Бывший. (не) мой

1. Ну, здравствуй, Пташка

Марина

Странный сегодня день. Сижу за столиком в дорогом ресторане. В моём любимом, между прочим. Здесь, как всегда, уютно и атмосферно: современный интерьер, вежливый, с иголочки одетый и вышколенный персонал, безупречное меню и приятная ненавязчивая музыка.

Напротив меня сидит мужчина. Мой мужчина. Хотя почему-то именно сегодня это слово кажется каким-то не совсем правильным. Как на парковке, когда все автомобили стоят ровно, а один чуть сдвинут. И вроде, он даже не цепляет колесом линию разметки, но из общей массы выбивается.

Игорь уже минут десять говорит по телефону. Сначала это был чисто рабочий диалог, но сейчас он перешел уже в пустую болтовню. Хотя, может, это для меня она пустая, и выглядит неуместно при условии, что он здесь не один, а для него это норма.

Мы не виделись две недели, но выходит, из нас двоих скучала только я. Даже мужчина за соседним столиком, с бОльшим интересом и чаще смотрит на меня, чем Игорь. Хотя он тоже в компании спутницы — вполне себе симпатичной.

Очередной кобель. Хотя они все такие. Это я усвоила давно. Жаль только, уроки были жестокими и болезненными.

Игорь душевно смеется, даря эти эмоции своему собеседнику. Я же продолжаю пребывать в одиночестве.

Мой взгляд притягивают часы на мужской руке, прислонившей телефон к уху. Теплый свет от искристых люстр красиво переливается на корпусе дорогого аксессуара.

Время. Моя мама всегда говорила, что это самый ценный ресурс, и нужно уметь грамотно им пользоваться. А моя любимая подруга Рита утверждает, что я трачу его впустую, встречаясь с Игорем. Почему-то именно сегодня я задумываюсь о том, что в ее словах есть доля истины.

Улыбчивый официант приносит нам блюда, и Игорь наконец завершает разговор. Голоден. И эта шпилька неприятно клацает за ребрами. Тарелка со стейком, в отличие от меня, охотнее отвлекла МОЕГО спутника от важного разговора.

Хотя я старалась его впечатлить. В принципе, как и всегда. Надела красивое, струящееся по фигуре платье на бретелях из атласа глубокого сливового цвета, уложила волосы крупными локонами и даже макияж нанесла вечерний, но не броский. Надеялась, что Игорь будет пожирать меня глазами, а на деле получила ровный, практически без эмоций взгляд. Словно я в джинсах и футболке.

На секунду представляю лицо мужчины напротив, если бы я действительно заявилась в ресторан в подобном виде, и даже неосознанно усмехаюсь, прикрывая рот салфеткой.

И вдруг замираю. Не поворачиваюсь. Вообще не двигаюсь. И даже не дышу.

Мимо нашего столика проходят мужчина и женщина, мило воркуя и посмеиваясь. Обрывки его фраз и едва уловимый запах неожиданно проникают в самую глубь, и тянут за крепкие нити, которыми я так бережно штопала раны на своём сердце. Долго. Усердно. Стискивая крепче зубы и глотая горькие слёзы.

— Марин! — режет слух недовольный голос Игоря, видимо, я отреагировала не сразу. — Чего не ешь, говорю?

Моргаю и заставляю себя дышать. Смотрю на мужчину напротив, но будто сквозь него, а потом роняю взгляд на тарелку. И как это есть, когда поперёк горла стоит ком?

— Аппетита нет, — шевелю одними губами.

— Сказала бы сразу. Зачем заказала? — в голосе без труда читается негодование, но сейчас мне на это плевать. — Вино тоже не будешь?

О-о-о, а это я с радостью.

Делаю глоток. И морщусь. Даже не пытаюсь различить составляющие данного букета. Кислятина.

Ставлю бокал и смотрю на Игоря. Не доволен.

— Вообще-то, это дорогое вино, — жуя кусок стейка, оповещает он.

— Даже не сомневалась, — бурчу в ответ.

Взгляд так и тянет вправо. Туда, где только что был он. А, может, показалось?

Нет. Такое привидеться не могло. Разве что в самом кошмарном сне.

Игорь молча ест. На меня практически не смотрит, иногда бросая прицельный взгляд на экран своего телефона. А я после третьего глотка вина, всё же решаюсь осмотреться в поисках... Его.

Сердце замирает, а затем больно ударяет по рёбрам.

Несмотря на то, что он сидит спиной ко мне, я нахожу его сразу. Широкий властный разворот плеч, расслабленная уверенная поза. В крепких руках меню. Зато барышню его я не только прекрасно вижу, но и моментально узнаю.

Не может быть! Это Анжелика!

Делаю добрый глоток вина, пытаясь затушить им огонь злости, что вспыхнул во мне. Но не помогает.

Слежу за парочкой, абсолютно забыв о своем спутнике. Яркая блондинка неустанно что-то щебечет и обворожительно улыбается мужчине, имя которого мне даже в мыслях трудно произнести. А потом Лика тянется к нему и убирает что-то с лица.

Стрела ревности молниеносно попадает в цель, с легкостью проникая сквозь грудную клетку. Хотя откуда ей взяться? Он никогда не был моим. Даже если глупая девчонка Маринка была в этом уверена.

После этого касания блондинка больше не смеется. Она игриво строит глазки и бесконечно нализывает огромные алые губы.

К горлу подступает тошнота. В голове всё громче шумит пульс, и я понимаю, что больше не могу это видеть.

— Я на минутку, — бросаю голосом, который кажется мне абсолютно чужим, раненым.

Встаю и случайно, видит Бог, я не хотела привлекать внимание к себе, рукой задеваю практически пустой бокал.

Кажется, вместе с ним разбиваюсь и я. Потому что ощущаю на себе его взгляд. Не смотрю в ту сторону, но чувствую, что сейчас его глаза прожигают меня на сквозь.

— Марина! — Игорь злится, но мне не до этого. — Аккуратнее!

— Прости, — лепечу суматошно, подхватывая сумочку.

— Иди уже, — снисходительно отпускает он.

Услужливый официант будто и был всё это время в метре от нас, тут же материализуется рядом со столиком, чтобы убрать мою оплошность. Быстро перебирая ватными ногами, спешу к уборным, не оглядываясь.

И только отрезая себя дверью от пространства, где находится самая острая боль моей жизни, я могу выдохнуть. Делаю это громко и протяжно. В носу жжет так, будто во мне был не воздух, а пламя. Но нет. Оно ещё там. Во мне. Сжигает изнутри.

2. Мне нужна твоя помощь

Марина

— Ну здравствуй, Пташка, — его бархатистый голос отдается во всём теле вибрацией, которую он наверняка ощущает рукой, сжимающей мой живот.

Ухмыляется в самое ухо, едва не касаясь кожи. Но мурашки уже строем направились к затылку. Губы под его пальцами горят и колют.

Будто отмирая, начинаю сдирать с себя его руки, но это сложно. Хватка стальная.

Сердце барабанит с бешеной скоростью, разгоняя по венам кровь. Она шумит всё громче в моей голове, но его голос я слышу отчетливо.

— Тихо, тихо, — пытается усмирить, но это только подстёгивает меня к действиям. — Маринка, да угомонись!

Своей ногой нахожу его, одновременно с размаху впечатываю шпильку в его туфель и кусаю за пальцы с силой, равной моей ненависти.

И это работает! Слышу скулёж над ухом и ощущаю долгожданную свободу. Моментально отскакиваю на безопасное расстояние и огромными порциями вбираю кислород.

— М-м-м, ты чё, дикая? — шипит, потирая место укуса, и слегка отставляет повреждённую ногу. — Бешеная!

— Да, — подтверждаю гордо, но голос дрожит. — Срочно езжай в больницу. Нужно сделать прививку, иначе жить тебе осталось...

— Да помолчи! — приказывает, и я почему-то подчиняюсь. — Я поговорить с тобой хотел, а ты... Как всегда! Вообще не меняешься! Только если внешне, — его взгляд темнеет, а у меня тут же пересыхает в горле.

— Когда хотят поговорить, — сглатываю, — подходят и говорят. А не зажимают в тёмном углу, подкрадываясь сзади.

— Я думал, что ты знала, — видимо, боль отступила, потому как он снова делает шаг ко мне, а в голосе звучит нотка флирта. — Даже не так. Я был уверен, что ты сама меня сюда позвала.

— Хах! — возглас негодования срывается с моих губ, а глаза шокированно раскрываются шире. — Ты в своем уме? Да я бы с радостью больше никогда не видела тебя! Позвала... Много чести!

Я в бешенстве! Злюсь ужасно. А его это только забавляет. Он доволен произведенным эффектом. Гад!

— Даже не думал, что скучал по твоим закидонам, — еще больше поражает меня. — Может, скрасим друг другу вечерок?

Звук пощёчины отрезвляет нас обоих. Ладонь горит и колет так, будто тысячи игл вонзились в нее одновременно. С ужасом смотрю на алеющий след на щеке мужчины. Хоть и знаю, что он мне ничего не сделает. Наверное...

— Можно было и словами сказать, я не глухой, — уже без задора в голосе отрезает.

— Значит, слепой! — выпаливаю слишком громко, выдавая эмоции. — Раз не увидел, что я с мужчиной! Да и ты не один, — голос предательски дрогнул.

Господи, сколько лет должно пройти, чтобы я смогла равнодушно послать его туда, где ему самое место?

— С мужчиной? — хмыкает.

Не успеваю среагировать, как он оказывается близко. Слишком близко. Наклоняется и, запуская во мне вулкан, громко втягивает воздух у моего лица. А затем кривится, вонзая мне кол в самое сердце.

— Разве “мужчина”, — это слово он нарочно выделяет, — будет угощать свою женщину такой бурдой?

Снова замахиваюсь, но на этот раз он перехватывает, крепко сцепляя пальцы на моем запястье. Сердце, только что колотящееся с безумной скоростью, резко тормозит. Настолько, что я слышу в ушах визг. Тонкая кожа под его пальцами пылает. Хочется вырвать руку, но не могу — крепко держит своей. Другой лезет во внутренний карман своего пиджака и что-то оттуда достает.

Но я не вижу что. Потому что смотрю лишь в его горящие глаза. Не могу вырваться из плена. Ни физического, ни эмоционального.

Не-ет! Я же стала сильнее! Я научилась! Я больше не слабый Воробышек...

Даже не замечаю, что хватка на запястье ослабла, а большой палец поглаживает в том месте, где бешено бьется пульс. Считывает его. Как только понимаю это, тяну руку на себя.

— Отпусти, — цежу со злостью.

— Я поговорить с тобой хотел, — сжимает крепче моё запястье и гипнотизирует своим пронзительным взглядом.

Нет, я не должна снова попасть в эти сети. Он больше не сможет сломить меня.

— Нам давно не о чем говорить, — стараюсь звучать твердо и непоколебимо. — Убери руки и дай пройти, — дергаюсь в попытке освободиться.

— Мне нужна твоя помощь, — говорит то, чего я совершенно не ожидаю от него услышать.

— Помощь? Да ладно? — язвлю, пряча истинные эмоции. — Какая важная птица снизошла?! Буквально спустилась с небес на землю! Никита Соколов собственной персоной!

— Если ты сейчас же не закроешь свой рот, — рычит угрожающе и бросает взгляд на мои губы, отчего внизу живота простреливает возбуждением, — я сделаю это сам. Только руки у меня, как видишь, заняты.

Дышу отрывисто. Бегаю взглядом от одного зрачка к другому, утопая в их омутах. И лишь на секунду спускаюсь к губам.

Кажется, я помню их вкус. Но проверить это, значит проиграть. В первую очередь, самой себе.

Он так близко, что наше дыхание смешивается. Я дышу им. А он мной. И как еще не отравился? Ведь яда во мне сейчас как никогда много.

— Здесь мои координаты, — вкладывает в пленённую руку картонный прямоугольник, — позвони, я всё расскажу.

Пыхчу как паровоз. Сдаю себя с потрохами. Оголяю перед ним эмоции. Плевать. Слезы подступают всё ближе. Злость и обида клокочат в груди. Поэтому плотно сжимаю губы, а пальцы, в которых жжет визитка, напротив, демонстративно разжимаю. Кусок картона с характерным звуком падает вниз. Улыбаюсь. Нет. Скалюсь.

— Я думал, ты поумнела, — цедит сквозь зубы. — Если согласишься помочь, взамен можешь просить что угодно.

Еще раз смотрит на мои губы и, отпуская руку, уходит.

А я стою на месте и не двигаюсь. Только слышу как на повторе в своей голове: "Если согласишься помочь, взамен можешь просить что угодно".

Визуализация

Соколов Никита, 29 лет

Воробьёва Марина, 25 лет

3. В этот раз — да

Марина

— Сколько тебя можно ждать? — слышу недовольный голос Игоря. — Что так долго?

Не отвечаю. Лишь смотрю, как Соколов что-то шепчет на ушко Лике, а та вся светится счастьем. Внутри меня что-то ломается. Трещит по швам. Я не понимаю, кого из них ненавижу сильнее.

Они поднимаются и вместе идут к выходу. Стараюсь не смотреть, но это сильнее меня.

Когда они равняются с нашим столиком, мы с Никитой встречаемся взглядами. И если я мысленно его проклинаю, то он вдруг улыбается и подмигивает мне.

Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

— Отвези меня домой, — бормочу глухо и сжимаю в руках сумочку.

Даже через слои кожи и ткани ладонь обжигает картон. Тот самый, который я всё-таки подняла. Осталось только решить, что с ним делать. Изрезать на мелкие кусочки, бросить в огонь... Или...

— Почему домой? Поехали ко мне? — басит Игорь, когда мы садимся в его авто.

В этом голосе нет ни капли желания, нежности. Что там еще должно быть у мужчины к женщине?

Страсти? Безумия?

О. Они тоже не показатель. В них можно сгореть до тла. Умереть. Превратиться в пепел.

Но одно я знаю точно.

— Не хочу, — говорю честно и, повернув голову, встречаюсь с шокированным, недобрым взглядом. — Я устала. И у меня критические дни, — вру, но без зазрения совести.

— Почему сразу не предупредила? — бросает зло и переводит взгляд на дорогу.

— А что, ты не повел бы меня в ресторан, зная, что секса после него не будет?

Не отвечает, резко выруливая с парковки ресторана. Но я вижу его ответ. Читаю по его взгляду. По тому, как нервно он ведет автомобиль и сжимает до побелевших костяшек руль.

Рита была права. На все двести процентов. Хотя я и раньше задумывалась об этом. Но не допускала мысли, что могу навсегда расстаться с Игорем. А теперь?

Сейчас ни одна клеточка моего тела не тянется к нему. Не реагирует на колкий взгляд. Мне просто стало вдруг всё равно. На него.

Потираю запястье. Оно горит до сих пор. Губы покалывает от ощущения тяжёлого взгляда другого мужчины. Просто взгляда. А если бы...

"О-о-о, дорогая, приплыли. И о чём ты думаешь? Ну себе-то признайся. Нет? Ну тогда страдай дальше. Дура!" — задушевный диалог с внутренним голосом заводит меня в тупик.

Только в одном я сейчас уверена. Как никогда.

— Игорь, нам надо расстаться, — говорю спокойно, когда мы заезжаем во двор моего дома.

Громко вдыхает и, закатывая глаза, выдыхает. Смотрю на это и понимаю: не мой он. Не хочу его. И дело не в физике. Вообще не хочу.

— В этот раз хорошо подумала? — бросает недовольно.

— В этот раз — да.

— Позвоню. Через несколько дней.

Говорит, явно намекая на мои "критические дни", и отворачивается к окну. Будто обиделся.

Роняю тихое "пока" и выхожу из машины. Делаю несколько шагов и слышу визг шин. А вместе с ним чувствую облегчение.

Я смогла. На этот раз точно. Железобетонно.

"Лучше бы ты так уверенно прошла мимо визитки, которая коварно притаилась в твоей сумочке!"

Да кто сказал, что я ему буду звонить?! Я просто так ее подняла. На всякий случай.

Стараюсь как можно скорее забежать в подъезд и зайти в квартиру, чтобы не попасться на глаза подруге. Иначе боюсь проболтаться. И если расставанию с Игорем она будет рада, то встрече с Никитой — точно нет.

