

Теперь звезды, наконец, сошлись.

Муж, конечно, отказал матери во время праздника, и мы с ним сидели рядом за другим концом стола, но… я прям ловила на себе взгляды то свекрови, то этой самой Ксении.

Тихой, породистой и надменной. Я про себя даже отметила, что это, скорее всего, родственница Ии Аркадьевны по крови, потому что стервозность считывалась на расстоянии.

Оказывается, вот оно что. По крови они точно не родня, а вот по нравам вполне схожи.

— Сева, — срывающимся голосом говорю. — А вы неплохо устроились. Рядом с твоей матерью сидела ее будущая невестка, а я, дура, терпела в свой адрес дерьмо и не знала, что меня собираются свергнуть…

— Никто не собирался тебя свергать, — жестко осаживает меня муж. — К Ксении я пока присматриваюсь, и в нашем с тобой разводе она не виновата.


⭐️Если история нравится поддержите, пожалуйста, звездочками ⭐️

Глава 7.

Эти слова хуже пощечины. И больно от них так, словно я получила настоящий удар. Даже щеки вспыхивают огнем, и подпрыгивает в груди сердце.

Вдыхаю. Выдыхаю. Боже милый, как болит. Аж заскулить хочется.

— Ты нормальный? — приходится щурить веки и обдувать глаза, чтобы слезы не потекли по лицу ручьями.

— А ты? — раздраженно двигает крутыми плечами Всеволод и смотрит на меня с высоты своего роста. — Орешь. Дерешься.

— Я про то, что ты мне замену присмотрел! — прикладываю к вискам пальцы и начинаю массировать, чтобы снять ну просто дичайшее напряжение. Не выходит. — А о тумаках я не жалею. Тебе еще мало досталось за твои слова!

— Какие слова, Рита? — устало отзывается муж. — Я тебе нормально, по-человечески сказал, что хочу развод. Почему ты ведёшь себя так, словно это конец света? Люди разводятся пачками. Посмотри по сторонам!

Его слова накатывают на меня гигантской волной унижения. У меня дыхание начинает рваться и дрожать, пока мы смотрим друг другу в глаза, и никто никого не понимает.

— Дело не в том, что ты сказал, а как, — все-таки пытаюсь достучаться до стены я. — Слезла ли я с таблеток? Ребенок от меня, видите ли, не нужен… И то, как мы якобы плавно подошли к разводу… Это звучало цинично.

— Я не виноват в том, что тебе неприятно слышать правду, — режет по глазам он.

Мне остаётся только хвататься ртом воздух и проглатывать рвущееся наружу слезы.

Это как?..

В голове почему-то начинают один за одним всплывать кадры из прошлого. Далекого, но такого счастливого, что я никак не могу поверить, что мое настоящее, в котором я хотела этому мужчине родить детей, оборачивается таким кошмаром.

…

— Всеволод Львович, — я робко постучалась к нему в кабинет, держа в дрожащих пальцах заявление об увольнении. — Можно?

— Конечно, — быстро, словно торопясь ответил он тогда, и я вошла.

Глаза в пол.

Сердце так сильно билось о ребра, что мне было больно. Вот больно в районе груди, но не только от этого.

— Я к вам по делу.

— К тебе, — поправил меня начальник, а я, даже не глядя ему в глаза, ощущала, как он меня своими внимательными глазами прожигал насквозь. — Я уже давно прошу, чтобы ты обращалась ко мне на ты.

Надо же. Никогда бы не подумала, что от одного голоса начальника, которого я с первого дня боялась как огня, у меня будут в прямом смысле подкашиваться ноги.

— Как же субординация? — на этом месте я подняла голову и робко подошла к его столу.

И даже попыталась улыбнуться, но его лицо, дико красивое, по-мужски красивое, излучающее уверенность в себе, покой и в то же время необузданный огонь, заставило сердце гулко подскочить до самого горла.

И стало уже не до улыбок. Губы дернулись и снова сомкнулись.

— Субординация, — повторил он мое слово. — Мне кажется, Рита, — Всеволод Львович медленно поднялся со своего рабочего кресла генерального директора, — мы с тобой уже давно вышли за ее рамки.

Пока он приближался ко мне, я стояла ни живая, ни мертвая. Хотелось провалиться под землю и не слышать, что он скажет дальше, и в то же время хотелось остаться и слушать. Слушать все, что он скажет, потому что я так крепко в него влюбилась, что даже его голос стал самым любимым звуком.

Ну надо же было, как дурочке, по уши втрескаться в начальника. Мужчину не просто другого статуса, но и из другого мира! Мы бы с ним на улице никогда не пересеклись, а если бы и пересеклись, то он бы меня и не заметил…

— Я вас не понимаю, Всеволод…

— Всеволод, — мягко перебил меня он. — Львовича убираем. Зови меня по имени.

— Хорошо, — я тогда умирала от того, как близко он подошел и как на меня смотрел. — Всеволод, почему вы…

— Ты. Я хочу, чтобы ты обращалась ко мне не как к начальнику, а как к мужчине.

Хапнув воздуха, я тогда заморгала и какое-то время искала в его лице ответ. Может, он шутит? Разыгрывает меня? Понял, что я бесповоротно и сильно в него влюбилась и играет?

— Всеволод, почему вы… ты говоришь, что мы давно вышли за рамки субординации? Это же не так.

— Не так, — с улыбкой в голосе заметил он и слегка наклонил голову набок, чтобы меня разглядывать. Или мне показалось. — И я хочу тебя спросить почему, Рита? Ты же видишь, что нравишься мне, но притворяешься, что не замечаешь.

Боже. Боже. Боже. Я хотела превратиться в атом и исчезнуть из его кабинета вспышкой. Чтобы только не испытывать того чувства, что раздирало душу.

— Я думала, что мне показалось... Всеволод.

— И вот я тебе говорю, что нет, тебе не показалось. Ты мне нравишься. Очень. Сильно.

Он поднял руку и больши́м пальцем коснулся моей пылающей щеки.

Мне от этого прикосновения хотелось дёрнуться как от огня, и в то же время прислонится к его руке в поиске… даже не знаю чего. Тепла? Нежности?..

— Рита, — он тогда произнес мое имя по-особенному, интимно. — Давай после работы вместе…

И тогда я, с усилием воли увернулась от его руки. Отошла на шажок и вручила ему бумагу, что уже успела помяться в моих дрожащих руках.

— Что это? — спокойно спросил он, а потом, пробежав по листу взглядом, видимо напрягся и помрачнел. — Рита?

— Это заявление.

— Я понял. Но какого… — он сделал ко мне шаг и всмотрелся в глаза. — Почему ты решила уволиться?

— По личной причине, — обдувая щеки, я молила, чтобы он отпустил меня с миром и без лишних вопросов.

Но он не отпустил.

…

Тогда не отпустил, а сейчас, влюбив меня в себя до одурения, не просто отпускает, а выгоняет из своей жизни.

Как будто не было целых пяти лет. Не было счастливых моментов. Не было нас…

— Нет. Ты не виноват, в том, что я не могу слышать твою так называемую правду, — вскидываю лицо и дышу как загнанный зверь.

Как? Ну вот как из любящих его глаза превратились в два кусочка гранита, которые смотрят на меня как на врага?

— Просто, правда у нас, Сева, разная. Но не бойся, я не собираюсь здесь, сейчас с тобой пререкаться, — усмехаюсь, а само́й так горько, что хочется согнуться пополам и заорать. — Просто знай, что я всем сердцем жалею, что тогда… шесть лет назад, я не послала тебя к чертям собачьим, а полюбила. Жалею...

Глава 8.

Я сильно боялась развода и переживаниями доводила себя до бессонных ночей. В пустой съёмной квартире. И пустая она была не в том смысле, что в ней не хватало мебели, мебель можно купить…

Пусто было потому, что я забыла, каково это — быть одной, и очень сильно прикипела к Всеволоду.

Душой прикипела и, как оказывается, телом тоже. Физически, кожей мне его не хватало.

Сколько раз я просыпалась среди ночи, обнимая подушку или подгребая под себя одеяло. Во сне мне казалось, что я по привычке, как обезьянка, залезла на мужа. Он, крупный и крепкий мужчина, был только рад и помогал мне поудобнее устроиться на нём.

В идеале мне казалось, что вот — коснись, я с гордой головой уйду и плакать не буду. Сразу же новую жизнь начну и про него, мужчину, разбившего мне сердце, забуду.

А оно вот как… Прям как по сценарию мелодрамы: после расставания я скатилась на эмоциональное дно.

Я не понимаю, как так вышло, что без скандалов, частых ссор, проступков с моей стороны и когда совершенно ничего не предвещало беды — дошли до развода.

Как только я съехала из семейного дома, наше общение практически оборвалось. И мы общались только на тему развода. Причём преимущественно о бюрократии.

Что кому достанется. Когда надо к нотариусу заехать, чтобы поставить нужную подпись под нужной бумажкой.

И для меня действительно всё это было бумажками. Совершенно неважными мелочами, в которых у меня не было интереса.

Я так и говорила Всеволоду: мол, мне ничего от тебя не надо, только развод. А он — ни в какую. Ему надо было, чтобы те самые грёбаные три миллиона были у меня на счету. И чтобы всё это было в глазах закона оформлено как надо.

И вот пока он всё оформлял «как надо», моя нервная система истощилась настолько, что я превратилась в тень себя. В призрака по имени Рита. В будущую разведённую женщину, которая до сих пор не знает причины, по которой муж её бросил.

Ну да ладно…

Развод наступил быстро. Молниеносно. Вот мы договаривались, подписывали бумаги — и наступил день икс. Самый обычный день, кстати.

Небеса на меня не обрушились.

И не произошло ровным счётом ничего, кроме того что я больше не Маргарита Зарубина, а Маргарита Смирнова.

С такой мыслью я зашла в здание ЗАГСа, чтобы подписать заявление и получить свидетельство о расторжении брака.

Ощущение было такое, будто к ногам привязали кандалы, но я себе объяснила, что это как проглотить горькую пилюлю: надо зажмуриться и сделать, а потом всё обязательно будет хоро…

— О! — в фойе здания ЗАГСа ко мне со спины подбегает без пяти минут бывшая свекровь. — На ловца и зверь бежит, милая! — Ия Аркадьевна, нарядная и радостная, окидывает меня с ног до головы покровительственным взглядом.

— И вам добрый день, — от недостатка сил мой голос звучит тихо. — Вы что-то здесь забыли? Или вы со Всеволодом пришли? — сердце пускается в бешеную скачку. — Он здесь?..

Я не хотела с ним пересекаться и специально пришла в отрезок времени, близкий к обеденному перерыву, чтобы здесь точно никого не было.

Я не хочу его видеть. Потому что не смогу потом нормально спать несколько дней. Любая, даже мимолётная встреча с бывшим мужем выбивает меня из колеи настолько, что я не есть, ни пить, ни работать не могу.

Хотя работа — это единственное, что держит меня на плаву в последнее время.

Кто бы мог подумать…

А ведь ещё недавно я верила в то, что смыслом моей жизни скоро станут дети. Я всегда почему-то думала о двух. Но оказалось, что у судьбы свои планы, и детей мне не видать.

Долго не видать. Потому что я даже не представляю, как смогу когда-либо довериться другому мужчине, выйти за него замуж и родить.

— Закатай губу, девочка! — звонким голосом журит меня бывшая свекровь. — И забудь про моего сына. Пожила красиво — и хватит. Всеволода здесь нет, он уже давно всё подписал и забрал свидетельство. Это заняло у него пять минут, которые он выкроил в своём занятом расписании, чтобы, наконец, избавиться от… ну, ты поняла.

