Бывший. Мы будем счастливы без тебя

Глава 1

Катя

Тогда

— Вот, возьми деньги, — протягивает мне несколько купюр.

Я смотрю на них и понимаю: что-то умирает внутри меня.

— Чего так смотришь? — хмурится Тимур, но тут же расслабляется. — Это не то, что ты подумала… это бабки на таблетки. Кто ж знал, что порвется. Дети ни тебе, ни мне не нужны, а батя всегда учил меня нести ответственность за свои поступки. Так что вот. Надо купить и выпить, Кать.

Тимур, видя, что я не собираюсь брать деньги, кладет их на тумбочку и принимается одеваться.

Я люблю его. Давно… Еще с тех пор, как моя мама сошлась с его отцом.

Но именно сейчас, в этот момент, я ненавижу его всем своим израненным сердцем.

Отворачиваюсь и смотрю в окно, за которым поднимается солнце нового дня.

— Ты ведь совсем меня не любишь, да? — шепчу онемевшими губами и чувствую, как глаза наполняются слезами.

— Любовь для слабаков, — усмехается равнодушно, раня меня в очередной раз.

А я наивная дурочка, которая думала, что ну вот сейчас все выйдет на новый уровень.

Нам больше не придется скрываться по углам, встречаться тайком и украдкой касаться друг друга, пока родня не видит.

— Да и уезжаю я, Катюх, — слышу сквозь звон в ушах. — Надолго. Когда вернусь, не знаю.

Я честно хочу сдвинуться с места, что-то сказать, наорать на него, в конце концов, и высказать все — что люблю его, а он со мной вот так, но… молчу.

— Ладно, Катюх. Я поехал, — чмокает меня в макушку.

Он не видит ничего. Ни моей боли, ни печали.

Ему попросту на меня плевать.

Сейчас

Обвожу взглядом всех присутствующих, ища маму и отчима, отца Тимура.

Народу собралось немного, человек сорок, но среди них маму пока не вижу.

Это небольшой банкет, только для своих, в честь десятилетия свадьбы мамы и Ярослава.

Ресторан уютный, да и всех присутствующих я знаю.

Наконец у меня получается обнаружить маму в компании ее коллег. Я тут же направляюсь к ней.

— Мам, — касаюсь ее локтя.

Она оборачивается и лучезарно улыбается мне:

— О, Катюш, привет, — обнимает и целует в щеку. — Какая красавица. Все-таки здорово, что ты решила надеть это платье.

Окидываю себя взглядом.

Я не хотела надевать черное, но мама настояла, сказав, что я буду шикарна в нем. Ну а мама сама в белом, как и десять лет назад.

И, как и десять лет назад, ее глаза сверкают счастьем.

Я завидую маме, с болью в сердце понимая, что никогда не смогу смотреть на своего мужа вот так…

Единственный человек, один взгляд которого заставлял порхать бабочки в животе, исчез из моей жизни.

Бабочки сдохли, а Тимур уехал работать над проектом государственной важности. Ему не оставили выбора. Надо признать, Тимур — страшно гениальная задница. Полагаю, он задействован в каком-то суперсекретном проекте.

О нем мы ничего не знаем — только то, что жив и с ним все в порядке. Единственный человек, с которым он общается, это его отец, но их разговоры даже общением назвать сложно, так как они длятся не более минуты.

Так надо. Для нашей и его безопасности.

Иногда я представляю, как рассказываю ему о том, что пережила, когда он уехал. А затем в подробностях — за что я его ненавижу.

Чем больше проходит времени, там более бесцветными становятся мои воспоминания, но ощущение собственной ненужности не покидает и по сей день.

Тимура нет, и я… просто живу, даже не веря в то, что когда-то он присутствовал в моей жизни.

Ни мама, ни ее муж так и не узнали, что между нами что-то было. Тимур настоял на том, чтобы держать наши отношения в секрете, ну а после того, как он уехал, я посчитала, что нет никакого смысла рассказывать правду.

Я похоронила ее вместе со своей любовью.

— Ты тоже выглядишь отлично, мамуль, — сжимаю ее руку.

— Ты одна? — мама заглядывает мне за спину.

— Да, Филипп задержался, но обещал приехать к девяти.

— М-м, понятно, — теперь уже мама улыбается не так лучезарно, скорее вежливо.

— Ну что, ма? — вздыхаю.

— Ничего, — поднимает руки, сдаваясь. — Ты все и сама знаешь.

Мама не любит Филиппа.

Она невзлюбила его с первых дней, как только мы сошлись. Конечно, она общается с ним уважительно и все такое, но я-то вижу холод в ее глазах.

— А вот и девочки, — к нам подходит Ярослав и целует мою маму.

С улыбкой смотрю на них двоих, искренне радуясь за маму. Когда-то она пережила тяжелый развод с отцом и мои подростковые закидоны. Справилась. Встретила Ярослава и создала новую семью, в которой счастлива.

Ярослав чмокает меня в щеку

— Как дела, Катюх? Почему одна?

Пересказываю все, что только что говорила маме.

Я замечаю, что Ярослав какой-то дерганый, взвинченный, постоянно оглядывается по сторонам, будто ищет кого-то.

— У меня для вас новость, — говорит возбужденно. — У нас сегодня будет важный гость.

— Кто такой? — мама бросает взгляд на меня, но я лишь развожу руками, сама не понимая, кто это может быть.

— А вот и он, — лицо Яра расцветает, и я медленно оборачиваюсь, чтобы проследить за его взглядом.

Осматриваю гостей и в конечном итоге замираю, узнав его…

Глава 2

Катя

Сон это или шокирующая явь?

А может, чья-то дурная шутка?

Как в замедленной съемке, поворачиваю лицо к маме, чтобы убедиться, что я не тронулась умом и что передо мной действительно он.

Мама что-то говорит. На ее лице широкая улыбка, а в глазах слезы. Ярослав, как мне кажется, тоже вот-вот расплачется.

Сын как-никак. И все равно, что подонок.

Ярослав-то не знает всей правды, для него Тимур — первенец. Родной старший сын, которого не видел почти шесть лет…

Мама хватает меня за руки и что-то эмоционально говорит. Я киваю на автомате, а сама не воспринимаю ни слова, в голове шум.

Музыка, гул, чужие голоса — всего этого нет. Я лишь слышу, как бешено стучит мое сердце, и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него, того самого важного гостя. Его приход вызвал столько суматохи и произвел фурор, который можно сравнить разве что с разрывом бомбы.

Тимур изменился.

Очевидно, прошедшие годы повлияли на него — он раздался в плечах, скинув легкомысленный флер, свойственный молодости, сменил модную прическу на короткий ежик. Выражение лица стало чересчур серьезным.

Белая рубашка и черные брюки дополняют образ, делая из стильного парня, каким я знала Тимура, настоящего мужчину.

Через пару недель ему исполнится тридцать.

Чертовски красивый. Уверенный в себе. Ни грамма беспутности, исключительно строгость и сдержанность.

Мы не видели Тимура все это время, как и он нас. Нам было запрещено рассказывать ему какие-либо подробности о жизни, а ему так вообще слова лишнего сказать было нельзя, настолько все секретно.

Поначалу, когда Тимур только уехал, я подсознательно ждала, что он вернется. Вот-вот приедет, его отпустят. И тогда я…

Что именно я сделала бы — не знаю, но через год Ярослав ясно дал понять, что ждать сына в ближайшие несколько лет не стоит.

Шесть лет.

Столько мы не виделись.

Шесть лет одиночества, хотя ты и окружен любимыми и родными. Шесть лет косых взглядов и неудобных вопросов. Шесть лет тающих надежд и фантазий, которые я душила собственными руками.

Мне было восемнадцать, и все, о чем я мечтала, — его любовь.

Сейчас мне двадцать пять, и я мечтаю об уверенности в завтрашнем дне, о стабильности и покое.

Я чувствую, как лицо Тимура расплывается перед глазами, слезы нахлынули в самый неожиданный момент. И это отрезвляет меня.

Звуки возвращаются так резко, что я невольно вздрагиваю.

Тимур идет к нам. Приближается шаг за шагом.

Ярослав, не сдержавшись, срывается с места и направляется навстречу к нему, распахивает объятия, и мужчины обнимаются.

— Дождались, — мама украдкой смахивает слезу.

— Ты знала? — мой вопрос звучит с резкой претензией, и мама переводит на меня удивленный взгляд.

— Нет, откуда? Видимо, Ярослав сам недавно узнал, что Тимур возвращается. Еще пару недель назад он говорил,что, к сожалению, сына не будет на нашем празднике.

Он не знает… он ничего не знает о моей жизни.

Тимур и Ярослав размыкают объятия и идут в нашу сторону, разговаривая о чем-то и улыбаясь друг другу.

Я же чувствую, что вот-вот грохнусь в обморок, — сердце бьется с такой силой, что становится тяжело вдохнуть. Грудную клетку будто сдавливает что-то.

Боль от прошлых обид или правда — черт его знает, но в эту секунду я отчетливо понимаю, что моя жизнь уже не будет прежней.

— Ольга! — Тимур обращается к моей матери, и его голос повышает еще сильнее уровень моей тревожности.

Все, чего мне хочется прямо сейчас, это сбежать. По-детски? Плевать.

— Тимур! Боже, как ты изменился! Настоящий мужчина! — мама обнимает его, а я замираю и сжимаю пальцы, понимая, что руки просто ледяные.

Настоящий мужчина, который дал мне бабки и приказал выпить таблетку, веди дети ему были не нужны.

— А ты все такая же красавица, — Тимур отвешивает комплимент моей матери и переводит взгляд на меня.

Я приказываю себе не шевелиться. Не плакать. Не роптать. Не пресмыкаться.

Мне больше не восемнадцать, и мои чувства наглухо законсервированы.

Теперь он чужой.

Хотя и родным не был никогда, иначе разве он позволил бы этому случиться? Перешагнул бы грань? Нет. Конечно нет.

Я расправляю плечи и смотрю в его глаза.

Темные, но отдающие теплом. Они, наверное, то единственное, что не изменилось, разве что взгляд стал более равнодушным.

Он проходится по мне этим самым взглядом.

Что? Неужели не узнал?

— Катя, ты совсем не изменилась, — дергает уголками губ, а мне хочется взвыть.

Прошло шесть лет! Конечно, я изменилась, придурок!

Не знаю даже, что хуже… лучше бы он меня и вправду не узнал…

— Да? — переспрашиваю саркастически. — Уверена, тебе кажется, Тимур.

— Или нет, — усмехается.

Ты что же, думаешь, я до сих пор та восемнадцатилетняя деваха? Юная и зеленая, не знающая ничего о взрослой жизни?!

— Тимур, как мы рады, что ты вернулся! — мама, будто не замечая напряжения, продолжает говорить.

А Тимур так и смотрит на меня… будто просверлить взглядом дыру хочет.

— Надо попросить официанта принести еще один комплект приборов, — кивает на стол, который накрыт на четыре персоны.

— А что, вы ждете еще кого-то? Наверное, Камилу? — Тимур оглядывается по сторонам в поисках моей сестры, но зря, ее тут нет.

— Нет, — Яр бросает взгляд на меня, — мы ждем…

Ярослав не успевает договорить, потому что мою талию со спины оплетают мужские руки.

— Прости, любимая, — Филипп целует меня, а я смотрю на Тимура.

Он наблюдает за этой сценой безэмоционально, так, будто ему совершенно наплевать, что меня целует чужой мужчина.

Девочки, всех приветствую в новой истории)
Нас ждут не идеальные герои. Они могут ошибаться и вас бесить, но уверена, вы все равно их полюбите (я не оставлю вам выбора 😁)
И как всегда - моя вам благодарность вам за поддержку, каждую звездочку и комментарий ❤️

Глава 3

Катя

Шесть лет назад

— Слушай, может, ну его? Нахрен эту тусовку. Поехали в ресторанчике посидим, спокойно пообщаемся? — Филипп стоит поодаль, а я обвожу взглядом присутствующих, ища одного конкретного человека.

Не находя его, оборачиваюсь к парню:

— Фил, не нуди, — улыбаюсь широко. — Друг ты мне или кто? Вроде неплохая вечеринка, давай останемся?

Вечеринка отстой.

Куча бухих личностей, градус на этой сходке явно повышен.

Но мне надо найти его… Ведь Тимур сказал, что будет сегодня тут.

Взять меня с собой он отказался. Ну что ж, не он, так Фил стал проходным билетом.

С Филиппом мы познакомились в университете, быстро подружились, и я случайно узнала, что сегодня его тоже позвали на тусовку.

Музыка долбит по ушам. Откровенно говоря, я бы и сама с удовольствием уже свалила.

Филипп становится передо мной:

— Кать, пошли отсюда.

Мимо как по заказу проплывает девушка в мокром купальнике и грудью проходится по руке Филиппа. Тот морщится, стряхивает капли. Педант до мозга костей, ему тяжело выносить такое.

— Хорошо, Фил. Десять минут, и уходим.

Вздыхая, соглашается.

Хороший ты друг, Фил… жаль, что мое сердце навеки отдано другому и у нас с тобой ничего не выйдет.

Едва Фил отходит, как меня резко дергают за руку, затягивая в другую комнату.

Уже по прикосновению я знаю, кто это.

— Какого черта ты тут делаешь? — шипит Тимур. — Я же сказал: тебе сюда нельзя.

Удивленно поднимаю брови:

— Мне восемнадцать, Тимур. Сюрприз! Я могу делать что хочу, и ходить на любые вечеринки.

— Еще и с этим оленем приперлась, — цедит зло.

— Эй! Он не олень! Он мой…

— Кто? — нависает надо мной, заглядывает в глаза.

— Друг… пока что… — растягиваю рот в улыбке. — Но может стать большим, чем просто друг.

Руки Тимура до боли сжимают мои предплечья.

— Нет… — шипит, как от ожога. — Ты не посмеешь.

Вздергиваю подбородок и говорю с вызовом:

— А ты попробуй запрети.

— Ярослав, Ольга, поздравляю вас, — Филипп поднимает бокал с шампанским и любезно улыбается моей матери.

— Спасибо, Фил, — отчим похлопывает Филиппа по плечу.

Все присутствующие обмениваются вежливыми, но немного натянутыми улыбками.

— И когда же ты вернулся, Тимур? — спрашивает Филипп, а я сильнее сжимаю вилку в руках, потому что в голосе Фила слышится неприкрытый яд.

Тимур же на фоне него выглядит расслабленно и даже вальяжно.

Он улыбается спокойной улыбкой сытого кота, у которого нет совершенно никаких проблем, и кажется, ничто не может вывести его из себя.

— Сегодня, Фил. И сразу же поехал сюда. Боялся опоздать, — переводит взгляд на своего отца.

Ярослав горд и счастлив за сына. Все видят, как он рад его возвращению. Я понимаю его. Мы ничего не знали — где Тимур? Что с ним происходит, в каких условия работает?

Но вот сейчас он сидит перед нами без единой царапины, да и выглядит превосходно.

Я не могу не замечать, как на него косятся находящиеся здесь женщины.

— Ну а вы, — Тимур переводит взгляд с меня на Фила,— как давно вместе?

Я только открываю рот, чтобы что-то сказать, но Фил меня опережает:

— Давно! — выпаливает резко. — Так даже и не вспомнишь.

Я помню. Помню достаточно хорошо.

Два года и четыре месяца.

Филипп довольно долго ждал этого момента и всячески подталкивал меня к отношениям. Упорно добивался, окучивая и обещая мне море счастья и радости.

В конце концов я сдалась.

Филипп и Тимур переглядываются, а я ерзаю на стуле.

Они и раньше не переваривали друг друга. Фил бесился, если узнавал, что я была с Тимуром. Тимур ревновал меня к Филиппу, хотя шесть лет назад тот был мне не более чем просто друг.

— Чем занимаешься, Фил? — Тимуру будто доставляет удовольствие устраивать расспросы.

— Может, ты расскажешь нам, чем занимался? — не дав ответить Филиппу, вклиниваюсь в разговор и с вызовом смотрю на Тимура.

Тот выгибает бровь, глядя прямо мне в глаза.

Отходят на задний план все присутствующие, и я чувствую, как между нами натягивается струна. Весь мир, наполненный людьми, сужается до одного темного взгляда напротив.

Сколько должно пройти лет, чтобы перестало болеть? Чтобы я забыла то, что между нами было?

Станет когда-нибудь легче?

Ну почему ты вернулся? Почему именно сейчас, когда я решила запретить себе даже малую кроху мечтаний, когда уговорила себя не жить надеждой и приказала повзрослеть и начать жить реальностью.