Но я же ненамеренно! Я вообще этого не хотела.

"А визитку взяла!" — не унимается вездесущий внутренний голос.

Квартира меня встречает холодом. Дело не в температуре воздуха. Сейчас июль, и о прохладе можно только мечтать.

Холод здесь иной. Тихий. Молчаливый. Пустой.

С чувством облегчения сбрасываю с ног туфли. Шпильки, конечно, — зло, но какая я красивая была сегодня! Заглядываю в зеркало в полный рост в прихожей и убеждаюсь. Даже без каблуков я выгляжу шикарно.

Жаль только, злорадство это направлено не верно. В вечернем платье он меня увидел или в домашней растянутой футболке — это ничего не меняет. Мне должно быть безразлично, что думает обо мне Соколов.

Должно быть. И я была уверена, что всё так и есть. Пока мы не встретились.

Снимаю платье, умываюсь и набираю ванну. Хочу смыть с себя его взгляды. Они были практически осязаемыми. Теперь их следы жгут. Еще бы из головы и души вытрясти ненужный хлам — и тогда даже дышать было бы легче.

Так было всегда. Единственным спасением было не видеться с ним. Зачем я вообще его повстречала?

Семь лет назад.

— Ритка! Смотри! Вон он! — восторженно звенит мой голос в шумном холле универа.

— Кто? — подруга непонимающе крутит головой.

— Да вон! Туда смотри! — указываю в толпу старшекурсников.

— Кто именно?

— Самый высокий! Видишь? Бли-и-ин, он такой красавчик, — вздыхаю, сведя брови на переносице.

— Марин, мы только поступили. Нам еще учиться и учиться, а ты...

— Ой, Цветаева, не нуди, — отмахиваюсь от нее и снова прилипаю взглядом к нему. — Он на последнем курсе! У меня всего год, чтобы...

— Чтобы что? — не унимается Ритка.

— Чтобы привлечь его внимание, — нахожу самое мягкое выражение из тех, что крутятся в моей голове. — Видела, сколько вокруг их компании девчонок вьется? И это неудивительно, — вздыхаю. — Ох, и не просто мне будет.

— А может, и не надо? — снова она за своё. — Вот если бы он сам...

— Как сам, Рит? Ну вот как? — взрываюсь. — Он меня даже не видит за "тройкой" той брюнетки, — киваю подбородком на девицу, которая повисла на моем красавчике.

Стерва. Да я ничем не хуже! Даже, может, лучше ее! И фигура у меня тоже ничего. В школе за мной все парни бегали. А тут… Тут я не выгляжу особенной. Не выделяюсь. Потому что не могу позволить себе так одеваться, как те красотки, рассекать по городу не на стареньких кроссах, а на тачке за несколько миллионов. Проще говоря, не их круга. Но разве только деньги имеют вес в этом мире? И я это докажу!

— Сегодня будет туса у одного из его друзей в загородном доме, — заговорщицки начала я. — Я договорилась с одной девчонкой с третьего курса. Они вроде общаются. Она проведет меня туда. Хочешь, поехали с нами?

4. Прям-таки всё?

Марина

Пару дней Игорь действительно мне не звонит и не пишет. Но что самое шокирующее — меня это не трогает. Совсем. Я не пересматриваю совместные фото, не вспоминаю лучшие моменты, и даже когда вижу его через экран монитора, на душе штиль.

Ах, да, я не сказала: Игорь — мой непосредственный начальник. Я и Рита работаем в его маркетинговом агентстве маркетологами, и волей-неволей нам приходится пересекаться.

И да, я думала о том, что он может меня уволить, если я вдруг "не одумаюсь". А я не одумаюсь. С каждым днем моя уверенность в том, что Игорь — моя ошибка, крепнет. Надо было гораздо раньше завершить эти ни к чему не ведущие отношения. Я же, напротив, сама хваталась за них, как утопающий за спасательный круг.

Зачем? Сама не понимаю.

Уволит? Ну и пусть. Я найду другую работу. Я одна. Квартира у меня не съёмная. Даже накопления имеются. Завидная невеста для нашего небольшого городка в пригороде мегаполиса.

Вот бы только мне еще нравился кто-то. Какой-нибудь хороший, надежный мужчина. Затмил бы своими широкими крепкими плечами все мои мысли о том, о ком лучше не думать.

Стоп. Я что, сказала, что думаю о Соколе? Глупости. Ни о ком я не думаю. Даже не звоню ему.

Только... Визитка так и валяется в сумочке. Но я и к ней не подхожу. Будто в ней не кусок картона, а бомба лежит. И сдетонирует она не сразу, а аккурат, когда я совершу глупость.

Но я ведь этого не сделаю, верно?

Сегодня на работу, точнее, на связь после больничного вышла Рита. На утреннем совещании я даже видела ее кислую мину. А всё почему? Потому что мужики — козлы! И кобели!

Моему нежному Цветочку тоже не повезло в жизни. Не только я в тот год вляпалась. Хоть Рита и не поехала со мной на ту вечеринку. Позже ей встретился кобель не лучше моего. Андрей поступил с ней даже хуже и страшнее, чем Никита со мной. Сейчас, когда она наконец начала расправлять свои крылышки, ведь ее малышка немного подросла, бывший муж снова появился в ее жизни. И такое... Такое творит... Что хочется разорвать его в клочья.

А началось всё со стервы Лики. Да-да! Той самой, с которой несколько дней назад был и мой бывший. Именно она стала причиной их разрыва. Пусть я никогда и не поддерживала выбор подруги, но пока они были вместе, она была такой счастливой. Буквально вся светилась.

И что теперь? К чему всё пришло?

А всё из-за нее. Стервы этой белобрысой.

Взгляд непроизвольно утыкается в сумочку, которая продолжает лежать на полке в прихожей. Уже пылью, небось, покрылась.

"Если согласишься помочь, взамен можешь просить, что угодно", — всплывает коварный голос в моей голове.

Интересно, прям-таки всё? Даже если я попрошу... Ну, не убить, конечно. Хотя...

Сердце неожиданно срывается на галоп. В ушах пульсирует и шумит кровь, гонимая взбесившимся мотором. А я стою, сжав кулаки, и испепеляю взглядом некогда любимый аксессуар. Сейчас меня и бездонную пропасть под ногами разделяет лишь одно действие. Один поступок. Как тогда. И если сейчас я уже не глупая девчонка и способна к здравомыслию, то семь лет назад...

Семь лет назад.

Перед тем как сделать шаг в дом, пытаюсь унять сердцебиение и выровнять дыхание. Хотя какой же это дом? Особняк. Практически замок.

— Ну, ты идешь? — торопит меня Лиза.

— Иду-иду! — голос дрожит. — Как я выгляжу? — расправляю несуществующие складки на чужом коротком платье.

— В моих шмотках из последней коллекции? Отлично! — усмехается она.

— Фух, — выдыхаю, но не помогает.

Ничего не помогает. Но если бы я знала, что будет дальше, развернулась бы и бежала обратно. В общагу к Ритке учить лекции.

— Пойдем, — говорю почти уверенно и шагаю вперед.

Громкую музыку и вопли молодёжи было слышно и за закрытой дверью. А попадая внутрь, меня буквально оглушает. В доме столько людей, что я вообще не понимаю, куда идти, где искать Сокола и как обратить его внимание на себя? Вокруг суета, шум. Девушки все одеты так, будто и не одеты вовсе. Хотя чего это я? Сама не лучше. На мне короткое черное платье, облегающее фигуру, как вторая кожа.

Пробираюсь сквозь толпу, то и дело врезаясь, стукаясь, наступая на кого-то. Пока не нахожу его. Никита стоит со своими друзьями и улыбается так, что у меня коленки подгибаются. Красив как бог. Глаз не оторвать.

Я и не отрываю. Стою так, не знаю, сколько времени, и просто смотрю на него: как он весело болтает с друзьями, смеется, обнимает девушек. То одну, то другую. А ту брюнетку с "троечкой" даже поцеловал.

Настроение вдруг подбитой птицей ухает вниз. Бьет о землю крылом, а подняться не в силах.

Нахожу стол с выпивкой и хватаю первый попавшийся стакан. Выпиваю. Затем еще. И еще.

Хорошо, что Ритки нет. Она бы квохтала о вреде алкоголя, мешая расслабиться, унять нестерпимую боль в душе.

Не понимаю, как это происходит, но я уже танцую среди таких же нетрезвых тел. Полностью отдаюсь музыке и забываю обо всём: о проблемах дома, об учёбе, о Ритке и даже о нём.

Пока талию не обжигает горячее касание. Вздрагиваю, когда мужские руки смело сжимают моё тело, беззастенчиво кружа по нему. Попы касаются мужские бёдра, двигающиеся в такт моим. Я почему-то уверена, что это он. Не знаю, как он пахнет, но этот запах, что доносится из-за плеча, кажется мне самым прекрасным. Запоминаю его. Запечатываю.

С каждым движением он придвигается ближе, плотнее. Я чувствую не только его жар, но и возбуждение. От этого все внутренности подпрыгивают к горлу, ударяются и летят в низ живота, растекаясь там незнакомой сладкой тяжестью.

Шеи касаются горячие губы, и я клоню голову в бок, открываясь ему. В голове все мысли слились в один звенящий гул, и, не выдержав напряжения, я разворачиваюсь к своему партнеру лицом.

Лечу куда-то вдаль, когда вижу перед собой его. Ник прижимает меня к себе, продолжая двигать бедрами. Его руки плавно стекают по спине к попе и уверенно сжимают ее. А глаза тонут где-то в зоне декольте и шеи.

5. Свидание отменяется

Марина

Кручу в руке злосчастный кусок картона. Гипнотизирую его. Матово-черный прямоугольник с платиновым тиснением, где написано лишь: Соколов Никита Дмитриевич и номер телефона.

Сердце бьётся так, будто я собираюсь прыгнуть со скалы вниз. По сути, именно это я и сделаю, если позвоню ему.

Сажусь на кровать и беру телефон. Я столько раз прошлась взглядом по цифрам на визитке, что теперь они живут в моей голове. Заняли своё место, и их уже поганой метлой не вымести.

Но я же сопротивляюсь себе? Верно. Поэтому, набираю номер, сверяясь. Остается только нажать на зелёную трубочку, и всё.

Навожу палец. Вижу, как он подрагивает. Зажмуриваюсь. И вздрагиваю, потому что телефон оживает в моих руках. По телу проходит горячая волна, а следом кожу будто льдом стягивает.

Игорь.

Сглатываю и до боли закусываю губу. Не беру трубку. Надеюсь, что вот-вот телефон замолчит. Но он звонит и звонит.

Когда надо, не успеваешь в последний момент ответить. А тут ждешь и не можешь дождаться.

"И чего это я? Боюсь его, что ли?" — злюсь на себя и отвечаю, пока не передумала.

— Алло, — прочищая горло, говорю практически спокойно.

— Привет, зай, — голос Игоря непривычно живой и тёплый. — Как ты? Я соскучился.

Максимально неожиданно, поэтому я зависаю, не зная, что ответить. Молчу.

— Мариш, ты тут? Алло?

Это точно Игорь? Отрываю телефон от уха и, убедившись, что ошибки нет, всё же отвечаю.

— Я слушаю.

— Как ты?

Он не интересовался моим состоянием и жизнью уже очень давно, поэтому я в смятении.

— Нормально, — отвечаю заторможенно.

— Я соскучился, — продолжает странный разговор. — Давай встретимся?

— Ну-у-у, — хочу отказаться, но не успеваю.

— Я завтра приеду к тебе. Прости, тут по второй линии звонят по работе, я перезвоню, обязательно. Целую!

Судорожно сбрасываю, пыхтя от негодования. Где он раньше был со своей вежливостью, вниманием и заботой?

Бью по экрану пальцем с нездоровой яростью, пока не понимаю, что вызов сброшен, и идет набор. Набор номера, который я ввела ранее. Номер Соколова.

Сердце опрометью летит вниз, а вернувшись на место, сразу разгоняется до предела. Первый гудок, и отсчет пошел.

— Да? — звучит голос, словно из самой преисподней.

Молчу. Даже если попытаюсь что-то сказать, голос выдаст меня с потрохами. Может, просто сбросить? Он ведь даже не знает, что это я!

— Марина? — убивает последнюю надежду он. — Рад, что ты всё-таки позвонила.

— Я случайно, — несу какую-то ахинею скрипучим голосом.

На том конце провода слышится раскатистый бархатный смех, от которого внутри меня всё вибрирует.

— Итак, раз ты позвонила, значит, готова помочь мне?

— Нет! — отрезаю, не давая и секунды на размышление.

— Зачем тогда позвонила? — вкрадчиво спрашивает он, вводя меня в транс своим голосом.

— Я же говорю, случайно.

Снова этот смех. Он разливается по моему сознанию ароматным сладким мёдом.

— Птенчик, невозможно набрать эту комбинацию случайно. Если ты чего-то опасаешься, давай встретимся и всё обговорим, — этого я и боюсь больше всего! — Я расскажу, что потребуется от тебя, а ты поделишься своей просьбой.

— Я не собираюсь тебя о чем-то просить! — его фраза настолько обескураживает, что я наконец беру себя в руки. — Ты сказал, выполнишь все, что я пожелаю. Это будет твоя обязанность, а не моя просьба!

— Даже так? — удивляется он, но как-то снисходительно. — Ну хорошо. Я действительно согласен на любое твоё желание, — его голос мягкий, завораживающий. — Завтра в девятнадцать в том же ресторане.

— Я завтра не могу, — говорю неожиданно даже для себя самой.

— Не можешь? Почему? — спрашивает вкрадчиво.

— У меня свидание, — выпаливаю на одном дыхании.

— Не угадала, Пташка. У тебя завтра встреча со мной, — режет каждым словом. — Свидание отменяется.

— Ты не слишком много на себя...

— Завтра в девятнадцать я буду ждать тебя, — чеканит каждое слово и бросает трубку.

Всё. Сделка с дьяволом составлена. Осталось поставить подпись. И сгореть.

Если нравится история, не забывайте порадовать автора звездочкой (отметкой "мне нравится") Вам не трудно, а мне очень приятно ❤️

6. Реально, ни одной?

Марина

"Риточка, ты будешь в бешенстве. Но я это делаю ради тебя. Не могу упустить возможность докопаться до истины", — договариваюсь сама с собой. — "Я справлюсь. В этот раз я не паду перед ним. Я стала сильнее."

Смотрю на своё отражение в зеркале, разглаживая тонкую материю на теле. Я долго выбирала свой образ, никак не понимая, чего я хочу больше: показать ему, что он упустил, или же, напротив, что мне на него плевать и выряжаться для него я не буду? С другой стороны — это ресторан. Я же не могу туда заявиться в повседневной одежде.

Поэтому на мне достаточно скромное, но элегантное платье по фигуре с вырезом-лодочкой очень красивого винного цвета. Клянусь, это не специально. Вьющиеся волосы вытянула утюжком и собрала в высокий хвост.

Еще один беглый взгляд на своё отражение, хватаю сумку-клатч и выбегаю на улицу. Ныряю в такси и стараюсь не думать о том, куда и к кому я еду.

По сути, это же ничего не значит. Я выясню, что нужно ему, и если там нет ничего криминального, то я выдвину свои условия. И только после этого можно будет о чём-то договариваться.

Еще и Игорь неожиданно активизировался. Приехал днём. С цветами. Даже не дождался конца рабочего дня. Просил прощения, правда, сам не понимал за что.

Где-то за ребрами даже дрогнуло. Но это скорее жалость в перемешку с разочарованием. Оказывается, чтобы мужчина начал проявлять себя, его нужно было бросить.

Почему тогда это правило не сработало с Соколовым?

Выхожу из такси и, набрав полную грудь воздуха, осматриваю красивое здание. Крепче сжимаю клатч и делаю первый шаг. Иду по дорожке из камня, ощущая, как ускоряется сердце и захватывает дух. Меня встречает хостес и указывает на столик, где меня ожидают.

Но он мог и не делать этого. Я и так без труда моментально поняла, где находится мой личный дьявол. Тело окатывает волной дрожи, но я стараюсь взять себя в руки. Я должна.

Направляюсь к столику, расположенному в небольшом углублении. Он будто отрезан от общего зала. На одном из двух диванчиков сидит Соколов. Смотрит что-то в телефоне и пьет, наверняка, как и прежде, очень крепкий кофе. Такой же терпкий, как и он сам.