Свекровь надевает, вот именно надевает, на своё лицо псевдоблагородное выражение.

— От обузы?

— Можно и так сказать.

— Ну вот вы от обузы избавились, — я очень-очень пытаюсь бравировать. — Я сейчас тоже документы подпишу и официально стану вашему сыну бывшей женой. Вы-то зачем сюда пришли? Зачем меня караулили?

— Да вот хотела до тебя донести кое-что, девочка моя. Мне птичка на хвосте принесла, что ты сама не своя из-за развода. Страдаешь, — издевательским тоном произносит она.

— Кто вам такое сказал? — в шоке тараторю я. — Это неправда. Враньё!

— Ой, ну какое враньё, а? — цокает языком она и осматривает меня с ног до головы. — И ежу понятно, что тебя отлучили от финансовой сиськи. Такое не каждый переживёт, тут я тебя даже не осуждаю. Но хочу предупредить: тебе лучше как можно скорее взять себя в руки. И это, Маргарита, дружеский совет. Хотя я, конечно, понимаю, что мы с тобой друзьями никогда не были. Просто поверь.

— Я не понимаю ничего из того, что вы говорите, — мотнув головой, я разворачиваюсь, чтобы уйти вглубь здания. — Прощайте, Ия Аркадьевна.

И прощаюсь я с ней по-настоящему. Мне с этой женщиной больше никогда не придётся пересечься. И пожалуй, в нашем со Всеволодом разводе это единственный плюс.

— Ксения получила предложение выйти замуж, — слова свекрови прилетают пулями в спину. — Всеволод с ней очень счастлив. И я сюда пришла с одной целью — донести до тебя, что мой сын в вашем браке поставил жирную точку и дороги назад нет. Так что не убивайся, Маргарита. Он не передумает и не вернется. Лучше сходи в салон красоты, а потом выстави анкету на сайт знакомств. Там такой контингент… уж ты себе кого-нибудь точно найдёшь.

Дорогие, приглашаю вас в следующую историю нашего литмоба!

"Бессердечный" от Татьяны Никандровой

Читать тут: https://litnet.com/shrt/8Uno

Глава 9.

Я всеми силами избегала подробностей личной жизни своего бывшего мужа.
Но как я могла их избежать, когда свадьба Всеволода и Ксении стала событием года в нашем городе?

У меня даже закралось сомнение, что это свекровь подсуетилась, чтобы об их свадьбе трубили буквально на каждом углу.

Никогда не забуду огромный баннер у входа в торговый центр с милой фотографией моего бывшего мужа и его невесты.

Они выглядели счастливыми и влюблёнными. Идеальная пара, которая и внешне, и по статусу подходит друг другу.
Оказалось, что Ксения — дочь влиятельного человека, который, сюрприз-сюрприз, тоже работает в сфере медицинского оборудования. Занимается тем же, чем и мой бывший муж.

Что ж, наверное, так даже лучше. Не зря же говорят: подобное к подобному.

Ксении Ия Аркадьевна никогда не укажет на дверь, мотивируя своё поведение тем, что её брак со Всеволодом — мезальянс.

Самое ужасное было в том, что их свадьба произошла очень близко к нашему разводу. Между нашим расставанием и датой их бракосочетания прошло три месяца.

Каких-то три месяца. Да разве это срок? Выходит, Всеволод меня не любил, раз так легко переключился на новые отношения.

Мою ситуацию усугубляло ещё и то, что все наши общие знакомые считали своим долгом выйти со мной на связь и убедиться, что со мной всё хорошо.

Ведь меня неслышно и не видно, а Сева, вон, знаменитостью стал: на дочке магната женится.

Причём до того, как я сообразила, что такие звонки лучше пресекать, некоторые люди звонили мне, чтобы своими грязными сапогами потоптаться по моей личной жизни.

И тогда мне стало ещё хуже. Ведь я понимала, что за мой счёт люди удовлетворяют своё любопытство. Радуются моему горю.

И это действительно стало моим горем. Разве могло быть иначе? Мужчина, которого я любила, выкинул меня за борт своей жизни и уехал в закат с красавицей, строя счастливое будущее.

— Маргарита, ты тут? — доктор щёлкает у меня перед глазами пальцами.

— Да, простите, — прочистив горло, отвечаю и перевожу на семейного врача взгляд. — Задумалась.

— И часто у тебя бывает, что ты вот так посреди разговора можешь отключиться и задуматься?

— Ну… — хочется солгать, но я себе не враг. Я пришла сюда, чтобы разобраться со своим здоровьем, которое рассыпается на глазах после развода. — В последнее время да.

— Это произошло после большого стресса? Потрясения? Может, умер кто-то?

— Стресс, — киваю я. — Муж решил развестись, а я не ожидала. Простите, что делюсь личным, просто…

— Всё хорошо. Это нормально, — доктор ласково мне улыбается. — Хорошо, что поделилась. Я пропишу тебе антидепрессанты, хорошо? Только не верь слухам. Они не вызывают зависимости и не делают из тебя робота.

— Хорошо, спасибо. И я знаю, как работают антидепрессанты, правда никогда не думала, что мне самой придётся начать их применять.

— Твои переживания оправданы, это просто доказывает, что ты живой человек. И поверь мне, в разводе не бывает двоих счастливых людей.

— Это точно…

— Тогда, если ты готова, давай обсудим твоё состояние. Как у тебя дела с циклом? Регулярный?

Я открываю рот, чтобы ответить, мол да, у меня всё в порядке, и закрываю. Потому что не помню, когда в последний раз у меня были месячные. То же самое я говорю доктору.

Елизавета Павловна понятливо кивает.

— Вполне может быть из-за стресса. Особенно если он сильный. Противозачаточные таблетки ещё принимаешь?

— Нет, перестала.

— До последнего контакта или после?

— После.

«Надеюсь, ты не успела слезть с таблеток? Мне твоя беременность не нужна!» — эту фразу бывшего мужа я настолько хорошо запомнила, что даже помню тон, которым он её произнёс.

— Как дела с приёмами пищи? С прошлой нашей с тобой встречи ты потеряла пять килограммов. Это нехорошо. Я понимаю, что стресс и всё дела, но ты гробишь своё здоровье.

— Да я не могу ничего есть, — честно признаюсь я. — Ничего не нравится. Иногда так бывает, что только поднесу еду ко рту, а у меня к ней уже непреодолимое отвращение. Мне через силу в себя пихать?

— Что-то подразумеваешь под этим, Рита? — сощуривает веки врач.

— Мне кажется, у меня РПП, ну или начальная стадия анорексии. Это одна из причин, почему я сегодня к вам пришла. У меня с едой какие-то не те отношения. Но вообще я пришла потому, что у меня что-то не то с левой грудью. Не знаю даже… она какая-то твёрдая стала. Я думала, что пройдёт, хоть сейчас понимаю, что это неправильно. А сейчас с правой то же самое.

— Давай-ка на кушетку, дорогая моя, — странным тоном говорит Елизавета Павловна, но я настолько обессилена, что даже не берусь анализировать, в чём дело. — Мне нужно осмотреть твои молочные железы, ты не против?

Далее доктор приступает к осмотру. Ей в перчатках аккуратно пальпирует мою грудь.

— Понятно, — произносит она, и мы возвращаемся к её столу. — Сходи-ка сейчас прямой сдай анализ на ХГЧ. Лаборатория еще открыта.

— На ХГЧ? — меня аж огнём обдаёт. — Хотите сказать, что подозреваете у меня беременность? Говорю вам сразу: это невозможно. Не тратьте на меня больничные ресурсы понапрасну. Беременности нет, я пила таблетки.

— Ну, ты девочка взрослая, Рита. Должна, наверное, знать, что даже таблетки не дают стопроцентные гарантии. А грудь у тебя — как у беременной.

— Но у меня нет живота.

— Так, может, и срок маленький. Когда ты говоришь, с мужем расстались?

Чувствую себя потерянной, и бреду в лабораторию, чтобы там у меня взяли кровь.

Я не могу быть беременна. Это нонсенс. Семейный врач ошибается, но я её не виню, потому что она всего лишь делает свою работу.

Повторяя себе эти слова как мантру, я, после анализов, выбегаю из поликлиники, как летучая мышь из ада. Чтобы доказать себе, что предпочтения в еде у меня изменились вовсе не из-за токсикоза, я уверенно иду в ближайшее кафе.

Покупаю там себе кофе и эклер. Вот эклеры я всегда любила, просто забыла про них, поэтому и не ела.

Глава 10.

— Беременность? — сижу на стуле в кабинете семейного врача на следующий день и накрываю руками плоский живот. — Вы уверены?

Если бы не звонок от врача в момент, когда я видела свадебный кортеж в честь Всеволода и Ксении, я бы, наверное, прямо там, на улице, и рухнула.

Даже не от боли, а от другого чувства. Скорее напоминающего ощущения конца света. Я от него даже отвыкнуть не успела, а он уже нашёл себе новую жену.

Но что-то в голове в тот момент щёлкнуло. Теперь я несу ответственность за другого человека. Да, маленького, совсем ещё крошку, но человека.

И я не имею права ему вредить — теперь, когда я знаю, что он поселился у меня под сердцем.

— Ошибка исключена, — мягко говорит Елизавета Павловна, и я испытываю тихую, но радость. У меня была целая ночь, чтобы переварить эту новость, и к моему удивлению, я очень хочу этого нежданного ребёнка. — Но решать только тебе, — чуть глухим голосом заканчивает она и прячет глаза в бумаги, как будто там есть что-то интересное.

А до меня только с опозданием доходит, что она имела в виду.

— Беременность я намерена сохранить! — говорю и инстинктивно помещаю руки на живот.

Мне становится стыдно оттого, что доктор по моей реакции неправильно меня поняла и решила, что ребёнок мне не нужен.

Я ребёнка хотела и даже говорила об этом мужу, а Всеволод, увлечённый развитием бизнеса, всё тянул. Говорил, что на ребёнка нужно время, которого у него нет.

И что мы ещё молодые, родить успеем.

— Умничка. Так и надо. Дети — это счастье. Ты ещё молодая, здоровая, всё у тебя сложится. Дай бог мужика себе хорошего найдёшь, или муженёк твой одумается да и приползёт…

— Не приползёт, — торопливо перебиваю её я и, вытирая взмокшие ладони о джинсы, воинственно заявляю: — Да я и не приму!

После такого предательства — не приму.

— Они всегда приползают, — листая записи, с высоты житейского опыта говорит Елизавета Павловна. — Слабые мужики создания, как ни крути. Сначала бегут к другой юбке в надежде, что там проблем не будет, а по итогу отгребают ещё больше, чем было в браке.

— Такой, как Всеволод, не приползёт, — с губ срывается усмешка. — И уходил он не из-за проблем в браке. Но давайте об этом не будем.
— Ты права. Тогда вот держи направление к акушеру-гинекологу, встанешь на учёт. Надо будет ещё повторное ХГЧ сдать и ещё пропишу тебе фолиевую кислоту. Ну и, естественно, никакого алкоголя, табака и стресса.

Верчу в руках направление и чувствую внутренний блок.

Я ещё про это глубоко не думала, но мне ведь надо будет Всеволоду о беременности сказать. И эта мысль настолько меня пугает, что я даже развивать её боюсь.

И страх мой связан не с личными качествами — я не из робкого десятка.

Но хочу ли я бороться с бывшим мужем, его новой женой и свекровью, когда у меня на руках будет младенец?

Они ведь на эту беременность точно отреагируют остро.