Моя реальность это Филипп.

Надежный тыл, крепкое плечо рядом. Спокойствие, отсутствие эмоциональных качелей.

— Прости, красавица, но мне запрещено распространяться об этом, — легко отвечает Тимур и отворачивается от меня.

— Тимур, лучше обрадуй нас с папой и скажи, что ты не вернешься туда больше, — мама смотрит на Тимура с надеждой.

Тимур разводит руками:

— Я теперь подневольный человек, Оль. Но надеюсь на то, что моя помощь больше не понадобится.

Не ответил.

Значит, может снова уехать.

— А вдруг все-таки получится остаться? Заведешь семью, деток? — спрашивает мама с некоторой неловкостью, а я замираю.

Мне кажется, даже дышать перестаю. Сердце встает, переставая отдаваться неровным ритмом в груди.

Смотрю на Тимура. Что же ты ответишь?

Даже сама не замечаю, как с силой сжимаю вилку.

Тимур расслабленно смеется:

— Боже упаси! — отмахивается легко. — Нельзя мне семью, Оль. Я уехать могу в любой момент. Да и какой из меня семьянин? Нет уж.

Смеется так непринужденно, а мне впору зареветь, потому что он сейчас озвучил все мои мысли.

Глава 4

Катя

Шесть лет назад

— Ну что ты ходишь за мной, мелкая?

Замираю и медленно оборачиваюсь к Тимуру.

— Это ты мне? — указываю пальцем на себя.

— А тут есть кто-то еще?

Фыркаю и закатываю глаза.

— Дался ты мне. Я вообще на свидание собираюсь.

И я не вру.

Хотя свидание дружеское. С Филиппом у меня давно выставлены границы — он это знает и не нарушает их. Хороший, воспитанный мальчик Фил никогда не сделает ничего такого, чего бы мне не хотелось.

Прохожу мимо Тимура и иду к себе.

Не успеваю закрыться в комнате — он подставляет ногу и держит дверь рукой.

Я молча отступаю. Тимур надвигается на меня, толкает дверь, и она с грохотом захлопывается.

— Ты чего? — спрашиваю испуганно.

— Какое свидание? С кем?

Складываю руки на груди:

— Тебе какое дело, Тим?

— Я, как брат, должен знать, где ты и с кем.

Качаю головой.

— Какой брат, Вахтин? Не брат ты мне. И что-то я не особо заметила, чтобы ты вчера переживал о том, где я. Укатил с какой-то рыжей телкой в закат. Так что теперь будь добр, не мешай мне налаживать личную жизнь.

Разворачиваюсь, чтобы подойти к зеркалу, но Тимур перехватывает меня за руку и дергает на себя.

Я набираю в легкие воздуха, готовясь послать парня подальше, но не успеваю ничего сделать. Его губы накрывают мои, и я задыхаюсь…

Немного отстраняюсь и заглядываю ему в лицо. Его спокойствие лишь маска, и сейчас сквозь нее пробивается волна злости.

— А что я, Филипп?

— Ты рада, что он вернулся?

— У меня своя жизнь, мне не до Тимура. Вернулся и вернулся.

— Ясно.

Притягивает меня к себе еще ближе.

Я же сталкиваюсь взглядом с Тимуром. Он говорит с отцом, но иногда смотрит на меня. На первый взгляд он абсолютно не заинтересован. И это, надо сказать, ранит.

Неужели ничего не екает у тебя?!

Хотя о чем я. Екать там нечему. У Тимура-то и сердца нет.

Что ему до моей подростковой влюбленности?

— Долго будешь пялиться на него? — голос Фила вырывает меня из раздумий.

Я останавливаюсь, опускаю руки и смотрю ему в лицо:

— Хочешь мне высказать что-то? Ну так давай, ни в чем себе не отказывай.

Зря я так…

Не надо было при гостях. Но и я ведь не железная!

У меня и так неспокойно внутри, так еще и Фил подливает масла в огонь.

— Кать, прости, — он сдувается и больше не выглядит воинственно настроенным.

— Я домой поеду, — разворачиваюсь, собираясь уйти.

— Подожди, — просит меня, но я не оборачиваюсь, и Филипп просто берет меня за руку. — Я тебя отвезу.

Я сейчас очень уязвима, и каждое слово Филиппа, любая тень недовольства слишком сильно задевает, но тем не менее руку я не вырываю — не хочу привлекать внимания.

Когда мы подходим к столику, Ярослав уже разговаривает с другим гостем, Тимура нет.

— Ярослав, а где мама? Я хотела попрощаться, мы уезжаем.

— Она в уборную пошла, Кать.

Отворачиваюсь к Филу:

— Я отойду.

— Конечно, — и, чтобы сгладить неловкость, целует в щеку.

Ухожу в сторону дамских комнат, заглядываю туда, но маму не нахожу.

Придется вернуться. Я толкаю дверь в коридор и ударяю кого-то.

— Черт, прости… те.

Тимур потирает ушибленное плечо и смотрит мне прямо в глаза.

— А если нет? — спрашивает насмешливо. — Если не прощу?

Он стоит слишком близко для, по сути, чужого человека.

Ну и что, что сводный брат? Когда мама сошлась с Яром, Тимуру было двадцать, он даже не жил с нами — так, иногда оставался ночевать.

По факту он чужой мне.

Все, что нас связывает, это общее прошлое, которое для него стало мимолетным влечением, а для меня болью на всю жизнь.

Уверена, самовлюбленный засранец даже не догадывается о моих чувствах.

Я впервые за долгие годы так близко к нему.

Он будто бы такой же, но совсем другой. Запах, аура — все мрачнее, тяжелее. И тем не менее доверчивое сердце, которое так ничему и не научилось, тянется к нему, признавая своего.

Отшатываюсь от Тимура. Ни к чему это.

— Что ж, тогда… — прикладываю палец к губам, принимая задумчивый вид. — Тогда, думаю, мне будет абсолютно плевать. Я ищу маму, не видел ее?

— Нет.

— Ладно.

Обхожу его. Бежать! Подальше и побыстрее.

— Как ты, Катя? — звучит неожиданно серьезно мне вслед, и я торможу, останавливаюсь как вкопанная и медленно оборачиваюсь.

На лице Тимура совершенно иное выражение, без напускного веселья.

— Зачем тебе это, Тимур?

— Я ничего не знаю о твоей жизни, — он разводит руками. — Ты же в курсе, на работе нам нельзя было даже имен называть. Мне интересно, как ты жила эти шесть лет.

Невольно подхожу и отвечаю тихо:

— Ты хотел спросить, как я жила после того, как ты спал со мной месяц, а после оставил деньги на экстренную контрацепцию? Сказал, что ребенок тебе не нужен и вообще ты уезжаешь чуть ли не навсегда и чтобы я не ждала? — все-таки не сдержалась…

— Кать, — смотрит на меня тяжело.

— Так вот, я не ждала тебя, Вахтин! — меня трясет, и я не могу остановиться, за что тут же ненавижу себя. — Мы с Филиппом уезжаем, я только найду маму и попрощаюсь с ней.

— А со мной ты прощаться не хочешь?

— А с тобой я уже давно попрощалась, Тимур.

Не дожидаясь ответа, быстрым шагом возвращаюсь в зал. Мама сидит за столом, рядом Филипп и Ярослав. Беседуют о чем-то.

А ведь когда-нибудь правда раскроется…

Что я буду делать после этого?

— Мам, мы поедем, — наклоняюсь, целую маму, прощаюсь с Ярославом.

Выходим с Филиппом из ресторана. Он уже привычно открывает мне дверь и придерживает за руку, помогая сесть.

Фил ведет автомобиль спокойно и размеренно, а я смотрю в окно на неоновые вывески, которыми заполнен наш город.

Глава 5

Катя

В коридор выходит няня Надюши.

— Катя, у нас все хорошо. Мы погуляли, покушали, но категорически отказывались идти спать.

Смотрит с шутливым укором на дочь.

— Меня ждали?

— А то! Еще умоляла дать ей клубники, но я напомнила Надюше, что было последний раз, когда она ее ела.

У Нади сложные отношения с клубникой. К огромному ее сожалению, ведь стоит съесть даже одну ягодку — и начинается сыпь.

— Я пойду, с вашего позволения.

— Конечно, Света. Спасибо!

Прощаемся, няня обувается и берет сумку, у двери Надя обнимается с ней.

— Как вы провели время? — спрашиваю дочь.

— Мы играли в дочки-матери, потом рисовали и еще читали. Но Света не дочитала мне сказку.

— Что ж, тогда я закончу.

— Мам, я так хотела пойти с тобой! — надувает губки.

— Это место не для деток, крошка, — присаживаюсь на корточки рядом с дочерью. — Там не было детей.

— Совсем-совсем? — смотрит на меня жалобно.

— Вообще не было, представляешь? Все дети остались дома.

— Я-ясно, — вздыхает, а я улыбаюсь.

Надя не похожа на Тимура. У нее такие же волосы и глаза, как у меня. Овал лица и губы тоже.

Разве что характер… взрывным характером она точно не в меня пошла.

Я не раскрыла правду.

Сначала боялась признаться: беременна в восемнадцать. Потом боялась беременности, после — родов. Затем меня пугала тяжелая жизнь матери-одиночки.

Меня накрывал страх — вдруг Ярослав и мама рассердятся на меня, заставят сделать аборт. Ну и что, что мы с Тимуром и близко не кровные родственники?

Одна семья…

Я боялась жизни, правды, боялась сделать шаг и постоянно врала.

Наверное, я слабачка.

Я врала матери в четырнадцать, наивно полагая, что мне лучше известно, как правильно для нее и отца.

Врала в восемнадцать, сообщив, что отец Надюши — мой знакомый, который сказал, что дочь ему не нужна.

Вру сейчас.

Правда такая простая вещь, но вместе с тем неимоверно сложная. Особенно когда ты молодая и запутавшаяся дурочка.

Догадается ли Тимур о том, что он отец, когда узнает о существовании Нади?

Возможно, прямо сейчас Ярослав рассказывает ему про мою дочь. Про ее псевдоотца. И невольно кормит его моей ложью.

Поверит ли Тимур?

И что я буду делать, если так?..

Злость во мне по-прежнему сильна. Ему не нужен был ребенок, он ясно дал мне это понять. Что уж говорить про меня… Семья — это было не для него.

Тимура ждало блестящее будущее и доступ в самые запретные комнаты, чуть ли не в пещеру с сокровищами. Уважение. Карьера. Статус.

И с другой стороны — восемнадцатилетняя я и эта крошка у меня под сердцем.

Тогда он бы не сделал выбор в нашу пользу, да и не было его, по сути, ведь узнала я о беременности уже после того, как Тимур уехал.

Ну а сейчас…

Как он там сказал маме — он подневольный человек.

Сомневаюсь, что семья ему нужна. Он только вернулся в реальный мир и наверняка первое, чем займется, — будет получать удовольствие и расслабляться.

Надя не удовольствие. Это обязательства, рамки, за которые ты не можешь выйти, и постоянное присутствие рядом.

От нее уже не выйдет так просто отмахнуться и оставить деньги на тумбе.

В любом случае я сама приняла решение, заранее зная, как отнесется Тимур к моему ребенку. Для меня Надя только моя. У дочери есть все что нужно, а также любовь, которую дает ей семья.

Мы переходим в гостиную, и я сажусь на диван, устало вытягивая ноги перед собой. Надюша тут же заползает ко мне, садится сверху.

— Ма-ам, а расскажи, на этом балу были принцы? — спрашивает заговорщически.

Ох уж проказница!

Как и любая девочка, Надюша фанатка диснеевских принцесс и наверняка считает себя одной из них.

— Был Филипп.

— Филипп не принц, — кривится. — Расскажи про принцев! Были?

— Принцы нет, только драконы, — улыбаюсь, вспоминая Тимура, от которого веяло холодом.

— Тогда давай заберем себе дракона и перевоспитаем его! — заявляет решительно.

Секунду смотрю на дочь, а потом разражаюсь хохотом.

— Пойдем спать, укротительница драконов! — поднимаюсь вместе с Надей.

— Я могу, мам. Правда, — кивает мне увлеченно.

— Верю, Надюша! Ох как я верю тебе!

Укладываю дочь в кроватку, укрываю и расставляю по кругу игрушки — от мала до велика, приглушаю свет.

— Мамуль, а расскажи мне сказку, — сладенько зевает и смотрит на меня осоловелыми глазками.

— Давай я дочитаю книгу, которую вы со Светой не закончили?

— Нет, ты лучше сама расскажи сказку.

— Про кого? — сажусь прямо на пол и кладу руку на кровать, провожу пальцами по личику Нади, убирая волосы.

— Как это про кого? Про принца и принцессу!

— Ну ладно, слушай. Жила-была принцесса.

Снова сонный зевок.

— Только, чур, в конце они будут вместе жить долго и счастливо.

Эх, вот бы и в жизни так. Нафантазировал себе любовь прекрасного принца — и вперед, к светлому будущему, полному счастья.

Жаль, что жизнь не сказочка на ночь и все гораздо сложнее.

— Жила-была принцесса. Красивая, но не очень умная. И полюбила она принца. Но он оказался не принцем, а драконом, — усмехаюсь своим словам.

— Но мы же с тобой договорились, что драконы нам тоже подходят? — тянет сонно Надюша, а я снова смеюсь, но уже тише, чтобы не прогнать сон.

— Дракон улетел и оставил нашу принцессу одну. Поначалу она плакала, но потом собралась с силами, устроилась на работу, завела новых друзей…

— Неправильная сказка, мам, — бормочет дочь с закрытыми глазами. — Лучше давай про то, как дракон стал прекрасным принцем и спас принцессу.

И этой подавай сказочку со счастливым концом…

Приподнимаюсь и целую дочь в лобик:

— Принцесса сама справилась со своими проблемами, а принц еще долго кусал локти.

… или ему было абсолютно наплевать на бедную-несчастную принцессу.

Глава 6

Тимур

Шесть лет назад

— Тим, сгоняешь за Катей?

— Бать!

— Ну попросила девочка забрать ее. Колотун такой на улице. Не бузи.

Уходит.

А я смотрю ему вслед.

Батя-батя, знал бы ты, что ехать за твоей падчерицей я не хочу не потому, что мне впадлу… совсем не по этому.

И самое стремное во всем этом то, что правду я сказать ему не могу.

Ну что тут скажешь?

Мне нравится дочь твоей жены?

Нет, не так…

Меня колбасит, штырит как конченого психа рядом с ней. И это абсолютно ненормально, потому что я теряю связь с реальностью, если она где-то поблизости. А находиться вместе с ней в закрытом пространстве вообще настоящая пытка.

Катя красива просто до одури, до невероятности.

Не может девушка быть настолько прекрасной. Это не картинка… нимфа, божество.

Я никогда в жизни не видел девушек, рядом с которыми как дебил сидишь с вываленным языком и думаешь лишь о том, чтобы утянуть ее к себе в квартиру и больше никогда не выпускать.

Она не такая, как другие. Не нежная, не ластящаяся, а вечно бросающая вызов, заставляющая кидаться на стенку.

Она эгоистична, умна, сексуальна и отлично знает себе цену.

Но самое главное во всем этом то, что мне ее нельзя.

Беру ключи от тачки, еду за ней. Самого потряхивает.

Катя выходит и безошибочно находит мою тачку, садится.

— Что с лицом? — бросаю на нее быстрый взгляд.

Отворачивается к окну.

— Ничего, — голос дрожит.

Не думая, беру ее за плечо и насилу разворачиваю к себе.

Глаза красные, опухшие.

— Кто?

— Неважно, — вырывается. — Поехали домой.

Если и было что-то адекватное во мне, то сейчас оно благополучно испарилось.

Снова разворачиваю ее к себе, теперь уже держа обеими руками.

— Кто обидел, Катя? — стараюсь говорить спокойно, а у самого внутри гребаный армагеддон разворачивается.

— Препод, — всхлипывает, начинает плакать. — Он и раньше намекал, просил остаться после пар, якобы побеседовать со мной, как со старостой… а на самом деле говорил всякое.. А теперь вообще экзамен не поставил, сказал, если не приду к нему домой, не сдам.

И воет, ее всю трясет.

А у меня глаза красным застилает.

— Фамилию его скажи, — приказываю и сам не узнаю свой голос.

— Алферов… Алексей Витальевич, — отвечает сквозь истерику, заикаясь.

Прижимаю ее к себе со всей дури, глажу по голове, по шелковым волосам, вдыхая ее запах, как душевнобольной.

— Я решу все, Катя, — говорю хрипло. — Он больше тебя не тронет.