Чем ближе я подхожу, тем сильнее сдавливает тисками грудь. Будто останавливая. Но я иду в эту пропасть. Сама. Меня даже никто не заставляет. В области солнечного сплетения трепещет страх, волнение и что-то еще. То, в чем я не готова себе признаться.

Когда до столика остаётся пара метров, Ник поворачивает голову. Так лениво и уверенно, что во мне поднимается ярость. На себя саму.

Почему я не могу так себя вести с ним? Должна ведь!

— Здравствуй, Пташка, — улыбается на один бок и облапывает меня бесцеремонным взглядом. — Прекрасно выглядишь.

— Привет, — говорю не так уверенно, как репетировала перед выходом, и сглатываю вязкую слюну.

По поводу его внешнего вида не говорю ни слова, хотя выглядит он, как всегда, шикарно. Белая рубашка, расстегнутая на две верхние пуговицы, стильные брюки, на лице ухоженная щетина, на запястье дорогие часы.

Но самое главное не это. От него исходит такая сила и уверенность, что рядом с ним ощущаешь себя... Воробышком...

— Что тебе заказать? Ты голодна? — спрашивает, как только я сажусь напротив.

Его низкий с хрипотцой голос разгоняет по плечам мурашки, проникает в каждую клеточку моего организма и действует на него разрушительно.

— Нет, спасибо.

Вру. Я весь день не ела, волнуясь перед этой встречей.

— Тогда, может, вина? — предлагает максимально очевидное. — Кьянти Классико, Брунелло...

— Нет, — перебиваю и даже вскидываю руку, останавливая этот поток. — Просто воду.

Сил нет слушать, как он перечисляет названия итальянских вин. Из его уст они звучат слишком... волнующе.

Подходит официант, и Соколов диктует ему заказ так, что мне не слышно. Я лишь наблюдаю, как шевелятся его чуть пухловатые губы и двигается по шее кадык. Волна жара не заставляет себя ждать, накрывая меня с головой. Уши и щёки горят особенно сильно.

Боже, и как мне вести с ним беседы? Ведь это только начало. Может, всё-таки ну его? Еще ведь не поздно сбежать?

Я даже дергаюсь, в порыве малодушных мыслей, но тут же припечатываюсь к дивану его голосом.

— Я рад, что ты пошла мне навстречу и приехала сюда, — улыбается, устраиваясь удобнее.

А я совсем не рада! И с каждой минутой, находясь рядом с ним, всё чётче осознаю глупость своего поступка.

— Давай ближе к делу, — стараюсь придать голосу твердости и выпрямляю спину, хотя и так через меня словно нить продели и тянут за нее вверх.

— Ближе к делу, — медленно проговаривает каждое слово, потирая пальцами щетинистый подбородок.

Нет. Он тянет не слова. Время! И я это вижу по его довольному лицу, когда официант ставит на стол бутылку вина, два бокала и тарелку с разнообразными сырами. Вот чего он ждал!

Официант хотел разлить по бокалам благородный напиток, но Ник остановил его. И когда тот ушёл, делает это сам.

Слежу за его действиями как заворожённая. Пожалуй, нет картины привлекательнее и сексуальнее для меня.

Что ж. Вино так вино. Может, мне станет легче. Напряжение отпустит.

Беру за ножку широкий бокал, который Соколов поставил ближе ко мне, и замираю. Не могу оторвать взгляд от того, что делает он. Это сильнее меня.

Слежу, как Ник медленно крутит пальцами тонкую ножку бокала. Подносит его к лицу, втягивает носом аромат, прикрывая веки. Я же по-прежнему не дышу, ощущая, как внутренности начинают кружить в танце.

Мужские губы касаются края бокала и вбирают небольшое количество напитка. Не глотает. Держит во рту, смакуя раскрывающийся букет на своём языке.

Сейчас он не со мной. И я могу смотреть на него так, как хочу. А хочу я его.

В низу живота крутится вихрь. Он нарастает и сводит меня с ума. Я плавлюсь от жара, который опаляет всё тело.

Ничего не изменилось! Я лечу ко дну! Я проигрываю!

7. Гладь купальник, Птенчик

Марина

— Нет, Пташка. Ею будешь ты.

Теперь мне не до смеха. Шокированно смотрю в его светящиеся азартом глаза и не могу вдохнуть.

— Ты с ума сошел? Рехнулся?

Он даже не спросил. Утвердил! Как будто я уже согласилась!

— Нет! — отрезаю. — Я в такие игры не играю. Думаю, на этом стоит закончить наш разговор, — поднимаюсь. — Я пойду.

Двигаюсь быстро, пока в спину не прилетает:

— Ты ведь тоже с чем-то ко мне пришла.

Замедляюсь. Рита. Мой нежный Цветочек, на долю которого выпало столько трудностей из-за...

Делаю еще шаг и останавливаюсь.

Спорю с самой собой недолго. Разворачиваюсь и смотрю в глаза дьявола. Уголки губ на красивом мужском лице ползут вверх, намекая на то, что я сама себе рою яму. Но вдруг это единственный способ? И лучше сделать и пожалеть, чем жалеть о несделанном. Так ведь говорят?

Перевожу дыхание и делаю уверенный шаг вперед. Да, я справлюсь! Я смогу. Цель оправдывает средства.

Натягиваю на лицо непроницаемую маску и насколько могу грациозно присаживаюсь на диван. Соколов пристально наблюдает за каждым моим действием, но я делаю вид, что меня это никак не трогает. Беру в руку бокал и приникаю к нему губами. Делаю глоток вина и виртуозно закидываю в рот кусочек сыра. Серый взгляд потемнел, или мне кажется?

— Ну, рассказывай, Пташка, — говорит чуть севшим голосом. — Что ты просишь, — останавливается под моим метающим молнии взглядом. — Что ты хочешь взамен?

— Мне нужна информация.

— Та-ак, — тянет, сощурив пытливый взгляд, направленный на меня. — Интересно.

— Та блондинка, что была с тобой, — хмурится сильнее. — Она разрушила семью моей близкой подруги, — Ник щелкает пальцами, пытаясь вспомнить. — Рита Цветаева.

— Точно! Так. Ага. А блондинку эту как зовут?

— Ты сейчас серьезно? — от шока я едва дар речи не теряю. — Ты не знаешь, как зовут девку, с которой спишь?

Девушкой ее язык не поворачивается назвать. Я бы и покрепче слово выбрала, но не стала.

— Зачем мне ее имя? Что оно мне даст? Зайки, котики, малышки. Так же проще, согласись?

— Пташки, — добавляю машинально.

— Э-э нет, дорогая. Это не то. Не сравнивай. Твоё имя я всегда помнил.

— Какая честь, — язвлю я.

— Есть чем гордиться.

— Анжелика. Ее зовут Анжелика.

— Допустим. Дальше.

— Я хочу знать, что там было, — говорю деловито. — Как долго они с Андреем встречались, насколько далеко зашли их отношения и так далее.

— Да я тебе из нее выбью даже то, чего она сама не знает, — коварно басит Соколов, уперев локти в стол и придвигаясь ближе ко мне.

— Страшно представить, чем и как ты это выбивать будешь, — прищуриваюсь и, отбросив все манеры, повторяю его действие.

— Тебе действительно интересно? Хочешь посмотреть? — его губы расплываются в коварной улыбке, а брови заигрывающе делают короткое движение вверх.

Вспыхиваю. Что не остаётся незамеченным. Мы слишком близко. Чересчур. Концентрация его частиц в воздухе настолько высока, что кружится голова. Или это вино?

— Нет! Не хочу, — стараюсь выглядеть безразличной и откидываюсь на спинку дивана. — Меня интересует только информация. Полная и достоверная.

— Без вопросов, — теперь он зеркалит мои действия. — Гладь купальник, Птенчик. В загородном доме, куда мы поедем, есть классный бассейн с видом на горы.

— Какой купальник? Какой дом? — хмурюсь. — Подожди. Я хочу подумать. Сколько у меня есть времени?

— Неделя.

Неделя. Это много или мало? Достаточно, чтобы всё обдумать и принять взвешенное решение.

— Что требуется от меня? — опираюсь предплечьем о подлокотник дивана и закидываю одну ногу на другую.

— Ничего особенного, — кладет руки на стол, сцепляя пальцы в замок и чуть подается вперёд. — Просто будь собой. Делай вид, что мы вместе, и всё.

— А что ты там про купальник говорил, — прищуриваю взгляд.

— Ах, да, — будто вспоминает ничего не значащую мелочь, — нужно несколько дней пожить в нашем загородном доме.

Пффф, ерунда какая! Он реально сошел с ума?

Все эти эмоции, видимо, написаны на моём лице, поэтому он запальчиво продолжает:

— Дом огромный! Мы и пересекаться практически не будем. Отдохнёшь, развеешься. Ты была в отпуске в этом году? Ездила на море?

— Это тебя не касается, — отвечаю резко.

Не была. Но очень просила Игоря съездить хоть куда-нибудь, пусть даже на два-три дня. Но ему то некогда, то ещё что-то.

— А как ты родителям объяснишь, что спишь со своей девушкой в разных комнатах? — задаю резонный вопрос.

— А мы не будем спать в разных комнатах, — его голос становится на тон ниже, мой же взлетает до предела.

— Нет! Я не согласна! У тебя всё нормально с головой?

Все внутренности затянулись в крепкий узел от одной только мысли, что он предположил подобный вариант. И говорит об этом так обыденно. Хотя чему я удивляюсь, для него это всё забавно. Очередная занятная игра.

— Ты права. Спать с тобой в одной комнате опасно, — говорит на полном серьёзе этот подлец. — Зная твой нрав и истеричный характер... Я подумаю, как можно этого избежать.

Меня будто кипятком обдает. Уверена, щеки и уши пылают. И, судя по насмешливому взгляду серых глаз, я не ошибаюсь. И почему слова о том, что Соколов не хочет спать со мной в одной спальне, так меня злят? Даже сильнее, чем сам факт совместной ночёвки.

"Где твоя гордость, Марина? Хладнокровие и равнодушие должны править бал. Ведь ты здесь для чего? Чтобы помочь подруге! Вот и не забывай об этом!" — кричит мне внутренний голос, и я пытаюсь собраться с мыслями.

Только вот они плывут куда-то. Пить вино на голодный желудок было крайне опрометчиво.

— Ладно, прости, — снисходительно тянет Ник. — Не мог упустить возможности...

— Поиздеваться? — заканчиваю за него.

— Не шипи, Воробышек. Я не со зла. Ты провоцируешь, а я, как всегда, ведусь.

8. Вижу ее насквозь

Никита

Отправляю Марину домой на такси и провожаю довольным взглядом отъезжающий автомобиль. Улыбаюсь и закладываю руки в карманы:

— Ваша любимая клетка открыта, синьорина. Добро пожаловать. Дверцу за собой закроете сами. И никаких свиданий с другими мужиками!

Этого я не допущу. Не то чтобы я ревную. Просто Марина — моя Пташка. И делиться с кем-то я не намерен.

Признаюсь, она заставила меня немного понервничать. Я не был уверен, что она согласится сразу и практически без давления. На случай ее отказа был план Б. Но чувствую, с ней мне пригодятся и Б, и В. С Воробьёвой всегда как на вулкане. Даже если знаешь, что вот-вот рванёт, всё равно ждёшь неизбежного, пока не накроет.

И нет, она мне никогда не надоедала. Просто у нас совершенно разное видение отношений с противоположным полом. Если для меня это легкость, кайф и никаких загонов, то она всегда хотела большего. Продолжения. А мне это не надо было ни тогда, ни сейчас.

Но с ней, черт возьми, охеренно. Чего только стоит эта ее выходка с вином. Не припомню, когда в последний раз так смеялся. Наверное, тоже с ней.

Хотела мне доказать что-то, показать, как ей плевать на то, что я считаю важным. А в итоге показала обратное.

Ее колбасит. Как и раньше, она не может себя контролировать, когда я рядом. И это разжигает во мне огонь.

Ну что, пошалим, Пташка, как мы умеем? Совместим приятное с полезным?

Иногда я сам забываю, что изначально у меня была иная цель. И, честно говоря, я уже был на грани в ожидании ее звонка.

Три дня назад.

Двенадцатая? Или одиннадцатая? Нет, точно двенадцатая... И снова не то. Черт!

Сижу за столиком в ресторане, смотрю на вызывающе яркую блондинку и едва ли не кривлю губы в недовольстве. Очередная кукла. Не подходит.

Что делать-то?

Блять, даже имя ее вспомнить не могу. Да и зачем?

В моей телефонной книге она записана как "твердая пятёрочка". И число не является оценкой ее поведения или отличительной чертой. А твёрдая, потому что реально даже мять неприятно. Это касается и губ, которые сейчас она усердно нализывает, очевидно решив, что меня такое действие заводит. Дура. Хотя такой мозги и не нужны.

Откровенно скучаю, сидя напротив блондинки, и размышляю, что мне делать. Сроки поджимают, а я так и не сдвинулся в нужном направлении.

Даже задумался, неужели у меня все тёлки были только такие? Одинаково пресные, пустые и абсолютно негодящиеся в сложившейся ситуации.

Хотя нет. Был один Воробышек. Маленький и дерзкий. Она бы, кстати, подошла для моей цели идеально. Жаль только, после крайней нашей встречи она пропала со всех радаров. Домашнего адреса я не знал, телефон она сменила. Но найти ведь не проблема. Не в каменном веке живём.

И как я раньше о ней не подумал?

На лице расплывается довольная улыбка от озарившей меня идеи. Блондинка решает, что это именно она разожгла во мне искру, и смелеет. Проводит мыском туфли по моей ноге и прикусывает нижнюю губу. Взгляд томный, но слишком уж прикрыт огромными ресницами. Хотя мне он и не нужен. Мне нужна...

Слышу резкий звон бьющегося стекла и непроизвольно оборачиваюсь. Замираю.

Да ладно?! Кто-то сверху замолвил за меня словечко? Благодарен.

Ухмыляюсь, вгрызаясь в очевидно новый для меня образ маленькой птички. Вечернее платье, струящееся по идеальной фигурке, открывает интересный вид на красивое декольте, а разрез сбоку — на стройную ножку, горящий взгляд и пылающие щёки, румянец которых проглядывается даже сквозь слой макияжа.

Смотрю на удаляющуюся попку и чувствую, как покалывает кончики пальцев от желания шлепнуть по ней.

Не знаю, заметила она меня или нет, но что-то подсказывает, что это не просто побег.

Кто-то зовет меня за собой? Я иду, моя птичка.

Только ее реакция на меня почему-то кричит об обратном. Бьёт маленькими крылышками пойманная птичка. Но как бы она ни выкручивалась, как бы не пыталась уколоть, я же вижу ее насквозь. Всегда видел. И хотел.

Об одном лишь забыл: о ее дерзком, взрывном характере.

Что ж. Цель оправдывает средства.

Возвращаюсь за столик, мельком оценив типа, который даже нормальное вино своей девушке заказать не может. Уж я-то не понаслышке знаю, что оно здесь есть. Только ценник кусается. Но разве можно на этом экономить? Жлоб.

— Котик, тебя так долго не было, — мурчит, надув алые губы, "Пятерочка". — Твоя кошечка успела заскучать.

— Тогда поехали, — скалюсь в улыбке и, оплачивая счет, поднимаюсь.

Блондинка семенит следом, а я не могу не подмигнуть той, которая за секунды активизировала во мне Везувий. Стараюсь не хромать, но нога болит после встречи с ее шпилькой.

Осторожно, Птичка. Ведь я могу сделать больнее.

Везу блондинку домой. Не к себе.

— Дела, — бросаю коротко.

И мне похрен, что ее это обижает. Мне вообще на нее ровно. Даже не хочу. Ее не хочу.

9. Может, ты сама этого хочешь?

Марина

Громко выдыхаю, как только попадаю домой. Дверь отрезает меня от внешнего мира, даря привычное одиночество, которое сейчас для меня — как символ безопасности.

Здесь его нет. И точно не будет. А значит дома я могу наконец расслабиться.

Плетусь в душ. Стараюсь ни о чём не думать. Потому что любая мысль о том, что было сегодня, так или иначе приводит меня к одному. К одному наглому подлецу.