Всеволод обвинит меня в обмане и ни за что не поверит, что меня подвели таблетки.

Ия Аркадьевна просто осатанеет: она так меня ненавидит и считает третьим сортом.

Ну а Ксения… какая молодая жена захочет после свадьбы узнать, что у её мужа, оказывается, есть ребёнок?

А ведь я в эту беременность и так нервничала непозволительно много. Остальные месяцы я должна проходить, насколько можно беззаботно.

В конце концов, Всеволод сам от меня отказался, и, судя по его риторике, ребёнок ему не нужен.

Так зачем тогда мне ему об этом говорить?

А если не говорить, то как, проживая в одном городе, где куча знакомых, прятать ребёнка? Нет, так дело не пойдёт.

Мне необходимо принять, пожалуй, самое важное решение в моей жизни.

— Елизавета Павловна, — обращаюсь я к доктору, чтобы оповестить её о решении уехать.

Иронично, конечно, ведь для того, чтобы спрятать от Всеволода его нежеланного ребёнка, я использую те самые три миллиона. Вернее, это будет мой запас на всякий случай, а в планах у меня — найти работу по специальности.

Теперь с такой-то мотивацией, уверена, всё сложится!

— Сейчас секундочку мне дай, — ей на мобильный поступает звонок. — Со школы звонят, неужели мои пацаны опять чего натворили? Спасу нет! — с этими словами она выходит из кабинета и за дверью отвечает на вызов.

И пока доктора нет, я достаю из кармана телефон, но сразу же забываю зачем. Потому что на экране всплывают уведомление о том, что кто-то поставил мне реакцию на фотографию в соцсетях.

Захожу.

Реакция не одна, их много. Кто-то штудировал мой фотоальбом и ставил на снимки сердечки.

Сердце в груди бьётся быстро-быстро. И не зря.

— Господи…

Так вышло, что я, потрясённая расставанием с мужем, совершенно выпала из соцсетей и забыла удалить наши с ним свадебные фотографии.

Их в моём фотоальбоме, наверное, штук тридцать. На них мы безумно счастливые, смеёмся, целуем друг друга.

На одном из снимков Всеволод держит в руках розовые пинетки — это был конкурс, на котором мы угадывали пол будущего ребёнка. Ия Аркадьевна тогда кривила лицо, мол, конкурсы колхозные, но мы с Севой и гостями веселились от души.

И прямо сейчас я листаю эти фотографии в последний раз, прежде чем удалить. А под каждой из них новая реакция — сердечко.

И все они поставлены с профиля моего уже бывшего мужа.

Ничего не понимаю.

Он же вчера женился. Зачем искал меня в соцсетях и зачем листал наш свадебный фотоальбом?

— Прости, — доктор возвращается. — Так что ты мне хотела сказать, Рита?

— Да, — сипло отвечаю, чувствую, что в этот момент моя жизнь меняется на сто восемьдесят градусов. — Заберите, пожалуйста, направление. Я переезжаю.


Дорогие! Приглашаю вас в книгу от Даши Черничной "Училка для маленького бандита"

https://litnet.com/shrt/Bhax

Глава 11.

Дорогие, давайте поможем книге набрать круглую цифру в ⭐️700 звезд⭐️? Осталось совсем немного ❤️


Всеволод Зарубин

— Привет, а я тебя уже заждалась, — встречает меня Ксюша на пороге. — Ты у меня так много работаешь… трудишься… Каково это, котик, а?

— Ты о чём? — мягко отодвигаю её в сторону.

Она подчиняется, как обычно. Не задавая вопросов, берёт у меня из рук пиджак, провожает из коридора в ванную, где я мою руки и умываюсь холодной водой, чтобы немного проснуться, а то от усталости хочется рухнуть, и тихо провожает меня в столовую.

Где на столе дымится ароматный ужин, везде идеальный порядок, а сама жена — как с картинки.

Ну просто живи и радуйся, да?

— Ну как же? — красиво виляя бёдрами, она идёт рядом со мной. — У тебя ведь всё есть: деньги, статус… я! — она улыбается широкой белоснежной улыбкой и садится по правую сторону от меня.

Правда, делает это только после того, как сервирует мне ужин.

Заботливая. Послушная. И так во всём. Не надо ничего объяснять два раза, Ксюша сразу всё понимает, как надо, и делает только то, что говорю я.

Чудо-женщина, не иначе.

Прошёл год с нашей свадьбы, а у нас до сих пор не было ни одной ссоры. И дело не в том, что мне нравится ругаться, просто должны же люди, особенно в браке, иногда спорить.

Мы не делаем даже этого.

Слишком всё хорошо. Но почему-то в последнее время это «хорошо» всё больше кажется мне пластмассовым.

Или я, скотина такая, зажрался?

— Приятного аппетита, любимый, — только обслужив меня, Ксюша накладывает порцию тебе.

— Спасибо, — отправляю в рот кусочки говядины, попутно отмечая, что вкусно, конечно, но мыслями я вовсе не за столом рядом с женой.

— Как день прошёл? — весело спрашивает она.

— Нормально.

— Как успехи на работе? Папа говорит, что ты взял на себя часть его проектов, которые никто до тебя не мог потянуть. Он тебя очень хвалит, Сева. Восхищается! — она наполняет мой бокал вином, а, заметив мой вопросительный взгляд, с улыбкой поясняет: — Это чтобы расслабиться, а что я вижу — какой ты напряжённый у меня. Но я всё понимаю, ты же целыми днями то в своем офисе пропадаешь, то у отца…

— Ты знаешь, что я не пью, — рявкаю, потому что её слова выбешивают сильно и моментально. — Ничего и никогда. Это моё правило.

Уголки её рта вздрагивают, словно она оскорблена, но потом снова поднимаются в улыбке.

— Поняла тебя, любимый! — она спешит убрать бокал в сторону. — Сглупила. Просто привычка. Папа всегда на ужин любил выпить немного вкусного дорогого вина. Это, кстати, он нам бутылку передал. В подарок, — делает акцент Ксюша и тушуется. — Сказал потом дать ему знать, понравилось или нет. Видишь, как сильно он тебя любит? Как сына.

Герман Тарасович Зверев является именно таким человеком, какого можно представить, услышав эту фамилию.

Абсолютная машина, подгребающая под себя всё: деньги, бизнес, людей. Я даже понимаю, почему Ксюша такая… покорная, что аж оскомину набивает. Иногда хочется не слышать её сладких речей, потому что от них слипаются уши.

Поразительно, как у такого прошаренного отца получилась такая дочь. Иногда мне кажется, что я знаю её как свои пять пальцев, а иногда кажется, что я её не знаю вовсе.

Как мираж. Вот она — идеальная картинка перед глазами, а прикоснуться нельзя.

— И что будет, если мы не выпьем его вино? — чуть злее интересуюсь, забрасывая в себя ужин.

Сейчас почти полночь, вставать надо в шесть. Ещё помыться, собраться. Хотел работы? Получил. И нет, я не скулю, мне нравится. Но в последние месяцы это какой-то нескончаемый поток новых просьб, поручений от тестя.

Сам он жалуется на слабое здоровье и причитает, что без меня его дела пошли бы коту под хвост...

И при этом, в семье Зверевых уже давно ждут момента, когда я тоже начну лебезить перед тестем.

Но этого не будет, и чем ближе окружающие к тому, чтобы это понять, тем больше мне на мозги капает Ксюша. Папа то, папа се.

— Как? — нервничает жена. — А нам что, разве тяжело? — а вот и потирание шеи, как и каждый божий раз, когда речь заходит про её отца. — Это же подарок, отказываться некрасиво. Но мы не обязаны пить это сейчас, можем дождаться события…

— Ксюш, — откладываю вилку слегка небрежно. — Не думал, что когда-то надо будет тебе об этом напоминать: но я не тупой, — пауза. — И не слепой.

— Нет, Сева, что ты… — хлопает длинными чёрными ресницами она и накрывает мою ладонь своей. Поглаживает. — Я такого и не думала. Никогда!

— Да? Тогда что за танцы с бубном вокруг подаренного твоим отцом вина?

От румяного лица Ксюши отливают краски.

— Он на тебя давит? — спрашиваю я. Жена хапает воздух ртом, её взгляд начинает метаться. — Значит, давит.

И меня волнует вовсе не это грёбаное вино, а то, в какие закулисные игры может быть втянута женщина, на которой я женат.

С Ритой было совершенно по-другому…

Меня, похоже, начинает глючить от переработки, поэтому я собачусь с близкими и регулярно вспоминаю бывшую жену. И ведь есть что вспомнить. Недавно смотрел на себя в зеркало и, заметив оставленный от туфли Риты шрам, улыбнулся. Да что там, даже посмеялся от души.

И сразу же поймал себя на том, что не помню, когда последний раз улыбался.

— Нет, ну что ты, — Ксюша начинает просто искромётно смеяться, и в мгновение её лицо меняется, становясь светлее. — Глупости. Ты меня не так понял, просто уже поздно, и я немного торможу. Иди ко мне. Иди ко мне, любимый, ты просто устал…

Дорогие! Приглашаю в новую историю нашего литмоба от Ани Истоминой "Не рыцарь из прошлого".

https://litnet.com/shrt/49XR

Глава 12.

Маргарита, 5 лет спустя

— Мама, а когда мы поедем в гости к бабушке? — не отрываясь от рисунка, спрашивает меня дочь.

Я замираю с пальцами, занесенными над клавиатурой ноутбука. Ещё секунду назад я работала над ошибками другого перевода, с которым ко мне обратились.

Обещают хорошие деньги, но надо поторопиться с работой, вот и приходится даже дома, после садика трудится. Я не против, даже рада, что наконец-то моя профессия начала приносить достаточные деньги, чтобы нас с Мирой хватало.

— Зайка, — у меня пульс подскакивает, когда я думаю о предстоящей поездке. — Мы обязательно поедем, обещаю.

— Нам нужно ехать скорее, — Мира подходит ко мне и дает в руки лист бумаги, на котором нарисована машина скорой помощи. У меня внутри все опускается. — Бабушка болеет.

— Болеет, — притягиваю к себе дочь и целую ее в светлые волосы. — Болеет, но она обязательно поправится, слышишь? Ей помогают хорошие и добрые врачи, — смотрю Мире в глаза.

Глаза, которые с возрастом становятся такими же, как и у ее отца. О котором я запрещаю себе даже думать и признаться честно, время лечит. Не так быстро, как хотелось бы, но лечит.

— Бабушка говорит, что я лучшее лекарство, — цитирует мою маму дочь.

— Это правда, — улыбаюсь я, несмотря на боль в сердце. — Бабушка тебя очень сильно любит!

— А я люблю бабушку, — Мира прижимает к груди свои маленькие ладошки. — И тебя, мама, я тоже люблю!

Наша с Мирой жизнь шла обычным чередом последние пять лет, с тех пор как я покинула родной город. Мама с нами уехать не смогла, держала работа. Но она регулярно приезжала к нам в гости до недавнего времени.

Сама я никогда не возвращалась туда, где каждый уголок города пропитан воспоминаниями о моем браке с Зарубиным. Мне нужно было новое начало, и я ни капли не жалею, что переехала.

А рождение дочери, здоровой малышки и вовсе подарило мне целую новую жизнь. Мирослава — это единственное, за что я ему искренне благодарна.

Все было хорошо, пока не заболела мама. Всю жизнь она отработала на фабрике, не жалея здоровья, а в последний год ее сильно забеспокоили боли в спине. Мотаться по врачам оказалось бесполезно, ее тупо закормили таблетками, что в итоге привело к проблемам с желудком.