— Давай, сынок, отдыхай, — отец хлопает меня по спине, смотрит с болью во взгляде.

Меня не было долго. Даже слишком для такой короткой жизни, но увы.

Обстоятельства непреодолимой силы — так это называется, когда однажды тебя привозят в закрытой машине в странный дом. А там подробно рассказывают, что да как, напоминая вскользь, что знают обо мне все. Кто мать, кто отец, что сплю со своей сводной сестрой.

Знают, что я ем, с кем бухаю, о чем треплюсь.

И что могу взломать за пару часов зашифрованный сайт с закрытым доступом, обрушив работу департамента внутренней безопасности..

Одна ошибка.

Одна идиотская ошибка. Спор спьяну — и вот мне светит лишение свободы на десяток-другой годков.

Или…

Или красная черта, которой перечеркивается моя жизнь. Но! Эта самая жизнь у меня хотя бы сохранится. А еще приложатся звание, бабки и все сопутствующие блага.

Два часа — вот сколько нужно, чтобы твоя жизнь полностью изменилась, перевернулась с ног на голову, и от прежнего тебя не остается ни-че-го.

Ноль.

— Приезжай завтра к нам на ужин. Нам есть о чем поговорить. — Я вижу, как отца ломает.

Он не верит, что я вернулся, что меня отпустили.

Чего уж тут, я и сам не верю, что это случилось.

— Я к матери завтра хотел заехать, пап, — улыбаюсь виновато. — Она ждет меня.

— Давай ты заглянешь к ней днем, а вечером к нам? — спрашивает с мольбой.

— Хорошо, бать. Конечно.

Отец обнимает меня, и я делаю то же в ответ. Потом обнимаю Ольгу, которая может себе позволить поплакать, в отличие от нас.

— Такой день, а ты ревешь! — укоряю ее.

— Ой, все! — шмыгает носом.

Они садятся в машину, уезжают.

Я же иду пешком.

Я снял номер в гостинице, тут недалеко. Со сном в последнее время у меня беда, может, нагулять получится?

Иду по улицам, которые когда-то были родными, такими знакомыми.

Прошло шесть лет — не так много, но мне кажется, что я состарился на целую жизнь. Отвык от того, что можно вот так идти по ночному городу.

От непривычного мерцания начинается головная боль. Смех, доносящийся из проезжающих машин с открытыми окнами, заставляет остановиться.

Я стал старше, но оказался вырезан из привычного мира.

Получится ли у меня вернуться в него?

Дохожу до гостиницы, поднимаюсь в свой номер, обвожу его взглядом.

Когда-то роскошь была привычным делом, теперь же она не трогает меня — ровным счетом ничего задевает внутри.

Иду в душ, привычно бреюсь и выхожу в комнату, сажусь на кровать.

Перед глазами образ Кати.

Она изменилась. Стала совсем другой. Строгая, отстраненная… чужая.

Я представлял ее себе шесть долгих лет. В первый год ее образ был четким, а после… после стал сереть, как будто во встроенном в мою черепушку принтере заканчиваются чернила.

Она становилась прозрачнее день ото дня, пока, наконец, от нее не остались лишь воспоминания о каких-то ощущениях, о собственном безумии и разрывающей душу обреченности.

Глава 7

Катя

— Мы ждем вас на ужин, — торжественно сообщает мама.

Ну вот.

Началось.

Нервно накручиваю прядь на палец:

— Так вчера же собирались, мам.

— То официальное мероприятие было, мы даже по-людски поговорить не смогли, все набегом, наскоком. А сегодня чисто семейный ужин, только со своими.

— Под своими ты подразумеваешь Тимура тоже? — невольно голос на его имени подрагивает и срывается.

— Он же наша семья, — произносить мать растерянно. — Только не говори, что вы по-прежнему не ладите!

Ох мама-мама, знала бы ты правду. Что раньше мы с ним вовсе не «не ладили». Это было совсем другое… ты даже себе не представляешь, о чем говоришь…

— Катюш, вы же выросли, детская пора осталась позади. И ты, и он теперь серьезные взрослые люди.

— Мам, успокойся, конечно, я все понимаю. Мы не были и тогда в ссоре, тебе не о чем переживать.

Вздыхает в трубку.

— А я бы так не сказала. Ты себя странно вела в ресторане. Зачем цеплялась к нему?

— Да не цеплялась я!

Не слышит.

— Вопросы какие-то задавала. Ты же понимаешь, Тимур только вернулся в реальную жизнь. Уверена, ему непросто будет акклиматизироваться в новых обстоятельствах. Он даже не знает толком ничего о нас! Вот, например, о том, что у него племянница родилась, не в курсе.

Шумно сглатываю.

Какая, к чертям, племянница! Господи, она же дочь его! Дочь!

Неожиданно накатывает волна паники.

Они же обо всем узнают…

— Надя ему не племянница, — цежу сквозь зубы.

— Почему нет-то? — мама вздыхает.

Она по-прежнему считает, что я ревную ее к «новому сыну». Но это никогда не было правдой, и никакой ревности я не испытывала.

Мама полагает, что у нас с Тимуром старые счеты, которые для меня актуальны, но и это тоже вовсе не так.

Единственная моя претензия в том, что он так и не полюбил, не принял меня. Ясно дал понять, что будущее со мной ему не нужно и вовсе. Ну а вопрос детей он решил для себя заранее.

Я сама взяла на себя ответственность за Надю, потому что это мое решение — и ничье больше.

— Мама, Тимур — сын Ярослава, — говорю с нажимом. — А Ярослав это твоя семья!

— Катя! — ахает.

— Черт, ну я же не то хотела сказать! — шлепаю себя по лбу.

А потом снова скажут, что я эгоистичная тварь.

— Мамуль, — выдыхаю и говорю уже мягче, — Ярослав мне не кровный родственник, соответственно, как и Тимур. Яр не удочерял меня, так что я и близко не дочь ему, а следовательно, и Тимур мне не брат. Понимаешь, о чем я? Я неудачно выразилась изначально, а ты не так меня поняла. Надя не племянница Тимуру, — продолжаю с нажимом.

— А ведь Надюша Ярослава дедом называет, — мама огорчена.

Не сдержавшись, беззвучно плачу.

Своей ложью я запутала всех…

— Прости, если расстроила тебя, — стараюсь говорить так, чтобы мама не слышала, что я плачу.

— Ты не расстроила меня, Катюш, — вздыхает. — В общем, бери с собой Надюшу и Филиппа, и приезжайте.

— Фил уехал.

— Вот как? По работе снова сорвался?

— Да, его отец еще вчера попросил в командировку на пару дней в филиал съездить.

И как только Филипп узнал, что Тимур вернулся, тут же попытался отменить командировку, чтобы ревнивым коршуном летать надо мной.

Но его отец был непреклонен — категорически отказал, настояв, что именно Филипп должен ехать.

— Что ж, тогда приезжайте без него.

— Конечно, мамуль. Приедем.

Прощаемся с мамой, и я иду в гостинную, где Надюша сморитит мультики.

— Мамочка, смотри! Жасмин сказала, что ей надо спасти народ Аграбы, и осталась у плохого человека, но Алладин ее спас! Видишь! Он принц — и он спас ее!

Поджимаю губы.

Ну не говорить же Надюше, что Алладин никакой не принц, а обыкновенный бездельник, который сначала обманул принцессу, а потом, конечно, полез спасать ее!

— Хорошо, что спас, да, Надюш?

— Ага!

— Сегодня едем к бабушке и дедушке.

— Ура! А Ками будет?!

Камила, моя младшая сестра, учится в медицинском. Она плотно погружена в учебу. Сегодня у нее экзамен, поэтому вчера ее не было на торжестве — предмет супер сложный, и Ками боялась его завалить.

У Надюши с ней особенная связь, свою тетю она обожает, как и моя сестра обожает Надю.

— Будет!

— Тогда я должна надеть платье, которое она мне купила! — Надюша забивает на мультик и убегает прихорашиваться, хотя до вечера еще четыре часа.

И все эти четыре часа я сижу как на иголках, а потом иду собираться. Никаких вычурных нарядов: джинсы и футболка, волосы просто распускаю, наношу немного румян и подкрашиваю брови.

Я не собираюсь охмурять Тимура. Эти времена прошли очень давно…

Мы уже собираемся выходить, но у меня звонит телефон.

— Привет, Фил.

— Привет, детка. Как ты? Вы дома?

Это что, теперь так будет всегда?

— Пока да, но мы с Надей едем к маме и Ярославу, они устраивают ужин.

— М-м. Ясно, — пауза. — И твой брат там, конечно же, будет?

— Тимур мне не брат, Фил, — закатываю глаза. Ну сколько можно, ей-богу! — И ты прекрасно это знаешь.

— Так будет или нет?

— Конечно будет, ужин в его честь!

Тяжело вздыхает, даже не думая как-то скрывать свое недовольство.

— Хорошо, Катюш, — сдается. — Помни, что я люблю тебя.

— Конечно, Фил. Ты завтра возвращаешься?

— Планировал.

— Можем сходить куда-нибудь вдвоем, — решаю сгладить углы.

— Было бы здорово, любимая, — расслабляется. — Ладно, я побежал. А тебе хорошего вечера и передавай привет своим.

Кого именно он имел под этими «своими», не уточнил, и входит ли туда Тимур, непонятно. Ну что ж…

— Целую.

К родителям еду на своей машине. Пить я не планировала, а возможность уехать в любой момент надо иметь.

Нас встречают мама и Ярослав.

— Бабушка! Деда! — Надя прямо в обуви летит к ним и получает порцию обнимашек.

Глава 8

Тимур

Шесть лет назад

Вообще я не беспредельщик и тем более не уличная шпана, которая регулярно бесчинствует.

Я не сволочь, которая испытывает удовольствие, избивая людей. Это не мой промысел и тем более не смысл моей жизни.

Но когда бита опускается на ребра препода, где-то внутри я чувствую зловещее ликование в духе сумасшедшего Джокера.

Я запрокидываю голову, поднимая лицо к ночному небу, и втягиваю носом холодный воздух. Он остужает что-то внутри, но недостаточно для того, чтобы я не опустил биту на этого козла и снова не прошелся по его ребрам.

— Возьми деньги, карты, телефон, что угодно, только остановись. Пожалуйста, не надо…

Наверное, это несправедливо. Бита против кулаков… заранее плохой исход для того, у которого есть лишь второе.

Наверное, это неправильно. Неправильно было заходить со спины. Неправильно было бить в шею.

Я не врач, но мой отец — да.

И вот что я знаю от него: шея человека — анатомически сложная.

Переломы и вывихи позвонков сопровождаются сильной болью в зоне поражения. Если во время несчастного случая повреждается спинной мозг, человек находится в сознании, но не способен двигаться.

Непорядочно было бить его туда. Не по-пацански.

А порядочно ли было подкатывать к студентке и звать ее домой «сдать экзамен»?

Крайне маловероятно.

Бита опускается ему на ноги.

Препод орет.

Перелом — вряд ли. Сильный ушиб — гарантирован.

— Ты! Сосунок! Думаешь, тебя никто не найдет?! Весь город в камерах, и тут на парковке их полно! Тебя найдут!

— Как мило, что ты решил поболтать со мной в таком тоне.

Пихаю этого отброса в поясницу. Снова крик.

— Ты воешь, как девчонка, — усмехаюсь.

— Ты сядешь! — препод начинает плакать.

Замахиваюсь, опускаю биту ниже поясницы.

— А вот ты сидеть вряд ли сможешь. Сюрприз, мазафака!

Знаю, что я больной ублюдок.

Но в моей голове воспоминание о рыдающей в истерике Кате, и остановиться, увы, я не могу.

— Клянусь, я подключу все связи, тебя найдут и посадят! — Алферов визжит, как телка.

Верчу в руках биту и тип дергается.

Присаживаюсь перед ним на корточки:

— Знаешь, я тут хакнул тебя… и угадай, что нашел в твоем ноуте и телефоне?

Дергается.

— Фотографии. Видео. Переписки. Кто-то был с тобой добровольно, но… не все… далеко не все.

Алферов трясется.

— Ты шантажировал их, да?

Молчит.

— О, не переживай, я никому не расскажу. — говорю как заботливая тетушка. — Тем более что все твои сокровища уже отправлены прокурору. Знаешь, есть одна женщина. Прокопова Ирина Олеговна. Говорят, зверь. Насильников не выносит и в девяносто девяти процентах случаев сажает их. Не дает спуску тварям. И они едут в Матросскую тишину или в Бутырку; что там с ними делают — конечно, вопрос. Но, полагаю, скоро ты узнаешь ответ.

Алферов рыдает вовсю.

Я беру его за шкирку и наклоняюсь над ним:

— А вот мне за это ничего не будет. Потому что никто не станет бороться за такого урода, как ты.

Перед дверью отцовской квартиры я замираю.

Разговор с матерью был сложным.

С отцом будет еще сложнее.

Заношу руку над звонком, нажимаю на кнопку. Дверь тут же распахивается, передо мной появляется симпатичная девчонка.

Моргаю, как дебил.

— Ками? — открываю рот от шока.

— А что, не похожа?

Кокетничает, ведет плечом.

— Последний раз, когда я тебя видел, ты спрашивала, не смогу ли я достать тебе автомат Калашникова.

Я захожу в квартиру, а Ками отходит назад и разводит руками:

— Что поделать: в школе запретили с ним тренироваться, а мне нужно было стать лучшей в классе.

— Ты и была лучшей!

— Среди девочек, а я хотела стать лучшей среди мальчишек!

Качаю головой, поражаясь тому, что вижу. Сестра Кати теперь совсем другая. Очевидно, девчонка-сорванец канула в прошлое, и теперь передо мной очень красивая и женственная девушка.

— Ты определенно изменилась, Камила. Как ты вытравила из себя пацанку?

— Ну, знаешь… Все течет, все изменяется.

— Здрасьте.

Камила оборачивается, а я выглядываю из-за нее.

В коридоре стоит девочка.

Крошка такая. Худенькая. В платье нарядном, как из сказки. Красивая девочка, но… чья? Неужели отец и Ольга решили сходить еще за одним ребенком?

— Чья это принцесса? — спрашиваю, недоумевая.

Камила складывает руки на груди и смотрит на меня с кривой улыбкой.

— Так это дочь Катюхи. А что, ты не знал, что у нее дочь?

Я медленно перевожу взгляд с Камилы на девочку и обратно.

— Это шутка? — усмехаюсь слишком болезненно.

Улыбка с лица Камилы сходит, она опускает руки и смотрит на меня уже хмуро.

— Почему шутка? У моей сестры не может быть ребенка?

— Я не знаю, — произношу самый тупой ответ в жизни.

— Слушай, прекрати, — Камила выставляет вперед руки. — Ты шесть лет толком ничего не знал о нашей жизни, я все понимаю. Но давай ты будешь вести себя спокойнее?

Я отшатываюсь от нее.

Башка начинает страшно болеть. Ее прошивает будто иглами. В висок. Насквозь.

Шесть лет научили меня контролю. Я могу контролировать буквально каждую свою эмоцию.

Так какого черта меня ведет сейчас?!

— Сколько ей? — рявкаю.

Девочка пугается. И мне хочется вырвать себе язык, но этот таран я просто не могу остановить.

Камила прячет девочку себе за спину, смотрит на меня, как на чужака.

А кто я? Я и есть чужак.

— Что за крик? — выходит отец.

Глава 9

Катя

Шесть лет назад

— Пей.

Сжимаю крохотную таблетку в руке.

Не хочу.

— Катя, надо.

Поднимаю на него глаза.

— Я же дал тебе бабки, попросил сразу выпить. Ну ты чего? — присаживается передо мной на корточки.

Я не выпила таблетку.

Наверное, это неправильно. Он уедет, а я… мне восемнадцать! У меня нет работы, нет своего жилья, вообще ничего нет. Что я могу дать этому ребенку? И да, Тимур прав.

Мы предохранялись, но в последний раз что-то пошло не так. Да, надо пить. Надо…

Тимур поднимает мое лицо за подбородок и заглядывает в глаза.

— Кать, ну ты чего?

Во мне сейчас борются два чувства — ненормальная любовь к Тимуру и ненависть к нему же за то, как он поступает со мной.

— Мы же обсудили все, Катюш, — Тимур роняет голову, вцепляется руками в волосы.

Не контролируя себя, я протягиваю руку и кладу ее на голову Тимура, провожу по волосам. Он перехватывает мою руку, сжимает ее и… отпускает.

— Пойми ты, мне не нужно ничего этого! — выкрикивает, срываясь. — Ребенок не нужен, Кать! Я уеду, понимаешь ты или нет?! Меня не будет… я даже не знаю, как долго! Может, вообще не вернусь.