Его взгляды жгут душу. Касания — кожу. От этих ощущений невозможно избавиться. Только пережить. А для этого нужно время.

После водных процедур падаю без сил на кровать и лениво смотрю на экран телефона. Несколько пропущенных звонков от Игоря и куча сообщений от него же.

Усмехаюсь, но невесело. Надо же, ещё неделю назад я была бы счастлива получать от Игоря столько внимания. А сейчас?

Сейчас мне всё равно. Даже не читаю. Не хочу.

Закрываю глаза и тут же в ужасе распахиваю их, потому что предательское воображение рисует моего дьявола в самом его опасном и привлекательном виде.

Нет-нет-нет! Я забыла! Он мне не нужен! Мне нужна информация о Лике и Андрее! А взамен на нее поехать отдохнуть пару дней — звучит даже заманчиво.

Соколов сказал, что мы и пересекаться практически не будем. Это же прекрасно. Буду нежиться на солнышке, охлаждаться в бассейне и пить дорогое вино. Хорошее. Настоящее. А не ту гадость, которую мне заказывал Игорь.

Стоп! Это я сейчас убеждаю себя, что ничего страшного в том, что предложил мне бывший, нет?

"А может, ты сама этого хочешь? А, Пташка?" — каждое слово внутреннего голоса едкое, но последнее — особенно.

Не хочу ни о чем думать! В конце концов, у меня есть целая неделя, чтобы решить, нужно мне это всё или нет.

Закрываю глаза лишь тогда, когда Морфей обещает мне сладкие сны, а не жуткие иллюзии. Вот же врун! Подкинул мне ужасного содержания сновидения. Влажные фантазии слабохарактерной идиотки, которая решила, что способна победить свои чувства.

Утром я решаю всё-таки спросить у Риты разрешение на то, на что я почти согласилась. Звоню подруге.

— Привет, родная, — прячу за звонким голосом эмоции, которые бьют ключом из-за волнения.

— Привет, Мариш, — безжизненный голос близкого человека царапает нутро.

— Ну как ты? — немного сникаю я.

— Нормально, — вздыхает. — Ты как?

— Да что мне сделается? — безбожно вру. — Голос у тебя такой, будто не нормально.

— Жданов, — констатирует она. — Как всегда. Бесит! Не понимаю, — заводится, — что ему от меня нужно? Вот скажи, Марин? Ему мало этих ролевых игр? Представлялся совершенно другим человеком, посмеялся от души надо мной, — я слышу в ее голосе боль и чувствую ее, как свою. — Ну а теперь что? Почему не даёт мне нормально жить? Без него...

— Может, он просто не хочет тебя отпускать? — бормочу задумчиво свои мысли.

— Что? — спрашивает потрясенно. — Ты бредишь? Он изменил мне! Не я ему, — напоминает, словно я могла такое забыть. — А ведет себя так, будто это я его чем-то обидела! Даже не так. Будто я ему жизнь испортила!

— Подожди. Успокойся. Я просто пытаюсь понять Жданова, — рассуждаю, потирая виски. — Как бы плохо я ни относилась к нему, для него не свойственно такое поведение.

— С каких пор ты заделалась в следователи? — восклицает недовольно Рита.

— Да вот, — хмыкаю, — с недавних.

— Ягоды и мед мне передал, представляешь? — словно не слышит меня, но оно и к лучшему. — Заботится о моем здоровье. Подхалим. Вот только зачем?

— Вот именно. Это всё странно, не находишь?

— Я не хочу ничего находить, — в голосе злость и боль. — Я хочу, чтобы он исчез из моей жизни. Забыть о нём хочу, а не что-то выяснять.

— Может, стоит как-то выйти на ту дрянь Лику? — аккуратно закидываю крючок.

— Нет!— отрезает резко она. — Этого еще не хватало. Унижаться перед ней. Да и для чего? Что бы она ни сказала, это ничего не изменит. Лучше придумай, как сделать так, чтобы Жданов оставил меня в покое, — отчаянно молит. — Пока он не узнал о ребенке.

— Я подумаю, что можно сделать. Подумаю...

Вру. Ведь я уже знаю, что делать. Только Рите об этом сказать не могу. Потому что она будет против. Потому что не позволит. А я уже настроилась. Я хочу...помочь подруге.

10. Не на тех смотрите и не тех выбираете

Марина

Снова стою перед зеркалом. Снова в платье. Снова собираюсь к нему. Долбаное дежавю.

Сегодня я выгляжу немного спокойнее и увереннее в себе. Бежевый брючный костюм делает меня более закрытой, буквально прячет всё, что я хочу скрыть. Чем меньше открытых участков тела, тем меньше ожогов от его прикосновений. Темные локоны прикрывают шею — самое уязвимое место. Но в целом девушка в зеркале мне нравится. Даже такой образ подчеркивает мои аппетитные формы.

Соколов сказал, что у него срочный разговор ко мне. Может, хочет изменить условия. Не потребует же он от меня решения прямо сейчас. У меня еще есть шесть положенных дней. И я воспользуюсь каждым, чтобы решение было максимально осознанным.

Телефон на полке в прихожей оживает. По телу пробегает дрожь, но я перевожу дыхание и читаю сообщение.

Никита: Машина на месте.

Сегодня такси мне вызвал он. Чертов джентельмен. Хорошо хоть не сам приехал. Но теперь он знает мой адрес, и это плохо.

Бросаю беглый взгляд на прекрасную девушку в отражении. Подмигиваю ей, будто пытаясь доказать, что всё под контролем, и я вовсе не нервничаю. Выхожу из квартиры, но далеко уйти не получается. Створки лифта распахиваются, и я вижу его.

Игорь смотрит на меня сначала удивлённо, затем оценивает мой внешний вид, сопоставляя с ним время, и, видимо, всё понимает. Взгляд темнеет, черты лица заостряются, а руки сжимаются в кулаки.

В голове мелькает мысль закрыться от него в квартире. Но это же Игорь. Он ведь не сделает мне ничего плохого. А то, что я иду в ресторан с другим мужчиной, он уже и так понял. Поэтому закрываю дверь на замок и решительно поворачиваюсь лицом к мужчине.

Но вся моя уверенность разбивается, как только мы встречаемся взглядами. Игорь делает шаг ко мне, и я вдруг замираю. Почему-то становится страшно. От того мужчины, который отчаянно пытался наладить со мной отношения, ни осталось и следа.

— И куда ты такая красивая собралась? — режет его стальной голос.

В ушах уже грохочет пульс, а по позвоночнику бежит мороз. Он меня пугает. Но я не убегаю. И даже не двигаюсь. Нахожусь в каком-то оцепенении.

— Не твоё дело, — собираю в кулак всю свою смелость. — Игорь, мы больше не вместе, и моя личная жизнь...

Из груди выбивает весь воздух, когда мужчина оказывается слишком близко. Сильные пальцы смыкаются на моем плече железной хваткой.

Больно. Но эта боль отрезвляет. Дарит силы.

— Ты охренела? — рычит мне в лицо. — Меня парафинишь. Даже не отвечаешь на звонки и сообщения. Зато куда-то собралась...

— Мы с тобой всё обсудили, — цежу сквозь стиснутые зубы. — Между нами больше ничего нет. Да и что нас связывало? Постель?

В горле барабанит взбесившееся сердце, но я стараюсь говорить твердо и уверенно. Только Игоря это не отпугивает. Напротив — сильнее злит.

— Куда ты собралась? — леденящий душу голос проникает в моё сознание, замораживая внутренности.

— Не твое дело, — шиплю, потому что хватка на плече становится еще крепче. — Мне больно, — пытаюсь содрать с себя его руку, но это бесполезно, делаю только хуже.

— Я спрашиваю, — хватает и второе плечо, — куда собралась? — встряхивает.

— Я закричу, — мой голос больше похож на жалобный писк.

К горлу подступает горький ком, а на глаза наворачиваются слезы. Как он смеет вообще так себя вести?

Звук входящего сообщения немного отвлекает нас, и мы оба замираем. Небольшая передышка и снова в бой.

— А ну пойдем поговорим, — тянет меня в сторону квартиры, но я упираюсь.

— Еще чего?! Я тебя в свою квартиру не пущу! Руки убери, придурок!

Мой голос срывается на крик, и я слышу щелчок замка. Со скрипом открывается соседняя дверь, отчего тиски, сжимающие грудь, немного ослабевают.

— Что здесь происходит? — грозно спрашивает Игнат Валерьевич — мой сосед и военный в отставке. — Руки убрал от девушки!

Мужчине хоть и уже давно за пятьдесят, но форму он и сейчас держит спортивную, бегает по утрам, отжимается на турниках.

И о чудо! Клешни Игоря отпускают мои плечи, и я едва не падаю. Но тут же спохватываюсь и отпрыгиваю в сторону соседа.

Богровое от злости лицо моего бывшего любовника искривляет гримаса неприязни. Ноздри раздуваются, кулаки активно сжимаются и разжимаются. Таким я его вижу впервые. И, честно говоря, больше не горю желанием. Игнат Валерьевич одним уверенным движением заводит меня за свою спину, закрывая от агрессивного Игоря.

— Марина, зайди в квартиру, поставь чайник, — командует мне через плечо.

Киваю, хоть он и не видит. И только собираюсь исчезнуть, как слышу:

— Не забывай, на кого работаешь, потаскуха!

Забегаю в укрытие и под бит колотящегося сердца сбрасываю с ватных ног туфли. Руки трясутся, за ребрами вибрирует панический страх, и я вдруг начинаю плакать. Отдаленно слышу грубые мужские голоса, а потом все стихает, и в квартиру заходит ее хозяин. Игнат Валерьевич меняет уличную обувь на домашние тапочки и поднимает на меня хмурый взгляд.

— Ну чего сырость развела? — похлопывает меня по содрогающимся лопаткам. — Отставить. Чай мой где?

Подталкивает меня в сторону кухни, и я беспрекословно слушаюсь. В его, пусть и не молодом, голосе столько силы и непоколебимости, что я ни секунды не медлю. И слёзы будто сами высыхают.

На старенькой, но чистой кухне немного пахнет сигаретами, специями и, как у меня, одиночеством. Нахожу чайник и хватаюсь за него.

— Момент упущен, теперь я сам, — выхватывает его у меня и подбородком указывает на табуретку. — Вечно вы, бабы, находите себе долбо... — демонстративно откашливается, — а потом страдаете. Красивая девка! Че за этого ублюдка ухватилась?

Всхлипываю под звук чиркающей спички и присаживаюсь на указанное место. В сумке снова подает сигналы телефон, но мне не до него.

— Так вот же, рассталась с ним, а он покоя не дает, — вздыхаю обреченно.

— А начинала отношения с таким недоноском зачем? — достает варенье, галеты и ставит на стол.

11. Согласна

Никита

Осматриваю двор дома, к которому привел меня навигатор. Обычная многоэтажка с несколькими подъездами. На детской площадке резвится малышня, на лавочках бабули обсуждают очень важные насущные вопросы.

В телефоне приходят уведомления, но я неотрывно мониторю двери в подъезды. Не хочу пропустить появление Пташки. Она заставила меня поволноваться. Знала, что ее ждёт такси, и перестала отвечать на звонки и сообщения. На нее это не похоже.

А вот и она. Я, конечно, не ждал, что она будет порхать, но... она озирается? Чего-то боится? Или кого-то?

Потом вдруг оборачивается и прицельно смотрит на один из балконов. Слежу за траекторией ее взгляда и вижу мужика лет пятидесяти с сигаретой в зубах. Может, отец? Я не знаком с ее родителями, хотя с моими Маринка была в хороших отношениях.

Сегодня она совершенно иная. Одета в простое повседневное платье, на лице нет макияжа, но при этом выглядит шикарно. Пожалуй, она единственная девушка, внешностью которой я восхищаюсь в любом виде. Вот бы ей еще загонов и принципов поменьше. Хотя это уже была бы не она.

Но, помимо всего этого, изменился ее взгляд. Сегодня он непривычно затравленный. Я бы даже сказал, испуганный.

Выхожу из салона, чтобы моя пташка не пролетела мимо. Хотя она и так шла в нужном направлении. Видимо, потому что моя тачка сильно выделяется на фоне остальных.

Марина чуть замедляется, увидев меня. На встревоженном лице нарисовывается маска смелого воробышка, и я скалюсь в коварной улыбке. Окидываю взглядом образ красотки, без труда вспоминая ее тело без одежды. Потираю пальцами ладони, представляя в них приятную тяжесть ее груди и нежность кожи. В паху простреливает возбуждение, но я беру себя в руки.

— Привет, — открываю перед Мариной дверь, приглашая её внутрь.

— Привет, — здоровается, аккуратно присаживается в кресло и с интересом рассматривает навороченный салон.

Закрываю за ней дверь и, обходя капот, тоже прыгаю в машину.

— Что случилось? — спрашиваю сходу, читая ответ по глазам.

— А-а, да ничего особенного, — врёт, — соседка попросила помочь.

Слушаю какой-то бред, точно зная, что правды в этих словах нет. Не хочет говорить — ну и ладно. Так, да и так. Ее жизнь. Хотя за ребрами что-то неприятно царапает. Гоню эти чувства на хрен. Это лишнее.

Достаю из бардачка флешку и протягиваю Марине.

— Что это? — смотрит на накопитель, нахмурившись.

— Тут то, что тебе нужно, — изучаю внимательно ее глаза. — Моя часть договора выполнена.

Теперь ее взгляд будто пытается прочесть содержимое флешки, увидеть, услышать. Переводит свои ведьминские глаза на меня. А я и не вру. В отличие от нее.

— Что там? — сглатывает.

— Мой диалог с... как ее? — хоть убей, не помню имя "Твердой Пятёрочки".

— С Ликой, — говорит одними губами.

— С Ликой, — заканчиваю свою фразу. — Так что? Тебе интересно, что там? Могу включить.

— Включи! — оживляется.

— Воробышек, — склоняю снисходительно голову на бок, — Только после согласия. Ты поможешь мне с предками?

Прикусывает нижнюю губу. Думает. Я прям вижу, как крутятся шестеренки в ее милой головушке.

Давай, детка, не подведи. Ты мне очень нужна.

— Просто делать вид, — это она прям подчеркивает, — что мы вместе? Мы же не будем...

Мнется. Часто моргает и бегает взглядом вокруг, лишь бы не смотреть в мои насмешливые глаза.

— Не будем что? — наклоняюсь ближе к ней. — Целоваться? — смотрю на ее искусанные губы и, блять, хочу вспомнить их вкус. — Заниматься сексом? — ныряю в слишком целомудренное декольте и ощущаю, как в брюках становится тесно.

Возвращаюсь к глазам, а там буря. Столкновение двух стихий. Она хочет, но...

— Нет, — отрезает сипло. — Ничего из перечисленного не будет.

— Как скажешь, — пожимаю плечом, будто мне плевать, будет между нами близость или нет.

— Я говорю "нет", — повторяет она.

А думаешь "да". Я-то знаю.

— Хорошо, — ухмыляюсь.

— Если так, то я, — делает вдох, а я ликующе продолжаю фразу вместе с ней, только не вслух, — согласна.

Да, Птенчик! Я знал, что ты не подведешь. Так бы и расцеловал, но воробышек гордый попался. Да и времени на ошибки у меня нет. Итак поджимает.

— Я рад, что ты решила мне помочь, — говорю, с трудом сдерживая фейерверк эмоций внутри меня.

— Только не понимаю, зачем все эти сложности? — трет виски пальчиками. — Неужели не проще сказать матери как есть: я грёбаный бабник, и программа "Серьёзные отношения" не установлена во мне с завода, — смеюсь. — Что? Ну так ведь и есть. И она не хуже меня это знает. Зачем это всё?

— Возраст, — пожимаю плечом. — Переживаю за свою старушку и хочу порадовать ее, — расплываюсь в широкой улыбке.

— Ты офигел, Соколов? — в карих глазах загорается огонёк, тот самый, который хочется затушить, подавить или разжечь еще ярче. — Твоя мама молода и прекрасна!

Смех рвет грудную клетку. Нет, с Мариной мне все-таки реально хорошо. Комфортно и уютно. Как-то всё... по-настоящему.

