От лица Императора Рэйнора
Боль пришла без предупреждения.
Она не была похожа на чистую боль от раны, полученной в бою — ту, что можно стиснуть в зубах и презреть. Эта была иной. Глубинной, тягучей, словно сама суть моего естества раскалывалась изнутри. Я замер посреди тронного зала, и в мёртвой тишине раздался тихий, леденящий душу скрежет, похожий на треск замерзающего озера.
Этот звук издавал я сам.
Мой взгляд упал на левую руку, облачённую в чёрную перчатку из драконьей кожи. Боль пульсировала под ней, и я знал, что сейчас увижу. Медленно, с ненавистью к собственной слабости, я стянул перчатку.
Кожа на тыльной стороне ладони больше не была кожей. Она превратилась в подобие чёрного вулканического стекла, по которому, словно ядовитый плющ, расползалась новая трещина. Из неё не сочилась кровь. Из неё струился едва заметный, призрачный свет — свет угасающей магии. Свет моей умирающей души.
Тронный зал был отражением моего состояния. Величественные нефритовые колонны, некогда монолитные, теперь покрывала паутина таких же трещин. Огромное окно, выходящее на столицу, было тусклым, словно на него осела вековая пыль, хотя его чистили каждое утро. Моя империя гнила изнутри, и я, её сердце и хранитель, гнил вместе с ней.
— Мой Повелитель… — голос верховного мага Элиаса был слаб. Он и пятеро его аколитов стояли передо мной, бледные, измождённые, пахнущие озоном и отчаянием. Они только что закончили очередной бесполезный ритуал.
— Результат, Элиас, — мой голос прозвучал глухо. Мне не нужно было спрашивать. Я уже чувствовал ответ в новой волне боли.
Старый маг опустил голову. Седые волосы прилипли к его потному лбу.
— Пустота расширяется, Повелитель. Разлом, что открылся в день Катаклизма, поглотил ещё один город на юге. Аш'горот стёрт. Вместе со всеми жителями.
Аш'горот. Я помнил его. Город искусных оружейников, стоявший у подножия Огненной горы. Теперь его нет. А значит, и гора мертва. Ещё один шрам на теле моей земли. Ещё одна трещина на моём.
Я сжал руку в кулак, и потрескавшаяся кожа-обсидиан болезненно впилась в ладонь. Гнев — единственное, что ещё напоминало мне, что я жив. Бессильный, всепоглощающий гнев. Я был Драконом, повелителем Небес и Земли, рождённый из огня и камня. И я рассыпался на части, как глиняная статуэтка.
— Вы испробовали всё? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
— Всё, что есть в наших книгах, и даже то, чего в них нет, — голос Элиаса дрогнул. — Мы пытались запечатать Разлом, вливая в него жизненную силу земли, но это всё равно что пытаться вычерпать океан ложкой. Священный Артефакт, Сердце Мира, что веками служил якорем для этой земли... он разбит. Без него мы лишь оттягиваем неизбежное.
Он указал на алый бархатный постамент, где вместо цельного, сияющего кристалла теперь лежала горстка тусклых, безжизненных осколков. Зрелище этого поражения было невыносимо.
Тишина в зале стала тяжёлой, удушливой. Я смотрел на своих магов — мудрейших в империи, и видел в их глазах лишь страх, аглядя на трещины в стенах — видел свою приближающуюся смерть.
И тогда Элиас шагнул вперёд. Его глаза лихорадочно блестели.
— Есть… есть ещё одна легенда, Повелитель. Безумная. Запретная. О ритуале Призыва из-за Грани.
Я молча ждал.
— Древние тексты упоминают о существах из других миров, — торопливо зашептал он. — Не богов, не демонов... Смертных, но обладающих немыслимыми талантами. Легенда говорит о том, кого называют «Ткачом Душ». О том, кто может соединить разбитое. Не магией, но… искусством. Волей. Сами нити реальности подчиняются рукам такого мастера.
— Легенда, — выплюнул я. — Мы умираем, а ты предлагаешь мне сказку для детей?
— Это наш единственный шанс! — почти выкрикнул Элиас, и в его голосе прорезалась сталь. — Ритуал требует колоссальной силы. Мы должны будем направить всю оставшуюся энергию Артефакта, всю нашу мощь в одну точку. Это может уничтожить нас. Может не сработать, может призвать нечто ужасное. Но альтернатива — это гарантированная гибель. Тихое и позорное угасание.
Он был прав. Умереть в бою, в пламени собственной ярости — это была бы достойная смерть для дракона. Но рассыпаться в прах, как старый пергамент… Нет. Никогда.
— Тогда приступайте, — приказал я.
Страх и облегчение одновременно отразились на лицах магов. Они тут же начали готовиться. Зал наполнился гортанными звуками древнего языка, воздух загустел, заискрился. Осколки Артефакта на постаменте начали слабо светиться, оживая в последний раз.
Я сел на свой трон, чувствуя, как его холод проникает в моё тело. Трон тоже был покрыт трещинами. Я положил руки на подлокотники из цельного оникса и закрыл глаза, став центром этого урагана магии. Энергия закручивалась вокруг меня, маги выкрикивали слова силы, вытягивая жизнь из древних камней дворца.
Свет стал невыносимым. Пространство в центре зала начало искажаться, истончаться, словно ветхая ткань. Раздался оглушительный треск, будто раскололось само небо.
И всё стихло.
Я открыл глаза.
Свет погас. Маги тяжело дышали, опираясь друг на друга. Элиас смотрел в центр зала с ужасом и недоумением.
Там, на холодном мраморном полу, на коленях, стояло существо.
Призванное.
Я ожидал увидеть что угодно: сияющего духа, могущественного колдуна в расшитых рунами одеждах, многорукое божество.
Но это была просто… женщина.
Она была одета в нелепые штаны из синей грубой ткани и тонкую серую рубашку. Её каштановые волосы растрепались, а в широко распахнутых глазах цвета виски плескался первобытный ужас. Она была хрупкой, растерянной. Смертной. До смешного смертной.
Ритуал провалился. Он не просто провалился — он поиздевался надо мной. Вместо спасения он подсунул мне эту… пташку с подбитым крылом. Вся колоссальная цена была заплачена за пустышку.
Ярость, холодная и острая, как осколок льда, пронзила меня, заглушая боль.