Мама долго не говорила мне в чем дело, но я по видеосвязи замечала и осунувшееся лицо, и потухший голос, в котором раньше всегда звенело жизнелюбие.

А в последнее время она стала умалчивать настолько много, что мне стало откровенно страшно. Поэтому я отодвигаю в сторону свои проблемы, связанные с бывшим мужем, и делаю то, что должна сделать.

— Мам, привет! Ты как? — звоню ей по видео связи.

— Привет, Марина. Я нормально, — шершавым голосом отвечает мама. Мое сердце сразу же сигналит, что дальше отсиживаться нельзя. — Вы лучше мне расскажите, как вами поживаете? Как успехи и Мирочки в садике? Скажи ей, чтобы она больше рисовала, у нее красиво получается. Вырастет художницей! — только когда речь заходит про Миру голос мамы светлеет.

— Это точно, раз в неделю покупаю ей новый альбом для рисования, — говорю это под ласковый смех мамы. — Как твоё здоровье? Что врачи говорят?

— А что врачи… Гоняют меня из кабинета в кабинет! Ай, — в своей типичной манере отмахивается мама. — Хоть бы уже сказали, в чем дело. А то сижу на больничном… Кто меня потом обратно возьмет? Не хватало еще перед пенсией остаться без работы…

— Мам, не переживай, хорошо? Я тебе помогу.

— Совсем с дуба рухнула? У тебя ребенок. Какой мне помогать, ты что? Нет-нет, я от тебя ничего не возьму. Да и не слушай ты меня, старую дуру, не думаю, что говорю. Просто боль такая временами бывает, что я превращаюсь в старуху шапокляк, которая только и делает, что жалуется. Сама себя не узнаю́. И что такое со спиной? Вроде не падала, ничего не предвещало, а потом бац и все! Хоть плачь, хоть кричи…

— Давай мы с Мирой тебя навестим, чтобы поднять настроение?

Тут я лукавлю. Моя цель не столько навестить маму, сколько разведать ситуацию с ее здоровьем и дальше либо забрать ее к нам, либо остаться там с ней.

— Ой, дочка… А что, если ты Зарубина встретишь? — без лирических отступлений бьет прямо в лоб мама. — Что, если он про Миру узнает? — она озвучивает мой самый большой страх. — Тебе оно надо?

— Надо, — твердо говорю я. — Мне надо быть рядом с тобой, а остальное… Он же сам тогда сказал, что ему от меня ребенок не нужен. Я же от него ничего не хочу, и даже если он узнает, то, скорее всего, просто пройдет мимо и перекрестится.

В груди разливается настолько сильная обида, когда я представляю себе безразличие Зарубина к дочери, что мне еле удается ее погасить.

— Ой не знаю, дочка. У меня почему-то плохое предчувствие на этот счет. Вдруг он предъявит на нашу девочку права? Ну вот вдруг?

— Нет, мам, — качаю головой. — У него сейчас такая жизнь, которой он ни за что не станет жертвовать ради нежеланной дочери от нелюбимой женщины…



Дорогие читатели! Еще одна горячая новинка нашего литмоба:

Таня Поляк " Бывшего в нокаут"🔥

https://litnet.com/shrt/A4hd

Глава 13.

Дорогие, давайте окунёмся в прошлое Всеволода на момент, когда Мирославе был примерно годик...

Всеволод Зарубин

— Влезать в долги? — Герман Тарасович, мой тесть, смеётся своим фирменным, неприкрыто надменным смехом. А глаза как были нетронуты, так и остались. — Ты именно это услышал в моём предложении помочь любимому зятю?

И снова этот каркающий смех. Коробит и бесит. Но, видя то, как, находясь рядом с нами, Ксю начинает дёргаться от нервов и скоро до дыр истрёт кожу на шее, я молчу.

И так у нас с ней что-то не то.

Заливаю в себя глоток горькой отравы из коллекции тестя, ставлю обратно на стеклянный столик пустой бокал и поясняю:

— Мне помощь не нужна, — коротко и ясно.

А ещё предельно вежливо, вот на грани.

— Ладно, перефразирую, — с азартом в голосе отзывается он. — Помощи ты не хочешь, и я это, честно скажу, уважаю. Сам такой. С нуля поднимался и тоже был гордым. Но… — он делает долгую паузу, которая должна произвести эффект. — Ты когда-нибудь думал о том, каких результатов добиваются люди, у которых есть поддержка близких? Про одиночек всё ясно, — машет рукой он. — Это один путь. А я предлагаю тебе то, о чём сам когда-то мечтал. Чтобы ко мне подошёл человек с мозгами и деньгами, вручил мне их и сказал: вот тебе бабки на развитие, я уверен, что ты правильно их вложишь. К тому же пойми меня, — понизив голос, говорит Зверев, — ты женат на моей дочери. А для отца единственная дочь — это бриллиант! Когда у вас будут свои дети, поймёшь меня. И я хочу, чтобы всё у вас с Ксенией было на лучшем уровне. Вот по-отцовски хочу, — бьёт себя раскрытой ладонью по груди он, — ты меня понимаешь?

— Да что тут непонятного.

В этот момент тесть бросает на супругу взгляд, и та подрывается с места, на котором сидела, рядом с отцом, и подсаживается ко мне.

Льнёт даже, положив голову мне на плечо.

— Тогда пересмотри моё предложение, — вроде как и не нажимает Герман, но с темы никак слезать не хочет.

Старый хрен.

Но я отдаю себе отчёт, что это он сейчас подряхлел — из-за возраста. Раньше, когда у него, помимо огня и желания загребать ресурсы, было ещё и здоровье, представляю, какую суету наводил.

Как бы он ни пытался казаться заботливым тестем, я вижу и по его сжатой челюсти, и по типичной мимике, которая что у него сугубо личный интерес. Да, возможно, о нашем браке он тоже заботится, но о своём кошельке в первую очередь.

— Я тебе гарантирую человеческие условия. Мы же семья, — с этими словами тесть встаёт и выходит из гостиной, на ходу объяснив, что ему нужно отлучиться на минутку.

Стоит ему выйти, как на меня ложится вопросительный взгляд жены.

— Что думаешь, котик? — ласково спрашивает она и подсаживается ещё ближе. — Я ничего в бизнесе не понимаю, конечно, но верю в то, что у моего отца уникальное чутьё на прибыль. А ты так вобще, талант в сфере бизнеса.

Мне остаётся только смеяться и мотать головой.

— Я за него рад, — колко отвечаю супруге. И в последнее время колкостей из меня вырывается всё больше. Иногда мне кажется, что у меня поролоновая жена. — Только мне до этого какое дело?

— Как? — ещё шире распахивает свои и без того большие глаза Ксюша. — Ты же слышал, что папа сказал: мы семья. Он всего лишь хочет, чтобы мы выросли, стали ещё более состоятельными. Поверь, Сева, — тонкая ладонь жены с длинными ногтями ложится мне на плечо, — мой отец единоличник. Но раз он сейчас хочет с тобой поделиться своими деньгами, причём на выгодных условиях, то это огромный показатель того, насколько хорошо он к тебе относится. Я в этом плане даже тебе завидую, — голос супруги начинает дрожать. — Мне, своей родной дочери, он бы никогда так помогать не стал…

— Смотри, Всеволод, — тесть возвращается с папкой, из которой на ходу достаёт бумаги. — Я тебе дам своего поставщика, это проверенный человек, с которым я работаю уже лет пятнадцать, не меньше. Он подождёт аванс до пятницы, — Зверев раскладывает передо мной на столике бумаги. — Это сделка, которую я бы сам не упустил никогда. Но я отдаю её тебе. Окно возможностей узкое: подпишем сегодня-завтра деньги у тебя на счёте. Так что либо сейчас, либо никогда, сынок.

Когда он называет меня «сынок», Ксю вся вытягивается в струну и смотрит на меня восхищённым взглядом. Для неё, как я понимаю, это честь — получить признание от её отца.

— Взамен? — смотрю прямо на тестя. — На каких условиях заем?

— Мелочь, — отмахивается тесть, подталкивая ко мне бумаги. — Это конвертируемый заем. Я уже отметил жёлтым, где тебе поставить подпись. Остальное, так, мелочь для бухгалтерии.

Ручка запотевает в пальцах, потому что я не слепой и уже вижу те огромные цифры, что упадут на счета фирмы.

Но…

Конвертируемый заём — безобидная штука до первого дождичка. Когда случается кризис, он отнимает владение и передаёт контроль кредитору. То есть тот, кто занял бабки, в счёт долга может забрать себе хоть часть бизнеса, хоть весь бизнес полностью.

Это смущает, потому что тесть тёмная лошадка. Но это с одной стороны.

А с другой — я в бизнесе много лет и вряд ли попаду впросак. К тому же такие возможности, правда, на земле не валяются…

Дорогие! Не пропустите новинку нашего литмоба от Маши Деминой, "Токсичные отношения"

https://litnet.com/shrt/K_p1

Глава 14.

Маргарита, наши дни

— Какие вы у меня молодцы! — никак не нарадуется мама нашему с Мирой переезду. — Вам-то места тут хватит со мной? Квартира у меня небольшая, — вздохнув, говорит она.

— Всё отлично, — приобняв её, поглаживаю по напряжённой от нервов спине. — Не переживай, пожалуйста. Мы с тобой тут раньше отлично умещались, помнишь? Мира вон тоже в восторге!

Дочь действительно неожиданно легко приняла переезд. Пожалуй, самым тяжёлым было устроить её в другой садик и договориться о доставке габаритных вещей с нашей прошлой квартиры.

Которую я, кстати, купила на те самые три миллиона, которые мне так настойчиво пихал бывший муж. Сначала не хотела к этим деньгам прикасаться, а потом подумала, что в банке они обесценятся из-за инфляции. Да и мало ли что, своё жильё — это всё-таки, как-никак, безопасность.

Моя следующая задача — это найти квартирантов, которые будут там жить в наше отсутствие.
Сначала я не хотела этого делать — всё-таки чужие люди в своём жилье — то ещё удовольствие. Но краем глаза я увидела мамину выписку, да и с врачом по телефону довелось поговорить.

Всё серьёзно. Впереди куча обследований.

А значит, в городе, в который я зареклась никогда не возвращаться, мне придётся провести приличное количество времени.

Так что пусть квартира будет под присмотром, а я тем временем поищу себе дополнительную работу.

— Мам, мне нужно в пару мест забежать. Я через часика два вернусь, хорошо?

Поцеловав Миру, оставляю её с бабушкой и выхожу из квартиры.

На пустой лестничной клетке я останавливаюсь как копаная, потому что на меня вдруг лавиной свалилось дежавю.
Когда за мной начал ухаживать мой бывший начальник Всеволод Зарубин, именно сюда, на старенькую лестничную клетку, он поднимался с цветами. Предварительно предупредив телефонным звонком или СМС.

Я тогда с ума сходила от стыда, потому что в моих планах, вообще-то, было забыть его после увольнения!

Я не соглашалась с ним встречаться. И букетов не принимала из принципа. Всё заканчивалось разговорами, в которые я вплетала мягкие отказы.

Первый разговор длился пять минут. Второй — десять. Закончилось всё тем, что мы болтали вот так часами. И я окончательно в нём утонула…

Сбросив с себя морок мучительных воспоминаний, я даю себе минутку успокоиться и иду по делам.

Мама не знает, но я ищу себе работу. Да, на переводах я зарабатываю достаточно, чтобы нам с Мирой хватало на жизнь. Но у меня в планах поставить на ноги мать, и, если быть реалистом, — на это понадобятся деньги.