Дергаюсь и тут же обнимаю себя руками.

По щекам бегут слезы.

Он берет мою руку, раскрывает ее и кладет в ладонь таблетку.

Я смотрю на нее так, будто она может меня убить.

Тимур поднимается с пола и садится рядом, отводит взгляд.

— Я не люблю тебя, Катя, — тяжело вздыхает. — Не люблю…

Открываю рот и закидываю таблетку. Тимур протягивает мне стакан с водой, и я делаю несколько глотков, выпивая таблетку.

— Так будет лучше, Катя. Поверь… И для меня, и для тебя.

Тимур выглядит как зверь, которого выпустили из клетки.

Глаза красные, воспаленные. Во взгляде шок и злоба. Сейчас я боюсь мужчину, которого вижу перед собой. Даже Надюша испугалась его, едва увидев.

Я прижимаю дочь к себе, и она крепче обхватывает меня за шею.

— Незачем так орать, Тимур, — стараюсь говорить спокойнее, чтобы не нагнетать и не устраивать шоу для всей семьи, а заодно и соседей. — Это моя дочь. Ее зовут Надежда, и ей пять.

Прямо сейчас он мысленно считает. Складывает в голове даты, вычитает недели, скорее всего, вспоминает, когда у нас в последний раз был секс.

Именно тот, последний раз стал чертой, которую мы перешли, и моментом, в который оба поняли, что нам нужно остановиться.

Я не могу узнать Тимура. Хотя нет, даже не так. Сейчас я не могу узнать в нем обычного человека. Он похож на контуженного, который словил флешбэк и сейчас откуда-то из-за спины достанет нож и вонзит его в кого-нибудь.

Камила отступает, становясь так, чтобы мы были за ее спиной. Сейчас я очень благодарна сестре. Сама того не осознавая, именно она, возможно, спасает меня от чего-то не слишком хорошего.

Ярослав выходит вперед. Он тоже понял, что происходит что-то ненормальное.

— Тимыч, ты чего? — кладет руку на плечо сына. — Слушай, понятно, что ты не знал, но давай немного успокоимся? Пойдем выйдем?

Сжимает его плечо, и Тимура будто переключает.

В глаза появляется адекватность, и он наконец отрывает от меня взгляд и смотрит на отца.

— Прости, бать. Что-то меня совсем занесло, — снова смотрит на меня, но уже мягче. — Катюх, и ты прости. Просто неожиданно это все.

Мягкость его показная. На самом деле, я знаю, что, едва мы останемся наедине, он вполне может придушить меня, требуя ответа.

— Надя, да? — переводит взгляд на дочь.

Та на моих руках уже успокоилась, но все равно спускаться боится, только молча смотрит на Тимура.

Он жадно вглядывается в ее лицо, наверняка ища в нем сходство с собой, но Надя больше похожа на меня.

— Надюш, прости меня. Я не ожидал и растерялся. Ведь я понятия не имел, что у твоей мамы есть ты. И прости, что с пустыми руками, если бы знал, то принес бы подарок и тебе.

В руках у Тимура коробка с лего, явно предназначенная Дёмику.

— С меня подарок, хорошо? — улыбается.

Улыбка Тимуру идет как мне кирзовые сапоги, особенно учитывая, что она скорее вежливая и выдавленная будто под дулом пистолета.

— Хорошо, — Надя, как воспитанная девочка, кивает и снова ныряет ко мне в шею, а я глажу ее по спине.

Разворачиваюсь, чтобы вернуться в квартиру, и все заходят следом.

Мы с Ками отходим в сторону, потому что к нам присоединяется мама с Дёмиком, и Тимура берут в оборот.

— Мам, это плохой дядя? — Надя смотрит на меня со всей серьезностью.

Машинально поворачиваюсь к Тимуру.

— Не плохой, Надюш… Он просто сложный, — вздыхаю и бросаю взгляд на Вахтина, а тот, будто почувствовав мое внимание, резко оборачивается. — Тимур тяжелый человек. Он солдат.

Перевожу взгляд на дочь, в глазах которой интерес, переплетенный со страхом.

— Он пришел с войны? — смотрит на меня испуганными глазами.

— Можно сказать и так.

— Предлагаю всем садиться за стол! — мама хлопает в ладоши. — Ой, только я забыла хлеба купить. Ками, сходишь?

— Я схожу, — поднимаюсь на ноги.

Нам надо съесть эту «лягушку» прямо сейчас, без откладывания в долгий ящик.

— Я провожу, — Тимур тут же направляется в коридор. Я знала, что он пойдет за мной.

Отдаю Надю маме, та хмуро провожает нас.

Я улыбаюсь ей:

— Расслабься, ма! Ну ты чего. Пройдемся, Тимур заодно придет в себя.

— Ладно, — отмахивается. — Идите.

Едва за нами закрывается дверь, я спускаюсь, перепрыгивая через ступеньки, и вылетаю из подъезда.

Тимур молча идет за мной.

Зайдя за угол дома, он перехватывает меня за локоть и толкает к стене, нависает надо мной.

— Надя — моя дочь? И только попробуй мне соврать!

Глава 10

Катя

Я помню, день, когда Тимур избил препода, который домогался меня.

Мерзкий мужик с сальными волосами и потными руками. Он трогал мои ноги и руки — и это было самое отвратительное, что происходило со мной в жизни.

Я знала, что Тимур избил его. У Алферова потом были серьезные проблемы со здоровьем, что-то с позвоночником кажется.

Университет гудел. Потому что сразу после новости о том, что его кто-то избил, появилась новость о том, что он делал…

Это было ужасно.

Алферов так и не вернулся в университет, конечно. Сразу после больницы он отправился в зал суда, где его размотали на несколько сроков и отправили на зону до конца жизни.

Тимур все отрицал. Я никогда не забуду его взгляда в тот самый день, когда в машине я призналась, что за человек Алферов.

Этот взгляд… звериный, ненормальный. Я не знала Тимура таким. Это был вовсе не человек. Настоящий демон.

Но между тем, я понимала, что он меня не обидит. Не ударит, не причинит боль. Знала, что защитит и я смогу ходить в университет спокойно.

Я не знала как, но была уверена — он поможет.

Сейчас в глазах Вахтина кипит дьявольский огонь похлеще прежнего. Передо мной мужчина, который, как мне кажется, и придушить меня в порыве ярости может.

Мне страшно. И этот страх обоснованный.

Тимур сжимает мне шею. Не больно, но так, что я не смогу сдвинуться с места, пока он меня не отпустит.

— Отпусти, — упираю руки ему в широкую грудь.

Под пальцами будто камень. Видимо, там, где он был, Тимур тренировался, потому что под рукой сильное тело. Вахтин раньше был более худым.

Хотя о чем я. Шесть лет прошло… И что с ним происходило в эти шесть лет, неизвестно.

— Я жду ответа, Катя, — цедит бывший.

— Убери руку, придурок! — уже шепчу, потому что голос пропадает.

Видимо, это приводит Тимура в себя, потому что он отпускает меня и сам отступает. Я, пошатываясь, хватаюсь за стену, чтобы не свалиться.

Делаю несколько вдохов и тру шею.

Тимур не сводит с меня взгляда.

— Катя… клянусь, если ты сейчас не заговоришь, я придушу тебя!

— Как я буду говорить, если ты меня душишь, идиот! — рявкаю на него.

Вахтин прищуривается, и я понимаю: если не начну прямо сейчас, он реально меня прибьет.

Доказать отцовство Тимура просто — достаточно взять на анализ его волос или слюну. Быстро и безболезненно.

Возможно, стоит сказать правду.

Сказать как есть: Тимур, я знаю, что ты не хотел ребенка. Что тебе не нужен был ни он, ни семья в целом. И я даже послушала тебя. Но через шесть недель узнала, что таблетка не помогла и я беременна. Если бы ты был дома, уверена, ты бы потянул меня на аборт — ты ведь говорил, тебе не нужен ни ребенок, ни семья.

Но ты уехал, и я родила, наплевав на твои желания и нежелания.

Тебя я не ждала, потому что тебя, по сути, и не было в нашей жизни. Ты мог не вернуться вовсе…

В панике я придумала псевдоисторию о том, что у меня был случайный секс с одногруппником, который отказался от ребенка, и скормила эту историю своей матери и твоему отцу.

Через шесть лет ты вернулся и едва ли не с порога заявил, мол, как же классно, что у тебя нет ни детей, ни семьи, что тебе это не нужно, потому что ты можешь уехать в любой момент.

И не вернуться.

Правду говорить легко и приятно — так сказал Иешуа на допросе у Понтия Пилата.

Но на самом деле, порой правду сказать невозможно.

Тимур может не проникнуться Надей. Уехать, хладнокровно оставив ее.

Я не могу допустить подобного для своей дочери. Я не могу так поступить с ней и с ее чувствами.

В этом мире каждый человек делает свой выбор. Тимур выбирает одинокую жизнь, а я спокойствие свое и дочери.

— Катя.

— Она не твоя, — выпаливаю. — Ясно, Тимур? Надя не твоя дочь.

— Когда у нее день рождения?

Поднимаю брови и смотрю на Тимура шокированно.

— И что тебе это даст? — складываю руки на груди. — Можно подумать, ты помнишь, когда мы спали в последний раз.

— Думаешь, мне будет сложно узнать, когда родилась твоя дочь?

— Пятнадцатого ноября! — выпаливаю. — И она не твоя!

Выдыхаю. Эмоции накалены до предела, и с этим надо что-то делать, иначе, когда мы вернемся домой, все поймут, что между нами что-то произошло.

— Она не твоя, Тимур. Я пила при тебе таблетку, помнишь?

Вахтин взглядом прожигает во мне дыру.

— Именно поэтому я и не пойму, какого черта происходит, ведь я видел все собственными глазами.

— Тебе рассказать, как это произошло? — хлопаю ресницами, как дурочка. — Ну слушай: ты уехал, а я пошла на свидание с другим и перепихнулась с ним. Прямо на первом свидании.

Замолкаю. Слежу за реакцией Тимура, но… ее нет.

Он просто смотрит на меня, как мог бы смотреть на столб.

— Я переспала с другим, а потом узнала, что беременна.

Тимур, как замороженный, не сводит взгляда с меня.

— Где ее отец? Это Филипп?

— Что? — поднимаю брови. — Нет. Филипп был уже после.

— Кто ее отец?

Отворачиваюсь.

— Один мудак, которому не нужен был ребенок, — поворачиваюсь обратно и смотрю в глаза Тимура: — Так что я сделала собственный выбор и оставила ребенка. Еще вопросы?

Тимур медленно надвигается на меня, а я отступаю, пока, наконец, не касаюсь спиной кирпичной стены.

Вахтин ставит руки по обеим сторонам от моего лица, наклоняется так, что я чувствую ненавязчивый запах парфюма вперемешку с его собственным.

— Если ты мне врешь… — обдает меня своим дыханием, и по шее у меня бегут мурашки.

— Ты меня задушишь, я помню. Дальше.

Тимур убирает руки, и я понимаю, что только сейчас делаю вдох.

— Если твои вопросы закончились, то мне тоже есть что сказать тебе, — складываю руки на груди и поднимаю подбородок. — Если еще раз напугаешь Надю — клянусь, я отравлю тебя, Вахтин. Не смей пугать мою дочь!

— Да, прошу прощения, — великодушно кивает. — Просто оказался не готов к этому, я ведь ничего не знал о твоей жизни и тем более о том, что у тебя есть ребенок.

Глава 11

Тимур

Вечер в кругу семьи я помню плохо.

После того как мы с Катей вернулись, я вел себя более-менее адекватно. В разговорах участвовал, на вопросы отвечал, сам спрашивал то, что меня интересует.

Пообщался с братом. Я совсем его не знаю, как и он меня. Когда я уезжал, он был совсем крохой, сейчас же передо мной взрослый пацан, школьник.

Веселый, беззаботный.

Я вижу их связь с моим отцом и ловлю себя на конченом чувстве зависти.

Нет, грешно корить отца, да и не за что. Он давал мне всю свою любовь и внимание, всегда находил для меня время, хотя работы у него было немерено.

Батя — идеальный отец. И мне, и Демику повезло с ним.

Я вижу их связь и понимаю, что моя связь с отцом разорвана. Шесть лет… не год, не два. Шесть. И я теперь другой.

Теперь нам надо снова выстраивать наши отношения. Делать вид, что ничего не изменилось, невозможно. В наших жизнях случилось слишком много всего.

За весь этот вечер я невольно ловил себя на зудящим в груди чувстве — мне тут больше не место. Вклеить меня в их семейный альбом жизни будет сложно, и мне для этого надо постараться больше всех.

Способен ли я на это?

— Хочешь, покажу тебе свою комнату? — спрашивает у меня Демид с выражением неловкости на лице.

— Хочу, — киваю, и его лицо светлеет.

— Идем.

Послушно шагаю за братом. Тот показывает мне свои сокровища — наклейки, которые коллекционирует.

— Это румбокс, я клею их вот сюда, — поясняет Демик.

— Это же обычный блокнот.

Демид поднимает взгляд и смотрит на меня как на мамонта.

— Ну… это румбокс.

Поднимаю руки, сдаваясь.

— А это что?

— Светильник. Я сделал его сам. Там светодиоды. Вдеваешь проводок в цветок из комплекта, а потом устанавливаешь это все вот сюда.

— Нихе… ничего себе. — Я честно на нахожу слов, чтобы описать, насколько я впечатлен.

У него куча портативной электроники: электрические точилки, электрическая лампа, наборы для чистки компьютера, экологический аквариум.

Демику сложно со мной, я вижу. По сути, Катя права: я для них чужой.

— Ладно, пошли обратно, — поднимается.

Снова иду за ним следом, возвращаюсь за стол. Отец и Ольга всячески поддерживают легкую и непринужденную беседу.

Вот только напротив меня сидят двое, которые не спешат вовлекаться в разговор.

Катя и Надя.

Катя косится на меня. Ненавидит. Надя же смотрит так, будто я Кощей Бессмертный, который сейчас снимет голову и положит ее на стол.

С Демиком мне было проще, чем с Надей.

Она опасается меня, это заметно невооруженным глазом.

Да и немудрено.

Она совсем маленькая, а я здоровый мужик, который вышел из себя в ее присутствии. Как и любой нормальный ребенок, она попросту испугалась. Не могу винить ее за это.

Даже наоборот.

Мне следовало лучше держать себя в руках, а не звереть в присутствии беззащитных девочек — Ками и Нади. Но едва Камила сказала мне обо всем, у меня буквально снесло крышу.

В голове не укладывалось.

Просто не сходилось ни черта.

Вот она кладет на язык таблетку. И она ее выпила — сто процентов. Я видел это собственными глазами.

А вот пятилетняя девочка, маленькая копия Кати, стоит и смотрит на меня, как на самое страшное чудище.

Катя, конечно, все объяснила.

Самым, мать его, мерзким способом. Чтобы мне тошно было, назло. Я знаю…

Переспала она с ним тоже назло мне? Или по большой любви?

Прям вот так сразу… На тот момент я даже еще не прибыл на точку и мог звонить, писать. А она тут с ним…

А говорила, что любимый. И единственный. Что никогда и никого не полюбит после меня.

Врала, выходит.

Врала мне ровно так же, как и я врал ей, рассказывая, что она ничего не значит для меня.

И ведь я сознательно пошел на это. Хотел, чтобы у нее была жизнь без меня. Чтобы не ждала. Нашла счастье, новую любовь.

И вот она нашла, Вахтин. Так что ж тогда тебя так бесит?!

— Мамочка, а когда мы домой поедем? — Надя косится на меня.

— Скоро, дочка.

— А можно сейчас? — жмется к Кате.

Та бросает на меня хмурый взгляд и пересаживает Надю на другую сторону, поближе к отцу.

— Надюш, а мы думали, ты у нас останешься с ночевкой? — отец берет девочку на руки, и та с готовностью перекидывает ноги и садится к нему на колени боком, спиной ко мне.

Отец поправляет ей хвостик, а мне хочется взвыть.

Душу рвет, и я, черт возьми, не могу понять почему!

Отец любит Ольгу. Надя — внучка Ольги. И что, что отец тепло относится к, по сути, чужой девочке? Это лишь говорит о том, что он хороший и адекватный человек. Да и Надя, это видно, тянется к отцу.

Мерзкий голос внутри словно по заказу напоминает, что да, они любят друг друга. А ты побоку. Все так. И что? Тимур, ты, блин, взрослый мужик.

Соберись, твою мать.

