Шесть месяцев назад
- У вас столик заказан?
Строгая хостес поджимает губы и преграждает мне путь, а я встаю на цыпочки, чтобы заглянуть за её плечо.
- Нет... то есть да. Меня там ждут. Муж... Он здесь. – Бормочу, пытаясь выхватить взглядом знакомую фигуру.
Хостес с подозрением разглядывает мою серую футболку с пятном на груди и неохотно отступает в сторону.
Нет, я не врываюсь, как фурия. Я захожу осторожно, будто ступаю по минному полю.
Останавливаюсь у тяжёлой портьеры, прикрывающей вход в зал, и осторожно выглядываю.
Они сидят прямо в центре, даже не скрываются. А я прячусь, хотя должно быть наоборот.
Мой муж трепетно сжимает в руке женскую ладонь, и мне видна только узкая спина и длинные тёмные волосы её обладательницы.
- Вы проход загораживаете, - злобно шипит хостес мне в спину. – Так вас ждут или нет?
Она врёт, я не загораживаю проход, просто ей не нравится, что я стою здесь в укрытии рядом с ней.
Закрываю глаза, и медленно выдыхаю, пытаясь выровнять сердцебиение. Делаю шаг, еще один.
Кроссовки мягко пружинят по паркетному полу, резиновая подошва скрипит. Здесь, наверное, дорогое лаковое покрытие.
Здесь всё дорогое и шикарное – от формы мерзкой хостес до хрустальной люстры над головой моего благоверного. Как жаль, что она висит на серьезных цепях, а не на гнилой верёвке...
- Привет, - с грохотом выдвигаю стул и с облегчением на него падаю. Я, и правда, устала. От подозрений, бессонных ночей, слёз в подушку и грустных мыслей.
Лицо Руслана вытягивается.
- Что ты здесь делаешь? – медленно моргает, будто не верит своим глазам.
От пускает ладонь своей любовницы, которую только что нежно прижимал к губам. И её рука, как змея, тут же прячется под стол.
- Мимо проходила... - с интересом смотрю на его подругу. – Кстати, меня Яна зовут. Ты в курсе, наверное? Вы же давно... Эм... Встречаетесь.
Она ничего. Острый носик, пухлые губки и большие глаза, подведенные жирными стрелками. Копна чёрных, как смоль, волос собрана в высокий хвост на затылке.
Мне немного завидно, мои чахлые каштановые кудри никак не хотят расти, я их и до плеч с трудом дотянула.
- Све... Светлана, – ошарашено лепечет она. И повторяет ещё раз. – Я Светлана...
- Света, выйди. – Сипит муж и дёргает галстук на шее, будто ему душно.
- Что ты, дорогой. – Поворачиваюсь к нему с милой улыбкой. – Света же в курсе наших проблем. Пусть остаётся, может быть, обсудим что-нибудь на троих. Например, какая я плохая жена, что у нас нет секса и я тебя совсем не понимаю...
- Я сам разберусь. – рявкает на меня. - А ну выйди, я сказал. – А этот грозный рык достаётся уже любовнице.
Красивая Светлана недовольно морщится, дёргает плечом. Тёмные волосы цвета воронова крыла раздражённо колышутся.
Наверное, неприятно наблюдать, как твой ненаглядный «пупсик» резко меняется при виде законной супруги. Только что был такой душка, а тут вдруг позволяет себе грубости!
Да, Светочка, я на него плохо влияю!
- Ужинать домой, я так понимаю, ты опять не придёшь. Жаль, у меня был борщ на обед, сейчас плов приготовила... – Подхватываю с тарелки Руслана фрикадельку в соусе и засовываю её в рот. Облизываю пальцы.
Они смотрят на меня, не дыша и не совершая резких движений, как будто я сейчас достану из-под полы нож и воткну его кому-то из них в грудь.
А на меня нисходит лёгкость и азарт от того, что мне нечего терять. Зачем выпендриваться, если я уже проиграла?
Мой муж сидит с прекрасно упакованной красотулей в шикарном ресторане, а я, сделав с дочерью уроки и поставив плов «настояться» под полотенцем, разыскиваю его по городу.
- Это конец, Рус. Ты же понимаешь? – Дожёвываю фрикадельку.
Светлана расплывается в едкой улыбочке победительницы. Даже не пытается встать и уйти. Странно, я бы на её месте бежала от стыда куда подальше. Но я никогда не буду на её месте, меня даже законный муж в этот ресторан никогда не водил. А с любовниками вообще всё плохо... Нет их.
- Успокойся и поговорим, как взрослые люди. – Руслан смотрит на меня тяжёлым взглядом.
- Я спокойна, разве не видно? – тянусь за второй фрикаделькой.
И это правда.
Я абсолютно спокойна. Потому что закончились мои мучения. Лучше грустная определённость, чем те месяцы ада, в которых я жила.
Не нужно больше ждать его после совещаний и замирать, делая вид, что сплю, когда он приходит домой. Потому что я боялась увидеть в его глазах расслабленный блеск и не хотела слышать убогое вранье.
Не придётся получать сообщения о том, что абонент «вне зоны действия сети» и обнюхивать его рубашки в поисках улик.
Руслан нервно постукивает пальцами по столу, его взгляд мечется между мной и черными подводками Светланы.
Понимаю его. Сказать сейчас: «это не то, что ты думаешь», будет совсем уж глупо. Особенно, при живой-то любовнице.
- Кстати, он вряд ли с тобой останется. – Доверительно сообщаю Свете, - особых предпочтений в плане женщин у него нет, но .... Не думай, что ты особенная. Он с тобой ровно до тех пор, пока не надоест.
Брюнетка слегка дёргает верхней губой. Наверное, хочет что-то сказать, но не решается.
Руслан молчит, сопит так, что салфетки на столе слегка шевелятся. Не пытается ни подтвердить, ни опровергнуть мои слова.
Света встаёт, бросив на Руслана взгляд, полный немного укора. Хватает свою сумочку.
- Я... пожалуй, пойду.
- Ну конечно, — киваю. — Беги, пока не стало ещё веселее.
Света разворачивается и уходит, её каблуки громко цокают по паркету.
Теперь мы одни.
- Что теперь? — спрашиваю я, откидываясь на спинку стула. Держу грязные пальцы перед собой, до салфеток не дотянуться. Светы нет, можно и не облизывать их глумливо. Я бы сейчас вытерла их о штанину мужа, но тогда будет скандал.
А скандала я не хочу.
- Я не хотел, чтобы ты узнала вот так... — начинает Рус.
- Яна, так нельзя. У всех бывают проблемы, нужно учиться проживать их вместе.
- Мам, проблем не будет... - Я лежу на диване в маминой гостиной, забросив руки за голову. Гипнотизирую потолок. – Если ты приютишь нас на время.
- Не об этом речь. – Мама обрывает меня. - Ты знаешь, у меня места хватит. Я о том, что нельзя разрушать семью.
Вытянув губы трубочкой, с шумом выдыхаю. Я ожидала чего-то подобного. Жалких фраз, от которых сводит зубы.
- У вас же дочь. – Продолжает поучения мама. - Подумай, как на ней это отразится? Ей нужен отец, у девочки трудный возраст, двенадцать лет скоро. Вам нужно помириться ради ребенка.
Закусываю губу, чтобы не сорваться. Привстаю и умащиваюсь поудобнее. Усевшись по-турецки, прижимаю к животу маленькую подушку.
Мне сейчас хочется, чтобы меня саму кто-то также обнял и пожалел. А вместо этого меня бомбардируют ценными советами.
Всё решено. Мне не нужно говорить, что делать дальше.
- Если ты так заботишься о внучке, лучше подумай, как на ней отразится жизнь в семье, где папа бегает по другим женщинам, а мама ночами ревёт в ванной.
- Ты сейчас обижена, это нормально. Но через месяц остынешь, и... - Мама вздыхает, отодвигает тарелку с недоеденным пирогом.
- И что? Прощу? Забуду? – мой голос срывается. Чёрт, я же обещала себе не истерить. - Я слишком долго была идиоткой, которая верила в тупые отговорки.
В груди снова разливается липкая жалость к себе, а в глазах знакомое жжение. Не плакать. Только не сейчас.
Отбрасываю подушку и резко встаю. Подхожу к окну и смотрю, как по нему стекают дождевые капли. На улице темно, но вдали мерцают огни — чьи-то окна, чьи-то жизни.
В стекле отражается моё лицо – бледное, с синяками под глазами. Я почти не сплю последнее время.
- А если он... - за моей спиной чашка цокает о блюдце, - ...исправится?
Я резко разворачиваюсь. Мама не успевает украдкой смахнуть слезинку, и она падает в чай.
- Он не случайно ошибся — он несколько месяцев меня предавал! – Подхожу к столу и сажусь рядом. - Не хочу «проживать проблемы вместе». Я просто не хочу его больше видеть. – Кладу руку на сгиб её локтя. – Мам, ты поможешь мне развестись?
Она молчит, рассматривает, как кружатся чаинки.
Хороший чай, крепкий и горький. Она такой любит.
- Я не могу быть твоим адвокатом...
Дыхание перехватывает. Это удар ниже пояса, я рассчитывала на её помощь.
- Ты... Не можешь?
- Я тридцать лет защищаю женщин от таких, как Руслан, — мамин голос становится жёстким. - Но я не могу разрушать семью собственной дочери.
- Мама, это непрофессионально, ты не находишь? – Ухмыляюсь. - Значит, когда чужие мужики изменяют - это плохо. А когда мой - надо "потерпеть"?
- Я просто хочу, чтобы ты была счастлива...
- Тогда помоги мне! – Я снова готова сорваться на крик. — Если я увижу его, я... Я не знаю! Наверное, я умру или сделаю что-нибудь с ним. Мои нервы и так на пределе. Я прошу только развести меня. Всё общение будет через моего адвоката, через тебя...
Мама наконец поднимает на меня глаза.
- Ты уверена?
- Абсолютно.
Она так тяжело вздыхает, словно я предлагаю ей сделать самый тяжёлый выбор в жизни.
- Ладно. – Сурово поджимает губы. - Завтра же подаём на развод. Алименты, раздел имущества — всё через суд. Никаких «договоримся по-хорошему»...
Я киваю. Впервые за этот кошмарный день чувствую что-то вроде облегчения.
- Спасибо.
- Пока не за что, — она хмурится. - Но, Яна... Ты точно готова к тому, что будет после? Квартиру придётся продать, Соня...
- Соня будет жить с тем родителем, который не врёт. И ты мне с этим поможешь.
Тишина. За окном шумит дождь, капли стучат по подоконнику, словно торопятся смыть все следы Руслана из моей жизни и памяти.
А я... Я научусь заново дышать. Без него. Забыть, выкинуть его из своей жизни, будто и не было ничего! Начать всё заново.
Я даже стану нежной блондинкой, раз ему нравятся патлатые брюнетки с ярким макияжем.
Я отпущу. И клянусь, я его на пушечный выстрел к себе не подпущу. Потому что причинить себе боль я больше не позволю. Пусть проваливает к Светлане или кому-то другому. Мне всё равно.
Я больше в его игры не играю. Я устала от лжи.
Мама встаёт и обнимает меня за плечи.Соня уже спит, ей тоже предстоят непростые времена. Но я знаю, мы справимся вместе.
- Яна Владимировна, там вас мужчина один хочет...
Выпрямляюсь, вытирая руки о фартук. Я только что, с головой нырнув в холодильник, проверяла сроки заморозки.
Не самое приятное занятие. И холодное. Поэтому я слегка на взводе. И раздражает, что кроме меня просрочка никого не волнует.
- Что хочет твой мужчина? – раздражённо рявкаю на ни в чем не повинную официантку. Девушка смущённо заливается румянцем и я, устыдившись своего тона, продолжаю более миролюбиво. – Что ему нужно?
- Не знаю, - блеет и теребит оборки фирменного корсажа. – Просил, чтобы вы его столик обслужили.
- Что? – опять срываюсь на резкий тон. Вглядываюсь в бейджик на её груди. – Лена, да? Вернись к этому мужчине, который... хм... хочет. И передай, что владелец заведения немного занят.
- Я пыталась, но он...
- Что?
- Он настаивает, - произносит шипящим, полным ужаса шёпотом. – Очень...
- Ясно. – Развязываю завязки фартука и зажимаю его в руке. Резко захлопываю дверь холодильника.
Воспитанием персонала сейчас заниматься некогда. Лена прижимается к стене, когда я пробираюсь мимо неё, и решительно направляюсь в зал.
Меня трясёт от злости. Пусть кафе у меня небольшое, но и я им не принеси-подай! Могу иногда вспомнить прошлое, и приготовить, и вынести. Но, чтобы вот так, в приказном тоне.
- Яна Владимировна, - мне навстречу торопится наш повар Фёдор, - По накладным должно было быть двадцать килограммов говядины, почему...
На ходу швыряю фартук в него.
- Холодильник разбери.
Да нервы у меня в последнее время ни к чёрту. Обычно я более сдержана, но, когда всё валится из рук, сложно удержаться от эмоций.
Дочка дерзит, персонал дремучий, как чащоба в полночь, еще и кредиторы одолевают
Распахиваю дверь в зал злобно раздувая ноздри.
Кто тут меня «хотел», интересно? Если это не заблудившийся олигарх, решивший купить мое кафе за бешеные деньги, или ангел-хранитель с мешком безвозмездных дотаций, то ему не поздоровится!
Чёрт! Чуть не спотыкаюсь, увидев оборзевшего посетителя.
Мне даже не нужно оббегать быстрым взглядом зал. Я узнаю бывшего мужа сразу. Да здесь даже узнавать не надо – он всегда выделяется осанкой, уверенностью и ростом.
Небрежно облокотившись на локоть, около окна сидит тот, кого я любила больше жизни. Сидит, устремив взгляд в сторону, будто нет ничего интереснее, идущих по улице пешеходов.
Знакомым жестом потирает подбородок.
Когда-то мне завидовали, что я урвала такого перспективного красавчика. Идеальный профиль, высокий лоб и четкая линия челюсти.
Только в придачу к его внешности и улыбке мне достался его тяжёлый характер и любвеобильность.
Он такой же, но совсем другой. Чужой!
Новое пальто. Новая прическа. Новые часы на запястье — дорогие, блестящие, совсем не те, что я дарила ему на сорокалетие.