Лишними они точно не будут. Не хочу, чтобы мы с мамой отметали варианты чисто из финансовых проблем.

Но есть проблема.

Я любой ценой буду до последнего избегать призраков своей прошлой жизни. Не хочу, чтобы кто-то из давних знакомых меня начал расспрашивать о жизни, либо начал пересказывать мне, как всё распрекрасно у Зарубина.

А значит, и появляться в принадлежащих ему организациях я не должна. Только как это сделать, если из последних новостей, которые я прочла в городском паблике около двух лет назад, был указан целый перечень фирм, принадлежащих Зарубину и Звереву? Бизнес-партнёрам, которые наш город подняли на ноги.

Это была огромная проплаченная статья и, конечно же, с фотографией, на которой мой бывший муж светился от гордости.

А я тогда задала себе вопрос: он про меня хоть иногда думает? Не в романтическом ключе, а по-человечески. Он ведь растоптал меня, а сейчас живёт жизнь статусного бизнесмена, которому принадлежит целый город…

Бог с ним. Всё, чего я хочу — это не попасться в его поле зрения и влияния.

Задача так себе, но выполнимая.

Есть одна сфера, куда их руки не дотянулись, и именно туда я и планирую устроиться. Последние несколько дней я по электронной почте общалась с администратором кол-центра, и тьфу-тьфу, никакие нити не связывают их с моим бывшим мужем и его новой семьёй.

До кол-центра я решаю доехать на автобусе. Причина проста, хочется всё-таки посмотреть, как живёт твой город. А поездка на автобусе — считай, бесплатная экскурсия.

Но не успеваю я удобно расположиться на сиденье, как в нескольких остановках после моего дома в автобус заходит женщина.

Что-то в её облике сразу же меня коробит. Даже не так. Триггерит!

Потому что эта женщина — двойник моей бывшей свекрови Ии Аркадьевны.

Но где Ия Аркадьевна, мать такого большого предпринимателя, как Зарубин, где — городские автобусы, к которым еще и по лужам добираться надо?

Это, наверное, просто совпадение. Знаете, такое, когда кажется, что судьба над тобой насмехается.

— Девушка, возьмите деньги за проезд! — меня холодный пот прошибает, когда двойник Ии Аркадьевны вдруг начинает говорить её голосом.

И не только голосом, но и тоном. Противным, злым и надменным. От которого у меня в груди начинает трепыхаться сердце, словно я не в автобусе, а в клетке со львами.

Распахнутыми в ужасе глазами я изучаю её внешний образ. Ну да. Точно она! Пальто в её стиле, солнечные очки в причёске, макияж «вырви глаз». Да и сумочка на плече — та, которую мы со Всеволодом вместе ей на день рождения выбирали.

Она тогда, помню, ещё едко мне сказала, что вкуса у меня нет, но подарок возвращать она не будет, чтобы не расстраивать сына.

Поэтому я эту сумку так хорошо запомнила. Хотела от души её порадовать — наивная.

— Женщина, я вам повторяю: здесь не хватает! — даёт бывшей свекрови отпор кондуктор и возвращает ей горсть мелочи, которой та пыталась расплатиться. — Не хватает на проезд, говорю!

— Пересчитай!

— Два раза уже пересчитала. Не хватает. Нужно добавить!

Казалось бы, в чём проблема — добавить на проезд несколько рублей? Но, оказывается, для моей бывшей свекрови это действительно проблема.

— Мне только до городской поликлиники, — голос бывшей свекрови становится мягче ваты. — Выручи, дочка, а?

Сказать, что я в шоке — это не сказать ничего!

Глава 15.

Кондуктор Ию Аркадьевну выручает, но благодарность той длится меньше пары секунд.

Как назло, она направляется в ту часть автобуса, где сижу я, и, пристыдив двух девочек-подростков, прогоняет их с места, объясняя это тем, что ей, как женщине с больными ногами, нужно больше пространства.

И это сиденье находится, барабанная дробь, прямо передо мной!

Тяжело опустившись на него, моя бывшая свекровь сразу же достает из сумки телефон и кого-то набирает.

Я запихиваю в уши наушники и открываю проигрыватель в телефоне, чтобы врубить музыку на полной громкости, потому что её разговоры слушать я не хочу. Мало ли там проскочит что-либо про бывшего мужа...

Потому что не так много вариантов людей, с кем она может общаться.

И зуб даю, наверху пирамиды будет её сын.

— Сева, сынок! — раздается за мгновение до того, как я успеваю нажать на кнопку проигрывателя.

А дальше всё.

Ступор.

Палец замирает в воздухе.

Я не могу описать это странное ощущение, но знать, что на другом конце провода сейчас находится мой бывший муж, — невыносимо. В груди поднимается паника.

У меня даже сердце биться по-другому начинает.

Что со мной происходит?..

— Сынок, ты меня слышишь? — орет на весь автобус бывшая свекровь. — Прокля́тый телефон, ничего не слышно…

Я уже всерьёз подумываю выйти на следующей остановке, чтобы не подвергать себя самой что ни на есть настоящей пытке. А может, и опасности.

Кто знает, как семейка Зарубиных отреагирует, когда станет известно о моей девочке Мирославе?

Подлые люди часто делают подлые вещи просто потому, что могут.

— Сейчас поставлю тебя на громкую связь, ничего не говори пока.

О боже, да она издевается. Я чувствую, как к лицу приливает кровь, щёки покалывает, а губы моментально пересыхают.

Я бы, наверное, умерла, если бы мне пришлось столкнуться с бывшим мужем в реальной жизни, учитывая, что я так сильно боюсь момента, когда всего лишь услышу его голос.

— Сынок! Слышно меня?

— Слышно, — спокойно отвечает ей Всеволод.

Меня от одного его голоса подбрасывает на месте. Зажмурив веки, я стараюсь отвлечься и думать о чем-то другом. Но не могу.

Меня насквозь пробрало одним только звуком его голоса. Он опутал меня и проник под кожу. Господи, неужели я настолько его не забыла? А как же «с глаз долой — из сердца вон»?

Нет, я перед ним лужицей не растекусь ни при каком раскладе, но…

В груди поднимается тревога такой силы, что, конечно, о любви никакой речи не идёт. Ему скорее подходит роль палача, который меня уничтожил.

Вот я на него и реагирую как на катастрофу.

— Слушай, я тут это самое, в автобусе еду. Ты бы меня мог на обратном пути забрать? А то я… — понизив голос, насколько это возможно, она говорит: — у меня денежка кончилась.

Никогда в жизни я не ожидала услышать от свекрови такие слова. Ещё и в такой формулировке… детской. Что за слово такое «денежка»? Или чтобы просить у сына финансовой поддержки ей теперь приходится унижаться?

Каким бы ни был мой бывший муж, но на такое он неспособен.

— Да, конечно, — отвечает ей Всеволод, и я опять на его голос реагирую самой настоящей тахикардией.

Снова посещает мысль выскочить на ближайшей остановке. Я физически не могу выносить присутствие их семьи рядом.

— Спасибо, сынок, — голос Ии Аркадьевны становится веселее. — Как у тебя дела сегодня, как работа? А то ты что-то редко стал мне звонить, я же переживаю. Старая у тебя мать. Старая…

Что-что, а причитания свекрови со временем не изменились. Старость и её скорая смерть всегда были аргументами номер один в любых наших с ней конфликтах.

Чуть что она хваталась за сердце и говорила, что вот на ее похоронах мы поймем, кого потеряли.

— Всё нормально, — в голосе бывшего мужа внезапно появляется металлическая нотка. — К слову о работе мне пора. Позвони, когда будешь выходить из поликлиники, я подъеду.

— Сева… — впервые в жизни я слышу в голосе Ии Аркадьевны неподдельное переживание.

Странно.

— Мне пора, — всё так же жёстко говорит с ней Зарубин, а у меня от удивления аж глаза на лоб лезут.

Никогда на моей памяти он так не общался со своей матерью. Никогда.

Неужели ставленница свекрови Ксения оказалась в роли жены сильнее меня и вытеснила её из брака со Всеволодом?

Почему-то от этой мысли мне становится холодно.

Причём холод этот идёт изнутри и морозным узором оплетает моё сердце.

У них всё так хорошо, что теперь в жизни сына для Ии Аркадьевны даже не находится места? И что случилось с её деньгами? Давно она просит их у Всеволода в такой форме? При мне он просто регулярно пополнял её счёт, его деньгами она пользовалась, мягко говоря, смело.

А тут прям выпрашивает.

— Девушка?

Непонятно всё это, но я себе напоминаю, что меня не касается происходящее в семье Зарубиных. Лучшее, что я могу сделать — это держаться от них подальше.

— Девушка?!

Мне стыдно за то, как я реагировала на голос бывшего мужа. Голос! Искажённый телефонным соединением, и всё равно я едва совладала с эмоциями.

И что хуже всего, его скупые фразы слышались мне родными. Родными! Да я, наверное, тронулась, вот и все...

— Девушка, вы глухая?! — отвожу взгляд от окна и сталкиваюсь со взглядом свекрови. — Я не вижу, сколько у меня осталось батареи на телефоне, можете посмотреть? А то мне потом еще сыну звонить!

С этими словами она протягивает мне свой старенький смартфон с разбитым экраном. Удивительно, но я его помню ещё со времён, когда была её невесткой.

Пульс бешено стучит по вискам. Я не понимаю, почему она ко мне пристала. Издевается? Либо просто не узнала?..

Дорогие читатели! Приглашаю вас в новинку от Марии Летовой "Не отпускай"

https://litnet.com/shrt/b1vG

Глава 16.

— Девушка?! — её голос не изменился и всё с тем же подтекстом: ей все должны, режет слух. — Ну молодёжь пошла, ты посмотри! Какое неуважение — уже старому человеку помочь в тяжесть!

Клянусь. Вот клянусь, если бы от меня не зависело будущее спокойствие моей маленькой семьи с Мирославой, я бы прямо сейчас опустила шарф и открыла своей бывшей свекрови лицо.

Но мне есть что терять. Как подумаю, что Зарубины могут потянуть свои руки к моей дочери, так по спине мороз пробегает.

Поразмыслив, решаю, что изменить маршрут мне будет намного легче, чем открыть ящик Пандоры.

Да, Всеволод ясно дал мне понять, что ему от меня дети не нужны…

Тех его жестоких слов я не забыла и не забуду никогда. Они до сих пор бурлят во мне лавой, что вот-вот подберётся к толстой каменной корке на поверхности вулкана, и тогда…

Нет, это мои фантазии. Я, как живой человек, всего лишь хочу правосудия, в котором добро побеждает зло. Но это утопия.

В реальности же мне приходится думать. Много думать, в том числе наперёд — на ближайшие десятилетия жизни моей дочери.

И именно во времени таится опасность... Бестолковые отцы и через двадцать лет вдруг становятся рады детям, о которых раньше даже не думали.

Пусть я и не думаю, что этот сценарий применим к нашему случаю, рисковать я всё равно не буду.

Поэтому молча поднимаюсь с места, так и не раскрывая бывшей свекрови своей личности, и на ближайшей остановке выхожу из автобуса.

Выдохнуть у меня получается, только когда громоздкий, шумный автобус снова трогается. Я поднимаю лицо к небу и делаю глубокий вдох. Оказалось, мои раны намного свежее, чем я думала.

А значит, мне придётся быть ещё более осторожной…

— Маргарита? — голос бывшей свекрови раздаётся слишком близко. — Маргарита Смирнова, это ты, что ли?!