— Мам, Ярослав, мы, наверное, поедем, — Катя поднимается.

— Ура! — Надя вскакивает на ноги.

— Надюш, может, останешься? — Ольга жалобно смотрит на внучку.

— Нет, бабушка, — серьезно заявляет девчушка. — Мне надо досмотреть Алладина. Там как раз Алладин должен был Джафара победить.

И смотрит на меня косо.

Это намек? На то, что я Алладин — или Джафар?

— Да, я тоже поеду, — поднимаюсь на ноги.

Мне срочно надо уйти. Прямо сейчас. Побыть одному и осознать все, потому что я чувствую — что-то не так.

— Катюш, может, подкинешь Тимура до гостиницы? — спрашивает Ольга.

Катя цепенеет.

— Не надо, Оль, — отмахиваюсь. — Я пройдусь.

— Там дождь идет! — кричит из коридора Камила.

Дружно выглядываем в окно.

Реально дождь хлещет. За музыкой и разговорами мы его не услышали.

— Значит, такси вызову, — отвечаю легко. — Не хочу напрягать Катю.

— Катюш, — Ольга смотрит на дочь укоризненно, — это же Тимур.

Ох, Ольга-Ольга, знала бы ты, как я нагибал твою дочь прямо в этой квартире, яду бы мне подсыпала в еду, а не отправляла Катю со мной.

Глава 12

Катя

Шесть лет назад

— Катюш, иди ужинать! — мама стучит в дверь.

— Иду, мам, — отвечаю тихо и накидываю на плечи теплый халат, потому что в последнее время постоянно мерзну.

Он уехал.

Вот уже две недели, как Тимура нет в моей жизни. Он на связи пока что — звонит отцу и подолгу разговаривает с ним. Никаких подробностей Ярослав не сообщает, просто разговоры обо всем и ни о чем одновременно.

Я не звонила Тимуру, как и он мне.

— Катюш! Суп остынет!

Выхожу из спальни и плетусь на кухню.

— Ты какая-то бледная в последнее время, — мама косится на меня. — Плохо себя чувствуешь?

Я умираю.

Мне не плохо. Мне смертельно больно.

Он уехал. Оставил меня одну. А я, дура, в любви ему объяснялась, говорила, что никогда и ни с кем не смогу быть, кроме него. Он улыбался и смотрел на так, будто не верил ни единому моему слову.

— Все хорошо, мамуль, — отвечаю маме с улыбкой.

Беру ложку, принимаюсь есть суп. Аппетита нет совсем, но надо.

— Ты кушай-кушай, Катюш. А то совсем исхудала, — косится на меня недоверчиво.

— Нервы, мам. Пары, контрольные, лабораторные. Бесконечные стрессы. В меде учиться непросто.

— Понимаю. — Мама вроде верит.

Интересно, что будет, если я скажу ей правду? О том, как умираю от безответной любви и от осознания того, что неизвестно, когда увижу Тимура.

— Как Тимур? — спрашиваю маму будто невзначай.

— Утром Ярослав говорил с ним. Нервничает сильно Тимур, но сказал, не отступит.

— Ясно.

Через силу запихиваю в себя суп.

— Мам, я пойду. Мне учить много.

Ухожу к себе, привычно беру телефон и так же привычно не вижу ни одного сообщения или пропущенного звонка.

Открываю нашу переписку.

«Ты даже не попрощался со мной!»

«Поверь, так будет лучше и тебе, и мне».

Открываю его аватарку, провожу по ней пальцем.

Ложусь на спину и набираю сообщение:

«Я знаю, ты не любишь меня. Просто помни, что однажды и я разлюблю и забуду тебя! И обязательно стану счастливой без тебя!»

Отправляю и отшвыриваю телефон, утыкаюсь лицом в подушку и вою негромко, чтобы мама не слышала.

Он прочитал. Но не ответил. Не позвонил мне и ничего не написал.

А вот я так и продолжала плакать украдкой и смотреть в потолок бессонными ночами, мечтая о том, что однажды он вернется и скажет, что скучал. Что больше всего на свете мечтал вернуться ко мне.

— Давай, кнопка, торопись!

— Мама, ну почему нам нельзя просто остаться дома? Испекли бы пирог с яблоками и почитали книжки с окошками, которые бабушка Оля купила!

— Ох, Надюша, знала бы ты, как я хочу этого, но, увы, маме надо зарабатывать денежки, а значит, тебе нужно где-то быть в то время, пока я на работе.

— Я могу побыть дома одна, — Надя быстро перебирает крохотными ножками, еле поспевая за мной.

— Не можешь, Надюш. Ты еще маленькая для этого.

— А когда я стану в семь раз больше, как дядя Тимур, мне можно будет оставаться одной?

Внутри дергается от этого «дядя Тимур».

Как бы отнеслась Надя к новости о том, что Тимур ей никакой не дядя, а папа?

Она не прониклась им совсем. Он ее напугал, так что это закономерно.

— Когда ты будешь в семь раз больше, так уж и быть, можешь оставаться одна дома, — смеюсь тихо.

Круговорот дел затягивает. В садике помогаю Наде переодеться, а сама тороплюсь на работу.

Встаю в пробку.

Нервно поглядываю на время и постукиваю пальцами по рулю.

На больничной парковке с местами для персонала не особо разгуляешься, так что я подпираю машину одной из наших медсестер.

С бешено колотящимся сердцем залетаю в больницу.

— Девочки, привет! — машу администратору на ресепшн.

— Опаздываешь!

— Простите, — развожу руками.

Я не люблю, когда так. Предпочитаю не привлекать к себе внимания. На меня и без этого порой косо смотрят за то, что работаю в одной больнице с матерью и ее мужем. Типа могу себе позволить вольности.

Но на самом деле я стараюсь не отсвечивать лишний раз.

Мама достаточно прикрывала мою задницу, чтобы продолжать пользоваться этим и наглеть.

Просто сегодня была тяжелая ночь, и я проспала. Позорно забыла поставить телефон на зарядку, а он разрядился, поэтому будильник не зазвонил.

Меня разбудила Надюша, которая встала первой.

Заглядываю в сестринскую и нахожу там Жанну.

— Привет! Я подперла твою машину.

— То есть ты поэтому такая радостная? — выгибает бровь.

— Это одышка.

— А-а. Ну это не ко мне, а к Семенычу в пульмонологию.

— Обязательно! — усмехаюсь нервно.

Залетаю к себе в кабинет.

Я сижу одна в небольшой комнате, заставленной шкафами и этажерками с документами. У окна большой стол и мое удобное кресло, из которого я порой не вылезаю.

— Кать! — окликает меня Жанна. — Там Бондарчук нужны гинекологические наборы в гинекологию. Я зайду потом?

— Конечно, Жанн. Давай не раньше чем через полчаса?

— Через часик зайду.

— Отлично!

Захлопываю дверь, приваливаюсь к двери и шумно выдыхаю, перевожу взгляд на настенные часы. Опоздала на полчаса. Не критично, но не очень хорошо.

Привычно убираю вещи, запускаю компьютер и ставлю чайник.

Мне нужен кофе, да побольше.

Надюша позавтракает в садике, а я вот не успела ничего с собой взять или закинуть в рот по пути.

Пока чайник закипает, выхожу в коридор, там у нас автомат со всякими неполезными штуками, которыми я периодически балуюсь. Покупаю сэндвич, возвращаюсь в свой кабинет и принимаюсь за работу, которой немерено.

Глава 13

Катя

Меня тошнит.

Уже который день.

Разумом я понимаю, с чем это может быть связано, потому что мое тело будто разом изменилось. Грудь, живот, лицо. Все стало другим.

И я сама больше не узнаю себя в зеркале.

Вот уже которое утро начинается с того, что я несусь в ванную комнату и склоняюсь над унитазом.

Когда возвращаюсь на кухню, вижу Ярослава, он кормит Демика.

— Доброе утро, — здороваюсь.

— Привет, Катюх.

Сажусь рядом с Демиком, устало улыбаюсь ему и глажу по головке:

— Кушай-кушай.

Демик смеется, а я вздыхаю и украдкой смотрю на Яра.

— Я вчера съела что-то не то.

— И позавчера тоже съела что-то не то? — наигранно удивляется. — Ну ты мазохистка, конечно, Катюх. Неделю подряд тухляк есть.

Мне очень… очень хочется расплакаться.

— Срок знаешь? — спрашивает у меня тихо.

— Две недели задержка, — шепчу.

— Скорее всего, около шести недель. Надо УЗИ делать и ХГЧ сдавать.

— Я боюсь, — губы трясутся. — Меня мама убьет.

И ты тоже, Ярослав убьешь, когда узнаешь, что этот ребенок — твой внук.

— Твоя мать — удивительной мудрости женщина, — произносит восхищенно. — Ну а тебе восемнадцать, не вижу никаких проблем. Батя есть?

Есть. Твой сын. Который уехал неизвестно насколько… И вообще непонятно, вернется ли.

— Яр, ты же врач. Должен понимать, что непорочное зачатие — история не из реальной жизни.

— Значит, нет. Ничего, Катюх, все будет хорошо, не реви.

— Что ты тут делаешь? — чуть ли не выкрикиваю.

Тимур криво улыбается.

— Тебе как, подобный отчет предоставить или можно сжатый?

И правда, чего это я. Тимур имеет право тут находиться. Хотя бы потому, что больница это общественное место. Но, полагаю, он пришел к Яру.

— Ты к отцу, да? — спрашиваю уже более спокойно.

— К нему, — кивает.

Подробностей не выдает.

Присаживаюсь на корточки, прямо в ноги Тимуру, и начинаю собирать листки. Конечно, документы испорчены и мне нужно вернуться и распечатать новый отчет.

Ползать в ногах Вахтина крайне неловко, поэтому, когда он приседает напротив меня, помогая собирать бумаги, мне становится легче.

— Что это? — беспардонно заглядывает в цифры и выгибает бровь. — Отчет?

Выхватываю у него листок и сминаю бланки, что держу в руках.

Там нет никакой секретной информации, но все равно… нечего ему ковыряться в этом.

Тимур хмурится, глядя на неровный мокрый комок в моих руках.

— Ты кем работаешь тут? Секретарем, что ли?

Это звучит с каким-то странным презрением.

Я поднимаюсь на ноги и отхожу от Тимура.

— Даже если секретарем, то что? — выкидываю документы в урну и поворачиваюсь, складываю руки на груди.

Вахтин уже на ногах. Даже несмотря на грязную рубашку, он все равно выглядит привлекательно. Устрашающе, но чтоб меня… до чего же он притягивает взгляд.

— Ты же хотела быть химиком, — Тимур смотрит на меня непонимающе.

— Я много чего хотела, Тимур.

Господи, что я делаю! Зачем недвусмысленно напоминаю ему о прошлом? Да, о том самом прошлом, в котором я рассказывала Вахтину о том, что люблю его больше жизни.

— Пойдем, я дам тебе салфетки. В туалетах проблемы с водой, потому что где-то авария с водопроводом и воду нам подают нерегулярно. Она еле течет…

Разворачиваюсь и быстро иду по коридору, лишь бы он перестал задавать мне неудобные вопросы и, не дай бог, не вспомнил о прошлом.

Нет. Все. Я перевернула эту страницу и начала новую жизнь. У меня есть Филипп, в конце концов. Тимур остался в прошлом. Просто воспоминание. Не более.

Я открываю свой кабинет и быстро прохожу внутрь, достаю из сумочки пачку салфеток и оборачиваюсь.

Тимур уже вошел и без всякого стеснения осматривается. Руки в карманах брюк, и даже чертово кофейное пятно на рубашке не портит его внешний вид.

— Вот, держи, — подхожу и протягиваю Тимуру упаковку. — Извини, что так вышло. Я торопилась, ну и… короче, ты понял.

Он наконец перестает сканировать взглядом мой кабинет и опускает глаза на меня, забирает упаковку салфеток.

— Выходит, ты провизор, — произносит равнодушно.

— Провизор. — Вообще-то, фармацевт-провизор, но в подробности я не вдаюсь. Отворачиваюсь, иду к компьютеру, чтобы снова распечатать отчет, а сама краем глаза слежу за Тимуром, который достал несколько салфеток и проходится ими по рубашке.

— Почему?

— Что почему? — хмурюсь, но не смотрю на мужчину. — Почему я работаю? Чтобы заработать деньги и кормить дочь и себя. Что за глупые вопросы?

— Ты хотела уйти в науку.

Подхожу к принтеру и забираю новые листы.

— Оказалось, что есть мне хочется больше, чем строить карьеру в малооплачиваемой специальности, где такая конкуренция, что тебя готовы сжечь на костре за любую мелочь.

Резко поворачиваюсь и смотрю на Тимура. Тот кладет упаковку салфеток на тумбу у входа.

— Мне пора, — указываю подбородком на выход.

Вахтин отходит в сторону и ведет рукой, пропуская меня вперед.

Пространства тут не так уж и много, я прекрасно понимаю, что разойтись, не коснувшись друг друга, не получится, но все равно иду…

Сжимая в руках бумаги, иду к Тимуру.

Он следит за каждым моим шагом, и мне кажется, вот-вот сделает что-то, но он не двигается, когда я подхожу ближе.

Протягиваю руку, чтобы положить ее на дверную ручку, и все-таки касаюсь его. Локоть тут же прошивает электричеством.

— Прости, — тру локоть и спешно выхожу в коридор.

— Прекрати просить прощения, — говорит Тимур холодно.

— Ладно, я пойду. Пока, — тараторю и разворачиваюсь.

По коридорам практически лечу. У двери в мамин кабинет быстро стучу и захожу.

Глава 14

Катя

— Жаль, что мне пришлось задержаться, — нервно говорит Филипп.

— Не переживай, я все понимаю. У тебя высокая должность в совете, от тебя многое зависит — немудрено, что твое присутствие необходимо.

— Там такой бардак, Катя. Черт ногу сломит в этой документации. Ее делал какой-то идиот, который окончил сельскую школу, где преподавали один предмет — физкультуру, а читать и считать, блин, не научили, — заводится.

Меня коробит, когда он говорит с таким превосходством. Я понимаю, что Филипп родился с золотой ложкой во рту, но это не значит, что надо постоянно напоминать окружающим, кто он и из какой семьи.

— В сельских школах прекрасно учат всем наукам. Забыл, я училась в одной из таких школ? — спрашиваю Фила.

Когда-то, когда мама была замужем за моим отцом, мы жили в маленьком провинциальном городке, который больше походил на обычный поселок.

Мама развелась с отцом после его измены и моих дуростей, потом нашла Яра… хотя нет, скорее это он ее нашел, и вместе они переехали в город.

Мой отец так и остался в том самом маленьком городке с сыном от любовницы, с которой он изменил маме.

От воспоминаний меня передергивает.

Я много чего тогда плохого маме сказала и сделала, и за это мне будет стыдно до конца жизни.

— Прости, Катюш. Нервничаю, поэтому сказал на эмоциях, — Филипп тут же исправляется и меняет тон. — Как ты, любимая?

— Все в порядке, — отвечаю нейтрально.

Хотя, конечно, ни о каком порядке и речи нет. Всю неделю после возвращения Тимура я не могу спокойно жить. Плохо ем, уровень тревожности зашкаливает. Я постоянно жду, что ко мне в дверь постучит Вахтин и скажет: «Ну ты и сука, Катерина! Я все знаю».

— Как Тимур? — голос Фила становится более жестким.

— Позвони ему и спроси, как он! — выпаливаю и тут же перевожу дыхание. — Откуда мне знать, Филипп. Я не видела его после того ужина у мамы и Яра.

Ляпнула и тут же замираю. Ведь видела же! Ну вот, соврала Филиппу, хотя не хотела этого, но сейчас уже не буду оправдываться — выйдет еще хуже, он обязательно прицепится к моим словам.

— Почему ты сразу нервничаешь? Это обычный вопрос, Катя. Тимур твой брат, и это нормально, что ты, как сестра, в курсе того, что происходит в его жизни.

Я так сильно сжимаю зубы, что мне кажется, их скрипят слышен в трубке.

— Тимур мне не брат, — чеканю слова.

Меня бесит, что Филипп постоянно акцентирует на этом внимание, будто расставляя нас с Тимуром на разные стороны шахматной доски, указывая каждому его место.

— Чего ты добиваешься этим, Филипп? — спрашиваю со злостью. — Тимур взрослый мужчина, у которого своя жизнь. Я не собираюсь лезть в нее, просто не имею на это право! А если ты продолжишь в том же духе, то это ни к чему хорошему в наших отношениях не приведет.

— Я не понимаю, почему тебя это так заводит, — чуть ли не нараспев говорит Фил.

