— Нашего дома больше нет?
Маленькая Шэна крепко сжала руку матери, глядя с холма на алое зарево пожара.
Сперва она решила, что закат пришёл на Навьи земли в неурочный час. Даже обрадовалась — когда ещё увидишь такое чудо? Уже собиралась было побежать к родному становищу, но мать удержала её за ворот серой кроличьей дохи.
— Нельзя, дочка. Нужно уходить.
Младший братик Шоно громко заплакал, услышав эти слова. Ему было всего четыре, и Шэна, которая была на целых три года старше, презрительно фыркнула:
— Пф! Мальчишки не должны плакать. — Она подняла голову, ища одобрения матери. — Мам, ну скажи ему!
Но в глазах матери тоже стояли горькие слёзы. Значит, случилось и впрямь что-то очень серьёзное.
— А где папа? И бабушка Дэма? — Шэна тщетно вглядывалась вдаль, пытаясь увидеть отца верхом на верном Ветерке. Разве мужчины не должны были защищать их поселение от врагов?
Набеги соседей случались то и дело, но Племя Волка знало, чем встретить незваных гостей. Порой Волки и сами совершали набеги. Прежде Шэна не видела в этом ничего плохого. Если у тебя украли сундук с добром и увели скот — это беда, но если ты увёл — то ты ловкач и молодец.
Вот только теперь всё выглядело иначе. Там, где раньше стояли их юрты, виднелись лишь догорающая трава да дымящиеся головешки. Ни криков, ни лязга оружия, ни блеяния испуганных овец. Такая жуткая стояла тишина, что даже пения птиц в степи и то не было слышно…
Девочка подумала, а вдруг это всё страшный сон, и ущипнула себя за щёку. Ох, больно. Но даже тогда из её светлых глаз не пролилось ни слезинки.
Бывало, она плакала, ударившись коленкой об острый камень. Или в тот раз, когда случайно разбила любимую папину пиалу. Но сейчас, когда пришла настоящая беда, глаза словно высохли. Только нутро скрутило да живот подвело, как бывало порой от прокисшего козьего молока. Ох, зря они сегодня пошли за ягодами. Может, остались бы дома — и ничего плохого не случилось?
— Дети, за мной, скорее, — мать потащила их прочь с холма.
Шоно послушно пошёл, как козлёнок на привязи. Шэна же начала упираться.
— Нет, мам. Нужно спуститься. Моя кукла…
— Будут тебе другие куклы, — прикрикнула на неё мать, и девочка, насупившись, притихла.
Потом они всё шли и шли по степи, пока настоящий закат не окрасил небо в цвета пожара. Даже когда начало смеркаться, в воздухе всё ещё чувствовалась гарь, и Шэне казалось, что теперь этот запах будет преследовать их вечно. Как на берегах Огнь-реки, что находится далеко на юге, за Изумрудными горами.
— Мам, а долго ещё? Я устал, — заныл Шоно.
— Потерпи, малыш. Скоро будем на месте. Дедушка Мун ждёт нас.
Мать взяла Шоно на руки, и тот тут же повеселел, потому что очень любил старика Муна. А вот Шэну эта новость отнюдь не успокоила. Раньше они ездили до дальнего становища только верхом, поэтому она понимала, что идти ещё долго, а ноги гудели невыносимо. К тому же Мун был им никакой не дедушка. В смысле, не родственник, а суровый шаман соседнего Племени Медведя. И Шэна, признаться, его немного побаивалась. Разве станет добрый человек вплетать в бороду человеческие кости?
Когда идти стало совсем невмоготу, они остановились на привал, съели всю землянику, которую собрали в тот день, и напились воды из ручья.
После скудной трапезы Шэну начало клонить в сон, но она знала: нельзя спать ночью в степи, если у тебя нет тёплого одеяла. Даже летом ночи бывали такими холодными, что запросто можно было встретить чотгору-трясовицу и помереть, как батя подруженьки Адари в том году.
При мысли о подруге сердце кольнуло, но Шэна отбросила дурные мысли. Наверное, все её родные и друзья успели уйти из становища. Может, их тоже приютил старик Мун? Надо только дойти до Медведей, а там они снова встретятся, обнимутся, и всё будет хорошо! Юрт и всего остального скарба, конечно, жалко. Но это дело наживное — так бабушка Дэма говорила. А она, между прочим, трижды погорелица. Даже шрам от ожога на лице остался.
— Мам, а это Змиулан всё спалил? — у малыша Шоно зубы стучали от холода.
— Какой ещё Змиулан? — мать нервно дёрнула плечом.
— Ну про которого бабуля песню пела…
Теперь Шэна тоже вспомнила. Их бабушка была сказительницей, играла на трёхструнной чанзе и знала тысячи разных историй. Была среди них одна и про могущественного змея — прародителя всех горынычей. Мол, живёт этот змей в подземном дворце. Богатств у него — видимо-невидимо. Сундуки ломятся от мехов и злата. Все земли от Изумрудных гор до Огнь-реки — его вотчина. Но Змиулану всего этого мало. Хочет он ещё больше земель заграбастать. Девиц ворует — куда ж без этого. Пленницы потом в змеищ превращаются по воле нового господина и уже не помнят ни родни, ни прежней жизни. А ещё бабушка говорила: коли не будешь старших слушаться и спать вовремя не ляжешь, то и тебя Змиулан сцапает.
Шоно тогда не поверил, рассмеялся. Да как же, говорит, он меня сцапает, коли я не девица? Но бабушка не растерялась, усмехнулась: ты, милок, у нас красавчиком уродился. Тебя тот змеюк с девчонкой перепутает да умыкнёт. Пока разберётся, что к чему, ты уже юрким ужиком будешь ползать. Так что живо спать!