Что он здесь забыл?
От неожиданности отпускаю дверь, и она больно хлопает меня по плечу, прогоняя ступор.
Руслан даже не поворачивается в мою сторону, когда я подхожу и, выдвинув стул, сажусь рядом. Специально старается меня выбесить.
- Кажется, персонал должен стоять? – цедит и, наконец, поворачивается ко мне.
Карие глаза вспыхивают знакомыми насмешливыми искрами. Когда-то я любила смотреть, как он смеётся. Знала каждую морщинку, каждую ресничку...
Прочь гоню сентиментальность. Мы теперь далёкие, посторонние люди.
И мне пришлось шесть месяцев собрать себя заново по кирпичикам, чтобы сейчас найти в себе силы в тон ему произнести:
- Обойдёшься. Не жди для себя особых привилегий.
Он замирает, его брови резко дёргаются вверх — явно не ожидал такой реакции. Отлично.
Прежняя Яна, та, что молча глотала его враньё и дешёвые оправдания, осталась в прошлом. Вместе с его грязными рубашками, которые я больше не стираю, и телефоном, который мне больше не нужно проверять.
Ты... изменилась, - медленно окидывает меня оценивающим взглядом. Его глаза скользят по моей новой стрижке и останавливаются на изгибах фигуры.
Да, я похудела. На десять килограммов. Сбросила десять килограммов стыда и страха.
- Развод пошёл мне на пользу, — усмехаюсь я, намеренно медленно поправляю ворот блузки. - Крепкий сон, свободное время... И, как видишь, отличная форма.
Он напрягается, его пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки.
- Чем обязана? – Откидываюсь на стуле, скрестив руки на груди. – Ты же не пришёл для того, чтобы поздравить меня с открытием кафе?
- Да, поздравляю. Ты молодец!
Уголок его рта слегка дёргается. А я слишком хорошо его знаю.
Понимаю, что он с трудом сдерживает недовольство. Ему неприятно.
Неприятно, что я обошлась без него.
Я отказалась брать у него деньги, хотя Руслан предлагал мне помощь через мою маму. Возможно, сейчас я бы не отказалась – это избавило бы меня от многих проблем.
Только тогда мне было проще застрелиться, чем принять от него хоть копейку. Меня вытащило из ямы только желание доказать, что без великого Руслана Тагаева я не пропаду. Даже стану лучше.
Выросла, стала.
Руслан был моей личной войной, и я вышла из неё покалеченная, но несломленная. И все это время я тщательно избегала общения, чтобы вырвать его из своего сердца.
Грубо, с кровью и мясом, но по-другому было нельзя. Так какого чёрта он сюда заявился?
- Что ты хочешь? Мы договорились общаться только через адвокатов.
- Я по поводу Сони...
Наши Герои:
Яна Владимировна Казарина
38 лет
(в замужестве Тагаева)

Семья всегда была для Яны на первом месте, но устав от измен мужа, которого клюнул под хвост кризис среднего возраста, решила развестись после 15 лет брака.
При упоминании Сони всё моё тело напрягается. Моя дочь - единственная причина, по которой я ещё терплю присутствие этого человека в своём кафе. Хотя, если честно, мне не составило бы труда вышвырнуть его - мощный повар Федя и пусть недалёкая, но преданная официантка Лена точно бы помогли.
Здесь, на своей территории, я чувствую себя неуязвимой. Особенно сейчас, когда могу с гордостью вспомнить, что не взяла у Руслана ни копейки. Пусть теперь попробует упрекнуть меня в чём-то или вести себя как хозяин!
– Соня? – насмешливо поджимаю губы. – Если это о дне рождения, то ты поторопился. До него ещё месяц. И, кстати... Все праздничные вопросы предлагаю обсуждать через мою маму.
Руслан нервно проводит рукой по волосам. Он явно чувствует себя не в своей тарелке.
– Я не об этом. Мы с Кариной планируем отпуск и хотим взять Соню с собой.
– Что?! – голос предательски срывается. Нет, я не ослышалась.
Конечно, от дочери я знала о новой пассии Руслана. Очередной подружке, чьё имя даже не удосужилась запомнить. Зачем засорять оперативную память своего мозга бесполезной информацией?
– Яна, для девочки будет полезно провести каникулы с отцом, - он делает ударение на слове. - У нас совместная опека, напомню.
– Совместная опека существует только потому, что я люблю свою дочь и не хочу лишать её отца, – резко парирую, высоко подняв подбородок. – Твои дни - среда и суббота. Не больше.
Пристально смотрю ему в глаза, скрывая за маской высокомерия бурлящую внутри злость и тревогу.
– Я просто хочу, чтобы Соня хорошо отдохнула, покупалась в море...
– Ты вообще соображаешь, что предлагаешь? - не веря своим ушам, смотрю на него широко раскрытыми глазами.
Так и подмывает постучать пальцем по его лбу – у меня большое подозрение, что раздастся пустой звук, будто я стучу по оцинкованному ведру. Но боюсь, что останусь без пальца - сломает, не задумываясь.
Он что, действительно такой идиот? Или беспредельно наглый? Тащить подростка в отпуск с любовницей?!
– Ты серьёзно собираешься устроить дочери отдых в компании своей новой подружки? - голос дрожит от возмущения. - Ты вообще думал хоть секунду, прежде чем такое предложить?
Руслан мягко усмехается, и этот звук заставляет меня содрогнуться:
– Ты думаешь, я повезу дочь в какое-то "гнездо разврата"? Там будет моя мать, брат, другие дети... Ей будет чем заняться. Она едет со мной!
Вся моя показная уверенность рассыпается, как старая штукатурка, стоит ему заговорить этим командным тоном.
– Нет! - вскакиваю, с силой упираясь ладонями в стол. Голос предательски дрожит, и я едва сдерживаюсь, чтобы не перейти на крик.
– Тогда я вынужден буду принять меры, - рычит Руслан. Его взгляд темнеет, а сам он откидывается на спинку стула с показной небрежностью. – Я не стал бороться за полную опеку, потому что считал, что с тобой ей будет лучше. Но не вынуждай меня менять решение.
Меня трясёт так, что пальцы сами собой сжимаются вокруг лежащей на столе вилки. Как же хочется ткнуть ею в его наглые глаза!
– Попробуй только!
Конечно, глупо будет по-детски хвастаться своими связями и заявлять «моя мама тебя в порошок сотрёт», но в данном случае это так... Моя мать уже не одного самоуверенного крутыша оставила без штанов. И пусть Руслан благодарит меня за то, что его вообще допускают к Соне.
– Увидишь! - усмехается бывший. - Твоя мать - хороший адвокат, но есть и лучше. А что ты можешь предложить ребёнку? Неполную семью и перспективу мыть посуду в этом убогом закредитованном кафе? - Он презрительно окидывает взглядом наше небольшое заведение.
Этот последний выпад переполняет чашу моего терпения. Так хочется ударить его побольнее, чтобы он скулил и ползал у моих ног!
– А ты? - шиплю сквозь зубы. - Море и силиконовую куклу?
– Мы с Кариной женимся, - бросает он небрежно, будто обсуждает погоду. - Свадьба будет в Сочи, в отели нашей сети...
Воздух вокруг словно сгущается, превращаясь в чёрную липкую массу, которая с трудом проходит в лёгкие.
– Поздравляю, - выдавливаю из себя, не узнавая собственный голос.
– Спасибо, - стучит пальцами по столу. – У нас с Кариной будет семья, и я бы хотел, чтобы моя дочь присутствовала на нашей свадьбе. Для меня это важно.
Первый шок постепенно проходит, и я медленно опускаюсь на стул. Мне хочется заорать на него, сказать, что пусть рожают с Кариной своих детей и таскают их куда хотят, но боюсь, что на пользу мне такая вспышка не пойдёт.
Скорее всего, Соня тоже захочет поехать. Явно ей уже напели в уши, как там будет классно, здорово и весело. А я буду мамой-букой, которая не отпустила «ягодку» к любимому папочке.
– Когда... это мероприятие? - едва слышно спрашиваю.
– Свадьбу имеешь в виду?
– Не думай, что мне интересно, - делаю над собой усилие, чтобы голос звучал ровно и холодно. - Я спрашиваю, когда ты собираешься увезти мою дочь? Речь идёт ведь не об одном дне, и даже не о паре.
– Нашу дочь! - взрывается он.
– Не суть...
– В июне. С десятого числа до конца месяца.
– Нет! - моментально взвиваюсь.
– Почему?!
– В июне у Сони день рождения. Двенадцать лет - важная дата. Я должна быть с ней.
Да, вот она – приличная причина отказать. Это не я плохая, это папочка – козёл. Устроил свадьбу как раз в тот месяц, когда «ягодка» отмечает собственный праздник.
- Не рассчитывал на такой поворот, но... - он вдруг ухмыляется. - Если так переживаешь, можешь поехать вместе с ней.
Если вам нравится новинка, поддержите её — добавьте в библиотеку, поставьте звездочку книге. А комментарии - вообще бесценны 🤗 Так вы помогаете мне понять, что история тронула ваше сердце. Писать без обратной связи очень тяжело.
P.S. Не забудьте подписаться на автора! 😉
– Это невозможно! – Я опускаю взгляд. Смотрю на царапину, уродующую мой стол.
Надо же, а в объявлении было сказано, что мебель в идеальном состоянии! Как я только не заметила? И мне сейчас жутко хочется набрать продавца и закатить ему грандиозный скандал.
Да, я купила столы и стулья на распродаже. И сейчас стараюсь сосредоточиться на мелочах, которые важны для моего бизнеса. Лишь бы не представлять какую-то неизвестную мне Карину в белом платье под увитой цветами аркой, не думать о том, что мой бывший муж будет шептать ей на ухо нежные словечки и клясться в вечной любви.
Я до сих пор одинока, и даже мысли не могу допустить о том, чтобы броситься в объятия какого-нибудь мачо. Это не поможет заткнуть дыру, которую Руслан пробил в моей груди.
Мне отчаянно хочется съязвить на тему того, что Руслан недолго наслаждался так желаемой им свободой. Пройтись по поводу его скороспелой женитьбы и подозрительного намерения удержать руслана руслановича в штанах, а не таскать его на прогулки по другим красоткам...
Неужели со мной было так плохо? А какая-то Карина настолько прекрасна, что он готов не смотреть на сторону?
На секунду мне становится плохо, когда я думаю, что его невеста может быть беременна. И в этом причина поспешности.
Гордость не позволяет задать ему вопрос напрямую. К тому же я -- разумный человек, мать нашего общего ребёнка. А не страдающая от уязвлённого самолюбия женщина, которая переживает, что у бывшего могут быть и другие «ягодки».
– Почему невозможно? Мы разошлись, как цивилизованные люди. Правда ведь? Без обид и претензий. Или не так?
– Так...
– И мы должны строить наши отношения, как партнёры, у которых есть общая дочь. Всё вполне логично.
– Руслан, - выдохнув, кладу ладони на стол, прикрывая безобразную царапину и смотрю ему прямо в глаза. – Давай будем честны друг с другом...
Бывший муж в ожидании моего проникновенного спича слегка вскидывает бровь. Лицо непроницаемо. Он реально, не понимает, что для меня его предложение звучит оскорбительно? Унижает меня и втаптывает в грязь.
– Ты меня обидел. Очень. – Потираю мочку уха, чтобы собраться с мыслями. У меня в голове сейчас желе. – Мне было сложно... Я даже сейчас с трудом тебя выношу... Мы договаривались общаться только через адвоката! И я не зря просила об этом...
– Если хочешь, бери Ларису Павловну с собой. Все расходы беру на себя. Соня будет рада.
Опускаю голову и напрягаю икры, чтобы не сорваться и не перевернуть на него дешёвый стол. Пробить столешницу его тупой башкой.
– Ты понимаешь о чём просишь? Ты решил жениться... В каком-то отеле в Сочи. – Трясу рукой, чтобы упорядочить собственные мысли и поверить в этот бред. – При этом берешь с собой дочку, бывшую жену и бывшую тёщу?
– Почему бы и нет?
– Потому что! Что скажут твои родственники? Что скажет твоя невеста?
– Карина меня поймёт, она больше всех заинтересована в том, чтобы выстроить нормальные отношения с моей дочерью. Ты можешь не приходить на свадьбу, дело твоё. Выделим вам с Ларисой Петровной номер, отдыхайте. Соня будет находиться то у тебя, то у меня с Кариной. В такой обстановке ей будет даже проще принять мой выбор.
Его голос проникновенно вибрирует низкими интонациями. Только я больше не та дурочка, которую можно было так легко провести.
– Я против, - с трудом выдерживаю тёмный и пронизывающий взгляд. – У нас своя жизнь, у тебя – своя.
– Ребёнку нужно море.
– Ребенку нужно жить в комфортных условиях, а не наблюдать, как любимый папочка женится на чужой тетке.
– Спроси хотя бы у ребёнка, чего она хочет. Хватит думать только о себе!
– Я думаю только о себе? – округляю глаза. – Я думаю о семье. – Вскакиваю и стучу пальцем по лбу. - И всегда думала. А вот чем думаешь ты – находится совсем в другом месте.
- Начинается... – Поднимает глаза к потолку.
- Тебя никто не просил приходить сюда! Проваливай. И не смей попадаться мне на глаза.
Руслан пренебрежительно забрасывает руку за спинку стула смотрит на меня странным взглядом.
– Знаешь, Яна, а ведь я гордился тем, что мы смогли разойтись достойно. -- Он делает многозначительную паузу, -- Но сейчас я понимаю - я ошибался. Ты не хочешь отпускать дочь не потому, что беспокоишься о ней. Ты используешь Соню как оружие против меня.
Я открываю рот, чтобы возразить, но Руслан поднимает руку:
-- Я привезу тебе все документы на отель. Это приличный семейный комплекс с детским клубом, аквапарком. У них есть программа для подростков. Я забронировал для Сони отдельный люкс рядом с нашим. Если хочешь, она может жить с тобой и бабушкой.
Его слова звучат как удар под дых. Он действительно всё продумал.
– А ещё... - Руслан достаёт телефон и прокручивает экран, - вот расписание детских мероприятий на июнь. Видишь? 15-го - мастер-класс по серфингу, как раз в день рождения Сони. Я уже договорился с инструктором. Он надеется, что будут дельфины...