— Мне пора ехать. Пока. — Иначе мы поссоримся окончательно.

— Куда? — выпаливает тут же.

— К маме. Все. Пока. — Отключаюсь, не дождавшись ответа.

Опускаю телефон экраном вниз и кладу руки на столешницу, глубоко вдыхаю, успокаиваясь.

В последнее время моя жизнь — одна сплошная нервотрепка.

Иду к дочери, которая, рассадив мягкие игрушки, лечит их.

— Надюш, переодевайся. Мы едем к бабушке и дедушке.

— Ага, — поднимается и идет к своему маленькому шкафу, принимается рыться в нем. Я тоже захожу к себе в комнату, переодеваюсь в удобные джинсы и теплый свитшот, беру легкую куртку.

Осень в этом году поздняя. Долго было тепло, но сейчас стало значительно прохладнее.

— Я возьму с собой Карамельку, надо посмотреть, что у нее с лапкой. Мне кажется, она ее сломала, — серьезно произносит Надя и залезает на детское кресло с игрушечным мультяшным котом в руках.

А я смеюсь.

Камилка, когда была помладше, тоже носила Ярославу животных, чтобы он их лечил. Мама рассказывала, что она таскала ему и птиц, и уличных котов. Как-то даже соседского гуся приволокла. Вот счастья-то было у Ярослава!

Начинает накрапывать дождь.

— Мам, а я с ночевкой останусь?

— Нет, Надюш. Я съезжу в одно место и приеду за тобой.

— В какое место? — начинает свой привычный допрос.

— Это секрет.

Если скажу Наде правду, она не сможет сдержаться и разболтает все Ярославу.

— Это по работе?

— Нет, Надюш. Нужно забрать одну вещь.

— Для кого?

Вздыхаю.

— Я потому тебе расскажу, ладно? — надеюсь на то, что Надя забудет.

— Ну хорошо, — соглашается нехотя.

В дом к маме и Яру приезжаем к обеду. Мама стоит на пороге квартиры, наверное, увидела, как мы подъехали.

— Бабуля! — Надя бежит к маме. — А где деда? Мне он срочно нужен.

— Прямо срочно? — мама смеется. — Дедушка на смене в больнице.

— Тогда я его подожду!

Переглядываемся с мамой, смеемся. Я захожу последняя и закрываю дверь, разуваюсь.

— Подожди, конечно.

— А где Демик? — выглядываю из коридора. — Дем!

— Он на тренировке, Катюш. Мы с Надюшей скоро поедем за ним, да?

— Ага! Я пойду посмотрю на его рыбок! — Надя убегает, а мы с мамой остаемся в коридоре одни.

— Мам, я хотела попросить тебя больше так не делать.

— Как? — сводит брови.

— Я бы могла забрать велик вместе с Филом.

— Твой Фил в командировке.

— Пять дней назад ты не могла знать, что он задержится там.

Плечи мамы опускаются.

— Мам, у нас с Тимуром все нормально. Не надо пытаться нас сблизить, хорошо?

Мама округляет глаза.

— Я понимаю, ты хочешь, чтобы мы общались, и мы будем общаться. Но толкать нас друг к другу не надо. Он чужой нам с Надей. Видела, как она отреагировала? Не стоит форсировать события.

— Катя… — мама выставляет вперед руку и качает головой.

— Я и сама могла съездить. Не переломилась бы, запихнула велосипед в багажник. Ни к чему это сводничество! И как мне теперь с Тимуром вести себя в закрытом пространстве? Я понятия не имею, о чем с ним говорить, я не знаю этого человека!

Глава 15

Катя

— Помоги, пожалуйста, снять детское кресло, — прошу Тимура.

Тот молча подходит к машине и отсоединяет кресло, разворачивается, идет в сторону дома.

— Ты куда? — кричу ему вслед.

— Отнесу кресло в квартиру.

— Давай просто назад поставим, да и все.

Вахтин оборачивается и смотрит на меня как на дуру, при этом спокойно держит кресло в одной руке, хотя оно совсем не легкое. Но он будто совсем не чувствует его вес.

— Ты когда-нибудь перевозила взрослый велосипед в своей машине?

— Э-э. Нет. Он в разобранном виде нормально влезет в багажник.

— И как ты себе это представляешь? Думаешь, ему раму распилят? — закатывает глаза и разворачивается, идет к подъезду.

А я закипаю, едва сдерживаясь, чтобы по-детски не показать ему средний палец.

Разворачиваюсь, сажусь за руль, завожу машину и кладу руки на колени.

Тимур выходит из подъезда уже без кресла Надюши — оставил его у мамы в квартире — и садится на пассажирское сиденье рядом со мной.

Едва за ним закрывается дверь, я вбиваю адрес склада в навигатор и выезжаю.

— Я могу сесть за руль, — первым нарушает тишину Тимур.

— Рада за тебя, — не свожу взгляда с дороги.

Слышу, как Вахтин тяжело вздыхает.

— Идет дождь. Я могу сесть за руль вместо тебя, — поясняет так, будто я с первого раза не поняла его.

На улице и правда разошелся дождь, хотя по прогнозу он должен был быть совсем небольшим. Небо хмурое, серое. Солнце и не думает показываться.

— Я вожу машину уже шесть лет, прикинь? — спрашиваю с едкой усмешкой. — Шесть лет ездила и в снег и в дождь. И никогда не было проблем.

— Я всего лишь хочу помочь, — Вахтин говорит сдержанно, но я чувствую, что бешу его.

— Хочешь помочь? Надо было отказаться от предложения мамы.

— Это было мало похоже на предложение, знаешь ли, — усмехается. — Жена моего отца попросила у меня помощи. Я был свободен. Не понимаю, почему я должен отказываться. Была бы у меня здесь тачка, съездил бы сам.

— И тебе не пришлось бы терпеть мою компанию, — усмехаюсь.

Тимур отворачивается к окну.

— Это твои слова. Не мои.

Крепче сжимаю руль.

— Я выгляжу каким-то монстром, который не может вынести нахождения рядом с тобой, — злюсь.

— Возможно, так и есть? Ты не думала над этим? — говорит так легко, что хочется врезать ему. — Потому что у меня проблем с нахождением рядом с тобой нет.

Его фраза звучит холодно и абсолютно равнодушно. Вот именно это и бесит сильнее всего, потому что я не хочу, чтобы Тимур тревожил мой душевный покой.

И я каждый день на протяжении всей этой недели уговариваю себя, что Тимур, ну… он просто был. Не более.

Был. Уехал.

Да, родила. Забыла и начали жить счастливо без него.

Но по факту это пустые уговоры самой себя перестать так реагировать. Увы, они не срабатывают, и да, черт возьми, мне тяжело рядом с ним.

Когда мы один на один в закрытом пространстве — вообще чувствуется насилие над моим внутренним миром.

— Ты проехала поворот, — констатирует спокойно.

— Черт! — бьюсь затылком о подголовник и злюсь на себя.

Катя, ну где твои мозги? Какого черта ты творишь?!

— Вот тут кольцо, бери прямо и потом уходи налево, — командует спокойно.

И никаких насмешек в духе «баба за рулем — обезьяна с гранатой».

Отец до сих пор не может поверить в то, что я вожу в городе и ни разу не попала в аварию и не притерла никого.

— Налево, Катя! — говорит Тимур чуть громче.

— Да слышу я.

— Так сбавляй скорость.

Бешусь, но делаю все так, как говорит Тимур.

Разворачиваюсь, еду обратно.

— А почему ты себе машину не купишь?

Я больше чем уверена, что у Тимура достаточно денег. Я знаю, он жил в закрытом городе, форму, жилье и питание ему предоставляло государство, он был на полном обеспечении. Тратить деньги в эти шесть лет ему было некуда.

Да и сомневаюсь, что платили ему копейки. Тимур и раньше был крутым программистом, а сейчас, без сомнения, достиг очень высокого уровня.

— Я пока не уверен в том, что останусь тут, — Тимур отвечает не сразу.

— Почему? — отваживаюсь на вопрос, хотя знать ответа не хочу.

Я не знаю, что со мной станет, когда я услышу его.

— Потому что я прижился там. Там моя жизнь.

— А здесь твоя семья. Отец, мать. Брат.

— Я же чужой, Катя. Ты сама сказала это, — Тимур говорит без претензии, просто сухая и безэмоциональная констатация факта.

А мне снова хочется извиниться, но я молчу.

— Поворачивай налево.

Съезжаю с трассы на грунтовую дорогу.

Дождь сделал свое дело, и у машины будто пару раз терялось сцепление с дорогой и ее немного вело. Вот и сейчас — но я вырулила и выровняла машину.

Тимур все это время был напряжен, но молчал, никак не комментировал и не высмеивал мою манеру вождения.

В конце концов мы все-таки въехали на территорию промзоны.

Тут достаточно мрачно, кругом поля и лесополоса. Идет дождь. Одна я бы обделалась тут от страха, так что хорошо, что Тимур поехал со мной.

— Кажется, это тот склад, который нам нужен. Заезжай в ворота.

Заезжаю, но за воротами шлагбаум. К нам выходит охранник.

— Где накладная на велосипед? — спрашивает Тимур.

— В бардачке.

Он забирает оттуда документы и выходит на улицу, под дождь. Протягивает документы охраннику, и тот указывает рукой, куда надо ехать.Через минуту Тимур садится обратно в машину.

— Ну и погодка. Поезжай вон туда, там пункт выдачи.

Когда мы подъезжаем, он снова командует:

— Сиди тут, я все сам сделаю.

— Хорошо.

Я не сопротивляюсь. Может, я и психованная идиотка, но не дура, понимаю, что сейчас лучше просто послушать Тимура.

Он управляется буквально за десять минут. Мне приходится только подвинуть сиденье, потому что — сюрприз! — велосипед продают не в разобранном виде. Снимают только переднее колесо, но даже с учетом этого велосипед еле-еле помещается в машину.

Глава 16

Тимур

Ладно, это мой косяк. Признаю.

Послушал охранника, решив, что он не может ошибаться.

А может, он и не знал, что ту дорогу размывает гораздо сильнее, чем основную.

Катя то оборачивается назад, то вглядывается вперед сквозь ливень. Стекла в дождевых каплях, не видно ни черта. Она устало откидывается на спинку кресла и растирает лицо руками.

Открываю дверь машины и выхожу под дождь.

Я и так промок, пока разговаривал с охранником и грузил велосипед, еще немного воды уже не сильно что-то изменит.

А вот грязь под ногами — это неприятно. Сейчас измажу Кате машину, и она снова вывалит на меня все, что думает.

Накидываю капюшон толстовки, но он особо не помогает, промокает практически мгновенно.

Обхожу машину, вернее объезжаю, потому что ноги скользят. Осматриваю ее, возвращаюсь и сажусь обратно.

— Я оплачу химчистку,— киваю на свои ноги, которые уже оставили следы на коврике.

— Забей, — отмахивается. — Лучше скажи, что там?

— Нужно вытягивать, Кать, сами не выедем. Но боюсь, пока идет дождь, ничего не получится.

Поворачиваюсь к ней.

Катя прикрывает глаза, а я рассматриваю ее.

Красивая, зараза. До зубного скрежета и тесноты в груди. Губы, глаза, волосы — вся такая, что взгляд не отвести. Боттичелли, Да Винчи, все их Венеры и Мона Лизы, эти произведения искусства, к которым стоят многочасовые очереди, — ничто по сравнению с ней.

Мне иногда кажется, что Катя родилась, чтобы сводить меня с ума. Потому что я едва держусь, когда она рядом.

Я отчетливо осознаю, что теряю контроль над собой.

Видеть меня она не хочет.

Меня ее присутствие рядом тоже порядком выводит из себя. Потому что выдержка моя, годами тренируемая, сыпется сквозь пальцы как труха.

Катя распахивает глаза, и я тут же отворачиваюсь. Не хватало еще, чтобы она спалила меня.

— Что делать будем? Может, эвакуатор вызовем?

— Он не приедет сюда, он просто увязнет где-нибудь на подъезде. Тут трактор нужен, Кать, — киваю на домики впереди. — По-хорошему, надо идти в поселок и искать трактор.

Катя молчит пару секунд, а потом оборачивается и достает с заднего сидения свою сумку, перекидывает ее через плечо, надевает сверху куртку, застегивает и дергает водительскую дверь. Резко оборачивается на меня:

— Чего сидим? Пошли!

Нормально.

Командирша нашлась. Но тут она точно права: смысла сидеть и ждать благословения божьего нельзя, есть риск не дождаться.

Я выхожу, и Катя блокирует машину. Она увязла в грязи так, что места для проезда другой машины хватит.

Катерина идет в сторону поселка не оборачиваясь, а я шагаю следом. Дождь, мне кажется, и не думает прекращаться, так что мы быстро промокаем до нитки.

В какой-то момент у Кати разъезжаются ноги, и она едва не падает, но я подхватываю ее.

— Спасибо! — кивает и хватается за мой локоть.

Я поддерживаю ее, касаясь впервые за долгие годы.

Стрелы воспоминаний попадают четко в цель. Я вспоминаю все, что было между нами. Помню ее тело так, будто трогал его вчера. Изгибы, нежность кожи — все это настолько врезалось в память, что, кажется, я буду помнить все это даже когда стану дряхлым стариком.

Мы подходим к крайнему дому и зовем хозяев. К калитке подходит старушка и с сочувствием выслушивает наш рассказ.

— Сейчас я позвоню Николаю. У него трактор, он должен помочь!

Глаза Кати загораются, и она впервые смотрит на меня с улыбкой.

Но улыбка быстро гаснет, когда старушка дозванивается до жены этого самого Николая, которая и сообщает, что тот спит после принятой на грудь беленькой и сможет нам помочь завтра, когда проспится.

— Что нам теперь делать? — Катя смотрит на меня с доверчивостью, которую сейчас выдает мне авансом.

Я же сам сказал: решим. Вот и решай, Вахтин.

— А больше никто нас вытянуть не может?

— Так трактор один. У остальных только легковые, — разводит руками бабуля. — Уже лет десять просим нам дорогу сделать.

— Ясно. Валентина Владимировна, можно остановиться у вас на ночлег? Я заплачу.

Катя стонет.

— Послушай, вариантов нет. Просто прими это, — велю строго.

— Там Надя ждет меня, — Катя выразительно смотрит на меня, как бы говоря: «Сделай же что-нибудь, пожалуйста!»

И я бы сделал, но против стихии попереть просто не могу, как бы мне ни хотелось этого.

— Мы переночуем тут. Завтра уедем. Надя с твоей мамой, отцом, Камилой и Демидом.

— Конечно, тебе не понять. — И вот в ее глазах уже привычная ненависть, с которой я к этому времени свыкся, как со второй кожей.

Глава 17

Тимур

— Катя, прекрати вести себя как маленькая девочка! — срываюсь на нее. — Ночь ничего не решит.

Я не хочу оставаться с ней на ночь.

У Кати есть Филипп и тонна ненависти ко мне. У меня только душащая, ненормальная, отчаянная привязанность к ней. И один бог знает, как сложно мне будет сегодня.

— Пошел ты, Вахтин! — выпаливает Катя неожиданно. — Не тебе мне рассказывать про то, что нужно перестать быть маленькой девочкой!

Выгибаю бровь. Это на что намек, Катерина? На то, что ты родила в восемнадцать? Так разве моя вина в этом, детка?

— Идемте, покажу вашу комнату, — вмешивается Валентина Владимировна. — Только сразу предупрежу: чтобы без амурных дел. Я сплю за стенкой, и у меня хороший слух.

— За это можете не переживать, — Катя проходит мимо меня, задевая плечом.

У-у! Злющая, как черт.

— Ты спишь на полу! — объявляет мне.

Тут одна кровать, а я и не настаиваю. Спать рядом с ней — самоубийство.

Хозяйка отправляет нас в ванную, дает какую-то одежду, оставшуюся непонятно от кого, но вещи чистые, и мне по большому счету плевать. Я привык и не к такому.

А вот Кате тяжело свыкнуться с мыслью, что придется надеть чужую одежду.

Она благодушно отдает мне одну подушку и одно одеяло, на котором я ложусь у ее кровати. Больше тут просто негде.

Складываю руки на груди и смотрю в потолок.

— Где отец Нади?

— Что? — Катя аж дергается от вопроса.

— Я спросил, где отец твоей дочери?

— Понятия не имею.

— То есть он вот так просто забил на новость о том, что ты беременна и сказал: «Делай что хочешь?»

— Да, вот так просто, — Катя вздыхает. Понятно, что тема ей не нравится. — А что тебя удивляет? Ты бы поступил по-другому?