Вставляю флешку в нужный разъем, и через несколько секунд слышу собственный и голос "Пятёрочки" в колонках. Слежу за сменой эмоций своей Пташки. Пью каждую из них. Шок, неверие и вишенка на торте — гнев.

— Вот же сука! — шипит мой Воробышек и пытается схватить флешку.

— Э-э-э, нет, дорогая, — перехватываю тонкие пальчики, ощущая разряды тока от прикосновения. — Это, — вытаскиваю и показываю ей накопитель, — отдам сразу после выполнения моих условий, — сжимаю девайс в кулаке и наблюдаю, как меняется выражение ее лица.

Красивые пухленькие губки превращаются в тонкую нить, изящные тёмные брови хмурятся, а в глазах вспыхивает огонь. Ух, как она сейчас прекрасна и желанна! Так бы и... Ну это позже.

— Не смотри так на меня, — голос садится.

— Как? — ее щеки тут же алеют, усиливая во мне желание.

Как? Да я сам не знаю как. Так, как умеет смотреть только она. Своими невероятными огромными и бездонными глазами. В них есть то, чего я больше не находил нигде.

12. Ты изменилась

Марина

На следующий день встречаюсь с Ритой и ее дочуркой Лилей в парке и решаюсь рассказать о том, во что вляпалась ради нее, какую сделку заключила, чтобы узнать правду о том, что произошло два года назад.

Я знала, что она не оценит мою инициативу, поэтому решилась раскрыть карты, когда на руках появился отменный козырь. Правда, на руках, в прямом смысле слова, ничего не было. Но я ведь слышала всё собственными ушами. И этого уже должно быть достаточно.

Рита ожидаемо злится на меня, но я уверена, что всё не зря. Поэтому про месть решаю всё же промолчать. Тем более, что этот вопрос остался открытым. На слово я не верю Соколову.

О Никите я стараюсь не думать. Хотя этот дьявол не дает мне покоя. Вчера вечером прислал курьером свою карту с запиской:

"Пока выходные, успей прогуляться по магазинам. Хочу, чтобы моя Птичка выглядела очаровательно."

Хам! Я что, плохо выглядела? Хотя да, пару дней назад я предстала перед ним в печальном виде. Но на то были причины! Хотя ему я об этом не скажу.

Вспомнив о синяках, хватаю тюбик с мазью и аккуратно растираю, чтобы синяки сошли до пятницы.

Долбаный псих Игорь. Он, кстати, пока никак не появлялся в моей жизни: не звонил, не писал и уж тем более не приезжал. То, что в его агентстве я больше работать не буду — вопрос решенный. Нужно сообщить ему об этом, но даже написать ему сообщение рука не поднимается. И как я раньше не замечала в нем этой мерзости?

Прав был Игнат Валерьевич, не туда смотрим и не тех выбираем. И насчет мужчин вокруг меня тоже был прав.

Решено! Вернусь из "командировки" и начну налаживать личную жизнь! Осталось пережить поездку с бывшим, и я свободна! Найду новую работу, хорошего мужчину.

Взгляд приковывает карта, и меня мигом окутывает ярость. Думаю: искромсать ее на мелкие кусочки или потратить столько денег, чтобы он офигел?

Решаю, что второй вариант круче, и еду в ТЦ. Трачу много, очень много денег. И как-то легко. Не мои же. Сам захотел обновить обертку, получай!

Уже иду к выходу, как взгляд цепляется за невероятно красивый комплект белья. Гордо задираю нос и прохожу мимо. Но недалеко. Останавливаюсь, разворачиваюсь на каблуках, а потом всё как в тумане. К этому комплекту непонятно как добавились еще два. Но они такие классные, что у меня не было ни единого шанса отказаться от них.

Не успеваю доехать до дома, как на телефон прилетает сообщение.

Никита: Люблю тратить деньги на девушек, особенно когда вижу такой счет в магазине нижнего белья.

Щеки предательски вспыхивают, а за ребрами закипает злость.

"Люблю тратить деньги на девушек..."

Как раз вовремя, чтобы я не расслаблялась.

Марина: Забавно, когда мужчина уверен, что увидит купленное им белье. До поездки еще пять дней, а мне так хочется скорее его надеть.

Коварно улыбаюсь, глядя на экран. И чем дольше он не отвечает, тем шире моя улыбка и громче стук сердца.

Никита: Играешь с огнём, Птичка. Не боишься обжечь крылышки?

"Поздно, милый. Я сгорела давно. Точнее, это ты меня сжег", — думаю я, а отвечаю лаконично.

Марина: Нет.

Никита: Ты изменилась.

"Прекрасно, что ты видишь меня другой. Значит, я смогла спрятать в панцире ту самую себя, с которой ты любил играть, каждый раз побеждая. Уничтожая меня."

Не отвечаю. Роняю голову на боковое стекло в такси и прикрываю веки.

"Я справлюсь", — повторяю любимую мантру.

Дома меня вдруг накрывает усталостью. Готовить не хочется. Да и есть тоже. Хочется закрыть глаза и открыть их, когда это всё закончится. Возможно, я опять поболею, как всегда бывает после встреч с ним. Помучаюсь и буду жить дальше. В ожидании новой встречи с ним. Через год? Через два?

Два года назад.

Никита: Привет, Пташка! Как жизнь?

Телефон едва не падает из рук, как только я читаю эти примитивные фразы. А затем скрипит под натиском моих пальцев.

Мы не виделись год. И я только ожила. Только-только расправила крылышки. И снова он. Зачем он это делает? Знает же, что мне будет больно.

До этого мы встречались случайно. И каждый раз всё заканчивалось одинаково. Чтобы минимизировать возможность наших встреч, я переехала в квартиру бабушки, где прожила всё детство. Рита тоже вернулась в родительскую квартиру. Мы с ней снова соседки, если бы не она, я бы сошла с ума. Хотя и ей непросто. Она как раз только развелась со Ждановым.

Ремонт, новая работа, заботы — всё это стало моим спасением. И что теперь? Он нашел меня сам.

Нашел. Аж самой смешно. Я ведь никогда не пряталась от него. Руку протяни, и вот она я.

Бросаю телефон на подоконник и продолжаю готовить. Но всё валится из рук. Нож безжалостно режет палец, а суп получается пересоленным.

Проклятье! Чертов Сокол!

Ближе к вечеру приходит еще одно сообщение. Мельком вижу, что от него. Но не подхожу к телефону. Опасаюсь его, будто в нем заложена бомба. А можно такое трогать? Нет!

Тогда зачем я хватаю смарт, когда приходят последующие два сообщения?

Никита: Я соскучился.

Вранье! Дешевая ложь!

Никита: Давай встретимся?

Нет! Только не это!

Рука подрагивает, и последнее сообщение никак не могу прочесть. Буквы скачут, плывут, но я знаю, что там указан адрес. Адрес, по которому я еду через час в такси, кусая в нетерпении губы.

Отель. Ресепшн. Лифт. Третий этаж, и врата ада открываются передо мной, чтобы захлопнуться, как только я переступаю порог.

Приглушённый свет, огромная кровать и он. Соколов стоит спиной ко мне и смотрит в панорамное окно.

Сердце выстукивает код, который я расшифровываю неправильно. Оно кричит, чтобы я бежала отсюда как можно скорее. А я слышу призыв упасть в его объятия.

И я падаю. Растворяюсь в нем на эту ночь. Чтобы на утро проснуться разбитой, как этот бокал, который я задела ногой или рукой, ничего не замечая в дурмане страсти. Капли пролитого на ковёр вина, как символ моей смерти. Очередной. После которой я снова буду долго собирать себя по частям. Медленно и скрупулезно. Поменяю наконец номер, оборву все связи и проживу практически как человек аж целых два года.

13. Спасение или ловушка?

Марина

Как выглядит понедельник безработной женщины? Правильно — уборка.

Весь день я мою, стираю, глажу, натираю. Зато к ночи я совершенно без сил падаю на кровать и, едва коснувшись головой подушки, засыпаю.

Вторник у меня запланирован как день красоты: ручки, ножки, бровки, волосы. Тут я отдыхаю и душой, и телом. Улыбаюсь своему отражению, смотрю на свежий маникюр, и настроение само собой ползет вверх.

Прощаюсь со своими феечками и с широкой улыбкой на лице выхожу из салона красоты. Распахиваю дверь, но, сделав шаг, замираю.

На лице застывает гримаса счастья, а внутри всё обухом летит вниз. По коже бежит мороз, превращая меня в осиновый лист на ветру.

На парковке стоит до боли знакомый автомобиль, приветливо зазывая меня горящими фарами. Только я не пойду. Даже под страхом смерти, который как раз в этот момент овладевает моим телом.

Делаю шаг назад, одеревеневшими руками закрываю дверь и поворачиваюсь к девочкам. Они удивленно смотрят на меня, не моргая.

— Кажется, я забыла выпить кофе, — не своим голосом скриплю я, не снимая идиотской улыбки.

Но они молчат и по-прежнему непонимающе смотрят на меня. Пилочка в руках Тани зависла в воздухе, пальчики Светы на автомате продолжают водить по волосам клиентки, которая в блаженстве прикрыла глаза. Первой отмирает Катя, администратор.

— Что-то случилось? — подходит ко мне.

— Говорю же, кофе с вами не выпила, — повторяю очевидную глупость.

— Ну раз двух чашек тебе не хватило, — заглядывает за моё плечо, всматриваясь в парковку за стеклом на входной двери, — давай сделаю еще, — стреляет в меня цепким взглядом.

Под сканирующими взглядами нескольких пар глаз я перебираю ватными ногами и присаживаюсь в удобное кресло. Но не выгляжу расслабленной. В меня словно кол воткнули. Сижу с прямой спиной и стеклянными глазами слежу за Катей. Она выверенными привычными действиями делает мне кофе, а сама поглядывает в мою сторону, сощурив красивые зеленые глаза.

Мастера по очереди приступают к своим обязанностям и постепенно смещают фокус своего внимания с меня на своих клиентов. Пока не оживает мой телефон. По напряжённой спине несутся разряды тока, но я не отрываю глаз от рук Кати. За шумом от вытяжек и негромким голосом Ричарда Гира из телевизора входящее сообщение остается незамеченным. Но второе приходит в тот момент, когда Катя подносит мне чашку кофе.

— Тебе сообщение пришло, — констатирует она, потому что я и виду не подаю, хотя у самой аж пальчики на ногах поджались.

— Да? — удивляюсь почти искренне. — Не услышала.

Достаю из сумочки смарт и, не снимая непринуждённой маски с лица, читаю сообщение.

Игорь: Выйди, поговорим.

Игорь: Тебе не меня нужно бояться, а своей глупости.

В горле мгновенно пересыхает. Сглатываю.

До этого момента я не думала, что так боюсь встречи с ним. Хотя ничего удивительного в этом нет.

Выйди. Ну да, конечно. Теперь меня отсюда до закрытия не выгнать. Интересно, на педикюрном кресле удобно спать?

Мысли прерывает мелькнувшая фигурка Кати. Она снова выглядывает в окно, которое выходит на парковку. А затем подходит и садится на второе кресло для ожидающих.

— Он еще здесь, — как бы невзначай роняет она и берет в руки журнал со столика, который стоит между нами. — Может, полицию вызовем? — бормочет, словно читает статью о модных тенденциях на приближающуюся осень.

— Нет! — говорю слишком громко, спохватываюсь и продолжаю уже тише: — С чего ты взяла...

— Да брось, — фыркает Катя. — Я же не слепая. Если не уедет, так и будешь тут сидеть? У нас кофе, конечно, много, но его потребление в больших количествах...

— Что мне делать? — молю сипло, потому что горло стягивают невидимые жгуты, больно впиваясь в кожу.

— Я же говорю, полицию вызвать, — убирает журнал на столик и, опираясь предплечьем на подлокотник, смотрит уверенно в мои наверняка испуганные глаза.

Мнусь. Не хочу. Да и что я им скажу? Он преследует меня? Вот смотрите, синяки на руках... уже прошли почти. Глупо как-то это всё, да и бездоказательно.

— У тебя нет никакого сильного мужика, который смог бы ему навалять? — предлагает другой вариант Катя.

— Чтобы потом он вызвал полицию? — горько усмехаюсь. — Да и некого мне просить.

Точнее, есть один. Но к нему обращаться опасно. Чревато. Игнат Валерьевич далеко. Вот он точно защитил бы меня. А потом еще и чаем напоил бы. Жаль, что он далеко.

Снова оживает мой телефон, и теперь мы обе прожигаем взглядами светящийся экран. Чуть подрагивающим пальцем смахиваю блокировку и читаю.

Игорь: Если через полчаса не выйдешь, я сам зайду.

Поднимаю загнанный взгляд на Катю и показываю сообщение ей. Читает. Хмурится, но не знаю: из-за содержания сообщения или потому, что мои руки трясутся, и она не может прочитать текст?

— Или ты находишь, кто тебя от него защитит, или я вызываю полицию, — говорит строго и так же смотрит.

За ребрами барабанит сердце, увеличивая силу моего напряжения до предела. Прикусываю нижнюю губу и звоню.

— Привет, — снова играю в уверенность, и снова фальшиво.

— Привет, Пташка, — его низкий голос резонирует во мне вибрацией.

— Занят? — спрашиваю и смотрю на Катю, которая делает вид, что впервые видит журнал, который снова в ее руках.

— Смотря для чего, — усмехается, и я ощущаю тепло на остывших после страха щеках.

— Ты не мог бы меня забрать из салона красоты и отвезти домой? — говорю на одном дыхании, не давая себе шанса на отступление.

— Ко мне? — урчит низко он, а я начинаю пылать. Только не понимаю: от злости или...

— Спасибо, уже не нужно, — отвечаю севшим голосом.

— Ладно, ладно. Прости. Шутка не удалась, — капитулирует Никита.

— Совсем, — рявкаю я.

— Кидай адрес.

Присылаю ему координаты и тут же спрашиваю, через сколько его ждать. Отвечает: "двадцать минут", и я до боли прикусываю губу. Ведь пять из тридцати уже вышли, а значит времени совсем мало осталось. Ловлю встревоженный взгляд Кати и передаю его ответ.

14. Пазл сложился

Никита

— Ты опоздал, — роняет, не успев плюхнуться в кресло.

— На пять минут? — вздёргиваю бровь и окидываю стройную фигурку заинтересованным взглядом. — По пути авария была. Пришлось объезжать.

Черт знает, зачем я оправдываюсь? Пусть и говорю правду. Но вопрос: зачем?

— Прости, я спешу, — натягивает на красивое лицо улыбку.

— Ладно, поехали, — сканирую Марину скептическим взглядом и выезжаю с парковки.

Выглядит птичка странно. Нет, внешне на десять из десяти. Но она суетится, прячет тревогу в нервной улыбке. Напугана? Снова?

От приподнятого настроения, с которым я ехал сюда, не остаётся и следа. Не этого я ожидал от встречи. Не то что бы я соскучился, но хотел увидеть свою птичку. Рядом с ней я будто оживаю. Но сейчас всё иначе. Да, я жив. Только мне почему-то убивать хочется.

— Что-то случилось? — продолжаю читать ее эмоции. — Тебя кто-то обидел?

— Нет, — врёт. — Мне просто очень нужно домой.

Закусывает нижнюю губу, и во мне всё воет и рычит. Не от возбуждения, а от какого-то непривычного чувства, требующего вытрясти из нее правду и... защитить.

Ее взгляд безостановочно мечется, будто не знает, за что зацепиться, и всё чаще ныряет в зеркала. Пальцы судорожно сжимают сумочку, лежащую на бедрах, обтянутых тканью летнего тонкого платья. Лишь на секунду скольжу по открытым ножкам и чувствую резкий прилив крови к паху.

Не сегодня. Не сейчас.

Перевожу взгляд на дорогу, а затем в зеркала. Оцениваю обстановку и пытаюсь отвлечь пташку.

— К поездке готова? — делаю немного тише музыку.

— Смотря, как дела у Лики, — практически ровным тоном отвечает Марина.

Вот же маленькая язва. Но именно такой она мне и нравится.

— Через пару дней посмотри местные новости, — говорю загадочно и кривлю улыбку.

— Ну вот и на вопрос твой я отвечу через пару дней, — привычно показывает зубки.

За усмешкой прячу вспыхнувшее желание впиться в ее рот поцелуем. Загасить ее дерзость. Подчинить.