Он переключается на другую вкладку:
– А это меню детского ресторана. И отдельное помещение для праздника. Как ты думаешь, квест в стиле Форд Баярд ей понравится? Там будет много сверстников.
Мои пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Чёрт, он действительно подготовился. Я-то думала, что Соня с подругами съездит на мастер-класс по лепке из глины. Куда мне до дельфинов, серфинга и люкса.
– Я мог бы просто забрать Соню. Поверь, я бы мог это устроить. - продолжает он тихо. - Но я пришёл к тебе, потому что до сих пор верю - мы можем договариваться.
Он кладёт телефон на стол между нами:
– Ты говоришь, что думаешь о семье? Докажи. Позволь дочери поехать. Или... поезжай с нами. Выбери любой вариант. Но не заставляй меня действовать иначе.
У меня в горле встаёт ком, хочу ответить что-нибудь, и не могу. Руслан стал каким-то другим. Чужим. И в этом есть что-то пугающее.
– У тебя есть неделя на размышление. – Произносит, поправляя манжеты. – И, кстати, Карина не беременна. Просто она – та самая!
Скрежет ключей в замке, затем Сонин голос:
-– Мам, я дома!
Звон ключей, которые Соня положила на столик, и стук сбрасываемых сандалий.
– Вот блин! – Шепчу и проглатываю наскоро приготовленный бутерброд. – Она раньше сегодня...
– И что будешь делать? – Мама задумчиво смотрит на меня, подперев щёку рукой.
– Не знаю... – Вытираю рот. – Буду смотреть по ситуации. Может быть, Руслан ей ничего и не сказал.
Мама с сомнением покачивает головой.
– Ладно, смотри свою ситуацию... – Встаёт. - Я пока клиентке позвоню. Там тоже рёбенка делят, мужик рогом упёрся – не отдам, и всё... Хотя до развода даже не знал, в каком классе кровиночка учится.
– Папа знает, в каком я классе! – Соня возникает на пороге кухни. Глаза блестят, щеки раскраснелись.
– Конечно, милая, знает. – Кладу руку ей на плечо и вывожу в коридор. – Иди руки помой. Я с работы только что пришла, сейчас быстренько тебе что-нибудь придумаем на ужин...
Когда дочка выходит, округлив глаза, шиплю на маму:
– Сколько раз я тебе говорила, при ребёнке свои разводные дела не обсуждать. У неё и так травма. Близко к сердцу всё принимает.
Мама оскорблённо поджимает губы:
– Она девочка, пусть знает, как бывает. Сама закрылась, и ребёнка пытаешься в кокон укутать. Не выйдет, Яна...
– Разберусь. Но я тебе сказала уже, не собираюсь я в Сочи. И Соню не отпущу.
– Он её отец, и твое согласие на территории страны даже не нужно...
– Мама, оставь... – Подкатываю глаза. – Не говори, что я ещё благодарна должна ему быть, что он по-хорошему пришёл и попросил. Чтоб моя дочь, с какой-то Кариной...
Мама молча выходит, доставая по пути телефон из кармана. Где-то несчастная женщина ждёт, как решится вопрос с ребенком, чей папочка даже не интересовался им до поры до времени...
По её недовольному виду я и так всё понимаю. Маме не нравится, что я заняла отстранённую позицию и пытаюсь полностью вычеркнуть прошлое из своей жизни.
Она долго меня убеждала, что самые малокровные разводы у тех, кто умеет договариваться. Но я переложила все «договаривания» на её плечи, предоставив ей полный карт-бланш, как адвокату.
И вот впервые всё происходит через меня. Почему он сразу не пришёл к маме?
Не хочу Руслана видеть, слышать и пересекаться! Одного раза в моём кафе мне было достаточно!
Пока Соня переодевается, наскоро накрываю нехитрый ужин. Стыдно, конечно, но у владелицы кафе на ужин сегодня пара отварных сосисок и вчерашний картофель, разогретый в микроволновке.
Маме тоже некогда заниматься хозяйством, мы и так ей свалились, как снег на голову. А она у нас работающая бабушка.
Я присматриваю квартиры в этом же районе, чтобы были недалеко от Сониной школы, но пока не устраивает то положение, то цена. Каждую неделю я даю себе обещание съехать, но пока мне это не удаётся.
Наверное, если бы мама настаивала, чтобы мы оставили её в покое, меня бы здесь уже не было. Но пока у нас уютный симбиоз. У меня есть поддержка, которая позволяет быстрее восстановиться после развода, у мамы – компания и любимая внучка.
Соня заглядывает на кухню. На ней уже футболка с единорогом и легинсы. Не глядя на меня, пролазит на узкий кухонный диванчик, сгибает коленку и подкладывает под себя ногу. Она всегда так сидит, я уже привыкла и махнула рукой.
– Как дела в школе? Контрольная была по биологии?
Что-то болтаю, чтобы понять её настроение. Использовал ли Руслан рычаги давления на дочь? Уже спел ей сладкую песню про дельфинов и серфинг?
Или у меня есть возможность первой затянуть оду классному празднику в кругу любимых подруг, мамы и бабушки в местной пиццерии?
Соня молча вонзает вилку в сосиску, а у меня в душе шевелится что-то нехорошее. Я замолкаю, просто смотрю, как она сосредоточенно жуёт, разглядывая цветочки на ободке тарелки.
Проходит пара минут прежде, чем она поднимает на меня глаза.
И у меня обрывается сердце. Иногда достаточно одного взгляда, чтобы понять всё. И я вижу в её глазах не дельфинов и номер люкс, а тоску.
Она знает! И про свадьбу отца тоже знает!
Кладёт вилку на стол и тяжело вздыхает. Обижено выпячивает губы, и на секунду мне кажется, что она вот-вот разревётся. Уже готова броситься к ней, чтобы утешить, обнять. Но что-то останавливает. Наверное, непривычная взрослость...
– Мам... – По её лицу проносится тень. – Я знаю, что не хочешь... Но мне нужно быть там.
– Сонечка, родная... – Бросаюсь к дочери, но останавливаю себя.
Свой неловкий порыв маскирую под желание переставить солонку.
У Сони такой взгляд. Серьезный. Она сопит и смотрит исподлобья. Ей не нужны сейчас материнские обнимашки. Ей нужно понимание.
– Сонь, ты не думай, - скомканно пытаюсь донести свою мысль. – Я не против, чтобы вы общались. Но твой отец женится, у него начнётся новая жизнь, - перевожу дыхание, едва не споткнувшись об эту фразу. – И прошлое...
– Я - не прошлое!
Соня обрывает меня и негодующе постукивает вилкой о стол.
– Да, конечно... Ты настоящее, и ты будешь всегда, но там будут родственники этой Карины, папины родственники.
– Папины родственники - мои родственники тоже. Я имею право там быть.
Сонины руки сжимают вилку так крепко, что костяшки белеют. Она смотрит на меня из-под чёлки знакомыми глазами – глазами Руслана. Серьезными, обличающими. Я понимаю, одно слово – и я её враг.
Она для себя всё решила, и сейчас делает мне такой же «царский» подарок, как и бывший муж -- для проформы спрашивает разрешения. Но отказы не принимаются.
– Да, солнышко, конечно имеешь.
Я отворачиваюсь и делаю вид, что вытираю руки полотенцем. Мне сложно удержаться, чтобы не вспылить, не закатить грандиозный скандал с манипуляциями и упрёками.
Мама два года назад купила книгу о том, как общаться с подростками. И сейчас я жалею, что не прочитала ничего кроме первой главы.
Комкаю полотенце дрожащими пальцами, не зная, как объяснить ей то, что крутится сейчас у меня в голове.
Может быть Руслан прав, и я использую дочь? Желая хоть таким способом уколоть его.
Но я не хочу, чтобы она видела, как любимый папочка строит новую семью. Изнывала от зависти и ревности, глядя на его отношения с новой женщиной. Переживала и плакала по ночам в подушку. И рядом не будет никого, кто способен будет утешить ее, обнять и успокоить.
Папочка будет наслаждаться медовым месяцем, а мать Руслана и раньше не сильно интересовалась внучкой.
У Азы Юрьевны - армянские корни, и Руслану передалась её южная яркая красота.
Только Аза всегда считала, что Руслану нужен наследник, сын. Соню она, наверное, любила по-своему. Но Соня была девочкой, жила далеко от неё, они виделись раз в год. Поэтому вряд ли Аза станет той самой бабушкой, с которой захочется поделиться переживаниями, я сильно сомневаюсь.
А в том, что Соне понадобиться утешение и близкий человек рядом, я уверена. Мне было бы больно смотреть на свадьбу бывшего мужа. Значит, и дочери придётся несладко.
– Подумай, у тебя день рождения. Мы проведем его с твоими подругами, - поворачиваюсь к раковине и делаю вид, что мне срочно нужно вымыть посуду. Не хочу, чтобы Соня прочитала что-то на моём лице. – Ты же хочешь пригласить Лизу и Катю...
– Они уезжают, их не будет. В июне никого нет.
– А... Ну это не страшно, мы отметим твой день рождения, когда подруги вернутся. А пятнадцатого числа посидим дома.
– Тем более! – рявкает Соня, заглушая грохот посуды.
В её словах столько носорожьего упрямства, что я резко поворачиваюсь. С рук капает мыльная пена.
– Что?
– Тем более надо поехать. Раз отметим с Лизой и Катей потом, когда я вернусь... У меня будет два дня рождения, в Сочи и здесь.
Молча поворачиваюсь и выключаю шумящий кран. Кажется, моя попытка схитрить вышла мне боком.
Уловив мой настрой, Соня отставляет тарелку с недоеденной сосиской и пытается шмыгнуть мимо:
– Я потом доем.
– А ну стой! – хватаю её мокрой рукой за плечо, разворачиваю к себе лицом и всматриваюсь в глаза.
– Мам, я правда потом...
– Я не об этом, ты знаешь. – Сжимаю её плечо пальцами. - Соня, ты большая девочка, я не могу тебя заставить. Зачем тебе ехать, объясни?
– Я так хочу! – Она дёргается и стряхивает моя руку. - Вы не спрашивали меня, когда разводились, а теперь одни вопросы...
– Это нормальный вопрос, я твоя мать!
Она пятится к столу, падает на стул и закрывает лицо ладонями.
– Я не хотела, чтобы вы разводились. – Всхлипывает. - Не хотела...
Приваливаюсь спиной к стене, скрещиваю руки на груди:
– Так бывает, - запрокидываю голову и прижимаюсь затылком к стене. – Люди расходятся, детка, перестают друг-друга любить...
– Он и меня перестанет любить, - сдавленно отзывается Соня в ладони. – Потом у него будут новые дети, новая семья. Мам, если меня там не будет, он забудет меня раньше.
Соня вдруг кажется мне такой маленькой в этой футболке с застиранным единорогом, с резиночкой на запястье, которую она вечно грызёт.
Мое сердце сжимается. Она не просто хочет поехать — она хочет доказать своему никчемному отцу, что она всегда будет рядом с ним. А ещё пытается принять то, во что до сих пор поверить не может. То, что прежней семьи у неё больше нет.
Подхожу к ней, присаживаюсь на корточки рядом и кладу ладонь ей на колени.
– Ты хоть знаешь, на ком женится твой отец?
Соня отрывает ладони от лица и отрицательно машет головой.
– Нет. Ты же знаешь, меня папа возит на танцы, потом мы в кафе. Когда я у него дома, там никого нет.
– Ясно. – Выдыхаю в сторону.
На самом деле, мне ясно только то, что моя дочь сейчас не бунтует, а пытается исследовать новую реальность. И смириться с ней.
– Ты же поедешь со мной, правда?
Голос дрожит, и я вдруг осознаю: Соня не просто ищет поддержки. Она боится, что не справится в одиночку.
Беру её ладошку в свои руки.
— Хорошо. Поедем. Только я не собираюсь шастать по свадьбам. Будешь жить со мной в номере.
– Отлично, хоть отпуск от этого говнюка готова принять. – У дверей кухни возникает наша бабушка. Судя по её деловому и агрессивному тону, она уже раскатала в лепёшку парочку неверных мужей и отбила прицеп детей. – Отдохнёшь, развеешься, раз алименты только на счетах и копятся! Одобряю!
– Ма-ма... Ну не при Соне же!
— Мам, можно кофе из автомата?
Голос Сони пробивается сквозь шум аэропорта.
Я отрываюсь от табло, где уже третий час моргает надпись «Регистрация продолжается». Не теряю надежды, что случится форс-мажор – нашествие стай диких птиц, безумная гроза, свежие июньские заморозки... Бортпроводницы устроят забастовку, наконец!
— Ты что-то хотела, я не расслышала?..
Всё, что угодно, лишь бы отменили рейс. Я не теряю надежды избежать этого путешествия. И, хотя ноги моей не будет на свадьбе, и наше общение с Русланом сведено к минимуму - знать, что он будет с невестой где-то рядом - выше мои сил.
Дочь вынимает один наушник, и из него доносится приторный голос какой-то блогерши. Соня смотрит на меня, поджав губу — этот взгляд я знаю. Это не просьба. Это требование!
— Ко-фе. Мо-жно? — Соня растягивает слова, как будто я не просто глухая, а ещё и слаба на голову.
— А, нет... — машинально отмахиваюсь и снова впиваюсь взглядом в экран. — Тебе ещё рано. Сердце испортишь.
Соня угрюмо сопит, будто я только что предложила ей носить подгузники.
— У тебя я всегда маленькая! — шипит, с силой заталкивая наушники обратно. — Папа бы разрешил!
— Вот и летела бы с папой! — вырывается у меня. — Надоели уже твои капризы!
Тут же прикусываю язык и опасливо кошусь на дочь. Слышала или нет?
Дочь невозмутимо тыкает в планшет. На экране мельтешит розовое пятно — какая-то девочка строит рожицы под оглушительно трещащий трек. Кажется, пронесло.
Витамин B. Надо выпить витамин B. Или валерьянки. Или чего покрепче.
До сих пор не верю, что согласилась на эту авантюру.
Хотя выбора у меня и не было. Руслан устроил всё так, что отказаться было невозможно.
Сначала дочь - в среду, после поездки к папе, вернулась счастливая, размахивая билетами. Потом мама с Соней радостно собирали чемоданы и обсуждали, стоит ли покупать новые купальники...