Сложный вопрос.

— Если бы я узнал о том, что ты ждешь от меня ребенка, то точно не остался бы в стороне от проблемы.

Усмехается.

— Выходит, для тебя мой ребенок был бы проблемой.

Да что за нахрен!

— Я не то хотел сказать, - я, твою мать, сдаюсь!

Потому что ничерта не понимаю, как держать с ней диалог.

Слышу шорох, и Катя поворачивается на бок, подпирает голову рукой:

— Брось, Тимур. Ты сказал ровно то, что хотел: если бы я пришла к тебе с новостью, что ношу в своем животе нашего ребенка, ты бы посчитал это проблемой и, вероятно, отправил меня делать аборт.

— Ловко ты вывернула. Но знаешь, как было бы? Я бы не довел до такого, что в принципе я и сделал. Принял меры, обезопасив и тебя, и себя.

Катя тихо смеется с каким-то болезненным отчаянием.

— Хочешь правду, Тимур?

Смотрю в темноте на очертания ее лица и понимаю, что мой ответ ей не нужен.

— Я так и не простила тебя.

— За то, что я дал нам обоим шанс на другую жизнь?

— За то, что ты не нашел в себе сил и кроху любви ко мне и возможному ребенку внутри меня, — всхлипывает.

— Катя…

— Не хочу ничего слышать.

Отворачивается. Плачет.

Сука, да что ж за жизнь такая конченая у меня!

Подрываюсь с пола, выхожу из дома.

Дождь прекратился, но на улице холодно.

Стою, прихожу в себя…

Ребенок от Кати — это несбыточная мечта. Тогда она была неосуществима.

Сейчас — тем более.

Глава 18

Катя

Это была не ночь, а ад…

Когда Тимур ушел, я плакала. Долго рыдала в подушку, давя всхлипы, чтобы ушлая старушка ничего не услышала.

Все мои мысли и страхи подтвердились этой ночью. Я понимаю, что сделал бы Тимур, если бы не уехал тогда.

Он додавил бы меня. Не оставил бы это просто так. Непременно настоял на аборте. Прошло шесть лет, но ничего не изменилось — он по-прежнему не хочет от меня ребенка.

И слава богу, что уехал, выходит.

Ведь я бы не смогла ему противостоять. Не нашла бы в себе сил отстоять собственное мнение.

Как уснула, не помню. Проснулась на заре. Импровизированная постель Тимура была убрана на табурет в углу. Спал ли он вообще этой ночью или так и сидел на улице?

В доме было тихо, и я просто лежала и смотрела в потолок. Мыслей не было. В голове звенящая тишина, все уже обдумано бессонной ночью.

С кровати я не встаю, попросту сползаю. Сил нет.

А мне еще машину вытаскивать и обратно ехать.

Я переодеваюсь в свою успевшую высохнуть на батарее одежду и выхожу из комнаты. Умываюсь в ванной и иду на шум на кухне.

Там уже кашеварит Валентина Владимировна.

— Доброе утро.

— А, Катюша, доброе. Садись.

Устало опускаюсь на табурет, и женщина ставит передо мной кружку и тарелку с ленивыми варениками.

— Пей чаек, Катюша, — подмигивает старушка, и я вымученно улыбаюсь.

Мне бы кофе. Да покрепче. Такой, чтобы глаза навыкате были, потому что сил у меня нет.

— А вы не видели Тимура?

— Да как же не видела? — удивляется. — Видела. Он с мужиками машину вашу вытаскивает.

Шумно проглатываю завтрак и срываюсь обратно в комнату, лезу в сумку. В боковом кармашке должны быть ключи, но их там нет…

Вот гад!

Возвращаюсь обратно за стол.

— А когда он ушел? Давно?

— Давненько, Катюша. Но, думаю, скоро вернуться должен.

Остаток завтрака доедаю, не чувствуя вкуса, постоянно поглядываю в окно.

— О, а вот и твой благоверный, — указывает женщина пальцем.

Точно, идет.

Только вот Тимур и близко не мой благоверный.

Вахтин открывает дверь, входит, запуская в дом поток холодного воздуха. Его лицо не выражает никаких эмоций, на нем нет следов усталости или злости. Ничего. Просто непроницаемая маска.

Я обращаю внимание на его руки. Красные, видимо, на улице опустилась температура, а он в одной толстовке.

— Катя, — кивает мне.

— Ты забрал у меня ключи, — смотрю на него исподлобья.

— Чтобы вытащить машину, — отвечает равнодушно.

Валентина Владимировна активизируется:

— Получилось?

— Да, — кивает ей и переводит взгляд на меня. — Ты готова ехать?

Одним глотком допиваю чай и поднимаюсь.

— Валентина Владимировна, спасибо вам за все.

Женщина сетует:

— Тимур, вы бы хоть позавтракали! А то даже от чая отказались.

— Я уже дома позавтракаю, — дарит улыбку женщине. — Спасибо.

Отворачивается и смотрит на меня. Улыбка гаснет.

Настолько я тебе противна, да?

Кутаюсь в легкую куртку и накидываю капюшон на голову. На улице не минус, но температура за ночь ощутимо упала.

Мы быстро идем в сторону дороги. Машину видно издалека, она уже стоит развернутая в сторону трассы. Подойдя ближе, обхожу тачку, присаживаюсь перед бампером.

— Твою мать, — роняю голову.

На передней части бампера вмятина.

Тимур стоит сзади:

— Неприятно, понимаю. Мужики сказали, тут когда-то деревья росли, вот по ходу дела мы въехали в старый пень.

Поднимаюсь на ноги и осматриваю повреждения, шмыгаю носом, потому что хочется, как маленькой девочке, расплакаться. Моя машинка… я столько работала, копила, чтобы позволить ее себе.

— Не расстраивайся, — Тимур кладет мне руку на плечо.

Я ощущаю, что ему неловко, он будто чувствует себя обязанным что-то сделать.

— Приедем в город, отгоню тачку в сервис, — говорит, не спрашивает. — Тут бампер под замену, но, думаю, сложностей не возникнет. Решат проблему быстро.

Отхожу от Тимура, и его рука соскальзывает с моего плеча.

— У меня парень есть, вообще-то. Попрошу Филиппа помочь.

— Как угодно, — поднимает руки, сдаваясь, а после засовывает их в карманы джинсов. — Хочешь, я поведу?

Сжимаю брелок от ключей в руке, думаю секунду. Так будет лучше, да. Я устала. У меня нет сил контролировать дорогу.

Молча протягиваю брелок, и Тимур забирает ключи. Он садится на водительское место, я на пассажирское и автоматом кладу телефон на держатель с беспроводной зарядкой.

Вечером у меня сел телефон, а зарядное устройство я с собой не брала.

Тимур заводит машину и выезжает.

Вскоре мой телефон включается, и тут же начинают сыпаться сообщения, а потом раздается звонок. На экране имя Филиппа.

— Алло.

— Где ты?! Почему не отвечаешь? — спрашивает, сразу начиная с наезда.

— Я потом тебе расскажу, ладно?

— Ты не дома. Я ночью вернулся и поехал к тебе, но никто не открыл, — давит голосом.

Тру пульсирующий висок.

— Фил, я поехала за подарком Ярославу и застряла. Еще и машину повредила. Я только сейчас еду домой.

Тимур тихо откашливается, и я резко поворачиваюсь к нему.

Вот обязательно было это делать сейчас, да?

— Катя, — Филипп зол, — ты не одна?

— Нет… Фил, у меня сейчас снова сядет телефон. Я приеду, и мы поговорим, хорошо?

— Что нахрен происходит, Катя? — орет Филипп, но телефон садится.

Я роняю руку с телефоном. Фил даже не спросил что со мной… В порядке ли я.

Поворачиваюсь к Тимуру.

— Помолчать нельзя было?

— Мне что, давиться? — косится на меня.

— Мог бы потише…

— Потише кашлять? — хмыкает.

— Ладно, проехали. И кстати, почему ты такой бодрый? Ты же не спал ночью.

Тимур больше не поворачивается ко мне:

— Я привык не спать, Катя. На точке мы могли по трое суток не спать.

Глава 19

Тимур

Достаю бутылку из холодильника.

Наливаю в стакан, верчу его в руках.

В ванной комнате выливаю вискарь в раковину. Он оставляет следы на белой керамике, и я включаю воду, наблюдая за ней.

Не хочу я эту чертову запеканку.

И чертову Катю тоже не хочу.

Все, чего я сейчас хочу, это уехать. Обратно.

Туда, где все просто и понятно. Где каждый день — как день сурка. Где нет вопросов: а что, если? Где нет ответов. Есть только указания, и ты их выполняешь, не ставя под сомнение.

Меня накрывает.

Как будто меня контузило, вот только раны мои не телесные. Они где-то глубоко. Их не вытянуть на поверхность, не излечить.

Велосипед еще этот чертов!

Филипп гребаный, который дергает ее. Как она связалась с ним вообще?

Хотя с ним-то как раз все понятно, он с самого начала спал и видел, как Катя будет с ним.

Ходил вокруг нее, круги нарезал, раздражал неимоверно. Катя рассказывала, что он просто друг. И я видел, что она вообще его не рассматривает в романтическом ключе, он реально просто друг.

Когда я уезжал, подумать не мог, что Катя с ним сойдется. Надо сказать, я вообще в нем не видел конкурента.

А он выжидал годами, как зверь свою жертву.

Со всей дури бью ладонью по крану.

Идиот. Что ты творишь?

И чертова Катя снова… снова подрывает все внутри.

Возвращаюсь в комнату, привычно падаю спиной на кровать и смотрю на потолок, будто он может дать мне ответы на мои вопросы.

Фил мне не нравится. Никогда не нравился. Скользкий он. Такие подставляют, втихаря сдают своих, выдавая все секреты.

Может, Надя его дочь?

Не похожа…

Надя светленькая, как Катя, а Фил вообще рыжий.

Руки горят, башка варит так, что хочется сказать: котелок, остановись!

Но куда там…

Нарушая протоколы, снова делаю это. Залезаю к Филиппу, в его частную жизнь. Ковыряюсь в его ноуте, шарю по документам. Что ищу? Что может дать мне ответы?

Звонит телефон, на дисплее номер замкомроты.

Твою мать!

— Здравия желаю, товарищ майор.

Непроизвольно выравниваюсь по струнке.

— Вахтин, я не понял, — тянет нараспев. — Тебя, идиота, домой отпустили зачем?

— Чтобы вернулся к обычной жизни в социуме, — рапортую.

— Так и какого лешего ты творишь? Сесть хочешь за несанкционированный доступ к компьютерной информации?! Вахтин, ты ведь уже это проходил!

— Так вышло, товарищ майор. Исправлюсь.

Барсов вздыхает на том конце.

— Ты нахрена его пробивать полез?

— Это личное.

— У тебя теперь личного нет, Вахтин, — говорит устало. — После того, что ты узнал, увидел и делал, скажи спасибо, что тебя вообще из точки выпустили.

— Исправлюсь, — повторяю.

— Вот идиот! — восклицает Барсов в сердцах. — Ничему жизнь не учит! Последний раз говорю, Вахтин: одна осечка, и ты пожизненный раб системы. Первый раз, когда сестру пробивал, мы глаза на это закрыли, отмазали дурака. Больше предупреждений не будет. Никакой тебе родни, дочерей и племянников.

Слушают. Смотрят.

Знаю.

— Не дочь она мне.

— Да мне как-то похрен, Вахтин, понимаешь?

Отключается.

Роняю голову на стол. Вот кретин. Я же все знаю, меня предупредили, аж на пальцах объяснили. Нельзя мне лезть никуда.

Но я чувствую, что дрянь какая-то творится под носом. Что-то не то. А в каком направлении рыть, непонятно.

Отключаюсь, вырубаю комп.

Отпусти, Вахтин. Отпусти.

Бесит Фил тебя? А чьи это проблемы? У них там любовь, официальные отношения. Того и гляди поженятся.

В груди что-то болезненно сжимается. В башке моментальный хаос. Я пытаюсь вспомнить, было ли на пальце у Кати кольцо в те разы, когда мы виделись? В доме у отца не было и когда мы вместе ездили, тоже.

А в самый первый раз?

Она часто держала руку под столом.

Нет. Так нельзя. Я просто сойду с ума.

Лезу в душ, под холодную воду. Отрезвляет. Чтобы не откатиться назад, переодеваюсь и выхожу на улицу. Бреду сам не знаю куда, лишь бы в номере не сидеть.

Как пацан, не знающий жизни, я не могу себя собрать воедино. У меня в руках куча разрозненных кусочков пазла, море частичек, но соединить их мне не по силу.

Сам не понимая как, оказываюсь у дома отца. Поднимаюсь, нажимаю на кнопку звонка. Открывает отец.

— О, Тимыч, привет! — широко улыбается и замирает, разглядывая меня. Улыбка медленно сходит с его лица: — Тимур? Что-то случилось?

Случилось столько всего, что черт его знает, с какой стороны подступиться.

Я туплю на пороге, и отец первым приходит в себя, затягивает меня за локоть в квартиру.

— Ты чего в толстовке гоняешь? Холодрыга на улице, — бурчит по-отечески.

— У меня нет куртки, — говорю честно.

Но внутри ощущение, что говорю я вовсе не про куртку. У меня нет чего-то гораздо большего, чем куртка.

— Нет? — переспрашивает отец неверяще.

— Старые я выкинул, а новые армейские, в них лучше не ходить.

Я тяну молнию теплой кофты вниз, снимаю ее и вешаю на крючок в прихожей.

— Я… просто так зашел, бать, — говорю растерянно.

Отец держит лицо, хотя вижу, что он все понимает. Что ни черта не просто так…

А в чем истинная причина, не знаю и сам.

— Идем на кухню. Ольга с Демиком уехали на день рождения к его другу, а я тут страдаю в одиночестве.

Отец принимается суетиться на кухне, а я неожиданно осознаю, что неистово завидую ему. Своему собственному отцу.

Его семье, тому, что они с Ольгой есть друг у друга. Завидую совместным планам, быту, спорам о том, куда пойти. Завидую этой легкости и простоте. Понятности.

Как же у меня все так сложно…

А может стать легче?

Теоретически, если переключиться на другую девушку, — да.

— Отец, я никогда у тебя не спрашивал. Как ты разлюбил мать?

Он замирает, оборачивается ко мне, брови тянутся вверх.

— Знаешь, просто однажды мы поняли, что мы вроде как вместе, но внутри уже ничего ничего нет. Пусто, понимаешь? — садится передо мной на стул. — По молодости думал, плохо, что у нас постоянные ссоры и выяснения отношений. Качели эти, притирания. Она бесила меня неистово. А потом я осознал: конец приходит тогда, когда внутри ничего не дергается на женщину. Что есть она, что нет — все ровно.

Глава 20

Катя

— Мне не нравится, что ты общаешься с Тимуром и тем более ездишь куда-то с ним, — Филипп ходит по моей спальне из угла в угол.

— Это было всего раз и вряд ли повторится, — отвечаю спокойно, стараясь не повышать голос, потому что такими темпами легко уйти в скандал.

Филипп подходит ко мне вплотную, разворачивает к себе за плечи и смотрит в глаза, будто пытаясь загипнотизировать.

— Ты должна была отказаться.

Веду плечом, сбрасывая руки Фила, и отхожу к зеркалу. Беру пудру, взмахиваю кисточкой, заканчивая макияж.

— Мама попросила нас помочь. С какой стати я должна была отказываться?

— Твоя мать… — цедит, собираясь с мыслями.

Резко поворачиваюсь и дергаю подбородком:

— Давай. Договаривай! Что там про мою мать?

Пусть только попробует хоть слово плохое в адрес мамы сказать.

Филипп, видя мой боевой настрой, сдается и поднимает руки, показывая, что безоружен.

— Я хотел сказать, Ольге стоило подумать о том, что вам может быть некомфортно вместе в одной машине, да еще и путь неблизкий. Вообще-то, Тимур мог сам съездить за великом.

— Филипп, у него нет машины. Сама бы я не засунула велосипед в багажник, только намучилась бы.

— Ты могла дождаться меня, — говорит назидательно.

— Черт! Это была не моя идея! Меня попросили о помощи, сколько раз повторять?! — бью ладонью по столу, на котором выставлена косметика, и она тут же падает.

Фил тянет носом воздух:

— Знаешь, ты стала слишком нервной после того, как вернулся твой брат.

— Может, это связано не с его возвращением, а с тем, что ты ежедневно пытаешься меня в чем-то уличить?

За эти пару недель мы ссорились раз пять, не меньше. И каждый повод каким-то образом был связан с Тимуром.