Аж зубы сводит, и нутро в узел затягивает.

Смотрю в зеркала. Снова вижу новенький седан среднего класса. Он точно уже мелькал пару раз. За рулём мужик, но его разглядеть не успеваю, он периодически пропадает из виду.

Странно всё это. Мне, конечно, было приятно, что Марина сама мне позвонила и даже попросила помочь. Но какой-то туман тревоги никак не рассеивается. И сейчас установка, что мне не нужно лезть в эти дебри, почему-то не срабатывает. Я хочу знать, что ее так напугало и, черт возьми, я хочу ее защитить.

Когда тот самый седан снова появляется в зеркале, запоминаю номера. На светофоре незаметно набиваю сообщение с его госзнаками нужному человеку, чтобы самому всё узнать. Раз уж моя птичка говорить не хочет.

Заезжаю во двор ее дома, паркуюсь и снова вижу этот хреново завуалированный страх в глазах. Глушу мотор.

— Я провожу, — говорю таким тоном, чтобы не подумала сопротивляться.

Но неожиданно ловлю во взгляде благодарность. Да нет. Показалось.

— Я могу забрать тебя в пятницу, когда родители уже прилетят, и отвезти сразу в загородный дом, — пытаюсь разрядить вновь накаляющуюся обстановку, когда мы идем к подъезду. — Или заеду за тобой в четверг вечером, и мы вместе встретим их в аэропорту.

— В четверг! — говорит слишком резко, выдавая истинные эмоции. — Между нами же якобы, — подчеркивает это слово, — серьёзные отношения. Будет логично, если мы встретим твоих родителей вместе.

— Логично, — соглашаюсь, выдыхая злость на нежелание птички делиться тем, что ее пугает.

Открываю перед ней подъездную дверь, и Марина со скоростью воробышка влетает в дом, прячась за его стенами, и я сильнее стискиваю челюсти. Поднимаемся на лифте в компании сухонького дедули, который поехал еще выше, когда мы вышли на пятом этаже.

— Спасибо, что проводил, — почти уверенно смотрит мне в глаза, — и довёз.

Усмехаюсь и вместо ответа, немного выставляю щёку. Стучу по ней указательным пальцем, требуя физической благодарности.

Бледное лицо Марины вмиг обретает краски, вызывая волну возбуждения в моём теле. Я знаю миллион других способов разжечь между нами огонь. И эти фантазии моего воображения сейчас играют против меня.

Марина набирает полную грудь воздуха и делает быстрый шаг ко мне, а затем клюет в щеку. Но даже это невинное действие запускает во мне механизмы, которые пытаются сломить самоконтроль. Будь мы в других обстоятельствах, моя пташка уже стонала бы подо мной и хватала широко раскрытым ртом воздух, подставляя моим грубым ласкам свою упругую сочную грудь.

Черт. Зачем я вспомнил, какая она, когда моя?

Сжимаю кулаки, чтобы не схватить раньше времени свою птичку. Рано. Нужно немного потерпеть. Оттого вкус победы будет только слаще.

Марина убегает к себе, а я с дрыном в боксерах спускаюсь по ступеням вниз.

И только кровь равномерно распределяется по телу, как я замечаю около своей тачки ублюдка из ресторана, который был с Мариной. А рядом стоит тот самый седан.

Пазл мгновенно складывается в моей голове. И искать не пришлось. Прекрасно.

15. Есть за что

Марина

Закрываю дверь и стекаю по ней к полу, сжимая руками голову. В ней такой сумбур из мыслей, чувств и эмоций, что кажется, если ее не сдерживать, она лопнет.

Сейчас губы от соприкосновения с кожей Соколова горят так, что даже леденящий страх перед Игорем отступает на второй план. Хотя он напугал меня до чёртиков.

Сердце до сих пор истошно колотится в груди. Его удары отдаются во всём теле, создавая в нём апокалипсис. Руки подрагивают, а ноги словно чужие.

Нужно больше не допускать поводов быть в долгу перед Никитой. Сегодня я просто растерялась. Да и просить о помощи мне откровенно некого.

Неужели Игорь действительно думал, что я выйду к нему на разговор после того, что он сделал несколько дней назад? Если бы не Игнат Валерьевич, не представляю, чем всё могло закончиться.

Мне страшно. Действительно страшно. И сейчас слова Кати о полиции кажутся не такими уж и бредовыми.

Скорее бы наступил четверг. Хочется сбежать, как можно дальше от неадекватного Игоря. Загородный дом Соколова прекрасно подходит для этой цели. Триста километров отсюда и...

"Ну давай же, признайся сама себе", — добивает безжалостный внутренний голос.

Да! Рядом с ним я не боюсь! Каким бы он ни был козлом, от Игоря он меня защитит! Наверное...

Хотя возможно, я преувеличиваю свое значение для Соколова. Сейчас я ему нужна лишь для странной игры перед родителями.

Я, кстати, так и не поняла, в чём сложность взрослому человеку сказать отцу и матери как есть? И в эту правду гораздо проще поверить, чем в то, что он задумал. Ну какие серьёзные отношения? Такие, как он, не созданы для подобного...

От этой мысли сердце привычно сжимают тиски. Эта боль не острая. Она ноющая. Хроническая.

Зато благодаря ей тревога немного притупляется. Сознание проясняется, и я наконец поднимаюсь. Плетусь в ванную. Умываюсь. Но даже прохладная вода не остужает горящие щеки. Смотрю на себя в зеркале и вижу в своих зрачках отражение его ухмылки. Касаюсь подушечками пальцев своих губ и ощущаю покалывание, как от его короткой щетины на скулах.

Бррр... Ежусь от чувства его присутствия рядом.

Набираю ванну, добавляю соль. Спа-процедуры продолжаются.

Пою песни, чтобы не давать противным мыслям благодатную почву для роста. Лежу в воде, пока она не становится холодной, и только после этого выхожу.

Но тревога не отступает. Поэтому из дома не выхожу, а чтобы отвлечься, звоню Цветаевой. Болтаем с ней обо всём, кроме сокровенного, до самой ночи и договариваемся о встрече завтра.

Правда, от похода в парк я отказываюсь. Зато предлагаю ей альтернативу в виде бутылочки вина и одного из наших любимых фильмов.

Да, я боюсь, что Игорь снова объявится. Теперь я вообще не знаю, что от него ожидать.

Но он молчит и в тот день, и после. Не пишет, не звонит и тем более не приезжает. Странно. Только вместо радости я всё больше накручиваю себя и разве что не грызу свеженький маникюр.

А в четверг утром, как и обещал Никита, я вижу в новостях сводку о Лике. Под видео с непристойными танцами пышногрудой блондинки бегло, от накатывающих эмоций, читаю текст урывками:

"Дочь недавно вступившего на должность главного архитектора города устроила грязные танцы в местном клубе... Скандалила... Угрожала связями отца... Ермилов Валерий Михайлович от объяснений отказался, но его вид был достаточно красноречивым. Наверняка у него теперь будут большие неприятности..."

"А уж какие неприятности будут у его дочурки", — скалюсь сама себе, ощущая нездоровое удовольствие.

Возможно, я плохой человек, ведь это из-за меня у отца Лики проблемы. Но ведь я ее не заставляла так себя вести. Думаю, и Соколов причастен лишь косвенно. Показал обществу лицо человека, имеющего особый вес в нашем городе. Наверняка ее отец разберётся с этой проблемой, но это не пройдет бесследно для Лики. И именно это меня радует больше всего.

Тону в ярких ощущениях возмездия и даже пишу сообщение бывшему. Быстро. Пока не передумала.

Марина: Спасибо.

Гипнотизирую галочку, которая сначала удваивается, а потом почти сразу становится голубой. Прочёл. Так быстро, будто ждал.

Никита: Я бы сказал "не за что", но есть за что. Способы благодарности обсудим позже. Ты готова?

Нет!!! Но пишу ровно противоположное.

Марина: Да.

Никита: В десять заеду.

Сегодня. В десять. Как быстро подкрался этот день...

Открываю чемодан и начинаю собирать вещи. И если повседневная одежда там оказалась не случайно, то что там делают несколько вечерних платьев? Кошусь на красивое, словно пошитое для богини бельё, как на самого злейшего врага.

Это ведь не значит, что я буду щеголять в нём перед лицом бывшего. Я его буду надевать для себя, не для кого-то. А если и увидит...

"Опомнись, глупенькая, ему это не нужно! Он же сказал, что вы даже пересекаться почти не будете, — язвит внутренний голос. — Или ты собираешься в этом встречать родителей?"

Действительно. Тогда чего я заморачиваюсь?

Укладываю оба новеньких комплекта на сложенную шелковую сорочку. Провожу пальчиком по краю кружева, ощущая нежность ткани. Любуюсь.

Буду красивой для себя! К черту всех этих мужиков! Я еду отдыхать!

Все оставшееся время я порхаю по дому, заканчивая со всеми делами. Отключаю все приборы, закручиваю краны. Будто уезжаю на месяц, а не на пару дней.

На миг по телу бежит колкий мороз. Как от предчувствия.

Что принесет эта поездка? Какие эмоции?

Мои мысли прерывает звонок в дверь, заставляя сердце пропустить удар. Мельком смотрю на время. Десяти еще нет. Трель повторяется, и я быстрым шагом иду открывать, разглаживая на себе обычный белый топ и джинсовые шорты. Но стоит руке коснуться дверной ручки, замираю.

А что, если это не Соколов?

16. Чувствовать ее физически

Никита

— Открывай, Воробышек, — усмехаюсь.

Это своего рода пароль. Уверен, птичка по-прежнему напугана. И причина ее страха не во мне. Поэтому, услышав мой голос, она быстро открывает дверь.

— Привет, — улыбаюсь на один бок.

— Привет, — выдыхает с облегчением.

На взволнованном лице ни грамма краски. Но я ведь прекрасно знаю, что нужно делать. Лапаю взглядом ее аппетитную фигурку. Нагло ощупываю грудь, талию, округлые бедра, стройные ножки и возвращаюсь к лицу. Мазнув напоследок по манящим губам, с удовольствием отмечаю проступивший румянец на щеках и снова смотрю в глаза.

Это не победа. Это констатация факта моего полного контроля над ее телом, разумом и ситуацией в целом. Победа тоже будет. Сладкая и громкая. Но чуть позже.

— Ты ждала кого-то другого? — вскидываю бровь.

— Н-нет, — теряется и избегает зрительного контакта.

— Давай свой чемодан.

Делаю шаг внутрь квартиры, и Марина буквально отпрыгивает. Как воробышек. Внутри смеюсь от того, как ей подходит эта фамилия. Маленькая, дерзкая и прыткая. Поймать сложно. Но когда это удаётся, накрывает невероятными чувствами. Держать ее в руках и ощущать суматошное биение крохотного сердца — это что-то запредельное. Отпускать не хочется. Пока не приходит осознание, что она так не выдержит. Бешено бьющееся сердце не справится, разорвется. Приходится раскрыть ладони и дать ей свободу. Чтобы потом вновь поймать.

И сейчас я тщательно готовлюсь: устанавливаю клетку-ловушку, раскладываю приманку, не делаю резких движений. Хищник внутри меня затеял свою игру. И я позволяю ему, потому что его затея не противоречит моим планам. Они двигаются в унисон.

Идем к машине. Марина озирается и старается держаться ближе ко мне. От этого внутри меня натягиваются цепи. Мне приятно, что она видит во мне защитника, но меня по-прежнему бесит сам факт того, что тот ублюдок был в ее жизни.

Был, потому что больше не посмеет высунуть свою рожу. Зассыт. Такие трусы, как он, избегают трудностей.

Замечаю каплю крови на чемодане, когда гружу его в багажник. Вытираю ее, пока Марина не видит. Так сильно сжал кулаки, думая о ее бывшем, что треснула корочка на костяшках.

Помогаю птичке сесть в кресло, обхожу тачку и тоже падаю на сиденье. Бросаю взгляд на свою спутницу и не могу сдержать улыбку. Перевожу взгляд вперёд, чтобы не выдать своего триумфа. Двери автоматически блокируются, и под низкий рык моего железного зверя мы выезжаем из двора Марины.

— Что с твоими руками? — сразу замечает она, вырывая у меня смешок.

— Результат неблагополучного знакомства с твоим бывшим, — скриплю зубами, вспоминая нашу встречу.

Слова о воробышке, брошенные его поганым ртом, до сих пор резонируют в моей голове. Это низко. До тошноты. Конченый ублюдок.

Бросаю короткий взгляд на Марину, и внутри поднимается чернота. В ее глазах застыли потрясение и неверие. Не понимаю, что больше меня бесит: тот факт, что у нее кто-то был (на что я раньше проще реагировал) или что этим кем-то был именно этот урод.

— А ты думала, он просто так исчез со всех радаров? — ухмыляюсь, незаметно глотая горечь ярости и непривычной ревности.

Не смотрю на птичку, чтобы не выдать ей своих эмоций. Самому бы с ними разобраться. Но буквально ощущаю ужас догадки, исходящий от нее.

— Вы что, дрались? — наконец доходит до нее. — Ты избил его? Он хоть жив? — сыпет на меня вопросами, не догадываясь, что переворачивает всё нутро во мне.

— Жив, — цежу сквозь зубы.

— Он в больнице? — не унимается, разжигая во мне огонь. — Он поэтому не появлялся?

— Ты так за него волнуешься? — всё же не выдерживая, рявкаю я и на секунду смотрю на Марину испепеляющим взглядом. — Не появлялся он, потому что у него возникли проблемы, — откашливаюсь, — из-за невыплаченных алиментов.

— Алиментов? — ее голос теряет краски и громкость, мой же напротив крепнет от злости. — У него есть ребенок?

— Даже два. А ты не знала, Пташка? Очень опрометчиво.

После этого в салоне повисает тишина. Тяжелая. Осязаемая. Каждый думает о своём, пока не выезжаем на трассу. Там я выплескиваю эмоции, выжимая из своего немца всех кобылок. Пока не решаюсь бросить короткий взгляд на Марину. Кажется, такая скорость ей не по душе. Да и я чуть успокоился. Сбавляю.

— Может, обсудим легенду наших отношений? — нарушаю тишину как можно более тёплым голосом.

— Давай, — соглашается.

— Мы встретились... — делаю паузу, чтобы Марина сама выбрала место.

— В торговом центре.

— Допустим, — киваю, задорно поглядывая на нее. — Искра, буря, безумие, — эмоционально жестикулирую, под тихие смешки пташки. — Я был настойчив, ты была не в силах противостоять моему обаянию и сдалась...

— Как всегда, — с ноткой горечи добавляет Марина, и я неожиданно чувствую ее боль.

— Прости, — бормочу виновато.

Нахожу ее ладонь и тут же крепко сжимаю. Не больно, но ощутимо. Чтобы Марина не смогла забрать руку. Пытается. Не позволяю. Вожу по тыльной стороне ладони подушечкой большого пальца, наслаждаясь нежностью бархатной кожи.

В этом действии нет пошлого подтекста, хоть и внутри меня никак не утихает желание, накрыть это манкое тело своим. Я хочу поделиться с ней теплом и забрать хотя бы толику той боли, что кроется за подрагивающими пальцами.

Хрен знает, что мною движет сейчас, но хочу именно этого — держать Марину за руку. Чувствовать ее физически. Хотя бы так.

Не знаю, сколько проходит времени, но в какой-то момент маленькая ладонь в моей пятерне расслабляется. Уснула.

И почему-то, осознав это, начинаю действовать: нежно глажу каждый пальчик, рисую узоры на тонком запястье, считаю пульс. Всё это на каком-то другом уровне. Непривычном мне. Непонятном.

Пока за ребрами не начинает что-то скрести. Не больно. Требовательно. Как пёс шершавой лапой по колену, привлекая к себе внимание.

Что за хрень?

17. Лучший подарок

Марина

В зале встречающих народу немного. Очевидно, не все готовы встречать близких в пятом часу утра. Но это точно не относится к Соколову. Он свеж, чертовски бодр, словно на адреналине, и с чудесным букетом в руках. Розы для матери моего бывшего прекрасны, но пионы, которые ждут меня в авто, вне конкуренции.