Руслан изволил отправить мне СМС: "Мы не будем пересекаться".
Вот так просто - без «привет», «буду рад» и прочих атрибутов вежливости. Как будто я должна благодарить его, как барина, за эту "милость".
Подозреваю, что причина такого дистанцирования – вовсе не забота о моих нервных клетках. Скорее всего, Карина не в курсе, что её жених из любви к дочери, пригласил принципиальную бывшую жену и даже тёщу - адвоката.
Я искренне пыталась увильнуть от поездки, сославшись на занятость. Даже готова была отпустить бабушку приглядывать за Соней. Главное, чтобы меня там не было!
Только вдруг дела в кафе уладились волшебным образом. Последний оплот, защищавший меня от этого отдыха, рухнул с появлением некоего Даниила Сергеевича. Серьёзный мужчина, под пятьдесят, в безупречной рубашке. Пришел на вакансию администратора!
Согласился на мизерный оклад, впихнул в свой график кучу обязанностей и взялся за работу так, будто это его собственное дело.
Я предпочитаю думать, что это чудо, и гоню прочь мысли о том, что Даниил Сергеевич может получать доплату «из другого источника». Бывший любит такие ходы — мягко, но железной рукой направлять события по тому руслу, которое выбрал он сам.
Но я... я малодушно не интересуюсь подробностями. Потому что такого управляющего я себе позволить не могу. Пока не могу. Утешаю себя тем, что Даниилу Сергеевичу интересно со мной работать и, возможно, он неравнодушен к моим женским чарам.
Ко мне подплывает мама с пакетом из дьюти-фри:
– Может по шампанскому, - призывно потряхивает покупками. – В честь отпуска?
– Ой, – отмахиваюсь от неё. – Нашла повод для радости...
– Почему ты ведешь себя, как бука? – Мама плюхается рядом, заставляя пакет брякнуть о пол.
— Не нравится мне эта идея, — вздыхаю я, машинально поправляя Сонину прядь, выбившуюся из хвоста. Дочь даже не поворачивается. — Что вам всем нужно в этом Сочи, я не понимаю...
— А я не понимаю, почему взрослая женщина ведёт себя, как обиженный ёжик. Море, солнце, пятизвёздочный отель за чужой счёт... А ты сидишь, будто на допросе, а не в отпуске.
— Мам, ты правда не понимаешь? — шиплю я, но, бросив взгляд на Соню, понижаю голос. — Там будет Руслан. Там будет его... эта... — кручу пальцем у виска, — Карина. И я не хочу с ними бороться за шезлонг у бассейна или делить последнего краба в буфете.
Мама приподнимает запаянный пакет, задумчиво рассматривает его на просвет и бормочет.
– Открыть что ли? Не знаешь, потом нас в самолёт пустят?
Я в ответ недоумённо пожимаю плечами. И мама продолжает, всё также невозмутимо разглядывая пакет.
— ...Будешь пялиться под ноги – споткнёшься о прошлое. А если поднимешь голову – увидишь, что вокруг полно свободных шезлонгов. И крабов. И мужчин, — она многозначительно поднимает бровь. – Кстати, о мужчинах...
— Ма-ам!
— Ну серьёзно! — она хлопает меня по колену. — Пора выходить из монастыря.
Я фыркаю.
— Хватит таскать Руслана, как старую сумку без ручки. Выбрось его, наконец! — мама вдруг становится серьёзной. — И не смей портить моей внучке отпуск. Она ждёт этого путешествия, а не твоих страданий.
Упоминание о Соне, как всегда, действует на меня подобно холодному душу.
Я вдруг понимаю: всё это время Соня сидела в планшете не потому, что увлечена — она просто не хочет видеть моё постное лицо. Как часто я забываю, что дети чувствуют всё...
В динамиках раздаётся долгожданное: "Пассажиры рейса Москва-Сочи приглашаются на посадку..."
— Ну что, полетели? — мама встаёт, поправляя сумку на плече. Глаза её блестят, будто она уже видит бирюзовые волны. — И не вздумай киснуть там, поняла?
Послушно киваю. Если бы моя дочь слушалась меня также, как я – свою маму!
Впереди —целая неделя, когда я попробую быть Яной. Не бывшей женой. Не матерью-одиночкой. Просто женщиной, которая наконец-то готова перевернуть страницу.
А там, глядишь, и новая глава начнётся.
Соня вынимает наушники:
— О, мы летим? Мам, а в самолёте можно кока-колу?
Стоя на смотровой площадке, любуюсь парусниками внизу.
Ага, любуюсь... На самом деле, это только звучит красиво и поэтично.
В реальности у меня не получается одновременно придерживать юбку сарафана, пока она совсем с меня не улетела и приглаживать растрёпанные волосы, которые лезут в рот и глаза. Ветер здесь сильный. И солнце тоже.
Я сбежала от мамы и Сони под предлогом того, что мне нужно срочно решить вопросы с Даниилом Сергеевичем.
Малодушно соврала, хотя мне просто хотелось побыть одной. Погулять, подышать воздухом. Не думать ни о чём – не отвечать на дурацкие мамины вопросы с подковырками, не глядеть на постное лицо дочки.
Народа немного, в основном парочки. Скольжу взглядом по юным девушкам, трепетно прижимающимся к своим кавалерам, щурящимся то ли от ветра, то ли от проблем со зрением возрастным дамам, чьи мужья послушно держат пляжные сумки. Группа активно общающихся темноволосых мужчин...
Может это гости Руслана? У него в Сочи живёт много родственников, я почти никого и не видела. На нашей свадьбе была только Аза, и я ничуть от этого не страдала. Мне её одной хватило.
Передёргиваю плечами устыдившись своих мыслей. Почему я опять об этом думаю?
Нужно лечить паранойю. Какое мне дело, кто это и зачем они здесь? Не моё дело!
Поймав заинтересованный взгляд одного из мужчин, демонстративно достаю телефон. Пусть не думают, что я одинокая белая ворона. Я очень даже деловая... Мне нужно набрать своего помощника и узнать, как дела в кафе.
Солнце бьет в глаза, превращая экран телефона в ослепительное белое пятно. Кладу мобильник на каменные перила балюстрады, чтобы наконец убрать непослушные пряди волос с лица.
Телефон начинает сползать по каменному выступу, и я в ужасе охаю.
Нет-нет-нет!
Делаю отчаянный бросок вперед, перегибаюсь через перила, и в замедленной съемке вижу, как мой смартфон грациозно кувыркается в воздухе, прежде чем с глухим "бульк!" исчезнуть в бирюзовой пучине.
– Нет! – Кричу, будто мобильник может меня услышать. В голове мелькают все несохраненные фото, переписки, важные документы...
– Осторожно! - Громкий баритон прямо над ухом, и сильные руки резко оттягивают меня от опасного края.
Я взвизгиваю от неожиданности, чувствуя, как жесткая мужская щетина царапает мою щеку.
Разворачиваюсь в объятиях незнакомца - и утыкаюсь носом в полурасстегнутый ворот поло. Перед глазами - соблазнительный рельеф загорелой мужской груди, просвечивающей сквозь тонкую ткань...
– Вы чуть не упали... – пальцы сильнее сжимаются на моей талии, хотя я уже в безопасности.
– Отпустите, - сиплю прямо в этот вырез и делаю попытку вырваться.
Пальцы послушно разжимаются.
Передо мной стоит мужчина. Ему около сорока. Высокий, с тёмными волосами, благородно тронутыми сединой на висках. Его смуглая кожа пахнет морской солью и дорогим парфюмом с нотками сандала. В уголках карих глаз лучиками разбегаются смешливые морщинки.
Тот самый тип, что пялился на меня... Вблизи даже лучше, чем издалека!
— Простите за фамильярность, — мужчина поднимает руки в шутливом жесте капитуляции. — Тимур.
Его голос звучит бархатисто, с легкой хрипотцой, будто привык перекрикивать морской ветер.
Настоящий капитан Грэй, только без шляпы.
– Яна, - неловко представляюсь и машинально поправляю растрепавшиеся волосы. Чувствую, как щеки предательски розовеют.
Оглядываюсь в поисках его спутников, но уже никого нет.
– Э... Вы один здесь?
Господи, зачем я это спрашиваю? Выглядит так, будто я вынюхиваю, свободен ли он...
– Как видите, - он разводит руками. – Все уже на борту...
– На борту?
Его взгляд заинтересованно скользит по моему лицу, и я краснею ещё сильнее от мысли, что он замечает мое смущение.
– Да. На борту. - Он кладёт мне руку на плечо и придерживая, будто боится, что я отправлюсь следом за телефоном, подводит к злополучной балюстраде. – Вон видите, - показывает мне на ряд пришвартованных яхт. – "Виктория". Двухмачтовая крейсерская красавица, – с гордостью произносит. – Та, что с красными буквами на корме.
Я делаю вид, что узнаю судно среди других, почтительно киваю. Да любая из этих посудин стоит больше, чем моя квартира, машина и сбережения вместе взятые.
— Мой скромный плавучий дом, — в его голосе звучит теплая ирония. — Позвольте предложить вам аперитив. В качестве компенсации за испорченный день.
Он делает паузу, и многозначительно смотрит на меня. Его ухмылка вызывает у меня одновременно раздражение и странное желание рассмеяться.
– Я... – нервно сглатываю и невольно приподнимаю подбородок. – Боюсь, буду лишней. Ваша компания вряд ли ждёт случайную гостью...
– Вы? случайная? – он произносит это с таким изумлением, будто я сказала несусветную глупость. – "Виктория" наконец-то обретет достойное украшение. Я настаиваю.
Его ладонь скользит по моему локтю.
– Подождите! — резко выдергиваю руку. — Я... я не одна здесь.
– Простите, - он делает шаг назад. – Вы с мужем?
– С мамой и... дочкой, — выпаливаю, глядя куда-то в район пуговиц его футболки-поло. Голос звучит странно хрипло. — И теперь я даже не могу... позвонить... предупредить... И мамин телефон наизусть не помню...
Вот и всё, — сжимаю зубы. Сейчас этот красавчик вежливо улыбнется, сделает шаг назад, и исчезнет, как мираж. Кому нужна рассеянная разведёнка с ребенком, мамой и плохой памятью?
Но Тимур лишь приподнимает бровь.
— Ну и отлично! — Его улыбка становится только шире, обнажая безупречную линию зубов. — Значит, у нас будет целая компания.
Он делает широкий жест в сторону набережной.
— Пойдемте знакомиться? — его пальцы снова находят мою руку, но теперь это легкий, ненавязчивый контакт. — "Виктория" вместит всех. Особенно очаровательных дам.
В его голосе нет ни капли разочарования — только искреннее, почти мальчишеское оживление.
Я семеню рядом с Тимуром, подстраиваясь под широкие шаги, и не понимаю – мне сейчас повезло или я во что-то влипла?
– Скажите, Тимур, а что планируется сегодня? У вас какое-то событие?
Отворачиваюсь и внутренне ёжусь. Мне неловко от того, что мама полностью завладела вниманием Тимура. У неё с того момента, как нас заприметила, по лбу будто бежит бегущая строка «Хороший мужик, бери!». Чуть с шезлонга не вскочила и не побежала на встречу.
Она умеет мастерски задавать вопросы. Ещё чуть-чуть и бедняга сам не заметит, как расскажет о своем семейном положении и планах на жизнь.
– Ничего особенного. Несколько родственников, которых давно не видел.
Намеренно ускоряю шаг и ровняюсь с Соней. Сейчас будет профессиональный допрос на тему количества женщин на яхте и выяснение их родственной связи с владельцем.
К тому моменту, как мы подходим к «Виктории» мамино лицо лучится довольством. Видимо полученная информация совпала с её ожиданиями. Поймав мой взгляд многозначительно приподнимает брови. Хорошо, что не большой палец.
– Прошу, - Тимур галантно предлагает Соне руку, и она резво прыгает по трапу. Следом величественно шествует моя мама.
– Ну же... – протягивает руку и мне.
Яхта выглядит солидно и надёжно. И пример мамы и Сони вполне воодушевляет. Поэтому я довольно отважно делаю первый шаг.
Доски под ногами пружинят и скрипят, и я останавливаюсь от неожиданности.
– Смелее! – Подгоняет Тимур. И я вцепляюсь в его руку, как котёнок в штору.
Сглотнув перехожу на мелкий приставной шаг. Вода в узком промежутке между бортом и пирсом кажется бездонной, чернильно-черной. Услышав зловещий плеск волн, к горлу подкатывает тошнота.
Какого чёрта я согласилась на это? Я же даже в ванной боюсь утонуть!
Только ступив на твердую палубу, осознаю: я буквально висела на Тимуре. Стыдливо разжимаю пальцы, но он не спешит убирать руку. Наверное, боится, что я сейчас рухну и пробью дно его драгоценной яхты.
– Пойдём, познакомлю вас с родственниками и друзьями.
Лучше бы со спасательными кругами.
– Одну секунду, я хочу полюбоваться морем.
Отцепившись от руки Тимура, выдавливаю жалкую улыбку и нахожу шаткую опору в виде какого-то металлического троса.
На самом деле у меня желудок свело от страха. Я никогда не была на яхте, даже на лодке не каталась. Я не ожидала, что на меня обрушится сразу столько ощущений – эта дурацкая неустойчивость, плеск волн и угольная чернота под кормой.
– Вы уверены? – Тимур подозрительно прищуривается.
– О да, я просто подышу немного. – Делаю странный жест рукой, будто мне душно. На самом деле мне не хватает валерианки и твёрдой земли.
Хмыкнув, Тимур отходит. А я, пока никто на меня не смотрит, пытаюсь научиться выживать в новых условиях.
Осторожно пробую ослабить хватку. Качка несильная, достаточно слегка согнуть колени, чтобы поймать баланс. Медленно отрываю пальцы от холодного металла троса, делаю первый шаг, затем второй. Палуба под ногами кажется уже вполне надёжной опорой. Но случайный взгляд за борт на темную, бездонную воду снова вызывает приступ тошноты. Кажется, у меня действительно начинается морская болезнь. И это пока мы еще даже не отчалили.
Мысль о том, чтобы вернуться на берег, кажется всё более заманчивой, но без помощи Тимура этот путь выглядит слишком рискованным.