Смирнова… Как официально. Словно я не была ей в течение пяти лет невесткой, которая отчаянно пыталась угодить всем капризам женщины, родившей на этот свет её любимого мужчину.

Ия Аркадьевна стоит у меня за спиной, и не успеваю я дёрнуться, чтобы, прибавив шагу уйти, как её пальцы обхватывают мой локоть.

— Я тебя по взгляду узнала, — удовлетворённо произносит она. — Только ты, из всех людей, которых я когда-либо встречала, на меня смотрела так, как будто я чудовище. С дрожащим блеском в глазах. А ведь я тебе никогда ничего плохого не сделала! Как перед иконой говорю…

И тут, на этом самом месте, моё терпение летит к чертям собачьим.

Я разворачиваюсь, убирая от лица шарф, и смотрю на неё сверху вниз. Раньше она носила каблуки и вышагивала с идеально ровной осанкой.

Была, как она сама себя называла, породистой женщиной. А теперь передо мной стоит сгорбленная старушка, от которой даже пахнет чем-то затхлым.

— Здравствуйте, — спокойно произношу я, напоминая себе, что передо мной старая и, судя по всему, больная женщина.

Пару мгновений бывшая свекровь, не стесняясь, осматривает меня с ног до головы, как бы оценивая мой внешний вид.

— Я так и думала, что ты без моего сына уже не поднимешься, — поджав губы, говорит она. — Одежда непойми какая. Зато хоть пополнела, смотрю! А то раньше ходила как суповой набор. Вон, бёдра хоть округлились — на женщину похожа стала!

На моменте про округлившиеся бёдра я перестаю дышать, потому что если в моей фигуре и есть заметные изменения, то только благодаря тому, что я родила.

Внучку. Этой женщине, которая видит во мне ничтожество.

— Ну что молчишь, красавица? — ехидный смех бывшей свекрови пронзает до костей. Она не изменилась ни капли. — Рассказывай давай, как тебя обратно в наши края занесло? Сплетни кто-то на хвосте принёс, да?

С напускным спокойствием, чтобы не дай бог эта коварная женщина ничего не начала подозревать, говорю:

— Слухами земля полнится, Ия Аркадьевна. Я здесь проездом, — пожимаю плечами. — Надо было разобраться с бумагами.

— Вот как! — её глаза впиваются в меня насмерть. — Надеюсь, что не врёшь, и правда, как с бюрократией разберёшься, уедешь восвояси. Тебе здесь делать нечего!

— Ничего себе заявление, — я не скрываю в своём голосе насмешку, потому что считаю заявление бывшей свекрови глупым.

— Нормальное заявление! — с напором отвечает она и выглядит как капризная помещица, которая вот-вот топнет ногой от недовольства. — Предупреждаю сразу, — грозит мне в воздухе пальцем она, — чтобы к сыну моему на пушечный выстрел не подходила!

Её заявление я встречаю смехом. Причём даже не злым, а таким, который идёт от души. Зато мне хотя бы не надо беспокоиться о том, что она проболтается Всеволоду.

— Вы ведь за этим из автобуса и выбежали, да? Чтобы догнать меня и облить помоями?

— Милая, я тебя умоляю, кто тебя помоями обливал? Не смеши! — прикладывает ладонь к пышной груди она. — Побойся бога, Маргарита! Всё тебе не так, никогда ничем не угодишь!

— Я бежал за вами три дня и три ночи, чтобы сказать, как вы мне безразличны…

— Что ты там себе под нос бормочешь?

— Расслабьтесь, Ия Аркадьевна, — открываю сумку, достаю кошелёк. — Мне ваш сын просто не нужен. Он для меня мёртв. Причём давно.

— Типун тебе на язык! — искренне возмущается она. — Да мой Сева...

— Всего доброго, — беру её за руку и вкладываю в ладонь мелочь. — Это на билет.

— Ах ты… — бывшая свекровь краснеет, понимая, что я слышала её ссору с кондуктором.

— Давайте вот на чём сойдёмся: я вас не видела, и вы меня не видели. И ещё, если где-нибудь, когда-нибудь меня увидите, ради бога, сделайте вид, что не узнали. Давайте не будем друг друга мучить? До свидания, Ия Аркадьевна...

Ну что, дорогие🔥

Прежде чем произойдёт встреча Маргариты и Всеволода (а она вам понравится, это 100%🔥просто поверьте коварному автору 😈), нам нужно заглянуть в голову Всеволода.

С вас совсем немножко звёзд, чтобы на книге получилась круглая цифра ⭐️1000 звёзд⭐️

Глава 17.

Спасибо за звездочки)

А вот и обещанная глава... Приятного чтения!

События из главы происходят примерно за год до того, как в город вернется Рита.

Всеволод Зарубин

Я понял, что всё пошло по одному месту, когда мне срочно понадобился второй транш.

Тот самый охрененный и проверенный поставщик тестя сорвал мне несколько поставок подряд.

Ни одну, и ни две. Что повлекло не только финансовый, но и репутационный урон.

Я тогда несколько месяцев существовал как во сне. Окружающая действительность казалась мне нереальной.

Я по-другому веду бизнес. По-другому работаю. Гарантия сто процентов — это моё мотто. Поправка: это было моим мотто.

Я тупо взял и подвёл своих самых крупных покупателей, кучу людей, с которыми у меня, помимо бизнес-отношений, были выстроены ещё и приятельские.

Это как-то надо было исправлять.

Тогда мне понадобилась ещё одна крупная сумма от Зверева. И вот тут-то он показал своё истинное лицо.

Если первую сумму он мне буквально в глотку заталкивал, рассказывая о преимуществах, то за второй транш он решил взять с меня сполна.

Условия конвертируемого займа, который и так снился мне в кошмарах, стали ещё более драконьими.

Но выкручиваться надо было, и делать это быстро, пока ещё можно было что-то исправить. Зверев захотел больше акций — я пошёл навстречу. Вернее, у меня тупо не было выбора. Фирму надо было спасать — вот, без преувеличения, спасать.

И ровно в тот момент я прозрел. Понял, в какую огромную жопу я загоняю бизнес, который строил так долго. Потом — кровью, бессонными ночами, ограничениями и жертвами.

У меня было много бессонных ночей. Настолько много, что тёмные мешки под глазами стали моими спутниками. Частью образа, дополняющей вечно недовольный вид.

Пока Зверев методично ставил меня в зависимость от своих денег и, как стремный гигантский кальмар, своими щупальцами загребал всё больше акций и наращивал контроль внутри моей организации, его дочь прекрасно отыгрывала свою роль.

И это была роль невинной овечки, которая была готова на всё. Вот на всё, чтобы только я не сопротивлялся её отцу.

— Сева, — голая Ксения отсела от меня и попыталась скрыть разочарованный голос натянутой улыбкой. — Я тебе больше не нравлюсь? Может, мне что-то нужно в себе изменить? Не знаю… похудеть? Загореть? Увеличить грудь?

— Ксюх, — я так задолбался, что тупо запрокинул голову к потолку. Сил врать не было и подавно. Да и ей не надо врать, она и так всё схавает, как бы ужасно это ни звучало. — У меня не стоит не потому, что у тебя что-то не так с сиськами. Я просто не хочу. Ясно? — вышло жёстко, но и я не робот.

Что ещё говорить? Как может хотеться секса, когда цель моей жизни, детище, летит в тартарары? И это я ещё цивильно выражаюсь.

— Что я могу для тебя сделать? — покорно спросила меня жена. — Может, нам поискать… другую?

До меня не сразу дошёл смысл её слов.
— Что? — обернулся на неё через плечо. — Другую? Я не понимаю, о чём речь.

— Девушку. Я не против, если тебе нужен кто-то ещё, чтобы… у вас, мужчин, своя физиология. Вам нужна новизна. Я… я всё понимаю, правда.

— Ты не против того, чтобы я завёл любовницу? — мне показалось, что, походу, от недосыпа мозг начал глючить.

— Я удивлена, что у тебя до сих пор никого нет. А если и есть, — Ксения махнула рукой, мол, мелочь, — можешь не скрывать. Я не обижусь.

Тот разговор был унизительным и, что немаловажно, показательным. Я смотрел на свою вторую половину и понимал — Ксения Зарубина мне не жена.

А вот Рита была женой. Настоящей. Заразой, конечно, с характером таким, что ого-го. Не подходи — обожжёт. Шрам от её туфли до сих пор красуется на лице, и по прошествии времени я понял, что ношу его с гордостью, что ли.

Она была настоящей, полной страстей, настоящей стихией, а не поролоновой пустышкой, как Ксения.

Стоило только подумать о бывшей жене — и вуаля, проблема с потенцией испарилась. С ней бы я не точил лясы. Не дал бы ей даже рта раскрыть и сразу же нашёл бы ей применение.

Когда на пресмыкающееся поведение Ксении наложилось ну просто навязчивое желание обладать Ритой, меня прорвало. Я орал, высказывая Ксюхе, что думаю про нее и наш брак. Причем делал это, не подбирая слова.

Закончилось всё скандалом, после которого жена под покровом ночи умчалась к своему плотоядному пауку-папаше.

И вот тогда Герман Тарасович перестал скрываться. Пользуясь положением, он внедрил в мою фирму своих людей, и за один день всё управление де-факто утекло к нему в руки.

Потом подтянулись юридические рычаги.

И вот тогда я остался, как говорится, всего лишь лицом. Без права голоса и доступа к кошельку компании.

Сильнее удара представить трудно: ощущение было такое, словно мне вспороли живот и вытянули оттуда все кишки. Медленно и у всех на виду.

На внеочередном собрании меня сняли с должности генерального директора. И, что самое голимое, — это был абсолютно легитимный процесс. Я даже вякнуть не мог, не то чтобы набить пару отожранных лиц.

К слову, как только меня отодвинули от дел, проблемы с поставщиками прекратились, и бизнес снова задышал. Причём полным ходом пошёл рост, для которого всё сделал я.

Я! Человек, который теперь стал никем. Нулём. Посмешищем без права на голос.

Но контрольный выстрел Зверев осуществил с особым коварством. Я бы, из принципа, из фирмы никуда не ушёл. Потому что я из другого теста и не сдаюсь, даже когда пипец, как хреново.

Герман, чёрт поганый, это понимал. Знал, что теперь, когда я понял, какой он ублюдок, буду искать способ отыграться.

Меня уволили. Из моей же фирмы, которую я сделал из воздуха! Нет, не так. Из говна я её сделал. Из пыли. Своей головой и руками.

А меня уволили. По утрате доверия, мать их. Хотя, конечно же, кучка юристов Зверева просто нарисовала повод.

Глава 18.

Всеволод Зарубин

В прихожей обшарпанной и убогой квартиры, где я сейчас живу, перекантовываясь на дешёвой скрипучей мебели, воняет сыростью, пылью и социальным дном, на которое я упал с высоты, о которой раньше мечтал.

На которую пахал, как сволочь. Годы жизни положил и, наверное, на немалое количество лет свою жизнь сократил.

В зеркале с пятнами ржавчины я вижу своё отражение. Отражение человека, у которого было всё, но которому, как примитивной обезьяне, захотелось больше.

Больше денег. Больше власти. Больше всего, чего только можно хотеть.

Насмехаюсь над самим собой. Рот растягивается в зловещем оскале.

И в жернова своих амбиций я бросил невинную Риту — самого лучшего и чистого человека в своей жизни.

Если выражаться русским языком, то я — чмо. Чмо. За что боролся, на то и напоролся.

До работы ещё пара часов, сна ни в одном глазу. Да и как я могу спать, когда мне надо срочно думать, как выплыть из болота под названием банкротство — морального и фактического? За развод со своей дочерью Зверев наказал меня как врага. Потянул за все нити, задействовал все ресурсы.