Мне кажется, от их божественного запаха я и проснулась. Мне снилось, что я касаюсь пальцами их нежных лепестков. Эти приятные ощущения в какой-то момент стали такими яркими, что меня буквально выбросило на поверхность, а левая рука еще долго помнила их тепло. Даже сейчас кончики пальцев покалывает от желания снова прикоснуться к бело-розовым бутонам.

Вздрагиваю, когда ладонь Никиты вновь оплетает мою. По телу к самому сердцу несётся разряд, ускоряя несчастную мышцу. Инстинктивно пытаюсь выпутаться из плена, но он лишь крепче сжимает мою руку.

Его ладонь горячая и сильная. Но не это вызывает трепет за ребрами. Мне словно в мороз вернули теплую перчатку, в которой я была всё время, а потом зачем-то сняла. Или кто-то сорвал ее. И вот она снова на мне. Только согревает она не руку, а душу.

Но я-то знаю, как будет больно потом. Чем сильнее я забываюсь сейчас, тем сложнее будет пережить конец. А он наступит. Неизбежно и очень скоро. В этом я даже не сомневаюсь. Хоть и хочется. Каждый раз.

Поднимаю взгляд, в котором за решительностью прячу боль, и смотрю в довольное лицо моего личного дьявола. Очередная попытка забрать руку, и на лице Никиты расцветает улыбка, от которой во мне скулит преданная собачонка, молящая о ласке от своего хозяина.

— Мы же пара, Птенчик, помнишь? — сладко мурчит, виртуозно играя на клавишах моей души.

— Зрители еще не заняли свои места, — шиплю я, снова пытаясь добиться свободы.

— Мы репетируем, — не сдается этот гад. — Будешь брыкаться, придется принять меры, — наклоняется так близко, что я отклоняюсь назад, совершенно забывая о наших руках, когда так близко его губы. Жар его тела и парфюм, который я угадаю из миллиона, окутывают всё тело, делая его ватным.

— К-какие? — вспыхиваю и сглатываю, ощущая, как колотится где-то в горле сердце.

— Ты действительно хочешь узнать? — шепчет мне в лицо.

Колени подгибаются от резко нахлынувшей слабости. Это вирус. Он уже проник в мою кровь с его запахом. Разряды тока от жалящего касания рук только ускоряют процесс моего заражения. Главное не допустить поцелуя. Иначе мне конец. Вакцину от этого заболевания еще не изобрели.

Сжимаю губы и стараюсь не дышать, не запускать в лёгкие очередную порцию отравляющего меня дурмана. Видимо, Соколов замечает это, потому что задорно ухмыляется и щелкает меня по носу.

— Расслабься, Воробышек, — снисходительно смеется он. — Я помню о своих обещаниях. И сдержу их, — делает паузу и скользит взглядом от глаз к губам, — пока ты сама не попросишь их нарушить, — отстраняется, подмигивает, но руку не отпускает.

А я ее уже практически не чувствую, потому что внутри идет такая война, что хочется закричать во всё горло. От злости. На него. Но еще сильнее — на себя. Ведь я хочу! Уже хочу! Это фиаско, Воробьева!

Но я не признаюсь в этом поражении ему! Даже под страхом смерти! Поэтому прожигаю его довольную мину испепеляющим взглядом и отворачиваюсь. Вдыхаю воздух, не наполненный его запахом, таким объемом, чтобы выбить колящие частицы из легких. Чтобы отпустило хоть на время.

"Что, дорогуша, поплыла? Цветы, забота и даже защита от неожиданно ставшего опасным Игоря. Признайся, ты ведь не за этого психа волновалась, когда увидела сбитые в кровь костяшки Соколова. Ты испугалась последствий. Чем это всё грозит Никите. Он ведь сделает хуже. Больнее. Неужели забыла?" — отсчитывает меня внутренний голос, и я злюсь ещё сильнее.

И пусть я была поражена, когда узнала, что у Игоря есть дети, сейчас об этом даже не думаю. Когда рядом ОН, все остальное уходит на второй, а то и третий план.

Лицо и уши горят, но это ничто в сравнении с тем, как я пылаю внутри. Взгляд расфокусированно смотрит вдаль, пока не цепляется за пару. Парень с двумя спортивными сумками быстрым шагом идет к девушке, которая во все глаза смотрит на него, прижимая руки к груди. Когда парень оказывается рядом, сумки из его рук падают на пол, и он, подхватывая миниатюрную брюнетку, сначала кружит ее, а затем так крепко целует, что даже я забываю обо всём.

Вот она — любовь. Чистая. Искренняя. Настоящая. Взаимная...

Хотела бы я так любить? Я любила. Также. А может даже сильнее. Но только не взаимно. Любила одна за нас двоих.

Только что распирающее от трогательной сцены грудную клетку сердце резко сжимается в точку. Хочется разреветься. Выплакать всю боль, что сдавливает внутренности.

— Готова? Идут, — слышу сбоку приглушённый от шума в ушах голос Никиты.

Шмыгаю. Черт, я что, всё-таки плачу? Резкими движениями вытираю влагу со щек и пытаюсь смотреть туда же, куда устремился взгляд Соколова. Всё его внимание направлено вперед, поэтому он не видит моих слез. И слава богу.

Пытаюсь разглядеть нужную пару, но не могу, всё плывёт перед глазами. Часто моргаю, на секунду зажмуриваюсь, а когда распахиваю веки, предо мной уже стоит красивая женщина. Юлия. А если быть точнее, Джульетта.

— Mamma mia! Мариночка! Я не верю своим глазам! — восторженно звенит ее голос, перебивая мужское приветствие. — Дима, смотри, это же Марина!

— Вижу, — отвечает ей муж. — Здравствуй, Марина, — его голос такой приятный, что внутри меня разливается тепло, запечатывая свежие раны.

— Мам, это тебе, — обращается к родительнице Никита под негромкий шелест букета.

— Grazie, сынок. Подожди, — с шутливым раздражением говорит ему. — Дай, обниму самый лучший подарок.

Ее уютные объятия отогревают мне душу. В носу снова предательски щекочет, но теперь от нахлынувшей теплоты. Но это уже приятные эмоции.

— Я очень рада вас видеть, — говорю чистую правду, поглаживая по спине женщину в элегантном оливковом брючном костюме.

18. Я убью его

Марина

— Какая. На хрен. Невеста? — шиплю незаметно, когда мы идем к машине.

Соколов катит два чемодана мамы, пока она восторгается букетом в ее руках и, возможно, мной. Просто я ничего не понимаю из того, что она говорит своему мужу.

— Клянусь, я такого ей не говорил, — так же, не привлекая постороннего внимания, отвечает он.

— Тогда почему твоя мама в этом так уверена?

На это он пожимает плечом и неожиданно улыбается. Вот же паршивец! Бесит!

Больше не роняем ни слова. Не знаю, о чем думает мой "женишок", я же борюсь с желанием придушить его. О таких вещах нужно предупреждать заранее.

Под задорный щебет Юлии рассаживаемся по местам. Мои жалкие попытки сесть на заднее сиденье моментально пресекаются, поэтому я снова рядом с Соколовым. Стараюсь не смотреть на него, чтобы не выдать красноречивым взглядом весь наш замысел, который с каждой минутой всё больше кажется мне провальным.

Юлия же непринуждённо рассказывает о солнечной Италии, об их новой жизни с Дмитрием на родине ее предков и о детище, которое перешло им по наследству. Когда-то давно Джульетта Кастелли сбежала от контроля своих строгих родителей с простым русским парнем. И, судя по их отношениям, она до сих пор ни о чем не жалеет. Но после смерти родителей они с Дмитрием приняли решение вернуться на ее родину и продолжить дело предков, которому уже больше ста лет. Теперь в их владениях огромное винодельческое хозяйство. О нем мне рассказывали еще давно, когда мы с Соколовым были в отношениях, и совершенно случайно я познакомилась с его родителями. Уже тогда они часто летали в Италию, а затем и вовсе туда переехали.

Странно, что сыночек остался здесь. Кстати, о нём. Надо оторвать ему голову за такую подставу.

Внутри меня снова поднимается лава. Даже красивый голос Джульетты, иногда переходящий на итальянский, не может остановить этот процесс. А потом и вовсе его ускоряет.

— Когда свадьбу планируете, дети? — от шока забываю, как дышать, и распахиваю шире глаза, устремлённые вперед. — На осень? Сильно не затягивайте. Вы и так долго к этому шли. Сколько лет вы в кошки-мышки играете?

С каждым ее словом мои глаза становятся всё шире, а по венам течет та лава, что излилась еще на первом вопросе. Мысленно смыкаю на шее Соколова пальцы и сжимаю их с такой силой, чтобы даже грамм воздуха не просочился. Пусть почувствует агонию, которую сейчас испытываю я. Но вместо этого он говорит. Не хрипит, не сипит. А отвечает матери вполне довольным уверенным голосом!

— Ма, ну чего ты смущаешь Марину. Она еще не ответила на моё предложение.

Медленно поворачиваю голову и встречаюсь с нахальным взглядом. Вдыхаю пьянящий голову кислород, а затем шумно выдыхаю. Только не вижу и капли раскаяния на довольном лице. Я убью его.

— Ой, какая неловкость, — раскаивается Юлия. — Всё. Молчу на эту тему, но очень жду твоего ответа, моя девочка, — сладким голосом поет она, но это не помогает мне стать добрее.

Я буквально отсчитываю минуты до того, как осуществлю задуманное. Смотрю на дорогу немигающим взглядом и жду.

Когда наконец подъезжаем к высоким воротам, из-за которых виднеется огромный дом из светлого камня, я немного переключаюсь. Дух захватывает от величия и красоты. Не так прекрасен дом, как горы, в окружении которых он находится. Ну и само строение тоже подстать.

Я здесь была пару раз раньше. Это не загородный дом, как привыкли называть его в семье Никиты. Это целый особняк! Огромный, с шикарным ремонтом и уникальной, невероятной атмосферой.

Уверена, эта черта в нем присутствует благодаря отменному вкусу Юлии.

Она волшебная. Я таких людей больше не встречала. И муж у нее замечательный. Интересный, добрый, чуткий. Может, Никита у них приёмный?

Идем с Юлией налегке. Все чемоданы и сумки взяли на себя мужчины. Даже просто рассматривать территорию этого дворца приносит мне недюжинное удовольствие. А то, с какой теплотой его окидывает хозяйским взглядом моя спутница, вызывает восторг. Да, она давно не живет здесь, но очевидно следит за растениями и состоянием дома на расстоянии. Не своими руками, но своим сердцем.

Заходя в дом, я не успеваю окончательно забыться, потому как слышу голос, владельца которого, я планирую лишить жизни. Желательно прямо сейчас.

— Я спать. Всю ночь слушал любимую симфонию своей пташки, — это он на храп намекает? Ну, Соколов, держись! — Да ладно тебе, — смеется этот гад, напоровшись на мой острый, как бритва, взгляд. — Даже храп в твоём исполнении прекрасен.

Я реально ощущаю дым, который валит из моих ушей. Ногти до боли впились в ладони от того, как сильно я сжала кулаки. Тебе конец, мерзавец!

— Родная, пойдем тоже отдохнем, — усмехается Дмитрий, приобнимая за плечи свою жену.

— Пойдем, милый.

Их диалог разительно отличается от того, какими фразами я отвечаю Соколову про себя. Я бы наверняка умилялась этой сцене, если бы не действующий вулкан внутри меня. Вопреки приторно-сладкой атмосфере, во мне бушует огонь и желание расправы.

Юлия и Дмитрий уходят в спальню на первом этаже, а Никита тянет наши с ним чемоданы по лестнице наверх. Иду следом. Мне кажется, что выгляжу я достаточно угрожающе, но почему-то плечи моего несбыточного жениха подрагивают. То ли он посмеивается надо мной, то ли я не зря столько вещей с собой взяла, и ему тяжело тащить мой чемодан.

Хотя, что для него тяжело? Вон какие ручища. Плечи... Да он весь как Аполлон!

"Марина, блин! Какие руки, плечи и всё остальное?! Ты забыла цель, с которой идешь сейчас за ним следом? Ты-то выспалась! Всю ночь храпела..." — злюсь сама на себя, закусывая нижнюю губу.

Никита заходит в комнату, и я фурией влетаю следом, громко хлопая дверью. Наверное, слишком громко, потому что даже вздрагиваю. Я. Соколов будто в танке. Медленно ставит наши чемоданы около шкафа и размеренно идет к кровати.

— Мы так не договаривались! — рычу я как дикая кошка, а он спокойно снимает с запястья часы и кладет их на прикроватную тумбу. — Какая невеста?! Какая свадьба?! Что значит, еще не согласилась?!

19. Проклятье... моё личное

Никита

— Тшшш... Чего верещишь? — хриплю ей в лицо, одной рукой зажимая рот, другой — тонкое запястье.

Напрягаюсь всем телом, ощущая под собой ее. Лежу на ней. Вдавливаю в матрас кровати. На мне лишь боксеры, на ней — жалкие тряпки. Топ задрался, и я кожей чувствую ее голый живот. Охреневаю от того, что в этот момент происходит со мной.

Возбуждение накатывает такой мощной волной, что я практически не могу контролировать себя.

Губы под моими пальцами жгут. Хочу впиться в них ртом. Смять. Подчинить.

Хрупкое тело оцепенело, но я чувствую его трепет. Внутренний. Панический.

Она не меня боится. Воробышек из последних сил бьется за свою гордость. Сопротивляется желаниям, что плещутся в ее горящем взгляде.

Если бы я не знал, что могу потерять, поддавшись низменным инстинктам, взял бы ее прямо сейчас. Насладился бы ее сочным телом вдоволь.

Блять... Член колом стоит. Вся кровь там, в башке пусто. Только ее распахнутый взгляд, сбивчивое дыхание и запах. Дурман для моих рецепторов.

Не выдерживаю распирающей боли в паху, подаюсь бедрами вперед и вижу, как расширяются ее зрачки. Марина вдруг начинает метаться в моих руках пойманной птицей. Выгибается, что-то мычит. Но добивается ровно противоположного. Весь мой самоконтроль летит к чертям, и я почти готов всё похерить... Ведь хотим мы с ней одного...

— Еще одно движение — и я сделаю то, чего ты так жаждишь, — утопаю в черноте её потемневшего взгляда, который утягивает меня в беспросветный омут диких желаний. — И это отнюдь не свобода.

Замирает. Только сердце барабанит по рёбрам с такой силой, что его чувствую я.

Так-то лучше, Птенчик. Не стоит тянуть одеяло на себя. В нашем тандеме веду я. Так было, есть и будет.

Усмехаюсь. Потому что прав.

Но я сегодня добрый. Да и птичке хочу дать мнимую свободу действий. Чтобы слаще была победа.

Не хочу этого, но ослабляю хватку. Всё еще прижатую к ее рту ладонь веду вниз, мажу пальцами по нежным губам, наблюдая за этим действием со звериным аппетитом. Ползу рукой к тонкой шее. Обхватываю ее, считываю бешеный пульс. Тру большим пальцем по нежной, бархатной коже.

Все внутренности стягивает в узел от накатившего вожделения. Член, кажется, сейчас разорвет от напряжения. Хочу ее пиздец как.

Отрываю взгляд от покрасневших манящих губ и встречаюсь с её глазами. Вижу каждую коричневую прожилку с зеленоватым оттенком. Там бушует ураган не тише моего. Но Маринка не двигается. Не кричит. Боится, что я сорвусь. Знает, я на грани.

— Давай так: я тебя сейчас отпускаю, а ты прекращаешь истерику. Идет? — бормочу сбивчиво буквально ей в губы, которые она смыкает так, что они побелели.

Вместо ответа часто кивает. И смотрит так, что хочется не отпустить ее, а дать волю своим демонам. Обрушить на ее сладкое тело их едва сдерживаемую похоть.

Выдыхаю с рыком и даю птичке возможность выпорхнуть. Ладони моментально начинают зудеть от желания вновь ощутить ее кожу. Но Марина уже подскочила с кровати. Сразу, как только почувствовала свободу.

Пытаюсь выглядеть невозмутимо и просто отворачиваюсь от нее. Делаю вид, что сон мне важнее. Но это не так! Не так, черт подери! И прострелы острой боли в паху — явное тому подтверждение.

Маринки уже и след простыл, убежала, а я по-прежнему не могу выровнять дыхание. Уснуть получается только после хиленькой разрядки в душе.