— А ну стой! Куда ты? Никак сбежать собралась?
Уж кого-кого, а родного брата Шэна не ожидала увидеть в этот поздний час, когда спускалась из окна второго этажа по плетям дикого винограда. Разумеется, она состроила невинное лицо.
— Я только прогуляться. Сам знаешь, непривычно мне в дивьем доме спать, душно. А так хоть на звёздное небо посмотрю — степь родную вспомню.
Врать Шэна не любила, но ради такого важного дела — стоило. Жаль, Шоно ей не поверил. Не повезло: умный братишка вырос.
— Учитель Мун велел за тобой следить. Сказал: ещё раз попытаешься удрать — на цепь посадит.
— Ха! А ты, значит, рад стараться, верный ученик шамана, — Шэна задрала нос и даже встала на цыпочки. Но увы, те времена, когда она могла смотреть на Шоно сверху вниз, давно миновали. Ишь, вымахал длинный как жердь.
— Прошу тебя, вернись, пока не поздно. Глупое дело ты задумала.
— Ты даже не знаешь какое! — девушка топнула ногой. — Хоть на три засова меня запирайте, хоть на цепь сажайте, а я всё равно сбегу. Не для того мы с тобой дважды чудом выжили, чтобы теперь в дивьих бараках ютиться. Старику Муну, между прочим, в хозяйском доме комнату выделили.
Шоно вздохнул. Того первого случая, когда они избежали смерти, потому что пошли с мамой за ягодами, он почти не помнил — маленький был. А вот во время недавнего нападения на Племя Медведя ему здорово досталось. Левая рука теперь покоилась в лубке, подвязанном платком к шее. И даже шаман Мун до сих пор не мог сказать, сможет ли его ученик играть на чанзе, как раньше. Внешне Шоно держался спокойно, терпеливо ожидая того дня, когда старик разрешит снять лубки, но Шэна беспокоилась за брата. Она-то знала, что чанза — это вся его жизнь.
Медведям повезло больше, чем когда-то Волкам. Добрая половина племени выжила. Но когда они обратились за помощью к соседям, те совсем не обрадовались. И даже не потому, что придётся добром делиться. В ночном нападении на Медведей они увидели дурной знак судьбы.
Шэна прикрыла глаза, вспоминая тот день.
Вожак Огнепёсьего племени — здоровенный воин по прозвищу Клык — сплёл руки на груди, одарил погорельцев суровым взглядом и молвил:
— Среди вас волчьи дети. Не к добру.
— После стольких лет пора бы забыть о вашей вражде с теми, кого давно уж нет, — шаман Мун неодобрительно поджал губы.
Клык покачал головой.
— Не в этом дело. Былые распри забыты и похоронены. Я говорю о проклятии. Великий Змей следует за ними.
Великим Змеем вождь называл, конечно же, Змиулана. Среди Огнепёсок бытовало поверье, что нельзя упоминать имя врага, чтобы не призвать его на свою беду.
— Нет никакого проклятия — это говорю тебе я. Хочешь поспорить с шаманом? — нахмурился Мун.
— Наш шаман думает иначе.
— Пусть тогда выйдет и скажет это мне в лицо!
— Мы не смеем тревожить его без нужды. А ответ вы уже получили. Племя Огнепёски окажет всю необходимую помощь племени Медведя, но с одним условием: изгоните волчат.
И тогда Шэна шагнула вперёд, гордо вздёрнув подбородок, и рыкнула по-волчьи:
— Да пошёл ты к чотгору, вождь! Мы сами уйдём.
Несмотря на её дерзость, Клык не разгневался.
— Мудрое решение. На твоём месте я поступил бы так же.
— Но ты не на моём месте.
— Это с какой стороны посмотреть. Ты пытаешься защитить своё племя, а я — своё.
Шоно ничего этого не слышал, потому что валялся в горячечном бреду после ранения. А когда очнулся, всё было уже решено.
Старик Мун пытался договориться с другими племенами, но слухи о приносящих несчастье волчатах распространились, как пламя по сухостою. Они стали изгоями.
Вещей было мало, так что собираться долго не пришлось. Шэна понятия не имела, куда они отправятся, но шаман вспомнил о каком-то старинном дивьем знакомце. Так они и оказались в Светелграде.
То, что матушка с ними не пошла, Шэна ещё смогла как-то пережить. В последнее время та всё время болела. Нельзя было в таком состоянии отправляться в путь. А вот что её действительно задело, так это молчание Тумана. Стройный черноглазый охотник клялся ей в вечной любви, собирался даже идти к дядюшке Сэнхэ просить её руки. И хотя Шэна ещё не сказала ему «да», страшась расстаться со свободой, но сердцем всё-таки тянулась к этому парню. А потом… на её «пойдёшь со мной?» он опустил взгляд. И даже не вышел проводить, когда они с братом уезжали на рассвете. В тот день в воздухе пахло гарью. И Шэна чувствовала себя преданной.
— Эй, ты чего вдруг застыла, словно не здесь? — встревожился Шоно.
Девушка вздрогнула и открыла глаза.
— Просто задумалась…
— Ух, не делай так больше. Это пугает. И вообще, возвращайся в дом. Мы должны быть благодарны господину Деяну за приют.
— Ты его уже господином величаешь? — Шэна презрительно фыркнула. — В степи у нас не было господ. Что дальше? Полотенце по утрам подавать? В ножки кланяться? Так и становятся рабами.
Даже в бледном свете луны было видно, как Шоно покраснел от смущения.