Теперь я, если выражаться культурно, вернулся в начало пути. В отправную точку.

Только всё это никому не нужная лирика, потому что начинать жизнь голожопым в двадцать лет — это не то же самое, что начинать её за сорок, когда у тебя когда-то уже было всё.

И ты это «всё» не просто пустил по ветру. А сначала сломал, растоптал, а потом выкинул за порог как мусор.

Выключаю свет в крошечной, тесной до невозможного прихожей и, прежде чем сесть в тачку, закуриваю. Это тоже было привычкой для, как я сам думал, быдла. А теперь… курю много и самое копеечное.

А потом по пустым улицам ночного города я еду туда, куда меня тянет как магнитом.

Сжимаю руль до скрипа, пока воспоминания накатывают друг за другом, словно лавины.

Я поступил с Ритой как скотина, говорил ей слова, которые мог сказать только моральный урод.

Что было у меня в башке? Что?!

Я был опьянён успехом — вот что. Как сейчас помню это непроходящее ощущение всесилия и как оно вытеснило из моей головы правильные моральные ориентиры.

«Я тебе даже на похороны открытку не пришлю!» — правильно она тогда сказала. И правильно, что защищалась от меня до последнего.

С мозгами, которые у меня сейчас, я бы себе из прошлого надавал по башке, чтобы мозги из пятой точки мигрировали обратно в черепную коробку.

Но после драки кулаками не машут, и всё, что мне остаётся — это стоять у неё под окнами.

Поправка: не у неё, а у её мамы. Должна же Рита когда-то тут объявиться.

И вот я жду этого момента до тремора в конечностях. Меня трясёт, как запойного алкаша на следующий день после пьянки. Я дико хочу её увидеть, чтобы… Для начала просто увидеть.

А потом…

Тут я начинаю ржать в голос и выхожу из машины, чтобы снова закурить. Гребаная отрава загонит меня в могилу, хотя я там и так уже по пояс как минимум.

Поднимаю глаза к окнам бывшей тещи и вспоминаю, как ухлёстывал за Ритой, когда она мне понравилась. Что-то в ней было такое, отличающее её от остальных.

Сначала я не понял, как так вышло, что девушка, попавшая ко мне в подчинение совершенно случайно стала главенствовать в моих мыслях. Бред какой-то.

Думал, пройдёт. Потому что, опять же, с моим расписанием играть в любовь было не вариантом — от слова совсем.

План сработал.

Я не просто в неё влюбился, а запал на неё как пацан. Ночами мечтал, но не о том, как буду с ней спать, а хотя бы о том, как впервые ее поцелую. Как будто я был задротом- девственником, который никогда голую бабу не видел.

Чуть позже, когда бессонные ночи мне надоели, я на нее надавил. Хотел, пользуясь положением, склонить её к отношениям. Какая секретарша не хочет, чтобы заряженный баблом начальник сделал её своей?

Рита не хотела. Более того, она искренне оскорбилась.

И дальше мастерски меня отшивала. Вежливо, правильными такими словами. Всё пыталась отпихнуть во френдзону. А я — никак.

И уже потом моё ухлёстывание за ней превратилось в ухаживание с большой буквы, потому что за ней надо было именно ухаживать.

На мгновение отвлекаюсь от окна, за которым ещё темно и не горит такой долгожданный свет кухонной лампы.

Смотрю на экран — 05:55 утра.

Рита любила вставать в шесть утра и пить кофе, при этом глядя в окно на просыпающийся город.
На это и расчёт. А я ещё мимолётом, в многотысячный раз, прошерстил все соцсети в поисках… да сам не знаю чего.

Вдруг у неё мужик?

Дети от него?

Или, что хуже, она счастлива без меня?

На этом месте становится так погано, как будто Рита мне изменяет. Когда я представляю её с другим, кровь закипает до невозможного — я аж расстёгиваю куртку.

06:00. Жду.

06:05. Всё ещё пустое, холодное окно.

С чего я вообще взял, что она вдруг приехала к маме? Дебил. Докурю и уеду.

06:29. Ещё минуту померзну — и точно уеду.

Щёлк. Вспышка света в том самом окне заставляет время замедлиться.

В окне — фигура. Тоненькая, похожая на Риту.

И вот белая занавеска плавно отодвигается, а я дышать перестаю.

Она. Точно она. Значит, вернулась…

Эта мысль радостно бьётся в голове, подталкивая меня к… к чему? Хороший вопрос.

Зачем я ей нужен? И хочу ли я, чтобы она видела меня таким? Неудачником на дне?

Становится горько. Горше, чем после аферы Зверева. Он-то меня обманул — это понятно.

Но самую большую потерю в своей жизни я обеспечил себе сам. Этими же руками...

Глава 19.

Я не сразу понимаю, что разбудило меня посреди ночи. Смотрю на часы — время совсем раннее. А я понимаю, что больше уже не усну.

Смотрю в потолок, на который попадают слабые лучи уличных фонарей, и на меня буквально наваливаются воспоминания.

Я точно так же лежала в этой кровати и не спала ночами, думая о Зарубине. Боже, а ведь я его любила с такой невероятной силой…

Он не заслуживал этого. Не заслуживал моей преданности, моего терпения, не заслуживал меня.
Единственное, за что я ему благодарна — это за Мирославу. Чем больше я за ней наблюдаю и чем больше знакомлюсь со своей доченькой, изучаю её личность, тем больше сил на прощение бывшего мужа в себе нахожу.

В какой-то степени я даже верю, что судьба свела нас для того, чтобы я родила Мирославу. Она особенная девочка.

Мой смысл жизни.

Без неё… даже не знаю, как бы я пережила развод, который стал ударом ножа в спину. А она дала мне силы и сделала счастливой мамой.

Повертевшись с бока на бок, я снова проверяю время. Почти полседьмого утра, а сна уже ни в одном глазу.

Раньше я любила вставать в это время, заваривать себе кофе и не спеша пить его, прислонившись к прохладному кухонному окну.

Тихо, чтобы никого не разбудить, я иду на кухню в халате, наброшенном поверх пижамы. Завариваю себе кофе — к слову, самый обычный, растворимый, но почему-то дома у мамы он получается самым вкусным. Ничего вкуснее я никогда не пила, ни одна кофейня не сравнится.

Добавляю в напиток немного молока и, с удовольствием вдохнув аромат, медленно шоркаю тапочками в сторону окна.

Отодвигаю занавеску, и…

Сердце вдруг с такой силой ударяется о рёбра, что приходится, на всякий случай, сесть на подоконник. Он небольшой, и я не столько на нём сижу, сколько прислоняюсь.

Что это было?

— О нет…

На меня вдруг накатывает ещё с десяток воспоминаний. В этом самом дворе, на который выходит окно маминой кухни, часто оставлял свою машину Всеволод.

Помню, стоило мне заметить её в окне, как через несколько минут в дверь раздавался звонок.

Я тогда была такая счастливая. Наивная. Хотя и ежу было понятно, что наши отношения — мезальянс, и рано или поздно разница в восприятии мира станет расколом.

Так оно и вышло. Причём на ранних стадиях наших отношений даже моя мама говорила мне об этом, а уж Ия Аркадьева вообще говорила об этом при любой удобной возможности все годы нашего брака.

Надо же, как странно вышло, что я только вернулась и сразу же столкнулась именно с ней, с последним человеком в этом мире, с которым я хотела бы общаться. Даже мимолетом.

Но что меня поразило ещё больше — это очевидное падение её статуса. Не моё дело, почему вдруг у Ии Аркадьевны случилась просадка по деньгам, но, кажется, это бумеранг.

Ведь она очень любила попрекать меня тем, что я… как мне там Всеволод сказал? «Голожопая»?

Сейчас это вызывает у меня улыбку, потому что я считаю себя зрелой и закаленной личностью. С мозгами у меня всё в порядке, в профессии я реализовалась. Завтра как раз выхожу на вторую работу.

Но тогда он ударил меня очень сильно, по самому больному месту. А добила свекровь.

Бог с ней. Не знаю, какая кошка между ними с сыном пробежала и почему Ия Аркадьевна настолько сильно урезана в финансах, но думаю, простая смертная жизнь сделает её добрее.

Беглым взглядом осматриваю двор. Удивительное наблюдение, почти все машины я здесь узнаю, кроме одной — белой.

Возле неё словно каменное изваяние стоит фигура. Мужчина в чёрном курит…

— Привидится же! — тихо бурчу себе под нос, потому что фигурой и силуэтом это чистый Зарубин.

Но бывший муж к курению относился всегда крайне отрицательно, поэтому можно выдохнуть.

— О, ранняя пташка! — на кухню не спеша заходит мама. Из-за боли в спине её движения скованы, видно, как аккуратно она делает каждый шаг. — Что там в окне интересного?

— Да ничего такого, — отвечаю ей, а сама перевожу взгляд обратно на белую машину.

Нет, Зарубин не курит. Да и машина очень не похожа на те, которыми увлекался бывший муж. Простенькая какая-то, хотя в машинах я не разбираюсь от слова совсем.

— Я помню, как ты раньше так же у окна ждала бывшего мужа, — мама принимает свои утренние таблетки.

— Это было давно и не правда, — стараюсь улыбаться, а у самой сердце не на месте.

— Хоть бы так, девочка моя… хоть бы так…

В этот момент мне не до слов мамы.

Мужчина, издалека похожий на Всеволода, который на протяжении нескольких минут смотрел на наш дом, наконец садится в свою машину.

А потом разворачивается точно таким же маневром, как это делал мой бывший муж. Один в один — у меня аж дрожь по телу пробегает.

Всеволод учил меня вождению сам; с инструктором я ездила только перед тем, как сдать экзамен, и поэтому то, как бывший муж обращается с машиной и как выполняет маневры, я знаю наизусть.

— Рита? — оказывается, всё это время мама стояла рядом. — Ты как будто привидение увидела.

— Надеюсь, что нет, — пытаюсь унять бешено бьющееся сердце. — Очень надеюсь...

Дорогие читатели!

Приглашаю вас в еще одну историю про мужа, который слишком много на себя взял, и как итог стал бывшим))

Бумеранг судьбы гарантирован!

“Бывший муж. А кто теперь кому не пара?”

Читать первыми по ссылке: https://litnet.com/shrt/dS5Q

Глава 20.

Всеволода я выбрасываю из головы и запрещаю себе о нём думать. Прошлое — в прошлом. Да и не мог тот человек, что в утреннем тумане напоминал его, быть Зарубиным.

Смысл жениться на породистой, как бы выразилась свекровь, дочери магната, чтобы выслеживать меня? Аж самой смешно.

Да и откуда ему знать, что я вернулась и нахожусь конкретно в доме матери? Ия Аркадьева точно бы не рассказала ему о нашей встрече, что, безусловно, к лучшему.

Из мыслей меня вырывает стон матери. Стон боли. Я срываюсь с места и несусь к ней в спальню, ломая ноги.

— Мам? — дрожащей рукой включаю ночник, на дворе уже, считай, ночь. — Мам, что с тобой?

— Рита, дай воды, пожалуйста… а я пока попробую повернуться набок.

Хочется спросить её, что значит «попробую», но я делаю, что просила мама, и приношу ей стакан воды. А у самой мысли об одном.

— Спина меня доконает! — жалуется мама, пока я помогаю ей подняться и присесть на кровати. — Ай, больно как, зараза…

У неё на глазах проступают слёзы.