— Яна, ты где? Здесь так красиво! — доносится мамин голос слева.
— Да, я иду! — Отвечаю, делая несколько уверенных шагов.
— Не волнуйтесь, поначалу все боятся. Потом привыкнете.
Если бы не мягкий, обволакивающий голос за моей спиной, я бы наверняка не выдержала и запаниковала. Оборачиваюсь, инстинктивно расставляя руки для равновесия.
Передо мной стоит молодая женщина. Смуглая кожа, высокие скулы, темные глаза и легкая улыбка. Красота у нее какая-то... полнокровная, сочная, уверенная.
– Вы так думаете? — выдавливаю, не находя других слов.
– Конечно. Когда Тимур только купил яхту, я месяц боялась к ней подойти, — улыбается она. — Целый год отказывалась выходить в море.
– А Тимур, он... — начинаю я, хотя на самом деле не совсем понимаю, зачем задаю этот вопрос.
– Мой брат, — она опускает длинные ресницы, потом снова поднимает на меня взгляд. — Обычно я редко с ним плаваю, одной неинтересно. Теперь будем развлекаться вместе.
Ее голос – низкий, грудной, звучит мелодично, с едва уловимым южным акцентом, который придает речи особое очарование.
– Тогда покажите, где у вас спасательные жилеты, — шучу я, и она звонко смеется.
Неожиданно понимаю, что она мне симпатична. Искренняя, открытая, без капли высокомерия.
– Яна, мы тебя потеряли. – Снова мамин голос. А затем дробный перестук Сониных сандалий – она побежала меня искать.
Шаги Сони неожиданно останавливаются за моей спиной. В воздухе вдруг повисает напряжённая тишина. Я медленно поворачиваюсь и вижу, как Соня застывает с широко раскрытыми глазами. Перевожу взгляд на мою собеседницу.
Её губы шевелятся беззвучно, прежде чем выдавить:
— Соня...
И тогда — будто по замыслу какого-то злобного режиссёра — раздаётся лёгкий звон бокалов. Снизу по лестнице поднимается Руслан.
— Карина, шампанское тебе принёс, будешь?
Его рука с бокалом застывает в воздухе, когда взгляд натыкается на меня.
Где-то наверху пронзительно кричит чайка. И когда эта гадкая птица, наконец, затыкается, я слышу, как мама громко произносит. «Опс?!»
Подбородок дёргается, я со всхлипом прижимаю к губам ладони. Мой бывший муж оторопело смотрит на меня.
– Ты, – хрипит, – откуда ты здесь?
Красивая сочная Карина переводит удивленный взгляд с меня на Руслана и обратно.
Руслан странно ведёт шеей, будто ему душно. Наверное, дёрнул бы воротник, но руки заняты бокалами. Наконец, берёт себя в руки.
– Карина, познакомься, это...
– Яна, его бывшая жена, – сообщаю механически, как автоответчик.
«Бывшая!» Гадкое слово, будто я использованная вещь, которую отдали в комиссионку. Но в данном случае верное. Не произносить же «прежняя Та самая». Хотя я не помню, чтобы Руслан хоть раз так про меня отзывался.
– Неожиданно, – произносит Карина и добавляет с ноткой фатализма в голосе. – это должно было произойти рано или поздно... Наше знакомство.
– Папа! – орёт откуда–то сверху Соня и несётся к нам.
Руслан, окончательно отмирает, и протягивает один бокал Карине, второй мне. Успеваю отметить, что Карине он отдаёт бокал, из которого явно уже успел пригубить.
– За вас, девочки, – произносит с кривой ухмылкой.
Представляю, как выплескиваю содержимое бокала в лицо Руслану, и пока он отплёвывается от шампанского, резким ударом хрусталя о борт, делаю из бокала «розочку» и лихо перерезаю горло бывшему и его невесте. А потом меня хохочущую и запелёнатую в смирительную рубашку спускают на берег по шаткому мостику плечистые санитары.
Делаю глубокий вдох и осушаю залпом сразу половину бокала. Шампанское бьёт в нос, пузырьки щекочут горло, на глазах выступают предательские слёзы.
Идеально. Теперь я выгляжу как несчастная брошенная дура, которая напивается при виде бывшего мужа.
Когда я пришла в ресторан, где Руслан обедал с любовницей, я была готова. Я знала, чего ожидать. А сейчас ситуация, на мой взгляд, просто катастрофическая!
– Уже познакомились? – рядом возникает Тимур. – Пойдём, представлю тебя остальным гостям.
– Это ты познакомься, Тимур. – цедит Руслан, просверливая во мне дыру глазами. – Это Яна - моя бывшая жена.
Опять бывшая! Будто у меня кроме этого статуса ничего нет!
– Надо же, как тесен мир, – Тимур, как ни в чём ни бывало, берёт меня под руку. В его прикосновении нет ни капли неловкости, тогда как я готова провалиться сквозь палубу.
Еще и слёзы на глазах, будто я разрыдалась от лицезрения его сестрички.
– Наверное, мне лучше сойти на берег, – сиплю и передаю ему бокал.
– Яна общается со мной только через адвоката, – любезно сообщает бывший супруг. – По совместительству бывшую тёщу.
Вот гад!
– Да, через мою маму. Это она - мой адвокат. – добавляю еле слышно, мне не нравится едкий тон Руслана. Ладно он меня пытается унизить, но маму–то за что.
– Не вижу препятствий, – улыбается Тимур. – Можете не общаться. Если что–то потребуется, ваш переговорщик здесь. Да и я всегда приду на помощь. Оставайтесь, Яна!
Я сейчас в сложной ситуации. С одной стороны – гадкий мостик, отделающий меня от свободы, который я должна преодолеть под пылающим взглядом бывшего и его новой невесты. А ещё одинокий вечер, когда я буду наматывать круги по номеру и ждать, когда Соня и мамочка накатаются – не требовать же, чтобы они пошли со мной? С другой – лицезрение новой любви бывшего супруга и его самого.
– Да, хорошо, – улыбаюсь и чувствую, как напрягаются мышцы лица.
Выбор невелик, и я делаю его в пользу меньшего зла для себя и своих нервных клеток. Хладнокровие и благоразумие – мой выбор.
Соня, наконец, подбегает и обхватывает отца за талию.
– Здравствуй, милая, – смуглая рука Карины скользит по голове моей дочери, и я напрягаюсь. Не удивлюсь, если она вытащит из кармана вишнёвые конфеты и начнет подкидывать их моей дочери, как голодной собачке.
Соня доброжелательно кивает и прижимается к груди отца. Он обнимает её рукой.
– Честно говоря, я удивлен, что ты знаешь Яну? – взгляд Руслана подозрительно скользит по Тимуру.
Какое счастье, что не назвал меня «бывшей».
Я медленно вращаю в пальцах бокал с шампанским. Мне хочется снова сделать глоток. Или всё–таки «розочку»?
– Да, сегодня наблюдал, как прекрасная незнакомка сбросила свой телефон в пропасть и решил исправить ей настроение. – Тимур весело смеётся.
– У меня сегодня первый выход в море, и сразу такой «экстрим», – добавляю милым голосом. От лживой улыбки болит лицо.
– Как всё интересно получилось, — тянет Карина. Её пальцы теперь на плече Руслана. — Буду рада видеть вас на нашей свадьбе. С моим братом или без — решайте сами.
Глава 9. Окончательно и бесповоротно
– Я с ней познакомилась, – Соня срывает с моего носа солнечные очки, надевает их на себя и плюхается на соседний шезлонг.
Я равнодушно беру стакан и делаю глоток лимонада, будто ничего особенного не произошло. Кубики подтаявшего льда кружатся в стакане, и я смотрю, как они наворачивают круг за кругом. Намеренно раскручиваю эту воронку трубочкой. Лишь бы сконцентрироваться на чём-то.
– Ну-ка, ну-ка... Поподробнее... – Наша бабушка приподнимается, загибая край шляпы с деловым видом.
– Нормальная, – Соня пожимает плечами.
Я отставляю стакан и с головой лезу в сумку в поисках солнцезащитного крема.
– В смысле "нормальная"? Сколько ей, как выглядит, чем занимается? – Мама сыплет вопросами.
– Ну... высокая. Волосы до плеч, тёмные. Красивая. – Соня неохотно цедит сквозь зубы, но потом неожиданно добавляет: – Она принесла мне конфеты, которые я люблю. Вишнёвые.
Моё сердце делает болезненный кульбит. Значит, Руслан рассказал ей о предпочтениях дочери. Или... Карина сама догадалась это выяснить? Я вдруг представляю, как незнакомка изучает досье на меня и мою дочь, и мне становится неприятно.
– А... Это так мило, – слышу я свой фальшиво-лёгкий тон. Поднимаю голову. – Наконец-то крем нашла, - демонстрирую тюбик, как свою величайшую победу. – И... как вы общались?
Соня поворачивается ко мне, снимает очки. И я вижу в её глазах что-то новое – осторожную жалость.
– Нормально. Она... не пыталась вести себя, как... Как мамочка.
Бабушка резко кашляет, давая мне понять, что моё лицо сейчас – открытая книга. Я собираю все силы, чтобы улыбнуться:
– Рада за тебя, солнце. Главное, чтобы тебе было комфортно.
Сжимаю тюбик так сильно, что крем ползёт бесконечно длинной жирной гусеницей. Эта женщина купила Соне конфеты. Всего одно утро – и она уже знает, какие именно любит моя дочь. А я вот уже три года не могу запомнить, что в её школьном бутерброде должен быть именно огурец, а не помидор.
– Мам, ты чего? – Соня смотрит на мои руки.
– Ничего, просто... обгораю, – я начинаю наносить крем с таким усердием, будто собираюсь замуровать себя в этом белом слое. – Так ты... долго с ними общалась?
Вопрос выскакивает сам собой. Я ненавижу себя за эту слабость, но должна знать – сколько часов моя дочь провела с этой женщиной.
— Нет, недолго... Потом пришла бабушка Аза. — неожиданно добавляет Соня, ковыряя пальцем дырочку в шезлонге. — С мамой Карины под ручку.
Моя мама резко откидывается на шезлонг, шлёпая шляпой по животу.
— О-о-о, — тянет она, и в её голосе столько яда, что даже Соня поднимает брови. — Ну конечно! Со мной она под ручку не ходила.
С трудом сдерживаю смешок. Хотела мамочка свежих сплетен – получила. Наверное, неприятно осознавать, что за долгие годы ей так и не удалось подружиться с Азой Юрьевной, а кто-то другой умудрился добиться её расположения.
— Они хорошо знакомы? — спрашиваю я.
Соня пожимает плечами:
— Ну да. Бабушка Аза сказала, что они с матерью Карины «подруги». А завтра мы все вместе идём ужинать — я, папа, Карина, её родители и... — она бросает на меня быстрый взгляд, — ну, бабушка Аза, конечно.
— Завтра? — повторяю я глухо.
— Ага. В ресторан. — Соня морщит нос. — Мне сказали надеть платье. Длинное...
Моя мама фыркает так громко, что соседние отдыхающие оборачиваются.
— Ну конечно, платье! — шипит она. — Как же без этого! Ты ж теперь в «настоящей» семье, солнышко! Там всё по-другому — и платья, и темперамент! — Она язвительно подкалывает последнее слово, пародируя знакомую интонацию.
Я знаю, о чём она. Я жаловалась маме на то, как Аза Юрьевна, моя бывшая свекровь, при первой же встрече высокомерно заметила: «Ты, Яночка, хорошая девочка, но... холодная. Не поймёшь наших традиций».
Аза Юрьевна всю жизнь давала мне понять, что я — чужая. Недостаточно «горячая», недостаточно «эмоциональная», недостаточно «своя».
И вот теперь Аза, наконец, добилась своего. Свела сына с «правильной» девушкой. С дочерью своей подруги.
– Мам, ты серьезно отдашь папу этой Карине? – Спрашивает Соня, как бы в шутку.
Но мне не смешно.
– Ты серьезно хочешь, чтобы я боролась за твоего отца? – задаю вопрос, который режем мои связки обидой и тоской.
Соня отворачивается, но я слышу дрожь в голосе:
– Я бы хотела, чтобы вы боролись. Вместе. Но папа... он уже сдался. Поэтому смысла нет.
Солнце садится. Тень от нашей молчаливой группы становится длинной и уродливой. Как правда, которую мы все знаем, но не решаемся произнести вслух.
Всё кончено! Окончательно и бесповоротно.
– Сначала отметим день рождения Сони... – Растерянно блею и умоляюще снизу вверх смотрю в лицо Тимура.
Да, мы с тобой почти незнакомы, но будь же человеком. Скажи что–нибудь нейтральное, переведи тему. Хмыкни «посмотрим». Только не поддерживай безумную идею своей сестрицы.
Но тот глух к моим бессловесным трансляциям.
– Конечно, если Яна мне не откажет, я с удовольствием.
Мне становятся безумно интересны застёжки на моих летних сандалиях.
– Вообще–то, у меня...
«Планы...» — хочется сказать, но не успеваю закончить.
– Бабушка Аза! – Соня отлипает от отца и смотрит на шаткий мостик.
Я тоже поворачиваюсь и наблюдаю, как, ворча и приподнимая угольно–чёрный длинный подол, тащится бывшая свекровь в компании статной высокой женщины. Выглядит восхождение в её исполнении не очень элегантно. Думаю, в своей неуклюжести, она затмила меня.
Давай же, подними глаза. Вздрогни и пошатнись! И подружку прихвати. Явно она относится к «твоему кругу», вот и купайтесь вместе.
Нет, я не кровожадна, но на омовение Азы Юрьевны с удовольствием бы посмотрела. Это воспоминание согревало бы меня долгими зимними вечерами.
И словно в ответ на мои мысли, Аза поднимает голову. Её глаза расширяются, губы дрожат, и она пошатывается, едва не теряя равновесие. На мгновение мне даже становится жаль её — но только на мгновение.
Тимур, как истинный джентльмен, молниеносно бросается на помощь:
– Осторожнее... Прошу.
Вцепившись в его ладонь, Аза, не отводя от меня испепеляющего взгляда, поднимается на борт. Пока Тимур помогает её спутнице, наклоняется и стряхивает невидимые крошки с платья.