Херня это всё. Не то.

Просыпаюсь после обеда. Зарекаюсь находиться от Воробьевой подальше, чтобы было легче держать себя в руках и не сорваться раньше времени. Пока она мне нужна как "невеста", я не могу облажаться. Только как это объяснить своему организму, когда из бассейна выходит моя Птичка. Мокрая и практически голая. Открытый купальник не просто не скрывает ее формы, он выгодно подчеркивает каждый изгиб ее тела. Темно-зеленый лиф без бретелей обтягивает упругую, красивую грудь. Острые горошины манят взгляд и будят желание провести по ним языком, прикусить зубами.

Что за проклятье? Моё личное...

Стискиваю зубы до скрипа и прохожу мимо, сжимая в стальных кулаках всю волю. Подальше. Нужно держаться подальше...

Всё время нахожусь рядом с отцом. Стоим у мангала, жарим мясо и болтаем обо всём. Особенно много говорю я. Чтобы не пускать в мысли маленькую чертовку и не дать отцу завести диалог не в то русло. Пока взгляд сам не находит ее.

Марина в беседке за столом режет овощи на салат и эмоционально что-то рассказывает матери. Периодически обе взрываются смехом, а потом снова болтают.

У обеих на лице улыбка. Но смотрю я только на Птичку. Не могу оторвать взгляд.

Сейчас она такая живая, настоящая и притягательная, что хочется стиснуть ее в своих объятиях и не отпускать. Это не похоть. Не желание удовлетворить физическую потребность. Что-то другое. Глубинное. Маленькое, но яркое. Теплое, приятное, но я хочу избавиться от этого чувства. Оно словно накидывает мне на шею поводок, делая меня слабее, управляет мной...

Марина, будто ощутив мой взгляд, поворачивает голову и смотрит в мои глаза. Тут же меняется в лице: брови слегка хмурятся, уголки губ опускаются вниз. От задорной улыбки не остается и следа. Но взгляд...он не цепляет, а держит намертво. Взметает ворох ярких искр за ребрами.

— Я уж думал, никогда не увижу своего сына таким влюблённым, — доносится сбоку голос отца.

Крайнее слово режет слух и нутро. Инородное. Чужое. Отталкивающее.

— Сам в шоке, — говорю не то, что думаю, чтобы не спалиться.

— Марина замечательная, — с теплотой продолжает раздражающий меня разговор. — Лучше ее тебе не найти. Не упусти своё счастье, сын, — хлопает меня по плечу, отчего по спине бежит ледяная волна, а внутри наоборот — всё горит.

— Угу, — мычу я, сжимая челюсти. — Как там мясо, пап? — хватаю нож, чтобы сделать надрез. — Мне кажется, оно готово.

Настроение летит куда-то в бездну. Закипаю. Внутренний зверь натягивает и рвет все поводки и ошейники. Нахрен всю эту приторную чушь. Не моё это всё. Не моё.

20. Он тебе нравился?

Марина

К вечеру я немного остыла. Моим спасением стала Юлия и бассейн. Прохладная вода приятно бодрила тело, а интересные рассказы о жизни в Италии насыщали душу. Особенно прекрасным было время, когда Соколов спал и не мог прожигать во мне дыры своим наглым взглядом. Не маячил перед моими глазами в одних шортах, вызывая этим видом сухость во рту и ноющую тяжесть в низу живота, напоминая о том, как это точёное тело несколько часов назад, прижимало меня к кровати.

Когда все салаты нарезаны, в бокалах искрится вино, а мясо своим запахом вызывает нескрываемое урчание желудка, мы устраиваемся в беседке, чтобы поужинать. Но стоит Соколову усадить свою задницу возле меня, аппетит моментально исчезает. От его близости я напрягаюсь и пытаюсь не думать о нём. Но не получается. Теперь ни уютные разговоры Юлии и Дмитрия, ни потрясающий пейзаж, где солнце лениво скатывается к горам, не помогают переключиться.

Жую нежнейшее мясо, но к собственному разочарованию абсолютно не чувствую вкуса. Делаю глоток вкуснейшего вина, но и оно не спасает ситуацию. А всё потому, что голова забита мыслями.

Меня раздражает Соколов. Бесит невероятно! Я злюсь на саму себя, что обманываю замечательных людей.

И зачем я вообще на это всё подписалась? Ради Риты? Из-за трусливого страха перед Игорем? Допустим. Хотя наверняка можно было справиться и без Соколова. Обойтись без лжи, которая с каждым тёплым взглядом Юлии и Дмитрия всё сильнее царапает за ребрами. Полосует внутренности беспощадно, но заслуженно.

Но самое страшное наказание — близость моего личного дьявола. Его наглость. Его власть над моим телом и разумом.

И ведь я знала, что так будет. Как раз-таки он ведет себя вполне ожидаемо. Даже, пожалуй, немного скромнее обычного.

"А ты хотела, чтобы всё было как обычно? Признайся! Хотела же. Растаяла под ним. Забылась. Если бы он сам не остановился, разве сопротивлялась бы ему? Ха! Уж себе-то не ври!" — в сотый раз звучит одно и то же в голове.

Снова, помимо клубящегося возбуждения в низу живота, я ощущаю укол. Неправильное чувство обиды. Уж его я точно не должна испытывать. Как и желания раствориться в его страсти.

Я сама хочу сгореть в его огне! Дура беспросветная!

Никита сидит рядом, но словно сам избегает контакта. Не смотрит в мою сторону, не касается ни плечом, ни бедром. Эта его отстраненность действует на меня иррационально. Провоцирует.

— Какие у вас планы на ближайшее время? — с искренним интересом спрашивает Юлия, бегая взглядом от меня к Никите и обратно. — Ты же уволилась, Мариночка?

— Да, буду искать новую работу, — начинаю отвечать, но меня нагло перебивают.

— Зачем?

Резко поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с Соколовым. Градус моей злости на него молниеносно подскакивает.

— В смысле зачем? — пытаюсь держать себя в руках, но ногти уже вонзились в ладони. Пока в мои.

— Зачем тебе работать? — его невозмутимости можно было бы позавидовать, если не знать, что его ждёт после! — К тому же ты совершенно не разбираешься в людях, — сжимаю челюсти и делаю глубокий вдох. — Этот твой бывший... кхм...кхм... начальник — скользкий тип, — в его глазах проскальзывает искра ярости. — Я рад, что ты на него больше не работаешь.

— Никита, что ты такое говоришь? — ахает сидящая напротив нас Юлия, но Соколов продолжает смотреть на меня взглядом, в котором сгущаются черные тучи.

— Или он тебе нравился? — понижает тон, и я вижу, как заостряются его скулы, но мне плевать на его эмоции, когда по вискам так сильно бьют мои. — Ты хотела продолжить ваши... рабочие отношения?

"Что за игру ты затеял? Зачем это всё?" — спрашиваю говорящим взглядом и еще сильнее сжимаю кулаки.

— Конечно, хотела, — шиплю змеей, — пока не узнала его с другой стороны. А до этого он мне ОЧЕНЬ, — намеренно подчеркиваю, упиваясь его яркой реакцией, — нравился. Как начальник, — поясняю больше для проформы.

"Дура!" — кричит его взгляд, а ладонь, горячая и крепкая, накрывает мою. Сильные пальцы разжимают мой кулак и через сопротивление тянут руку к своим губам.

Сердце пропускает удар. Хочу одернуть руку, но под тяжестью его взгляда сдаюсь.

Целует. Обжигает тонкую кожу. Клеймит.

— Хорошо, что ты теперь знаешь его с нужной стороны, — обдает мои пальцы жарким дыханием.

Пытаюсь освободиться от его стальной хватки. Не спервого раза, но мне удаётся это сделать.

Вот бы так можно было поступить с чувствами. Раз, и выдернул лишнее. То, что причиняет боль. Разрушает.

— Юлечка хотела намекнуть, что мы будем рады, если вы решите навестить нас, — вклинивается Дмитрий. — Тем более сейчас, когда ваши руки развязаны.

"Да если бы! Мои окольцованы наручниками, ключи от которых надёжно спрятал ваш сынок. Куда — даже представить боюсь".

— Мы подумаем, — отзывается мой дьявол. — Да, милая?

Улыбается! Этот гад улыбается!

"Конечно, нет!"

Но вместо ответа я нервно дергаю уголками губ и пытаюсь выглядеть так, как нужно, а не так, как чувствую. Иначе от одного несносного наглеца останется лишь горстка пепла.

— Как тебе вино? — меняет тему Соколов, обновляя всем бокалы.

— Чудесное, — пытаюсь быть мягче. — Как и всегда, — перевожу благодарный взгляд на родителей Никиты.

— Brunello di Montalcino, — поясняет Юлия. — Это сердце Тосканы в бокале. Только оно обладает мощным и одновременно элегантным характером. Чувствуешь в аромате спелую вишню? — киваю болванчиком, снова пробуя вкус благородного напитка, словно впервые за вечер. — Сливу? — прикрываю веки и киваю. — Нотки сушёных трав и легкий дымок...

Не знаю, как она это делает, но я забываю обо всём. Полностью погружаюсь в воображение, которое рисует мне залитые ярким солнцем холмы Тосканы. Мелодичный голос Юлии имеет на меня такое сильное влияние, что я словно под гипнозом слушаю только его. Даже не замечаю, как мужчины отходят к мангалу, видимо, чтобы обсудить свои мужские темы. Но я только рада. Теперь мне совсем хорошо: вино приятно шумит в голове, вечерняя прохлада окутывает свежестью, а разговор Юлии, иногда переходящий на итальянский, завораживает. Пока она не наклоняется ближе, чуть опираясь на стол руками, будто хочет поведать какую-то тайну. Не самую сокровенную, но достойную этого момента.

21. Ты понимаешь, что творишь?

Марина

Первым порывом было подойти и влепить ему пощечину. Такую, чтобы у самой рука горела. Так ярко, как горит моя душа.

Разменная монета — вот кто я. Ключик к сохранению успешного бизнеса. Больно? Очень.

Когда агония чуть затихает, возникает острое желание рассказать Юлии правду. Раскрыть все карты. А потом увидеть лицо Соколова.

О да... Это была бы идеальная месть. За всё. За каждую трещинку на моём сердце, за каждую латку.

Конечно, я не забыла о наших с ним договорённостях. Но в моменте мне до безумия сильно захотелось причинить ему боль. Сбить спесь с этого беспросветного наглеца.

Но пока мы с Юлией убираем со стола, заносим посуду в дом и загружаем ее в посудомоечную машину, я немного успокаиваюсь. Голову простреливает мысль, от которой будоражит все внутренности. Я же не восемнадцатилетняя девчонка, чтобы устраивать скандалы. Я могу поступить умнее. Держись, Соколов. Тебе конец!

— Вы не против, если я пойду отдыхать? — спрашиваю, зевая.

— Нет, конечно! Иди, милая, — обнимает меня Юлия.

Подхожу к лестнице и слышу, как в этот момент в дом заходят Соколовы. Загораюсь азартом. Во взгляде начинают плясать чертики, а дыхание перехватывает от волнения.

— Дмитрий, добрых снов, — на сколько могу мило лепечу я и перевожу взгляд на "благоверного". — Дорогой, идем... спать, — паузу делаю намеренно.

Вижу, как дергается его кадык, и внутренне ликую. Ошеломленный взгляд быстро лапает все выдающиеся части моего тела и поднимается к лицу. Замирает.

— Чего застыл? — усмехаюсь и ставлю ногу на первую ступень. — Ты, кажется, просил показать покупки... Ну, пойдем.

Медленно поднимаюсь по лестнице. Шагов не слышу. Только бит сердца оглушительно барабанит в висках. Выписываю бедрами восьмерку максимально многообещающе. Уверена, он смотрит именно туда, куда должен, потому что моя задница горит огнем.

Возбуждает меня это? О да. Но щекочущее чувство притаившегося злорадства уже начинает перетягивать одеяло на себя.

С трудом перебираю ватными ногами, но отчаянно иду к своей цели. В спальню.

Внутри меня натягивается струна, которая опасно вибрирует от каждого вздоха. Во рту пересохло так сильно, что язык от нёба оторвать не могу.

Волнуюсь. Я должна справиться. Воробей — птица гордая, хоть и маленькая. А еще юркая и изворотливая.

Захожу в комнату и намеренно не закрываю за собой дверь. Шагаю вглубь спальни. Медленно. Тяну время. Мне нужно, чтобы Соколов видел это представление, но не сразу понял, что это игра. Огибаю кровать и чудом сквозь шум в ушах слышу щелчок двери за спиной.

Ну что, приступим?

Слегка наклоняюсь, прогибаясь в пояснице. Да, милый, этот красивый вид сейчас для тебя. Цепляю пальцами край трикотажного платья и медленно поднимаю его вверх.

Дыши, Марина, дыши.

Сердце колотится в самом горле от осознания того, КАК он сейчас на меня смотрит. Именно так, как мне нужно.

Оголяю ягодицы и тут же ощущаю на них жжение от его взгляда. Первая точка пройдена. Соблазнительно вытягиваюсь и, поднимая руки вверх, представляю его жалящему взору спину.

Кажется, я слышу его тяжелое дыхание... Или это моё?

Легким движением бросаю дорогущий кусок ткани на пол и, набрав полную грудь воздуха, разворачиваюсь. Врезаюсь в черный, чуть нахмуренный взгляд Соколова.

Его поза расслаблена. Руки в карманах брюк. Напряженное состояние выдают только кадык и плотно сжатые губы. Ну и глаза, конечно. В них клубится такая похоть, что я вспыхиваю, как спичка. Но мои пылающие щеки скрывает тусклый свет, который в тёмной комнате льется лишь из окна от благодушной полной луны.

— Ну как? — мой голос хрипит от сухости в горле, но я гордо вздергиваю подбородок.

— Охуенно, птичка, — сипло отвечает он, вызывая своим тембром дрожь во всём теле.

Делает шаг ко мне, и моё сердце пропускает удар. Второй, и оно молотит по ребрам, увеличивая скорость с его приближением.

И только когда он подходит вплотную, в нос проникает сводящий меня с ума запах, а пульс уже шарашит на максимум, я вскидываю руки, упираясь в стальную грудь.

— Обещание. Помнишь? Ты дал мне слово, — каждый звук царапает горло.

В черном взгляде вспыхивает огонь. Ярость, помноженная на похоть. Адская смесь. Я даже пугаюсь. Колени подгибаются, но Соколов этого не видит. Он варится в своем котле.

— Птичка, — хрипит угрожающе. — Ты вообще понимаешь, что творишь?

— Да, — собираю в кулак остатки своей смелости. — Всего лишь напоминаю тебе о данном мне слове. Ты ведь, как мужчина, сдержишь его, — то ли спрашиваю, то ли утверждаю, но точно слышу скрип его зубов. — А белье... Ты просил — я показываю. Хотя могла бы этого и не делать...

— Лучше бы не делала, — цедит, дергая верхней губой.

Жар его бушующей ярости обжигает оголённую кожу. Грудь стала настолько чувствительной, что ткань, которая до этого момента казалась мне нежнейшей, неприятно царапает кожу. Низ живота наполняется остро-сладкой тяжестью, а между ног так ноет, что всё тело натягивается от желания получить разрядку.

И только предвкушение победы в этом поединке помогает мне держаться. Я справлюсь.

И у меня получается! Стальная грудь под моими ладонями ходит ходуном, пышет жаром, обещает муки.

Держусь.

Дыхание громкое. Тяжелое. Сиплое.

Я должна справиться.

Смотрим друг другу в глаза. Неотрывно. Жадно.

— Уверена?

— Да.

Резко разворачивается и уходит в душ. А я продолжаю стоять на месте и смотреть туда, где только что был он. Не дышу. Не моргаю.

И только с появлением шума воды за стеной я выдыхаю. Через тело словно проходят разряды тока. Меня трясёт. Дрожащие руки растирают лицо, зарываются пальцами в волосы и до боли натягивают их у корней.

Дышать по-прежнему тяжело, но уже не так больно. Резкими движениями сдираю с себя проклятое бельё и натягиваю сорочку. Тоже не самую целомудренную. Шелковую на бретелях, глубокого синего цвета. Прыгаю в кровать, зарываюсь в одеяло и пытаюсь насильно закрыть глаза.