— Давай скорую? — настаиваю я. — Это не дело. Ты спать нормально из-за боли не можешь.

— А работа? Дочь, ну о чём ты… Сейчас я таблеток выпью. Где они? — мама пытается повернуться.

Такое простейшее движение приносит ей боль, из-за которой у неё меняется выражение лица. Ощущение такое, будто она прислушивается к каждому движению, чтобы, не дай бог, не навредить себе.

Глядя на неё, я отчётливо понимаю две вещи: во-первых, мама не говорила мне всей правды о своём состоянии, и всё намного хуже, чем я думала. Во-вторых, необходимо срочно принять меры.

Она привыкла к сильной боли, научилась с ней жить и поэтому в полной мере не понимает, в какой опасности находится.

— Мам, хватит травить себя таблетками! — мой голос становится жёстче, но я не кричу, чтобы не обижать маму. Она не виновата, что слишком сильно боится потерять работу. — Лекарства ничего не исправят, а в лучшем случае только усыпят твою боль, и то ненадолго. Но разве это выход? К тому же ты сама жалуешься, что они тебе не помогают так, как раньше.

— Не надо скорую.

Мама такая же упрямая, как и я, стоит на своём до последнего. Но это не та ситуация, где нужно проявлять упрямство!

— Запишусь к семейному.

— Ага, и та пропишет тебе больше таблеток, — взрываюсь я, встаю с кровати и достаю из кармана халата телефон. — Не вставай, — набираю номер скорой и жестом показываю маме, чтобы оставалась на месте. — И не волнуйся.

Мама, конечно, не хотела быть, как она сама сказала, «обузой», и до последнего уговаривала меня отменить вызов. Но когда приехавшие в составе скорой помощи врачи замельтешили вокруг неё с неподдельным волнением, она сдалась.

Следующие несколько дней мы с Мирославой ездили навещать бабушку, чтобы поднимать ей настроение.
Обследование намечается серьёзное, мама вся на иголках, поэтому мы с дочерью приезжаем к ней порадовать и повеселить, насколько это возможно.

Чтобы всё прошло быстрее, я была вынуждена пойти против своих убеждений и дать главврачу взятку. Крупную. Не хочу, чтобы моя мама чувствовала себя брошенной и ещё более уязвимой.

Врач нехотя принял деньги, и пообещал, что всё будет сделано наилучшим образом.

Со спокойным сердцем я поехала домой. Деньги можно заработать, а сейчас главное — это мама.

Но нехватка финансов ударила по мне быстрее, чем ожидалось. И в день, когда мне нужно было выйти на смену в кол-центре, я не смогла оплатить дочери няню.

Абы кого нанимать я не хотела, а проверенный человек за свои услуги берёт больше, чем я могу позволить.

Пришлось прямо говорить об этом начальству, и мне пошли навстречу, в этот один-единственный раз.

— Зайка, — присаживаюсь перед Мирославой на корточки и приглаживаю её выгоревшие еще летом, на солнце, белые волосы. — Мы сейчас поедем ко мне на работу.

— Ура! — хлопает в ладоши дочь. — Я могу взять с собой краски? И альбом?

— Можешь, но надо будет вести себя тихо. Ты у меня девочка взрослая и послушная, правда?

— Ага! — по глазам дочери вижу, что ей не терпится поскорее прокатиться на мамину работу.

— Договорились.

Собирать дочь мне не приходится, потому что она сама с радостью пакует свой розовый рюкзачок. Всю дорогу от дома до работы мы проводим за разговорами.

Мира — умная девочка, и я не могу не замечать, что даже в таком нежном возрасте у неё проклёвываются зачатки аналитического мышления. И именно такое было у её биологического отца.

Иногда на меня накатывает грусть из-за того, что у неё мог быть достойный, вот, правда, достойный отец. Но тут ключевое слово — «бы», потому что Всеволод детей не хотел.

От меня, не ровни, как бы сказала свекровь, не хотел…

А от дочери магната он мог вполне себе родить пару породистых детей. Почему бы нет? К слову, я на Ксению не держу никаких обид. Мужчина не ослик на верёвочке, которого можно увести из отношений.

Тем более Всеволода. Тот сам людьми может понукать, только дай волю.

Обидно ли мне за дочь? Да. Но я давно сказала себе, что буду ей и мамой, и папой. Всё сделаю, что в моих силах.

У здания офиса, в метрах десяти от входа, меня вдруг пронзает чувство, которое можно описать разве что как сильнейшую тревогу, ощущающуюся скорее как удар под дых.

Держу дочь за руку, пока мы идём, а сама верчу головой по сторонам.

И останавливаю взгляд на таксопарке, что расположен прямо рядом с офисом. Никого не вижу, а сердце не на месте.

Ощущение, что за мной кто-то следит.

Бред полный… И всё же.

Отвожу глаза, уверяя себя, что мне почудилось. Ещё в голове так не вовремя всплыл образ того мужчины в темноте, под окнами мамы. Ну да, конечно, Рита. Сначала твой бывший муж рано утром прозябал, наблюдая за тобой в окне, а теперь вот в таксопарк приехал.

Самой-то не смешно?

Почти у входа мы с Мирой проходим мимо группы мужчин — по голосам и разговорам понятно, что это таксисты, ожидающие заказ. Я ни на кого не смотрю.

Глава 21.

Юркнув в здание, я в прямом смысле слова прячусь по углам, слушая, не идёт ли за нами он.

Но нет. Не идёт. Может, правда показалось?

— Итак, тут буду работать я, — показываю на свой стол с компьютером. — А вот тут, — указываю на пустой стол рядом с моим, — будешь рисовать ты. Договорились?

— Да! — для Миры это всё одно большое приключение.

Она принимается бодро раскладывать принадлежности для рисования, а я ей помогаю, пока мой рабочий компьютер подключается к системам.

Пальцы дрожат, как будто меня бьёт электричеством.

Мог ли там, у входа, правда, быть Всеволод? Что-то я не припомню у него друзей-таксистов.

В конце концов, я прихожу к выводу, что на меня так влияет возвращение в город. И это неудивительно, ведь наибольший шанс нарваться на призрака — это посетить кладбище.
Вот и я, по возвращении, совершаю прогулку по кладбищу, где похоронено… да много чего тут похоронено.

Вот меня и преследуют призраки. И лучше пусть это будут призраки, чем столкновение лоб в лоб, по типу того, как было с бывшей свекровью.

Я работаю на полставки, и моя смена быстро подходит к концу. Мирослава даже проголодаться не успела, но я всё равно пообещала ей, что после работы мы пойдём в кафе. К слову, я договорилась с начальством об авансе, который мне уже выдали.

В этот раз выйти из здания я решаю не через основной вход, где меня окликнул призрак бывшего мужа, а через чёрный. Нам всего лишь нужно будет пересечь таксопарк, который сейчас опустел, потому что к вечеру количество вызовов сильно подскакивает.

Свой последний рисунок, щедро покрашенный толстым слоем гуаши, Мирослава деловито несёт на руках. Любуется.
Я рядом с ней. Параллельно набираю номер телефона отделения, где лежит мама, чтобы узнать, как у неё дела.

— Так, зайка, постой минутку, — говорю ей, как только мы выходим на улицу. — Я быстренько позвоню в больницу, узнать, как там бабушка.

Дочь кивает. Она у меня, тьфу-тьфу, беспроблемный ребёнок, который если и закатывает скандал, то строго по делу.

Медсестра трубку поднимает не сразу, а когда у нас завязывается разговор, поясняет:

— Ну, как дела… не очень! Врач прописал ей другие лекарства, будем наблюдать. Сейчас она, наконец-то, уснула, а то боли сильно беспокоили.

В этот момент в таксопарк на медленной скорости заезжает белая машина — такси, но это я отмечаю краем глаза, потому что все мысли прикованы к состоянию мамы.

— Вы уже начали обследование? Что-то нашли? — Господи, я даже не знаю, что спрашивают в таких ситуациях.

Меня снова всю трясёт.

— Всё делаем, не волнуйтесь. Присмотр за вашей мамой хороший, но вы, конечно, припозднились. Надо было раньше этим заниматься, видно, что человеку плохо.

От беспомощности хочется разреветься. А мама ещё хотела потерпеть и дождаться записи к семейной…

— Так, а что это у нас тут такое? — нет, мне точно не кажется.

На этот раз где-то рядом со мной точно бывший муж. Ужас!

— Спасибо, всего доброго, — безжизненным голосом я прощаюсь с медсестрой, и рука с телефоном тут же опадает плетью. — Мира… — поворачиваюсь туда, где секунду назад стояла дочь. — Мира?! — почти кричу я.

— Мама, смотри! — голос дочери совсем рядом.

За припаркованной белой машиной, которая до безумия напоминает ту, что стояла во дворе маминого дома. Я бегу к ней на ватных ногах, хватаюсь за холодный капот, чтобы завернуть туда, где стоит моя дочь.

— Смотри, что я придумала! — она показывает мне, как отпечатала свой рисунок на передней двери автомобиля. — Красиво, правда?

— Очень, — раздаётся спокойный и, тем не менее, совершенно оглушающий голос моего бывшего мужа.

Я поднимаю глаза и только сейчас замечаю в полумраке, что прямо за моей дочерью стоит огромная чёрная фигура.

Ноги подкашиваются, но вовсе не из-за нахлынувших романтических чувств. Мне физически плохо! Аж зубы стучать начинают.

Глаза бывшего мужа в полумраке светятся — кажется, он смотрит на меня не моргая.

— Мира, зайка, иди сюда, — не отрывая взгляда от глаз, которые я не видела пять лет, подзываю к себе дочь. — Нам пора.

Оглушающую тишину, которая повисла между мной и Всеволодом, нарушают маленькие шаги нашей дочери по гравию.

— Мы идём на автобус? — уточняет она, подняв на меня лицо.

Лицо, которое прямо сейчас пристально разглядывает Зарубин, потому что дочь стоит ко мне полубоком. Не описать словами, что происходит у меня внутри. Сердце так сильно бьётся о рёбра, что кажется — они скоро треснут, не выдержав.

— Да-да, на автобус…

— Ну вы что, — очередным раскатом грома раздаётся голос, который я, оказывается, так и не сумела забыть. — Какой автобус? Давайте я вас подвезу.

Подвезу — в каком смысле? И вообще, почему пассажира такси высадили в автопарке? Да и где сам водитель? Кто-то же его сюда привёз.

— Ура! — ни о чём не подозревая, радуется дочь.

— Нет, спасибо, — резко отвечаю я.

— Почему? Я люблю кататься на машине, — рассуждает Мирослава, чем в очередной раз привлекает к себе внимание Зарубина.

Я на грани того, чтобы грохнуться в обморок.

— Сейчас ноль градусов. Совсем скоро температура опустится до минусовой. Не факт, что в автобусе будет отопление. Ты правда из-за принципа хочешь, чтобы… ребёнок мёрз? — Господи, каким тоном он произнёс слово «ребёнок», меня аж бросило из жара в лёд.

— Мы тепло одеты. До свидания.

Не успеваем мы с Мирославой развернуться и сделать пару шагов в противоположном направлении, как я слышу характерный шорох гравия за спиной.

Всеволод идёт за нами. Чёрт! И пристал же гад.

— Вы на какой автобус идёте? Дорогу возле библиотеки перекрыли, там только что произошла авария. Мне самому пришлось объезжать.

Так, стоп. Объезжать пришлось?.. Нет, нет, нет… Очевидный ответ, что крутится у меня на уме, не может быть правдой!

Силой заставляю себя анализировать его слова. Это именно та остановка, на которой мы должны сесть на автобус.