Когда она поднимает голову, на её лице уже привычное равнодушно–высокомерное выражение.
– Спасибо, дорогой, — по–королевски кивает Тимуру.
– Здравствуй, милая. – Щекой изображает поцелуй с новой снохой. Такой же мимолётное чмоканье достаётся Руслану и моей дочери.
С вызовом подняв подбородок, скрещиваю руки на груди. За несколько секунд с помощью нехитрого ритуала Аза Юрьевна выстраивает иерархию, будто расставляет шахматные фигуры. Я далеко за пределами доски.
— Здравствуй, Яна. — Её губы поджаты, в голосе – лёд. — Неожиданно.
— Для меня тоже, — парирую в том же тоне.
Поцелуя мне не достаётся, что меня ни капли не расстраивает. Мы обе знаем, что
это лишь показная вежливость.
— О–хо–хо, кого я вижу! — Моя мама, словно дежурный ангел–хранитель, свешивается через перила второго яруса, наблюдая за всей сценой с довольной ухмылкой.
Лицо Азы искажается, будто она откусила лимон, но мгновенно она берёт себя в руки и растягивает губы в неестественной улыбке.
— Ларисочка, долго жить будешь, — тянет она с фальшивой сладостью. — Вчера как раз вспоминала...
— Сейчас спущусь! Соскучилась страшно! — мама бросает мне многозначительный взгляд.
Я едва сдерживаю улыбку. Если и есть человек, способный поставить Азу Юрьевну на место, так это моя мать. Они обе – гроссмейстеры в шахматных партиях противостояний.
Аза слегка морщит нос, но держится молодцом. Её появление, как ни странно, отвлекает меня от собственных переживаний и даёт передышку, поэтому, когда я вижу, как Руслан, склонившись к уху своей красотки, что–то шепчет, сердце не ноет так, словно в него вбивают гвоздь.
– Мама, познакомься. Это Яна. – Тимур представляет меня высокой женщине, подруге Азы. – Соня – её дочь. Это моя мама – Мария Давидовна.
Слегка склоняю голову. И скорее не перед матерью Тимура, а перед его элегантной вежливостью.
Никаких унизительных «бывших», просто – «мама Сони» и всем всё становится ясно.
– Ну вот, вся семья в сборе, — хохотнув сообщает Руслан.
И это «семья», сказанная с едким сарказмом, резко и унизительно возвращает меня в реальность.
– Ну что, Яна... Соизволишь посетить моё бракосочетание? – продолжает он. – Забавно будет, правда? Потом и я на твоей погуляю.
Он так говорит, будто ему смешно думать о моей свадьбе, а у меня всё внутри мёртвое — чернее, чем платье Азы. Будто смогу подпустить к себе кого–то после измен. Сейчас, на глазах новых родственников Руслана, мне тяжело сохранить лицо перед его показным бахвальством.
Где–то краешком сознанию отмечаю, что он не сказал «мы погуляем» и даже снял руку с плеча своей любимки. Только поэтому я продолжаю улыбаться, а не царапаю ему лицо.
Может, я просто вырываю из реальности те детали, которые мне выгодны? Но мне необходимо за них цепляться. Иначе — сорвусь. Накричу. Разрыдаюсь прямо здесь. Или, что хуже, сделаю что–то такое, за что потом будет мучительно стыдно. Перед собой. Перед Соней.
Я знаю, время лечит. И я мудро поступила, отказавшись общаться с ним. Полгода — ничто для тех, кто прожил вместе годы. Потому что сейчас, когда Руслан стоит рядом со своей новой «той самой» — ухоженный, уверенный, с этой обаятельной улыбкой и словно издевается — мне снова больно.
Он больше не мой.
Возможно, он никогда «моим» и не был, но мне было сладко думать о том, что Руслан принадлежал мне, любил меня. Я помню, как надевал мне бахилы в женской консультации со время беременности, качал Соньку, когда у нее были колики, и сидел со мной рядом на родительских собраниях. Мне завидовали. Ни у кого не было такого мужа! Видного, красивого, заботливого, обеспеченного.
Теперь это всё будет у Карины. Личный контакт с Русланом, разговоры с ним – как прикосновение к открытой ране.
– Ты же придёшь, правда? – настойчиво повторяет вопрос. В этот раз без смешков. Серьезно.
Каждый развод – это маленькая смерть. Окончание прошлой жизни, которую оплакиваешь каждую ночь, а утром реанимируешь опухшие глаза гидрогелевыми патчами и со страхом вступаешь в новую, выстраивая её по кусочкам.
После разводов женщины могут жаловаться подружкам или переживать свое горе только в компании мороженого и слезливого фильма. Кто–то пускается в путешествие по другим странам и барам или спускает состояние на спонтанные покупки и маленькие радости. Есть те, кто сгорает от обиды или медленно убивает себя тоской. Можно посвятить себя мести, стравливать детей с отцами и делать всё, чтобы «бывшие» тоже страдали.
Руслан
Я запрокидываю голову, давая алкоголю прожечь горло, но горечь внутри сильнее. В пяти метрах от меня Яна смеётся над чем-то с Тимуром.
Мне раньше нравился её смех. Но сейчас морщусь.
Что там этот клоун ей вещает? Я делаю ещё один глоток, наблюдая, как ладонь Яны небрежно касается рукава этого выскочки.
У нашей дочери такие же пальцы - длинные, чуть сужающиеся к кончикам. Ни крестьянской грубости, ни аристократической изнеженности. Просто... изящные. Как у пианистки.
Отворачиваюсь. Не хочу смотреть...
У меня сейчас когнитивный диссонанс. Вот она стоит... Женщина, с которой я прожил пятнадцать лет. И, запрокинув голову, белозубо смеётся идиотской шутке. И это не я её рассмешил!
Пятнадцать лет — это не просто срок. Это привычка. Это знание, какая у неё родинка под левой лопаткой. Это память о том, как она всхлипывала во сне.
И я не могу просто так взять и вычеркнуть это. Я до сих пор ставлю молоко в дверцу холодильника, потому что Яна говорила, что так удобнее. Не на полку, а на дверцу... Хотя мне всегда казалось, что это глупо упираться в какое-то грёбаное молоко.
Прежняя жизнь закончилась, а у меня до сих пор в холодильнике идеальный порядок! И за продуктами хожу в воскресенье, потому что привык!
Бред какой-то! Я, привыкший контролировать каждый аспект своей жизни — от миллионных сделок до расписания уборщицы, — оказался бессилен перед бесячей привычкой и не в силах навести бардак в холодильнике.
Будто тень бывшей жены будет стоять за спиной и неодобрительно покачивать головой.
Яна изменилась за те полгода, что я её не видел. Стала стройнее, сменила причёску.
И взгляд стал колючий, непримиримый. Но, чёрт возьми, почему я до сих пор ощущаю Яну своей? Почему она не может стать чужой женщиной, с которой меня связывает только общий ребёнок.
Может быть виноват знакомый парфюм? Она не меняет его уже лет десять. Свежий, с цитрусовыми нотками и лёгким шлейфом.
Она разговаривает со мной через адвоката! Она с первого же дня ускользала от контакта и игнорировала меня. Это выбешивает страшно!
Какого хрена?
Мы взрослые люди. А она ведёт себя, будто в её чёрно-белом мире нет места ошибкам. Шаг влево — расстрел. Шаг вправо — вечное презрение. Будто нельзя договориться и найти компромисс.
Все имеют право на ошибки. Да, я пошёл на кринжовую сделку со своей похотью. Я был уверен, что Яна ничего не узнает. А, когда она меня поймала в ресторане, был уверен, что моя нежная фиалочка, меня простит. Покричит, обидится, разобьет о стену пару тарелок.
Но нет...
Она меня просто удалила из своей жизни! Стёрла ластиком.
Яна интуитивно выбрала самый малокровный вариант для своей нервной системы – уехала от меня к своей маме. У Соньки не было выбора, она не могла сбегать к бабушке от меня, и не могла у Ларисы Петровны спрятаться от Яны.
Она не могла изображать обиженного разводом родителей подростка. Бабушку она любит, и бабушка не причём.
Зато я хапанул по полной. Была игра в молчанку, были истерики, вопли. Я ловил дочь у школы, через Ларису Петровну унизительно уговаривал со мной встретиться.
Яна в этом не участвовала. Она выбрала позицию гордой и несломленной женщины. Оборвала все ниточки. И благородно не мешала Соне общаться, не настраивала против меня, не лезла с расспросами.
И мне стоило огромных трудов наладить контакт с Соней. Шаг за шагом.
- Они – хорошо смотрятся вместе, - Карина прижимается к моему локтю и заглядывает в глаза. – Странно, конечно вышло...
Карина пахнет по-другому. Томной сладостью, амброй и сандалом.
Раздражённо пожимаю плечами. Мы с Тимуром не в восторге друг от друга. Невольно вновь бросаю взгляд на Яну. Она больше не фиалка, я это понял ещё там, в её кафе.
Возможно, не будь Соньки, как-то все прошло бы легче и не так болезненно. Но, каждый раз, как смотрю на дочь, вижу глаза Яны, её привычку почёсывать нос, знакомое движение, когда она отводит за ухо прядь волос.
Чёрт! Я просто схожу с ума от этого и не могу дистанцироваться.
Волна качает яхту. Соня визжит, цепляясь за поручни.
- Ой, держи её!
Слегка обернувшись, вижу, как Тимур подхватывает мою дочь за талию. Непроизвольно дёргаюсь. Передаю Карине бокал
- Рус, угомонись. - Карина виснет на моём локте.
Я моргаю. Перед глазами - не её полные губы, а Янина улыбка.
Руслан
– Прости, — бухчу. – Нервы вообще ни к чёрту. Эта свадьба...
– Ты разве не рад? – Заглядывает в глаза и мне становится стыдно. И правда, чего это я? Карина–то ни при чём.
– Не в этом дело, — мотаю головой и всё вокруг немного плывёт.
Я что, уже напился, что ли? Молодец, Тагаев! Шустрый какой.
– Свадьбе я рад, конечно. Суета вся эта. Родственники, помпа... Я же предлагал тихо и по–семейному.
– Нельзя, Рус. Я единственная дочь, — тихо смеётся. – Радуйся, что быка не будут резать.
– Какой на хрен бык? – взрываюсь. – Двадцать первый век на дворе!
– Да, конечно. – Карина обиженно отстраняется. – Но нельзя же так... Без гостей. Несколько дней положено гулять, сам знаешь.
– Знаю...
Чтобы прекратить неприятный разговор, шагаю по шаткой палубе к диванчику и опускаюсь на него. Карина, немного помявшись, идёт следом и тоже присаживается рядом.
Она послушная и мягкая. Пожалуй, даже слишком мягкая. Иногда до приторной оскомины.
Откидываюсь на диване. Отсюда всё прекрасно видно. Лариса Петровна курлыкает о чём–то с моей мамой и Марией.
Наверное, там сейчас под масками улыбочек кипят нешуточные страсти. Это только издалека три почтенные дамы ведут вежливый разговор. На самом деле, это в схватке сошлись борцы вежливого фронта.
Я даже знаю, кто победит в схватке. Моя бывшая тёща, не смотря на кажущееся обаяние, может быть бульдогом. Хотя какое там... Говорят, что сцепившиеся челюсти варана можно разжать только экскаватором. Лариса Петровна – варан. И сейчас она зубами пытается выдернуть нужную ей информацию так, чтобы собеседницы даже не поняли этого.
– Когда приедет отец, сразу начнём репетицию. – Вновь заводит свою свадебную шарманку Карина, отвлекая меня от созерцания светской дуэли. – Он из Майами на пару дней только прилетит. Сразу репетиция и свадьба. Извини...
Устало потираю лоб. С Яной у меня была простая свадьба — несколько друзей, недорогое кафе.
Конечно, мама меня тогда чуть не сожрала с потрохами. Утверждала, что ей будет стыдно в глаза людям смотреть. Девчонка — ни кожи, ни рожи, ни приданного. Ещё и без отца росла, кто её к алтарю поведёт?
– Никто не поведёт, — рявкнул я ей тогда, чуть не доведя мать до инфаркта.
Будто меня отец воспитывал. Но мой – умер после болезни, когда я был маленьким. Но быть вдовой – это почётно и гордо. Матерью–одиночкой – моветон.
Краем глаза слежу за Тимуром и Яной. Будущий деверь отходит и сразу становится легче дышать, будто сдвигают с груди бетонную плиту. Куда он, интересно? Надеюсь, что у него несварение желудка.
Только Тимур возвращается через пару минут с каким–то кофром в руках. Расстёгивает молнию, отбрасывает крышку, и я слышу визг Сони.
Сжав зубы, наблюдаю, как он надевает ей на голову большие наушники. Делаю глоток, виски у Тимура паршивый, хоть и с красивой этикеткой. Как и он сам.
Лёд в бокале брякает. Я передаю его Карине и, не выдержав, встаю. Иду к ним.
Соня уже в такт музыке покачивает головой, как собачка на панели грузовика.
– Что это? – кивком указываю на наушники.
Яна тут же отворачивается, а Соня замирает и слегка оттягивает одно «ухо», чтобы понять, о чём я говорю.
– Просто дал ребёнку послушать, как могут звучать басы. – Спокойно отвечает будущий деверь.
– Соня, верни пожалуйста. – встревает Яна.
Дочь неохотно стягивает наушники с головы и протягивает Тимуру. Тот мешкает, видимо, хотел подарить. Но под моим взглядом застёгивает кофр.
– Пойдём, я тебя на носу яхты сфотографирую, подружкам отправишь. – Яна обращается к дочери, но на прощанье награждает меня таким негодующим взглядом, что можно прожечь корпус судна.
— Не знал, что ты вдруг стал экспертом по подросткам, — негромко бросаю Тимуру, когда они уходят.
Он поворачивает голову. Усмешка всё ещё играет в уголке рта, но глаза — холодные.
— Что такого? Дал человеку послушать музыку. Ей не пять лет. Чего вы с ней всё, как с ребёнком, общаетесь?
— Я её отец, — говорю медленно. — И я не хочу, чтобы ты лез к моей дочери.
— Или к бывшей жене? — добавляет он почти шёпотом.
На секунду кажется, что я его ударю. Просто, чтобы стереть с его рожи это снисходительную насмешку. Но сдерживаюсь.