— Согласись, причины для беспокойства у меня есть, — говорит назидательно.

Мои брови медленно ползут вверх.

— Это какие, напомни? Я ни словом, ни делом не дала тебе усомниться в своей верности. То, что я иногда общаюсь с Тимуром, также объяснимо. Он сын Ярослава. Конечно, я буду видеться с ним, даже разговаривать, и впредь.

— Я не про это, Катя, — Филипп подходит ко мне и кладет руку на плечо, сжимает его. — Ты любила своего брата. И спала с ним.

Кровь отливает от лица. Конечно, Филипп знает. Он видел воочию мои страдания, и не нужно много ума, чтобы догадаться, с чем — вернее, с кем — они были связаны.

Но раньше эту тему мы всегда обходили стороной. Филипп делал вид, что ничего не знает, а я — что ничего не было. Всех это устраивало.

— Тимур мне не брат, — произношу сквозь зубы. — И да, я любила Тимура. Упивалась этой безответной любовью, а он растаптывал меня раз за разом. Я хорошо помню уроки, которые он преподал мне. Но вот какое дело, Филипп: чем больше ты пытаешься задеть по этому поводу, тем сильнее мне хочется закрыться от тебя.

Отхожу от Фила, иду к шкафу и достаю платье.

— Я ревную, Катя, — он подходит со спины, оплетает меня руками за талию, кладет подбородок на мое плечо. — Я неистово тебя ревную к нему. И это сводит меня с ума.

Накрываю его руку своей скорее чисто механическим жестом.

— Я с тобой, Филипп. Неважно, что было между мной и Тимуром, это в прошлом.

Насмешливый голосок внутри пищит противно: ну и лгунишка же ты, Катя.

Ирония в том, что Филипп прекрасно знает, что я вру, выдавая желаемое за действительное.

— Давай помогу застегнуть платье.

Киваю, снимая халат и отбрасывая его в сторону, через ноги тяну наверх вечернее платье, собираю волосы, чтобы Фил не прищемил их молнией.

Он ведет собачку вверх и застегивает платье до конца, оставляет поцелуй на плече.

— Ты безумно красивая, Катя.

Улыбаюсь ему.

— Надя приедет с Камилой?

— Да. Ками вчера попросила отпустить ее на девичник с ночевкой и пообещала забрать Надю и привезти прямо на день рождения Ярослава.

— Может, попросить Камилу и сегодня забрать Надю с ночевкой? — дергает бровью, намекая на ночь вдвоем, которой у нас не было уже достаточно долго.

— Я спрошу у сестры, — соглашаюсь, хотя сегодняшний вечер планировала провести иначе.

Мы с Филиппом приезжаем в числе первых и сразу же идем поздравлять Ярослава.

Украдкой ищу взглядом Тимура.

Не потому, что соскучилась, а чтобы быть готовой и не дергаться из-за неожиданных встреч.

— Кого выискиваешь? — Конечно, Филипп все видит и замечает.

И это начинает меня конкретно напрягать.

Смотрю на него исподлобья. Это так теперь будет всегда?

— Я просто спросил, Катя, — смотрит на меня тяжело.

— Я ищу Камилу. Она уже должна была приехать с Надей.

— Понятно, — криво улыбается.

— Я отойду, — не дожидаясь ответа, ухожу от Филиппа.

Нахожу маму, болтаю с ней, потом с некоторыми гостями. Приезжает Ками с Надей, и я переключаю все внимание на них. Дочь с упоением рассказывает, как они с сестрой устроили костюмированное представление и записали ролик, который непременно мне покажут.

Надя бегает от меня к Ками, от Ками к маме с Яром.

В какой-то момент я теряю ее из виду, но быстро нахожу возле фуршетного стола. Рядом Тимур.

Сидит перед ней на корточках, разговаривает о чем-то.

Воздуха резко не хватает. Я прижимаю руку к груди, чтобы хоть немного унять сердцебиение.

Боковым зрением вижу, что ко мне подходит Филипп, с холодным выражением на лице смотрит туда же, куда и я.

— Здорово, что у Нади появилась еще одна нянька, — говорит холодно.

— Он не нянька Нади, — отрезаю.

— А кто он твой дочери, Катя? — Филипп переводит взгляд на меня, буравит глазами.

И, так и не дождавшись ответа, разворачивается и уходит.

Глава 21

Тимур

Неделя прошла плодотворно.

Я понял, что, пока сижу в четырех стенах в гостинице, так и буду потихоньку сходить с ума. Так что я решил — хватит бездельничать и снял отдельную квартиру.

Обычная безликая двушка недалеко от отцовского дома.

Параллельно восстановил парочку старых связей. Давние друзья поднялись высоко, поэтому, узнав о том, что я вернулся, подтянули в проекты.

Конечно, раньше я занимался другим, надо сейчас входить в курс дела.

Так что всю эту неделю я активно вливаюсь в работу.

В офисе работать невозможно. Мне нужна тишина, покой и чтобы меня никто не дергал, а там бесячий кавардак и куча людей, которые лезут куда не надо.

Отпечаток системы наложен на меня безвозвратно, исправить это уже не получится.

Я устал от череды встреч, мероприятий и тусовок. Это слишком быстро для меня. Но отказаться невозможно, как-никак день рождения отца.

После поздравлений, знакомства с людьми, которых я вижу впервые, отхожу в сторону, становлюсь в тень и наблюдаю за всеми.

Взгляд сразу находит Катю.

Рядом с ней бессменный Фил.

Смотрятся они вместе дебильно. Слишком контрастные, разные. Вечно угрюмый и всем недовольный Фил и легкая, невесомая Катя с сияющей улыбкой.

Вот только сейчас ее лицо не украшает даже тень улыбки. Катя такая же хмурая, как и ее ухажер.

А он тем временем что-то втолковывает ей. Катя не слушает, я вижу. Она словно отключилась от Фила и водит взглядом по залу ресторана, будто выискивая кого-то.

Залипаю взглядом на ней.

Такая красивая, что глаз не оторвать. Неидеальная, нет. Прическа свободная, одна прядь выбилась из небрежного пучка. Платье струящееся, и с плеча спала лямка, открывая ключицу и тонкую белоснежную шею.

Фил замечает эту небрежность и поднимает лямку, поправляет ее, чтобы плотно прилегала к телу.

Ну вот, все испортил!

Катя фыркает, ведет плечом, отталкивая руку Фила, и непослушная лямка снова падает.

Я тихо смеюсь:

— Ну вот, совсем другое дело.

По-прежнему не могу отвести от нее взгляд.

А что, в королевстве Фила и Кати все не так уж и радужно, выходит?

Катя-Катя, как тебя занесло к этому придурку? И ладно бы он был отцом Нади, я бы тогда понял, ну а так… Ведь видно же — ни черта ты не любишь его.

Уж мне ли не знать, как ты умеешь любить…

— За кем следишь? — звучит заговорщический шепот позади.

— Твою мать! — дергаюсь, потому что не слышал, как ко мне кто-то подошел.

Оборачиваюсь и вижу смеющуюся Камилу.

— Ками, ты меня в могилу сведешь.

— О, поверь, это буду не я, — и широко, задиристо улыбается, а потом кивает: — Катюху сталкеришь?

Отвечаю не оборачиваясь:

— Слишком много людей, я просто отошел в сторону, чтобы перевести дух.

Камила складывает руки на груди и закатывает глаза:

— Ага, так я и поверила.

— Не веришь мне? — усмехаюсь. — Тебе надо было не в медики идти, а в университет МВД.

— Вы с Катюхой то еще трепло, — качает головой назидательно. — Ну да ладно. Что тебе рассказать?

И бровью дергает.

— Брось, Ками, я реально…

— Она его не любит, — перебивает. — И вообще, он меня бесит, этот Фил.

Кривится.

— Весь такой из себя правильный, а внутри столько гов…

— Ками! — Надя подбегает к нам, и Камила замолкает, не закончив.

На дочери Кати розовое платье. Воздушное, пышное, с рюшами. Кучерявые волосы заплетены в две тоненькие косички, на кончиках бантики.

Красивая девчушка. Практически копия Кати. Беда будет пацанам…

— Привет, дядя Тимур, — машет мне ручкой.

— Привет, принцесса, — подмигиваю ей.

Девочка поворачивается к Камиле:

— Пойдем туда, — указывает рукой на фуршетный стол.

Та бросает хитрый взгляд на меня и присаживается на корточки перед Надей:

— Надюш, а давай тебя отведет дядя Тимур? Мне нужно отойти в туалет.

Надя смотрит на меня, думает. Отвечает не сразу:

— Ладно, — говорит на выдохе и скорее обреченно.

Что, не нравится тебе моя компания, да, малышка? Понимаю… мне с самим собой порой тошно.

Ками встает и поворачивается ко мне:

— Сходишь с ней, Тимур?

— Без проблем, — протягиваю руку Наде и беру ее маленькую ладошку в свою.

Пальчики тоненькие, совсем крохотные. И рука ее утопает в моей.

От эмоций подкатывает к горлу ком, воспоминания мчатся калейдоскопом. А ведь если бы я тогда не заставил Катю выпить таблетку, у нас с ней могла бы получиться вот такая Надюша.

Пока идем к фуршетному столу через толпу гостей, я чувствую, как в моей груди ворочается какое-то странное ощущение. На нас бросают взгляды и улыбаются, умиляясь.

Еще бы. Уверен, мы выглядим колоритно. Неженка в рюшах и грозная туча.

— Поднимешь меня? — Надя хлопает глазками. — А то мне не видно.

Беру ее на руки и сажает себе на изгиб локтя. В нос ударяет запах.

Я никогда не мог подумать, что дети могут так пахнуть. Потому что это очевидно не парфюм.

Веду носом по пуху, выбившемуся из косы, внутри меня дергается все разом, сердце начинает щемить.

— Тебе не тяжело? — спрашивает меня.

— Ты как пушинка.

— А мама говорит, что ей стало тяжело меня на руках носить и поэтому она меня поднимает редко.

— Твоя мама хрупкая, тоже как и ты пушинка, а я тяжелый, сама же сказала. Мне не сложно.

Надя сканирует меня взглядом:

— А откуда ты знаешь, что мама как пушинка? Ты что же, носил ее на руках?

Вот тебе и ребенок. Все проанализировала и задала верный вопрос.

— Однажды носил, — говорю полуправду. — Твоя мама как-то ногу подвернула, я отвозил ее в травмпункт.

— Аа, — кивает, довольная ответом. — Дашь мне вон тот бутерброд?

Ставлю Надю на пол, беру бутерброд и протягиваю, присаживаясь перед ней на корточки.

Надя забирает у меня еду, принимается жевать.

— Ну как вы тут? Общаетесь? — Камила снова подходит со спины. — Тим, ты чего такой дерганый?

Глава 22

Тимур

Когда я был мелким, меня страшно плющило от клубники.

По телу распространялась сыпь, даже если крохотный кусок попадал в рот.

Отец-медик, конечно, быстро купировал эти приступы, но, увы, все закончилось тем, что мне просто настоятельно порекомендовали не есть эту ягоду.

Я не особо ее любил, поэтому легко исключил клубнику из потреблямых продуктов и в целом даже забыл о том, что у меня есть эта аллергия.

Смотрю в спину Камиле.

Ты что-то знаешь, да?

Какого черта ты сеешь смуту и в без того мою больную голову?

Ками подходит к Кате и Филу, передает племянницу матери.

На лице Кати читается тревога, которую она пытается скрыть. Камила кивает головой в мою сторону, и втроем с Филом они поворачиваются ко мне.

Видимо, Ками сказала, что мы только что общались.

Катя неловко улыбается вежливой, но абсолютно сухой улыбкой и поднимает руку, приветствуя меня.

Машинально киваю и опускаю взгляд на Надю.

Бесполезно искать сходство со мной, потому что дочь Кати похожа только на нее саму, просто маленькая копия. Моего ничего. Жадно вглядываюсь в девочку. Может, я что-то упустил? Проглядел? Родинку какую-то или родимое пятно?

Ведь вроде такие вещи передаются от родителя к ребенку.

Ага. Аллергия тоже.

Достаю из кармана телефон. Руки трясутся, как у алкаша, хотя я не пил ни грамма. Гуглю.

Буквы скачут перед глазами, как заведенные.

Статей на тему аллергии и наследственности просто море, но везде пишут примерно одно и то же: если есть аллергические заболевания у одного родителя, то у ребенка аллергия разовьется с вероятностью от двадцати пяти до пятидесяти процентов.

У Кати нет аллергии на клубнику, я помню, как она лопала ягоды, привезенные ее бабушкой из деревни.

В голове гул.

Компания Кати и Фила больше не смотрит на меня.

Филипп сидит на корточках перед Надей и что-то говорит ей со слишком сладкой улыбкой, но девочка не ведется, смотрит на него исподлобья.

Неконтролируемо внутри поднимается волна агрессии, неадекватной ревности.

Что, если она моя дочь?

Но ведь Катя наплела мне про разовый перепих с кем-то. Могла она пойти на это? Черт его знает, на что способна обиженная и брошенная девушка.

Напрямую подойду — не скажет, снова начнет втирать свою версию. Может, это и правда, но…

А если нет?

Отворачиваюсь от этой компании, хватаюсь за стол, с силой зажмуриваю глаза, пытаясь унять волну ярости.

Я не слышу музыки, гул голосов остался где-то позади, сейчас в ушах лишь шум сердцебиения.

— С вам все в порядке? — подходит один из коллег отца.

— Да. Спасибо, все хорошо, — бросаю и ухожу к выходу для рабочих.

Тут, на улице, в темноте, я приваливаюсь к стене у мусорных баков.

Чувства разом обостряются, начинают давить, душить.

Раньше я думал, что тяжелее быть не может. Считал, что предел достигнут. Но сейчас я понимаю, что нихрена — может быть больнее во сто крат.

Если она моя дочь, это меняет все. Абсолютно, блин, все.

Неожиданно я осознаю, что сама мысль о том, что у меня может быть дочь, вкупе со всей прочей растерянностью, дает четкое понимание: я никогда в жизни не откажусь от нее.

У курящего рядом официанта стреляю сигарету. Может, хоть так посветлеет в мозгу?

Кое-как собираюсь, возвращаюсь в ресторан.

Сканирую зал, который забит по большей части врачами. Тут бывшие одногруппники отца, коллеги из предыдущих мест работы и кое-кто из нашей больницы.

Хирург, гинеколог, узист, анестезиолог, аллерголог…

Светлана Юрьевна, кажется, так ее зовут. Женщина стоит в кругу других гостей и смеется, что-то обсуждая.

— Добрый вечер, дамы, — буквально врываюсь в их компанию.

Они испуганно округляют глаза, явно считая меня несколько не в себе.

— Светлана Юрьевна, я украду вас на пару минут, — бесцеремонно тяну ее в сторону.

Она что-то пытается сказать, но мне плевать.

— Скажите, это правда, что аллергия передается от родителей к детям?

— О чем ты? — моргает несколько раз, собираясь с мыслями. — Аллергия на что?

— Клубника.

— Пищевая аллергия часто передается от родителей детям. Вернее, по наследству передаются не клинические проявления аллергии, а предрасположенность к ней. Однако наличие наследственной предрасположенности не означает неизбежность болезни.

Я же слышу «бла-бла-бла».

— Передается? Да или нет? — выхожу из себя.

— Да, но… — выставляет палец.

— Еще вопрос, — перебиваю ее. — Что нужно для теста ДНК?

Светлана Юрьевна моргает, я определенно ее пугаю.

— В идеале кровь, но подойдет волос, слюна.

— Спасибо, — аккуратно разворачиваю ее и подталкиваю обратно.

Я хамло?

С большой долей вероятности да. Но у меня тут привычная жизнь рушится, нет времени на вежливость.

Волос, значит.

Нахожу взглядом Катю. Она разговаривает с Надей и Ольгой.

Как таран иду в их сторону.

— О, Тимур! — Оля улыбается. — Ты куда пропал?

— Выходил позвонить. — Поворачиваюсь с Кате: — Как дела?

Она даже отступает, испуганная моим резким вопросом.

— Нормально, — смотрит исподлобья.

Присаживаюсь перед Надей.

— А ты как? Не высыпало после клубники? — делаю вид, что треплю ее по косичке, а сам вытягиваю волосинку, свисающую ниже всех, уже явно оторвавшуюся от головы.

— Не-а, не высыпало, — говорит с широкой улыбкой.

— На какую клубнику? — начинает суетиться Катя.

— Мам, я чуть-чуть!

Пока они спорят, я ухожу, по дороге убирая волос в салфетку.