— Не перегибай, Тимур. Я понимаю, ты хочешь казаться душой компании, только это моя семья. Моя дочь. А не твой кастинг на роль доброго дяди.
Он хмыкает и откидывается на перила, как будто ему всё это только в удовольствие.
— Вот видишь, Руслан, — говорит он, не глядя на меня. — В этом вся твоя проблема. Ты везде видишь контроль. Всё вокруг, должно быть, «твоё». И бывшая, и дочь, и будущая... Ты как будто сражаешься с потерями, но делаешь это через владение.
— Слушай, психолог недоделанный... — я делаю шаг ближе, и теперь, между нами, всего пара сантиметров. — Не притворяйся добрым дядюшкой. Я же знаю, тебя бесит, что я стану у руля компании. Твой отец не хочет видеть тебя во главе, хоть ты и мамкин любимчик.
– Вау, вау. Полегче! – отступает, шутливо выставив ладони перед собой. – Он приедет на свадьбу, вот и пожалуешься ему. Ты же всегда так делал, правда, Рус, а?
– Заткнись. Ты специально их сюда привёл, чтобы наблюдать за мной?
Он поднимает брови.
— Ты преувеличиваешь своё значение, честно. Не всё крутится вокруг тебя, Руслан. Это просто прогулка. Просто семья.
— Ты не рад, что я теперь тоже твой родственничек, да? — вскипаю я, уже не заботясь, кто слышит. — Конкурент вдруг стал почти братом. Ужас, правда?
— Не в восторге, — спокойно отвечает Тимур. — Не люблю, когда в семью вливаются люди, у которых остались незакрытые счета. Ни с бывшей, ни с дочерью, ни с собой.
Тишина между нами повисает такая плотная, что можно резать ножом.
В этот момент Карина появляется рядом. Она улыбается, но чувствуется напряжение. Что–то услышала?
— Ребята, всё нормально? — спрашивает она.
– Пойдём, сделаем фото на носу яхты, подружкам отправишь, – выдавливаю из себя.
Я уже вижу, какие взгляды бросает Руслан в нашу сторону. От него разит алкоголем, и я чую, что дело пахнет жареным.
Нет, я вовсе не трепетная лань, уводящая дочь от скандала. Мне стоит немалых трудов улыбаться и делать вид, что я в восторге от моря, свежего бриза и закатного солнца.
В животе предательски урчит, а во рту – противный медный привкус. Всё это время я думаю о том, как бы меня не стошнило на лакированные доски. Или, не дай бог, на белоснежные теннисные туфли Тимура. Пусть лучше это произойдёт где–нибудь подальше от людских глаз.
Судорожно вцепляюсь в железные перила и почти падаю за борт. Господи, за что мне это?
– Мам, ты в порядке?
Делаю слабый жест рукой, не в силах ответить, разглядывая белую пену у борта сквозь пелену наворачивающихся слез.
– Яночка, вот вы где! – За спиной мамин окрик. – Я тоже хочу с вами.
О нет, лучше не надо... Наклоняюсь ниже. Чувствую, как внутри меня разъяренный осьминог размахивает щупальцами. Когда это закончится?
– Осторожнее, упадёшь. Хотя, думаю, что за тобой прыгнут сразу двое...
Никак не реагирую на лестное для моей женской самооценки замечание. Пусть прыгают хоть все присутствующие во главе с Азой и Кариной. Мне сейчас всё равно.
– Мама меня фотографироваться привела, а сама...
– Сейчас подышит, и её отпустит...
– У Тимура наушники крутые...
– Странные они женщины, конечно. Но у них другая культура...
Голоса Сони и мамы еле слышно бормочут где–то в другом измерении.
– Как ты её терпела? Аза вообще не меняется, меня затошнило от её трескотни...
Последняя фраза меня добивает, организм объявляет окончательную капитуляцию. С утробным звуком наконец–то облегчаю желудок. Отрываюсь от борта и вытираю рот тыльной стороной ладони.
Вот сейчас я ощущаю морской бриз. Он приятно холодит лоб.
– Господи... Ты чего?
– Мам, ты как?
«Опорочила яхту, не видите что ли!»
Отворачиваюсь, стыдясь своего состояния. Поворачиваюсь и слабо откидываюсь на перила. Ноги подкашиваются, но я цепляюсь за спасительный бортик.
– Тебе помочь? – Соня осторожно трогает мое плечо.
– Нет, солнышко, всё хорошо, – лгу я, чувствуя себя разбитым корытом.
Кажется, Нептун принял моё жертвоприношение. Постепенно волна тошноты отступает, и я начинаю различать сквозь туман в голове, взволнованные голоса мамы и дочери.
Повернувшись в сторону, вижу, как Тимур и Руслан жестикулируют вдалеке, а Карина нервно теребит кольцо.
Чёрт с ними со всеми! Сейчас я даже рада, что дурнота отвлекла меня от мрачных мыслей о бывшем муже. И не хочу, чтобы единственное положительное воздействие морской болезни рассеялось, как дым.
Нужно концентрироваться на чём-то другом.
– Я в порядке. Уже... – Тяну руку к Соне. - Давай телефон, сфотографирую.
Соня, взвизгнув, сует мне в руки мобильник и летит на нос яхты. Эффектно становится там, запрокинув голову. Делаю глубокий вдох, чувствуя остаточную слабость в коленях, но всё же поднимаю мобильник.
– Откуда в ней это? – фыркает мама. – Ты была скромняга, на выпускной в джинсах хотела идти.
– От отца у неё это, – бурчу, направляя на Соню камеру и делая пару снимков.
– Кстати, о Сонином отце... Если он вздумает в новом браке загулять, ему не поздоровится.
– Мама... Ну как ты можешь!
– Я знаю, о чём говорю. О, шампанское! – Мама делает щелкающий знак пальцами, подзывая официанта.
Я тактично молчу и жду, когда она продолжит. Не хочу показывать свой интерес и поворачиваюсь к морю. Глубоко дышу, прогоняя остатки тошноты. Хоть бы меня снова не накрыло!
Солнце садится. Я упираюсь взглядом в линию горизонта, говорят, последний луч, который бросает солнце на землю – зелёного света. Тот, кто увидит, может загадывать желание.
Вот бы мне повезло! Я бы загадала... Я бы загадала...
Стереть себе память! Чтобы Руслан, который сейчас разъярённым пьяным быком дышит на моего нового знакомого, вызывал только отвращение. Почему так нельзя сделать?
– Мама, чего стоишь? – кричит Соня. – На закате отличный свет.
Послушно направляю на неё камеру и записываю видео, как Соня рукой поправляет разлетающиеся волосы.
– Я тут кое–что узнала от старых ведьм, – мама изящно придерживая бокал за ножку заговорщически склоняется ко мне. – Родители у Тимура и Карины своеобразные...
– В смысле? – и добавляю для дочери погромче. – Соня, меняй позу.
Та послушно опирается о бортик и прогибается в талии.
– В том–то и дело, что...– мама делает глоток и недовольно морщится. – Неладно у них в семье! Я это тебе, как специалист по разводам говорю.
– Неладно у них в семье, я это тебе, как специалист по разводам говорю. – Выразительно шипит мама.
– Ой... Ну ты скажешь.
Помахиваю в её сторону так интенсивно, что чуть не роняю Сонин телефон. Ещё не хватало! Угрохать второй мобильник за день – чересчур даже для меня.
– Не дело это, когда богатый, пусть и пожилой мужчина, годами живёт где–то за границей. – Продолжает она упрямо. – Строит там свои отели.
– Это их дело. Пусть живет, где хочет. И строит, там, где хочет. Сонечка, может хватит? – последнюю фразу кричу так, чтобы моя вертихвостка это услышала. Но дочь лишь кокетливо забрасывает руку за голову.
Со вздохом вновь ловлю её в прицел камеры.
– Отец у Карины и Тимура – человек тяжёлый, я думаю. – Мама ниже склоняется ко мне. – Но, бизнесмен и реалист. На Тимура он надежд не возлагает... – Снова отпивает шампанское и кривится. – ...Пока не знаю почему. Карина – женщина, и по его понятиям тоже не способна к принятию важных решений. А воспитать нового ребёнка уже не позволяет возраст. Он решил, что более благополучным ребёнком станет...
Отвлекаюсь от телефона и с недоумением смотрю на маму, которая глазами выразительно стреляет в сторону Руслана.
– ...Станет Руслан.
Поворачиваюсь к бывшему мужу.
Тот, стоит, опустив плечи, и широко расставив ноги сверлит взглядом Тимура. Ветер играет его волосами и раздувает белую рубашку. Даже издалека вижу, как он нервно перекатываются желваки на скулах.
Хорош, засранец! Даже в не совсем трезвом и, кажется, разъярённом виде. Почувствовав мой взгляд, медленно поворачивается и я мгновенно вскидываю телефон, как щит.
– Соня, фото яхты тоже сделала. – Нарочито громко кричу и поворачиваюсь к дочери. Пусть Руслан не думает, что я на него пялюсь.
Мама передёргивает плечами.
– Карина и Руслан родят ему внуков, которым можно будет передать отельную империю, которую он сейчас истово строит.
Мне неприятно это слушать, почему–то становится гадко от того, что Руслана кто–то воспринимает, как производителя.
– Это тебе Аза рассказала? – фыркаю.
– Нет, конечно. – Мама задумчиво вращает бокал за ножку. – Нужно уметь читать между фраз, ловить смысл в словесных паузах и грустных взглядах.
Неодобрительно цокаю языком.
– А я тебе вот что скажу. Скорее всего моя драгоценная бывшая свекровь Аза договорилась со своей старой подружкой Марией, и они познакомили своих детей. Это же удобно – девочка из хорошей обеспеченной семьи, с теми же корнями. Чистая кровь и всё такое, на чем Аза всегда была помешана. Надавила, поплакала, поныла... Пожаловалась на одинокую старость и больное сердце. И вуаля! Сынуля сдался.
– Они очень хотели, чтобы приехала Соня. – Мама заговорщически подмигивает.
– И что?
– Смотрины... Хороший кобель оценивается по предыдущему приплоду.
Смотрю на неё вытаращив глаза. Да ну... Гадкая дичь какая–то!
Почему–то накатывает тошнота и мне опять хочется свеситься через бортик.
– Мама, не говори глупости. Не делай поспешных выводов. Ты первоклассный адвокат, а не третьесортная гадалка.
– А вот этот едкий сарказм у Сони от тебя. Она тоже может завернуть так, что мало не покажется, – мама назидательно наставляет на меня палец. – От неё мужики еще наплачутся. Тебе бы у неё поучиться!
Нда, тут мама права.
Мельком бросаю взгляд на Тимура и Руслана. Из–за меня никогда страсти не кипели. И сейчас мне нравится, что бывший муж бесится. И пусть не столько из–за меня, сколько из–за нашей дочери, даже это немного тешит моё женское самолюбие.
В юности я не пользовалась популярностью у мужчин. Я была, скорее «умненькой», чем «красивенькой». Да и сейчас мало напоминаю роковую соблазнительницу.
Мне не передалось от мамы искусство интриг и светские манеры. Хотя... Возможно дело в отсутствии практики. Может быть, пора приступить к тренировкам? К тому же и случай подходящий...
Маленький демон в кожаных легинсах и с вилкой для фондю вместо трезубца, который живёт в голове каждой женщины, настойчиво шепчет: «Давай, подговори Соню. Пусть рассказывает папочке, что добрый дядя Тимур обещал на выходных показать нам свою виллу на Мальдивах. Пусть козёл–папочка знает, что мы больше ему не принадлежим. Пусть сдохнет в муках на нашем коврике у дверей»
Машинально улыбаюсь этой мысли. Мне отчаянно хочется врубить режим стервозины.
«Яна, ты же знаешь, что с Русланом это не пройдёт. Ты же не собираешься рассорить дочь с отцом окончательно? – Вступает в разговор бледная сущность с лицом школьной учительницы. – Ты обещала не использовать дочь как оружие мести? Давай запишем это в список «Хороших решений Яны»?
– Он приедет, и что–то будет. Я тебе точно говорю. – вырывает меня из размышлений мама.
– Что?
Мама повышает голос:
– Отец Карины и Тимура, говорю, приедет и что–то будет... О чём задумалась?
– Так, о моральных дилеммах... Неважно.
Мама смотрит, как пузырьки поднимаются в шампанском. И решительно выливает содержимое за борт.
– Надеюсь, на свадьбе что–то более приличное подадут.
– Соня, стань так, чтобы солнце у тебя будто на ладони было... Нет, левее руку. Да. Вот так!
– Фу, какая пошлятина, – снова фыркает мама, продолжая пялиться на пустой бокал.
– Не пей ты шампанское, раз тебе не нравится.
– Я не про шампанское, я про твои таланты фотографа. Кстати, я не понимаю радость Марии от ожидания этой свадьбы. То ли она хорошая актриса, то ли у неё свои планы. Ведь Русланчик перейдёт дорогу её любимому сынуле...
– Вот это уж точно не наше дело. Отлично, детка, так и держи руку – кричу уже Соне.
– Может быть, мне это только кажется, но Руслану в этой семье придётся несладко. Он еще не раз в тоске вспомнит о своей золотой тёщеньке. – Улыбается мама. – К сожалению, бывшей!
– К счастью, мама. К счастью!
– Как бы то ни было, Соню не просто так настойчиво звали. Это смотрины генофонда. Мария от неё в восторге. Карина – тоже.
– Я же говорила тебе... – подушечкой пальца, щедро покрытой кремом, касаюсь красного блестящего носа Сони, и она ойкает. – Довыпендривалась!
Соня подкатывает глаза с характерной для подростков усталостью, но позволяет нанести крем на обожённый участок.
– Лоб ещё, – бурчит, – и щёки.
– Вижу уже. – Выдавливаю очередную щедрую порцию крема. – Зато фото отличные получились. Обгорела, как индеец. Как с отцом в ресторан пойдёшь?
– Бабушка Аза сказала платье длинное надеть, отец Карины будет. – игнорирует она мой вопрос.
Теперь глаза подкатываю я.
– У бабушки Ларисы возьмешь купальный халат, устроит? – Соня морщится, когда я похлопывающими движениями наношу ей крем на щёки. – Другого ничего нет.
– Ладно, по дороге папа что–нибудь купит.
– Свободна! – раздражённо завинчиваю тюбик и наблюдаю, как Соня уносится в ванную разглядывать своё лицо.
«Ага, купит твой папа, – думаю. – Если выжил». Руслан, кажется, напился до потери ориентации. Немного утешает, что плохо в этой поездке было не только мне.
Ручка двери дёргается, затем раздаётся нервный стук. Сразу узнаю маму. Она любит тарабанить так, будто за ней гонятся бандиты. Хотя наши номера рядом.
– Сейчас, сейчас, – ворчу, вставая.
На ходу размазываю остатки крема по рукам.
Мама входит, настороженно оглядываясь по сторонам, будто надеется застать у меня Тимура.
– Соня в ванной, больше никого нет. – Предупреждаю её вопрос.
Мама понимающе кивает и плюхается на пуфик у туалетного столика.
– Не говорили больше? – приподнимает бровь.
Мама спрашивает о Тимуре, и не нужно быть экстрасенсом, чтобы об этом догадаться.
– Сама знаешь. – Складываю косметику в сумочку. – И мне не до него было, и ему, похоже, тоже.
Остаток нашей прогулки прошёл скомкано. Я чувствовала себя не лучшим образом – морская болезнь не располагает к приятному отдыху. Тимур с Русланом спустились вниз выяснять отношения. Женщины, сбившись в кучку, шушукались о чём–то. Мама несколько раз подходила к ним, но новой информации, судя по её расстроенному лицу не добыла.
Сойдя на берег, я быстро попрощалась с Тимуром и упорхнула в номер, по которому отчаянно скучала эти пару часов.
– Он у тебя даже телефон не попросил?
– Ты серьезно?
– Точно, совсем забыла... – Хлопает себя по лбу. – Ты же без связи пока. Кстати, про связь... Там до соседа из триста седьмого не могут достучаться. Ничего не слышала? Может крики были, ссора?
– До какого соседа?
– За этой стенкой. – Мама выразительно хлопает по перегородке. – Говорят, заехал и не выходит уже сутки. На дверях табличка «Не беспокоить»
– Нет, не слышала. – С хрустом застегиваю сумочку. – Откуда ты всегда всё знаешь?
– Общаюсь с людьми, Яночка. И тебе бы не мешало.
– Отсыпается человек, – пожимаю плечами. – Что такого?
– Грустный мужик в драных джинсах? – Сонька выходит из ванной. – Я видела, как он заезжал.
– Вот, даже ребёнок заметил, что он был грустный. Я помню коллега защищала администратора отеля, который был виноват только в том, что в его смену вот такой грустный одинокий мужчина повесился. Ушёл красиво: у моря, без жены и детей.
– Мам, давай без этих историй. Расскажи их лучше горничным, которые сплетничают, но постучать боятся.
– Как они постучат? – Мама округляет глаза. – Написано же «Не беспокоить!».
Сонька подлетает к стене, прикладывает ухо и морщится. Уши у неё тоже обгорели?
– Тихо... – Сообщает нам. – Там тихо! Точно повесился!
– Ты ребёнка мне напугала! – Сердито скрещиваю руки на груди. – Зачем эти глупые разговоры?
– Мам, я к бабушке пойду. Не хочу, чтобы за стеной кто–то мёртвый был, – ноет Соня.
Выдыхаю зло и шумно. Они меня с ума сведут обе!
Подхожу к стене, сердито стучу кулаком.
– Мужчина, у вас всё в порядке? – ору достаточно громко, чтобы разбудить пол этажа.
Соня и мама замирают в напряжённом молчании. В тишине слышно, как клацает замок соседней двери.
И... осторожный стук к нам.
Соня взвизгивает и с ногами лезет на диван. Косясь на маму, делаю движение шеей в сторону двери.
Ну что, зачинщица... Заварила кашу – давай, расхлёбывай!
Она поправляет причёску и чинно шествует к двери, распахивает её.
— Добрый день. Простите мою дочь — день был тяжёлый, солнце, жара, плюс морская болезнь...
Не выдерживаю — подхожу сама. На пороге стоит молодой человек. Худой, взъерошенный, симпатичный, но с таким несчастным лицом, будто на него недавно рухнул мир. Похож на мокрого воробья.
Отодвигаю маму локтем и выступаю вперёд.
– Извините. Хотела узнать, всё ли у вас в порядке? Персонал отеля беспокоятся, что с вами что–то случилось.
— Всё в порядке, — он улыбается чуть виновато. — Просто... моя девушка выходит замуж за одного из владельцев этого отеля.
— Как интересно... – тянет мама и с интересом косится на меня. – А наш бывший муж, который является одним из владельцев отеля, как раз собирается жениться...
— Ваш? – Мужчина вопросительно переводит взгляд с меня на маму и обратно.
— То есть, моей дочери, – фыркает мама. – Что здесь непонятного? А вашу «девушку» случайно не Карина зовут?
Лицо незнакомца вытягивается.
— Спасибо, мы поняли, что вы живы и здоровы. До свидания! – Пытаюсь захлопнуть дверь, но мужчина удерживает её ладонью, а мама в этот же момент выставляет ногу в белом отельном тапочке.
Если бы не сосед, ей сейчас было бы больно. Очень.
— Карина, – произносит он. – То есть... – округляет глаза и делает пальцем странные движения между мной и собой. Будто пытается воссоздать схему родственных связей.
— Кажется, вам с моей дочерью стоит многое обсудить, – мама улыбается улыбкой ехидной Джоконды.
— Кажется, не стоит. До свидания.
Отталкиваю маму и рывком захлопываю дверь. Сердито кручу пальцем у виска.
— Ты что? – шиплю еле слышно, чтобы сосед не услышал. – С ума сошла? Какое мне дело до бывших парней Карины?
— Сонечка, закрой ушки, – тянет мама и дождавшись, когда дочь с прискорбным стоном напялит наушники, продолжает тихо. – Ты всеми силами пытаешься закрыться от этой ситуации. Тебе судьба раз за разом подсовывает удобные случаи...
Клацает замок на двери соседа и я, уже открыв рот, затихаю. Молодец, не подслушивает.
— Я не хочу ничего знать. Ни о Руслане, ни о Карине, ни о ком... Что здесь непонятного!
— Все мои клиентки следят за бывшими, по крупицам собирают информацию, мониторят соцсети, нанимают детективные агентства... А ты — как в дзене. Медитируешь на боль.
— И пусть следят. Чем быстрее я забуду обо всём, тем будет лучше. Я не хочу снова тонуть в этом болоте!
— Но как? У вас есть общий ребёнок.
В груди ёкает. Да, у нас есть Соня. Но мне казалось, что за полгода я удачно научилась разделять жизненное пространство с бывшим мужем. Если бы не этот отпуск, вряд ли бы наши пути пересеклись снова.
— Подумай, чем плохо, если ты узнаешь что-то о Карине? Я не прошу тебя шпионить. Просто подумай о том, что у Руслана будет новая семья...
Мне неприятно это слышать, но продолжаю упрямо бурчать:
— Руслан, может, и козёл, но отец нормальный.
— Новая жена – это аргумент без права на апелляцию. Потому что если он женится, значит — появится новая мама на выходные.
Нервно облизываю губы. Я так упорно строила вокруг себя стену, что забыла: у дочки тоже есть дверь, через которую может войти кто угодно.
Почему-то казалось, что всё будет, как и раньше. Руслан отводит Соню в кафе или на какую-нибудь развлекаловку два раза в неделю, а быт, уроки, кормёжка и всё остальное — на мне.
Я уже пережила ночи слёз, бессонницы и горькие мысли о том, почему Руслан меня разлюбил. Пережила самокопания, когда пыталась разобраться, в чём же я так плоха.
И не хочу возвращаться к этому. Не хочу мучиться, представляя, что моя девочка ночует у отца, а чужая женщина гладит её перед сном по голове, а потом идёт и ложится в постель к мужчине, которого я когда-то считала своим.
Жизнь перемолола меня, растёрла в порошок и залила кислотой. Я воскресла из пепла и снова в этот ад опускаться не собираюсь!
— Мне не нравится, что Карина и её мать так крутятся около Сони, – шепчет мама. – Это ненормально. Она должна ревновать, завидовать, дистанцироваться... Всё, что угодно! Но не приглашать её в ресторан, пусть и в длинном платье.
Отворачиваюсь к стене, зажимая виски.
— Здесь что-то не так, Яна. И ты можешь это узнать.
— Я не хочу! – сиплю.
— Тогда я сама узнаю...
— Стой, – поворачиваюсь и хватаю её за руку. – Нет, лучше я!
— Отлично! – мама улыбается. – У меня есть вино, купила в дьюти фри, хотела выпить вечерком. Но тебе нужнее.
Спустя десять минут я уже стучу в соседнюю дверь.
— Да, – хрипловатый голос.
— Простите, это я... Ваша соседка. – Сжимаю в руке выданную бутылку хорошего шардоне. – Я хотела извиниться за грубость. Вам и так сейчас нелегко, как я понимаю...
Замок щёлкает.
— Проходите...
— Проходите, — голос у него чуть хрипловатый, будто он давно ни с кем не разговаривал вслух.
Он чуть отступает, пропуская меня в комнату. Внутри пахнет растворимым кофе и гелем для душа. А ещё одиночеством, которое не спешат прогонять.
Я несу вино перед собой двумя руками, как посылку с бомбой. Он замечает это и вдруг почти улыбается:
— Поставьте на стол, я сейчас найду что-то вроде бокалов.
Неловко ёрзаю на кресле, пока он с хрустом отвинчивает крышку.
– Без штопора открывается, предусмотрительно... – И снова эта ускользающая грустная улыбка. – Вы не против, если в чашку налью. Бокалы нужно на ресепшн просить.
Растеряно машу головой из стороны в сторону, потом киваю. В итоге, произношу вслух.
– Не против.
Пока он разливает золотистый напиток по чашкам рассматриваю его лицо.
Симпатичный. Младше меня. Лет двадцать пять, наверное. Их тех, кого в детстве, бабушки щиплют за щечки и шепчут: «ух, какой богатырь растёт».
Он и вырос. Русоволосый, коренастый. Причёска, может, и не такая, как у статусного мужчины. Тщательно выбритые виски и длинный хвостик на затылке, небрежно стянутый на затылке резинкой.
Не гармонирует с его комплекцией. Ему бы подошёл дерзкий ёжик и боксёрские перчатки.
Поймав мой взгляд, смущённо потирает кончик носа. Странно, вроде такой крепкий, основательный, но стеснительный.
Чувствую себя крайне неуютно. Как два алкаша, пришли сели и пьем. Ему, явно тоже не по себе.
– Может сыр заказать? – спрашивает.
– Нет-нет, что вы... – поднимаю кружку. – За знакомство. Меня зовут Яна.
– Андрей, - с лёгким звоном кружки соприкасаются.
Первый глоток вина проходит тяжело — язык ещё не готов к искренности.
— Кажется, мы...
— Так неожиданно...
Начинаем говорить одновременно. Потом также дружно замолкаем.
Господи, какая я дура! Надо было маму отправить. А лучше вообще не соваться. Зачем я сюда приперлась? Все в порядке с парнем. Может, спит или книги читает... А кто чья невеста и чей муж – дело десятое.
– Наверное, я пойду, - вскакиваю. – Было очень приятно.
– Яна... – Вдруг произносит он. – Вас пригласили на свадьбу? Или как меня...
Замолкает. И мне почему-то становится его жаль. Может быть, потому что молодой? Или слышу в его голосе горечь?
Сажусь, разглаживаю складки платья на коленях.
– Меня нет в списках. Но я могу пойти. Я сама не хочу. Зачем?
– А я хочу...
– А смысл?
– Хочу убедиться, что это правда. Наверное, увижу всё своими глазами и поверю.
Чтобы занять руки и заполнить неловкую паузу, тянусь к бутылке и вглядываюсь в этикетку.
– Нотки ежевики и цитруса... – Меланхолично зачитываю. - Зачем вам это, Андрей? Не мучайте себя. Уезжайте.
– Не могу, - Разводит руками и становится похож на плюшевого медведя. Тоже какой-то мягкий и беззащитный. – Я её люблю.
– Карину?
Он кивает, будто не хочет слов.
Замолкаю. Разговор заходит в тупик. Всё-таки допросы – не мой конёк. Я не получаю удовольствия, когда «потрошу» человека. К тому же, когда не вижу цели для этого вытаскивания всего напоказ. Может парень и рад бы поделиться, но явно не очень-то хочет рассказывать всё какой-то злой тощей тётке.
– Мы с ней со школы дружили. Вместе учились, - вдруг начинает рассказывать Андрей.
-- Классно... – Только и нахожу что сказать. И это слово повисает в воздухе, такое пустое, такое ненужное.
Внезапно осознаю. Ему ведь тоже нелегко. Сидит перед ним женщина – не первой молодости, уставшая и с потухшим взглядом. И у неё вроде, такая же беда, как и у него. И хочется видеть во мне собрата по несчастью, а не следователя.
Эх, Андрей! Только я не собрат я тебе, а... Даже не знаю кто. Только сопли распускать по лучшим годам моей жизни не намерена.
Андрей перекатывает чашку в ладонях, будто пытается согреть пальцы.
— Вы знакомы с ней? С Кариной.
Не вопрос, а утверждение. Я медленно киваю.
— Да, немного.
— И… что вы о ней думаете?
Глаза у него тёмные, почти без бликов. Смотрю в них и понимаю: он не просто так спрашивает. Он ищет подтверждения чему-то. Какой-то своей правде.
— Думаю, она сделала выбор, — осторожно говорю я. — И теперь вам нужно сделать свой. Уехать, например.
Он резко откидывается на спинку стула, будто я толкнула его в грудь.
— Мой выбор? А какой у меня выбор, Яна? — его голос впервые звучит резко. — Смириться? Уйти? Сделать вид, что ничего не было?
— Вообще-то, ничего плохого в этом нет, - слегка привстаю горячась. – При расставании лучше всего поблагодарить партнера за всё хорошее, отпустить его и отрезать все ниточки.
— Это и есть, сдаться! – Тихо и неожиданно зло произносит он. – и не надо меня лечить фразами из подростковых статусов. Я уже не мальчик!
Я открываю рот, но слова застревают в горле. Вот тебе и плюшевый мишка...